Римская армия в период Поздней Империи

Публикуется впервые, по электронной версии, предоставленной автором, 2000 г.

Эко­но­ми­че­ский кри­зис, пора­зив­ший Импе­рию в III в., при­вел к рез­ко­му ухуд­ше­нию поло­же­ния всех низ­ших сло­ев насе­ле­ния и вызвал целый ряд мощ­ных выступ­ле­ний народ­ных масс в про­вин­ци­ях, Ита­лии и в самом Риме. Чем глуб­же шел про­цесс раз­ви­тия коло­на­та, закре­по­ще­ния мел­ких сво­бод­ных зем­ледель­цев и ремес­лен­ни­ков, тем более широ­кий мас­штаб при­об­ре­та­ло сопро­тив­ле­ние соци­аль­ных низов. В этих усло­ви­ях осо­бен­но воз­рас­та­ла роль армии как кара­тель­но­го орга­на, направ­лен­но­го про­тив «внут­рен­не­го вра­га». Меж­ду тем имен­но в это вре­мя армия, этот основ­ной эле­мент государ­ст­вен­но­го аппа­ра­та, глав­ное орудие вла­сти клас­са рабо­вла­дель­цев, пока­за­ла свою неустой­чи­вость, непо­ви­но­ве­ние по отно­ше­нию к цен­траль­но­му пра­ви­тель­ству. Воен­ные мяте­жи ста­ли насто­я­щим зна­ме­ни­ем вре­ме­ни. Соци­аль­но-эко­но­ми­че­ский кри­зис не мино­вал и армию, ком­плек­то­вав­шу­ю­ся, глав­ным обра­зом, из мел­ких сво­бод­ных земле­вла­дель­цев, то есть из того соци­аль­но­го слоя, кото­рый наи­бо­лее ост­ро ощу­тил на себе послед­ст­вия эко­но­ми­че­ско­го упад­ка. И хотя при­чи­ны и харак­тер воен­ных и кре­стьян­ских дви­же­ний во мно­гом были раз­лич­ны, сол­да­ты не мог­ли не чув­ст­во­вать свою сопри­част­ность к раз­вер­нув­шей­ся борь­бе круп­но­го и мел­ко­го земле­вла­де­ния. В нема­лой сте­пе­ни это­му спо­соб­ст­во­вал прин­цип мест­но­го ком­плек­то­ва­ния, так что сол­да­ты мог­ли под­дер­жи­вать отно­ше­ния со сво­и­ми одно­сель­ча­на­ми. Полу­ре­гу­ляр­ный харак­тер дви­же­ния багау­дов, опре­де­лен­но вла­дев­ших воен­ны­ми навы­ка­ми, вполне мож­но объ­яс­нить уча­сти­ем в нем вете­ра­нов, а может быть даже и сол­дат регу­ляр­ной армии. Не слу­чай­но после подав­ле­ния Мак­си­ми­а­ном в 286 г. дви­же­ния багау­дов во всех галль­ских гар­ни­зо­нах была про­из­веде­на осно­ва­тель­ная чист­ка лич­но­го соста­ва, так что зараз каз­ни­ли по 200—300 чело­век.

Нель­зя, конеч­но, пере­оце­ни­вать роль армии в дви­же­нии угне­тен­ных масс, одна­ко уча­стив­ши­е­ся слу­чаи непо­ви­но­ве­ния войск не мог­ли не встре­во­жить рим­ское пра­ви­тель­ство. Чтобы пре­сечь неже­ла­тель­ные кон­так­ты армии с насе­ле­ни­ем, необ­хо­ди­мо было про­ти­во­по­ста­вить эти силы. Эко­но­ми­че­ской базой тако­го про­ти­во­по­став­ле­ния ста­ли государ­ст­вен­ные льготы и при­ви­ле­гии, пре­до­став­лен­ные вете­ран­ско­му и сол­дат­ско­му земле­вла­де­нию, соци­аль­ной базой — введе­ние и юриди­че­ское оформ­ле­ние наслед­ст­вен­ной воен­ной служ­бы.

Как вете­ран сол­дат полу­чил ряд важ­ных при­ви­ле­гий, кото­рые вре­мя от вре­ме­ни раз­ли­ча­лись соглас­но дли­тель­но­сти его служ­бы, его ран­гу при уволь­не­нии и ста­ту­су части, в кото­рой он слу­жил. По инструк­ции, состав­лен­ной в 311 году, все вете­ра­ны осво­бож­да­лись от подуш­но­го нало­га, при­чем тот, кто про­слу­жил 20 лет или уво­лил­ся по ране­нию, полу­чал такое осво­бож­де­ние и для сво­ей жены, а про­слу­жив­ший пол­ные 24 года доби­вал­ся осво­бож­де­ния для четы­рех чле­нов семьи. Прав­да Кон­стан­тин позд­нее умень­шил эти при­ви­ле­гии: осво­бож­де­ние от нало­га дава­лось толь­ко вете­ра­ну и его жене при усло­вии, что он про­слу­жил 24 года и был при­знан негод­ным к служ­бе. Кро­ме того, вете­ра­ны осво­бож­да­лись от выпол­не­ния обще­ст­вен­ных работ и обло­же­ния каки­ми-либо денеж­ны­ми сбо­ра­ми, полу­ча­ли пра­во бес­по­шлин­ной тор­гов­ли и заклю­че­ния сде­лок.

Поми­мо воз­на­граж­де­ния, кото­рое сол­дат полу­чал при уволь­не­нии, ему пре­до­став­ля­лась сво­бо­да выбо­ра: или зани­мать­ся тор­гов­лей, и в этом слу­чае он полу­чал денеж­ную суб­сидию, состав­ляв­шую при Кон­стан­тине 100 фол­ли­ев, или возде­лы­вать выде­лен­ный ему уча­сток зем­ли, полу­чая при этом пару волов, 50 моди­ев семен­но­го зер­на и 50 фол­ли­ев для пер­во­на­чаль­ных затрат. При Вален­ти­ни­ане I в усло­ви­ях инфля­ции выда­ча денеж­ной суб­сидии поте­ря­ла смысл и вме­сто неё ста­ли давать удво­ен­ное вза­мен преж­не­го коли­че­ство рога­то­го скота и семен­но­го зер­на.

Эко­но­ми­че­ская под­держ­ка вете­ра­нов, сама по себе, не была ново­введе­ни­ем IV в. и пред­став­ля­ла собой пред­мет заботы всех рим­ских импе­ра­то­ров. При­ви­ле­гии вете­ра­нов рос­ли, сокра­ща­лись и изме­ня­лись в зави­си­мо­сти от усло­вий эко­но­ми­че­ско­го раз­ви­тия Импе­рии. В III в. эко­но­ми­че­ские при­ви­ле­гии вете­ра­нов, в свя­зи с общей нало­го­вой поли­ти­кой Импе­рии, были сокра­ще­ны, что в извест­ной мере может слу­жить объ­яс­не­ни­ем роста недо­воль­ных сре­ди воен­ных. Одна­ко в IV в., судя по юриди­че­ским доку­мен­там, уси­лия пра­ви­тель­ства были направ­ле­ны на улуч­ше­ние эко­но­ми­че­ско­го поло­же­ния вете­ра­нов. Эти уси­лия объ­яс­ня­лись не толь­ко заин­те­ре­со­ван­но­стью в нали­чии ста­биль­но­го источ­ни­ка рекру­тов, но и стрем­ле­ни­ем зару­чить­ся под­держ­кой воен­но­го сосло­вия в борь­бе про­тив закре­по­щае­мо­го насе­ле­ния.

Наслед­ст­вен­ная воен­ная служ­ба так­же ухо­дит сво­и­ми кор­ня­ми в более ран­нее вре­мя. Уже в III в. воен­ная служ­ба была непре­мен­ным усло­ви­ем пере­хо­да земель­но­го участ­ка вете­ра­на от отца к сыну. Одна­ко тогда это было ско­рее эко­но­ми­че­ским сти­му­лом, чем юриди­че­ским обя­за­тель­ст­вом и, по-види­мо­му, сыну вете­ра­на не воз­бра­ня­лось ухо­дить из кана­бы в город, где он мог стать ремес­лен­ни­ком или тор­гов­цем. В IV в. обя­за­тель­ство наслед­ст­вен­но­сти воен­ной служ­бы полу­чи­ло юриди­че­ское оформ­ле­ние и было рас­про­стра­не­но на всех сол­дат рим­ской армии. В текстах соот­вет­ст­ву­ю­щих импе­ра­тор­ских ука­зов это обя­за­тель­ство оправ­ды­ва­лось ука­за­ни­ем на льготы и при­ви­ле­гии, кото­рые сол­да­ты полу­ча­ли при отстав­ке. Так в Импе­рии появи­лось наслед­ст­вен­ное сосло­вие воен­ных людей, став­шее опо­рой рим­ских импе­ра­то­ров.

Конеч­но, и сей­час вете­ра­ны-зем­ледель­цы не пере­ста­ли испы­ты­вать вли­я­ние эко­но­ми­че­ско­го кри­зи­са, но их поло­же­ние было несрав­нен­но более луч­шим, чем поло­же­ние про­стых кре­стьян, вовсе лишен­ных каких-либо при­ви­ле­гий. И быв­шие сол­да­ты стой­ко дер­жа­лись за свои пра­ва, рев­ни­во обе­ре­гая их от любых попы­ток нару­шить им при­над­ле­жа­щее. Импе­ра­то­рам уда­лось если не про­ти­во­по­ста­вить, то по край­ней мере ото­рвать сол­дат от соци­аль­ных сло­ев, из кото­рых они вошли. В IV в. слу­чаи сов­мест­ных выступ­ле­ний сол­дат и мест­ных жите­лей нам почти неиз­вест­ны.

