Авгурский контроль над ауспициями магистратов: теория и реальность.

с.157 Антич­ные авто­ры глав­ную при­чи­ну рим­ских успе­хов виде­ли в осо­бом бла­го­че­стии рим­лян, сво­бод­ном от край­но­стей неве­рия и суе­ве­рия¹. Есте­ствен­но, боль­шую роль в уста­нов­ле­нии и под­дер­жа­нии над­ле­жа­щих отно­ше­ний с миром богов (pax deo­rum) игра­ло муд­рое руко­вод­ство со сто­ро­ны жре­цов (Cic. Div. I. 89; Val. Max. I. 1. 1). Наи­бо­лее пол­ное выра­же­ние послед­ний тезис полу­чил в сочи­не­нии ран­не­ви­зан­тий­ско­го авто­ра Иоан­на Лида «О маги­ст­ра­тах», кото­рый утвер­ждал, что пер­во­на­чаль­но Римом пра­ви­ли имен­но жре­цы, чья власть позд­нее пере­шла к свет­ским (граж­дан­ским) орга­нам (Lyd. Mag. I. Praef.). Одним из эле­мен­тов пред­став­ле­ний об иде­аль­ном про­шлом была уве­рен­ность в исклю­чи­тель­ном зна­че­нии ауспи­ций (гада­ния по пти­цам) в обще­ст­вен­ной и част­ной жиз­ни пред­ков, кото­рые все свои дела согла­со­вы­ва­ли с волей богов². С ауспи­ци­я­ми была свя­за­на основ­ная дея­тель­ность кол­ле­гии авгу­ров, кото­рые, ввиду это­го, име­ли пря­мое отно­ше­ние к важ­ней­шим поли­ти­че­ским актам. О тес­ной свя­зи авгур­ско­го уче­ния с рим­ской поли­ти­че­ской систе­мой свиде­тель­ст­ву­ют не толь­ко раз­лич­ные фор­мы сотруд­ни­че­ства и вза­и­мо­дей­ст­вия маги­ст­ра­тов и авгу­ров, но и встре­чаю­щи­е­ся в источ­ни­ках отсыл­ки к реше­ни­ям и уче­нию авгу­ров при рас­смот­ре­нии, каза­лось бы, чисто поли­ти­че­ских вопро­сов, напри­мер, кто такой prae­tor ma­xi­mus (Fest. P. 152 L) или ma­gistra­tus mi­no­res (Gell. XIII. 15). На ту же тему — кто такие con­sul maior и prae­tor maior — рас­суж­дал авгур Л. Юлий Цезарь (Fest. P. 154 L). Авгур М. Вале­рий Мес­са­ла (I в. до н. э.) в кни­ге De aus­pi­ciis рас­смат­ри­вал пол­но­мо­чия маги­ст­ра­тов по созы­ву народ­но­го собра­ния или сход­ки (Gell. XIII. 16, ср.: 15. 1). Декрет авгу­ров тре­бо­вал­ся для цен­зо­ров в слу­чае пере­но­са на более ран­ний срок объ­яв­лен­ной ими даты цере­мо­нии lustrum³. Поэто­му ана­лиз роли и зна­че­ния этой кол­ле­гии чрез­вы­чай­но важен для оцен­ки поли­ти­че­ско­го вли­я­ния жре­цов в рим­ской граж­дан­ской общине.

Высо­кую оцен­ку зна­че­ния авгу­ров в жиз­ни циви­тас дал Цице­рон, сам являв­ший­ся авгу­ром: «но вели­чай­шее и важ­ней­шее в государ­стве пра­во, соеди­нен­ное с авто­ри­те­том, при­над­ле­жит авгу­рам» (Leg. II. 31). Далее он кон­кре­ти­зи­ру­ет этот тезис, утвер­ждая, что авгу­ры мог­ли с.158 рас­пу­стить созван­ные маги­ст­ра­та­ми народ­ные собра­ния и сход­ки либо при­знать недей­ст­ви­тель­ны­ми состо­яв­ши­е­ся⁴, раз­ре­шить обра­тить­ся с речью к наро­ду и к плеб­су или отка­зать в этом, мог­ли при­нять реше­ние, чтобы кон­су­лы сло­жи­ли пол­но­мо­чия, и отме­нить зако­ны, при­ня­тые вопре­ки пра­ву⁵. Такую воз­мож­ность они полу­ча­ли, сооб­щая о зна­ках боже­ст­вен­ной воли и тол­куя их смысл. При столь зна­чи­тель­ных пол­но­мо­чи­ях авгу­ры долж­ны были ока­зать­ся в цен­тре рим­ской поли­ти­че­ской систе­мы, явля­ясь выс­шим кон­тро­ли­ру­ю­щим орга­ном, обла­даю­щим пра­вом «вето»: «ни одно дея­ние маги­ст­ра­тов ни в мир­ное вре­мя, ни в похо­дах ни у кого не может най­ти одоб­ре­ния без их (авгу­ров. — А. С.) согла­сия» (ibid.)⁶. В том же духе выска­зы­вал­ся и Тит Ливий: «ува­же­ние к авгу­рам и жре­че­ско­му сану авгу­ров настоль­ко воз­рос­ло, что с тех пор (име­ет­ся в виду чудо, сотво­рен­ное авгу­ром Аттом Нави­ем при Тарк­ви­нии Древ­нем. — А. С.) ни на войне, ни в мир­ное вре­мя ника­кое дело не велось без ауспи­ций — народ­ные собра­ния, сбор войск, важ­ней­шие дела отме­ня­лись, если не доз­во­ля­ли пти­цы» (Liv. I. 36. 6; ср.: Cic. Div. I. 95). Поми­мо функ­ций кон­тро­ля за дея­тель­но­стью свет­ских орга­нов вла­сти неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли при­зна­ют за авгу­ра­ми и судеб­ные пол­но­мо­чия⁷. Л. Лан­ге счи­тал, что авгу­ры фак­ти­че­ски зани­ма­ли место выс­ше­го кас­са­ци­он­но­го суда⁸. Столь высо­кие оцен­ки места авгу­ров в поли­ти­че­ской систе­ме рес­пуб­ли­кан­ско­го Рима воз­мож­ны лишь в том слу­чае, если реше­ния авгур­ской кол­ле­гии (или отдель­ных авгу­ров) име­ли обя­за­тель­ную силу и не нуж­да­лись в допол­ни­тель­ном утвер­жде­нии. Кро­ме того, авгу­ры долж­ны были обла­дать опре­де­лен­ной ини­ци­а­ти­вой, чтобы реаль­но кон­тро­ли­ро­вать поли­ти­че­ские про­цес­сы. В пред­ла­гае­мом иссле­до­ва­нии будут рас­смот­рен вопрос о реаль­ной силе авгур­ских реше­ний в сфе­ре маги­ст­рат­ских ауспи­ций, преж­де все­го при гада­нии маги­ст­ра­тов и при избра­нии маги­ст­ра­тов.

