Religio castrensis и воинский этос в армии императорского Рима

с.109 Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли, изу­чаю­щие рели­ги­оз­ную жизнь Древ­не­го Рима, спра­вед­ли­во отме­ча­ют, что в реаль­но­сти не суще­ст­во­ва­ло некой еди­ной «рим­ской рели­гии», но пра­виль­нее гово­рить о «рим­ских рели­ги­ях, соот­вет­ст­ву­ю­щих раз­лич­ным соци­аль­ным груп­пам: горо­ду, леги­о­ну, под­разде­ле­ни­ям леги­о­нов, кол­ле­ги­ям слу­жа­щих или ремес­лен­ни­ков, квар­та­лам, семьям и т. д.»¹. Сре­ди все­го огром­но­го мно­го­об­ра­зия рели­ги­оз­ных пред­став­ле­ний и куль­то­вых прак­тик рим­ско­го мира осо­бое место, несо­мнен­но, при­над­ле­жит рели­гии воен­ных людей, или, по более кон­крет­но­му и ёмко­му выра­же­нию Тер­тул­ли­а­на, re­li­gio castren­sis (Apol. 16. 8; Ad na­tio­nes. I. 12).

Хри­сти­ан­ский апо­ло­гет не без вес­ких на то осно­ва­ний усмат­ри­вал ее сущ­ность и глав­ное содер­жа­ние в покло­не­нии воен­ным штан­дар­там (sig­na mi­li­ta­ria). С такой точ­кой зре­ния, по суще­ству, был солида­рен и осно­во­по­лож­ник изу­че­ния рели­гии рим­ской армии А. фон Дома­шев­ский, кото­рый счи­тал её ядром культ зна­мён и писал даже о пре­об­ла­да­нии сре­ди армей­ских куль­тов (по мень­шей мере до эпо­хи Севе­ров) Fah­nen­re­li­gion². Не под­ле­жит сомне­нию, что имен­но покло­не­ние воен­ным знач­кам и штан­дар­там, имев­шим харак­тер объ­ек­тов под­лин­но рели­ги­оз­но­го почи­та­ния, было наи­бо­лее тес­ным обра­зом свя­за­но с цен­ност­ны­ми при­о­ри­те­та­ми рим­ских сол­дат. Об этой сто­роне сол­дат­ской рели­гии авто­ру этих строк уже при­хо­ди­лось писать³. Поэто­му в пред­ла­гае­мой рабо­те пред­ме­том наше­го вни­ма­ния ста­нут дру­гие аспек­ты такой важ­ной, но всё ещё недо­ста­точ­но иссле­до­ван­ной про­бле­мы, как соот­но­ше­ние рели­ги­оз­ных прак­тик и пред­став­ле­ний с воен­но-эти­че­ским цен­но­стя­ми импе­ра­тор­ской армии.

При изу­че­нии дан­ных аспек­тов мы счи­та­ем целе­со­об­раз­ным исполь­зо­вать поня­тие это­са, как оно пони­ма­ет­ся, напри­мер, в извест­ной рабо­те М. Оссов­ской⁴. По её мне­нию, этос — это то, что отно­сит­ся к сфе­ре прак­ти­че­ской мора­ли, вопло­щён­ной в нра­вах, при­выч­ках, суж­де­ни­ях и оцен­ках, сти­ле жиз­ни опре­де­лён­ной обще­ст­вен­ной груп­пы, и охва­ты­ва­ет такие цен­но­сти, кото­рые часто не сов­па­да­ют с теми, что явля­ют­ся пред­ме­том эти­ки, т. е. офи­ци­аль­но санк­ци­о­ни­ро­ван­ным и пуб­лич­но с.110 поощ­ря­е­мым, неред­ко идео­ло­ги­че­ски обос­но­ван­ным поведен­че­ским кодом, экс­пли­цит­но фор­му­ли­ру­е­мым в каче­стве нор­ма­тив­но­го иде­а­ла. На наш взгляд, воин­ский этос сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как эмпи­ри­че­ское вос­при­я­тие и прак­ти­че­скую реа­ли­за­цию в сол­дат­ской среде того воен­но-эти­че­ско­го кодек­са, кото­рый, с одной сто­ро­ны, выра­ба­ты­ва­ет­ся непо­сред­ст­вен­но в прак­ти­ке воен­ной дея­тель­но­сти и обще­ния в армей­ской среде, а с дру­гой, предъ­яв­ля­ет­ся обще­ст­вом и государ­ст­вом воору­жён­ным силам, офи­ци­аль­но про­па­ган­ди­ру­ет­ся и закреп­ля­ет­ся в сакраль­ных и пра­во­вых нор­мах⁵.

Объ­ек­том наше­го ана­ли­за будут глав­ным обра­зом вотив­ные над­пи­си, сде­лан­ные сол­да­та­ми и офи­це­ра­ми импе­ра­тор­ской армии. Эти любо­пыт­ней­шие и доста­точ­но мно­го­чис­лен­ные памят­ни­ки несут исклю­чи­тель­но цен­ную, во мно­гом уни­каль­ную инфор­ма­цию об иерар­хии и содер­жа­нии цен­но­стей, быто­вав­ших в воен­ной среде, и пока­зы­ва­ют их тес­ней­шую вза­и­мо­связь с рели­ги­оз­ны­ми уста­нов­ле­ни­я­ми и чув­ства­ми. Одна­ко в таком ракур­се дан­ные памят­ни­ки, насколь­ко я могу судить, спе­ци­аль­но ещё не изу­ча­лись. Не имея воз­мож­но­сти в рам­ках дан­ной ста­тьи охва­тить все извест­ные эпи­гра­фи­че­ские мате­ри­а­лы, несу­щие соот­вет­ст­ву­ю­щую инфор­ма­цию, мы огра­ни­чим­ся толь­ко наи­бо­лее инте­рес­ны­ми и пока­за­тель­ны­ми свиде­тель­ства­ми, поз­во­ля­ю­щи­ми выявить корре­ля­цию воен­но-эти­че­ских пред­став­ле­ний и рели­ги­оз­но-куль­то­вой прак­ти­ки рим­ской армии.

Преж­де чем непо­сред­ст­вен­но при­сту­пить к рас­смот­ре­нию этих свиде­тельств, нуж­но сде­лать несколь­ко пред­ва­ри­тель­ных заме­ча­ний обще­го пла­на. Во-пер­вых, сто­ит отме­тить, что для самих рим­лян, чрез­вы­чай­но гор­див­ших­ся сво­им бла­го­че­сти­ем и рели­ги­оз­но­стью⁶, нераз­рыв­ная вза­и­мо­связь рели­гии с воен­ным делом и вой­ной пред­став­ля­лась оче­вид­ной и чрез­вы­чай­но важ­ной⁷. Доста­точ­но напом­нить извест­ные сло­ва Сене­ки Млад­ше­го о том, что «пер­вые узы воен­ной служ­бы — это рели­гия» (Epist. 95. 35: pri­mum mi­li­tiae vin­cu­lum est re­li­gio). Соглас­но же сен­тен­ции, выска­зан­ной авто­ром «Алек­сан­дрий­ской вой­ны», в сра­же­ни­ях «более все­го помо­га­ет милость бес­смерт­ных богов, кото­рые вооб­ще при­ни­ма­ют уча­стие во всех пре­врат­но­стях вой­ны, осо­бен­но же там, где вся­кие чело­ве­че­ские рас­чё­ты бес­силь­ны» с.111 (пер. М. М. Покров­ско­го)⁸. В то же вре­мя не менее харак­тер­но для рим­лян было и убеж­де­ние в том, что пря­мое уча­стие и помощь богов в воен­ных делах отнюдь не исклю­ча­ют высо­кой зна­чи­мо­сти лич­ных уси­лий и доб­ле­сти сол­дат и вое­на­чаль­ни­ков (см., напри­мер, Caes. BG. V. 52. 6; Liv. XXII. 5. 2; App. Syr. 37; Plut. Popl. 23). Так или ина­че, воен­ные уста­нов­ле­ния и тра­ди­ции рим­лян — от воен­ной при­ся­ги, устрой­ства лаге­ря, воин­ских цере­мо­ний и риту­а­лов до прак­ти­ки коман­до­ва­ния и дис­ци­пли­ны — с древ­ней­ших вре­мён настоль­ко тес­но были вза­и­мо­свя­за­ны с сакраль­ной сфе­рой, что совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли име­ют все осно­ва­ния заклю­чать, что «вся воен­ная жизнь Рима была, явно или неяв­но, рели­ги­оз­ным фено­ме­ном», а армей­ская рели­гия явля­ет­ся сим­во­ли­че­ским вопло­ще­ни­ем «вою­ю­ще­го рим­ско­го наро­да»⁹.

