Геродот о мифе и политике в ранней Спарте*

с.48 Мифы не обя­за­ны быть логич­ны­ми. Они при­над­ле­жат обра­зу мыш­ле­ния, в кото­ром логич­ность в рацио­наль­ном смыс­ле вряд ли была умест­на. До появ­ле­ния свет­ской фило­со­фии у гре­ков миф был един­ст­вен­ным спо­со­бом выра­же­ния пред­став­ле­ний о кос­мо­се или потреб­но­стях чело­ве­че­ской души. Вот поче­му, напри­мер, еги­пет­ская мифо­ло­гия так про­ста, абсурд­на, но порой и так про­ни­ца­тель­на. Это одно­вре­мен­но и меч­та, и поэ­зия, и мета­фи­зи­ка. Сло­ва, ска­зан­ные когда-то Р. Т. Рэнд­лом Клар­ком¹ отно­сят­ся рав­но и к дофи­ло­соф­ско­му типу мыш­ле­ния древ­них гре­ков. И, хотя мы в дан­ном слу­чае не наме­ре­ны касать­ся Егип­та, есть осно­ва­ния пола­гать, что пред­мет насто­я­щей ста­тьи был бы бли­зок духу чело­ве­ко­лю­би­во­го и ост­ро­ум­но­го уче­но­го, память о кото­ром собра­ла нас сего­дня вме­сте. Вне зави­си­мо­сти от того, являл­ся Геро­дот отцом исто­рии или нет, есть серь­ез­ные осно­ва­ния при­знать его отцом егип­то­ло­гии. Подоб­но Геро­до­ту Рэндл Кларк живо осо­зна­вал поли­ти­че­ское и соци­аль­ное зна­че­ние мифа. Ни в одном государ­стве ран­ней Гре­ции власть мифа не была так вели­ка, как в Спар­те. Здесь, как и в Егип­те, миф мог быть «одно­вре­мен­но и меч­той, и поэ­зи­ей, и мета­фи­зи­кой». Он мог так­же быть и поли­ти­кой.

Един­ст­вен­ная при­чи­на, по кото­рой Геро­дот писал свою «Исто­рию», заклю­ча­ет­ся в том, чтобы объ­яс­нить, поче­му гре­ки и вар­ва­ры сра­жа­лись друг с дру­гом². В сво­ем объ­яс­не­нии он дол­жен был уде­лить осо­бое вни­ма­ние само­му вли­я­тель­но­му гре­че­ско­му государ­ству и, соот­вет­ст­вен­но, понят­но, поче­му рас­сказ Геро­до­та начи­нал­ся с упо­ми­на­ния о зна­чи­мо­сти Спар­ты. Когда Крез поже­лал сде­лать сво­и­ми дру­зья­ми наи­бо­лее с.49 вли­я­тель­ных из элли­нов, он обна­ру­жил, что лиде­ра­ми гре­ков были лакеде­мо­няне и афи­няне³, но, когда пред­ло­же­ние лидий­ской друж­бы было сде­ла­но, послы были отправ­ле­ны в Спар­ту⁴, а не в Афи­ны.

При­знать веду­щее поло­же­ние Спар­ты было для Геро­до­та недо­ста­точ­но. Ему было необ­хо­ди­мо узнать как мож­но боль­ше об этом поли­се и его оби­та­те­лях, о том, как они живут и как сра­жа­ют­ся. Даже будучи отстра­нен­ным от уча­стия в Пело­пон­нес­ской войне, млад­ший кол­ле­га Геро­до­та, Фукидид, убедил­ся, как труд­но полу­чить опре­де­лен­ные фак­ты о Спар­те. Воз­мож­но­сти его изыс­ка­ний были огра­ни­че­ны и пото­му, что Фукидид был афи­ня­ни­ном, хотя и афи­ня­ни­ном в изгна­нии. За его заме­ча­ни­ем о «скрыт­ном харак­те­ре этой поли­тии»⁵ может лежать не толь­ко лег­кое разо­ча­ро­ва­ние. Воз­мож­но, в середине V в., даже после вели­ко­го вос­ста­ния ило­тов, отно­ше­ние к ино­стран­цам в Спар­те было более спо­кой­ным, осо­бен­но к неа­фи­ня­нам. Геро­дот с его спо­соб­но­стью нахо­дить общий язык с рав­ны­ми в соци­аль­ном отно­ше­нии парт­не­ра­ми, с его талан­том обза­во­дить­ся дру­зья­ми и, в осо­бен­но­сти, с его уди­ви­тель­ным уме­ни­ем зада­вать пра­виль­ные вопро­сы добил­ся боль­ше­го, чем Фукидид. Тем не менее сум­ма свиде­тельств, собран­ная Геро­до­том в самом закры­том из гре­че­ских государств, ока­за­лась весь­ма огра­ни­чен­ной. Он добил­ся дове­рия спар­тан­ских вла­стей, пото­му что про­явил готов­ность увидеть спар­тан­ские доб­ро­де­те­ли и выра­зил жела­ние гор­дить­ся ими. Сим­па­тии Геро­до­та наи­бо­лее отчет­ли­во про­яв­ля­ют­ся в сло­вах, вло­жен­ных в уста ссыль­но­го царя Дама­ра­та и обра­щен­ных к Ксерк­су: «В еди­но­бор­стве лакеде­мо­няне сра­жа­ют­ся столь же храб­ро, как и дру­гие наро­ды, а все вме­сте они доб­лест­ней всех на све­те. Прав­да, они сво­бод­ны, но не во всех отно­ше­ни­ях. Есть у них вла­ды­ка — это закон, кото­ро­го они стра­шат­ся гораздо боль­ше, чем твой народ тебя»⁶. Геро­дот, гово­ря уста­ми Дама­ра­та, при­ни­ма­ет и гор­дит­ся спар­тан­ским пони­ма­ни­ем эвно­мии: покор­но­сти перед вла­стью выс­ше­го и неиз­мен­но­го Зако­на. Поэто­му даже самые подо­зри­тель­ные из эфо­ров долж­ны были при­знать Геро­до­та поли­ти­че­ски без­опас­ным, и луч­шей реко­мен­да­ци­ей в тиран­обор­че­ской Спар­те было его дав­нее изгна­ние из Гали­кар­на­са на Самос, куда он бежал от тира­нии Лигда­ма⁷.

