Аристотель и основание Массалии.

с.11 Сре­ди «Поли­тий», напи­сан­ных Ари­сто­те­лем или его уче­ни­ка­ми, суще­ст­во­ва­ла и «Мас­са­лиот­ская поли­тия». К сожа­ле­нию, она до наших дней не дошла. Неко­то­рые мате­ри­а­лы это­го про­из­веде­ния вошли в «Поли­ти­ку» в каче­стве иллю­ст­ри­ру­ю­щих при­ме­ров. Кро­ме того, Афи­ней (XII. 576 a—b) сохра­нил отры­вок, пере­даю­щий под­лин­ный рас­сказ Ста­ги­ри­та, поме­щен­ный, види­мо, в самом нача­ле «Мас­са­лиот­ской поли­тии», где повест­ву­ет­ся об осно­ва­нии Мас­са­лии: «Фокей­цы, живу­щие в Ионии, зани­маю­щи­е­ся тор­гов­лей, осно­ва­ли Мас­са­лию. Фоке­ец Эвк­сен был свя­зан уза­ми госте­при­им­ства с царем Наном (тако­во было его имя). Этот Нан, справ­ляв­ший свадь­бу доче­ри, ради счаст­ли­во­го слу­чая при­гла­сил Эвк­се­на на пир. Свадь­ба же совер­ша­лась по тако­му обы­чаю: долж­но было, с.12 чтобы вошед­шая после еды девуш­ка пода­ла чашу со сме­шан­ным вином, кому жела­ет, из при­сут­ст­ву­ю­щих пре­тен­ден­тов на ее руку, кому же даст, тот и ста­но­вит­ся ее жени­хом. Вошед­шая же девуш­ка слу­чай­но или по какой-нибудь при­чине пода­ла чашу Эвк­се­ну; имя же девуш­ки было Пет­та. Когда же это слу­чи­лось, то и отец, посколь­ку дар был сде­лан по воле бога, счел его достой­ным иметь ее. Эвк­сен взял ее в жены, изме­нив имя на Ари­сток­се­ну. И есть в Мас­са­лии род, до сих пор назы­вае­мый Про­ти­а­да­ми. Ведь Протос был сыном Эвк­се­на и Ари­сток­се­ны»¹.

Нали­чие фольк­лор­ных моти­вов в этом рас­ска­зе оче­вид­но². Одна­ко явно новел­ли­сти­че­ский харак­тер фраг­мен­та не дол­жен быть при­чи­ной для отка­за в исто­рич­но­сти само­му собы­тию: осно­ва­нию горо­да и роли в этом мест­но­го насе­ле­ния³. Но преж­де все­го надо рас­смот­реть воз­мож­ный источ­ник Ари­сто­те­ля.

Сооб­ще­ние авто­ра «Мас­са­лиот­ской поли­тии» не сто­ит оди­но­ко в антич­ной тра­ди­ции. Совер­шен­но явно сход­ство при­веден­но­го рас­ска­за с повест­во­ва­ни­ем Пом­пея Тро­га, как оно сохра­ни­лось у Юсти­на (XLIII. 3. 4—4. 12). В свое вре­мя, рас­смат­ри­вая «мас­са­лиот­ский пас­саж» Тро­га, мы выска­за­ли пред­по­ло­же­ние, что его источ­ни­ком явля­ет­ся мас­са­лиот­ское пре­да­ние, отно­сив­ше­е­ся к роду Про­ти­а­дов, свя­зан­но­му с хра­мом Афи­ны и его жре­че­ст­вом⁴. В меж­до­усоб­ной борь­бе этот род, по-види­мо­му, вышел победи­те­лем, и его зада­чей была ста­би­ли­за­ция сво­его поло­же­ния утвер­жде­ни­ем осо­бой роли пред­ка в осно­ва­нии горо­да. Память об ойки­стах все­гда сохра­ня­лась в тра­ди­ции гре­че­ских коло­ний⁵, так что поме­ще­ние пред­ка Про­ти­а­дов сре­ди ойки­стов зако­но­мер­но. Дру­гое дело, что в ходе этой борь­бы был, веро­ят­но, оттес­нен род, веду­щий про­ис­хож­де­ние от дру­го­го ойки­ста — Сима (Iust. XLIII. 3. 8). Нали­чие того вари­ан­та пре­да­ния, кото­рый свя­зы­вал осно­ва­ние Мас­са­лии со жри­цей Арте­ми­ды Ари­стар­хой и под­чер­ки­вал роль с.13 этой боги­ни (Strab. IV. 1. 4), свиде­тель­ст­ву­ет о про­ти­во­по­став­ле­нии «афи­но­цен­трист­ской» тра­ди­ции Про­ти­а­дов, кото­рой сле­до­вал и Ари­сто­тель, «арте­ми­до­цен­трист­ской»⁶, по каким-то при­чи­нам пред­по­чтен­ной Посей­до­ни­ем и Стра­бо­ном.