Во-вто­рых, необ­хо­ди­мо под­черк­нуть, что re­li­gio castren­sis в том виде, в каком она пред­ста­ет в эпо­ху Импе­рии, когда, по суще­ству, о ней толь­ко и мож­но гово­рить как о спе­ци­фи­че­ском фено­мене, свя­зан­ном с пре­вра­ще­ни­ем армии в осо­бую кор­по­ра­цию, в выс­шей сте­пе­ни неод­но­род­на. Армей­ская рели­ги­оз­но-куль­то­вая прак­ти­ка отли­ча­лась боль­шим мно­го­об­ра­зи­ем и широ­ким плю­ра­лиз­мом, как с точ­ки зре­ния ее локаль­ных вари­ан­тов, так и с точ­ки зре­ния струк­ту­ры и иерар­хии самих воору­жен­ных сил Импе­рии: в раз­лич­ных реги­о­нах дис­ло­ка­ции, в раз­ных родах войск, частях и под­разде­ле­ни­ях, на раз­ных уров­нях армей­ской иерар­хии обна­ру­жи­ва­ют­ся спе­ци­фи­че­ские осо­бен­но­сти и в выбо­ре наи­бо­лее попу­ляр­ных боже­ст­вен­ных покро­ви­те­лей, и в при­ня­тых фор­мах их почи­та­ния. Нель­зя забы­вать так­же о неиз­беж­ных диа­хро­ни­че­ских изме­не­ни­ях, об инди­виду­аль­ных вку­сах и при­стра­сти­ях, о пере­мен­чи­вых вея­ни­ях рели­ги­оз­но-поли­ти­че­ской «моды», свя­зан­ной с опре­де­лен­ны­ми пред­по­чте­ни­я­ми того или ино­го пра­ви­те­ля. Кро­ме того, харак­тер и состо­я­ние наших источ­ни­ков силь­но услож­ня­ют зада­чу пол­ной и раз­но­сто­рон­ней рекон­струк­ции мно­гих фено­ме­нов, отно­ся­щих­ся к рели­гии рим­ской армии. Дан­ные лите­ра­тур­ных свиде­тельств, эпи­гра­фи­ки, архео­ло­гии и папи­ро­ло­гии под­час быва­ет очень слож­но соот­не­сти друг с дру­гом, т. к. они отра­жа­ют раз­ные сто­ро­ны куль­то­вой прак­ти­ки и рели­ги­оз­ных взглядов и чувств сол­дат.

Было бы, одна­ко, ошиб­кой пол­но­стью отри­цать опре­де­лен­ное един­ство re­li­gio castren­sis, кото­рое обу­слов­ле­но как устой­чи­вы­ми, кон­сер­ва­тив­ны­ми тра­ди­ци­я­ми (вос­хо­дя­щи­ми часто к очень ран­ним вре­ме­нам), так и созна­тель­ны­ми, целе­на­прав­лен­ны­ми уси­ли­я­ми воен­ных вла­стей, исполь­зо­вав­ших рели­гию как весь­ма эффек­тив­ное сред­ство мораль­но-поли­ти­че­ско­го и идео­ло­ги­че­ско­го воздей­ст­вия на сол­дат­скую мас­су, ста­но­вив­шу­ю­ся с тече­ни­ем вре­ме­ни все более раз­но­род­ной по сво­е­му про­ис­хож­де­нию и куль­тур­но­му обли­ку. Един­ство — и даже извест­ное с.112 еди­но­об­ра­зие — рели­ги­оз­ной жиз­ни в армии обес­пе­чи­ва­лось, в част­но­сти, стан­дарт­ным для всех воин­ских фор­ми­ро­ва­ний рели­ги­оз­но-празд­нич­ным кален­да­рём. Его обра­зец, отно­ся­щий­ся к прав­ле­нию Алек­сандра Севе­ра (ско­рее все­го к 223—227 гг.), но вос­хо­дя­щий по сво­е­му основ­но­му содер­жа­нию, по всей види­мо­сти, ко вре­ме­ни Авгу­ста, сохра­нил­ся на извест­ном папи­ру­се, обна­ру­жен­ном в ходе рас­ко­пок в Дура-Евро­пос сре­ди доку­мен­тов архи­ва дис­ло­ци­ро­ван­ной здесь когор­ты вспо­мо­га­тель­ных войск — co­hors XX Pal­my­re­no­rum. Это P. Dur. 54, име­ну­е­мый обыч­но Fe­ria­le Du­ra­num¹⁰. Как пока­зы­ва­ют его текст и дру­гие доку­мен­ты, обя­за­тель­ность отправ­ле­ния офи­ци­аль­ных государ­ст­вен­ных куль­тов в армии была силь­на, как, навер­ное, ни в одном дру­гом сег­мен­те рим­ско­го обще­ства. Тес­ные пер­со­наль­ные свя­зи импе­ра­то­ра и армии, нахо­див­шие выра­же­ние в раз­но­об­раз­ных рели­ги­оз­ных фор­мах, ещё более уси­ли­ва­ли офи­ци­аль­ную поли­ти­че­скую ком­по­нен­ту в армей­ской рели­гии. Нако­нец, общее прин­ци­пи­аль­ное един­ство re­li­gio castren­sis коре­ни­лось, вне вся­ко­го сомне­ния, и в осо­бен­но­стях самой воин­ской про­фес­сии, кото­рые опре­де­ля­ли само­со­зна­ние и иден­тич­ность сол­дат не в мень­шей, а ско­рее все­го в боль­шей сте­пе­ни, неже­ли этно­куль­тур­ные кор­ни воен­но­слу­жа­щих или пра­ви­тель­ст­вен­ная про­па­ган­да и все про­чие фак­то­ры.

Про­фес­сио­наль­но-кор­по­ра­тив­ное созна­ние рим­ских вои­нов в зна­чи­тель­ной мере было про­ни­за­но рели­ги­оз­ны­ми интен­ци­я­ми. Мож­но утвер­ждать, что по боль­шо­му сче­ту сама воен­ная служ­ба в Древ­нем Риме изна­чаль­но рас­смат­ри­ва­лась как испол­не­ние дол­га не толь­ко граж­дан­ско­го, государ­ст­вен­но­го, но и рели­ги­оз­но­го, как слу­же­ние в первую оче­редь богам¹¹. Преж­де все­го это свя­за­но с инсти­ту­том воен­ной при­ся­ги (sac­ra­men­tum mi­li­tiae), кото­рая в Риме все­гда была и оста­ва­лась по сво­ей сути актом рели­ги­оз­ным — «свя­щен­ным таин­ст­вом Рим­ской дер­жа­вы», как выра­жа­ет­ся в одном месте Геро­ди­ан (VIII. 7. 4)¹². Нару­ше­ние при­ся­ги счи­та­лось с.113 пре­ступ­ле­ни­ем про­тив богов (ne­fas), а винов­ный в этом ста­но­вил­ся sa­cer, т. е. пре­да­вал­ся про­кля­тию¹³. Весь­ма при­ме­ча­тель­но употреб­ле­ние в ряде тек­стов выра­же­ния re­li­gio sac­ra­men­ti («свя­тость при­ся­ги»), при­чем встре­ча­ет­ся оно не толь­ко в сугу­бо рито­ри­че­ском кон­тек­сте, как, напри­мер, у Тита Ливия (XXVI. 48. 12; XXVIII. 27. 4) или в одном из Латин­ских пане­ги­ри­ков (IX. 24. Baeh­rens. P. 211), но и в одной из кон­сти­ту­ций Кара­кал­лы (Cod. Iust. VI. 37. 8). Вполне веро­ят­но, что в изло­жен­ной Веге­ци­ем фор­му­ле при­ся­ги, отно­ся­щей­ся уже к позд­не­рим­ско­му вре­ме­ни и име­ю­щей явное хри­сти­ан­ское содер­жа­ние¹⁴, сохра­нил­ся тра­ди­ци­он­ный, «язы­че­ский» взгляд, соглас­но кото­ро­му воен­ная служ­ба и вер­ность тому, кому при­не­се­на при­ся­га, явля­ют­ся, соот­вет­ст­вен­но, служ­бой и вер­но­стью боже­ству¹⁵.

