Т. Моммзен

История Рима.

Книга пятая

Основание военной монархии.

Моммзен Т. История Рима. Т. 3. От смерти Суллы до битвы при Тапсе.
Русский перевод И. М. Масюкова под общей редакцией Н. А. Машкина.
ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ, Москва, 1941.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам.
Все даты по тексту — от основания Рима, в квадратных скобках — до нашей эры.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изданию Моммзена 1995 г. (СПб, «Наука»—«Ювента»).

с.36 30

ГЛАВА II

ГОСПОДСТВО СУЛЛАНСКОЙ РЕСТАВРАЦИИ.

Внеш­ние дела

Когда после подав­ле­ния рево­лю­ции Цин­ны, угро­жав­шей само­му суще­ст­во­ва­нию сена­та, реста­ври­ро­ван­ное сенат­ское пра­ви­тель­ство полу­чи­ло воз­мож­ность сно­ва посвя­тить необ­хо­ди­мое вни­ма­ние внут­рен­ней и внеш­ней без­опас­но­сти государ­ства, то ока­за­лось, что име­ет­ся доста­точ­но вопро­сов, реше­ние кото­рых не мог­ло быть отло­же­но, так как это нару­ши­ло бы важ­ней­шие инте­ре­сы и поз­во­ли­ло бы тогдаш­ним затруд­не­ни­ям пре­вра­тить­ся в опас­ность для буду­ще­го. Не гово­ря уже о более серь­ез­ных ослож­не­ни­ях в Испа­нии, было без­услов­но необ­хо­ди­мо проч­но усми­рить фра­кий­ских и при­ду­най­ских вар­ва­ров, кото­рых Сул­ла во вре­мя сво­его македон­ско­го похо­да мог толь­ко нака­зать, а так­же уре­гу­ли­ро­вать воору­жен­ной силой запу­тан­ные дела на север­ной гра­ни­це гре­че­ско­го полу­ост­ро­ва, а с дру­гой сто­ро­ны, нуж­но было реши­тель­но покон­чить с пира­та­ми, гос­под­ст­во­вав­ши­ми повсюду, в осо­бен­но­сти в восточ­ных водах, и, нако­нец, вне­сти порядок в нере­шен­ные мало­азий­ские вопро­сы. Мир, заклю­чен­ный Сул­лой в 670 г. [84 г.] с пон­тий­ским царем Мит­ра­да­том, повто­ре­ни­ем кото­ро­го был в основ­ном дого­вор с Муре­ной 673 г. [81 г.], носил все­це­ло харак­тер вре­мен­ной меры, кое-как при­спо­соб­лен­ной к тре­бо­ва­ни­ям дан­но­го момен­та, а отно­ше­ния меж­ду Римом и армян­ским царем Тиг­ра­ном, с кото­рым рим­ляне фак­ти­че­ски вели вой­ну, совер­шен­но не были затро­ну­ты этим миром. Тиг­ран с пол­ным осно­ва­ни­ем усмот­рел в этом мол­ча­ли­вое раз­ре­ше­ние под­чи­нить сво­ей вла­сти рим­ские вла­де­ния в Азии. Если Рим не имел наме­ре­ния отка­зать­ся от них, то ему необ­хо­ди­мо было доб­ром или силой добить­ся согла­ше­ния с новым могу­ще­ст­вен­ным вла­сте­ли­ном Азии.

После того как в преды­ду­щей гла­ве было опи­са­но свя­зан­ное с про­ис­ка­ми демо­кра­тов дви­же­ние в Ита­лии и Испа­нии и подав­ле­ние его сенат­ским пра­ви­тель­ст­вом, мы рас­смот­рим теперь внеш­нюю поли­ти­ку, кото­рая велась, — а ино­гда и не велась, — уста­нов­лен­ным Сул­лой пра­ви­тель­ст­вом.

Дал­ма­тин­ско-македон­ская экс­пе­ди­ция

с.37 Силь­ная рука Сул­лы вид­на еще в энер­гич­ных меро­при­я­ти­ях, в послед­ние годы его прав­ле­ния почти одно­вре­мен­но при­ня­тых сена­том про­тив сер­то­ри­ан­цев, про­тив дал­ма­тин­цев и фра­кий­цев и про­тив кили­кий­ских пира­тов.

На гре­ко-илли­рий­ский полу­ост­ров была отправ­ле­на экс­пе­ди­ция с целью поко­рить или хотя бы усми­рить вар­вар­ские пле­ме­на, коче­вав­шие по всей стране от Чер­но­го до Адри­а­ти­че­ско­го моря; в осо­бен­но­сти бес­сы (в Боль­ших Бал­ка­нах) слы­ли здесь, как гово­ри­ли, даже сре­ди раз­бой­ни­ков, отъ­яв­лен­ны­ми раз­бой­ни­ка­ми; вто­рой зада­чей экс­пе­ди­ции было уни­что­же­ние скры­вав­ших­ся на дал­ма­тин­ском 31 побе­ре­жье кор­са­ров. По обык­но­ве­нию, напа­де­ние было про­из­веде­но из Дал­ма­ции и Македо­нии одно­вре­мен­но, для чего в послед­ней про­вин­ции была собра­на армия из пяти леги­о­нов. Коман­до­вав­ший в Дал­ма­ции быв­ший пре­тор Гай Кос­ко­ний исхо­дил стра­ну во всех направ­ле­ни­ях и после двух­лет­ней оса­ды взял при­сту­пом кре­пость Сало­ну. В Македо­нии про­кон­сул Аппий Клав­дий (676—678) [78—76 гг.] пытал­ся преж­де все­го завла­деть нагор­ной обла­стью на левом бере­гу реки Кара­су, близ македон­ско-фра­кий­ской гра­ни­цы. С обе­их сто­рон вой­на велась со страш­ной жесто­ко­стью. Фра­кий­цы раз­ру­ша­ли заво­е­ван­ные горо­да и уби­ва­ли плен­ных, а рим­ляне пла­ти­ли им тем же. Но серь­ез­ных успе­хов достиг­ну­то не было; тяже­лые пере­хо­ды и посто­ян­ные сра­же­ния с мно­го­чис­лен­ны­ми и храб­ры­ми гор­ца­ми бес­плод­но опу­сто­ша­ли ряды вой­ска; сам пол­ко­во­дец забо­лел и умер. Пре­ем­ник его Гай Скри­бо­ний Кури­он (679—681) [75—73 гг.], натолк­нув­шись на ряд пре­пят­ст­вий, в том чис­ле на доволь­но зна­чи­тель­ное воен­ное вос­ста­ние, был вынуж­ден отка­зать­ся от труд­ной экс­пе­ди­ции про­тив фра­кий­цев; вме­сто это­го он напра­вил­ся к север­ной гра­ни­це Македо­нии, где поко­рил более сла­бых дар­да­нов (в Сер­бии) и дошел до Дуная.

Поко­ре­ние Фра­кии

Лишь сме­лый и даро­ви­тый Марк Лукулл (682—683) [72—71 гг.], сно­ва высту­пив­ший на Восток, раз­бил бес­сов в их горах, взял их кре­пость Ускуда­му (Адри­а­но­поль) и заста­вил их под­чи­нить­ся рим­ско­му гос­под­ству. Царь одри­сов Сада­ла и гре­че­ские горо­да на восточ­ном побе­ре­жье к севе­ру и югу от Бал­кан­ско­го хреб­та — Ист­ро­поль, Томы, Одесс (воз­ле Вар­ны), Месем­брия и дру­гие — сде­ла­лись зави­си­мы­ми от Рима. Фра­кия, где рим­ля­нам до тех пор при­над­ле­жа­ли почти одни толь­ко вла­де­ния Атта­лидов на Хер­со­не­се, ста­ла теперь, прав­да, не очень покор­ной, частью про­вин­ции Македо­нии.

Пират­ство

Одна­ко гораздо боль­ший ущерб, чем огра­ни­чи­вав­ши­е­ся все же неболь­шой частью государ­ства раз­бой­ни­чьи набе­ги фра­кий­цев и дар­да­нов, при­чи­ня­ло как государ­ст­вен­ным инте­ре­сам, так и отдель­ным лицам пират­ство, кото­рое непре­рыв­но раз­ви­ва­лось и при­об­ре­та­ло все более проч­ную орга­ни­за­цию.

Рас­про­стра­не­ние пират­ства

с.38 Пира­ты гос­под­ст­во­ва­ли на всем Сре­ди­зем­ном море, так что Ита­лия не мог­ла ни выво­зить свои про­дук­ты, ни вво­зить хлеб из сво­их про­вин­ций. В Ита­лии народ голо­дал, а в про­вин­ци­ях при­оста­нав­ли­ва­ли запаш­ку вслед­ст­вие недо­стат­ка сбы­та. Ни одна денеж­ная посыл­ка, ни один путе­ше­ст­вен­ник не нахо­ди­лись в без­опас­но­сти, государ­ст­вен­ная каз­на тер­пе­ла чув­ст­ви­тель­ные поте­ри. Мно­же­ство почтен­ных рим­лян было захва­че­но кор­са­ра­ми и долж­но было отку­пать­ся зна­чи­тель­ны­ми сум­ма­ми, а неко­то­рых из них пира­ты пред­по­чли под­верг­нуть каз­ни, сопро­вож­дая ее к тому же дики­ми шут­ка­ми. Куп­цы и даже отправ­ляв­ши­е­ся на Восток рим­ские вой­ска нача­ли пере­но­сить свои поезд­ки пре­иму­ще­ст­вен­но на зиму, мень­ше боясь зим­них бурь, чем пират­ских судов, кото­рые, впро­чем, даже в это вре­мя года совсем не исче­за­ли. Но как ни тяже­ла была мор­ская бло­ка­да, ее все же лег­че было пере­но­сить, чем напа­де­ния на гре­че­ские и мало­азий­ские ост­ро­ва и бере­га. Точ­но так же как в эпо­ху нор­ман­нов, фло­ти­лии кор­са­ров при­ча­ли­ва­ли к при­мор­ским горо­дам и либо застав­ля­ли их отку­пать­ся боль­ши­ми сум­ма­ми, либо оса­жда­ли и бра­ли их штур­мом. Если на гла­зах у Сул­лы, после заклю­че­ния мира с Мит­ра­да­том, были раз­граб­ле­ны пира­та­ми Само­фра­кия, Кла­зо­ме­ны, Самос и Яссос (670) [84 г.], то мож­но себе пред­ста­вить, что тво­ри­лось там, где не было побли­зо­сти ни рим­ско­го 32 флота, ни рим­ско­го вой­ска. Пира­ты огра­би­ли пооче­ред­но все древ­ние бога­тые хра­мы на гре­че­ском и мало­азий­ском побе­ре­жье; из одной лишь Само­фра­кии они вывез­ли, как пере­да­ют, богатств на 1 тыс. талан­тов1. Апол­лон, гово­рит один рим­ский поэт того вре­ме­ни, стал так беден по мило­сти пира­тов, что, когда ласточ­ка при­ле­та­ет к нему в гости, он не может из всех сво­их сокро­вищ пока­зать ей хотя бы щепот­ку золота. Насчи­ты­ва­лось более 400 мест­но­стей, заня­тых пира­та­ми или обло­жен­ных кон­три­бу­ци­ей, в том чис­ле такие горо­да, как Книд, Самос, Коло­фон; с мно­гих неко­гда цве­ту­щих ост­ро­вов и пор­тов высе­ли­лось все насе­ле­ние, чтобы не быть уве­зен­ны­ми пира­та­ми. Даже и внут­рен­ние обла­сти не были уже без­опас­ны от них; слу­ча­лось, что они напа­да­ли на пунк­ты, лежав­шие на рас­сто­я­нии одно­го или двух дней пути от бере­га. Страш­ная задол­жен­ность, от кото­рой изне­мо­га­ли впо­след­ст­вии все общи­ны гре­че­ско­го Восто­ка, ведет свое нача­ло по боль­шей части с это­го зло­счаст­но­го вре­ме­ни.

Орга­ни­за­ция пират­ства

Весь харак­тер пират­ства совер­шен­но изме­нил­ся. Это уже не были дерз­кие раз­бой­ни­ки, взи­мав­шие в крит­ских водах, меж­ду Кире­ной и Пело­пон­не­сом («Золо­тое море», на язы­ке фли­бу­стье­ров), свою дань на боль­шом пути ита­ло-восточ­ной тор­гов­ли раба­ми и пред­ме­та­ми рос­ко­ши; это не были так­же воору­жен­ные лов­цы с.39 рабов, в рав­ной мере зани­мав­ши­е­ся «вой­ной, тор­гов­лей и мор­ским раз­бо­ем»: это было государ­ство кор­са­ров со свое­об­раз­ным духом солидар­но­сти, с проч­ной и весь­ма солид­ной орга­ни­за­ци­ей; они име­ли свое соб­ст­вен­ное оте­че­ство и начат­ки сим­ма­хии и, несо­мнен­но, так­же опре­де­лен­ные поли­ти­че­ские цели. Эти фли­бу­стье­ры назы­ва­ли себя кили­кий­ца­ми; на самом же деле на их судах встре­ча­лись отча­ян­ные иска­те­ли при­клю­че­ний всех нацио­наль­но­стей: отпу­щен­ные наем­ные сол­да­ты, вер­бо­вав­ши­е­ся на Кри­те, граж­дане раз­ру­шен­ных в Ита­лии, Испа­нии и Азии горо­дов, сол­да­ты и офи­це­ры войск Фим­брии и Сер­то­рия, вооб­ще опу­стив­ши­е­ся люди всех наций, пре­сле­ду­е­мые бег­ле­цы всех потер­пев­ших пора­же­ние пар­тий, все, что было несчаст­но и сме­ло, — а где не было горя и пре­ступ­ле­ния в это страш­ное вре­мя? Это уже не была сбе­жав­ша­я­ся воров­ская бан­да, а замкну­тое воен­ное государ­ство; нацио­наль­ность заме­ня­лась здесь масон­ской свя­зью гони­мых и зло­де­ев, а пре­ступ­ле­ние, как это неред­ко быва­ет, покры­ва­лось самым высо­ким чув­ст­вом това­ри­ще­ства. В это раз­нуздан­ное вре­мя, когда тру­сость и непо­ви­но­ве­ние осла­би­ли все соци­аль­ные свя­зи, закон­но суще­ст­во­вав­шие обще­ст­вен­ные сою­зы мог­ли бы взять при­мер с это­го неза­кон­но­рож­ден­но­го государ­ства, осно­ван­но­го на нуж­де и наси­лии; каза­лось, что толь­ко здесь сохра­ни­лись еще без­услов­ная солидар­ность, това­ри­ще­ский дух, вер­ность дан­но­му сло­ву и при­знан­ным вождям, храб­рость и лов­кость. Если на зна­ме­ни это­го государ­ства была напи­са­на месть граж­дан­ско­му обще­ству, кото­рое по пра­ву или неспра­вед­ли­во исклю­чи­ло из сво­ей среды его чле­нов, то мож­но было поспо­рить, был ли этот лозунг намно­го хуже деви­за ита­лий­ской оли­гар­хии или восточ­но­го сул­та­низ­ма, гото­вив­ших­ся, каза­лось, поде­лить мир меж­ду собой. Сами кор­са­ры счи­та­ли себя рав­но­прав­ны­ми вся­ко­му закон­но­му государ­ству. Мно­же­ство рас­ска­зов, пол­ных истин­но­го духа фли­бу­стье­ров, буй­но­го весе­лья и бан­дит­ско­го рыцар­ства, сохра­ни­ли следы их раз­бой­ни­чьей гор­до­сти и пыш­но­сти и их воров­ско­го юмо­ра. Они 33 счи­та­ли, что ведут пра­вую вой­ну со всем миром, и были гор­ды этим; то, что они при этом при­об­ре­та­ли, они назы­ва­ли не награб­лен­ным, а воен­ной добы­чей, и так как пой­ман­но­го пира­та в любой рим­ской гава­ни ожи­да­ла смерть на кре­сте, то они счи­та­ли себя впра­ве каз­нить всех сво­их плен­ных. Их воен­но-поли­ти­че­ская орга­ни­за­ция осо­бен­но упро­чи­лась со вре­мен вой­ны с Мит­ра­да­том. Их суда — по боль­шей части «мыши­ные ладьи», т. е. неболь­шие откры­тые быст­ро­ход­ные парус­ные бар­ки, и лишь изред­ка двух- и трех­па­луб­ные кораб­ли — пла­ва­ли теперь, соеди­нив­шись в насто­я­щие эскад­ры, под коман­дой адми­ра­лов, бар­ки кото­рых бле­сте­ли золо­том и пур­пу­ром. Ни один пират­ский капи­тан не отка­зы­вал в про­си­мой помо­щи това­ри­щу, кото­ро­му угро­жа­ла опас­ность, хотя бы он ему был совер­шен­но незна­ком; дого­вор, заклю­чен­ный с кем-нибудь из их среды, бес­пре­ко­слов­но при­зна­вал­ся всей шай­кой, но и за при­чи­нен­ную кому-либо из них с.40 неспра­вед­ли­вость мсти­ли все. Насто­я­щей роди­ной их было море от Гер­ку­ле­со­вых стол­бов до сирий­ских и еги­пет­ских вод; убе­жи­ще же, в кото­ром они нуж­да­лись на суше для себя и для сво­их пла­ваю­щих домов, им госте­при­им­но пре­до­став­ля­ли мавре­тан­ское и дал­ма­тин­ское побе­ре­жья, ост­ров Крит, а преж­де все­го — бога­тый мыса­ми и зако­ул­ка­ми южный берег Малой Азии, гос­под­ст­во­вав­ший над глав­ным путем мор­ской тор­гов­ли того вре­ме­ни и почти совер­шен­но бес­хо­зяй­ный. Ликий­ский союз горо­дов и пам­фи­лий­ские общи­ны име­ли мало зна­че­ния; суще­ст­во­вав­шей с 652 г. [102 г.] в Кили­кии рим­ской базы было дале­ко недо­ста­точ­но для гос­под­ства над широ­ко рас­ки­нув­шим­ся побе­ре­жьем. Сирий­ское вла­ды­че­ство в Кили­кии все­гда было лишь номи­наль­ным и недав­но сме­ни­лось армян­ским, но новый вла­сте­лин, как истин­ный «царь царей», совер­шен­но не инте­ре­со­вал­ся морем и охот­но отдал его на раз­граб­ле­ние кили­кий­цам. Неуди­ви­тель­но поэто­му, что пира­ты про­цве­та­ли здесь, как нигде более. Они не толь­ко обла­да­ли здесь повсюду на бере­гу сиг­наль­ны­ми пунк­та­ми и сто­ян­ка­ми, но и внут­ри стра­ны, в отда­лен­ней­ших зако­ул­ках непро­хо­ди­мо­го и гори­сто­го ликий­ско­го, пам­фи­лий­ско­го и кили­кий­ско­го края, они сооруди­ли себе в ска­лах зам­ки, в кото­рых скры­ва­ли, отправ­ля­ясь в пла­ва­ние, сво­их жен, детей и свои богат­ства, а в опас­ные вре­ме­на и сами нахо­ди­ли там при­ют. Осо­бен­но мно­го таких пират­ских зам­ков было в дикой Кили­кии, леса кото­рой достав­ля­ли пира­там пре­вос­ход­ный мате­ри­ал для построй­ки судов; поэто­му здесь нахо­ди­лись так­же глав­ней­шие их вер­фи и арсе­на­лы. Неуди­ви­тель­но было, что это хоро­шо орга­ни­зо­ван­ное воен­ное государ­ство созда­ло себе проч­ную кли­ен­те­лу сре­ди пре­до­став­лен­ных в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни самим себе и поль­зо­вав­ших­ся само­управ­ле­ни­ем гре­че­ских при­мор­ских горо­дов, кото­рые всту­па­ли с пира­та­ми в тор­го­вые сно­ше­ния, заклю­чая с ними фор­мен­ные дого­во­ры как с дру­же­ст­вен­ной дер­жа­вой и отве­чая отка­зом на тре­бо­ва­ние рим­ских намест­ни­ков выста­вить суда про­тив них. Так, доволь­но зна­чи­тель­ный город Сида в Пам­фи­лии раз­ре­шил пира­там стро­ить суда на его вер­фях и про­да­вать захва­чен­ных ими сво­бод­ных людей на его рын­ке.

Тако­го рода пират­ство было уже поли­ти­че­ской силой; за поли­ти­че­скую силу оно и само выда­ва­ло себя и при­ни­ма­лось дру­ги­ми, с тех пор как сирий­ский царь Три­фон впер­вые исполь­зо­вал пира­тов, чтобы утвер­дить свою власть. Пира­ты всту­па­ли в союз как с пон­тий­ским царем Мит­ра­да­том, так и с рим­ской демо­кра­ти­че­ской эми­гра­ци­ей; они дава­ли бой флотам Сул­лы в восточ­ных и запад­ных водах. Неко­то­рые пират­ские князь­ки гос­под­ст­во­ва­ли над 34 целым рядом бере­го­вых пунк­тов. Невоз­мож­но ска­зать, до какой сте­пе­ни дошло внут­рен­не­по­ли­ти­че­ское раз­ви­тие это­го пла­ву­че­го государ­ства; несо­мнен­но, одна­ко, что в этом обра­зо­ва­нии заклю­чал­ся заро­дыш мор­ской дер­жа­вы, кото­рая начи­на­ла уже при­об­ре­тать осед­лость, и что при бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях оно мог­ло бы сло­жить­ся в насто­я­щее государ­ство.

Бес­си­лие рим­ской мор­ской поли­ции

с.41 Из ска­зан­но­го ясно, — а отча­сти мы гово­ри­ли об этом еще рань­ше, — в какой мере рим­ляне под­дер­жи­ва­ли — или, вер­нее, не под­дер­жи­ва­ли — порядок на «сво­ем море». Гос­под­ство Рима над про­вин­ци­я­ми состо­я­ло, глав­ным обра­зом, в воен­ной опе­ке; за нахо­див­шу­ю­ся в руках рим­лян защи­ту на суше и на море про­вин­ци­а­лы обя­за­ны были им нало­га­ми и пода­тя­ми. Но нико­гда, кажет­ся, опе­кун не обма­ны­вал так бес­стыд­но сво­их под­опеч­ных, как рим­ская оли­гар­хия под­власт­ные ей общи­ны. Вме­сто того чтобы создать общий для все­го рим­ско­го государ­ства флот и цен­тра­ли­зо­ван­ную мор­скую поли­цию, сенат совер­шен­но уни­что­жил еди­ное вер­хов­ное руко­вод­ство мор­ской поли­ци­ей, без кото­ро­го имен­но здесь нель­зя было обой­тись, и пре­до­ста­вил отдель­ным намест­ни­кам и каж­до­му отдель­но­му зави­си­мо­му государ­ству обо­ро­нять­ся от пира­тов как они захотят и суме­ют. Вме­сто того чтобы содер­жать флот из общих средств рим­ско­го государ­ства и остав­ших­ся фор­маль­но суве­рен­ны­ми под­чи­нен­ных государств, как обя­за­лись рим­ляне, они запу­сти­ли ита­лий­ский воен­ный флот, доволь­ст­ву­ясь рек­ви­зи­ро­ван­ны­ми у отдель­ных тор­го­вых горо­дов суда­ми, а еще чаще орга­ни­зо­ван­ной повсюду бере­го­вой охра­ной, при­чем в обо­их слу­ча­ях все рас­хо­ды и тяготы ложи­лись на под­дан­ных. Про­вин­ци­а­лы мог­ли счи­тать себя счаст­ли­вы­ми, если рим­ский намест­ник дей­ст­ви­тель­но исполь­зо­вал рек­ви­зи­ро­ван­ные для обо­ро­ны побе­ре­жья сред­ства толь­ко для этой цели и если, как очень часто быва­ло, эти сред­ства не назна­ча­лись на упла­ту выку­па за захва­чен­ных пира­та­ми знат­ных рим­лян. Если пред­при­ни­ма­лись разум­ные шаги, как, напри­мер, заня­тие Кили­кии в 652 г. [102 г.], то начи­на­ния эти во вре­мя осу­щест­вле­ния фак­ти­че­ски сво­ди­лись на нет. Те рим­ляне, кото­рые не были цели­ком во вла­сти ходя­чих лож­ных пред­став­ле­ний о нацио­наль­ном вели­чии, долж­ны были желать, чтобы с ора­тор­ской три­бу­ны на фору­ме были сня­ты кора­бель­ные носы, напо­ми­нав­шие об одер­жан­ных в луч­шие вре­ме­на мор­ских победах.