Кто же были те спар­тан­ские инфор­ма­то­ры, чье дове­рие заво­е­вал Геро­дот? Исхо­дя из того, что он вла­дел подроб­ны­ми сведе­ни­я­ми о при­ви­ле­ги­ях царей, мож­но пред­по­ло­жить, что Геро­дот раз­го­ва­ри­вал с чле­на­ми цар­ских семей⁸ или пифи­я­ми — посла­ми к Дель­фий­ско­му ора­ку­лу, отправ­ля­е­мы­ми по пору­че­нию царей Лакеде­мо­на⁹. Обыч­но же он доволь­ст­во­вал­ся ука­за­ни­я­ми неких «лакеде­мо­нян», кото­рые он неред­ко сопо­став­лял со сведе­ни­я­ми дру­гих инфор­ма­то­ров. Напри­мер, мно­гие гово­ри­ли, что дель­фий­ская пифия была ответ­ст­вен­на за кон­сти­ту­цию, дан­ную Спар­те Ликур­гом, но сами спар­тан­цы утвер­жда­ли, что Ликург полу­чил ее с Кри­та¹⁰. с.50 (Стрем­ле­ние исто­ри­ка сопо­став­лять раз­лич­ные мне­ния, свя­зан­ные с этим спор­ным свиде­тель­ст­вом о ран­нем эта­пе гре­че­ской исто­рии, похваль­но, если срав­нить его с более довер­чи­вым отно­ше­ни­ем Фукидида к фак­там дале­ко­го про­шло­го). Тем не менее одна­жды Геро­дот ука­зал инфор­ма­то­ра и место, где они встре­ти­лись. В его рас­ска­зе о напа­де­нии спар­тан­цев и корин­фян на Самос во вре­ме­на тира­на Поли­кра­та лакеде­мо­няне Архий и Ликон, пре­сле­дуя про­тив­ни­ка, ока­за­лись внут­ри вра­же­ской кре­по­сти, где были окру­же­ны и уби­ты¹¹. Сын погиб­ше­го Архия был назван Сами­ем в честь подви­га его отца; в сле­дую­щем поко­ле­нии сын Самия сно­ва полу­чил имя Архия. Когда Геро­дот во вре­мя изгна­ния был на Само­се, он мог видеть моги­лу Архия стар­ше­го. Она была соору­же­на на обще­ст­вен­ные сред­ства¹² вско­ре после паде­ния тира­нии. Млад­ший Архий, внук пер­во­го, рас­ска­зал Геро­до­ту о подви­ге сво­его деда во вре­мя раз­го­во­ра в Питане, одной из дере­вень или об, состав­ля­ю­щих спар­тан­ский полис. Архий млад­ший, упо­ми­нав­ший о моги­ле и пуб­лич­ных поче­стях в честь его деда на Само­се, был госте­при­им­ным хозя­и­ном. По сло­вам Геро­до­та, сре­ди гостей Спар­ты Архий более все­го при­ве­чал оби­та­те­лей Само­са. Исто­рик удач­но исполь­зо­вал свои свя­зи на Само­се, засы­пая Архия млад­ше­го вопро­са­ми. Геро­до­ту долж­но было быть ока­за­но осо­бое госте­при­им­ство, ибо, как заме­тил исто­рик с Само­са Дурис, род­ст­вен­ник Геро­до­та, поэт Панэс­сий поль­зо­вал­ся пра­ва­ми самий­ско­го граж­дан­ства¹³. Посколь­ку Архий млад­ший имел семей­ные свя­зи с Само­сом, он мог быть прок­се­ном (госте­при­им­цем) самий­цев в Спар­те. В этой долж­но­сти его обя­за­ны были утвер­ждать цари, пото­му что даро­ва­ние прок­се­нии в Спар­те было цар­ской при­ви­ле­ги­ей¹⁴.

Пита­на еще раз высту­па­ет в каче­стве источ­ни­ка инфор­ма­ции. Зна­ме­ни­тый посту­пок лоха­га (коман­ди­ра воин­ско­го под­разде­ле­ния) Амо­мфа­ре­та из Пита­ны стал пред­ме­том мест­ной гор­до­сти. Полу­чив при­каз изме­нить пози­цию во вре­мя сра­же­ния при Пла­те­ях, Амо­мфа­рет ска­зал сво­е­му пол­ко­вод­цу реген­ту Пав­са­нию, что он не может уйти преж­де, чем это сде­ла­ют ино­зем­цы, имея в виду пер­сов. В знак сво­его отка­за изме­нить пози­цию он свое­об­раз­но «про­го­ло­со­вал», под­няв мас­сив­ный камень pse­phos^[1] и поло­жив его к ногам Пав­са­ния¹⁵. Дру­гая мест­ная леген­да каса­ет­ся соб­ст­вен­но Пита­ны, хотя Геро­дот не при­пи­сы­ва­ет ее опре­де­лен­но тамош­не­му инфор­ма­то­ру. Речь идет о рас­ска­зе Тиса­ме­на элей­ско­го, пред­ска­за­те­ля из рода гада­те­лей Иамидов¹⁶. Когда Тиса­мен спро­сил в Дель­фах, будет ли у него наслед­ник, пифия отве­ти­ла, что преж­де он дол­жен с.51 победить в пяти вели­чай­ших состя­за­ни­ях. Дей­ст­ви­тель­но, он был бли­зок к победе над Иеро­ни­мом андрий­ским на сорев­но­ва­ни­ях пяти­бор­цев в Олим­пии. Одна­ко спар­тан­цы хит­ро­ум­но заме­ти­ли, что про­ри­ца­ние каса­ет­ся состя­за­ний на войне, а не в атле­ти­ке, пото­му они попы­та­лись нанять Тиса­ме­на сопро­вож­дать их царей Герак­лидов на войне в каче­стве пол­ко­во­д­ца. Когда же Тиса­мен запро­сил спар­тан­ско­го граж­дан­ства, лакеде­мо­няне отве­ти­ли, что цена слиш­ком высо­ка. Этот вопрос сно­ва воз­ник, когда появи­лась угро­за пер­сид­ско­го втор­же­ния. На этот раз Тиса­мен потре­бо­вал граж­дан­ства для себя и сво­его бра­та¹⁷. Впо­след­ст­вии спар­тан­цы победи­ли в пяти сра­же­ни­ях: при Пла­те­ях про­тив пер­сов, при Тегее про­тив тегей­цев и арги­вян, при Дипее про­тив арги­вян, при Ист­ме про­тив мес­сен­цев и, нако­нец, при Тана­г­ре про­тив афи­нян и арги­вян.

Чет­вер­тое из выиг­ран­ных сра­же­ний — при Ист­ме — было свя­за­но с вели­ким вос­ста­ни­ем ило­тов, кото­рое вспых­ну­ло после зем­ле­тря­се­ния в Спар­те и завер­ши­лось дол­гой оса­дой повстан­цев на Ито­ме. Мы долж­ны пре­одо­леть иску­ше­ние испра­вить «Истм» на «Ито­му» в тек­сте Геро­до­та, пото­му что и Пав­са­ний в сво­ей рабо­те ука­зал: «при Ист­ме»¹⁸, но опре­де­ле­ние место­по­ло­же­ния Ист­ма оста­ет­ся про­бле­ма­тич­ным. В дан­ном слу­чае не может помочь имя древ­не­го царя мес­сен­цев Ист­мия¹⁹, одна­ко к севе­ру от свя­ти­ли­ща Посей­до­на на мысе Тенар нахо­дил­ся пере­ше­ек (на древ­не­греч. — «истм»)²⁰. Воз­мож­но, раз­би­тые илоты впе­ред бег­ст­вом из Спар­ты свою послед­нюю оста­нов­ку сде­ла­ли воз­ле это­го свя­ти­ли­ща.