с.159 Цити­ро­ван­ные выше утвер­жде­ния Цице­ро­на и Ливия, несо­мнен­но, отра­жа­ют опре­де­лен­ную исто­ри­че­скую реаль­ность, но сте­пень и харак­тер это­го соот­вет­ст­вия нуж­да­ют­ся в уточ­не­нии с уче­том эво­лю­ции сакраль­ной и поли­ти­че­ской орга­ни­за­ции древ­не­го Рима. Ведь для позд­ней Рес­пуб­ли­ки мож­но с уве­рен­но­стью гово­рить о под­чи­не­нии жре­цов свет­ской вла­сти, глав­ным обра­зом сена­ту, а на сле­дую­щем эта­пе — импе­ра­то­ру. Имен­но такую кар­ти­ну наблюда­ли наши основ­ные источ­ни­ки — авто­ры I в. до н. э. и пери­о­да Импе­рии. Несо­мнен­но, поло­же­ние и роль жре­че­ства в пери­од ста­нов­ле­ния и рас­цве­та рим­ской граж­дан­ской общи­ны, т. е. в эпо­ху ран­ней Рес­пуб­ли­ки, долж­ны были отли­чать­ся от этой ситу­а­ции, но в какой сте­пе­ни? Соот­вет­ст­вен­но, вста­ет вопрос, насколь­ко мож­но дове­рять тра­ди­ции и како­вы мето­ды ее вери­фи­ка­ции, осо­бен­но в отно­ше­нии того, что ста­ло частью «рим­ско­го мифа». Ведь в обоб­щаю­щих утвер­жде­ни­ях, авто­ры кото­рых пре­воз­но­сят зна­че­ние авгу­ров и счи­та­ют такую ситу­а­цию нор­мой, заве­щан­ной пред­ка­ми, мы напря­мую стал­ки­ва­ем­ся с созна­тель­но фор­му­ли­ру­е­мы­ми пред­став­ле­ни­я­ми об «иде­аль­ном» про­шлом. Цице­рон как авгур, Ливий как рим­ский исто­рик по вполне понят­ным при­чи­нам изо­бра­жа­ли поли­ти­че­скую власть дей­ст­ву­ю­щей в пол­ном согла­сии с рели­ги­оз­ны­ми авто­ри­те­та­ми. Им во мно­гом сле­до­ва­ли дру­гие авто­ры. Под­чи­не­ние воле богов — осно­ва миро­по­ряд­ка, и вся­кое нару­ше­ние этой нор­мы из обла­сти «нра­вов пред­ков» долж­но было быть пока­за­тель­но нака­за­но в назида­ние потом­кам. Одна­ко тот же Цице­рон сето­вал по пово­ду упад­ка ауспи­ций и авгур­ско­го уче­ния в его эпо­ху⁹, а в ипо­ста­си скеп­ти­ка отка­зы­вал­ся при­зна­вать реаль­ное зна­че­ние ауспи­ций¹⁰, раз­ве что в инте­ре­сах государ­ства для обузда­ния неве­же­ст­вен­ной тол­пы: «но ввиду и мне­ния тол­пы, и зна­чи­тель­ной поль­зы для государ­ства сохра­ня­ют­ся обы­чаи, рели­гия, уче­ние, авгур­ское пра­во, авто­ри­тет кол­ле­гии»¹¹.

Конеч­но, Ливий не мог поз­во­лить себе такую «широту» взглядов, да и цели его сочи­не­ния были ины­ми. Одна­ко и у него сре­ди «поло­жи­тель­ных» при­ме­ров под­чи­не­ния ауспи­ци­ям и «отри­ца­тель­ных» при­ме­ров нака­за­ния за непод­чи­не­ние им про­мельк­нул эпи­зод, не под­па­даю­щий под это хре­сто­ма­тий­ное деле­ние на «чер­ное и белое». Исто­рия отно­сит­ся к 293 г. до н. э. и каса­ет­ся кон­су­ла Л. Папи­рия Кур­со­ра, героя, несо­мнен­но, поло­жи­тель­но­го. Перед бит­вой с сам­ни­та­ми у Акви­ло­нии ему сооб­щи­ли, что пул­ла­рий (помощ­ник при гада­нии по свя­щен­ным курам) солгал о бла­го­при­ят­ных ауспи­ци­ях (Liv. X. 40. 4; 9—10). Тем не менее, кон­сул начал бит­ву, сослав­шись на пер­вое, бла­го­при­ят­ное, сооб­ще­ние (ibid. 11). Он имел такое пра­во, о чем будет ска­за­но ниже, но в дан­ной ситу­а­ции его реше­ние с точ­ки зре­ния рели­гии явно с.160 было сомни­тель­ным. Поэто­му в бла­го­че­сти­вой леген­де для оправ­да­ния кон­су­ла-победи­те­ля при­сут­ст­ву­ют и смерть пул­ла­рия-обман­щи­ка¹² от пер­во­го же копья, пущен­но­го науда­чу, и вещие сло­ва кон­су­ла, под­твер­жден­ные гром­ким кар­ка­ни­ем воро­на, что Ливий опре­де­лил тер­ми­ном augu­rium (ibid. 12—14). Тем не менее, воз­вра­ща­ясь к эпи­зо­ду, он назы­ва­ет сооб­щен­ный пул­ла­ри­ем ауспи­ций «супро­тив­ным» (contro­ver­so aus­pi­cio) и удив­ля­ет­ся силе духа кон­су­ла, кото­рый смог в таких усло­ви­ях не отка­зать­ся от бит­вы и к тому же во вре­мя сра­же­ния при­нес стран­ный обет воз­ли­вать Юпи­те­ру Победи­те­лю малую чашу (po­cil­lum) медо­во­го вина вме­сто обыч­но­го обе­та — хра­ма¹³. В рас­ска­зе Ливия под­спуд­но скво­зит удив­ле­ние по пово­ду необыч­но­го поведе­ния зна­ме­ни­то­го кон­су­ла, кото­рое явно не укла­ды­ва­лось в его пред­став­ле­ния о нра­вах бла­го­че­сти­вых пред­ков.

Мож­но вспом­нить и пер­вое кон­суль­ство Гая Фла­ми­ния (223 г. до н. э.), героя отри­ца­тель­но­го, чье избра­ние было при­зна­но авгу­ра­ми огреш­ным. Соот­вет­ст­вен­но, сенат отпра­вил ему пись­мо, где пред­ло­жил сло­жить пол­но­мо­чия. Одна­ко Фла­ми­ний про­игно­ри­ро­вал все это и отка­зал­ся от долж­но­сти лишь после того, как довел вой­ну с гал­ла­ми до побед­но­го завер­ше­ния, несмот­ря на ущерб­ные ауспи­ции, и даже добил­ся пра­ва на три­умф¹⁴. Понят­но, что подоб­ные слу­чаи успеш­но­го завер­ше­ния дела вопре­ки ауспи­ци­ям мог­ли даже созна­тель­но исклю­чать­ся из исто­ри­че­ских сочи­не­ний, в отли­чие от хре­сто­ма­тий­ных эпи­зо­дов¹⁵. Тем цен­нее тако­го рода свиде­тель­ства, кото­рые гово­рят, конеч­но, не об ате­из­ме их «геро­ев», а о поли­ти­за­ции сакраль­ной сфе­ры в силу ее под­чи­нен­но­го поло­же­ния. Они же лиш­ний раз ука­зы­ва­ют на необ­хо­ди­мость осто­рож­но­го отно­ше­ния к обоб­щаю­щим утвер­жде­ни­ям антич­ных авто­ров, осо­бен­но, когда речь идет о рели­гии и вре­ме­нах пред­ков. Их сле­ду­ет соот­но­сить с ана­ли­зом кон­крет­ных свиде­тельств дея­тель­но­сти жре­цов, учи­ты­вая, само собой, осо­бен­но­сти раз­лич­ных эпох рим­ской исто­рии.