В то же вре­мя наслед­ст­вен­но-при­нуди­тель­ная воен­ная служ­ба оче­вид­но не мог­ла удо­вле­тво­рить потреб­но­сти Импе­рии в рекру­тах. Тем более, что заду­ман­ная Дио­кле­ти­а­ном и Кон­стан­ти­ном воен­ная рефор­ма, а так­же акти­ви­за­ция воен­ных дей­ст­вий потре­бо­ва­ли зна­чи­тель­но­го уве­ли­че­ния чис­лен­но­сти армии. Фор­маль­но в Импе­рии про­дол­жал дей­ст­во­вать прин­цип все­об­щей воин­ской обя­зан­но­сти для всех рим­ских граж­дан, но на прак­ти­ке в силу сло­жив­шей­ся поли­ти­че­ской тра­ди­ции армия дав­но пре­вра­ти­лась в посто­ян­ное про­фес­сио­наль­ное вой­ско, ком­плек­ту­е­мое за счет доб­ро­воль­цев. Един­ст­вен­ным обя­за­тель­ным усло­ви­ем при­е­ма на служ­бу, кро­ме физи­че­ских дан­ных, было сво­бод­ное рож­де­ние.

До III в. н. э. Импе­рия, оче­вид­но, не испы­ты­ва­ла недо­стат­ка в доб­ро­воль­цах. Успеш­ные заво­е­ва­тель­ные похо­ды, пер­спек­ти­ва полу­че­ния зем­ли и рим­ско­го граж­дан­ства мани­ли к себе разо­рен­ных или разо­ря­е­мых мел­ких земле­вла­дель­цев. После эдик­та Кара­кал­лы и со все более углуб­ляв­шим­ся хозяй­ст­вен­ным кри­зи­сом поло­же­ние изме­ни­лось. Теперь заня­тие зем­леде­ли­ем после воен­ной служ­бы уже не сули­ло боль­шой выго­ды, а рим­ское граж­дан­ство при­но­си­ло лишь новые тяготы. Да и сама воен­ная служ­ба ста­ла более тяже­лой и опас­ной: армия была раз­бро­са­на вне горо­дов на отда­лен­ных гра­ни­цах, меж­до­усоб­ная борь­ба застав­ля­ла вой­ско­вые части сра­жать­ся меж­ду собой, уча­сти­лись слу­чаи болез­нен­ных пора­же­ний от внеш­них вра­гов. Служ­ба в армии не при­но­си­ла ни поче­та, ни ува­же­ния и если нахо­ди­лись еще доб­ро­воль­цы, то их жела­ние объ­яс­ня­лось, ско­рее все­го, стрем­ле­ни­ем избе­жать более тяже­лых тягот штат­ской жиз­ни или воз­мож­но­стью пожи­вить­ся за чужой счет.

В этих усло­ви­ях импе­ра­то­ры вос­поль­зо­ва­лись суще­ст­ву­ю­щей бук­вой зако­на и обра­ти­лись к при­нуди­тель­но­му при­зы­ву (кон­скрип­ции) рим­ских граж­дан, соста­вив­ше­му одну из отли­чи­тель­ных осо­бен­но­стей систе­мы ком­плек­то­ва­ния рим­ской армии IV в. н. э. Соглас­но новой фор­ме вер­бов­ки, постав­ка рекру­тов ста­ла свое­об­раз­ным нало­гом на иму­ще­ство. Клас­си­че­ский прин­цип пер­со­наль­ной воин­ской повин­но­сти был реши­тель­но пере­смот­рен. Заслу­га ново­введе­ния при­над­ле­жит Дио­кле­ти­а­ну.

С 293 года, соглас­но ука­зу импе­ра­то­ра, круп­ные земле­вла­дель­цы, обла­гав­ши­е­ся доста­точ­но высо­кой сум­мой нало­га, были обя­за­ны постав­лять одно­го или более рекру­тов. Более мел­кие земле­вла­дель­цы объ­еди­ня­лись в осо­бые груп­пы, состав­ляя вме­сте такую сум­му обло­же­ния нало­га, чтобы выста­вить одно­го рекру­та. Не были избав­ле­ны от постав­ки рекру­тов и выс­шие долж­ност­ные лица. Неред­ко круп­ные земель­ные соб­ст­вен­ни­ки пус­ка­лись на улов­ки и отда­ва­ли в рекру­ты не при­пи­сан­ных к их зем­ле коло­нов, а бро­дяг или даже сыно­вей вете­ра­нов, кото­рые и без это­го были обя­за­ны к служ­бе. Чтобы пре­сечь подоб­ные махи­на­ции, Валент ввел твер­дую реги­ст­ра­цию дер­жа­те­лей земель­ных участ­ков и стро­го взыс­ки­вал с земле­вла­дель­цев за обна­ру­жен­ные нару­ше­ния.

В усло­ви­ях эко­но­ми­че­ско­го подъ­ема, пере­жи­вае­мо­го восточ­ны­ми про­вин­ци­я­ми в IV в., мно­гие земле­вла­дель­цы были заин­те­ре­со­ва­ны в сохра­не­нии рабо­чей силы и поэто­му пред­по­чи­та­ли вме­сто постав­ки рекру­та пла­тить откуп­ную сум­му (aurum ti­ro­ni­cum) в раз­ме­ре 36 солидов. Одна­ко это не устра­и­ва­ло государ­ство и в 362 г. Юли­ан спе­ци­аль­ным ука­зом запре­тил сена­то­рам выкуп­ные пла­те­жи, обя­зав их постав­кой рекру­тов. Одна­ко уже при Вален­те от это­го пра­ви­ла ста­ли отхо­дить, а к кон­цу сто­ле­тия пра­во сена­то­ров на откуп закреп­ле­но в зако­нах.

Вер­бов­ка рекру­тов, соглас­но Веге­цию, про­во­ди­лась небреж­но и была пол­на зло­употреб­ле­ний. Неред­ко земле­вла­дель­цы отда­ва­ли в рекру­ты людей, кото­ры­ми сами тяго­ти­лись. К таким людям оче­вид­но отно­си­лись строп­ти­вые, нечи­стые на руку, боль­ные или про­сто лени­вые, но ими мог­ли быть и бун­тар­ски настро­ен­ные эле­мен­ты, вос­ста­вав­шие про­тив бес­по­щад­ной экс­плуа­та­ции и не устра­и­вав­шие этим сво­их хозя­ев. Понят­но, что послед­ние отнюдь не спо­соб­ст­во­ва­ли укреп­ле­нию рим­ской армии.

В то же вре­мя рекру­ты долж­ны были отве­чать опре­де­лен­ным тре­бо­ва­ни­ям. По воз­рас­ту, соглас­но ука­зу 326 г., они мог­ли быть не моло­же 20 и не стар­ше 25 лет. Более позд­ние зако­ны рас­ши­ри­ли воз­раст­ные рам­ки, так что теперь в армию заби­ра­ли с 19 лет, а для сыно­вей вете­ра­нов, кото­рые укло­ня­лись от несе­ния служ­бы, верх­ним пре­де­лом при­зы­ва было 35 лет. Поми­мо воз­рас­та и физи­че­ской год­но­сти, дру­гим про­фес­сио­наль­ным тре­бо­ва­ни­ем был рост ново­бран­ца: ста­рый мини­мум 510/12 рим­ских фута был сни­жен в 367 г. до 57/10 фута. Это сни­же­ние ясно гово­рит от тех труд­но­стях ком­плек­то­ва­ния армии, кото­рые испы­ты­ва­ла Импе­рия в IV в. Эти труд­но­сти ста­нут еще понят­нее, если учесть, что на про­тя­же­нии все­го сто­ле­тия импе­ра­то­ры вели отча­ян­ную борь­бу с мас­со­вым дезер­тир­ст­вом. При­нуди­тель­ный харак­тер служ­бы ни в коей мере не мог при­ми­рить с ней рим­ских граж­дан, пре­крас­но видев­ших все отри­ца­тель­ные сто­ро­ны воен­ных обя­зан­но­стей, о кото­рых выше уже гово­ри­лось. Они сопро­тив­ля­лись все­ми спо­со­ба­ми, вплоть до чле­но­вреди­тель­ства, отру­бая себе боль­шой палец руки. Осо­бен­но слу­чаи само­уве­чья рас­про­стра­ни­лись в 80-х и 90-х годах после ката­стро­фи­че­ско­го пора­же­ния рим­ской армии при Адри­а­но­по­ле. Но имен­но сей­час как нико­гда Импе­рия нуж­да­лась в новых рекру­тах, поэто­му в 381 году Фео­до­сий при­ка­зал, чтобы уве­чен­ные, несмот­ря ни на что, при­вле­ка­лись к служ­бе, а нало­го­пла­тель­щи­ки постав­ля­ли двух калек за одно­го здо­ро­во­го.

При­ме­ня­лись реши­тель­ные меры и по борь­бе с дезер­тир­ст­вом. В 368 г. Вален­ти­ни­ан при­ка­зал Вивен­цию, пре­фек­ту пре­то­рия Гал­лии, сжи­гать дезер­ти­ров зажи­во, что, одна­ко, не реша­ло про­бле­мы. Более эффек­тив­ной была систе­ма пред­у­преж­де­ния слу­ча­ев дезер­тир­ства, созда­ния усло­вий, затруд­ня­ю­щих сокры­тие бег­ле­цов. В 383 г. вме­сто дезер­ти­ра сжи­га­ли акто­ра, укрыв­ше­го его в име­нии без ведо­ма гос­по­ди­на. В рескрип­те Гра­ци­а­на, Вален­ти­ни­а­на и Фео­до­сия от 380 г. рабу, выдав­ше­му сол­да­та-дезер­ти­ра, пре­до­став­ля­ли сво­бо­ду. Земле­вла­де­лец за сокры­тие одно­го дезер­ти­ра обя­зы­вал­ся выста­вить трех новых рекру­тов. Чтобы облег­чить про­цесс поим­ки и опо­зна­ния дезер­ти­ров, рекру­там ста­ви­ли клей­мо.

