Тирания в Гераклее Понтийской

с.114 Пери­од отно­си­тель­ной соци­аль­ной и поли­ти­че­ской ста­би­ли­за­ции, став­ший осно­ва­ни­ем для рас­цве­та клас­си­че­ской циви­ли­за­ции, был весь­ма непро­дол­жи­тель­ным. С Пело­пон­нес­ской вой­ной Гре­ция всту­пи­ла в поло­су ново­го кри­зи­са, кото­рый, посте­пен­но рас­ши­ря­ясь, охва­тил к нача­лу IV в. до н. э. почти все гре­че­ские горо­да. Обра­ща­ясь, в част­но­сти, к исто­рии одно­го из важ­ней­ших сопут­ст­во­вав­ших кри­зи­су явле­ний, млад­шей тира­нии, мы можем кон­ста­ти­ро­вать бес­спор­ный факт: воз­рож­де­ние тира­ни­че­ских режи­мов в позд­не­клас­си­че­ское вре­мя было явле­ни­ем, харак­тер­ным для поли­ти­че­ской жиз­ни всех обла­стей гре­че­ско­го мира — отста­лых аграр­ных так же, как и раз­ви­тых тор­го­во-про­мыш­лен­ных, пери­фе­рий­ных рай­о­нов в такой же сте­пе­ни, как и соб­ст­вен­но Бал­кан­ской Гре­ции.

Дей­ст­ви­тель­но, как мы это уже пока­за­ли в дру­гом месте¹, воз­рож­де­ние тира­нии в Бал­кан­ской Гре­ции было прак­ти­че­ски повсе­мест­ным. В Фес­са­лии, в Фокиде, на Эвбее и в Пело­пон­не­се — повсюду нездо­ро­вая обще­ст­вен­ная ситу­а­ция, обу­слов­лен­ная внут­рен­ни­ми сму­та­ми и внеш­не­по­ли­ти­че­ски­ми ослож­не­ни­я­ми, спо­соб­ст­во­ва­ла рож­де­нию авто­ри­тар­ных, тира­ни­че­ских режи­мов. Даже такие государ­ства, как Афи­ны и Спар­та, эти стол­пы полис­но­го строя, не смог­ли совер­шен­но избе­жать общей болез­ни. Афи­ны в кон­це Пело­пон­нес­ской вой­ны в тече­ние корот­ко­го вре­ме­ни два­жды испы­та­ли тяготы некон­сти­ту­ци­он­но­го прав­ле­ния, близ­ко­го (Четы­ре­ста) или адек­ват­но­го тира­ни­че­ско­му (Трид­цать). В свою оче­редь в Спар­те чуть с.115 поз­же уси­лия неко­то­рых лиц, направ­лен­ные к нис­про­вер­же­нию тра­ди­ци­он­но­го поряд­ка, не увен­ча­лись успе­хом лишь пото­му, что пра­ви­тель­ство поспе­ши­ло при­нять самые энер­гич­ные и самые жест­кие меры пре­се­че­ния.

Сход­ным обра­зом обсто­я­ло дело и на пери­фе­рии гре­че­ско­го мира. Прав­ле­ние ран­них Спар­то­кидов на Бос­по­ре, тира­ния Дио­ни­си­ев — отца и сына — в Сици­лии, прав­ле­ние Кле­ар­ха и его пре­ем­ни­ков в Герак­лее Пон­тий­ской — вот вели­ко­леп­ные при­ме­ры, под­твер­ждаю­щие прин­ци­пи­аль­ное сход­ство поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия в раз­лич­ных рай­о­нах Боль­шой Гре­ции в позд­не­клас­си­че­ское вре­мя. Более того, как уже отме­ча­лось в лите­ра­ту­ре², бо́льшая ско­рость и интен­сив­ность роста дочер­них горо­дов-государств обу­сло­ви­ли и более интен­сив­ное раз­ви­тие здесь кри­зис­ных явле­ний. Бес­спор­но, что авто­ри­тар­ные режи­мы на пери­фе­рии гре­че­ско­го мира воз­ни­ка­ли быст­рее, раз­ви­ва­лись стре­ми­тель­нее и дости­га­ли более пол­ных форм само­вы­ра­же­ния. Но здесь напра­ши­ва­ет­ся уже дру­гой вывод: пред­став­ле­ние об общем сход­стве не долж­но засло­нять того фак­та, что воз­ник­но­ве­ние и суще­ст­во­ва­ние пери­фе­рий­ных тира­ний отли­ча­лось суще­ст­вен­ным свое­об­ра­зи­ем. При этом апри­о­ри мож­но утвер­ждать, что это свое­об­ра­зие долж­но было выра­жать­ся не толь­ко в сте­пе­ни интен­сив­но­сти, но и в каче­ст­вен­ном отно­ше­нии, в отно­ше­нии самих форм, постоль­ку, в част­но­сти, посколь­ку при­сут­ст­вие «вар­вар­ско­го», негре­че­ско­го окру­же­ния долж­но было неиз­беж­но вно­сить суще­ст­вен­ные моди­фи­ка­ции в сход­ные про­цес­сы. В силу это­го оче­вид­но, какой боль­шой инте­рес для иссле­до­ва­те­ля тира­нии долж­ны пред­став­лять пери­фе­рий­ные режи­мы. Мож­но наде­ять­ся, что их изу­че­ние суще­ст­вен­но обо­га­тит наши пред­став­ле­ния о харак­те­ре ситу­а­ций, порож­дав­ших тира­нию, и о фор­мах, в кото­рые она вопло­ща­лась.

Одним из наи­бо­лее инте­рес­ных объ­ек­тов для наблюде­ния может стать тира­ния в Герак­лее Пон­тий­ской, авто­ри­тар­ный режим, кото­рый по сво­ей зна­чи­мо­сти и отра­же­нию в тра­ди­ции усту­па­ет лишь самой бле­стя­щей из позд­не­клас­си­че­ских тира­ний — сици­лий­ской. Как и в слу­чае с этой послед­ней, мы стал­ки­ва­ем­ся здесь с фак­том дли­тель­но­го суще­ст­во­ва­ния мощ­ной и пре­ем­ст­вен­ной тира­нии. Зна­че­ние это­го фак­та было осо­зна­но уже совре­мен­ни­ка­ми. Зна­ме­ни­тый ритор и пуб­ли­цист Исо­крат в поис­ках путей к сбли­же­нию поли­ти­че­ской с.116 фило­со­фии с реаль­ной вла­стью не про­шел мимо, каза­лось бы, столь отда­лен­ной герак­лей­ской тира­нии. Исо­крат близ­ко знал осно­ва­те­ля этой тира­нии Кле­ар­ха (тот в свое вре­мя учил­ся у него), но разо­ча­ро­вал­ся в этом жесто­ком пра­ви­те­ле. Когда же к вла­сти при­шел более либе­раль­ный сын Кле­ар­ха Тимо­фей, Исо­крат обра­тил­ся к нему с уве­ща­ни­я­ми сле­до­вать нача­то­му кур­су, поста­вить свою власть на служ­бу обще­ст­вен­но­му бла­гу и таким обра­зом при­дать тира­ни­че­ско­му режи­му прин­ци­пи­аль­ный, бла­го­род­ный харак­тер. Адре­со­ван­ное Тимо­фею 7-е пись­мо Исо­кра­та дошло до нас; его под­лин­ность не вызы­ва­ет сомне­ний. Пись­мо дати­ру­ет­ся кон­цом 40-х годов IV сто­ле­тия и явля­ет­ся един­ст­вен­ным дошед­шим до нас совре­мен­ным свиде­тель­ст­вом о харак­те­ре прав­ле­ния пер­вых герак­лей­ских тира­нов³.

Не обо­шли вни­ма­ни­ем герак­лей­скую тира­нию и исто­ри­ки, вышед­шие из шко­лы Исо­кра­та. Эфор в срав­ни­тель­но спо­кой­ном (если судить по изло­же­нию Дио­до­ра), а Фео­помп в откро­вен­но непри­яз­нен­ном тоне упо­ми­на­ли о прав­ле­нии Кле­ар­ха и, может быть, Сати­ра. До нас, прав­да, дошли лишь жал­кие остат­ки этих когда-то пол­но­кров­ных рас­ска­зов (для Эфо­ра ср. Diod., XV, 81, 5 и XVI, 36, 3; фраг­мен­ты Фео­пом­па объ­еди­не­ны у Ф. Яко­би — FgrHist, 115, F. 181 a-c), одна­ко надо учи­ты­вать еще воз­мож­ное вли­я­ние этих повест­во­ва­ний на после­дую­щую исто­рио­гра­фию. Следы вли­я­ния Фео­пом­па отчет­ли­во ощу­ща­ют­ся, в част­но­сти, у Пом­пея Тро­га (в пере­ло­же­нии Юсти­на — XVI, 4—5), рас­сказ кото­ро­го вооб­ще явля­ет­ся самым круп­ным из дошед­ших до нас свиде­тельств уни­вер­саль­ной исто­рио­гра­фии и един­ст­ве­ным, содер­жа­щим сведе­ния о соци­аль­ной поли­ти­ке Кле­ар­ха⁴.