Таким обра­зом, мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что, по рим­ским пред­став­ле­ни­ям, достой­ная служ­ба оте­че­ству и импе­ра­то­ру, воин­ская доб­лесть и честь были неот­де­ли­мы от такой осно­во­по­ла­гаю­щей рим­ской цен­но­сти, как pie­tas — «бла­го­че­стие», кото­рую иссле­до­ва­те­ли по пра­ву при­зна­ют и одной из отли­чи­тель­ных черт сол­дат­ской мен­таль­но­сти¹⁶. Рим­ский сол­дат про­яв­лял, а ино­гда и пря­мо под­чёр­ки­вал это бла­го­че­стие не толь­ко тогда, когда испол­нял обе­ты тем или иным боже­ствам или совер­шал рели­ги­оз­ные акты в честь пра­вя­щих импе­ра­то­ров¹⁷. Бла­го­че­стие в неко­то­рых с.114 слу­ча­ях пря­мо отме­ча­ет­ся в каче­стве глав­ной отли­чи­тель­ной чер­ты всей про­жи­той сол­да­том жиз­ни. В над­гроб­ной над­пи­си (дати­ру­е­мой 57—58 гг. н. э.) из Афри­ки сол­да­та Л. Фла­ми­ния, кото­рый погиб в сра­же­нии на два­дца­том году служ­бы, ска­за­но: vi­xit pie (CIL. VIII. 14603 = ILS. 2305). Ещё выра­зи­тель­нее зву­чат сло­ва эпи­та­фии М. Блос­сия Пуден­та, заслу­жен­но­го цен­ту­ри­о­на V Македон­ско­го леги­о­на, кото­рый умер бук­валь­но за один день до завер­ше­ния сво­его пре­бы­ва­ния в долж­но­сти при­ми­пи­ла (pro­pe diem con­sum­ma­tio­nis pri­mi pi­li sui). Похо­ро­нив­ший его воль­ноот­пу­щен­ник ука­зал в над­пи­си, что его «наи­луч­ший патрон про­жил 49 лет sanctis­si­me» (CIL. VI. 3580 = ILS. 2641; вре­мя Фла­ви­ев, Рим). На дру­гом сол­дат­ском над­гро­бии из Рима, кото­рое сде­лал Кали­дий Кви­ет фру­мен­та­рию VI Победо­нос­но­го леги­о­на М. Уль­пию Квин­ту Гле­ву, послед­ний назван fra­ter ob­ser­va­tus piis­si­mus — «почи­тае­мый бла­го­че­сти­вей­ший брат» (ILS. 2365; ср. CIL. III. 8124: pien­tis­si­mus). Леги­о­не­ры, граж­дане [ex] ci­vi­ta­te An­che[alo…], frat­res et con­tu­ber­na­les похо­ро­ни­ли сво­его сослу­жив­ца по XXI Пер­во­род­но­му леги­о­ну [ob] pie­ta­te (CIL. XIII. 7292).

В выс­шей сте­пе­ни пока­за­тель­но, что бла­го­че­стие, неот­де­ли­мое от храб­ро­сти и вер­но­сти, на офи­ци­аль­ном уровне при­зна­ва­лось как почет­ней­шее каче­ство, кото­рым мог­ли обла­дать и целые леги­о­ны, и отдель­ные вои­ны. Весь­ма инте­рес­на в этом отно­ше­нии над­пись из Майн­ца (Mo­gon­tia­cum), дати­ру­е­мая 229 г., в кото­рой сооб­ща­ет­ся о при­не­се­нии воен­ным три­бу­ном (?) дара Pie­ta­ti leg(ionis) XXII Pr(imi­ge­niae) [Ale­xandr(ianae)] p(iae) f(ide­lis) et Ho­no­ri aqui­lae (CIL. XIII. 6752). Бла­го­че­стие кон­крет­но­го леги­о­на и Честь орла высту­па­ют здесь, таким обра­зом, как обо­жест­влен­ные абстрак­ции. Титул pia при­сва­и­вал­ся, наряду с дру­ги­ми почет­ны­ми наиме­но­ва­ни­я­ми, мно­гим леги­о­нам (в част­но­сти, III Авгу­сто­ву, VII Клав­ди­е­ву, II Вспо­мо­га­тель­но­му, II Пар­фян­ско­му и дру­гим¹⁸). Даже в таких офи­ци­аль­ных доку­мен­тах, как сенат­ские поста­нов­ле­ния или воен­ные dip­lo­ma, содер­жат­ся ино­гда спе­ци­аль­ные фор­му­ли­ров­ки, отме­чаю­щие соот­вет­ст­ву­ю­щие каче­ства, про­яв­лен­ные сол­да­та­ми на импе­ра­тор­ской служ­бе. Напри­мер, в извест­ном сена­тус­кон­суль­те по делу Гн. Пизо­на-отца сенат вос­хва­ля­ет вои­нов, кото­рые про­яви­ли вер­ность и бла­го­че­стие по отно­ше­нию к дому Авгу­ста (quam fi­dem pie­ta­temq(ue) do­mui Aug(us­tae) praes­ta­rent)¹⁹. с.115 А в недав­но най­ден­ном воен­ном дипло­ме от 5 сен­тяб­ря 85 г. н. э. гово­рит­ся о пре­до­став­ле­нии ius co­nu­bii вои­нам пре­то­ри­ан­ских и город­ских когорт, «кото­рые отслу­жи­ли храб­ро и бла­го­че­сти­во» — qui­bus for­ti­ter et pie mi­li­tia functis²⁰.

Разу­ме­ет­ся, офи­ци­аль­ные оцен­ки и пред­став­ле­ния могут суще­ст­вен­но рас­хо­дить­ся с реаль­ным поведе­ни­ем и цен­но­стя­ми про­стых сол­дат, но не под­ле­жит сомне­нию, что пер­вые слу­жи­ли опре­де­лен­ны­ми ори­ен­ти­ра­ми для вто­рых. Чтобы обна­ру­жить кон­крет­ное содер­жа­ние сол­дат­ско­го бла­го­че­стия, сле­ду­ет рас­смот­реть памят­ни­ки, при­над­ле­жа­щие отдель­ным вои­нам, обра­тив вни­ма­ние на отме­чае­мые во мно­гих над­пи­сях обсто­я­тель­ства и моти­ви­ров­ки при­не­се­ния и испол­не­ния обе­тов, а так­же на состав тех божеств, кото­рым адре­со­вы­ва­лись сол­дат­ские vo­ta. Рас­смот­рим эти момен­ты по поряд­ку.