Сход­ство повест­во­ва­ний Тро­га и Ари­сто­те­ля не огра­ни­чи­ва­ет­ся основ­ным содер­жа­ни­ем и неко­то­ры­ми весь­ма важ­ны­ми дета­ля­ми, как, напри­мер, тем, что пред­ва­ри­тель­ным усло­ви­ем осно­ва­ния горо­да была женить­ба фокей­ца на доче­ри мест­но­го царя, или моти­вом пира, на кото­ром девуш­ка пода­ла спе­ци­аль­ную чашу гре­че­ско­му гостю, что по мест­но­му обы­чаю озна­ча­ло выбор ею чуже­зем­ца в мужья. Важ­но и то, что и Трог, и Ари­сто­тель отно­сят­ся к одно­му из двух направ­ле­ний тра­ди­ции, соглас­но кото­ро­му Мас­са­лия была осно­ва­на око­ло 600 г. до н. э. Об этом свиде­тель­ст­ву­ет ссыл­ка Гар­по­кра­ти­о­на на «Мас­са­лиот­скую поли­тию», при­чем он про­ти­во­по­став­ля­ет мне­ние Ари­сто­те­ля точ­ке зре­ния Исо­кра­та, свя­зы­вав­ше­го созда­ние Мас­са­лии с бег­ст­вом фокей­цев от пер­сид­ско­го царя (FGrHist. II. Fr. 238). Трог же пря­мо писал, что фокей­цы осно­ва­ли Мас­са­лию во вре­мя прав­ле­ния царя Тарк­ви­ния, а Ливий (V. 34. 7—8) уточ­нял, что речь шла имен­но о Тарк­ви­нии При­с­ке. К это­му же вре­ме­ни отно­си­ли осно­ва­ние Мас­са­лии Псев­до-Скимн (211—214), ссы­лав­ший­ся на Тимея, и Евсе­вий (Chron. P. 92—93. Schoe­ne).

Соглас­но дру­го­му направ­ле­нию тра­ди­ции, город осно­ва­ли фокей­цы, бежав­шие от вла­сти пер­сид­ско­го царя в нача­ле вто­рой поло­ви­ны VI в. до н. э. На этом наста­и­ва­ли Исо­крат (Ar­chid. 84), Пав­са­ний (X. 8. 6), Сене­ка (Con­s. ad Helv. VII. 8.), Гигин (Gell. X. 16. 4), Тима­ген (Amm. Marc. XV. 9. 7). Появ­ле­ние этой тра­ди­ции надо, по-види­мо­му, свя­зы­вать с поли­ти­че­ской борь­бой в Мас­са­лии, со стрем­ле­ни­ем тех фокей­цев, кото­рые, пере­ехав на Запад дву­мя поко­ле­ни­я­ми поз­же пер­вых посе­лен­цев, ока­за­лись граж­да­на­ми «вто­ро­го сор­та»⁷ и стре­ми­лись дока­зать, что истин­ны­ми осно­ва­те­ля­ми Мас­са­лии явля­ют­ся имен­но они, а не пер­во­по­се­лен­цы. Рас­про­стра­ни­лась эта тра­ди­ция по понят­ной при­чине: выведе­ние коло­нии на галль­ское побе­ре­жье в нача­ле VI или на рубе­же VII—VI вв. до н. э. было делом обыч­ным, а бег­ство фокей­цев, кото­рые пред­по­чли пере­се­ле­ние под­чи­не­нию «вар­вар­ской» вла­сти, пред­став­ля­лось ред­ким и вели­ким дея­ни­ем.

