Луций Лициний Лукулл: полководец и общественное мнение

с.47 Лич­ность и судь­ба Л. Лукул­ла, кон­су­ла 74 года до н. э., инте­рес­на во мно­гих отно­ше­ни­ях. Хотя послед­нее спе­ци­аль­ное иссле­до­ва­ние его жиз­ни и дея­тель­но­сти появи­лось три с лиш­ним деся­ти­ле­тия назад¹, Лукулл неиз­мен­но высо­ко оце­ни­ва­ет­ся иссле­до­ва­те­ля­ми, даже если его имя упо­ми­на­ет­ся лишь мимо­хо­дом². Гово­ря сло­ва­ми совре­мен­но­го фран­цуз­ско­го иссле­до­ва­те­ля, в его фигу­ре «нашли отра­же­ние самые раз­ные силы, разди­рав­шие государ­ство в годы осо­бен­но бур­ной экс­пан­сии»³, и уже одно толь­ко это побуж­да­ет к вни­ма­тель­но­му изу­че­нию его карье­ры, в осо­бен­но­сти — ее заклю­чи­тель­ных эта­пов. Для с.48 пони­ма­ния рим­ской поли­ти­че­ской реаль­но­сти кон­ца Рес­пуб­ли­ки важ­но разо­брать­ся, поче­му в ней не нашлось места это­му талант­ли­во­му воен­но­му и не менее талант­ли­во­му адми­ни­ст­ра­то­ру, поче­му после сво­его сме­ще­ния он ухо­дит в част­ную жизнь и ожив­ля­ет­ся, по ост­ро­ум­но­му, хотя и не вполне спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию С. Л. Утчен­ко, «как буд­то лишь тогда, когда он мог сде­лать какую-либо непри­ят­ность сво­е­му сопер­ни­ку Пом­пею»⁴.

При изу­че­нии собы­тий, свя­зан­ных с отстав­кой Лукул­ла, совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли опи­ра­ют­ся в основ­ном на инфор­ма­цию, сооб­щае­мую Плу­тар­хом. Соглас­но его вер­сии, Лукулл навлек на себя нена­висть рим­ских дело­вых людей сво­и­ми финан­со­вы­ми рас­по­ря­же­ни­я­ми в Азии (Plut. Luc. 20. 2—6), затем — вои­нов, с кото­ры­ми он не умел быть лас­ко­вым, но обра­щал­ся высо­ко­мер­но (ibid. 33. 2); вожа­ки наро­да в Риме обви­ня­ли его в затя­ги­ва­нии вой­ны с целью лич­ной нажи­вы (ibid. 33. 5—6)⁵; нако­нец, окон­ча­тель­но погу­би­ла Лукул­ла под­рыв­ная работа сре­ди его сол­дат, про­во­див­ша­я­ся П. Кло­ди­ем (ibid. 34. 1—4). Дион Кас­сий, так­же оста­вив­ший подроб­ное опи­са­ние этих собы­тий, не добав­ля­ет ниче­го прин­ци­пи­аль­но ново­го, раз­ви­вая ту же тему о недо­воль­стве сол­дат суро­вой дис­ци­пли­ной (Dio Cass. XXXVI. 16. 1—3) и об аги­та­ции сре­ди них Кло­дия (ibid. XXXVI. 14. 4). Аппи­ан, как все­гда сухой и не склон­ный к излиш­ней дра­ма­ти­за­ции собы­тий, не сооб­ща­ет о недо­воль­стве сол­дат, упо­ми­ная лишь, что Лукулл ушел из Арме­нии вслед­ст­вие недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия (App. Mithr. 88). В сле­дую­щих гла­вах он упо­ми­на­ет об обви­не­ни­ях в затя­ги­ва­нии вой­ны (ibid. 90) и о том, что рим­ляне сочли несвоевре­мен­ным вести такую зна­чи­тель­ную вой­ну, пока они не спра­вят­ся с труд­но­стя­ми — отпа­де­ни­ем Ита­лии и голо­дом, начав­шим­ся вслед­ст­вие дей­ст­вий пира­тов (ibid. 91)⁶. Дру­гие антич­ные авто­ры, писав­шие о Мит­ри­да­то­вых вой­нах — эпи­то­ма­тор Тита Ливия, Флор, Евтро­пий, Оро­зий, а так­же Сал­лю­стий (в дошед­ших до нас фраг­мен­тах его «Исто­рии») — не добав­ля­ют к уже извест­но­му прак­ти­че­ски ниче­го.

Одна­ко, кро­ме этих, отно­си­тель­но позд­них, источ­ни­ков суще­ст­ву­ет и источ­ник, совре­мен­ный собы­ти­ям — речь Цице­ро­на «О законе Мани­лия». В целом она под­твер­жда­ет вер­сию более позд­них авто­ров, хотя отли­ча­ет­ся от нее неко­то­ры­ми суще­ст­вен­ны­ми дета­ля­ми. В сво­ей речи Цице­рон осте­ре­га­ет­ся бро­сить малей­шую тень на Лукул­ла, кото­рый был его лич­ным дру­гом; напро­тив, с.49 он посто­ян­но под­чер­ки­ва­ет заслу­ги пол­ко­во­д­ца и его досто­ин­ства⁷. Чем же в таком слу­чае вызва­на необ­хо­ди­мость его заме­ны Пом­пе­ем? Тем, отве­ча­ет Цице­рон, что он, совер­шив боль­шие подви­ги, пере­стал руко­во­дить воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми (De leg. Man. 11. 5: mag­nis re­bus ges­tis ab eo bel­lo dis­ce­de­re), в резуль­та­те чего ока­за­лись под угро­зой инте­ре­сы рим­ско­го наро­да на Восто­ке, его «cer­tis­si­ma vec­ti­ga­lia et ma­xi­ma» (ibid. 11. 6). Но вино­ват в этом вовсе не Лукулл, а слу­чай­ность (ibid. 4. 10); харак­тер этой слу­чай­но­сти Цице­рон объ­яс­ня­ет чуть поз­же: вой­ско ста­ло испы­ты­вать тре­во­гу из-за необы­чай­ной отда­лен­но­сти мест, в кото­рые они зашли, и тос­ку по сво­им близ­ким, а Мит­ри­дат, сво­и­ми несча­сти­я­ми вызвав­ший сочув­ст­вие у сосед­них царей и наро­дов, собрал­ся с сила­ми и совер­шил то, чего до пора­же­ния не посмел бы и желать — напал на «про­слав­лен­ное и победо­нос­ное» (cla­rum et vic­to­rem) рим­ское вой­ско, нанес ему силь­ней­шее пора­же­ние (ibid. 9. 23—25). К это­му при­ба­ви­лось то, что, сле­дуя древ­ней­ше­му обы­чаю (ve­te­re exemplo), импе­рий Лукул­ла был огра­ни­чен и он пере­дал сол­дат Манию Глаб­ри­о­ну (ibid. 9. 26).

