История и историк в античном мире*

с.1 Для вся­ко­го чело­ве­ка, кому доро­ги тра­ди­ции евро­пей­ской гума­ни­тар­ной куль­ту­ры, долж­ны быть инте­рес­ны и судь­бы основ этой куль­ту­ры — гума­ни­тар­ных наук, в первую оче­редь фило­со­фии, фило­ло­гии и исто­рии. Поче­му колы­бе­лью этих наук была антич­ность, каким каче­ст­вом обла­да­ли они в эпо­ху сво­его пер­во­на­чаль­но­го раз­ви­тия, како­во было отно­ше­ние антич­но­го обще­ства и государ­ства к носи­те­лям этих отрас­лей зна­ния — все эти вопро­сы, инте­рес­ные и сами по себе, при­об­ре­та­ют акту­аль­ное зву­ча­ние, посколь­ку неволь­но побуж­да­ют к сопо­став­ле­нию ситу­а­ции с назван­ны­ми дис­ци­пли­на­ми в клас­си­че­ской древ­но­сти и в новое вре­мя. Ибо хоро­шо извест­но, какой высо­кой, мож­но ска­зать, несрав­нен­ной сте­пе­ни про­цве­та­ния достиг­ли гума­ни­тар­ные нау­ки и вся гума­ни­тар­ная куль­ту­ра в гре­ко-рим­ском мире, какой подъ­ем пере­жи­ва­ли они в эпо­ху евро­пей­ско­го гума­низ­ма, начи­ная с италь­ян­ско­го Воз­рож­де­ния и по XIX сто­ле­тие вклю­чи­тель­но, и какой кри­зис и упа­док постиг­ли их в новей­шее вре­мя. Нас инте­ре­су­ет бли­жай­шим обра­зом судь­ба исто­рии, и этим объ­яс­ня­ет­ся тема насто­я­ще­го этюда — исто­рия и исто­рик в антич­ном мире.

I. Исто­рия в систе­ме гума­ни­тар­ных наук антич­но­сти

1. Антич­ное граж­дан­ское обще­ство. Колы­бе­лью исто­ри­че­ской нау­ки было антич­ное, гре­ко-рим­ское обще­ство. То, что исто­рия как нау­ка роди­лась впер­вые имен­но в антич­ном мире, объ­яс­ня­ет­ся ярко выра­жен­ным гума­ни­тар­ным харак­те­ром антич­ной куль­ту­ры, а этот послед­ний был обу­слов­лен при­ро­дой само­го антич­но­го обще­ства. Напом­нить о харак­тер­ных чер­тах это­го послед­не­го будет нелиш­ним в кон­тек­сте наше­го изло­же­ния¹.

Антич­ное обще­ство в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва явля­ло собой граж­дан­скую общи­ну (полис, циви­тас), т. е. кор­по­ра­цию сво­бод­ных граж­дан, чет­ко отде­лен­ных от про­чих групп насе­ле­ния древ­них горо­дов — рабов и сво­бод­ных, но непол­но­прав­ных пере­се­лен­цев (мете­ков в Афи­нах, пере­гри­нов в Риме). При­зна­ком пол­но­цен­но­го граж­да­ни­на явля­лось пра­во вла­де­ния земель­ным участ­ком, дол­гом граж­да­ни­на была служ­ба в народ­ном опол­че­нии, а граж­дан­ская идео­ло­гия с.2 пред­став­ля­ла собой сум­му таких опре­де­ля­ю­щих идей как чув­ство роди­ны (полис­ный пат­рио­тизм), почи­та­ние оте­че­ских свя­тынь и тра­ди­ций, пони­ма­ние сво­бо­ды и неза­ви­си­мо­сти как неотъ­ем­ле­мых качеств сво­его государ­ства, культ зако­на, а в демо­кра­ти­че­ских общи­нах еще и убеж­де­ние в равен­стве всех перед зако­ном (у гре­ков — исо­но­мия) и в рав­ном пра­ве на выступ­ле­ние, т. е. на актив­ное уча­стие в обще­ст­вен­ной жиз­ни (исе­го­рия).

2. Досуг как атри­бут жиз­ни граж­да­ни­на. Вме­сте с тем не сле­ду­ет забы­вать, что бле­стя­щее стро­е­ние антич­но­го граж­дан­ско­го обще­ства поко­и­лось если не пол­но­стью, то в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни на рабо­вла­де­нии, что име­ло свои нега­тив­ные послед­ст­вия. В самом деле, антич­ный путь эко­но­ми­че­ско­го раз­ви­тия — без машин, но за счет экс­плуа­та­ции рабов-чуже­зем­цев — имел сво­им след­ст­ви­ем дис­креди­та­цию физи­че­ско­го, про­из­во­ди­тель­но­го труда. Такой труд в прин­ци­пе счи­тал­ся уде­лом рабов, а неотъ­ем­ле­мым каче­ст­вом сво­бод­но­го чело­ве­ка при­зна­вал­ся досуг (σχο­λή, oti­um)². Сошлем­ся в этой свя­зи на авто­ри­тет­ное мне­ние Ари­сто­те­ля о при­ма­те досу­жей жиз­ни над недо­су­жей. В «Нико­ма­хо­вой эти­ке» дает­ся опре­де­ле­ние досу­га-схолэ как цели и содер­жа­ния бла­жен­но­го состо­я­ния, чело­ве­че­ско­го сча­стья: «Счи­та­ет­ся, что сча­стье заклю­че­но в досу­ге, ведь мы лиша­ем­ся досу­га, чтобы иметь досуг, и вой­ну ведем, чтобы жить в мире (δο­κεῖ τε ἡ εὐδαι­μο­νία τῇ σχολῄ εἶναι ἀσχο­λούμε­θα γὰρ ἵνα σχο­λάζω­μεν, καὶ πο­λεμοῦ­μεν ἵνα εἰρή­νην ἄγω­μεν — X. 7. P. 1177b. 4—6)». Та же мысль раз­ви­ва­ет­ся Ари­сто­те­лем и в «Поли­ти­ке»: «Вся чело­ве­че­ская жизнь рас­па­да­ет­ся на заня­тия и досуг, на вой­ну и мир (διῄρη­ται δὲ καὶ πᾶς ὁ βίος εἰς ἀσχο­λίαν καὶ εἰς σχο­λήν καὶ πό­λε­μον καὶ εἰρή­νην), а вся дея­тель­ность чело­ве­ка направ­ле­на частью на необ­хо­ди­мое и полез­ное, частью на пре­крас­ное. Пред­по­чте­ние здесь сле­ду­ет ока­зы­вать исхо­дя из той же оцен­ки, что и для частей души и обу­слов­лен­ной ими дея­тель­но­сти: вой­на суще­ст­ву­ет ради мира, заня­тия — ради досу­га, необ­хо­ди­мое и полез­ное — ради пре­крас­но­го… Нуж­но, чтобы граж­дане име­ли воз­мож­ность зани­мать­ся дела­ми и вести вой­ну, но, что еще пред­по­чти­тель­нее, наслаж­дать­ся миром и поль­зо­вать­ся досу­гом, совер­шать все необ­хо­ди­мое и полез­ное, а еще более того — пре­крас­ное (VII. 13. 8—9. P. 1333a. 30—36)».

Заме­ча­тель­но, что про­воз­гла­ше­ние опре­де­ля­ю­щей роли досу­га отно­сит­ся у Ари­сто­те­ля исклю­чи­тель­но к граж­да­нам — не к рабам. Ситу­а­ция с эти­ми послед­ни­ми резю­ми­ру­ет­ся древним фило­со­фом в корот­кой фра­зе: «Посло­ви­ца гово­рит: “Нет досу­га для рабов” (κα­τὰ γὰρ τὴν πα­ροιμίαν, οὐ σχολὴ δούλοις — Pol. VII. 13. 18. P. 1334a. 20—21)». Что же каса­ет­ся граж­дан, то для них осу­щест­вле­ние досу­жей жиз­ни было тем более воз­мож­ным, что их досуг был мате­ри­аль­но обес­пе­чен — не толь­ко их соб­ст­вен­ным име­ни­ем и хозяй­ст­вом, но и государ­ст­вен­ной под­держ­кой. Ибо граж­дан­ская общи­на у древ­них гре­ков и рим­лян была вме­сте с.3 с тем и государ­ст­вом, от кото­ро­го граж­дане тре­бо­ва­ли и полу­ча­ли необ­хо­ди­мое мате­ри­аль­ное вспо­мо­ще­ст­во­ва­ние.