с.14 Самое ран­нее сохра­нив­ше­е­ся упо­ми­на­ние осно­ва­ния Мас­са­лии в свя­зи с бег­ст­вом фокей­цев нахо­дим у Исо­кра­та⁸, что вполне впи­сы­ва­ет­ся в его про­грам­му про­ти­во­сто­я­ния «вар­ва­рам» и изле­че­ния бед Элла­ды за счет Пер­сии. Впро­чем, намек на эту тра­ди­цию содер­жит­ся уже у Фукидида (I. 13. 6), упо­мя­нув­ше­го о сра­же­ни­ях на море с кар­фа­ге­ня­на­ми фокей­цев, осно­вы­ваю­щих (употреб­ле­но при­ча­стие насто­я­ще­го вре­ме­ни οἰκί­ζον­τες) Мас­са­лию, при­чем исто­рик поме­ща­ет это собы­тие не ранее вре­ме­ни Кира и Кам­би­за. Ари­сто­тель же к этой тра­ди­ции не отно­сил­ся, как и Трог.

Одна­ко при­том, что сход­ство рас­ска­зов Ари­сто­те­ля и Тро­га весь­ма зна­чи­тель­но, суще­ст­ву­ют и раз­ли­чия меж­ду ними. Так, у Тро­га дочь царя зва­ли Гип­тис, у Ари­сто­те­ля — Пет­та, при­чем «вар­вар­ское» имя было затем пере­де­ла­но на гре­че­ское — Ари­сток­се­ну. Несколь­ко раз­лич­но и имя само­го царя: Нанн (Nan­nus) у Тро­га и Нан (Νά­νος) у Ари­сто­те­ля. Трог рас­ска­зы­ва­ет, что фокей­цы, желая осно­вать город, доби­ва­лись друж­бы царя: для Ари­сто­те­ля гла­ва фокей­ской экс­пе­ди­ции к это­му вре­ме­ни уже был ксе­ном Нана. Повест­во­ва­ние Тро­га про­из­во­дит впе­чат­ле­ние, что Гип­тис наме­рен­но дала воду фокей­цу; Ари­сто­тель пишет, что Пет­та пода­ла чашу гостю слу­чай­но или по какой-либо дру­гой при­чине (и Ари­сто­тель, сле­до­ва­тель­но, не исклю­ча­ет наме­рен­ный харак­тер жеста лигу­рий­ской царев­ны). По Тро­гу, на пир была при­гла­ше­на вся знать, у Ари­сто­те­ля эта деталь отсут­ст­ву­ет. Гип­тис дала гостю воду, а Пет­та — сме­шан­ное вино. Глав­ное отли­чие: Трог при­пи­сы­ва­ет осно­ва­ние Мас­са­лии Про­ти­су, а Ари­сто­тель — его отцу Эвк­се­ну.

Эти раз­ли­чия свиде­тель­ст­ву­ют о том, что оба авто­ра неза­ви­си­мы друг от труда. Те дета­ли, кото­рые отли­ча­ют ари­сто­телев­ское повест­во­ва­ние от тро­гов­ско­го, носят ярко выра­жен­ный гре­че­ский харак­тер. Тако­во сме­шан­ное вино, кото­рое, яко­бы, пода­ла Эвк­се­ну дочь Нана. Сме­ши­вать перед питьем вино с водой — гре­че­ский обы­чай. К тому же до при­бы­тия фокей­цев на юге Гал­лии вино­град едва ли раз­во­дил­ся: по Тро­гу (Iust. LIII. 4. 2), вино­де­лие при­нес­ли туда гре­ки, и их роль в этом ныне при­зна­ют, хотя и с неко­то­ры­ми ого­вор­ка­ми, с.15 и совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли⁹. Отдель­ные подроб­но­сти, сооб­щен­ные Ста­ги­ри­том, гово­рят о незна­нии им кон­крет­ных дета­лей исто­рии осно­ва­ния горо­да. Сей­час уже невоз­мож­но ска­зать, поче­му он при­нял дру­гое имя лигу­рий­ской царев­ны, кото­рое на гре­че­ский слух — столь же «вар­вар­ское», как и то, что назвал Трог. Ина­че обсто­ит дело с име­нем ее отца. Иссле­до­ва­те­ли при­зна­ют более пра­виль­ной фор­му с двой­ным соглас­ным — Нанн; у Ари­сто­те­ля же вто­рой соглас­ный исчез, и имя ста­ло похо­же на гре­че­ское сло­во «кар­лик», что и вынуди­ло авто­ра доба­вить «тако­во было его имя» ради избе­жа­ния дву­смыс­лен­но­сти¹⁰. Так­же более пра­виль­ным пред­ста­ет имя Про­тис, а не Протос, избран­ное Ари­сто­те­лем¹¹. Но еще важ­нее то, что, как было дав­но пока­за­но, сам факт суще­ст­во­ва­ния в Мас­са­лии рода Про­ти­а­дов (его нали­чие под­чер­ки­ва­ет Ари­сто­тель) дока­зы­ва­ет, что ойки­стом был все же Про­тис, а не его отец¹². Имя же Эвк­сен — слиш­ком «гово­ря­щее» и, по-види­мо­му, дей­ст­ви­тель­но яви­лось как бы сим­во­лом дру­же­ско­го при­е­ма, ока­зан­но­го гре­кам «вар­ва­ра­ми»¹³. Эллин­ское же имя его жены — Ари­сток­се­на — хоро­шо соот­но­сит­ся с име­нем мужа.