Так выглядят эти собы­тия в изло­же­нии Цице­ро­на. Он умал­чи­ва­ет о мно­гом, но не скры­ва­ет это­го от сво­их слу­ша­те­лей, наобо­рот, обра­ща­ет на это их вни­ма­ние (ibid. 9. 26). Види­мо, из-за этих недо­мол­вок его рас­сказ о собы­ти­ях, в целом, не очень высо­ко оце­ни­ва­ет­ся совре­мен­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми в каче­стве само­сто­я­тель­но­го источ­ни­ка и исполь­зу­ет­ся обыч­но лишь для под­твер­жде­ния инфор­ма­ции дру­гих авто­ров. Тем не менее, обра­ща­ют на себя вни­ма­ние, по край­ней мере, два момен­та. Во-пер­вых, речь Цице­ро­на не содер­жит ника­кой кри­ти­ки Лукул­ла, что не совсем увя­зы­ва­ет­ся со сведе­ни­я­ми о широ­ком недо­воль­стве им в Риме; в ней гово­рит­ся не о замене пло­хо­го коман­дую­ще­го хоро­шим, а о смене хоро­ше­го еще луч­шим. Во-вто­рых, Цице­рон пря­мо гово­рит, что его попро­си­ли пред­став­лять их инте­ре­сы всад­ни­ки (ibid. 11. 4), но при этом ни сло­вом не упо­ми­на­ет о финан­со­вых меро­при­я­ти­ях Лукул­ла; обес­по­ко­ен­ность же всад­ни­ков поло­же­ни­ем дел в Азии он объ­яс­ня­ет их бояз­нью утра­тить эту бога­тую про­вин­цию. Таким обра­зом, моти­ви­ров­ка дей­ст­вий, при­вед­ших к сме­ще­нию Лукул­ла, в изо­бра­же­нии Цице­ро­на несколь­ко отли­ча­ет­ся от обще­при­ня­той, хотя и здесь замет­ны следы какой-то неудо­вле­тво­рен­но­сти дея­тель­но­стью Лукул­ла со сто­ро­ны опре­де­лен­ной части рим­ско­го обще­ства и кон­флик­та гене­ра­ла со сво­ей арми­ей. Поэто­му име­ет смысл обра­тить­ся вновь к уже извест­ным фак­там и, при помо­щи речи Цице­ро­на вне­ся коррек­ти­вы в дан­ные всей осталь­ной антич­ной тра­ди­ции, попы­тать­ся выяс­нить исто­ки обо­их этих кон­флик­тов — с обще­ст­вен­ным мне­ни­ем рим­ской граж­дан­ской общи­ны и с соб­ст­вен­ной арми­ей — и рас­смот­реть, какое вли­я­ние все это ока­за­ло на судь­бу и карье­ру Лукул­ла.

с.50 Лукулл полу­чил пост глав­но­ко­ман­дую­ще­го в войне с Мит­ри­да­том по окон­ча­нии сво­его кон­суль­ства⁸. Плу­тарх сооб­ща­ет о роман­ти­че­ской исто­рии, при помо­щи кото­рой ему яко­бы уда­лось полу­чить это назна­че­ние (Plut. Luc. 6. 3—6); если даже это и прав­да, и назна­че­ние Лукул­ла в дей­ст­ви­тель­но­сти явля­лось «тор­же­ст­вом аль­ков­ной дипло­ма­тии»⁹, то мы все-таки долж­ны при­знать, что кан­дида­ту­ра его устра­и­ва­ла в тот момент всех и не вызва­ла серь­ез­ных воз­ра­же­ний. Для сена­та он был при­ем­лем как твер­дый сул­ла­нец и достой­ный член рим­ско­го ноби­ли­те­та, к тому же реши­тель­но про­ти­во­сто­яв­ший во вре­мя сво­его кон­суль­ства дема­го­гам типа Цете­га и Квинк­тия, пытав­шим­ся «насиль­ст­вен­но изме­нить государ­ст­вен­ный строй» (Plut. Luc. 5. 7), основ­ная мас­са насе­ле­ния не име­ла про­тив него серь­ез­ных воз­ра­же­ний, так как, гово­ря сло­ва­ми Плу­тар­ха, «он остал­ся непри­ча­стен к тем ужа­сам, кото­рые тво­ри­ли в Ита­лии и Сул­ла, и Марий» (ibid. 4. 5), а глав­ная при­чи­на того, что «все сограж­дане в пол­ном еди­но­ду­шии пору­чи­ли ему… вой­ну» состо­я­ла, без­услов­но, не толь­ко в том, что наи­бо­лее про­слав­лен­ные пол­ко­вод­цы, Метелл и Пом­пей, не мог­ли высту­пить на нее, один — по ста­ро­сти, а дру­гой — все еще воюя с Сер­то­ри­ем в Испа­нии (ibid. 6. 6), но и в зна­нии Лукул­лом Восто­ка и доб­рой сла­ве, кото­рую он там по себе оста­вил¹⁰.

Что каса­ет­ся несколь­ких после­дую­щих лет, то об отно­ше­нии в Риме к дей­ст­ви­ям Лукул­ла неиз­вест­но прак­ти­че­ски ниче­го. Во вся­ком слу­чае, само это мол­ча­ние уже доста­точ­но пока­за­тель­но: види­мо, осо­бых наре­ка­ний на него не было. Рим­ско­му обще­ст­вен­но­му мне­нию долж­ны были импо­ни­ро­вать его мно­го­чис­лен­ные победы, свед­шие на нет воен­ное могу­ще­ство Мит­ри­да­та и вынудив­шие его искать убе­жи­ще за пре­де­ла­ми сво­его цар­ства, а так­же и то, что все с.51 это не сто­и­ло ни гро­ша государ­ст­вен­но­му каз­на­чей­ству¹¹. Пер­вые ослож­не­ния нача­лись, види­мо, в 71—70 гг., и свя­за­ны они были с финан­со­вы­ми рас­по­ря­же­ни­я­ми Лукул­ла в Азии, силь­но затра­ги­вав­ши­ми инте­ре­сы рим­ских пуб­ли­ка­нов¹². Оцен­ка этих рас­по­ря­же­ний в совре­мен­ной исто­ри­че­ской лите­ра­ту­ре одно­знач­на: обыч­но отме­ча­ет­ся, что они отве­ча­ли инте­ре­сам про­вин­ци­а­лов, Лукулл, осу­ществляя их, про­явил себя как спо­соб­ный адми­ни­ст­ра­тор — и, в то же вре­мя, они ока­за­лись для него роко­вы­ми, так как навлек­ли на него нена­висть всад­ни­че­ства, кото­рое в кон­це кон­цов и доби­лось заме­ны его Пом­пе­ем¹³.

