Т. Моммзен

История Рима.

Книга пятая

Основание военной монархии.

Моммзен Т. История Рима. Т. 3. От смерти Суллы до битвы при Тапсе.
Русский перевод И. М. Масюкова под общей редакцией Н. А. Машкина.
ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ, Москва, 1941.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам.
Все даты по тексту — от основания Рима, в квадратных скобках — до нашей эры.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изданию Моммзена 1995 г. (СПб, «Наука»—«Ювента»).

с.247 201

ГЛАВА VIII

СОВМЕСТНОЕ ГОСПОДСТВО ПОМПЕЯ И ЦЕЗАРЯ.

Пом­пей и Цезарь






Из вождей демо­кра­тии, кото­рые со вре­ме­ни кон­суль­ства Цеза­ря как бы офи­ци­аль­но при­зна­ва­лись сов­мест­ны­ми вла­сти­те­ля­ми государ­ства, пра­вя­щи­ми «три­ум­ви­ра­ми», пер­вое место, соглас­но обще­ст­вен­но­му мне­нию, при­над­ле­жа­ло, несо­мнен­но, Пом­пею. Опти­ма­ты про­зва­ли его «част­ным дик­та­то­ром»; перед ним Цице­рон, хотя и напрас­но, пал на коле­ни; про­тив него были направ­ле­ны наи­бо­лее рез­кие сар­каз­мы на улич­ных пла­ка­тах Бибу­ла, ядо­ви­тей­шие стре­лы в речах ора­то­ров оппо­зи­ци­он­ных сало­нов. Все это было в поряд­ке вещей. Судя по имев­шим­ся фак­там, Пом­пей был бес­спор­но пер­вым пол­ко­вод­цем сво­его вре­ме­ни, а Цезарь — искус­ным пар­тий­ным вождем и ора­то­ром; он обла­дал несо­мнен­ны­ми даро­ва­ни­я­ми, но отли­чал­ся совер­шен­но не воин­ст­вен­ным, даже жен­ст­вен­ным харак­те­ром. Такие отзы­вы о них были дав­но в ходу; нель­зя было ожи­дать от знат­ной тол­пы, чтобы она дума­ла о сути дела и отка­за­лась от обще­при­ня­тых три­ви­аль­ных суж­де­ний из-за мало­из­вест­ных подви­гов на бере­гах Тахо. В гла­зах всех Цеза­рю при­над­ле­жа­ла в сою­зе лишь роль адъ­ютан­та, кото­рый испол­ня­ет для сво­его началь­ни­ка то, что Фла­вий, Афра­ний и дру­гие менее спо­соб­ные кле­вре­ты тщет­но пыта­лись выпол­нить. Даже его про­кон­суль­ство, по-види­мо­му, не изме­ни­ло это­го соот­но­ше­ния. Очень похо­жую роль при­нял на себя неза­дол­го до того Афра­ний, но не при­об­рел вслед­ст­вие это­го осо­бен­но­го зна­че­ния. В послед­ние годы часто слу­ча­лось, что мно­гие про­вин­ции под­чи­ня­лись одно­му намест­ни­ку и неред­ко гораздо более четы­рех леги­о­нов соеди­ня­лось под одним коман­до­ва­ни­ем. Так как по ту сто­ро­ну Альп сно­ва ста­ло спо­кой­но и Арио­вист был при­знан рим­ля­на­ми в каче­стве дру­га и соседа, то не было нали­цо угро­зы сколь­ко-нибудь серь­ез­ной вой­ны. Срав­не­ние того поло­же­ния, кото­рое Пом­пею созда­ли зако­ны Габи­ния—Мани­лия, а Цеза­рю — закон Вати­ния, напра­ши­ва­лось само собой; но это было не в поль­зу Цеза­ря. Пом­пей повеле­вал почти над всем рим­ским государ­ст­вом, Цезарь же — над дву­мя про­вин­ци­я­ми. В с.248 безот­чет­ном почти рас­по­ря­же­нии Пом­пея нахо­ди­лись и вой­ска и каз­на государ­ства; Цезарь же рас­по­ла­гал лишь назна­чен­ны­ми ему сум­ма­ми и вой­ском в 24 тыс. чело­век. Пом­пею было пре­до­став­ле­но само­му опре­де­лить вре­мя его уда­ле­ния от дел; власть же Цеза­ря была обес­пе­че­на за ним, прав­да, надол­го, но все же на опре­де­лен­ный срок. Нако­нец, Пом­пею было пору­че­но выпол­не­ние важ­ней­ших пору­че­ний и на море и на суше. Цезарь же был послан на Север для того, чтобы из Верх­ней Ита­лии наблюдать за сто­ли­цей и забо­тить­ся о том, чтобы Пом­пей мог над ней спо­кой­но власт­во­вать.

Пом­пей и сто­ли­ца

202 Когда, одна­ко, Пом­пей, по воле коа­ли­ции, стал пове­ли­те­лем сто­ли­цы, он взял­ся за дело, пре­вы­шав­шее его силы. По части прав­ле­ния Пом­пей пони­мал не боль­ше того, что укла­ды­ва­лось в поня­тие о паро­ле и о коман­де.

Анар­хия

Вол­ны сто­лич­но­го дви­же­ния носи­ли в себе заро­дыш буду­щих рево­лю­ции и остат­ки преж­них; управ­лять без помо­щи воору­жен­ной силы этим горо­дом, во всех отно­ше­ни­ях напо­ми­наю­щим Париж XIX в., было зада­чей бес­ко­неч­но труд­ной, а для тако­го при­мер­но­го сол­да­та, угло­ва­то­го и высо­ко­мер­но­го, даже нераз­ре­ши­мой. Очень ско­ро он дошел до того, что вра­ги и дру­зья, оди­на­ко­во неудоб­ные для него, мог­ли в ущерб ему делать все, что им хоте­лось. После отъ­езда Цеза­ря из Рима коа­ли­ция, прав­да, власт­во­ва­ла еще над судь­ба­ми все­лен­ной, но не над ули­ца­ми сто­ли­цы. Точ­но так же и сенат, кото­ро­му все еще номи­наль­но при­над­ле­жа­ла неко­то­рая роль в прав­ле­нии, пре­до­став­лял делам в сто­ли­це идти, как они хоте­ли и мог­ли. Он делал это отча­сти пото­му, что та фрак­ция это­го учреж­де­ния, кото­рая пови­но­ва­лась коа­ли­ции, не име­ла ника­ких инструк­ций от сво­их вла­сти­те­лей, и отча­сти пото­му, что недо­воль­ная оппо­зи­ция из рав­но­ду­шия или пес­си­миз­ма отстра­ни­лась, а глав­ным обра­зом, пото­му, что все это высо­ко­род­ное собра­ние начи­на­ло если не пони­мать, то чув­ст­во­вать свое пол­ней­шее бес­си­лие. Таким обра­зом, в дан­ную мину­ту в Риме не было про­ти­во­дей­ст­ву­ю­щей силы како­го бы то ни было пра­ви­тель­ства, не было насто­я­ще­го авто­ри­те­та.

Тяну­лось меж­ду­цар­ст­вие меж­ду уни­что­жен­ным ари­сто­кра­ти­че­ским режи­мом и зарож­дав­шим­ся воен­ным вла­ды­че­ст­вом, и если рим­ская государ­ст­вен­ность более чет­ко, чем какая-либо дру­гая в древ­но­сти или в новое вре­мя, постро­и­ла все раз­но­об­ра­зие поли­ти­че­ских функ­ций и орга­ни­за­ций, то и поли­ти­че­ская дез­ор­га­ни­за­ция, анар­хия, высту­па­ет в ней в неза­вид­ных и рез­ких чер­тах. Это было стран­ное сов­па­де­ние: в те самые годы, когда по ту сто­ро­ну Альп Цезарь совер­шал свое вели­кое дело, в Риме испол­нял­ся стран­ный поли­ти­че­ский гро­теск, какой едва ли пред­став­лял­ся когда-нибудь на сцене все­мир­ной исто­рии. Новый пра­ви­тель государ­ства вовсе не пра­вил, а запер­ся в сво­ем доме и вти­хо­мол­ку дул­ся. Преж­нее, напо­ло­ви­ну сме­щен­ное пра­ви­тель­ство тоже не управ­ля­ло государ­ст­вом, а с.249 толь­ко взды­ха­ло — то пооди­ноч­ке в семей­ном кру­гу в сво­их вил­лах, то хором в курии. Часть граж­дан, доро­жив­шая еще сво­бо­дой и поряд­ком, уста­ла от этой дикой нераз­бе­ри­хи, но, совер­шен­но лишен­ная руко­вод­ства и сове­та, про­яв­ля­ла жал­кую пас­сив­ность, избе­га­ла не толь­ко вся­кой поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти, но, насколь­ко это было воз­мож­но, дер­жа­лась в сто­роне от поли­ти­че­ско­го Содо­ма. Наобо­рот, все­воз­мож­ный улич­ный сброд нико­гда не пере­жи­вал тако­го пре­крас­но­го вре­ме­ни, не имел таких весе­лых сбо­рищ.

Анар­хи­сты

Чис­ло малень­ких «вели­ких» людей было рав­но леги­о­ну. Дема­го­гия окон­ча­тель­но пре­вра­ти­лась в ремес­ло; не было недо­стат­ка и в оруди­ях про­из­вод­ства, как, напри­мер, потер­тый плащ, дико взъеро­шен­ная боро­да, длин­ные раз­ве­ваю­щи­е­ся воло­сы, низ­кий бас; неред­ко это ремес­ло было насто­я­щим золотым дном. Для устрой­ства шум­ных демон­стра­ций были нагото­ве испы­тан­ней­шие глот­ки теат­раль­но­го пер­со­на­ла1: гре­ки и евреи, воль­ноот­пу­щен­ни­ки и рабы были посто­ян­ны­ми посе­ти­те­ля­ми обще­ст­вен­ных собра­ний и отча­ян­ны­ми 203 кри­ку­на­ми; даже когда дело дохо­ди­ло до голо­со­ва­ния, часто лишь незна­чи­тель­ное чис­ло голо­су­ю­щих состо­я­ло из граж­дан, имев­ших пра­во голо­са. «Ско­ро, — гово­рит­ся в одном пись­ме того вре­ме­ни, — мы можем ждать, что наши слу­ги будут голо­со­вать про­тив пошли­ны за отпуск на волю». Насто­я­щей силой в эту пору были тес­но спа­ян­ные и воору­жен­ные шай­ки, сфор­ми­ро­ван­ные знат­ны­ми аван­тю­ри­ста­ми, отряды анар­хи­стов из при­вык­ших к борь­бе рабов и бро­дяг. Их вожди с само­го нача­ла боль­шей частью были из пар­тии попу­ля­ров, но со вре­ме­ни уда­ле­ния Цеза­ря, кото­рый один толь­ко умел импо­ни­ро­вать демо­кра­тии и руко­во­дить ею, в ней исчез­ло вся­кое подо­бие дис­ци­пли­ны, и каж­дый член пар­тии при­дер­жи­вал­ся сво­ей соб­ст­вен­ной поли­ти­ки. Конеч­но, и теперь еще эти люди охот­нее все­го гото­вы были бороть­ся под зна­ме­нем сво­бо­ды; но, стро­го гово­ря, они не были настро­е­ны ни за демо­кра­тию, ни про­тив нее — они ста­ви­ли на сво­ем зна­ме­ни, сде­лав­шем­ся для них необ­хо­ди­мым, то бла­го наро­да, то инте­ре­сы сена­та, то имя како­го-нибудь вождя пар­тии. Так, Кло­дий после­до­ва­тель­но борол­ся (или толь­ко делал вид, что борет­ся) то за гос­под­ст­ву­ю­щую демо­кра­тию, то за сенат, то за Крас­са. Вожди шай­ки лишь в том оста­ва­лись вер­ны при­ня­то­му направ­ле­нию, что неумо­ли­мо пре­сле­до­ва­ли сво­их лич­ных вра­гов: Кло­дий — Цице­ро­на, Милон — Кло­дия, тогда как мне­ния пар­тии слу­жи­ли им толь­ко удоб­ным пово­дом в этих лич­ных ссо­рах. Так же лег­ко было бы поло­жить како­фо­нию на ноты, как пере­дать исто­рию это­го поли­ти­че­ско­го сум­бу­ра; да и нет ника­ко­го инте­ре­са пере­чис­лять все убий­ства, оса­ды домов, под­жо­ги и дру­гие сце­ны раз­боя, про­ис­хо­див­шие на ули­цах с.250 миро­во­го горо­да, и вычис­лять, как часто про­хо­ди­лась вся шка­ла, начи­нав­ша­я­ся сви­стом и кри­ком, пере­хо­дя­щая к опле­ва­нию и топ­та­нию нога­ми, а затем к швы­ря­нию кам­ней и зво­ну мечей.

Кло­дий

Пер­вым акте­ром в этом поли­ти­че­ском бала­гане был тот самый Пуб­лий Кло­дий, кото­ро­го, как уже было ска­за­но выше, вла­сти­те­ли выдви­га­ли про­тив Като­на и Цице­ро­на. Пре­до­став­лен­ный само­му себе, этот вли­я­тель­ный, даро­ви­тый, энер­гич­ный и в сво­ем роде дей­ст­ви­тель­но образ­цо­вый после­до­ва­тель пар­тии, будучи народ­ным три­бу­ном (696) [58 г.], сле­до­вал край­ней демо­кра­ти­че­ской поли­ти­ке: бес­плат­но разда­вал граж­да­нам зер­но, огра­ни­чил пра­во цен­зо­ров пре­да­вать пори­ца­нию без­нрав­ст­вен­ных граж­дан, запре­тил маги­ст­ра­там стес­нять рели­ги­оз­ны­ми фор­маль­но­стя­ми работу меха­низ­ма коми­ций, устра­нил огра­ни­че­ния пра­ва низ­ших клас­сов состав­лять сою­зы, уста­нов­лен­ные неза­дол­го до это­го (690) [64 г.], чтобы поме­шать обра­зо­ва­нию шаек, и вос­ста­но­вил закры­тые тогда же «улич­ные клу­бы» (col­le­gia com­pi­ta­li­cia), кото­рые пред­став­ля­ли собой не что иное, как разде­лен­ную по ули­цам полу­во­ен­ную орга­ни­за­цию все­го сво­бод­но­го или неволь­ни­чье­го про­ле­та­ри­а­та сто­ли­цы. Когда к тому же даль­ней­ший закон, кото­рый тоже заду­мал Кло­дий, чтобы в каче­стве пре­то­ра вне­сти его в 702 г. [52 г.], пре­до­ста­вил воль­ноот­пу­щен­ни­кам и рабам, фак­ти­че­ски поль­зо­вав­шим­ся сво­бо­дой, оди­на­ко­вые пра­ва со сво­бод­ны­ми граж­да­на­ми, — винов­ник всех этих сме­лых исправ­ле­ний кон­сти­ту­ции мог объ­явить свой труд закон­чен­ным и, как новый Нума в сфе­ре сво­бо­ды и равен­ства, мог при­гла­сить близ­кую его серд­цу чернь в воз­двиг­ну­тый им на месте одно­го из пожа­рищ на Пала­тин­ском хол­ме храм на тор­же­ст­вен­ное бого­слу­же­ние по слу­чаю наступ­ле­ния тыся­че­лет­не­го цар­ства демо­кра­тии, где роль вер­хов­но­го жре­ца долж­на была при­над­ле­жать ему. Понят­но, что эти либе­раль­ные стрем­ле­ния не исклю­ча­ли спе­ку­ля­ции народ­ны­ми 204 поста­нов­ле­ни­я­ми: подоб­но Цеза­рю, его жал­кий под­ра­жа­тель имел в сво­ем рас­по­ря­же­нии для про­да­жи сограж­да­нам намест­ни­че­ства и дру­гие круп­ные и мел­кие долж­но­сти, для поко­рен­ных же царей и горо­дов — суве­рен­ные пра­ва государ­ства.

Раздор Пом­пея с Кло­ди­ем

Пом­пей смот­рел на все это даже не поше­вель­нув­шись. Если он сам не чув­ст­во­вал, как силь­но он ком­про­ме­ти­ру­ет этим себя, то его про­тив­ник хоро­шо пони­мал это. Кло­дий был так дер­зок, что по очень незна­чи­тель­но­му вопро­су — о выда­че плен­но­го армян­ско­го прин­ца — он готов был всту­пить в откры­тую ссо­ру с пра­ви­те­лем Рима; раз­лад вско­ре пере­шел в насто­я­щую борь­бу, кото­рая обна­ру­жи­ла пол­ную бес­по­мощ­ность Пом­пея. Гла­ва государ­ства умел толь­ко отве­чать вождю пар­тии его же соб­ст­вен­ным ору­жи­ем, но делал это гораздо менее искус­но. Если Кло­дий при­ди­рал­ся к нему из-за армян­ско­го прин­ца, то и он в свою оче­редь рас­сер­дил его тем, что вер­нул само­го нена­вист­но­го Кло­дию чело­ве­ка, Цице­ро­на, из изгна­ния, на кото­рое он был осуж­ден с.251 Кло­ди­ем, и этим путем так удач­но достиг цели, что пре­вра­тил про­тив­ни­ка в непри­ми­ри­мо­го вра­га. Если Кло­дий со сво­и­ми шай­ка­ми делал небез­опас­ны­ми ули­цы сто­ли­цы, то и победо­нос­ный пол­ко­во­дец точ­но так же застав­лял рабов и гла­ди­а­то­ров мар­ши­ро­вать по ули­цам, — и в этих зате­ях гене­рал, конеч­но, дол­жен был усту­пить дема­го­гу, тер­пел пора­же­ние в улич­ных схват­ках, и Кло­дий вме­сте со сво­им кле­вре­том Гаем Като­ном почти посто­ян­но дер­жал его в осад­ном поло­же­нии в его же саду. Не менее заме­ча­тель­ной подроб­но­стью это­го ори­ги­наль­но­го пред­став­ле­ния было то, что во вре­мя ссо­ры и пра­ви­тель и аван­тю­рист, оба пере­го­няя друг дру­га, ста­ра­лись снис­кать рас­по­ло­же­ние сверг­ну­то­го пра­ви­тель­ства. Пом­пей допу­стил воз­вра­ще­ние Цице­ро­на отча­сти в уго­ду сена­ту, Кло­дий же, наобо­рот, объ­яв­лял недей­ст­ви­тель­ны­ми Юли­е­вы зако­ны и пору­чал Мар­ку Бибу­лу офи­ци­аль­но под­твер­дить, что их при­ня­тие про­ти­во­ре­чит кон­сти­ту­ции!