Бит­ва при Ист­ме явля­ет­ся не един­ст­вен­ной дета­лью илот­ско­го вос­ста­ния, извест­ной Геро­до­ту. Спар­тан­ская закры­тость не смог­ла ута­ить от него факт тяже­ло­го пора­же­ния лакеде­мо­нян при Сте­никле­ре. После упо­ми­на­ния о том, что пер­сид­ский вое­на­чаль­ник Мар­до­ний был сра­жен при Пла­те­ях Эмне­стом (или Ари­мне­стом — в дру­гой руко­пи­си), Геро­дот добав­ля­ет, что Эмнест, ува­жае­мый в Спар­те чело­век, погиб вме­сте со сво­им отрядом из 300 чело­век в бит­ве с мес­сен­ца­ми при Сте­никле­ре²¹. Эмнест из Пла­тей упо­ми­на­ет­ся Геро­до­том при опи­са­нии воен­ной кам­па­нии спар­тан­цев 479 г. до н. э.²² Вполне веро­ят­но, что это тот Эмнест, кото­рый поз­же погиб при Сте­никле­ре. Извест­но, что пла­тей­цы посла­ли свои вой­ска на помощь Спар­те во вре­мя мес­сен­ской вой­ны²³. Кро­ме того, мы зна­ем, что поз­же один пла­тей­ский граж­да­нин, под­няв­ший сооте­че­ст­вен­ни­ков на борь­бу с фиван­ца­ми в нача­ле Пело­пон­нес­ской вой­ны, звал­ся Лакон, сын Эмне­ста²⁴. Имя Лако­на гово­рит о том, что его отец Эмнест дол­жен был быть пла­тей­ским дру­гом Спар­ты. Его мож­но иден­ти­фи­ци­ро­вать с Эмне­стом, погиб­шим во вре­мя вос­ста­ния ило­тов²⁵, а так­же с чело­ве­ком, участ­во­вав­шим в спар­тан­ской кам­па­нии при Пла­те­ях и убив­шим само­го Мар­до­ния.

с.52 Таким обра­зом, мы узна­ли от Геро­до­та, что до оса­ды Ито­мы во вре­мя вос­ста­ния ило­тов спар­тан­цы потер­пе­ли пора­же­ние при Сте­никле­ре и затем победи­ли в местеч­ке, назы­вае­мом Истм. Теперь мы воз­вра­ща­ем­ся к Тиса­ме­ну, про­ри­ца­те­лю из рода Иамидов, и непо­сред­ст­вен­но к миру поли­ти­че­ско­го мифа. В семей­ной родо­слов­ной Иамос был сыном Апол­ло­на и Эвад­ны^[2]. Соглас­но Пин­да­ру, семья Эвад­ны жила в Фесане, дере­вуш­ке у реки Алфей на гра­ни­це меж­ду Пизой и юго-запад­ной Арка­ди­ей²⁶. В Фесане Эвад­на жила в доме сво­его отца Эпи­та. Одна­ко Пин­дар вно­сит в родо­слов­ную Тиса­ме­на суще­ст­вен­ные изме­не­ния. Он утвер­жда­ет, что Эвад­на, мать Иамо­са, была при­ем­ной доче­рью Эпи­та. Ее насто­я­щи­ми роди­те­ля­ми явля­лись бог Посей­дон и спар­тан­ская геро­и­ня Пита­на²⁷. Таким обра­зом, Пин­дар наде­ля­ет Эвад­ну мате­рью-спар­тан­кой, и, сле­до­ва­тель­но, Иамос ока­зал­ся свя­зан­ным со Спар­той. Как ука­зал Вила­мо­виц²⁸, стрем­ле­ние Пин­да­ра изме­нить эту родо­слов­ную было вызва­но необ­хо­ди­мо­стью при­знать даро­ва­ние спар­тан­ско­го граж­дан­ства элей­ско­му про­ри­ца­те­лю Тиса­ме­ну Иамиду. Спар­тан­цы были вынуж­де­ны пой­ти на такой шаг, но толь­ко Пин­дар согла­со­вал это реше­ние с мифи­че­ским пре­цеден­том. Соглас­но Olym­pian VI, бабуш­ка Иамо­са была спар­тан­ско­го про­ис­хож­де­ния. Резон­но заклю­чить, что Тиса­мен, когда стал спар­тан­ским граж­да­ни­ном, посе­лил­ся в деревне Пита­на. Мы уже обра­ща­ли вни­ма­ние на пре­бы­ва­ние Геро­до­та в Питане: его инте­рес к исто­рии Тиса­ме­на явля­ет­ся допол­ни­тель­ным свиде­тель­ст­вом реаль­но­сти бесед с инфор­ма­то­ра­ми из Пита­ны.

Дви­же­ние Спар­ты к поли­ти­че­ско­му и воен­но­му гос­под­ству было труд­ным. Соглас­но Геро­до­ту, строй, введен­ный Ликур­гом, сде­лал государ­ство очень мно­го­люд­ным и мало­обес­пе­чен­ным пло­до­род­ной зем­лей, вслед­ст­вие чего лакеде­мо­няне стре­ми­лись заво­е­вать всю Арка­дию. Апол­лон Дель­фий­ский ска­зал спар­тан­цам, что он не может отдать им всю Арка­дию, но заме­тил, что они мог­ли бы «потря­сти Тегею сво­и­ми нога­ми в тан­це и выме­рять верев­кой желан­ную доли­ну». Одна­ко вме­сто празд­но­ва­ния тан­ца­ми победы над Теге­ей и наре­за­ния новых наде­лов в захва­чен­ной долине спар­тан­цы потер­пе­ли пора­же­ние и в каче­стве воен­но­плен­ных ста­ли обра­ба­ты­вать наде­лы сво­их победи­те­лей²⁹.