Преж­де все­го нель­зя прой­ти мимо того фак­та, что в целом ряде над­пи­сей ука­зы­ва­ет­ся, что обет был дан при самом вступ­ле­нии на воен­ную служ­бу или в млад­ших чинах, а испол­нен уже при выхо­де в отстав­ку или в свя­зи с полу­че­ни­ем более высо­ко­го чина. При­ведем ряд наи­бо­лее харак­тер­ных при­ме­ров. Так, вете­ран, быв­ший кор­ни­ку­ля­рий три­бу­на М. Анни­о­лен Фавст, вый­дя в почет­ную отстав­ку, сде­лал посвя­ще­ние Юпи­те­ру Ста­то­ру, кото­рое обе­щал ещё будучи рядо­вым вои­ном — quod mi­les vo­ve­rat (ILAlg. I. 1027). Так­же по уволь­не­нии в отстав­ку в 194 г. испол­нил обет, при­ня­тый ещё в быт­ность сол­да­том (quod mi­les sus­ce­pe­ram), бене­фи­ци­а­рий кон­су­ля­ра М. Мон­та­ний Целер (AE. 1996. 1181). Эво­кат Авгу­ста Секст Ату­зий Приск поста­вил алтарь Тибе­ри­ну, кото­рый обе­щал, когда еще слу­жил рядо­вым сол­да­том (ca­li­ga­tus) (ILS. 2152 = Фёдо­ро­ва. 339). Вооб­ще коли­че­ство посвя­ще­ний, как инди­виду­аль­ных, так и кол­лек­тив­ных, сде­лан­ных по слу­чаю уволь­не­ния в почет­ную отстав­ку (ho­nes­ta mis­sio), очень вели­ко; и хотя дале­ко не во всех из них ука­зы­ва­ет­ся на кон­крет­ные обсто­я­тель­ства при­не­се­ния соот­вет­ст­ву­ю­щих обе­тов, мож­но пред­по­ло­жить, что успеш­ное завер­ше­ние дол­гой, зача­стую мно­готруд­ной и опас­ной воин­ской служ­бы сол­да­ты напря­мую свя­зы­ва­ли с бла­го­рас­по­ло­же­ни­ем и помо­щью богов, кото­рым и дела­ли посвя­ще­ния, не ску­пясь при этом на нема­лые рас­хо­ды²¹. с.116 Оче­вид­но, что во мно­гих слу­ча­ях момен­ты при­не­се­ния и испол­не­ния соот­вет­ст­ву­ю­щих обе­тов разде­ля­лись нема­лым вре­мен­ным интер­ва­лом.

Ещё более любо­пыт­ны свиде­тель­ства, кото­рые ука­зы­ва­ют на то, что рим­ские вои­ны напря­мую свя­зы­ва­ли с боже­ст­вен­ным покро­ви­тель­ст­вом свои успе­хи в слу­жеб­ной карье­ре. Неко­то­рые сол­да­ты, веро­ят­но, меч­та­ли о них в самом нача­ле сво­его бое­во­го пути, подоб­но при­ми­пи­лу I Ита­лий­ско­го леги­о­на Л. Мак­си­мию Гету­ли­ку, кото­рый в 184 г. после 57 лет служ­бы испол­нил Авгу­сто­вой Победе Все­бо­же­ст­вен­ной Свя­тей­шей обет, при­не­сён­ный им, когда он ещё был ново­бран­цем при ХХ-м Вале­ри­е­вом Победо­нос­ном леги­оне: quod ti­ro aput (!) leg(ionem) XX V(ale­riam) V(ictri­cem) vo­ve­ram nunc p(ri­mus) p(ilus) leg(ionis) I Ital(icae) stip(en­dio­rum) LVII v(otum) s(ol­ve­ram)… (AE. 1985. 735)²². Гомо­ний Квин­ти­ан в сво­ем посвя­ще­нии Юпи­те­ру Наи­луч­ше­му Вели­чай­ше­му и Гению схо­лы зна­ме­нос­цев ука­зал: quod sig­ni­fer vo­vit, (cen­tu­rio) sol­vit (RIU. II. 412). Exer­ci­ta­tor (инструк­тор) II леги­о­на Adiut­ri­cis Г. Куспий Секунд, сде­лав посвя­ще­ние Mar­ti Aug(us­to), то, что обе­щал по обе­ту эво­ка­том, испол­нил в ран­ге цен­ту­ри­о­на: quod evo­ca­tus vo­vit cen­tu­ria sol­vit (CIL. III. 3470). В остав­шей­ся ано­ним­ной над­пи­си, най­ден­ной в лаге­ре того же леги­о­на в Аквин­ке, автор посвя­ще­ния ука­зал, что про­из­веден­ный в цен­ту­ри­о­ны IV Фла­ви­е­ва леги­о­на Цэци­ли­ем Руфи­ном, лега­том Авгу­стов в ран­ге про­пре­то­ра, он испол­нил обет, при­не­сён­ный в зна­нии кор­ни­ку­ля­рия (AE. 1976. 545). В одной любо­пыт­ной над­пи­си из Рима пре­то­ри­а­нец в ран­ге кам­пидок­то­ра (инструк­тор по обу­че­нию лич­но­го соста­ва) I когор­ты П. Элий Пакат поста­вил посвя­ще­ние Ne­me­si sanctae cam­pestri по обе­ту, кото­рый при­нёс в каче­стве инструк­то­ра (doc­tor) когор­ты, при­чем сде­лал он это som­nio ad­mo­ni­tus — «побуж­ден­ный сно­виде­ни­ем» (или «изве­щён­ный во сне») (CIL. VI. 533 — ILS. 2088)²³. Неме­зиде, назван­ной «цар­ст­вен­ной боги­ней», выпол­нил посвя­ще­ние и фру­мен­та­рий Элий Пом­пе­ян, обе­щав­ший сде­лать это в чине адъ­юто­ра; quod adiu­tor po­mi­si (sic!) fr(umen­ta­rius) po­sui (IMS. II. 36). Отме­тим так­же над­пись М. Уль­пия Мар­ци­а­ла, кото­рый в сво­ем посвя­ще­нии Юпи­те­ру Наи­луч­ше­му Вели­чай­ше­му, Юноне, Гер­ку­ле­су (Herclen­ti) и богам покро­ви­те­лям с.117 учеб­но­го пла­ца (Cam­pestri­bus) ука­зал, что сде­лал его по при­ня­то­му обе­ту, после того как был импе­ра­то­ром Адри­а­ном про­из­веден из деку­ри­о­нов в цен­ту­ри­о­ны: ex de­cu­rio­ne fac­tus (cen­tu­rio) ab imp(era­to­re) Had­ria­no leg(ionis) I Mi­nerv(i)ae, vo­to sus­cep­to (CIL. VI. 31158 = ILS. 2213). А сол­дат III Авгу­сто­ва леги­о­на Л. Гра­ний Гоно­рат поза­бо­тил­ся сде­лать на свои день­ги посвя­ще­ние Вик­то­рии Авгу­сте по слу­чаю полу­че­ния зва­ния деку­ри­о­на — ob de­cu­rio­na­tum (ILAlg. I. 2070)²⁴. Т. Фла­вий Доми­ций Вале­ри­ан в 231 г. испол­нил обет Фор­туне Авгу­сте, полу­чив зва­ние цен­ту­ри­о­на по реко­мен­да­ции леги­о­на XIV Ge­mi­nae (AE. 1976. 540). Посвя­ще­ние [I(ovi)] O(pti­mo) M(axi­mo), [M]ar­ti, Vic[to­riae], dii[s] i[u]van­ti­bus, [G]enio­que sta­tio­nis Va­za[iu]ita­nae сде­лал бене­фи­ци­а­рий III Авгу­сто­ва леги­о­на, кото­рый после завер­ше­ния коман­ди­ров­ки на sta­tio полу­чил повы­ше­ние, веро­ят­но, в ранг цен­ту­ри­о­на II Ита­лий­ско­го леги­о­на: […ex]ple­ta [s]ta­tio­ne, pr[o]mo­tus ad [(cen­tu­rio­na­tum)?] leg(ionis) II Ita­li­cae v(otum) s(ol­vit) l(ibens) a(ni­mo) (CIL. VIII. 10718 = 17626).