Это кло­кота­ние стра­стей не мог­ло, конеч­но, дать ника­ко­го поло­жи­тель­но­го резуль­та­та; его харак­тер­ной чер­той была имен­но до отвра­ще­ния смеш­ная бес­цель­ность. Даже такой гени­аль­ный чело­век, как Цезарь, дол­жен был на деле убедить­ся, что демо­кра­ти­че­ские при­е­мы отжи­ли свой век и что дема­го­гия уже боль­ше не нуж­на, для того чтобы про­ло­жить ему путь к пре­сто­лу. Когда и теперь еще, в пору меж­ду­цар­ст­вия, на пути от рес­пуб­ли­ки к монар­хии, какой-нибудь сорви­го­ло­ва отва­жи­вал­ся еще раз поще­го­лять ман­ти­ей и посо­хом про­ро­ков, остав­лен­ны­ми в покое даже самим Цеза­рем, и вели­кие иде­а­лы Гая Грак­ха, кари­ка­тур­но иска­жен­ные, сно­ва высту­пи­ли на сце­ну, — все это было толь­ко исто­ри­че­ским ана­хро­низ­мом. Куч­ка людей, от кото­рых исхо­ди­ла эта демо­кра­ти­че­ская аги­та­ция, так мало похо­ди­ла на пар­тию, что впо­след­ст­вии, в мину­ту реши­тель­ной борь­бы, ей не уда­лось играть даже самой незна­чи­тель­ной роли. Нель­зя даже утвер­ждать, что вслед­ст­вие это­го анар­хи­че­ско­го поло­же­ния дел в умах поли­ти­че­ски индиф­фе­рент­ных граж­дан и про­буди­лось жела­ние добить­ся обра­зо­ва­ния силь­но­го пра­ви­тель­ства, опи­раю­ще­го­ся на вой­ско. Не гово­ря уже о том, что эту ней­траль­ную часть граж­дан при­хо­ди­лось в боль­шин­стве слу­ча­ев искать вне Рима и что таким обра­зом она не сопри­ка­са­лась со сто­лич­ной кутерь­мой, — те люди, на кото­рых вооб­ще могут дей­ст­во­вать подоб­ные моти­вы, уже бла­го­да­ря преж­не­му опы­ту, а имен­но, заго­во­ру Кати­ли­ны, ста­ли убеж­ден­ны­ми сто­рон­ни­ка­ми силь­ной вла­сти; насто­я­щие же тру­сы гораздо боль­ше 205 боя­лись тяже­ло­го кри­зи­са, нераз­луч­но­го с низ­вер­же­ни­ем суще­ст­ву­ю­ще­го строя, чем затяж­ки поверх­ност­ной по суще­ству анар­хии в сто­ли­це. Един­ст­вен­ным резуль­та­том этой анар­хии, име­ю­щим неко­то­рое исто­ри­че­ское зна­че­ние, было тяже­лое поло­же­ние, в кото­ром очу­тил­ся Пом­пей бла­го­да­ря напад­кам Кло­ди­е­вых сто­рон­ни­ков. Поло­же­ние это ухуд­ша­лось из-за даль­ней­ших дей­ст­вий само­го Кло­дия.

Отно­ше­ние Пом­пея к галль­ским победам Цеза­ря

с.252 Как ни мало ценил и пони­мал Пом­пей пре­иму­ще­ства ини­ци­а­ти­вы, изме­не­ние его отно­ше­ний как к Кло­дию, так и к Цеза­рю заста­ви­ло его на этот раз вый­ти из преж­не­го пас­сив­но­го состо­я­ния. Непри­ят­ное и позор­ное поло­же­ние, в кото­рое его поста­вил Кло­дий, в кон­це кон­цов долж­но было вос­пла­ме­нить гне­вом и нена­ви­стью даже его лени­вую нату­ру. Но гораздо важ­нее было изме­не­ние в его отно­ше­ни­ях к Цеза­рю. Если из двух всту­пив­ших в союз вла­сти­те­лей Пом­пей ока­зал­ся совер­шен­ным банк­ротом в выпол­не­нии при­ня­тых на себя обя­зан­но­стей, то Цезарь сумел сде­лать из пре­до­став­лен­ной ему вла­сти нечто новое, нечто дале­ко пре­вы­шав­шее все рас­че­ты и опа­се­ния. Не спра­ши­вая раз­ре­ше­ния, Цезарь удво­ил свою армию путем набо­ра в сво­ей южной про­вин­ции, пре­иму­ще­ст­вен­но насе­лен­ной рим­ски­ми граж­да­на­ми; вме­сто того чтобы из Север­ной Ита­лии обе­ре­гать Рим, он со сво­им вой­ском пере­шел Аль­пы, пода­вил в самом заро­ды­ше новый ким­вр­ский набег и за два года (696, 697) [58, 57 гг.] про­шел с рим­ски­ми вой­ска­ми до Рей­на и Ламан­ша. При нали­чии таких фак­тов ока­за­лась бес­силь­ной даже ари­сто­кра­ти­че­ская так­ти­ка игно­ри­ро­ва­ния и ума­ле­ния чужих успе­хов. Чело­век, кото­ро­го назы­ва­ли нежен­кой, стал теперь насто­я­щим куми­ром вой­ска, про­слав­лен­ным, увен­чан­ным сла­вой геро­ем, чьи све­жие лав­ры затме­ва­ли увяд­шие лав­ры Пом­пея, геро­ем, кото­ро­му, нако­нец, и сенат еще в 697 г. [57 г.] воздал обыч­ные после счаст­ли­вых похо­дов поче­сти в раз­ме­рах более гран­ди­оз­ных, чем они когда-либо выпа­да­ли на долю Пом­пея. По отно­ше­нию к сво­е­му преж­не­му адъ­ютан­ту Пом­пей занял такое же поло­же­ние, какое после при­ня­тия зако­нов Габи­ния — Мани­лия Цезарь занял по отно­ше­нию к нему. Теперь Цезарь был геро­ем дня и пове­ли­те­лем могу­ще­ст­вен­ней­шей рим­ской армии, а Пом­пей — лишь неко­гда зна­ме­ни­тым отстав­ным пол­ко­вод­цем. Меж­ду тестем и зятем дело еще, прав­да, не дохо­ди­ло до столк­но­ве­ния, и их хоро­шие отно­ше­ния внешне не были испор­че­ны, но каж­дый поли­ти­че­ский союз неми­ну­е­мо под­вер­га­ет­ся внут­рен­не­му раз­ло­же­нию, как толь­ко роли и сила его участ­ни­ков суще­ст­вен­но изме­ня­ют­ся. Если ссо­ра с Кло­ди­ем была толь­ко досад­на, то в изме­нив­шем­ся поло­же­нии Цеза­ря скры­ва­лась серь­ез­ная опас­ность для Пом­пея; как неко­гда ста­рал­ся это сде­лать Цезарь со сво­и­ми союз­ни­ка­ми про­тив него, так теперь сам Пом­пей вынуж­ден был для успеш­ных дей­ст­вий про­тив Цеза­ря искать опо­ры в воен­ной силе и, отка­зав­шись от сво­его гор­де­ли­во­го без­вла­стия, высту­пить в каче­стве пре­тен­ден­та на какой-нибудь ответ­ст­вен­ный пост, кото­рый дал бы ему воз­мож­ность быть на одном уровне с намест­ни­ком обе­их Гал­лий, с такой же, как у него, если не с боль­шей, вла­стью. Его поло­же­ние и его так­ти­ка были совер­шен­но те же, что у Цеза­ря во вре­мя вой­ны с Мит­ра­да­том. Чтобы урав­но­ве­сить зна­че­ние пре­вос­хо­див­ше­го его сила­ми, но еще отда­лен­но­го про­тив­ни­ка при­об­ре­те­ни­ем рав­но­силь­ной долж­но­сти, Пом­пей преж­де с.253 все­го нуж­дал­ся в содей­ст­вии офи­ци­аль­ной пра­ви­тель­ст­вен­ной маши­ны. За пол­то­ра года до это­го она без­услов­но была в его рас­по­ря­же­нии. Вла­сти­те­ли управ­ля­ли тогда государ­ст­вом и при посред­стве коми­ций, кото­рые 206 бес­пре­ко­слов­но пови­но­ва­лись им, как насто­я­щим хозя­е­вам, и при помо­щи силь­но запу­ган­но­го Цеза­рем сена­та. Как пред­ста­ви­тель коа­ли­ции в Риме и при­знан­ный ее вождь Пом­пей мог добить­ся от граж­дан и сена­та при­ня­тия любо­го выгод­но­го ему поста­нов­ле­ния, даже если бы оно шло враз­рез с инте­ре­са­ми Цеза­ря. Одна­ко бла­го­да­ря несвоевре­мен­ной ссо­ре с Кло­ди­ем Пом­пей лишил­ся гос­под­ства над рим­ски­ми ули­ца­ми и уже не мог наде­ять­ся про­ве­сти выгод­ное для него пред­ло­же­ние в народ­ном собра­нии. Менее небла­го­при­ят­но для него было поло­же­ние в сена­те, но и здесь было сомни­тель­но, чтобы после такой дол­гой и опас­ной пас­сив­но­сти Пом­пей мог настоль­ко креп­ко дер­жать в сво­их руках руко­вод­ство боль­шин­ст­вом, чтобы про­ве­сти то поста­нов­ле­ние, кото­рое ему было нуж­но.

Рес­пуб­ли­кан­ская оппо­зи­ция в обще­стве

Но и само поло­же­ние сена­та, или, ско­рее, вооб­ще ноби­ли­те­та, тем вре­ме­нем ста­ло совер­шен­но иным. В самом сво­ем уни­же­нии сенат почерп­нул све­жие силы. При заклю­че­нии коа­ли­ции 694 г. [60 г.] обна­ру­жи­лось мно­гое такое, что совсем еще не созре­ло для того, чтобы появить­ся при сол­неч­ном све­те. Ссыл­ка Като­на и Цице­ро­на, кото­рую обще­ст­вен­ное мне­ние, несмот­ря на сдер­жан­ность вла­сти­те­лей и их жела­ние пока­зать, что они сожа­ле­ют об этой мере, с непо­гре­ши­мой вер­но­стью при­пи­сы­ва­ло ее насто­я­щим винов­ни­кам, а так­же род­ст­вен­ные отно­ше­ния Пом­пея и Цеза­ря слиш­ком напо­ми­на­ли монар­хи­че­ские декре­ты о высыл­ке и фамиль­ные свя­зи. И широ­кая пуб­ли­ка, дер­жав­ша­я­ся в сто­роне от поли­ти­че­ских собы­тий, вни­ма­тель­но при­гляды­ва­лась к высту­пав­шим все отчет­ли­вее осно­вам буду­щей монар­хии. Как толь­ко обще­ство поня­ло, что Цезарь доби­ва­ет­ся не толь­ко изме­не­ния рес­пуб­ли­кан­ско­го поряд­ка, но что дело идет о том, быть или не быть рес­пуб­ли­ке, мно­же­ство луч­ших людей, при­чис­ляв­ших себя к пар­тии попу­ля­ров и счи­тав­ших Цеза­ря сво­им гла­вой, долж­ны были неми­ну­е­мо перей­ти в про­ти­во­по­лож­ный лагерь. Не в одних толь­ко сало­нах и вил­лах сто­яв­шей у вла­сти ари­сто­кра­тии слы­ша­лись тол­ки о «трех дина­стах», о «тре­гла­вом чудо­ви­ще». Кон­суль­ские речи Цеза­ря слу­ша­ла тес­но сгрудив­ша­я­ся тол­па, но из ее среды не разда­ва­лось воз­гла­сов одоб­ре­ния, ни одна рука не под­ни­ма­лась для апло­дис­мен­тов, когда демо­кра­ти­че­ский кон­сул появ­лял­ся в теат­ре. Когда же пуб­лич­но появ­лял­ся кто-нибудь из кле­вре­тов вла­сти­те­лей, разда­вал­ся свист, и даже почтен­ные люди апло­ди­ро­ва­ли, когда актер про­из­но­сил какую-нибудь анти­мо­нар­хи­че­скую сен­тен­цию или делал намек, направ­лен­ный про­тив Пом­пея. Когда ожи­да­лась высыл­ка Цице­ро­на, мно­же­ство граж­дан — буд­то бы 20 тыс., — глав­ным обра­зом, при­над­ле­жа­щих к сред­не­му клас­су, по при­ме­ру сена­та, обла­чи­лись в тра­ур. с.254 «Нет ниче­го теперь более попу­ляр­но­го, — гово­рит­ся в одном пись­ме того вре­ме­ни, — чем нена­висть к пар­тии попу­ля­ров».

Попыт­ка вла­сти­те­лей осла­бить рес­пуб­ли­кан­скую оппо­зи­цию

Вла­сти­те­ли ста­ли наме­кать на то, что из-за этой оппо­зи­ции всад­ни­ки могут лишить­ся сво­их отдель­ных мест в теат­ре, а про­стой народ — хлеб­но­го пай­ка; после это­го недо­воль­ные ста­ли, может быть, несколь­ко осто­рож­нее в про­яв­ле­нии сво­ей доса­ды, но настро­е­ние оста­лось преж­ним. С бо́льшим успе­хом было исполь­зо­ва­но могу­ще­ст­вен­ное орудие — мате­ри­аль­ная заин­те­ре­со­ван­ность. Золо­то Цеза­ря лилось рекой. Мни­мые бога­чи с рас­стро­ен­ным состо­я­ни­ем, вли­я­тель­ные, но стес­нен­ные в день­гах дамы, задол­жав­шие моло­дые ари­сто­кра­ты, запу­тав­ши­е­ся в делах куп­цы и бан­ки­ры либо отправ­ля­лись в Гал­лию, чтобы зачерп­нуть из само­го источ­ни­ка, либо обра­ща­лись к сто­лич­ным аген­там Цеза­ря; очень ред­ко быва­ло, чтобы при­лич­ный по внеш­но­сти про­си­тель (Цезарь избе­гал сно­ше­ний 207 с окон­ча­тель­но опу­стив­шей­ся чер­нью) оста­вал­ся неудо­вле­тво­рен­ным. Извест­ную поль­зу при­нес­ли и гро­мад­ные построй­ки, пред­при­ня­тые Цеза­рем на свой счет в сто­ли­це; мно­же­ство людей всех сосло­вий — от кон­су­ля­ров до про­стых носиль­щи­ков — полу­чи­ли воз­мож­ность зара­бот­ка; таким же под­спо­рьем были и несмет­ные сум­мы, затра­чи­вае­мые на народ­ные уве­се­ле­ния. Так же посту­пал и Пом­пей, но в более огра­ни­чен­ном мас­шта­бе; ему сто­ли­ца была обя­за­на построй­кой пер­во­го камен­но­го теат­ра, и он отпразд­но­вал его откры­тие с неслы­хан­ным вели­ко­ле­пи­ем. Что подоб­ные затра­ты до извест­ной сте­пе­ни при­ми­ря­ли мно­гих оппо­зи­ци­он­но настро­ен­ных граж­дан, осо­бен­но в сто­ли­це, само собой понят­но, но несо­мнен­но и то, что ядро оппо­зи­ции и теперь оста­ва­лось недо­ступ­ным этой систе­ме под­ку­па. С каж­дым днем ста­но­ви­лось все яснее, как глу­бо­ко внед­рил­ся в наро­де суще­ст­ву­ю­щий государ­ст­вен­ный строй, как мало скло­ня­лись к монар­хии слои, сто­я­щие даль­ше от пар­тий­ных про­ис­ков, — в осо­бен­но­сти насе­ле­ние сель­ских горо­дов2, — и как мало они были рас­по­ло­же­ны хотя бы тер­пе­ли­во пере­не­сти монар­хи­че­ский пере­во­рот.