Рекрут­ский набор был одним из основ­ных в систе­ме ком­плек­то­ва­ния рим­ской армии. Но кро­ме рекру­тов к воин­ской служ­бе при­вле­ка­лись бро­дя­ги и лица, не при­над­ле­жав­шие к кол­ле­гии и дру­гой государ­ст­вен­ной орга­ни­за­ции. На них пери­о­ди­че­ски устра­и­ва­ли обла­ву, посы­лая отряды под коман­до­ва­ни­ем про­тек­то­ра или три­бу­на. В чрез­вы­чай­ных усло­ви­ях к воен­ной служ­бе при­вле­ка­ли все бое­спо­соб­ное насе­ле­ние Импе­рии вплоть до мона­хов.

Не был закрыт путь в армию и доб­ро­воль­цам. Более того, пра­ви­тель­ство поощ­ря­ло такой шаг, обе­щая награ­ду в 10 солидов и допус­кая воз­мож­ность более ран­не­го выхо­да в отстав­ку. Но вряд ли мож­но было ожи­дать, в силу выше­из­ло­жен­ных при­чин, боль­шо­го при­то­ка доб­ро­воль­цев. Извест­ны лишь еди­нич­ные такие слу­чаи.

К кон­цу IV в. пра­ви­тель­ство начи­на­ет огра­ни­чи­вать при­ви­ле­гии вете­ра­нов и исче­за­ют сведе­ния о наслед­ст­вен­но­сти воен­ной служ­бы. По-види­мо­му, на рубе­же IV и V вв. в систе­ме ком­плек­то­ва­ния рим­ской армии про­ис­хо­дит реши­тель­ная пере­ори­ен­та­ция с внут­рен­них источ­ни­ков полу­че­ния сол­дат­ско­го мате­ри­а­ла на внеш­ние. На откуп­ные день­ги, полу­чае­мые с земле­вла­дель­цев, пра­ви­тель­ство пред­по­чи­та­ет наби­рать наем­ни­ков из вар­ва­ров, кото­рым были чуж­ды внут­рен­ние соци­аль­ные кон­флик­ты Импе­рии. При­чем, начи­ная с IV в., в армию ста­ли уси­лен­но при­вле­кать­ся вар­ва­ры наи­бо­лее диких пле­мен, жив­ших за пре­де­ла­ми Импе­рии. Чем более вар­вар­ский состав имел отряд, тем выше счи­та­лась его бое­вая цен­ность.

Сами вар­ва­ры охот­но шли на рим­скую воен­ную служ­бу, и к это­му их побуж­дал не «при­род­ный воин­ст­вен­ный инстинкт», а сам образ жиз­ни, обу­слав­ли­вае­мый достиг­ну­тым ими уров­нем раз­ви­тия про­из­во­ди­тель­ных сил и сло­жив­шей­ся исто­ри­че­ской ситу­а­ци­ей. Боль­шин­ство окру­жав­ших Импе­рию пле­мен нахо­ди­лись на ста­дии раз­ло­же­ния родо­пле­мен­но­го строя, когда королев­ская власть вар­ва­ров еще высту­па­ла выра­зи­тель­ни­цей инте­ре­сов всех сво­бод­ных чле­нов пле­ме­ни, заин­те­ре­со­ван­ных в захва­те земель для посе­ле­ния и воен­ной добы­чи. Вме­сте с тем иму­ще­ст­вен­ное рас­сло­е­ние сре­ди сво­бод­ных общин­ни­ков, зна­ме­но­вав­шее собой нача­ло про­цес­са клас­со­об­ра­зо­ва­ния, при­во­ди­ло к воз­рас­та­нию зна­че­ния воен­ных дру­жин, с помо­щью кото­рых знать стре­ми­лась укре­пить своё поло­же­ние. Воен­ная служ­ба у рим­лян объ­ек­тив­но спо­соб­ст­во­ва­ла уси­ле­нию пози­ций дру­жин­ни­ков и зна­ти, при­об­щая вар­ва­ров к более раз­ви­той рим­ской куль­ту­ре и щед­ро опла­чи­вая воен­ные услу­ги. Ста­би­ли­за­ция воен­но-пле­мен­ных сою­зов вар­ва­ров и стрем­ле­ние пле­мен, в отли­чие от преж­них набе­гов, осесть на терри­то­рии Импе­рии и возде­лы­вать зем­лю, созда­ва­ло бла­го­при­ят­ные воз­мож­но­сти при­е­ма не толь­ко отдель­ных групп вар­ва­ров, но и целых пле­мен на рим­скую воен­ную служ­бу.

Начи­ная с IV в., боль­шин­ство вар­ва­ров, слу­жив­ших в рим­ской армии, состав­ля­ли гер­ман­цы, готы, фран­ки, гал­лы; кро­ме них при­вле­ка­лись ате­кот­ты из Бри­та­нии, сар­ма­ты из Ниж­не­го Заду­на­вья, пер­сы с Восто­ка, мав­ры из Афри­ки, ибе­ры и армяне с Кав­ка­за, в кон­це IV в. — гун­ны. Зна­чи­тель­ную часть вар­ва­ров, слу­жив­ших в рим­ской армии, состав­ля­ли доб­ро­воль­цы, кото­рых при­вле­ка­ла обыч­ная жизнь рим­ско­го сол­да­та, казав­ша­я­ся боль­шин­ству из них рос­кош­ной из-за обиль­ной пищи, наряд­ной одеж­ды, сна­ря­же­ния, ору­жия и пери­о­ди­че­ской пла­ты золоты­ми и сереб­ря­ны­ми моне­та­ми. Кро­ме того, при­вле­ка­ла пер­спек­ти­ва про­дви­же­ния по служ­бе; мно­гие из вар­ва­ров не толь­ко слу­жи­ли в наи­бо­лее почет­ных вой­сках, но и ста­но­ви­лись млад­ши­ми и стар­ши­ми коман­ди­ра­ми, а ино­гда даже маги­ст­ра­ми армии как, напри­мер, франк Силь­ван, назна­чен­ный Кон­стан­ци­ем II началь­ни­ком пехоты или сар­мат Вик­тор, став­ший началь­ни­ком кон­ни­цы.

Одна­ко пра­ви­тель­ство не удо­вле­тво­ря­лось одни­ми вар­ва­ра­ми-доб­ро­воль­ца­ми, так как кро­ме них к воен­ной служ­бе при­вле­ка­лись вар­ва­ры из чис­ла воен­но­плен­ных и люди, сдав­ши­е­ся на волю рим­ско­го пра­ви­тель­ства, жерт­вы меж­пле­мен­ных войн или внут­рен­ней враж­ды. Широ­ко рас­про­стра­нен­ной прак­ти­кой было воз­ло­же­ние на побеж­ден­ные пле­ме­на обя­за­тель­ства постав­лять моло­дых людей для служ­бы в армии. Эти обя­за­тель­ства пле­ме­на выпол­ня­ли или еже­год­но или отку­па­лись за один раз.

Не менее рас­про­стра­нен­ной была систе­ма вар­вар­ских воен­ных посе­ле­ний, соглас­но кото­рой пра­ви­тель­ство раз­ре­ша­ло, а порой и при­нуж­да­ло, вар­вар­ские пле­ме­на селить­ся на рим­ской терри­то­рии и им выде­ля­лась зем­ля, кото­рую они обя­за­ны были защи­щать и постав­лять рекру­тов в рим­скую армию. На гер­ман­ской гра­ни­це в Гал­лии такие вар­вар­ские посе­лен­цы назы­ва­лись «лета­ми», в дру­гих рай­о­нах Импе­рии — «инкви­ли­на­ми» или «ген­ти­лами». По сво­е­му юриди­че­ско­му поло­же­нию леты были подоб­ны кре­стья­нам-арен­да­то­рам. Как и коло­ны, они были при­вя­за­ны к зем­ле и не мог­ли ни покидать её, ни рас­ши­рять без ведо­ма импе­ра­то­ра.

Выде­ля­е­мая вар­ва­рам зем­ля, оче­вид­но, под­вер­га­лась тем же повин­но­стям и льготам, что и земель­ное вла­де­ние вете­ра­на. И в том и в дру­гом слу­чае наслед­ст­вен­ность воен­ной про­фес­сии была обя­за­тель­ным усло­ви­ем. В 400 г. Сти­ли­хон спе­ци­аль­ным ука­зом под­твер­дил, чтобы леты при­вле­ка­лись к испол­не­нию сво­их наслед­ст­вен­ных обя­зан­но­стей так же, как сыно­вья вете­ра­нов.

В то же вре­мя, пра­ви­тель­ство дела­ло все, чтобы изо­ли­ро­вать мест­ное насе­ле­ние от кон­так­тов с посе­лен­ца­ми-вар­ва­ра­ми, опа­са­ясь сою­за меж­ду ними, кото­рый мог воз­ник­нуть на базе их обще­го эко­но­ми­че­ско­го поло­же­ния. Вар­ва­ры пред­став­ля­ли слиш­ком опас­ную воен­ную силу, чтобы мож­но было допу­стить их связь с бун­тар­ски настро­ен­ны­ми эле­мен­та­ми. А то, что такой союз не был пустой угро­зой, дока­зы­ва­ет закон 323 г., опре­де­ляв­ший суро­вую меру нака­за­ния в слу­чае «пре­ступ­но­го сго­во­ра» меж­ду вар­ва­ром и рим­ским под­дан­ным.

Одной из пре­вен­тив­ных мер пра­ви­тель­ства было запре­ще­ние бра­ка меж­ду граж­да­на­ми про­вин­ций и вар­ва­ра­ми, «посколь­ку такие бра­ки подо­зри­тель­ны и нака­зы­ва­ют­ся смер­тью». Дру­гой, не менее важ­ной мерой, было адми­ни­ст­ра­тив­ное под­чи­не­ние посе­ле­ний вар­ва­ров непо­сред­ст­вен­но воен­но­му ведом­ству.

