«Свои» и «чужие» жреческие коллегии в раннем Риме

с.42 Одной из наи­бо­лее важ­ных про­блем исто­рии древ­не­го мира, без сомне­ния, явля­ет­ся про­бле­ма соот­но­ше­ния «сво­его» и «чужо­го» в антич­ной и, в част­но­сти, в рим­ской куль­ту­ре. Дей­ст­ви­тель­но, вза­и­мо­дей­ст­вие древ­не­го Рима с окру­жаю­щим его миром более чем актив­но про­яв­ля­лось в бес­чис­лен­ном мно­же­стве самых раз­лич­ных аспек­тов — от тра­ди­ций гра­до­стро­и­тель­ства до одеж­ды. При этом, не оста­лась в сто­роне и область сакраль­но­го, в кото­рой выше­упо­мя­ну­тое вза­и­мо­дей­ст­вие нашло вполне отчет­ли­вое и яркое выра­же­ние.

Как извест­но, рели­ги­оз­ная сфе­ра древ­не­го Рима уже в цар­скую и ран­не­рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху про­шла весь­ма дли­тель­ный путь в сво­ем раз­ви­тии — от доста­точ­но при­ми­тив­ных веро­ва­ний сель­ско-общин­но­го харак­те­ра до вполне раз­ви­той и раз­ветв­лен­ной систе­мы куль­тов с антро­по­морф­ны­ми боже­ства­ми, хра­ма­ми, спе­ци­аль­но учреж­ден­ны­ми жре­че­ски­ми кол­ле­ги­я­ми и тща­тель­но выве­рен­ны­ми цере­мо­ни­я­ми. Несо­мнен­но, одной из основ­ных линий в подоб­ном «совер­шен­ст­во­ва­нии» рим­ской рели­гии был пер­ма­нент­ный про­цесс заим­ст­во­ва­ния божеств и сакраль­ной прак­ти­ки дру­гих пле­мен и наро­дов. Сна­ча­ла он выра­жал­ся в сли­я­нии и упо­рядо­че­нии куль­тов соста­вив­ших Рим общин, а затем — в актив­ном «импор­те чужих богов», осно­ван­ном на дина­ми­че­ском пред­став­ле­нии рим­лян о сво­ем про­стран­стве и сопут­ст­во­вав­шем их посто­ян­ной воен­ной экс­пан­сии¹.

Наи­бо­лее ярко подоб­ное втя­ги­ва­ние ино­зем­ных (преж­де все­го этрус­ских и гре­че­ских) божеств в рим­скую сакраль­ную сфе­ру про­яв­ля­лось в прак­ти­ке evo­ca­tio, т. е. сово­куп­но­сти при­е­мов «пере­ма­ни­ва­ния» чужих богов на свою сто­ро­ну. Имен­но подоб­ным обра­зом Фурий Камилл обра­щал­ся к вей­ян­ской Юноне в 396 г. до н. э., а Сци­пи­он Эми­ли­ан — к богам Кар­фа­ге­на в 149 г. до н. э. В то же вре­мя, есте­ствен­но, выше­упо­мя­ну­тый про­цесс имел и весь­ма зна­чи­тель­ные послед­ст­вия соци­аль­но­го харак­те­ра. Преж­де все­го, они про­яви­лись в появ­ле­нии новых жре­цов, их орга­ни­за­ции в спе­ци­аль­ные кол­ле­гии, посте­пен­ном рас­ши­ре­нии функ­ций послед­них и т. д. Имен­но дан­ный аспект сакраль­ной жиз­ни ран­не­го Рима будет рас­смот­рен в этой рабо­те. Так, мы поста­ра­ем­ся выде­лить и по воз­мож­но­сти пол­но оха­рак­те­ри­зо­вать основ­ные эта­пы и раз­но­вид­но­сти вклю­че­ния свя­щен­но­слу­жи­те­лей, свя­зан­ных с «чужи­ми» куль­та­ми, в сакраль­ную сфе­ру Рима — начи­ная с его осно­ва­ния и до кон­ца III в. до н. э.

