Гражданская община древнего мира.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

Перевороты.

Тот же пере­во­рот, толь­ко в несколь­ко изме­нен­ной фор­ме, совер­шил­ся в Афи­нах, в Спар­те, в Риме, во всех, нако­нец, граж­дан­ских общи­нах, исто­рия кото­рых нам извест­на. Всюду он был делом ари­сто­кра­тии, всюду след­ст­ви­ем его было уни­что­же­ние поли­ти­че­ской вла­сти царей, за кото­ры­ми была остав­ле­на толь­ко власть рели­ги­оз­ная. Начи­ная с этой эпо­хи и в тече­ние извест­но­го пери­о­да вре­ме­ни, про­дол­жи­тель­ность кото­ро­го весь­ма неоди­на­ко­ва для раз­лич­ных горо­дов, управ­ле­ние граж­дан­ской общи­ной нахо­дит­ся в руках ари­сто­кра­тии. Эта ари­сто­кра­тия осно­вы­ва­лась одно­вре­мен­но и на рож­де­нии, и на рели­гии. Ее нача­ло лежа­ло в рели­ги­оз­ном строе семьи. Источ­ни­ком ее про­ис­хож­де­ния были те же самые зако­ны, кото­рые мы виде­ли выше в домаш­нем куль­те и в част­ном пра­ве, т. е. закон наслед­ст­вен­ной пере­да­чи оча­га, с.283 пре­иму­ще­ство стар­ше­го совер­шать молит­ву, соеди­нен­ное с рож­де­ни­ем. Наслед­ст­вен­ная рели­гия была пра­вом ари­сто­кра­тии на неогра­ни­чен­ное гос­под­ство; она дава­ла пра­ва, казав­ши­е­ся свя­щен­ны­ми. По древним веро­ва­ни­ям, толь­ко тот мог быть соб­ст­вен­ни­ком зем­ли, у кого был домаш­ний культ; толь­ко тот был чле­ном граж­дан­ской общи­ны, кто был обле­чен свя­щен­ным харак­те­ром, делав­шим чело­ве­ка граж­да­ни­ном; толь­ко тот мог быть свя­щен­ни­ком, кто про­ис­хо­дил из семьи, имев­шей культ; толь­ко тот мог быть долж­ност­ным лицом граж­дан­ской общи­ны, кто имел пра­во совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния. Чело­век, у кото­ро­го не было наслед­ст­вен­но­го куль­та, дол­жен был стать кли­ен­том дру­го­го чело­ве­ка или же, если он это­го не хотел, дол­жен был оста­вать­ся вне обще­ства. В тече­ние мно­гих поко­ле­ний людям не при­хо­ди­ло в голо­ву, что подоб­ное нера­вен­ство неспра­вед­ли­во; у них не явля­лось мыс­ли постро­ить чело­ве­че­ское обще­ство на иных зако­нах.

В Афи­нах от смер­ти Код­ра и до Соло­на вся власть нахо­ди­лась в руках эвпат­ридов. Они были един­ст­вен­ны­ми жре­ца­ми и един­ст­вен­ны­ми архон­та­ми; они одни тво­ри­ли суд и зна­ли зако­ны, кото­рые тогда не были еще запи­са­ны, а пере­да­ва­лись в виде свя­щен­ных фор­мул от отца к сыну.

Эти семьи сохра­ня­ли, насколь­ко это было в их силах, древ­ние фор­мы пат­ри­ар­халь­но­го строя. Они не сели­лись вме­сте в горо­дах, но про­дол­жа­ли жить в раз­лич­ных обла­стях Атти­ки, каж­дая в сво­ем обшир­ном вла­де­нии, окру­жен­ная мно­го­чис­лен­ны­ми слу­га­ми, под управ­ле­ни­ем сво­его гла­вы эвпат­рида, испол­няя в пол­ной неза­ви­си­мо­сти свой наслед­ст­вен­ный культ. Афин­ская граж­дан­ская общи­на была в тече­ние четы­рех веков толь­ко сою­зом, феде­ра­ци­ей этих могу­ще­ст­вен­ных глав семей, кото­рые соби­ра­лись в извест­ные дни для тор­же­ст­вен­но­го совер­ше­ния обрядов куль­та граж­дан­ской общи­ны или для обсуж­де­ния общих дел.

Часто обра­ща­ли вни­ма­ние на то, как мало име­ем мы сведе­ний об этом дол­гом пери­о­де суще­ст­во­ва­ния Афин, а так­же вооб­ще о суще­ст­во­ва­нии дру­гих гре­че­ских с.284 граж­дан­ских общин. Удив­ля­лись тому, что, сохра­нив вос­по­ми­на­ния о мно­гих собы­ти­ях из вре­мен древ­них царей, исто­рия не отме­ти­ла почти ни одно­го из вре­мен прав­ле­ния ари­сто­кра­тии. Это объ­яс­ня­ет­ся, без сомне­ния, тем, что в это вре­мя совер­ши­лось мало собы­тий, име­ю­щих общий инте­рес. Воз­вра­ще­ние к пат­ри­ар­халь­но­му строю при­оста­но­ви­ло почти повсюду нацио­наль­ную жизнь. Люди жили отдель­но, и у них было мало общих инте­ре­сов. Кру­го­зор каж­до­го из них замы­кал­ся той тес­ной груп­пой, тем малень­ким местеч­ком, где он жил на поло­же­нии эвпат­рида или же в каче­стве слу­ги.