3. Земле­вла­де­ние, поли­ти­ка и атле­ти­ка как пред­по­чти­тель­ные заня­тия для граж­дан. Един­ст­вен­ным достой­ным сво­бод­но­го чело­ве­ка эко­но­ми­че­ским заня­ти­ем счи­та­лось земле­вла­де­ние. (Здесь неволь­но напра­ши­ва­ет­ся срав­не­ние с извест­ным фран­цуз­ским филь­мом «Тай­на фер­мы Мес­се», где глав­ный герой, в бле­стя­щем испол­не­нии Жана Габе­на, на вопрос сле­до­ва­те­ля о его про­фес­сии, не колеб­лясь, отве­ча­ет: «Земле­вла­де­лец»). Конеч­но, нор­ма­тив­ное зна­че­ние земле­вла­де­ния отнюдь не озна­ча­ло, что все граж­дане в антич­ном обще­стве дей­ст­ви­тель­но были земле­вла­дель­ца­ми. Зна­чи­тель­ная их часть зани­ма­лась ремес­ла­ми, тор­гов­лей и кредит­ны­ми опе­ра­ци­я­ми (ростов­щи­че­ст­вом), но эти заня­тия не были в чести (ср. недву­смыс­лен­ные на этот счет выска­зы­ва­ния у гре­ков, напри­мер, Ксе­но­фон­та в «Эко­но­ми­ке» и Ари­сто­те­ля в «Поли­ти­ке», а у рим­лян — Като­на в трак­та­те «О сель­ском хозяй­стве»). Одна­ко бес­спор­но, что опре­де­ля­ю­щую роль в эко­но­ми­ке антич­но­го мира игра­ло имен­но зем­леде­лие, соот­вет­ст­вен­но в соци­аль­ном плане — земле­вла­де­ние, а в обще­ст­вен­ном созна­нии — идео­ло­гия земель­ных соб­ст­вен­ни­ков.

Антич­ное граж­дан­ское обще­ство явля­ло собой преж­де все­го кор­по­ра­цию земель­ных соб­ст­вен­ни­ков. Вла­де­ние зем­лей в соче­та­нии с раз­но­го рода государ­ст­вен­ны­ми дота­ци­я­ми обес­пе­чи­ва­ло необ­хо­ди­мый мате­ри­аль­ный доста­ток, а широ­кое исполь­зо­ва­ние чужо­го труда достав­ля­ло, по край­ней мере, людям это­го кру­га зна­чи­тель­ный досуг. Но нали­чие досу­га отнюдь не озна­ча­ло, что граж­дане антич­ных государств вели в бук­валь­ном смыс­ле сло­ва без­дель­ную жизнь. Граж­дане состав­ля­ли общи­ну, от без­опас­но­го суще­ст­во­ва­ния кото­рой напря­мую зави­се­ла судь­ба соб­ст­вен­но­сти и жиз­ни каж­до­го отдель­но­го граж­да­ни­на. Отсюда созна­ние необ­хо­ди­мо­сти для каж­до­го граж­да­ни­на дея­тель­но­го уча­стия в жиз­ни общи­ны, в обще­ст­вен­ной дея­тель­но­сти. Укло­не­ние от тако­го уча­стия — апо­ли­тич­ность в бук­валь­ном смыс­ле сло­ва — счи­та­лось тяг­чай­шим пре­ступ­ле­ни­ем. Но дело не огра­ни­чи­ва­лось созна­ни­ем дол­га — при­над­леж­ность к граж­дан­ско­му обще­ству, к кол­лек­ти­ву, зако­но­мер­но порож­да­ла сорев­но­ва­тель­ное стрем­ле­ние к пер­вен­ству (аго­наль­ный дух)³, а есте­ствен­ным полем при­ло­же­ния и реа­ли­за­ции это­го стрем­ле­ния ока­зы­ва­лись необ­хо­ди­мые для граж­дан служ­ба в вой­ске и уча­стие в поли­ти­че­ской жиз­ни. Отсюда интен­сив­ное раз­ви­тие атле­ти­ки, свя­зан­ной с воен­ным делом, и поли­ти­ки как рода дея­тель­но­сти, а вме­сте с тем и как осо­бой нау­ки. Этим же объ­яс­ня­лось сохра­не­ние уна­сле­до­ван­ной от древ­ней ари­сто­кра­ти­че­ской эпо­хи, от геро­и­че­ско­го вре­ме­ни, тра­ди­ции высо­кой граж­дан­ской доб­ле­сти (ἀρε­τή, vir­tus), рав­но как и культ гар­мо­ни­че­ски раз­ви­той лич­но­сти (у гре­ков — κα­λοκἀγα­θία).

с.4 4. Гума­ни­тар­ные заня­тия и гума­ни­тар­ные зна­ния. Неуча­стие в про­из­во­ди­тель­ном труде обо­ра­чи­ва­лось рав­но­ду­ши­ем к тех­ни­ке и свя­зан­ным с нею есте­ствен­но­на­уч­ным дис­ци­пли­нам. Тем более зако­но­мер­ным было — в усло­ви­ях, с одной сто­ро­ны, досу­же­го суще­ст­во­ва­ния, а с дру­гой — воздей­ст­вия граж­дан­ских сорев­но­ва­тель­ных импуль­сов — тяго­те­ние граж­дан антич­ных горо­дов к гума­ни­тар­ным заня­ти­ям и гума­ни­тар­но­му зна­нию. Гума­ни­тар­ные заня­тия — это заня­тия, свя­зан­ные с глав­ны­ми сфе­ра­ми само­вы­ра­же­ния чело­ве­ка, со сло­вом и обра­зом, т. е. в первую оче­редь поэ­зия и искус­ство. Сюда же отно­сят­ся и такие, одно­вре­мен­но непо­сред­ст­вен­ные и изощ­рен­ные фор­мы досу­же­го заня­тия, как беседа и рас­суж­де­ние, став­шие осно­вой фило­со­фии. Чисто спе­ку­ля­тив­ный харак­тер фило­соф­ских заня­тий на прак­ти­ке обо­ра­чи­вал­ся досу­жей бесе­дой, диа­ло­гом, что нало­жи­ло отпе­ча­ток на все про­чие раз­вив­ши­е­ся позд­нее из фило­со­фии гума­ни­тар­ные жан­ры. Интен­сив­ное раз­ви­тие всех этих гума­ни­тар­ных заня­тий, опре­де­ля­е­мое иде­аль­ны­ми побуж­де­ни­я­ми, при­да­ло антич­ной куль­ту­ре несрав­нен­ный худо­же­ст­вен­ный блеск и столь же несрав­нен­ное гар­мо­ни­че­ское каче­ство в соче­та­нии с исклю­чи­тель­ной глу­би­ной мыс­ли. В свою оче­редь, гума­ни­тар­ное зна­ние — это зна­ние о чело­ве­ке как соци­аль­ном суще­стве. Это зна­ние заяв­ля­ет о себе уже в эпо­ху ран­ней арха­и­ки в поэ­зии Гоме­ра, Геси­о­да, Соло­на. Из это­го зна­ния раз­ви­лись соот­вет­ст­вен­ные науч­ные отрас­ли — фило­со­фия и исто­рия, а чуть поз­же рито­ри­ка и грам­ма­ти­ка (фило­ло­гия), став­шие фун­да­мен­том того кру­га наук, кото­рые позд­нее полу­чи­ли назва­ние сво­бод­ных искусств.