Дру­гую ветвь свиде­тельств о герак­лей­ской тира­нии состав­ля­ет мест­ная герак­лей­ская тра­ди­ция, пред­став­лен­ная с.117 исто­ри­ка­ми Ним­фи­дом и Мем­но­ном. О пер­вом из них мы рас­по­ла­га­ем неко­то­ры­ми био­гра­фи­че­ски­ми сведе­ни­я­ми. Ним­фид был совре­мен­ни­ком послед­них герак­лей­ских тира­нов; он при­над­ле­жал к ари­сто­кра­ти­че­ской оппо­зи­ции и дол­жен был жить в изгна­нии. После осво­бож­де­ния горо­да (281 г.) при муд­ром посред­ни­че­стве Ним­фи­да состо­я­лось воз­вра­ще­ние изгнан­ни­ков на роди­ну (Mem­non, 11, 3 Mül­ler). Впо­след­ст­вии Ним­фид при­ни­мал актив­ное уча­стие в поли­ти­че­ской жиз­ни род­но­го горо­да и, в част­но­сти, руко­во­дил пере­го­во­ра­ми с гала­та­ми во вре­мя их втор­же­ния в Герак­лео­ти­ду око­ло 250 г. (ibid., 24). Ним­фид при­над­ле­жал еще к тому поко­ле­нию писа­те­лей, чей инте­рес к исто­рии и самый труд поко­ил­ся на соб­ст­вен­ном поли­ти­че­ском опы­те. Чело­век боль­ших зна­ний и широ­ко­го кру­го­зо­ра, Ним­фид напи­сал несколь­ко про­из­веде­ний: «Об Алек­сан­дре, диа­до­хах и эпи­го­нах» в 24 кни­гах, «О Герак­лее» в 13 кни­гах и «Перипл Азии» (см. Sui­das, s. v. Νύμ­φις; фраг­мен­ты собра­ны у К. Мюл­ле­ра — FHG, III, p. 12—16 и Ф. Яко­би — FgrHist, 432). В сочи­не­нии «О Герак­лее» исто­рия род­но­го горо­да изла­га­лась Ним­фи­дом на широ­ком фоне, в свя­зи с собы­ти­я­ми миро­вой исто­рии, при­чем рас­сказ начи­нал­ся с древ­ней­ших вре­ме­ни и дово­дил­ся до цар­ст­во­ва­ния Пто­ле­мея III, т. е. до 246 г. Вид­ное место отво­ди­лось исто­рии герак­лей­ской тира­нии, к кото­рой автор отно­сил­ся с вполне понят­ной непри­яз­нью⁵.

Труд Ним­фи­да до нас не дошел; зато сохра­ни­лось обшир­ное извле­че­ние пат­ри­ар­ха Фотия из про­из­веде­ния дру­го­го герак­лей­ско­го исто­ри­ка Мем­но­на, кото­рый широ­ко вос­поль­зо­вал­ся сочи­не­ни­ем Ним­фи­да. О жиз­ни и дея­тель­но­сти Мем­но­на мы не рас­по­ла­га­ем ника­ки­ми подроб­но­стя­ми; его счи­та­ют писа­те­лем то ли рубе­жа I—II вв. н. э., то ли еще кон­ца ста­рой эры. В хро­ни­ке Мем­но­на изла­га­лась вся исто­рия Герак­леи, начи­ная с древ­ней­ших вре­мен. Извле­че­ние Фотия охва­ты­ва­ет лишь часть это­го труда, имен­но с IX по XVI кни­гу, от уста­нов­ле­ния тира­нии Кле­ар­ха до пери­о­да Мит­ри­да­то­вых войн (Phot., Bibl., cod. 224 = FHG, III, p. 525—558 и FgrHist, 434). В части, посвя­щен­ной исто­рии герак­лей­ской тира­нии (кн. IX—XII), источ­ни­ка­ми Мем­но­на были, воз­мож­но, Фео­помп (для началь­но­го пери­о­да) и несо­мнен­но и в осо­бен­но­сти Ним­фид. Широ­кое исполь­зо­ва­ние сведе­ний, сооб­щае­мых эти­ми послед­ни­ми с.118 при­да­ет осо­бую цен­ность тру­ду Мем­но­на и дела­ет его при всех недо­стат­ках, при всей одно­сто­рон­но­сти и тен­ден­ци­оз­но­сти, важ­ней­шим источ­ни­ком по исто­рии герак­лей­ской тира­нии⁶.

Сооб­ще­ния исто­ри­ков — Фео­пом­па и Юсти­на (Пом­пея Тро­га), Ним­фи­да и Мем­но­на — состав­ля­ют осно­ву наших зна­ний о герак­лей­ской тира­нии. Про­чие лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства име­ют чисто вспо­мо­га­тель­ное зна­че­ние. Это отры­воч­ные упо­ми­на­ния у Энея Так­ти­ка и Ари­сто­те­ля, уточ­ня­ю­щие наши пред­став­ле­ния о харак­те­ре соци­аль­ных смут в Герак­лее; затем хро­но­ло­ги­че­ские ука­за­ния Дио­до­ра, цен­ные, но не без­упреч­ные (их ана­лиз и уточ­не­ние про­веде­ны Ю. Бело­хом⁷); и нако­нец осно­вы­ваю­щи­е­ся глав­ным обра­зом все на том же Ним­фи­де или Мем­ноне пись­ма Псев­до-Хио­на (вре­ме­ни Доми­ци­а­на?) и ста­тья о Кле­ар­хе в сло­ва­ре Свиды (Sui­das, s. v. Κλέαρ­χος = Aelian., fr. 86 Her­cher), сооб­щаю­щие в основ­ном мало­ве­ро­ят­ные подроб­но­сти о родо­на­чаль­ни­ке герак­лей­ской тира­нии⁸. Зна­че­ние осталь­ных источ­ни­ков еще мень­шее: эпи­гра­фи­че­ские мате­ри­а­лы прак­ти­че­ски отсут­ст­ву­ют⁹, архео­ло­ги­че­ские наход­ки (напри­мер, остат­ков кера­ми­че­ской тары) содер­жат лишь кос­вен­ные ука­за­ния на эко­но­ми­че­ское состо­я­ние Герак­леи¹⁰ и толь­ко моне­ты с име­на­ми отдель­ных с.119 пра­ви­те­лей достав­ля­ют важ­ный допол­ни­тель­ный мате­ри­ал для суж­де­ния о поли­ти­че­ском строе Герак­леи при Кле­ар­хе и его пре­ем­ни­ках¹¹.

Как бы там ни было, нали­чие хоро­шей исто­ри­че­ской тра­ди­ции, вос­хо­дя­щей еще к совре­мен­ным или почти совре­мен­ным свиде­тель­ствам, созда­ет бла­го­при­ят­ные усло­вия для изу­че­ния герак­лей­ской тира­нии. Есте­ствен­но, что в новое вре­мя вни­ма­ние иссле­до­ва­те­лей антич­но­сти не раз обра­ща­лось к это­му сюже­ту. В середине про­шло­го века Г. Пласс в сво­ем капи­таль­ном труде о гре­че­ской тира­нии вни­ма­тель­но разо­брал отно­ся­щий­ся к Герак­лее мате­ри­ал и при­шел к выво­ду, что уста­но­вив­ший­ся здесь авто­ри­тар­ный режим из пер­во­на­чаль­но­го арха­и­че­ско­го раз­вил­ся в общий для позд­не­клас­си­че­ской Гре­ции тип млад­шей тира­нии¹². В соот­вет­ст­вии с общим отри­ца­тель­ным отно­ше­ни­ем Плас­са к млад­шей тира­нии это озна­ча­ло impli­ci­te отри­ца­тель­ное суж­де­ние и об исто­ри­че­ской роли герак­лей­ской тира­нии.

В кон­це про­шло­го — нача­ле нынеш­не­го сто­ле­тия тира­ния в Герак­лее неод­но­крат­но ста­но­ви­лась пред­ме­том спе­ци­аль­но­го рас­смот­ре­ния. Ей посвя­ща­лись более или менее обсто­я­тель­ные экс­кур­сы в общих трудах по исто­рии клас­си­че­ской Гре­ции и элли­низ­ма, напри­мер, у Б. Низе, Ю. Бело­ха, Эд. Мей­е­ра¹³. В част­но­сти, Ю. Белох, в отли­чие от Плас­са, высо­ко оце­нил исто­ри­че­ское зна­че­ние герак­лей­ской тира­нии. В духе общей сво­ей исто­ри­че­ской кон­цеп­ции Белох счи­тал режи­мы, подоб­ные сици­лий­ской и герак­лей­ской тира­нии, вари­ан­та­ми нацио­наль­ной монар­хии, при­зван­ной защи­тить инте­ре­сы элли­нов от угро­зы со сто­ро­ны вар­вар­ской пери­фе­рии. Вслед за Бело­хом и, оче­вид­но, не без его вли­я­ния поло­жи­тель­ное суж­де­ние о герак­лей­ской тира­нии было выска­за­но и Г. Апе­лем, авто­ром с.120 спе­ци­аль­ной и до сих пор един­ст­вен­ной моно­гра­фии о тира­нии в Герак­лее Пон­тий­ской¹⁴.

Впро­чем, ни тогда, ни поз­же мне­ние Бело­ха не ста­ло пре­об­ла­даю­щим. Так, Р. Пель­ман в послед­них изда­ни­ях сво­его очер­ка гре­че­ской исто­рии по-преж­не­му видел в позд­не­клас­си­че­ской тира­нии, в част­но­сти, и в пери­фе­рий­ной, выра­же­ние упад­ка и раз­ло­же­ния гре­че­ских государств¹⁵. Позд­нее Т. Лен­шау отнес осно­во­по­лож­ни­ка герак­лей­ской тира­нии Кле­ар­ха к чис­лу зауряд­ных «город­ских тира­нов, кото­рые име­ли лишь мест­ное зна­че­ние и не ока­за­ли ника­ко­го вли­я­ния на судь­бы всей нации»¹⁶. Нако­нец, Г. Бер­ве не толь­ко вновь под­черк­нул связь меж­ду воз­ник­но­ве­ни­ем тира­нии и соци­аль­ным кри­зи­сом в Герак­лее, но и при­знал исто­ри­че­скую эфе­мер­ность герак­лей­ско­го режи­ма, кото­ро­му так и не уда­лось пре­одо­леть грань, отде­ля­ю­щую обыч­ную город­скую тира­нию от мощ­ной терри­то­ри­аль­ной монар­хии элли­ни­сти­че­ско­го типа¹⁷.