Геро­дот свя­зы­вал победу тегей­цев с прав­ле­ни­ем спар­тан­ских царей Лео­на и Ага­сик­ла³⁰. В то вре­мя, писал он, спар­тан­цы были удач­ли­вы во всех дру­гих вой­нах, но после полу­че­ния ора­ку­ла с ука­за­ни­ем на Тегею они оста­ви­ли про­чих аркад­цев в покое³¹. Геро­дот не ука­зы­ва­ет дру­гих про­тив­ни­ков Лакеде­мо­на, но мож­но пред­по­ло­жить, что ко вре­ме­ни с.53 цар­ст­во­ва­ния Лео­на и Ага­сик­ла — по гене­а­ло­ги­че­ским под­сче­там в пер­вой поло­вине VI в. до н. э. — Тегея была основ­ной поме­хой на пути спар­тан­цев к геге­мо­нии. В сооб­ще­нии Геро­до­та гово­рит­ся о зага­доч­ном ора­ку­ле пифии отно­си­тель­но остан­ков Оре­ста^[3]: для гос­под­ства над Теге­ей спар­тан­цы долж­ны были най­ти остан­ки Оре­ста и обна­ру­жить гроб­ни­цу сына Ага­мем­но­на «где-то в аркад­ской Тегее, на низ­кой рав­нине, где веют вет­ры, слы­шен удар, отра­жен­ный уда­ром, и беда воз­ле­жит над бедою…» Рас­сказ Геро­до­та про­дол­жа­ет опи­са­ние визи­та спар­тан­ско­го раз­вед­чи­ка Лих­а­са к неко­е­му аркад­ско­му куз­не­цу. Куз­нец поведал Лих­а­су о най­ден­ных им в уще­лье огром­ных костях и Лих­ас решил, что это кости древ­не­го героя Оре­ста. Затем после­до­ва­ло инсце­ни­ро­ван­ное изгна­ние Лих­а­са из Спар­ты, выка­пы­ва­ние костей, достав­ка их в Лакеде­мон и даль­ней­шая победа спар­тан­цев над Теге­ей. Уже в сле­дую­щем поко­ле­нии, в прав­ле­ние Алек­сан­дрида, сына Лео­на и Ари­сто­на, сына Ага­сик­ла, как утвер­жда­ет Геро­дот, спар­тан­цы кон­тро­ли­ро­ва­ли боль­шую часть Пело­пон­не­са. Это про­изо­шло как раз тогда, когда лидий­ский царь Крез домо­гал­ся их друж­бы³². При том, что в рас­ска­зе Геро­до­та об остан­ках Оре­ста и победе над Теге­ей мно­го неяс­но­го, неко­то­рые вещи оче­вид­ны. Во-пер­вых, пифия не пред­у­смат­ри­ва­ла пол­но­го раз­гро­ма Тегеи. Если бы спар­тан­цы обна­ру­жи­ли остан­ки, то Лакеде­мон дол­жен был стать помощ­ни­ком Тегеи. Это долж­но было слу­чить­ся, пото­му что Орест будет про­дол­жать защи­щать зем­лю Тегеи, даже если остан­ки его пере­не­сут в Спар­ту. Во-вто­рых, ора­кул допус­кал воз­мож­ность пора­же­ния Спар­ты и после обна­ру­же­ния остан­ков. Плен­ные спар­тан­цы мог­ли бы по необ­хо­ди­мо­сти стать «помощ­ни­ка­ми» тегей­цев. В-третьих, туман­ное выра­же­ние «где-то в Аркад­ской Тегее» остав­ля­ет место погре­бе­ния умыш­лен­но неопре­де­лен­ным. Одна­ко Тегея была не един­ст­вен­ной общи­ной в Арка­дии, кото­рую при жела­нии мож­но было свя­зать с захо­ро­не­ни­ем Оре­ста, сына Ага­мем­но­на. Его остан­ки вполне мог­ли нахо­дить­ся в общине Оре­стей­он или Оре­с­та­си­он, на юго-запа­де от Тегеи. Народ­ная эти­мо­ло­гия лег­ко увя­зы­ва­ла этот топо­ним с Оре­стом. Непо­да­ле­ку от Оре­стей­о­на про­ле­га­ла стра­те­ги­че­ски важ­ная доро­га, свя­зы­ваю­щая Спар­ту с поко­рен­ны­ми зем­ля­ми в Мес­се­нии. Более того, в поль­зу того, что столк­но­ве­ние инте­ре­сов Спар­ты и Тегеи про­изо­шло имен­но в Оре­стей­оне, могут быть при­веде­ны гео­ло­ги­че­ские дока­за­тель­ства³³. Рядом с этим местом были обна­ру­же­ны мно­го­чис­лен­ные остан­ки гигант­ских живот­ных пери­о­да плей­сто­це­на. Таким обра­зом, наход­ка Лих­а­са мог­ла быть костью доис­то­ри­че­ско­го мон­стра³⁴. Воз­мож­но, эти остан­ки были с.54 обна­ру­же­ны задол­го до Лих­а­са. Когда же появи­лось пред­по­ло­же­ние, что они при­над­ле­жат древ­не­му ахей­ско­му герою, то их вновь захо­ро­ни­ли в уще­лье³⁵. В Дель­фах, несо­мнен­но, зна­ли об этом захо­ро­не­нии и, искус­но вос­поль­зо­вав­шись пере­от­кры­ти­ем остан­ков куз­не­цом из Арка­дии, при­пи­са­ли их Оре­сту. Завла­дев остан­ка­ми Оре­ста, Спар­та ста­ла более откры­то про­яв­лять наме­ре­ние насле­до­вать геге­мо­нию ахей­ских вла­дык Ага­мем­но­на и Мене­лая. Любо­пыт­но, что спар­тан­ские цари из рода Герак­лидов искренне счи­та­ли себя ахей­ца­ми, стре­мясь быть под­лин­ны­ми наслед­ни­ка­ми Герак­ла. Через поко­ле­ние после опи­сан­ных собы­тий, когда жри­ца боги­ни Афи­ны на афин­ском акро­по­ле при­ка­за­ла спар­тан­ско­му царю Клео­ме­ну поки­нуть храм, пото­му что он был дорий­цем, послед­ний убеж­ден­но воз­ра­зил: «Гос­по­жа, я не дори­ец, а ахе­ец»³⁶. Эти сло­ва спар­тан­ско­го царя опро­вер­га­ют мне­ние, при­пи­сы­вае­мое его бра­ту и про­тив­ни­ку Дори­эю, соглас­но кото­ро­му цар­ские семьи в Лакеде­моне име­ют чисто дорий­ские кор­ни. Когда сам Геро­дот про­сле­жи­вал их мифи­че­ское про­ис­хож­де­ние от Герак­ла и Данаи, он бла­го­ра­зум­но назвал их царя­ми дорий­цев, но не толь­ко дорий­цев³⁷. Раз­гра­ни­че­ние про­изо­шло, самое ран­нее, в середине VII в. при Тир­тее. Поэт утвер­ждал, что спар­тан­цы при­шли из вет­ре­но­го Эри­ния (что в Дориде близ горы Пар­нас) на обшир­ный ост­ров Пелоп­са вме­сте с Герак­лида­ми, кото­рым Зевс даро­вал город Спар­ту³⁸. Тем самым Тир­тей отда­лил Герак­лидов от тех, кто при­шел с ними из Дориды.

Следы тре­ний меж­ду дорий­ской реаль­но­стью и фила­хей­ским мифом в Спар­те вид­ны в сооб­ще­нии Геро­до­та о про­ис­хож­де­нии Клео­ме­на³⁹. Спар­тан­ский царь Ана­к­сан­дрид был очень при­вя­зан к сво­ей пер­вой жене, а посколь­ку она была бес­плод­на, буду­щее цар­ской диар­хии было под вопро­сом. В такой ситу­а­ции эфо­ры про­си­ли его, изгнав первую супру­гу, взять дру­гую жену, чтобы линия Эври­сфе­нидов не пре­сек­лась. Когда Ана­к­сан­дрид отве­тил кате­го­ри­че­ским отка­зом, эфо­ры пошли на ком­про­мисс. Царю было раз­ре­ше­но иметь двух жен и вести два хозяй­ства — самое неспар­тан­ское раз­ре­ше­ние спор­но­го вопро­са, как заме­тил Геро­дот⁴⁰. Вто­рая жена ста­ла мате­рью Клео­ме­на, пер­вен­ца и наслед­ни­ка Ана­к­сан­дрида. Боль­ше детей у нее не было.

Пер­вая жена Ана­к­сан­дрида, будучи сна­ча­ла без­дет­ной, затем роди­ла Дори­эя⁴¹, а затем — Лео­нида и Клеом­брота. Мно­гие утвер­жда­ли, что Лео­нид и Клеом­брот были близ­не­ца­ми. Клео­мен, счи­тав­ший себя ахей­цем, и Дори­эй, чье имя гово­ри­ло само за себя, ста­ли закля­ты­ми вра­га­ми. Поли­ти­че­ское пре­вос­ход­ство Клео­ме­на было достиг­ну­то толь­ко за счет уда­ле­ния Дори­эя из Спар­ты. Послед­ний пытал­ся без пред­ва­ри­тель­ной кон­суль­та­ции в Дель­фах най­ти новое место посе­ле­ния в Ливии, но меро­при­я­тие с.55 успе­хом не увен­ча­лось⁴². Вто­рая экс­пе­ди­ция, на этот раз на Сици­лию, име­ла под­держ­ку Дель­фий­ской пифии. Терри­то­рия Эрик­са была объ­яв­ле­на соб­ст­вен­но­стью Герак­лидов, пото­му что, как было ска­за­но, сна­ча­ла она при­над­ле­жа­ла Герак­лу. Дори­эй, так­же знав­ший, как в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти достичь успе­хов с помо­щью мифов, свя­зан­ных с Герак­лом, извлек поль­зу из сове­та бео­тий­ца Анти­ха­ра, кото­рый объ­яс­нил ему суть изре­че­ния пифии⁴³. Одна­ко Дори­эй и боль­шин­ство его сто­рон­ни­ков вско­ре погиб­ли в бит­ве с фини­кий­ца­ми и жите­ля­ми мест­но­го горо­да Эге­ста.