Воз­рас­таю­щее зна­че­ние сена­та

Если бы Рим имел пред­ста­ви­тель­ное прав­ле­ние, недо­воль­ство граж­дан, есте­ствен­но, отра­зи­лось бы на резуль­та­тах выбо­ров и, раз про­явив­шись, все воз­рас­та­ло бы; при дан­ных же обсто­я­тель­ствах сто­рон­ни­кам суще­ст­ву­ю­ще­го государ­ст­вен­но­го строя оста­ва­лось толь­ко под­чи­нить­ся руко­вод­ству сена­та, кото­рый, несмот­ря на состо­я­ние пол­но­го упад­ка, все еще был пред­ста­ви­те­лем и защит­ни­ком закон­ной рес­пуб­ли­ки. Поло­же­ние дел, таким обра­зом, при­ве­ло к тому, что сенат имен­но теперь, когда он был низ­верг­нут, увидел в сво­ем рас­по­ря­же­нии бо́льшую и более пре­дан­ную ему армию, чем в то вре­мя, когда, вели­че­ст­вен­ный и могу­ще­ст­вен­ный, он сам сверг Грак­хов и, опи­ра­ясь на меч с.255 Сул­лы, воз­ро­дил государ­ство. Ари­сто­кра­тия поня­ла это и сно­ва заше­ве­ли­лась. В эту мину­ту Марк Цице­рон, дав обе­ща­ние при­мкнуть в сена­те к послуш­ной вла­сти­те­лям пар­тии, не толь­ко не участ­во­вать боль­ше в оппо­зи­ции, но по мере сил и воз­мож­но­сти дей­ст­во­вать в поль­зу вла­сти­те­лей, полу­чил от них раз­ре­ше­ние вер­нуть­ся. Хотя этим поступ­ком Пом­пей как буд­то невзна­чай сде­лал уступ­ку оли­гар­хии и преж­де все­го рас­счи­ты­вал сыг­рать лов­кую шут­ку с Кло­ди­ем, а затем при­об­ре­сти в крас­но­ре­чи­вом кон­су­ля­ре послуш­ное орудие, став­шее более гиб­ким от полу­чен­ных им уда­ров, тем не менее это дало повод мно­гим вспом­нить о том, что если изгна­ние Цице­ро­на было демон­стра­ци­ей про­тив сена­та, то его воз­вра­ще­ние сле­ду­ет исполь­зо­вать для рес­пуб­ли­кан­ских демон­стра­ций. Оба кон­су­ла, охра­ня­е­мые, впро­чем, от Кло­ди­е­вых при­вер­жен­цев шай­кой Тита Анния Мило­на, после соот­вет­ст­ву­ю­ще­го сенат­ско­го поста­нов­ле­ния в воз­мож­но более тор­же­ст­вен­ной фор­ме пред­ло­жи­ли граж­да­нам раз­ре­шить кон­су­ля­ру Цице­ро­ну вер­нуть­ся, а сенат про­сил всех пре­дан­ных суще­ст­ву­ю­ще­му государ­ст­вен­но­му строю граж­дан непре­мен­но участ­во­вать в голо­со­ва­нии. В назна­чен­ный для это­го день (4 авгу­ста 697 г. [57 г.]) в Рим, дей­ст­ви­тель­но, собра­лось из сель­ских горо­дов невидан­ное коли­че­ство почтен­ных граж­дан. Про­езд Цице­ро­на от Брун­ди­зия до сто­ли­цы дал повод к цело­му ряду таких же, не менее бле­стя­щих про­яв­ле­ний обще­ст­вен­но­го мне­ния. Новый союз сена­та с вер­ны­ми кон­сти­ту­ции граж­да­на­ми был, таким обра­зом, как бы пуб­лич­но про­воз­гла­шен, и послед­ним был сде­лан смотр, пора­зи­тель­но удач­ные резуль­та­ты 208 кото­ро­го нема­ло спо­соб­ст­во­ва­ли под­ня­тию упав­ше­го духа ари­сто­кра­тии. Бес­по­мощ­ность Пом­пея перед лицом этих дерз­ких демон­стра­ций и недо­стой­ное, почти смеш­ное поло­же­ние, в кото­ром он ока­зал­ся по отно­ше­нию к Кло­дию, лиши­ли его и коа­ли­цию преж­не­го дове­рия. Та часть сена­та, кото­рая была ей пре­да­на, демо­ра­ли­зо­ван­ная ред­кой нелов­ко­стью Пом­пея и пре­до­став­лен­ная самой себе, не мог­ла поме­шать рес­пуб­ли­кан­ско-ари­сто­кра­ти­че­ской пар­тии сно­ва при­об­ре­сти решаю­щее зна­че­ние в кол­ле­гии. Новая игра, зате­ян­ная этой пар­ти­ей, тогда (697 г.) [57 г.] еще не мог­ла быть назва­на без­на­деж­ной, осо­бен­но в руках искус­но­го и сме­ло­го игро­ка. Она име­ла теперь то, чего недо­ста­ва­ло ей в тече­ние цело­го сто­ле­тия, — креп­кую опо­ру в наро­де; если бы она мог­ла дове­рить­ся ему и пове­рить в свои соб­ст­вен­ные силы, то мог­ла бы самым крат­ким и почет­ным путем достиг­нуть цели. Поче­му бы ей не пой­ти про­тив вла­сти­те­лей с под­ня­тым забра­лом? Поче­му бы како­му-нибудь реши­тель­но­му и вид­но­му чело­ве­ку, став во гла­ве сена­та, не упразд­нить чрез­вы­чай­ной вла­сти как неза­кон­ной и не при­звать всех рес­пуб­ли­кан­цев Ита­лии к ору­жию про­тив тира­нов и их сообщ­ни­ков? Этим путем мож­но было еще раз вос­ста­но­вить гос­под­ство сена­та. Рес­пуб­ли­кан­цы, конеч­но, зате­я­ли опас­ную игру, но, может быть, и здесь, как это часто быва­ет, самое сме­лое реше­ние было бы и самым разум­ным. с.256 Одна­ко дряб­лая ари­сто­кра­тия в то вре­мя вряд ли была еще спо­соб­на при­нять такое про­стое и отваж­ное реше­ние. Был и дру­гой путь, может быть, еще более вер­ный, во вся­ком слу­чае боль­ше соот­вет­ст­ву­ю­щий свой­ствам и харак­те­ру этих сто­рон­ни­ков суще­ст­ву­ю­ще­го государ­ст­вен­но­го строя: они мог­ли доби­вать­ся того, чтобы разъ­еди­нить обо­их пра­ви­те­лей и, опи­ра­ясь на этот раз­лад, стать у кор­ми­ла прав­ле­ния. Отно­ше­ния меж­ду лица­ми, руко­во­див­ши­ми государ­ст­вом, изме­ни­лись и осла­бе­ли с тех пор, как Цезарь власт­но выдви­нул­ся рядом с Пом­пе­ем и заста­вил его доби­вать­ся новой вла­сти; если бы ему уда­лось при­об­ре­сти ее, воз­мож­но, что дело дошло бы тем или иным обра­зом до раз­ры­ва меж­ду ними и до борь­бы. Если бы во вре­мя этой борь­бы Пом­пей остал­ся один, в его пора­же­нии едва ли мож­но было сомне­вать­ся, и в этом слу­чае по окон­ча­нии борь­бы кон­сти­ту­ци­он­ная пар­тия ока­за­лась бы под­власт­ной не двум пове­ли­те­лям, а одно­му. Если бы ноби­ли­тет употре­бил про­тив Цеза­ря то сред­ство, опи­ра­ясь на кото­рое он сам одер­жи­вал до сих пор победы, и всту­пил в союз с его более сла­бым сопер­ни­ком, то с таким пол­ко­вод­цем, как Пом­пей, с такой арми­ей, как кон­сти­ту­ци­он­ная пар­тия, победа, по всей веро­ят­но­сти, ока­за­лась бы на их сто­роне, а после этой победы спра­вить­ся с Пом­пе­ем, дока­зав­шим свою поли­ти­че­скую без­дар­ность, было бы не очень труд­но.

Попыт­ки Пом­пея добить­ся чрез­вы­чай­ной вла­сти при помо­щи сена­та

Обсто­я­тель­ства при­ве­ли к тому, что согла­ше­ние меж­ду Пом­пе­ем и рес­пуб­ли­кан­ской пар­ти­ей ста­ло необ­хо­ди­мым для обе­их сто­рон; вопрос о том, состо­ит­ся ли это сбли­же­ние, а так­же, как сло­жат­ся отно­ше­ния меж­ду обо­и­ми пра­ви­те­ля­ми и ари­сто­кра­ти­ей, дол­жен был решить­ся, когда осе­нью 697 г. [57 г.] Пом­пей внес в сенат пред­ло­же­ние облечь его чрез­вы­чай­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми.

Заведы­ва­ние про­до­воль­ст­ви­ем

Он моти­ви­ро­вал это тем же, на чем 11 лет назад осно­вал свое могу­ще­ство: он ука­зал, что цены на хлеб в сто­ли­це, так же как перед зако­ном Габи­ния, чрез­мер­но под­ня­лись. Были ли они искус­ст­вен­но под­ня­ты осо­бы­ми махи­на­ци­я­ми, винов­ни­ком кото­рых Кло­дий назы­вал то Пом­пея, то Цице­ро­на (они же ука­зы­ва­ли на 209 него), — неиз­вест­но; все еще про­дол­жав­ше­е­ся пират­ство, пустота государ­ст­вен­ной каз­ны, небреж­ный и бес­по­рядоч­ный над­зор пра­ви­тель­ства за под­во­зом хле­ба — все­го это­го и без поли­ти­че­ских спе­ку­ля­ций было вполне доста­точ­но для того, чтобы вызвать вздо­ро­жа­ние хле­ба в гро­мад­ном горо­де, почти исклю­чи­тель­но зави­сев­шем от замор­ско­го импор­та. В план Пом­пея вхо­ди­ло полу­чить от сена­та вер­хов­ный над­зор за хле­бом и дру­гим про­до­воль­ст­ви­ем на всей терри­то­рии рим­ско­го государ­ства и с этой целью при­об­ре­сти пра­во, с одной сто­ро­ны, неогра­ни­чен­но рас­по­ря­жать­ся государ­ст­вен­ной каз­ной, а с дру­гой — руко­во­дить арми­ей и фло­том. Власть его долж­на была не толь­ко про­сти­рать­ся на все рим­ское с.257 государ­ство, но в каж­дой про­вин­ции ему долж­на была быть под­чи­не­на и власть намест­ни­ка, одним сло­вом, он заду­мы­вал улуч­шен­ное изда­ние Габи­ни­е­ва зако­на, к чему еще долж­но было при­со­еди­нить­ся и глав­ное руко­вод­ство наме­чав­шей­ся тогда вой­ной с Егип­том, так же как поход про­тив Мит­ра­да­та был соеди­нен с усми­ре­ни­ем пира­тов. Как ни уси­ли­лась в послед­ние годы оппо­зи­ция про­тив новых дина­стов, когда этот вопрос посту­пил в сен­тяб­ре 697 г. [57 г.] на обсуж­де­ние сена­та, боль­шин­ство сена­то­ров нахо­ди­лось еще под впе­чат­ле­ни­ем того стра­ха, кото­рый нагнал на них Цезарь. Оно послуш­но при­ня­ло это пред­ло­же­ние в прин­ци­пе, сле­дуя сове­ту Мар­ка Цице­ро­на, кото­рый дол­жен был дать в этом деле пер­вое дока­за­тель­ство уступ­чи­во­сти, усво­ен­ной им в изгна­нии. Одна­ко при выра­бот­ке подроб­но­стей в пер­во­на­чаль­ном плане, пред­став­лен­ном народ­ным три­бу­ном Гаем Мес­си­ем, были сде­ла­ны суще­ст­вен­ные урез­ки. Пом­пею не было дано ни сво­бод­но­го рас­по­ря­же­ния каз­ной, ни соб­ст­вен­ных леги­о­нов и кораб­лей, ни вла­сти над намест­ни­ка­ми; для при­веде­ния в порядок сто­лич­но­го про­до­воль­ст­вия ему толь­ко были даны на сле­дую­щие пять лет зна­чи­тель­ные сум­мы, 15 адъ­ютан­тов и по всем про­до­воль­ст­вен­ным вопро­сам пол­ная про­кон­суль­ская власть, при­чем этот декрет дол­жен был быть утвер­жден граж­да­на­ми. Чрез­вы­чай­но раз­но­об­раз­ны были при­чи­ны, спо­соб­ст­во­вав­шие изме­не­нию пер­во­на­чаль­но­го пла­на, почти рав­но­силь­но­му его откло­не­нию. Повли­я­ло тут и неже­ла­ние раз­дра­жать Цеза­ря, так как наи­бо­лее трус­ли­вые не осме­ли­ва­лись назна­чить маги­ст­ра­та, кото­рый имел бы даже в Гал­лии не толь­ко рав­ные, но даже бо́льшие пол­но­мо­чия, чем Цезарь; далее — тай­ная оппо­зи­ция ста­ро­го вра­га и неволь­но­го союз­ни­ка Пом­пея — Крас­са, кото­ро­го Пом­пей счи­тал, или, по край­ней мере, назы­вал глав­ным винов­ни­ком неуда­чи это­го пла­на; отри­ца­тель­ное отно­ше­ние рес­пуб­ли­кан­ской оппо­зи­ции в сена­те к каж­до­му пред­ло­же­нию, суще­ст­вен­но или даже в прин­ци­пе рас­ши­ряв­ше­му власть пра­ви­те­лей; нако­нец и преж­де все­го, неспо­соб­ность Пом­пея, кото­рый даже тогда, когда он дол­жен был бы дей­ст­во­вать, не мог себя заста­вить дей­ст­во­вать, а, наобо­рот, как все­гда, пря­чась за свое инког­ни­то, пре­до­став­лял сво­им дру­зьям выпол­нять свои наме­ре­ния, объ­яв­ляя с обыч­ной для него скром­но­стью, что сам он доволь­ст­во­вал­ся бы и мень­шим. Неуди­ви­тель­но, что его пой­ма­ли на сло­ве и дали ему как мож­но мень­ше.

Несмот­ря на это, Пом­пей был рад и тому, что для него нашлась серь­ез­ная работа и в осо­бен­но­сти при­лич­ный пред­лог, чтобы поки­нуть сто­ли­цу; ему, дей­ст­ви­тель­но, уда­лось, хотя это тяже­ло ото­зва­лось на про­вин­ци­ях, обес­пе­чить ей обиль­ный и деше­вый под­воз. Насто­я­щей же сво­ей цели он все-таки не достиг, — титул про­кон­су­ла, кото­рый он имел пра­во при­ни­мать во всех про­вин­ци­ях, оста­вал­ся пустым зву­ком, пока в его рас­по­ря­же­нии не было соб­ст­вен­ных войск.

Экс­пе­ди­ция в Еги­пет

с.258 210 Ввиду это­го он вско­ре внес в сенат вто­рое пред­ло­же­ние — чтобы ему было пору­че­но вер­нуть на роди­ну изгнан­но­го еги­пет­ско­го царя, если потре­бу­ет­ся, силой ору­жия. Но чем яснее было, до какой сте­пе­ни он нуж­дал­ся в помо­щи сена­та, тем неуступ­чи­вее и невни­ма­тель­нее отно­си­лись сена­то­ры к его прось­бам. Преж­де все­го в сивил­ли­ных ора­ку­лах было откры­то, что посы­лать рим­ские вой­ска в Еги­пет без­бож­но; ввиду это­го набож­ный сенат почти еди­но­глас­но решил воз­дер­жать­ся от воору­жен­но­го вме­ша­тель­ства. Пом­пей был так уни­жен, что взял бы на себя пору­че­ние и без вой­ска, но по сво­ей неис­пра­ви­мой дипло­ма­тич­но­сти он и это заяв­ле­ние пору­чил сво­им дру­зьям; сам же и гово­рил и пода­вал голос за посыл­ку дру­го­го сена­то­ра. Конеч­но, сенат отверг это пред­ло­же­ние, свя­тотат­ст­вен­но под­вер­гав­шее опас­но­сти столь дра­го­цен­ную для оте­че­ства жизнь. Окон­ча­тель­ным резуль­та­том этих пере­го­во­ров было реше­ние вооб­ще не вме­ши­вать­ся в еги­пет­ские дела (январь 698 г. [56 г.]).