Еще одной фор­мой при­вле­че­ния вар­ва­ров на рим­скую воен­ную служ­бу было заклю­че­ние дого­во­ров с пле­ме­на­ми, живу­щи­ми в погра­нич­ных с Импе­ри­ей обла­стях. По усло­ви­ям этих дого­во­ров, пле­ме­на за опре­де­лен­ное воз­на­граж­де­ние обя­зы­ва­лись постав­лять в ряды рим­ской армии свои кон­тин­ген­ты войск под коман­до­ва­ни­ем сво­их соб­ст­вен­ных пле­мен­ных вождей. Воз­на­граж­де­ние мог­ло выра­жать­ся в золо­те или про­до­воль­ст­вен­ных постав­ках, а усло­вия дого­во­ра — огра­ни­чи­вать­ся воз­дер­жа­ни­ем этих пле­мен от набе­гов на рим­скую терри­то­рию. Пле­ме­на, заклю­чив­шие такой дого­вор, назы­ва­лись «феде­ра­та­ми», и такая систе­ма при­ме­ня­лась прак­ти­че­ски вдоль всей гра­ни­цы Рим­ской Импе­рии, начи­ная от лиме­са пустынь афри­кан­ских про­вин­ций и вплоть до дале­ких Кав­каз­ских гор.

Обыч­но пле­ме­на феде­ра­тов ока­зы­ва­ли рим­ля­нам воен­ную помощь толь­ко тогда, когда воен­ные дей­ст­вия велись неда­ле­ко от их посто­ян­но­го место­пре­бы­ва­ния, но ино­гда рим­ля­нам уда­ва­лось при­влечь их к более дале­ким похо­дам. Так, Крок, вождь ала­ман­нов, коман­до­вав­ший отрядом сво­их сооте­че­ст­вен­ни­ков в Бри­та­нии, ока­зал суще­ст­вен­ную помощь Кон­стан­ти­ну в его про­воз­гла­ше­нии импе­ра­то­ром в 306 г., а в 378 г. отряд сара­цин сыг­рал решаю­щую роль в победе Вален­та над гота­ми у стен Кон­стан­ти­но­по­ля.

О чис­лен­но­сти и струк­тур­ной орга­ни­за­ции войск феде­ра­тов нам ниче­го не извест­но. Оче­вид­но, она была неустой­чи­вой и варьи­ро­ва­лась в соот­вет­ст­вии с осо­бен­но­стя­ми воен­ной орга­ни­за­ции кон­крет­но­го пле­ме­ни, с кото­рым рим­ское пра­ви­тель­ство заклю­ча­ло дого­вор. Одна­ко в любом слу­чае силы, пред­став­ля­е­мые феде­ра­та­ми, были доста­точ­но вели­ки, посколь­ку ни Юли­ан, заду­мав­ший поход в Пер­сию, ни Про­ко­пий, под­няв­ший мятеж во Фра­кии, не реша­лись на реши­тель­ные дей­ст­вия, пока к ним не при­со­еди­ни­лись отряды феде­ра­тов. Точ­но так же, как импе­ра­тор Валент в войне про­тив вест­готов ожи­дал ощу­ти­мой под­держ­ки от ара­бов.

В слу­чае с Про­ко­пи­ем готы дали согла­сие на постав­ку 10-тысяч­но­го отряда. Срав­ни­вая эту чис­лен­ность с обыч­ной чис­лен­но­стью рим­ских войск, участ­ву­ю­щих в кам­па­нии, напри­мер, с 13 000 вои­нов Юли­а­на в Страс­бург­ской бит­ве или с его же 18 000 вой­ском в пер­сид­ской экс­пе­ди­ции или с арми­ей Кон­стан­ти­на в его борь­бе про­тив Лици­ния в 324 г., насчи­ты­вав­шей 20 000 чело­век, мож­но сде­лать вывод о весь­ма зна­чи­тель­ной роли феде­ра­тов. Если же учесть, что и в самом рим­ском вой­ске было мно­го сол­дат-вар­ва­ров, состав­ляв­ших его глав­ную удар­ную силу, то ока­жет­ся, что рим­ская армия IV в. н. э. сра­жа­лась в основ­ном рука­ми вар­ва­ров. В этой свя­зи вста­ет вопрос о надеж­но­сти такой армии, её лояль­но­сти к рим­ско­му пра­ви­тель­ству.

Вопре­ки ожи­да­ни­ям, ока­зы­ва­ет­ся, что у рим­лян не было осно­ва­ний жало­вать­ся на свою армию. Извест­ны лишь еди­нич­ные слу­чаи пре­да­тельств и дезер­тир­ства на сто­ро­ну вра­га. Так, в 354 г. неко­то­рых коман­ди­ров-ала­ман­нов рим­ской армии подо­зре­ва­ли в том, что они выда­ли воен­ные пла­ны рим­лян сво­им сопле­мен­ни­кам и этим сорва­ли гото­вив­шу­ю­ся про­тив них опе­ра­цию. В 357 г. дезер­тир из ску­та­ри­ев поощ­рил ала­ман­нов к ата­ке, рас­ска­зав им, что Юли­ан име­ет все­го 13 тыс. чело­век. Одна­ко ни у одно­го антич­но­го писа­те­ля, в том чис­ле и у опыт­но­го в воен­ном деле Амми­а­на Мар­цел­ли­на, нет и наме­ка на то, что вар­вар­ские отряды были нена­деж­ны, даже когда они сра­жа­лись про­тив сво­их зем­ля­ков. Такая «непа­трио­тич­ность» объ­яс­ня­ет­ся нераз­ви­то­стью клас­со­вых и государ­ст­вен­ных инсти­ту­тов сопре­дель­ных с Импе­ри­ей пле­мен. Извест­но, что гер­ман­цы, насиль­но поса­жен­ные рим­ля­на­ми на зем­лю в каче­стве летов, часто отка­зы­ва­лись убе­гать к сво­им сво­бод­ным сопле­мен­ни­кам из стра­ха быть уби­ты­ми или пере­про­дан­ны­ми обрат­но рим­ля­нам. Кро­ме того, пле­ме­на посто­ян­но вое­ва­ли друг с дру­гом и эта борь­ба усу­губ­ля­лась часты­ми внут­ри­пле­мен­ны­ми рас­пря­ми меж­ду раз­лич­ны­ми кла­на­ми, боров­ши­ми­ся за власть. Импе­ра­то­ры, уме­ло дей­ст­вуя по дав­не­му и про­ве­рен­но­му прин­ци­пу «разде­ляй и власт­вуй», дипло­ма­ти­че­ски­ми сред­ства­ми доби­ва­лись не мень­ше­го эффек­та, чем чисто воен­ны­ми. Нагляд­ным тому при­ме­ром могут слу­жить дей­ст­вия Вален­ти­ни­а­на I, кото­рый заклю­чил союз с бур­гун­да­ми и натра­вил их на але­ман­нов (око­ло 370 г.), вос­поль­зо­вав­шись воз­ник­шей меж­ду эти­ми пле­ме­на­ми рас­прей за обла­да­ние зале­жа­ми соли. Сами вар­ва­ры за вре­мя сво­ей дли­тель­ной служ­бы в рим­ской армии теря­ли тес­ные свя­зи со сво­им наро­дом и посте­пен­но асси­ми­ли­ро­ва­лись с рим­ля­на­ми. Все они учи­ли латынь, офи­ци­аль­ный язык армии, и неред­ко забы­ва­ли род­ную речь. Вар­ва­ры, достиг­шие высо­ких команд­ных долж­но­стей, после окон­ча­ния служ­бы уже не воз­вра­ща­лись домой, пред­по­чи­тая про­ве­сти свои послед­ние годы сре­ди ком­фор­та рим­ской циви­ли­за­ции, чем жить в небез­опас­ных и убо­гих род­ных местах.

Тем не менее, рим­ское пра­ви­тель­ство реши­тель­но осуж­да­лось за вер­бов­ку вар­ва­ров в таких чрез­мер­ных коли­че­ствах. Не послед­нюю роль в этом игра­ла оза­бо­чен­ность боль­ши­ми государ­ст­вен­ны­ми затра­та­ми на наем­ни­ков. Бес­по­ко­и­ла и утра­та арми­ей «рим­ско­го духа», с кото­рым свя­зы­ва­лась креп­кая дис­ци­пли­на и высо­кая обу­чен­ность воен­ным навы­кам. Уже в V в. Вален­ти­ни­ан III, быть может не без вли­я­ния труда Веге­ция, пред­при­нял попыт­ку воз­ро­дить рим­скую армию, при­звав под ее зна­ме­на мно­же­ство рекру­тов-рим­лян. Но ни эко­но­ми­че­ские усло­вия, ни глу­бо­кие изме­не­ния, про­ис­шед­шие в рим­ском обще­стве, не мог­ли под­дер­жать эту меру. Само имя «Рим­ля­нин», кото­рым Вален­ти­ни­ан III пытал­ся раз­жечь пат­рио­ти­че­ские чув­ства, воз­буж­да­ло у гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са лишь нена­сыт­ную жад­ность, а для коло­нов и кре­стьян было сим­во­лом бес­по­щад­ной экс­плуа­та­ции и угне­те­ния.

Бла­го­да­ря зна­чи­тель­ным изме­не­ни­ям в систе­ме вер­бов­ки и ком­плек­то­ва­ния, Дио­кле­ти­а­ну и Кон­стан­ти­ну уда­лось дове­сти чис­лен­ность армии до 500—600 тыс. чело­век и эта чис­лен­ность, как пока­зы­ва­ют источ­ни­ки, удер­жи­ва­лась на про­тя­же­нии все­го IV в. Одна­ко даже такой огром­ной армии не хва­та­ло для эффек­тив­ной обо­ро­ны гра­ниц и под­дер­жа­ния твер­до­го поряд­ка внут­ри стра­ны. Выход был най­ден в созда­нии осо­бо­го стра­те­ги­че­ско­го резер­ва, так назы­вае­мой поле­вой армии, со вре­ме­нем пре­вра­тив­шей­ся в глав­ную удар­ную силу.

