ТРИБУ́Н (Tribúnus). По-види­мо­му, это сло­во пер­во­на­чаль­но обо­зна­ча­ло долж­ност­ное лицо, свя­зан­ное с три­бой (tri­bus) или пред­став­ля­ю­щее три­бу для опре­де­лен­ных целей; в древ­ней­шую эпо­ху харак­тер назы­вав­ших­ся так долж­но­стей был имен­но таков, и его мож­но так­же про­следить у позд­ней­ших долж­ност­ных лиц, носив­ших это назва­ние. Ниже при­ла­га­ет­ся опи­са­ние всех рим­ских долж­ност­ных лиц, извест­ных под этим име­нем.

1. Три­бу­ны трех древ­них триб. Во вре­ме­на, когда все рим­ские граж­дане при­над­ле­жа­ли к трем три­бам рам­нов, тици­ев и луце­ров, каж­дая из них воз­глав­ля­лась три­бу­ном (φύ­λαρ­χος, Dio­nys. II. 7; Dig. 1 tit. 2 s. 2 § 20; Serv. ad Aen. v. 560), и эти три три­бу­на пред­став­ля­ли свои три­бы во всех граж­дан­ских, рели­ги­оз­ных и воен­ных делах; то есть, с.1149 внут­ри горо­да они были маги­ст­ра­та­ми сво­их триб и совер­ша­ли от их име­ни свя­щен­но­дей­ст­вия, а во вре­мя вой­ны явля­лись их воен­ны­ми коман­ди­ра­ми (Liv. I. 59; Dio­nys. II. 64; Var­ro, de Ling. Lat. V. 81). Нибур (Hist. of Ro­me, I. p. 331) пред­по­ла­га­ет, что три­бун целе­ров (tri­bu­nus ce­le­rum) был три­бу­ном рам­нов, самой древ­ней и знат­ной из трех триб, и в этом Нибу­ру сле­ду­ет Гёт­линг (Ge­sch. d. Röm. Staatsverf., p. 166), хотя это пря­мо про­ти­во­ре­чит Дио­ни­сию (II. 13) и Пом­по­нию (de Orig. Jur. Dig. 1 tit. 2 s. 2 § 15), соглас­но кото­рым три­бун целе­ров являл­ся коман­ди­ром целе­ров, тело­хра­ни­те­лей царя, — утвер­жде­ние, отверг­ну­тое Нибу­ром без ссыл­ки на какой-либо антич­ный источ­ник, за исклю­че­ни­ем того, что Дио­ни­сий в одном месте (II. 64) неопре­де­лен­но гово­рит о три­бу­нах целе­ров во мно­же­ст­вен­ном чис­ле. Одна­ко в сле­дую­щей части работы (III. p. 41) сам Нибур при­зна­ет, что три­бун целе­ров суще­ст­во­вал отдель­но от трех три­бу­нов триб. Каким обра­зом назна­чал­ся три­бун целе­ров, неяс­но; но, несмот­ря на утвер­жде­ние Дио­ни­сия, что Тарк­ви­ний Гор­дый дал эту долж­ность Л. Юнию Бру­ту, гораздо более веро­ят­но, что три­бун целе­ров изби­рал­ся три­ба­ми или кури­я­ми, ибо мы видим, что когда тре­бо­ва­лось наде­лить импе­ри­ем царя (после кото­ро­го три­бун целе­ров был сле­дую­щим по ран­гу), он созы­вал коми­ции: имен­но в этом собра­нии Брут пред­ло­жил лишить Тарк­ви­ния импе­рия (Liv. I. 59). Закон, при­ня­тый под пред­седа­тель­ст­вом три­бу­на целе­ров, назы­вал­ся три­бун­ским зако­ном (lex tri­bu­ni­cia), в отли­чие от зако­на, при­ня­то­го под пред­седа­тель­ст­вом царя [Lex Re­gia]. Назна­че­ние три­бу­нов трех древ­них триб пре­кра­ти­лось, когда сами эти три­бы как поли­ти­че­ские субъ­ек­ты пере­ста­ли суще­ст­во­вать, а пат­ри­ции вошли в состав терри­то­ри­аль­ных триб Сер­вия Тул­лия [Tri­bus (рим­ская)].