Само по себе это недо­воль­ство вполне понят­но и сомне­ний не вызы­ва­ет¹⁴. Но в таком слу­чае зако­но­ме­рен вопрос — поче­му Лукулл пошел на кон­фликт с вли­я­тель­ным соци­аль­ным сло­ем в рим­ской граж­дан­ской общине? У Плу­тар­ха содер­жит­ся очень инте­рес­ная инфор­ма­ция, про­ли­ваю­щая свет на моти­вы дей­ст­вий пол­ко­во­д­ца. Соглас­но его рас­ска­зу, «всю Малую Азию охва­тил при­ступ преж­не­го неду­га, ибо то, что она тер­пе­ла от рим­ских ростов­щи­ков и сбор­щи­ков пода­тей, пере­но­сить было невоз­мож­но. Впо­след­ст­вии Лукулл про­гнал этих хищ­ных гар­пий, выры­вав­ших у наро­да его хлеб, но пер­во­на­чаль­но он лишь уве­ще­вал их, при­зы­вая к уме­рен­но­сти, чем и удер­жи­вал от пол­но­го отпа­де­ния общи­ны, из кото­рых, мож­но ска­зать, ни одна не хра­ни­ла спо­кой­ст­вия» (Plut. Luc. 7. 5). Таким обра­зом, Лукулл столк­нул­ся со вполне реаль­ной опас­но­стью — воз­мож­ным мас­со­вым пере­хо­дом ази­ат­ских горо­дов на сто­ро­ну Мит­ри­да­та в слу­чае его втор­же­ния в Азию, как то уже было одна­жды во вре­мя Пер­вой Мит­ри­да­то­вой вой­ны, — ведь в нача­ле новой вой­ны свое рас­по­ло­же­ние к пон­тий­ско­му царю уже про­де­мон­стри­ро­ва­ла Вифи­ния, лишь недав­но став­шая рим­ской про­вин­ци­ей¹⁵. Поэто­му его поли­ти­ка, направ­лен­ная на огра­ни­че­ние аппе­ти­тов с.52 пуб­ли­ка­нов, бес­спор­но, спо­соб­ст­во­ва­ла уми­ротво­ре­нию про­вин­ции¹⁶, тем более, жите­ли Азии уже пре­крас­но зна­ли — гос­под­ство Мит­ри­да­та в прин­ци­пе ничем не отли­ча­ет­ся от рим­ско­го¹⁷.

Финан­со­вые меро­при­я­тия Лукул­ла боль­шин­ст­вом иссле­до­ва­те­лей дати­ру­ют­ся зимой 71/70 гг.¹⁸ Как отме­тил в свое вре­мя Я. А. Манан­дян, они были тес­ней­шим обра­зом свя­за­ны с под­готов­кой похо­да в Арме­нию и долж­ны были обес­пе­чить рим­ской армии проч­ный тыл на запа­де¹⁹. Несо­мнен­но, эти меро­при­я­тия про­ти­во­ре­чи­ли инте­ре­сам рим­ских пуб­ли­ка­нов и вызва­ли их ярость, но пред­став­ля­ет­ся мало­ве­ро­ят­ным, чтобы они уже в это вре­мя нача­ли интри­ги, доби­ва­ясь сме­ще­ния Лукул­ла: вой­на каза­лась закон­чен­ной, и пол­ко­во­дец даже обра­тил­ся в Рим с прось­бой при­слать обыч­ную в таких слу­ча­ях комис­сию из деся­ти чело­век для орга­ни­за­ции новой про­вин­ции²⁰.

В этот момент Лукулл нахо­дил­ся на вер­шине сво­ей сла­вы и могу­ще­ства. Под его вла­стью были сосре­дото­че­ны три про­вин­ции, не счи­тая обра­щен­но­го им же в про­вин­цию Пон­та. Для пони­ма­ния после­дую­щих собы­тий важ­но учи­ты­вать, каким обра­зом он полу­чил эту власть. Пер­во­на­чаль­но Лукул­лу уда­лось добить­ся заме­ны достав­шей­ся ему по жре­бию по окон­ча­нии кон­су­ла­та Циз­аль­пин­ской Гал­лии на Кили­кию, пра­ви­тель кото­рой умер²¹; одно­вре­мен­но в Вифи­нию был назна­чен его кол­ле­га по кон­суль­ству М. Авре­лий Кот­та (Plut. Luc. 6. 7; App. Mithr. 71; Memn. 15. 37. 1). Види­мо, они были неза­ви­си­мы друг от дру­га, хотя веде­ние вой­ны было пору­че­но Лукул­лу²². Одна­ко Кот­та, не обла­дав­ший воен­ны­ми талан­та­ми²³, тоже жаж­дал лав­ров победи­те­ля. Резуль­та­том этих при­тя­за­ний ста­ло пора­же­ние его вой­ска и оса­да Кал­хедо­на Мит­ри­да­том, при­чем сам Кот­та был заперт в оса­жден­ном горо­де и избав­лен от оса­ды лишь своевре­мен­но подо­спев­шим Лукул­лом²⁴. В даль­ней­шем Кот­та уже не игра­ет с.53 актив­ной роли в войне, Аппи­ан и Плу­тарх его даже боль­ше не упо­ми­на­ют. Извест­но, что импе­рий его был про­длен, и в Рим он отбыл лишь в 70 г., ото­слав пред­ва­ри­тель­но свои вой­ска Лукул­лу (Memn. 16. 52. 2)²⁵. Таким обра­зом, Вифи­ния пере­шла к Лукул­лу, и он управ­лял ею, по-види­мо­му, через сво­их лега­тов²⁶. Еще рань­ше, хотя точ­но неиз­вест­но как, Лукулл полу­чил Азию. Вел­лей Патер­кул утвер­жда­ет, что она доста­лась ему после кон­суль­ства по жре­бию (Vell. 2. 33. 1: ex con­su­la­tu sor­ti­tus), но это явная ошиб­ка, так как жре­бий доста­вил ему Циз­аль­пин­скую Гал­лию (Plut. Luc. 5. 3). Сооб­ще­ние о том, что сенат отпра­вил Лукул­ла в Азию, есть и у Мем­но­на (15. 37. 1), и оно, воз­мож­но, дает ключ к реше­нию вопро­са о вре­ме­ни полу­че­ния им этой про­вин­ции. Одно­вре­мен­но с упо­ми­на­ни­ем о назна­че­нии Лукул­ла в Азию, этот автор ука­зы­ва­ет и на направ­ле­ние в Вифи­нию Кот­ты; меж­ду тем, обе эти обла­сти в 74 году нахо­ди­лись под управ­ле­ни­ем М. Юнка²⁷. Сле­до­ва­тель­но, уже отправ­ля­ясь вме­сте с Кот­той к теат­ру воен­ных дей­ст­вий, Лукулл имел какую-то власть над этой про­вин­ци­ей, и власть эта по сво­е­му оформ­ле­нию была кон­сти­ту­ци­он­ной²⁸.