Попыт­ка ари­сто­кра­ти­че­ской рестав­ра­ции

Частые отка­зы, кото­рые Пом­пей встре­чал со сто­ро­ны сена­та и, что было еще хуже, дол­жен был мол­ча пере­но­сить, конеч­но, явля­лись в гла­зах широ­кой пуб­ли­ки, откуда бы они ни исхо­ди­ли, победа­ми рес­пуб­ли­кан­цев и пора­же­ни­я­ми пра­ви­те­лей; вол­на рес­пуб­ли­кан­ской оппо­зи­ции поэто­му все уси­ли­ва­лась. Выбо­ры на 698 г. [56 г.] уже были лишь отча­сти бла­го­при­ят­ны дина­стам: выстав­лен­ные Цеза­рем кан­дида­ты в пре­то­ры Пуб­лий Вати­ний и Гай Аль­фий не про­шли, а два явных сто­рон­ни­ка сверг­ну­то­го пра­ви­тель­ства Гней Лен­тул Мар­цел­лин и Гней Доми­ций Каль­вин были избра­ны: пер­вый — кон­су­лом, вто­рой — пре­то­ром. На 699 г. [55 г.] высту­пил кан­дида­том в кон­су­лы даже Луций Доми­ций Аге­но­барб, избра­нию кото­ро­го труд­но было поме­шать бла­го­да­ря тому вли­я­нию, кото­рое он имел в сто­ли­це, и гро­мад­но­му богат­ству, хотя было извест­но, что он не удо­вле­тво­рит­ся скры­той оппо­зи­ци­ей. Коми­ции, таким обра­зом, выхо­ди­ли из пови­но­ве­ния, а сенат под­дер­жи­вал их. Он тор­же­ст­вен­но обсуж­дал заклю­че­ние, дан­ное по его тре­бо­ва­нию авто­ри­тет­ны­ми этрус­ски­ми про­ри­ца­те­ля­ми по пово­ду неко­то­рых зна­ме­ний и чудес­ных явле­ний. Небес­ное откро­ве­ние воз­ве­сти­ло, что бла­го­да­ря раздо­ру в среде выс­ших сосло­вий вся власть над арми­ей и финан­са­ми гро­зит перей­ти к одно­му вла­сти­те­лю и что государ­ство может утра­тить сво­бо­ду; каза­лось, боги наме­ка­ли имен­но на пред­ло­же­ние Гая Мес­сия.

Напад­ки на зако­ны Цеза­ря

Вско­ре после это­го рес­пуб­ли­кан­цы спу­сти­лись с небес на зем­лю. Закон о терри­то­рии Капуи и осталь­ные зако­ны, издан­ные Цеза­рем в его кон­суль­ство, упор­но объ­яв­ля­лись ими недей­ст­ви­тель­ны­ми; еще в декаб­ре 697 г. [57 г.] в сена­те было заяв­ле­но, что их сле­ду­ет кас­си­ро­вать ввиду непра­виль­но­сти их фор­мы. 6 апре­ля 698 г. [56 г.] в собра­нии сена­та кон­су­ляр Цице­рон пред­ло­жил поста­вить 15 мая на обсуж­де­ние вопрос о разда­че земель в Кам­па­нии. с.259 Это было насто­я­щим объ­яв­ле­ни­ем вой­ны, тем более зна­ме­на­тель­ным, что оно исхо­ди­ло от одно­го из тех людей, кото­рые толь­ко тогда обна­ру­жи­ва­ют свой насто­я­щий образ мыс­лей, когда они зна­ют, что это вполне без­опас­но. Ари­сто­кра­тия, оче­вид­но, счи­та­ла, что насту­пи­ло вре­мя борь­бы, но не с Пом­пе­ем про­тив Цеза­ря, а про­тив тира­нии вооб­ще. Нетруд­но было дога­дать­ся, что про­изой­дет после это­го. Доми­ций не скры­вал, что, став кон­су­лом, он наме­рен немед­лен­но пред­ло­жить граж­да­нам ото­звать Цеза­ря из Гал­лии. Замыш­ля­лась ари­сто­кра­ти­че­ская рестав­ра­ция; напад­ка­ми по вопро­су о капу­ан­ской коло­нии ноби­ли­тет бро­сил вызов вла­сти­те­лям.

Съезд сопра­ви­те­лей в Луке

211 Хотя Цезарь изо дня в день полу­чал обсто­я­тель­ные доне­се­ния о собы­ти­ях в сто­ли­це, а когда воен­ные сооб­ра­же­ния это сколь­ко-нибудь поз­во­ля­ли ему, следил за ними еще вни­ма­тель­нее из сво­ей южной про­вин­ции, он все-таки до это­го момен­та откры­то не вме­ши­вал­ся в них. Но теперь ему и его това­ри­щам, а глав­ным обра­зом ему, объ­яв­ля­ли вой­ну; он дол­жен был дей­ст­во­вать и сде­лал это немед­лен­но. Он как раз нахо­дил­ся побли­зо­сти; ари­сто­кра­тия даже не счи­та­ла нуж­ным подо­ждать с раз­ры­вом, пока он сно­ва не уйдет за Аль­пы. В апре­ле 698 г. [56 г.] Красс поки­нул сто­ли­цу, чтобы сго­во­рить­ся со сво­им более могу­ще­ст­вен­ным това­ри­щем; Цеза­ря он застал в Равен­не. Оттуда они оба отпра­ви­лись в Луку, где с ними встре­тил­ся и Пом­пей, уехав­ший из Рима вско­ре после Крас­са (11 апре­ля) под пред­ло­гом отправ­ки хлеб­ных транс­пор­тов из Сар­ди­нии и Афри­ки. Наи­бо­лее извест­ные при­вер­жен­цы вла­сти­те­лей, как, напри­мер, про­кон­сул Ближ­ней Испа­нии Метелл Непот, про­пре­тор Сар­ди­нии Аппий Клав­дий и мно­гие дру­гие, после­до­ва­ли за ними; 120 лик­то­ров, боль­ше 200 сена­то­ров при­сут­ст­во­ва­ло на этом съезде; он пред­став­лял собой новый монар­хи­че­ский сенат в про­ти­во­по­лож­ность рес­пуб­ли­кан­ско­му сена­ту. Во всех вопро­сах решаю­щее сло­во при­над­ле­жа­ло Цеза­рю. Он вос­поль­зо­вал­ся этим, чтобы вос­ста­но­вить и укре­пить суще­ст­во­вав­шее уже сов­мест­ное прав­ле­ние, поло­жив в его осно­ву более рав­но­мер­ное рас­пре­де­ле­ние вла­сти. Наи­бо­лее важ­ные в воен­ном отно­ше­нии намест­ни­че­ства, нахо­див­ши­е­ся по сосед­ству с обе­и­ми Гал­ли­я­ми, были отда­ны его сопра­ви­те­лям; намест­ни­че­ство в обе­их Испа­ни­ях — Пом­пею, сирий­ское — Крас­су, при­чем эти долж­но­сти долж­ны были быть закреп­ле­ны за ними народ­ным поста­нов­ле­ни­ем на пять лет (700—704) [54—50 гг.] и соот­вет­ст­вен­ным обра­зом обстав­ле­ны в воен­ном и финан­со­вом отно­ше­нии. Цезарь же за это потре­бо­вал про­дле­ния сво­их пол­но­мо­чий, исте­кав­ших в 700 г. [54 г.], до кон­ца 705 г. [49 г.], а так­же пра­ва уве­ли­чить свое вой­ско до 10 леги­о­нов и воз­ло­жить на государ­ст­вен­ную каз­ну упла­ту жало­ва­ния само­воль­но набран­ным им вой­скам. Пом­пею и Крас­су было обес­пе­че­но вто­рич­ное кон­суль­ство на сле­дую­щий (699) [55 г.] год, пока они не отпра­вят­ся в свои намест­ни­че­ства, а Цезарь поже­лал после окон­ча­ния сро­ка сво­его намест­ни­че­ства в 706 г. [48 г.], когда исте­чет тре­бу­е­мый с.260 зако­ном деся­ти­лет­ний про­ме­жу­ток меж­ду дву­мя кон­суль­ства­ми, вто­рич­но полу­чить в свои руки выс­шую власть. Тот воен­ный оплот, в кото­ром Пом­пей и Красс тем более нуж­да­лись для при­веде­ния в порядок сто­лич­ных дел, что пер­во­на­чаль­но назна­чен­ных для это­го леги­о­нов Цеза­ря уже нель­зя было ото­звать из Транс­аль­пин­ской Гал­лии, они нашли в леги­о­нах, кото­рые обя­за­ны были набрать для испан­ской и сирий­ской армий с тем, чтобы отправ­лять их из Ита­лии в раз­лич­ные места назна­че­ния по сво­е­му усмот­ре­нию. Глав­ней­шие вопро­сы, таким обра­зом, были реше­ны; вто­ро­сте­пен­ные зада­чи, напри­мер, уста­нов­ле­ние так­ти­ки по отно­ше­нию к сто­лич­ной оппо­зи­ции, состав­ле­ние спис­ка кан­дида­тур на сле­дую­щие годы и т. д., заня­ли не очень мно­го вре­ме­ни. Лич­ные сче­ты, мешав­шие согла­ше­нию, с обыч­ной лег­ко­стью были ула­же­ны вели­ким масте­ром по части посред­ни­че­ства, кото­рый заста­вил сбли­зить­ся меж­ду собой самые про­ти­во­по­лож­ные эле­мен­ты. Меж­ду Пом­пе­ем и Крас­сом, по край­ней мере с виду, было уста­нов­ле­но това­ри­ще­ское согла­ше­ние. Даже Пуб­лию Кло­дию с его шай­кой было при­ка­за­но сидеть смир­но и впредь не бес­по­ко­ить Пом­пея, что было одним из вели­чай­ших чудес вели­ко­го чаро­дея.

Замыс­лы Цеза­ря

212 Обсто­я­тель­ства пока­зы­ва­ют, что раз­ре­ше­ние оче­ред­ных вопро­сов про­изо­шло не бла­го­да­ря ком­про­мис­су меж­ду само­сто­я­тель­ны­ми и рав­но­прав­но кон­ку­ри­ру­ю­щи­ми вла­сти­те­ля­ми, а толь­ко бла­го­да­ря воле Цеза­ря. Пом­пей в Луке нахо­дил­ся в поло­же­нии бег­ле­ца, лишен­но­го вла­сти и про­ся­ще­го помо­щи у сво­его про­тив­ни­ка. Цезарь мог отвер­нуть­ся от него и объ­явить коа­ли­цию рас­торг­ну­той или же пой­ти ему навстре­чу и дать сою­зу воз­мож­ность суще­ст­во­вать и даль­ше, — так или ина­че Пом­пей был поли­ти­че­ски уни­что­жен. Если бы он в дан­ном слу­чае не порвал с Цеза­рем, то стал бы бес­силь­ным кле­вре­том сво­его союз­ни­ка. Если бы, наобо­рот, этот раз­рыв состо­ял­ся и (что мало веро­ят­но) Пом­пей был бы еще в состо­я­нии осу­ще­ст­вить коа­ли­цию с ари­сто­кра­ти­ей, этот вынуж­ден­ный и лишь в послед­нюю мину­ту заклю­чен­ный союз про­тив­ни­ков был бы так мало опа­сен, что Цезарь вряд ли пошел бы на извест­ные уже нам уступ­ки, чтобы пред­от­вра­тить заклю­че­ние это­го сою­за. Нако­нец, серь­ез­ное сопер­ни­че­ство Крас­са с Цеза­рем было совер­шен­но немыс­ли­мо. Труд­но ска­зать, какие моти­вы заста­ви­ли Цеза­ря отка­зать­ся от пер­вой роли и доб­ро­воль­но отдать сво­е­му сопер­ни­ку то, в чем он ему отка­зал даже при заклю­че­нии сою­за в 694 г. [60 г.], и чего тот с тех пор тщет­но доби­вал­ся поми­мо Цеза­ря, даже про­тив его воли, с явным наме­ре­ни­ем вредить ему, — вто­рич­ное кон­суль­ство и воен­ную власть. Во вся­ком слу­чае не один толь­ко Пом­пей был постав­лен во гла­ве вой­ска, но и ста­рин­ный его враг и дав­ниш­ний союз­ник Цеза­ря Красс; и несо­мнен­но, Красс полу­чил свои боль­шие воен­ные пол­но­мо­чия толь­ко в про­ти­во­вес новой вла­сти Пом­пея. Тем не менее Цезарь поте­рял бес­ко­неч­но мно­го, в то вре­мя как его сопер­ник сме­нил без­вла­стие на важ­ный с.261 воен­ный пост. Воз­мож­но, что Цезарь еще не вполне счи­тал себя гос­по­ди­ном сво­их вои­нов, еще не мог пове­сти их на борь­бу с офи­ци­аль­ны­ми вла­сти­те­ля­ми стра­ны; поэто­му-то ему было важ­но не допус­кать сво­его ото­зва­ния из Гал­лии, что заста­ви­ло бы его сей­час же начать меж­до­усоб­ную вой­ну; но реше­ние вопро­са, быть ли теперь граж­дан­ской войне или нет, зави­се­ло тогда гораздо боль­ше от сто­лич­ной оппо­зи­ции, чем от Пом­пея. Насто­я­щей при­чи­ной того, что Цезарь не захо­тел откры­то порвать с Пом­пе­ем, чтобы этим не обо­д­рить оппо­зи­цию, мог­ло быть имен­но это сооб­ра­же­ние, а не про­стое жела­ние сде­лать ему ряд усту­пок. Мог­ли тут повли­ять и чисто лич­ные моти­вы; воз­мож­но, что Цезарь вспом­нил, как сам когда-то сто­ял про­тив Пом­пея, такой же бес­по­мощ­ный и лишен­ный вла­сти, и был спа­сен от гибе­ли толь­ко отступ­ле­ни­ем Пом­пея, вызван­ным, конеч­но, ско­рее сла­бо­стью его духа, чем вели­ко­ду­ши­ем; веро­ят­но, Цезарь так­же боял­ся при­чи­нить боль люби­мой доче­ри, искрен­но любив­шей сво­его мужа, — его душе были доступ­ны и такие чув­ства наряду со стрем­ле­ни­я­ми государ­ст­вен­но­го чело­ве­ка. Одна­ко решаю­щей при­чи­ной были все же сооб­ра­же­ния, касаю­щи­е­ся Гал­лии. Цезарь (в про­ти­во­по­лож­ность его био­гра­фам) смот­рел на поко­ре­ние Гал­лии не как на вто­ро­сте­пен­ное пред­при­я­тие, полез­ное ему для при­об­ре­те­ния коро­ны; в его гла­зах от это­го зави­се­ли внеш­няя без­опас­ность и внут­рен­няя реор­га­ни­за­ция оте­че­ства, одним сло­вом, все буду­щее это­го оте­че­ства. Для того чтобы бес­пре­пят­ст­вен­но завер­шить поко­ре­ние этой стра­ны и не брать в свои руки немед­лен­но же труд­ное дело рас­пу­ты­ва­ния слож­ных обсто­я­тельств в Ита­лии, он, не разду­мы­вая, отка­зал­ся от сво­его пре­вос­ход­ства над сопер­ни­ком и пре­до­ста­вил Пом­пею доста­точ­ную власть, чтобы спра­вить­ся с сена­том и его сто­рон­ни­ка­ми. Было бы боль­шой поли­ти­че­ской ошиб­кой, если бы Цезарь не желал 213 ниче­го, кро­ме воз­мож­но­сти ско­рее стать рим­ским монар­хом; но често­лю­бие этой ред­кой нату­ры не огра­ни­чи­ва­лось дости­же­ни­ем такой ничтож­ной цели, как обла­да­ние коро­ной. Он отда­вал себе отчет в том, что он в силах выпол­нить одно­вре­мен­но две оди­на­ко­во гран­ди­оз­ные работы: уста­но­вить порядок во внут­рен­них делах Ита­лии, при­об­ре­сти и закре­пить новую и дев­ст­вен­ную поч­ву для ита­лий­ской циви­ли­за­ции. Обе эти зада­чи, есте­ствен­но, меша­ли одна дру­гой: галль­ские заво­е­ва­ния Цеза­ря ско­рее пре­пят­ст­во­ва­ли, чем помо­га­ли ему на пути к пре­сто­лу. Горь­кие пло­ды при­нес ему замы­сел отсро­чить до 706 г. [48 г.] ита­лий­скую рево­лю­цию, кото­рую он мог про­из­ве­сти в 698 г. [56 г.]. Но как государ­ст­вен­ный чело­век и пол­ко­во­дец Цезарь был сме­лый игрок; пола­га­ясь на себя и пре­зи­рая про­тив­ни­ков, он давал им в игре шаг впе­ред, ино­гда даже несколь­ко.