5. Гума­ни­тар­ные нау­ки, или сво­бод­ные искус­ства. Фило­со­фия и исто­рия вооб­ще были пер­вые нау­ки, родив­ши­е­ся в антич­ном мире⁴. Имен­но они бли­жай­шим обра­зом были выра­же­ни­я­ми той созер­ца­тель­ной дея­тель­но­сти (ἡ θεω­ρητικὴ ἐνέρ­γεια), кото­рую Ари­сто­тель при­зна­вал наи­луч­шей и наи­бо­лее достой­ной сво­бод­но­го чело­ве­ка (E. N. X. 7. P. 1177a. 12 sqq.). Фило­со­фия была муд­ро­стью вооб­ще, при­зван­ной разъ­яс­нить поло­же­ние чело­ве­ка в мире, или, как гово­ри­ли гре­ки, в кос­мо­се, разъ­яс­нить при­ро­ду мира и соот­но­ше­ние двух его важ­ней­ших начал — мате­рии и духа. Исто­рия, в свою оче­редь, име­ла целью опре­де­лить место чело­ве­ка в пото­ке вре­ме­ни, обра­ще­ни­ем к про­шло­му под­ве­сти к пони­ма­нию насто­я­ще­го и, может быть, буду­ще­го.

Пер­вым фило­со­фом был Фалес из Миле­та (ок. 600 г. до н. э.), пер­вым исто­ри­ком — «Отцом исто­рии», по выра­же­нию Цице­ро­на (De leg. I. 1. 5) — Геро­дот из Гали­кар­насса (V в. до н. э.). Самый тер­мин «исто­рия» (ἱστο­ρία — виде­ние, resp. веде­ние), воз­мож­но, был введен в оби­ход пона­ча­лу фило­со­фа­ми как некое общее обо­зна­че­ние науч­но­го иссле­до­ва­ния. Так имен­но исполь­зо­вал этот тер­мин Герак­лит Эфес­ский в при­ло­же­нии к заня­ти­ям Пифа­го­ра: «Пифа­гор, сын Мне­сар­ха, пре­вы­ше всех людей зани­мал­ся изыс­ка­ни­я­ми» (Πυ­θαγό­ρης Μνη­σάρ­χου ἱστο­ρίην ἤσκη­σεν ἀνθρώ­πων μά­λισ­τα πάν­των — He­rac­lit. ар. Diog. L. VIII. 1. 6 = Diels-Kranz. 22 [12]. B 129). Одна­ко усво­е­ние это­го тер­ми­на Геро­до­том и с.5 попу­ляр­ность труда послед­не­го закре­пи­ли его исполь­зо­ва­ние в более позд­нее элли­ни­сти­че­ско-рим­ское вре­мя имен­но для обо­зна­че­ния исто­ри­че­ской нау­ки.

6. Каче­ство антич­ной исто­ри­че­ской нау­ки. Нау­ка исто­рии быст­ро достиг­ла высо­кой сте­пе­ни совер­шен­ства, что под­твер­жда­ет­ся чере­дой бле­стя­щих писа­те­лей и уче­ных, чьи­ми ста­ра­ни­я­ми она воз­рос­ла. У гре­ков это были Геро­дот, Фукидид, Ксе­но­фонт, Поли­бий, Плу­тарх, у рим­лян — Сал­лю­стий, Тит Ливий, Тацит, Све­то­ний, с каж­дым из кото­рых был свя­зан извест­ный момент в раз­ви­тии исто­ри­че­ской нау­ки. Надо, одна­ко, заме­тить, что вопрос об уровне исто­ри­че­ско­го зна­ния и иссле­до­ва­ния у антич­ных исто­ри­ков вре­ме­на­ми деба­ти­ру­ет­ся. В свя­зи с раз­вив­шим­ся в рус­ле идей Фюстель де Кулан­жа и Кар­ла Бюхе­ра при­ми­ти­ви­зи­ру­ю­щим воз­зре­ни­ем на антич­ность по прин­ци­пу «что рань­ше нас, то про­ще нас», — вре­ме­на­ми явля­ют­ся даже сомне­ния в науч­ном каче­стве трудов антич­ных исто­ри­ков.

Этот край­ний скеп­сис надо реши­тель­но отверг­нуть. Ведь не ста­вят же под сомне­ние кра­соту и глу­би­ну гоме­ров­ских поэм и афин­ской дра­ма­тур­гии, силу фило­соф­ской мыс­ли Сокра­та и Пла­то­на, Демо­кри­та и Эпи­ку­ра, непре­взой­ден­ную изощ­рен­ность рим­ско­го пра­ва (на послед­нее явле­ние спра­вед­ли­во ука­зал Эд. Мей­ер как раз по пово­ду поле­ми­ки с при­ми­ти­ви­зи­ру­ю­щей кон­цеп­ци­ей Род­бер­ту­са-Бюхе­ра)⁵.

Труды антич­ных исто­ри­ков без­услов­но явля­ли собой про­из­веде­ния науч­но­го каче­ства — это пре­крас­но обос­но­вал при­ме­ни­тель­но к Геро­до­ту англий­ский исто­рик и фило­соф Робин Кол­линг­вуд. Он спра­вед­ли­во опре­де­ля­ет нау­ку исто­рии по сле­дую­щим четы­рем при­зна­кам: 1) исто­рия — это раз­но­вид­ность иссле­до­ва­ния или поис­ка; 2) ее пред­ме­том явля­ют­ся дей­ст­вия людей, совер­шен­ные в про­шлом; 3) она осно­вы­ва­ет­ся на рацио­на­ли­сти­че­ской интер­пре­та­ции фак­ти­че­ских дан­ных; и 4) она слу­жит чело­ве­че­ско­му само­по­зна­нию. «Из пере­чис­лен­ных осо­бен­но­стей исто­рии, — заме­ча­ет Кол­линг­вуд, обра­ща­ясь к исто­кам исто­рио­пи­са­ния, — пер­вая, вто­рая и чет­вер­тая ясно обна­ру­жи­ва­ют­ся у Геро­до­та», — и на этом осно­ва­нии он столь же спра­вед­ли­во свя­зы­ва­ет созда­ние науч­ной исто­рии с име­нем того, чей труд волею слу­чая, но в то же вре­мя и зако­но­мер­но, в силу веч­но свер­шаю­ще­го­ся сти­хий­но­го отбо­ра цен­но­стей, остал­ся для нас пер­вым при­ме­ром это­го жан­ра⁶. Но, конеч­но, антич­ная исто­рио­гра­фия обла­да­ла сво­и­ми осо­бен­но­стя­ми, обу­слов­лен­ны­ми харак­те­ром того обще­ства и той гума­ни­тар­ной куль­ту­ры, в лоне кото­рых она роди­лась и раз­ви­лась, осо­бен­но­стя­ми, без уче­та кото­рых невоз­мож­но адек­ват­но постичь и оце­нить твор­че­ство древ­них исто­ри­ков.

7. Осо­бен­но­сти антич­ной исто­рио­гра­фии. К чис­лу харак­тер­ных черт антич­но­го исто­рио­пи­са­ния надо преж­де все­го отне­сти ори­ен­та­цию на худо­же­ст­вен­ность изло­же­ния, что было обу­слов­ле­но в ран­нюю эпо­ху (у Геро­до­та) живой еще свя­зью с тра­ди­ци­я­ми геро­и­че­ско­го с.6 эпо­са, из кото­ро­го это исто­рио­пи­са­ние и раз­ви­лось, а в более позд­ние вре­ме­на так­же и воздей­ст­ви­ем пыш­но рас­цвет­шей в антич­ном обще­стве рито­ри­ки. Отсюда, меж­ду про­чим, про­ис­хо­дят так шоки­ру­ю­щие педан­тов ново­го вре­ме­ни встав­ка речей (пря­мых или кос­вен­ных) и отсут­ст­вие ясно выра­жен­но­го науч­но­го аппа­ра­та, это­го, в гла­зах совре­мен­ных кри­ти­ков, едва ли не глав­но­го при­зна­ка уче­но­сти.