2. Три­бу­ны Сер­ви­е­вых триб. После того, как Сер­вий Тул­лий разде­лил всю общи­ну на трид­цать терри­то­ри­аль­ных триб, мы вновь видим во гла­ве каж­дой из этих триб три­бу­на, кото­ро­го Дио­ни­сий назы­ва­ет φύ­λαρ­χος, так же, как и три­бу­нов пат­ри­ци­ан­ских триб (Dio­nys. IV. 14). Он упо­ми­на­ет их толь­ко в свя­зи с город­ски­ми три­ба­ми, но не может быть сомне­ний в том, что каж­дая из сель­ских триб так­же воз­глав­ля­лась три­бу­ном. Обя­зан­но­сти этих три­бу­нов, являв­ших­ся, несо­мнен­но, наи­бо­лее выдаю­щи­ми­ся пред­ста­ви­те­ля­ми сво­их окру­гов, по-види­мо­му, пер­во­на­чаль­но состо­я­ли в веде­нии уче­та жите­лей каж­до­го окру­га и их соб­ст­вен­но­сти в целях нало­го­об­ло­же­ния и набо­ра в армию. Когда впо­след­ст­вии рим­ские граж­дане полу­чи­ли осво­бож­де­ние от нало­гов, три­бу­ны лиши­лись глав­ной части сво­их обя­зан­но­стей, одна­ко про­дол­жа­ли суще­ст­во­вать. Нибур (I. p. 421) пред­по­ла­га­ет, что эрар­ные три­бу­ны (tri­bu­ni aera­rii), упо­ми­наю­щи­е­ся до кон­ца рес­пуб­ли­ки, были все­го лишь пре­ем­ни­ка­ми три­бу­нов триб. Варрон (de Ling. Lat. VI. 86) гово­рит о кура­то­рах всех триб (cu­ra­to­res om­nium tri­buum), под кото­ры­ми он, веро­ят­но, под­ра­зу­ме­ва­ет три­бу­нов триб. Когда в 406 г. до н. э. был уста­нов­лен обы­чай выпла­ты жало­ва­нья (sti­pen­dium) сол­да­там, каж­дый эрар­ный три­бун обя­зан был соби­рать налог (tri­bu­tum) в свой три­бе и из этих средств пла­тить сол­да­там (Var­ro, de Ling. Lat. V. 181), а в слу­чае невы­пол­не­ния этих обя­зан­но­стей сол­да­ты име­ли про­тив три­бу­нов пра­во pig­no­ris ca­pio (захва­та иму­ще­ства) (Ca­to, ap. Gell. VII. 10). Позд­нее обя­зан­но­сти три­бу­нов, по-види­мо­му, огра­ни­чи­ва­лись сбо­ром нало­га, кото­рый они пере­да­ва­ли воен­ным кве­сто­рам, пла­тив­шим сол­да­там [Quaes­tor]. Закон Авре­лия (70 г. до н. э.) при­звал эрар­ных три­бу­нов к осу­щест­вле­нию пра­во­судия наравне с сена­то­ра­ми и всад­ни­ка­ми, посколь­ку эти три­бу­ны пред­став­ля­ли класс наи­бо­лее достой­ных граж­дан (Orel­li, Onom. Tull. III. p. 142; Ap­pian, de Bell. Civ. III. 23). Но впо­след­ст­вии Юлий Цезарь лишил их этой при­ви­ле­гии (Suet. Caes. 41).

3. Народ­ные три­бу­ны (Tri­bu­ni ple­bis). Древ­ние три­бу­ны пле­бей­ских триб, несо­мнен­но, име­ли пра­во созы­вать собра­ния триб и сохра­нять при­ви­ле­гии, даро­ван­ные им царем Сер­ви­ем и впо­след­ст­вии Вале­ри­е­вы­ми зако­на­ми. Но от нена­сыт­но­го често­лю­бия и узур­па­ций пат­ри­ци­ев такой защи­ты было совер­шен­но недо­ста­точ­но. Когда пле­беи, доведен­ные до обни­ща­ния дли­тель­ны­ми вой­на­ми и жесто­ко подав­ля­е­мые пат­ри­ци­я­ми, уда­ли­лись в 494 г. до н. э. на Свя­щен­ную гору, пат­ри­ции вынуж­де­ны были дать пле­бе­ям пра­во назна­чать три­бу­нов (tri­bu­ni ple­bis) с более дей­ст­вен­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми по защи­те сво­его сосло­вия, чем те, кото­ры­ми обла­да­ли три­бу­ны триб. Цель их назна­че­ния состо­я­ла толь­ко в обес­пе­че­нии защи­ты от зло­употреб­ле­ний со сто­ро­ны пат­ри­ци­ан­ских маги­ст­ра­тов; и для того, чтобы три­бу­ны мог­ли осу­ществлять эту защи­ту, их лич­но­сти были объ­яв­ле­ны свя­щен­ны­ми и непри­кос­но­вен­ны­ми, и реше­но было, что любой нару­ши­тель этой непри­кос­но­вен­но­сти будет объ­яв­лен вне зако­на, а его иму­ще­ство пере­да­но в храм Цере­ры (Liv. II. 33; Dio­nys. VI. 89). Это поста­нов­ле­ние, по-види­мо­му, свиде­тель­ст­ву­ет о том, что, пыта­ясь защи­тить чле­нов сво­его сосло­вия, гла­вы триб сами под­вер­га­лись оскорб­ле­ни­ям и дур­но­му обра­ще­нию; такие вещи слу­ча­лись и после того, как свя­щен­ность три­бу­на­та была уста­нов­ле­на дого­во­ром — судя по тому, что через неко­то­рое вре­мя после учреж­де­ния три­бу­на­та были еще раз опре­де­ле­ны суро­вые