Поз­же, в пери­од кри­зи­са, вызван­но­го втор­же­ни­ем Ксерк­са, спар­тан­цы еще раз обра­ти­лись к ахей­ской поли­ти­че­ской мифо­ло­гии. Спар­та­нец Сиагр был отправ­лен с объ­еди­нен­ным посоль­ст­вом лакеде­мо­нян и их союз­ни­ков про­сить помо­щи про­тив пер­сов у сира­куз­ско­го тира­на Гело­на. В ответ на прось­бу послан­ни­ков Гелон напом­нил, что элли­ны не помог­ли ему в борь­бе про­тив Кар­фа­ге­на, когда он пытал­ся осво­бо­дить эмпо­рий^[4] и ото­мстить оби­та­те­лям Эге­сты за убий­ство Дори­эя. Одна­ко Гелон заявил, что он готов пре­до­ста­вить зна­чи­тель­ные силы в том слу­чае, если будет при­знан глав­но­ко­ман­дую­щим над все­ми гре­ка­ми. Сиагр на это отве­тил: «Горь­ко запла­кал бы Ага­мем­нон — наслед­ник Пелоп­са, узнав, что спар­тан­цы отстра­не­ны от геге­мо­нии Гело­ном и сира­ку­зя­на­ми»⁴⁴. Сиагр упо­мя­нул о Пелоп­се, пото­му что Спар­та стре­ми­лась управ­лять его вот­чи­ной Пело­пон­не­сом, и Ага­мем­но­на, пото­му что как послед­ний пред­во­ди­тель­ст­во­вал над ахей­ца­ми в Тро­ян­ской войне, так и Спар­та стре­ми­лась руко­во­дить элли­на­ми в защи­те Гре­ции. Чтобы про­ти­во­сто­ять при­тя­за­ни­ям на геге­мо­нию, необ­хо­ди­мо было под­черк­нуть связь Спар­ты с Пело­пида­ми — не толь­ко с Мене­ла­ем, но и с Ага­мем­но­ном. Поэт Сте­си­хор, посе­тив­ший Спар­ту в середине VI в., пола­гал место­на­хож­де­ние двор­ца Ага­мем­но­на не в Мике­нах или Арго­се, а в Лакеде­моне⁴⁵. То же стрем­ле­ние наблюда­ет­ся позд­нее у Пин­да­ра, кото­рый рас­ска­зы­ва­ет об убий­стве Ага­мем­но­на Кли­тем­не­строй буд­то бы в спар­тан­ском посе­ле­нии Ами­к­лы⁴⁶. Так как власть Ага­мем­но­на не рас­про­стра­ня­лась до Сици­лии, Гелон про­сто игно­ри­ро­вал мифи­че­ское обос­но­ва­ние пре­тен­зий Спар­ты на геге­мо­нию, тем самым уси­ли­вая гнев Сиа­гра в свя­зи с пре­тен­зи­я­ми сира­куз­ско­го дина­ста. Итак, мифи­че­ская тра­ди­ция пере­но­сит Ага­мем­но­на (вме­сте с Алек­сан­дрой — Кас­сан­дрой)⁴⁷ в Ами­к­лы, а захо­ро­не­ние Еле­ны и Мене­лая — в дру­гой спар­тан­ский горо­док — Терап­ну⁴⁸. В той же мифи­че­ской тра­ди­ции суще­ст­во­вал факт, отри­цав­ший род­ство спар­тан­ских царей Герак­лидов с ахей­ца­ми. Леген­ды гла­сят, что в то вре­мя, когда Гре­ция была объ­еди­не­на с.56 Ага­мем­но­ном для Тро­ян­ской вой­ны, Геракл нахо­дил­ся на Олим­пе, а его сыно­вья и вну­ки еще не пре­кра­ти­ли свои стран­ст­вия за пре­де­ла­ми Пело­пон­не­са. Спу­стя два поко­ле­ния после Тро­ян­ской вой­ны они еще не достиг­ли «ост­ро­ва Пелоп­са»⁴⁹. Но Зевс, соглас­но Тир­тею⁵⁰, пере­дал Спар­ту Герак­лидам и царям Лакеде­мо­на, кото­рые высту­па­ли как жре­цы Зев­са Лакеде­мон­ско­го»⁵¹, руко­вод­ст­ву­ясь пра­вом насле­до­ва­ния от Герак­ла. Это пра­во мож­но было бы при­знать, если бы мож­но было дока­зать, что Геракл был царем Лакеде­мо­на. Есть осно­ва­ния пола­гать, что Геро­дот при­зна­вал Герак­ла царем Спар­ты. В пас­са­же 8. 231 он пред­став­ля­ет родо­слов­ную царя Лев­ти­хида II как вос­хо­дя­щую пря­мо к Герак­лу. Все име­на в этом спис­ке — за исклю­че­ни­ем вто­ро­го и третье­го — по мне­нию Геро­до­та, при­над­ле­жат спар­тан­ским царям. Спи­сок завер­ша­ет­ся вет­вью: Прокл — Ари­сто­дем — Ари­сто­мах — Кле­одей — Гилл — Геракл. Ранее мы ука­зы­ва­ли в 6. 52. 1, что спар­тан­цы не согла­ша­лись с поэтом⁵². Пола­га­ли, буд­то не Эври­сфен и Прокл, а их отец Ари­сто­дем при­вел лакеде­мо­нян на зем­лю, зани­мае­мую ими во вре­ме­на Геро­до­та⁵³. Поэто­му, сле­дуя логи­ке спар­тан­цев, пред­ки Ари­сто­де­ма не мог­ли пра­вить в Спар­те. Но Геро­дот был прав, назы­вая их царя­ми Спар­ты в 6. 131: Геракл стал царем Спар­ты по пра­ву заво­е­ва­ния, пото­му что борол­ся про­тив Гип­по­кон­та и его сыно­вей, дабы ото­мстить за убий­ство в Спар­те сво­его двою­род­но­го бра­та Иона. Исто­рия нака­за­ния Гип­по­кон­ти­дов впер­вые обна­ру­же­на у Алк­ма­на⁵⁴. Она дает пра­во спар­тан­цам утвер­ждать, что Геракл и его пря­мые потом­ки были царя­ми Спар­ты, даже если цар­ская линия не была непре­рыв­ной до Ари­сто­де­ма. Извест­но, что Геракл поки­нул Спар­ту в забо­те о Тин­да­рее, смерт­ном отце Еле­ны⁵⁵. Поэто­му, по мне­нию спар­тан­цев, когда Мене­лай женил­ся на Елене и воца­рил­ся в Лакеде­моне, он был не более чем пра­ви­тель-вре­мен­щик. Сле­до­ва­тель­но, Герак­лиды име­ли пол­ное пра­во вер­нуть­ся, чтобы потре­бо­вать свое наслед­ство⁵⁶.