По наше­му мне­нию, скла­ды­ва­ние рим­ской рели­ги­оз­ной сфе­ры в инте­ре­су­ю­щем нас аспек­те про­хо­ди­ло в два основ­ных эта­па. На пер­вом, охва­ты­ваю­щем прак­ти­че­ски весь цар­ский пери­од, была в основ­ном сфор­ми­ро­ва­на опре­де­лен­ная с.43 сово­куп­ность так назы­вае­мых dii in­di­gen­tes («ста­ро­жи­лов») и слу­жив­ших им жре­цов. Это фор­ми­ро­ва­ние в свою оче­редь про­хо­ди­ло дву­мя раз­лич­ны­ми путя­ми. Во-пер­вых, в про­цес­се объ­еди­не­ния ряда латин­ских и ита­лий­ских посе­ле­ний в рим­скую ci­vi­tas одно­вре­мен­но про­те­ка­ло и сли­я­ние их раз­но­род­ных куль­тов, а так­же посте­пен­ное фор­ми­ро­ва­ние син­кре­ти­че­ской обще­рим­ской рели­гии путем при­да­ния отдель­ным общин­ным и пле­мен­ным богам обще­го­род­ско­го ста­ту­са². Подоб­ным обра­зом воз­ник­ли куль­ты Мар­са, Кви­ри­на, Яну­са, Весты, т. е. божеств, сим­во­ли­зи­ро­вав­ших окру­же­ние, гра­ни­цы и свя­щен­ный центр общи­ны.

Куль­ты Мар­са и Кви­ри­на, божеств-хра­ни­те­лей латин­ской общи­ны Пала­ти­на и сабин­ской общи­ны Кви­ри­на­ла, изна­чаль­но, по всей види­мо­сти, обслу­жи­ва­лись кол­лек­тив­ны­ми жре­че­ства­ми, осно­ван­ны­ми на кров­ном род­стве и в первую оче­редь осу­ществляв­ши­ми функ­цию защи­ты общин­ной терри­то­рии от враж­деб­но­го воздей­ст­вия внеш­них сил. К этим древ­ней­шим сооб­ще­ствам свя­щен­но­слу­жи­те­лей, без­услов­но, отно­сят­ся frat­res Ar­va­les («арваль­ские бра­тья»), по пре­да­нию, воз­ник­шие еще при Рому­ле, а так­же sa­lii Pa­la­ti­ni (пала­тин­ские салии или салии Мар­са), офи­ци­аль­но учреж­ден­ные Нумой Пом­пи­ли­ем (Liv. I. 20. 4; Dion. Hal. II. 70; Plut. Nu­ma. 13) и sa­lii Col­li­ni («салии хол­мов» или салии Кви­ри­на), полу­чив­шие государ­ст­вен­ный ста­тус в эпо­ху прав­ле­ния Тул­ла Гости­лия (Dion. Hal. III. 32. 4). Воз­мож­но, к этой же груп­пе жре­честв мож­но при­чис­лить и лупер­ков, отдель­ные риту­а­лы кото­рых, такие, как бег вокруг Пала­ти­на, при­не­се­ние в жерт­ву соба­ки и т. д. (Dion. Hal. I. 80; Serv. Aen. VIII. 343; Plut. Rom. 21; Ovid. Fast. II), так­же ука­зы­ва­ют на связь с Мар­сом или сход­ным боже­ст­вом. Кро­ме того, при Нуме Пом­пи­лии появи­лись и инди­виду­аль­ные жре­цы — фла­ми­ны Мар­са и Кви­ри­на (Liv. I. 20. 1—2; Dion. Hal. II. 63; Cic. De rep. II. 26; Plut. Nu­ma. 7). Жре­че­ские функ­ции в куль­те Яну­са, судя по все­му, испол­ня­лись самим царем (в пери­од Рес­пуб­ли­ки — rex sac­ro­rum)³, а в куль­те Весты — кол­ле­ги­ей веста­лок, тес­но свя­зан­ной с рек­сом и, по мне­нию ряда иссле­до­ва­те­лей, даже изна­чаль­но состо­яв­шей из цар­ских доче­рей⁴.