Все это пока­зы­ва­ет, что Ари­сто­тель почерп­нул свои сведе­ния не непо­сред­ст­вен­но из мас­са­лиот­ско­го источ­ни­ка, а через како­го-то посред­ни­ка или цепь посред­ни­ков, откуда и были заим­ст­во­ва­ны несвой­ст­вен­ные пер­во­ис­точ­ни­ку чер­ты. Одна­ко в целом его дан­ные соот­вет­ст­ву­ют мест­ной тра­ди­ции.

Искус­ст­во­веды суме­ли выде­лить в арха­и­че­ском искус­стве Элла­ды «фокей­ский круг»¹⁴. В гре­че­ской лите­ра­ту­ре, види­мо, тоже мож­но выде­лить такой «фокей­ский цикл». В первую оче­редь речь идет об исто­рии осно­ва­ния самой Фокеи и ее коло­ний. Нико­лай Дамас­ский (FGrHist. IIA. Ni­ko­laos von Da­mas­kos. Fr. 51) и Пав­са­ний (VII. 3. 10) рас­ска­зы­ва­ют, что пер­во­по­се­лен­цы Фокеи полу­чи­ли зем­лю для сво­его горо­да от кимей­ско­го тира­на Уатия в бла­го­дар­ность за помощь с.16 в захва­те вла­сти, при­чем Пав­са­ний под­чер­ки­ва­ет, что «стра­ну они берут от кимей­цев не вой­ной, а по согла­ше­нию».

Геро­дот (I. 163) писал, что фокей­цы пер­вы­ми из элли­нов заня­лись дале­ки­ми путе­ше­ст­ви­я­ми и откры­ли Адрию, Тирре­нию, Ибе­рию и Тар­тесс, где царь Арган­то­ний при­гла­сил их посе­лить­ся, а после отка­за дал день­ги на укреп­ле­ние горо­да. Каков бы ни был непо­сред­ст­вен­ный источ­ник Геро­до­та (его ино­гда видят в труде Гека­тея)¹⁵, его рас­сказ в конеч­ном ито­ге явно вос­хо­дит к фокей­ской вер­сии, ибо в нем несо­мнен­но про­слав­ле­ние Фокеи даже в про­ти­во­ре­чии с исто­ри­че­ски­ми фак­та­ми, в том чис­ле и сооб­ще­ни­ем само­го Геро­до­та (IV. 152) о путе­ше­ст­вии самос­ца Колея, кото­рый был пред­ше­ст­вен­ни­ком фокей­цев в Тар­тес­се¹⁶. Прав­да, о посе­ле­нии фокей­цев в Тар­тес­сиде Геро­дот не гово­рит, хотя там поз­же и появи­лась фокей­ская Май­на­ка (Strab. III. 4. 2), но это объ­яс­ня­ет­ся зада­чей «отца исто­рии», кото­рый в дан­ном слу­чае инте­ре­со­вал­ся толь­ко пер­вым путе­ше­ст­ви­ем фокей­цев.

