Цезарь и Никомед

с.687 Око­ло 80 г. до н. э. Юлий Цезарь, юно­ша при­мер­но 20 лет, уехал из Рима, чтобы при­со­еди­нить­ся к шта­бу Мар­ка Мину­ция Тер­ма в Азии с целью обу­че­ния воен­но­му делу. Терм зани­мал­ся поко­ре­ни­ем Мити­лен, послед­не­го из горо­дов Азии, кото­рый про­дол­жал сопро­тив­лять­ся Риму после недав­ней вой­ны с Мит­ри­да­том, и отпра­вил Цеза­ря доста­вить флот от царя Вифи­нии Нико­меда IV. Све­то­ний (Iul. 2) сооб­ща­ет, что Цезарь задер­жал­ся при цар­ском дво­ре и поэто­му пополз­ли слу­хи о его сек­су­аль­ной свя­зи с царём (prostra­tae re­gi pu­di­ci­tiae^[1]); и эти слу­хи лишь уси­ли­лись, когда через несколь­ко дней после завер­ше­ния сво­ей мис­сии Цезарь вер­нул­ся в Вифи­нию «под пред­ло­гом взыс­ка­ния дол­га, при­чи­тав­ше­го­ся одно­му его кли­ен­ту-воль­ноот­пу­щен­ни­ку» (per cau­sam exi­gen­dae pe­cu­niae, quae de­be­re­tur cui­dam li­ber­ti­no clien­ti suo).

Разу­ме­ет­ся, в даль­ней­шей жиз­ни это­го рим­ля­ни­на посто­ян­но обви­ня­ли в том, что он делил ложе с царём, и в при­ме­ча­тель­ной гла­ве его био­гра­фии (Iul. 49) Све­то­ний фик­си­ру­ет ряд при­ме­ров. При­ведём лишь неко­то­рые: Лици­ний Кальв высме­и­вал Цеза­ря в извест­ных сти­хах; Бибул назы­вал сво­его кол­ле­гу «цари­цей Вифи­нии» (Bi­thy­ni­cam re­gi­nam) в эдик­тах, кото­рые изда­вал во вре­мя их кон­суль­ства; Мем­мий обви­нял Цеза­ря в том, что тот слу­жил вино­чер­пи­ем царя на боль­шом пиру, даже на гла­зах неко­то­рых куп­цов из Рима, име­на кото­рых были назва­ны в обви­не­нии; а Цице­рон писал, что Цезарь был при­ведён в спаль­ню царя, что он, оде­тый в пур­пур, воз­лёг на золо­тое ложе и что «рас­тлён был в Вифи­нии цвет юно­сти это­го потом­ка Вене­ры» (flo­rem… aeta­tis a Ve­ne­re or­ti in Bi­thy­nia con­ta­mi­na­tum). В про­ти­во­по­лож­ность Све­то­нию, Плу­тарх (Plut. Caes. 1. 3*) не упо­ми­на­ет ни о чём подоб­ном, а вме­сто это­го отме­ча­ет, что после сво­его отъ­езда из Рима Цезарь лишь нена­дол­го оста­нав­ли­вал­ся у Нико­меда¹.

Совре­мен­ные авто­ры био­гра­фий Цеза­ря быст­ро мину­ют этот эпи­зод, обыч­но вос­про­из­во­дя в какой-то фор­ме утвер­жде­ние Све­то­ния, что про­мед­ле­ние Цеза­ря при дво­ре царя сра­зу вызва­ло раз­го­во­ры о любов­ной свя­зи. Гель­цер в сво­ём основ­ном повест­во­ва­нии крат­ко упо­ми­на­ет посе­ще­ние Вифи­нии и лишь в при­ме­ча­нии ука­зы­ва­ет: «Уча­стие Цеза­ря в при­двор­ной жиз­ни пода­ло повод к непри­стой­ным шут­кам, бес­ко­неч­но повто­ряв­шим­ся впо­след­ст­вии»². Май­ер, ещё бли­же при­дер­жи­ва­ясь Све­то­ния, ком­мен­ти­ру­ет это так: «Когда он был направ­лен к Нико­меду, вифин­ско­му царю, чтобы забрать мор­скую эскад­ру, о нём ста­ли гово­рить, что он разде­лил ложе с царём. На про­тя­же­нии всей его жиз­ни этот эпи­зод давал его про­тив­ни­кам и его сол­да­там мате­ри­ал для непри­стой­ных шуток»³. Совсем недав­но Камм писал: «Цезарь про­вёл при дво­ре доста­точ­но вре­ме­ни, чтобы рас­про­стра­ни­лись скан­даль­ные инси­ну­а­ции, буд­то он был раз­вра­щён Нико­медом», а Гол­дсу­ор­си гово­рит о слу­хах, кото­рые «быст­ро рас­про­стра­ни­лись» и повто­ря­ет содер­жа­ние рос­сказ­ней Мем­мия и Цице­ро­на⁴. «Нако­нец, — гово­рит Гол­дсу­ор­си, — это была весь­ма каче­ст­вен­ная сплет­ня, обыг­ры­ваю­щая глу­бо­ко уко­ре­нив­ши­е­ся рим­ские сте­рео­ти­пы»⁵. Жите­лей Восто­ка и царей не люби­ли, цар­ские дво­ры не поль­зо­ва­лись ува­же­ни­ем, и поэто­му «сплет­ня о пре­ста­ре­лом рас­пут­ном пра­ви­те­ле, с.688 лишив­шем невин­но­сти юно­го, наив­но­го ари­сто­кра­та во вре­мя его пер­вой поезд­ки за гра­ни­цу полу­чи­ла широ­кое рас­про­стра­не­ние»⁶. Гол­дсу­ор­си рас­смат­ри­ва­ет воз­мож­ность того, что основ­ная исто­рия прав­ди­ва, но, как и Све­то­ний, не выно­сит окон­ча­тель­но­го вер­дик­та.