Конеч­но, все пере­чис­лен­ные выше боже­ства, куль­ты и жре­че­ства нахо­дят весь­ма широ­кие парал­ле­ли у мно­же­ства наро­дов древ­но­сти — от гре­ков до ски­фов⁵. Одна­ко, по наше­му мне­нию, на осно­ве это­го нель­зя делать вывод о том, что они были заим­ст­во­ва­ны. Судя по все­му, подоб­ное сход­ство мог­ло быть обу­слов­ле­но лишь сход­ным уров­нем раз­ви­тия ран­не­рим­ско­го и про­чих арха­и­че­ских обществ, в первую оче­редь, индо­ев­ро­пей­ских.

Во-вто­рых, уже при пер­вых царях Рим всту­пил в тес­ный кон­такт со сво­и­ми непо­сред­ст­вен­ны­ми соседя­ми — ита­ли­ка­ми, этрус­ка­ми и лати­на­ми, изна­чаль­но не вхо­див­ши­ми в состав рим­ской город­ской общи­ны. Одним из самых зна­чи­тель­ных с.44 резуль­та­тов это­го вза­и­мо­дей­ст­вия ста­ло попол­не­ние рим­ско­го пан­тео­на за счет божеств ита­лий­ских, латин­ских и этрус­ских горо­дов. В част­но­сти, по пред­по­ло­же­нию У. Фоуле­ра⁶, культ Юпи­те­ра, посте­пен­но вышед­ший на пер­вое место в сакраль­ной сфе­ре Рима, был заим­ст­во­ван из Аль­ба Лон­ги, издав­на свя­зан­ной с горо­дом Рому­ла и поко­рен­ной Тул­лом Гости­ли­ем с исполь­зо­ва­ни­ем фор­му­лы de­di­tio. Соглас­но этой фор­му­ле, побеж­ден­ные пере­да­ва­ли рим­ско­му царю «все боже­ское и чело­ве­че­ское», в том чис­ле сво­их богов и их свя­ти­ли­ща⁷. По всей види­мо­сти, пер­во­на­чаль­но, еще до поко­ре­ния аль­бан­цев, функ­ции жре­ца Юпи­те­ра испол­нял сам рекс, а затем, в резуль­та­те так назы­вае­мой «рефор­мы Нумы» эта свя­щен­ная обя­зан­ность пере­шла к спе­ци­аль­но­му фла­ми­ну Юпи­те­ра — fla­men Dia­lis (Liv. I. 20. 1—2; Dion. Hal. II. 63; Cic. De rep. II. 26; Plut. Nu­ma. 7).

Судя по все­му, кон­так­ты с ита­лий­ски­ми наро­да­ми при­ве­ли так­же к заим­ст­во­ва­нию у них феци­аль­но­го пра­ва: соглас­но рим­ской тра­ди­ции, Анк Мар­ций заим­ст­во­вал его у экви­ко­лов (Liv. I. 32. 5). С этим же про­цес­сом было непо­сред­ст­вен­но свя­за­но и учреж­де­ние кол­ле­гии феци­а­лов, ведав­ших сакраль­ной сто­ро­ной меж­ду­на­род­ных отно­ше­ний. Еще более важ­ные послед­ст­вия для рим­ской сакраль­ной сфе­ры име­ло вза­и­мо­дей­ст­вие с этрус­ка­ми — наро­дом, несо­мнен­но, более циви­ли­зо­ван­ным, чем пер­вые рим­ляне, в том чис­ле и в обла­сти куль­то­вой прак­ти­ки. Имен­но у этрус­ков, по всей види­мо­сти, была заим­ст­во­ва­на систе­ма спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ных жре­че­ских кол­ле­гий и при­е­мов гада­ния, а так­же стро­гая регла­мен­та­ция куль­та⁸. Как извест­но, заим­ст­во­ван­ные при­е­мы уга­ды­ва­ния воли богов (di­vi­na­tio) дели­лись на две основ­ные груп­пы — по небес­ным зна­ме­ни­ям (в том чис­ле и по поле­ту птиц) и по внут­рен­но­стям жерт­вен­ных живот­ных. Пер­вая из этих гада­тель­ных систем ста­ла досто­я­ни­ем пред­ста­ви­те­лей одно­го из древ­ней­ших жре­че­ских инсти­ту­тов — авгу­ров, изна­чаль­но совер­шав­ших риту­а­лы, свя­зан­ные с пло­до­ро­ди­ем (augu­rium)⁹, а при Нуме орга­ни­зо­ван­ных в спе­ци­аль­ную кол­ле­гию (Cic. De rep. II. 26; Liv. IV. 4. 2). Вто­рой же спо­соб гада­ния вплоть до сво­его запре­та в IV в. н. э. нахо­дил­ся в руках гаруспи­ков, все­гда про­ис­хо­див­ших из Этру­рии, спе­ци­аль­но при­гла­шав­ших­ся в Рим для совер­ше­ния осо­бо важ­ных гада­ний (Liv. V. 15. 1; XXVII. 37. 6; Gell. IV. 5; Cic. Har. 25; Cat. III. 19; Div. II. 11; Tac. Hist. IV. 53) и орга­ни­зо­ван­ных в осо­бую кол­ле­гию лишь в кон­це Рес­пуб­ли­ки¹⁰ или даже в нача­ле Импе­рии.

