Политическая и сакральная власть в римской цивитас: механизмы взаимодействия

с.159 Соглас­но рас­про­стра­нен­ной точ­ке зре­ния, сфор­му­ли­ро­ван­ной еще Т. Момм­зе­ном, уста­нов­ле­ние Рес­пуб­ли­ки сопро­вож­да­лось чет­ким разде­ле­ни­ем сфер sac­rum и pub­li­cum¹. Но, как вер­но заме­тил Дж. Шайд, разде­ле­ние озна­ча­ло в то же вре­мя вза­и­мо­дей­ст­вие этих двух обла­стей жиз­ни рим­ской граж­дан­ской общи­ны². Так­же обще­при­знан, за ред­ким исклю­че­ни­ем, тезис о под­чи­не­нии в рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху сакраль­ной сфе­ры сфе­ре поли­ти­че­ской как осно­во­по­ла­гаю­щем прин­ци­пе полис­ной орга­ни­за­ции³. Одна­ко меха­низ­мы это­го под­чи­не­ния или, ско­рее, сопод­чи­не­ния двух вет­вей вла­сти иссле­до­ва­ны явно недо­ста­точ­но. Ведь, с одной сто­ро­ны, прин­ци­пы орга­ни­за­ции циви­тас про­воз­гла­ша­ли при­о­ри­тет инте­ре­сов граж­дан­ской общи­ны, с дру­гой — одним из важ­ней­ших при­о­ри­те­тов явля­лось под­дер­жа­ние «мира с бога­ми» (pax deo­rum). Есте­ствен­но, нико­му и в голо­ву не при­хо­ди­ло гово­рить о пре­вос­ход­стве чело­ве­че­ско­го кол­лек­ти­ва над бога­ми, от кото­рых зави­се­ло его суще­ст­во­ва­ние. Иерар­хия двух сфер чет­ко отра­же­на в после­до­ва­тель­но­сти их пере­чис­ле­ния — сна­ча­ла все­гда упо­ми­на­ет­ся сакраль­ная. Имен­но в такой после­до­ва­тель­но­сти изла­га­ет «зако­ны» рим­ской граж­дан­ской общи­ны в диа­ло­ге De le­gi­bus Цице­рон, ясно сфор­му­ли­ро­вав свою пози­цию: маги­ст­рат­ская власть — это, «несо­мнен­но, то, что после орга­ни­за­ции рели­ги­оз­ной жиз­ни более все­го сохра­ня­ет рес­пуб­ли­ку»⁴. В такой же после­до­ва­тель­но­сти пере­чис­ля­ет части пуб­лич­но­го пра­ва Уль­пи­ан: pub­li­cum ius in sac­ris, in sa­cer­do­ti­bus, in ma­gistra­ti­bus con­sis­tit (D. I. 1. 1. 2). Имен­но о сакраль­ных делах преж­де дру­гих докла­ды­ва­ли кон­су­лы на пер­вом заседа­нии сена­та после сво­его вступ­ле­ния в долж­ность (Var­ro ap. Gell. XIV. 7. 9, ср.: Liv. XXII. 9. 7). О них же поза­бо­ти­лись в первую оче­редь после изгна­ния гал­лов (Liv. VI. 1. 9; Plut. Ca­mil. 30; 31). Это был чет­ко осо­зна­вае­мый рим­ля­на­ми прин­цип орга­ни­за­ции жиз­ни их общи­ны и преж­де все­го поли­ти­че­ской жиз­ни. Но и боги, мож­но ска­зать, зави­се­ли от рим­ской циви­тас (учреж­де­ние куль­та того или ино­го бога, стро­и­тель­ство хра­мов, их ремонт, совер­ше­ние риту­а­лов, под­дер­жа­ние куль­та).

с.160 В этой систе­ме опре­де­ля­ю­щи­ми были отно­ше­ния меж­ду всем граж­дан­ским кол­лек­ти­вом и его бога­ми, инди­вид же зани­мал под­чи­нен­ное поло­же­ние. Фено­ме­ном, объ­еди­ня­ю­щим обе сфе­ры обще­ст­вен­но­го бытия и в то же вре­мя отра­жаю­щим его сакраль­но-поли­ти­че­скую двой­ст­вен­ность, явля­лось пра­во на обще­ст­вен­ные ауспи­ции. Рели­ги­оз­ное по сво­ей сути и про­ис­хож­де­нию, оно пре­вра­ти­лось в пол­но­цен­ный сино­ним поли­ти­че­ской вла­сти. Ведь вся­кое важ­ное меро­при­я­тие тре­бо­ва­ло кон­суль­та­ции с бога­ми, а пото­му ауспи­ции ока­за­лись сакраль­ным экви­ва­лен­том отдель­ных функ­ций маги­ст­рат­ской вла­сти, их же сово­куп­ность ста­ла обо­зна­чать маги­ст­рат­скую ком­пе­тен­цию в целом. О двой­ст­вен­но­сти пра­ва на обще­ст­вен­ные ауспи­ции, т. е. о вза­и­мо­за­ви­си­мо­сти и, в опре­де­лен­ной сте­пе­ни, вза­и­мо­про­ник­но­ве­нии сакраль­ной и поли­ти­че­ских сфер, гово­рит и то, что это пра­во пре­до­став­ля­лось вслед­ст­вие избра­ния на поли­ти­че­скую долж­ность⁵, а не в резуль­та­те какой-либо рели­ги­оз­ной инве­сти­ту­ры. Поли­ти­че­ская власть, опи­рав­ша­я­ся на сакраль­ный базис и обла­дав­шая пол­но­мо­чи­я­ми в рели­ги­оз­ной обла­сти, была само­до­ста­точ­на и неза­ви­си­ма от рели­ги­оз­ных орга­нов.

В поло­же­нии и пол­но­мо­чи­ях маги­ст­ра­тов и жре­цов так­же про­сле­жи­ва­ет­ся отме­чен­ная двой­ст­вен­ность. Маги­ст­ра­ты име­ли нема­лые обя­зан­но­сти в сфе­ре почи­та­ния богов, осо­бен­но маги­ст­ра­ты с импе­ри­ем. Эти пол­но­мо­чия мож­но разде­лить на две груп­пы — обя­за­тель­ные и эвен­ту­аль­ные, т. е. совер­шае­мые по осо­бым пово­дам. Наи­боль­шее зна­че­ние име­ли рели­ги­оз­ные обя­зан­но­сти выс­ших маги­ст­ра­тов, преж­де все­го кон­су­лов. Ввиду мно­го­чис­лен­но­сти и боль­шо­го объ­е­ма свет­ских функ­ций кон­су­лов, в первую оче­редь вер­хов­но­го глав­но­ко­ман­до­ва­ния, кото­рое пред­по­ла­га­ло дли­тель­ные отлуч­ки из Рима, вполне объ­яс­ни­мо, что обя­за­тель­ных сакраль­ных дей­ст­вий у кон­су­лов было отно­си­тель­но немно­го, но они явля­лись клю­че­вы­ми для сохра­не­ния рим­ской общи­ны. Глав­ным обра­зом, речь идет о нача­ле сро­ка их прав­ле­ния, кото­рое сопро­вож­да­лось раз­лич­ны­ми риту­а­ла­ми. Осо­бое вни­ма­ние к момен­ту вступ­ле­ния в долж­ность вполне понят­но, в том чис­ле и в рели­ги­оз­ном отно­ше­нии. В основ­ном в нача­ле сво­его прав­ле­ния кон­су­лы совер­ша­ли имен­но сакраль­ные акты. Начи­нал­ся пер­вый день с совер­ше­ния тра­ди­ци­он­ных ауспи­ций для полу­че­ния одоб­ре­ния богов дей­ст­ви­ям кон­су­лов в этот день⁶. К сакраль­ным актам, непо­сред­ст­вен­но сопро­вож­даю­щим вступ­ле­ние в долж­ность, отно­сит­ся посе­ще­ние хра­ма Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го с соот­вет­ст­ву­ю­щи­ми моле­ни­я­ми и жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми⁷. Кон­су­лы по отдель­но­сти при­но­си­ли в жерт­ву быков и по их пече­ни гада­ли о сво­ем кон­су­ла­те⁸. Часть сакраль­ных дей­ст­вий кон­су­лов была свя­за­на с поло­же­ни­ем Рима как гла­вы Латин­ско­го сою­за — они назна­ча­ли день Латин­ских тор­жеств в честь Юпи­те­ра Лати­а­ри­са и сами же совер­ша­ли с.161 ему жерт­во­при­но­ше­ние на Аль­бан­ской горе⁹, а так­же свя­щен­но­дей­ст­вия Пена­там и Весте в горо­де Лави­нии¹⁰. Послед­нее жерт­во­при­но­ше­ние осу­ществля­ли при вступ­ле­нии в долж­ность так­же пре­то­ры и дик­та­то­ры (rem di­vi­nam fa­ciunt), а в Латин­ском празд­ни­ке на Аль­бан­ской горе при­ни­ма­ли уча­стие все рим­ские долж­ност­ные лица, вклю­чая пле­бей­ских три­бу­нов, и сенат¹¹. На вре­мя их отсут­ст­вия назна­чал­ся спе­ци­аль­ный город­ской пре­фект¹². Все эти сакраль­ные обя­зан­но­сти пред­став­ля­ют собой выяс­не­ние воли богов и выпол­не­ние тра­ди­ци­он­но­го дол­га перед ними.