Ари­сто­кра­тия под­чи­ня­ет­ся

Ари­сто­кра­тии теперь нуж­но было пока­зать на деле свою силу и так же отваж­но вести борь­бу, как отваж­но она ее объ­яви­ла. Но нет более пла­чев­но­го зре­ли­ща, чем трус­ли­вые люди, вынуж­ден­ные на свою беду при­нять твер­дое реше­ние. Ока­за­лось, что зара­нее с.262 ни о чем не поза­бо­ти­лись; нико­му как буд­то и в голо­ву не при­хо­ди­ло, что Цезарь может ока­зать про­ти­во­дей­ст­вие, что, нако­нец, Пом­пей и Красс могут опять с ним объ­еди­нить­ся и даже тес­нее преж­не­го. Это кажет­ся неве­ро­ят­ным и может быть поня­то, толь­ко если при­глядеть­ся к лич­но­стям, руко­во­див­шим в то вре­мя кон­сти­ту­ци­он­ной оппо­зи­ци­ей в сена­те. Катон был еще в отсут­ст­вии3; наи­бо­лее вли­я­тель­ным чело­ве­ком в сена­те был в ту пору Марк Бибул, герой пас­сив­ной оппо­зи­ции, самый упря­мый и тупой из всех кон­су­ля­ров. За ору­жие взя­лись как буд­то лишь для того, чтобы отло­жить его в сто­ро­ну чуть толь­ко про­тив­ник взял­ся бы за меч; одной вести о сове­ща­ни­ях в Луке было доста­точ­но, чтобы уни­что­жить даже мысль о серь­ез­ной оппо­зи­ции и вер­нуть мас­су трус­ли­вых людей, т. е. гро­мад­ное боль­шин­ство сена­та, к вер­но­под­дан­ни­че­ским чув­ствам, уте­рян­ным ими в неудач­ный момент. О пред­по­ла­гав­шем­ся рас­смот­ре­нии вопро­са о легаль­но­сти Юли­е­вых зако­нов боль­ше не было и речи; содер­жа­ние леги­о­нов, само­воль­но орга­ни­зо­ван­ных Цеза­рем, было по поста­нов­ле­нию сена­та воз­ло­же­но на государ­ст­вен­ную каз­ну; попыт­ки отнять у Цеза­ря обе Гал­лии или хотя бы одну, сде­лан­ные при рас­пре­де­ле­нии про­кон­суль­ских про­вин­ций на бли­жай­ший год, были откло­не­ны боль­шин­ст­вом (конец мая 698 г. [56 г.]). Таким-то обра­зом все­на­род­но кая­лась сенат­ская кол­ле­гия. Смер­тель­но напу­ган­ные сво­ей сме­ло­стью, поти­хонь­ку явля­лись один за дру­гим эти гос­по­да, чтобы мирить­ся и обе­щать свое без­услов­ное пови­но­ве­ние. Никто так быст­ро не сде­лал это­го, как Марк Цице­рон, кото­рый слиш­ком позд­но рас­ка­ял­ся в том, что нару­шил сло­во, и о сво­ем про­шлом гово­рил в выра­же­ни­ях ско­рее мет­ких, чем лест­ных4. Конеч­но, сопра­ви­те­ли дали себя уго­во­рить; нико­му не было отка­за­но в про­ще­нии, так как ни для кого не сто­и­ло делать исклю­че­ний. Чтобы 214 убедить­ся в том, как вне­зап­но изме­ни­лось настро­е­ние ари­сто­кра­ти­че­ских сфер после изве­стия о реше­ни­ях съезда в Луке, доста­точ­но срав­нить выпу­щен­ные неза­дол­го до это­го бро­шю­ры Цице­ро­на с новым сочи­не­ни­ем, где он отре­кал­ся от преж­них взглядов, под­чер­ки­вая свое рас­ка­я­ние и бла­гие наме­ре­ния5.

Уста­нов­ле­ние ново­го монар­хи­че­ско­го режи­ма

с.263 Теперь пра­ви­те­ли мог­ли нала­дить в ита­лий­ских делах тот порядок, кото­рый им был жела­те­лен, и мог­ли это сде­лать осно­ва­тель­нее, чем когда-либо. Ита­лия и сто­ли­ца, дей­ст­ви­тель­но, полу­чи­ли армию, хотя и не при­зван­ную еще к ору­жию; во гла­ве ее стал один из пра­ви­те­лей. Из тех войск, кото­рые были набра­ны Крас­сом и Пом­пе­ем для Сирии и Испа­нии, пер­вые, дей­ст­ви­тель­но, отпра­ви­лись на Восток; обе­и­ми же испан­ски­ми про­вин­ци­я­ми, по при­ка­зу Пом­пея, управ­ля­ли под­чи­нен­ные ему вое­на­чаль­ни­ки с помо­щью сто­яв­ших там войск, а офи­це­ров и сол­дат новых леги­о­нов, буд­то бы набран­ных для отсыл­ки в Испа­нию, Пом­пей уво­лил в отпуск и остал­ся с ними в Ита­лии. Прав­да, про­ти­во­дей­ст­вие обще­ст­вен­но­го мне­ния воз­рас­та­ло по мере того, как мас­сы все яснее ста­ли пони­мать, что пра­ви­те­ли хотят покон­чить со ста­рой кон­сти­ту­ци­ей и по воз­мож­но­сти мяг­ки­ми мето­да­ми при­спо­со­бить суще­ст­ву­ю­щие фор­мы пра­ви­тель­ства и адми­ни­ст­ра­ции к усло­ви­ям монар­хии; но вме­сте с тем все пови­но­ва­лись, пото­му что дру­го­го исхо­да не было. Важ­ней­шие вопро­сы, глав­ным обра­зом те, кото­рые отно­си­лись к воен­но­му делу и внеш­ним сно­ше­ни­ям, раз­ре­ша­лись без обсуж­де­ния в сена­те то посред­ст­вом народ­но­го поста­нов­ле­ния, то про­сто по усмот­ре­нию пра­ви­те­лей. Реше­ния, при­ня­тые в Луке, касав­ши­е­ся назна­че­ния выс­ше­го воен­но­го коман­до­ва­ния, были непо­сред­ст­вен­но вне­се­ны в народ­ное собра­ние: отно­си­тель­но Гал­лии — Крас­сом и Пом­пе­ем, отно­си­тель­но Испа­нии и Сирии — народ­ным три­бу­ном Гаем Тре­бо­ни­ем, и в преж­нее вре­мя часто более зна­чи­тель­ные намест­ни­че­ства заме­ща­лись по поста­нов­ле­нию народ­но­го собра­ния. Что вла­сти­те­ли вовсе не нуж­да­лись в согла­сии пра­ви­тель­ства в вопро­се об уве­ли­че­нии войск, ясно пока­зал Цезарь; рав­ным обра­зом они мало заду­мы­ва­лись, заим­ст­вуя друг у дру­га вой­ска; так, напри­мер, Цезарь при­бег­нул к това­ри­ще­ской помо­щи Пом­пея для галль­ской вой­ны, Красс — к помо­щи Цеза­ря для пар­фян­ской вой­ны. С транс­па­дан­ца­ми, имев­ши­ми по суще­ст­ву­ю­ще­му зако­но­да­тель­ству лишь латин­ские пра­ва, Цезарь во вре­мя сво­его управ­ле­ния фак­ти­че­ски обра­щал­ся, как с пол­но­прав­ны­ми рим­ски­ми граж­да­на­ми6. с.264 Хотя в дру­гих слу­ча­ях для внут­рен­не­го устрой­ства вновь 215 при­об­ре­тае­мых терри­то­рий учреж­да­лась сенат­ская комис­сия, Цезарь орга­ни­зо­вал свои обшир­ные заво­е­ва­ния в Гал­лии исклю­чи­тель­но по сво­е­му усмот­ре­нию и осно­вал, напри­мер, без каких-либо осо­бых пол­но­мо­чий, коло­нии граж­дан, как No­vum Co­mum (Комо) с 5 тыс. коло­ни­стов. Пизон вел фра­кий­скую вой­ну, Габи­ний — еги­пет­скую, Красс — пар­фян­скую, не спра­ши­вая раз­ре­ше­ния у сена­та, даже не отда­вая ему, как это было при­ня­то, отче­та; точ­но так же три­ум­фы и дру­гие поче­сти раз­ре­ша­лись и возда­ва­лись без вся­ких зна­ков вни­ма­ния к сена­ту. Тут, по-види­мо­му, ска­зы­ва­ет­ся не одно толь­ко пре­не­бре­же­ние к фор­маль­но­стям, кото­рое тем труд­нее объ­яс­нить, что в боль­шин­стве слу­ча­ев нель­зя было и ждать про­ти­во­дей­ст­вия со сто­ро­ны сена­та. Вер­нее все­го, тут был тон­кий рас­чет — вытес­нить сенат из воен­ной сфе­ры и выс­шей поли­ти­ки и огра­ни­чить его уча­стие в прав­ле­нии финан­со­вы­ми вопро­са­ми и внут­рен­ни­ми дела­ми. Про­тив­ни­ки пони­ма­ли это и, как мог­ли, про­те­сто­ва­ли про­тив этих дей­ст­вий вла­сти­те­лей путем сенат­ских поста­нов­ле­ний и уго­лов­ных обви­не­ний. В то вре­мя как вла­сти­те­ли отстра­ни­ли сенат в глав­ных вопро­сах, они и теперь при­бе­га­ли к менее опас­ным для них народ­ным собра­ни­ям, — были толь­ко при­ня­ты меры, чтобы хозя­е­ва ули­цы не чини­ли пре­пят­ст­вий хозя­е­вам государ­ства; одна­ко во мно­гих слу­ча­ях обхо­ди­лись и без этой пустой фор­маль­но­сти и при­бе­га­ли к явно авто­кра­ти­че­ским фор­мам.

Сенат при монар­хии.
Цице­рон и боль­шин­ство





Уни­жен­ный сенат дол­жен был волей или нево­лей при­ми­рить­ся со сво­им поло­же­ни­ем. Вождем послуш­но­го боль­шин­ства был Марк Цице­рон. Он годил­ся для этой роли, так как обла­дал адво­кат­ским уме­ньем нахо­дить для все­го осно­ва­ния или по край­ней мере сло­ва; чисто цеза­рев­ская иро­ния про­яви­лась в том, что тот самый чело­век, при помо­щи кото­ро­го ари­сто­кра­тия боль­шей частью про­во­ди­ла свои демон­стра­ции про­тив вла­сти­те­лей, был теперь постав­лен во гла­ве рабо­леп­но­го боль­шин­ства. За свои непро­дол­жи­тель­ные попыт­ки идти про­тив тече­ния он полу­чил про­ще­ние после того, конеч­но, как убеди­лись с.265 в пол­ной его покор­но­сти. Очу­тив­шись как бы в роли залож­ни­ка, его брат дол­жен был взять место офи­це­ра в галль­ской армии, а его само­го Пом­пей заста­вил при­нять вто­ро­сте­пен­ный пост в сво­ей армии, что дава­ло ему воз­мож­ность в любой момент выслать его. Хотя Кло­дию и было при­ка­за­но впредь оста­вить Цице­ро­на в покое, одна­ко Цезарь так же мало был рас­по­ло­жен уни­что­жить Кло­дия из-за Цице­ро­на, как губить Цице­ро­на в уго­ду Кло­дию; в глав­ной квар­ти­ре при Сама­ро­бри­ве, сопер­ни­чая друг с дру­гом, дежу­ри­ли в пере­д­ней вели­кий спа­си­тель оте­че­ства и не менее вели­кий борец 216 за сво­бо­ду; недо­ста­ва­ло, к сожа­ле­нию, рим­ско­го Ари­сто­фа­на, чтобы изо­бра­зить их обо­их. Над голо­вой Цице­ро­на не толь­ко все­гда был зане­сен бич, кото­рый уже одна­жды так боль­но пора­зил его, на него были нало­же­ны золотые око­вы. При его запу­тан­ных финан­сах Цице­ро­ну очень на руку были бес­про­цент­ные ссуды Цеза­ря и уча­стие в над­зо­ре за тра­той несмет­ных сумм на его построй­ках; не одна бес­смерт­ная сенат­ская речь зами­ра­ла на устах Цице­ро­на при мыс­ли об его обя­зан­но­стях упра­ви­те­ля дела­ми Цеза­ря, кото­рый по окон­ча­нии заседа­ния мог предъ­явить к упла­те свой век­сель. Он дал себе сло­во — не гово­рить впредь о пра­ве и чести, а ста­рать­ся при­об­ре­сти милость пра­ви­те­лей и «быть гиб­ким, как тон­кий кра­е­шек уха». Им поль­зо­ва­лись в тех слу­ча­ях, когда он мог быть поле­зен, его пус­ка­ли в ход как адво­ка­та, и ему неод­но­крат­но при­хо­ди­лось по при­ка­за­нию свы­ше защи­щать сво­их самых лютых вра­гов, и в осо­бен­но­сти в сена­те ему посто­ян­но при­хо­ди­лось слу­жить оруди­ем дина­стов и вно­сить пред­ло­же­ния, «кото­рым сочув­ст­во­ва­ли дру­гие, но не он сам». Как при­знан­ный вождь послуш­но­го боль­шин­ства он при­об­рел даже извест­ное поли­ти­че­ское зна­че­ние. Такие же при­е­мы при­ме­ня­лись к дру­гим чле­нам пра­вя­щей кол­ле­гии, на кото­рых дей­ст­во­ва­ли запу­ги­ва­ние, лесть и золо­то, и, таким обра­зом, уда­ва­лось дер­жать сенат в пови­но­ве­нии.

Катон и мень­шин­ство



Одна­ко уце­ле­ла еще одна фрак­ция про­тив­ни­ков, остав­ших­ся вер­ны­ми сво­им прин­ци­пам, кото­рых нель­зя было ни запу­гать, ни скло­нить на свою сто­ро­ну. Вла­сти­те­ли убеди­лись, что исклю­чи­тель­ные меры, вро­де тех, кото­рые были при­ме­не­ны к Като­ну и Цице­ро­ну, боль­ше вреди­ли, чем помо­га­ли делу, что луч­ше иметь неудоб­ную рес­пуб­ли­кан­скую оппо­зи­цию, чем созда­вать из сво­их про­тив­ни­ков муче­ни­ков за рес­пуб­ли­ку. Поэто­му Като­ну раз­ре­ше­но было вер­нуть­ся (конец 698 г. [56 г.]) и сно­ва, часто с опас­но­стью для жиз­ни, в сена­те и на фору­ме созда­вать оппо­зи­цию про­тив пра­ви­те­лей, кото­рая, конеч­но, была очень похваль­на, но в то же вре­мя, к сожа­ле­нию, и очень смеш­на. Като­ну не поме­ша­ли опять дове­сти дело до пота­сов­ки на фору­ме по пово­ду пред­ло­же­ний Тре­бо­ния и вне­сти в сенат пред­ло­же­ние выдать про­кон­су­ла Цеза­ря узи­пе­там и тенк­те­рам за его веро­лом­ные дей­ст­вия про­тив этих вар­ва­ров. Стер­пе­ли и то, что Марк Фаво­ний, играв­ший при Катоне роль Сан­чо Пан­сы, после при­ня­тия с.266 сена­том реше­ния содер­жать Цеза­ре­вы леги­о­ны на государ­ст­вен­ный счет бро­сил­ся к две­рям курии и сооб­щил улич­ной тол­пе, что оте­че­ство в опас­но­сти; стер­пе­ли и то, что Фаво­ний в сво­ем обыч­ном шутов­ском тоне назвал белую повяз­ку, кото­рую боль­ной Пом­пей носил на ноге, диа­де­мой, пере­не­сен­ной на дру­гое место; и то, что кон­су­ляр Лен­тул Мар­цел­лин в ответ на руко­плес­ка­ния посо­ве­то­вал собра­нию поболь­ше поль­зо­вать­ся теперь пра­вом выра­жать свое мне­ние, так как это еще не запре­ще­но; и то, что народ­ный три­бун Гай Атей Капи­тон по слу­чаю отбы­тия Крас­са в Сирию пре­дал его, по всем пра­ви­лам тогдаш­не­го бого­сло­вия, во власть злым духам. Все это были празд­ные демон­стра­ции раз­дра­жен­но­го мень­шин­ства, но та неболь­шая пар­тия, откуда исхо­ди­ло это раз­дра­же­ние, име­ла неко­то­рое зна­че­ние отча­сти пото­му, что она ока­зы­ва­ла под­держ­ку и дава­ла лозунг втайне назре­вав­шей рес­пуб­ли­кан­ской оппо­зи­ции, отча­сти же пото­му, что и сенат­ское боль­шин­ство, питав­шее в основ­ном такие же чув­ства по отно­ше­нию к вла­сти­те­лям, она тол­ка­ла на такие реше­ния, кото­рые им были враж­деб­ны. В самом деле, боль­шин­ство чув­ст­во­ва­ло потреб­ность хоть ино­гда, хоть во вто­ро­сте­пен­ных вопро­сах дать волю скры­то­му недо­воль­ству 217 и, как это быва­ет с людь­ми, вынуж­ден­ны­ми рабо­леп­ст­во­вать, сры­вать свое недо­воль­ство силь­ны­ми вра­га­ми на вра­гах мел­ких. Где толь­ко было воз­мож­но, аген­там вла­сти­те­лей ста­ви­ли пал­ки в коле­са; Габи­нию отка­за­ли в бла­годар­ст­вен­ном празд­не­стве (698) [56 г.], Пизон был ото­зван из про­вин­ции. Сенат облек­ся в тра­ур, когда народ­ный три­бун Гай Катон задер­жи­вал нача­ло выбо­ров на 699 г. [55 г.] до тех пор, пока кон­сул Мар­цел­лин, при­над­ле­жав­ший к кон­сти­ту­ци­он­ной пар­тии, не отка­зал­ся от сво­его поста. Даже Цице­рон, как покор­но ни скло­нял­ся он перед вла­сти­те­ля­ми, выпу­стил столь же ядо­ви­тую, как и бес­такт­ную бро­шю­ру про­тив тестя Цеза­ря. Но и оппо­зи­ци­он­ные бес­силь­ные выход­ки сенат­ско­го боль­шин­ства и бес­плод­ное про­ти­во­дей­ст­вие мень­шин­ства лишь яснее пока­зы­ва­ют, что власть, неко­гда пере­шед­шая от граж­дан к сена­ту, теперь пере­шла от него к новым сопра­ви­те­лям и что сенат пред­став­ля­ет собой немно­гим боль­ше, чем монар­хи­че­ский государ­ст­вен­ный совет. «Ни один чело­век, — жало­ва­лись сто­рон­ни­ки сверг­ну­то­го пра­ви­тель­ства, — не име­ет теперь зна­че­ния, кро­ме трех пра­ви­те­лей; они все­мо­гу­щи и заботят­ся о том, чтобы никто в этом не сомне­вал­ся; весь сенат точ­но пере­ро­дил­ся и пови­ну­ет­ся вла­сти­те­лям, наше поко­ле­ние не дожи­вет до пере­ме­ны к луч­ше­му». Соб­ст­вен­но гово­ря, это была уже не рес­пуб­ли­ка, а монар­хия.