нака­за­ния тем, кто осме­лит­ся пре­пят­ст­во­вать три­бу­ну при вне­се­нии пред­ло­же­ния в собра­ние триб. Закон, уста­нав­ли­ваю­щий эти нака­за­ния, пред­пи­сы­вал, чтобы никто не мешал и не пре­ры­вал три­бу­на, обра­щаю­ще­го­ся к наро­ду, а нару­ши­тель дан­но­го поста­нов­ле­ния дол­жен был пред­ста­вить за себя пору­чи­те­ля перед три­бу­на­ми в том, что он выпла­тит любой штраф, кото­рый они потре­бу­ют за нане­сен­ную обиду перед судом общи­ны: в слу­чае отка­за пред­ста­вить пору­чи­те­ля он лишал­ся иму­ще­ства и жиз­ни (Dio­nys. VII. 17). Сле­ду­ет, одна­ко, заме­тить, что дата при­ня­тия зако­на была более позд­ней, чем ука­зан­ная Дио­ни­си­ем, как пока­зал Нибур (II. p. 98); по всей веро­ят­но­сти, закон был при­нят лишь неза­дол­го до его пер­во­го при­ме­не­ния в 461 г. до н. э. в деле Цезо­на Квинк­ция (Liv. III. 13). Таким обра­зом, три­бу­ны полу­чи­ли воз­мож­ность ока­зы­вать помощь любо­му, кто апел­ли­ро­вал к народ­но­му собра­нию или нуж­дал­ся в ином содей­ст­вии. По суще­ству, они явля­лись пред­ста­ви­те­ля­ми и учреж­де­ни­я­ми пле­бей­ско­го сосло­вия, а их сфе­рой дей­ст­вия были три­бут­ные коми­ции. К пат­ри­ци­ям и их коми­ци­ям три­бу­ны не име­ли ника­ко­го отно­ше­ния. Сами три­бу­ны, одна­ко, не были судья­ми и не мог­ли назна­чать нака­за­ния (Gel­lius, XIII. 12), но мог­ли лишь вне­сти перед общи­ной пред­ло­же­ние о назна­че­нии штра­фа (mul­tam ir­ro­ga­re). Таким обра­зом, пер­во­на­чаль­но три­бу­ны были лишь долж­ност­ны­ми лица­ми, с.1150 защи­щаю­щи­ми плебс, но со вре­ме­нем их власть воз­рос­ла до такой сте­пе­ни, что воз­об­ла­да­ла над вла­стью всех про­чих маги­ст­ра­тов, и тогда три­бу­ны, как пишет Нибур (I. p. 614) ста­ли маги­ст­ра­ту­рой все­го рим­ско­го наро­да в про­ти­во­по­лож­ность сена­ту и оли­гар­хи­че­ским эле­мен­там вооб­ще, хотя и не име­ли ника­ко­го отно­ше­ния к пра­ви­тель­ст­вен­но­му управ­ле­нию. В кон­це рес­пуб­ли­ки три­бу­ны ста­ли насто­я­щи­ми тира­на­ми, и Нибур спра­вед­ли­во срав­ни­ва­ет их кол­ле­гию (какой она была в позд­ней­шие вре­ме­на) с Нацио­наль­ным кон­вен­том Фран­ции во вре­мя пер­вой рево­лю­ции. Но несмот­ря на серь­ез­ные и мно­го­чис­лен­ные зло­употреб­ле­ния три­бун­ской вла­стью, допу­щен­ные отдель­ны­ми лица­ми, вели­чай­шие исто­ри­ки и государ­ст­вен­ные дея­те­ли при­зна­ют, что вели­чие Рима и его дол­го­веч­ность в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни явля­ют­ся резуль­та­том учреж­де­ния этой долж­но­сти.

Что каса­ет­ся коли­че­ства народ­ных три­бу­нов, то все антич­ные авто­ры соглас­ны в том, что сна­ча­ла их было толь­ко двое (см. цита­ты у Нибу­ра, I. p. 1356), хотя сооб­ще­ния об име­нах пер­вых три­бу­нов име­нах раз­нят­ся. Одна­ко вско­ре после это­го чис­ло три­бу­нов было уве­ли­че­но до пяти — по одно­му от каж­до­го из пяти клас­сов (As­con. in Cic. Corn. p. 56, ed. Orel­li; Zo­nar. VII. 15). Когда это про­изо­шло — доволь­но неяс­но. Соглас­но Дио­ни­сию (VI. 89), три новых три­бу­на были добав­ле­ны сра­зу после назна­че­ния пер­вых двух. Цице­рон (Fragm. Cor­nel. p. 451, Orel­li) утвер­жда­ет, что через год после учреж­де­ния три­бу­нов их чис­ло было уве­ли­че­но до деся­ти; соглас­но Ливию, (II. 33) два пер­вых три­бу­на немед­лен­но после сво­его назна­че­ния избра­ли себе трех новых кол­лег; соглас­но Пизо­ну, (ap. Liv. II. 58) до при­ня­тия Пуб­ли­ли­е­вых зако­нов суще­ст­во­ва­ло толь­ко два три­бу­на. Было бы бес­по­лез­но пытать­ся уста­но­вить, что про­ис­хо­ди­ло в дей­ст­ви­тель­но­сти, но, по край­ней мере, ясно одно: коли­че­ство три­бу­нов не было уве­ли­че­но до деся­ти до 457 г. до н. э., а с это­го момен­та от каж­до­го из пяти клас­сов изби­ра­лось по два три­бу­на (Liv. III. 30; Dio­nys. X. 30). Это чис­ло оста­ва­лось неиз­мен­ным до кон­ца импе­рии.