При вступ­ле­нии в долж­ность, а так­же перед выхо­дом в поход или отъ­ездом в про­вин­цию¹³ кон­су­лы при­но­си­ли обе­ты ради бла­го­по­лу­чия Рима во вре­мя сво­его прав­ле­ния¹⁴. Обе­ты от лица государ­ства выс­шие маги­ст­ра­ты при­ни­ма­ли и по осо­бым пово­дам, напри­мер, в слу­чае про­ди­гий, эпиде­мии или опас­ной вой­ны¹⁵. Они же выпол­ня­ли при­ня­тые обе­ты и дру­гие рели­ги­оз­ные пред­пи­са­ния, в част­но­сти, Сивил­ли­ных книг и сена­та. Маги­ст­ра­ты неод­но­крат­но сами при­ни­ма­ли обе­ты, осо­бен­но на поле боя, без при­ка­за и кон­суль­та­ций с сена­том. Их обе­ты так­же име­ли обя­за­тель­ную силу для все­го государ­ства, но в первую оче­редь для само­го при­няв­ше­го обет. Извест­ны слу­чаи, когда имен­но государ­ство про­яв­ля­ло заботу о выпол­не­нии тако­го рода обе­тов¹⁶.

Точ­но­му выпол­не­нию обе­тов от лица общи­ны при­да­ва­лось боль­шое зна­че­ние в деле обес­пе­че­ния помо­щи богов и под­дер­жа­ния над­ле­жа­щих отно­ше­ний с ними (pax deo­rum). Здесь весь­ма важ­на была роль зна­то­ков сакраль­ных фор­мул и пред­пи­са­ний, т. е. пон­ти­фи­ков. Ведь нель­зя было оши­бить­ся ни в одном сло­ве или допу­стить воз­мож­ность ино­го тол­ко­ва­ния. Поэто­му, если обет при­ни­мал­ся в Риме, то его сло­ва маги­ст­ра­ту под­ска­зы­вал вер­хов­ный пон­ти­фик¹⁷, хотя нель­зя одно­знач­но ска­зать, было ли это обще­обя­за­тель­ным пра­ви­лом. Пон­ти­фи­ки же высту­пи­ли кон­суль­тан­та­ми при осо­бо мас­штаб­ном обе­те «свя­щен­ной вес­ны» в 217 г. до н. э., соглас­но кото­ро­му через пять лет сле­до­ва­ло при­не­сти в жерт­ву весь при­плод скота опре­де­лен­но­го года (Liv. XXII. 9. 10—11; 10. 1—6). Несо­мнен­но, исхо­дя из тре­бо­ва­ния абсо­лют­ной точ­но­сти и опре­де­лен­но­сти в обе­ща­ни­ях богам, в 200 г. до н. э. вер­хов­ный пон­ти­фик потре­бо­вал точ­но ука­зать в обе­те сум­му денег, кото­рую сле­до­ва­ло потра­тить на обе­щан­ные Юпи­те­ру дары и игры в слу­чае победы над Македо­ни­ей, и зара­нее их отло­жить как уже посвя­щен­ные богу. Кон­фликт был уре­гу­ли­ро­ван обра­ще­ни­ем кон­су­ла, по пору­че­нию сена­та, в кол­ле­гию пон­ти­фи­ков, кото­рая с.162 раз­ре­ши­ла не назна­чать сум­му зара­нее (Liv. XXXI. 9. 6—10). В текстах обе­тов явно замет­но жела­ние зара­нее обез­опа­сить­ся от воз­мож­ных нару­ше­ний сакраль­но­го пра­ва, ого­во­рив такую воз­мож­ность¹⁸. Но эти­ми кон­суль­та­ци­я­ми дея­тель­ность пон­ти­фи­ков в сфе­ре при­ня­тия обе­тов и огра­ни­чи­ва­лась.

Боль­шую роль в обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской жиз­ни рим­ской Рес­пуб­ли­ки игра­ли про­ди­гии, свиде­тель­ст­во­вав­шие о гне­ве богов, и, соот­вет­ст­вен­но, иску­пи­тель­ные рели­ги­оз­ные меро­при­я­тия, при­зван­ные вос­ста­но­вить нару­шен­ный «мир с бога­ми»¹⁹. О про­ди­ги­ях докла­ды­ва­ли сена­ту, а тот уже решал, при­ни­мать эти сооб­ще­ния во вни­ма­ние или нет, само­сто­я­тель­но обсудить вопрос или обра­тить­ся за разъ­яс­не­ни­я­ми и сове­том к жре­цам и к каким имен­но, каким маги­ст­ра­там и жре­цам пору­чить испол­не­ние необ­хо­ди­мых рели­ги­оз­ных обрядов²⁰. По пово­ду про­ди­гий докла­ды­ва­ли сена­ту и сами жре­цы, как, напри­мер, пон­ти­фик Г. Юлий Цезарь Стра­бон в 99 г. до н. э. по пово­ду само­про­из­воль­но­го дви­же­ния копий Мар­са в свя­ти­ли­ще Регии (Gell. IV. 6. 2), т. е. соб­ст­вен­но там, где про­жи­вал вер­хов­ный пон­ти­фик²¹.

К сакраль­ным обя­зан­но­стям кон­су­лов и пре­то­ров отно­си­лось так­же назна­че­ние дня для ряда празд­ни­ков. Один такой празд­ник, свя­зан­ный со вступ­ле­ни­ем кон­су­лов в долж­ность, уже назы­вал­ся — fe­riae La­ti­nae. День Ком­пи­та­лий (празд­ник в честь Ларов-покро­ви­те­лей пере­крест­ков) опре­де­лял пре­тор²². Это т. н. fe­riae con­cep­ti­vae («назна­чае­мые»)²³. Кро­ме этих регу­ляр­ных празд­неств, выс­шие маги­ст­ра­ты (кон­су­лы, пре­то­ры, дик­та­то­ры) по рас­по­ря­же­нию сена­та орга­ни­зо­вы­ва­ли уми­ло­сти­ви­тель­ные и бла­годар­ст­вен­ные молеб­ст­вия (suppli­ca­tio­nes) по раз­ным пово­дам²⁴. Они же назна­ча­ли fe­riae im­pe­ra­ti­vae, т. е. празд­не­ства по осо­бым пово­дам (Macr. Sat. I. 16. 6), преж­де все­го Вели­кие игры²⁵. Их про­веде­нию пред­ше­ст­во­ва­ли обе­ты, давае­мые маги­ст­ра­та­ми по рас­по­ря­же­нию сена­та. Из таких вотив­ных празд­неств впо­след­ст­вии появ­ля­лись регу­ляр­ные игры, кото­ры­ми рас­по­ря­жа­лись так­же маги­ст­ра­ты, в част­но­сти, из Вели­ких игр — Рим­ские игры, нахо­див­ши­е­ся в веде­нии куруль­ных эди­лов²⁶. Дру­гой при­мер — Апол­ло­но­вы игры, кото­рые впер­вые были устро­е­ны по обе­ту в 212 г. до н. э.²⁷: они нахо­ди­лись в веде­нии с.163 город­ско­го пре­то­ра²⁸. Пле­бей­ские эди­лы про­во­ди­ли, соот­вет­ст­вен­но, Пле­бей­ские игры²⁹. Маги­ст­ра­ты рас­по­ря­жа­лись и на дру­гих играх — в честь Цере­ры³⁰, на Мега­ле­си­ях³¹, на Фло­ра­ли­ях³², на Рыба­чьих играх³³.

Игры были посвя­ще­ны тем или иным богам, и сама орга­ни­за­ция их про­веде­ния, несо­мнен­но, отно­си­лась к сакраль­ным функ­ци­ям. К сожа­ле­нию, крат­кие сооб­ще­ния источ­ни­ков не поз­во­ля­ют кон­кре­ти­зи­ро­вать дей­ст­вия маги­ст­ра­тов во вре­мя этих и дру­гих рели­ги­оз­ных цере­мо­ний. Тем не менее совер­шен­но ясно, что они осу­ществля­ли какие-то обряды, в част­но­сти, жерт­во­при­но­ше­ния (sac­ri­fi­ca­re, hos­tiis sac­ri­fi­ca­re, hos­tiis pro­cu­ra­re, rem di­vi­nam fa­ce­re, sac­ra fa­ce­re, sac­ri­fi­cium fa­ce­re, re­bus di­vi­nis ope­ram da­re)³⁴. Пре­то­ры вме­сте с пон­ти­фи­ка­ми, вестал­ка­ми и про­чи­ми граж­да­на­ми, кото­рым это было доз­во­ле­но, участ­во­ва­ли в ритуа­ле Арге­ев в май­ские иды, когда в Тибр бро­са­ли пле­те­ные чуче­ла людей (Dion. Hal. AR. I. 38. 3). Кро­ме того, город­ской пре­тор при­но­сил телуш­ку в жерт­ву Гер­ку­ле­су у ara ma­xi­ma³⁵. О рели­ги­оз­ном ритуа­ле воз­ли­я­ния вином из осо­бо­го рода чаши (scy­phus), кото­рое еже­год­но осу­ществлял пре­тор, гово­рит­ся в ком­мен­та­ри­ях Сер­вия (Ad Aen. VIII. 278). Цице­рон упо­ми­на­ет о каких-то дей­ст­ви­ях куруль­но­го эди­ла с жерт­вен­ной чашей (sim­pu­vium) на Мега­ле­си­ях, при­чем он про­из­но­сил сакраль­ные тек­сты (Har. Resp. 23). Там же при­ни­ма­ли уча­стие и пре­то­ры, совер­шав­шие жерт­во­при­но­ше­ния и устра­и­вав­шие игры в честь Вели­кой Мате­ри богов (Dion. Hal. AR. II. 19. 4). Вме­сте с пон­ти­фи­ка­ми в еже­год­ном жерт­во­при­но­ше­нии Энею Инди­ге­ту участ­во­ва­ли кон­су­лы³⁶. 13 декаб­ря, когда был посвя­щен храм Цере­ры в Кари­нах, некие свя­щен­но­дей­ст­вия этой богине осу­ществля­ли эди­лы³⁷, что соот­вет­ст­ву­ет одной из их функ­ций — над­зо­ру за содер­жа­ни­ем обще­ст­вен­ных хра­мов. Перед нача­лом воен­ных дей­ст­вий пол­ко­во­дец посе­щал свя­ти­ли­ще Мар­са, где сдви­гал свя­щен­ные щиты (анци­лии) и копье Мар­са со сло­ва­ми: «Марс, бодр­ст­вуй»³⁸. Смысл его дей­ст­вий доста­точ­но про­зра­чен — акти­ви­зи­ро­вать боже­ст­вен­ные силы, помо­гаю­щие на войне.