На дру­гом кон­це сре­ди­зем­но­мор­ско­го мира рас­по­ла­гал­ся Ламп­сак. Харон Ламп­сак­ский (FGrHist. IIIA. Cha­ron von Lamps. Fr.) рас­ска­зы­вал, что царь мест­но­го пле­ме­ни беб­ри­ков Манд­рон попро­сил фокей­ско­го царя Фоба, став­ше­го его дру­гом и ксе­ном, при­слать коло­ни­стов, чем и было поло­же­но нача­ло горо­ду Ламп­са­ку. Бежав­шие с Кор­си­ки фокей­цы после недол­го­го пре­бы­ва­ния в Регии созда­ли в Ита­лии Элею совер­шен­но мир­но с помо­щью гре­ков из сосед­ней Посей­до­нии (Her. I. 167). О мир­ном осно­ва­нии Мас­са­лии уже гово­ри­лось¹⁷.

За этим пер­вым актом «Фокей­ских исто­рий» после­до­вал (хотя и не везде) вто­рой: рез­кое ухуд­ше­ние отно­ше­ний меж­ду фокей­ски­ми коло­ни­ста­ми и их недав­ни­ми госте­при­им­ца­ми. Смерть тар­тес­сий­ско­го царя Арган­то­ния, дру­же­ски отно­сив­ше­го­ся к элли­нам, яви­лась при­чи­ной обос­но­ва­ния бежав­ших от пер­сов фокей­цев на Кор­си­ке (Her. I. 165), а не в Южной Испа­нии. Вско­ре после осно­ва­ния Мас­са­лии лигу­ры, с.17 завидую­щие росту горо­да, реши­ли вой­ной изгнать гре­ков (Iust. XLIII. 13); во гла­ве лигу­ров сто­ял царь Коман, сын Нан­на, но его коз­ни были раз­об­ла­че­ны мест­ной жен­щи­ной, пожалев­шей сво­его гре­че­ско­го любов­ни­ка (Iust. XLIII. 4. 3—12). Беб­ри­ки, тоже поза­видо­вав­шие бога­той добы­че фокей­цев, реши­ли вос­поль­зо­вать­ся отъ­ездом Манд­ро­на и уни­что­жить элли­нов, но Ламп­са­ка, дочь беб­рик­ско­го царя, откры­ла их замы­сел коло­ни­стам, и те уни­что­жи­ли «вар­ва­ров», а в честь сво­ей бла­го­де­тель­ни­цы пере­име­но­ва­ли город, ранее назван­ный Питио­ессой (FGrHist. IIIA. Cha­ron von Lamps. Fr. 7). Ран­няя исто­рия Мас­са­лии и Ламп­са­ка сов­па­да­ет до отдель­ных дета­лей.

Воз­ни­ка­ет есте­ствен­ный вопрос: явля­ют­ся ли эти исто­рии чисто лите­ра­тур­ны­ми или отра­жа­ют исто­ри­че­скую дей­ст­ви­тель­ность? Немно­го­чис­лен­ные архео­ло­ги­че­ские рас­коп­ки в Фокее пока­за­ли смесь ионий­ской позд­не­гео­мет­ри­че­ской кера­ми­ки с эолий­ской серой моно­хром­ной¹⁸, а фило­ло­ги под­чер­ки­ва­ют нали­чие эолиз­мов в ионий­ской речи фокей­цев¹⁹. Что каса­ет­ся коло­ний, то надо иметь в виду два обсто­я­тель­ства. Во-пер­вых, все коло­нии были выведе­ны Фоке­ей в рай­о­ны, к тому вре­ме­ни уже насе­лен­ные, при­чем уро­вень раз­ви­тия мест­но­го насе­ле­ния был срав­ни­тель­но высок. Во-вто­рых, фокей­ская коло­ни­за­ция носи­ла пре­иму­ще­ст­вен­но тор­го­во-ремес­лен­ный харак­тер. Оба эти обсто­я­тель­ства тре­бо­ва­ли не вытес­не­ния або­ри­ге­нов, а сотруд­ни­че­ства с ними. Отсюда и мир­ный харак­тер коло­ни­за­ции, кото­рый пред­по­чи­та­ли фокей­цы. Одна­ко в даль­ней­шем экс­плуа­та­ция мест­но­го насе­ле­ния путем чаще все­го неэк­ви­ва­лент­но­го обме­на при­во­ди­ла к воен­ной кон­фрон­та­ции²⁰.