Экс­пе­ди­ция на южный берег Малой Азии

Сул­ла, имев­ший во вре­мя вой­ны с Мит­ра­да­том доста­точ­ную воз­мож­ность убедить­ся, к каким опас­но­стям при­во­дит невни­ма­ние к флоту, пред­при­нял все же ряд серь­ез­ных шагов для борь­бы с этим злом. Назна­чен­ным им в Азии намест­ни­кам он оста­вил пору­че­ние сна­рядить в при­мор­ских горо­дах флот про­тив пира­тов, но резуль­та­ты были неве­ли­ки, так как Муре­на пред­по­чел начать вой­ну с Мит­ра­да­том, а намест­ник Кили­кии Гней Дола­бел­ла ока­зал­ся совер­шен­но неспо­соб­ным.

Пуб­лий Сер­ви­лий Исаврий­ский
Поэто­му сенат решил в 675 г. [79 г.] послать в Кили­кию одно­го из кон­су­лов; жре­бий пал на энер­гич­но­го Пуб­лия Сер­ви­лия. В кро­ва­вом бою он раз­бил флот пира­тов и занял­ся затем раз­ру­ше­ни­ем тех горо­дов на мало­азий­ском побе­ре­жье, кото­рые слу­жи­ли им сто­ян­ка­ми и тор­го­вы­ми база­ми.

Пора­же­ние Зени­ке­та

с.42 Кре­по­сти могу­ще­ст­вен­но­го пират­ско­го кня­зя Зени­ке­та Олимп, Корик, Фазе­лис в восточ­ной Ликии и Атта­лия в Пам­фи­лии были сне­се­ны, а сам Зени­кет нашел смерть сре­ди пожа­ра зам­ка Олим­па.

Поко­ре­ние исав­ров

Затем Сер­ви­лий высту­пил про­тив исав­ров, насе­ляв­ших в севе­ро-запад­ном угол­ке суро­вой Кили­кии, на север­ном склоне Тав­ра, 35 покры­тый рос­кош­ны­ми дубо­вы­ми леса­ми лаби­ринт из кру­тых гор, ска­ли­стых уще­лий и глу­бо­ко вре­зав­ших­ся долин — область, где еще поныне сохра­ни­лась память о ста­рых вре­ме­нах раз­бой­ни­ков. Для того чтобы поко­рить эти исаврий­ские ска­ли­стые гнезда, послед­нее и надеж­ней­шее убе­жи­ще фли­бу­стье­ров, Сер­ви­лий впер­вые пере­шел с рим­ской арми­ей через Тавр и взял вра­же­ские кре­по­сти Оро­ан­ду и преж­де все­го Исав­ру, пред­став­ляв­шую собой иде­аль­ный раз­бой­ни­чий город, рас­по­ло­жен­ный на вер­шине труд­но доступ­но­го гор­но­го хреб­та и гос­под­ст­во­вав­ший над лежав­шей у его под­но­жья обшир­ной рав­ни­ной Ико­ния. Эта закон­чив­ша­я­ся лишь в 679 г. [75 г.] вой­на, из кото­рой Пуб­лий Сер­ви­лий вынес для себя и для сво­его потом­ства про­зва­ние Исав­ри­ка, была не бес­плод­на; боль­шое чис­ло кор­са­ров и кор­сар­ских судов попа­ло бла­го­да­ря этой войне в руки рим­лян; Ликия, Пам­фи­лия, запад­ная Кили­кия были опу­сто­ше­ны, а обла­сти раз­ру­шен­ных горо­дов при­со­еди­не­ны к про­вин­ции Кили­кии. Но по самой при­ро­де вещей пират­ство отнюдь не было уни­что­же­но эти­ми меро­при­я­ти­я­ми, а лишь уда­ли­лось в дру­гие края, в осо­бен­но­сти в ста­рей­шее при­ста­ни­ще сре­ди­зем­но­мор­ских пира­тов — на ост­ров Крит. Реши­тель­ные резуль­та­ты мог­ли быть здесь достиг­ну­ты лишь широ­ко и еди­но­об­раз­но про­веден­ны­ми репрес­сив­ны­ми меро­при­я­ти­я­ми или даже толь­ко путем созда­ния посто­ян­ной мор­ской поли­ции.

Ази­ат­ские дела

В мно­го­об­раз­ной свя­зи с этой мор­ской вой­ной нахо­ди­лось поло­же­ние на мало­азий­ском мате­ри­ке. Напря­жен­ность отно­ше­ний меж­ду Римом и пон­тий­ским и армян­ским царя­ми не смяг­ча­лась, а, наобо­рот, все уси­ли­ва­лась.

Тиг­ран и новое Вели­ко­ар­мян­ское цар­ство

С одной сто­ро­ны, армян­ский царь Тиг­ран про­во­дил бес­по­щад­ную заво­е­ва­тель­ную поли­ти­ку. Пар­фяне, государ­ство кото­рых, разди­рае­мое и внут­рен­ни­ми сму­та­ми, пере­жи­ва­ло в это вре­мя глу­бо­кий упа­док, были оттес­не­ны про­дол­жи­тель­ны­ми вой­на­ми все далее и далее в глубь Азии. Из стран, рас­по­ло­жен­ных меж­ду Арме­ни­ей, Месо­пота­ми­ей и Ира­ном, Кор­ду­эна (Север­ный Кур­ди­стан) и Атро­па­тен­ская Мидия (Азер­бай­джан) были пре­вра­ще­ны из пар­фян­ских в армян­ские вас­саль­ные цар­ства, а государ­ство Нине­вия (Мосул), или Адиа­бе­на, было так­же вынуж­де­но, по край­ней мере вре­мен­но, при­знать свою зави­си­мость от Арме­нии. Армян­ское гос­под­ство было утвер­жде­но так­же в Месо­пота­мии, а имен­но в Низи­би­се и ее обла­сти; лишь южная, по боль­шей части пустын­ная часть с.43 стра­ны не пере­шла, по-види­мо­му, окон­ча­тель­но во вла­де­ние ново­го вла­сте­ли­на, и в част­но­сти Селев­кия на Тиг­ре не ста­ла под­власт­ной ему. Эдес­ское цар­ство, или Осро­эну, Тиг­ран пере­дал коче­во­му араб­ско­му пле­ме­ни, пере­се­лен­но­му им сюда из южной Месо­пота­мии и став­ше­му здесь осед­лым; бла­го­да­ря это­му он наде­ял­ся гос­под­ст­во­вать над пере­пра­вой через Евфрат и над вели­ким тор­го­вым путем2. Но Тиг­ран отнюдь не огра­ни­чи­вал свои заво­е­ва­ния восточ­ным бере­гом Евфра­та.

При­со­еди­не­ние Кап­па­до­кии к Арме­нии

36 Бли­жай­шей его целью была Кап­па­до­кия; неспо­соб­ная ока­зать сопро­тив­ле­ние, она полу­чи­ла от сво­его могу­ще­ст­вен­но­го соседа сокру­ши­тель­ный удар. Тиг­ран отде­лил от Кап­па­до­кии восточ­ную область Мели­те­ну и объ­еди­нил ее с при­ле­гав­шей армян­ской про­вин­ци­ей Софе­ной, бла­го­да­ря чему в его вла­сти ока­за­лись пере­пра­ва через Евфрат и вели­кий мало­азий­ско-армян­ский тор­го­вый путь. После смер­ти Сул­лы армяне всту­пи­ли даже в соб­ст­вен­но Кап­па­до­кию и уве­ли в Арме­нию жите­лей сто­лич­но­го горо­да Маза­ка (впо­след­ст­вии Кеса­рея) и один­на­дца­ти дру­гих горо­дов с гре­че­ским устрой­ст­вом.

Сирия под вла­стью Тиг­ра­на

Совер­шен­но рас­па­дав­ше­е­ся цар­ство Селев­кидов не мог­ло более ока­зать сопро­тив­ле­ние ново­му вла­сти­те­лю. На юге, от еги­пет­ской гра­ни­цы до Стра­то­но­вой Баш­ни (Кеса­рия), гос­под­ст­во­вал иудей­ский царь Алек­сандр Янней, посте­пен­но рас­ши­ряв­ший и утвер­ждав­ший свое гос­под­ство в борь­бе с сирий­ски­ми, еги­пет­ски­ми и араб­ски­ми соседя­ми и неза­ви­си­мы­ми горо­да­ми. Круп­ней­шие горо­да Сирии — Газа, Стра­то­но­ва Баш­ня, Пто­ле­ма­ида, Берея — пыта­лись добить­ся само­сто­я­тель­но­сти то в каче­стве сво­бод­ных общин, то под вла­стью так назы­вае­мых тира­нов; в осо­бен­но­сти сто­ли­ца Антио­хия была почти само­сто­я­тель­на. Дамаск и ливан­ские доли­ны под­чи­ни­лись наба­тей­ско­му кня­зю Аре­ту из Пет­ры. Нако­нец, в Кили­кии гос­под­ст­во­ва­ли или пира­ты или рим­ляне. И вот из-за этой рас­па­дав­шей­ся на тыся­чу кус­ков коро­ны кня­зья из дома Селев­кидов упор­но про­дол­жа­ли вести борь­бу друг с дру­гом, как буд­то с.44 желая пре­вра­тить цар­скую власть в посме­ши­ще и соблазн для всех. В то вре­мя как соб­ст­вен­ные под­дан­ные отшат­ну­лись от это­го рода, обре­чен­но­го, подоб­но дому Лая, на веч­ные раздо­ры, Селев­киды заяв­ля­ли при­тя­за­ния даже на еги­пет­ский трон, став­ший вакант­ным ввиду смер­ти не оста­вив­ше­го наслед­ни­ков царя Алек­сандра II. Вслед­ст­вие это­го царь Тиг­ран стал рас­по­ря­жать­ся здесь без стес­не­ния. Он с лег­ко­стью поко­рил восточ­ную Кили­кию, а граж­дане Сол и дру­гих горо­дов были пере­се­ле­ны в Арме­нию, подоб­но насе­ле­нию Кап­па­до­кии. Верх­няя Сирия, за исклю­че­ни­ем храб­ро защи­щав­ше­го­ся горо­да Селев­кии у устья Орон­та, и бо́льшая часть Фини­кии были так­же заво­е­ва­ны армя­на­ми, а в 680 г. [74 г.] они заня­ли Пто­ле­ма­иду и серь­ез­но угро­жа­ли уже Иудее. Антио­хия, ста­рая сто­ли­ца Селев­кидов, ста­ла одной из рези­ден­ций армян­ско­го царя. Начи­ная еще с 671 г. [83 г.] — сле­дую­ще­го после заклю­че­ния мира меж­ду Сул­лой и Мит­ра­да­том — Тиг­ран назы­ва­ет­ся в сирий­ских хро­ни­ках мест­ным госуда­рем, а Кили­кия и Сирия явля­ют­ся армян­ской сатра­пи­ей, управ­ля­е­мой намест­ни­ком царя царей Мага­да­том. Вер­ну­лись, каза­лось, вре­ме­на нине­вий­ских царей — Сал­ма­насса­ров и Санхе­ри­бов. Восточ­ный дес­по­тизм сно­ва тяго­тел над тор­го­вым насе­ле­ни­ем сирий­ско­го побе­ре­жья, как неко­гда над Тиром и Сидо­ном; сно­ва кон­ти­нен­таль­ные вели­кие дер­жа­вы бро­си­лись на сре­ди­зем­но­мор­ские обла­сти; сно­ва сто­я­ли у бере­гов Кили­кии и Сирии ази­ат­ские вой­ска силой до полу­мил­ли­о­на вои­нов. Как неко­гда Сал­ма­нассар и Наву­хо­до­но­сор пере­се­ля­ли иуде­ев в Вави­лон, так и теперь жите­ли погра­нич­ных обла­стей новой дер­жа­вы — Кор­ду­э­ны, Адиа­бе­ны, Асси­рии, Кили­кии, Кап­па­до­кии, в осо­бен­но­сти граж­дане гре­че­ских или полу­г­ре­че­ских горо­дов, — долж­ны были со всем сво­им иму­ще­ст­вом, под угро­зой кон­фис­ка­ции того, что они оста­вят, пере­се­лять­ся в новую рези­ден­цию — в один из тех гигант­ских горо­дов, свиде­тель­ст­ву­ю­щих более о ничто­же­стве наро­дов, чем о вели­чии вла­сте­ли­на, кото­рые слов­но из зем­ли вырас­та­ли в стра­нах Евфра­та по власт­но­му сло­ву ново­го сул­та­на при каж­дой 37 смене монар­ха. Новый «город Тиг­ра­на», Тиг­ра­но­кер­та, осно­ван­ный на гра­ни­це Арме­нии и Месо­пота­мии, чтобы слу­жить сто­ли­цей для вновь при­со­еди­нен­ных к Арме­нии обла­стей, стал, подоб­но Нине­вии и Вави­ло­ну, горо­дом с высо­ки­ми сте­на­ми в 50 лок­тей, с двор­ца­ми, сада­ми и пар­ка­ми — неиз­беж­ны­ми спут­ни­ка­ми сул­та­низ­ма. И в осталь­ном новый вла­сте­лин не отсту­пал от ребя­че­ских пред­став­ле­ний пре­бы­ваю­ще­го в веч­ном дет­стве Восто­ка о царях с насто­я­щей коро­ной на голо­ве. Повсюду, где он появ­лял­ся пуб­лич­но, Тиг­ран высту­пал в рос­кош­ном оде­я­нии пре­ем­ни­ка Дария и Ксерк­са — в пур­пу­ро­вом каф­тане, напо­ло­ви­ну белом и напо­ло­ви­ну пур­пу­ро­вом ниж­нем оде­я­нии, длин­ных широ­ких шаро­ва­рах, высо­ком тюр­бане и с цар­ской повяз­кой на голо­ве; где бы он ни про­хо­дил и где бы ни нахо­дил­ся, ему рабо­леп­но при­слу­жи­ва­ли и сопро­вож­да­ли его четы­ре «царя».

Мит­ра­дат

с.45 Скром­нее дер­жал себя царь Мит­ра­дат. Он воз­дер­жи­вал­ся в Малой Азии от захва­тов и доволь­ст­во­вал­ся тем, что не было ему запре­ще­но ника­ким трак­та­том, — он упро­чил свое гос­под­ство на Чер­ном море и ста­рал­ся посте­пен­но при­ве­сти в более опре­де­лен­ную зави­си­мость от себя те стра­ны, кото­рые отде­ля­ли Пон­тий­ское цар­ство от Бос­пор­ско­го, где пра­вил теперь под его вер­хов­ной вла­стью сын его Махар. Но и он направ­лял все свои уси­лия на то, чтобы улуч­шить свой флот и свое вой­ско, ста­ра­ясь в осо­бен­но­сти воору­жить и орга­ни­зо­вать армию по рим­ско­му образ­цу, в чем ему ока­зы­ва­ли суще­ст­вен­ную помощь рим­ские эми­гран­ты, в боль­шом чис­ле про­жи­вав­шие при его дво­ре.

Рим­ская поли­ти­ка на Восто­ке

Рим­ляне нисколь­ко не были заин­те­ре­со­ва­ны в том чтобы еще боль­ше быть втя­ну­ты­ми в восточ­ные дела, чем это уже име­ло место. Это с пора­зи­тель­ной ясно­стью обна­ру­жи­ва­ет­ся преж­де все­го в том, что сенат не вос­поль­зо­вал­ся пред­ста­вив­шей­ся в это вре­мя воз­мож­но­стью мир­ным путем поста­вить Еги­пет под непо­сред­ст­вен­ное гос­под­ство Рима.

Отказ от Егип­та

Закон­ное потом­ство Пто­ле­мея Лагида вымер­ло, когда постав­лен­ный Сул­лой после смер­ти Пто­ле­мея Соте­ра II, про­зван­но­го Лафи­ром, царь Алек­сандр II, сын Алек­сандра I, был убит спу­стя несколь­ко дней после вступ­ле­ния сво­его на пре­стол во вре­мя вос­ста­ния в сто­ли­це (673) [81 г.]. Этот Алек­сандр назна­чил в сво­ем заве­ща­нии3 наслед­ни­ком 38 рим­ский народ. Прав­да, под­лин­ность это­го доку­мен­та была спор­ной; но он был при­знан сена­том, взыс­кав­шим на осно­ва­нии его сум­мы, поло­жен­ные в Тире на имя умер­ше­го царя. Тем не менее сенат допу­стил, чтобы один с.46 из двух несо­мнен­но неза­кон­ных сыно­вей царя Лафи­ра — Пто­ле­мей XI, по про­зва­нию Новый Дио­нис или Флей­тист (Aule­tes), фак­ти­че­ски завла­дел Егип­том, а дру­гой из них, Пто­ле­мей Кипр­ский, — Кипром; они, прав­да, не были фор­маль­но при­зна­ны сена­том, но к ним так­же не обра­ща­лись с тре­бо­ва­ни­ем о пере­да­че их вла­де­ний Риму. При­чи­на того, что сенат допус­кал про­дле­ние это­го неяс­но­го поло­же­ния вещей, не отка­зы­ва­ясь окон­ча­тель­но от Егип­та и Кип­ра, заклю­ча­лась, несо­мнен­но, в зна­чи­тель­ной суб­сидии, кото­рую эти, как бы выпро­сив­шие себе власть, цари посто­ян­но выпла­чи­ва­ли за это гла­ва­рям рим­ских пар­тий. Одна­ко сооб­ра­же­ния, побудив­шие сенат отка­зать­ся вооб­ще от это­го заман­чи­во­го при­об­ре­те­ния, состо­я­ли так­же в том, что бла­го­да­ря свое­об­раз­но­му поло­же­нию и финан­со­вой орга­ни­за­ции Егип­та назна­чен­ный туда намест­ник полу­чил бы в свои руки такие денеж­ные сред­ства и мор­ские силы и вооб­ще неза­ви­си­мую власть, что это совер­шен­но не мири­лось бы с недо­вер­чи­вым и сла­бым прав­ле­ни­ем оли­гар­хии. С этой точ­ки зре­ния и было разум­но отка­зать­ся от непо­сред­ст­вен­но­го обла­да­ния обла­стью Нила.

Невме­ша­тель­ство в дела Малой Азии и Сирии

Труд­нее оправ­дать отказ сена­та от непо­сред­ст­вен­но­го вме­ша­тель­ства в мало­азий­ские и сирий­ские дела. Прав­да, рим­ское пра­ви­тель­ство не при­зна­ло армян­ско­го заво­е­ва­те­ля царем Кап­па­до­кии и Сирии, но оно так­же ниче­го не сде­ла­ло для того, чтобы вытес­нить его оттуда, хотя вой­на, поне­во­ле нача­тая Римом в Кили­кии про­тив пира­тов в 676 г. [78 г.], и ука­зы­ва­ла на необ­хо­ди­мость вме­ша­тель­ства в сирий­ские дела. Дей­ст­ви­тель­но, не отве­чая на поте­рю Кап­па­до­кии и Сирии объ­яв­ле­ни­ем вой­ны, рим­ское пра­ви­тель­ство жерт­во­ва­ло не толь­ко опе­кае­мы­ми им государ­ства­ми, но и важ­ней­ши­ми осно­ва­ми сво­его могу­ще­ства. Опас­но было уже то, что оно при­нес­ло в жерт­ву свои аван­по­сты в гре­че­ских посе­ле­ни­ях и цар­ствах на Тиг­ре и Евфра­те; но когда оно поз­во­ли­ло ази­а­там утвер­дить­ся на Сре­ди­зем­ном море, пред­став­ляв­шем собой поли­ти­че­скую базу рим­ско­го государ­ства, то это было не дока­за­тель­ст­вом миро­лю­бия, а при­зна­ни­ем того, что если оли­гар­хия и ста­ла бла­го­да­ря сул­лан­ской рестав­ра­ции еще более оли­гар­хи­че­ской, то она не ста­ла умнее и энер­гич­нее, а для миро­во­го гос­под­ства Рима это озна­ча­ло нача­ло кон­ца.

Но и про­тив­ная сто­ро­на не хоте­ла вой­ны. Тиг­ран не имел при­чин желать ее, так как Рим и без вой­ны отда­вал ему в жерт­ву всех сво­их союз­ни­ков. Мит­ра­дат, кото­рый не был про­стым восточ­ным дес­потом и имел доста­точ­ную воз­мож­ность испы­тать сво­их дру­зей и недру­гов в сча­стье и несча­стье, отлич­но знал, что во вто­рой войне с Римом он, веро­ят­но, оста­нет­ся таким же оди­но­ким, как и в пер­вой, и что он не мог бы сде­лать ниче­го умнее, как сохра­нить мир и зани­мать­ся внут­рен­ним укреп­ле­ни­ем сво­его цар­ства. Серь­ез­ность сво­их мир­ных заяв­ле­ний он доста­точ­но дока­зал при сво­ем столк­но­ве­нии с Муре­ной; он с.47 про­дол­жал избе­гать все­го, что мог­ло бы побудить рим­ское пра­ви­тель­ство вый­ти из состо­я­ния пас­сив­но­сти.

Но так же как пер­вая вой­на с Мит­ра­да­том воз­ник­ла, соб­ст­вен­но, поми­мо жела­ния обе­их сто­рон, так и теперь про­ти­во­по­лож­ность инте­ре­сов созда­ла вза­им­ное недо­ве­рие, в свою оче­редь вызвав­шее обо­юд­ные при­готов­ле­ния к обо­роне, кото­рые сами собой при­ве­ли, нако­нец, к откры­то­му раз­ры­ву. Дав­но уже гос­под­ст­во­вав­шее в рим­ской поли­ти­ке недо­ве­рие к сво­ей силе и спо­соб­но­сти к 39 борь­бе, понят­ное при отсут­ст­вии посто­ян­но­го вой­ска и при дале­ко не образ­цо­вом кол­ле­ги­аль­ном прав­ле­нии, сде­ла­ло как бы поли­ти­че­ской акси­о­мой про­дол­же­ние вся­кой вой­ны не толь­ко до пора­же­ния, но и до уни­что­же­ния про­тив­ни­ка. Поэто­му в Риме с само­го нача­ла были так же неудо­вле­тво­ре­ны миром, заклю­чен­ным Сул­лой с Мит­ра­да­том, как неко­гда усло­ви­я­ми, кото­рые Сци­пи­он Афри­кан­ский пре­до­ста­вил кар­фа­ге­ня­нам. Неод­но­крат­но выска­зы­вав­ши­е­ся опа­се­ния, что пред­сто­ит вто­рич­ное напа­де­ние пон­тий­ско­го царя, были в неко­то­рой сте­пе­ни оправ­да­ны чрез­вы­чай­ным сход­ством тогдаш­них обсто­я­тельств с тем, что про­ис­хо­ди­ло две­на­дца­тью года­ми рань­ше. Опас­ная граж­дан­ская вой­на опять сов­па­ла с серь­ез­ны­ми воен­ны­ми при­готов­ле­ни­я­ми Мит­ра­да­та; фра­кий­цы опять вторг­лись в Македо­нию, а пират­ские суда усе­я­ли все Сре­ди­зем­ное море, опять езди­ли взад и впе­ред эмис­са­ры, как преж­де меж­ду Мит­ра­да­том и ита­ли­ка­ми, так теперь меж­ду рим­ски­ми эми­гран­та­ми в Испа­нии и эми­гран­та­ми, нахо­див­ши­ми­ся в Сино­пе при дво­ре. Еще в нача­ле 677 г. [77 г.] в сена­те было выска­за­но мне­ние, что Мит­ра­дат дожи­да­ет­ся лишь граж­дан­ской вой­ны в Ита­лии, чтобы напасть на рим­скую Азию; рим­ские армии в про­вин­ции Азии и в Кили­кии были уси­ле­ны, чтобы они были гото­вы к воз­мож­ным собы­ти­ям.