Обла­стью, где наи­бо­лее нагляд­но пере­се­ка­лись поли­ти­че­ские и рели­ги­оз­ные пол­но­мо­чия, явля­лось гада­ние по пово­ду обще­ст­вен­ных дел, ибо пра­во на ауспи­ции было важ­ней­шим сре­ди маги­ст­рат­ских пол­но­мо­чий, а пра­во ауспи­ций — важ­ней­шей частью авгур­ско­го уче­ния. Ауспи­ции дели­лись на две груп­пы: «испра­ши­вае­мые» (im­pet­ra­ti­va), когда волю богов выяс­ня­ли наме­рен­но, и «явлен­ные» (ob­la­ti­va), когда зна­ки боже­ст­вен­ной воли появ­ля­лись без запро­са и неждан­но. Пра­во на ауспи­ции под­ра­зу­ме­ва­ло пра­во имен­но на импет­ра­тив­ные с.161 ауспи­ции. Это пра­во раз­ли­ча­лось по зна­чи­мо­сти у раз­ных маги­ст­ра­тов: aus­pi­cia ma­xi­ma при­над­ле­жа­ли кон­су­лам, пре­то­рам, цен­зо­рам, aus­pi­cia mi­no­ra — осталь­ным маги­ст­ра­там. Соот­вет­ст­вен­но ауспи­ци­ям маги­ст­ра­ту­ры дели­лись на maio­res и mi­no­res. Такое под­разде­ле­ние отра­же­но в пер­вой кни­ге сочи­не­ния авгу­ра М. Вале­рия Мес­са­лы (кон­су­ла 53 г. до н. э.) «Об ауспи­ци­ях»¹⁶. Име­лись гра­да­ции и внут­ри каж­до­го раз­ряда в зави­си­мо­сти от долж­но­сти: напри­мер, как в управ­ле­нии свет­ски­ми дела­ми пре­тор усту­пал кон­су­лу, так и ауспи­ции пре­то­ра усту­па­ли по зна­че­нию ауспи­ци­ям кон­су­ла¹⁷. Одна­ко фак­ти­че­ски не диф­фе­рен­ци­а­ция пра­ва на ауспи­ции обу­слов­ли­ва­ла ран­жи­ро­ва­ние маги­ст­ра­тур, а наобо­рот — поли­ти­че­ские пол­но­мо­чия обу­слов­ли­ва­ли сопод­чи­не­ние прав на ауспи­ции¹⁸. Ведь ни о каких спе­ци­фи­че­ски сакраль­ных осо­бен­но­стях и раз­ли­чи­ях в этом пра­ве или его осу­щест­вле­нии у раз­ных маги­ст­ра­тов ниче­го не извест­но. Они отли­ча­лись меж­ду собой глав­ным обра­зом тем, что каж­дый маги­ст­рат имел пра­во вопро­шать о воле богов лишь в сфе­ре сво­ей ком­пе­тен­ции, т. е. опре­де­ля­ю­щей была имен­но поли­ти­че­ская струк­ту­ра, а не уче­ние авгу­ров. Все это — и пра­во управ­лять дела­ми общи­ны, и пра­во вопро­шать о них богов — выра­жа­лось фор­му­лой im­pe­rium (si­ve duc­tus) aus­pi­cium­que (имен­но в такой после­до­ва­тель­но­сти¹⁹), обо­зна­чав­шей власть выс­ших маги­ст­ра­тов.

Пра­во на ауспи­ции в сфе­ре сво­ей ком­пе­тен­ции име­ли так­же авгу­ры: их ауспи­ции неод­но­крат­но упо­ми­на­ет Цице­рон²⁰. При­зна­вая этот факт, ряд иссле­до­ва­те­лей счи­та­ют свиде­тель­ство Цице­ро­на резуль­та­том сти­ра­ния раз­ли­чий меж­ду augu­rium и aus­pi­cium к эпо­хе позд­ней Рес­пуб­ли­ки²¹. Одна­ко, даже если в обы­ден­ном пони­ма­нии раз­ни­ца меж­ду тер­ми­на­ми вполне мог­ла исчез­нуть²², то вряд ли это воз­мож­но в авгур­ском уче­нии, опи­рав­шем­ся на пись­мен­ную тра­ди­цию. Поэто­му труд­но пред­по­ло­жить ошиб­ку или неак­ку­рат­ность в с.162 употреб­ле­нии тер­ми­нов у Цице­ро­на, кото­рый ко вре­ме­ни напи­са­ния трак­та­тов «О при­ро­де богов» и «О диви­на­ции» уже девять лет вхо­дил в кол­ле­гию авгу­ров. О ясном пони­ма­нии тер­ми­но­ло­ги­че­ской раз­ни­цы свиде­тель­ст­ву­ет одно­вре­мен­ное упо­ми­на­ние обо­их тер­ми­нов в извест­ных сето­ва­ни­ях Цице­ро­на по пово­ду упад­ка авгур­ско­го уче­ния: «таким обра­зом, мно­гие авгу­рии, мно­гие ауспи­ции … из-за нера­ди­во­сти кол­ле­гии (авгу­ров) совер­шен­но забро­ше­ны и забы­ты» (Div. I. 28, ср.: N. D. II. 9). Было бы стран­ным, если бы жре­цы, зани­мав­ши­е­ся раз­ра­бот­кой и изу­че­ни­ем тео­рии ауспи­ций, не име­ли пра­ва при­ме­нять ее на прак­ти­ке. Дру­гой вопрос, в чем заклю­ча­лись объ­ект и цели авгур­ских ауспи­ций, осо­бен­но в сопо­став­ле­нии с обще­ст­вен­ны­ми ауспи­ци­я­ми маги­ст­ра­тов. Посколь­ку в этой обла­сти пере­се­ка­лась повсе­днев­ная маги­ст­рат­ская прак­ти­ка и авгур­ская тео­рия, то весь­ма важ­ным явля­ет­ся так­же вопрос о соот­но­ше­нии пол­но­мо­чий маги­ст­ра­та и авгу­ра в ходе гада­ния (диви­на­ции) и о харак­те­ре их сотруд­ни­че­ства в про­цес­се выяв­ле­ния воли богов.