Вер­нем­ся к исто­рии осно­ва­ния Мас­са­лии, как об этом повест­ву­ют Ари­сто­тель и более точ­но Трог. В этом повест­во­ва­нии выде­ля­ют­ся два момен­та: пир, на кото­ром девуш­ка протя­ну­ла чашу гре­ку, и женить­ба послед­не­го, в резуль­та­те кото­рой элли­ны смог­ли осно­вать город. Мотив пира и протя­ну­той чаши — новел­ли­сти­чен. Одна­ко огра­ни­чить­ся этим при­зна­ни­ем нель­зя. Настой­чи­вость введе­ния это­го собы­тия в рас­сказ об осно­ва­нии горо­да свиде­тель­ст­ву­ет о зна­че­нии, какое при­да­ва­ли ему Про­ти­а­ды. Воз­мож­но, они виде­ли с.18 в нем боже­ст­вен­ный знак. В свое вре­мя Л. Раде­махер, иссле­до­вав­ший подоб­ные моти­вы как ази­ат­ско­го, так и евро­пей­ско­го фольк­ло­ра, видел в исто­рии с чашей отра­же­ние лигу­рий­ско­го или кельт­ско­го обы­чая²¹. Поз­же Э. Сере­ни так­же счи­тал, что рас­сказ вполне прав­до­по­до­бен, с точ­ки зре­ния срав­ни­тель­ной этно­гра­фии²². Конеч­но, пове­рить в слу­чай­ность или неожи­дан­ное наи­тие при выбо­ре элли­на в мужья невоз­мож­но. Тот же Трог гово­рит о пред­ва­ри­тель­ной фокей­ской экс­пе­ди­ции, в ходе кото­рой элли­ны узна­ли харак­тер мест­но­сти и затем сво­и­ми рас­ска­за­ми воз­буди­ли мно­гих к пере­се­ле­нию (Iust. XLIII. 3. 4). Да и Ари­сто­тель сооб­ща­ет, что гла­ва коло­ни­аль­ной экс­пе­ди­ции был ксе­ном лигу­рий­ско­го царя. Доко­ло­ни­аль­ные кон­так­ты Южной Гал­лии с восточ­ны­ми гре­ка­ми под­твер­жда­ют, хотя пока и скуд­но, и архео­ло­ги­че­ские рас­коп­ки²³. Так что, если и при­нять жест лигу­рий­ской царев­ны за дей­ст­ви­тель­ность, то он дол­жен был лишь при­крыть более ран­нее согла­ше­ние.

Огром­ное зна­че­ние имел брак эллин­ско­го пред­во­ди­те­ля с лигу­рий­ской царев­ной. Сама по себе женить­ба знат­но­го гре­ка на пред­ста­ви­тель­ни­це мест­ной зна­ти не явля­ет­ся чем-то стран­ным и необыч­ным. Мож­но в свя­зи с этим вспом­нить пра­ви­те­ля Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го афи­ня­ни­на Миль­ти­а­да, женив­ше­го­ся на доче­ри фра­кий­ско­го царя (Her. VI. 39; Plut. Cim. 4. 1), что, разу­ме­ет­ся, укреп­ля­ло его власть в горо­де, нахо­див­шем­ся в «вар­вар­ском» окру­же­нии. Более важ­на связь женить­бы с осно­ва­ни­ем горо­да, что под­черк­ну­то Тро­гом (Iust. XLIII. 3. 11): Про­тис «из гостя став зятем, взял у тестя место для осно­ва­ния горо­да». В усло­ви­ях позд­не­ро­до­во­го строя, в каком жили тогда лигу­ры, един­ст­вен­ным сред­ст­вом вклю­че­ния в мест­ную среду был брак или усы­нов­ле­ние. А такое вклю­че­ние облег­ча­ло при­об­ре­те­ние зем­ли для посе­ле­ния коло­ни­стов, если учесть стрем­ле­ние фокей­цев не вытес­нять або­ри­ге­нов, а сотруд­ни­чать с ними. Извест­ную ана­ло­гию может пред­ста­вить брак кар­фа­ген­ско­го пол­ко­во­д­ца Гасдру­ба­ла, кото­рый женил­ся на доче­ри ибе­рий­ско­го царя и, как пишет Дио­дор (XXV. 12), вслед­ст­вие это­го осно­вал Новый Кар­фа­ген и дру­гой город.