Все боже­ства, вошед­шие в рим­ский пан­те­он на рас­смот­рен­ном эта­пе, полу­чи­ли у рим­лян назва­ние dii in­di­gen­tes. Жре­цы же, обслу­жи­вав­шие их куль­ты (фла­ми­ны, вестал­ки) нахо­ди­лись в под­чи­не­нии сна­ча­ла у царя, а затем у кол­ле­гии пон­ти­фи­ков. Так, напри­мер, в функ­ции вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка (pon­ti­fex ma­xi­mus) вхо­ди­ло нака­за­ние веста­лок в слу­чае нару­ше­ния ими сво­ей сакраль­ной чистоты (Liv. XXVIII. 11. 6; Dion. Hal. II. 67; Val. Max. I. 1. 6), уча­стие в посвя­ще­нии фла­ми­нов (Cic. Phil. II. 43; Brut. 1; Suet. Cal. 12; Val. Max. VI. 9. 3), а так­же их назна­че­ние (Liv. XXVII. 8. 4—10). Вооб­ще же пон­ти­фи­ки высту­па­ли в каче­стве основ­ных с.45 блю­сти­те­лей pax deo­rum и демон­стри­ро­ва­ли зна­чи­тель­ное сход­ство с этрус­ски­ми жре­ца­ми: в круг обя­зан­но­стей рас­смат­ри­вае­мой кол­ле­гии точ­но так же вхо­ди­ло не толь­ко общее руко­вод­ство рели­ги­оз­ны­ми дей­ст­ви­я­ми всех уров­ней (Liv. I. 20. 6; Dion. Hal. II. 73; Plut. Nu­ma. 9), но и сохра­не­ние опре­де­лен­ной сум­мы поло­жи­тель­ных зна­ний, вклю­чая зачат­ки пра­ва и исто­рио­гра­фии¹¹. Любо­пыт­но так­же, что куль­ты «инди­ге­тов», а так­же упо­мя­ну­тые систе­мы пред­ска­за­ния (вклю­чая и чисто этрус­скую гаруспи­ци­ну) вплоть до рас­про­стра­не­ния хри­сти­ан­ства рас­смат­ри­ва­лись рим­ски­ми авто­ра­ми как осно­вы «нра­вов пред­ков», искон­ных начал рим­ской жиз­ни, про­ти­во­сто­я­щих «чуже­зем­ным суе­ве­ри­ям» (Liv. XXXI. 16. 7; Cic. De rep. II. 16; De leg. VIII. 20; De nat. deor. II. 7—10; Div. I. 3).