При­чи­ной выпол­не­ния обе­та, разу­ме­ет­ся, мог­ли быть не толь­ко повы­ше­ния в чинах, но и полу­че­ние дру­гих почет­ных зва­ний, жре­че­ских или маги­ст­рат­ских. Так, во вре­ме­на Эла­га­ба­ла М. Анто­ний Про­кул­лей из всад­ни­че­ских турм при­нёс дар Веч­ной Победе Авгу­ста по слу­чаю полу­че­ния почет­ной долж­но­сти эди­ла — ob ho­no­rem aedi­li­ta­tis (CIL. VIII. 9754). Сошлём­ся так­же на две посвя­ти­тель­ные над­пи­си из Лам­беза, при­над­ле­жа­щие вете­ра­нам III Авгу­сто­ва леги­о­на. Они совер­ши­ли посвя­ще­ния и при­нес­ли дары счаст­ли­вой Адри­а­но­вой курии вете­ра­нов по слу­чаю ока­зан­ной им чести в виде долж­но­сти посто­ян­но­го фла­ми­на — ob ho­no­rem fla­mo­nii (sic) per­pe­tui quem in se con­tu­le­runt. Пер­вый из них, К. Юлий Рогат, быв­ший раз­вед­чик (spe­cu­la­tor) посвя­тил свой дар Мер­ку­рию Авгу­сту (AE. 1968. 646), а вто­рой, М. Виррий Диа­ду­мен (отме­тив­ший, кста­ти, что почет­ная долж­ность жре­ца была пре­до­став­ле­на ему в его отсут­ст­вие — in se ab­sen­tem con­tu­le­runt), — Вик­то­рии Авгу­сте (AE. 1916. 22).

Надо ска­зать, что успеш­ная карье­ра и поче­сти инте­ре­со­ва­ли не толь­ко рядо­вых и млад­ших коман­ди­ров, но и офи­це­ров высо­ко­го ран­га. В этой свя­зи сто­ит обра­тить вни­ма­ние на два памят­ни­ка. Один из них при­над­ле­жит Тенею Лон­гу, слу­жив­ше­му под нача­лом кон­су­ля­ра Уль­пия Мар­цел­ла. Когда по при­ка­зу импе­ра­то­ров (ско­рее все­го, име­ют­ся в виду Марк Авре­лий и Ком­мод) он в зва­нии пре­фек­та кон­ни­цы был укра­шен la­to cla­vo (широ­кой пур­пу­ро­вой поло­сой на туни­ке — знак сена­тор­ско­го досто­ин­ства) и назна­чен кве­сто­ром, он воз­двиг алтарь мест­но­му бри­тан­ско­му боже­ству Ано­ци­ти­ку (RIB. 1329). Ещё более при­ме­ча­тель­на вто­рая над­пись, про­ис­хо­дя­щая из Лам­беза и пред­став­ля­ю­щая собой сти­хотвор­ный текст, в кото­ром от лица пре­фек­та лаге­ря Аль­фе­на Вара гово­рит­ся, что он увидел во сне Отца Либе­ра Бимат­ра (= Bi­ma­ter, т. е. име­ю­ще­го двух мате­рей), рож­ден­но­го Юпи­те­ром из мол­нии, и полу­чил от него пове­ле­ние вос­ста­но­вить базу ста­туи и храм, посвя­щён­ный Либе­ру и с.118 Пану. Сооб­щив об испол­нен­ном обе­те, Фор­ту­нат про­сит бога: «Сде­лай (так), чтобы увидел я Рим и был про­слав­лен поче­том и увен­чан на служ­бе госуда­рям!»²⁵.

Воен­ная жизнь, без­услов­но, пре­до­став­ля­ла сол­да­там и нема­ло раз­лич­ных дру­гих пово­дов для обра­ще­ния за под­держ­кой богов. В част­но­сти, участ­вуя в бое­вых похо­дах и выпол­няя, неред­ко с риском для жиз­ни, раз­лич­ные мис­сии вда­ли от мест посто­ян­ной дис­ло­ка­ции, вои­ны при­но­си­ли обе­ты за счаст­ли­вое воз­вра­ще­ние. При­ме­ча­тель­на в этом плане ано­ним­ная над­пись на фраг­мен­те мра­мор­ной колон­ны из Пре­сла­ва в Ниж­ней Мезии, дати­ру­е­мая вре­ме­нем прав­ле­ния Алек­сандра Севе­ра (AE. 1991. 1378). Она при­над­ле­жит сол­да­ту I Ита­лий­ско­го леги­о­на, слу­жив­ше­му бене­фи­ци­а­ри­ем кон­су­ля­ра и кор­ни­ку­ля­ри­ем про­ку­ра­то­ра. В ней сооб­ща­ет­ся, что по обе­ту, при­не­сён­но­му, когда он в каче­стве ново­бран­ца отправ­лял­ся на Бос­пор­скую вой­ну, он поста­вил посвя­ще­ние, чтобы осво­бо­дить­ся от мно­гих опас­но­стей в стране вар­ва­ров бла­го­да­ря помо­щи боже­ства, имя кото­ро­го не сохра­ни­лось: quot (sic!) ti­ro pro­fi­cis­cens in bel­lo Bos­po­ra­no vo­ve­rat et adiu­van­te nu­me­ne (sic!) [e]ius mul­tis pe­ri­cu­lis in bar­ba­ri­co li­be­ra­tus sit me­ri­to vo­tum po­suit²⁶. Три бой­ца из тур­мы Опта­та воз­двиг­ли алтарь Гению сво­ей тур­мы во испол­не­ние счаст­ли­вей­ших обе­тов (vo­tis fe­li­cis­si­mis), посвя­тив его Непо­беди­мо­му Гер­ку­ле­су и всем богам и боги­ням за здра­вие Сеп­ти­мия Севе­ра и Кара­кал­лы, а так­же сво­их началь­ни­ков по слу­чаю воз­вра­ще­ния сво­его отряда — ob re­di­tu nu­me­ri (CIL. VI. 224 = ILS. 2185; ср. ILS. 2186 — ана­ло­гич­ное посвя­ще­ние Гению тур­мы pro sa­lu­te, itu, re­di­tu et vic­to­ria импе­ра­то­ра Сеп­ти­мия Севе­ра).

В дан­ном кон­тек­сте сто­ит так­же обра­тить вни­ма­ние на обы­чай, рас­про­стра­нен­ный сре­ди сол­дат-бене­фи­ци­а­ри­ев, кото­рые нес­ли служ­бу на отдель­ных спе­ци­аль­ных постах. По завер­ше­нии сво­ей коман­ди­ров­ки (exple­ta sta­tio­ne) они име­ли обык­но­ве­ние испол­нять обе­ты раз­лич­ным богам, в первую оче­редь тра­ди­ци­он­ным рим­ским боже­ствам, а так­же Гени­ям мест­но­сти, воз­дви­гая в их честь алта­ри и посвя­ще­ния²⁷.

Обе­ты богам за удач­ное воз­вра­ще­ние из бое­во­го похо­да или экс­пе­ди­ции мог­ли испол­нять­ся так­же и коман­ди­ра­ми частей и под­разде­ле­ний. Воен­ный три­бун IV с.119 Македон­ско­го и XXI Хищ­но­го леги­о­нов в Гер­ма­нии, вер­нув­шись оттуда в Рим, при­нёс дар Гер­ку­ле­су Непо­беди­мо­му (ILS. 2706 = Фёдо­ро­ва. 182). В 199 г. посвя­ще­ние Вик­то­рии Авгу­сте за здра­вие импе­ра­то­ров Сеп­ти­мия Севе­ра и Кара­кал­лы по слу­чаю воз­вра­ще­ния в свой лагерь в Верх­ней Пан­но­нии II Вспо­мо­га­тель­но­го леги­о­на ([ob re]duc(tam) leg(ionem) II Adi.) сде­лал легат Л. Бэбий Цеци­ли­ан (AE. 1976. 544). В боль­шой сти­хотвор­ной над­пи­си из Бу Нджем (древ­ний Gho­la­ia или Go­las в Три­по­ли­та­нии), сде­лан­ной цен­ту­ри­о­ном III Авгу­сто­ва леги­о­на Кв. Авиди­ем Квин­ти­а­ном и дати­ру­е­мой 202—203 гг., упо­ми­на­ет­ся об общем обе­те за воз­вра­ще­ние вой­ска²⁸. В про­стран­ной над­пи­си из El-Ague­neb в Афри­ке (CIL. VIII. 21567) дру­гой цен­ту­ри­он того же леги­о­на сооб­ща­ет об обе­тах за здра­вие импе­ра­то­ра Мар­ка Авре­лия и его лега­та (по чьей реко­мен­да­ции он был про­из­ведён в цен­ту­ри­о­ны), кото­рые он дал всем богам, отправ­ля­ясь в экс­пе­ди­цию за льва­ми, и испол­нил по воз­вра­ще­нии в честь Ge­nio summ[o] Tha­su­ni et deo si­ve deae, [nu]mi­ni sancto. При­ме­ча­тель­но, что, ука­зав дату, когда была сде­ла­на над­пись (май 174 г.), этот цен­ту­ри­он отме­тил так­же, что в этот день он был про­из­ведён из деку­ри­о­нов в более высо­кий чин²⁹.