До IV в. н. э. фак­ти­че­ски всю рим­скую армию мож­но было назвать погра­нич­ной, так как боль­шая ее часть, начи­ная с эпо­хи Авгу­ста, рас­по­ла­га­лась вдоль гра­ниц, при­чем явно про­сле­жи­ва­лась тен­ден­ция при­креп­ле­ния отдель­ных леги­о­нов и когорт к опре­де­лен­ным погра­нич­ным про­вин­ци­ям. То есть, мож­но гово­рить о том, что систе­ма погра­нич­ной охра­ны нача­ла скла­ды­вать­ся еще в пер­вые века Импе­рии и, как свиде­тель­ст­ву­ет Тацит, эта систе­ма носи­ла обо­ро­ни­тель­ный харак­тер, про­яв­ля­ю­щий­ся в готов­но­сти ско­рее сохра­нить суще­ст­ву­ю­щие гра­ни­цы, чем рас­ши­рять их. Это при­ве­ло к тому, что леги­о­ны и вспо­мо­га­тель­ные отряды, отве­чаю­щие за сохран­ность опре­де­лен­но­го отрез­ка гра­ни­цы, оседа­ли на зем­ле, лаге­ри из вре­мен­ных сто­я­нок пре­вра­ща­лись в посто­ян­ные кре­по­сти, а вся армия с пол­ным пра­вом мог­ла име­но­вать­ся погра­нич­ной.

Сутью при­гра­нич­ной дис­ло­ка­ции воин­ских частей было как мож­но более быст­рое реа­ги­ро­ва­ние на про­ры­вы вар­ва­ра­ми гра­ни­цы или пред­у­преж­де­ние таких про­ры­вов. Высо­кая подвиж­ность обес­пе­чи­ва­лась не столь­ко сами­ми леги­о­на­ми, сколь­ко век­сил­ля­ци­я­ми — вре­мен­но выде­ля­е­мы­ми из леги­о­нов отряда­ми спе­ци­аль­но­го назна­че­ния. Пред­по­ла­га­лось, что в ответ на про­рыв вар­ва­ра­ми како­го-либо участ­ка гра­ни­цы воен­ное коман­до­ва­ние про­вин­ции успе­ет стя­нуть к месту про­ры­ва доста­точ­ное для отра­же­ния про­тив­ни­ка коли­че­ство войск с сосед­них погра­нич­ных укреп­ле­ний. При этом, конеч­но, не пред­у­смат­ри­ва­лось одно­вре­мен­ное наступ­ле­ние на несколь­ких участ­ках гра­ни­цы. В пер­вые века Импе­рии такая систе­ма оправ­ды­ва­ла себя, так как подав­лен­ные внеш­ней заво­е­ва­тель­ной поли­ти­кой рим­ских импе­ра­то­ров вар­вар­ские пле­ме­на не про­яв­ля­ли опас­ной актив­но­сти, но уже при Мар­ке Авре­лии в рим­ской воен­ной и обо­ро­ни­тель­ной систе­ме начи­на­ют про­сту­пать чер­ты кри­зи­са. Дав­ле­ние на гра­ни­цы Импе­рии уси­ли­лось и неко­гда надеж­ная обо­ро­на государ­ства нача­ла тре­щать по швам. Сеп­ти­мий Север пред­при­нял попыт­ку при­спо­со­бить систе­му Авгу­ста к совре­мен­ным усло­ви­ям и сде­лать ее спо­соб­ной отра­жать ата­ки непри­я­те­ля на одном участ­ке гра­ни­цы без суще­ст­вен­но­го ослаб­ле­ния дру­гих участ­ков. Для это­го он стро­ил и укреп­лял фор­ти­фи­ка­ци­он­ные соору­же­ния в Афри­ке, на Рейне, Дунае и на дру­гих гра­ни­цах в тече­ние все­го сво­его прав­ле­ния. Видя в Пар­фии наи­бо­лее опас­но­го про­тив­ни­ка, он реор­га­ни­зо­вал восточ­ную гра­ни­цу, создав новую про­вин­цию Месо­пота­мию и поста­вив там гар­ни­зо­ном два из трех сфор­ми­ро­ван­ных им новых леги­о­нов. Зна­чи­тель­ной пере­строй­ке под­верг­лась про­вин­ция Сирия, а чис­лен­ность воен­но­го кон­тин­ген­та в Ита­лии, состав­ляв­ше­го стра­те­ги­че­ский резерв рим­ской армии, была уве­ли­че­на более чем вдвое. Подоб­но Авгу­сту и Адри­а­ну, Сеп­ти­мий осно­вы­вал свою погра­нич­ную стра­те­гию на обо­роне, а не на напа­де­нии. На какое-то вре­мя ему уда­лось ста­би­ли­зи­ро­вать гра­ни­цы Импе­рии и его дея­тель­ность послу­жи­ла при­ме­ром для Дио­кле­ти­а­на, столк­нув­ше­го­ся в кон­це III в. с таки­ми же труд­но­стя­ми. Послед­ний по раз­ма­ху сво­их дей­ст­вий даже пре­взо­шел Севе­ра. Он так­же уде­лил при­сталь­ное вни­ма­ние укреп­ле­нию погра­нич­ных фор­ти­фи­ка­ци­он­ных соору­же­ний, стро­и­тель­ству новых дорог и кре­по­стей, так­же реор­га­ни­зо­вал мно­гие погра­нич­ные про­вин­ции, поста­вив в каж­дой гар­ни­зон из двух леги­о­нов, для чего ему при­шлось почти вдвое уве­ли­чить их коли­че­ство. Но, кро­ме того, Дио­кле­ти­ан поло­жил нача­ло созда­нию систе­мы резер­ва — поле­вой армии. Осно­ву это­го ново­го рода войск соста­ви­ла лич­ная гвар­дия импе­ра­то­ра, в зада­чу кото­рой вхо­ди­ло не про­сто охра­на цар­ст­вен­ной осо­бы, но и пря­мое уча­стие в бое­вых дей­ст­ви­ях, так как в это вре­мя все зна­чи­тель­ные воен­ные кам­па­нии про­во­ди­лись под лич­ным руко­вод­ст­вом Авгу­стов и Цеза­рей. Воен­ная прак­ти­ка нагляд­но пока­за­ла всю цен­ность тако­го резер­ва, так что при Кон­стан­тине начи­на­ет­ся про­цесс актив­но­го фор­ми­ро­ва­ния частей поле­вой армии. В 325 г. этот про­цесс нахо­дит своё юриди­че­ское оформ­ле­ние, когда спе­ци­аль­ным ука­зом импе­ра­то­ра части поле­вой армии офи­ци­аль­но отме­же­вы­ва­ют­ся от частей, сто­я­щих при гра­ни­це.

Ком­плек­то­ва­ние поле­вых войск про­ис­хо­ди­ло преж­де все­го за счет погра­нич­ной армии, тем более, что мно­го­лет­ний опыт исполь­зо­ва­ния век­сил­ля­ций уже имел­ся. В поле­вую армию отби­ра­лись наи­бо­лее силь­ные и бое­спо­соб­ные отряды, отдель­ные сол­да­ты, выде­ляв­ши­е­ся сво­ей силой и ростом. Точ­но так­же и при набо­ре ново­бран­цев наи­бо­лее силь­ные рекру­ты зачис­ля­лись в поле­вую армию, тогда как погра­нич­ным частям доста­вал­ся более худ­ший мате­ри­ал. В резуль­та­те этих мер погра­нич­ная армия пре­вра­ти­лась в армию вто­ро­го сор­та, сохра­няв­шую извест­ную бое­спо­соб­ность, но зна­чи­тель­но усту­пав­шую в силе и зна­че­нии поле­во­му вой­ску.

Мно­го­чис­лен­ность вой­ско­вых под­разде­ле­ний, зани­мав­ших раз­ные места в иерар­хи­че­ской лест­ни­це воен­ной служ­бы, вооб­ще явля­ет­ся харак­тер­ной чер­той позд­не­рим­ской армии. Рядом со ста­ры­ми леги­о­на­ми и вспо­мо­га­тель­ны­ми вой­ска­ми сей­час появ­ля­ют­ся отдель­ные само­сто­я­тель­ные отряды, раз­ли­чав­ши­е­ся сво­ей функ­ци­ей, соста­вом и ста­ту­сом. Широ­кое рас­про­стра­не­ние полу­ча­ет прин­цип фор­ми­ро­ва­ния частей по роду ору­жия или опре­де­лен­но­му виду дея­тель­но­сти, так что на воен­ной арене IV в. появ­ля­ют­ся целые под­разде­ле­ния стрел­ков из лука, пращ­ни­ков, раз­вед­чи­ков, музы­кан­тов-волын­щи­ков, бой­цов аван­гар­да, пере­воз­чи­ков, страж­ни­ков и т. д. Чис­лен­ность таких под­разде­ле­ний дости­га­ла 20 % всей кад­ро­вой чис­лен­но­сти армии.

Дру­гой осо­бен­но­стью позд­не­рим­ской армии явля­ет­ся воз­рас­та­ние роли кон­ни­цы, кото­рая орга­ни­за­ци­он­но отде­ля­ет­ся от леги­о­нов и пре­вра­ща­ет­ся в само­сто­я­тель­ную так­ти­че­скую еди­ни­цу. Здесь необ­хо­ди­мо напом­нить, что до IV в. н. э. рим­ская армия не отли­ча­лась силь­ной кава­ле­ри­ей. Вер­хо­вой езде рим­ляне были обу­че­ны сла­бо, езди­ли пло­хо, неред­ко при­вя­зы­вая себя к лоша­ди, в бою пред­по­чи­та­ли спе­ши­вать­ся и на лошадь смот­ре­ли, глав­ным обра­зом, как на сред­ство пере­дви­же­ния. Орга­ни­за­ци­он­но кава­ле­рия вхо­ди­ла в состав леги­о­на, но, по мень­шей мере до нача­ла III в., всад­ни­ки не состав­ля­ли отдель­ные отряды, а были при­пи­са­ны к отдель­ным цен­ту­ри­ям. В леги­оне кон­ни­ца выпол­ня­ла, глав­ным обра­зом, функ­цию кон­ных курье­ров, но в бит­ве или на мар­ше она дей­ст­во­ва­ла как бое­вая часть, ино­гда вме­сте с кава­ле­ри­ей вспо­мо­га­тель­ных отрядов. В бое­вом постро­е­нии леги­о­на кон­ни­ца рас­по­ла­га­лась неболь­ши­ми отряда­ми в три шерен­ги или поза­ди пехоты, или на ее флан­гах.