Соглас­но Дио­ни­сию (VI. 89), датой три­бун­ских выбо­ров все­гда было 10 декаб­ря, хотя из Цице­ро­на (ad Att. I. 1) оче­вид­но, что по край­ней мере в его вре­мя выбо­ры про­ис­хо­ди­ли a. d. XVI. Kal. Sex­til. (17 июля). Излишне упо­ми­нать о том, что никто, кро­ме пле­бе­ев, не имел пра­ва зани­мать долж­ность три­бу­на; поэто­му когда в кон­це рес­пуб­ли­ки пат­ри­ции жела­ли полу­чить эту долж­ность, они долж­ны были сна­ча­ла вый­ти из сво­его сосло­вия и стать пле­бе­я­ми [Pat­ri­cii, p. 876]; так­же поэто­му во вре­ме­на импе­рии счи­та­лось, что прин­цепс не дол­жен быть три­бу­ном, ибо он был пат­ри­ци­ем (Dion Cass. LIII. 17, 32). Но вли­я­ние, кото­рым обла­да­ла эта долж­ность, было слиш­ком вели­ко, чтобы импе­ра­то­ры его не доби­ва­лись. Поэто­му Август полу­чил пожиз­нен­ную три­бун­скую власть (tri­bu­ni­tia po­tes­tas) (Suet. Aug. 27; Tac. An­nal. I. 2; ср. Suet. Ti­ber. 9, 23, Vesp. 12, Tit. 6). Во вре­ме­на рес­пуб­ли­ки, одна­ко, ста­рое пра­ви­ло оста­ва­лось в силе даже после того, как три­бу­ны пере­ста­ли быть исклю­чи­тель­но защит­ни­ка­ми плеб­са. Един­ст­вен­ный при­мер избра­ния пат­ри­ци­ев на три­бун­скую долж­ность упо­мя­нут Ливи­ем (III. 65) и, веро­ят­но, являл­ся резуль­та­том попыт­ки поде­лить три­бу­нат меж­ду дву­мя сосло­ви­я­ми. Каза­лось бы, нет ниче­го более есте­ствен­но­го, чем избра­ние три­бу­нов тем сосло­ви­ем рим­ских граж­дан, кото­рое они пред­став­ля­ли, — одна­ко с этим вопро­сом свя­за­ны зна­чи­тель­ные неяс­но­сти. Цице­рон (Fragm. Cor­nel. l. c.) утвер­жда­ет, что они изби­ра­лись кури­ат­ны­ми коми­ци­я­ми; то же самое под­ра­зу­ме­ва­ет­ся в сооб­ще­ни­ях Дио­ни­сия (l. c.) и Ливия (II. 56), соглас­но кото­рым три­бут­ные коми­ции не име­ли это­го пра­ва до при­ня­тия зако­на Пуб­ли­лия (472 г. до н. э.; Liv. II. 56; Dio­nys. X. 41). Нибур счи­та­ет (I. p. 618), что до Пуб­ли­ли­е­ва зако­на три­бу­нов изби­ра­ли цен­ту­рии, клас­сы кото­рых они пред­став­ля­ли сво­ей чис­лен­но­стью, а курии, как сам Дио­ни­сий пишет в дру­гом месте (VI. 90), не име­ли к выбо­рам ника­ко­го отно­ше­ния, за исклю­че­ни­ем того, что санк­ци­о­ни­ро­ва­ли их. Выбо­ры в собра­нии цен­ту­рий, одна­ко, не устра­ня­ют труд­но­стей, в свя­зи с чем Гёт­линг (p. 289) скло­нен счи­тать, что три­бу­ны еще до исте­че­ния сро­ка сво­ей долж­но­сти назна­ча­ли пре­ем­ни­ков после пред­ва­ри­тель­ной кон­суль­та­ции с пле­бе­я­ми. Необ­хо­ди­мость санк­ции курий не вызы­ва­ет сомне­ний, одна­ко, по-види­мо­му, эта прак­ти­ка пре­кра­ти­лась даже за неко­то­рое вре­мя до Пуб­ли­ли­е­во­го зако­на (Nie­buhr, II. p. 190). С этих пор о ней ниче­го не сооб­ща­ет­ся, а избра­ние три­бу­нов было пол­но­стью пере­да­но три­бут­ным коми­ци­ям, кото­рые для это­го созы­ва­лись и про­во­ди­лись преж­ни­ми три­бу­на­ми до исте­че­ния сро­ка их долж­но­сти. (Liv. II. 56, сл.; Dio­nys. IX. 43, 49). Один из преж­них три­бу­нов по жре­бию назна­чал­ся для руко­вод­ства выбо­ра­ми (Liv. III. 64; Ap­pian, de Bell. Civ. I. 14). Посколь­ку собра­ние не мог­ло про­дол­жать­ся после зака­та и про­цеду­ру необ­хо­ди­мо было окон­чить за один день, ино­гда при­хо­ди­лось пре­ры­вать выбо­ры преж­де, чем они были завер­ше­ны, — и в этом слу­чае избран­ные три­бу­ны попол­ня­ли кол­ле­гию до закон­ной чис­лен­но­сти путем кооп­та­ции (Liv. l. c.). Но чтобы пред­от­вра­тить этот непо­рядок, три­бун Л. Тре­бо­ний в 448 г. про­вел поста­нов­ле­ние, соглас­но кото­ро­му кол­ле­гия три­бу­нов нико­гда не долж­на была попол­нять­ся путем кооп­та­ции, но, если выбо­ры не закан­чи­ва­лись в пер­вый день, они долж­ны были про­дол­жать­ся на сле­дую­щий день, до тех пор, пока чис­ло десять не будет достиг­ну­то (Liv. III. 64, 65, V. 10; ср. Nie­buhr, II. p. 383). Местом про­веде­ния выбо­ров пер­во­на­чаль­но и по зако­ну был форум, одна­ко впо­след­ст­вии так­же Мар­со­во поле и ино­гда терри­то­рия Капи­то­лия.