Надо ска­зать, что в сол­дат­ской эпи­гра­фи­ке нахо­дят отра­же­ние и дру­гие очень важ­ные цен­ност­ные пред­став­ле­ния. Мно­го­чис­лен­ные посвя­ще­ния, совер­шае­мые по раз­ным слу­ча­ям Гени­ям леги­о­нов, цен­ту­рий и дру­гих под­разде­ле­ний, лаге­ря, пре­то­рия, схол, кол­ле­гий и т. д., часто в соче­та­нии с бога­ми рим­ско­го пан­тео­на и (или) тузем­ны­ми боже­ства­ми, без­услов­но, свиде­тель­ст­ву­ют о при­вер­жен­но­сти сол­дат и коман­ди­ров сво­им бое­вым сорат­ни­кам и тем воин­ским фор­ми­ро­ва­ни­ям, в кото­рых про­хо­ди­ла их служ­ба³⁰. Осо­бен­но инте­рес­ны те посвя­ти­тель­ные тек­сты, в кото­рых с.120 уга­ды­ва­ют­ся дей­ст­ви­тель­но нефор­маль­ные и очень проч­ные чув­ства при­вя­зан­но­сти к сво­ей части и сослу­жив­цам. Так, сол­да­ты III Авгу­сто­ва леги­о­на, кото­рый был рас­пу­щен после собы­тий 238 г. Гор­диа­ном III и вос­ста­нов­лен спу­стя 15 лет Вале­ри­а­ном³¹, по всей види­мо­сти, на про­тя­же­нии все­го это­го сро­ка сохра­ни­ли при­вя­зан­ность к род­ной части и, вер­нув­шись из Реции в Гемел­лы, испол­ни­ли обет Вик­то­рии Авгу­сте (CIL. VIII. 2482 = 17976 = ILS. 531). А Сат­то­ний Юкунд, цен­ту­ри­он-при­ми­пил это­го же леги­о­на, поста­вил в 255 г. по обе­ту ста­тую Мар­су mi­li­tiae po­ten­ti («вла­ды­че­ст­ву­ю­ще­му над воен­ной служ­бой») и отме­тил в сво­ем посвя­ще­нии, что он пер­вый после вос­ста­нов­ле­ния леги­о­на воз­ло­жил свой цен­ту­ри­он­ский жезл воз­ле леги­он­но­го орла: pri­mus leg(ione) re­no­va­ta aput aqui­lam vi­tem po­suit (CIL. VIII. 2634 = ILS. 2296).

О таких же чув­ствах свиде­тель­ст­ву­ют мно­го­чис­лен­ные посвя­ще­ния, сде­лан­ные раз­лич­ным боже­ствам непо­сред­ст­вен­но за бла­го­по­лу­чие и без­опас­ность (pro sa­lu­te et in­co­lu­mi­ta­te) сорат­ни­ков по леги­о­ну или под­разде­ле­нию. Не оста­нав­ли­ва­ясь подроб­но на над­пи­сях этой груп­пы, обра­тим вни­ма­ние толь­ко на одну очень суще­ст­вен­ную, на наш взгляд, деталь: в ряде посвя­ще­ний обет испол­ня­ет­ся не толь­ко по отдель­но­сти, но и одно­вре­мен­но за бла­го­по­лу­чие и импе­ра­то­ров, и вои­нов³². Так, цен­ту­ри­он и кам­пидок­тор VII Сдво­ен­но­го леги­о­на сде­лал в 182 г. посвя­ще­ние Mar­ti Cam­pestri за бла­го Ком­мо­да Авгу­ста и кон­ных тело­хра­ни­те­лей (CIL. II. 4083), а про­тек­тор и пре­по­зит Вита­ли­ан испол­нил обет Iovi Op­ti­mo Ma­xi­mo Mo­ni­to­ri за бла­го и невреди­мость импе­ра­то­ра Гал­ли­е­на и вои­нов век­сил­ля­ций гер­ман­ских и бри­тан­ских леги­о­нов с их вспо­мо­га­тель­ны­ми вой­ска­ми (CIL. III. 3228, p. 2382, 182 = ILS. 546). В над­пи­си же цен­ту­ри­о­на II Авгу­сто­ва леги­о­на М. Либур­ния Фрон­то­на гово­рит­ся об испол­не­нии ана­ло­гич­но­го обе­та Юпи­те­ру Доли­хе­ну и N[u]mi­ni­bus Aug(us­to­rum) за бла­го Анто­ни­на Пия и леги­о­на (RIB. 1330). Пожа­луй, наи­бо­лее инте­рес­на в этом ряду над­пись, в кото­рой сооб­ща­ет­ся, что в 158 г. за бла­го импе­ра­то­ра Анто­ни­на Пия, сена­та и рим­ско­го наро­да, а так­же лега­та, свет­лей­ше­го мужа Фус­ци­на, и III Авгу­сто­ва леги­о­на и его вспо­мо­га­тель­ных частей на свои день­ги устро­ил в Лам­бе­зе место для почи­та­ния мавре­тан­ских богов некий К. Атий (или Катий) Сацер­дот, не ука­зав­ший сво­его чина, но, по всей види­мо­сти, сол­дат или офи­цер (воз­мож­но, вете­ран) дан­но­го леги­о­на: (diis) Mau­ris d(e) s(ua) p(ecu­nia) et lo­cum с.121 insti­tuit, quos co­li… (CIL. VIII. 2637, p. 1739 = ILS. 342)³³. Здесь мы видим вос­при­я­тие бла­го­по­лу­чия импе­ра­то­ра, государ­ства, наро­да и войск в нераздель­ном и орга­ни­че­ском един­стве. Дан­ный памят­ник пока­зы­ва­ет, что и в середине II сто­ле­тия пат­рио­ти­че­ские чув­ства отнюдь не были чуж­ды рим­ско­му сол­да­ту. Любо­пыт­но, что они вполне мог­ли соче­тать­ся с покло­не­ни­ем боже­ствам тех реги­о­нов, где рим­ские вои­ны нес­ли свою служ­бу. С рели­ги­оз­ной точ­ки зре­ния при­ме­ча­те­лен так­же и тот факт, что покло­не­ние Гению и nu­men импе­ра­то­ров неред­ко соче­та­ет­ся в одном посвя­ще­нии с гени­я­ми воин­ских частей и под­разде­ле­ний. Напри­мер, три­бун I Вер­ной кон­ной тысяч­ной когор­ты вар­ду­лов, рим­ских граж­дан, Фла­вий Тици­ан на свои сред­ства поста­вил алтарь Num(ini) Aug(us­ti) et Gen(io) coh(or­tis) (RIB. 1083), а бене­фи­ци­а­рии лега­та в 216 г. сде­ла­ли посвя­ще­ние Юпи­те­ру, Гению импе­ра­то­ра (Кара­кал­лы) и Гению лаге­ря (AE. 1963. 45). В позд­ней­шем же из извест­ных посвя­ще­ний Гению воин­ской части³⁴, в над­пи­си на алта­ре из Син­гиду­ну­ма в Верх­ней Мезии, сде­лан­ной быв­шим пре­фек­том леги­о­на, Гений IV Фла­ви­е­ва леги­о­на фак­ти­че­ски отож­дест­влен с Гени­ем импе­ра­то­ров Дио­кле­ти­а­на и Мак­си­ми­на: Ge­nio leg(ionis) IIII F(la­viae) f(ir­mae) [et] dd(omi­no­rum) nn(ostro­rum) Dioc[let]iani [et Ma­xi­mi­ni] Augg. [A]urel(ius) Ma­xim[…]ius ex praef(ec­to) leg(ionis) eius­dem vo­tum po­su[it] (CIL. III. 1646 = ILS. 2292).