Дру­гой важ­ной чер­той была тес­ная связь исто­рии с поли­ти­кой: мно­гие ста­но­ви­лись исто­ри­ка­ми после бур­ной поли­ти­че­ской карье­ры и навсе­гда оста­ва­лись поли­ти­че­ски анга­жи­ро­ван­ны­ми писа­те­ля­ми. Для этих людей обра­ще­ние к заня­ти­ям исто­ри­ей было видом духов­ной ком­пен­са­ции, и в сво­их исто­ри­че­ских про­из­веде­ни­ях они неред­ко сво­ди­ли сче­ты с реаль­но­стью — довер­ша­ли или исправ­ля­ли пером то, что в свое вре­мя не уда­лось сде­лать мечом. Соот­вет­ст­вен­но и глав­ный инте­рес этих писа­те­лей был направ­лен на поли­ти­че­скую исто­рию, на рекон­струк­цию и изло­же­ние поли­ти­че­ски зна­чи­мых явле­ний, т. е. преж­де все­го собы­тий, что на дол­гие века ста­ло глав­ным направ­ле­ни­ем исто­ри­че­ско­го твор­че­ства. Эту тра­ди­цию про­дол­жат в новое вре­мя Ник­ко­ло Макиа­вел­ли и Эд. Гиб­бон, И.-Г. Дрой­зен и Дж. Грот, Тео­дор Момм­зен и Эд. Мей­ер, пока, нако­нец, новое, более или менее социо­ло­ги­че­ское направ­ле­ние не потес­нит эту тра­ди­цию (Н. Д. Фюстель де Куланж, М. И. Ростов­цев, шко­ла «Анна­лов»).

Нако­нец, для антич­ной исто­рио­гра­фии все­гда был харак­те­рен мораль­ный (новей­шие кри­ти­ки гово­рят — мора­ли­зу­ю­щий или мора­ли­зи­ру­ю­щий) акцент и даже пафос. Про­яв­ле­ние этой чер­ты вид­но уже у Геро­до­та, верив­ше­го в необ­хо­ди­мость не пре­сту­пать спра­вед­ли­вой нор­мы и в неиз­беж­ность боже­ст­вен­ной кары за такое пре­ступ­ле­ние. Но осо­бен­но ярко высту­па­ет эта мораль­ная тен­ден­ция у рим­ских исто­ри­ков, а более все­го у Сал­лю­стия и Таци­та, чьи осуди­тель­ные вер­дик­ты Кати­лине или прин­цеп­сам из дина­стии Юли­ев-Клав­ди­ев демон­стри­ру­ют под­лин­ное тор­же­ство нрав­ст­вен­но­го нача­ла в исто­рии. Было ли это чер­той сла­бо­сти? Вряд ли, если толь­ко не счи­тать такой чер­той нали­чие вооб­ще совест­ли­во­го нача­ла в чело­ве­че­стве.

Тако­вы глав­ные, на наш взгляд, кон­ту­ры исто­ри­че­ской нау­ки в антич­ном мире. То был дебют одной из важ­ней­ших гума­ни­тар­ных дис­ци­плин, и дебют, как мы пола­га­ем, вели­ко­леп­ный.

II. Отно­ше­ние антич­но­го обще­ства и государ­ства к исто­рии и исто­ри­ку

Любо­му, кто спе­ци­аль­но зани­ма­ет­ся исто­ри­ей, кто стал про­фес­сио­наль­ным исто­ри­ком, инте­ре­сен и важен вопрос об обще­ст­вен­ном поло­же­нии людей его про­фес­сии, об их востре­бо­ван­но­сти и, разу­ме­ет­ся, их воз­на­граж­де­нии. Конеч­но, этот сюжет свя­зан и с более общей темой роли и зна­че­ния гума­ни­тар­ных наук в обще­ст­вен­ной жиз­ни. А обра­ще­ние к этой теме, как мы уже ука­зы­ва­ли, неиз­беж­но вле­чет за собой и сопо­став­ле­ние, жела­ние узнать и срав­нить поло­же­ние исто­рии и исто­ри­ка в раз­ные эпо­хи, дабы таким обра­зом в пол­ной мере с.7 оце­нить то, что нас более все­го вол­ну­ет, — совре­мен­ное состо­я­ние. В этой свя­зи зако­но­мер­ным будет наше обра­ще­ние к тем при­ме­рам, кото­рые пре­до­став­ля­ет антич­ная, в первую оче­редь гре­че­ская древ­ность.

Надо думать, что общее поло­же­ние уче­но­го-гума­ни­та­рия в антич­ном обще­стве было доста­точ­но почет­ным. Это сле­ду­ет из таких обсто­я­тельств, как боль­шая роль досу­га в жиз­ни граж­дан и пре­иму­ще­ст­вен­но гума­ни­тар­ный харак­тер куль­ту­ры, как тра­ди­ци­он­но высо­кое зна­че­ние ари­сто­кра­ти­че­ских цен­но­стей и инте­рес к геро­и­че­ско­му про­шло­му. Отсюда — рано полу­чив­шие рас­про­стра­не­ние спе­ци­аль­ные заня­тия исто­ри­ей, раз­ви­тие исто­ри­че­ских заня­тий от эпи­че­ской поэ­зии к пра­виль­но­му исто­рио­пи­са­нию, при­чем, одна­ко, сохра­ня­лось ощу­ще­ние род­ства эпо­са и исто­рии, эпи­че­ско­го поэта и исто­ри­ка⁷.

Надо думать, что след­ст­ви­ем все­го это­го и в самом деле было ува­жи­тель­ное отно­ше­ние в антич­ном обще­стве к тру­ду исто­ри­ка. Спра­ши­ва­ет­ся, одна­ко, в какой фор­ме мог­ло выра­жать­ся это ува­жи­тель­ное отно­ше­ние, какие имен­но поче­сти и награ­ды выпа­да­ли на долю исто­ри­ка в антич­ном мире, в част­но­сти в древ­ней Гре­ции. При пер­вом зна­ком­стве с мате­ри­а­лом воз­ни­ка­ет впе­чат­ле­ние, что было два вида воз­на­граж­де­ния исто­ри­кам — почет­ные награ­ды вооб­ще и почет­ные пожа­ло­ва­ния, вклю­чав­шие денеж­ное воз­на­граж­де­ние.

1. Обще­ст­вен­ное при­зна­ние заслуг исто­ри­ка в виде почет­ных наград. При­ме­ры тако­го рода мно­го­чис­лен­ны. Вели­ко­леп­ную их под­бор­ку мож­но най­ти в рабо­те Анге­ло­са Ханио­ти­са⁸. Выбе­рем из них два, на наш взгляд, наи­бо­лее при­ме­ча­тель­ные.

1) Зна­ме­ни­тый фило­соф Ари­сто­тель, сын Нико­ма­ха, из Ста­ги­ры и его вну­ча­тый пле­мян­ник, исто­рик Кал­ли­сфен, сын Дамо­ти­ма, из Олин­фа полу­чи­ли поче­сти от дель­фий­цев око­ло 335 г. до н. э. за работу по состав­ле­нию спис­ка победи­те­лей и устро­и­те­лей Пифий­ских игр (Cha­nio­tis. E 3; Ditt. Syll.³ I. 275, с вос­ста­нов­ле­ни­я­ми):

«Боги. При архон­те (таком-то) в Дель­фах, в весен­нее (вари­ант — осен­нее) собра­ние амфи­к­ти­о­нов, когда гиеро­мне­мо­на­ми были от фес­са­лий­цев — Поли­та, Ника­сипп, от Алек­сандра — Архе­по­лис и т. д. Реше­но гиеро­мне­мо­на­ми: посколь­ку Ари­сто­тель, сын Нико­ма­ха, ста­ги­рит, и Кал­ли­сфен, сын Дамо­ти­ма, олин­фи­ец, при­зван­ные амфи­к­ти­о­на­ми, соста­ви­ли спи­сок побеж­дав­ших на Пифи­ях от года Гилида (?) и устра­и­вав­ших это состя­за­ние с само­го нача­ла, — похва­лить (ἐπαι­νέσαι) Ари­сто­те­ля и Кал­ли­сфе­на и увен­чать вен­ка­ми (στε­φανῶ­σαι); а спи­сок пусть каз­на­чеи поста­вят в свя­ти­ли­ще, пере­пи­сав на камен­ные сте­лы; запи­сать и это реше­ние и т. д.»