Недо­ста­ток и сла­бость соб­ст­вен­но рим­ской кава­ле­рии импе­ра­то­ры ста­ра­лись вос­пол­нить исполь­зо­ва­ни­ем вар­вар­ской кон­ни­цы, вхо­див­шей в состав вспо­мо­га­тель­ных отрядов. До тех пор, пока рим­ская пехота за счет сво­ей дис­ци­пли­ны, регу­ляр­но­го обу­че­ния и пре­вос­ход­ства орга­ни­за­ции посто­ян­ной армии име­ла пре­иму­ще­ство над сила­ми вра­га, такая орга­ни­за­ция войск вполне устра­и­ва­ла импе­ра­то­ров. Но как толь­ко леги­о­ны, глав­ная удар­ная сила рим­ской армии, ста­ли утра­чи­вать свое пре­иму­ще­ство над вра­же­ской пехотой, ситу­а­ция рез­ко изме­ни­лась. Исход бит­вы теперь решал­ся кава­ле­ри­ей, а в этом ком­по­нен­те воен­ной орга­ни­за­ции Рим­ская импе­рия зна­чи­тель­но усту­па­ла сво­им про­тив­ни­кам и, в первую оче­редь, пре­крас­ным наезд­ни­кам гер­ман­ских пле­мен и зна­ме­ни­той тяже­ло­во­ору­жен­ной кон­ни­це пер­сов. Кро­ме того, столк­нув­шись с дав­ле­ни­ем вар­ва­ров по всей длине Рей­на и Дуная, Импе­рия уже не удо­вле­тво­ря­лась мест­ны­ми гар­ни­зо­на­ми, не справ­ляв­ши­ми­ся в силу мно­го­чис­лен­но­сти вра­гов со сво­и­ми обя­зан­но­стя­ми. Труд­но­сти ком­плек­то­ва­ния и рас­тя­ну­тость фрон­та застав­ля­ли импе­ра­то­ров ком­пен­си­ро­вать чис­лен­ный недо­ста­ток сво­их сил их боль­шей подвиж­но­стью. В пехо­те это нашло свое выра­же­ние в появ­ле­нии лег­ко­во­ору­жен­ных подвиж­ных отрядов, кото­рые Адри­ан пер­вым из импе­ра­то­ров стал исполь­зо­вать для при­кры­тия бре­шей в обо­роне лиме­са. В кава­ле­рии этот про­цесс выра­зил­ся сна­ча­ла в орга­ни­за­ци­он­ном оформ­ле­нии кон­ни­цы леги­о­на в тур­мы — кон­ные отряды по 32 чело­ве­ка в каж­дом под коман­до­ва­ни­ем деку­ри­о­на, а затем, при Авре­ли­ане, в созда­нии отдель­ных от пехоты отрядов леги­он­ной кава­ле­рии, полу­чив­ших извест­ную само­сто­я­тель­ность в бое­вых дей­ст­ви­ях.

Наме­тив­ша­я­ся тен­ден­ция посте­пен­ной заме­ны тяже­ло­во­ору­жен­ных пехо­тин­цев лег­ко­во­ору­жен­ны­ми вой­ска­ми и кава­ле­ри­ей при­ве­ла во вто­рой поло­вине III в. к созда­нию целой кон­ной армии. Ядром этой кава­ле­рии были элит­ные силы бес­пан­цир­ных всад­ни­ков из Дал­ма­ции, чья воин­ская доб­лесть еди­но­душ­но про­слав­ля­лась позд­ни­ми писа­те­ля­ми. В то же вре­мя, в ответ на посто­ян­ную угро­зу про­ры­ва Саса­нида­ми сирий­ско­го лиме­са, раз­ви­ва­лась и тяже­лая кава­ле­рия, т. н. ката­фрак­та­рии, харак­тер­ной осо­бен­но­стью кото­рых было нали­чие тяже­лых обо­ро­ни­тель­ных доспе­хов у лоша­ди и всад­ни­ка и длин­ной пики в каче­стве глав­но­го насту­па­тель­но­го ору­жия.

При Дио­кле­ти­ане, в ходе начав­шей­ся круп­но­мас­штаб­ной воен­ной рефор­мы, зна­чи­тель­ное вни­ма­ние было уде­ле­но даль­ней­ше­му раз­ви­тию кава­ле­рии. Толь­ко на Запа­де кон­ные эскад­ро­ны были удво­е­ны. На Восто­ке же им было постро­е­но по мень­шей мере пять ремес­лен­ных мастер­ских, изготав­ли­ваю­щих ору­жие и доспе­хи для этих частей. Кон­стан­тин ввел спе­ци­аль­ный налог, пред­у­смат­ри­ваю­щий постав­ку лоша­дей для воен­ных нужд и путем пре­до­став­ле­ния осо­бых льгот поощ­рял рекру­тов, кото­рые при­во­ди­ли с собой двух лоша­дей или коня и раба.

Фор­ми­ру­е­мые кон­ные отряды не были одно­род­ны­ми, они отли­ча­лись друг от дру­га по этни­че­ско­му соста­ву и воору­же­нию. Здесь про­яв­ля­лась харак­тер­ная чер­та всей позд­не­рим­ской воен­ной орга­ни­за­ции: сра­жать­ся про­тив вра­гов Рим­ской импе­рии их же ору­жи­ем. Такое копи­ро­ва­ние вра­же­ско­го ору­жия дале­ко не все­гда было оправ­да­но и зача­стую при­во­ди­ло рим­лян к тяже­лым пора­же­ни­ям.

К нача­лу V в. общая чис­лен­ность рим­ской кон­ни­цы, по край­ней мере поле­вой армии, соста­ви­ла 27—30 тыс. чело­век и за ней проч­но закре­пил­ся ста­тус эли­тар­но­го рода войск. В иерар­хи­че­ском спис­ке воин­ских частей, состав­лен­ным в это вре­мя, кон­ные отряды все­гда нахо­дят­ся на пер­вом месте. Слу­жить в кава­ле­рии счи­та­лось делом лич­но­го пре­сти­жа.

Дио­кле­ти­а­но-кон­стан­ти­нов­ская воен­ная рефор­ма и свя­зан­ная с ней круп­ная пере­строй­ка рим­ских воору­жен­ных сил (созда­ние отдель­ной поле­вой армии, орга­ни­за­ци­он­ное оформ­ле­ние погра­нич­ных частей, отде­ле­ние кава­ле­рии от пехоты), не мог­ли не отра­зить­ся на струк­ту­ре воен­но­го коман­до­ва­ния. Самым общим выра­же­ни­ем пере­мен яви­лось пол­ное разде­ле­ние воен­ной и граж­дан­ской вла­сти в погра­нич­ных про­вин­ци­ях, а так­же исчез­но­ве­ние зва­ния цен­ту­ри­о­на. И если пер­вое вос­при­ни­ма­ет­ся без­услов­но как поло­жи­тель­ное явле­ние, поз­во­лив­шее повы­сить уро­вень управ­ле­ния вой­ска­ми, то со вто­рым неред­ко свя­зы­ва­ют общий кри­зис рим­ско­го воен­но­го искус­ства, кар­ди­наль­ный отход от ста­рых прин­ци­пов воен­ной орга­ни­за­ции. Подоб­ная точ­ка зре­ния пред­став­ля­ет­ся чрез­мер­но дра­ма­ти­зи­ро­ван­ной. Основ­ной при­чи­ной исчез­но­ве­ния зва­ния цен­ту­ри­о­на явля­ет­ся не отказ от тра­ди­ций рим­ско­го воен­но­го обу­че­ния, вызван­ный вар­ва­ри­за­ци­ей армии, а уни­фи­ка­ция команд­ных долж­но­стей для боль­шин­ства под­разде­ле­ний позд­не­рим­ской армии. Леги­о­ны по сво­е­му соста­ву, воору­же­нию, чис­лен­но­сти вста­ли на один уро­вень со вспо­мо­га­тель­ны­ми отряда­ми. Мно­го­чис­лен­ные воин­ские под­разде­ле­ния фак­ти­че­ски мало чем отли­ча­лись друг от дру­га. Неда­ром уже Амми­ан Мар­цел­лин, а в V—VI вв. и офи­ци­аль­ные доку­мен­ты под­ме­ня­ют раз­лич­ные назва­ния бое­вых под­разде­ле­ний без­ли­ким тер­ми­ном “nu­me­rus”. Уни­фи­ка­ция частей при­ве­ла и к уни­фи­ка­ции команд­ных долж­но­стей. Таким обра­зом, сле­ду­ет гово­рить не об исчез­но­ве­нии зва­ния цен­ту­ри­о­на, а об его пере­име­но­ва­нии, что, кста­ти, под­твер­жда­ет и Веге­ций (Ve­get., II, 8). На место цен­ту­ри­о­на, коман­до­вав­ше­го отдель­ны­ми цен­ту­ри­я­ми, ста­но­вит­ся сот­ник — цен­те­на­рий. В то же вре­мя, ни в коем слу­чае нель­зя гово­рить о забве­нии рим­ско­го воен­но­го обу­че­ния. Эти функ­ции цен­ту­ри­о­на пере­шли к кам­пидук­то­ру, в чьи обя­зан­но­сти вхо­ди­ло обу­че­ние рекру­тов и наблюде­ние за сол­да­та­ми при сапер­ных работах.