Перей­дем теперь к рас­смот­ре­нию посте­пен­но­го роста три­бун­ской вла­сти. Хотя пер­во­на­чаль­но она заклю­ча­лась толь­ко в помо­щи (auxi­lium или βοήθεια) про­тив пат­ри­ци­ан­ских маги­ст­ра­тов, пле­беи, по-види­мо­му, ско­ро ста­ли рас­смат­ри­вать три­бу­нов так­же как посред­ни­ков или арбит­ров в сво­их внут­рен­них делах. На это утвер­жде­ние Лида (de Ma­gist. I. 38, 44; Dio­nys. VII. 58) ука­зал Валь­тер (Ge­sch. d. Röm. Rechts, p. 85). Вся власть, при­над­ле­жа­щая кол­ле­гии три­бу­нов, обо­зна­ча­лась тер­ми­ном tri­bu­ni­cia po­tes­tas (три­бун­ская власть), и нико­гда не рас­про­стра­ня­лась далее, чем на одну милю за ворота горо­да; на боль­шем рас­сто­я­нии три­бу­ны, подоб­но любо­му дру­го­му граж­да­ни­ну, ста­но­ви­лись под­власт­ны импе­рию маги­ст­ра­тов. (Liv. III. 20; Dio­nys. VIII. 87). Посколь­ку три­бу­ны явля­лись обще­ст­вен­ны­ми защит­ни­ка­ми, необ­хо­ди­мо было, чтобы каж­дый чело­век во вся­кое вре­мя имел к ним доступ, поэто­му две­ри их домов были откры­ты днем и ночью для всех нуж­даю­щих­ся в помо­щи и защи­те, кото­рую три­бу­ны были упол­но­мо­че­ны ока­зы­вать про­тив любо­го, даже про­тив выс­ших маги­ст­ра­тов. По этой же при­чине три­бу­нам было запре­ще­но покидать город на целый день, с.1151 за исклю­че­ни­ем Латин­ских празд­неств, когда весь народ соби­рал­ся на Аль­бан­ской горе (Mac­rob. Sat. I. 3).

В 456 г. до н. э. три­бу­ны, в борь­бе с кон­су­ла­ми, взя­ли на себя пра­во созы­вать сенат, чтобы пред­ста­вить ему рога­цию и обсудить ее (Dio­nys. X. 31, 32); ибо ранее толь­ко кон­су­лы име­ли пра­во пред­став­лять резуль­та­ты пле­бис­ци­та на одоб­ре­ние сена­ту. Через несколь­ко лет, в 452 г., три­бун потре­бо­вал, чтобы кон­сул запро­сил у сена­та поста­нов­ле­ние о назна­че­нии лиц для раз­ра­бот­ки ново­го зако­но­да­тель­ства; и при обсуж­де­нии это­го вопро­са сами три­бу­ны при­сут­ст­во­ва­ли в сена­те. (Dio­nys. X. 50, 52). Пись­мен­ное зако­но­да­тель­ство, кото­ро­го тогда жела­ли три­бу­ны, долж­но было отно­сить­ся толь­ко к их сосло­вию; одна­ко такое зако­но­да­тель­ство толь­ко рас­ши­ри­ло бы про­пасть меж­ду дву­мя сосло­ви­я­ми, и поэто­му впо­след­ст­вии три­бу­ны усту­пи­ли воз­ра­же­ни­ям пат­ри­ци­ев и новое зако­но­да­тель­ство долж­но было охва­ты­вать оба сосло­вия (Liv. III. 31; Zo­nar. VII. 18). Начи­ная со вто­ро­го децем­ви­ра­та три­бу­нат был вре­мен­но при­оста­нов­лен, но воз­об­но­вил­ся, когда состав­ле­ние зако­но­да­тель­ства было закон­че­но, и при­об­рел теперь иной харак­тер из-за изме­не­ний, про­изо­шед­ших с три­ба­ми [Tri­bus (рим­ская)]. Три­бу­ны теперь име­ли пра­во при­сут­ст­во­вать во вре­мя пре­ний в сена­те (Liv. III. 69, IV. 1); но они сиде­ли не сре­ди сена­то­ров, а на ска­мьях напро­тив откры­тых две­рей зда­ния сена­та (Val. Max. II. 2 § 7; F. Hof­mann, Der Röm. Se­nat, p. 109, &c.). Непри­кос­но­вен­ность три­бу­нов, ранее осно­ван­ная толь­ко на согла­ше­нии меж­ду дву­мя сосло­ви­я­ми, отныне была санк­ци­о­ни­ро­ва­ла и под­твер­жде­на зако­ном М. Гора­ция (Liv. III. 55). Посколь­ку три­бы теперь вклю­ча­ли так­же пат­ри­ци­ев и их кли­ен­тов, то, есте­ствен­но, к три­бу­нам мож­но было обра­тить­ся с прось­бой о вме­ша­тель­стве в поль­зу любо­го граж­да­ни­на, будь то пат­ри­ций или пле­бей. Поэто­му быв­ший децем­вир, пат­ри­ций Аппий Клав­дий обра­тил­ся к три­бу­нам за защи­той (Liv. III. 56; ср. так­же VIII. 33, 34; Nie­buhr, II. p. 374). При­мер­но в это же вре­мя три­бу­ны полу­чи­ли пра­во совер­шать ауспи­ции в собра­ни­ях триб (Zo­na­ras, VII. 19). Из несколь­ких при­ме­ров (Liv. III. 56, сл., IV. 44, V. 11, сл.) ясно, что три­бу­ны вновь при­об­ре­ли при­над­ле­жав­шее им до прав­ле­ния децем­ви­ра­та пра­во при­вле­кать к суду три­бут­ных коми­ций пат­ри­ци­ев, нару­шив­ших