2) Сириск, сын Герак­лида, из Хер­со­не­са полу­чил поче­сти от наро­да хер­со­не­си­тов в III в. до н. э. за опи­са­ние явле­ний хер­со­нес­ской с.8 боги­ни Девы и рас­сказ об отно­ше­ни­ях сво­его горо­да с царя­ми Бос­по­ра и дру­ги­ми горо­да­ми Пон­та (Cha­nio­tis. E 7; IOS­PE. I². 344, с вос­ста­нов­ле­ни­я­ми):

«Герак­лид, сын Пар­ме­нон­та, пред­ло­жил: посколь­ку Сириск, сын Герак­лида, явле­ния Девы, трудо­лю­би­во опи­сав, про­чи­тал и про отно­ше­ния к царям Бос­по­ра рас­ска­зал и быв­шие дру­же­ст­вен­ные отно­ше­ния с горо­да­ми иссле­до­вал соглас­но досто­ин­ству наро­да (ἱστό­ρη­σεν ἐπι­εικέως τῶι δά­μωι), — то, дабы он полу­чил достой­ные поче­сти (τι­μὰς ἀξίας), да поста­но­вит совет и народ похва­лить (ἐπαι­νέσαι) его за это, и симм­на­мо­нам увен­чать его золотым вен­ком (στε­φανῶ­σαι τοὺς συμμνά­μο­νας χρυ­σέωι στε­φάνωι) в Дио­ни­сии, в 21-й день, и быть про­воз­гла­ше­нию: “Народ вен­ча­ет (ὁ δά­μος στε­φανοῖ) Сирис­ка, сына Герак­лида, за то, что он опи­сал явле­ния Девы и быв­шие дру­же­ст­вен­ные отно­ше­ния с горо­да­ми и царя­ми иссле­до­вал прав­ди­во и соглас­но с досто­ин­ст­вом государ­ства (ἱστό­ρη­σεν ἀλα­θινώς καὶ ἐπι­εικέως τᾶι πό­λει)”. Напи­сать симм­на­мо­нам на камен­ной сте­ле народ­ное поста­нов­ле­ние и выста­вить в при­тво­ре хра­ма Девы; поне­сен­ный же рас­ход выдать (соглас­но реше­нию?) каз­на­чею свя­щен­ных сумм. Это реше­но сове­том и наро­дом меся­ца… в деся­тый день…» (пер. В. В. Латы­ше­ва)⁹.

В обо­их слу­ча­ях награ­ды явля­ют­ся в виде похва­лы и награж­де­ния вен­ком. Оче­вид­но, что награ­ды эти носи­ли более или менее сим­во­ли­че­ский харак­тер (менее — воз­мож­но, в слу­чае награж­де­ния золотым вен­ком).

2. Соб­ст­вен­но гоно­рар, т. е. свя­зан­ное с поче­том денеж­ное воз­на­граж­де­ние исто­ри­ку. При­ме­ры здесь не столь мно­го­чис­лен­ны, но все же име­ют­ся.

1) Зна­ме­ни­тый исто­рик Геро­дот из Гали­кар­насса полу­чил гоно­рар от афи­нян око­ло 445 г. до н. э. (Cha­nio­tis. E 1). Об этом свиде­тель­ст­ву­ет преж­де все­го афин­ский исто­рик Диилл, про­дол­жа­тель Эфо­ра, от рубе­жа IV—III вв. до н. э. (FHG. 73. F 3), в пере­да­че Плу­тар­ха (De Her. ma­lign. 26. P. 862 b): «А о том, что Геро­дот полу­чил в дар от афин­ско­го наро­да 10 талан­тов соглас­но пред­ло­же­нию, вне­сен­но­му в народ­ное собра­ние Ани­том (᾿Ανύ­του τὸ ψή­φισ­μα γρά­ψαν­τος), сооб­ща­ет Диилл, муж, поль­зу­ю­щий­ся боль­шим авто­ри­те­том в исто­рии» (пер. С. Я. Лурье). В поль­зу исто­рич­но­сти это­го свиде­тель­ства гово­рит ссыл­ка Диил­ла на офи­ци­аль­ный доку­мент — на поста­нов­ле­ние афин­ско­го народ­но­го собра­ния.

С этим свиде­тель­ст­вом надо сопо­ста­вить и дру­гие, под­твер­ждаю­щие если не полу­че­ние, то стрем­ле­ние к полу­че­нию Геро­до­том денеж­ных наград. Тако­во имен­но свиде­тель­ство пред­ста­ви­те­ля локаль­ной (бео­тий­ской) исто­рио­гра­фии Ари­сто­фа­на (FHG. 379. F 5), тоже в пере­да­че Плу­тар­ха (De Her. ma­lign. 31. P. 864 c—d). Послед­ний заяв­ля­ет: «Ари­сто­фан Бео­тий­ский напи­сал, что Геро­дот тре­бо­вал от бео­тий­цев денег (χρή­ματα), но не полу­чил их, что он начал было бесе­до­вать с юно­ша­ми и пре­по­да­вать им, но бео­тий­ские вла­сти запре­ти­ли ему это с.9 вслед­ст­вие их некуль­тур­но­сти и враж­деб­но­сти к нау­ке. Это утвер­жде­ние оста­ва­лось бы недо­ка­зан­ным, если бы сам Геро­дот в сво­ем труде не под­твер­ждал, как свиде­тель, обви­не­ний Ари­сто­фа­на: в его сочи­не­нии одни обви­не­ния про­тив фиван­цев пред­став­ля­ют собой ложь, [дру­гие — кле­ве­ту], третьи про­дик­то­ва­ны нена­ви­стью и враж­деб­но­стью к фиван­цам».

В том же духе свиде­тель­ст­ву­ет и Дион (или Псев­до-Дион) из Пру­сы в «Коринф­ской речи» (XXXVII. 7): «При­шел и писа­тель Геро­дот, неся вам (т. е. корин­фя­нам) рас­ска­зы как про­чие эллин­ские, так и коринф­ские, еще не лжи­вые, за кото­рые он счи­тал впра­ве полу­чить от ваше­го горо­да пла­ту (μισ­θόν); обма­нув­шись в этом рас­че­те, посколь­ку ваши пред­ки не сочли спра­вед­ли­вым поку­пать сла­ву (за день­ги), он пере­ина­чил то, что все мы зна­ем, имен­но исто­рию с Сала­ми­ном и Адиман­том».

Нако­нец, важ­на замет­ка в хро­ни­ке Евсе­вия-Иеро­ни­ма (Chro­ni­ca. II. P. 107 Schoe­ne. Ol. 83. 4 [= 445/444 a. Chr.], resp. Ka­non K 307. S. 193 Karst): «Геро­дот по про­чте­нии сво­их книг в афин­ском собра­нии был награж­ден (He­ro­do­tus cum At­he­nis lib­ros suos in con­ci­lio le­gis­set ho­no­ra­tus est)».

Из при­веден­ных и иных свиде­тельств вид­но, что Геро­дот высту­пал с чте­ни­ем отрыв­ков из сво­его труда в раз­ных горо­дах — Фивах (Ари­сто­фан Бео­тий­ский), Корин­фе (Дион из Пру­сы), Афи­нах (Евсе­вий-Иеро­ним; Mar­cell. Vi­ta Thuc. 54; Phot. Bibl. 60. 19 B 38—42), Олим­пии (Luc. He­rod. 1—2; Su­da. s. v. Θου­κυδί­δης). При этом он мог доби­вать­ся пла­ты за свои выступ­ле­ния подоб­но ора­то­рам или рито­рам-софи­стам, сво­им совре­мен­ни­кам, сде­лав­шим свои пуб­лич­ные реци­та­ции источ­ни­ком дохо­да. Так было, в част­но­сти, в Афи­нах, где, одна­ко, кри­те­ри­ем обще­ст­вен­ной оцен­ки мог­ло стать не толь­ко лите­ра­тур­ное и ора­тор­ское мастер­ство авто­ра-испол­ни­те­ля, но и его ясно выра­жен­ная про­афин­ская поли­ти­че­ская ори­ен­та­ция¹⁰.