Если в запад­но­ев­ро­пей­ской исто­рио­гра­фии тема герак­лей­ской тира­нии име­ет уже, так ска­зать, свою исто­рию, то это­го никак нель­зя ска­зать об оте­че­ст­вен­ной нау­ке. Здесь этот сюжет затра­ги­вал­ся лишь вскользь либо в рам­ках обще­го обзо­ра исто­рии Южно­го и Запад­но­го При­чер­но­мо­рья (у Т. В. Бла­ват­ской, в кол­лек­тив­ном труде «Древ­няя Гре­ция», опуб­ли­ко­ван­ном АН СССР в 1956 г.), либо в свя­зи с иссле­до­ва­ни­ем отдель­ных вопро­сов севе­ро­при­чер­но­мор­ской тема­ти­ки (в ста­тьях С. А. Жебеле­ва и Е. И. Леви о хер­со­нес­ской при­ся­ге)¹⁸, либо, нако­нец, в свя­зи с изу­че­ни­ем темы раб­ства на пери­фе­рии антич­но­го мира (в ста­тье А. А. Ней­хардт)¹⁹. Разу­ме­ет­ся, при с.121 этом было выска­за­но нема­ло инте­рес­ных и важ­ных поло­же­ний, касаю­щих­ся отдель­ных сто­рон герак­лей­ской тира­нии. Отме­тим, в част­но­сти, выдви­ну­тый Е. И. Леви тезис о ради­каль­но-демо­кра­ти­че­ском харак­те­ре режи­ма Кле­ар­ха, тезис, кото­рый нашел затем сре­ди совет­ских уче­ных и сво­их сто­рон­ни­ков (Т. В. Бла­ват­ская), и про­тив­ни­ков (А. А. Ней­хардт). Одна­ко и это и дру­гие поло­же­ния оста­лись все­го лишь выска­зы­ва­ни­я­ми ad hoc, не вос­пол­ня­ю­щи­ми отсут­ст­вие в оте­че­ст­вен­ной лите­ра­ту­ре систе­ма­ти­че­ско­го очер­ка герак­лей­ской тира­нии.

Меж­ду тем нали­чие тако­го про­бе­ла кажет­ся осо­бен­но ощу­ти­мым ввиду оче­вид­ной неза­вер­шен­но­сти иссле­до­ва­ния и отсут­ст­вия ста­биль­ной точ­ки зре­ния на герак­лей­скую тира­нию так­же и в запад­но­ев­ро­пей­ской лите­ра­ту­ре. Дума­ет­ся поэто­му, что наше обра­ще­ние к теме герак­лей­ской тира­нии не будет несвоевре­мен­ным. При этом мы долж­ны с само­го нача­ла под­черк­нуть: по наше­му глу­бо­чай­ше­му убеж­де­нию, осно­ва­ния к пони­ма­нию при­ро­ды и харак­те­ра герак­лей­ской тира­нии коре­нят­ся в зна­нии осо­бен­но­стей исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия Герак­леи. Меж­ду тем исто­рия Герак­леи до тира­нии изу­ча­лась еще менее осно­ва­тель­но, чем вре­мя тира­нии. Поэто­му мы вынуж­де­ны начать изда­ле­ка и очер­ку тира­нии пред­по­слать подроб­ный обзор пред­ше­ст­ву­ю­щей герак­лей­ской исто­рии.

На южном побе­ре­жье Пон­та Герак­лея была един­ст­вен­ной коло­ни­ей, выведен­ной дорий­ца­ми. По пре­да­нию, она была осно­ва­на пере­се­лен­ца­ми из Мегар при неко­то­ром уча­стии бео­тий­цев око­ло 560 г. до н. э. (о Герак­лее как коло­нии мегар­цев гово­рят Ксе­но­фонт, Дио­дор и Арри­ан: Xen., Anab., VI, 2, 1; Diod., XIV, 31, 3; Ar­rian., Pe­ripl., 18; о сов­мест­ном пред­при­я­тии мегар­цев и бео­тий­цев — Ep­hor. in Schol. in Apoll. Rhod., II, 845 = FgrHist, 70, F. 44; Ps.-Scymn., 972—975; Paus., V, 26, 7; об одних бео­тий­цах — Jus­tin., XVI, 3, 4—7; ср. так­же Steph. Byz., s. v. Πά­νελος; Sui­das, s. v. Ἡρακ­λείδης Εὔφρο­νος; дата ука­за­на у Псев­до-Ским­на: 975 — καθ᾿ οὐς χρό­νους ἐκρά­τησε Κῦρος Μη­δίας). Уча­стие бео­тий­цев было, по-види­мо­му, весь­ма незна­чи­тель­ным; харак­тер­ные дорий­ские уста­нов­ле­ния (о них — несколь­ко ниже) и диа­лект свиде­тель­ст­ву­ют, что Герак­лея с само­го нача­ла была горо­дом дорий­ским по с.122 пре­иму­ще­ству (ср. у Арри­а­на, l. c. — Ἡράκ­λειαν πό­λιν Ἑλ­λη­νίδα Δω­ρικήν)²⁰.

Новое посе­ле­ние было осно­ва­но в месте, оди­на­ко­во удоб­ном для заня­тия и море­ход­ством и зем­леде­ли­ем. В этом пунк­те тяну­ща­я­ся от устья Пон­та ров­ная линия побе­ре­жья неожи­дан­но дела­ет пово­рот на север и обра­зу­ет боль­шую откры­тую на запад бух­ту, един­ст­вен­ную на этом участ­ке меж­ду Бос­по­ром и Сино­пой. Море здесь было бога­то рыбой, а при­ле­гаю­щая мест­ность, сплошь состо­я­щая из пло­до­род­ных лощин, протя­нув­ших­ся меж­ду невы­со­ки­ми леси­сты­ми гора­ми, созда­ва­ла бла­го­при­ят­ные усло­вия для заня­тия зем­леде­ли­ем и ското­вод­ст­вом (для суж­де­ния о мест­но­сти и ее ресур­сах ср.: Xen., Anab., VI, 2, 1 слл.; Ps.-Scy­lax, 91; Stra­bo, XII, 3, 6—7, p. 542—543; Ar­rian, l. c.; Pomp. Me­la, I, 103; Plin., N. h., VI, 1, 4; IX, 57, 176 сл.; XV, 30, 131; XXI, 13, 74 слл.; Aelian. De nat. an., XV, 5)²¹.

По-види­мо­му, вновь осно­ван­ное посе­ле­ние с само­го нача­ла носи­ло сме­шан­ный тор­го­во-зем­ледель­че­ский харак­тер. Выбор места без­услов­но ука­зы­ва­ет на заин­те­ре­со­ван­ность коло­ни­стов в море, на их стрем­ле­ние сохра­нить и раз­ви­вать кон­так­ты с внеш­ним миром. С дру­гой сто­ро­ны, энер­гич­ное наступ­ле­ние, кото­рое герак­леоты сра­зу же пове­ли на мест­ное насе­ле­ние мари­ан­ди­нов, захват земель этих «вар­ва­ров» и пора­бо­ще­ние их самих свиде­тель­ст­ву­ет о боль­шой заин­те­ре­со­ван­но­сти в зем­ле. Надо думать, что наряду с тор­го­вы­ми людь­ми в новую коло­нию высе­ли­лись глав­ным обра­зом те, кто меч­тал обза­ве­стись новым участ­ком зем­ли. Сре­ди этой мас­сы мог­ли быть самые раз­лич­ные люди, отпрыс­ки знат­ных семей, так же как и про­стые кре­стьяне. Одних мог­ла погнать за море гру­бая, непри­кры­тая нуж­да, дру­гих — дей­ст­ви­тель­ное или кажу­ще­е­ся ума­ле­ние их досто­ин­ства. Одно несо­мнен­но: мас­са этих пере­се­лен­цев была вну­ши­тель­ной, а их энер­гия доста­точ­но с.123 целе­на­прав­лен­ной, если в корот­кий срок они суме­ли утвер­дить­ся сре­ди воин­ст­вен­ных тузем­ных пле­мен и рас­ши­ри­ли свои вла­де­ния дале­ко по побе­ре­жью и вглубь мате­ри­ка²².