Таким обра­зом, Лукулл имел власть сра­зу над несколь­ки­ми про­вин­ци­я­ми, и имен­но это было его сла­бым местом, так как, в сущ­но­сти, пло­хо вяза­лось с рим­ской рес­пуб­ли­кан­ской кон­сти­ту­ци­ей. После вос­ста­нов­ле­ния досул­лан­ских поряд­ков в 70 году такая кон­цен­тра­ция вла­сти в руках одно­го чело­ве­ка, тем более, извест­но­го сво­ей бли­зо­стью к Сул­ле²⁹, не мог­ла не насто­ра­жи­вать, хотя Лукулл до это­го и не участ­во­вал в воору­жен­ной поли­ти­че­ской борь­бе, поль­зу­ясь исклю­чи­тель­но легаль­ны­ми мето­да­ми. Имен­но сме­ной поли­ти­че­ско­го режи­ма, а не интри­га­ми Пом­пея сле­ду­ет объ­яс­нять то, что у Лукул­ла одну за дру­гой заби­ра­ют его про­вин­ции³⁰; в 69 году его лиша­ют Азии (Dio Cass. XXXVI. 2. 2), затем — с.54 Кили­кии (ibid.), нако­нец — Вифи­нии и Пон­та, пере­дан­ных Манию Аци­лию Глаб­ри­о­ну (Cic. De leg. Man. 26; Sall. Hist. 5. 13). Ком­мен­ти­руя про­ис­шед­шее, Цице­рон заяв­ля­ет: «…вы, сле­дуя древ­ней­ше­му обы­чаю (ve­te­re exemplo), сочли нуж­ным огра­ни­чить про­дол­жи­тель­ность его импе­рия» (Cic. De leg. Man. 26). Сле­до­ва­тель­но, пово­дом к замене Лукул­ла была некон­сти­ту­ци­он­ность сосре­дото­че­ния такой вла­сти в одних руках. Кро­ме того, умест­но вспом­нить, что он уже пуб­лич­но заявил о сво­ей победе, вызвав комис­сию деся­ти, и огра­ни­че­ние его вла­сти, учи­ты­вая память о Сул­ле, долж­но было казать­ся весь­ма своевре­мен­ным.

Итак, в рас­по­ря­же­нии Лукул­ла оста­ва­лась фак­ти­че­ски одна толь­ко армия, что суще­ст­вен­но сни­жа­ло его воз­мож­но­сти. Одно­вре­мен­но в Риме про­дол­жа­лась его дис­креди­та­ция ста­рым, как мир, спо­со­бом — путем рас­про­стра­не­ния поро­чив­ших его слу­хов. Глав­ным из них был, без­услов­но, слух о том, что Лукулл созна­тель­но затя­ги­ва­ет вой­ну³¹. Обви­не­ние это мог­ло иметь под собой неко­то­рые осно­ва­ния, хотя моти­вы Лукул­ла были суще­ст­вен­но отлич­ны­ми от тех, кото­рые при­пи­сы­ва­лись ему мол­вой. По сооб­ще­нию Плу­тар­ха, во вре­мя оса­ды Ами­са (72/71 гг.) он мед­лил из так­ти­че­ских сооб­ра­же­ний, желая дать Мит­ри­да­ту воз­мож­ность собрать силы и всту­пить в сра­же­ние с рим­ской арми­ей³². Поче­му же имен­но теперь слу­хи эти, како­ва бы ни была их реаль­ная осно­ва, при­нес­ли свои пло­ды и при­ве­ли к рез­ко­му паде­нию дове­рия к Лукул­лу? Види­мо, сыг­ра­ли свою роль два момен­та. Преж­де все­го, ситу­а­ция в Азии вновь ста­ла угро­жаю­щей, и, как спра­вед­ли­во заме­тил М. Кэри, в кон­це 67 года линия фрон­та в Малой Азии име­ла опас­ное сход­ство с лини­ей фрон­та в 74 году³³. Совер­шен­но не име­ло зна­че­ния, что силы Мит­ри­да­та были в этих слу­ча­ях несо­по­ста­ви­мы³⁴: в Риме были обес­по­ко­е­ны утра­той заво­е­ван­ных терри­то­рий и тем с.55 ущер­бом, кото­рый при­дет­ся тер­петь вслед­ст­вие это­го. Имен­но таким настро­е­ни­ем про­ник­ну­та речь Цице­ро­на. Он пря­мо заяв­ля­ет, что ему пору­чи­ли «рим­ские всад­ни­ки… при веде­нии это­го обще­го­судар­ст­вен­но­го дела защи­тить и их соб­ст­вен­ные инте­ре­сы» (Cic. De leg. Man. 4), а затем пере­чис­ля­ет те бед­ст­вия, кото­рые может при­не­сти неуда­ча в этой войне: «дело идет… о самых вер­ных и бога­тых источ­ни­ках дохо­да рим­ско­го наро­да, с утра­той кото­рых вы лиша­е­тесь средств и для радо­стей мира и для веде­ния вой­ны» (Cic. De leg. Man. 6. Ср.: ibid. 14, 17 f.; Pro Mur. 20).

Итак, аги­та­цию про­тив Лукул­ла в 67 г. сле­ду­ет, по всей види­мо­сти, объ­яс­нять не столь­ко про­ис­ка­ми всад­ни­ков в отмест­ку за его финан­со­вые меры трех-четы­рех­лет­ней дав­но­сти (хотя и ста­рые обиды мог­ли, разу­ме­ет­ся, сыг­рать свою роль), сколь­ко опас­но­стью, навис­шей над рим­ской Ази­ей в насто­я­щий момент и угро­жав­шей поте­рей при­бы­лей, извле­кав­ших­ся из ее экс­плуа­та­ции. Может быть, Лукулл еще сумел бы попра­вить поло­же­ние и вос­ста­но­вить кон­троль над ситу­а­ци­ей, но, во-пер­вых, его мате­ри­аль­ные ресур­сы, вслед­ст­вие лише­ния вла­сти над про­вин­ци­я­ми, были огра­ни­че­ны, а во-вто­рых, и это яви­лось решаю­щим уда­ром, совер­шен­но пара­ли­зо­вав­шим спо­соб­ность Лукул­ла к сопро­тив­ле­нию, вышла из пови­но­ве­ния его соб­ст­вен­ная армия. Но на вза­и­моот­но­ше­ни­ях это­го гене­ра­ла с его арми­ей сле­ду­ет оста­но­вить­ся подроб­нее.