Про­дол­жаю­ща­я­ся оппо­зи­ция при выбо­рах

Несмот­ря на то, что пра­ви­те­ли цели­ком дер­жа­ли в сво­их руках управ­ле­ние государ­ст­вом, все же была одна сфе­ра поли­ти­че­ской жиз­ни, до неко­то­рой сте­пе­ни обособ­лен­ная от управ­ле­ния в тес­ном смыс­ле сло­ва, такая, кото­рую обще­ству лег­че было отста­и­вать, а пра­ви­те­лям труд­нее заво­е­вать: выбо­ры на орди­нар­ные долж­но­сти и суд при­сяж­ных. Само собой с.267 понят­но, что, не под­чи­ня­ясь непо­сред­ст­вен­но поли­ти­ке, эти послед­ние везде и осо­бен­но в Риме руко­во­ди­лись тем духом, кото­рый гос­под­ст­во­вал в государ­стве. Выбо­ры же долж­ност­ных лиц в силу зако­на вхо­ди­ли в сфе­ру государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния; но в это вре­мя государ­ство управ­ля­лось, глав­ным обра­зом, лица­ми, зани­мав­ши­ми экс­тра­ор­ди­нар­ные маги­ст­ра­ту­ры, и даже людь­ми без вся­ко­го ран­га, к тому же выс­шие орди­нар­ные маги­ст­ра­ты, если они при­над­ле­жа­ли к анти­мо­нар­хи­че­ской пар­тии, не мог­ли ока­зы­вать сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ное вли­я­ние на пра­ви­тель­ст­вен­ный меха­низм; орди­нар­ные долж­ност­ные лица посте­пен­но опус­ка­лись до роли пешек, в чем с пол­ным осно­ва­ни­ем при­зна­ва­лись наи­бо­лее оппо­зи­ци­он­ные из них, назы­вая себя без­власт­ны­ми ста­ти­ста­ми, и выбо­ры их пре­вра­ти­лись в про­стую демон­стра­цию. После того как оппо­зи­ция, таким обра­зом, была уже совер­шен­но отстра­не­на от насто­я­щей аре­ны борь­бы, ее все еще мож­но было про­дол­жать на выбо­рах и судеб­ных про­цес­сах. Пра­ви­те­ли не жале­ли уси­лий, чтобы и здесь остать­ся победи­те­ля­ми. Еще в Луке они соста­ви­ли спис­ки кан­дида­тов для выбо­ров на сле­дую­щие годы и не оста­ви­ли неис­поль­зо­ван­ным ни одно­го сред­ства, чтобы про­ве­сти наме­чен­ных ими людей. Преж­де все­го для целей изби­ра­тель­ной аги­та­ции они щед­ро разда­ва­ли свои день­ги. Еже­год­но боль­шое чис­ло сол­дат из армии Цеза­ря и Пом­пея полу­ча­ло отпуск для того, чтобы в Риме при­нять уча­стие в голо­со­ва­нии. Цезарь ста­рал­ся, нахо­дясь вбли­зи от Рима, в Верх­ней Ита­лии, руко­во­дить изби­ра­тель­ной кам­па­ни­ей и охра­нять ее. Несмот­ря на это, цель была лишь отча­сти достиг­ну­та. Хотя на 699 г. [55 г.], соглас­но реше­нию, при­ня­то­му в Луке, были избра­ны в кон­су­лы Пом­пей и Красс и устра­нен един­ст­вен­ный стой­кий кан­дидат оппо­зи­ции Луций Доми­ций, одна­ко и это­го уда­лось добить­ся лишь путем откры­то­го 218 наси­лия; Катон был ранен, и, кро­ме того, име­ли место чрез­вы­чай­но непри­ят­ные столк­но­ве­ния. На сле­дую­щих кон­суль­ских выбо­рах на 700 г. [54 г.], несмот­ря на все уси­лия пра­ви­те­лей, был дей­ст­ви­тель­но избран Доми­ций, а Катон добил­ся долж­но­сти пре­то­ра, меж­ду тем как за год до это­го, к неудо­воль­ст­вию всех граж­дан, он был оттес­нен кли­ен­том Цеза­ря Вати­ни­ем. Во вре­мя выбо­ров на 701 г. [53 г.] оппо­зи­ции уда­лось ули­чить наряду с дру­ги­ми кан­дида­та­ми и став­лен­ни­ков пра­ви­те­лей в таких недо­стой­ных махи­на­ци­ях на выбо­рах, что пра­ви­те­лям, ском­про­ме­ти­ро­ван­ным этим скан­да­лом, при­шлось от них отка­зать­ся. Эти посто­ян­но повто­ря­ю­щи­е­ся тяже­лые пора­же­ния дина­стов на изби­ра­тель­ной арене мож­но было при­пи­сать отча­сти невоз­мож­но­сти управ­лять этим заржа­вев­шим меха­низ­мом, труд­но­сти пред­у­га­дать слу­чай­но­сти выбо­ров, оппо­зи­ци­он­но­му настро­е­нию сред­них клас­сов, а так­же часто вме­ши­вав­шим­ся в дело и свое­об­раз­но нару­шав­шим пар­тий­ные инте­ре­сы част­ным сооб­ра­же­ни­ям; но глав­ная при­чи­на была дру­гая. В то вре­мя руко­вод­ство выбо­ра­ми при­над­ле­жа­ло, глав­ным обра­зом, раз­лич­ным клу­бам, где груп­пи­ро­ва­лась ари­сто­кра­тия; систе­ма под­ку­пов при­ме­ня­лась с.268 в широ­ком мас­шта­бе и была отлич­но орга­ни­зо­ва­на. Таким обра­зом, та же ари­сто­кра­тия, выра­зи­те­лем кото­рой был сенат, вер­хо­во­ди­ла и на выбо­рах; но если в сена­те она, него­дуя, усту­па­ла, то здесь, заку­лис­но, нико­му не обя­зан­ная отче­том, она дей­ст­во­ва­ла и голо­со­ва­ла без­услов­но про­тив пра­ви­те­лей. Стро­гий закон про­тив изби­ра­тель­ных махи­на­ций клу­бов, кото­рый Красс как кон­сул заста­вил утвер­дить народ­ное собра­ние, разу­ме­ет­ся, нисколь­ко не осла­бил вли­я­ния ноби­ли­те­та в этой сфе­ре, и выбо­ры, имев­шие место в сле­дую­щие годы, пока­за­ли это.

Оппо­зи­ция в суде

Такие же труд­но­сти встре­ча­ли пра­ви­те­ли со сто­ро­ны судов при­сяж­ных. Решаю­щее зна­че­ние при тогдаш­нем их соста­ве наряду с вли­я­тель­ной и здесь сенат­ской зна­тью имел пре­иму­ще­ст­вен­но сред­ний класс. Уста­нов­ле­ние высо­ко­го цен­за для при­сяж­ных зако­ном, пред­ло­жен­ным Пом­пе­ем в 699 г. [55 г.], явля­ет­ся ярким дока­за­тель­ст­вом того, что глав­ным цен­тром оппо­зи­ции про­тив пра­ви­те­лей были, соб­ст­вен­но гово­ря, сред­ние слои и что выс­ший финан­со­вый круг и здесь, как везде, ока­зы­вал­ся гораздо уступ­чи­вее сред­не­го клас­са. Тем не менее рес­пуб­ли­кан­ская пар­тия еще не утра­ти­ла здесь поч­вы и неустан­но пре­сле­до­ва­ла поли­ти­ко-уго­лов­ны­ми обви­не­ни­я­ми если не самих пра­ви­те­лей, то их глав­ных помощ­ни­ков. Эта судеб­ная вой­на велась тем ожив­лен­нее, что, по заведен­но­му поряд­ку, роль обви­ни­те­лей при­над­ле­жа­ла сена­тор­ской моло­де­жи, а в моло­дых людях было, конеч­но, боль­ше рес­пуб­ли­кан­ской стра­сти, све­жих даро­ва­ний и сме­ло­го задо­ра, чем сре­ди пожи­лых чле­нов сосло­вия. Конеч­но, суды не были сво­бод­ны, и, когда пра­ви­те­ли при­да­ва­ли делу серь­ез­ное зна­че­ние, суд, так же как сенат, не решал­ся им пере­чить. Ни один из про­тив­ни­ков не вызы­вал про­тив себя со сто­ро­ны оппо­зи­ции тако­го сви­ре­по­го пре­сле­до­ва­ния, почти вошед­ше­го в посло­ви­цу, как Вати­ний, самый дерз­кий и ничтож­ный из всех бли­жай­ших при­вер­жен­цев Цеза­ря; но сто­и­ло его гос­по­ди­ну при­ка­зать, и Вати­ния оправ­ды­ва­ли на всех про­цес­сах. В то же вре­мя обви­не­ния людей, кото­рые, как Гай Лици­ний Кальв и Гай Ази­ний Пол­ли­он, уме­ли вла­деть мечом диа­лек­ти­ки и бичом насмеш­ки, не оста­ва­лись бес­плод­ны­ми даже тогда, когда тер­пе­ли неуда­чу. Не обхо­ди­лось дело и без оди­ноч­ных успе­хов. Конеч­но, боль­шей частью эти победы были одер­жа­ны над вто­ро­сте­пен­ны­ми лич­но­стя­ми, но таким путем был низ­верг­нут и один из наи­бо­лее 219 выдаю­щих­ся и нена­вист­ных при­вер­жен­цев дина­стов, быв­ший кон­сул Габи­ний. В самом деле, непри­ми­ри­мая нена­висть ари­сто­кра­тии, кото­рая не мог­ла ему про­стить ни зако­на о веде­нии вой­ны про­тив пира­тов, ни пре­не­бре­жи­тель­но­го отно­ше­ния к сена­ту во вре­мя его намест­ни­че­ства в Сирии, объ­еди­ни­лась про­тив него с него­до­ва­ни­ем круп­ных финан­си­стов, в ущерб кото­рым он в Сирии защи­щал инте­ре­сы про­вин­ци­а­лов, и даже с неудо­воль­ст­ви­ем Крас­са, рас­сер­жен­но­го при­дир­ка­ми Габи­ния при пере­да­че про­вин­ции. Его един­ст­вен­ным защит­ни­ком от всех вра­гов был Пом­пей, в инте­ре­сах кото­ро­го было с.269 отста­и­вать во что бы то ни ста­ло сво­его само­го спо­соб­но­го, само­го сме­ло­го, само­го вер­но­го адъ­ютан­та; но здесь, как везде, Пом­пей не умел вос­поль­зо­вать­ся сво­ей вла­стью и засту­пить­ся за сво­их кли­ен­тов так, как это делал Цезарь. В кон­це 700 г. [54 г.] при­сяж­ные при­зна­ли Габи­ния винов­ным в вымо­га­тель­стве и отпра­ви­ли его в изгна­ние.

Итак, в общем в сфе­ре народ­ных выбо­ров и судов при­сяж­ных на долю пра­ви­те­лей выпа­да­ла неза­вид­ная роль. Руко­во­див­ших здесь дея­те­лей не так лег­ко было выявить и труд­нее было запу­гать или под­ку­пить, чем непо­сред­ст­вен­ных аген­тов пра­ви­тель­ства. Пра­ви­те­ли стал­ки­ва­лись здесь, в осо­бен­но­сти на выбо­рах, с напря­жен­ной силой замкну­той и сгруп­пи­ро­вав­шей­ся в круж­ки оли­гар­хии, с кото­рой нель­зя было упра­вить­ся, даже сверг­нув ее прав­ле­ние, и кото­рую тем труд­нее сло­мить, чем боль­ше она дей­ст­ву­ет испод­тиш­ка. Они встре­ча­лись, далее, в судах при­сяж­ных с недоб­ро­же­ла­тель­ст­вом сред­них клас­сов к ново­му монар­хи­че­ско­му строю и не мог­ли устра­нить как это недоб­ро­же­ла­тель­ство, так и все порож­дае­мые им затруд­не­ния. В обе­их этих обла­стях они потер­пе­ли ряд неудач; и хотя успе­хи оппо­зи­ции на выбо­рах име­ли лишь зна­че­ние демон­стра­ций, пото­му что пра­ви­те­ли ведь фак­ти­че­ски мог­ли устра­нить каж­до­го неугод­но­го им маги­ст­ра­та, но уго­лов­ные нака­за­ния, при­ме­ня­е­мые оппо­зи­ци­ей, лиша­ли их полез­ных помощ­ни­ков. При сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах пра­ви­те­ли не мог­ли ни устра­нить народ­ные выбо­ры и суды при­сяж­ных, ни при­об­ре­сти власть над ними, и оппо­зи­ция, как она ни была стес­не­на в этой обла­сти, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни удер­жа­ла за собой поле бит­вы.

Оппо­зи­ци­он­ная лите­ра­ту­ра

Еще труд­нее была борь­ба с оппо­зи­ци­ей в той обла­сти, где она высту­па­ла тем энер­гич­нее, чем боль­ше ее оттес­ня­ли от непо­сред­ст­вен­ной поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти, а имен­но, в обла­сти лите­ра­ту­ры. Уже оппо­зи­ция в суде была вме­сте с тем и даже глав­ным обра­зом оппо­зи­ци­ей лите­ра­тур­ной, так как судеб­ные речи посто­ян­но опуб­ли­ко­вы­ва­лись и игра­ли роль поли­ти­че­ских пам­фле­тов. Еще быст­рее и боль­нее уязв­ля­ли стре­лы поэ­зии. Пол­ная энер­гии ари­сто­кра­ти­че­ская моло­дежь и еще более энер­гич­ный, может быть, сред­ний класс сель­ских горо­дов Ита­лии успеш­но и рев­ност­но вели вой­ну пам­фле­та­ми и эпи­грам­ма­ми. Пле­чом к пле­чу боро­лись в этой обла­сти сын сена­то­ра Гай Лици­ний Кальв (672—706) [82—48 гг.], кото­ро­го боя­лись как ора­то­ра, пам­фле­ти­ста и искус­но­го сти­хотвор­ца, и муни­ци­па­лы из Кре­мо­ны и Веро­ны — Марк Фурий Биба­кул (652—691) [102—63 гг.] и Квинт Вале­рий Катулл (667 — око­ло 700) [87 — ок. 54 гг.], изящ­ные и мет­кие эпи­грам­мы кото­рых с быст­ро­той мол­нии обле­та­ли Ита­лию, без­оши­боч­но попа­дая в цель. В лите­ра­ту­ре того вре­ме­ни бес­спор­но гос­под­ст­ву­ет оппо­зи­ци­он­ный тон. Эта лите­ра­ту­ра пол­на злоб­но­го пре­зре­ния к «вели­ко­му Цеза­рю», «един­ст­вен­но­му пол­ко­вод­цу», любя­ще­му тестю и зятю, кото­рые вме­сте взя­тые губят весь мир для того, чтобы дать сво­им рас­пут­ным любим­цам слу­чай щего­лять на 220 ули­цах с.270 Рима, хва­стая награб­лен­ным иму­ще­ст­вом длин­но­во­ло­сых кель­тов, при помо­щи добы­чи с дале­ких ост­ро­вов Запа­да устра­и­вать рос­кош­ные пиры и на пра­вах несмет­но бога­тых сопер­ни­ков вытес­нять чест­ную моло­дежь из сер­дец люби­мых деву­шек. В сти­хотво­ре­ни­ях Катул­ла7 и в дру­гих отрыв­ках лите­ра­ту­ры того вре­ме­ни ска­зы­ва­ют­ся мно­гие чер­ты той гени­аль­ной лич­но-поли­ти­че­ской нена­ви­сти, той рес­пуб­ли­кан­ской аго­нии, зады­хаю­щей­ся в беше­ном наслаж­де­нии или глу­бо­ком отча­я­нии, кото­рая так мощ­но про­яв­ля­ет­ся у Ари­сто­фа­на и Демо­сфе­на. По край­ней мере наи­бо­лее про­ни­ца­тель­ный из трех пра­ви­те­лей понял, что нель­зя ни пре­зи­рать эту оппо­зи­цию, ни уни­что­жить ее про­стым при­ка­зом. Цезарь по воз­мож­но­сти ста­рал­ся при­влечь на свою сто­ро­ну самых круп­ных писа­те­лей. Уже Цице­рон в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни бла­го­да­ря сво­ей лите­ра­тур­ной извест­но­сти встре­тил снис­хо­ди­тель­ное отно­ше­ние со сто­ро­ны Цеза­ря; намест­ник Гал­лии не отка­зал­ся и от при­ми­ре­ния с Катул­лом, про­ис­шед­ше­го при посред­стве отца Катул­ла, с кото­рым Цезарь лич­но позна­ко­мил­ся в Вероне; с моло­дым поэтом, толь­ко что осы­пав­шим могу­ще­ст­вен­но­го пол­ко­во­д­ца самы­ми ядо­ви­ты­ми и лич­ны­ми насмеш­ка­ми, он обо­шел­ся исклю­чи­тель­но лас­ко­во. Цезарь про­явил гени­аль­ность и в том, что пере­шел в сфе­ру дея­тель­но­сти сво­их лите­ра­тур­ных про­тив­ни­ков; чтобы кос­вен­но опро­верг­нуть все­воз­мож­ные напад­ки, он соста­вил и опуб­ли­ко­вал подроб­ный отчет о вой­нах в Гал­лии, где в удач­но при­ду­ман­ном наив­ном тоне рас­ска­зы­ва­ет­ся пуб­ли­ке о необ­хо­ди­мо­сти веде­ния вой­ны и о соот­вет­ст­вии ее с тре­бо­ва­ни­я­ми кон­сти­ту­ции. Но толь­ко сво­бо­да явля­ет­ся поэ­ти­че­ской и твор­че­ской силой; она одна, даже в жал­кой кари­ка­ту­ре, даже в пред­смерт­ный час вооду­шев­ля­ет бод­рые нату­ры. Все луч­шие эле­мен­ты лите­ра­ту­ры были и оста­ва­лись анти­мо­нар­хи­че­ски­ми; если сам Цезарь мог всту­пить на этот путь, не потер­пев неуда­чи, то это объ­яс­ня­ет­ся лишь тем, что он все еще тогда леле­ял гран­ди­оз­ную меч­ту о сво­бод­ном народ­ном государ­стве, кото­рую он не мог пере­дать ни сво­им про­тив­ни­кам, ни сво­им при­вер­жен­цам. Прак­ти­че­ская поли­ти­ка без­услов­но была в рас­по­ря­же­нии пра­ви­те­лей, а лите­ра­ту­ра — в руках рес­пуб­ли­кан­цев8.