Пол­но­мо­чия маги­ст­ра­тов в рели­ги­оз­ной обла­сти не были чем-то допол­ни­тель­ным и внеш­ним, но выте­ка­ли из самой сути маги­ст­рат­ской вла­сти. Соглас­но сооб­ще­нию Дио­ни­сия Гали­кар­насско­го, во вре­мя Вели­ких (Рим­ских у Дио­ни­сия) игр кон­сул участ­во­вал в тор­же­ст­вен­ном с.164 шест­вии, нахо­дясь на свя­щен­ной (ἱερόν) колес­ни­це (AR. V. 57. 5), что, несо­мнен­но, под­чер­ки­ва­ло сакраль­ное зна­че­ние его функ­ций³⁹. Об этом же свиде­тель­ст­ву­ет весь­ма инте­рес­ное заме­ча­ние Ливия после опи­са­ния неудав­ших­ся уми­ло­сти­ви­тель­ных обрядов: «Гибель­ный исход зна­ме­ний обра­тил­ся на голо­вы кон­су­лов, государ­ство же оста­лось невреди­мым» (XXVII. 23. 4). О при­зна­нии сакраль­но­го харак­те­ра маги­ст­рат­ской вла­сти свиде­тель­ст­ву­ют так­же сло­ва Цице­ро­на в третьей речи про­тив Кати­ли­ны: опро­вер­гая чьи-то сомне­ния в закон­но­сти нака­за­ния пре­то­ра Пуб­лия Лен­ту­ла, участ­ни­ка заго­во­ра, Цице­рон утвер­жда­ет, что тот сам отка­зал­ся от долж­но­сти и стал част­ным лицом, а пото­му рели­ги­оз­ный запрет (re­li­gio) не поме­ша­ет нака­зать его (Cat. III. 15). Таким обра­зом, лицо, обле­чен­ное маги­ст­рат­ской вла­стью, нахо­ди­лось и под рели­ги­оз­ной защи­той. Пока­за­тель­но заме­ча­ние Таци­та о Секу­ляр­ных играх: отме­тив, что забота об их про­веде­нии издрев­ле воз­ла­га­лась на Сивил­ли­ных жре­цов, он при этом под­черк­нул, что рели­ги­оз­ные обряды осу­ществля­ли пре­иму­ще­ст­вен­но те из них, кто одно­вре­мен­но был маги­ст­ра­том (Ann. XI. 11). Все это свиде­тель­ст­ву­ет о при­зна­нии, в опре­де­лен­ной сте­пе­ни, сакраль­но­го харак­те­ра у маги­ст­рат­ской вла­сти, что озна­ча­ет несо­мнен­ную пре­ем­ст­вен­ность с кон­цеп­ци­ей цар­ской вла­сти, соглас­но кото­рой, на мой взгляд, боже­ст­вен­ная санк­ция отно­си­лась к самой вла­сти и ее пол­но­мо­чи­ям, а не к ее носи­те­лю⁴⁰.

Дея­тель­ность маги­ст­ра­тов, свя­зан­ная с рели­ги­ей, не дела­ла их жре­ца­ми, хотя эти дей­ст­вия иден­тич­ны жре­че­ским (молит­вы, жерт­во­при­но­ше­ния, гада­ния)⁴¹. Жре­цы так­же участ­во­ва­ли в сакраль­ных меро­при­я­ти­ях маги­ст­ра­тов, но в каче­стве помощ­ни­ков и кон­суль­тан­тов, а не рав­но­прав­ных участ­ни­ков: они под­ска­зы­ва­ли текст молитв и риту­аль­ных фор­мул, тол­ко­ва­ли зна­ки и зна­ме­ния, помо­га­ли при жерт­во­при­но­ше­ни­ях и т. д. Почти все эти дей­ст­вия маги­ст­рат мог совер­шать и без жре­цов: фор­маль­ных тре­бо­ва­ний обя­за­тель­но­го соуча­стия жре­цов не было, за ред­ким исклю­че­ни­ем (напри­мер, при деди­ка­ции хра­мов). Ситу­а­ция регу­ли­ро­ва­лась не зако­ном, а обы­ча­ем и тра­ди­ци­ей, а так­же есте­ствен­ным жела­ни­ем при­влечь спе­ци­а­ли­стов в сакраль­ной обла­сти во избе­жа­ние воз­мож­ных оши­бок при совер­ше­нии риту­а­ла, что гро­зи­ло гне­вом богов и неуда­чей все­го меро­при­я­тия. Глав­ную ответ­ст­вен­ность за под­дер­жа­ние мира с бога­ми (pax deo­rum) нес­ла имен­но поли­ти­че­ская власть (сенат и кон­су­лы).

Когда речь идет о поли­ти­че­ских пол­но­мо­чи­ях жре­цов, под послед­ни­ми пони­ма­ют­ся прак­ти­че­ски исклю­чи­тель­но пон­ти­фи­ки и авгу­ры, чья ком­пе­тен­ция поз­во­ля­ла ока­зы­вать пря­мое или кос­вен­ное вли­я­ние на поли­ти­че­скую власть. Но это вли­я­ние огра­ни­чи­ва­лась в основ­ном граж­дан­ской вла­стью, т. е. терри­то­ри­ей горо­да и его бли­жай­шей окру­гой. Авгу­ры и пон­ти­фи­ки не были обя­за­ны сопро­вож­дать пол­ко­во­д­ца в похо­де, хотя это им не воз­бра­ня­лось. Поло­же­ние рим­ских жре­цов в поли­ти­че­ской систе­ме рим­ской Рес­пуб­ли­ки было двой­ст­вен­ным. Как спе­ци­а­ли­сты в сво­ей сфе­ре они луч­ше пони­ма­ли волю богов, и ослу­шать­ся жре­цов с.165 было делом опас­ным. Но как люди они мог­ли оши­бать­ся, ведь рим­ские жре­цы, за исклю­че­ни­ем веста­лок и фла­ми­на Юпи­те­ра, не обла­да­ли осо­бой свя­то­стью, при­бли­жаю­щей их к богам. Нет сведе­ний (за исклю­че­ни­ем веста­лок) о каком-либо спе­ци­аль­ном обу­че­нии и под­готов­ке жре­цов в Риме, впро­чем, как и в Гре­ции. Такое поло­же­ние дава­ло воз­мож­ность по-раз­но­му отно­сить­ся к жре­че­ским реше­ни­ям, отно­ся­щим­ся к поли­ти­че­ской сфе­ре, и по-раз­но­му трак­то­вать их, тем самым пре­вра­щая реше­ние жре­цов в мне­ние ком­пе­тент­ных людей, фор­маль­но не име­ю­щее обя­за­тель­ной силы. Лишь поста­нов­ле­ние поли­ти­че­ско­го орга­на, глав­ным обра­зом сена­та, дела­ло жре­че­ское мне­ние обя­за­тель­ным для испол­не­ния⁴². В соб­ст­вен­но рели­ги­оз­ные дела поли­ти­че­ская власть не вме­ши­ва­лась, кро­ме тех слу­ча­ев, когда жре­че­ские реше­ния затра­ги­ва­ли общи­ну как тако­вую, а не отдель­ных ее чле­нов. Нет ника­ких свиде­тельств о каком-либо кон­тро­ле за жре­че­ски­ми сооб­ще­ства­ми (so­da­li­ta­tes), таки­ми как лупер­ки, салии, арваль­ские бра­тья, заня­ты­ми исклю­чи­тель­но испол­не­ни­ем рели­ги­оз­ных риту­а­лов и не имев­ши­ми ни малей­шей воз­мож­но­сти и пово­да вли­ять на поли­ти­че­скую сфе­ру. Одна­ко те рели­ги­оз­ные дела и про­ис­ше­ст­вия, кото­рые име­ли или мог­ли иметь поли­ти­че­ское зна­че­ние, обя­за­тель­но кон­тро­ли­ро­ва­лись поли­ти­че­ской вла­стью, преж­де все­го сена­том. Это каса­ет­ся всех жре­цов, в том чис­ле пон­ти­фи­ков и авгу­ров, чье вли­я­ние на управ­ле­ние рим­ской общи­ны было наи­боль­шим.