Несмот­ря на выше­ска­зан­ное, память о Елене и Мене­лае проч­но утвер­ди­лась в рели­гии спар­тан­цев. Это пока­за­ли недав­ние рас­коп­ки в Мене­лай­оне. Два арха­и­че­ских посвя­ще­ния на брон­зе, содер­жа­щие име­на: одно — Еле­ны и Мене­лая, дру­гое — Еле­ны⁵⁷ — не дают осно­ва­ний судить о том, при­зна­ва­лись ли они сво­и­ми почи­та­те­ля­ми в каче­стве богов либо толь­ко геро­ев. Геро­дот, рас­ска­зы­вая исто­рию об урод­ли­вом ребен­ке, пре­вра­тив­шем­ся в несрав­нен­ную пре­крас­ную жену царя Ари­сто­на, знал, что Еле­на, кото­рую он назы­ва­ет боги­ней⁵⁸, осо­бо почи­та­лась в Терапне. Ее свя­ти­ли­ще поме­ща­лось по сосед­ству с Мене­лай­о­ном на восточ­ном обры­ви­стом бере­гу Эвро­та. Ниже свя­ти­ли­ща Еле­ны нахо­ди­лось погре­бе­ние, назы­вае­мое Фебай­он⁵⁹, где почи­та­лась Феба — одна из доче­рей с.57 Лев­кип­па^[5]. Нянь­ка каж­дый день при­но­си­ла урод­ли­во­го ребен­ка к свя­ти­ли­щу Еле­ны и подол­гу сто­я­ла с ним перед хра­мом боги­ни. Длин­ные и труд­ные про­гул­ки, нако­нец, были воз­на­граж­де­ны явле­ни­ем неко­ей жен­щи­ны, кото­рая кос­ну­лась лица ребен­ка и изме­ни­ла его чер­ты. Итак, сле­дуя Геро­до­ту, Еле­на почи­та­лась в Терапне еще в нача­ле VI в. до н. э., и с этим согла­су­ют­ся архео­ло­ги­че­ские дан­ные. Счи­та­лось, что Еле­на обла­да­ла силой даро­вать кра­соту, но мог­ла насы­лать и сле­поту. Гово­рят, что поэт Сте­си­хор был ослеп­лен ею после того, как ска­зал, буд­то Еле­на бежа­ла с Пари­сом в Трою. Сте­си­хор не обрел зре­ние до тех пор, пока не сочи­нил поэ­му, в кото­рой отри­цал, что Еле­на когда-либо быва­ла в Трое. Геро­дот ссы­ла­ет­ся на вер­сию Сте­си­хо­ра, когда, завер­шая длин­ное повест­во­ва­ние о пре­бы­ва­нии Еле­ны в Егип­те, гово­рит, что по его мне­нию, та нико­гда не быва­ла в Трое⁶⁰. Геро­дот пола­гал, что гре­ки отка­зы­ва­лись верить сло­вам тро­ян­цев, буд­то Еле­ны нет в их горо­де. С глу­бо­ким почте­ни­ем исто­рик добав­ля­ет, что τὸ δαι­μόνιον устро­ил дела так, что раз­ру­ше­ние горо­да долж­но было пока­зать людям, как боги посы­ла­ют вели­кие нака­за­ния за вели­кие пре­ступ­ле­ния⁶¹. Сила Еле­ны, направ­лен­ная на обес­пе­че­ние спар­тан­ско­го гос­под­ства, пока­за­на Геро­до­том в одном из послед­них пас­са­жей его сочи­не­ния⁶². Соглас­но Геро­до­ту, когда Тин­да­риды заво­е­ва­ли Атти­ку с целью спа­сти Еле­ну, они дол­го не мог­ли обна­ру­жить, где ее спря­тал Тесей. В кон­це кон­цов деке­лей­ский герой — эпо­ним Декел, опа­сав­ший­ся даль­ней­ших напа­де­ний Тин­да­ридов на Деке­лей­ский дем и осуж­дав­ший посту­пок Тесея, рас­ска­зал спар­тан­цам, что Еле­на нахо­дит­ся в Афид­нах. Мно­гие гово­рят, про­дол­жа­ет Геро­дот, что все деке­лей­цы были обя­за­ны гово­рить прав­ду о место­на­хож­де­нии Еле­ны. Пре­да­ние завер­ша­ет­ся тем, что Титак, эпо­ним общи­ны Тита­киды, отдал Афид­ны в руки Тин­да­ридов⁶³. Впо­след­ст­вии деке­лей­цы, посе­тив Спар­ту, полу­чи­ли в награ­ду осво­бож­де­ние от над­зо­ра, пола­гав­ше­го­ся чуже­стран­цам, и почет­ные места на все­на­род­ных празд­не­ствах. Это пра­ви­ло дей­ст­во­ва­ло еще во вре­ме­на Геро­до­та. Сила мифи­че­ско­го пре­цеден­та была тако­ва, что, когда спар­тан­цы разо­ря­ли Атти­ку в нача­ле Пело­пон­нес­ской вой­ны, толь­ко Деке­лею они оста­ви­ли в покое. Послед­нее заме­ча­ние согла­су­ет­ся с сооб­ще­ни­ем Фукидида о спар­тан­ских дей­ст­ви­ях в Атти­ке в нача­ле так назы­вае­мой Архида­мо­вой вой­ны. Архидам высту­пил из Ахар­ны с целью разо­ре­ния всех атти­че­ских демов меж­ду гора­ми Парнет и Бри­лес, но о напа­де­нии на Деке­лею не упо­ми­на­ет­ся⁶⁴. Истин­ная при­чи­на при­ви­ле­гий деке­лей­цев в Спар­те была забы­та, и тогда удо­вле­тво­ри­лись с.58 мифи­че­ским объ­яс­не­ни­ем, кото­рое ока­за­лось полез­ным и в поли­ти­ке, посколь­ку спо­соб­ст­во­ва­ло воз­об­нов­ле­нию тре­ний меж­ду дема­ми Атти­ки. Эти тре­ния ста­ли оче­вид­ны во вре­мя фор­си­ро­ван­ной эва­ку­а­ции сель­ско­го насе­ле­ния Атти­ки для защи­ты под город­ские сте­ны соглас­но стра­те­гии Перик­ла. Как жите­ли сель­ских демов воз­му­ща­лись Пери­к­лом, будучи ото­рва­ны от род­ных оча­гов, так и их мифи­че­ские пред­ки сопро­тив­ля­лись уста­нов­ле­нию в Атти­ке геге­мо­нии Тесея⁶⁵.