Пол­но­мо­чия участ­ни­ков диви­на­ции опре­де­ля­ют­ся тер­ми­на­ми spec­tio и nun­tia­tio (ob­nun­tia­tio). Spec­tio озна­ча­ет пра­во про­из­во­дить наблюде­ния за зна­ка­ми боже­ст­вен­ной воли, дру­ги­ми сло­ва­ми — совер­шать ауспи­ции по пово­ду соб­ст­вен­ных дей­ст­вий (импет­ра­тив­ные ауспи­ции). Соот­вет­ст­вен­но, пра­во на spec­tio при­над­ле­жа­ло маги­ст­ра­там, о чем пря­мо гово­рит Цице­рон, апел­ли­руя к авгур­ско­му уче­нию (Phil. II. 81). По всей види­мо­сти, об этом же свиде­тель­ст­ву­ют Варрон и Фест²³. Одна­ко, гово­ря об исклю­чи­тель­ном пра­ве маги­ст­ра­тов, необ­хо­ди­мо огра­ни­чить его сфе­рой ком­пе­тен­ции того или ино­го маги­ст­ра­та. Отри­цать пра­во на spec­tio у дру­гих лиц, в том чис­ле авгу­ров, если речь идет об их соб­ст­вен­ных делах, нет ника­ких осно­ва­ний. Сло­ва Цице­ро­на (об исклю­чи­тель­ном пра­ве маги­ст­ра­тов на spec­tio), кото­рым Т. Момм­зен при­да­вал решаю­щее зна­че­ние²⁴, нахо­дят­ся не в кон­тек­сте ана­ли­за Цице­ро­ном общих поло­же­ний авгур­ско­го уче­ния, а в кон­тек­сте его рас­ска­за о кон­крет­ном слу­чае их при­ме­не­ния (речь шла об элек­то­раль­ных коми­ци­ях). В дан­ном кон­крет­ном слу­чае из поли­ти­че­ской прак­ти­ки исклю­чи­тель­ные пра­ва маги­ст­ра­тов, в том чис­ле в обла­сти ауспи­ций, вполне понят­ны, но это не дает осно­ва­ний для обоб­ще­ния. В обла­сти пра­ва на spec­tio мы встре­ча­ем ту же диф­фе­рен­ци­а­цию и те же огра­ни­че­ния, что и в пра­ве на импет­ра­тив­ные ауспи­ции, посколь­ку оба поня­тия тес­но свя­за­ны меж­ду собой. По точ­но­му опре­де­ле­нию Т. Момм­зе­на, spec­tio явля­ет­ся кон­крет­ной реа­ли­за­ци­ей абстракт­но­го пра­ва на ауспи­ции и при­ла­га­ет­ся к отдель­но­му слу­чаю выяс­не­ния воли богов²⁵.

с.163 Тер­мин nun­tia­tio озна­чал пра­во сооб­щать маги­ст­ра­ту, осу­ществля­ю­ще­му ауспи­ции или само дей­ст­вие, по пово­ду кото­ро­го он вопро­сил богов, о появ­ле­нии неис­про­шен­ных зна­ков боже­ст­вен­ной воли (обла­тив­ные ауспи­ции). При сооб­ще­нии о небла­го­при­ят­ных зна­ме­ни­ях употреб­лял­ся более узкий тер­мин ob­nun­tia­tio²⁶. Такое пра­во име­ли и дру­гие маги­ст­ра­ты²⁷, и авгу­ры²⁸, и, по всей види­мо­сти, любой граж­да­нин²⁹. Здесь мы стал­ки­ва­ем­ся с харак­тер­ным для рим­лян взглядом — свою волю боги могут сооб­щить через кого угод­но (хотя это не озна­ча­ло авто­ма­ти­че­ско­го дове­рия к вест­ни­ку)³⁰. Такой под­ход удив­лял Цице­ро­на с его рацио­наль­ным отно­ше­ни­ем к рели­гии — в сочи­не­нии «О при­ро­де богов» он уста­ми Кот­ты недо­умен­но спра­ши­вал, поче­му Дио­с­ку­ры, как гла­си­ла леген­да, пред­по­чли сооб­щить о победе над Пер­се­ем в 168 г. до н. э. про­сто­му кре­стья­ни­ну П. Вати­нию, а не прин­цеп­су сена­та М. Като­ну (N. D. III. 11). Но маги­ст­рат, совер­шаю­щий ауспи­ции, был впра­ве при­знать или не при­знать чье-либо сооб­ще­ние о явлен­ных бога­ми зна­ках³¹, что, несо­мнен­но, созда­ва­ло опре­де­лен­ный порядок в с.164 этом вопро­се и под­чи­ня­ло ход меро­при­я­тия воле того, кто его совер­шал. Все же отка­зать­ся от при­зна­ния сооб­ще­ния кол­ле­ги или авгу­ра было крайне затруд­ни­тель­но, ибо это гро­зи­ло сомне­ни­я­ми в пра­во­мер­но­сти состо­яв­ше­го­ся государ­ст­вен­но­го акта, соот­вет­ст­вен­но, сенат­ским запро­сом в авгур­скую кол­ле­гию и воз­мож­ной отме­ной и само­го акта, и его резуль­та­тов. Под­чи­нив­шись же авгур­ско­му воз­гла­су alio die, маги­ст­рат лишь пере­но­сил заду­ман­ное меро­при­я­тие «на дру­гой день», но не отка­зы­вал­ся от его осу­щест­вле­ния. Таким обра­зом, в сво­их же инте­ре­сах маги­ст­ра­ту было выгод­нее под­чи­нить­ся авгу­ру, чем про­игно­ри­ро­вать его.

Маги­ст­рат мог при­влечь авгу­ра к уча­стию в сво­ем гада­нии. Соот­вет­ст­ву­ю­щую риту­аль­ную фор­му­лу про­ци­ти­ро­вал Цице­рон (Div. II. 71): Q. Fa­bi, te mi­hi in aus­pi­cio es­se vo­lo («Кв. Фабий, я хочу, чтобы ты был при мне во вре­мя ауспи­ции»), на что тот отве­чал audi­vi, что мож­но пере­ве­сти как «я услы­шал», «я внял (тебе)», «слу­ша­юсь». То, что речь идет об обще­ст­вен­ных, т. е. маги­ст­рат­ских, ауспи­ци­ях, сле­ду­ет из кон­тек­ста это­го отрыв­ка, посвя­щен­но­го государ­ст­вен­но­му зна­че­нию ауспи­ций, о чем свиде­тель­ст­ву­ют при­во­ди­мые здесь при­ме­ры, касав­ши­е­ся исклю­чи­тель­но кон­су­лов (ibid. 70—71). При­каз маги­ст­ра­та отно­сит­ся имен­но к авгу­ру, а не к пул­ла­рию: в § 70 Цице­рон гово­рит о необ­хо­ди­мо­сти сохра­не­ния в государ­ст­вен­ных инте­ре­сах пра­ва авгу­ров (ius augu­rum) и авто­ри­те­та их кол­ле­гии, в § 71 сету­ет, что во вре­ме­на пред­ков для это­го при­гла­шал­ся лишь опыт­ный чело­век, не то что в его вре­мя, а в § 72 отме­ча­ет, что тако­вым явля­ет­ся пре­вос­ход­ный авгур (per­fec­tus augur)³². Таким обра­зом, хотя далее, кри­ти­куя совре­мен­ную ему диви­на­цию, Цице­рон упо­ми­на­ет пул­ла­рия, но саму фор­му­лу он отно­сит ко вре­ме­нам пред­ков и при­ла­га­ет ее к отно­ше­ни­ям меж­ду маги­ст­ра­том и авгу­ром. В ней доста­точ­но ясно про­сле­жи­ва­ет­ся под­чи­нен­ное поло­же­ние авгу­ра и руко­во­дя­щее — маги­ст­ра­та, кото­рый обра­щал­ся к авгу­ру фак­ти­че­ски с при­ка­зом. О том, что кон­сул при­ка­зы­ва­ет (im­pe­ra­re so­let) авгу­ру, пишет Варрон (L. L. VI. 95), рас­смат­ри­вая зна­че­ние и про­ис­хож­де­ние тер­ми­на in­li­cium, т. е. «при­гла­ше­ние» (име­ет­ся в виду созыв народ­но­го собра­ния или вой­ска — L. L. VI. 93; 94). Прав­да, Варрон счи­та­ет это ново­введе­ни­ем, а преж­де кон­сул отда­вал рас­по­ря­же­ние (объ­явить in­li­cium) помощ­ни­ку (ac­cen­sus) или гла­ша­таю (prae­co). Но при­чи­ну изме­не­ния он видит в слу­чай­но­сти — одна­жды рядом не ока­за­лось помощ­ни­ка (L. L. VI. 95), что зву­чит неубеди­тель­но³³. В любом слу­чае, сам факт кон­суль­ско­го при­ка­за авгу­ру пока­за­те­лен: даже если это ново­введе­ние, оно воз­ник­ло не на пустом месте и не вслед­ст­вие прин­ци­пи­аль­но­го изме­не­ния в отно­ше­ни­ях меж­ду маги­ст­ра­том и жре­цом, вла­стью поли­ти­че­ской и сакраль­ной, но отра­жа­ет общий харак­тер этих с.165 отно­ше­ний, свой­ст­вен­ный рим­ской граж­дан­ской общине. О при­ка­зе авгу­рам в кон­крет­ной ситу­а­ции гово­рит и Ливий³⁴, не уточ­няя, к сожа­ле­нию, от кого исхо­дил при­каз — от кон­су­лов или от сена­та. Исто­рич­ность и воз­мож­ность самих собы­тий 460 г. до н. э., к тому же лишь пред­по­ла­гав­ших­ся, для рас­смат­ри­вае­мой про­бле­мы не име­ют боль­шо­го зна­че­ния: важ­нее то, что Ливий никак не ком­мен­ти­ру­ет этот при­каз, явно счи­тая обыч­ным такое отно­ше­ние к авгу­рам.