пра­ва пле­бе­ев. О пра­ве три­бу­нов пред­ла­гать пле­бис­ци­ты в три­бут­ных коми­ци­ях, кото­рое было им пре­до­став­ле­но зако­ном Вале­рия, см. Ple­bis­ci­tum. В то вре­мя, как внешне кол­ле­гия с каж­дым днем при­об­ре­та­ла все новую силу, в ее внут­рен­ней орга­ни­за­ции про­изо­шла пере­ме­на, до неко­то­рой сте­пе­ни пара­ли­зо­вав­шая ее власть. До 394 г. до н. э. все вопро­сы в кол­ле­гии реша­лись боль­шин­ст­вом (Liv. II. 43, 44; Dio­nys. IX. 1, 2, 41, X. 31); но око­ло это­го вре­ме­ни (мы не зна­ем точ­но, когда) был при­нят новый порядок, по кото­ро­му воз­ра­же­ния (in­ter­ces­sio) одно­го три­бу­на было доста­точ­но, чтобы лишить силы поста­нов­ле­ние его кол­лег (Zo­nar. VII. 15). До 394 и 393 гг. до н. э. это новое пра­ви­ло, по-види­мо­му, не при­ме­ня­лось (Liv. V. 25, 29); преж­нее пра­ви­ло еще дей­ст­во­ва­ло в 421 и 415 гг. до н. э. (Liv. IV. 42, 48; ср. Nie­buhr, II. p. 438). Исхо­дя из сво­его пра­ва при­сут­ст­во­вать в сена­те и участ­во­вать в его дис­кус­си­ях, а так­же из сво­его поло­же­ния пред­ста­ви­те­лей все­го наро­да, три­бу­ны посте­пен­но при­об­ре­ли пра­во интер­цес­сии — даже без объ­яс­не­ния при­чин — про­тив любо­го дей­ст­вия, пред­при­ни­мае­мо­го маги­ст­ра­том, нахо­дя­щим­ся в долж­но­сти. (Ap­pian, de Bell. Civ. I. 23). Так, мы видим, что три­бун запре­ща­ет кон­су­лу созы­вать сенат (Po­lyb. VI. 16), пре­пят­ст­ву­ет вне­се­нию новых зако­нов и про­веде­нию выбо­ров в коми­ци­ях (Liv. VI. 35, VII. 17, X. 9, XXVII. 6); так­же три­бу­ны осу­ществля­ют интер­цес­сию про­тив офи­ци­аль­ных функ­ций цен­зо­ров (Dion Cass. XXXVII. 9; Liv. XLIII. 16) и даже про­тив при­ка­за­ния, издан­но­го пре­то­ром (Liv. XXXVIII. 60; Gell. VII. 19). Точ­но так же три­бун мог нало­жить вето на поста­нов­ле­ние сена­та (Po­lyb. VI. 16; Dion Cass. XLI. 2); и таким обра­зом либо вынудить сенат под­верг­нуть обсуж­дае­мый вопрос ново­му рас­смот­ре­нию, либо назна­чить новое заседа­ние (Caes. de Bell. Civ. I. 2; Ap­pian, de Bell. Civ. I. 29). Для вне­се­ния пред­ло­же­ния на рас­смот­ре­ние сена­та три­бу­ны мог­ли либо сами созвать заседа­ние (Gel­lius, XIV. 7), либо вне­сти пред­ло­же­ние на заседа­нии, созван­ном кон­су­лом, — даже вопре­ки про­ти­во­дей­ст­вию кон­су­ла; тако­го пра­ва в при­сут­ст­вии кон­су­ла не имел более ни один маги­ст­рат. С дру­гой сто­ро­ны, сам сенат в неко­то­рых слу­ча­ях при­бе­гал к помо­щи три­бу­нов. Так, в 431 г. до н. э. он хода­тай­ст­во­вал о том, чтобы три­бу­ны заста­ви­ли кон­су­лов назна­чить дик­та­то­ра в соот­вет­ст­вии с поста­нов­ле­ни­ем сена­та, — и три­бу­ны, угро­жая кон­су­лам тюрем­ным заклю­че­ни­ем, вынуди­ли их назна­чить дик­та­то­ром А. Посту­мия Тубер­та (Liv. IV. 26). С тех пор мы встре­ча­ем еще несколь­ко при­ме­ров, когда три­бу­ны застав­ля­ли кон­су­лов пови­но­вать­ся поста­нов­ле­ния сена­та si non es­sent in auc­to­ri­ta­te se­na­tus (если они не под­чи­ня­лись авто­ри­те­ту сена­та) и испол­нять его рас­по­ря­же­ния (Liv. V. 9, XXVIII. 45). Их вза­и­моот­но­ше­ния с сена­том были изме­не­ны в резуль­та­те пле­бис­ци­та Ати­лия, поста­но­вив­ше­го, что три­бун, ввиду досто­ин­ства сво­ей долж­но­сти, дол­жен быть сена­то­ром (Gel­lius, XIV. 8; Zo­nar. VII. 15). Когда этот пле­бис­цит был при­нят, неиз­вест­но, одна­ко мы зна­ем, что в 170 г. до н. э. он еще не дей­ст­во­вал (Liv. XLV. 15). Веро­ят­но, его авто­ром был Г. Ати­ний, народ­ный три­бун 132 г. до н. э. (Liv. Epit. 59; Plin. H. N. VII. 45). Но посколь­ку люди зани­ма­ли долж­ность кве­сто­ра непо­сред­ст­вен­но перед три­бу­на­том (по край­ней мере, в более позд­ние вре­ме­на), а кве­сту­ра сама по себе дава­ла пра­во при­сут­ст­во­вать в сена­те и выска­зы­вать свое мне­ние, — закон Ати­ния в боль­шин­стве слу­ча­ев являл­ся излиш­ним.