Разу­ме­ет­ся, это утвер­жде­ние в конеч­ном счё­те оста­ет­ся непро­ве­ря­е­мым, но далее в ста­тье я наме­рен выдви­нуть пред­по­ло­же­ние о том, что хотя Цезарь, несо­мнен­но, про­вёл какое-то вре­мя у Нико­меда, одна­ко насто­я­щий инте­рес к это­му инци­ден­ту воз­ник лишь несколь­ко лет спу­стя, а затем я наме­рен пока­зать, что в дей­ст­ви­тель­но­сти Цезарь имел совер­шен­но иную при­чи­ну для того, чтобы про­во­дить вре­мя в Вифи­нии, про­игно­ри­ро­ван­ную как антич­ны­ми, так и совре­мен­ны­ми био­гра­фа­ми.

Подоб­но про­чим рим­ским ари­сто­кра­там, Цезарь начал свою карье­ру в обще­ст­вен­ной жиз­ни — и таким обра­зом при­влёк вни­ма­ние сво­их совре­мен­ни­ков в Риме — с пер­во­го выступ­ле­ния в судах⁷. В 77 г. или, воз­мож­но, в нача­ле 76 г., после смер­ти Сул­лы, моло­дой чело­век обви­нил в зло­употреб­ле­ни­ях при управ­ле­нии про­вин­ци­ей одно­го из сто­рон­ни­ков дик­та­то­ра, Гнея Кор­не­лия Дола­бел­лу, кото­рый слу­жил намест­ни­ком Македо­нии и вер­нул­ся, чтобы отпразд­но­вать три­умф⁸. Про­цесс, конеч­но, вызвал пере­по­лох; Цице­рон, несо­мнен­но, при­сут­ст­во­вал на нём, чтобы послу­шать речи защит­ни­ков Дола­бел­лы, зна­ме­ни­той пары Гор­тен­зия и Кот­ты⁹. Столк­нув­шись с таки­ми опыт­ны­ми про­тив­ни­ка­ми, Цезарь про­иг­рал дело, но всё же оста­вил дол­го­веч­ное свиде­тель­ство сво­его крас­но­ре­чи­во­го обли­че­ния в опуб­ли­ко­ван­ной вер­сии обви­ни­тель­ной речи. Тацит (Dial. 34. 7) пишет, что во вре­ме­на импе­рии её ещё чита­ли с вос­хи­ще­ни­ем. Гел­лий, инте­ре­со­вав­ший­ся грам­ма­ти­че­ской про­бле­мой, цити­ру­ет корот­кий фраг­мент из нее (NA 4. 16. 8)¹⁰.