При­ня­тие новых исклю­чи­тель­ных мер

с.271 221 Необ­хо­ди­мо было серь­ез­но про­ти­во­дей­ст­во­вать этой, хотя и бес­силь­ной, но ста­но­вив­шей­ся все более дерз­кой и назой­ли­вой оппо­зи­ции. По-види­мо­му, пово­дом к это­му послу­жи­ло обви­не­ние Габи­ния (конец 700 г. [54 г.]). Пра­ви­те­ли сго­во­ри­лись о том, чтобы с.272 уста­но­вить хотя бы вре­мен­ную дик­та­ту­ру и с ее помо­щью про­ве­сти новые при­нуди­тель­ные меры, глав­ным обра­зом, в отно­ше­нии выбо­ров и судов при­сяж­ных. В каче­стве того из сопра­ви­те­лей, кото­ро­му 222 преж­де все­го при­над­ле­жа­ла власть в Риме и Ита­лии, испол­не­ние это­го поста­нов­ле­ния взял на себя Пом­пей; поэто­му оно и носи­ло отпе­ча­ток свой­ст­вен­ной ему тяже­ло­вес­но­сти реше­ний и дей­ст­вий и его стран­ной неспо­соб­но­сти ска­зать свое сло­во даже и там, где он хотел и мог при­ка­зы­вать. Уже в кон­це 700 г. [54 г.] — кос­вен­но и не самим Пом­пе­ем — в сенат было вне­се­но тре­бо­ва­ние об уста­нов­ле­нии дик­та­ту­ры. Пово­дом к это­му было, оче­вид­но, выдви­ну­то про­дол­жав­ше­е­ся в сто­ли­це хозяй­ни­ча­нье клу­бов и шаек, кото­рые под­ку­па­ми и взят­ка­ми ока­зы­ва­ли без­услов­но чрез­вы­чай­но вред­ное дав­ле­ние на выбо­ры и суды при­сяж­ных и сде­ла­ли в них шум­ные столк­но­ве­ния посто­ян­ным явле­ни­ем. Нель­зя не при­знать, что этот факт давал воз­мож­ность пра­ви­те­лям оправ­дать введен­ные ими исклю­чи­тель­ные меры. Понят­но, одна­ко, что даже рабо­леп­ное боль­шин­ство боя­лось утвер­дить то, чего не решал­ся тре­бо­вать сам буду­щий дик­та­тор. Когда же бес­при­мер­ная аги­та­ция во вре­мя выбо­ров кон­су­лов на 701 г. [53 г.] вызва­ла непри­ят­ней­шие столк­но­ве­ния, выбо­ры затя­ну­лись на год доль­ше назна­чен­но­го сро­ка и состо­я­лись в июле 701 г. [53 г.] после семи­ме­сяч­но­го меж­ду­цар­ст­вия; Пом­пей увидел в этом удоб­ный пред­лог, чтобы ука­зать сена­ту на дик­та­ту­ру, как на един­ст­вен­ное сред­ство если не раз­вя­зать, то раз­ру­бить узел; одна­ко реши­тель­ный при­каз все-таки не был дан. Может быть, он еще дол­го не был бы дан, если бы на кон­суль­ских выбо­рах 702 г. [52 г.] про­тив кан­дида­тов, выдви­ну­тых пра­ви­те­ля­ми и лич­но близ­ко сто­яв­ших к Пом­пею и ему пре­дан­ных — Квин­та Метел­ла Сци­пи­о­на и Пуб­лия Плав­тия Гип­сея, — не высту­пил наи­бо­лее отваж­ный сто­рон­ник рес­пуб­ли­кан­ской оппо­зи­ции Тит Анний Милон.

Милон

с.273 Ода­рен­ный физи­че­ской храб­ро­стью, талан­том к интри­ге, спо­соб­но­стью делать дол­ги, отли­чав­ший­ся врож­ден­ной и тща­тель­но куль­ти­ви­ру­е­мой им в себе наг­ло­стью, Милон при­об­рел имя сре­ди аван­тю­ри­стов того вре­ме­ни и рядом с Кло­ди­ем был одним из самых извест­ных людей, из-за чего меж­ду ними воз­ник­ла враж­да и сопер­ни­че­ство. Так как улич­ный Ахилл был под­куп­лен пра­ви­те­ля­ми и с их согла­сия сно­ва играл роль край­не­го демо­кра­та, улич­ный Гек­тор, конеч­но, стал ари­сто­кра­том, а рес­пуб­ли­кан­ская оппо­зи­ция, кото­рая мог­ла бы заклю­чить союз с самим Кати­ли­ной, если бы он пред­ло­жил ей свои услу­ги, охот­но при­зна­ла Мило­на сво­им пере­до­вым бой­цом во всех схват­ках. Дей­ст­ви­тель­но, немно­гие успе­хи, одер­жан­ные оппо­зи­ци­ей на этом бое­вом попри­ще, были делом Мило­на и его вышко­лен­ной бан­ды. Таким обра­зом, Катон и его дру­зья под­дер­жи­ва­ли Мило­на в его домо­га­тель­стве кон­суль­ства; даже Цице­рон не мог не ока­зать под­держ­ку это­му про­тив­ни­ку сво­его вра­га, сво­е­му ста­ро­му защит­ни­ку; а так как Милон не жалел ни денег, ни наси­лий, чтобы добить­ся избра­ния, оно каза­лось обес­пе­чен­ным. Для пра­ви­те­лей это было бы не толь­ко новым чув­ст­ви­тель­ным пора­же­ни­ем, а насто­я­щей опас­но­стью; мож­но было зара­нее пред­видеть, что отваж­ный дея­тель оппо­зи­ци­он­ной пар­тии не так лег­ко допу­стит кас­са­цию сво­его избра­ния, как Доми­ций и дру­гие пред­ста­ви­те­ли более при­лич­ной оппо­зи­ции.

Убий­ство Кло­дия

И вот неда­ле­ко от сто­ли­цы Ахилл и Гек­тор встре­ти­лись слу­чай­но на Аппи­е­вой доро­ге; меж­ду сопро­вож­дав­ши­ми их шай­ка­ми про­изо­шла схват­ка, в кото­рой сам Кло­дий был ранен мечом в пле­чо и при­нуж­ден был укрыть­ся в сосед­нем доме. Это про­изо­шло не по при­ка­за­нию Мило­на, но ввиду того что дело зашло уже так дале­ко и все рав­но нуж­но было нести ответ­ст­вен­ность за про­ис­шед­шее, 223 Милон решил, что доведен­ное до кон­ца пре­ступ­ле­ние жела­тель­нее и даже менее опас­но, чем совер­шен­ное лишь напо­ло­ви­ну; поэто­му он при­ка­зал сво­им людям выта­щить Кло­дия из его убе­жи­ща и убить его (13 янва­ря 702 г. [52 г.]).

Анар­хия в Риме

Вожди ули­цы, при­над­ле­жав­шие к пар­тии пра­ви­те­лей, народ­ные три­бу­ны Тит Муна­ций Планк, Квинт Пом­пей Руф и Гай Сал­лю­стий Кри­сп увиде­ли в этом про­ис­ше­ст­вии удоб­ный повод, чтобы в инте­ре­сах пра­ви­те­лей поме­шать кан­дида­ту­ре Мило­на и про­ве­сти дик­та­ту­ру Пом­пея. Подон­ки чер­ни, глав­ным обра­зом, воль­ноот­пу­щен­ни­ки и рабы, поте­ря­ли в лице Кло­дия сво­его патро­на и буду­ще­го осво­бо­ди­те­ля; поэто­му было нетруд­но вызвать жела­тель­ное воз­буж­де­ние умов. Когда на фору­ме тор­же­ст­вен­но было выстав­ле­но на три­буне окро­вав­лен­ное тело и когда были про­из­не­се­ны соот­вет­ст­ву­ю­щие момен­ту речи, нача­лись бес­по­ряд­ки. В память вели­ко­го осво­бо­ди­те­ля реше­но было пре­вра­тить в пылаю­щий костер то поме­ще­ние, где соби­ра­лась лице­мер­ная ари­сто­кра­тия; тол­па отнес­ла тело Кло­дия в курию и подо­жгла ее. Затем с.274 она дви­ну­лась к дому Мило­на и оса­жда­ла его до тех пор, пока шай­ка Мило­на не про­гна­ла напа­даю­щих туча­ми стрел. После это­го тол­па напра­ви­лась к домам Пом­пея и его кан­дида­тов на кон­суль­ство; пер­во­го при­вет­ст­во­ва­ла дик­та­то­ром, осталь­ных кон­су­ла­ми и, нако­нец, добра­лась до дома «меж­ду­ца­ря» (in­ter­rex) Мар­ка Лепида, на кото­ром лежа­ло руко­вод­ство выбо­ра­ми. Так как он, сле­дуя зако­ну, не согла­сил­ся по тре­бо­ва­нию шум­ной тол­пы немед­лен­но же про­из­ве­сти выбо­ры, его про­дер­жа­ли пять дней в осад­ном поло­же­нии.

Дик­та­ту­ра Пом­пея

Одна­ко орга­ни­за­то­ры этих бур­ных выступ­ле­ний пере­усерд­ст­во­ва­ли. Их пове­ли­тель, конеч­но, решил исполь­зо­вать это выгод­ное обсто­я­тель­ство, чтобы не толь­ко изба­вить­ся от Мило­на, но и захва­тить дик­та­ту­ру в свои руки; все же он хотел ее полу­чить не от тол­пы обо­рван­цев, а от сена­та. Пом­пей стя­нул вой­ска, чтобы пода­вить гос­под­ст­ву­ю­щую и дей­ст­ви­тель­но невы­но­си­мую для всех анар­хию; в то же вре­мя он при­ка­зал выпол­нить то, о чем до сих пор про­сил, и сенат усту­пил. Ничтож­ной уверт­кой было назна­че­ние про­кон­су­ла Пом­пея, по пред­ло­же­нию Като­на и Бибу­ла, не дик­та­то­ром, а «кон­су­лом без кол­ле­ги» (25-го чис­ла висо­кос­но­го9 меся­ца 702 г. [52 г.]), что было двой­ным про­ти­во­ре­чи­ем10, имев­шим целью не назы­вать вещи сво­и­ми име­на­ми, как неко­гда ста­рая знать допу­сти­ла пре­до­став­ле­ние пле­бе­ям не кон­суль­ства, а «кон­суль­ской вла­сти».

Изме­не­ние систе­мы рас­пре­де­ле­ния долж­но­стей

Полу­чив, таким обра­зом, на закон­ном осно­ва­нии пол­ную власть, Пом­пей взял­ся за дело и стал еще силь­ней дей­ст­во­вать в клу­бах и судах при­сяж­ных про­тив рес­пуб­ли­кан­ской вла­сти. Суще­ст­ву­ю­щий порядок выбо­ров был под­твер­жден осо­бым зако­ном, а дру­гой закон, направ­лен­ный про­тив про­ис­ков во вре­мя выбо­ров, полу­чив­ший обрат­ную силу в отно­ше­нии всех про­ступ­ков это­го рода, начи­ная с 684 г. [70 г.], уси­лил уста­нов­лен­ные нака­за­ния. Еще важ­нее было рас­по­ря­же­ние, соглас­но кото­ро­му намест­ни­че­ства, этот наи­бо­лее важ­ный и доход­ный вид адми­ни­ст­ра­тив­ной дея­тель­но­сти, мог­ли давать­ся кон­су­лам и пре­то­рам не тот­час же после ухо­да их с долж­но­сти, а 224 лишь через пять лет; это рас­по­ря­же­ние мог­ло, конеч­но, всту­пить в силу лишь через четы­ре года, и пото­му на бли­жай­шее вре­мя назна­че­ние намест­ни­ков нахо­ди­лось в зави­си­мо­сти от спе­ци­аль­ных поста­нов­ле­ний сена­та, т. е. фак­ти­че­ски того лица или фрак­ции, кото­рые в то вре­мя гос­под­ст­во­ва­ли в сена­те.

Пере­ме­на в суде при­сяж­ных

Комис­сии при­сяж­ных были сохра­не­ны и впредь, но пра­во отво­да было огра­ни­че­но, и, что, пожа­луй, еще важ­нее, была уни­что­же­на сво­бо­да с.275 сло­ва в суде, так как было уста­нов­ле­но опре­де­лен­ное чис­ло адво­ка­тов и каж­до­му дано опре­де­лен­ное вре­мя для речи; ста­рый обы­чай, допус­кав­ший в поль­зу обви­ня­е­мо­го, кро­ме фак­ти­че­ских свиде­те­лей, еще свиде­те­лей, гово­рив­ших об его харак­те­ре, — так назы­вае­мые «вос­хва­ли­те­ли» (lau­da­to­res), был отме­нен. Послуш­ный сенат по ука­за­нию Пом­пея при­знал, что схват­ка на Аппи­е­вой доро­ге име­ла опас­ные для оте­че­ства послед­ст­вия; в виде исклю­чи­тель­ной меры для рас­сле­до­ва­ния всех име­ю­щих к ней отно­ше­ние пре­ступ­ле­ний была созда­на осо­бая комис­сия, чле­ны кото­рой фак­ти­че­ски были назна­че­ны самим Пом­пе­ем. Была так­же сде­ла­на попыт­ка сно­ва при­дать серь­ез­ное зна­че­ние вла­сти цен­зо­ров и с ее помо­щью очи­стить раз­ло­жив­ше­е­ся граж­дан­ство от пре­зрен­но­го сбро­да. Все эти меры про­во­ди­лись силой ору­жия. Ввиду заяв­ле­ния сена­та о том, что оте­че­ство в опас­но­сти, Пом­пей при­звал к ору­жию всех воен­но­обя­зан­ных в Ита­лии и на вся­кий слу­чай при­вел их к при­ся­ге. Преж­де все­го на Капи­то­лии был постав­лен надеж­ный отряд; каж­дое оппо­зи­ци­он­ное выступ­ле­ние Пом­пей гро­зил усми­рить посред­ст­вом воору­жен­ной силы, а во вре­мя про­цес­са об убий­стве Кло­дия, вопре­ки всем обы­ча­ям, поста­вил кара­ул в поме­ще­нии суда.