Вооб­ще Герак­лея рано обре­ла чер­ты боль­шо­го пери­фе­рий­но­го государ­ства. Пер­во­на­чаль­но коло­ни­стам при­шлось выдер­жать упор­ную борь­бу за зем­лю с мест­ным фран­ко-вифин­ским пле­ме­нем мари­ан­ди­нов (ср. свиде­тель­ство Юсти­на: XVI, 3, 8 — mul­ta dein­de hui­us ur­bis ad­ver­sus fi­ni­ti­mos bel­la; ср. так­же Paus., V, 26, 7, где упо­ми­на­ет­ся о посвя­ще­ни­ях, кото­рые герак­леоты доста­ви­ли в Олим­пию после како­го-то набе­га на зем­лю сосед­них вар­ва­ров-мари­ан­ди­нов — Μα­ριαν­δυ­νῶν ὁμό­ρων βαρ­βά­ρων κα­ταδ­ρα­μόν­τες τὴν χώ­ραν). Борь­ба эта была для герак­леотов успеш­на; они отво­е­ва­ли боль­шую поло­су зем­ли, а насе­ляв­ших ее вар­ва­ров частью истре­би­ли или оттес­ни­ли вглубь мате­ри­ка, частью же пора­бо­ти­ли. Не сле­ду­ет забы­вать, что пере­се­лен­цы в подав­ля­ю­щей мас­се были дорий­цы. В новую стра­ну они пере­нес­ли обыч­ный для дорий­ских заво­е­ва­те­лей спо­соб рас­по­ря­жать­ся заво­е­ван­ным, тем более что сама ситу­а­ция была сход­на с той, кото­рая име­ла место при более ран­нем рас­се­ле­нии дорий­цев в Бал­кан­ской Гре­ции. По еди­но­душ­но­му свиде­тель­ству древ­них авто­ров, герак­леоты посту­пи­ли с остав­ши­ми­ся на сво­ей зем­ле мари­ан­ди­на­ми так, как это сде­ла­ли спар­тан­цы с зем­ледель­че­ским насе­ле­ни­ем захва­чен­ных ими обла­стей: поста­ви­ли их в поло­же­ние зави­си­мых, оче­вид­но от всей общи­ны, рабов, при­кре­пи­ли к зем­ле и обя­за­ли вно­сить оброк новым хозя­е­вам. За это, как и спар­тан­ским илотам, мари­ан­ди­нам было пре­до­став­ле­но пра­во жить на сво­их зем­лях, сво­им хозяй­ст­вом и со сво­и­ми семья­ми, без опа­се­ния быть выве­зен­ны­ми и про­дан­ны­ми за гра­ни­цу. Послед­нее было ого­во­ре­но осо­бо, быть может даже в фор­ме спе­ци­аль­но­го дого­во­ра. Следы это­го дого­во­ра, кото­рым, воз­мож­но, была оформ­ле­на зави­си­мость мари­ан­ди­нов от герак­леотов, мог­ли сохра­нить­ся в обо­зна­че­нии, наро­чи­то мяг­ком, самих этих мари­ан­ди­нов — «даро­нос­цы» (δω­ροφό­ροι) (см. Eup­ho­rion ap. At­hen., VI, 84, p. 263, d-e; Cal­listrat. ap. At­hen., VI, 84, с.124 p. 263, e = FgrHist, 348, F. 4; Po­si­don., ap. At­hen., VI, 84, p. 263, с-d = FgrHist, 87, F. 8; Stra­bo, XII, 3, 4, p. 542; у послед­не­го о поло­же­нии, на кото­рое низ­ве­ли мари­ан­ди­нов герак­леоты, выра­зи­тель­но ска­за­но: εἱλω­τεύειν ἠνάγ­κα­σαν; сопо­став­ле­ние мари­ан­ди­нов с илота­ми и пене­ста­ми в общей фор­ме про­во­дил уже Пла­тон, кото­рый, впро­чем, видел в них всех имен­но сход­ные кате­го­рии рабов, не осо­бый тип зави­си­мо­сти, — Plat., Leg., VI, 19, p. 776, c-d; напро­тив, у позд­ней­ше­го лек­си­ко­гра­фа Пол­лук­са мари­ан­ди­ны вме­сте с илота­ми, пене­ста­ми и неко­то­ры­ми дру­ги­ми пря­мо уже отне­се­ны к осо­бой кате­го­рии зави­си­мо­го насе­ле­ния, зани­маю­ще­го про­ме­жу­точ­ное поло­же­ние меж­ду раба­ми и сво­бод­ны­ми, — Pol­lux, III, 83; ср. Phot., Lex., s. v. κλα­ρῶται; о дого­во­ре, офор­мив­шем отно­ше­ния мари­ан­ди­нов с герак­леота­ми, гово­рят Посидо­ний и Стра­бон; об обо­зна­че­нии δω­ροφό­ροι — Эвфо­ри­он, Кал­ли­ст­рат, Пол­лукс и Гези­хий [послед­ний — s. v. δω­ροφό­ρους])²³.

Если харак­тер вза­и­моот­но­ше­ний герак­леотов с бли­жай­ши­ми пле­ме­на­ми мари­ан­ди­нов пред­став­ля­ет­ся более или менее ясным, то труд­нее судить об отно­ше­ни­ях ново­го горо­да с более дале­ки­ми, но более мощ­ны­ми соседя­ми Лиди­ей и Пер­си­ей. Прав­да, Геро­дот опре­де­лен­но утвер­жда­ет, что Крез успел поко­рить все наро­ды, про­жи­вав­шие запад­нее Гали­са, за выче­том одних лишь ликий­цев и кили­кий­цев; сре­ди поко­рен­ных были и мари­ан­ди­ны (Her., I, 28). Позд­нее, после с.125 раз­гро­ма Лидии и уста­нов­ле­ния пер­сид­ско­го гос­под­ства в запад­ной части Малой Азии, мари­ан­ди­ны вхо­ди­ли в состав третье­го из два­дца­ти учреж­ден­ных Дари­ем I адми­ни­ст­ра­тив­но-подат­ных окру­гов (ibid., III, 90) и даже при­ни­ма­ли уча­стие в похо­де Ксерк­са в Гре­цию (ibid., VII, 72). Неяс­но, одна­ко, в какой сте­пе­ни все эти ука­за­ния могут быть отне­се­ны к Герак­лее. Под мари­ан­ди­на­ми, конеч­но, каж­дый раз могут разу­меть­ся все жите­ли мари­ан­дин­ской обла­сти, вклю­чая и новых гре­че­ских посе­лен­цев. Одна­ко при уда­лен­но­сти Герак­леи и сла­бой заин­те­ре­со­ван­но­сти восточ­ных дер­жав в осво­е­нии побе­ре­жья Пон­та пря­мое под­чи­не­ние герак­леотов лидий­цам или даже пер­сам пред­став­ля­ет­ся мало­ве­ро­ят­ным. Вооб­ще кон­так­ты с лидий­ца­ми по необ­хо­ди­мо­сти мог­ли быть лишь очень крат­ковре­мен­ны­ми. В рас­чет, ста­ло быть, могут идти толь­ко пер­сы, одна­ко если им и уда­лось на какое-то вре­мя под­чи­нить себе Герак­лею, то под­чи­не­ние это было чисто номи­наль­ным: ника­ких реаль­ных сле­дов его обна­ру­жить невоз­мож­но²⁴.

Меж­ду тем город рос, и кажет­ся, что уве­ли­че­ние насе­ле­ния, оче­вид­но глав­ным обра­зом за счет при­то­ка новых коло­ни­стов, совер­ша­лось гораздо быст­рее, чем осво­е­ние новых терри­то­рий и раз­ви­тие город­ских про­мыс­лов. Еще в том же VI сто­ле­тии герак­леоты долж­ны были при­сту­пить к выведе­нию соб­ст­вен­ных коло­ний, и, оче­вид­но, это было обу­слов­ле­но не толь­ко потреб­но­стя­ми раз­ви­ваю­щей­ся тор­гов­ли, но и невоз­мож­но­стью обес­пе­чить всех новых коло­ни­стов зем­лею или пре­до­ста­вить им какое-либо дру­гое заня­тие в горо­де, боль­шая груп­па герак­леотов поки­ну­ла свой город и высе­ли­лась на запад­ное побе­ре­жье Чер­но­го моря, где осно­ва­ла город Кал­ла­ти­ду. Впро­чем, непо­сред­ст­вен­ным толч­ком к осно­ва­нию Кал­ла­ти­ды мог­ли послу­жить в Герак­лее рез­кое обост­ре­ние соци­аль­ной борь­бы и нис­про­вер­же­ние пер­во­на­чаль­но уста­но­вив­шей­ся демо­кра­тии. Воз­мож­но, что потер­пев­шие пора­же­ние демо­кра­ты и ста­ли ини­ци­а­то­ра­ми выво­да новой коло­нии (об осно­ва­нии Кал­ла­ти­ды см.: Ps.-Scymn., 761—764, с ука­за­ни­ем даты: ἠνί­κα τὴν Μα­κεδό­νων ἀρχὴν Ἀμύν­τας πα­ρέλα­βεν; ср.: Stra­bo, VII, 6, 1, p. 319 и XII, 3, 6, p. 542; Mem­non, 21; один лишь Пом­по­ний Мела утвер­жда­ет, что Кал­ла­ти­да была с.126 осно­ва­на милет­ца­ми [II, 22 — a Mi­le­siis de­duc­ta Cal­la­tis], что, одна­ко, не заслу­жи­ва­ет ника­ко­го дове­рия)²⁵.

Впро­чем, пери­од пер­во­на­чаль­но­го устро­е­ния был прой­ден герак­леота­ми доста­точ­но быст­ро. Энер­гич­ная экс­плуа­та­ция моря, быст­рое осво­е­ние обшир­ной сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной терри­то­рии, спо­соб­ной постав­лять в изоби­лии и про­дук­ты пита­ния и раз­лич­ное сырье, раз­ви­тие на этой осно­ве город­ских про­мыс­лов и тор­гов­ли ско­ро сде­ла­ли Герак­лею одним из самых бога­тых и про­цве­таю­щих горо­дов При­чер­но­мо­рья (ср. свиде­тель­ство Юсти­на о быст­рых успе­хах коло­ни­стов: XVI, 3, 7 — bre­vi tem­po­re mag­nas opes pa­ra­ve­re).

В V в. Герак­лея долж­на была уже играть вид­ную роль в эко­но­ми­че­ской и поли­ти­че­ской жиз­ни При­чер­но­мо­рья. К сожа­ле­нию, наша тра­ди­ция, более все­го инте­ре­со­вав­ша­я­ся вре­ме­нем тира­нии, как раз об этом пери­о­де герак­лей­ской исто­рии сооб­ща­ет очень скуд­ные сведе­ния. Судя по одно­му заме­ча­нию Юсти­на (см. ниже), герак­леотам уда­лось уста­но­вить хоро­шие отно­ше­ния с Пер­си­ей. Это было необ­хо­ди­мым усло­ви­ем даль­ней­ше­го без­опас­но­го суще­ст­во­ва­ния коло­нии, одна­ко осу­щест­вле­ние это­го усло­вия не мог­ло остать­ся без послед­ст­вий для внут­рен­ней жиз­ни самой Герак­леи. Кон­так­ты с Пер­си­ей, кото­рая все­гда ори­ен­ти­ро­ва­лась на ари­сто­кра­ти­че­ские слои, долж­ны были укре­пить пози­ции этих послед­них и в Герак­лее. Когда уси­ли­лось афин­ское про­ник­но­ве­ние в При­чер­но­мо­рье, про­ти­во­дей­ст­вие Афи­нам со сто­ро­ны Герак­леи опре­де­ля­лось не толь­ко друж­бою герак­леотов с пер­са­ми (см. у Юсти­на: XVI, 3, 9 — ob ami­ci­tiam re­gum Per­si­co­rum) и инте­ре­са­ми их соб­ст­вен­ной тор­гов­ли, но и пози­ци­ей вли­я­тель­ной герак­лей­ской зна­ти, кото­рая, есте­ствен­но, не пита­ла ника­ких сим­па­тий к афин­ской демо­кра­тии.