Мож­но пред­по­ло­жить, что, — как неред­ко быва­ло, — суще­ст­во­ва­ла и третья защи­ти­тель­ная речь, про­из­не­сён­ная самим Дола­бел­лой, ибо Све­то­ний цити­ру­ет речь (ac­tio) это­го чело­ве­ка, в кото­рой тот назы­ва­ет Цеза­ря «царе­вой под­стил­кой» и «цари­цы­ным раз­луч­ни­ком» (pae­li­cem re­gi­nae, spon­dam in­te­rio­rem re­giae lec­ti­cae, Iul. 49. 1)¹¹. Эми Рич­лин вер­но отме­ти­ла, что в рим­ском крас­но­ре­чии обви­не­ния в пас­сив­ном гомо­сек­су­а­лиз­ме, подоб­ные это­му, как и дру­гие обви­не­ния в непо­до­баю­щем сек­су­аль­ном поведе­нии, обыч­но были направ­ле­ны про­тив моло­дых людей или отно­си­лись к пери­о­ду моло­до­сти пожи­ло­го чело­ве­ка¹². То есть, посколь­ку pu­di­ci­tia^[2] была важ­ной харак­те­ри­сти­кой иде­аль­но­го рим­ля­ни­на, pu­di­ci­tia про­тив­ни­ка неред­ко ста­ви­лась под сомне­ние. Изыс­кан­ный при­мер мож­но най­ти в про­цес­се пора­зи­тель­но кра­си­во­го Мар­ка Целия, один из обви­ни­те­лей кото­ро­го, Сем­п­ро­ний Атра­тин, назвал обви­ня­е­мо­го «милаш­кой Ясо­ном» (pul­chel­lus Iason)¹³. Цице­рон, чув­ст­во­вав­ший необ­хо­ди­мость уде­лить неко­то­рое вни­ма­ние это­му обви­не­нию в опуб­ли­ко­ван­ной вер­сии речи, объ­яс­ня­ет (Cael. 6):

Несмот­ря на воз­ра­же­ния Цице­ро­на, заяв­ле­ния обви­ни­те­ля отно­си­тель­но pu­di­ci­tia Целия, веро­ят­но, были важ­ны для демон­стра­ции того, что Целий, обви­нён­ный в vis^[4], явля­ет­ся неуправ­ля­е­мым и пред­став­ля­ет опас­ность для обще­ства; но Цице­рон, несо­мнен­но, прав, утвер­ждая, что в опре­де­лён­ном рито­ри­че­ском кон­тек­сте обви­не­ния, касаю­щи­е­ся pu­di­ci­tia чело­ве­ка, как бы ни были они тща­тель­но сфор­му­ли­ро­ва­ны, мог­ли ско­рее играть вспо­мо­га­тель­ную роль с целью сни­же­ния его пре­сти­жа в целом, чем иметь пер­во­сте­пен­ную дока­за­тель­ную цен­ность¹⁴. Вре­ме­на­ми подоб­ные обви­не­ния мог­ли предъ­яв­лять лишь для того, чтобы уни­зить про­тив­ни­ка и, как утвер­жда­ет Цице­рон, их тогда про­сто бро­са­ли мимо­хо­дом. Цита­та Све­то­ния из речи Дола­бел­лы сама по себе, несо­мнен­но, пред­став­ля­ет одну из таких попы­ток уни­зить. Дей­ст­ви­тель­но, ата­ка на pu­di­ci­tia кра­си­во­го моло­до­го про­тив­ни­ка была прак­ти­че­ски ожи­дае­ма, как спо­соб осла­бить Цеза­ря и укре­пить соб­ст­вен­ный авто­ри­тет. Одна­ко про­бле­ма состо­я­ла в том, что Цезарь не был Цели­ем; соглас­но всем источ­ни­кам, он был счаст­ли­во женат с ран­ней юно­сти (и впо­след­ст­вии оста­вал­ся в этом бра­ке до тех пор, пока его жена Кор­не­лия не умер­ла в 69 г. до н. э.)¹⁵. Един­ст­вен­ным мате­ри­а­лом для обра­бот­ки, кото­рый сумел отыс­кать Дола­бел­ла, было вре­мя, про­ведён­ное Цеза­рем в Вифи­нии, в том чис­ле посе­ще­ние Нико­меда¹⁶. Хотя слух и мог уже пополз­ти сра­зу после мис­сии Цеза­ря, воз­мож­но так­же, что Дола­бел­ла при­ду­мал эту исто­рию — может быть, исполь­зуя неко­то­рые клю­че­вые дета­ли, сооб­щён­ные ему Тер­мом (два сул­лан­ца долж­ны были знать друг дру­га, так как оба зани­ма­ли долж­но­сти в 81 г. до н. э.). Как мы виде­ли, это было абсо­лют­но типич­ное заяв­ле­ние для рим­ских судов. Но без­услов­но дока­зу­е­мо лишь то, что та вер­сия обви­не­ния, кото­рую озву­чил Дола­бел­ла, — самая ран­няя из всех, какие смог отыс­кать Све­то­ний, а речь Дола­бел­лы, будучи опуб­ли­ко­ва­на, долж­на была при­дать это­му обви­не­нию широ­кую извест­ность в Риме¹⁷. Его ac­tio на этом зна­ме­ни­том суде послу­жи­ла источ­ни­ком для всех после­дую­щих спле­тен, осо­бен­но гром­ких с 65 года, когда поведе­ние Цеза­ря во вре­мя эди­ли­те­та ста­ло вызы­вать опа­се­ния у неко­то­рых его кол­лег-сена­то­ров. В пред­ше­ст­ву­ю­щие годы, как бле­стя­ще пока­зал Гер­ман Штрас­бур­гер в сво­ей рабо­те «Cae­sars Eintritt in die Ge­schich­te», совре­мен­ни­ки обра­ща­ли мало вни­ма­ния на Цеза­ря: во мно­гих отно­ше­ни­ях он был все­го лишь обыч­ным ноби­лем.