Отправ­ля­ясь в свою про­вин­цию, Лукулл набрал в Ита­лии один леги­он ново­бран­цев (App. Mithr. 72; Plut. Luc. 7. 1). По при­бы­тии на место он при­со­еди­нил к этим силам еще два леги­о­на, слу­жив­ших ранее под коман­до­ва­ни­ем Фим­брии³⁵, и два — рас­квар­ти­ро­ван­ные в Кили­кии и слу­жив­шие ранее под коман­до­ва­ни­ем П. Сер­ви­лия Исав­ри­ка³⁶. В общем, силы Лукул­ла исчис­ля­ют­ся антич­ны­ми авто­ра­ми при­мер­но оди­на­ко­во: 30 тыс. пехоты и 1.6 тыс. (по Аппи­а­ну) или 2.5 тыс. (по Плу­тар­ху) кон­ни­цы³⁷. Впо­след­ст­вии к ним при­ба­ви­лось под­креп­ле­ние, при­веден­ное из Ита­лии Бар­бой (Memn. 15. 41. 1), а в 70 году Лукул­лу пере­дал свои вой­ска Кот­та³⁸.

с.56 Таким обра­зом, в 67 г. армия Лукул­ла, несмот­ря на все поте­ри, едва ли зна­чи­тель­но усту­па­ла по чис­лен­но­сти армии Мит­ри­да­та. Но про­бле­ма заклю­ча­лась в том, что отно­ше­ния пол­ко­во­д­ца с сол­да­та­ми этой армии с само­го нача­ла отли­ча­лись напря­жен­но­стью. В лице фим­бри­ан­цев Лукулл полу­чил под свое коман­до­ва­ние людей, кото­рые, по мет­ко­му заме­ча­нию совре­мен­но­го иссле­до­ва­те­ля, сов­ме­ща­ли в себе про­стой дух про­фес­сио­наль­ных сол­дат с духом аван­тю­ри­стов³⁹; он при­во­дит и при­чи­ну, по кото­рой фим­бри­ан­цы с само­го нача­ла мог­ли испы­ты­вать непри­язнь к сво­е­му ново­му коман­ди­ру: еще во вре­мя Пер­вой Мит­ри­да­то­вой вой­ны, когда они слу­жи­ли у Фим­брии, Лукулл, «если бы пред­по­чел граж­дан­ским раздо­рам заботу о рес­пуб­ли­ке» (Oros. 6. 2. 10: ci­vi­li­bus dis­cor­diis cu­ram rei pub­li­cae prae­tu­lis­set), мог бло­ки­ро­вать с моря царя, оса­жден­но­го в Питане Фим­бри­ей (о чем послед­ний и про­сил его), но не сде­лал это­го, поз­во­лив Мит­ри­да­ту ускольз­нуть из ловуш­ки и, тем самым, лишив сол­дат Фим­брии тако­го цен­но­го при­за⁴⁰. Плу­тарх, гово­ря о фим­бри­ан­цах, рез­ко нега­тив­но оце­ни­ва­ет мораль­ное состо­я­ние этих леги­о­нов, под­чер­ки­вая в то же вре­мя их высо­кие бое­вые каче­ства⁴¹.

По-види­мо­му, недо­воль­ство Лукул­лом в армии нача­лось сра­зу же после при­ня­тия им коман­до­ва­ния. Соглас­но инфор­ма­ции Тита Ливия, ему уда­лось удер­жать от мяте­жа вои­нов, тре­бо­вав­ших сра­же­ния (Liv. Ep. 94)⁴². Несмот­ря на это, недо­воль­ство им про­дол­жа­ло сохра­нять­ся, и наши источ­ни­ки посто­ян­но упо­ми­на­ют о каких-то тре­ни­ях меж­ду пол­ко­вод­цем и его арми­ей. Так, Мем­нон сооб­ща­ет о пере­го­во­рах фим­бри­ан­цев с Мит­ри­да­том с целью пере­хо­да на его сто­ро­ну во вре­мя оса­ды Лукул­лом Кизи­ка (Memn. 15. 40. 1), а Сал­лю­стий — о том, что сол­да­ты были недо­воль­ны зимов­ка­ми у Кизи­ка (73/72 гг.) и Ами­са (72/71 гг.) (Sall. Hist. 5. 10; Plut. Luc. 33. 4). Поми­мо тягот служ­бы, пово­дом для выра­же­ния недо­воль­ства слу­жил раз­мер добы­чи, доста­вав­шей­ся сол­да­там. Сама добы­ча была нема­лой; по сооб­ще­нию Плу­тар­ха, в лаге­ре Лукул­ла бык сто­ил драх­му, раб — четы­ре драх­мы, а про­чую добы­чу вооб­ще не ста­ви­ли ни во что⁴³. с.57 Несмот­ря на это, сол­да­ты воз­му­ща­лись тем, что не име­ют воз­мож­но­сти гра­бить бога­тые восточ­ные горо­да (Plut. Luc. 14. 2); их воз­му­ще­ние подо­гре­ва­лось еще и тем, что сам Лукулл отнюдь не упус­кал воз­мож­но­сти для сво­его обо­га­ще­ния⁴⁴.

Пер­во­на­чаль­но Лукулл не обра­щал вни­ма­ния на ропот сво­их леги­о­не­ров (Plut. Luc. 14. 3), одна­ко во вре­мя армян­ской кам­па­нии, желая задоб­рить армию и обес­пе­чить себе ее пре­дан­ность⁴⁵, он счел необ­хо­ди­мым про­явить щед­рость⁴⁶. Поэто­му после захва­та Тиг­ра­но­кер­ты он, поми­мо добы­чи, захва­чен­ной во вре­мя гра­бе­жа горо­да, выдал по 800 драхм каж­до­му сол­да­ту⁴⁷. Одна­ко щед­рость эта запозда­ла, напря­жен­ность отно­ше­ний сохра­ня­лась, и для под­дер­жа­ния дис­ци­пли­ны при­шлось при­бе­гать к самым суро­вым мерам⁴⁸. Но и эти меры лишь вре­мен­но при­оста­но­ви­ли нарас­та­ние кон­флик­та, не лик­види­ро­вав его; новое обост­ре­ние отно­ше­ний про­изо­шло в усло­ви­ях труд­но­го мар­ша на Арта­к­са­ту. Что при­ве­ло к нему на этот раз? Источ­ни­ки назы­ва­ют две при­чи­ны недо­воль­ства сол­дат и про­ва­ла воен­ных пла­нов Лукул­ла. В первую оче­редь, это суро­вые кли­ма­ти­че­ские усло­вия (Plut. Luc. 32. 1—2; App. Mithr. 87), а во-вто­рых, нехват­ка про­до­воль­ст­вия (Dio Cass. XXXVI. 6. 1; App. Mithr. 88). При­чи­ны эти даже сами по себе, без уче­та недо­воль­ства сол­дат, доста­точ­но суще­ст­вен­ны, но Лукулл вряд ли оста­но­вил бы свое наступ­ле­ние, если бы армия покор­но сле­до­ва­ла за ним⁴⁹. Пер­во­на­чаль­но вои­ны выра­жа­ли свои тре­бо­ва­ния в доста­точ­но коррект­ной фор­ме через воен­ных три­бу­нов, но, не достиг­нув желае­мо­го резуль­та­та таким спо­со­бом, они ста­ли более реши­тель­ны­ми, их сход­ки при­об­ре­ли более буй­ный харак­тер, и Лукулл был вынуж­ден начать отступ­ле­ние.