Опи­ра­ясь на под­держ­ку пер­сов, Герак­лея мог­ла дол­го про­ти­вить­ся вступ­ле­нию в Афин­ский мор­ской союз и сми­ри­лась, по-види­мо­му, лишь после того, как по ини­ци­а­ти­ве Перик­ла афи­ня­на­ми были пред­при­ня­ты энер­гич­ные шаги к утвер­жде­нию сво­его вли­я­ния в Пон­те. В середине 30-х годов сам Перикл с боль­шим фло­том побы­вал в Пон­те (Plut., Per., 20, 1—2)²⁶, за этим после­до­вал вывод афин­ских кле­ру­хий в Сино­пу и с.127 Амис (Plut., l. c.; Theo­pomp. ap. Strab., XII, 3, 14, p. 547 = FgrHist, 115, F. 389)²⁷ и, оче­вид­но, тогда же состо­я­лось при­со­еди­не­ние к Афин­ской архе и Герак­леи. К середине 20-х годов Герак­лея во вся­ком слу­чае уже вхо­ди­ла в состав Афин­ско­го сою­за: в одном из фраг­мен­тов (№ 38) афин­ской над­пи­си, содер­жа­щей декрет об обло­же­нии союз­ни­ков от 425/4 г., с боль­шой долей веро­ят­но­сти вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся имя герак­леотов — [Ἡρ]ακ­λειῶτα[ι]²⁸.

Одна­ко афин­ский кон­троль над Герак­ле­ей был непроч­ным. В 424 г. афи­няне долж­ны были отрядить часть кораб­лей, зани­мав­ших­ся сбо­ром пода­ти с союз­ных горо­дов, про­тив Герак­леи ввиду отка­за этой послед­ней вно­сить свою долю. Экс­пе­ди­ция, кото­рой коман­до­вал небезыз­вест­ный Ламах, едва не окон­чи­лась для афи­нян ката­стро­фой. Ламах выса­дил­ся неда­ле­ко от Герак­леи, в устье реки Кале­та, и при­нял­ся уже опу­сто­шать поля герак­леотов, как вдруг раз­ра­зи­лась буря и вздув­ша­я­ся от дождей река унес­ла в море при­ча­лен­ные кораб­ли. Лишив­шись флота, Ламах попал в отча­ян­ное поло­же­ние. Одна­ко герак­леоты не ста­ли зло­употреб­лять неожи­дан­ной уда­чей. Они всту­пи­ли с Лама­хом в пере­го­во­ры и, оче­вид­но добив­шись для себя важ­ных усту­пок, содей­ст­во­ва­ли воз­вра­ще­нию афи­нян по суше в Кал­хедон (Thuc., IV, 75; Diod., XII, 72, 4, с опозда­ни­ем, под годом архон­та Ами­ния = 423/2 г.; Jus­tin., XVI, 3, 8—12). Воз­мож­но, впро­чем, что уме­рен­ность герак­леотов была вынуж­ден­ной ввиду нали­чия у Лама­ха все еще зна­чи­тель­ных сил и напря­жен­ной обста­нов­ки в самой Герак­лее, где появ­ле­ние афи­нян мог­ло воз­будить актив­ность дру­же­ст­вен­ных им демо­кра­тов. Одна­ко если даже выступ­ле­ние этих демо­кра­тов и состо­я­лось, то ввиду несча­стья, постиг­ше­го Лама­ха, с.128 оно не име­ло шан­сов на успех. По-види­мо­му, есть все осно­ва­ния пред­по­ла­гать, что имен­но тогда в свя­зи с новым пора­же­ни­ем демо­кра­тии состо­я­лось оче­ред­ное высе­ле­ние зна­чи­тель­ной части герак­леотов, на этот раз в Крым, где они осно­ва­ли новую коло­нию Хер­со­нес Таври­че­ский (об осно­ва­нии Хер­со­не­са см.: Ps.-Scymn., 822—827, с ука­за­ни­ем на уча­стие делос­цев; ср. Stra­bo, VII, 4, 2, p. 308 и XII, 3, 6, p. 542)²⁹.

По-види­мо­му, после неуда­чи Лама­ха афи­няне не воз­об­нов­ля­ли попы­ток под­чи­нить Герак­лею. Город, таким обра­зом, остал­ся сво­бод­ным и неза­ви­си­мым. Более того, очень ско­ро, с кру­ше­ни­ем Афин­ской дер­жа­вы и сокра­ще­ни­ем тор­го­вой и поли­ти­че­ской актив­но­сти афи­нян в При­чер­но­мо­рье, для Герак­леи откры­лись новые широ­кие воз­мож­но­сти. Обла­дая вели­ко­леп­ны­ми гава­ня­ми (ср. Stra­bo, XII, 3, 6, p. 542 — ἡ μὲν οὖν Ἡράκ­λεια πό­λις ἐστὶν εὐλί­μενος), рас­по­ла­гая бога­ты­ми при­род­ны­ми ресур­са­ми и раз­ви­ты­ми сель­ским хозяй­ст­вом и ремеслом, Герак­лея ста­ла круп­ней­шим эко­но­ми­че­ским цен­тром При­чер­но­мо­рья. О широ­ком раз­ма­хе герак­лей­ской тор­гов­ли свиде­тель­ст­ву­ют повсе­мест­ные в При­чер­но­мо­рье наход­ки герак­лей­ской кера­ми­че­ской тары (от вре­ме­ни, как раз начи­ная с рубе­жа V—IV вв.)³⁰. Тор­гов­ля эта, в осо­бен­но­сти актив­ная с горо­да­ми Запад­но­го и Север­но­го При­чер­но­мо­рья, где у герак­леотов были надеж­ные опор­ные пунк­ты в лице их коло­ний Кал­ла­ти­ды и Хер­со­не­са, при­но­си­ла герак­лей­ским пред­при­ни­ма­те­лям круп­ные бары­ши. О богат­ствах Герак­леи могут дать с.129 пред­став­ле­ние не толь­ко осу­ществляв­ши­е­ся ею доб­ро­воль­но постав­ки про­до­воль­ст­вия воз­вра­щав­шим­ся из похо­да наем­ни­кам Кира (Xen., Anab., VI, 2, 3 и 5, 1), но и те тре­бо­ва­ния, с кото­ры­ми наем­ни­ки сами обра­ти­лись к герак­леотам: на про­дол­же­ние пути они потре­бо­ва­ли от жите­лей горо­да не то 3000, не то 10000 кизик­ских ста­те­ров. Реши­тель­ный отказ и энер­гич­ное про­ти­во­дей­ст­вие герак­леотов это­му вымо­га­тель­ству несо­мнен­но гово­рят о силе и неустра­ши­мо­сти дорий­ских коло­ни­стов (ibid., VI, 2, 4 слл.).

Вооб­ще Герак­лея была одним из самых силь­ных в воен­ном отно­ше­нии государств При­чер­но­мо­рья. Город был хоро­шо укреп­лен, в доках хра­ни­лось мно­го воен­ных кораб­лей, а из граж­дан в слу­чае нуж­ды мож­но было соста­вить боль­шое и бое­спо­соб­ное опол­че­ние (для суж­де­ния о воен­ной мощи Герак­леи и, в част­но­сти, о герак­лей­ском фло­те ср.: Ps.-Aris­tot., Oec., II, 2, 8, p. 1347b, 3 слл.; Po­lyaen., VI, 9, 4; Mem­non, 23). Опи­ра­ясь на эти силы, герак­лей­ское государ­ство про­во­ди­ло актив­ную внеш­нюю поли­ти­ку, обес­пе­чи­вая сво­бо­ду море­пла­ва­ния для сво­их куп­цов, прак­ти­куя капер­ство для устра­не­ния кон­ку­рен­тов, во всех слу­ча­ях зор­ко следя за тем, чтобы никто не ума­лял инте­ре­сов его соб­ст­вен­ных или свя­зан­ных с ним дело­вы­ми отно­ше­ни­я­ми дру­гих горо­дов. В IV в. имен­но эти опа­се­ния за без­опас­ность сво­ей коло­нии Хер­со­не­са и, более широ­ко, за сохран­ность сво­их пози­ций, сво­его тор­го­во­го и поли­ти­че­ско­го вли­я­ния в Кры­му и При­ку­ба­нье, кото­ро­му ста­ло угро­жать рас­ту­щее могу­ще­ство Бос­пор­ско­го государ­ства, вызва­ли вме­ша­тель­ство Герак­леи в вой­ну Бос­по­ра с Фео­до­си­ей. Вой­на эта, порож­ден­ная аннек­си­о­нист­ски­ми устрем­ле­ни­я­ми бос­пор­ских Спар­то­кидов, затя­ну­лась имен­но бла­го­да­ря вме­ша­тель­ству Герак­леи, кото­рая ста­ла ока­зы­вать актив­ную под­держ­ку Фео­до­сии. Герак­лей­ский флот не раз появ­лял­ся у бере­гов Кры­ма и застав­лял бос­пор­цев отсту­пать от стен Фео­до­сии, а выса­жи­вав­ши­е­ся герак­леота­ми в раз­лич­ных пунк­тах побе­ре­жья десан­ты нано­си­ли серь­ез­ный урон бос­пор­ской эко­но­ми­ке (Ps.-Aris­tot., Oec., II, 2, 8, p. 1347b, 3—15; Po­lyaen., V, 23 и 44, 1; VI, 9, 3—4)³¹.

с.130 Одна­ко эта вой­на ока­за­лась тяж­ким испы­та­ни­ем не толь­ко для Бос­по­ра, но и для Герак­леи. Не по силам антич­но­го горо­да было вести дли­тель­ную замор­скую вой­ну (об эко­но­ми­че­ских труд­но­стях Герак­леи во вре­мя вой­ны с Бос­по­ром см. Ps.-Aris­tot., l. c.). Тяготы воен­но­го вре­ме­ни рез­ко обост­ри­ли соци­аль­ную и поли­ти­че­скую обста­нов­ку в Герак­лее и, сде­лав невоз­мож­ным для герак­лей­ской рес­пуб­ли­ки про­дол­же­ние воен­ных опе­ра­ций в Кры­му, одно­вре­мен­но рас­чи­сти­ли путь тира­нии³².