С дру­гой сто­ро­ны, и Мит­ра­дат следил за раз­ви­ти­ем рим­ской поли­ти­ки со все воз­рас­тав­шим бес­по­кой­ст­вом. Он дол­жен был пони­мать, что вой­на рим­лян с Тиг­ра­ном, как ни боял­ся ее бес­силь­ный сенат, была в кон­це кон­цов неиз­беж­на и что ему так­же при­дет­ся при­нять в ней уча­стие. Попыт­ка полу­чить от рим­ско­го сена­та все еще не заклю­чен­ный в пись­мен­ной фор­ме мир­ный дого­вор сов­па­ла со сму­та­ми Лепидо­вой рево­лю­ции и не име­ла успе­ха. Мит­ра­дат увидел в этом при­знак пред­сто­я­ще­го воз­об­нов­ле­ния вой­ны. Про­ло­гом к ней каза­лась экс­пе­ди­ция про­тив пира­тов, кос­вен­но заде­вав­шая и их союз­ни­ков — царей Восто­ка. Еще подо­зри­тель­нее были не остав­лен­ные Римом при­тя­за­ния на Еги­пет и Кипр; харак­тер­но, что пон­тий­ский царь обру­чил обе­их сво­их доче­рей, Мит­ра­да­ту и Нис­су, с дву­мя Пто­ле­ме­я­ми, кото­рым сенат упор­но отка­зы­вал в при­зна­нии. Эми­гран­ты наста­и­ва­ли на выступ­ле­нии; Мит­ра­дат послал под бла­го­вид­ным пред­ло­гом гон­цов в глав­ную квар­ти­ру Пом­пея, для того чтобы раз­ведать о поло­же­нии Сер­то­рия в Испа­нии, а так как оно дей­ст­ви­тель­но было в то вре­мя вну­ши­тель­но, то это поз­во­ля­ло царю наде­ять­ся, что ему при­дет­ся с.48 бороть­ся не про­тив обе­их рим­ских пар­тий, как в первую вой­ну, а лишь про­тив одной из них в сою­зе с дру­гой. Более бла­го­при­ят­ный момент едва ли был воз­мо­жен, и в кон­це кон­цов луч­ше было объ­явить само­му вой­ну, чем ждать ее объ­яв­ле­ния.

При­со­еди­не­ние Вифи­нии к Риму

В это вре­мя (679 г.) [75 г.] умер вифин­ский царь Нико­мед III Фило­па­тор. Будучи послед­ним в роде, ибо сын его от Низы был или счи­тал­ся неза­кон­но­рож­ден­ным, он заве­щал свое цар­ство рим­ля­нам, кото­рые не замед­ли­ли завла­деть этой при­ле­гав­шей к рим­ской про­вин­ции и дав­но уже пере­пол­нен­ной рим­ски­ми чинов­ни­ка­ми и куп­ца­ми стра­ной.

Кире­на — рим­ская про­вин­ция

Одно­вре­мен­но была орга­ни­зо­ва­на как про­вин­ция и Кире­на, достав­ша­я­ся Риму еще в 658 г. [96 г.], и туда был послан рим­ский намест­ник (679) [75 г.]. Эти меро­при­я­тия, а так­же про­во­див­ша­я­ся в то же вре­мя на южном бере­гу Малой Азии борь­ба про­тив пира­тов долж­ны были тре­во­жить пон­тий­ско­го царя: ведь при­со­еди­не­ние Вифи­нии дела­ло рим­лян его непо­сред­ст­вен­ны­ми соседя­ми.

Объ­яв­ле­ние вой­ны Мит­ра­да­том
Это, по-види­мо­му, и побуди­ло царя сде­лать реши­тель­ный шаг: зимой 679/680 г. [75/74 г.] он объ­явил рим­ля­нам вой­ну.

Воен­ные при­готов­ле­ния Мит­ра­да­та

40 Мит­ра­дат пред­по­чел бы, чтобы эта тяже­лая зада­ча доста­лась не одно­му ему. Его бли­жай­шим и есте­ствен­ным союз­ни­ком был армян­ский царь Тиг­ран, но этот недаль­но­вид­ный чело­век откло­нил пред­ло­же­ние сво­его тестя, так что оста­лись толь­ко повстан­цы и пира­ты. Мит­ра­дат не пре­ми­нул всту­пить в сно­ше­ния с теми и дру­ги­ми, послав силь­ные эскад­ры в Испа­нию и Крит. С Сер­то­ри­ем он заклю­чил насто­я­щий дого­вор, соглас­но кото­ро­му Рим усту­пал царю Вифи­нию, Пафла­го­нию, Гала­тию и Кап­па­до­кию; прав­да, все эти при­об­ре­те­ния нуж­да­лись еще в рати­фи­ка­ции на поле сра­же­ния. Суще­ст­вен­ней была под­держ­ка, ока­зан­ная царю испан­ским пол­ко­вод­цем путем отправ­ки рим­ских офи­це­ров для коман­до­ва­ния его арми­я­ми и фло­том. Наи­бо­лее энер­гич­ных из нахо­див­ших­ся на Восто­ке эми­гран­тов, Луция Магия и Луция Фан­ния, Сер­то­рий назна­чил сво­и­ми пред­ста­ви­те­ля­ми при синоп­ском дво­ре. Помощь при­шла и от пира­тов; они яви­лись в боль­шом чис­ле в Пон­тий­ское цар­ство, и бла­го­да­ря им, по-види­мо­му, царю уда­лось создать вну­ши­тель­ный как по коли­че­ству, так и по бое­спо­соб­но­сти судов воен­ный флот. Глав­ной опо­рой Мит­ра­да­та оста­ва­лись его соб­ст­вен­ные воен­ные силы, при помо­щи кото­рых он наде­ял­ся захва­тить рим­ские вла­де­ния в Азии, преж­де чем при­бу­дут туда рим­ляне. К тому же для пон­тий­ско­го наше­ст­вия откры­ва­лись бла­го­при­ят­ные пер­спек­ти­вы ввиду нуж­ды, вызван­ной в про­вин­ции Азии сул­лан­ским воен­ным нало­гом, недо­воль­ства новой рим­ской вла­стью в Вифи­нии и тре­вож­но­го поло­же­ния в Кили­кии и Пам­фи­лии после недав­но окон­чив­шей­ся опу­сто­ши­тель­ной вой­ны. Запа­сы были сде­ла­ны доста­точ­ные; с.49 у царя на скла­дах име­лось 2 млн. медим­нов зер­на. Флот и вой­ско были мно­го­чис­лен­ны и хоро­шо обу­че­ны, в осо­бен­но­сти бастарн­ские наем­ни­ки — отбор­ные, спо­соб­ные поме­рить­ся даже с ита­лий­ски­ми леги­о­не­ра­ми сол­да­ты. И на этот раз наступ­ле­ние было нача­то царем. Отряд под началь­ст­вом Дио­фан­та всту­пил в Кап­па­до­кию, чтобы занять там кре­по­сти и пре­гра­дить рим­ля­нам путь в Пон­тий­ское цар­ство; при­слан­ный Сер­то­ри­ем пол­ко­во­дец про­пре­тор Марк Марий вме­сте с пон­тий­ским офи­це­ром Эвма­хом отпра­вил­ся во Фри­гию, чтобы под­нять вос­ста­ние в рим­ской про­вин­ции и на Тав­ре; глав­ная же армия, насчи­ты­вав­шая более 100 тыс. чело­век с 16 тыс. всад­ни­ков и 100 бое­вых колес­ниц, под коман­до­ва­ни­ем Так­си­ла и Гер­мо­кра­та и вер­хов­ным руко­вод­ст­вом само­го царя, а так­же воен­ный флот из 400 парус­ных судов во гла­ве с Ари­сто­ни­ком дви­ну­лись вдоль север­но­го бере­га Малой Азии с целью занять Пафла­го­нию и Вифи­нию.

Рим­ские воору­же­ния

Рим­ляне пору­чи­ли веде­ние вой­ны в первую оче­редь кон­су­лу 680 г. [74 г.] Луцию Лукул­лу. В каче­стве намест­ни­ка Азии и Кили­кии он был постав­лен во гла­ве нахо­див­ших­ся в Малой Азии четы­рех леги­о­нов, а так­же пято­го, достав­лен­но­го им из Ита­лии; с этой арми­ей, состо­яв­шей из 30 тыс. чело­век пехоты и 1600 всад­ни­ков, он дол­жен был через Фри­гию вторг­нуть­ся в Пон­тий­ское цар­ство. Кол­ле­га его Марк Кот­та с фло­том и дру­гим рим­ским отрядом дви­нул­ся в Про­пон­ти­ду, чтобы при­крыть про­вин­цию Азию и Вифи­нию. Нако­нец, было поста­нов­ле­но воору­жить все бере­га, в осо­бен­но­сти фра­кий­ский, кото­ро­му преж­де все­го угро­жал пон­тий­ский флот, а очист­ка всех морей и бере­гов от пира­тов и их пон­тий­ских союз­ни­ков в исклю­чи­тель­ном поряд­ке была пору­че­на одно­му маги­ст­ра­ту, при­чем для это­го был избран пре­тор Марк Анто­ний, отец кото­ро­го 30 лет назад впер­вые про­учил кили­кий­ских кор­са­ров. Поми­мо того, сенат пре­до­ста­вил в рас­по­ря­же­ние Лукул­ла 72 млн. сестер­ци­ев на построй­ку флота, от чего, 41 одна­ко, Лукулл отка­зал­ся. Как вид­но из все­го это­го, рим­ское пра­ви­тель­ство поня­ло, что корень зла лежит в отсут­ст­вии вни­ма­ния к флоту, и при­ня­ло про­тив это­го серь­ез­ные меры, по край­ней мере насколь­ко име­ли силу его декре­ты.

Нача­ло вой­ны

Итак, в 680 г. [74 г.] вой­на нача­лась во всех пунк­тах. Несча­стьем для Мит­ра­да­та было то, что как раз в момент объ­яв­ле­ния им вой­ны насту­пил пово­рот в сер­то­ри­ан­ской войне, вслед­ст­вие чего сра­зу же рух­ну­ла одна из глав­ней­ших его надежд, а рим­ское пра­ви­тель­ство мог­ло напра­вить все свои силы на мор­скую и мало­азий­скую вой­ну. Зато в Малой Азии Мит­ра­дат исполь­зо­вал пре­иму­ще­ства наступ­ле­ния и боль­шую отда­лен­ность рим­лян от непо­сред­ст­вен­но­го теат­ра вой­ны. Боль­шое чис­ло мало­азий­ских горо­дов откры­ло свои ворота сер­то­ри­ан­ско­му про­пре­то­ру, коман­до­вав­ше­му в рим­ской про­вин­ции Азии, а про­жи­вав­шие там рим­ские семьи были, так же с.50 как в 666 г. [88 г.], пере­би­ты; писиды, исав­ры, кили­кий­цы под­ня­лись про­тив рим­лян. В тот момент в угро­жае­мых пунк­тах не было рим­ских войск. Прав­да, отдель­ные энер­гич­ные люди пыта­лись сво­и­ми сила­ми поло­жить конец этим вол­не­ни­ям про­вин­ци­а­лов. Так, моло­дой Гай Цезарь, узнав об этих собы­ти­ях, поки­нул Родос, где он нахо­дил­ся для науч­ных заня­тий, и с наско­ро состав­лен­ным отрядом отпра­вил­ся про­тив мятеж­ни­ков; но такие пар­ти­зан­ские части не мог­ли сде­лать мно­го­го. Если бы храб­рый Дейотар, один из тет­рар­хов про­жи­вав­ше­го воз­ле Пес­си­нун­та кельт­ско­го пле­ме­ни толи­сто­бо­гов, не стал на сто­ро­ну рим­лян, успеш­но сра­жа­ясь с пон­тий­ски­ми пол­ко­во­д­ца­ми, то Лукул­лу при­шлось бы преж­де все­го отни­мать у про­тив­ни­ка внут­рен­нюю часть рим­ской про­вин­ции. Но и так дра­го­цен­ное вре­мя ушло на успо­ко­е­ние стра­ны и оттес­не­ние непри­я­те­ля, и эта поте­ря вре­ме­ни нисколь­ко не иску­па­лась незна­чи­тель­ны­ми успе­ха­ми, достиг­ну­ты­ми кон­ни­цей Лукул­ла.

Еще хуже, чем во Фри­гии, скла­ды­ва­лись для рим­лян дела на север­ном бере­гу Малой Азии. Силь­ная армия и флот пон­тий­ско­го царя совер­шен­но завла­де­ли здесь Вифи­ни­ей, и рим­ский кон­сул Кот­та вынуж­ден был укрыть­ся со сво­им мало­чис­лен­ным вой­ском и сво­и­ми суда­ми за сте­на­ми и в гава­ни Кал­хедо­на, где Мит­ра­дат под­верг­нул их бло­ка­де.

Пора­же­ние рим­лян под Кал­хедо­ном

Эта оса­да была, одна­ко, выгод­на для рим­лян тем, что если бы Кот­та задер­жал пон­тий­скую армию под Кал­хедо­ном, а Лукулл так­же напра­вил­ся бы туда, то все воору­жен­ные силы рим­лян мог­ли бы соеди­нить­ся у Кал­хедо­на, чтобы добить­ся реши­тель­но­го сра­же­ния здесь же, а не в непро­хо­ди­мой пон­тий­ской обла­сти. Лукулл, дей­ст­ви­тель­но, пошел на Кал­хедон, но Кот­та, желав­ший сво­и­ми сила­ми совер­шить подвиг еще до при­бы­тия кол­ле­ги, при­ка­зал началь­ни­ку сво­его флота Пуб­лию Рути­лию Нуду про­из­ве­сти вылаз­ку, кото­рая не толь­ко кон­чи­лась кро­ва­вым пора­же­ни­ем рим­лян, но поз­во­ли­ла так­же пон­тий­цам напасть на гавань, про­рвать пре­граж­дав­шую ее цепь и под­жечь все нахо­див­ши­е­ся в гава­ни рим­ские воен­ные суда, чис­лом око­ло 70. Полу­чив воз­ле реки Сан­га­рия изве­стие об этом несча­стье, Лукулл стал дви­гать­ся быст­рее, к вели­ко­му неудо­воль­ст­вию сво­их сол­дат, кото­рые счи­та­ли, что им дела нет до Кот­ты, и пред­по­чи­та­ли гра­бить без­за­щит­ную стра­ну, вме­сто того чтобы учить сво­их това­ри­щей побеж­дать. При­бы­тие Лукул­ла отча­сти улуч­ши­ло поло­же­ние; царь снял оса­ду Кал­хедо­на, но дви­нул­ся не обрат­но на свою терри­то­рию, а к югу, в ста­рую рим­скую про­вин­цию, где он рас­по­ло­жил­ся у Про­пон­ти­ды и Гел­лес­пон­та, занял Ламп­сак и начал оса­ду боль­шо­го и бога­то­го горо­да Кизи­ка.

Оса­да Кизи­ка Мит­ра­да­том

42 Таким обра­зом, Мит­ра­дат все глуб­же захо­дил в тупик, кото­рый он сам же создал, вме­сто того чтобы исполь­зо­вать в борь­бе про­тив рим­лян отда­лен­ность рас­сто­я­ний, что одно толь­ко мог­ло с.51 обе­щать ему успех. Ста­рая эллин­ская лов­кость и дело­ви­тость сохра­ни­лись в Кизи­ке в такой чисто­те, как лишь в немно­гих дру­гих местах; хотя граж­дане его и понес­ли боль­шие поте­ри суда­ми и людь­ми в несчаст­ном двой­ном сра­же­нии под Кал­хедо­ном, они ока­зы­ва­ли, одна­ко, муже­ст­вен­ное сопро­тив­ле­ние. Кизик рас­по­ло­жен на ост­ро­ве у само­го мате­ри­ка и был свя­зан с ним мостом. Оса­ждав­шие овла­де­ли гор­ной цепью на мате­ри­ке, окан­чи­ваю­щей­ся у само­го моста, и рас­по­ло­жен­ным здесь пред­ме­стьем, а так­же нахо­дя­щи­ми­ся на самом ост­ро­ве зна­ме­ни­ты­ми Дин­ди­мен­ски­ми высота­ми. Гре­че­ские инже­не­ры при­ло­жи­ли все свое искус­ство и на мате­ри­ке и на ост­ро­ве, чтобы сде­лать воз­мож­ным штурм горо­да. Но оса­жден­ные закры­ли ночью брешь, кото­рую пон­тий­цам уда­лось, нако­нец, сде­лать, и все уси­лия цар­ской армии оста­ва­лись так же бес­плод­ны, как и вар­вар­ская угро­за царя каз­нить перед сте­на­ми горо­да всех плен­ных, если граж­дане его отка­жут­ся от сда­чи. Жите­ли Кизи­ка храб­ро и удач­но про­дол­жа­ли обо­ро­ну; им в ходе оса­ды чуть было не уда­лось взять в плен само­го царя.

Рас­пад пон­тий­ской армии

Меж­ду тем Лукулл занял очень силь­ную пози­цию в тылу пон­тий­ской армии, и, не имея, прав­да, воз­мож­но­сти непо­сред­ст­вен­но прид­ти на помощь оса­жден­но­му горо­ду, он все же мог отре­зать все сооб­ще­ния непри­я­те­ля с суши. Огром­ная Мит­ра­да­то­ва армия, дохо­див­шая вме­сте с обо­зом до 300 тыс. чело­век, не в силах была ни нане­сти удар, ни уйти, будучи стис­ну­та меж­ду непри­ступ­ным горо­дом и непо­движ­ным рим­ским вой­ском. Все снаб­же­ние ее про­из­во­ди­лось лишь с моря, на кото­ром, к сча­стью для пон­тий­цев, цели­ком гос­под­ст­во­вал их флот. Насту­пи­ла, одна­ко, зима; бо́льшая часть осад­ных соору­же­ний была раз­ру­ше­на бурей; недо­ста­ток при­па­сов и в осо­бен­но­сти кор­ма для лоша­дей ста­но­вил­ся невы­но­си­мым. Вьюч­ные живот­ные и обоз были под при­кры­ти­ем боль­шей части пон­тий­ской кон­ни­цы отправ­ле­ны обрат­но с при­ка­зом про­красть­ся или про­бить­ся во что бы то ни ста­ло. Одна­ко Лукулл настиг их у реки Ринда­ка, к восто­ку от Кизи­ка, и весь отряд был пере­бит. Дру­гой кон­ный отряд, под началь­ст­вом Мит­ро­фа­на и Луция Фан­ния, после дол­гих блуж­да­ний в запад­ной части Малой Азии дол­жен был вер­нуть­ся в лагерь под Кизи­ком. Голод и болез­ни про­из­во­ди­ли страш­ные опу­сто­ше­ния в рядах пон­тий­ско­го вой­ска. С наступ­ле­ни­ем вес­ны (681) [73 г.] оса­жден­ные удво­и­ли свои уси­лия и захва­ти­ли рас­по­ло­жен­ные на Дин­ди­моне око­пы; царю оста­ва­лось лишь снять оса­ду и спа­сти при помо­щи сво­его флота то, что еще мож­но было спа­сти. Он отпра­вил­ся с фло­том к Гел­лес­пон­ту, но потер­пел — частью при отплы­тии, а частью в пути — зна­чи­тель­ные поте­ри вслед­ст­вие бур­ной пого­ды. Вой­ско под началь­ст­вом Гер­мея и Мария дви­ну­лось туда же, чтобы сесть на суда в Ламп­са­ке под защи­той его стен. Вся кладь была бро­ше­на, так же как боль­ные и ране­ные, кото­рые были с.52 пере­би­ты обо­злен­ны­ми жите­ля­ми Кизи­ка. В пути, у пере­пра­вы через реки Эзеп и Гра­ник, Лукулл нанес пон­тий­цам очень чув­ст­ви­тель­ное пора­же­ние, но все же они достиг­ли сво­ей цели: пон­тий­ский флот увез остат­ки вели­кой армии, а с ней и жите­лей Ламп­са­ка из сфе­ры дося­гае­мо­сти рим­лян.

Мор­ская вой­на

Бла­го­да­ря сво­е­му про­ду­ман­но­му и осмот­ри­тель­но­му веде­нию вой­ны Лукулл не толь­ко сумел испра­вить ошиб­ки сво­его кол­ле­ги, но и рас­се­ял без гене­раль­но­го сра­же­ния основ­ную часть 43 непри­я­тель­ской армии — при­бли­зи­тель­но 200 тыс. сол­дат. Если бы у него еще был флот, сго­рев­ший в кал­хедон­ском пор­ту, он уни­что­жил бы всю армию Мит­ра­да­та; теперь же эта раз­ру­ши­тель­ная работа оста­лась неза­кон­чен­ной, и он дол­жен был даже допу­стить, чтобы, несмот­ря на ката­стро­фу под Кизи­ком, пон­тий­ский флот рас­по­ло­жил­ся в Про­пон­ти­де и бло­ки­ро­вал Перинф и Визан­тию на евро­пей­ском бере­гу. При­ап на ази­ат­ской сто­роне был раз­граб­лен, а глав­ная квар­ти­ра царя была пере­не­се­на в афин­ский порт Нико­медию. Отбор­ная пон­тий­ская эскад­ра из пяти­де­ся­ти парус­ных судов с 10 тыс. избран­ных людей — в том чис­ле Марк Марий и надеж­ней­шие из рим­ских эми­гран­тов — вышла даже в Эгей­ское море; гово­ри­ли, что ей пору­че­но выса­дить десант в Ита­лии, чтобы вновь раз­жечь там граж­дан­скую вой­ну. Меж­ду тем ста­ли при­бы­вать суда, затре­бо­ван­ные Лукул­лом от ази­ат­ских общин после кал­хедон­ской ката­стро­фы, и он сна­рядил эскад­ру на поис­ки вышед­ше­го в Эгей­ское море непри­я­тель­ско­го флота. Коман­до­ва­ние ею при­нял сам Лукулл, быв­ший опыт­ным води­те­лем флота. Воз­ле Ахей­ско­го пор­та, меж­ду бере­гом Тро­ады и ост­ро­вом Тенедо­сом, он напал на три­на­дцать непри­я­тель­ских пяти­ве­сель­ных судов, направ­ляв­ших­ся к Лем­но­су под началь­ст­вом Иси­до­ра, и пото­пил их. У неболь­шо­го ост­ро­ва Неи Лукулл обна­ру­жил пон­тий­скую фло­ти­лию в трид­цать два парус­ных суд­на, кото­рые были выта­ще­ны на берег в этом мало посе­щае­мом месте; он напал одно­вре­мен­но и на суда, и на рас­се­ян­ный по ост­ро­ву эки­паж и завла­дел всей эскад­рой. Марк Марий и храб­рей­шие из рим­ских эми­гран­тов нашли здесь смерть либо в бою, либо после него от руки пала­ча. Весь эгей­ский флот Мит­ра­да­та был уни­что­жен Лукул­лом. Тем вре­ме­нем Кот­та и лега­ты Лукул­ла — Воко­ний, Гай Вале­рий Три­а­рий и Бар­ба — про­дол­жа­ли вой­ну в Вифи­нии с помо­щью уси­лив­ше­го­ся бла­го­да­ря под­креп­ле­ни­ям из Ита­лии вой­ска и состав­лен­ной в Азии эскад­ры. Бар­ба занял внут­ри стра­ны Пру­сию на Олим­пе и Никею, а Три­а­рий — на побе­ре­жье Апа­мею (преж­няя Мир­лея) и при­мор­скую Пру­сию (преж­де Киос). После это­го реше­но было начать сов­мест­ный поход на Нико­медию про­тив само­го Мит­ра­да­та. Царь, не попы­тав­шись даже всту­пить в бой, укрыл­ся на сво­их кораб­лях и отплыл на роди­ну; но и это уда­лось ему лишь пото­му, что началь­ник рим­ско­го флота Воко­ний, кото­ро­му была пору­че­на бло­ка­да Нико­медии, при­был с.53 слиш­ком позд­но. Прав­да, в пути царь занял бла­го­да­ря измене зна­чи­тель­ный город Герак­лею, но в этих водах шесть­де­сят его судов были потоп­ле­ны, а осталь­ные рас­се­я­ны бурей, и когда Мит­ра­дат при­был в Синоп, с ним почти нико­го не было.