Но если Геро­дот в сво­ей уче­но-лите­ра­тур­ной дея­тель­но­сти в какой-то сте­пе­ни являл каче­ства эпи­че­ско­го ска­зи­те­ля (древ­ние, как мы отме­ти­ли, срав­ни­ва­ли его с Гоме­ром) и пуб­лич­но­го декла­ма­то­ра и, под­ви­за­ясь на этих ролях, мог полу­чать воз­на­граж­де­ния, то и при­сяж­ные поэты и рито­ры, в свою оче­редь, неред­ко втор­га­лись в область исто­рии и в каче­стве, так ска­зать, ассо­ции­ро­ван­ных исто­ри­ков оце­ни­ва­лись обще­ст­вен­ным мне­ни­ем и соот­вет­ст­вен­но награж­да­лись. Мы увидим это на ниже­сле­дую­щих при­ме­рах.

2) Зна­ме­ни­тый поэт Пин­дар из Фив полу­чил награ­ды от афи­нян в нача­ле V в. до н. э. (Cha­nio­tis. E 70). Свиде­тель­ство — Исо­крат в речи с.10 «Об обмене состо­я­ни­ем» (XV. 166): «Еще более пора­зи­тель­ным явля­ет­ся слу­чай, когда поэта Пин­да­ра наши пред­ки за одну толь­ко стро­ку, в кото­рой он назвал наше государ­ство твер­ды­ней Элла­ды, почти­ли так, что и прок­се­ном его сде­ла­ли, и в дар дали ему 10000 драхм (ὑπὲρ ἑνὸς μό­νον ῥή­μα­τος, ὅτι τὴν πό­λιν ἔρεισ­μα τῆς ῾Ελ­λά­δος ὠνό­μα­σεν, οὕτως ἐτί­μησαν ὥστε καὶ πρό­ξενον ποιήσασ­θαι καὶ δω­ρεὰν μυ­ρίας αὐτῷ δοῦ­ναι δραχ­μάς); мне же, кото­ро­му уда­лось в гораздо боль­шей сте­пе­ни и еще пре­крас­нее про­сла­вить наше государ­ство и наших пред­ков, не дали про­жить в спо­кой­ст­вии оста­ток жиз­ни» (пер. В. Г. Бору­хо­ви­ча).

Свиде­тель­ство Исо­кра­та, упо­ми­наю­ще­го о пре­до­став­ле­нии Пин­да­ру не толь­ко денеж­ной награ­ды, но и прок­се­нии, оче­вид­но, опи­ра­ет­ся на доку­мен­таль­ный источ­ник — на над­пись с тек­стом соот­вет­ст­ву­ю­ще­го поста­нов­ле­ния. Тем более оно заслу­жи­ва­ет дове­рия.

К это­му надо доба­вить свиде­тель­ство Пав­са­ния (I. 8. 4, в опи­са­нии Атти­ки, имен­но Афин и, в част­но­сти, почет­ных ста­туй в рай­оне аго­ры): «Тут же ста­туи Кала­да, напи­сав­ше­го для афи­нян номы (тор­же­ст­вен­ные гим­ны), и Пин­да­ра, полу­чив­ше­го от афи­нян мно­го дру­гих зна­ков рас­по­ло­же­ния, а так­же и эту ста­тую за то, что соста­вил в их честь гимн» (пер. С. П. Кон­дра­тье­ва).

О поста­нов­ке афи­ня­на­ми ста­туи Пин­да­ра упо­ми­на­ет и автор при­пи­сы­вае­мых Эсхи­ну писем (Ps.-Ae­schin. Epist. 4. 3). Здесь же рас­ска­зы­ва­ет­ся и о дру­гом афин­ском воз­на­граж­де­нии Пин­да­ру: когда сооте­че­ст­вен­ни­ки поэта фиван­цы нало­жи­ли на него штраф за состав­ле­ние поэ­мы, про­слав­ляв­шей Афи­ны, афи­няне в виде ком­пен­са­ции упла­ти­ли поэту двой­ную сум­му: ἐζη­μίωσαν αὐτὸν Θη­βαῖοι τοῦ­το ποιήσαν­τα τὸ ἔπος, οἱ δὲ ἡμέ­τεροι πρό­γονοι διπ­λῆν αὐτῷ τὴν ζη­μίαν ἀπέ­δοσαν. Еще в одном позд­нем источ­ни­ке — ано­ним­ной био­гра­фии Пин­да­ра — рас­ска­зы­ва­ет­ся, что афи­няне пря­мо запла­ти­ли за Пин­да­ра штраф, при­чем назы­ва­ет­ся и сум­ма штра­фа — 1000 драхм (ἐζη­μιώθη ὑπὸ Θη­βαίων χι­λίαις δραχ­μαῖς ἃς ἐξέ­τισαν ὑπὲρ αὐτοῦ ᾿Αθη­ναῖοι — Vi­ta Pin­da­ri. 3). Посколь­ку не под­ле­жит сомне­нию позд­нее про­ис­хож­де­ние как при­пи­сы­вае­мых Эсхи­ну писем, так и ано­ним­ной био­гра­фии Пин­да­ра, пред­став­ля­ет­ся веро­ят­ным, что изла­гае­мое в них пре­да­ние о выпла­те афи­ня­на­ми Пин­да­ру — или фиван­цам за Пин­да­ра — сум­мы штра­фа, к кото­ро­му при­суди­ли его сооте­че­ст­вен­ни­ки, явля­ет­ся рас­цве­чен­ной вер­си­ей того сооб­ще­ния о награж­де­нии поэта, что содер­жит­ся в речи Исо­кра­та.

Так или ина­че, оче­вид­но, что состав­лен­ный Пин­да­ром в честь афи­нян гимн про­слав­лял их заслу­ги как спа­си­те­лей Элла­ды во вре­мя войн с пер­са­ми и, ста­ло быть, подоб­но тру­ду Геро­до­та, носил исто­ри­ко-поли­ти­че­ский харак­тер, а пото­му, опять же, как и в слу­чае с про­из­веде­ни­ем Геро­до­та, заслу­жил награ­ду от тех, кого он про­слав­лял.

3) Эпи­че­ский поэт Хэрил с Само­са (2-я поло­ви­на V в. до н. э.) полу­чил награ­ду от афи­нян за ана­ло­гич­ное про­слав­ле­ние их заслуг (Cha­nio­tis. E 52). Сооб­ще­ние об этом нахо­дим в извест­ном лек­си­коне Суды (s. v. Χοίρι­λος): «Он напи­сал такие про­из­веде­ния: победу афи­нян над Ксерк­сом, за како­вую поэ­му полу­чил по золо­то­му ста­те­ру за стих (ἐφ᾿ οὗ ποιήμα­τος κα­τὰ στί­χον στα­τῆρα χρυ­σοῦν ἔλα­βε) и поста­нов­ле­ни­ем с.11 народ­но­го собра­ния пра­во быть читае­мым (на фести­ва­лях) вме­сте с поэ­ма­ми Гоме­ра».

Если свиде­тель­ство Суды вер­но, то за поэ­му сред­ней вели­чи­ны — ска­жем, той же дли­ны, что и сред­няя ода Пин­да­ра (в 100—150 сти­хов) — Хэрил дол­жен был полу­чить 100—150 золотых ста­те­ров, что мог­ло рав­нять­ся (из рас­че­та 1 ста­тер = 2 драх­мам и при соот­но­ше­нии золота и сереб­ра как 1 : 10) 2 или 3 тыс. сереб­ря­ных драхм.

4) Поэтес­са Ари­сто­да­ма, дочь Амин­ты, из Смир­ны полу­чи­ла награ­ды от это­лий­ских горо­дов Ламии и Халей­о­на в 218/217 г. до н. э. (Cha­nio­tis. E 56; соот­вет­ст­вен­но: Ditt. Syll.³ I. 532 и SEG. II. 263. XXV. 590).