Учи­ты­вая важ­ное зна­че­ние ауспи­ций, сле­ду­ет пред­по­ло­жить осо­бую роль авгу­ров, кото­рые мог­ли вли­ять на поли­ти­че­ские собы­тия и про­цес­сы, тол­куя посы­лае­мые бога­ми зна­ки. Одна­ко и здесь мы видим чет­ко про­во­ди­мую поли­ти­ку огра­ни­че­ния дея­тель­но­сти жре­цов чисто рели­ги­оз­ны­ми вопро­са­ми и реше­ни­я­ми, при всем внеш­нем ува­же­нии к авгу­рам и их уче­нию как одно­му из стол­пов рим­ско­го государ­ства⁴³. Поли­ти­че­ские реше­ния при­ни­ма­ли орга­ны вла­сти, кото­рые при этом, конеч­но, опи­ра­лись на пред­ла­гае­мые авгу­ра­ми рели­ги­оз­ные разъ­яс­не­ния и тол­ко­ва­ния. В конеч­ном ито­ге, маги­ст­рат сам решал, при­зна­вать или нет те или иные пред­зна­ме­но­ва­ния, согла­шать­ся или нет с мне­ни­ем авгу­ров⁴⁴. Это не озна­ча­ло гос­под­ство здесь про­из­во­ла: непод­чи­не­ние авгу­рам гро­зи­ло вме­ша­тель­ст­вом сена­та, а уже в силу крат­ко­сроч­но­сти сво­их пол­но­мо­чий маги­ст­рат вынуж­ден был счи­тать­ся и с сена­том, и с авгу­ра­ми, чтобы не постра­дать за свое­во­лие, став част­ным чело­ве­ком. Ни в коем слу­чае нель­зя забы­вать и об истин­ном рели­ги­оз­ном чув­стве⁴⁵, застав­ляв­шем при­слу­ши­вать­ся к мне­нию жре­цов даже вопре­ки лич­ным инте­ре­сам, как это име­ло место в 162 г. до н. э.: кон­су­лы это­го года доб­ро­воль­но и неза­мед­ли­тель­но сло­жи­ли свои пол­но­мо­чия, как толь­ко с.166 выяс­ни­лось, что при их избра­нии была допу­ще­на огреш­ность в ауспи­ци­ях⁴⁶. С дру­гой сто­ро­ны, посред­ни­че­ство поли­ти­че­ских орга­нов не дава­ло про­сто­ра свое­во­лию жре­цов, ста­вя их под кон­троль свет­ских орга­нов вла­сти. Ведь если бы чис­лен­но крайне незна­чи­тель­ная кол­ле­гия авгу­ров, чле­ны кото­рой изби­ра­лись пожиз­нен­но путем кооп­та­ции, обла­да­ла само­сто­я­тель­но­стью и ини­ци­а­ти­вой в опре­де­ле­нии сакраль­ной пра­во­мер­но­сти поли­ти­че­ских актов и при­ни­ма­ла обя­за­тель­ные для испол­не­ния реше­ния, это пред­став­ля­ло бы серь­ез­ней­шую опас­ность для суще­ст­во­ва­ния рес­пуб­ли­кан­ской поли­ти­че­ской систе­мы, ее неза­ви­си­мо­сти и отно­си­тель­ной секу­ля­ри­зо­ван­но­сти.

И дей­ст­во­ва­ли жре­цы в поли­ти­че­ской сфе­ре, как пра­ви­ло, по запро­су сена­та или выс­ших маги­ст­ра­тов. Для жре­цов свя­щен­но­дей­ст­вий (sac­ris fa­ciun­dis) — это обще­при­знан­ный факт, неод­но­крат­но отра­жен­ный в источ­ни­ках⁴⁷. Но то же самое про­сле­жи­ва­ет­ся для пон­ти­фи­ков и авгу­ров, кото­рые так­же под­чи­ня­лись маги­ст­ра­там, если у тех воз­ни­ка­ла необ­хо­ди­мость в жре­че­ской помо­щи: обрядо­вые фор­му­лы, по кото­рым маги­ст­ра­ты при­гла­ша­ли этих жре­цов к соуча­стию в рели­ги­оз­ных актах, состав­ле­ны в пове­ли­тель­ном накло­не­нии⁴⁸. Конеч­но, жре­цам не было запре­ще­но про­яв­лять ини­ци­а­ти­ву, тем более в вопро­сах, затра­ги­ваю­щих рели­ги­оз­ную сфе­ру, и, соот­вет­ст­вен­но, обще­ст­вен­ные инте­ре­сы. В упо­мя­ну­тых собы­ти­ях 162 г. до н. э. кол­ле­гия авгу­ров, про­ин­фор­ми­ро­ван­ная одним из сво­их чле­нов, — Тиб. Грак­хом, кото­рый и допу­стил ошиб­ку в ауспи­ци­ях, — доло­жи­ла о вскрыв­ших­ся обсто­я­тель­ствах сена­ту, а тот уже пове­лел огреш­но избран­ным кон­су­лам отка­зать­ся от долж­но­сти. В 195 г. до н. э. вер­хов­ный пон­ти­фик доло­жил, что ненад­ле­жа­щим обра­зом был выпол­нен обряд свя­щен­ной вес­ны, — доло­жил сна­ча­ла кол­ле­гии пон­ти­фи­ков, а затем, по ее реше­нию, сена­ту, кото­рый и при­нял реше­ние о повто­ре­нии обряда⁴⁹. Во всех этих слу­ча­ях опять же обра­ща­ет на себя вни­ма­ние клю­че­вая и опре­де­ля­ю­щая роль сена­та.

Несо­мнен­но, исклю­чи­тель­ным был авто­ри­тет вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка, не имев­ший ана­ло­гий в дру­гих жре­че­ских кол­ле­ги­ях. В исто­рио­гра­фии дис­ку­ти­ру­ет­ся вопрос о нали­чии у него даже неко­то­рых маги­ст­рат­ских пол­но­мо­чий как наследия цар­ской вла­сти, хотя сам он маги­ст­ра­том не был. Наи­бо­лее пол­но эту кон­цеп­цию сфор­му­ли­ро­вал Т. Момм­зен⁵⁰. Она была под­верг­ну­та сомне­нию в работах Й. Бляй­ке­на и дру­гих иссле­до­ва­те­лей⁵¹. Преж­де все­го воз­ра­же­ния вызвал тезис о нали­чии у вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка импе­рия (и соот­вет­ст­ву­ю­щих ауспи­ций)⁵². с.167 Важ­ней­шим аргу­мен­том Т. Момм­зе­на явля­ет­ся при­зна­ние руко­во­дя­щей роли вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка на т. н. калат­ных коми­ци­ях (кури­ат­ных или цен­ту­ри­ат­ных), ком­пе­тен­ция кото­рых (арро­га­ция, утвер­жде­ние заве­ща­ний и жре­че­ская инав­гу­ра­ция⁵³) отно­сит­ся к обла­сти сакраль­но­го пра­ва. С ним соглас­но боль­шин­ство уче­ных, даже А. Магде­лен и Дж. Шайд, в целом при­знав­шие кри­ти­ку кон­цеп­ции Т. Момм­зе­на⁵⁴. Подроб­но дан­но­го вопро­са я кос­нусь в дру­гой рабо­те, здесь же лишь под­черк­ну, что в источ­ни­ках нет ясных и недву­смыс­лен­ных ука­за­ний на то, кто имен­но созы­вал калат­ные коми­ции и руко­во­дил ими. Не явля­ют­ся бес­спор­ны­ми и три цита­ты (из Авла Гел­лия и Таци­та), в кото­рых видят пря­мое под­твер­жде­ние руко­во­дя­щей роли вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка. В них упо­ми­на­ет­ся лишь некое уча­стие пон­ти­фи­ков в калат­ных коми­ци­ях: co­mi­tia ar­bit­ris pon­ti­fi­ci­bis prae­ben­tur (Gell. V. 19. 6); ca­la­ta co­mi­tia… pro con­le­gio pon­ti­fi­cum ha­ben­tur (La­beo ap. Gell. XV. 27. 1); le­ge cu­ria­ta apud pon­ti­fi­ces (Tac. Hist. I. 15). Как лег­ко заме­тить, пон­ти­фи­ки лишь при­сут­ст­ву­ют на коми­ци­ях, о чем ясно свиде­тель­ст­ву­ют пред­ло­ги pro и apud — «в при­сут­ст­вии (пон­ти­фи­ков)». В том же смыс­ле сле­ду­ет пони­мать неза­ви­си­мый абла­тив­ный обо­рот ar­bit­ris pon­ti­fi­ci­bus, кото­рый мож­но пере­ве­сти «при посред­ни­че­стве пон­ти­фи­ков» (или «после реше­ния пон­ти­фи­ков»). Пере­вод «под руко­вод­ст­вом пон­ти­фи­ков»⁵⁵, на мой взгляд, совер­шен­но непри­ем­лем. Преж­де все­го, насколь­ко я могу судить, тер­мин ar­bi­ter и в соб­ст­вен­ном сво­ем зна­че­нии («тре­тей­ский судья»), и в смыс­ле iudex нико­гда не употреб­лял­ся в свя­зи с каким-либо народ­ным собра­ни­ем, тем более для обо­зна­че­ния его руко­во­ди­те­ля. Но глав­ное то, что во всех этих цита­тах речь идет о пон­ти­фи­ках, т. е. кол­ле­гии, а не о вер­хов­ном пон­ти­фи­ке. Кол­ле­ги­аль­ное руко­вод­ство⁵⁶, в т. ч. коми­ци­я­ми, в Риме нико­гда и нигде не име­ло места.