В целом, коман­до­ва­ние позд­не­рим­ско­го вой­ска мож­но раз­бить на три боль­шие груп­пы. Первую обра­зу­ют млад­шие коман­ди­ры, воз­глав­ляв­шие под­разде­ле­ния чис­лен­но­стью от 10 до 300 чело­век или выпол­няв­шие спе­ци­аль­ные обя­зан­но­сти по охране, снаб­же­нию и обу­че­нию этих под­разде­ле­ний. Ко вто­рой груп­пе отно­сят­ся стар­шие коман­ди­ры: три­бу­ны, пре­по­зи­ты, пре­фек­ты, — сто­яв­шие во гла­ве отдель­ных рим­ских частей от когорт и ал до вспо­мо­га­тель­ных отрядов и леги­о­нов. Третью груп­пу обра­зу­ют выс­шие коман­ди­ры: дук­сы, коми­ты и воен­ные маги­ст­ры, кото­рые осу­ществля­ли общее руко­вод­ство над вой­ска­ми, сто­яв­ши­ми в их воен­ных окру­гах.

Все эти груп­пы не были обособ­ле­ны друг от дру­га, так что сол­дат, начи­наю­щий воен­ную служ­бу рядо­вым, мог прой­ти по всем долж­ност­ным сту­пе­ням и достиг­нуть само­го выс­ше­го ран­га. Про­дви­же­ние по служ­бе сопро­вож­да­лось соот­вет­ст­вен­но уве­ли­чи­ваю­щим­ся жало­ва­ни­ем, осно­ву кото­ро­го состав­ля­ли не день­ги с низ­кой, в усло­ви­ях инфля­ции, поку­па­тель­ной спо­соб­но­стью, а раци­он для людей и фураж для лоша­дей.

Како­вы были усло­вия про­дви­же­ния по служ­бе, тре­бо­вал­ся ли опре­де­лен­ный мини­мум лет для исправ­ле­ния той или иной долж­но­сти, неиз­вест­но. До нас дошли толь­ко жало­бы Ано­ним­но­го рефор­ма­то­ра на чрез­вы­чай­но мед­лен­ный слу­жеб­ный рост сол­дат, что весь­ма обес­ку­ра­жи­ва­ло рекру­тов-доб­ро­воль­цев.

Поэто­му он сове­то­вал шире исполь­зо­вать прак­ти­ку пере­во­да людей из одной части в дру­гую, где были сво­бод­ные вакан­сии команд­ных долж­но­стей. В более ран­нее вре­мя такие пере­во­ды были делом обыч­ным, но в IV в. подоб­ная прак­ти­ка уже не поощ­ря­лась. Пра­ви­тель­ство было заин­те­ре­со­ва­но в удер­жа­нии на постах опыт­ных коман­ди­ров и не стре­ми­лось к их слу­жеб­но­му росту, избе­гая их заме­ны мало­опыт­ны­ми кад­ра­ми.

Свое­об­раз­ной сту­пе­нью меж­ду млад­ши­ми и выс­ши­ми коман­ди­ра­ми был кор­пус про­тек­то­ров. В него зачис­ля­лись наи­бо­лее отли­чив­ши­е­ся сол­да­ты и он вхо­дил в гвар­дию импе­ра­то­ра, что высо­ко под­ни­ма­ло его ста­тус. Про­тек­то­ры при­пи­сы­ва­лись импе­ра­то­ром к воен­ным маги­ст­рам и дру­гим коман­ди­рам, по отно­ше­нию к кото­рым они игра­ли роль заме­сти­те­лей, попу­т­но выпол­няя раз­но­об­раз­ные спе­ци­аль­ные обя­зан­но­сти. Они посы­ла­лись для обла­вы бро­дяг и сыно­вей вете­ра­нов, укло­ня­ю­щих­ся от воен­ной служ­бы, кон­вои­ро­ва­ли рекру­тов, пат­ру­ли­ро­ва­ли на доро­гах, нес­ли тамо­жен­ную служ­бу, исполь­зо­ва­лись для аре­ста важ­ных лиц и сопро­вож­да­ли их к месту назна­че­ния. В 359 г. груп­пе три­бу­нов и про­тек­то­ров было пору­че­но про­кон­тро­ли­ро­вать стро­и­тель­ство фор­ти­фи­ка­ци­он­ных соору­же­ний вдоль пра­во­го бере­га Евфра­та.

Срок служ­бы в кор­пу­се про­тек­то­ров, оче­вид­но, не уста­нав­ли­вал­ся, но, как пра­ви­ло, тре­бо­ва­лось не менее пяти лет, чтобы полу­чить долж­ность стар­ше­го коман­ди­ра. Хотя неред­ко служ­ба сол­да­та так и закан­чи­ва­лась на посту про­тек­то­ра и он полу­чал отстав­ку лич­но от импе­ра­то­ра. Впро­чем, по-види­мо­му, и сами про­тек­то­ры дале­ко не все­гда стре­ми­лись полу­чить назна­че­ние в дей­ст­ву­ю­щую армию. Осо­бен­но это отно­сит­ся к кон­цу IV — нача­лу V в., когда мощь Импе­рии зна­чи­тель­но ослаб­ла и пора­же­ния сле­до­ва­ли за пора­же­ни­я­ми. Теперь вер­ши­ной карье­ры про­тек­то­ров была меч­та про­ве­сти всю свою служ­бу внут­ри кор­пу­са про­тек­то­ров, достичь ее самых вер­шин и затем уйти в отстав­ку.

В целом же инсти­тут про­тек­то­ров играл, без­услов­но, поло­жи­тель­ную роль, спо­соб­ст­вуя луч­шей под­готов­ке команд­ных кад­ров для рим­ской армии, и эта роль была бы еще более зна­чи­тель­ной, если бы и здесь не ска­зы­ва­лись те нега­тив­ные явле­ния, кото­рые были харак­тер­ны для всей жиз­ни позд­не­рим­ско­го обще­ства. Име­ют­ся в виду про­цве­тав­шие тогда взя­точ­ни­че­ство, корруп­ция, про­тек­ции, кумов­ство. Все это при­во­ди­ло к тому, что в про­тек­то­рат неред­ко выдви­га­лись люди не толь­ко ничем себя не про­явив­шие, но даже нико­гда и не слу­жив­шие в бое­вых частях. Так, Юли­ан в сво­ей трон­ной речи, как ее пере­да­ет Амми­ан, тор­же­ст­вен­но обе­ща­ет «не допус­кать, чтобы почет­ные места доста­ва­лись по тай­ным про­ис­кам» и поста­нов­ля­ет, что впредь «ни граж­дан­ский чинов­ник, ни воен­ный коман­дир не полу­чат повы­ше­ния по иной реко­мен­да­ции кро­ме соб­ст­вен­ных заслуг» (Amm. XX, 5, 7). В 364 г. Вален­ти­ни­ан ввел офи­ци­аль­ное раз­ли­чие меж­ду теми, кто всту­пил в кор­пус после дли­тель­ной служ­бы и теми, кто вос­поль­зо­вал­ся нуж­ны­ми свя­зя­ми и про­тек­ци­ей. Одна­ко вряд ли это мог­ло кар­ди­наль­но изме­нить сло­жив­шу­ю­ся прак­ти­ку и импе­ра­то­ры были вынуж­де­ны мирить­ся с эти­ми зло­употреб­ле­ни­я­ми.

К стар­шим коман­ди­рам позд­не­рим­ской армии отно­си­лись пре­по­зи­ты, три­бу­ны и пре­фек­ты. По сво­е­му соци­аль­но­му соста­ву они были, оче­вид­но, еще более дале­ки от мел­ких земле­вла­дель­цев и рядо­вой мас­сы вои­нов, чем кор­пус млад­ших коман­ди­ров. Уже инсти­тут про­тек­то­ров, постав­ляв­ший зна­чи­тель­ную часть команд­ных кад­ров, был про­пи­тан духом корруп­ции и про­стым вои­нам было не про­сто выдер­жи­вать кон­ку­рен­цию с сыно­вья­ми бога­тых и знат­ных санов­ни­ков. В еще боль­шей мере это было харак­тер­но для полу­че­ния зва­ния три­бу­на. Мно­гие полу­ча­ли уволь­не­ние как три­бу­ны без пред­ва­ри­тель­ной служ­бы в кор­пу­се про­тек­то­ров, а неко­то­рые, наобо­рот, толь­ко начи­на­ли свою служ­бу с это­го зва­ния. Оче­вид­но, про­стые сол­да­ты были обре­че­ны играть под­соб­ную роль по отно­ше­нию к знат­ным вои­нам и если они все же дости­га­ли зва­ния три­бу­на, то, как пра­ви­ло, в погра­нич­ных вто­ро­сте­пен­ных частях. Рядо­во­му вои­ну нуж­но было обла­дать неза­у­ряд­ным талан­том, чтобы достичь выс­ших воен­ных зва­ний. Извест­но лишь несколь­ко таких слу­ча­ев. Амми­ан упо­ми­на­ет четы­рех: Гра­ци­а­на-стар­ше­го, кото­рый, прой­дя зва­ние про­тек­то­ра и три­бу­на, стал коми­том Афри­ки; Мав­ра, зна­ме­нос­ца пету­лан­тов, кото­рый вен­чал Юли­а­на на цар­ство и стал в 377 г. коми­том воен­ных дел; Вита­ли­а­на, завер­шив­ше­го карье­ру коми­том в Илли­ри­ке и Арбе­ци­о­на, кото­рый в прав­ле­ние Кон­стан­ция II стал маги­ст­ром кон­ни­цы. В боль­шин­стве же слу­ча­ев рядо­во­му сол­да­ту тре­бо­ва­лось слиш­ком мно­го вре­ме­ни, чтобы прой­ти все сту­пе­ни слу­жеб­ной лест­ни­цы и чаще быва­ло так, что он дости­гал зва­ния три­бу­на уже в доволь­но пожи­лом воз­расте и на этом вынуж­ден был пре­кра­щать свою служ­бу.

Что каса­ет­ся этни­че­ско­го соста­ва стар­ше­го коман­до­ва­ния, то импе­ра­то­ры охот­но бра­ли на служ­бу нерим­лян. Амми­ан, рас­ска­зы­вая о коман­ди­рах вар­вар­ских отрядов, при­ня­тых на рим­скую служ­бу, не упус­ка­ет слу­чая сде­лать иро­нич­ное заме­ча­ние о том, что «все они были рим­ляне, что в наше вре­мя слу­ча­ет­ся неча­сто» (Amm. XXXI, 16, 8).