Кро­ме того, тра­ди­ци­он­ная фор­му­ла гла­сит, что авгу­ры маги­ст­ра­там in aus­pi­cio sunt³⁵, т. е. помо­га­ют при про­веде­нии гада­ния. Фор­му­ла эта при­ме­ня­лась не толь­ко для авгу­ров: Цице­рон исполь­зу­ет ее в отно­ше­нии тех помощ­ни­ков при ауспи­ци­ях, кото­рым при­ка­зы­ва­ет (ius­se­rit) уже авгур (Leg. III. 43)³⁶. Похо­жую фор­му­лу (aus­pi­cio in­te­res­se, ades­se) Ливий употре­бил по отно­ше­нию к пул­ла­ри­ям (X. 40. 4; 11), чье поло­же­ние вспо­мо­га­тель­но­го (при ауспи­ци­ях) и под­чи­нен­но­го (маги­ст­ра­ту) пер­со­на­ла не вызы­ва­ет сомне­ний. Но точ­но так же Варрон опре­де­ля­ет поло­же­ние авгу­ра по отно­ше­нию к кон­су­лу: augur con­su­li adest (L. L. VI. 95). Види­мо, это были тех­ни­че­ские выра­же­ния для обо­зна­че­ния сопод­чи­нен­но­сти участ­ни­ков про­цеду­ры выяс­не­ния воли богов.

Таким обра­зом, соот­но­ше­ние прав spec­tio и nun­tia­tio хоро­шо пока­зы­ва­ет сте­пень само­сто­я­тель­но­сти маги­ст­ра­тов в обще­нии с миром богов и харак­тер под­чи­нен­но­го поло­же­ния авгу­ров, но одно­вре­мен­но и сте­пень вли­я­ния чле­нов этой жре­че­ской кол­ле­гии, кото­рое, будучи нефор­маль­ным, осно­ван­ным на обы­чае и тра­ди­ции, вполне обес­пе­чи­ва­ло высо­кое зна­че­ние авгу­ров и прак­ти­че­ски обя­за­тель­ную силу их реше­ний, или, точ­нее, их сове­тов, как удач­но сфор­му­ли­ро­ва­но у Феста: … quo­rum (sc. Augu­rum) con­si­lio rem ge­re­rent ma­gistra­tus… (Fest. P. 446 L, s. v. spec­tio). Но если обя­за­тель­ность испол­не­ния реше­ния авгур­ской кол­ле­гии и даже заяв­ле­ния о зна­ме­ни­ях отдель­но­го авгу­ра de fac­to при­зна­ет­ся все­ми иссле­до­ва­те­ля­ми, то вопрос, насколь­ко это было обя­за­тель­но de iure, оста­ет­ся откры­тым. В первую оче­редь необ­хо­ди­мо уста­но­вить, осу­ществля­лось ли авгур­ское реше­ние напря­мую или для это­го тре­бо­ва­лась санк­ция поли­ти­че­ской вла­сти. Обра­тим­ся к важ­ней­шей обла­сти соуча­стия авгу­ров в поли­ти­че­ских делах, где вопрос о маги­ст­рат­ских ауспи­ци­ях имел осо­бое зна­че­ние, а имен­но, к избра­нию маги­ст­ра­тов.

Соблюде­ние пре­ем­ст­вен­но­сти вла­сти в сакраль­ном отно­ше­нии явля­лось одной из основ рим­ской поли­ти­че­ской док­три­ны, что было свя­за­но с осо­бен­но­стя­ми миро­вос­при­я­тия рим­лян и, преж­де все­го, со спе­ци­фи­кой пони­ма­ния ими харак­те­ра вза­и­моот­но­ше­ний меж­ду миром богов и миром людей. Отсюда выте­ка­ет повы­шен­ное вни­ма­ние к пере­ход­но­му момен­ту в осу­щест­вле­нии власт­во­ва­ния — смене с.166 маги­ст­ра­тов, при кото­рой про­ис­хо­ди­ла так­же пере­да­ча пра­ва на ауспи­ции. Это обсто­я­тель­ство, несо­мнен­но, опре­де­ля­ло роль и зна­че­ние авгу­ров как спе­ци­а­ли­стов в вопро­се тол­ко­ва­ния воли богов. Маги­ст­ра­ты долж­ны были отка­зать­ся от долж­но­сти, если их избра­ние при­зна­ва­лось «огреш­ным»³⁷: «огреш­ность» (vi­tium) — тер­мин, обо­зна­чав­ший ошиб­ку при совер­ше­нии или тол­ко­ва­нии ауспи­ций, как и пре­не­бре­же­ние ими, что дела­ло весь акт недей­ст­ви­тель­ным. Нали­чие огреш­но­сти уста­нав­ли­ва­ла кол­ле­гия авгу­ров, чье реше­ние дава­ло оцен­ку уже состо­яв­ше­му­ся собы­тию.