Вино­ват ли Лукулл в воз­ник­ших труд­но­стях? По мне­нию А. Н. Шер­вин-Уай­та, он не пони­мал кли­ма­ти­че­ско­го гра­фи­ка север­ной Арме­нии и пото­му с.58 слиш­ком позд­но начал свое дви­же­ние⁵⁰. Без­услов­но, Лукулл рвал­ся впе­ред, к Арта­к­са­те, но неуже­ли этот опыт­ней­ший пол­ко­во­дец стал бы дей­ст­во­вать так, не имея ника­ких шан­сов на успех? Срав­ни­тель­но недав­но Р. К. Булин еще раз тща­тель­но иссле­до­вал этот вопрос и при­шел к выво­ду о том, что кли­ма­ти­че­ский гра­фик для этих мест ука­зы­ва­ет на воз­мож­ность про­дол­же­ния похо­да в горах Арме­нии в сен­тяб­ре-октяб­ре при нор­маль­ных кли­ма­ти­че­ских усло­ви­ях⁵¹. Но в том-то все дело, что из сооб­ще­ния Плу­тар­ха вид­но — жесто­кая непо­го­да насту­пи­ла неожи­дан­но, то есть, не была обыч­ной для этих мест в это вре­мя (Plut. Luc. 32. 1: οὐκ ἂν ἐλπί­σαν­τι). Лукулл столк­нул­ся с непред­виден­ным затруд­не­ни­ем, и беда его заклю­ча­лась в том, что он был не из тех пол­ко­вод­цев, за кото­ры­ми сол­да­ты гото­вы идти в огонь и в воду.

Эта неуда­ча ско­рее при­оста­но­ви­ла, чем лик­види­ро­ва­ла надеж­ды Лукул­ла⁵², и он еще сумел захва­тить бога­тый город Ниси­бис в Месо­пота­мии, где его сол­да­ты хоро­шо пожи­ви­лись и полу­чи­ли дол­го­ждан­ный отдых; но это был послед­ний успех пол­ко­во­д­ца. Имен­но во вре­мя зимов­ки в Ниси­би­се его армия окон­ча­тель­но выхо­дит из пови­но­ве­ния, при­чем в ее раз­ло­же­нии и антич­ные, и совре­мен­ные авто­ры еди­но­душ­но обви­ня­ют род­ст­вен­ни­ка Лукул­ла, печаль­но зна­ме­ни­то­го в даль­ней­шем П. Кло­дия Пуль­х­ра⁵³.

Несо­мнен­но, обви­не­ния эти име­ли под собой осно­ву; но, в таком слу­чае, сле­ду­ет задать вопрос — дей­ст­во­вал ли Кло­дий по соб­ст­вен­ной ини­ци­а­ти­ве или выра­жал инте­ре­сы враж­деб­ной Лукул­лу груп­пи­ров­ки? Послед­няя вер­сия полу­чи­ла опре­де­лен­ное рас­про­стра­не­ние в иссле­до­ва­тель­ской лите­ра­ту­ре⁵⁴, при­чем в Кло­дии, как пра­ви­ло, видят аген­та Пом­пея. Соот­вет­ст­ву­ет ли эта гипо­те­за извест­ным нам фак­там?

П. Кло­дий в исто­рии Рим­ской рес­пуб­ли­ки фигу­ра оди­оз­ная; его репу­та­ция, как у антич­ных, так и у совре­мен­ных авто­ров, весь­ма сквер­ная⁵⁵, и вряд ли у нас есть осно­ва­ния пола­гать, подоб­но С. Л. Утчен­ко, что дошед­ший до нас образ с.59 тра­ди­ци­он­но извра­щен⁵⁶; если даже счи­тать, вслед за ним, все обви­не­ния в адрес Кло­дия «тра­фа­рет­ны­ми и тра­ди­ци­он­ны­ми» — все рав­но кон­цен­тра­ция их при харак­те­ри­сти­ке Кло­дия впе­чат­ля­ет. Даже репу­та­ция «дру­га сол­дат» вряд ли свиде­тель­ст­ву­ет в поль­зу это­го дея­те­ля — она гово­рит лишь о том, что уже тогда он широ­ко поль­зо­вал­ся сво­им излюб­лен­ным ору­жи­ем — дема­го­ги­ей. Какие осно­ва­ния суще­ст­ву­ют для утвер­жде­ний о свя­зи это­го моло­до­го бес­прин­цип­но­го често­люб­ца с Пом­пе­ем? Г. Ферре­ро счи­тал, что сам он не мог решить­ся на этот кон­фликт, а на связь с Пом­пе­ем ука­зы­ва­ет изла­гае­мая Плу­тар­хом речь Кло­дия, обра­щен­ная к сол­да­там (Plut. Luc. 34. 2 f.)⁵⁷. Но в речи гово­рит­ся все­го лишь о про­ти­во­по­лож­но­сти мате­ри­аль­но­го бла­го­по­лу­чия сол­дат Пом­пея и бед­ст­вен­но­го поло­же­ния вои­нов Лукул­ла. С дру­гой сто­ро­ны, содер­жав­ше­е­ся в ней при­ни­же­ние зна­че­ния побед пом­пе­ев­ских сол­дат⁵⁸ вряд ли понра­ви­лось бы их болез­нен­но често­лю­би­во­му пол­ко­вод­цу, кото­рый, как извест­но, не гну­шал­ся даже при­сва­и­вать себе чужие победы.

Нема­ло­важ­но и то, что мы не зна­ем ниче­го о поли­ти­че­ских свя­зях Кло­дия и Пом­пея в даль­ней­шем — наобо­рот, они враж­деб­ны друг дру­гу. Уже в 61 году Пом­пей высту­пил про­тив Кло­дия в его деле (Cic. Att. 1. 14. 2), а Кло­дий во вре­мя сво­его три­бу­на­та пытал­ся поста­вить под сомне­ние рас­по­ря­же­ния Пом­пея на Восто­ке (Plut. Pomp. 48. 6; App. BC. 2. 15)⁵⁹. Если даже при­нять сооб­ще­ние Плу­тар­ха о том, что Пом­пей неко­то­рое вре­мя заис­ки­вал перед Кло­ди­ем (Plut. Pomp. 46. 4), то необ­хо­ди­мо иметь в виду, что этот очень непроч­ный аль­янс сло­жил­ся на базе общей враж­ды с Лукул­лом, сумев­шим одер­жать верх над Пом­пе­ем в сена­те и заста­вив­шим его искать помо­щи у народ­ных три­бу­нов.