с.690 Позд­нее, когда соб­ст­вен­ные сол­да­ты высме­я­ли его по пово­ду исто­рии с Нико­медом, Цезарь (соглас­но Dio 43. 20. 4) был так задет, что при­нёс клят­ву, что это­го нико­гда не было. Конеч­но, это обви­не­ние мог­ло всё силь­нее раз­дра­жать дик­та­то­ра. Воз­мож­но так­же, что имен­но он рас­про­стра­нил рас­сказ о том, что вер­нул­ся в Вифи­нию ради инте­ре­сов сво­его кли­ен­та, кото­ро­му при­чи­тал­ся там долг: это не толь­ко дава­ло аль­тер­на­тив­ное объ­яс­не­ние, но и про­ли­ва­ло бла­го­при­ят­ный свет на Цеза­ря, кото­рый, как мы увидим, гор­дил­ся, что про­яв­лял боль­шое вни­ма­ние к тем, кто зави­сел от него. И было хоро­шо извест­но, что рим­ские креди­то­ры вели важ­ные дела в Вифи­нии¹⁸. Цезарь мог рас­ска­зать эту исто­рию в опуб­ли­ко­ван­ной вер­сии сво­ей обви­ни­тель­ной речи про­тив Дола­бел­лы или в речи «За вифин­цев», кото­рая будет рас­смот­ре­на ниже.

Но в дей­ст­ви­тель­но­сти у Цеза­ря была ещё одна при­чи­на для того, чтобы про­ве­сти вре­мя в Вифи­нии. Отпра­вив­шись по пору­че­нию Тер­ма, пред­при­им­чи­вый моло­дой ари­сто­крат ловил воз­мож­ность при­об­ре­сти себе полез­ные ино­зем­ные кли­ен­те­лы, кото­рые мог­ло пре­до­ста­вить это цар­ство, и не в послед­нюю оче­редь — цар­ская семья, сколь бы ни была пре­врат­на её судь­ба в послед­нее вре­мя. Как пока­зал Эрнст Бэди­ан в сво­ём клас­си­че­ском иссле­до­ва­нии, эти вза­и­моот­но­ше­ния не толь­ко име­ли сим­во­ли­че­скую цен­ность (ибо свиде­тель­ст­во­ва­ли о вли­я­нии рим­ско­го ари­сто­кра­та), но и мог­ли при­не­сти ося­зае­мую выго­ду (напри­мер, пре­до­став­ле­ние цен­ных про­из­веде­ний искус­ства на вре­мя эди­ли­те­та или важ­ных свиде­те­лей для суда по делу о вымо­га­тель­стве)¹⁹. Любой моло­дой нобиль стре­мил­ся их завя­зать, и извест­но, что при­мер­но в это же вре­мя Цезарь искал друж­бы дру­гих кли­ен­тов — напри­мер, в Македо­нии (как свиде­тель­ст­ву­ет обви­не­ние Дола­бел­лы) и в Гре­ции (Цезарь пред­став­лял инте­ре­сы неких гре­ков в про­цес­се про­тив Гая Анто­ния, вновь окон­чив­шем­ся неуда­чей, вско­ре после суда над Дола­бел­лой²⁰). Как пока­зы­ва­ют даль­ней­шие собы­тия, кото­рые будут рас­смот­ре­ны ниже, Цезарь пре­успел в при­об­ре­те­нии новых дру­зей и кли­ен­тов в Вифи­нии. Но после смер­ти Нико­меда Цезарь поте­рял неко­то­рые из при­об­ре­тён­ных пре­иму­ществ, так как цар­ство пере­шло к рим­ско­му наро­ду (хотя те рим­ляне, кото­рые осу­ще­ст­ви­ли аннек­сию, несо­мнен­но, при­сво­и­ли себе часть богатств царя, в том чис­ле про­из­веде­ния искус­ства²¹).