Оче­вид­но, одна­ко, что мно­гих сол­дат в усло­ви­ях нелег­кой служ­бы одоле­ва­ли и совсем дру­гие чув­ства, в том чис­ле и тос­ка, за избав­ле­ние от кото­рой так­же над­ле­жа­ло почтить боже­ство. Об этом крас­но­ре­чи­во свиде­тель­ст­ву­ет вотив­ная над­пись, сде­лан­ная всад­ни­ком III Авгу­сто­ва леги­о­на Эли­ем Севе­ром. Он поста­вил и посвя­тил обе­щан­ный по обе­ту алтарь Фор­туне Авгу­сте после избав­ле­ния от душев­ной тос­ки: expli­ci­tus de­si­de­rio ani­mi sui aram quam vo­ve­rat For­tu­nae Aug(us­tae) l(ibens) a(ni­mo) red­di­dit eam­que de­di­ca­vit (CIL. VIII. 2593 = 18092 = ILS. 2326).

Посвя­ще­ние алта­рей и дру­гих доста­точ­но доро­го­сто­я­щих воти­вов не было, конеч­но, зауряд­ным эпи­зо­дом в повсе­днев­ной жиз­ни сол­дат и зна­ме­но­ва­ло, по-види­мо­му, толь­ко по-насто­я­ще­му зна­чи­мые собы­тия. Впро­чем, даже при недо­стат­ке средств вои­ны нахо­ди­ли воз­мож­но­сти про­явить свои рели­ги­оз­ные чув­ства, кото­рые, оче­вид­но, были не менее искрен­ни­ми, чем при воз­веде­нии доро­гих посвя­ще­ний. Дру­гое дело, что свиде­тельств о подоб­ных про­яв­ле­ни­ях в нашем рас­по­ря­же­нии срав­ни­тель­но немно­го. В каче­стве пока­за­тель­но­го при­ме­ра мож­но сослать­ся на брон­зо­вую таб­лич­ку, най­ден­ную в Вин­до­нис­се (Верх­няя Гер­ма­ния), на кото­рой сол­дат Вале­рий Тер­ций ука­зал, что посвя­тил, выпол­нив обет, кури­цу Гению XI с.122 Клав­ди­е­ва Бла­го­че­сти­во­го Вер­но­го леги­о­на (AE. 1926. 69)³⁵. Это, кста­ти ска­зать, наи­бо­лее ран­нее посвя­ще­ние Гению воин­ской части³⁶.

Сто­ит отме­тить, что испол­не­ние одна­жды дан­но­го обе­та пред­став­ля­лось настоль­ко важ­ным делом, что в слу­чае невоз­мож­но­сти испол­нить его лич­но соот­вет­ст­ву­ю­щее пред­пи­са­ние наслед­ни­кам вклю­ча­лось в заве­ща­ние. Так, напри­мер, посвя­ще­ние Пар­фян­ской Авгу­сто­вой Победе было сде­ла­но по заве­ща­нию отстав­но­го цен­ту­ри­о­на вре­мен Тра­я­на (CIL. VIII. 2354 = ILS. 305), а один воин город­ской когор­ты в нача­ле прав­ле­ния Ком­мо­да при­ка­зал в заве­ща­нии поста­вить изо­бра­же­ние Гения цен­ту­рии на мра­мор­ном осно­ва­нии (CIL. VI. 217 = ILS. 2106); по заве­ща­нию цен­ту­ри­о­на XII город­ской когор­ты его сослу­жив­цы постро­и­ли храм (aedem) Гению цен­ту­рии за бла­го­по­лу­чие импе­ра­то­ра Алек­сандра Севе­ра (CIL. VI. 223).

Гово­ря, далее, о рели­ги­оз­ных аспек­тах про­фес­сио­наль­но-кор­по­ра­тив­но­го это­са рим­ских сол­дат, нель­зя не ска­зать о куль­те раз­лич­но­го рода Вик­то­рий и о теме победы вооб­ще в армей­ской эпи­гра­фи­ке. Культ Вик­то­рии воз­ник в Риме ещё во вре­ме­на Ран­ней рес­пуб­ли­ки³⁷. В эпо­ху прин­ци­па­та он, без­услов­но, зани­ма­ет осо­бое место в сол­дат­ском пан­теоне и в созна­нии сол­дат и офи­це­ров³⁸. И это не уди­ви­тель­но, если учесть, что раз­гром вра­га был, по суще­ству, глав­ным пред­на­зна­че­ни­ем армии, о кото­ром даже в отно­си­тель­но мир­ные вре­ме­на нель­зя было забы­вать, тем более, что победы рим­ско­го ору­жия теперь нераз­рыв­но свя­зы­ва­лись с пра­вя­щим импе­ра­то­ром как носи­те­лем выс­ше­го импе­рия и ауспи­ций³⁹. Изо­бра­же­ния боги­ни Вик­то­рии в виде кры­ла­той жен­щи­ны, дер­жа­щей венок, не толь­ко широ­ко прак­ти­ко­ва­лись с.123 в монет­ных выпус­ках⁴⁰ и на раз­но­го рода ком­ме­мо­ра­тив­ных соору­же­ни­ях, в част­но­сти, на три­ум­фаль­ных арках⁴¹. Боги­ня изо­бра­жа­лась и на сол­дат­ских пате­рах⁴², а так­же на воен­ных зна­ме­нах (ve­xil­la)⁴³, сопут­ст­вуя, таким обра­зом, вои­нам и в быту, и в похо­дах, и во вре­мя раз­лич­ных тор­же­ст­вен­ных цере­мо­ний. Обра­ще­ние к кон­крет­ным эпи­гра­фи­че­ским доку­мен­там поз­во­ля­ет более деталь­но пред­ста­вить себе, как рим­ские сол­да­ты и офи­це­ры пони­ма­ли и вос­при­ни­ма­ли это боже­ство⁴⁴.