Уни­же­ние рес­пуб­ли­кан­цев

План вос­ста­нов­ле­ния цен­зу­ры про­ва­лил­ся пото­му, что в рабо­леп­ном сенат­ском боль­шин­стве никто не обла­дал доста­точ­ной нрав­ст­вен­ной силой и авто­ри­те­том, чтобы пре­тен­до­вать на такую долж­ность. Зато Милон был осуж­ден при­сяж­ны­ми (8 апре­ля 702 г. [52 г.]), а кан­дида­ту­ра Като­на на кон­суль­ство 703 г. [51 г.] была сорва­на. Оппо­зи­ции, про­яв­ляв­шей­ся в речах и пам­фле­тах, новый порядок судо­про­из­вод­ства нанес такой удар, от кото­ро­го она уже нико­гда не мог­ла опра­вить­ся; опас­ное до это­го вре­ме­ни судеб­ное крас­но­ре­чие было, таким обра­зом, вытес­не­но с поли­ти­че­ской аре­ны и ста­ло пови­но­вать­ся монар­хии. Оппо­зи­ция, конеч­но, не исчез­ла ни из умов гро­мад­но­го боль­шин­ства нации, ни из обще­ст­вен­ной жиз­ни, — для это­го нуж­но было бы не толь­ко стес­нить народ­ные выбо­ры, суд при­сяж­ных и лите­ра­ту­ру, но и совер­шен­но их уни­что­жить. Несмот­ря на все эти собы­тия, Пом­пей, по сво­ей нелов­ко­сти и несу­раз­но­сти, спо­соб­ст­во­вал тому, что даже во вре­мя его дик­та­ту­ры на долю рес­пуб­ли­кан­цев выпа­ло несколь­ко непри­ят­ных для него успе­хов. Тен­ден­ци­оз­ные меры, при­ни­мае­мые пра­ви­те­ля­ми для уси­ле­ния сво­ей вла­сти, разу­ме­ет­ся, офи­ци­аль­но про­воз­гла­ша­лись необ­хо­ди­мы­ми в инте­ре­сах обще­ст­вен­но­го спо­кой­ст­вия и поряд­ка; заяв­ля­лось, что каж­дый граж­да­нин, не желаю­щий тор­же­ства анар­хии, дол­жен сочув­ст­во­вать этим мерам. Но эту пустую фик­цию Пом­пей при­ме­нял так серь­ез­но, что назна­чил в осо­бую комис­сию по делу о послед­них бес­по­ряд­ках вме­сто сво­их надеж­ных кле­вре­тов наи­бо­лее ува­жае­мых пред­ста­ви­те­лей всех пар­тий и даже Като­на, употре­бив его вли­я­ние в суде, глав­ным обра­зом, в том смыс­ле, чтобы под­дер­жи­вать порядок и сде­лать как для сво­их при­вер­жен­цев, так с.276 и для про­тив­ни­ков невоз­мож­ным повто­ре­ние при­выч­ных в судах того вре­ме­ни скан­да­лов. Эта ней­траль­ность пра­ви­те­ля ска­за­лась и в при­го­во­рах осо­бо­го судеб­но­го при­сут­ст­вия. При­сяж­ные не посме­ли 225 оправ­дать само­го Мило­на; но боль­шин­ство вто­ро­сте­пен­ных обви­ня­е­мых из рядов рес­пуб­ли­кан­ской оппо­зи­ции были оправ­да­ны, меж­ду тем как без снис­хож­де­ния под­верг­лись осуж­де­нию те, кто в послед­них схват­ках был на сто­роне Кло­дия, а зна­чит и пра­ви­те­лей; сре­ди них было нема­ло бли­жай­ших дру­зей Цеза­ря и само­го Пом­пея, даже его кан­дидат на кон­суль­ство Гип­сей и народ­ные три­бу­ны Планк и Руф, кото­рые руко­во­ди­ли улич­ной свал­кой в его инте­ре­сах. Если Пом­пей не поме­шал их осуж­де­нию, чтобы казать­ся бес­при­страст­ным, то это было неле­по­стью, как и то, что в самых незна­чи­тель­ных делах он нару­шал свои же зако­ны в уго­ду дру­зьям, высту­пив, напри­мер, в про­цес­се План­ка в каче­стве свиде­те­ля об его харак­те­ре, а неко­то­рых осо­бен­но близ­ких ему людей, напри­мер, Метел­ла Сци­пи­о­на, дей­ст­ви­тель­но спас от обви­ни­тель­но­го при­го­во­ра. Теперь, как и все­гда, он добил­ся обрат­но­го тому, чего хотел: ста­ра­ясь одно­вре­мен­но испол­нять обя­зан­но­сти бес­при­страст­но­го пра­ви­те­ля и гла­вы пар­тии, он не дости­гал ни той, ни дру­гой цели; в обще­ст­вен­ном мне­нии он с пол­ным осно­ва­ни­ем счи­тал­ся дес­по­ти­че­ским пра­ви­те­лем, а в гла­зах сво­их при­вер­жен­цев — вождем, кото­рый не может или не хочет защи­щать сво­их людей.

Меж­ду тем, хотя рес­пуб­ли­кан­цы еще шеве­ли­лись и при­том, глав­ным обра­зом, бла­го­да­ря про­ма­хам Пом­пея, хотя изред­ка отдель­ные уда­чи их и одоб­ря­лись, все же цель, кото­рую поста­вил себе пра­ви­тель, вво­дя дик­та­ту­ру, была достиг­ну­та, узда креп­че стя­ну­та, рес­пуб­ли­кан­ская пар­тия уни­же­на и власть новой монар­хии упро­че­на. Народ начи­нал с ней свы­кать­ся. Когда Пом­пей попра­вил­ся после тяже­лой болез­ни, его выздо­ров­ле­ние было отпразд­но­ва­но во всей Ита­лии с про­яв­ле­ни­я­ми радо­сти, обыч­ны­ми в монар­хи­че­ских государ­ствах. Пра­ви­те­ли были удо­вле­тво­ре­ны: 1 авгу­ста 702 г. [52 г.] Пом­пей сло­жил с себя дик­та­тор­скую власть и разде­лил кон­суль­ство со сво­им кли­ен­том Метел­лом Сци­пи­о­ном.

Кредит 53% Займ От Нерезидента Физического Лица 852 рублей банк 3q2s

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Цице­рон упо­ми­на­ет об этом в речи за Сестия: «can­to­rum con­vi­cio con­tio­nes ce­leb­ra­re» (Pro Sest., 55, 118).
  • 2Mu­ni­ci­pia rus­ti­ca­na.
  • 3Като­на еще не было в Риме, когда Цице­рон 11 мар­та 698 г. [56 г.] про­из­нес свою речь за Сестия (Pro Sest., 28, 60) и когда вслед­ст­вие поста­нов­ле­ний сове­ща­ния в Луке в сена­те рас­смат­ри­вал­ся вопрос о леги­о­нах Цеза­ря (Plut., Caes., 21); толь­ко в нача­ле 699 г. [55 г.] мы сно­ва видим его в сена­те и, так как он выехал зимой (Plut., Cat. min., 38), то, зна­чит, он вер­нул­ся в Рим в кон­це 698 г. [56 г.]. Он поэто­му не мог в фев­ра­ле 698 г. [56 г.] защи­щать Мило­на, как это оши­боч­но заклю­ча­ют из Аско­ния (стр. 35, 53).
  • 4«Me asi­num ger­ma­num fuis­se» («Я был допо­д­лин­ным ослом») (Ad Att., 4, 5, 3).
  • 5Этот харак­тер име­ет уцелев­шая речь по вопро­су о про­вин­ци­ях, назна­чав­ших­ся кон­су­лам 699 г. [55 г.]. Она была про­из­не­се­на в кон­це мая 698 г. [56 г.]; про­ти­во­по­лож­ность ей состав­ля­ют речи за Сестия и про­тив Вати­ния и по делу об отзы­ве, пред­став­лен­ном этрус­ски­ми про­ри­ца­те­ля­ми, про­из­не­сен­ные в мар­те и апре­ле, — в них ари­сто­кра­ти­че­ский режим пре­воз­но­сит­ся изо всех сил, а с Цеза­рем ора­тор обхо­дит­ся очень пре­не­бре­жи­тель­но. Понят­но, что Цице­рон, по его соб­ст­вен­но­му при­зна­нию (Ad Att., 4, 5, 1), посты­дил­ся при­слать даже сво­им бли­жай­шим дру­зьям этот доку­мент, свиде­тель­ст­во­вав­ший об его покор­но­сти.
  • 6Пря­мых свиде­тельств об этом нет. Но чтобы Цезарь из латин­ских общин, т. е. из боль­шей части сво­ей про­вин­ции, вооб­ще не наби­рал себе сол­дат, само по себе явля­ет­ся неве­ро­ят­ным и опро­вер­га­ет­ся тем, что про­тив­ная пар­тия, ума­ляя зна­че­ние набран­но­го Цеза­рем вой­ска, гово­рит о его сол­да­тах, как про­ис­хо­дя­щих «боль­шею частью родом из транс­па­дан­ских коло­ний» (Cae­sar, B. c., 3, 87). Здесь, оче­вид­но, под­ра­зу­ме­ва­ют­ся латин­ские коло­нии Стра­бо­на (As­con., In Pi­son., p. 3; Sue­ton., Caes., 8). В галль­ской армии Цеза­ря мы не нахо­дим и сле­дов суще­ст­во­ва­ния латин­ских когорт, наобо­рот, по его соб­ст­вен­но­му свиде­тель­ству, рекру­ты, набран­ные им в Циз­аль­пин­ской Гал­лии, были при­чис­ля­е­мы к леги­о­нам или пря­мо вклю­ча­лись в них. Может быть, Цезарь соеди­нял с пред­став­ле­ни­ем общи­ной рекру­тов даро­ва­ние ей граж­дан­ских прав, но гораздо веро­ят­нее, что в этом отно­ше­нии он ско­рее твер­до дер­жал­ся точ­ки зре­ния сво­ей пар­тии, кото­рая не столь­ко ста­ра­лась доста­вить транс­па­дан­цам пра­во рим­ско­го граж­дан­ства, сколь­ко счи­та­ла это пра­во уже при­над­ле­жа­щим им по зако­ну (стр. 168); лишь так мог воз­ник­нуть слух, буд­то Цезарь сам ввел в транс­па­дан­ских общи­нах рим­ское муни­ци­паль­ное устрой­ство (Ci­ce­ro, Ad Att., 5, 3, 2; Ad fam., 8, 1, 2). Таким же обра­зом объ­яс­ня­ет­ся, поче­му Гир­ций назы­ва­ет транс­па­дан­ские горо­да «коло­ни­я­ми рим­ских граж­дан» (B. g., 8, 24) и поче­му Цезарь отно­сил­ся к осно­ван­ной им коло­нии Коме (Co­mum), как к коло­нии граж­дан (Sue­ton., Caes., 28; Stra­bo, 5, 1, p. 213; Plu­tarch., Caes., 29), тогда как уме­рен­ная пар­тия ари­сто­кра­тии при­зна­ва­ла за этой общи­ной лишь то же пра­во, как и в осталь­ных транс­па­дан­ских общи­нах, т. е. пра­во латин­ское, край­няя же пар­тия вооб­ще отри­ца­ла закон­ность даро­ван­но­го пере­се­лен­цам город­ско­го пра­ва и не при­зна­ва­ла за жите­ля­ми Кома и тех при­ви­ле­гий, кото­рые были свя­за­ны с испол­не­ни­ем латин­ской муни­ци­паль­ной долж­но­сти (Ci­ce­ro, Ad Att., 5, 11, 2; Ap­pian, B. c., 2, 26). Ср. «Her­mes», 16, 30.
  • 7Дошед­шее до нас собра­ние их пол­но наме­ков на собы­тия 699 и 700 гг. [55, 54 гг.] и, несо­мнен­но, было опуб­ли­ко­ва­но в послед­ний из этих двух годов; позд­ней­шим собы­ти­ем, упо­ми­нае­мым тут, явля­ет­ся про­цесс Вати­ния (август 700 г. [54 г.]). Свиде­тель­ство Иеро­ни­ма, буд­то Катулл умер в 697/698 г. [57/56 г.], необ­хо­ди­мо поэто­му уточ­нить, пере­не­ся дату на несколь­ко лет даль­ше. Из выра­же­ния, что «Вати­ний в свое кон­суль­ство всту­па­ет в заго­вор», оши­боч­но заклю­ча­ли, что собра­ние сти­хотво­ре­ний появи­лось лишь после Вати­ни­е­ва кон­суль­ства (707) [47 г.]; но из это­го мож­но толь­ко выве­сти заклю­че­ние, что, когда оно появи­лось, Вати­ний уже мог рас­счи­ты­вать в извест­ное вре­мя стать кон­су­лом, а в 700 г. [54 г.] он уже имел пол­ное осно­ва­ние так думать, пото­му что его имя, весь­ма веро­ят­но, было вклю­че­но в состав­лен­ный в Луке спи­сок кан­дида­тов (Ci­ce­ro, Ad Att., 4, 86, 2).
  • 8Сле­дую­щее сти­хотво­ре­ние Катул­ла (29) напи­са­но в 699 или 700 г. [55/54 г.], после экс­пе­ди­ции Цеза­ря в Бри­та­нию и до смер­ти Юлии.


    Кто это стер­пит, кто не вос­про­ти­вит­ся,
    Когда не вор, не гаер, не похаб­ник он!
    Сво­им доб­ром зовет Мамур­ра Гал­лию,
    Бога­тую и даль­нюю Бри­та­нию,
    Рас­пут­ный Цезарь — видишь и потвор­ст­ву­ешь!
    Так, зна­чит, вор, и гаер, и похаб­ник ты?
    А тот наду­тый, сытый и лос­ня­щий­ся,
    Хозяй­ни­ча­ет в спаль­нях у дру­зей сво­их,
    Как голу­бок, как жере­бец неез­же­ный.
    Рас­пут­ный Цезарь — видишь и потвор­ст­ву­ешь!
    Так, зна­чит, прав­да, гаер, вор, похаб­ник ты?
    Затем ли, импе­ра­тор зна­ме­ни­тей­ший,
    Ты поко­рил дале­кий ост­ров Запа­да,
    Чтоб эта ваша гры­жа непотреб­ная
    За сот­ней — сот­ню рас­то­чал и тыся­чу?
    Чудо­вищ­ная щед­рость, невоз­мож­ная!
    Еще ли мало рас­кидал, рас­тра­тил он?
    Спер­ва рас­хи­тил денеж­ки отцов­ские,
    Потом добы­чу с Пон­та и Гибер­скую.
    (Поток золо­то­нос­ный, зна­ет Таг о ней)
    Его ль стра­шить­ся Гал­лам и Бри­та­нии?
    Зачем с негод­ны­ми нянь­чи­тесь? Что может он
    Еще как не мотать и не похаб­ни­чать?
    Неуже­ли ж для того вы, победи­те­ли,
    Вы, тесть и зять, раз­би­ли зем­лю вдре­без­ги?

    Мамур­ра — уро­же­нец Фор­мии, фаво­рит Цеза­ря и одно вре­мя офи­цер в его вой­ске в Гал­лии, по-види­мо­му, неза­дол­го до появ­ле­ния это­го сти­хотво­ре­ния вер­нул­ся в сто­ли­цу и, веро­ят­но, был занят построй­кой сво­его пре­сло­ву­то­го, пора­жав­ше­го рас­то­чи­тель­ной рос­ко­шью мра­мор­но­го двор­ца на Целий­ском хол­ме. Под ибе­рий­ской добы­чей, веро­ят­но, под­ра­зу­ме­ва­ют­ся богат­ства, при­ве­зен­ные после намест­ни­че­ства Цеза­ря в Даль­ней Испа­нии. Мамур­ра был, долж­но быть, тогда в глав­ной квар­ти­ре, как впо­след­ст­вии это было в Гал­лии; сло­ва же «добы­ча с Пон­та», веро­ят­но, наме­ка­ют на вре­мя вой­ны Пом­пея с Мит­ра­да­том, так как, по сло­вам поэта, Мамур­ру обо­га­тил не один лишь Цезарь. Невин­нее этой ядо­ви­той и болез­нен­но при­ня­той Цеза­рем насмеш­ки явля­ет­ся дру­гое, почти одно­вре­мен­ное сти­хотво­ре­ние того же поэта (11), кото­рое здесь так­же мож­но при­ве­сти, так как его пате­ти­че­ское введе­ние при­во­дит затем к совсем уже не пате­ти­че­ско­му сюже­ту, ост­ро­ум­но высме­и­вая раз­ных Габи­ни­ев, Анто­ни­ев и т. д., неожи­дан­но попав­ших из тем­ных зако­ул­ков в штаб новых пра­ви­те­лей. Нуж­но при­пом­нить, что это напи­са­но было, когда Цезарь борол­ся на Рейне и Тем­зе и когда под­готов­ля­лись экс­пе­ди­ции Крас­са про­тив пар­фян, Габи­ния — в Еги­пет. Поэт, ожи­дая от одно­го из пра­ви­те­лей вакант­но­го местеч­ка для себя, дает двум из сво­их кли­ен­тов послед­ние пору­че­ния перед отъ­ездом:


    Фурий лас­ко­вый и Авре­лий вер­ный!
    Вы дру­зья Катул­лу, хотя бы к Инду
    Я ушел, где море бро­са­ет вол­ны

    На берег гул­кий…
    Иль в стра­ну гир­кан и ара­бов пыш­ных,
    К сак­сам и пар­фя­нам, стрел­кам из лука,
    Иль туда, где Нил Семи­устый мутью

    Хля­би пят­на­ет.
    Перей­ду ли Альп ледя­ные кру­чи,
    Где поста­вил знак зна­ме­ни­тый Цезарь,
    Галль­ский Рейн уви­жу, иль даль­них Брит­тов

    Страш­ное море.
    Все, что пошлет, пере­жить со мною
    Вы гото­вы. Что ж, пере­дай­те милой
    На про­ща­нье слов от меня немно­го,

    Злых и послед­них.
    Со сво­и­ми пусть кобе­ля­ми дру­жит!
    По три сот­ни их обни­ма­ет сра­зу,
    Нико­го душой не любя, но печень

    Каж­до­му руша.
    Толь­ко о моей пусть люб­ви забудет!
    По ее вине иссу­ши­лось серд­це,
    Как степ­ной цве­ток, про­хо­дя­щим плу­гом
    Тро­ну­тый насмерть.

  • 9В этом году за янва­рем, в кото­ром было 29 дней, и фев­ра­лем (23 дня) сле­до­вал висо­кос­ный месяц с 28 дня­ми, а затем март.
  • 10«Кон­сул» зна­чит кол­ле­га, това­рищ; кон­сул же, кото­рый в то же вре­мя состо­ял и про­кон­су­лом, был, зна­чит, и дей­ст­ви­тель­ным кон­су­лом и исправ­ля­ю­щим кон­суль­скую долж­ность.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1341515196 1303312492 1263912973 1342583083 1343248076 1343696784