Вто­рой этап рас­смат­ри­вае­мо­го нами про­цес­са мож­но услов­но начать с при­об­ре­те­ния послед­ним рим­ским царем Тарк­ви­ни­ем Гор­дым Сивил­ли­ных книг из хра­ма Апол­ло­на в Кумах (Dion. Hal. IV. 62. 5). Здесь вновь про­яви­лась откры­тость рим­ской сакраль­ной сфе­ры для рели­ги­оз­ной прак­ти­ки дру­гих наро­дов, на этот раз — гре­ков. Начи­ная с кон­ца VI в. до н. э. гре­че­ские ора­ку­лы посте­пен­но при­об­ре­та­ли все боль­ший авто­ри­тет у рим­ско­го наро­да. Так, коли­че­ство обра­ще­ний к lib­ri fa­ta­les, упо­мя­ну­тых в источ­ни­ках, не усту­па­ет упо­ми­на­ни­ям кон­суль­та­ций с пон­ти­фи­ка­ми, авгу­ра­ми или гаруспи­ка­ми (обра­ще­ние во вре­мя зем­ле­тря­се­ния 461 г. до н. э. — Liv. III. 10. 6, чумы 433 г. до н. э. — Liv. IV. 25. 2, воен­но­го раз­гро­ма 217 г. до н. э. — Liv. XXII. 1. 17—19 и т. д.). Создан­ная же для тол­ко­ва­ния Сивил­ли­ных книг спе­ци­аль­ная кол­ле­гия жре­цов по свя­щен­ным делам одно­вре­мен­но уси­ли­ва­ла свое рели­ги­оз­ное и соци­аль­но-поли­ти­че­ское зна­че­ние.

Извест­но, что пер­во­на­чаль­но дан­ная сакраль­ная орга­ни­за­ция вклю­ча­ла все­го двух жре­цов (duum­vi­ri sac­ris fa­ciun­dis), зани­ма­лась лишь тол­ко­ва­ни­ем ора­ку­лов и была под­чи­не­на царю (Dion. Hal. IV. 62). Одна­ко в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки она была два­жды (в 367 и 81 гг. до н. э.) рас­ши­ре­на (до 10 и 15 чело­век соот­вет­ст­вен­но), при­об­ре­ла доста­точ­ную само­сто­я­тель­ность и зна­чи­тель­но уве­ли­чи­ла свои функ­ции: из про­стых пред­ска­за­те­лей жре­цы по свя­щен­ным делам пре­вра­ти­лись в под­лин­ных про­вод­ни­ков ино­зем­ных куль­тов для рим­ско­го обще­ства. Так, имен­но их ста­ра­ни­я­ми учреж­да­лись пиры, игры, служ­бы в честь Апол­ло­на, Гер­ку­ле­са, Диа­ны, Мер­ку­рия, Неп­ту­на и т. д., а так­же соору­жа­лись их хра­мы и изва­я­ния (Liv. V. 13. 6; XXV. 12. 12; XXXVIII. 35. 4 и т. д.). Таким обра­зом в рим­ский пан­те­он посте­пен­но было вклю­че­но зна­чи­тель­ное коли­че­ство гре­че­ских божеств — уже не по фор­му­ле evo­ca­tio или de­di­tio, а по пред­пи­са­нию Сивил­ли­ных книг. Подоб­ным же обра­зом в Риме появи­лись куль­ты этрус­ской Юно­ны Цари­цы (Liv. XXVII. 37. 11; XXXI. 12. 9) и мало­азий­ской Вели­кой Мате­ри (Liv. XXIX. 11. 14).

Кро­ме того, соглас­но кон­суль­та­ци­ям с «сакраль­ной кол­ле­ги­ей» в рели­ги­оз­ную прак­ти­ку Рима были внед­ре­ны и новые фор­мы покло­не­ния богам — suppli­ca­tio (тор­же­ст­вен­ная про­цес­сия в гре­че­ских оде­я­ни­ях) и lec­tis­ter­nia (пиры в честь богов), очень быст­ро став­шие весь­ма попу­ляр­ны­ми. Часто дан­ные цере­мо­нии воз­глав­ля­лись сами­ми жре­ца­ми по свя­щен­ным делам (Liv. V. 13. 5; XXV. 12. 13; XXVII. 37. 13).

Таким обра­зом сло­жи­лась вто­рая важ­ная груп­па рим­ских богов — dii no­ven­si­des («ново­седы»), нахо­див­ша­я­ся в веде­нии спе­ци­аль­ной «сакраль­ной с.46 кол­ле­гии», а не тра­ди­ци­он­ных пон­ти­фи­ков, одна­ко при этом играв­шая весь­ма зна­чи­тель­ную роль в рели­ги­оз­ной жиз­ни Рима. Кро­ме того, с 217 г. до н. э. лек­ти­стер­нии ста­ли про­во­дить­ся и для рим­ских богов, кото­рые посте­пен­но ста­ли отож­дествлять­ся и асси­ми­ли­ро­вать­ся с гре­че­ски­ми¹², что еще более уси­ли­ло авто­ри­тет жре­цов по свя­щен­ным делам.