Итак, рас­сказ Ари­сто­те­ля опи­ра­ет­ся в конеч­ном ито­ге на мест­ное мас­са­лиот­ское пре­да­ние, в свою оче­редь, вхо­дя­щее с.19 в «Фокей­ский цикл» лите­ра­тур­ной тра­ди­ции. Когда воз­ник­ло это пре­да­ние, ска­зать труд­но. Пер­вое упо­ми­на­ние о Мас­са­лии в гре­че­ской лите­ра­ту­ре встре­ча­ет­ся у Гека­тея (FGrHist. I. Hec. Fr. 55), отме­чав­ше­го, что это — город Лигу­рии вбли­зи Кель­ти­ки, коло­ния фокей­цев. Это ука­за­ние мож­но срав­нить со сло­ва­ми Тро­га, что город был осно­ван «меж­ду лигу­ра­ми и диким пле­ме­нем гал­лов» (Iust. XLIII. 3. 4). Слу­чай­но ли такое сов­па­де­ние? Древ­ние авто­ры (Her. V. 9. 1; Ps.-Scymn. 201—202, 211; Strab. IV. 6. 3; Ps.-Scyll. 4) писа­ли имен­но о лигу­рах, жив­ших вокруг Мас­са­лии. Одна­ко уже вско­ре после осно­ва­ния горо­да мас­са­лиоты ста­ли про­ни­кать и вглубь стра­ны, в обла­сти, насе­лен­ные кель­та­ми, как об этом свиде­тель­ст­ву­ют наход­ки кера­ми­ки VI в. до н. э.²⁴. А совре­мен­ные иссле­до­ва­ния пока­за­ли, что кельт­ские эле­мен­ты уже тогда при­сут­ст­во­ва­ли в Южной Гал­лии, про­ни­кая в лигу­рий­скую среду²⁵. Поэто­му и мог­ло воз­ник­нуть пред­став­ле­ние о Мас­са­лии как о горо­де Лигу­рии, но вбли­зи Кель­ти­ки, или рас­по­ло­жен­ном меж­ду пле­ме­на­ми лигу­ров и кель­тов (гал­лов). Но оно едва ли мог­ло появить­ся в Бал­кан­ской Гре­ции: так Геро­дот (III. 33; IV. 49) поме­ща­ет кель­тов в дру­гом месте, чем мас­са­лиотов, и живу­щих рядом с ними лигу­ров. Не исклю­че­но, что Гека­тей почерп­нул сведе­ния или от фокей­цев, или от самих мас­са­лиотов. Если это так, то пер­во­на­чаль­ное ядро пре­да­ния мог­ло воз­ник­нуть уже в VI в. до н. э., т. е. вско­ре после осно­ва­ния Мас­са­лии.

Будучи созда­но, воз­мож­но, в VI в. до н. э., это пре­да­ние, види­мо, нашло какое-то рас­про­стра­не­ние на запа­де гре­че­ско­го мира. Тимей, по сло­вам Псев­до-Ским­на (211—214), повест­во­вал об осно­ва­нии Мас­са­лии и дати­ро­вал это собы­тие вре­ме­нем 120 лет до Сала­мин­ско­го сра­же­ния. На Бал­кан­ском же полу­ост­ро­ве сле­дов зна­ком­ства с мас­са­лиот­ским пре­да­ни­ем до Ари­сто­те­ля неза­мет­но²⁶ (гре­ки, конеч­но, зна­ли труд Гека­тея, но, учи­ты­вая его фраг­мен­тар­ность, мы не можем ска­зать о нем ниче­го опре­де­лен­но­го). А. И. Дова­тур обра­тил вни­ма­ние на стиль ари­сто­телев­ско­го рас­ска­за. Он отли­ча­ет­ся от обыч­но­го в поли­ти­ях, насколь­ко они нам извест­ны, с.20 и это озна­ча­ет, что автор не пред­по­ла­гал пред­ва­ри­тель­но­го зна­ком­ства чита­те­ля с рас­ска­зом²⁷.