Воз­вра­ще­ние Мит­ра­да­та в Понт
Наступ­ле­ние Мит­ра­да­та окон­чи­лось пол­ным и отнюдь не почет­ным, по край­ней мере для вер­хов­но­го руко­во­ди­те­ля, пора­же­ни­ем пон­тий­ской армии и флота.

Втор­же­ние Лукул­ла в Пон­тий­ское цар­ство

Теперь Лукулл в свою оче­редь пере­шел в наступ­ле­ние. Коман­до­ва­ние фло­том было пере­да­но Три­а­рию, и ему было пору­че­но преж­де все­го загра­дить Гел­лес­понт и не про­пус­кать воз­вра­щаю­щи­е­ся из Кри­та и Испа­нии пон­тий­ские суда. Кот­та занял­ся оса­дой Герак­леи, а труд­ная зада­ча снаб­же­ния была воз­ло­же­на на вер­ных и энер­гич­ных галат­ских кня­зей и на кап­па­до­кий­ско­го царя Арио­бар­за­на. Сам Лукулл всту­пил осе­нью 681 г. [73 г.] в бла­го­дат­ный пон­тий­ский край, дав­но уже не знав­ший непри­я­тель­ско­го наше­ст­вия. Мит­ра­дат, решив­ший теперь огра­ни­чить­ся исклю­чи­тель­но обо­ро­ной, отсту­пил, не дав сра­же­ния, от Сино­па к Ами­су, а от Ами­са — к Каби­ре (впо­след­ст­вии Неоке­са­рея, теперь Ник­сар) на реке Лике, при­то­ке Ири­са. Он доволь­ст­во­вал­ся тем, что завле­кал непри­я­те­ля все даль­ше 44 в глубь стра­ны и затруд­нял его снаб­же­ние и сооб­ще­ние. Лукулл быст­ро сле­до­вал за ним, оста­вив в сто­роне Синоп; он пере­шел Галис, ста­рую гра­ни­цу рим­ской вла­сти, и начал оса­ду круп­ных горо­дов Ами­са, Евпа­то­рии (на Ири­се), Фемис­ки­ры (на реке Фер­мо­дон­те), пока, нако­нец, зима не поло­жи­ла конец пере­хо­дам, но не бло­ка­де горо­дов. Сол­да­ты Лукул­ла роп­та­ли на без­оста­но­воч­ное дви­же­ние впе­ред, не поз­во­ляв­шее им пожи­нать пло­ды их уси­лий, а так­же на про­дол­жи­тель­ные и тяже­лые в суро­вое вре­мя года осад­ные опе­ра­ции. Но Лукулл не обра­щал вни­ма­ния на подоб­ные жало­бы; с наступ­ле­ни­ем вес­ны 682 г. [72 г.] он тот­час же пошел даль­ше на Каби­ру, оста­вив у Ами­са два леги­о­на под началь­ст­вом Луция Муре­ны. В тече­ние зимы Мит­ра­дат пред­при­ни­мал новые попыт­ки побудить армян­ско­го царя при­нять уча­стие в войне; попыт­ки эти, как и преж­де, были без­ре­зуль­тат­ны или же при­ве­ли к одним толь­ко пустым обе­ща­ни­ям. Еще мень­ше охоты вме­ши­вать­ся в это без­на­деж­ное дело обна­ру­жи­ли пар­фяне. Тем вре­ме­нем, глав­ным обра­зом путем вер­бо­вок сре­ди ски­фов, пон­тий­цы сно­ва собра­ли у Каби­ры зна­чи­тель­ную армию под началь­ст­вом Дио­фан­та и Так­си­ла. Рим­ское вой­ско, состо­яв­шее лишь из трех леги­о­нов и зна­чи­тель­но усту­пав­шее пон­тий­ско­му чис­лен­но­стью сво­ей кон­ни­цы, ока­за­лось вынуж­ден­ным избе­гать по воз­мож­но­сти сра­же­ния в откры­том поле и достиг­ло Каби­ры непро­хо­ди­мы­ми тро­пин­ка­ми не без труда и потерь. Обе армии дол­го сто­я­ли друг про­тив дру­га близ это­го горо­да. Борь­ба велась, глав­ным обра­зом, из-за снаб­же­ния, кото­рое и у тех и у дру­гих было недо­ста­точ­ным. Мит­ра­дат соста­вил из ядра сво­ей кон­ни­цы и отбор­ной с.54 пехоты лету­чий отряд под коман­до­ва­ни­ем Дио­фан­та и Так­си­ла, кото­ро­му было пору­че­но делать набе­ги меж­ду Ликом и Гали­сом и пере­хва­ты­вать рим­ские транс­пор­ты при­па­сов из Кап­па­до­кии. Одна­ко Марк Фабий Адри­ан, вое­на­чаль­ник из армии Лукул­ла, сопро­вож­дав­ший один из этих транс­пор­тов, не толь­ко раз­бил наго­ло­ву под­сте­ре­гав­ший его в гор­ном про­хо­де отряд, кото­рый хотел напасть на него, но, полу­чив под­креп­ле­ние, нанес такое пора­же­ние всей армии Дио­фан­та и Так­си­ла, что она совер­шен­но рас­па­лась. Невоз­на­гра­ди­мой поте­рей для царя была гибель его кон­ни­цы, на кото­рую он воз­ла­гал все свои надеж­ды. Как толь­ко он полу­чил в Каби­ре эту страш­ную весть от пер­вых бег­ле­цов с поля сра­же­ния, — харак­тер­но, что это были сами раз­би­тые гене­ра­лы, — рань­ше еще, чем Лукулл узнал о победе, Мит­ра­дат при­ка­зал немед­лен­но отсту­пать.

Победа под Каби­рой

Одна­ко реше­ние царя с быст­ро­той мол­нии рас­про­стра­ни­лось сре­ди его бли­жай­ше­го окру­же­ния; видя поспеш­ные сбо­ры дове­рен­ных лиц царя, сол­да­ты были так­же охва­че­ны пани­че­ским стра­хом. Никто не хотел уйти послед­ним; знат­ные и незнат­ные мета­лись, как испу­ган­ная дичь, не слу­ша­ясь более нико­го, даже само­го царя, кото­рый тоже был захва­чен этой дикой сума­то­хой. Узнав об этом смя­те­нии, Лукулл напал на пон­тий­ские пол­чи­ща, кото­рые дали себя пере­бить, почти не ока­зы­вая сопро­тив­ле­ния. Если бы рим­ские леги­о­ны сохра­ни­ли дис­ци­пли­ну и суме­ли бы уме­рить свою алч­ность к добы­че, то едва ли от них ушел бы хоть один чело­век, и даже сам царь, без сомне­ния, был бы захва­чен в плен. С трудом уда­лось Мит­ра­да­ту с несколь­ки­ми спут­ни­ка­ми бежать в горы, в Кома­ну (неда­ле­ко от Тока­та, у исто­ков Ири­са), одна­ко рим­ский отряд под началь­ст­вом Мар­ка Пом­пея вско­ре про­гнал его оттуда и пре­сле­до­вал до гра­ни­цы его цар­ства, кото­рую он пере­шел у Талав­ры в Малой Арме­нии в сопро­вож­де­нии все­го лишь 2 тыс. всад­ни­ков. В Арме­нии 45 Мит­ра­дат нашел при­ют, но не более (конец 682 г. [72 г.]). Тиг­ран при­ка­зал, прав­да, возда­вать сво­е­му бег­ле­цу-тестю цар­ские поче­сти, но не при­гла­сил его даже к сво­е­му дво­ру, а дер­жал в отда­лен­ной погра­нич­ной мест­но­сти, где он нахо­дил­ся в сво­его рода почет­ном зато­че­нии.

Заня­тие Пон­та рим­ля­на­ми

Рим­ские вой­ска навод­ни­ли все Пон­тий­ское цар­ство и Малую Арме­нию, и вся низ­мен­ность до само­го Тра­пезун­да поко­ри­лась победи­те­лю без сопро­тив­ле­ния. Началь­ни­ки цар­ских сокро­вищ­ниц так­же сда­лись после неко­то­ро­го коле­ба­ния и выда­ли все хра­нив­ши­е­ся там богат­ства. Так как жен­щи­ны цар­ско­го гаре­ма, сест­ры царя и его мно­го­чис­лен­ные жены и налож­ни­цы, не мог­ли бежать, то царь при­ка­зал одно­му из сво­их евну­хов умерт­вить их всех в Фар­на­кее (Кера­сунт).

Оса­да пон­тий­ских горо­дов

Упор­ное сопро­тив­ле­ние ока­зы­ва­ли лишь горо­да. Прав­да, немно­го­чис­лен­ные горо­да внут­рен­ней части стра­ны — Каби­ра, Ама­сия, Евпа­то­рия — ско­ро были заня­ты рим­ля­на­ми, но круп­ные с.55 при­мор­ские горо­да — Амис и Синоп в Пон­те, Ама­ст­рида в Пафла­го­нии, Тиос и пон­тий­ская Герак­лея в Вифи­нии — обо­ро­ня­лись с муже­ст­вом отча­я­ния, отча­сти вооду­шев­лен­ные при­вя­зан­но­стью к царю и охра­ня­е­мо­му им гре­че­ско­му сво­бод­но­му город­ско­му строю, а отча­сти терро­ри­зи­ро­ван­ные шай­ка­ми при­ве­зен­ных царем пира­тов. Синоп и Герак­лея отправ­ля­ли даже суда про­тив рим­лян, и синоп­ская эскад­ра захва­ти­ла рим­скую фло­ти­лию, кото­рая вез­ла с Таври­че­ско­го полу­ост­ро­ва хлеб для армии Лукул­ла. Герак­лея пала лишь после двух­го­дич­ной оса­ды, когда рим­ский флот отре­зал сооб­ще­ния это­го горо­да с гре­че­ски­ми горо­да­ми на Таври­че­ском полу­ост­ро­ве и сре­ди гар­ни­зо­на воз­ник­ла изме­на. Когда Амис не мог уже боль­ше сопро­тив­лять­ся, гар­ни­зон его под­жог город и под при­кры­ти­ем пожа­ра сел на свои суда. В Сино­пе, обо­ро­ной кото­ро­го руко­во­ди­ли сме­лый капи­тан пира­тов Селевк и цар­ский евнух Бак­хид, гар­ни­зон перед сво­им ухо­дом раз­гра­бил дома и под­жог суда, кото­рых он не мог уве­сти; хотя бо́льшая часть защит­ни­ков горо­да и успе­ла сесть на суда, Лукулл все же умерт­вил здесь око­ло 8 тыс. кор­са­ров. Оса­да этих горо­дов, про­дол­жав­ша­я­ся боль­ше двух лет после бит­вы под Каби­рой, с 682 по 684 г. [72—70 гг.], была по боль­шей части пору­че­на Лукул­лом под­чи­нен­ным ему вое­на­чаль­ни­кам, меж­ду тем как сам он зани­мал­ся регу­ли­ро­ва­ни­ем поло­же­ния в про­вин­ции Азии, нуж­дав­ше­го­ся в корен­ной рефор­ме, кото­рая и была про­из­веде­на. Как ни любо­пыт­но с исто­ри­че­ской точ­ки зре­ния упор­ное сопро­тив­ле­ние пон­тий­ских тор­го­вых горо­дов победо­нос­ным рим­ля­нам, все же на пер­вых порах резуль­та­ты были ничтож­ны и дело Мит­ра­да­та было про­иг­ра­но. Армян­ский царь, по край­ней мере в дан­ное вре­мя, нисколь­ко не наме­ре­вал­ся водво­рить его обрат­но в его цар­ство. Рим­ская эми­гра­ция в Азии поте­ря­ла вслед­ст­вие уни­что­же­ния эгей­ско­го флота луч­ших сво­их людей; мно­гие из остав­ших­ся, как, напри­мер, спо­соб­ные пол­ко­вод­цы Луций Магий и Луций Фан­ний, заклю­чи­ли мир с Лукул­лом, а со смер­тью Сер­то­рия, погиб­ше­го в год сра­же­ния под Каби­рой, исчез­ла послед­няя надеж­да эми­гра­ции. Соб­ст­вен­ные воору­жен­ные силы Мит­ра­да­та были совер­шен­но раз­гром­ле­ны, и одна за дру­гой руши­лись и осталь­ные опо­ры его могу­ще­ства: Три­а­рий напал у ост­ро­ва Тенедо­са на воз­вра­щав­ши­е­ся с Кри­та и из Испа­нии эскад­ры, состо­яв­шие из 70 судов, и уни­что­жил их; даже сын Мит­ра­да­та Махар, намест­ник Бос­пор­ско­го цар­ства, изме­нил отцу и в каче­стве само­сто­я­тель­но­го кня­зя Хер­со­не­са Таври­че­ско­го заклю­чил с рим­ля­на­ми отдель­ный дого­вор о мире и друж­бе (684) [70 г.]. Сам же царь после дале­ко не слав­но­го сопро­тив­ле­ния нахо­дил­ся в 46 дале­ком армян­ском гор­ном зам­ке как бег­лец из сво­его цар­ства и почти плен­ник сво­его зятя. Хотя шай­ки кор­са­ров дер­жа­лись еще на Кри­те, а бег­ле­цы из Ами­са и Сино­па укры­ва­лись на труд­но доступ­ном восточ­ном бере­гу Чер­но­го моря, у сани­гов и лазов, искус­ное коман­до­ва­ние и разум­ная уме­рен­ность Лукул­ла, кото­рый удо­вле­тво­рял спра­вед­ли­вые жало­бы с.56 про­вин­ци­а­лов и назна­чал рас­ка­яв­ших­ся эми­гран­тов офи­це­ра­ми в свою армию, — все это со срав­ни­тель­но неболь­ши­ми жерт­ва­ми при­ве­ло к осво­бож­де­нию Малой Азии от вра­га и уни­что­же­нию Пон­тий­ско­го цар­ства, так что оно мог­ло быть пре­вра­ще­но из зави­си­мо­го государ­ства в рим­скую про­вин­цию. Ожи­дав­ша­я­ся комис­сия сена­та долж­на была вме­сте с глав­но­ко­ман­дую­щим уста­но­вить новую про­вин­ци­аль­ную орга­ни­за­цию.

Нача­ло вой­ны с Арме­ни­ей

Одна­ко отно­ше­ния с Арме­ни­ей не были еще уре­гу­ли­ро­ва­ны. Мы уже гово­ри­ли о том, что объ­яв­ле­ние Римом вой­ны Тиг­ра­ну было бы вполне обос­но­ван­ным и даже тре­бо­ва­лось обсто­я­тель­ства­ми. Лукулл, бли­же зна­ко­мый с дела­ми и обла­дав­ший боль­шей широтой взгляда, чем рим­ский сенат, ясно пони­мал необ­хо­ди­мость ото­дви­нуть Арме­нию за Тигр и вос­ста­но­вить утра­чен­ное Римом гос­под­ство на Сре­ди­зем­ном море. В руко­вод­стве ази­ат­ски­ми дела­ми он про­явил себя достой­ным пре­ем­ни­ком сво­его учи­те­ля и дру­га Сул­лы. Элли­но­фил, каких немно­го было сре­ди совре­мен­ных ему рим­лян, он не был рав­но­ду­шен к обя­за­тель­ству, при­ня­то­му на себя Римом вме­сте с наследи­ем Алек­сандра: слу­жить щитом и мечом гре­ков на Восто­ке. Конеч­но, на Лукул­ла мог­ли повли­ять и убеж­де­ния лич­но­го харак­те­ра: жела­ние заслу­жить лав­ры и по ту сто­ро­ну Евфра­та, обида на армян­ско­го царя, опу­стив­ше­го в пись­ме к нему титул импе­ра­то­ра, но было бы неспра­вед­ли­во объ­яс­нять мелоч­ны­ми и эго­и­сти­че­ски­ми моти­ва­ми поступ­ки, вполне объ­яс­ни­мые закон­ны­ми побуж­де­ни­я­ми. Но нече­го было ожи­дать, чтобы бояз­ли­вая, лени­вая, пло­хо осве­дом­лен­ная и преж­де все­го посто­ян­но нуж­дав­ша­я­ся в денеж­ных сред­ствах пра­ви­тель­ст­вен­ная кол­ле­гия, не будучи к это­му непо­сред­ст­вен­но вынуж­де­на, взя­ла на себя ини­ци­а­ти­ву такой слож­ной и доро­го­сто­я­щей экс­пе­ди­ции. Око­ло 682 г. [72 г.] закон­ные пред­ста­ви­те­ли дина­стии Селев­кидов, Антиох, по про­зва­нию Ази­ат, и его брат, отпра­ви­лись, побуж­дае­мые бла­го­при­ят­ным обо­ротом пон­тий­ской вой­ны, в Рим, чтобы добить­ся рим­ско­го вме­ша­тель­ства в Сирии, а вме­сте с тем и при­зна­ния их при­тя­за­ний на еги­пет­ское наслед­ство. Хотя послед­нее тре­бо­ва­ние и не мог­ло быть удо­вле­тво­ре­но, но нель­зя было най­ти более удоб­но­го момен­та и пово­да, для того чтобы начать дав­но уже став­шую необ­хо­ди­мой вой­ну про­тив Тиг­ра­на. Одна­ко сенат, при­знав обо­их прин­цев закон­ны­ми царя­ми Сирии, не мог все же решить­ся отдать при­каз о воору­жен­ном вме­ша­тель­стве. Для того чтобы исполь­зо­вать бла­го­при­ят­ный слу­чай и све­сти сче­ты с Арме­ни­ей, Лукулл дол­жен был начать вой­ну на свой страх и риск, не дожи­да­ясь рас­по­ря­же­ния сена­та; и он, подоб­но Сул­ле, ока­зал­ся вынуж­ден­ным осу­ществлять то, что дела­лось им явно в инте­ре­сах суще­ст­ву­ю­ще­го пра­ви­тель­ства, не вме­сте с ним, а вопре­ки ему. При­ня­тие реше­ния облег­ча­лось для него неяс­но­стью отно­ше­ний Рима с Арме­ни­ей, дав­но уже коле­бав­ших­ся меж­ду вой­ной и миром, что отча­сти зату­ше­вы­ва­ло с.57 само­воль­ность его обра­за дей­ст­вий и пред­став­ля­ло нема­ло фор­маль­ных пред­ло­гов для вой­ны. Доста­точ­но пово­дов для это­го дава­ло поло­же­ние в Кап­па­до­кии и Сирии, и уже во вре­мя пре­сле­до­ва­ния пон­тий­ско­го царя рим­ские вой­ска вторг­лись на армян­скую терри­то­рию. Но так как мис­сия 47 Лукул­ла заклю­ча­лась в войне с Мит­ра­да­том, то, для того чтобы свя­зать с этим свое новое начи­на­ние, он пред­по­чел послать одно­го из сво­их офи­це­ров, Аппия Клав­дия, к армян­ско­му царю в Антио­хию с тре­бо­ва­ни­ем о выда­че Мит­ра­да­та, что, конеч­но, долж­но было при­ве­сти к войне. Реше­ние это было сме­ло, в осо­бен­но­сти при тогдаш­нем состо­я­нии рим­ской армии. Во вре­мя похо­да в Арме­нию необ­хо­ди­мо было дер­жать силь­ные гар­ни­зо­ны в обшир­ном Пон­тий­ском цар­стве, так как в про­тив­ном слу­чае нахо­дя­ще­е­ся в Арме­нии вой­ско поте­ря­ло бы связь с роди­ной, и поми­мо того нетруд­но было пред­видеть втор­же­ние Мит­ра­да­та в его преж­ние вла­де­ния. Трид­ца­ти­ты­сяч­ной при­бли­зи­тель­но армии, во гла­ве кото­рой Лукулл закон­чил вой­ну с Мит­ра­да­том, было совер­шен­но недо­ста­точ­но для выпол­не­ния этой двой­ной зада­чи.

При обык­но­вен­ных обсто­я­тель­ствах пол­ко­во­дец про­сил бы свое пра­ви­тель­ство о при­сыл­ке под­креп­ле­ний и полу­чил бы их, но так как Лукулл хотел, а в извест­ной сте­пе­ни и дол­жен был, начать вой­ну поми­мо воли пра­ви­тель­ства, ему при­шлось отка­зать­ся от это­го и, хотя он зачис­лил в свое вой­ско даже взя­тых в плен фра­кий­ских наем­ни­ков пон­тий­ско­го царя, ему при­шлось пере­не­сти вой­ну за Евфрат, имея толь­ко два леги­о­на, т. е. не более 15 тыс. чело­век. Это было, конеч­но, рис­ко­ван­но, но испы­тан­ная храб­рость этой состо­яв­шей сплошь из вете­ра­нов армии мог­ла хотя бы отча­сти ком­пен­си­ро­вать их немно­го­чис­лен­ность. Гораздо хуже было настро­е­ние сол­дат, с кото­ры­ми Лукулл по сво­ей бар­ской мане­ре слиш­ком мало счи­тал­ся. Лукулл был дель­ный вое­на­чаль­ник и, на ари­сто­кра­ти­че­скую мер­ку, чест­ный и доб­ро­же­ла­тель­ный чело­век, но он совер­шен­но не был любим сво­и­ми сол­да­та­ми. Он был нелю­бим как реши­тель­ный сто­рон­ник оли­гар­хии, а так­же пото­му, что настой­чи­во пре­сле­до­вал страш­ное ростов­щи­че­ство рим­ских капи­та­ли­стов в Малой Азии; нелю­бим он был и вслед­ст­вие работ и труд­но­стей, кото­рые он взва­ли­вал на сол­дат; нелю­бим пото­му, что тре­бо­вал от них стро­гой дис­ци­пли­ны и по воз­мож­но­сти пре­пят­ст­во­вал раз­граб­ле­нию ими гре­че­ских горо­дов, но в то же вре­мя нагру­жал для себя сокро­ви­ща­ми Восто­ка не одну теле­гу и не одно­го вер­блюда; не люби­ли его и за его утон­чен­ное ари­сто­кра­ти­че­ское обра­ще­ние, за гре­че­ские мане­ры и за наклон­ность устра­и­вать­ся удоб­но и рос­кош­но, где это толь­ко было воз­мож­но. В нем не было ни следа того оба­я­ния, кото­рое созда­ет лич­ную связь меж­ду пол­ко­вод­цем и сол­да­та­ми. К тому же бо́льшая часть луч­ших его сол­дат име­ла все осно­ва­ния жало­вать­ся на непо­мер­ное про­дле­ние сро­ка их служ­бы. Дву­мя луч­ши­ми его леги­о­на­ми были те, кото­рые в 668 г. [86 г.] были поведе­ны Флак­ком и с.58 Фим­бри­ей на Восток; несмот­ря на то что недав­но, после сра­же­ния под Каби­рой, им было обе­ща­но заслу­жен­ное три­на­дца­тью похо­да­ми уволь­не­ние из армии, Лукулл повел их теперь за Евфрат, навстре­чу новой войне, раз­ме­ров и исхо­да кото­рой невоз­мож­но было пред­видеть, — с победи­те­ля­ми под Каби­рой как буд­то хоте­ли посту­пить хуже, чем с побеж­ден­ны­ми при Кан­нах. Было, дей­ст­ви­тель­но, более чем сме­ло при такой сла­бо­сти и пло­хом настро­е­нии вой­ска начи­нать само­му и, стро­го гово­ря, про­ти­во­за­кон­но, поход в дале­кую и незна­ко­мую стра­ну, пол­ную бур­ных пото­ков и покры­тых сне­гом гор и делав­шую опас­ным вся­кое лег­ко­мыс­лен­ное напа­де­ние уже бла­го­да­ря одно­му сво­е­му гро­мад­но­му про­тя­же­нию. В Риме неод­но­крат­но и не без осно­ва­ния выра­жа­ли пори­ца­ние Лукул­лу за его образ дей­ст­вий; но при этом не сле­до­ва­ло бы умал­чи­вать о том, что сме­лое выступ­ле­ние пол­ко­во­д­ца было вызва­но 48 преж­де все­го неспо­соб­но­стью пра­ви­тель­ства, кото­рая, если не оправ­ды­ва­ла, то все же изви­ня­ла его.