Конеч­но, под кон­тро­лем пон­ти­фи­ков, пред­став­ляв­ших обще­ст­вен­ные инте­ре­сы, фор­маль­но нахо­дил­ся и част­ный культ⁵⁷. Но пол­ный с.168 кон­троль за част­ны­ми свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми был невоз­мо­жен уже на ран­них эта­пах рим­ской исто­рии — в силу зна­чи­тель­ных раз­ме­ров граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва по срав­не­нию с чис­лом пон­ти­фи­ков. Точ­нее было бы гово­рить о жре­че­ском вли­я­нии, а не о кон­тро­ле. Такая ситу­а­ция соот­вет­ст­ву­ет обособ­лен­но­сти и неза­ви­си­мо­сти рим­ской fa­mi­lia во гла­ве с pa­ter fa­mi­lias и в дру­гих обла­стях. Нару­ше­ния в обла­сти рели­гии, допу­щен­ные отдель­ным чело­ве­ком, гро­зи­ли гне­вом богов лишь ему одно­му, если толь­ко каким-либо обра­зом это не каса­лось обще­ст­вен­но­го куль­та. Напри­мер, соглас­но уче­нию пон­ти­фи­ков, нель­зя было работать в празд­нич­ные дни, ибо они посвя­ще­ны служ­бе богам⁵⁸. Соблюде­ние это­го пра­ви­ла пре­до­став­ля­лось сове­сти каж­до­го, но если нару­ше­ние осквер­ня­ло обще­ст­вен­ные свя­щен­но­дей­ст­вия, нару­шив­ший рели­ги­оз­ное пред­пи­са­ние нака­зы­вал­ся штра­фом (Macr. Sat. I. 16. 9). Жре­че­ский кон­троль в силу объ­ек­тив­ных при­чин фак­ти­че­ски огра­ни­чи­вал­ся лишь инте­ре­са­ми обще­ст­вен­но­го куль­та. Поэто­му наи­боль­шее зна­че­ние име­ли не пря­мые кон­так­ты рим­ско­го граж­да­ни­на (осо­бен­но из низ­ших сло­ев) со жре­ца­ми, а раз­ра­ба­ты­вав­ши­е­ся пон­ти­фи­ка­ми пра­ви­ла и пред­пи­са­ния, регу­ли­ро­вав­шие порядок част­ных свя­щен­но­дей­ст­вий, пере­ход из одно­го рода в дру­гой, погре­баль­ный культ, свет­ский или сакраль­ный харак­тер дней кален­да­ря и т. д. Впро­чем, кон­крет­ных свиде­тельств осу­щест­вле­ния пон­ти­фи­ка­ми сво­их пол­но­мо­чий в сфе­ре част­но­го куль­та зна­чи­тель­но мень­ше по срав­не­нию с дан­ны­ми из пуб­лич­ной сфе­ры. Эта ситу­а­ция объ­яс­ня­ет­ся преж­де все­го харак­те­ром нарра­тив­ной тра­ди­ции, но в какой-то сте­пе­ни — и при­о­ри­те­та­ми самих жре­цов, чьи инте­ре­сы лежа­ли в обла­сти поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти⁵⁹ и, соот­вет­ст­вен­но, обще­ст­вен­но­го куль­та.

Маги­ст­ра­ты, как и про­чие граж­дане, были обя­за­ны под­чи­нять­ся опре­де­лен­ным сакраль­ным пред­пи­са­ни­ям, неис­пол­не­ние кото­рых гро­зи­ло серь­ез­ны­ми послед­ст­ви­я­ми. В слу­чае неумыш­лен­но­го нару­ше­ния сле­до­ва­ло при­не­сти иску­пи­тель­ную жерт­ву⁶⁰, а испол­нен­ный недолж­ным обра­зом обряд повто­рял­ся. Раз­ни­ца с част­ным куль­том заклю­ча­лась в том, что обя­за­тель­ство повто­рить риту­ал воз­ла­га­лось на государ­ство⁶¹, от лица кото­ро­го дей­ст­во­вал маги­ст­рат, как, напри­мер, при про­веде­нии Латин­ских празд­неств на Аль­бан­ской горе⁶². В слу­чае же созна­тель­но­го нару­ше­ния, т. е. сакраль­но­го пре­ступ­ле­ния, санк­ция была гораздо стро­же. Такой чело­век, в том чис­ле и маги­ст­рат, объ­яв­лял­ся «нече­сти­вым» (im­pius)⁶³. В опре­де­лен­ной сте­пе­ни, он ока­зы­вал­ся вне чело­ве­че­ско­го сооб­ще­ства, преж­де все­го, в его кон­так­тах с миром боже­ст­вен­но­го: Цице­рон гово­рит о запре­те нече­стив­цу уми­ло­стив­лять богов дара­ми (Leg. с.169 II. 22). При­зна­ние кого-либо im­pius при­над­ле­жа­ло пон­ти­фи­кам⁶⁴, но, види­мо, это не влек­ло каких-либо нака­за­ний. Нака­зать за свя­тотат­ство мог­ли толь­ко поли­ти­че­ские орга­ны⁶⁵. Веро­ят­но, свет­ская власть нала­га­ла и выше­упо­мя­ну­тый штраф за нару­ше­ние запре­та работать в празд­нич­ные дни (Macr. Sat. I. 16. 9)⁶⁶.

Извест­ны слу­чаи, когда имен­но вер­хов­ный пон­ти­фик нала­гал штраф на маги­ст­ра­тов, являв­ших­ся одно­вре­мен­но жре­ца­ми, но исклю­чи­тель­но теми, кото­рые ему под­чи­ня­лись (фла­ми­ны Мар­са и Кви­ри­на, царь свя­щен­но­дей­ст­вий)⁶⁷. Кро­ме того, в эпи­то­мах сочи­не­ния Ливия упо­мя­нут штраф, нало­жен­ный на пре­то­ра Гн. Тре­мел­лия (159 г. до н. э.) за его непра­вый (iniu­rio­sus) спор с вер­хов­ным пон­ти­фи­ком⁶⁸. Одна­ко крат­кость сооб­ще­ния не поз­во­ля­ет уве­рен­но опре­де­лить, кто имен­но нало­жил штраф. Даже если счи­тать тако­вым вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка, то в силу фраг­мен­тар­но­сти наших зна­ний о пер­со­наль­ном соста­ве пон­ти­фи­каль­ной кол­ле­гии в этот пери­од нель­зя исклю­чить, что пре­тор зани­мал одну из под­чи­нен­ных вер­хов­но­му пон­ти­фи­ку жре­че­ских долж­но­стей (напри­мер, был млад­шим пон­ти­фи­ком или фла­ми­ном)⁶⁹. Во всех слу­ча­ях оштра­фо­ван­ные вер­хов­ным пон­ти­фи­ком жре­цы-маги­ст­ра­ты апел­ли­ро­ва­ли к народ­но­му собра­нию, кото­рое при­ни­ма­ло окон­ча­тель­ное реше­ние⁷⁰. Так­же в одном пло­хо сохра­нив­шем­ся месте в сло­ва­ре Феста (462/4 L, s. v. Sa­tur­no) идет речь о каком-то кон­флик­те меж­ду вер­хов­ном пон­ти­фи­ком и авгу­ром, кото­рый обра­тил­ся с апел­ля­ци­ей, — воз­мож­но, на штраф, нало­жен­ный пон­ти­фи­ком⁷¹. Само собой, о сколь­ко-нибудь надеж­ных выво­дах здесь гово­рить не при­хо­дит­ся, тем более, что соглас­но вос­ста­нов­ле­нию тек­ста, пред­ло­жен­но­му Т. Момм­зе­ном, народ отка­зал вер­хов­но­му пон­ти­фи­ку в этом пра­ве. Един­ст­вен­ное жре­че­ство, над кото­рым вер­хов­ный пон­ти­фик имел реаль­ную и исклю­чи­тель­ную власть вплоть до пра­ва выне­се­ния смерт­но­го при­го­во­ра, — это вестал­ки. Но вестал­ки были уни­каль­ным явле­ни­ем для рим­ской жре­че­ской орга­ни­за­ции и в дру­гих аспек­тах. Они пред­став­ля­ли собой жре­че­ство в чистом виде, цели­ком посвя­щен­ное боже­ству и заня­тое исклю­чи­тель­но рели­ги­оз­ным слу­же­ни­ем⁷².