Осо­бый инте­рес пред­став­ля­ют сведе­ния Т. Ливия, посколь­ку они каса­ют­ся кон­крет­ных собы­тий и не несут печа­ти авгур­ской заин­те­ре­со­ван­но­сти, в отли­чие от сведе­ний Цице­ро­на. Но здесь мы стал­ки­ва­ем­ся с уди­ви­тель­ным мол­ча­ни­ем Ливия: как отме­тил И. Лин­дер­ски, рим­ский исто­рик нико­гда не ука­зы­вал, на чей запрос отве­ча­ли авгу­ры, кто их соби­рал, и, глав­ное, ни разу не упо­мя­нул о вме­ша­тель­стве сена­та или маги­ст­ра­тов после объ­яв­ле­ния авгу­ра­ми сво­его мне­ния и при­ня­тия декре­та по пово­ду vi­tium³⁸. Послед­нее утвер­жде­ние не вполне вер­но. Конеч­но, подроб­но­го и внят­но­го рас­ска­за у нас нет. Харак­тер­ной осо­бен­но­стью отбо­ра Ливи­ем мате­ри­а­ла явля­ет­ся то, что обще­из­вест­ные, баналь­ные про­цеду­ры и акты его мало инте­ре­со­ва­ли неза­ви­си­мо от их зна­че­ния. Даже непо­сред­ст­вен­но реше­ния авгу­ров он упо­ми­на­ет лишь восемь раз, из кото­рых к рас­смат­ри­вае­мой про­бле­ме отно­сят­ся шесть³⁹. И сре­ди этих шести име­ют­ся два эпи­зо­да, кото­рые все же ука­зы­ва­ют на уча­стие сена­та. В одном слу­чае упо­ми­на­ет­ся пись­мо сена­та с при­ка­зом кон­су­лам отка­зать­ся от долж­но­сти из-за огреш­но­сти при выбо­рах (223 г. до н. э.)⁴⁰. Обсто­я­тель­ства про­изо­шед­ше­го не вполне ясны, посколь­ку о при­зна­нии Г. Фла­ми­ния и П. Фурия огреш­но избран­ны­ми и об их отка­зе от долж­но­сти сооб­ща­ют толь­ко нарра­тив­ные источ­ни­ки (Ливий, Плу­тарх, Зона­ра), но в фастах это не отме­че­но. Все же при любом объ­яс­не­нии ука­зан­но­го про­ти­во­ре­чия опи­са­ние самой про­цеду­ры отка­за от долж­но­сти долж­но было соот­вет­ст­во­вать дей­ст­ви­тель­но­сти. Пря­мо реше­ние авгу­ров назы­ва­ет толь­ко Плу­тарх (Mar­cel. 4), но мол­ча­ние Ливия и Зона­ры вовсе не свиде­тель­ст­ву­ет об его отсут­ст­вии, тем более, что все трое упо­ми­на­ют пред­ше­ст­во­вав­шие с.167 собы­ти­ям зна­ме­ния и пись­мо сена­та кон­су­лам с тре­бо­ва­ни­ем сло­жить пол­но­мо­чия. Таким обра­зом, вслед за реше­ни­ем авгу­ров после­до­ва­ло реше­ние сена­та, и имен­но ему, в конеч­ном ито­ге, были вынуж­де­ны под­чи­нить­ся кон­су­лы.

Дру­гой слу­чай отно­сит­ся к 217 г. до н. э. Кон­су­лы это­го года, не имея воз­мож­но­сти явить­ся в Рим для избра­ния сво­их пре­ем­ни­ков, пред­ло­жи­ли сена­ту про­ве­сти выбо­ры через интеррек­са. Сенат пред­по­чел рас­по­рядить­ся о назна­че­нии дик­та­то­ра для про­веде­ния элек­то­раль­ных коми­ций (dic­ta­tor co­mi­tio­rum ha­ben­do­rum cau­sa). Одна­ко назна­че­ние ока­за­лось огреш­ным, поэто­му через четыр­на­дцать дней дик­та­тор и началь­ник кон­ни­цы, полу­чив при­каз, сло­жи­ли свои пол­но­мо­чия, и дело закон­чи­лось все же меж­ду­цар­ст­ви­ем (Liv. XXII. 33. 9—12). Пле­бей­ский три­бун Кв. Бебий Герен­ний, играя на про­ти­во­ре­чи­ях меж­ду зна­тью и про­стым наро­дом, решил помочь сво­е­му род­ст­вен­ни­ку Г. Терен­цию Варро­ну добить­ся кон­су­ла­та (ibid. 34. 3—11). Пред­лог для обви­не­ний явно был наду­ман­ным, но в тех усло­ви­ях он сыг­рал свою роль, а имен­но: в отка­зе дик­та­то­ра от долж­но­сти три­бун увидел сго­вор зна­ти (foe­dus in­ter om­nes no­bi­les ic­tum — ibid. 7). Обви­нял он сенат и авгу­ров (ibid. 3), послед­них же в том, что бла­го­да­ря им дик­та­тор ока­зал­ся огреш­ным (cum vi­tio­sus dic­ta­tor per augu­res fie­ret — ibid. 10). Несо­мнен­но, речь шла о реше­нии (декре­те) авгу­ров по пово­ду vi­tium (ср.: Liv. IV. 7. 3). Но в чем был «вино­ват» сенат? Ведь он-то как раз при­нял реше­ние о назна­че­нии дик­та­то­ра, пусть даже это назна­че­ние в ито­ге ока­за­лось неудач­ным. Зна­чит, после декре­та авгу­ров тот же сенат, в свою оче­редь, рас­по­рядил­ся, чтобы дик­та­тор и началь­ник кон­ни­цы отка­за­лись от долж­но­сти. О соот­вет­ст­ву­ю­щем при­ка­зе (ius­sis) для них Ливий упо­мя­нул, но не ука­зал, от кого этот при­каз посту­пил (Liv. XXII. 33. 12). В силу выше­из­ло­жен­но­го вряд ли есть осно­ва­ния сомне­вать­ся, что он исхо­дил имен­но от сена­та, кото­рый при этом осно­вы­вал­ся на мне­нии авгу­ров. Поэто­му отсут­ст­вие упо­ми­на­ния Ливи­ем сенат­ско­го реше­ния там, где кон­ста­та­ция vi­tium име­ла поли­ти­че­ские послед­ст­вия, не свиде­тель­ст­ву­ет о воз­мож­но­сти пря­мо­го осу­щест­вле­ния реше­ний авгур­ской кол­ле­гии, без санк­ции поли­ти­че­ской вла­сти.