Лукулл за Евфра­том

Уже мис­сия Аппия Клав­дия име­ла целью не толь­ко создать дипло­ма­ти­че­ский повод для вой­ны, но и скло­нить в первую оче­редь кня­зей и горо­да Сирии к вос­ста­нию про­тив армян­ско­го царя. Откры­тое напа­де­ние после­до­ва­ло вес­ной 685 г. [69 г.]. В тече­ние зимы кап­па­до­кий­ский царь тай­ком при­гото­вил транс­порт­ные суда, на кото­рых рим­ляне пере­пра­ви­лись через Евфрат у Мели­те­ны, чтобы дви­нуть­ся затем даль­ше, через Тавр, к Тиг­ру. Перей­дя Тигр близ Амида (Диар­бекр), Лукулл напра­вил­ся к доро­ге, соеди­няв­шей постро­ен­ную на южной гра­ни­це Арме­нии вто­рую сто­ли­цу, Тиг­ра­но­кер­ту4, со ста­рой рези­ден­ци­ей Арта­к­са­той. «Царь царей», недав­но воз­вра­тив­ший­ся из Сирии, отло­жив пока ввиду ослож­не­ний с рим­ля­на­ми осу­щест­вле­ние сво­их заво­е­ва­тель­ных пла­нов на Сре­ди­зем­ном море, нахо­дил­ся воз­ле Тиг­ра­но­кер­ты. Он состав­лял план напа­де­ния на рим­скую Малую Азию через Кили­кию и Лика­о­нию и рас­суж­дал о том, очи­стят ли рим­ляне Азию немед­лен­но или же дадут ему пред­ва­ри­тель­но сра­же­ние где-нибудь воз­ле Эфе­са, когда ему было достав­ле­но изве­стие о при­бли­же­нии Лукул­ла, кото­рый гро­зил отре­зать ему сооб­ще­ние с Арта­к­са­той. Тиг­ран велел уда­вить гон­ца, но тягост­ная дей­ст­ви­тель­ность оста­ва­лась неиз­мен­ной, и ему при­шлось оста­вить новую сто­ли­цу и отпра­вить­ся во внут­рен­нюю Арме­нию, чтобы под­гото­вить­ся здесь к войне с.59 с Римом, что до тех пор не было сде­ла­но. Мит­ро­бар­зан дол­жен был сдер­жи­вать тем вре­ме­нем рим­лян имев­ши­ми­ся нали­цо вой­ска­ми и наско­ро созван­ны­ми сосед­ни­ми коче­вы­ми пле­ме­на­ми. Но армия Мит­ро­бар­за­на была рас­се­я­на рим­ским аван­гар­дом, а ара­бы — отрядом под началь­ст­вом Секс­ти­лия. Лукулл вышел на доро­гу, вед­шую из Тиг­ра­но­кер­ты в Арта­к­са­ту, и, в то вре­мя как на пра­вом бере­гу Тиг­ра рим­ский отряд пре­сле­до­вал отсту­паю­ще­го на север царя, Лукулл пере­шел на левый берег и подо­шел к Тиг­ра­но­кер­те.

Оса­да и сра­же­ние под Тиг­ра­но­кер­той

Непре­стан­ный град стрел, кото­ры­ми оса­жден­ные осы­па­ли рим­ское вой­ско, и под­жог осад­ных машин нефтью посвя­ти­ли здесь рим­лян в новые опас­но­сти иран­ской вой­ны; храб­рый комен­дант Ман­кей удер­жал город, пока, нако­нец, на выруч­ку сто­ли­цы не при­шла через севе­ро-восточ­ные гор­ные про­хо­ды боль­шая цар­ская армия, набран­ная во всех частях обшир­но­го цар­ства и в при­ле­гаю­щих доступ­ных армян­ским вер­бов­щи­кам обла­стях. Испы­тан­ный в вой­нах Мит­ра­да­та Так­сил сове­то­вал избе­гать сра­же­ния и, окру­жив неболь­шое рим­ское вой­ско кон­ни­цей, взять его измо­ром. Но когда царь увидел, что рим­ский пол­ко­во­дец, решив­ший­ся дать бой, не сни­мая для это­го оса­ды, высту­па­ет с 10 тыс. чело­век про­тив в 20 раз силь­ней­ше­го про­тив­ни­ка и дерз­ко пере­хо­дит через реку, разде­ляв­шую оба вой­ска; когда он смот­рел, с одной сто­ро­ны, на этот малень­кий отряд, «слиш­ком боль­шой для посоль­ства, но слиш­ком ничтож­ный для вой­ска», а с дру­гой сто­ро­ны, на свои неис­чис­ли­мые пол­чи­ща, в кото­рых наро­ды с бере­гов Чер­но­го и Кас­пий­ско­го морей стал­ки­ва­лись с наро­да­ми Сре­ди­зем­но­мо­рья и Пер­сид­ско­го зали­ва, при­чем лишь одни зако­ван­ные в желе­зо 49 всад­ни­ки с копья­ми были мно­го­чис­лен­нее все­го вой­ска Лукул­ла, а в обу­чен­ной по-рим­ски пехо­те так­же не было недо­стат­ка, — он решил­ся немед­лен­но при­нять пред­ла­гае­мое про­тив­ни­ком сра­же­ние. Но пока армяне стро­и­лись для боя, ост­рый взор Лукул­ла заме­тил, что они упу­сти­ли занять высоту, коман­до­вав­шую над пози­ци­я­ми их кон­ни­цы; он быст­ро дви­нул­ся с дву­мя когор­та­ми, чтобы занять ее, меж­ду тем как его немно­го­чис­лен­ная кон­ни­ца флан­го­вой ата­кой отвле­ка­ла вни­ма­ние непри­я­те­ля от это­го дви­же­ния, а как толь­ко он достиг высоты, он повел свой неболь­шой отряд в тыл вра­же­ской кон­ни­цы. Она была совер­шен­но рас­се­я­на и бро­си­лась на не совсем еще постро­ив­шу­ю­ся пехоту, кото­рая раз­бе­жа­лась, не всту­пив даже в бой. Сооб­ще­ние победи­те­ля, что пали 100 тыс. армян и пяте­ро рим­лян и что царь, сбро­сив тюр­бан и диа­де­му, неузнан­ный скрыл­ся с несколь­ки­ми всад­ни­ка­ми, было выдер­жа­но в сти­ле его учи­те­ля Сул­лы, но тем не менее победа, одер­жан­ная 6 октяб­ря 685 г. [69 г.] под Тиг­ра­но­кер­той, оста­ет­ся одной из самых бле­стя­щих стра­ниц в слав­ной воен­ной исто­рии Рима, а послед­ст­вия ее были не менее зна­чи­тель­ны.

Пере­ход всех армян­ских заво­е­ва­ний в руки рим­лян

с.60 Все обла­сти к югу от Тиг­ра, отня­тые у пар­фян или сирий­цев, были стра­те­ги­че­ски поте­ря­ны для Арме­нии и по боль­шей части немед­лен­но пере­шли во вла­де­ние победи­те­лей. Нача­ло поло­жи­ла сама вновь постро­ен­ная вто­рая сто­ли­ца. Мно­го­чис­лен­ные при­нуди­тель­но посе­лен­ные в ней гре­ки вос­ста­ли про­тив армян­ско­го гар­ни­зо­на и откры­ли рим­ско­му вой­ску ворота горо­да, кото­рый был отдан сол­да­там на раз­граб­ле­ние. Этот город был создан для новой вели­кой дер­жа­вы и был уни­что­жен победи­те­лем вме­сте с ней. Армян­ский сатрап Мага­дат вывел уже из Кили­кии и Сирии все вой­ска, чтобы уси­лить армию, набран­ную для выруч­ки Тиг­ра­но­кер­ты. Лукулл всту­пил в Ком­ма­ге­ну, самую север­ную область Сирии, и взял при­сту­пом ее глав­ный город Само­са­ту; до соб­ст­вен­но Сирии он не дошел, но от дина­стов и общин до само­го Крас­но­го моря, от элли­нов, сирий­цев, иуде­ев, ара­бов при­хо­ди­ли к рим­ля­нам послы при­вет­ст­во­вать ново­го вла­сте­ли­на. Даже князь Кор­ду­э­ны, обла­сти, нахо­див­шей­ся к восто­ку от Тиг­ра­но­кер­ты, под­чи­нил­ся Риму; но зато в Низи­би­се, а зна­чит и в Месо­пота­мии, утвер­дил­ся брат Тиг­ра­на Гура. Лукулл высту­пал повсюду как покро­ви­тель эллин­ских госуда­рей и общин; в Ком­ма­гене он поса­дил на пре­стол одно­го из прин­цев Селев­кидо­ва дома, Антио­ха; Антио­ха Ази­а­та, вер­нув­ше­го­ся после ухо­да армян в Антио­хию, он при­знал сирий­ским царем; всех при­нуди­тель­но посе­лен­ных в Тиг­ра­но­кер­те он отпу­стил на роди­ну. Неис­чис­ли­мые запа­сы и сокро­ви­ща Тиг­ра­на — хле­ба захва­че­но было 30 млн. медим­нов, денег в одной лишь Тиг­ра­но­кер­те — 8 тыс. талан­тов — дали Лукул­лу воз­мож­ность покрыть воен­ные рас­хо­ды, не обре­ме­няя государ­ст­вен­ной каз­ны, и выдать каж­до­му из сво­их сол­дат, поми­мо обиль­но­го снаб­же­ния, воз­на­граж­де­ние в 800 дена­ри­ев.

Тиг­ран и Мит­ра­дат

«Царь царей» был глу­бо­ко уни­жен. Это был сла­бо­ха­рак­тер­ный чело­век, высо­ко­мер­ный в уда­че, впа­дав­ший в уны­ние при неуда­че. Не вме­шай­ся ста­рый Мит­ра­дат, меж­ду Тиг­ра­ном и Лукул­лом, веро­ят­но, состо­я­лось бы согла­ше­ние, на кото­рое армян­ский царь имел все осно­ва­ния пой­ти ценой зна­чи­тель­ных жертв, а Лукулл — на снос­ных усло­ви­ях. Мит­ра­дат не при­ни­мал уча­стия в боях под Тиг­ра­но­кер­той. Осво­бож­ден­ный после 20-месяч­но­го заклю­че­ния в середине 684 г. [70 г.] вслед­ст­вие кон­флик­та, воз­ник­ше­го меж­ду армян­ским царем и рим­ля­на­ми, он был послан с 10 тыс. армян­ских всад­ни­ков в свое преж­нее цар­ство, чтобы угро­жать сооб­ще­ни­ям про­тив­ни­ка. Не успев еще здесь ниче­го сде­лать, он был вызван обрат­но, когда 50 Тиг­ран соби­рал все свои вой­ска на выруч­ку новой сто­ли­цы, но, подой­дя к Тиг­ра­но­кер­те, он встре­тил уже бежав­шие с поля сра­же­ния пол­чи­ща. Все — от царя до про­сто­го сол­да­та — счи­та­ли, что все поте­ря­но. Если бы Тиг­ран заклю­чил теперь мир, для Мит­ра­да­та не толь­ко была бы утра­че­на послед­няя надеж­да на с.61 воз­вра­ще­ние в свое цар­ство, но выда­ча его, несо­мнен­но, была бы пер­вым усло­ви­ем мира, и Тиг­ран, конеч­но, посту­пил бы с ним не ина­че, чем неко­гда Бокх с Югур­той. Поэто­му Мит­ра­дат при­ло­жил все уси­лия, чтобы вос­пре­пят­ст­во­вать тако­му обо­роту собы­тий и скло­нить армян­ский двор к про­дол­же­нию вой­ны, в кото­рой он не мог ниче­го поте­рять, но мог все выиг­рать; а при этом дво­ре бежав­ший из сво­его цар­ства и лишен­ный пре­сто­ла ста­рик обла­дал нема­лым вли­я­ни­ем. Это был еще строй­ный и силь­ный чело­век, несмот­ря на свои 60 лет вска­ки­вав­ший на коня в пол­ном воору­же­нии, умев­ший посто­ять за себя в руко­паш­ном бою наряду с луч­ши­ми бой­ца­ми. Дух его, каза­лось, был зака­лен года­ми и судь­бой; если в преж­ние вре­ме­на он посы­лал впе­ред сво­их пол­ко­вод­цев, не при­ни­мая непо­сред­ст­вен­но­го уча­стия в войне, то теперь, в ста­ро­сти, он сам коман­до­вал и лич­но при­ни­мал уча­стие в бою. Пере­жив в тече­ние сво­его пяти­де­ся­ти­лет­не­го цар­ст­во­ва­ния столь­ко пере­мен сча­стья, он счи­тал, что дело армян­ско­го царя отнюдь не поте­ря­но вслед­ст­вие пора­же­ния под Тиг­ра­но­кер­той и что, наобо­рот, поло­же­ние Лукул­ла очень затруд­ни­тель­но, а если не будет сей­час заклю­чен мир и вой­на будет вестись более разум­но, оно даже станет в выс­шей сте­пе­ни опас­ным.

Воз­об­нов­ле­ние вой­ны

Умуд­рен­ный опы­том ста­рик, годив­ший­ся почти в отцы армян­ско­му царю и имев­ший теперь воз­мож­ность ока­зы­вать на него лич­ное воздей­ст­вие, под­чи­нил себе это­го сла­бо­го чело­ве­ка сво­ей энер­ги­ей и добил­ся того, что Тиг­ран не толь­ко решил про­дол­жать вой­ну, но и пору­чил поли­ти­че­ское и воен­ное руко­вод­ство ею ему само­му. Вой­на долж­на была теперь стать из вой­ны пра­ви­тельств нацио­наль­но-ази­ат­ской вой­ной, — цари и наро­ды Азии объ­еди­ня­ют­ся про­тив могу­ще­ст­вен­но­го и высо­ко­мер­но­го Запа­да. Были сде­ла­ны вели­чай­шие уси­лия, чтобы при­ми­рить армян с пар­фя­на­ми и скло­нить их к сов­мест­ной борь­бе про­тив Рима. По пред­ло­же­нию Мит­ра­да­та, Тиг­ран выра­зил готов­ность воз­вра­тить Арса­киду Фра­ату, по про­зва­нию «Богу» (цар­ст­во­вал с 684 г. [70 г.]), заво­е­ван­ные армя­на­ми обла­сти Месо­пота­мию, Адиа­бе­ну, «Боль­шие доли­ны» и заклю­чить с ним дого­вор о друж­бе и сою­зе. Но после того, что про­изо­шло, это пред­ло­же­ние едва ли мог­ло рас­счи­ты­вать на бла­го­при­ят­ный при­ем; Фра­ат пред­по­чел обес­пе­чить себе гра­ни­цу по Евфра­ту согла­ше­ни­ем с рим­ля­на­ми, а не с армя­на­ми, и наблюдать со сто­ро­ны, как будут уни­что­жать друг дру­га нена­вист­ные соседи и неудоб­ные ино­зем­цы. У наро­дов Восто­ка Мит­ра­дат имел боль­ший успех, чем у царей. Нетруд­но было изо­бра­зить эту вой­ну нацио­наль­ной борь­бой Восто­ка с Запа­дом, пото­му что такой она и была. Отлич­но мож­но было пре­вра­тить ее и в рели­ги­оз­ную вой­ну, рас­про­стра­няя слу­хи, что целью Лукул­ло­ва похо­да явля­ет­ся овла­де­ние пер­сид­ским хра­мом Нанеи, или Ана­и­ты, в Эли­ма­иде (нынеш­ний с.62 Лури­стан), наи­бо­лее почи­тае­мым и бога­тым свя­ти­ли­щем евфрат­ских стран5.

51 Тол­па­ми сте­ка­лись ото­всюду ази­а­ты под зна­ме­на царей, при­звав­ших их к защи­те Восто­ка и его богов от без­бож­ных чуже­зем­цев. Но опыт пока­зал, что про­стое скоп­ле­ние огром­ных пол­чищ не толь­ко без­ре­зуль­тат­но, но дела­ет так­же негод­ны­ми дей­ст­ви­тель­но вынос­ли­вые и бое­спо­соб­ные вой­ска, к кото­рым они при­со­еди­ня­ют­ся, вовле­кая их в общее пора­же­ние. Мит­ра­дат стре­мил­ся преж­де все­го под­гото­вить тот род вой­ска, в кото­ром Запад был наи­бо­лее слаб, а ази­а­ты наи­бо­лее силь­ны, — кон­ни­цу; она состав­ля­ла поло­ви­ну вновь создан­ной им армии. Для служ­бы в пехо­те он тща­тель­но выби­рал из мас­сы взя­тых или доб­ро­воль­но явив­ших­ся рекру­тов наи­бо­лее при­год­ных людей и пору­чал их обу­че­ние сво­им пон­тий­ским офи­це­рам. Одна­ко зна­чи­тель­ная армия, вско­ре сто­яв­шая опять под зна­ме­на­ми армян­ско­го царя, назна­ча­лась не для того, чтобы поме­рять­ся с рим­ски­ми вете­ра­на­ми на пер­вом удоб­ном поле сра­же­ния, а долж­на была огра­ни­чить­ся обо­ро­ной и пар­ти­зан­ской вой­ной. Уже во вре­мя послед­не­го похо­да в сво­ем цар­стве Мит­ра­дат посто­ян­но отсту­пал, избе­гая боя; и на этот раз была при­ня­та подоб­ная так­ти­ка, а теат­ром вой­ны была избра­на соб­ст­вен­но Арме­ния, наслед­ст­вен­ное вла­де­ние Тиг­ра­на; непри­я­тель еще не кос­нул­ся этой обла­сти, а по сво­им при­род­ным усло­ви­ям и бла­го­да­ря пат­рио­тиз­му сво­его насе­ле­ния она отлич­но годи­лась для такой вой­ны.

Недо­воль­ство Лукул­лом в сто­ли­це и в армии

Поло­же­ние Лукул­ла к нача­лу 686 г. [68 г.] было затруд­ни­тель­но и еже­днев­но ста­но­ви­лось все опас­нее. Несмот­ря на его бле­стя­щие победы, в Риме вовсе не были им доволь­ны. Сенат был оскорб­лен его само­воль­ным обра­зом дей­ст­вий; пар­тия капи­та­ли­стов, инте­ре­сы кото­рой были чув­ст­ви­тель­но заде­ты Лукул­лом, пус­ка­ла в ход все сред­ства интри­ги и под­ку­па, чтобы добить­ся его ото­зва­ния. Рим­ский форум еже­днев­но огла­шал­ся спра­вед­ли­вы­ми и неспра­вед­ли­вы­ми жало­ба­ми на безум­но сме­ло­го, коры­сто­лю­би­во­го пол­ко­во­д­ца, пло­хо­го рим­ля­ни­на и измен­ни­ка. Вняв отча­сти жало­бам по пово­ду объ­еди­не­ния в руках подоб­но­го чело­ве­ка столь без­гра­нич­ной вла­сти — двух орди­нар­ных намест­ни­честв и важ­но­го чрез­вы­чай­но­го коман­до­ва­ния, — сенат назна­чил в про­вин­цию Азию одно­го из пре­то­ров, в про­вин­цию Кили­кию послал кон­су­ла Квин­та Мар­ция Рек­са с тре­мя вновь набран­ны­ми леги­о­на­ми и огра­ни­чил пол­но­мо­чия Лукул­ла коман­до­ва­ни­ем про­тив Мит­ра­да­та и Тиг­ра­на.

Разда­вав­ши­е­ся в Риме жало­бы про­тив пол­ко­во­д­ца нашли с.63 опас­ный отго­ло­сок в лаге­рях на Ири­се и на Тиг­ре, тем более что неко­то­рые офи­це­ры, в том чис­ле и шурин Лукул­ла Пуб­лий Кло­дий, обра­ба­ты­ва­ли сол­дат в этом духе. Пущен­ный, несо­мнен­но, ими слух, что Лукулл пред­по­ла­га­ет теперь свя­зать с пон­тий­ско-армян­ской вой­ной еще поход про­тив пар­фян, под­дер­жи­вал недо­воль­ство сол­дат. Но в то вре­мя, как недо­воль­ство пра­ви­тель­ства и сол­дат гро­зи­ло пол­ко­вод­цу ото­зва­ни­ем или мяте­жом, он, как азарт­ный игрок, все уве­ли­чи­вал свою став­ку и свою дер­зость.

Втор­же­ние Лукул­ла в Арме­нию
Про­тив пар­фян он, прав­да, не высту­пил, но когда Тиг­ран не обна­ру­жил готов­но­сти ни заклю­чить мир, ни дать вто­рое гене­раль­ное сра­же­ние, как желал бы Лукулл, он решил про­ник­нуть из Тиг­ра­но­кер­ты через труд­но­про­хо­ди­мую гор­ную область на восточ­ном бере­гу озе­ра Ван в доли­ну восточ­но­го Евфра­та (или Арза­ния, ныне Мурад-чай), а отсюда в доли­ну Ара­к­са, где на север­ном склоне Ара­ра­та нахо­ди­лась сто­ли­ца соб­ст­вен­но Арме­нии Арта­к­са­та с родо­вым зам­ком и гаре­мом царя. Угро­зой его наслед­ст­вен­ной рези­ден­ции Лукулл наде­ял­ся заста­вить Тиг­ра­на при­нять бой или в пути или хотя бы под Арта­к­са­той. Одна­ко у Тиг­ра­но­кер­ты было без­услов­но необ­хо­ди­мо оста­вить отряд, 52 и так как вой­ско, назна­чен­ное для пере­хо­да, невоз­мож­но было боль­ше сокра­щать, то Лукул­лу оста­ва­лось лишь осла­бить свои пози­ции в Пон­те, ото­звав оттуда свои вой­ска в Тиг­ра­но­кер­ту. Но глав­ным затруд­не­ни­ем было неудоб­ное для воен­ных пред­при­я­тий корот­кое армян­ское лето. На армян­ском плос­ко­го­рье, нахо­дя­щем­ся на высо­те 5 тыс. мет­ров и даже более над уров­нем моря, хлеб в окрест­но­стях Эрзе­ру­ма дает рост­ки лишь в нача­ле июня, а по окон­ча­нии убор­ки уро­жая, в сен­тяб­ре, сей­час же начи­на­ет­ся зима; таким обра­зом, нуж­но было прид­ти к Арта­к­са­те и закон­чить поход не боль­ше чем в 4 меся­ца.

В середине лета 686 г. [68 г.] Лукулл высту­пил из Тиг­ра­но­кер­ты и, дви­га­ясь, без сомне­ния, через Бит­лис­ский про­ход, а затем к запа­ду, мимо озе­ра Ван, достиг Муш­ско­го плос­ко­го­рья и Евфра­та. Пере­ход, сопро­вож­дав­ший­ся посто­ян­ны­ми уто­ми­тель­ны­ми стыч­ка­ми с непри­я­тель­ской кон­ни­цей, в осо­бен­но­сти с вер­хо­вы­ми стрел­ка­ми из лука, совер­шал­ся мед­лен­но, но без суще­ст­вен­ных пре­пят­ст­вий, и пере­пра­ва через Евфрат, серь­ез­но защи­щав­ша­я­ся армян­ской кон­ни­цей, была захва­че­на после удач­но­го боя; пока­за­лась и армян­ская пехота, но вовлечь ее в сра­же­ние не уда­лось. Таким обра­зом, армия достиг­ла соб­ст­вен­но армян­ско­го плос­ко­го­рья и дви­ну­лась даль­ше в незна­ко­мую стра­ну; с ней не слу­чи­лось ника­ко­го несча­стья, но уже одно замед­ле­ние похо­да усло­ви­я­ми мест­но­сти и кон­ни­цей про­тив­ни­ка было весь­ма непри­ят­но. Вой­ско еще было дале­ко от Арта­к­са­ты, когда насту­пи­ла зима. Когда ита­лий­ские сол­да­ты увиде­ли вокруг себя снег и лед, рух­ну­ла их воен­ная дис­ци­пли­на; слиш­ком туго натя­ну­тый лук лоп­нул.