Итак, веро­ят­ность того, что Кло­дий дей­ст­во­вал по указ­ке Пом­пея и в его поль­зу, ничтож­но мала. Како­вы же, в таком слу­чае, были его побуж­де­ния? Чет­кий ответ на это дает Плу­тарх: будучи род­ст­вен­ни­ком Лукул­ла, Кло­дий рас­счи­ты­вал на осо­бое поло­же­ние в его армии; не полу­чив желае­мо­го, он начал свою интри­гу (Plut. Luc. 34. 2). Таким обра­зом, Кло­ди­ем дви­га­ла ini­mi­ci­tia, лич­ная враж­да, играв­шая огром­ную роль в рим­ской поли­ти­че­ской жиз­ни⁶⁰. При этом Кло­дий хоро­шо рас­счи­тал свои дей­ст­вия, и его про­па­ган­да сре­ди фим­бри­ан­цев, слу­жив­ших уже более 20 лет и дав­но недо­воль­ных сво­им коман­ди­ром, была обре­че­на на успех.

с.60 Спо­соб­ст­во­ва­ли уси­ле­нию недо­воль­ства Лукул­лом и смут­ные слу­хи о яко­бы под­готав­ли­вав­шем­ся им похо­де в Пар­фию. Из наших источ­ни­ков об этом наме­ре­нии сооб­ща­ют Плу­тарх (Luc. 30. 2 f.) и Евтро­пий (6. 9. 3). Соглас­но рас­ска­зу Плу­тар­ха, рим­ский пол­ко­во­дец после взя­тия Тиг­ра­но­кер­ты, оскорб­лен­ный двой­ной игрой пар­фян­ско­го дво­ра и лелея соб­ст­вен­ные често­лю­би­вые замыс­лы, решил идти на пар­фян похо­дом; и толь­ко сна­ча­ла — отказ вои­нов из Пон­та идти на соеди­не­ние с ним, а затем — недо­воль­ство сол­дат, кото­рые шли вме­сте с ним, заста­ви­ли его оста­вить этот замы­сел и дви­нуть­ся на Арта­к­са­ту. Евтро­пий, крат­ко сооб­щая о наме­ре­нии Лукул­ла, отно­сит его к более позд­не­му вре­ме­ни — после захва­та Ниси­би­са.

Сре­ди иссле­до­ва­те­лей нет един­ства в отно­ше­нии к этой инфор­ма­ции. Часть из них, осо­бен­но те, кото­рые счи­та­ют Лукул­ла созда­те­лем «ново­го рим­ско­го импе­ри­а­лиз­ма», при­зна­ют ее за досто­вер­ную⁶¹. С дру­гой сто­ро­ны, еще Т. Момм­зен отнес эту исто­рию к чис­лу слу­хов, рас­пус­кав­ших­ся вра­га­ми Лукул­ла для раз­жи­га­ния недо­воль­ства им в изму­чен­ной даль­ни­ми похо­да­ми армии. В даль­ней­шем этот вопрос подроб­но иссле­до­вал К. Экарт, под­твер­див­ший мне­ние Момм­зе­на, и в насто­я­щее вре­мя их точ­ку зре­ния разде­ля­ет зна­чи­тель­ная часть иссле­до­ва­те­лей⁶².

Досто­вер­ность этой инфор­ма­ции отри­ца­ет­ся обыч­но на том осно­ва­нии, что Лукулл не мог оста­вить у себя в тылу недо­би­тых Мит­ри­да­та и Тиг­ра­на и начать новую боль­шую вой­ну⁶³. Одна­ко, как ука­зы­вал А. Н. Шер­вин-Уайт, вполне воз­мож­но нали­чие опре­де­лен­но­го рацио­наль­но­го зер­на в изве­сти­ях позд­них авто­ров. Отвер­гая дати­ров­ку это­го собы­тия Плу­тар­хом⁶⁴, он поме­стил его, сле­дуя Евтро­пию, в кон­текст собы­тий, сле­дую­щих за взя­ти­ем Ниси­би­са. Соглас­но его пред­по­ло­же­нию, Лукулл наме­ре­вал­ся вторг­нуть­ся в Адиа­бе­ну, в те вре­ме­на при­над­ле­жав­шую Тиг­ра­ну, имея сво­ей целью создать угро­зу южной части его вла­де­ний; имен­но этим новым похо­дом и были недо­воль­ны сол­да­ты. Так как вско­ре после это­го Адиа­бе­на пере­шла под власть Пар­фии и с тех пор посто­ян­но при­над­ле­жа­ла ей, позд­ней­шие исто­ри­ки при­ня­ли этот план за наме­ре­ние ата­ко­вать Пар­фию⁶⁵. Неза­ви­си­мо от того, вер­на или нет эта гипо­те­за, не под­ле­жит сомне­нию, что слу­хи о под­готов­ке Лукул­лом како­го-то ново­го похо­да упор­но цир­ку­ли­ро­ва­ли сре­ди сол­дат, исполь­зо­ва­лись его вра­га­ми и спо­соб­ст­во­ва­ли уси­ле­нию насто­ро­жен­но­го отно­ше­ния к дей­ст­ви­ям пол­ко­во­д­ца и в его с.61 соб­ст­вен­ной армии, и в Риме. В таких усло­ви­ях заме­на Лукул­ла дру­гим коман­дую­щим сде­ла­лась неиз­беж­ной.