Конеч­но, в обо­их рас­смот­рен­ных слу­ча­ях отсут­ст­ву­ет пря­мое упо­ми­на­ние при­ня­тия кол­ле­ги­ей авгу­ров декре­та, хотя ситу­а­ция гово­рит в поль­зу нали­чия тако­го акта. По всей види­мо­сти, уча­стие авгу­ров мог­ло иметь раз­ные фор­мы, о чем свиде­тель­ст­ву­ет наи­бо­лее подроб­ный рас­сказ об отка­зе от долж­но­сти огреш­но избран­ных маги­ст­ра­тов. Речь идет о кон­су­лах 162 г. до н. э. П. Кор­не­лии Сци­пи­оне Нази­ке и Г. Мар­ции Фигу­ле⁴¹. Кон­сул преды­ду­ще­го года Тиб. Сем­п­ро­ний Гракх, с.168 сам являв­ший­ся авгу­ром, при про­веде­нии ауспи­ций перед элек­то­раль­ны­ми коми­ци­я­ми совер­шил ошиб­ку (vi­tium) из обла­сти авгу­раль­но­го пра­ва. Встре­во­жен­ный небла­го­при­ят­ным зна­ме­ни­ем во вре­мя выбо­ров (неожи­дан­но умер сбор­щик голо­сов в пер­вой цен­ту­рии), Гракх по завер­ше­нии их доло­жил сена­ту (Cic. N. D. II. 10) — по пра­ву, кото­рое он имел в каче­стве маги­ст­ра­та. Пока­за­тель­но, что кон­сул и авгур Тиб. Гракх по несо­мнен­но рели­ги­оз­но­му вопро­су обра­тил­ся имен­но в сенат, а не в авгур­скую кол­ле­гию. Сенат поста­но­вил обра­тить­ся к гаруспи­кам, но их мне­ние кон­сул отверг. Нахо­дясь уже в сво­ей про­вин­ции, Тиб. Гракх обна­ру­жил в свя­щен­ных кни­гах, какую же ошиб­ку он совер­шил, о чем напи­сал в кол­ле­гию авгу­ров. Лишь на этом эта­пе кол­ле­гия при­ня­ла уча­стие в собы­ти­ях, а имен­но, доло­жи­ла вскрыв­ши­е­ся обсто­я­тель­ства сена­ту⁴², кото­рый пове­лел огреш­но избран­ным кон­су­лам отка­зать­ся от долж­но­сти⁴³, что они и сде­ла­ли. В этой исто­рии кол­ле­гия авгу­ров, по всей види­мо­сти, не при­ни­ма­ла декре­та о нали­чии огреш­но­сти в силу одно­знач­но­сти ситу­а­ции⁴⁴. Поэто­му дан­ный слу­чай отли­ча­ет­ся от двух преды­ду­щих, пред­по­ла­гая a prio­ri более зна­чи­тель­ную роль сена­та, что, есте­ствен­но, не про­ти­во­ре­чит выво­ду о необ­хо­ди­мо­сти сенат­ской санк­ции для авгур­ских реше­ний в поли­ти­че­ских вопро­сах.

Еще одно усло­вие реа­ли­за­ции авгур­ско­го реше­ния было свя­за­но с самим маги­ст­ра­том. Досроч­ное сло­же­ние пол­но­мо­чий огреш­но избран­ны­ми маги­ст­ра­та­ми обо­зна­ча­лось тер­ми­ном ab­di­ca­re⁴⁵. Это сло­во («отка­зы­вать­ся») обо­зна­ча­ет само­сто­я­тель­ное, соб­ст­вен­ное дей­ст­вие чело­ве­ка, а не вынуж­ден­ное в силу воздей­ст­вия со сто­ро­ны, кото­рое бы не зави­се­ло от его воли, как нагляд­но пока­зы­ва­ет сопо­став­ле­ние фраз (sc. con­su­les) ab­di­ca­ve­runt vs. (sc. re­ges) exac­ti sunt. Для срав­не­ния мож­но при­ве­сти так­же гла­гол ab­ro­ga­re («лишать»), кото­рый по отно­ше­нию к маги­ст­ра­ту, лишае­мо­му вла­сти, может иметь лишь пас­сив­ное зна­че­ние⁴⁶. Но этот же тер­мин ab­di­ca­tio употреб­лял­ся и при досроч­ном отка­зе от долж­но­сти по иным, не свя­зан­ным с авгур­ским уче­ни­ем, пово­дам⁴⁷. Конеч­но, маги­ст­рат мог быть при­нуж­ден к это­му акту (coac­tus с.169 ab­di­ca­re se⁴⁸), но все же это было его соб­ст­вен­ное дей­ст­вие, и совер­шить его он дол­жен был сам. Более того, тер­мин ab­di­ca­tio мог быть при­ме­нен и к регу­ляр­но­му акту сло­же­ния пол­но­мо­чий по исте­че­нии долж­ност­но­го сро­ка (Liv. IX. 33. 4). Обыч­ный тер­мин в послед­нем слу­чае — (sc. ma­gistra­tu) abi­re⁴⁹, но он же мог быть употреб­лен и в слу­чае отка­за от долж­но­сти огреш­но избран­ных маги­ст­ра­тов (IV. 7. 3; IX. 34. 13). Ука­зан­ное раз­ли­чие в употреб­ле­нии тер­ми­нов abi­re и ab­di­ca­re дей­ст­ви­тель­но име­ло место, что хоро­шо замет­но при их сов­мест­ном употреб­ле­нии⁵⁰. Тем не менее, воз­мож­ность под­ме­ны тер­ми­нов свиде­тель­ст­ву­ет о еди­ном харак­те­ре этих актов, т. е. и досроч­но­го, и своевре­мен­но­го сло­же­ния пол­но­мо­чий, что лиша­ет име­ю­щий­ся в пер­вом слу­чае декрет авгу­ров прин­ци­пи­аль­но­го зна­че­ния.

Таким обра­зом, отказ огреш­но избран­но­го маги­ст­ра­та от долж­но­сти никак не мог быть пря­мым след­ст­ви­ем это­го декре­та, но был опо­сре­до­ван реше­ни­ем сена­та и согла­си­ем само­го маги­ст­ра­та. Клю­че­вым в реа­ли­за­ции авгур­ско­го реше­ния было согла­сие маги­ст­ра­та: по спра­вед­ли­во­му мне­нию Т. Момм­зе­на, ни авгу­ры, ни сенат, ни коми­ции не мог­ли отме­нить резуль­та­ты выбо­ров⁵¹. Об этом свиде­тель­ст­ву­ет пра­ви­ло, зафик­си­ро­ван­ное у Варро­на: «Маги­ст­рат, избран­ный огреш­но, тем не менее (явля­ет­ся) маги­ст­ра­том» (ma­gistra­tus vi­tio crea­tus ni­hi­lo se­tius ma­gistra­tus — L. L. VI. 30). Хотя такой маги­ст­рат сла­гал свои пол­но­мо­чия, его долж­ность все же фик­си­ро­ва­лась в cur­sus ho­no­rum⁵². Но ука­зан­ное мне­ние Т. Момм­зе­на вер­но лишь с фор­маль­но-юриди­че­ской точ­ки зре­ния, посколь­ку на деле сред­ства и мето­ды дав­ле­ния на маги­ст­ра­тов были весь­ма эффек­тив­ны. В осно­ве их лежа­ла крат­ко­сроч­ность маги­ст­ра­тур. Став част­ным чело­ве­ком, быв­ший маги­ст­рат рис­ко­вал мно­гим за свое преж­нее свое­во­лие, и это обсто­я­тель­ство застав­ля­ло его при испол­не­нии маги­ст­рат­ских пол­но­мо­чий счи­тать­ся с мне­ни­ем и сена­та, и авгу­ров, и про­чих. В любом слу­чае несо­мнен­но, что во всей про­цеду­ре отка­за от долж­но­сти пре­ва­ли­ро­ва­ла поли­ти­че­ская сфе­ра при соблюде­нии, конеч­но, ува­же­ния к сакраль­ной.