Отступ­ле­ние Лукул­ла в Месо­пота­мию

с.64 Ввиду вспых­нув­ше­го мяте­жа Лукул­лу при­шлось отдать при­каз об отступ­ле­нии, кото­рое было орга­ни­зо­ва­но им с обыч­ным уме­ньем. Бла­го­по­луч­но достиг­нув Месо­пота­мии, где вре­мя года допус­ка­ло еще про­дол­же­ние воен­ных дей­ст­вий, Лукулл пере­шел Тигр и бро­сил­ся со всей мас­сой сво­его вой­ска на послед­ний остав­ший­ся здесь в руках армян город Низи­бис.

Взя­тие Низи­би­са

Армян­ский царь, пом­ня урок Тиг­ра­но­кер­ты, пре­до­ста­вил город само­му себе; несмот­ря на храб­рую обо­ро­ну, он был взят штур­мом оса­ждаю­щи­ми в тем­ную дожд­ли­вую ночь; армия Лукул­ла нашла здесь не менее бога­тую добы­чу и не менее удоб­ные зим­ние квар­ти­ры, чем год назад в Тиг­ра­но­кер­те.

Сра­же­ния в Пон­тий­ском цар­стве и у Тиг­ра­но­кер­ты

Но тем вре­ме­нем непри­я­тель­ское наступ­ле­ние всей сво­ей тяже­стью обру­ши­лось на остав­ши­е­ся в Пон­те и в Арме­нии сла­бые рим­ские отряды. В Арме­нии Тиг­ран заста­вил рим­ско­го вое­на­чаль­ни­ка Луция Фан­ния, играв­ше­го преж­де роль посред­ни­ка меж­ду Сер­то­ри­ем и Мит­ра­да­том, укрыть­ся в кре­по­сти и оса­дил его там. Мит­ра­дат всту­пил в Пон­тий­ское цар­ство с 4 тыс. армян­ских и 4 тыс. соб­ст­вен­ных всад­ни­ков и как осво­бо­ди­тель и мсти­тель при­звал народ к вос­ста­нию про­тив вра­гов оте­че­ства. Все при­мкну­ли к нему; рас­се­ян­ных по стране рим­ских сол­дат повсюду захва­ты­ва­ли и уби­ва­ли. Когда коман­до­вав­ший рим­ски­ми вой­ска­ми в Пон­те Адри­ан повел свои вой­ска про­тив Мит­ра­да­та, быв­шие наем­ни­ки царя и мно­го­чис­лен­ные обра­щен­ные в раб­ство пон­тий­цы, сле­до­вав­шие за вой­ском, пере­шли на сто­ро­ну непри­я­те­ля. Нерав­ная борь­ба про­дол­жа­лась целых два дня; толь­ко бла­го­да­ря тому, что царя при­шлось выне­сти с поля сра­же­ния после полу­чен­ных им двух ран, рим­ский пол­ко­во­дец смог пре­рвать почти про­иг­ран­ный бой и уйти с неболь­шим остат­ком сво­его вой­ска в Каби­ру. Слу­чай­но ока­зав­ший­ся в этих местах дру­гой из под­чи­нен­ных Лукул­лу вое­на­чаль­ни­ков, энер­гич­ный Три­а­рий, сумел, прав­да, сно­ва собрать отряд и выдер­жал 53 удач­ное сра­же­ние с царем, но он был слиш­ком слаб, чтобы изгнать его опять из Пон­тий­ско­го цар­ства, и дол­жен был поми­рить­ся с тем, что царь рас­по­ло­жил­ся на зим­ние квар­ти­ры в Комане.

Даль­ней­шее отступ­ле­ние к Пон­ту

При таких обсто­я­тель­ствах насту­пи­ла вес­на 687 г. [67 г.]. Сосре­дото­че­ние армии в Низи­би­се, празд­ная жизнь на зим­них квар­ти­рах, частые отлуч­ки пол­ко­во­д­ца — все это еще более уси­ли­ло тем вре­ме­нем недис­ци­пли­ни­ро­ван­ность войск. Они не толь­ко бур­но тре­бо­ва­ли воз­вра­ще­ния на роди­ну, но было уже вид­но, что, если глав­но­ко­ман­дую­щий отка­жет­ся пове­сти их обрат­но, они дви­нут­ся сами. Запа­сы были скуд­ны: Фан­ний и Три­а­рий обра­ща­лись к глав­но­ко­ман­дую­ще­му с настой­чи­вы­ми прось­ба­ми ока­зать им помощь в их труд­ном поло­же­нии. С тяже­лым серд­цем решил­ся Лукулл усту­пить необ­хо­ди­мо­сти; поки­нув с.65 Низи­бис и Тиг­ра­но­кер­ту и отка­зав­шись от бле­стя­щих надежд, кото­рые он воз­ла­гал на армян­ский поход, он вер­нул­ся на пра­вый берег Евфра­та. Фан­ния Лукулл выру­чил, но в Понт уже опоздал. Три­а­рий, недо­ста­точ­но силь­ный для сра­же­ния с Мит­ра­да­том, занял укреп­лен­ную пози­цию у Гази­уры (Турк­сал на реке Ири­се, к запа­ду от Тока­та), оста­вив свой обоз у Дада­са. Одна­ко, когда Мит­ра­дат оса­дил этот город, рим­ские сол­да­ты, бес­по­ко­ясь о сво­их пожит­ках, заста­ви­ли коман­дую­ще­го поки­нуть без­опас­ную пози­цию и дать царю сра­же­ние меж­ду Гази­урой и Зие­лой (Зил­лех) на Ско­тий­ских высотах.

Пора­же­ние пон­тий­ской армии рим­лян при Зие­ле

Слу­чи­лось то, что пред­видел Три­а­рий. Несмот­ря на отваж­ное сопро­тив­ле­ние, кры­ло, кото­рым коман­до­вал сам царь, про­рва­ло ряды рим­лян и оттес­ни­ло пехоту в гли­ни­стый овраг, где она не мог­ла дви­нуть­ся ни впе­ред, ни в сто­ро­ну и была без­жа­лост­но изруб­ле­на. Одно­му рим­ско­му цен­ту­ри­о­ну, попла­тив­ше­му­ся за это жиз­нью, уда­лось, прав­да, нане­сти царю смер­тель­ную рану, но пора­же­ние рим­лян было, тем не менее, пол­ное. Захва­чен был рим­ский лагерь, почти все офи­це­ры и унтер-офи­це­ры были пере­би­ты; непо­гре­бен­ные тру­пы оста­лись на поле сра­же­ния, и когда Лукулл при­был на пра­вый берег Евфра­та, он узнал о пора­же­нии не от сво­их, а по рас­ска­зам мест­но­го насе­ле­ния.

Одно­вре­мен­но с этим пора­же­ни­ем в армии назре­вал мятеж. К это­му вре­ме­ни при­бы­ло из Рима изве­стие, что народ решил уво­лить в отстав­ку тех сол­дат, закон­ный срок служ­бы кото­рых истек, т. е. фим­бри­ан­цев, и назна­чил одно­го из кон­су­лов теку­ще­го года глав­но­ко­ман­дую­щим в Вифи­нии и Пон­те. Пре­ем­ник Лукул­ла, кон­сул Ман­ний Аци­лий Глаб­ри­он, выса­дил­ся уже в Малой Азии. Демо­би­ли­за­ция отваж­ней­ших и бес­по­кой­ней­ших леги­о­нов и ото­зва­ние глав­но­ко­ман­дую­ще­го в свя­зи с впе­чат­ле­ни­ем, про­из­веден­ным на армию пора­же­ни­ем при Зие­ле, окон­ча­тель­но подо­рва­ли дис­ци­пли­ну войск в тот момент, когда пол­ко­во­дец осо­бен­но в ней нуж­дал­ся. Он сто­ял в Малой Арме­нии, у Талав­ры, про­тив пон­тий­ской армии, имев­шей уже во гла­ве с зятем Тиг­ра­на Мит­ра­да­том Мидий­ским удач­ную кава­ле­рий­скую стыч­ку с рим­ля­на­ми; туда же направ­ля­лись из Арме­нии глав­ные силы Тиг­ра­на. Лукулл послал за помо­щью к ново­му намест­ни­ку Кили­кии Квин­ту Мар­цию, кото­рый, направ­ля­ясь в свою про­вин­цию, толь­ко что при­был в Лика­о­нию с тре­мя леги­о­на­ми. Когда Квинт Мар­ций отве­тил, что его сол­да­ты отка­зы­ва­ют­ся идти в Арме­нию, Лукулл обра­тил­ся к Глаб­ри­о­ну с прось­бой при­нять воз­ло­жен­ное на него наро­дом глав­ное коман­до­ва­ние, но Глаб­ри­он обна­ру­жил еще мень­шее жела­ние взять­ся за эту зада­чу, став­шую теперь такой труд­ной и опас­ной.

Лукулл был вынуж­ден остать­ся глав­но­ко­ман­дую­щим и, для того чтобы ему не при­шлось сра­жать­ся под Талав­рой одно­вре­мен­но с 54 армя­на­ми и пон­тий­ца­ми, при­ка­зал высту­пить про­тив при­бли­жаю­ще­го­ся армян­ско­го вой­ска.

Про­дол­же­ние отступ­ле­ния в Пере­д­нюю Азию

с.66 Сол­да­ты пови­но­ва­лись при­ка­зу, но, при­дя к тому месту, где раз­ветв­ля­лись доро­ги в Арме­нию и в Кап­па­до­кию, они свер­ну­ли на послед­ний путь и напра­ви­лись в про­вин­цию Азию. Здесь фим­бри­ан­цы потре­бо­ва­ли немед­лен­но­го осво­бож­де­ния их от служ­бы, и, хотя они отка­за­лись затем от это­го тре­бо­ва­ния по настой­чи­вой прось­бе глав­но­ко­ман­дую­ще­го и дру­гих отрядов, они все же про­дол­жа­ли наста­и­вать, что разой­дут­ся, если с наступ­ле­ни­ем зимы не увидят перед собой вра­га. Так дей­ст­ви­тель­но и слу­чи­лось. Мит­ра­дат не толь­ко занял опять почти все свое цар­ство, но кон­ни­ца его объ­езди­ла и всю Кап­па­до­кию до самой Вифи­нии; царь Арио­бар­зан оди­на­ко­во без­ре­зуль­тат­но про­сил о помо­щи и Квин­та Мар­ция, и Лукул­ла, и Глаб­ри­о­на. Это был стран­ный, почти неве­ро­ят­ный исход вой­ны, веден­ной столь бле­стя­щим обра­зом. Если при­нять во вни­ма­ние толь­ко воин­ские подви­ги, то едва ли какой-либо дру­гой рим­ский гене­рал, обла­дая таки­ми незна­чи­тель­ны­ми сила­ми, совер­шил столь­ко, как Лукулл; каза­лось, что талант и сча­стье Сул­лы были уна­сле­до­ва­ны его уче­ни­ком. Если при дан­ных усло­ви­ях рим­ская армия в цело­сти вер­ну­лась из Арме­нии в Малую Азию, то это было чудом воен­но­го искус­ства, кото­рое, насколь­ко мы можем судить, дале­ко пре­вос­хо­дит отступ­ле­ние Ксе­но­фон­та и объ­яс­ня­ет­ся, конеч­но, преж­де все­го проч­но­стью рим­ской воен­ной орга­ни­за­ции и негод­но­стью восточ­ной; во вся­ком слу­чае этот поход обес­пе­чи­ва­ет руко­во­ди­те­лю его почет­ное место в кру­гу пер­во­класс­ных воен­ных даро­ва­ний. Если же имя Лукул­ла обыч­но не упо­ми­на­ет­ся в чис­ле их, то при­чи­ной это­го явля­ет­ся, по-види­мо­му, отча­сти то, что до нас не дошло сколь­ко-нибудь снос­но­го воен­но­го опи­са­ния его похо­дов, отча­сти же то, что повсюду и преж­де все­го в воен­ном деле ценит­ся лишь конеч­ный резуль­тат, кото­рый в дан­ном слу­чае рав­нял­ся совер­шен­но­му пора­же­нию. Из-за послед­не­го небла­го­при­ят­но­го обо­рота собы­тий, а глав­ным обра­зом, вслед­ст­вие мяте­жа сол­дат были поте­ря­ны все дости­же­ния вось­ми­лет­ней вой­ны, и зимой 687/688 г. [67/66 г.] дела нахо­ди­лись в таком же поло­же­нии, как зимой 679/680 г. [75/74 г.].

Вой­на с пира­та­ми

Не луч­шие резуль­та­ты, чем вой­на на кон­ти­нен­те, дала и вой­на с пира­та­ми, начав­ша­я­ся одно­вре­мен­но с пер­вой и посто­ян­но нахо­див­ша­я­ся с ней в тес­ной свя­зи. Выше уже рас­ска­зы­ва­лось, что сенат при­нял в 680 г. [74 г.] пра­виль­ное реше­ние пору­чить очист­ку морей от кор­са­ров одно­му адми­ра­лу с пра­ва­ми глав­но­ко­ман­дую­ще­го, а имен­но, пре­то­ру Мар­ку Анто­нию. Но с само­го нача­ла была сде­ла­на ошиб­ка в выбо­ре началь­ни­ка, или, вер­нее, те, кто про­вел эту целе­со­об­раз­ную меру, не учли, что в сена­те все пер­со­наль­ные вопро­сы реша­лись под вли­я­ни­ем Цете­га (стр. 11) и подоб­ных пар­тий­ных инте­ре­сов. Далее, избран­ный адми­рал не был обес­пе­чен соот­вет­ст­ву­ю­щим его обшир­ной зада­че коли­че­ст­вом денег и судов, так что сво­и­ми тяже­лы­ми рек­ви­зи­ци­я­ми он стал почти так же невы­но­сим для дру­же­ст­вен­ных про­вин­ци­а­лов, как и с.67 кор­са­ры. Все это, конеч­но, ска­за­лось на резуль­та­тах. В кам­пан­ских водах флот Анто­ния захва­тил несколь­ко пират­ских судов.

Пора­же­ние Анто­ния у Кидо­ния
С кри­тя­на­ми же, всту­пив­ши­ми с пира­та­ми в друж­бу и союз и рез­ко откло­нив­ши­ми тре­бо­ва­ние Анто­ния отка­зать­ся от это­го сою­за, дело дошло до сра­же­ния, и цепи, кото­рые Анто­ний пред­у­смот­ри­тель­но дер­жал в запа­се на сво­их судах, чтобы зако­вы­вать плен­ных кор­са­ров, послу­жи­ли для того, чтобы при­ко­вать кве­сто­ра и дру­гих рим­ских плен­ных к мач­там захва­чен­ных пира­та­ми рим­ских судов, когда крит­ские пол­ко­вод­цы 55 Ласфен и Панар с тор­же­ст­вом воз­вра­ща­лись в Кидо­нию после мор­ско­го сра­же­ния, дан­но­го ими рим­ля­нам близ их ост­ро­ва. Истра­тив сво­им лег­ко­мыс­лен­ным веде­ни­ем вой­ны гро­мад­ные сум­мы и ниче­го не достиг­нув, Анто­ний умер в 683 г. [71 г.] на Кри­те. Частью неудач­ный исход этой экс­пе­ди­ции, частью доро­го­виз­на построй­ки флота, частью же нерас­по­ло­же­ние оли­гар­хии к рас­ши­ре­нию ком­пе­тен­ции долж­ност­ных лиц были при­чи­ной того, что после фак­ти­че­ско­го окон­ча­ния экс­пе­ди­ции вслед­ст­вие смер­ти Анто­ния не был назна­чен новый адми­рал и каж­до­му намест­ни­ку было по-преж­не­му пре­до­став­ле­но забо­тить­ся о подав­ле­нии пират­ства в сво­ей про­вин­ции; таков был, напри­мер, постро­ен­ный Лукул­лом флот, дей­ст­во­вав­ший в Эгей­ском море.

Крит­ская вой­на

Что же каса­ет­ся кри­тян, то даже это пороч­ное поко­ле­ние рим­лян сочло, что на бес­че­стье, нане­сен­ное Риму при Кидо­нии, мож­но было отве­тить толь­ко объ­яв­ле­ни­ем им вой­ны. Тем не менее крит­ские послы, явив­ши­е­ся в 684 г. [70 г.] в Рим с прось­бой взять назад плен­ных и вос­ста­но­вить преж­ний союз, едва не доби­лись поло­жи­тель­но­го реше­ния сена­та; на то, что вся кор­по­ра­ция счи­та­ла позо­ром, отдель­ный сена­тор охот­но согла­шал­ся за звон­кую моне­ту. Лишь после того как сенат поста­но­вил, что по зай­мам крит­ских послов у рим­ских бан­ки­ров не могут быть предъ­яв­ле­ны ника­кие иски, и тем самым лишил себя воз­мож­но­сти быть под­куп­лен­ным, был издан декрет о том, чтобы крит­ские общи­ны, если они хотят избе­жать вой­ны, выда­ли Риму для над­ле­жа­ще­го нака­за­ния, поми­мо рим­ских пере­беж­чи­ков, винов­ни­ков совер­шен­но­го при Кидо­нии пре­ступ­ле­ния, вожа­ков Ласфе­на и Пана­ра, а так­же все кораб­ли и лод­ки, имев­шие четы­ре или более весел, выста­ви­ли 400 залож­ни­ков и упла­ти­ли штраф в 4 тыс. талан­тов. Когда послы отве­ти­ли, что они не упол­но­мо­че­ны на при­ня­тие таких усло­вий, одно­му из кон­су­лов сле­дую­ще­го года было пору­че­но по исте­че­нии сро­ка его долж­но­сти отпра­вить­ся на Крит, чтобы полу­чить тре­бу­е­мую ком­пен­са­цию или же начать вой­ну.

Поко­ре­ние Кри­та Метел­лом
На осно­ва­нии это­го реше­ния в 685 г. [69 г.] появил­ся в крит­ских водах про­кон­сул Квинт Метелл. Общи­ны Кри­та во гла­ве с круп­ней­ши­ми горо­да­ми — Гор­ти­ной, Кнос­сом, Кидо­ни­ей — реши­ли защи­щать­ся с ору­жи­ем в руках, но не под­чи­нять­ся непо­мер­ным тре­бо­ва­ни­ям Рима. Кри­тяне были народ бес­чест­ный и раз­вра­щен­ный, с.68 пират­ство так же тес­но срос­лось с их обще­ст­вен­ным и част­ным бытом, как раз­бой­ни­че­ство с общин­ным стро­ем это­лий­цев; но они были похо­жи на это­лий­цев, поми­мо дру­гих сво­их черт, так­же и храб­ро­стью, и толь­ко эти два гре­че­ских государ­ства вели борь­бу за неза­ви­си­мость муже­ст­вен­но и с честью. Воз­ле Кидо­нии, где Метелл выса­дил свои три леги­о­на, сто­я­ла гото­вая встре­тить его крит­ская армия в 24 тыс. чело­век под началь­ст­вом Ласфе­на и Пана­ра. Про­изо­шло сра­же­ние в откры­том поле, и победа после жесто­кой борь­бы доста­лась рим­ля­нам. Несмот­ря на это, горо­да, защи­щае­мые сво­и­ми сте­на­ми, не под­чи­ня­лись рим­ско­му пол­ко­вод­цу, и Метел­лу при­шлось оса­ждать один город за дру­гим. Кидо­ния, где укры­лись остат­ки раз­би­той армии, после дол­гой оса­ды была сда­на Пана­ром, кото­ро­му было обе­ща­но за это сво­бод­ное отступ­ле­ние, а бежав­ше­го из горо­да Ласфе­на при­шлось вто­рич­но оса­ждать в Кнос­се. Когда же и эта кре­пость была близ­ка к сда­че, он уни­что­жил свои сокро­ви­ща и сно­ва бежал в те места, кото­рые, как Лик­тос, Элев­фе­ра и дру­гие, про­дол­жа­ли еще обо­ро­ну. Про­шло два года (686, 687) [68, 67 гг.], преж­де чем Метелл стал гос­по­ди­ном все­го ост­ро­ва и послед­ний кло­чок сво­бод­ной гре­че­ской зем­ли пере­шел в руки могу­ще­ст­вен­ных рим­лян; крит­ские 56 общи­ны, рань­ше всех дру­гих гре­че­ских общин раз­вив­шие у себя сво­бод­ный город­ской строй и достиг­шие гос­под­ства на море, были и послед­ни­ми из тех напол­няв­ших неко­гда Сре­ди­зем­ное море гре­че­ских при­мор­ских государств, кото­рые были поко­ре­ны рим­ской кон­ти­нен­таль­ной дер­жа­вой. Были выпол­не­ны все тре­бо­ва­ния зако­на, для того чтобы еще раз отпразд­но­вать один из обыч­ных пыш­ных три­ум­фов; род Метел­лов мог с оди­на­ко­вым пра­вом при­со­еди­нить к сво­им македон­ско­му, нуми­дий­ско­му, дал­ма­тин­ско­му, бале­ар­ско­му титу­лам новый титул — «крит­ско­го», а Рим обла­дал отныне еще одним слав­ным име­нем.

Пира­ты на Сре­ди­зем­ном море

Тем не менее нико­гда еще рим­ляне не были так бес­силь­ны на Сре­ди­зем­ном море, а кор­са­ры так могу­ще­ст­вен­ны, как в эти годы. Кили­кий­ские и крит­ские пира­ты, кото­рые в это вре­мя насчи­ты­ва­ли до тыся­чи судов, име­ли все осно­ва­ния изде­вать­ся над «Исаврий­цем» и «Кри­тя­ни­ном» с их жал­ки­ми победа­ми. Мы гово­ри­ли уже о том, какое энер­гич­ное уча­стие при­ни­ма­ли пира­ты в Мит­ра­да­то­вой войне и как луч­шие силы кор­сар­ско­го государ­ства орга­ни­зо­ва­ли упор­ное сопро­тив­ле­ние пон­тий­ских пор­то­вых горо­дов. Но государ­ство это и на свой страх совер­ша­ло не менее круп­ные дела. В 685 г. [69 г.] пират Афи­но­дор почти на гла­зах эскад­ры Лукул­ла напал на ост­ров Делос, разо­рил его про­слав­лен­ные свя­ти­ли­ща и хра­мы и увел все насе­ле­ние в раб­ство. Ост­ров Липа­ра, воз­ле Сици­лии, пла­тил пира­там еже­год­ную дань, чтобы быть избав­лен­ным от подоб­ных напа­де­ний. Дру­гой вождь пира­тов, Герак­ле­он, уни­что­жил в 682 г. [72 г.] сна­ря­жен­ную про­тив него в Сици­лии эскад­ру и осме­ли­вал­ся с четырь­мя толь­ко откры­ты­ми лод­ка­ми появ­лять­ся в сира­куз­ской гава­ни. Два года спу­стя его с.69 сото­ва­рищ Пир­га­ни­он выса­дил­ся даже на берег в том же пор­ту, укре­пил­ся там и посы­лал оттуда лету­чие отряды внутрь ост­ро­ва, пока рим­ский намест­ник не заста­вил его, нако­нец, уда­лить­ся. Под конец все при­вык­ли к тому, что все про­вин­ции сна­ря­жа­ли эскад­ры и созда­ва­ли бере­го­вую охра­ну или по край­ней мере дава­ли сред­ства на то и на дру­гое, и, несмот­ря на это, кор­са­ры появ­ля­лись и раз­граб­ля­ли про­вин­ции так же регу­ляр­но, как и рим­ские намест­ни­ки. Но дерз­кие пре­ступ­ни­ки не ува­жа­ли уже теперь и свя­щен­ной поч­вы самой Ита­лии; из Крото­на они увез­ли сокро­ви­ща хра­ма Лакин­ской Геры; они выса­жи­ва­лись в Брун­ди­зии, Мизене, Кай­е­те, в этрус­ских пор­тах и даже в Остии; они уво­ди­ли в плен вид­ней­ших рим­ских офи­це­ров, как, напри­мер, коман­дую­ще­го фло­том при кили­кий­ской армии и двух пре­то­ров со всей их сви­той, с устра­шаю­щи­ми топо­ра­ми и пру­тья­ми и все­ми зна­ка­ми их досто­ин­ства; они похи­ти­ли из вил­лы под Мизе­ном род­ную сест­ру рим­ско­го адми­ра­ла Анто­ния, послан­но­го для иско­ре­не­ния пират­ства; уни­что­жи­ли в остий­ской гава­ни сна­ря­жен­ный про­тив них под началь­ст­вом одно­го из кон­су­лов рим­ский флот. Ни латин­ский кре­стья­нин, ни пут­ник на Аппи­е­вой доро­ге, ни знат­ный при­ез­жий, лечив­ший­ся вода­ми в Бай­ях, тогдаш­нем «зем­ном рае», ни мину­ты не были отныне спо­кой­ны за свою жизнь и иму­ще­ство; в тор­гов­ле и пере­воз­ках насту­пил застой; страш­ная доро­го­виз­на гос­под­ст­во­ва­ла в Ита­лии, осо­бен­но в сто­ли­це, снаб­жав­шей­ся хле­бом из-за моря. Жало­бы на невы­но­си­мые бед­ст­вия неред­ки как в наши дни, так и в исто­рии; в дан­ном слу­чае подоб­ная харак­те­ри­сти­ка была бы вполне спра­вед­ли­ва.