В то же вре­мя, начи­ная с рубе­жа III—II вв. до н. э. ста­ло ясно, что рим­ская рели­ги­оз­ная сфе­ра (по край­ней мере, на офи­ци­аль­ном уровне) все же не настоль­ко откры­та для чуже­зем­ных вли­я­ний. Хлы­нув­шие в Город орги­а­сти­че­ские и мисти­че­ские куль­ты и сопут­ст­ву­ю­щие им жре­че­ства типа гал­лов-евну­хов, слу­жив­ших Вели­кой Мате­ри, встре­ти­ли доста­точ­но оже­сто­чен­ное сопро­тив­ле­ние со сто­ро­ны жре­честв, став­ших уже тра­ди­ци­он­ны­ми и вполне соот­вет­ст­во­вав­ши­ми рим­ско­му прак­ти­циз­му (в их чис­ло мы вклю­ча­ем не толь­ко пон­ти­фи­ков, но и этрус­ских гаруспи­ков и жре­цов по свя­щен­ным делам). Дан­ное сопро­тив­ле­ние про­яви­лось, в част­но­сти, в запре­те рим­ским граж­да­нам ста­но­вить­ся жре­ца­ми Вели­кой Мате­ри (203 г. до н. э.), в деле о вак­ха­на­ли­ях 186 г. до н. э. и вооб­ще в появ­ле­нии рас­по­ря­же­ния об обя­за­тель­ной «реги­ст­ра­ции» для всех рели­гий. На неко­то­рое вре­мя ори­ен­та­ли­за­ция рим­ской рели­гии, таким обра­зом, была при­оста­нов­ле­на, одна­ко в эпо­ху Импе­рии она раз­вер­ну­лась с новой силой. Но это тема для отдель­но­го иссле­до­ва­ния.

Про­веден­ный же обзор пока­зы­ва­ет, что про­цесс пре­вра­ще­ния «чужих» куль­тов и жре­цов в «сво­их» на раз­ных эта­пах исто­рии Рима про­те­кал в раз­лич­ных фор­мах. Изна­чаль­но это было при­ня­тие ита­ло-этрус­ских божеств и куль­то­вой прак­ти­ки в резуль­та­те тес­ных кон­так­тов, вклю­чав­ших, поми­мо все­го про­че­го, обряды evo­ca­tio и de­di­tio. Позд­нее же на пер­вый план вышло заим­ст­во­ва­ние гре­че­ских куль­тов, про­во­див­ше­е­ся, преж­де все­го, кол­ле­ги­ей тол­ко­ва­те­лей Сивил­ли­ных книг. Несмот­ря на раз­ни­цу в чер­тах заим­ст­во­вав­ших­ся божеств и обрядов, и ита­ло-этрус­ские, и гре­че­ские боже­ства посте­пен­но соста­ви­ли еди­ный син­кре­ти­че­ский пан­те­он, а слу­жив­шие им жре­че­ские кол­ле­гии ста­ли функ­ци­о­ни­ро­вать в рам­ках офи­ци­аль­ной рели­ги­оз­ной систе­мы. Имен­но дан­ная систе­ма к эпо­хе раз­ви­той Рес­пуб­ли­ки ста­ла рас­смат­ри­вать­ся как осно­ва «mos maio­rum», про­ти­во­сто­я­щая уже более чуже­род­ным для Рима восточ­ным куль­там.

Таким обра­зом, даже в рели­ги­оз­ной сфе­ре Древ­не­го Рима прак­ти­че­ски с само­го нача­ла ее функ­ци­о­ни­ро­ва­ния очень ярко про­яви­лась одна из самых суще­ст­вен­ных черт куль­ту­ры это­го государ­ства — «усво­е­ние духов­но­го и прак­ти­че­ско­го опы­та дру­гих наро­дов»¹³. Через опре­де­лен­ное вре­мя заим­ст­во­ван­ные эле­мен­ты начи­на­ли рас­смат­ри­вать­ся даже как «искон­ные» и послу­жи­ли кра­е­уголь­ным кам­нем в фун­да­мен­те рим­ской циви­ли­за­ции.