Рас­сказ Геро­до­та о бит­ве при Сепее в Арго­лиде явля­ет­ся эффект­ным свиде­тель­ст­вом вла­сти мифа над спар­тан­ца­ми во вре­мя воен­ных дей­ст­вий. После пора­же­ния арги­вян в бит­ве бор­цов Тирея ста­ла терри­то­ри­ей Спар­ты. Из Тирад Клео­мен напра­вил­ся к реке Эра­син, на южном бере­гу кото­рой он при­нес жерт­ву реч­но­му боже­ству⁶⁶. Бог, одна­ко, послал небла­го­при­ят­ные зна­ме­ния и царь вер­нул­ся на терри­то­рию Спар­ты. Клео­мен увел вой­ска на юг внутрь Тирей­ской обла­сти и после жерт­во­при­но­ше­ния на бере­гу моря пере­пра­вил армию на захва­чен­ных эгин­ских и сики­он­ских кораб­лях в аргос­ские пор­ты Тиринф и Нав­плию⁶⁷. Пере­прав­ка армии через Аргос­ский залив заня­ла мно­го вре­ме­ни, хотя Геро­дот не упо­ми­на­ет о том, что дви­же­ние к Эра­си­ну было лож­ным манев­ром, или о том, что мор­ская арма­да сопут­ст­во­ва­ла вой­скам вдоль побе­ре­жья Тире­а­ти­ды. Армия Аргоса высту­пи­ла навстре­чу, чтобы встре­тить захват­чи­ков у Тирин­фа. Две армии рас­по­ло­жи­лись лаге­ря­ми в пре­де­лах слы­ши­мо­сти, так что арги­вяне мог­ли слы­шать коман­ды спар­тан­ско­го гла­ша­тая и реа­ги­ро­вать на них. Учи­ты­вая это обсто­я­тель­ство, Клео­мен при­нял хит­ро­ум­ное реше­ние ата­ко­вать непри­я­те­ля во вре­мя при­ня­тия пищи. Когда не подо­зре­вав­шие под­во­ха арги­вяне, услы­шав обеден­ную коман­ду спар­тан­ско­го гла­ша­тая, при­выч­но при­сту­пи­ли к тра­пе­зе, они были вне­зап­но ата­ко­ва­ны про­тив­ни­ком. Мно­гие арги­вяне были уби­ты на месте, но еще боль­шее их чис­ло бежа­ло в свя­щен­ную рощу в окрест­но­стях Аргоса. Здесь их, умо­ляв­ших про­тив­ни­ка сохра­нить им жизнь за выкуп, спар­тан­цы под­верг­ли без­жа­лост­ной рас­пра­ве. Спар­тан­ский царь Клео­мен при­ка­зал сжечь дотла эту рощу. Перед похо­дом спар­тан­цы полу­чи­ли ора­кул Апол­ло­на о том, что Клео­мен возь­мет Аргос. Царь пола­гал, что ора­кул имел в виду город. Одна­ко эта роща была свя­ти­ли­щам Аргу­са, ост­ро­гла­зо­го стра­жа Ио. Узнав, кому при­над­ле­жит роща, Клео­мен вос­клик­нул, что Апол­лон обма­нул его⁶⁸. Заме­тим, что Аргос как полис — имя суще­ст­ви­тель­ное сред­не­го рода 3-го скло­не­ния, а Аргус — страж — имя суще­ст­ви­тель­ное муж­ско­го рода 2-го скло­не­ния. Ора­кул, полу­чен­ный Клео­ме­ном, был при­зван скрыть раз­ни­цу дан­ных наиме­но­ва­ний в име­ни­тель­ном паде­же^[6].

с.59 Убеж­ден­ный в том, что теперь он не может взять город, царь отпра­вил боль­шую часть вой­ска домой⁶⁹. Не сооб­ща­ет­ся, исполь­зо­ва­лись ли при воз­вра­ще­нии рек­ви­зи­ро­ван­ные кораб­ли. После уни­что­же­ния арги­вской армии сухо­пут­ный путь стал совер­шен­но без­опа­сен. Аргив­ский исто­рик Сократ рас­ска­зы­ва­ет, что жен­щи­ны Аргоса, воз­глав­ля­е­мые поэтес­сой Теле­зил­лой, отра­зи­ли натиск спар­тан­цев (при том, что вой­ска вто­ро­го спар­тан­ско­го царя, Дама­ра­та, про­рва­лись было внутрь горо­да в пам­фи­лий­ский квар­тал)⁷⁰. Но у Геро­до­та нет сооб­ще­ний о какой-либо дру­гой бит­ве после Сепей­ско­го сра­же­ния. Воз­мож­но, жен­щи­ны Аргоса были гото­вы защи­щать свой город, но исто­рия Сокра­та выглядит не более чем оши­боч­ной интер­пре­та­ци­ей дру­го­го дель­фий­ско­го ора­ку­ла. Дан­ный одно­вре­мен­но арги­вя­нам и миле­тя­нам ора­кул гово­рил о победе жен­щи­ны над муж­чи­ной⁷¹.

По воз­вра­ще­нии в Спар­ту Клео­мен был обви­нен в том, что его под­ку­пи­ли арги­вяне. В свою защи­ту Клео­мен ска­зал эфо­рам, что после сожже­ния свя­щен­ной рощи он вме­сте с тыся­чей луч­ших вои­нов напра­вил­ся в свя­ти­ли­ще арги­вской Геры узнать, раз­ре­шит ли боги­ня после все­го соде­ян­но­го взять город. Во вре­мя жерт­во­при­но­ше­ния, гово­рил царь, из груди ста­туи боги­ни вырва­лось пла­мя. Если бы све­че­ние рас­про­стра­ня­лось из голо­вы, он был бы готов взять Аргос пол­но­стью. Пла­мя из груди озна­ча­ло, что он сде­лал так, как поже­лал бог, а не боги­ня Гера. Геро­дот не сомне­ва­ет­ся по пово­ду дан­но­го объ­яс­не­ния, и спар­тан­цы сочли его исчер­пы­ваю­щим, зна­чи­тель­ным боль­шин­ст­вом про­го­ло­со­вав за оправ­да­ние Клео­ме­на⁷². Рас­сказ Геро­до­та пока­зы­ва­ет, что, по мне­нию царя и его обви­ни­те­лей, лишь одной тыся­чи копей­щи­ков было доста­точ­но для взя­тия Аргоса, так непо­пра­ви­мо было для арги­вян пора­же­ние под Сепе­ей. При­веден­ный при­мер слу­жит вели­ко­леп­ной иллю­ст­ра­ци­ей вла­сти рели­гии над поли­ти­че­ской и воен­ной дея­тель­но­стью в ран­ней Спар­те. Геро­дот пол­но­стью при­зна­ет опре­де­ля­ю­щее вли­я­ние рели­гии на жизнь гре­ков. При­веден­ные суж­де­ния антич­ных исто­ри­ков каса­ют­ся, как пра­ви­ло, част­ных вопро­сов, но игно­ри­ро­вать это — зна­чит упус­кать из виду прин­ци­пи­аль­но важ­ные чер­ты жиз­ни древ­них элли­нов. Спо­соб­ность Апол­ло­на Дель­фий­ско­го направ­лять спар­тан­скую поли­ти­ку нагляд­но пока­за­на Геро­до­том в его рас­ска­зе о свер­же­нии тира­нии Писи­стра­ти­дов в Афи­нах. В пас­са­же 5. 62. 3 сооб­ща­ет­ся, что про­тив­ни­ки тира­нии из рода Алк­мео­нидов под­ку­пи­ли пифию, дабы при отве­те на любой запрос из Спар­ты, инди­виду­аль­ный или от лица государ­ства, она ска­за­ла, что Афи­ны долж­ны быть сво­бод­ны. В ито­ге лакеде­мо­няне, несмот­ря на то, что Писи­стра­ти­ды были их союз­ни­ка­ми, напра­ви­ли вой­ска под руко­вод­ст­вом Анхи­мо­лия для изгна­ния тира­на из Афин. Они выса­ди­лись при Фале­роне, но были раз­би­ты послан­ной на с.60 помощь Писи­стра­ти­дам фес­са­лий­ской кон­ни­цей. Вто­рая экс­пе­ди­ция под руко­вод­ст­вом Клео­ме­на при­нуди­ла дина­стов поки­нуть Атти­ку после капи­ту­ля­ции афи­нян. Так пифия, понуж­дае­мая ее бла­го­де­те­ля­ми — Алк­мео­нида­ми, успеш­но изме­ни­ла поли­ти­ку Спар­ты по отно­ше­нию к афин­ско­му руко­вод­ству.