Вол­не­ния рабов

В пред­ше­ст­ву­ю­щем изло­же­нии шла речь о том, как осу­ществлял вос­ста­нов­лен­ный Сул­лой сенат охра­ну гра­ниц в Македо­нии, попе­че­ние о зави­си­мых госуда­рях Малой Азии и, нако­нец, мор­скую 57 поли­цию; резуль­та­ты были повсюду неудо­вле­тво­ри­тель­ны. Не луч­шие успе­хи достиг­ну­ты были пра­ви­тель­ст­вом и в дру­гой, быть может, еще более важ­ной зада­че, — наблюде­нии за про­вин­ци­аль­ным и преж­де все­го ита­лий­ским про­ле­та­ри­а­том. Язва неволь­ни­чье­го про­ле­та­ри­а­та под­та­чи­ва­ла все государ­ства древ­но­сти, и при­том тем силь­нее, чем более пышен был их рас­цвет, так как сила и богат­ство государ­ства при суще­ст­во­вав­ших усло­ви­ях неиз­беж­но при­во­ди­ли к непро­пор­цио­наль­но­му уве­ли­че­нию мас­сы рабов. Есте­ствен­но, что Рим стра­дал от это­го боль­ше, чем какое-либо дру­гое государ­ство древ­но­сти. Еще в VI веке [сер. III — сер. II вв.] пра­ви­тель­ство долж­но было посы­лать вой­ска про­тив шаек бежав­ших рабов-пас­ту­хов и рабов, заня­тых в сель­ском хозяй­стве. План­та­тор­ское хозяй­ство, все более и более насаж­дав­ше­е­ся ита­лий­ски­ми спе­ку­лян­та­ми, до бес­ко­неч­но­сти уси­ли­ло это опас­ное зло. В пери­о­ды кри­зи­сов вре­мен Грак­хов и Мария и в тес­ной свя­зи с ними во мно­гих пунк­тах рим­ско­го государ­ства про­ис­хо­ди­ли вос­ста­ния рабов, а в Сици­лии они пре­вра­ти­лись даже в две кро­ва­вые вой­ны (619—622 и 652—654) [135—132 и 102—100 гг.]. Деся­ти­ле­тие гос­под­ства с.70 рестав­ра­ции после смер­ти Сул­лы было золо­той порой как для мор­ских раз­бой­ни­ков, так и для подоб­ных им банд на суше, а преж­де все­го на ита­лий­ском полу­ост­ро­ве, где до тех пор суще­ст­во­вал все же кой-какой порядок. О граж­дан­ском мире здесь едва ли мог­ла быть теперь речь. Гра­бе­жи были повсе­днев­ным явле­ни­ем в сто­ли­це и мало­на­се­лен­ных частях Ита­лии, а убий­ства — частым. Про­тив похи­ще­ния чужих рабов, а так­же сво­бод­ных людей был издан народ­ным собра­ни­ем, воз­мож­но, в эту эпо­ху, осо­бый закон, а для дел о насиль­ст­вен­ном захва­те земель­ных участ­ков в это же при­бли­зи­тель­но вре­мя был введен осо­бый сум­мар­ный про­цесс. Эти пре­ступ­ле­ния долж­ны были счи­тать­ся осо­бен­но опас­ны­ми, пото­му что хотя они и совер­ша­лись обыч­но про­ле­та­ри­а­том, но в каче­стве мораль­ных винов­ни­ков и участ­ни­ков в бары­шах в них при­ни­ма­ло уча­стие и боль­шое чис­ло людей из выс­ше­го клас­са. Так, похи­ще­ние людей и захват полей очень часто про­из­во­ди­лись по нау­ще­нию управ­ля­ю­щих боль­ших име­ний состав­ляв­ши­ми­ся там, часто воору­жен­ны­ми, шай­ка­ми рабов. Мно­гие ува­жае­мые лица не брез­га­ли тем, что усерд­ный над­смотр­щик рабов при­об­ре­тал для них, так же как Мефи­сто­фель достал Фаусту, липы Филе­мо­на. Как обсто­я­ли здесь дела, вид­но из того, что один из более чест­ных опти­ма­тов, Марк Лукулл, око­ло 676 г. [78 г.], будучи гла­вой пра­во­судия в сто­ли­це, ввел уси­лен­ное нака­за­ние за совер­шен­ные воору­жен­ны­ми бан­да­ми пре­ступ­ле­ния про­тив соб­ст­вен­но­сти6. Этой мерой име­лось в виду заста­вить вла­дель­цев боль­ших масс рабов стро­же наблюдать за ними под стра­хом кон­фис­ка­ции их в судеб­ном поряд­ке. Но, начав гра­бить и уби­вать по пору­че­нию знат­ных людей, про­ле­тар­ские и неволь­ни­чьи мас­сы лег­ко мог­ли про­дол­жать это заня­тие на свой соб­ст­вен­ный счет; доста­точ­но было искры, чтобы вос­пла­ме­нить этот горю­чий мате­ри­ал и пре­вра­тить про­ле­та­ри­ат в армию мятеж­ни­ков. Повод для это­го ско­ро нашел­ся.

Нача­ло вой­ны гла­ди­а­то­ров

Состя­за­ния гла­ди­а­то­ров, став­шие теперь в Ита­лии излюб­лен­ным народ­ным раз­вле­че­ни­ем, при­ве­ли к воз­ник­но­ве­нию — осо­бен­но в Капуе и ее окрест­но­стях — мно­же­ства заведе­ний, где частью содер­жа­лись под над­зо­ром, а частью обу­ча­лись те рабы, кото­рые долж­ны 58 были уби­вать или уме­реть на поте­ху само­дер­жав­но­го наро­да. Это были по боль­шей части храб­рые воен­но­плен­ные, не забыв­шие, как они неко­гда сра­жа­лись про­тив рим­лян. Неко­то­рые из этих отча­ян­ных людей бежа­ли в 681 г. [73 г.] из одной капу­ан­ской шко­лы гла­ди­а­то­ров на Везу­вий.

Спар­так
Во гла­ве их сто­я­ли два кель­та, носив­шие в каче­стве рабов име­на Крик­са и Эно­мая, и фра­ки­ец Спар­так, являв­ший­ся, быть может, с.71 отпрыс­ком бла­го­род­но­го рода Спар­то­кидов, достиг­ше­го цар­ских поче­стей как во Фра­кии, так и в Пан­ти­ка­пее. Он слу­жил во вспо­мо­га­тель­ных фра­кий­ских частях рим­ско­го вой­ска, дезер­ти­ро­вал, зани­мал­ся раз­бо­ем в горах, сно­ва был схва­чен и дол­жен был стать гла­ди­а­то­ром.
Раз­ви­тие вос­ста­ния
Набе­ги этой неболь­шой шай­ки, насчи­ты­вав­шей сна­ча­ла толь­ко 74 чело­ве­ка, но быст­ро уве­ли­чи­вав­шей­ся бла­го­да­ря наплы­ву рабов из окрест­но­стей, вско­ре сде­ла­лись до того невы­но­си­мы для насе­ле­ния бога­той Кам­пан­ской обла­сти, что после тщет­ных попы­ток защи­щать­ся соб­ст­вен­ны­ми сила­ми оно про­си­ло помо­щи у Рима. Наско­ро собран­ный отряд из 3 тыс. чело­век под началь­ст­вом Кло­дия Глаб­ра появил­ся у Везу­вия и занял под­сту­пы к нему, чтобы взять рабов измо­ром. Но раз­бой­ни­ки, несмот­ря на свое незна­чи­тель­ное чис­ло и недо­ста­точ­ное воору­же­ние, осме­ли­лись напасть на рим­ские посты, спу­стив­шись по кру­тым скло­нам; жал­кое рим­ское опол­че­ние, ока­зав­шись неожи­дан­но под уда­ром этой гор­сточ­ки отча­ян­ных людей, пока­за­ло пят­ки и рас­се­я­лось во все сто­ро­ны. Бла­го­да­ря это­му пер­во­му успе­ху раз­бой­ни­ки полу­чи­ли ору­жие и уси­лил­ся наплыв в их шай­ку. Хотя бо́льшая часть из них все еще была воору­же­на толь­ко заост­рен­ны­ми дубин­ка­ми, новый и более силь­ный отряд опол­че­ния, отправ­лен­ный из Рима в Кам­па­нию, — два леги­о­на под началь­ст­вом пре­то­ра Пуб­лия Вари­ния — застал их рас­по­ло­жив­ши­ми­ся лаге­рем на рав­нине почти как насто­я­щее вой­ско. Поло­же­ние Вари­ния было затруд­ни­тель­но. Сол­да­ты его, вынуж­ден­ные стать биву­а­ком на виду у про­тив­ни­ка, силь­но стра­да­ли от сырой осен­ней пого­ды и вызы­вае­мых ею болез­ней, но еще боль­ше, чем эпиде­мия, опу­сто­ша­ли их ряды тру­сость и непо­ви­но­ве­ние. В самом нача­ле совер­шен­но раз­бе­жа­лась одна из частей, при­чем бежав­шие не вер­ну­лись в рас­по­ло­же­ние глав­ных сил рим­лян, а пря­мо пошли домой. Когда же дан был при­каз дви­нуть­ся про­тив непри­я­тель­ских укреп­ле­ний и ата­ко­вать их, бо́льшая часть отряда отка­за­лась выпол­нить это при­ка­за­ние. Тем не менее Вари­ний высту­пил про­тив раз­бой­ни­чьей шай­ки с теми, кто остал­ся в строю; одна­ко он уже не застал ее на преж­нем месте. Под­няв­шись совер­шен­но бес­шум­но, она напра­ви­лась к югу, в сто­ро­ну Пицен­тии (Вичен­ца, близ Амаль­фи); Вари­ний, прав­да, догнал ее здесь, но не мог поме­шать ей отсту­пить через Силар в глубь Лука­нии, этой обе­то­ван­ной зем­ли пас­ту­хов и раз­бой­ни­ков. Вари­ний после­до­вал за ними и туда, и здесь, нако­нец, пре­зрен­ные вра­ги при­ня­ли бой. Все обсто­я­тель­ства, при кото­рых про­ис­хо­ди­ла бит­ва, были небла­го­при­ят­ны для рим­лян; сол­да­ты, неза­дол­го до того нетер­пе­ли­во тре­бо­вав­шие сра­же­ния, дра­лись все же пло­хо. Вари­ний был раз­бит наго­ло­ву, его лошадь и зна­ки его досто­ин­ства вме­сте с рим­ским лаге­рем доста­лись непри­я­те­лю. Тол­па­ми сте­ка­лись южно­и­та­лий­ские рабы, в осо­бен­но­сти храб­рые полу­ди­кие пас­ту­хи, под зна­ме­на этих неждан­ных изба­ви­те­лей; по самым скром­ным под­сче­там, с.72 чис­ло воору­жен­ных мятеж­ни­ков дошло до 40 тыс. Они быст­ро сно­ва заня­ли толь­ко что очи­щен­ную Кам­па­нию; рим­ский отряд, остав­ший­ся там под началь­ст­вом Вари­ни­е­ва кве­сто­ра Гая Тора­ния, был рас­се­ян и уни­что­жен. Вся сель­ская часть Южной и 59 Юго-запад­ной Ита­лии была в руках победо­нос­ных гла­ва­рей раз­бой­ни­ков; они захва­ти­ли даже такие круп­ные горо­да, как Кон­сен­ция в обла­сти брут­ти­ев, Фурии и Мета­понт в Лука­нии, Нола и Нуце­рия в Кам­па­нии, кото­рым при­шлось вытер­петь все звер­ства, какие спо­соб­ны учи­нить победо­нос­ные вар­ва­ры над без­за­щит­ны­ми куль­тур­ны­ми людь­ми, сбро­сив­шие цепи рабы — над сво­и­ми преж­ни­ми гос­по­да­ми. Нуж­но ли гово­рить, что в подоб­ной борь­бе не соблюда­лись ника­кие зако­ны и что это была ско­рее бой­ня, чем вой­на? Хозя­е­ва на закон­ном осно­ва­нии рас­пи­на­ли каж­до­го пой­ман­но­го раба, а рабы так­же, конеч­но, уби­ва­ли сво­их плен­ных или же, при­бе­гая к изде­ва­тель­ской фор­ме мести, застав­ля­ли плен­ных рим­лян уби­вать друг дру­га в гла­ди­а­тор­ских играх; это слу­чи­лось, напри­мер, позд­нее с 300 плен­ных на помин­ках одно­го пав­ше­го в бою раз­бой­ни­чье­го ата­ма­на. Все боль­ше рас­про­стра­няв­ше­е­ся пла­мя вос­ста­ния вызы­ва­ло в Риме есте­ствен­ное бес­по­кой­ство.

Круп­ные победы Спар­та­ка

Реше­но было в сле­дую­щем (682) [72] году послать про­тив этих страш­ных банд обо­их кон­су­лов. Дей­ст­ви­тель­но, пре­то­ру Квин­ту Аррию, нахо­див­ше­му­ся под началь­ст­вом кон­су­ла Луция Гел­лия, уда­лось настиг­нуть и уни­что­жить в Апу­лии у Гар­га­на кельт­ский отряд Крик­са, отде­лив­ший­ся от осталь­но­го раз­бой­ни­чье­го вой­ска и зани­мав­ший­ся гра­бе­жом на соб­ст­вен­ный страх. Зато Спар­та­ком были одер­жа­ны бле­стя­щие победы в Апен­ни­нах и Север­ной Ита­лии, где он раз­бил кон­су­ла Гнея Лен­ту­ла, соби­рав­ше­го­ся как раз окру­жить и захва­тить раз­бой­ни­ков, затем его кол­ле­гу Гел­лия и недав­не­го победи­те­ля пре­то­ра Аррия и, нако­нец, у Мути­ны — намест­ни­ка Циз­аль­пин­ской Гал­лии Гая Кас­сия (кон­су­ла 681 г. [73 г.]) и пре­то­ра Гнея Ман­лия. Пло­хо воору­жен­ные бан­ды рабов наво­ди­ли ужас на леги­о­ны; цепь пора­же­ний напо­ми­на­ла пер­вые годы вой­ны с Ган­ни­ба­лом.

Внут­рен­няя неуряди­ца сре­ди мятеж­ни­ков

Невоз­мож­но ска­зать, что слу­чи­лось бы, если бы во гла­ве этих победо­нос­ных отрядов сто­я­ли не бег­лые рабы-гла­ди­а­то­ры, а цари наро­дов, насе­ляв­ших Оверн­ские или Бал­кан­ские горы; одна­ко, несмот­ря на бле­стя­щие победы, дви­же­ние оста­ва­лось лишь раз­бой­ни­чьим мяте­жом и потер­пе­ло пора­же­ние не столь­ко вслед­ст­вие пре­вос­ход­ства сил его про­тив­ни­ков, сколь­ко из-за внут­рен­них раздо­ров и отсут­ст­вия пла­на. Если в преж­них, сици­лий­ских, вой­нах рабов заме­ча­тель­ным обра­зом была обна­ру­же­на спло­чен­ность про­тив обще­го вра­га, то в дан­ном, ита­лий­ском, вос­ста­нии она отсут­ст­во­ва­ла; при­чи­ной это­го было, оче­вид­но, то обсто­я­тель­ство, что для сици­лий­ских рабов объ­еди­няв­ший их всех сиро-элли­низм слу­жил как бы нацио­наль­ной свя­зью, ита­лий­ские же рабы рас­па­да­лись на две груп­пы: с.73 элли­но-вар­ва­ров и кель­то-гер­ман­цев. Раз­но­гла­сия меж­ду кель­том Крик­сом и фра­кий­цем Спар­та­ком — Эно­май погиб в одном из пер­вых же сра­же­ний — и дру­гие раздо­ры дела­ли невоз­мож­ным исполь­зо­ва­ние достиг­ну­тых успе­хов, и рим­ляне были обя­за­ны это­му не одной сво­ей победой. Но еще боль­ший ущерб, чем недис­ци­пли­ни­ро­ван­ность кель­то-гер­ман­цев, при­чи­ни­ло дви­же­нию отсут­ст­вие опре­де­лен­но­го пла­на и цели. Прав­да, Спар­так, судя по тому немно­го­му, что мы зна­ем об этом заме­ча­тель­ном чело­ве­ке, сто­ял в этом отно­ше­нии выше сво­ей пар­тии. Наряду с воен­ны­ми даро­ва­ни­я­ми он обна­ру­жил и неза­у­ряд­ный орга­ни­за­тор­ский талант, а спра­вед­ли­вость, с кото­рой он управ­лял сво­им отрядом и рас­пре­де­лял добы­чу, с само­го нача­ла обра­ти­ла на него взо­ры тол­пы не мень­ше, чем его храб­рость. Ощу­щая боль­шой недо­ста­ток в кон­ни­це и ору­жии, он пытал­ся создать обу­чен­ные кава­ле­рий­ские части, 60 вос­поль­зо­вав­шись захва­чен­ны­ми в Ниж­ней Ита­лии табу­на­ми лоша­дей, а как толь­ко завла­дел фурий­ской гава­нью, стал доста­вать желе­зо и медь, без сомне­ния, через пира­тов. Одна­ко даже он не мог напра­вить руко­во­ди­мые им дикие орды на дости­же­ние опре­де­лен­ных целей. Он охот­но поло­жил бы конец безум­ным кро­ва­вым вак­ха­на­ли­ям, кото­рые устра­и­ва­ли раз­бой­ни­ки в заня­тых горо­дах и из-за кото­рых, глав­ным обра­зом, ни один ита­лий­ский город не согла­шал­ся всту­пить в союз с мятеж­ни­ка­ми, но пови­но­ве­ние, ока­зы­вав­ше­е­ся в сра­же­ни­ях раз­бой­ни­чье­му вождю, про­дол­жа­лось лишь до победы, и все его уго­во­ры и прось­бы были напрас­ны. После побед, одер­жан­ных в 682 г. [72 г.] в Апен­ни­нах, вой­ску рабов были откры­ты все пути. Спар­так хотел буд­то бы перей­ти через Аль­пы, для того чтобы он сам и его люди смог­ли воз­вра­тить­ся на свою кельт­скую или фра­кий­скую роди­ну. Если сведе­ния эти вер­ны, то они свиде­тель­ст­ву­ют о том, что победи­тель не пере­оце­ни­вал сво­их успе­хов и сво­ей силы. Так как вой­ско его отка­за­лось так ско­ро поки­нуть бога­тую Ита­лию, Спар­так повер­нул к Риму и поду­мы­вал, как пере­да­ют, об оса­де сто­ли­цы. Но бан­ды вос­про­ти­ви­лись это­му, прав­да, отча­ян­но­му, но обду­ман­но­му пред­при­я­тию; они заста­ви­ли сво­его вождя, хотев­ше­го быть пол­ко­вод­цем, остать­ся ата­ма­ном раз­бой­ни­ков и ски­тать­ся бес­цель­но по Ита­лии, зани­ма­ясь гра­бе­жом. В Риме мог­ли быть доволь­ны таким обо­ротом дела, но все же поло­же­ние было серь­ез­но. Не было ни хоро­ших сол­дат, ни опыт­ных пол­ко­вод­цев: Квинт Метелл и Гней Пом­пей нахо­ди­лись в Испа­нии, Марк Лукулл — во Фра­кии, Луций Лукулл — в Малой Азии, и рим­ляне рас­по­ла­га­ли лишь необу­чен­ным опол­че­ни­ем и весь­ма посред­ст­вен­ны­ми офи­це­ра­ми. Глав­но­ко­ман­дую­щим в Ита­лии с чрез­вы­чай­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми был назна­чен пре­тор Марк Красс, кото­рый не был, прав­да, выдаю­щим­ся пол­ко­вод­цем, но все же с честью сра­жал­ся под началь­ст­вом Сул­лы и, несо­мнен­но, обла­дал харак­те­ром. В его рас­по­ря­же­ние была пре­до­став­ле­на вну­ши­тель­ная, если не по сво­им каче­ствам, то чис­лен­но­стью, армия из вось­ми леги­о­нов. Новый глав­но­ко­ман­дую­щий начал с того, что с.74 посту­пил по всей стро­го­сти зако­нов воен­но­го вре­ме­ни с пер­вым же отрядом, побро­сав­шим ору­жие и раз­бе­жав­шим­ся при столк­но­ве­нии с раз­бой­ни­ка­ми, и при­ка­зал каз­нить каж­до­го деся­то­го, после чего леги­о­ны дей­ст­ви­тель­но несколь­ко под­тя­ну­лись. Спар­так, потер­пев­ший пора­же­ние в сле­дую­щем сра­же­нии, отсту­пил и пытал­ся через Лука­нию про­брать­ся в Регий.

Бои в обла­сти брут­ти­ев

В то вре­мя пира­ты гос­под­ст­во­ва­ли не толь­ко в сици­лий­ских водах, но и над сира­куз­ской гава­нью. Спар­так хотел с помо­щью их лодок пере­бро­сить отряд в Сици­лию, где рабы жда­ли толь­ко толч­ка, чтобы в тре­тий раз начать вос­ста­ние. Пере­ход к Регию был совер­шен удач­но, но кор­са­ры, напу­ган­ные, быть может, бере­го­вой охра­ной, создан­ной в Сици­лии пре­то­ром Гаем Верре­сом, а может быть, и под­куп­лен­ные рим­ля­на­ми, полу­чи­ли у Спар­та­ка услов­лен­ную пла­ту, не ока­зав ему за это обе­щан­ной услу­ги. Тем вре­ме­нем Красс, сле­до­вав­ший за раз­бой­ни­чьим вой­ском до устья Кра­ти­са, видя, что сол­да­ты его не дерут­ся как сле­ду­ет, заста­вил их, по при­ме­ру Сци­пи­о­на под Нуман­ци­ей, постро­ить укреп­лен­ный, подоб­но кре­по­сти, вал дли­ной в 7 миль7, отре­зав­ший Брут­тий­ский полу­ост­ров от осталь­ной Ита­лии8; таким обра­зом, воз­вра­щав­ше­му­ся 61 из Регия вой­ску мятеж­ни­ков был пре­граж­ден путь и отре­за­но снаб­же­ние. Но Спар­так про­рвал непри­я­тель­ские линии тем­ной зим­ней ночью и вес­ной 683 г. [71 г.]9 опять появил­ся в Лука­нии, так что вся эта боль­шая работа была напрас­на. Красс начал отча­и­вать­ся в воз­мож­но­сти выпол­не­ния сво­ей зада­чи и тре­бо­вал, чтобы сенат при­звал в Ита­лию на помощь ему армию Мар­ка Лукул­ла из Македо­нии и Гнея Пом­пея из Ближ­ней Испа­нии.