Декрет из Ламии гла­сит: «Когда стра­те­гом это­лий­цев был Аге­та из Кал­ли­по­ли­са, в доб­рый час, реше­но горо­дом ламий­цев: посколь­ку Ари­сто­да­ма, дочь Амин­ты, из Смир­ны, сочи­ни­тель­ни­ца сти­хов (ποιήτ­ρια ἐπέων), при­быв в наш город, учи­ни­ла несколь­ко пред­став­ле­ний сво­их поэм (πλείονας ἐπι­δείξεις ἐποιήσα­το τῶν ἰδίων ποιημά­των), в кото­рых поведа­ла о пле­ме­ни это­лий­цев и наших пред­ках достой­но наше­го наро­да (τοῦ δή­μου ἀξίως), осу­ществляя это пред­став­ле­ние со вся­че­ским усер­ди­ем, то быть ей прок­се­ном горо­да и эвер­ге­том, пре­до­ста­вить ей так­же граж­дан­ство и пра­во вла­де­ния зем­лей и домом, а так­же эпи­но­мию¹¹, непри­кос­но­вен­ность и без­опас­ность на зем­ле и на море, во вре­мя вой­ны и в мир­ное вре­мя, и ей самой и ее потом­кам и иму­ще­ству на все вре­ме­на, и вооб­ще все, что дает­ся про­чим прок­се­нам и эвер­ге­там; пусть нали­че­ст­ву­ет и у О…нея, ее бра­та, и у потом­ков его прок­се­ния, граж­дан­ство, непри­кос­но­вен­ность. При архон­тах Пифоне, Неоне, Анти­гене, когда стра­те­гом был Эпи­ген, а гип­пар­хом Кил. Ручаю­щий­ся за прок­се­нию — Пифон, сын Афа­нея».

Декрет из Халей­о­на при­мер­но тако­го же содер­жа­ния. Ари­сто­да­ма здесь так­же име­ну­ет­ся «сочи­ни­тель­ни­цей сти­хов» (ἐπέων ποιήτ­ρια). Она удо­ста­и­ва­ет­ся похва­лы и награж­да­ет­ся лав­ро­вым вен­ком, ей жалу­ют­ся зва­ния прок­се­на и эвер­ге­та и свя­зан­ные с ними пра­ва ате­лии, аси­лии и энк­те­си­са. Она полу­ча­ет гоно­рар в раз­ме­ре 100 драхм в каче­стве госте­во­го подар­ка (ξέ­νια).

5) Ора­тор Феми­стокл, сын Эсхи­ла, из Или­о­на полу­чил поче­сти и денеж­ную награ­ду от граж­дан Ксан­фа, горо­да в Ликии, в 196 г. до н. э. (Cha­nio­tis. E 12; SEG. XXXIII. 1184). Награ­ды он удо­сто­ил­ся за речи, про­чи­тан­ные перед жите­ля­ми Ксан­фа во вре­мя сво­его пре­бы­ва­ния в их горо­де. Об этом свиде­тель­ст­ву­ет пре­скрипт декре­та, при­ня­то­го в его честь в Ксан­фе: «Посколь­ку Феми­стокл, сын Эсхи­ла, из Или­о­на, при­быв в наш город, учи­нил выступ­ле­ния с ора­тор­ски­ми про­из­веде­ни­я­ми (ἀπο­δείξεις πε­πόηται τῶν ῥη­τορι­κῶν λό­γων), кото­ры­ми при­об­рел боль­шую сла­ву; и про­жил (у нас) нема­лое вре­мя, оста­ва­ясь без­упреч­ным и достой­ным име­ю­ще­го­ся у нас род­ства с граж­да­на­ми Или­о­на и т. д.».

Про­из­не­сен­ные Феми­сто­к­лом речи были, по-види­мо­му, исто­ри­че­ско­го содер­жа­ния: в них про­сле­жи­ва­лись или дока­зы­ва­лись близ­кие отно­ше­ния меж­ду дву­мя горо­да­ми, Или­о­ном и Ксан­фом.

с.12 За это Феми­стокл был удо­сто­ен граж­да­на­ми Ксан­фа похва­лы и денеж­ной награ­ды в 400 драхм.

Декрет, при­ня­тый в честь Феми­сток­ла в Ксан­фе, над­ле­жа­ло выста­вить в хра­ме Лето (супру­ги Зев­са, мате­ри Апол­ло­на и Арте­ми­ды) в Ксан­фе и в хра­ме Афи­ны в Или­оне, рядом со ста­ту­я­ми отца Феми­сток­ла. За что послед­ний был удо­сто­ен такой поче­сти, неиз­вест­но, но, так или ина­че, он дол­жен был быть вид­ным граж­да­ни­ном. Тем не менее, А. Ханио­тис пола­га­ет, что самый факт упо­мя­ну­той денеж­ной награ­ды дол­жен свиде­тель­ст­во­вать про­тив высо­ко­го соци­аль­но­го поло­же­ния чест­ву­е­мо­го ора­то­ра.

* * *

В заклю­че­ние заме­тим сле­дую­щее. Конеч­но, мы не исчер­па­ли нашей темы ни в том, что каса­ет­ся нау­ки исто­рии вооб­ще, ни в том, что отно­сит­ся к поло­же­нию исто­ри­ка. Мно­же­ство при­ме­ров, кото­рые достав­ля­ет нам антич­ная тра­ди­ция, лите­ра­тур­ная и эпи­гра­фи­че­ская, отно­си­тель­но воз­на­граж­де­ния исто­ри­ков за их труд, оста­лись пока в сто­роне. Но неко­то­рые общие суж­де­ния, как нам пред­став­ля­ет­ся, могут все же быть выне­се­ны на осно­ва­нии как при­вле­чен­ных избран­ных при­ме­ров, так и более обще­го озна­ком­ле­ния с дан­ны­ми тра­ди­ции. Пусть это будут пред­ва­ри­тель­ные раз­мыш­ле­ния ad hoc.

Преж­де все­го надо раз­ли­чать две эпо­хи в жиз­ни древ­не­гре­че­ской исто­рио­гра­фии — клас­си­че­скую и элли­ни­сти­че­скую (в широ­ком плане, вклю­чая и вре­мя Рим­ской импе­рии). Для пер­вой харак­те­рен более общий тип исто­ри­че­ско­го писа­те­ля, для кото­ро­го исто­рио­гра­фия была ско­рее еще видом досу­же­го заня­тия, а сам такой писа­тель являл собой фигу­ру доста­точ­но состо­я­тель­но­го и вли­я­тель­но­го граж­да­ни­на (Геро­дот, Фукидид, Ксе­но­фонт). Для вто­рой пока­за­тель­но выступ­ле­ние, наряду с отдель­ны­ми фигу­ра­ми преж­не­го пла­на (Поли­бий, Плу­тарх), мно­го­чис­лен­но­го отряда исто­ри­ков-про­фес­сио­на­лов, для кото­рых их заня­тия ста­ли сред­ст­вом зара­бот­ка. Имен­но за ними закре­пи­лось обо­зна­че­ние ἱστο­ριογ­ρά­φοι. При этом наряду с исто­ри­ка­ми, про­дол­жав­ши­ми свое быто­ва­ние в каче­стве граж­дан род­но­го горо­да, рас­про­стра­нил­ся тип стран­ст­ву­ю­ще­го полу­и­сто­ри­ка-полу­ри­то­ра, стран­ст­ву­ю­ще­го имен­но в поис­ках зара­бот­ка. При­чи­ны этих сдви­гов надо искать как в есте­ствен­ной про­фес­сио­на­ли­за­ции исто­ри­че­ской нау­ки, так и в корен­ных пере­ме­нах в обще­ст­вен­ной жиз­ни антич­но­го мира.