Впро­чем, надо пом­нить, что связь вой­ны с Бос­по­ром с нача­лом новой сму­ты в Герак­лее доста­точ­но гипо­те­тич­на. У нас нет поло­жи­тель­ных дан­ных о том, что эта вой­на затя­ну­лась до 60-х годов IV в. Кро­ме того, вой­на в любом слу­чае мог­ла дать лишь тол­чок к раз­вя­зы­ва­нию соци­аль­но­го кон­флик­та, при­чи­ны кото­ро­го долж­ны были коре­нить­ся в более есте­ствен­ных осно­ва­ни­ях, преж­де все­го и глав­ным обра­зом в соци­аль­ной струк­ту­ре герак­лей­ско­го обще­ства. К рас­смот­ре­нию это­го ново­го вопро­са, как необ­хо­ди­мой пред­по­сыл­ки для пони­ма­ния с.131 при­ро­ды герак­лей­ской тира­нии, нам и необ­хо­ди­мо теперь обра­тить­ся.

О соци­аль­ном и поли­ти­че­ском строе Герак­леи мы рас­по­ла­га­ем немно­ги­ми, но содер­жа­тель­ны­ми ука­за­ни­я­ми Энея Так­ти­ка и Ари­сто­те­ля. Город кон­сти­туи­ро­вал­ся как дорий­ское посе­ле­ние. Граж­дане, как и у себя на родине в Мега­рах, под­разде­ля­лись на три филы. Одна­ко наряду с этим тра­ди­ци­он­ным для дорий­цев чле­не­ни­ем суще­ст­во­ва­ло, тоже веро­ят­но с само­го нача­ла, и дру­гое деле­ние, харак­тер­ное имен­но для Мегар и их коло­ний, — на сот­ни (ἑκα­τοσ­τύες). Послед­них было четы­ре, и, в отли­чие от фил, они слу­жи­ли, по-види­мо­му, не кров­но­род­ст­вен­ны­ми, а воен­но-поли­ти­че­ски­ми под­разде­ле­ни­я­ми общи­ны, таки­ми при­мер­но, каки­ми были цен­ту­рии у древ­них рим­лян (суще­ст­во­ва­ние фил и сотен в Герак­лее удо­сто­ве­ря­ет Эней Так­тик [11, 10a]; при истол­ко­ва­нии тек­ста Энея мы, вслед за Г. Апе­лем, исхо­дим из руко­пис­но­го чте­ния: οὐσῶν αὐτοῖς τριῶν φυ­λῶν καὶ τεσ­σά­ρων ἑκα­τοσ­τύων³³).

О пер­во­на­чаль­ном поли­ти­че­ском устрой­стве и соци­аль­ной ситу­а­ции в Герак­лее цен­ные ука­за­ния дает Ари­сто­тель. В «Поли­ти­ке», обос­но­вы­вая поло­же­ние о том, что при­чи­ною свер­же­ния демо­кра­тии чаще все­го быва­ет наг­лость дема­го­гов, Ари­сто­тель ссы­ла­ет­ся и на при­мер Герак­леи: «Нис­про­верг­ну­та была демо­кра­тия (ὁ δῆ­μος) и в Герак­лее, тот­час же после осно­ва­ния там коло­нии (με­τὰ τὸν ἀποικισ­μὸν εὐθὺς), бла­го­да­ря дема­го­гам: при­тес­ня­е­мые ими ари­сто­кра­ты (οἱ γνώ­ριμοι) уда­ли­лись в изгна­ние, затем изгнан­ни­ки объ­еди­ни­лись и, воз­вра­тив­шись в Герак­лею, уни­что­жи­ли в ней демо­кра­ти­че­ское с.132 прав­ле­ние (τὸν δῆ­μον)» (Pol., V, 4, 2, p. 1304b, 31—34, пер. С. А. Жебеле­ва).

Оче­вид­но, основ­ную мас­су пере­се­лен­цев в Герак­лее соста­ви­ли пред­ста­ви­те­ли демо­са, тор­гов­цы и зем­ледель­цы, по воле кото­рых пер­во­на­чаль­ный строй стал демо­кра­ти­че­ским. Одна­ко в новой общине рано обна­ру­жи­лись тен­ден­ции к соци­аль­но­му рас­сло­е­нию и роз­ни. Как и в дру­гих местах, при осно­ва­нии Герак­леи актив­ную роль вожа­ков мог­ли сыг­рать выход­цы из ари­сто­кра­ти­че­ских кру­гов. Заво­е­ва­ние при­ле­гаю­щей к горо­ду терри­то­рии и пора­бо­ще­ние мари­ан­ди­нов сра­зу долж­но было пре­вра­тить их и их бли­жай­шее окру­же­ние в мощ­ный слой воен­но-земле­вла­дель­че­ской зна­ти. Эта груп­па теперь про­ти­во­сто­я­ла осталь­ной мас­се наро­да — зем­ледель­цам, ока­зав­шим­ся менее пред­при­им­чи­вы­ми и полу­чив­шим мень­шую долю при разде­ле заво­е­ван­ных земель, горо­жа­нам, тор­гов­цам и ремес­лен­ни­кам, само­устра­нив­шим­ся от уча­стия в этом пред­при­я­тии, позд­ней­шим пере­се­лен­цам, для кото­рых это уча­стие и вовсе было исклю­че­но. Соци­аль­ное про­ти­во­сто­я­ние этих двух групп насе­ле­ния — новой зна­ти и осталь­но­го наро­да — неиз­беж­но долж­но было пере­ра­с­ти в рознь, чему нема­ло спо­соб­ст­во­ва­ло еще одно обсто­я­тель­ство, тоже соци­аль­но­го, хотя и не эко­но­ми­че­ско­го, поряд­ка. Пере­се­ле­ние силь­но уско­ри­ло есте­ствен­ный, начав­ший­ся еще на родине коло­ни­стов про­цесс раз­мы­ва­ния кров­но­род­ст­вен­ных свя­зей, след­ст­ви­ем чего яви­лось накоп­ле­ние зна­чи­тель­ной части наро­да за пре­де­ла­ми тра­ди­ци­он­ных родо­пле­мен­ных орга­ни­за­ций — фил. Вдо­ба­вок в нача­ле V в. в свя­зи с усу­губ­ле­ни­ем гре­ко-пер­сид­ских рас­прей в Герак­лею дол­жен был хлы­нуть новый поток пере­се­лен­цев из Ионии и Эолиды, людей, кото­рые иско­ни были чуж­ды дорий­ским филам. В этих усло­ви­ях воен­но-земле­вла­дель­че­ская знать Герак­леи ока­за­лась пре­иму­ще­ст­вен­ной носи­тель­ни­цей древ­них кров­но-род­ст­вен­ных свя­зей. Она с пре­зре­ни­ем долж­на была отно­сить­ся к мас­се наро­да, ока­зав­шей­ся вне тра­ди­ци­он­ных родо­пле­мен­ных под­разде­ле­ний, и ее пре­тен­зии на руко­во­дя­щее поло­же­ние в государ­стве мог­ли казать­ся ей самой тем более пра­во­мер­ны­ми, что в осно­ва­нии пер­во­на­чаль­ной поли­ти­че­ской орга­ни­за­ции лежа­ли глав­ным обра­зом, если не исклю­чи­тель­но, имен­но эти есте­ствен­но сло­жив­ши­е­ся ген­тиль­ные под­разде­ле­ния. Одна­ко в государ­стве с мно­го­чис­лен­ным и энер­гич­ным город­ским насе­ле­ни­ем такие устрем­ле­ния зна­ти не мог­ли остать­ся безот­вет­ны­ми. В Герак­лее отве­том яви­лась кон­со­лида­ция сил демо­кра­тии, кото­рые высту­пи­ли с тре­бо­ва­ни­ем с.133 после­до­ва­тель­но­го соци­аль­но­го и поли­ти­че­ско­го равен­ства. Соци­аль­ное про­ти­во­сто­я­ние пере­рос­ло таким обра­зом в поли­ти­че­ское, и сму­та надол­го долж­на была стать спут­ни­цей герак­лей­ской исто­рии³⁴.

И дей­ст­ви­тель­но, свер­шив­ше­е­ся в ран­ний пери­од нис­про­вер­же­ние пер­во­на­чаль­но­го демо­кра­ти­че­ско­го строя было лишь пер­вым зве­ном в длин­ной цепи поли­ти­че­ских кон­флик­тов (ср. выра­зи­тель­ное заме­ча­ние Юсти­на: XVI, 3, 8 — mul­ta etiam do­mes­ti­cae dis­sen­sio­nis ma­la fue­re). Оче­вид­но, резуль­та­том пер­во­го анти­де­мо­кра­ти­че­ско­го пере­во­рота яви­лось уста­нов­ле­ние край­ней оли­гар­хии или, как будет луч­ше ска­зать при­ме­ни­тель­но к это­му вре­ме­ни, ари­сто­кра­тии. Власть цели­ком сосре­дото­чи­лась в руках зна­ти, и от уча­стия в поли­ти­че­ской жиз­ни ока­за­лась устра­нен­ной не толь­ко мас­са наро­да, но и его зажи­точ­ная, но незнат­ная вер­хуш­ка. Эта послед­няя спу­стя неко­то­рое вре­мя ста­ла ини­ци­а­то­ром ново­го дви­же­ния и пере­во­рота, как об этом мож­но заклю­чить из дру­го­го места Ари­сто­теле­вой «Поли­ти­ки», где харак­те­ри­зу­ют­ся при­чи­ны государ­ст­вен­ных пере­во­ротов при оли­гар­хи­ях: «Ино­гда кру­ше­ние государ­ст­вен­но­го строя вызы­ва­ет­ся сами­ми зажи­точ­ны­ми людь­ми (ἐξ αὐτῶν τῶν εὐπό­ρων <…> γίγ­νε­ται κα­τάλυ­σις), имен­но теми, кото­рые не име­ют досту­па к долж­но­стям (οὐ τῶν ὄντων δ᾿ ἐν ταῖς ἀρχαῖς), когда лишь очень немно­гие поль­зу­ют­ся поче­том, свя­зан­ным с граж­дан­ски­ми пра­ва­ми (ὅταν ὀλί­γοι σφόδ­ρα ὦ­σιν οἱ ἐν ταῖς τι­μαῖς), как это име­ло место в Мас­са­лии, в Ист­ре, в Герак­лее и в дру­гих государ­ствах» (Pol., V, 5, 2, p. 1305b, 2—6, пер. С. А. Жебеле­ва с неко­то­ры­ми наши­ми изме­не­ни­я­ми).