В Риме так­же каж­дая пат­ри­ци­ан­ская семья жила в сво­их вла­де­ни­ях, окру­жен­ная сво­и­ми кли­ен­та­ми. В город явля­лись толь­ко на празд­не­ства обще­ст­вен­но­го куль­та или же на собра­ния. В годы, после­до­вав­шие за изгна­ни­ем царей, власть ари­сто­кра­тии была неогра­ни­чен­на. Никто иной кро­ме пат­ри­ция не мог испол­нять обя­зан­но­сти жре­ца в граж­дан­ской общине; исклю­чи­тель­но толь­ко лишь в этой свя­щен­ной касте нуж­но было выби­рать веста­лок, пон­ти­фек­сов, сали­ев, фла­ми­нов, авгу­ров. Толь­ко одни пат­ри­ции мог­ли быть кон­су­ла­ми, из них одних состо­ял сенат. Если собра­ния по цен­ту­ри­ям, куда име­ли доступ и пле­беи, не были уни­что­же­ны, то собра­ния по кури­ям счи­та­лись зато един­ст­вен­ны­ми закон­ны­ми и свя­щен­ны­ми. Цен­ту­ри­ям было пре­до­став­ле­но, по-види­мо­му, избра­ние кон­су­лов, но мы виде­ли, что они мог­ли пода­вать голос толь­ко за те име­на, кото­рые пред­став­ля­ли им пат­ри­ции, и сверх того реше­ние цен­ту­рий под­вер­га­лось еще трой­но­му утвер­жде­нию: сена­та, курий и авгу­ров. Толь­ко одни пат­ри­ции мог­ли отправ­лять пра­во­судие, и толь­ко одни они зна­ли фор­му­лы зако­нов.

Этот поли­ти­че­ский строй суще­ст­во­вал в Риме не дол­го. В Гре­ции, напро­тив того, ари­сто­кра­тия гос­под­ст­во­ва­ла в тече­ние очень дол­го­го вре­ме­ни.

Одис­сей пред­став­ля­ет нам вер­ную кар­ти­ну это­го соци­аль­но­го строя в запад­ной части Гре­ции. Мы видим там, дей­ст­ви­тель­но, пат­ри­ар­халь­ный быт, весь­ма ана­ло­гич­ный тому, с.285 какой мы уже виде­ли в Атти­ке. Несколь­ко знат­ных и бога­тых семей вла­де­ли стра­ной; мно­го­чис­лен­ные слу­ги возде­лы­ва­ли зем­лю и забо­ти­лись о ста­дах. Жизнь там очень про­ста; за одним и тем же сто­лом соби­ра­ют­ся гла­ва семьи и его слу­ги. Имя, кото­рым назы­ва­ют­ся эти гла­вы, сде­ла­лось в дру­гих обще­ствах тор­же­ст­вен­ным титу­лом, ἄνακ­τες, βα­σιλεῖς. Точ­но так же, как афи­няне пер­во­быт­ной эпо­хи назы­ва­ли βα­σιλεύς; гла­ву рода (γέ­νος), кли­ен­ты в Риме сохра­ни­ли обы­чай назы­вать гла­ву рода — rex. Гла­вы семей носят свя­щен­ный харак­тер; поэт назы­ва­ет их боже­ст­вен­ны­ми царя­ми. Ита­ка очень мала, но тем не менее в ней боль­шое коли­че­ство царей. Сре­ди них есть один выс­ший вер­хов­ный царь, но он не име­ет ника­ко­го зна­че­ния, и его един­ст­вен­ным пре­иму­ще­ст­вом явля­ет­ся, как кажет­ся, пред­седа­тель­ство в сове­те семей­ных вождей. По неко­то­рым при­зна­кам кажет­ся даже, что этот царь был выбор­ный: так мы видим, что Теле­мак не может сде­лать­ся царем ост­ро­ва ина­че, как если дру­гие цари, рав­ные ему по зна­че­нию и вла­сти, захотят избрать его. Одис­сей, воз­вра­ща­ясь в свое оте­че­ство, не име­ет, по-види­мо­му, дру­гих под­дан­ных кро­ме слуг, при­над­ле­жа­щих ему как соб­ст­вен­ность. Когда он убил неко­то­рых из вождей, то слу­ги этих вождей берут­ся за ору­жие, и начи­на­ет­ся вой­на, кото­рую поэт отнюдь не пори­ца­ет. У феа­ков вер­хов­ная власть при­над­ле­жит Алки­ною; мы видим его явля­ю­щим­ся в собра­ние вождей, но мы заме­ча­ем, что не он созвал этот совет, но что собрав­ший­ся совет при­звал к себе царя. Поэт опи­сы­ва­ет народ­ное собра­ние феак­ской граж­дан­ской общи­ны, но оно очень дале­ко от того, чтобы быть собра­ни­ем всей мас­сы наро­да; здесь собра­лись толь­ко гла­вы семей, лич­но при­гла­шен­ные через вест­ни­ков, как это дела­лось и в Риме для co­mi­tia ca­la­ta; они вос­седа­ют на камен­ных седа­ли­щах, царь откры­ва­ет собра­ние речью, в кото­рой назы­ва­ет чле­нов собра­ния царя­ми ски­пет­ро­нос­ца­ми.