Соот­вет­ст­вен­но меня­ет­ся ситу­а­ция с воз­на­граж­де­ни­ем. Если в клас­си­че­скую, а отча­сти еще и в элли­ни­сти­че­скую эпо­ху оно состо­я­ло для исто­ри­че­ско­го писа­те­ля ско­рее в обре­те­нии обще­го рено­ме, в отдель­ных слу­ча­ях — в полу­че­нии почет­ных наград в виде офи­ци­аль­ной похва­лы, вен­ка и неко­то­рых при­ви­ле­гий (ср. слу­чаи с Ари­сто­те­лем, Кал­ли­сфе­ном и Сириском), то в более позд­нюю, элли­ни­сти­че­скую эпо­ху для исто­ри­ка-про­фес­сио­на­ла (или близ­ко­го ему по жан­ру поэта или рито­ра) жиз­нен­но важ­ным ста­ло полу­че­ние имен­но денеж­но­го воз­на­граж­де­ния, пла­ты от горо­да или монар­ха, кото­рая ста­ла важ­ней­шим источ­ни­ком его дохо­да и осно­ва­ни­ем его суще­ст­во­ва­ния. При этом с.13 самая эта пла­та, оче­вид­но, долж­на была стать, как у вся­ко­го ремес­лен­ни­ка, доста­точ­но скром­ной (ср. слу­чаи с Ари­сто­да­мой из Смир­ны и Феми­сто­к­лом из Или­о­на). Мы уже не гово­рим о том, что мате­ри­аль­ная зави­си­мость исто­ри­ка-про­фес­сио­на­ла от воз­мож­ных бла­го­де­те­лей неиз­беж­но долж­на была ска­зать­ся и на направ­ле­нии и каче­стве его труда. Сар­ка­сти­че­ская харак­те­ри­сти­ка исто­ри­ков тако­го типа дана Луки­а­ном в его пам­фле­те «Как надо писать исто­рию», где спра­вед­ли­во ука­за­но на глав­ный грех таких писа­те­лей — на их стрем­ле­ние не к досто­вер­но­му изло­же­нию собы­тий, а к обре­те­нию любы­ми спо­со­ба­ми попу­ляр­но­сти и мило­сти­во­го вни­ма­ния силь­ных мира сего.

Вме­сте с тем все­гда оста­ва­лись осо­бые слу­чаи неор­ди­нар­но­го воз­на­граж­де­ния исто­ри­кам или близ­ким им по жан­ру писа­те­лям, чьи про­из­веде­ния носи­ли доста­точ­но поли­ти­зи­ро­ван­ный харак­тер и удо­вле­тво­ря­ли инте­ре­сам како­го-либо из гре­че­ских государств. Так, исто­рик Геро­дот и поэты Пин­дар и Хэрил полу­чи­ли, поми­мо все­го про­че­го, зна­чи­тель­ные денеж­ные воз­на­граж­де­ния от афи­нян за про­слав­ле­ние их заслуг перед Элла­дой. Дру­гой заме­ча­тель­ный при­мер — исто­рик Ксе­но­фонт, кото­рый за свою служ­бу Спар­те — надо думать, не толь­ко мечом, но и пером — полу­чил от спар­тан­цев име­ние в Скил­лун­те. Это все были слу­чаи не про­сто экс­тра­ор­ди­нар­но­го, но еще и без­мер­но­го воз­на­граж­де­ния. При­хо­дит­ся при­знать, что труд исто­ри­ка в антич­ную эпо­ху (как, впро­чем, и во все вре­ме­на) опла­чи­вал­ся по высо­кой шка­ле толь­ко в том слу­чае, когда он слу­жил на потре­бу поли­ти­ки. Но эффек­тив­ность тако­го слу­же­ния, а соот­вет­ст­вен­но и раз­мер воз­на­граж­де­ния, напря­мую зави­се­ли от талан­та и слу­чая, что род­нит судь­бу исто­ри­ка с судь­бою арти­ста.

Как бы то ни было, звезд­ная судь­ба выпа­да­ла на долю немно­гих. Поло­же­ние про­чей мас­сы писа­те­лей, рис­ко­вав­ших избрать сво­ей про­фес­си­ей труд исто­ри­ка, было неза­вид­ным. Их суще­ст­во­ва­ние зави­се­ло от под­держ­ки мест­ных меце­на­тов или от жало­ва­нья, кото­рое они мог­ли полу­чать от государ­ства за учи­тель­ский труд — но не как исто­ри­ки, а как пре­по­да­ва­те­ли более широ­ко­го кру­га дис­ци­плин, сре­ди кото­рых востре­бо­ва­ны были преж­де все­го рито­ри­ка и фило­со­фия.

При­ме­ча­тель­но фор­ми­ро­ва­ние в антич­ном мире это­го кру­га дис­ци­плин, за кото­ры­ми закре­пи­лось наиме­но­ва­ние сво­бод­ных наук, или искусств (αἱ ἐλευ­θέριαι ἐπι­στῆ­μαι, ar­tes li­be­ra­les)¹². У пер­вых про­фес­сио­наль­ных учи­те­лей нау­ки, у софи­стов, это были поли­ти­ка и рито­ри­ка; клас­си­че­ские фигу­ры тех, кто брал­ся настав­лять в этих дис­ци­пли­нах, — Про­та­гор и Гор­гий в том виде, как они изо­бра­же­ны в соот­вет­ст­вен­ных диа­ло­гах Пла­то­на. Минуя Пла­то­на, чье при­стра­стие к мате­ма­ти­ке было слиш­ком вычур­ным, чтобы стать обще­ст­вен­ной нор­мой, назо­вем далее Ари­сто­те­ля, кото­рый в 8-й кни­ге «Поли­ти­ки» обри­со­вал круг сво­бод­ных наук, т. е. наук, заня­тие кото­ры­ми достой­но сво­бод­ных людей, вклю­чив в него грам­ма­ти­ку, рисо­ва­ние, гим­на­сти­ку и музы­ку.

с.14 Тре­мя сто­ле­ти­я­ми поз­же Цице­рон опре­де­лил состав наук, зна­ние кото­рых необ­хо­ди­мо для актив­но­го граж­да­ни­на-ора­то­ра; это, по его мне­нию, преж­де все­го рито­ри­ка и диа­лек­ти­ка, а кро­ме того, фило­со­фия, пра­во и исто­рия (Ora­tor. 113—120). Вклю­че­ние вели­ким рим­ским ора­то­ром исто­рии в круг необ­хо­ди­мых для изу­че­ния пред­ме­тов неслу­чай­но. О его ува­жи­тель­ном отно­ше­нии к исто­рии свиде­тель­ст­ву­ет хоро­шо извест­ное выска­зы­ва­ние: «Исто­рия — свиде­тель­ни­ца вре­ме­ни, свет исти­ны, жизнь памя­ти, учи­тель­ни­ца жиз­ни, вест­ни­ца ста­ри­ны» (His­to­ria ve­ro tes­tis tem­po­rum, lux ve­ri­ta­tis, vi­ta me­mo­riae, ma­gistra vi­tae, nun­tia ve­tus­ta­tis — De ora­to­re. II. 9. 36). Одна­ко взгляд Цице­ро­на не стал обще­при­знан­ным. Еще несколь­ко сто­ле­тий спу­стя, уже под самый зана­вес антич­ной исто­рии, автор уче­но­го ком­пен­ди­у­ма «О свадь­бе Фило­ло­гии и Мер­ку­рия» Мар­ци­ан Капел­ла (1-я поло­ви­на V в. н. э.) вклю­чил в круг сво­бод­ных искусств сле­дую­щие пред­ме­ты: грам­ма­ти­ку, диа­лек­ти­ку, рито­ри­ку, гео­мет­рию, ариф­ме­ти­ку, аст­ро­но­мию, гар­мо­нию (музы­ку). То, что в этом ряду не нашлось места для исто­рии, — пока­за­тель­но. В куль­тур­ном и науч­ном оби­хо­де антич­но­сти, не про­сто гума­ни­тар­ном, но и пре­дель­но рито­ри­зи­ро­ван­ном, исто­рии суж­де­но было остать­ся вспо­мо­га­тель­ным посо­би­ем рито­ри­ки. Ново­ев­ро­пей­ская куль­ту­ра клас­си­циз­ма сохра­ни­ла этот порядок вещей, раз­ве что в более новое вре­мя место рито­ри­ки заня­ла фило­ло­гия, — ситу­а­ция, кото­рая про­дол­жа­лась вплоть до XX века.

Eduard D. Fro­lov (St. Pe­ters­burg).
His­to­ry and the his­to­rian in the an­cient world

This ar­tic­le con­si­ders two points: the pla­ce of his­to­ry in the circle of hu­ma­ni­ta­rian scien­ces and the po­si­tion of the his­to­rian in an an­cient so­cie­ty. The ori­gin and high de­ve­lop­ment of his­to­ry in An­cient Gree­ce were sti­pu­la­ted by the pri­ma­ry hu­ma­ni­ta­rian cha­rac­ter of the an­cient cul­tu­re, but among the his­to­rians on­ly tho­se ob­tai­ned the of­fi­cial re­cog­ni­tion who­se works were ser­ving the po­li­ti­cal in­te­rests of the sta­te.