Преж­де все­го было суще­ст­вен­но ослаб­ле­но древ­нее пат­ри­ар­халь­ное пра­во, этот важ­ней­ший из усто­ев ари­сто­кра­ти­че­ско­го строя. Было при­зна­но, что доступ к государ­ст­вен­ным долж­но­стям дол­жен быть открыт не толь­ко для отцов семейств, но и для их взрос­лых сыно­вей — сна­ча­ла для стар­ших бра­тьев, а затем и для млад­ших (см. у Ари­сто­те­ля: Pol., V, 5, 2, p. 1305b, с.134 6 слл., вслед за толь­ко что цити­ро­вав­шим­ся отрыв­ком, — οἱ γὰρ μὴ με­τέχον­τες τῶν ἀρχῶν ἐκί­νουν, ἕως με­τέλα­βον οἱ πρεσ­βύ­τεροι πρό­τερον τῶν ἀδελ­φῶν, ὕστε­ρον δ᾿ οἱ νεώτε­ροι πά­λιν, κτλ.). Одно­вре­мен­но был зна­чи­тель­но рас­ши­рен круг лиц, поль­зу­ю­щих­ся актив­ны­ми поли­ти­че­ски­ми пра­ва­ми. Их ста­ло теперь шесть­сот (ibid. — καὶ ἔνθα μὲν πο­λιτι­κωτέ­ρα ἐγέ­νετο ἡ ὀλι­γαρ­χία <…> ἐν Ἡρακ­λείᾳ δ᾿ ἐξ ἐλατ­τό­νων εἰς ἑξα­κοσίους ἦλθεν), и воз­мож­но, что это чис­ло было достиг­ну­то путем удво­е­ния преж­не­го чис­ла чле­нов ари­сто­кра­ти­че­ско­го сове­та: к 300 пред­ста­ви­те­лям дорий­ской зна­ти (по 100 от каж­дой из фил) было добав­ле­но 300 новых чле­нов из чис­ла про­сто бога­тых людей, кото­рые, таким обра­зом, были вклю­че­ны в эту ари­сто­кра­ти­че­скую кор­по­ра­цию на пра­вах млад­шей зна­ти. Воз­мож­но так­же, что имен­но тогда, если толь­ко это не было сде­ла­но в самом нача­ле, знать долж­на была согла­сить­ся на учреж­де­ние новых воен­но-адми­ни­ст­ра­тив­ных под­разде­ле­ний — сотен, кото­рые, в отли­чие от фил, охва­ты­ва­ли не толь­ко ари­сто­кра­тов с их бли­жай­шим окру­же­ни­ем, но все вооб­ще сво­бод­ное насе­ле­ние (Aen., Tact., 11, 10a; ср. так­же выше). Нако­нец, — впро­чем совсем необя­за­тель­но, что имен­но в это вре­мя, — знать долж­на была пой­ти еще на одну уступ­ку: суды ста­ли фор­ми­ро­вать­ся не из людей, непо­сред­ст­вен­но участ­ву­ю­щих в управ­ле­нии государ­ст­вом, а из дру­гих и, долж­но быть, менее при­ви­ле­ги­ро­ван­ных лиц, кото­рые не пре­ми­ну­ли обра­тить­ся к дема­го­гии и в кон­це кон­цов спро­во­ци­ро­ва­ли новый пере­во­рот (см: сле­дую­щее свиде­тель­ство Ари­сто­те­ля: Pol., V, 5, 5, p. 1305b, 33 слл., при рас­смот­ре­нии дру­гой при­чи­ны пере­во­ротов в оли­гар­хи­че­ских государ­ствах, — καὶ ὅπου τὰ δι­κασ­τή­ρια μὴ ἐκ τοῦ πο­λιτεύμα­τός ἐστι — δη­μαγω­γοῦν­τες γὰρ πρὸς τὰς κρί­σεις με­ταβάλ­λου­σι τὴν πο­λιτείαν, ὅπερ καὶ ἐν Ἡρακ­λείᾳ ἐγέ­νετο τῇ ἐν τῷ Πόν­τῳ)³⁵.

с.135 Все эти пре­об­ра­зо­ва­ния, совер­шен­ные на про­тя­же­нии одно­го или несколь­ких отрез­ков вре­ме­ни, поко­ле­ба­ли, но не уни­что­жи­ли совер­шен­но при­ви­ле­ги­ро­ван­но­го поло­же­ния герак­лей­ской зна­ти. Дело, одна­ко, ослож­ни­лось, когда обна­ру­жил­ся рас­кол в среде самой зна­ти, как это мог­ло быть уже в слу­чае с судья­ми-дема­го­га­ми (судя по кон­тек­сту, этот слу­чай упо­ми­на­ет­ся Ари­сто­те­лем в свя­зи с раз­бо­ром более общей ситу­а­ции, когда оли­гар­хи­че­ский строй рушил­ся вслед­ст­вие обра­ще­ния к дема­го­гии самих оли­гар­хов). Рас­при в среде зна­ти обык­но­вен­но вспы­хи­ва­ли из-за стрем­ле­ния одни­ми ари­сто­кра­та­ми оттес­нить дру­гих, при­чем пово­дом к взры­ву бывал то оскор­би­тель­ный отказ пород­нить­ся, то зло­употреб­ле­ние пра­во­суди­ем. Послед­нее име­ло место в слу­чае с неким Эве­ти­о­ном. Поли­ти­че­ские про­тив­ни­ки обви­ни­ли его в пре­лю­бо­де­я­нии и доби­лись осуж­де­ния, спра­вед­ли­во­го, но чрез­мер­но­го: выста­ви­ли его на город­ской пло­ща­ди с колод­кой на шее. У Эве­ти­о­на, одна­ко, судя по все­му, нашлись заступ­ни­ки, и в резуль­та­те в горо­де вспых­ну­ла сму­та (Aris­tot., Pol., V, 5, 10, p. 1306a, 31 слл.).

Ослаб­ляя знать, эти рас­при долж­ны были содей­ст­во­вать успе­ху демо­кра­тии. Воз­мож­но при этом, что в тот или иной момент в каче­стве пере­ход­ной фор­мы явля­лась к жиз­ни и тира­ния. Свида (Эли­ан) упо­ми­на­ет о древ­нем тиране Эво­пи­оне, кото­рый яко­бы явил­ся во сне Кле­ар­ху нака­нуне воз­вра­ще­ния с.136 это­го послед­не­го на роди­ну (Sui­das, s. v. ὄναρ ὁρᾷ πα­λαιὸν Ἡρακ­λεω­τῶν τύ­ραν­νον, Εὐωπίονα ὄνο­μα, κτλ.). Впро­чем, дру­гих упо­ми­на­ний об этом Эво­пи­оне не сохра­ни­лось, и надо думать, что древ­няя тира­ния в Герак­лее не была ни проч­ной, ни про­дол­жи­тель­ной³⁶.

С помо­щью ли тира­нии или без нее, но так или ина­че народ­ной пар­тии вре­ме­на­ми уда­ва­лось добить­ся успе­ха. Мы рас­по­ла­га­ем поло­жи­тель­ным свиде­тель­ст­вом Энея Так­ти­ка о том, что в Герак­лее, по-види­мо­му, в срав­ни­тель­но позд­нее вре­мя, была демо­кра­тия (οὔσης δη­μοκ­ρα­τίας). Одна­ко, судя по все­му, суще­ст­во­ва­ние этой демо­кра­тии не было проч­ным, ибо ей непре­рыв­но угро­жа­ли бога­чи (ἐπι­βου­λευόν­των τῶν πλου­σίων τῷ δή­μῳ). Упреж­дая один из таких заго­во­ров, руко­во­ди­те­ли наро­да (οἱ προ­στά­ται τοῦ δή­μου) про­ве­ли важ­ную рефор­му воен­но-адми­ни­ст­ра­тив­ной систе­мы: вме­сто пер­во­на­чаль­ных четы­рех было учреж­де­но шесть­де­сят новых сотен с той целью, чтобы силы бога­чей были рас­пы­ле­ны по этим новым под­разде­ле­ни­ям. И дей­ст­ви­тель­но, заклю­ча­ет Эней, «бога­тые были рас­се­я­ны и нахо­ди­лись в сот­нях в малом чис­ле сре­ди мно­го­чис­лен­ных пред­ста­ви­те­лей наро­да» (Aen. Tact., 11, 10a—11, пер. В. Ф. Беля­е­ва).

Тем не менее успех демо­кра­тов не был проч­ным: ко вре­ме­ни выступ­ле­ния Кле­ар­ха зажи­точ­ная и знат­ная вер­хуш­ка в герак­лей­ском поли­се вновь обре­ла силы и в лице ари­сто­кра­ти­че­ско­го Сове­та Трех­сот откры­то про­ти­во­сто­я­ла народ­ной мас­се (Jus­tin., XVI, 4, 1 слл.; для Сове­та Трех­сот ср. Po­lyaen., II, 30, 2; ср. так­же выше, прим. 35)³⁷. Эта сму­та в с.137 клас­си­че­ское вре­мя была послед­ней; она завер­ши­лась уста­нов­ле­ни­ем дли­тель­ной и проч­ной тира­нии, кото­рая пред­став­ля­ет для нас осо­бен­ный инте­рес. Одна­ко преж­де чем мы обра­тим­ся к ее изу­че­нию, под­ведем ито­ги преды­ду­ще­му изло­же­нию. Уяс­не­ние себе неко­то­рых осо­бен­но­стей герак­лей­ской исто­рии в пери­од сво­бод­но­го раз­ви­тия без сомне­ния будет спо­соб­ст­во­вать луч­ше­му пони­ма­нию и при­шед­шей на сме­ну это­му пери­о­ду тира­нии.