В род­ном горо­де Гези­о­да, в каме­ни­стой Аскре, мы нахо­дим класс людей, кото­рых поэт назы­ва­ет вождя­ми с.286 или царя­ми, — они имен­но и тво­рят суд над наро­дом. Пин­дар ука­зы­ва­ет нам еще на суще­ст­во­ва­ние клас­са вождей у кад­мей­цев; в Фивах он вос­хва­ля­ет свя­щен­ный род Спар­тов, от кото­ро­го впо­след­ст­вии Эпа­ми­нонд выво­дил свое про­ис­хож­де­ние. Читая Пин­да­ра, пора­жа­ешь­ся неволь­но тем ари­сто­кра­ти­че­ским духом, кото­рый царит еще в гре­че­ских обще­ствах во вре­ме­на пер­сид­ских войн, и по это­му мож­но себе пред­ста­вить, как могу­ще­ст­вен­на была эта ари­сто­кра­тия один или два века рань­ше. Поэт вос­хва­ля­ет в сво­их геро­ях более все­го их род, про­ис­хож­де­ние, и мы долж­ны пред­по­ло­жить, что тако­го рода похва­ла име­ла в то вре­мя боль­шую цену, и что знат­ное про­ис­хож­де­ние каза­лось выс­шим бла­гом. Пин­дар пока­зы­ва­ет нам знат­ные семьи, бли­став­шие тогда в каж­дой граж­дан­ской общине; в одной толь­ко граж­дан­ской общине Эги­ны он назы­ва­ет Миди­лидов, Теанд­ридов, Эвк­се­нидов, Блеп­си­а­дов, Хори­а­дов, Бали­хидов. В Сира­ку­зах он вос­хва­ля­ет жре­че­скую семью Иамидов, в Армин­те — семью Эмме­нидов, и то же ока­зы­ва­ет­ся в каж­дом горо­де, о кото­ром он име­ет толь­ко слу­чай гово­рить.

В Эпидав­ре все сосло­вие граж­дан, т. е. тех, кто имел поли­ти­че­ские пра­ва, состо­я­ло дол­гое вре­мя толь­ко из ста вось­ми­де­ся­ти чле­нов; все же осталь­ные «были вне граж­дан­ской общи­ны». В Герак­лее чис­ло насто­я­щих граж­дан было еще мень­ше; там млад­шие чле­ны знат­ных родов не име­ли поли­ти­че­ских прав. Точ­но так же было дол­гое вре­мя и в Книде, в Ист­ре, в Мар­се­ли. На Фере вся власть была сосре­дото­че­на в руках несколь­ких семей, кото­рые почи­та­лись свя­щен­ны­ми. То же самое было и в Апол­ло­нии. В Эри­фрах суще­ст­во­вал ари­сто­кра­ти­че­ский класс, назы­вав­ший­ся Баси­лида­ми. В горо­дах ост­ро­ва Эвбеи гос­под­ст­ву­ю­щий класс назы­вал­ся всад­ни­ка­ми. Мож­но заме­тить по это­му пово­ду, что в древ­но­сти точ­но так же, как и в сред­ние века, сра­жать­ся на лоша­ди счи­та­лось при­ви­ле­ги­ей.

В Корин­фе не суще­ст­во­ва­ло уже более монар­хии, когда оттуда вышла коло­ния для осно­ва­ния Сира­куз. Поэто­му и с.287 новая граж­дан­ская общи­на не зна­ла цар­ской вла­сти и управ­ля­лась с само­го нача­ла ари­сто­кра­ти­ей. Этот гос­под­ст­ву­ю­щий класс назы­вал­ся гео­мо­ра­ми, т. е. земле­вла­дель­ца­ми. Он состо­ял толь­ко из тех семей, меж­ду кото­ры­ми в день осно­ва­ния горо­да были рас­пре­де­ле­ны свя­щен­ные участ­ки зем­ли с соблюде­ни­ем всех рели­ги­оз­ных обрядов. Эта ари­сто­кра­тия в тече­ние мно­гих поко­ле­ний дер­жа­ла в сво­их руках неогра­ни­чен­ную власть прав­ле­ния и сохра­ня­ла назва­ние земле­вла­дель­цев; это ука­зы­ва­ет, по-види­мо­му, на то, что низ­шие клас­сы не име­ли пра­ва соб­ст­вен­но­сти на зем­лю. Подоб­ная же ари­сто­кра­тия гос­под­ст­во­ва­ла дол­гое вре­мя в Миле­те и в Само­се.