Совер­шен­но иное впе­чат­ле­ние про­из­во­дит соот­вет­ст­ву­ю­щий пас­саж из «Архида­ма» Исо­кра­та. Спар­та­нец Архидам при­зы­ва­ет сограж­дан не согла­шать­ся на позор­ный мир с фиван­ца­ми и не при­зна­вать осво­бож­де­ния мес­сен­цев, но, отпра­вив за рубеж роди­те­лей, жен и детей, храб­ро сра­жать­ся с вра­га­ми. И он при­во­дит извест­ные при­ме­ры поведе­ния дру­гих гре­ков: афи­нян, кото­рые поки­ну­ли свой город ради сво­бо­ды дру­гих, и фокей­цев, спас­ших­ся бег­ст­вом от пер­сид­ско­го царя и осно­вав­ших посе­ле­ние в Мас­са­лии (Ar­chid. 83—84). Нам сей­час неваж­но, дей­ст­ви­тель­но ли эта речь состав­ле­на Исо­кра­том для спар­тан­ско­го царя или это — рито­ри­че­ское упраж­не­ние на тему о том, как мог про­из­не­сти подоб­ную речь Архидам. Важ­но, что автор гово­рит обо всем извест­ном собы­тии и что это про­из­веде­ние пред­ше­ст­ву­ет ари­сто­телев­ско­му²⁸.

Срав­не­ние пас­са­жей Ари­сто­те­ля и Исо­кра­та свиде­тель­ст­ву­ет, что вер­сия, кото­рой сле­до­вал Исо­крат, была уже хоро­шо извест­на, в то вре­мя как Ари­сто­те­лю надо было еще вво­дить в обо­рот ту, кото­рую он счи­тал вер­ной.

Одна­ко и после Ари­сто­те­ля его вер­сия осно­ва­ния Мас­са­лии не ста­ла попу­ляр­ной. Даже уче­ник Ари­сто­те­ля Ари­сток­сен, опре­де­ляя вре­мя Пифа­го­ра, дела­ет это­го фило­со­фа совре­мен­ни­ком Ксе­но­фа­на, Ана­кре­он­та, Поли­кра­та и тех ионий­цев, кото­рые, бежав от «мидий­ца» Гар­па­га, поки­ну­ли Фокею и осно­ва­ли Мас­са­лию (FGrHist. II. Aris­tox. Fr. 23). Во II в. Плу­тарх, оправ­ды­вая заня­тие Соло­на тор­гов­лей, писал, что в те вре­ме­на тор­гов­ля была почет­ной, а неко­то­рые тор­гов­цы даже ста­но­ви­лись осно­ва­те­ля­ми боль­ших горо­дов, как это было с Про­ти­сом, осно­вав­шим Мас­са­лию (Sol. 2. 7). Таким обра­зом, Плу­тарх обра­тил­ся к под­лин­ной мас­са­лиот­ской тра­ди­ции, не к ари­сто­телев­ско­му ее вари­ан­ту, а тро­гов­ско­му, как свиде­тель­ст­ву­ет фор­ма име­ни ойки­ста — Про­тис, а не Протос — и упо­ми­на­ние имен­но его, а не его отца²⁹. И толь­ко око­ло 200 г. н. э. Афи­ней, соби­рая вся­че­ские древ­но­сти, с.21 вклю­чил в сво­их «Пиру­ю­щих софи­стов» под­лин­ное нача­ло «Мас­са­лиот­ской поли­тии» Ари­сто­те­ля, рас­смат­ри­вая его как еще один рас­сказ о чудес­ной люб­ви.

Итак, Ари­сто­тель, вопре­ки наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ной тра­ди­ции, обра­тил­ся в рас­ска­зе об осно­ва­нии Мас­са­лии (поме­стив его в нача­ле «Мас­са­лиот­ской поли­тии») к соб­ст­вен­но мас­са­лиот­ско­му пре­да­нию, при­том свя­зан­но­му с родом Про­ти­а­дов, явно рас­смат­ри­вая его как более исто­ри­че­ское. Само это пре­да­ние дошло до него через како­го-то посред­ни­ка или цепь посред­ни­ков, внес­ших неко­то­рые несвой­ст­вен­ные пер­во­на­чаль­но­му вари­ан­ту дета­ли. Одна­ко при всем авто­ри­те­те Ари­сто­те­ля его рас­сказ не полу­чил рас­про­стра­не­ния в гре­че­ской лите­ра­ту­ре.