Во всех рас­смот­рен­ных эпи­зо­дах авгу­ры высту­па­ли в обыч­ной для рим­ских жре­цов роли кон­суль­тан­тов по сакраль­ным вопро­сам в сфе­ре сво­ей ком­пе­тен­ции. Есте­ствен­ное стрем­ле­ние не оши­бить­ся при с.170 тол­ко­ва­нии воли богов застав­ля­ло при­бе­гать к помо­щи спе­ци­а­ли­стов-авгу­ров. Но ни о какой их актив­ной поли­ти­че­ской роли, на мой взгляд, гово­рить не при­хо­дит­ся в силу отсут­ст­вия свиде­тельств тако­вой, что, впро­чем, не ума­ля­ет их зна­че­ния. Ведь сомне­ния в пра­виль­но­сти тол­ко­ва­ния ауспи­ций порож­да­ли сомне­ния в пра­во­мер­но­сти соот­вет­ст­ву­ю­щих государ­ст­вен­ных актов, ком­пе­тент­ное же мне­ние кол­ле­гии авгу­ров все­ля­ло уве­рен­ность в помо­щи и под­держ­ке со сто­ро­ны богов. Конеч­но, неред­ко под рели­ги­оз­ны­ми сомне­ни­я­ми скры­ва­лись поли­ти­че­ские про­ти­во­ре­чия, но и в таком слу­чае уже сам пере­вод про­бле­мы из сфе­ры поли­ти­че­ской в сфе­ру сакраль­ную поз­во­лял сни­зить уро­вень напря­жен­но­сти внут­ри граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва, укре­пить согла­сие и един­ство рим­ских граж­дан. Перед апел­ля­ци­ей к воле богов поли­ти­че­ские раз­но­гла­сия долж­ны были отсту­пить. В той или иной сте­пе­ни такое поло­же­ние сохра­ня­лось даже в кон­це Рес­пуб­ли­ки, в эпо­ху кру­ше­ния рес­пуб­ли­кан­ских цен­но­стей: леги­тим­ное обос­но­ва­ние сво­ей вла­сти вол­но­ва­ло и пре­тен­ден­тов на еди­но­лич­ное прав­ле­ние. Важ­ней­шим эле­мен­том леги­ти­ми­за­ции вла­сти оста­ва­лось пра­во на ауспи­ции, для тол­ко­ва­ния кото­ро­го мне­ние авгу­ров име­ло важ­ней­шее зна­че­ние, хотя в это вре­мя его не все­гда при­ни­ма­ли во вни­ма­ние, как и мно­гие дру­гие рес­пуб­ли­кан­ские тра­ди­ции⁵³.

Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние тот факт, что все извест­ные слу­чаи обра­ще­ния в кол­ле­гию авгу­ров по пово­ду нали­чия огреш­но­сти при про­веде­нии ауспи­ции закан­чи­ва­лись поло­жи­тель­ным отве­том. Конеч­но, здесь мож­но задать­ся вопро­сом, какие сюже­ты и поче­му инте­ре­со­ва­ли антич­ных авто­ров, но факт тем не менее пока­за­те­лен. В то же вре­мя, к при­ме­ру, чис­ло отка­зов маги­ст­ра­тов от долж­но­сти вслед­ст­вие огреш­но­сти при выбо­рах доволь­но незна­чи­тель­но⁵⁴, т. е. авгу­ры неча­сто име­ли воз­мож­ность исполь­зо­вать свое пра­во при­зна­ния выбо­ров огреш­ны­ми.

Ска­зан­ное отно­сит­ся и к запро­сам в кол­ле­гию по иным пово­дам. Кас­са­ция поли­ти­че­ско­го акта по сакраль­ным осно­ва­ни­ям — весь­ма с.171 эффек­тив­ное и поэто­му опас­ное ору­жие, гро­зя­щее устой­чи­во­сти всей поли­ти­че­ской систе­ме. Государ­ст­вен­ная муд­рость рим­ской эли­ты пред­по­чи­та­ла искать ком­про­мис­сы, а не быст­рые и обман­чи­во лег­кие реше­ния: нетруд­но пред­ста­вить, каким про­из­во­лом гро­зи­ли бы само­сто­я­тель­ность и ини­ци­а­ти­ва в опре­де­ле­нии сакраль­ной пра­во­мер­но­сти поли­ти­че­ских актов, будь они у кол­ле­гии авгу­ров, чис­лен­но очень незна­чи­тель­ной (три, шесть, девять обще­ст­вен­ных авгу­ров до Сул­лы) и попол­няв­шей­ся путем кооп­та­ции (до 104/103 г. до н. э.) без вся­ко­го вме­ша­тель­ства свет­ских орга­нов вла­сти и граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва. При всем сакраль­ном и поли­ти­че­ском зна­че­нии кол­ле­гии авгу­ров она кон­тро­ли­ро­ва­лась кол­лек­тив­ным орга­ном рим­ской зна­ти — сена­том. В таких усло­ви­ях ини­ци­а­ти­ва мог­ла исхо­дить толь­ко от поли­ти­че­ской вла­сти, что ста­ви­ло дея­тель­ность авгу­ров (и дру­гих жре­цов) в рам­ки, отве­чав­шие инте­ре­сам сохра­не­ния суще­ст­ву­ю­щей соци­аль­но-поли­ти­че­ской систе­мы. Эта ситу­а­ция яви­лась зако­но­мер­ным резуль­та­том победы пат­ри­ци­ан­ской ари­сто­кра­тии над цар­ской вла­стью, а так­же про­цес­сов, обу­сло­вив­ших фор­ми­ро­ва­ние граж­дан­ской общи­ны. В резуль­та­те рим­ское жре­че­ство нико­гда не ста­ло и не мог­ло стать само­сто­я­тель­ной кор­по­ра­ци­ей в рам­ках пра­вя­щей эли­ты со сво­и­ми осо­бы­ми инте­ре­са­ми и поли­ти­че­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми.

The ge­ne­ral prob­lem rai­sed in the ar­tic­le is the ro­le of the augurs in the po­li­ti­cal sys­tem of Re­pub­li­can Ro­me. The idea of augurs’ pro­mi­nent po­li­ti­cal sig­ni­fi­can­ce be­ca­me a part of the «ro­man myth». The main task is to in­ves­ti­ga­te the real for­ce of the augu­ral dec­rees and acts in the sphe­re of the ma­gistra­te’s aus­pi­ces. The first prob­lem con­cerns the cor­re­la­tion of the ma­gistra­te’s and augur’s aut­ho­ri­ty du­ring di­vi­na­tion. At the per­for­man­ce of this act the augur had a sub­or­di­na­te po­si­tion and obeyed the or­ders of the ma­gistra­te. The ot­her prob­lem con­cerns the ro­le played by the augu­ral col­le­ge at the ab­di­ca­tion of the faul­ty (vi­tio) elec­ted ma­gistra­tes. The imple­men­ta­tion of the col­le­ge’s dec­ree in this ca­se de­pen­ded on the dec­ree of the se­na­te and on the con­sent of the ma­gistra­te it­self. The­se conclu­sions pro­ve the do­mi­nan­ce of the po­li­ti­cal sphe­re over sac­ral one. Ne­ver­the­less the com­pe­tent opi­nion of the augurs was ve­ry im­por­tant be­cau­se it inspi­red the peop­le with con­fi­den­ce of god’s help and shif­ted the po­ten­tial clash from the po­li­ti­cal sphe­re to the sac­ral one.