Итак, пол­но­мо­чия рим­ско­го жре­че­ства были огра­ни­че­ны чисто рели­ги­оз­ны­ми вопро­са­ми. В тех слу­ча­ях, когда жре­че­ские реше­ния ока­зы­ва­ли вли­я­ние на поли­ти­че­скую сфе­ру, они кон­тро­ли­ро­ва­лись с.170 поли­ти­че­ски­ми орга­на­ми вла­сти, фак­ти­че­ски (но не фор­маль­но) утвер­жда­лись ими. Такое поло­же­ние жре­че­ства яви­лось след­ст­ви­ем свер­же­ния цар­ской вла­сти и уста­нов­ле­ния ари­сто­кра­ти­че­ской фор­мы прав­ле­ния, а затем было закреп­ле­но обра­зо­ва­ни­ем граж­дан­ской общи­ны в ходе сослов­ной борь­бы. Соб­ст­вен­но гово­ря, еще рим­ские цари, осо­бен­но из этрус­ской дина­стии, стре­ми­лись под­чи­нить себе жре­че­ство, тес­но свя­зан­ное с родо­вой ари­сто­кра­ти­ей. Победа ари­сто­кра­тии над цар­ской вла­стью озна­ча­ла опре­де­лен­ный регресс в раз­ви­тии обще­ства, что укре­пи­ло общин­ные устои, при­об­рет­шие «вто­рое дыха­ние». Одна­ко это не озна­ча­ло воз­вра­ще­ния к поряд­кам пер­во­быт­но­го строя. Ста­нов­ле­ние государ­ства в Риме про­дол­жи­лось, хотя и с более низ­кой сту­пе­ни. Но бла­го­да­ря дан­но­му обсто­я­тель­ству ука­зан­ный про­цесс стал про­те­кать в усло­ви­ях боль­шей зна­чи­мо­сти общин­ных начал, что при­ве­ло к воз­ник­но­ве­нию ci­vi­tas. Опре­де­лен­ную роль в укреп­ле­нии этих начал сыг­ра­ла сакраль­ная сфе­ра, сохра­нив­шая в силу сво­ей кон­сер­ва­тив­но­сти нема­ло из пер­во­быт­но­го наследия. Тем не менее про­изо­шли круп­ные изме­не­ния в поло­же­нии обще­рим­ско­го жре­че­ства, кото­рое было доста­точ­но тес­но свя­за­но с цар­ской вла­стью, явля­ясь в то же вре­мя частью родо­пле­мен­ной ари­сто­кра­тии. Победа послед­ней лик­види­ро­ва­ла усло­вия, при кото­рых жре­че­ство, нахо­дясь меж­ду цар­ской вла­стью и общин­ной ари­сто­кра­ти­ей, име­ло потен­ци­аль­ные воз­мож­но­сти обособ­ле­ния в отдель­ный само­сто­я­тель­ный слой пра­вя­ще­го клас­са со сво­и­ми «касто­вы­ми» инте­ре­са­ми. При­шед­шая к вла­сти пат­ри­ци­ан­ская вер­хуш­ка, конеч­но, не была заин­те­ре­со­ва­на в воз­ник­но­ве­нии неза­ви­си­мо­го жре­че­ско­го сек­то­ра в эко­но­ми­че­ской и обще­ст­вен­ной жиз­ни и в созда­нии парал­лель­но­го аппа­ра­та вла­сти. В ито­ге рим­ское жре­че­ство лиши­лось вся­ких эле­мен­тов кор­по­ра­тив­но­сти и нико­гда не выдви­га­ло каких-либо сво­их, сугу­бо жре­че­ских тре­бо­ва­ний⁷³. Уча­стие его в обще­ст­вен­ной жиз­ни и поли­ти­че­ской борь­бе опре­де­ля­лось поли­ти­че­ски­ми реа­ли­я­ми и инте­ре­са­ми, к скла­ды­ва­нию кото­рых само жре­че­ство ника­ко­го отно­ше­ния не име­ло. Отме­чен­ное разде­ле­ние сфер sac­rum и pub­li­cum не при­во­ди­ло к их про­ти­во­сто­я­нию и сопер­ни­че­ству, ибо маги­ст­ра­ту­ры и жре­че­ства зани­ма­ли пред­ста­ви­те­ли одно­го и того же сосло­вия, пре­сле­дую­щие одни и те же общие цели. Про­ис­хо­див­шие порой кон­флик­ты жре­цов и маги­ст­ра­тов явля­лись след­ст­ви­ем столк­но­ве­ния лич­ных, а не сослов­ных инте­ре­сов.

Тем не менее, опас­ность жре­че­ской актив­но­сти и само­сто­я­тель­но­сти вполне мог­ла суще­ст­во­вать в нача­ле Рес­пуб­ли­ки. Во вся­ком слу­чае, име­ют­ся следы опре­де­лен­но­го недо­ве­рия к жре­че­ству со сто­ро­ны общин­ной вла­сти. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние то обсто­я­тель­ство, что прак­ти­че­ски все рес­пуб­ли­кан­ское пуб­лич­ное жре­че­ство явля­лось наследи­ем цар­ской (и более древ­ней) эпо­хи: при Рес­пуб­ли­ке были учреж­де­ны лишь долж­ность царя свя­щен­но­дей­ст­вий (в 509 г. до н. э.) для выпол­не­ния цар­ских сакраль­ных обя­зан­но­стей и кол­ле­гия эпу­ло­нов (в 196 г. до н. э.), взяв­шая на себя часть обя­зан­но­стей пон­ти­фи­ков. Наи­бо­лее важ­ным изме­не­ни­ем в жре­че­ской орга­ни­за­ции в этот пери­од было с.171 рас­ши­ре­ние кол­ле­гий жре­цов свя­щен­но­дей­ст­вий, пон­ти­фи­ков и авгу­ров за счет допус­ка в них пле­бе­ев. В то же вре­мя рес­пуб­ли­кан­ская эпо­ха отме­че­на интен­сив­ным хра­мо­вым стро­и­тель­ст­вом. Но эти хра­мы воз­во­ди­лись по ини­ци­а­ти­ве и на сред­ства маги­ст­ра­тов (изред­ка — сена­та), а не жре­че­ских кол­ле­гий. Жре­че­ство как тако­вое в хра­мо­вом стро­и­тель­стве не участ­во­ва­ло. Соот­вет­ст­вен­но, оно груп­пи­ро­ва­лось не вокруг хра­мов, а по сво­им функ­ци­ям, при­чем жре­че­ские кол­ле­гии и сооб­ще­ства (so­da­li­ta­tes) име­ли чет­ко очер­чен­ные обла­сти ком­пе­тен­ции, не пере­се­кав­ши­е­ся друг с дру­гом, что пре­пят­ст­во­ва­ло воз­ник­но­ве­нию еди­ной жре­че­ской орга­ни­за­ции с внут­рен­ни­ми свя­зя­ми и иерар­хи­ей.

Созда­нию соб­ст­вен­но жре­че­ско­го сек­то­ра в эко­но­ми­ке древ­не­го Рима эффек­тив­но пре­пят­ст­во­вал запрет дарить хра­мам зем­лю⁷⁴. Свя­щен­ные зем­ли в рес­пуб­ли­кан­ском Риме име­лись, но отно­си­лись они не к хра­мам, а к жре­че­ским кол­ле­ги­ям⁷⁵, кото­рые полу­ча­ли с них сред­ства на осу­щест­вле­ние свя­щен­но­дей­ст­вий и опла­ту обслу­жи­ваю­ще­го пер­со­на­ла. Но управ­ля­ли эти­ми зем­ля­ми, посколь­ку все они счи­та­лись частью обще­ст­вен­но­го фон­да, цен­зо­ры⁷⁶. Даже рабы, имев­ши­е­ся у жре­че­ских кол­ле­гий, при­над­ле­жа­ли не им, а государ­ству (fa­mi­lia pub­li­ca)⁷⁷. Таким обра­зом, рим­ское жре­че­ство име­ло крайне мало­мощ­ную эко­но­ми­че­скую базу, к тому же было стес­не­но в рас­по­ря­же­нии ею, что, наряду с дру­ги­ми фак­то­ра­ми, пре­пят­ст­во­ва­ло оформ­ле­нию жре­че­ства в само­сто­я­тель­ную обще­ст­вен­ную силу⁷⁸.

Види­мо, осо­зна­ва­лась пат­ри­ци­ан­ски­ми вождя­ми и опас­ность сосре­дото­че­ния в одних руках поли­ти­че­ских и рели­ги­оз­ных функ­ций, как это име­ло место у царей. В силу подоб­ных опа­се­ний было запре­ще­но зани­мать маги­ст­ра­ту­ры во избе­жа­ние поли­ти­че­ских потря­се­ний царю свя­щен­но­дей­ст­вий (rex sac­ro­rum), долж­ность кото­ро­го была учреж­де­на в нача­ле Рес­пуб­ли­ки для испол­не­ния цар­ских сакраль­ных обя­зан­но­стей⁷⁹. О спе­ци­аль­ном запре­те на сов­ме­ще­ние дру­гих жре­честв и маги­ст­ра­тур (соб­ст­вен­но гово­ря, кон­суль­ства) сведе­ний нет⁸⁰: Плу­тарх (QR. 113) сооб­ща­ет о таком запре­те для жре­ца Юпи­те­ра, но для эпо­хи Позд­ней Рес­пуб­ли­ки извест­ны слу­чаи сов­ме­ще­ния это­го фла­ми­на­та и маги­ст­ра­ту­ры (Liv. XXXI. 50. 7—9; XXXIX. 39. 1—3; 45. 2).