Отно­си­тель­но вза­и­моот­но­ше­ний три­бу­нов с дру­ги­ми маги­ст­ра­та­ми мож­но отме­тить, что пра­во интер­цес­сии не сво­ди­лось толь­ко к пра­ву оста­но­вить дей­ст­вия маги­ст­ра­та, но три­бу­ны мог­ли даже при­ка­зать сво­им посыль­ным [Via­tor] аре­сто­вать кон­су­ла или цен­зо­ра, отпра­вить его в тюрь­му или сбро­сить с Тар­пей­ской ска­лы (Liv. II. 56, IV. 26, V. 9, IX. 34, Epit. 48, 55, 59; Cic. de Leg. III. 9, in Va­tin. 9; Dion Cass. XXXVII. 50). Лабе­он и Варрон (ap. Gell. XIII. 12) упо­ми­на­ют о том, что три­бу­ны, выдви­гая про­тив кого-либо обви­не­ние перед наро­дом, име­ли пра­во pre­hen­sio, но не пра­во vo­ca­tio, то есть, они мог­ли при­ка­зать сво­им посыль­ным при­ве­сти обви­ня­е­мо­го в коми­ции, но не мог­ли вызвать его. Гел­лий пред­при­нял попыт­ку объ­яс­нить эту стран­ность (l. c.). Три­бу­ны, как и преж­де, мог­ли пред­ло­жить, чтобы обви­ня­е­мый был при­суж­ден к штра­фу, но в неко­то­рых слу­ча­ях они отка­зы­ва­лись от это­го и рас­смат­ри­ва­ли дело как уго­лов­ное (Liv. VIII. 33, XXV. 4, XXVI. 3). Кол­ле­гия три­бу­нов так­же име­ла пра­во изда­вать эдик­ты, о чем с.1152 упо­ми­на­ет Цице­рон (in Verr. II. 41; ср. Gell. IV. 14; Liv. XXXVIII. 52). В слу­ча­ях, когда один из чле­нов кол­ле­гии воз­ра­жал про­тив реше­ния кол­лег, ниче­го поде­лать было нель­зя и от реше­ния при­хо­ди­лось отка­зы­вать­ся; но это полез­ное огра­ни­че­ние устра­нил сво­им при­ме­ром Г. Тибе­рий Гракх [Тибе­рий Сем­п­ро­ний Гракх — прим. О. Люби­мо­вой], кото­рый создал пре­цедент вне­се­ния перед наро­дом пред­ло­же­ния об отре­ше­нии от долж­но­сти три­бу­на, упор­но наста­и­вав­ше­го на сво­ем вето (Ap­pian, de Bell. Civ. I. 12; Plut. Tib. Gracch. 11, 12, 15; Cic. de Leg. III. 10; Dion Cass. XXXVI. 13).

Со вре­ме­ни при­ня­тия зако­на Гор­тен­зия власть три­бу­нов посте­пен­но воз­рос­ла до такой сте­пе­ни, что рав­ной ей не было в государ­стве, в свя­зи с чем Вел­лей (II. 2) даже гово­рит об импе­рии три­бу­нов. Они полу­чи­ли пра­во вно­сить в три­бут­ные коми­ции или сенат пред­ло­же­ния по прак­ти­че­ски всем важ­ным государ­ст­вен­ным делам, и мож­но до бес­ко­неч­но­сти пере­чис­лять при­ме­ры, в кото­рых обна­ру­жи­ва­лась их власть. Обыч­но их пред­ло­же­ния дей­ст­ви­тель­но при­ни­ма­лись ex auc­to­ri­ta­te se­na­tus, то есть, обсуж­да­лись и одоб­ря­лись сена­том (Liv. XLII. 21); но дела, напря­мую затра­ги­ваю­щие инте­ре­сы наро­да, — такие как общее зако­но­да­тель­ное пред­пи­са­ние (Liv. XXI. 63, XXXIV. 1), пре­до­став­ле­ние изби­ра­тель­ных прав (Liv. XXXVIII. 36), изме­не­ние атри­бу­тов маги­ст­ра­та (Liv. XXII. 25, сл.) и т. д. — мог­ли пред­став­лять­ся наро­ду без пред­ва­ри­тель­но­го обсуж­де­ния в сена­те, хотя есть так­же и при­ме­ры про­ти­во­по­лож­но­го (Liv. XXXV. 7, XXVII. 5). Вопро­сы, отно­ся­щи­е­ся к управ­ле­нию, не мог­ли быть выне­се­ны на рас­смот­ре­ние триб, если три­бу­ны пред­ва­ри­тель­но не полу­ча­ли через кон­су­лов одоб­ре­ние сена­та. Одна­ко это про­ис­хо­ди­ло очень часто, и поэто­му име­ют­ся упо­ми­на­ния о целом ряде пле­бис­ци­тов по вопро­сам управ­ле­ния (спи­сок их см. у Валь­те­ра, p. 132, n. 11). Ино­гда слу­ча­лось даже, что три­бу­ны ста­ви­ли перед три­ба­ми вопрос о заклю­че­нии мира и затем вынуж­да­ли сенат рати­фи­ци­ро­вать это реше­ние как выра­жаю­щее волю все­го наро­да (Liv. XXX. 43, XXXIII. 25). Сул­ла, рефор­ми­руя кон­сти­ту­цию в духе древ­них ари­сто­кра­ти­че­ских прин­ци­пов, оста­вил три­бу­нам толь­ко jus auxi­lian­di (пра­во помо­щи), но лишил их пра­ва вно­сить в сенат или коми­ции зако­но­да­тель­ные или иные пред­ло­же­ния без пред­ва­ри­тель­ной санк­ции сена­та [Tri­bus (рим­ская)]. Но такое поло­же­ние дел про­дли­лось недол­го, ибо Пом­пей вер­нул три­бу­нам их преж­ние пра­ва (Zacha­riae, L. Corn. Sul­la, als Ordner des Röm. Freis­taa­tes, II. p. 12, &c. and p. 99, &c.).