Нач­нем с кон­ста­та­ции оче­вид­но­го: зна­ком­ство с име­ю­щи­ми­ся в нашем рас­по­ря­же­нии мате­ри­а­ла­ми по соци­аль­ной исто­рии Герак­леи в пер­вые два века ее суще­ст­во­ва­ния остав­ля­ет впе­чат­ле­ние какой-то неяс­но­сти. Мы не можем, в част­но­сти, с уве­рен­но­стью соот­не­сти отдель­ные момен­ты внут­рен­ней борь­бы с собы­ти­я­ми внеш­ней исто­рии, чтобы таким обра­зом дати­ро­вать их. Лишь о пер­вом столк­но­ве­нии зна­ти с наро­дом мы рас­по­ла­га­ем опре­де­лен­ным свиде­тель­ст­вом Ари­сто­те­ля, что оно слу­чи­лось вско­ре после осно­ва­ния горо­да, и мы можем свя­зать слу­чив­ше­е­ся тогда пора­же­ние демо­кра­тии с выво­дом коло­нии в Кал­ла­ти­ду, так что самую сму­ту мож­но будет отне­сти ко вре­ме­ни око­ло 520 г. Для дати­ров­ки после­дую­щих смут мы не рас­по­ла­га­ем уже ника­ки­ми сведе­ни­я­ми.

Одна­ко неяс­ность про­ис­те­ка­ет не толь­ко от недо­стат­ка сведе­ний; сама фак­ти­че­ская исто­рия внут­рен­ней борь­бы в Герак­лее — так, как она пред­став­ле­на сово­куп­но­стью отдель­ных слу­ча­ев, — остав­ля­ет впе­чат­ле­ние неопре­де­лен­но­сти и неза­вер­шен­но­сти. Дей­ст­ви­тель­но, соци­аль­ные рас­при в Герак­лее силь­но затя­ну­лись. На про­тя­же­нии двух сто­ле­тий они шли непре­рыв­но, одна­ко ни одна из борю­щих­ся груп­пи­ро­вок так и не доби­лась решаю­ще­го успе­ха. В отли­чие от ряда дру­гих гре­че­ских горо­дов (Афи­ны, Коринф, Сира­ку­зы), здесь так и не насту­пил пери­од ста­би­ли­за­ции, и в 60-х годах IV в. ситу­а­ция оста­ва­лась столь же неяс­ной и напря­жен­ной, как и в поло­вине VI сто­ле­тия.

Объ­яс­не­ние это­му сле­ду­ет искать преж­де все­го в харак­те­ре само­го обще­ства, отча­сти — в осо­бен­но­стях внеш­не­го поло­же­ния Герак­леи. Усло­вия жиз­ни здесь спо­соб­ст­во­ва­ли фор­ми­ро­ва­нию двух оди­на­ко­во силь­ных анти­по­дов. С одной сто­ро­ны, — воен­но-земле­вла­дель­че­ская знать, силь­ная сво­им почти с.138 моно­поль­ным поло­же­ни­ем в зем­ледель­че­ской сфе­ре, сво­ей спа­ян­но­стью ввиду необ­хо­ди­мо­сти сов­мест­ны­ми сила­ми про­ти­во­сто­ять мари­ан­ди­нам, нако­нец сво­и­ми дорий­ски­ми тра­ди­ци­я­ми. С дру­гой сто­ро­ны, — мно­го­чис­лен­ное сосло­вие горо­жан, тор­гов­цев, ремес­лен­ни­ков, воль­но­на­ем­ных рабо­чих и мат­ро­сов, чье зна­че­ние непре­рыв­но воз­рас­та­ло по мере раз­ви­тия Герак­леи как тор­го­во-про­мыш­лен­но­го цен­тра. Фак­том, одна­ко, оста­ет­ся то, что в эко­но­ми­ке Герак­леи тор­гов­ля и про­мыш­лен­ность так и не смог­ли занять исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния. Сель­ское хозяй­ство все­гда оста­ва­лось здесь важ­ной отрас­лью; более того, оно-то и было есте­ствен­ным осно­ва­ни­ем для раз­ви­тия город­ских про­мыс­лов. Если, таким обра­зом, в соци­аль­ном и эко­но­ми­че­ском отно­ше­нии поло­же­ние герак­лей­ской зна­ти было доста­точ­но проч­ным, то, с дру­гой сто­ро­ны, у нее было важ­ное пре­иму­ще­ство перед город­ской демо­кра­ти­ей и во внеш­ней сфе­ре. Она все­гда мог­ла рас­счи­ты­вать на авто­ри­тет­ную под­держ­ку сочув­ст­во­вав­ших ей пер­сид­ских царей или сатра­пов, меж­ду тем как веро­ят­ность помо­щи извне для герак­лей­ской демо­кра­тии была прак­ти­че­ски ничтож­на.

Ска­зан­ное, по-види­мо­му, доста­точ­но объ­яс­ня­ет, поче­му соци­аль­ные сму­ты в Герак­лее так силь­но затя­ну­лись и поче­му еще и в IV в. ни одна из сто­рон не доби­лась решаю­ще­го успе­ха. Вме­сте с тем надо учесть, что с тече­ни­ем вре­ме­ни харак­тер этих смут мог изме­нить­ся. Древ­няя сослов­ная борь­ба мог­ла моди­фи­ци­ро­вать­ся или ослож­нить­ся новы­ми момен­та­ми соот­вет­ст­вен­но изме­не­ни­ям в струк­ту­ре само­го обще­ства. Уже в рас­ска­зе Энея Так­ти­ка о наход­чи­во­сти вождей демо­кра­тии в Герак­лее мы стал­ки­ва­ем­ся с харак­тер­ным для позд­не­клас­си­че­ско­го вре­ме­ни про­ти­во­по­став­ле­ни­ем: бога­чи (οἱ πλούσιοι) и народ (ὁ δῆ­μος), а у Юсти­на обост­ре­ние соци­аль­ной борь­бы нака­нуне выступ­ле­ния Кле­ар­ха пря­мо ста­вит­ся в зави­си­мость от ради­каль­ных, имен­но в духе IV века тре­бо­ва­ний демо­са: cum plebs et ta­bu­las no­vas et di­vi­sio­nem ag­ro­rum di­vi­tum im­po­ten­ter fla­gi­ta­rent, etc. (Jus­tin., XVI, 4, 2). Оче­вид­но, что в Герак­лее подоб­но тому, как это было в Риме, древ­ний сослов­ный анта­го­низм, не раз­ре­шив­ший­ся в ран­ний пери­од ради­каль­ной рево­лю­ци­ей, с тече­ни­ем вре­ме­ни мог при­нять харак­тер более широ­ко­го клас­со­во­го анта­го­низ­ма. Ины­ми сло­ва­ми, борь­ба земле­вла­дель­че­ской зна­ти с город­ской демо­кра­ти­ей мог­ла транс­фор­ми­ро­вать­ся в борь­бу знат­ной и бога­той вер­хуш­ки поли­са с мас­сой про­сто­го наро­да, стра­дав­ше­го от без­зе­ме­лья, неустро­ен­но­сти и дол­гов.

с.139 И послед­нее. Не сле­ду­ет забы­вать, что раз­ви­тие соци­аль­но­го кон­флик­та совер­ша­лось в Герак­лее в усло­ви­ях слож­ной внеш­не­по­ли­ти­че­ской обста­нов­ки. Жиз­нен­ные инте­ре­сы Герак­леи тре­бо­ва­ли непре­рыв­но­го напря­же­ния сил и, вопре­ки тен­ден­ци­ям внут­рен­не­го раз­ви­тия, кон­со­лида­ции обще­ства для про­ти­во­дей­ст­вия нажи­му тузем­ных пле­мен и пер­сид­ских сатра­пов, с одной сто­ро­ны, и для борь­бы с тор­го­вы­ми и поли­ти­че­ски­ми кон­ку­рен­та­ми в При­чер­но­мо­рье, с дру­гой. Раз­ви­тие новой сму­ты в 60-х годах IV в. ока­за­лось ослож­нен­ным непри­ят­но­стя­ми сра­зу с обе­их сто­рон: к затя­нув­ше­му­ся кон­флик­ту с Бос­по­ром гро­зи­ла доба­вить­ся новая вой­на, теперь уже на самом ази­ат­ском мате­ри­ке, ввиду открыв­ших­ся стрем­ле­ний Мит­ри­да­та, сына сатра­па Гел­лес­понт­ской Фри­гии Арио­бар­за­на, сде­лать Герак­лею сво­им доме­ном (Jus­tin., XVI, 4, 7 слл.; ср. Sui­das, s. v. Κλέαρ­χος)³⁸.

Вот эта свое­об­раз­ная ком­би­на­ция древ­них сослов­ных рас­прей, ново­го клас­со­во­го анта­го­низ­ма и внеш­них ослож­не­ний и опре­де­ли­ла слож­ный харак­тер обста­нов­ки, поро­див­шей герак­лей­скую тира­нию. Соот­вет­ст­вен­но и сама эта тира­ния долж­на была отли­чать­ся суще­ст­вен­ным свое­об­ра­зи­ем. Апри­о­ри мы можем ожи­дать здесь спле­те­ния самых раз­но­об­раз­ных черт соци­аль­ной дик­та­ту­ры, цеза­рист­ско­го режи­ма и «нацио­наль­ной» монар­хии.