Итак, под­ведем неко­то­рые ито­ги. Роко­вое вли­я­ние на судь­бу Лукул­ла ока­за­ло то, что ему выпа­ло жить в эпо­ху пере­мен и в его дея­тель­но­сти при­чуд­ли­во пере­пле­лись ста­рые и новые вея­ния. С одной сто­ро­ны, по сво­им лич­ным каче­ствам он был, несо­мнен­но, бли­зок рим­ля­нам ста­ро­го зака­ла. Как отме­тил Г. С. Кна­бе, «все сла­гае­мые Ливи­е­ва обра­за Рима и рим­ля­ни­на — хотя и в типич­ном для эпо­хи соче­та­нии с дру­ги­ми чер­та­ми, пря­мо им про­ти­во­по­лож­ны­ми, — без­оши­боч­но узна­ют­ся в жиз­ни и дея­тель­но­сти неко­то­рых извест­ных пер­со­на­жей еще и в пери­од пред­смерт­но­го кри­зи­са рес­пуб­ли­ки… О воен­ном талан­те Лукул­ла и лич­ном его уча­стии в воин­ских подви­гах, о его вер­но­сти зако­нам и cle­men­tia, бла­го­че­сти­вой пре­дан­но­сти стар­шим гово­рит­ся в таком зна­чи­тель­ном коли­че­стве источ­ни­ков, что сомне­вать­ся в сооб­щае­мых сведе­ни­ях не при­хо­дит­ся»⁶⁶. Но этот чело­век, вос­пи­тан­ный в тра­ди­ци­ях рим­ской ста­ри­ны, волей обсто­я­тельств скон­цен­три­ро­вал в сво­их руках власть, кото­рой не ведал, быть может, ни один рим­ля­нин до него. Несколь­ко про­вин­ций под управ­ле­ни­ем одно­го чело­ве­ка, непре­рыв­ное коман­до­ва­ние в тече­ние дли­тель­но­го вре­ме­ни — все это пло­хо вяза­лось с рес­пуб­ли­кан­ской кон­сти­ту­ци­ей⁶⁷. Но экс­тра­ор­ди­нар­ные обсто­я­тель­ства тре­бо­ва­ли и экс­тра­ор­ди­нар­ной вла­сти, чет­ко­го кон­сти­ту­ци­он­но­го опре­де­ле­ния пре­де­лов вла­сти пол­ко­во­д­ца, его пол­но­мо­чий, вклю­чая пол­но­мо­чия в обла­сти внеш­ней поли­ти­ки. Все­го это­го Лукулл не имел, оста­ва­ясь орди­нар­ным рим­ским про­ма­ги­ст­ра­том, полу­чив­шим пору­че­ние вести вой­ну. Нечет­кость пол­но­мо­чий Лукул­ла созда­ва­ла бла­го­при­ят­ные воз­мож­но­сти для атак на его дей­ст­вия, поли­ти­че­ских инси­ну­а­ций, обви­не­ний в пре­вы­ше­нии вла­сти и т. п. В этом смыс­ле поло­же­ние Пом­пея, явив­ше­го­ся доби­вать уже раз­би­то­го Мит­ри­да­та, было гораздо луч­ше: его импе­рий пре­до­став­лял ему такие вполне кон­сти­ту­ци­он­ные воз­мож­но­сти, кото­рых не было у Лукул­ла. Сле­до­ва­тель­но, одной из при­чин неуда­чи и сме­ще­ния Лукул­ла было новое для Рима это­го вре­ме­ни несоот­вет­ст­вие меж­ду вла­стью, кото­рой рас­по­ла­гал пол­ко­во­дец, и рес­пуб­ли­кан­ской кон­сти­ту­ци­ей и страх, кото­рый испы­ты­ва­ла рим­ская граж­дан­ская общи­на в лице ее лиде­ров, перед воз­рас­та­ни­ем силы и само­сто­я­тель­но­сти пол­ко­во­д­ца, прак­ти­че­ски лишен­но­го кон­тро­ля из цен­тра во вре­мя его дли­тель­ной кам­па­нии. Имея талант и пол­но­мо­чия для реше­ния чисто воен­ных задач, Лукулл не имел пол­но­мо­чий поли­ти­че­ских. Как спо­соб­ный адми­ни­ст­ра­тор, близ­ко зна­ко­мый с усло­ви­я­ми элли­ни­сти­че­ско­го Восто­ка, он, види­мо, пони­мал необ­хо­ди­мость созда­ния эффек­тив­ной систе­мы управ­ле­ния восточ­ны­ми про­вин­ци­я­ми дер­жа­вы, но не имел пол­но­мо­чий для это­го, да, навер­ное, и не знал, как это сде­лать. Един­ст­вен­ное, на что он был спо­со­бен — это пре­се­кать кон­крет­ные зло­употреб­ле­ния, что явля­лось доста­точ­но рас­про­стра­нен­ным сре­ди чест­ных с.62 сенат­ских намест­ни­ков поведе­ни­ем. Будучи при­вер­жен­цем норм тра­ди­ци­он­ной рим­ской мора­ли, Лукулл ока­зал­ся не в состо­я­нии оце­нить те пере­ме­ны, кото­рые про­ис­хо­ди­ли в обще­ст­вен­ной и част­ной жиз­ни рим­лян его вре­ме­ни. Эти пере­ме­ны, без­услов­но, затро­ну­ли и его — в том, что каса­лось част­ной жиз­ни, рос­кошь кото­рой у Лукул­ла явно нару­ша­ла освя­щен­ные обы­ча­ем рим­ские нор­мы. Но, ведя рос­кош­ную жизнь, ска­зоч­но обо­га­ща­ясь за счет воен­ной добы­чи, зада­вая «лукул­ло­вы пиры» — Л. Лици­ний Лукулл стро­го соблюдал непи­са­ный «кодекс чести» рим­ля­ни­на в делах обще­ст­вен­ных. За исклю­че­ни­ем слу­чая из его моло­до­сти, когда он отка­зал­ся сотруд­ни­чать с Фим­бри­ей, у нас нет ни одно­го фак­та, кото­рый гово­рил бы о том, что Лукулл в ходе воен­ных дей­ст­вий забо­тил­ся боль­ше о лич­ной выго­де, чем о государ­ст­вен­ных инте­ре­сах. Ему было не понять пуб­ли­ка­нов, про­дол­жав­ших пого­ню за нажи­вой даже перед лицом страш­но­го вра­га и совер­шен­но не забо­тив­ших­ся о бла­ге государ­ства; он не пони­мал сол­дат, с трудом вос­при­ни­мав­ших речи о сла­ве, но зато стре­мив­ших­ся туда, где их жда­ла боль­шая и лег­кая добы­ча; ему были непри­ят­ны моло­дые често­люб­цы, пре­тен­до­вав­шие на осо­бое поло­же­ние лишь на осно­ве лич­ных свя­зей и род­ства и стре­мив­ши­е­ся не к про­слав­ле­нию рим­ско­го ору­жия, но лишь к соб­ст­вен­но­му воз­вы­ше­нию.

При­спо­со­бить­ся к этим явле­ни­ям Лукулл не мог и не хотел. Новые пра­ви­ла поли­ти­че­ской игры, при помо­щи кото­рых он был лишен пра­ва назвать сво­ей победу над Мит­ри­да­том⁶⁸, были ему не по душе. Он всту­пил в вой­ну в оди­но­че­стве — с раз­но­шерст­ным вой­ском, не имев­шим преж­де ника­ких кон­так­тов с ним, и с доволь­но слу­чай­ным набо­ром лега­тов (в отли­чие от Пом­пея, у кото­ро­го сло­жи­лась «коман­да» лич­но пре­дан­ных ему лега­тов, кото­рые сле­до­ва­ли за ним и в Испа­нии, и в пират­ской войне, и в войне с Мит­ри­да­том) — и в оди­но­че­стве же вой­ну поки­нул, так и не снис­кав попу­ляр­но­сти в вой­ске, кото­рое он вел от победы к победе, и на фоне пере­ч­ня дея­ний, за кото­рые ему был пре­до­став­лен три­умф, жесто­кой издев­кой выгляде­ло ничтож­ное чис­ло сол­дат, остав­лен­ных ему Пом­пе­ем для это­го тор­же­ства⁶⁹.