По сво­е­му поло­же­нию стар­шие коман­ди­ры рез­ко выде­ля­лись сре­ди рядо­вой мас­сы вои­нов и пред­ста­ви­те­лей млад­ше­го коман­до­ва­ния, отчет­ли­во выка­зы­вая свя­зи с наи­бо­лее бога­ты­ми сло­я­ми рим­ско­го обще­ства. Пла­та за служ­бу пред­став­ля­ла сум­му в 25 раз боль­ше той, что полу­ча­ли рядо­вые сол­да­ты. Одна­ко коман­ди­ры нико­гда не огра­ни­чи­ва­лись офи­ци­аль­ным жало­ва­ни­ем, и, поль­зу­ясь сво­им поло­же­ни­ем, без­за­стен­чи­во оби­ра­ли сво­их под­чи­нен­ных, при­сва­и­вая их паек. Одной из форм вымо­га­тельств была так назы­вае­мая стел­ла­ту­ра, по кото­рой сол­да­ты усту­па­ли три­бу­нам часть сво­его про­ви­ан­та, отку­па­ясь от тех или иных обя­зан­но­стей. В 406 г. был даже при­нят закон, допус­каю­щий и регу­ли­ру­ю­щий стел­ла­ту­ру как обыч­ное пра­во три­бу­нов, поз­во­ляя им при­сва­и­вать за год семи­днев­ный раци­он сво­их под­чи­нен­ных. Дру­гой закон от 424 г. раз­ли­ча­ет про­до­воль­ст­вен­ное доволь­ст­вие, кото­рое коми­ты, три­бу­ны или пре­по­зи­ты по пра­ву сво­ей долж­но­сти и тем, что дук­сы и три­бу­ны при­сва­и­ва­ли каким-либо легаль­ным обра­зом для сво­его соб­ст­вен­но­го исполь­зо­ва­ния.

К таким легаль­ным спо­со­бам отно­сит­ся рас­про­стра­нен­ная систе­ма про­да­жи дли­тель­ных отпус­ков. Коман­дир мог за взят­ку отпу­стить сол­да­та в отпуск и в то же вре­мя полу­чать его паек, пока тот нахо­дил­ся дома. Не менее рас­про­стра­нен­ны­ми были лов­кие мани­пу­ля­ции со спис­ка­ми лич­но­го соста­ва, пода­вае­мых в цен­траль­ный аппа­рат управ­ле­ния. Коман­ди­рам было выгод­но завы­сить чис­ло слу­жа­щих под его коман­дой сол­дат, полу­чая за каж­дую «мерт­вую душу» лиш­нюю пла­ту и раци­он.

Жад­ность и алч­ность коман­ди­ров, по дан­ным источ­ни­ков, была без­гра­нич­ной. Феми­стий писал, что до того, как Валент взял дела в свои руки, во мно­гих при­гра­нич­ных частях не хва­та­ло ору­жия и уни­фор­мы (Them. Or. X, 135—136). Либа­ний в речи 381 г. рису­ет мрач­ную кар­ти­ну состо­я­ния войск. Сол­да­ты, заяв­ля­ет он, были голод­ные, озяб­шие и без­де­неж­ные, так как все, что посы­ла­ло им пра­ви­тель­ство, без­за­стен­чи­во пере­хва­ты­ва­лось дук­са­ми и три­бу­на­ми (Li­ban. Or. II, 37—39). Амми­ан при­во­дит слу­чай с три­бу­ном Пал­ла­ди­ем, кото­рый в 366 г. был послан рас­пре­де­лить сре­ди войск денеж­ные подар­ки от пра­ви­тель­ства, но вме­сто это­го при­сво­ил день­ги да еще полу­чил взят­ку от коми­та Афри­ки Рома­на (Amm. XXVIII, 6, 12; 17, 19). И если для рядо­вых сол­дат воен­ная служ­ба, как пра­ви­ло, была тяже­лой обу­зой, то для стар­ших чинов она была выгод­ной, почет­ной и при­вле­ка­тель­ной.

До сих пор речь шла о коман­ди­рах отдель­ных частей, состав­ля­ю­щих в орга­ни­за­ци­он­ном отно­ше­нии одну бое­вую еди­ни­цу. Сле­дую­щий тип коман­до­ва­ния носит уже иной каче­ст­вен­ный уро­вень, когда под нача­лом одно­го чело­ве­ка объ­еди­ня­лось несколь­ко частей как кон­ни­цы, так и пехоты, обра­зуя еди­ное круп­ное вой­ско­вое соеди­не­ние.

Дио­кле­ти­а­но-кон­стан­ти­нов­ская воен­ная рефор­ма пол­но­стью изме­ни­ла струк­ту­ру выс­ше­го коман­до­ва­ния и на сме­ну пре­фек­там пре­то­рия при­шли дук­сы, коми­ты и воен­ные маги­ст­ры. Ста­нов­ле­ние воен­ной маги­ст­ра­ту­ры шло в тече­ние почти все­го IV в., вплоть до Адри­а­но­поль­ской бит­вы 378 г. При­чем харак­тер­ной тен­ден­ци­ей это­го про­цес­са было посте­пен­ное дроб­ле­ние круп­ных воен­но-обо­ро­ни­тель­ных ком­плек­сов, сло­жив­ших­ся в чрез­вы­чай­ных обсто­я­тель­ствах III в., на более мел­кие воен­ные окру­га. Осо­бен­но это было харак­тер­но для восточ­ной поло­ви­ны Импе­рии, где поле­вая армия дели­лась на пять при­бли­зи­тель­но рав­ных частей. Две рас­по­ла­га­лись в сто­ли­це или око­ло нее и под­чи­ня­лись непо­сред­ст­вен­но импе­ра­то­ру. Три дру­гие были регио­наль­ные и дис­ло­ци­ро­ва­лись на восточ­ной гра­ни­це, Фра­кии и Илли­ри­ке. Каж­дая из этих поле­вых армий нахо­ди­лась под коман­до­ва­ни­ем ma­gis­ter ut­rius­que mi­li­tiae, кото­рый в нача­ле V в. имел вика­рия как сво­его помощ­ни­ка. Воз­мож­но, что все эти маги­ст­ры были рав­ны меж­ду собой и для восточ­ной поло­ви­ны Импе­рии была, таким обра­зом, харак­тер­на децен­тра­ли­за­ция воен­но­го коман­до­ва­ния.

На Запа­де коман­до­ва­ние, бла­го­да­ря Сти­ли­хо­ну, было гораздо более цен­тра­ли­зо­ван­ным. Здесь был один ma­gis­ter pe­di­tum in prae­sen­ti, кото­рый по сво­е­му ран­гу явно пре­вос­хо­дил осталь­ных маги­ст­ров. Ma­gis­ter equi­tum in prae­sen­ti играл с кон­ца IV в. лишь под­чи­нен­ную роль, а ma­gis­ter equi­tum per Gal­lias имел, по име­ю­щим­ся источ­ни­кам, весь­ма огра­ни­чен­ную воен­ную власть. Толь­ко одно­му ma­gis­ter pe­di­tum под­чи­ня­лись кро­ме всей пехоты поле­вой армии, все леты, весь флот и все под­чи­нен­ное вой­ско.

Такое раз­ли­чие меж­ду воен­ны­ми учреж­де­ни­я­ми Восточ­ной и Запад­ной Импе­рий объ­яс­ня­ет­ся осо­бен­но­стью исто­ри­че­ской ситу­а­ции, сло­жив­шей­ся к кон­цу IV в. Но при­ме­ча­тель­ным фак­том явля­ет­ся то, что струк­ту­ра выс­ше­го коман­до­ва­ния ока­за­лась настоль­ко гиб­кой и уни­вер­саль­ной, что смог­ла при­спо­со­бить­ся и не поте­рять сво­его зна­че­ния несмот­ря на все ката­клиз­мы, пере­жи­вае­мые Импе­ри­ей. Имея дело с быст­ро­ме­ня­ю­щи­ми­ся ситу­а­ци­я­ми, импе­ра­то­ры нико­гда не коле­ба­лись видо­из­ме­нять систе­му коман­до­ва­ния, если усло­вия тре­бо­ва­ли это­го. Даже такой фун­да­мен­таль­ный прин­цип, как разде­ле­ние воен­ной и граж­дан­ской вла­сти, мог быть отбро­шен в сто­ро­ну, как это слу­чи­лось в 354 г., когда была оса­жде­на Селев­кия, мет­ро­по­лия про­вин­ции Иза­урия. После того как выяс­ни­лось, что ma­gis­ter equi­tum et pe­di­tum per Orien­tem не смо­жет вовре­мя прий­ти на помощь оса­жден­но­му горо­ду, коман­до­ва­ние было пору­че­но коми­ту Небридию, кото­рый до это­го выпол­нял граж­дан­ские, а не воен­ные обя­зан­но­сти. Импе­ра­то­ры вво­ди­ли новые команд­ные долж­но­сти и отме­ня­ли ста­рые, дава­ли коман­дую­щим отстав­ку и вновь воз­вра­ща­ли на место, пере­во­ди­ли из одной части в дру­гую, дале­ко не все­гда учи­ты­вая зако­ны слу­жеб­ной лест­ни­цы. Фор­мы воен­ной орга­ни­за­ции, пред­ло­жен­ные дио­кле­ти­а­но-кон­стан­ти­нов­ской воен­ной рефор­мы, совер­шен­ст­во­ва­лись и при­спо­саб­ли­ва­лись к изме­ня­ю­щим­ся усло­ви­ям и оста­ет­ся толь­ко удив­лять­ся энер­гии и пред­при­им­чи­во­сти рим­ских импе­ра­то­ров IV в., сумев­ших почти на два сто­ле­тия оття­нуть паде­ние Импе­рии, обре­чен­ной на гибель самим ходом исто­ри­че­ско­го про­цес­са.

ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
1263488756 1264888883 1262418541 1265688832 1265710444 1265710886