Тем не менее, на мой взгляд, сохра­ни­лись кос­вен­ные свиде­тель­ства суще­ст­во­вав­ших преж­де для жре­цов огра­ни­че­ний на обще­ст­вен­ную дея­тель­ность. Уже из-за сво­их сакраль­ных обя­зан­но­стей они испы­ты­ва­ли серь­ез­ные затруд­не­ния в досту­пе к кон­суль­ству. Это каса­ет­ся и пон­ти­фи­ков, хотя бы в силу запре­та видеть мерт­вое тело⁸¹ или покидать с.172 Рим⁸². Подоб­ные сакраль­ные запре­ты ослож­ня­ли уча­стие в поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти для трех вели­ких фла­ми­нов⁸³, осо­бен­но для Юпи­те­ро­ва⁸⁴, кото­рый и в импе­ра­тор­скую эпо­ху про­дол­жал оста­вать­ся наи­бо­лее ущем­лен­ным в этом вопро­се (Tac. Ann. III. 58; 71). Не вполне ясные, но, види­мо, доволь­но стро­гие огра­ни­че­ния име­ли место у сали­ев⁸⁵. След­ст­ви­ем их явил­ся обы­чай выхо­дить из этой кол­ле­гии при дости­же­нии кон­суль­ства: в сохра­нив­ших­ся от кон­ца II в. н. э. отрыв­ках фаст пала­тин­ских сали­ев дан­ное обсто­я­тель­ство (кон­суль­ская долж­ность) слу­жи­ло одной из при­чин заме­ще­ния жре­ца в кол­ле­гии новым лицом (CIL. VI. 1978. 1—2; 15; 1980. 8—9). Пока­за­тель­но, что имен­но сали­ев, наряду с фла­ми­на­ми, чьи широ­кие сакраль­ные огра­ни­че­ния хоро­шо извест­ны, при­во­дит в при­мер Ливий в каче­стве образ­ца наи­бо­лее дале­ких от поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти кол­ле­гий (IV. 54. 7). Ска­зан­ное поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что рели­ги­оз­ные запре­ты у сали­ев, хотя мы о них зна­ем мало, были все же зна­чи­тель­ны и сопо­ста­ви­мы с тако­вы­ми у жре­ца Юпи­те­ра. Думаю, что этот вывод мож­но рас­про­стра­нить и на дру­гие жре­че­ства, по край­ней мере, для пери­о­да ран­ней Рес­пуб­ли­ки, когда еще не нача­лись раз­лич­ные послаб­ле­ния в их рели­ги­оз­ных огра­ни­че­ни­ях.

Дру­гая кате­го­рия кос­вен­ных свиде­тельств не прак­ти­ко­вав­ше­го­ся на опре­де­лен­ном эта­пе сов­ме­ще­ния жре­че­ско­го и маги­ст­рат­ско­го досто­инств свя­за­на, на мой взгляд, с так назы­вае­мым va­ca­tio mu­ne­rum pub­li­co­rum («осво­бож­де­ние от обще­ст­вен­ных обя­зан­но­стей»). В кон­це Рес­пуб­ли­ки это пра­во было льготой, даро­ван­ной обще­ст­вен­ным жре­цам⁸⁶. Но, как я пытал­ся пока­зать, ана­ли­зи­руя сло­во­употреб­ле­ние Дио­ни­сия Гали­кар­насско­го, на ран­нем эта­пе осво­бож­де­ние от обще­ст­вен­ных обя­зан­но­стей мог­ло являть­ся фак­ти­че­ски осво­бож­де­ни­ем от обще­ст­вен­ных долж­но­стей (va­ca­tio ho­no­rum)⁸⁷.

Насто­ро­жен­ное отно­ше­ние к жре­че­ству сле­ду­ет отне­сти лишь к началь­но­му пери­о­ду Рес­пуб­ли­ки, пока не укре­пи­лись поли­ти­че­ское гос­под­ство ари­сто­кра­тии и инсти­ту­ты ее вла­сти. Нет осно­ва­ний счи­тать этот пери­од дли­тель­ным, види­мо, он огра­ни­чи­вал­ся пер­вы­ми деся­ти­ле­ти­я­ми рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи. Сам по себе воз­мож­ный обы­чай (или запрет), затруд­няв­ший соеди­не­ние жре­че­ства и маги­ст­ра­ту­ры в одном лице, не имел прин­ци­пи­аль­но­го зна­че­ния для рим­ской обще­ст­вен­ной систе­мы и пото­му являл­ся лишь вре­мен­ной мерой. Но он содей­ст­во­вал ста­нов­ле­нию дей­ст­ви­тель­но прин­ци­пи­аль­ной, сущ­ност­ной чер­ты орга­ни­за­ции рим­ской сакраль­ной сфе­ры рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи, а имен­но: отме­чен­но­му отде­ле­нию поли­ти­че­ской сфе­ры от сакраль­ной. Како­во было соот­но­ше­ние созна­тель­ных дей­ст­вий и объ­ек­тив­ных усло­вий в фор­ми­ро­ва­нии это­го фено­ме­на рим­ской кон­сти­ту­ции, ска­зать слож­но, но вызван он был логи­кой борь­бы с цар­ской вла­стью, имев­шей не толь­ко с.173 сакраль­ные функ­ции, но и сакраль­ный харак­тер. Ведь, соб­ст­вен­но гово­ря, опас­ным для обще­ст­вен­ной систе­мы явля­лось не полу­че­ние жре­цом поли­ти­че­ских функ­ций в силу избра­ния его на поли­ти­че­скую долж­ность, а полу­че­ние поли­ти­че­ских пол­но­мо­чий одно­вре­мен­но с введе­ни­ем в жре­че­ский сан, т. е. когда само жре­че­ское досто­ин­ство соче­та­лось с опре­де­лен­ны­ми эле­мен­та­ми власт­во­ва­ния, что гро­зи­ло воз­мож­но­стью созда­ния аль­тер­на­тив­но­го аппа­ра­та управ­ле­ния. Рез­кое разде­ле­ние двух сфер исклю­ча­ло подоб­ную воз­мож­ность. Испол­няя маги­ст­рат­ские обя­зан­но­сти, полу­чен­ные им от общи­ны, рим­ский жрец дей­ст­во­вал имен­но как маги­ст­рат⁸⁸. Это озна­ча­ло пол­ную невоз­мож­ность при­сво­е­ния жре­ца­ми как тако­вы­ми каких-либо поли­ти­че­ских функ­ций. Более того, в важ­ней­ших вопро­сах сама жре­че­ская дея­тель­ность кон­тро­ли­ро­ва­лась государ­ст­вом.

Таким обра­зом, рим­ское жре­че­ство явля­лось чис­лен­но огра­ни­чен­ным, эко­но­ми­че­ски мало­мощ­ным, орга­ни­за­ци­он­но раз­дроб­лен­ным, в соци­аль­ном плане неот­де­ли­мым от пра­вя­ще­го сосло­вия, а в поли­ти­че­ском — зави­си­мым от свет­ской вла­сти. Но такое поло­же­ние жре­че­ства, отве­чав­шее инте­ре­сам пат­ри­ци­ан­ской ари­сто­кра­тии, име­ло, в конеч­ном ито­ге, нега­тив­ные послед­ст­вия для ее моно­по­лии на руко­вод­ство государ­ст­вен­ны­ми дела­ми. Деса­кра­ли­за­ция вла­сти, хотя, есте­ствен­но, непол­ная, облег­чи­ла пле­бей­ской вер­хуш­ке доступ к ней. Пока­за­тель­но отно­си­тель­но ред­кое и в целом мало­эф­фек­тив­ное исполь­зо­ва­ние пат­ри­ци­я­ми сво­их сакраль­ных прав и пре­иму­ществ в сослов­ной борь­бе.