В пери­од позд­ней рес­пуб­ли­ки, когда три­бун­скую долж­ность зани­ма­ли в боль­шин­стве слу­ча­ев сра­зу после кве­сту­ры, три­бу­ны обыч­но изби­ра­лись из сена­то­ров; так было и во вре­мя импе­рии (Ap­pian. de Bell. Civ. I. 100). Ино­гда, впро­чем, всад­ни­ки тоже дости­га­ли этой долж­но­сти и таким обра­зом ста­но­ви­лись чле­на­ми сена­та (Suet. Aug. 10, 40), где они счи­та­лись рав­ны­ми по ран­гу кве­сто­рам (Vell. Pat. II. 111). Народ­ные три­бу­ны про­дол­жа­ли суще­ст­во­вать до V в. н. э., хотя, конеч­но, их пол­но­мо­чия были силь­но сокра­ще­ны, осо­бен­но в прав­ле­ние Неро­на (Tac. An­nal. III. 28). Одна­ко они по-преж­не­му обла­да­ли пра­вом интер­цес­сии про­тив поста­нов­ле­ний сена­та и пра­вом помо­щи лицам, потер­пев­шим ущерб (Tac. An­nal. XVI. 26, Hist. II. 91, IV. 9; Plin. Epist. I. 23, IX. 13; cf. Becker, Handb. der Röm. Al­terth. vol. II pt. II p. 247, &c.).

4. Воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью (Tri­bu­ni mi­li­tum cum con­su­la­ri po­tes­ta­te). Когда в 445 г. до н. э. три­бун Г. Кану­лей внес пред­ло­же­ние о том, чтобы кон­суль­ство не при­над­ле­жа­ло толь­ко одно­му сосло­вию (Liv. IV. 1; Dio­nys. XI. 53), пат­ри­ции укло­ни­лись от это­го пред­ло­же­ния, изме­нив кон­сти­ту­цию: пол­но­мо­чия, до сих пор объ­еди­нен­ные в руках кон­су­лов, теперь были разде­ле­ны меж­ду дву­мя новы­ми маги­ст­ра­ту­ра­ми, а имен­но — воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью и цен­зо­ра­ми. Вслед­ст­вие это­го в 444 г. до н. э. было назна­че­но три воен­ных три­бу­на с кон­суль­ской вла­стью, и пле­беи име­ли такое же пра­во зани­мать эту долж­ность, как и пат­ри­ции (Liv. IV. 7; Dio­nys. XI. 60, сл.). Одна­ко в после­дую­щие годы народ, по пред­ло­же­нию сена­та, волен был решать, изби­рать ли кон­су­лов, соглас­но ста­ро­му обы­чаю, или кон­су­ляр­ных три­бу­нов. Таким обра­зом, в тече­ние мно­гих лет назна­ча­лись ино­гда кон­су­лы, а ино­гда кон­су­ляр­ные три­бу­ны, и чис­ло этих послед­них изме­ня­лось от трех до четы­рех до тех пор, пока в 405 г. до н. э. оно не было уве­ли­че­но до шести, — а посколь­ку цен­зо­ры счи­та­лись их кол­ле­га­ми, ино­гда мы встре­ча­ем упо­ми­на­ние о вось­ми три­бу­нах (Liv. IV. 61, V. 1; Dio­dor. XV. 50; Liv. VI. 27; Dio­dor. XV. 51; Liv. VI. 30). Нако­нец в 367 г. до н. э. закон Лици­ния отме­нил долж­ность кон­су­ляр­ных три­бу­нов и вос­ста­но­вил кон­суль­ство. Кон­су­ляр­ные три­бу­ны изби­ра­лись в цен­ту­ри­ат­ных коми­ци­ях и, несо­мнен­но, при менее тор­же­ст­вен­ных ауспи­ци­ях, чем кон­су­лы. О непо­сто­ян­стве их коли­че­ства см. Nie­buhr, II. p. 325, &c., p. 389, &c.; ср. Göttling, p. 326, &c.; Becker, Handb. der Röm. Al­terth. vol. II pt. II p. 136, &c.

5. Воен­ные три­бу­ны. [Exer­ci­tus, pp. 503, 504.]

6. Три­бун уве­се­ле­ний (Tri­bu­nus Vo­lup­ta­tum) — чинов­ник, не упо­ми­нав­ший­ся до вре­мен Дио­кле­ти­а­на и осу­ществляв­ший над­зор за все­ми обще­ст­вен­ны­ми раз­вле­че­ни­я­ми, осо­бен­но за теат­раль­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми (Cas­sio­dor. Va­riar. VII. 10).