Одна­ко Цезарь остал­ся верен сво­ей вифин­ской кли­ен­те­ле, как свиде­тель­ст­ву­ет фраг­мент про­из­не­сён­ной им речи «За вифин­цев», про­ци­ти­ро­ван­ный Авлом Гел­ли­ем (NA 5. 13. 6):

Кон­текст этой речи труд­но уста­но­вить: она про­из­не­се­на после смер­ти Нико­меда (в кон­це 75 или 74 гг. до н. э.) и, как сна­ча­ла пред­по­ло­жил Дал­ман, может пред­став­лять ещё одно обви­не­ние re­pe­tun­da­rum^[6], веро­ят­но, про­тив само­го Юнка, кото­рый слу­жил намест­ни­ком Азии в тот пери­од, когда была аннек­си­ро­ва­на Вифи­ния²². В таком слу­чае эта речь была про­из­не­се­на, когда Юний Юнк и Цезарь вер­ну­лись из Азии, где меж­ду ними про­изо­шла стыч­ка после похи­ще­ния Цеза­ря пира­та­ми. Како­вы бы ни были обсто­я­тель­ства про­из­не­се­ния этой речи, фраг­мент Гел­лия даёт цен­ное свиде­тель­ство о том, что Цезарь уста­но­вил с Нико­медом отно­ше­ния госте­при­им­ства; hos­pi­tium тех­ни­че­ски отли­ча­лось от clien­te­la (пото­му что его участ­ни­ки, по край­ней мере, тео­ре­ти­че­ски, были рав­ны), одна­ко влек­ло за собой во мно­гом схо­жие пре­иму­ще­ства и обя­за­тель­ства²³. Этот фраг­мент пока­зы­ва­ет так­же, что Цезарь при­об­рел в Вифи­нии ещё какую-то груп­пу кли­ен­тов, дела кото­рых, види­мо, были свя­за­ны с Нико­медом.

Воз­мож­но, что одним из вифин­цев, упо­мя­ну­тых в этом фраг­мен­те, была Ниса, дочь Нико­меда, в защи­ту кото­рой Цезарь про­из­нёс речь, по-види­мо­му, уже в дру­гой раз²⁴. Соглас­но Све­то­нию (Iul. 49. 3), в этой речи, про­из­не­сён­ной перед сена­том, были пере­чис­ле­ны be­ne­fi­cia^[7], полу­чен­ные Цеза­рем от покой­но­го царя: мож­но не сомне­вать­ся, что в спис­ке Цеза­ря не зна­чи­лись сек­су­аль­ные услу­ги, и имен­но в этом Цице­рон усмот­рел повод для шут­ки (про­ци­ти­ро­ван­ной Све­то­ни­ем), кото­рая ста­ла ходо­вой: «Оста­вим это, про­шу тебя: всем отлич­но извест­но, что дал тебе он и что дал ему ты!» (re­mo­ve is­taec, oro te, quan­do no­tum est, et quid il­le ti­bi et quid il­li tu­te de­de­ris). Несмот­ря на эту ост­ро­ту, дан­ный эпи­зод сно­ва гово­рит о зна­ком­ствах, кото­рые Цезарь завя­зал в моло­до­сти.

Под­ведём ито­ги: о дости­же­ни­ях Цеза­ря в Вифи­нии свиде­тель­ст­ву­ют его соб­ст­вен­ные сло­ва в речи «За вифин­цев» и его уси­лия, пред­при­ня­тые в инте­ре­сах Нисы. Весь этот эпи­зод пред­став­ля­ет собой заме­ча­тель­ный при­мер ино­зем­ной кли­ен­те­лы (и свя­зан­но­го с ней госте­при­им­ства). С дру­гой сто­ро­ны, озву­чен­ное Дола­бел­лой обви­не­ние в интриж­ке с Нико­медом, пер­вая надеж­но дати­ро­ван­ная вер­сия этой исто­рии из извест­ных нам, есте­ствен­но впи­сы­ва­ет­ся в обы­чаи рим­ских судов. В буду­щем авто­рам био­гра­фий Цеза­ря сле­ду­ет мень­ше оста­нав­ли­вать­ся на этой и после­дую­щий вер­си­ях дан­ной бас­ни. Вме­сто это­го им сле­ду­ет видеть в пре­бы­ва­нии Цеза­ря в Вифи­нии пер­вый и ранее не заме­чен­ный шаг моло­до­го ари­сто­кра­та, под­готав­ли­ваю­щий поли­ти­че­скую карье­ру в Риме²⁵.

Джордж­ста­ун­ский уни­вер­си­тет.