Необ­хо­ди­мо под­черк­нуть еще один важ­ный момент, на кото­рый дале­ко не все­гда обра­ща­ет­ся вни­ма­ние. Вме­ша­тель­ство поли­ти­че­ской вла­сти в сакраль­ные вопро­сы не было фор­ма­ли­зо­ва­но каки­ми-либо зако­на­ми, но опре­де­ля­лось обы­ча­ем и ситу­а­ци­ей, под­чи­ня­ясь обще­ст­вен­ным рели­ги­оз­ным опа­се­ни­ям и стра­хам. Послед­ние же воз­ни­ка­ли и рас­про­стра­ня­лись по соб­ст­вен­ным зако­нам и дале­ко не все­гда ока­зы­ва­лись свя­зан­ны­ми с круп­ны­ми («исто­ри­че­ски­ми») собы­ти­я­ми. Раз­лич­ные сооб­ра­же­ния мог­ли обра­тить вни­ма­ние поли­ти­че­ской вла­сти на сакраль­ную сфе­ру, но отсут­ст­во­вал какой-либо фор­маль­ный меха­низм кон­тро­ля за рели­ги­оз­ны­ми вопро­са­ми, кото­рый все­гда бы начи­нал дей­ст­во­вать при сход­ных обсто­я­тель­ствах и при­во­дил бы к немед­лен­ной реа­ли­за­ции соот­вет­ст­ву­ю­щих реше­ний. При ана­ли­зе сакраль­ных обсто­я­тельств, при­во­див­ших к меж­ду­цар­ст­вию, я нашел у Ливия четы­ре вари­ан­та оди­на­ко­вых ситу­а­ций (кон­су­лы-суф­фек­ты, досроч­ное сло­же­ние пол­но­мо­чий выс­ши­ми маги­ст­ра­та­ми, их пора­же­ние, болезнь), когда в одном слу­чае воз­ни­ка­ли рели­ги­оз­ные опа­се­ния, а в дру­гом — нет, что при­во­ди­ло к про­ти­во­по­лож­ным поли­ти­че­ским реше­ни­ям при схо­жих обсто­я­тель­ствах⁸⁹. Тот или иной исход являл­ся резуль­та­том ситу­а­тив­ной обще­ст­вен­ной реак­ции на собы­тия. Мог­ли, конеч­но, ска­зать­ся и соци­аль­но-поли­ти­че­ские инте­ре­сы, неред­ко имев­шие место при внеш­ней апел­ля­ции к рели­гии. Так­же не сле­ду­ет забы­вать о воз­мож­но­стях отдель­ной лич­но­сти, кото­рая име­ла про­стор для манев­ра в рам­ках зако­нов, не гово­ря уже о тех рам­ках, кото­рые уста­нав­ли­ва­ли обы­чаи и тра­ди­ции, дер­жав­ши­е­ся на обще­ст­вен­ном при­зна­нии. Извест­ный нару­ши­тель усто­яв­ших­ся норм с.174 и про­тив­ник сена­та Гай Фла­ми­ний⁹⁰, будучи кон­су­лом в 223 г. до н. э., отка­зал­ся немед­лен­но под­чи­нить­ся реше­нию авгу­ров о при­зна­нии его избра­ния огреш­ным и соот­вет­ст­ву­ю­ще­му при­ка­зу сена­та о сло­же­нии пол­но­мо­чий. Он довел воен­ную кам­па­нию до побед­но­го завер­ше­ния и даже добил­ся три­ум­фа, несмот­ря на сопро­тив­ле­ние зна­ти⁹¹. Реаль­ность гораздо слож­нее, чем пра­во­вые нор­мы, а в сакраль­но-поли­ти­че­ской обла­сти зако­но­мер­но­сти про­сле­жи­ва­ют­ся с еще бо́льшим трудом, чем в иных сфе­рах жиз­ни обще­ства. Это необ­хо­ди­мо учи­ты­вать, дабы не под­да­вать­ся соблаз­ну, под вли­я­ни­ем позд­не­рим­ской юриди­че­ской мыс­ли, рас­смат­ри­вать рим­скую поли­ти­че­скую систе­му как юриди­че­ски чет­ко выстро­ен­ную.

Таким обра­зом, сосу­ще­ст­во­ва­ние и вза­и­мо­дей­ст­вие сакраль­ной и поли­ти­че­ской сфер в обще­ст­вен­ной жиз­ни рес­пуб­ли­кан­ско­го Рима пред­став­ля­ло собой слож­ную систе­му, нахо­див­шу­ю­ся в посто­ян­ном раз­ви­тии. Одна­ко про­следить ее эво­лю­цию крайне слож­но в силу состо­я­ния и спе­ци­фи­ки источ­ни­ко­вой базы, поэто­му пред­ло­жен­ная в дан­ном иссле­до­ва­нии кар­ти­на во мно­гом ста­тич­на. Глав­ное вни­ма­ние в нем было уде­ле­но устой­чи­вым чер­там рим­ской сакраль­но-поли­ти­че­ской орга­ни­за­ции, харак­тер­ным для всей рес­пуб­ли­кан­ской исто­рии, кото­рые и опре­де­ля­ли спе­ци­фи­ку этой орга­ни­за­ции. Осо­бо сле­ду­ет отме­тить ее един­ство и непро­ти­во­ре­чи­вость в клю­че­вых аспек­тах, что, несо­мнен­но, яви­лось одной из важ­ней­ших при­чин ста­биль­но­сти и проч­но­сти рим­ской циви­тас. Чет­кая грань меж­ду sac­rum и pub­li­cum в обще­ст­вен­ном вос­при­я­тии и пуб­лич­ном пра­ве не пре­пят­ст­во­ва­ла глу­бо­ко­му вза­и­мо­про­ник­но­ве­нию этих сфер, что созда­ва­ло цель­ную сакраль­но-поли­ти­че­скую систе­му, где обе ее части немыс­ли­мы друг без дру­га. Рели­гия игра­ла здесь важ­ную роль под­дер­жа­ния обще­ст­вен­но­го гомео­ста­за⁹² уже в силу при­су­ще­го ей кон­сер­ва­тиз­ма, хотя в иных усло­ви­ях, осо­бен­но во вре­мя корен­ных пере­мен, ее роль может быть и раз­ру­ши­тель­ной для обще­ства. В древ­нем Риме даже во вре­мя пат­ри­ци­ан­ско-пле­бей­ско­го про­ти­во­сто­я­ния апел­ля­ция к общим богам и обще­му куль­ту неред­ко ста­но­ви­лась послед­ним пре­пят­ст­ви­ем рас­ко­лу и рас­па­ду обще­ства (доста­точ­но вспом­нить первую сецес­сию). Несмот­ря на свой­ст­вен­ные поли­те­из­му неиз­беж­ные раз­ли­чия меж­ду отдель­ны­ми груп­па­ми, в том чис­ле меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми, пре­ва­ли­ро­ва­ло все же то, что их объ­еди­ня­ло в рам­ках тес­но­го сою­за циви­тас с ее бога­ми. Послед­ние гаран­ти­ро­ва­ли сохра­не­ние граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва в целом, — при усло­вии соблюде­ния им опре­де­лен­ных рели­ги­оз­ных норм и пред­пи­са­ний, при­зван­ных обес­пе­чить помощь со сто­ро­ны богов (pax deo­rum), — но они нико­гда не были гаран­та­ми отдель­ных эле­мен­тов поли­ти­че­ской систе­мы⁹³. Изме­не­ния в ней отно­си­лись к зем­ным, про­фан­ным делам (res hu­ma­nae). Конеч­но, кон­сер­ва­тив­ные силы пыта­лись апел­ли­ро­вать к богам, чтобы вос­пре­пят­ст­во­вать ново­введе­ни­ям, но эти попыт­ки ока­за­лись с.175 мало­эф­фек­тив­ны­ми, что свиде­тель­ст­ву­ет в поль­зу выше­на­зван­но­го пред­став­ле­ния о роли богов. Такие взгляды на вза­и­моот­но­ше­ния богов и людей спо­соб­ст­во­ва­ли твор­че­ско­му и дина­мич­но­му раз­ви­тию поли­ти­че­ской сфе­ры рес­пуб­ли­кан­ско­го Рима при сохра­не­нии ее прин­ци­пи­аль­ных основ. Имен­но это соче­та­ние рацио­наль­но­го про­грес­са и здо­ро­во­го кон­сер­ва­тиз­ма явля­лось отли­чи­тель­ной чер­той рим­ской циви­тас на раз­ных эта­пах ее раз­ви­тия.

Die schar­fe Tei­lung des sac­rum und pub­li­cum war cha­rak­te­ris­ti­sch für die rö­mi­sche Re­pub­lik. Der Ar­ti­kel ist der Er­forschung der Wech­selwir­kung die­ser Ge­sell­schaftsbe­reic­hen gewid­met. Die Ma­gistra­te hat­ten vie­le Verpflich­tun­gen im sak­ra­len Be­reich, aber es mach­te sie kei­ne Pries­ter. Die Pries­ter hal­fen den po­li­ti­schen Be­hör­den, be­rie­ten in re­li­giö­sen Fra­gen und nah­men an den Ge­sell­schaftsri­tua­lien teil, aber hat­ten kei­ne po­li­ti­sche Be­fug­nis­se. Eine pries­ter­li­che Entschei­dung er­hielt die ob­li­ga­to­ri­sche Gewalt nur durch den Be­schluss der po­li­ti­schen Be­hör­den (hauptsäch­lich, des Se­nats). Die rö­mi­sche Pries­ter­schaft al­so stand un­ter Kontrol­le der po­li­ti­schen Be­hör­den. Es kann bei der Er­forschung der vo­ta und der pro­di­gia gut be­mer­ken. In Er­geb­nis des Stur­zes des Kö­nig­tums und der Stif­tung des aris­tok­ra­ti­schen Re­gi­men­tes der rö­mi­schen Pries­ter­schaft wur­den al­le Ele­men­te der Kör­per­schaft entzo­gen, und sie wur­de kei­ne «Kas­te» mit eige­nen In­te­res­sen. Die Ein­mi­schung der po­li­ti­schen Gewalt in die sak­ra­len Fra­gen wur­de nicht von den Ge­set­zen ge­re­gelt, aber war von der öf­fentli­chen Si­tua­tion ab­hän­gig. Sol­ches sac­ral-po­li­ti­sche Sys­tem war in Haup­tas­pek­ten ein­heit­lich und widerspruchsfrei. Es war eine der wich­tigsten Ur­sa­chen für die Sta­bi­li­tät der rö­mi­schen ci­vi­tas.