Рас­пад сил мятеж­ни­ков и пора­же­ние их

Одна­ко в этой край­ней мере не было надоб­но­сти. Все успе­хи раз­бой­ни­чьих банд были сведе­ны на нет их задо­ром и несо­гла­си­я­ми. Кель­ты и гер­ман­цы сно­ва высту­пи­ли из сою­за, гла­вой и душой кото­ро­го был фра­ки­ец Спар­так, чтобы под началь­ст­вом вождей их соб­ст­вен­ной нацио­наль­но­сти Ган­ни­ка и Каста порознь идти под нож рим­лян. Одна­жды, у Лукан­ско­го озе­ра, они были спа­се­ны своевре­мен­ным появ­ле­ни­ем Спар­та­ка; тогда они раз­би­ли свой лагерь вбли­зи его сто­ян­ки, но Крас­су все же уда­лось отвлечь Спар­та­ка сво­ей кон­ни­цей и тем вре­ме­нем окру­жить кель­тов и заста­вить их при­нять отдель­ный бой, в кото­ром все они — как пере­да­ют, 12300 бой­цов — пали, сра­жа­ясь храб­ро, не схо­дя с места и полу­чив ране­ния спе­ре­ди. После с.75 это­го Спар­так пытал­ся уйти со сво­им отрядом в горы воз­ле Пете­лии (у Строн­го­ли в Калаб­рии) и жесто­ко раз­бил пре­сле­до­вав­ший его рим­ский аван­гард. Одна­ко эта победа боль­ше повреди­ла победи­те­лям, чем побеж­ден­ным. Опья­нен­ные успе­хом, раз­бой­ни­ки отка­за­лись отсту­пать даль­ше и заста­ви­ли сво­его пол­ко­во­д­ца пове­сти их через Лука­нию в Апу­лию на послед­ний, реши­тель­ный бой. Перед сра­же­ни­ем Спар­так зако­лол сво­его коня; нераз­луч­ный со сво­и­ми людь­ми в сча­стье и в несча­стье, он пока­зал им этим поступ­ком, что ему, как и всем им, пред­сто­ит теперь победить или уме­реть. В сра­же­нии он борол­ся, как лев; два цен­ту­ри­о­на пали от его руки; будучи ранен, он на коле­нях отра­жал копьем напи­рав­ших на него вра­гов. Так умер вели­кий раз­бой­ни­чий ата­ман и с ним луч­шие из его това­ри­щей — смер­тью сво­бод­ных людей и чест­ных сол­дат (683) [71 г.].

После этой доро­го обо­шед­шей­ся победы вой­ска, одер­жав­шие ее, вме­сте с арми­ей Пом­пея, при­быв­шей тем вре­ме­нем из Испа­нии после победы над сер­то­ри­ан­ца­ми, нача­ли по всей Апу­лии и Лука­нии такую охоту за людь­ми, какой нико­гда еще не было до той поры, с целью зату­шить послед­нюю искру страш­но­го пожа­ра. Хотя в южных обла­стях, где, напри­мер, в 683 г. [71 г.] был занят шай­кой раз­бой­ни­ков горо­диш­ко Темп­са, а так­же в жесто­ко постра­дав­шей от сул­лан­ских экс­про­при­а­ций Этру­рии дале­ко еще не был достиг­нут насто­я­щий граж­дан­ский мир, он все же офи­ци­аль­но счи­тал­ся в Ита­лии вос­ста­нов­лен­ным. Позор­но поте­рян­ные орлы были, по край­ней мере, опять заво­е­ва­ны, — после одной толь­ко победы над кель­та­ми их было захва­че­но целых пять. Шесть тысяч кре­стов, на кото­рых были рас­пя­ты плен­ные рабы вдоль доро­ги из Капуи в Рим, свиде­тель­ст­во­ва­ли о вос­ста­нов­ле­нии поряд­ка и о новой победе при­знан­но­го пра­ва над взбун­то­вав­шей­ся живой соб­ст­вен­но­стью.

Общий обзор прав­ле­ния рестав­ра­ции

Под­ведем теперь итог собы­ти­ям, напол­нив­шим деся­ти­ле­тие сул­лан­ской рестав­ра­ции. Гроз­ной опас­но­сти, кото­рая неиз­беж­но кос­ну­лась бы жиз­нен­ных основ нации, не содер­жа­ло в себе ни одно из внут­рен­них или внеш­них дви­же­ний этой эпо­хи — ни вос­ста­ние 62 Лепида, ни пред­при­я­тия испан­ских эми­гран­тов, ни фра­кий­ско-македон­ская и мало­азий­ская вой­ны, ни мяте­жи пира­тов и рабов, — тем не менее почти во всех этих кон­флик­тах государ­ству при­шлось бороть­ся за свое суще­ст­во­ва­ние. При­чи­на это­го заклю­ча­лась в том, что все зада­чи оста­ва­лись нераз­ре­шен­ны­ми, пока их мож­но еще было лег­ко раз­ре­шить; пре­не­бре­же­ние про­стей­ши­ми мера­ми пре­до­сто­рож­но­сти при­ве­ло к страш­ной раз­ру­хе и несча­стьям и пре­вра­ти­ло зави­си­мые клас­сы и бес­силь­ных царей в рав­ных по силе про­тив­ни­ков. Прав­да, демо­кра­ти­че­ское дви­же­ние и вос­ста­ние рабов были подав­ле­ны, но харак­тер этих побед был таков, что они не под­ня­ли духа победи­те­ля и не уве­ли­чи­ли его мощи. Дале­ко не почет­но было, что два самых слав­ных пол­ко­во­д­ца пра­ви­тель­ст­вен­ной пар­тии в вось­ми­лет­ней, отме­чен­ной бо́льшим чис­лом с.76 пора­же­ний, чем побед, войне не суме­ли спра­вить­ся с повстан­че­ским вождем Сер­то­ри­ем и что толь­ко кин­жал его дру­зей решил сер­то­ри­ан­скую вой­ну в поль­зу закон­но­го пра­ви­тель­ства. Что же каса­ет­ся рабов, то победа над ними не мог­ла смыть того позо­ра, что в тече­ние ряда лет с ними при­шлось бороть­ся, как с рав­ны­ми. После вой­ны с Ган­ни­ба­лом про­шло немно­го боль­ше сто­ле­тия, но крас­ка сты­да долж­на была бро­сить­ся в лицо чест­но­го рим­ля­ни­на, когда он видел, до како­го страш­но­го упад­ка дошла нация с того вели­ко­го вре­ме­ни. Тогда ита­лий­ские рабы сте­ной сто­я­ли про­тив вете­ра­нов Ган­ни­ба­ла, а теперь ита­лий­ские опол­чен­цы раз­бе­га­лись от дуби­нок сво­их бег­лых рабов. Тогда каж­дый началь­ник отряда ста­но­вил­ся в слу­чае нуж­ды пол­ко­вод­цем и сра­жал­ся, хотя часто и неудач­но, но все­гда с честью, а теперь нелег­ко было най­ти сре­ди всех вид­ных офи­це­ров хоть одно­го зауряд­но­го вое­на­чаль­ни­ка. Тогда пра­ви­тель­ство ско­рее отня­ло бы от плу­га послед­не­го кре­стья­ни­на, чем отка­за­лась бы от заво­е­ва­ния Гре­ции и Испа­нии, а теперь оно гото­во было пожерт­во­вать обе эти дав­но при­об­ре­тен­ные обла­сти, для того чтобы полу­чить воз­мож­ность обо­ро­нять­ся на родине от вос­став­ших рабов. И Спар­так, подоб­но Ган­ни­ба­лу, про­шел с вой­ском через всю Ита­лию, от реки По до Сици­лий­ско­го про­ли­ва, раз­бил обо­их кон­су­лов и угро­жал Риму оса­дой; но то, для чего в борь­бе с преж­ним Римом пона­до­бил­ся вели­чай­ший пол­ко­во­дец древ­но­сти, в эту эпо­ху сумел выпол­нить сме­лый раз­бой­ни­чий ата­ман. Уди­ви­тель­но ли, что из этих побед над мятеж­ни­ка­ми и раз­бой­ни­ка­ми не появи­лись рост­ки новой жиз­ни?

Но еще менее отрад­ны были резуль­та­ты внеш­них войн. Прав­да, исход фра­кий­ско-македон­ской вой­ны нель­зя было назвать небла­го­при­ят­ным, хотя он и не соот­вет­ст­во­вал зна­чи­тель­ным поте­рям людь­ми и день­га­ми. Зато в Малой Азии и в борь­бе с пира­та­ми пра­ви­тель­ство совер­шен­но обанк­ро­ти­лось. Мало­азий­ские похо­ды закон­чи­лись поте­рей всех сде­лан­ных в вось­ми кро­ва­вых кам­па­ни­ях заво­е­ва­ний, а вой­на с пира­та­ми при­ве­ла к совер­шен­но­му вытес­не­нию рим­лян с «их моря». Неко­гда Рим в созна­нии сво­ей непо­беди­мо­сти на суше рас­про­стра­нил свое пре­об­ла­да­ние и на вто­рую сти­хию; теперь же огром­ное государ­ство было бес­силь­но на море и, каза­лось, соби­ра­лось лишить­ся гос­под­ства и на мате­ри­ке, по край­ней мере на ази­ат­ском. Объ­еди­нен­ные в рим­ской дер­жа­ве народ­но­сти посте­пен­но утра­чи­ва­ли все мате­ри­аль­ные пре­иму­ще­ства государ­ст­вен­ной жиз­ни: без­опас­ность гра­ниц, бес­пре­пят­ст­вен­ность мир­ных сно­ше­ний, покро­ви­тель­ство зако­нов, спо­кой­ное управ­ле­ние, точ­но бла­го­де­те­ли-боги уда­ли­лись на Олимп, пре­до­ста­вив греш­ную зем­лю по долж­но­сти к это­му при­зван­ным или доб­ро­воль­ным гра­би­те­лям и мучи­те­лям. 63 Этот упа­док государ­ства созна­вал­ся как обще­ст­вен­ное бед­ст­вие не толь­ко теми, кто обла­дал поли­ти­че­ски­ми пра­ва­ми и пат­рио­ти­че­ским чув­ст­вом. Вос­ста­ние про­ле­та­ри­а­та и набе­ги раз­бой­ни­ков и пира­тов, напо­ми­наю­щие нам вре­ме­на с.77 неа­по­ли­тан­ских Фер­ди­нан­дов, раз­но­си­ли созна­ние это­го упад­ка в самые дале­кие угол­ки, в самые убо­гие хижи­ны Ита­лии; каж­дый, кто зани­мал­ся тор­гов­лей или пере­воз­кой или кто поку­пал хоть меру пше­ни­цы, ощу­щал этот упа­док, как свое лич­ное бед­ст­вие. На вопрос о винов­ни­ках этих непо­пра­ви­мых и бес­при­мер­ных бед­ст­вий нетруд­но было с пол­ным пра­вом назвать очень мно­гих. Рабо­вла­дель­цы, у кото­рых вме­сто серд­ца был денеж­ный кошель, недис­ци­пли­ни­ро­ван­ные сол­да­ты, то трус­ли­вые и без­дар­ные, то без­рас­суд­но сме­лые пол­ко­вод­цы, дема­го­ги с фору­ма, раз­жи­гав­шие дур­ные стра­сти тол­пы, — на всех пада­ла доля вины, да и кто не имел ее тогда? Все чув­ст­во­ва­ли, что эти бед­ст­вия, этот позор, эта раз­ру­ха слиш­ком вели­ки, чтобы быть делом одно­го чело­ве­ка. Подоб­но тому как вели­чие рим­ско­го государ­ства было созда­но не отдель­ны­ми выдаю­щи­ми­ся лич­но­стя­ми, а хоро­шо орга­ни­зо­ван­ным граж­дан­ским обще­ст­вом, так и упа­док это­го гро­мад­но­го зда­ния был вызван не чьим-либо раз­ру­ши­тель­ным гени­ем, а все­об­щей дез­ор­га­ни­за­ци­ей. Подав­ля­ю­щее боль­шин­ство граж­дан ни на что не годи­лось, и каж­дый рас­сы­пав­ший­ся камень спо­соб­ст­во­вал раз­ру­ше­нию все­го зда­ния. Так вся нация иску­па­ла общую вину! Неспра­вед­ли­во было делать пра­ви­тель­ство как ося­за­тель­ней­шее выра­же­ние государ­ства ответ­ст­вен­ным за все его изле­чи­мые и неиз­ле­чи­мые неду­ги, но, тем не менее, вер­но, что пра­ви­тель­ство в огром­ной мере участ­во­ва­ло в общей вине. Так, напри­мер, мало­азий­ская вой­на, когда ни один из пра­ви­те­лей не совер­шил круп­ных оши­бок, а Лукулл дер­жал себя хоро­шо, даже доб­лест­но, по край­ней мере как воен­ный, с тем боль­шей ясно­стью пока­за­ла, что при­чи­ны неуда­чи заклю­ча­лись во всей пра­ви­тель­ст­вен­ной систе­ме, в дан­ном слу­чае преж­де все­го в пер­во­на­чаль­ном отка­зе от защи­ты Кап­па­до­кии и Сирии и в лож­ном поло­же­нии спо­соб­но­го пол­ко­во­д­ца при неспо­соб­ной ни на какие энер­гич­ные реше­ния пра­ви­тель­ст­вен­ной кол­ле­гии. И в обла­сти мор­ской поли­ции сенат сна­ча­ла извра­тил при выпол­не­нии свой пер­во­на­чаль­ный пра­виль­ный план о повсе­мест­ном пре­сле­до­ва­нии пира­тов, а затем совер­шен­но отка­зал­ся от него, чтобы опять по неле­пой ста­рой систе­ме посы­лать леги­о­ны про­тив этих «мор­ских наезд­ни­ков». По этой систе­ме и были пред­при­ня­ты похо­ды Сер­ви­лия и Мар­ция в Кили­кию и Метел­ла — на Крит, этой же систе­ме сле­до­вал Три­а­рий, при­ка­зав воз­ве­сти вокруг ост­ро­ва Дело­са сте­ну для защи­ты его от пира­тов. Подоб­ные попыт­ки обес­пе­чить свое гос­под­ство на море напо­ми­на­ют того пер­сид­ско­го царя, кото­рый велел высечь море, чтобы сде­лать его покор­ным себе. Таким обра­зом, нация име­ла осно­ва­ние обви­нять в сво­ем упад­ке преж­де все­го пра­ви­тель­ство рестав­ра­ции. Не раз уже с вос­ста­нов­ле­ни­ем оли­гар­хии при­хо­ди­ло столь неспо­соб­ное пра­ви­тель­ство. Так было после паде­ния Грак­хов, после свер­же­ния Мария и Сатур­ни­на, но нико­гда еще оно не дей­ст­во­ва­ло так насиль­ст­вен­но и вме­сте с тем сла­бо, так непра­виль­но и пагуб­но. Но когда пра­ви­тель­ство не в состо­я­нии пра­вить, оно пере­ста­ет с.78 быть закон­ным, и тот, у кого есть воз­мож­ность его сверг­нуть, име­ет и пра­во на это. Вер­но, к сожа­ле­нию, что без­дар­ное и пре­ступ­ное пра­ви­тель­ство может дол­гое вре­мя попи­рать нога­ми инте­ре­сы и честь стра­ны, преж­де чем най­дут­ся люди, кото­рые обра­тят про­тив это­го пра­ви­тель­ства им же самим выко­ван­ное страш­ное 64 ору­жие и кото­рые захотят и суме­ют исполь­зо­вать нрав­ст­вен­ное него­до­ва­ние луч­ших людей и бед­ст­вен­ное поло­же­ние масс, для того чтобы вызвать вполне закон­ную в дан­ном слу­чае рево­лю­цию. Но если игра со сча­стьем наро­дов может быть забав­на и бес­пре­пят­ст­вен­но про­дол­жать­ся дол­гое вре­мя, то это вме­сте с тем ковар­ная игра, кото­рая в свое вре­мя погло­тит игро­ков; никто не станет пенять на топор, если он под­ру­бит в корне дере­во, нося­щее подоб­ные пло­ды. Для рим­ской оли­гар­хии насту­пи­ло теперь это вре­мя. Пон­тий­ско-армян­ская вой­на и вопрос о пира­тах ста­ли бли­жай­ши­ми при­чи­на­ми свер­же­ния сул­лан­ско­го режи­ма и уста­нов­ле­ния рево­лю­ци­он­ной воен­ной дик­та­ту­ры.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Талант рав­ня­ет­ся при­бли­зи­тель­но 1,500 золотых руб­лей. Прим. ред.
  • 2Эдес­ское цар­ство, осно­ва­ние кото­ро­го мест­ны­ми хро­ни­ка­ми отно­сит­ся к 620 г. [134 г.], пере­шло лишь через несколь­ко лет после сво­его воз­ник­но­ве­ния под власть араб­ской дина­стии Абга­ра и Ман­на, кото­рую мы заста­ем здесь позд­нее. Это обсто­я­тель­ство нахо­дит­ся, оче­вид­но, в свя­зи с посе­ле­ни­ем мно­гих ара­бов в окрест­но­стях Эдес­сы, Кли­роэ и Карр Тиг­ра­ном Вели­ким (Plin., H. n., 5, 20, 85; 21, 86; 6, 28, 142); Плу­тарх (Luc., 21) так­же рас­ска­зы­ва­ет, что Тиг­ран, пре­об­ра­зуя нра­вы кочу­ю­щих ара­бов, посе­лил их побли­же к сво­е­му цар­ству, чтобы через их посред­ство завла­деть тор­гов­лей. Это сле­ду­ет, веро­ят­но, пони­мать в том смыс­ле, что кочев­ни­ки, при­вык­шие про­кла­ды­вать через свои вла­де­ния тор­го­вые пути и взи­мать на них тран­зит­ные пошли­ны (Stra­bon, 14, 748), слу­жи­ли царю чем-то вро­де тамо­жен­ных над­смотр­щи­ков и долж­ны были взи­мать пошли­ны для него и для себя у пере­пра­вы через Евфрат. Эти «осро­эн­ские ара­бы» (Orei Ara­bes), как назы­ва­ет их Пли­ний, были, долж­но быть, теми ара­ба­ми с горы Ама­на, кото­рых поко­рил Афра­ний (Plu­tarch, Pomp., 39).
  • 3Спор­ный вопрос, было ли это под­дель­ное или под­лин­ное заве­ща­ние состав­ле­но Алек­сан­дром I (ум. в 666 г. [88 г.]) или Алек­сан­дром II (ум. в 673 г. [81 г.]), реша­ет­ся обык­но­вен­но в поль­зу пер­во­го пред­по­ло­же­ния. Одна­ко осно­ва­ния для это­го недо­ста­точ­ны, ибо Цице­рон (De l. agr., 1, 4, 12; 15, 38; 16, 41) не гово­рит, что Еги­пет достал­ся рим­ля­нам имен­но в 666 г. [88 г.], а гово­рит, что это про­изо­шло в этом году или после; и если из того, что Алек­сандр I погиб на чуж­бине, а Алек­сандр II — в Алек­сан­дрии, делал­ся тот вывод, что упо­мя­ну­тые в спор­ном заве­ща­нии хра­нив­ши­е­ся в Тире сокро­ви­ща при­над­ле­жа­ли пер­во­му из них, то при этом упус­ка­лось из виду, что Алек­сандр II был убит через 19 дней после при­бы­тия сво­его в Еги­пет (Let­ron­ne, Inscr. de l’Egyp­te, 2, 20), когда каз­на его отлич­но мог­ла еще нахо­дить­ся в Тире. Решаю­щее зна­че­ние име­ет здесь, напро­тив, тот факт, что Алек­сандр II был послед­ним под­лин­ным Лагидом, так как при ана­ло­гич­ном при­об­ре­те­нии Пер­га­ма, Кире­ны и Вифи­нии Рим все­гда насле­до­вал послед­не­му отпрыс­ку закон­но­го цар­ско­го дома. Государ­ст­вен­ное пра­во древ­но­сти, по край­ней мере, посколь­ку оно было обя­за­тель­но для зави­си­мых от Рима государств, по-види­мо­му, при­зна­ва­ло за пра­ви­те­лем пра­во рас­по­ла­гать в сво­ем заве­ща­нии судь­бой государ­ства не без­услов­но, а лишь в слу­чае отсут­ст­вия закон­ных наслед­ни­ков (см. при­ме­ча­ние Гутшмида к немец­ко­му пере­во­ду «Исто­рии Егип­та» С. Шар­не­ра, т. II, стр. 17). Было ли это заве­ща­ние под­лин­ное или под­дель­ное, решить невоз­мож­но, и вопрос этот не име­ет суще­ст­вен­но­го зна­че­ния; осо­бых при­чин пред­по­ла­гать здесь под­дел­ку не име­ет­ся.
  • 4Захау (Sa­chau, Ueber die La­ge von Tig­ra­no­ker­ta, Abh. der Ber­li­ner Aka­de­mie, 1880), иссле­до­вав­ший этот вопрос на месте, дока­зал, что Тиг­ра­но­кер­та нахо­ди­лась в окрест­но­стях Мар­ди­на, при­бли­зи­тель­но в двух днях пути к запа­ду от Низи­би­са, но пред­ло­жен­ное им точ­ное опре­де­ле­ние место­на­хож­де­ния это­го горо­да оста­ет­ся еще спор­ным. Зато про­тив его изло­же­ния похо­да Лукул­ла гово­рит то обсто­я­тель­ство, что по марш­ру­ту, при­ни­мае­мо­му им, не может быть речи о пере­хо­де через Тигр.
  • 5Цице­рон (De imp. Pomp., 9, 23) едва ли име­ет в виду что-либо дру­гое, кро­ме бога­то­го хра­ма в Эли­ма­иде, куда регу­ляр­но направ­ля­лись гра­би­тель­ские похо­ды сирий­ских и пар­фян­ских царей (Stra­bo, 16, 744; Po­lyb., 31, 11; I. Мак­кав., 6 и др.); веро­ят­но, что он гово­рит имен­но об этом, извест­ней­шем из всех; во вся­ком слу­чае здесь не может быть речи о хра­ме в Комане и вооб­ще о каком-либо свя­ти­ли­ще в Пон­тий­ском цар­стве.
  • 6Из этих поста­нов­ле­ний и раз­ви­лось поня­тие о гра­бе­же как осо­бом пре­ступ­ле­нии, тогда как по преж­не­му пра­ву гра­беж вклю­чал­ся в поня­тие кра­жи.
  • 7Немец­кая миля — око­ло 7½ кило­мет­ров. Прим. ред.
  • 8Так как этот вал был равен 7 милям (Sal­lust., Hist., 4, 19, изд. Дит­ча; Plu­tarch, Crass. 10), то он был, оче­вид­но, про­веден не от Скол­ла­ция к Пиц­цо, а север­нее, при­бли­зи­тель­но у Каст­ро­вил­ла­ри и Кас­са­но, через полу­ост­ров, име­ю­щий здесь в шири­ну по пря­мой линии око­ло 6 миль.
  • 9Что Красс при­нял на себя вер­хов­ное коман­до­ва­ние еще в 682 г. [72 г.], вид­но из устра­не­ния кон­су­лов (Plu­tarch, Crass. 10); что зима 682/683 г. [72/71 г.] была про­веде­на обе­и­ми арми­я­ми у брут­тий­ско­го вала, явст­ву­ет из упо­ми­на­ния о «снеж­ной ночи» (Plu­tarch, ibid.).
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1304093169 1303222561 1294427783 1333648052 1333857024 1334025967