Клео­мен тоже был вполне спо­со­бен мани­пу­ли­ро­вать куль­том Апол­ло­на в сво­их целях. Когда он поже­лал уда­лить с пре­сто­ла сво­его кол­ле­гу Дама­ра­та, то дого­во­рил­ся со знат­ным дель­фий­цем Кобо­ном побудить пифию заявить, буд­то Дама­рат не явля­ет­ся сыном царя Ари­сто­на. Вско­ре под­куп обна­ру­жи­ли, Кобон был изгнан из Дельф, пифия Пери­ал­ла была отстра­не­на от долж­но­сти⁷³, а сам Клео­мен вынуж­ден был поки­нуть Спар­ту. После путе­ше­ст­вия в Фес­са­лию он отпра­вил­ся в Арка­дию, где стал пред­став­лять серь­ез­ную угро­зу для Спар­ты. Клео­мен вынудил арка­дян под клят­вой сле­до­вать за ним, куда бы он их ни повел (как если бы они были спар­тан­ской арми­ей). Он дал ответ­ную клят­ву над страш­ны­ми вода­ми Стикса, кото­рые, по мне­нию гре­ков, выхо­дят на поверх­ность у горо­да Нона­крис, что воз­ле Финея. Опа­са­ясь аркад­ско­го аль­ян­са, лакеде­мо­няне вер­ну­ли Клео­ме­на к вла­сти, сохра­нив за ним преж­ние пол­но­мо­чия. Боль­ше они не мог­ли отно­сить­ся к нему как к неис­пра­ви­мо испор­чен­но­му под­ку­пом в Дель­фах. Геро­дот сооб­ща­ет, что под конец жиз­ни Клео­ме­на ста­ли счи­тать безум­ным, так как он потря­сал ски­пет­ром перед каж­дым встреч­ным спар­ти­а­том. Поэто­му он был поме­щен в колод­ки. В даль­ней­шем, угро­за­ми заста­вив охран­ни­ка-илота дать ему кин­жал, он покон­чил с собой⁷⁴. Мно­го непо­нят­но­го в этой исто­рии. Воз­мож­но, эфо­ры хоте­ли убрать его с доро­ги, и Клео­мен был каз­нен как государ­ст­вен­ный пре­ступ­ник⁷⁵. Создан­ная им Аркад­ская лига мог­ла пред­став­лять серь­ез­ную угро­зу для Спар­ты в том слу­чае, если бы в это вре­мя нача­лись новые вол­не­ния в Мес­се­нии. Геро­дот рас­ска­зы­ва­ет исто­рию кон­чи­ны Клео­ме­на так, как он ее услы­шал. Если при­нять ее на веру, тогда послед­ний этап жиз­ни Клео­ме­на пред­став­ля­ет­ся пол­ным собы­тий, про­гне­вав­ших богов. Под­куп дель­фий­ской пифии, разо­ре­ние свя­щен­но­го участ­ка в Элев­сине, сожже­ние рощи Аргу­са, изби­е­ние жре­ца в арги­вском хра­ме Геры⁷⁶ — как видим, было мно­го при­чин тому, чтобы боги мог­ли захо­теть лишить его сна­ча­ла разу­ма, а затем и жиз­ни.

В бит­ве при Сепее погиб­ли шесть тысяч арги­вян. Вслед­ст­вие это­го Аргос пере­стал быть для Спар­ты серь­ез­ной угро­зой на пери­од жиз­ни одно­го поко­ле­ния. Когда арги­вяне кон­суль­ти­ро­ва­лись с дель­фий­ской пифи­ей по пово­ду пер­сид­ской угро­зы, они полу­чи­ли совет «сто­ять на стра­же с дро­ти­ка­ми в руках и беречь свою голо­ву»⁷⁷, т. е. сохра­нять ней­тра­ли­тет в ожи­да­нии того, пока достигнет совер­шен­но­ле­тия новое поко­ле­ние с.61 вои­нов. Государ­ст­вен­ный совет арги­вян попы­тал­ся уста­но­вить трид­ца­ти­лет­нее пере­ми­рие со Спар­той при усло­вии вступ­ле­ния их горо­да в союз про­тив пер­сов. Тогда же арги­вяне потре­бо­ва­ли от послан­ни­ков Эллин­ской лиги, при­быв­ших из Спар­ты, чтобы Арго­су пере­да­ли как мини­мум поло­ви­ну вла­сти в сою­зе⁷⁸. Игно­ри­руя ряд непре­рыв­ных пора­же­ний, арги­вяне упор­но наста­и­ва­ли на вос­ста­нов­ле­нии сво­его гос­под­ства на Пело­пон­не­се. Неко­гда их царь Фидон уста­но­вил стан­дар­ты мер и весов для Пело­пон­не­са, изгнал элей­скую адми­ни­ст­ра­цию с Олим­пий­ских игр и про­во­дил их еди­но­лич­но⁷⁹. Арги­вяне вспом­ни­ли, что север­ное побе­ре­жье Пело­пон­не­са напро­тив Арго­лиды вме­сте с ост­ро­вом Кифе­ра преж­де при­над­ле­жа­ли Арго­су⁸⁰. Эти древ­ние при­тя­за­ния под­креп­ля­лись мифи­че­ски­ми аргу­мен­та­ми лидер­ства арги­вян. Аргос, как и Спар­та, счи­тал себя вот­чи­ной Ага­мем­но­на. Стар­шим из сыно­вей Ари­сто­ма­ха^[7] Герак­лида объ­яв­лял­ся Темен, кото­рый стал царем Аргоса. Темен, по мне­нию арги­вян, был стар­ше сво­их бра­тьев: Ари­сто­де­ма, кото­рый счи­тал­ся пред­ком двух цар­ских родов Спар­ты, и Крес­фон­та, став­ше­го царем Мес­се­нии⁸¹. Спар­тан­цы утвер­жда­ли, что Ари­сто­дем пра­вил в Спар­те, но поэты, как мы пом­ним, гово­ри­ли, что два его сына были пер­вы­ми Герак­лида­ми, цар­ст­во­вав­ши­ми там⁸². При сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах стар­шим из Герак­лидов остал­ся Темен — пра­ви­тель Аргоса, а млад­ший брат его Крес­фонт стал царем Мес­се­нии⁸³.

На тре­бо­ва­ние арги­вян отдать поло­ви­ну вла­сти послы из Спар­ты отве­ти­ли, что в Спар­те два царя, а в Арго­се — толь­ко один⁸⁴. Никто из спар­тан­ских царей не может быть отстра­нен от вла­сти, про­дол­жа­ли они, тогда как царь Аргоса мог делить­ся сво­ей вла­стью⁸⁵. Арги­вяне, усмот­рев в отве­те оскор­би­тель­ную насмеш­ку, при­ка­за­ли послам до захо­да солн­ца поки­нуть терри­то­рию Аргоса, ина­че они будут пре­сле­до­вать­ся как вра­ги. Спар­тан­ские дипло­ма­ты не суме­ли разъ­яс­нить свой ответ. После опас­ной раз­молв­ки меж­ду царя­ми Клео­ме­ном и Дама­ра­том во вре­мя напа­де­ния на Атти­ку спар­тан­цы реши­ли, что оба царя не долж­ны вме­сте ухо­дить на вой­ну⁸⁶. Поэто­му, если бы царь Аргоса мог сопро­вож­дать поле­вую армию спар­тан­цев в пери­од пер­сид­ско­го наше­ст­вия, он разде­лил бы пра­во при­ня­тия реше­ния со спар­тан­ским коман­ди­ром. В резуль­та­те Аргос, вос­поль­зо­вав­шись сове­том Дель­фий­ско­го ора­ку­ла, остал­ся ней­траль­ным (хотя, как рас­ска­зы­ва­ли, арги­вяне при­ня­ли послан­ни­ка от Ксерк­са)⁸⁷. Геге­мо­ния спар­тан­цев на Пело­пон­не­се оста­лась неру­ши­мой.

Гос­под­ство Спар­ты на Пело­пон­не­се и ее руко­во­дя­щая роль в Элла­де яви­лись резуль­та­том соеди­не­ния воен­ной силы и поли­ти­че­ской воли.

с.62