В посвя­ти­тель­ных над­пи­сях Победа не толь­ко пред­ста­ёт как Augus­ta, т. е. как боже­ство, соче­тае­мое с лич­но­стью импе­ра­то­ра, не толь­ко объ­еди­ня­ет­ся в одном посвя­ще­нии с дру­ги­ми рим­ски­ми боже­ства­ми (часто в три­а­де вме­сте с Мар­сом и Вене­рой), обо­жест­влен­ны­ми поня­ти­я­ми, гени­я­ми и тузем­ны­ми бога­ми, но и высту­па­ет как Победа или Победы одно­го или несколь­ких импе­ра­то­ров⁴⁵, при­чем не как победа вооб­ще, но как вполне кон­крет­ная, недав­но одер­жан­ная победа, кото­рая и в этом слу­чае мыс­ли­лась как боги­ня, имев­шая соб­ст­вен­ный культ и даже жре­цов⁴⁶. Ино­гда в над­пи­сях мы нахо­дим и опре­де­лён­ные ука­за­ния на соот­вет­ст­ву­ю­щие собы­тия. При­ведём неко­то­рые наи­бо­лее, на наш взгляд, пока­за­тель­ные при­ме­ры. В посвя­ще­нии, сде­лан­ном в 254 г. пре­зи­дом про­вин­ции Мавре­та­нии Цеза­рей­ской М. Авре­ли­ем Вита­ли­сом и деку­ри­о­ном алы фра­кий­цев Уль­пи­ем Кастом в честь Юпи­те­ра Наи­луч­ше­го Вели­чай­ше­го и Гени­ев, бес­смерт­ных богов и Побед непо­беди­мых вла­дык, ска­за­но, что они испол­ни­ли обет «по слу­чаю раз­гро­ма и обра­ще­ния в бег­ство с.124 вар­ва­ров» — ob bar­ba­ros c(a)esos ac fu­sos (CIL. VIII. 20827 = ILS. 3000)⁴⁷. На то, что в посвя­ще­нии име­ет­ся в виду кон­крет­ная победа, оче­вид­но, ука­зы­ва­ют и такие эпи­те­ты Вик­то­рии, как, напри­мер, Пар­фян­ская (CIL. VIII. 2354 = ILS. 305 — упо­ми­нав­ше­е­ся посвя­ще­ние, сде­лан­ное по заве­ща­нию цен­ту­ри­о­на вре­мен Тра­я­на) или Гер­ман­ская в посвя­ще­нии эво­ка­та Вибул­лия Фелик­са, кото­рый ука­зал, что ради три­ум­фа Авгу­стов (име­ет­ся в виду три­умф Мар­ка Авре­лия и Ком­мо­да в 176 г.) воз­двиг брон­зо­вую ста­тую ценой в 500 дена­ри­ев, укра­шен­ную тро­фе­я­ми, и пода­рил ее кол­ле­гии⁴⁸. Сол­да­ты III Авгу­сто­ва леги­о­на, вер­нув­ши­е­ся в свой посто­ян­ный лагерь в Лам­бе­зе после Пар­фян­ской вой­ны Сеп­ти­мия Севе­ра (de exp(edi­tio­ne) fel(icis­si­ma) Me­so­po[ta­mi­ca]), сде­ла­ли посвя­ще­ние [Vic­to­riae Au]ggg. Arab(icae) Adi[ab](eni­cae) Parth(icae) max(imae) (ILS. 9098). Быв­ший воен­ный три­бун IV Скиф­ско­го леги­о­на, А. Вици­рий Про­кул, будучи fla­men Augus­ta­lis в Рузел­ле (Этру­рия), воз­двиг в этой коло­нии в 45 г. ста­тую во испол­не­ние обе­та pro sa­lu­te et re­di­tu et Vic­to­ria Bri­tan­ni­ca Ti. Clau­di Cae­sa­ris Aug(us­ti) Ger­ma­ni­ci (AE. 1980. 457)⁴⁹.

Ещё более инте­рес­ны тек­сты, где речь идет о победах, одер­жан­ных отдель­ным леги­о­ном. В Бри­ге­ци­оне в 207 г. при­ми­пил П. Марий Секс­ти­ан при­нёс дар Vic­to­riae Aug(us­to­rum) n(ostro­rum) et leg(ionis) I Adi(ut­ri­cis) p(iae) f(ide­lis) <An­to­ni­nia­nae> (CIL. III. 11082). Некий Вале­рий Руф испол­нил обет Победе VI Победо­нос­но­го Вале­ри­е­ва леги­о­на (CIL. VII. 217).

В неко­то­рых слу­ча­ях победа пред­ста­ет не как обо­жест­влён­ное абстракт­ное поня­тие, но в каче­стве реаль­но­го или чае­мо­го дости­же­ния импе­ра­то­ра. Инте­рес­ным памят­ни­ком с таким пони­ма­ни­ем победы явля­ет­ся алтарь из Дура-Евро­пос, воз­двиг­ну­тый по обе­ту Гению Дуры деку­ри­о­ном когор­ты II Ul­pia equi­ta­ta Com­mo­dia­na Эли­ем Тит­ти­а­ном «за бла­го­по­лу­чие Ком­мо­да Авгу­ста Бла­го­че­сти­во­го Счаст­ли­во­го и победу наше­го вла­ды­ки импе­ра­то­ра Уми­ротво­ри­те­ля Все­лен­ной (Pac(ato­ris) с.125 Orb(is))», Непо­беди­мо­го рим­ско­го Гер­ку­ле­са (AE. 1928. 86)⁵⁰. Ана­ло­гич­ные посвя­ще­ния полу­ча­ют рас­про­стра­не­ние в прав­ле­ние Севе­ров. При­ме­ром здесь может слу­жить посвя­ще­ние Гению кон­ных тело­хра­ни­те­лей импе­ра­то­ров и Гер­ку­ле­су Непо­беди­мо­му за здра­вие и победу и воз­вра­ще­ние (re­di­tu) Сеп­ти­мия Севе­ра, его сыно­вей и супру­ги (CIL. VI. 227 = ILS. 427).

Надо отме­тить, что в ряде посвя­ще­ний Вик­то­рия как боги­ня полу­ча­ет харак­тер­ные эпи­те­ты, под­чёр­ки­ваю­щие те ее аспек­ты, кото­рые, бес­спор­но, пред­став­ля­лись деди­кан­там наи­бо­лее суще­ст­вен­ны­ми. В посвя­ще­нии, сде­лан­ном r(es) p(ub­li­ca) c(olo­niae) L(am­bae­si­ta­no­rum), Победа име­ну­ет­ся спут­ни­цей боже­ст­вен­ной Доб­ле­сти Авгу­стов: Vic­to­riae di­vi­nae Vir­tu­tis co­mi­ti Auggg(us­to­rum tri­um) (CIL. VIII. 18240 = ILS. 3811)⁵¹. В кол­лек­тив­ном посвя­ще­нии сол­дат II Пар­фян­ско­го леги­о­на, сде­лан­ном, оче­вид­но, по слу­чаю уволь­не­ния в отстав­ку, Победа назва­на «Воз­вра­ти­тель­ни­цей (Re­dux) наших гос­под импе­ра­то­ра Филип­па и его супру­ги Ота­ци­лии Севе­ры» (ILS. 505 = Фёдо­ро­ва. 215). В одной над­пи­си вре­мен Эла­га­ба­ла гово­рит­ся о при­не­се­нии дара Веч­ной Победе Авгу­ста (CIL. VIII. 9754). Нель­зя ещё раз не при­ве­сти то пыш­ное наиме­но­ва­ние, кото­рое дал Вик­то­рии при­ми­пил Л. Мак­си­мий Гету­лик в уже цити­ро­вав­шем­ся посвя­ще­нии из No­vae: Vic­to­ria Augus­ta Pan­thea Sanctis­si­ma (см. выше прим. 22). Любо­пыт­ней­шей фра­зой снаб­дил свое посвя­ще­ние Мавре­тан­ским вар­вар­ским богам ((Dis) mau­ris bar­ba­ris) Сер­ви­лий Импет­рат, не ука­зав­ший сво­его зва­ния: Vic­tor ve­ni, vic(to­rem) me fac(iatis) — «В каче­стве победи­те­ля я при­шел, так сде­лай­те же меня победи­те­лем» (CIL. VIII. 2641 = 18102 = ILS. 4497).

Пред­став­ле­ние о том, что воен­ный успех явля­ет­ся делом богов, нахо­дит одно из сво­их выра­же­ний в исполь­зо­ва­нии таких эпи­клез, как Vic­tor и De­pul­sor. Напри­мер, в над­пи­си М. Доме­стия Рести­ту­та, цен­ту­ри­о­на XIII Сдво­ен­но­го леги­о­на, обо­и­ми наиме­но­ва­ни­я­ми назван Юпи­тер (AE. 1944. 28; Апу­лум, 154 г.), а посвя­ще­ние бене­фи­ци­а­рия Сатур­ни­на, поми­мо про­чих богов, адре­со­ва­но Мар­су Вик­то­ру (CIL. III. 17626). Сохра­нял­ся в импе­ра­тор­ской армии и культ Юпи­те­ра Sta­tor’а (CIL. III. 895 = ILS. 3023 и III. 1089 = ILS. 3010), а так­же Мар­са Гра­ди­ва («Шест­ву­ю­ще­го в бой») (напри­мер, AE. 1935. 164 — посвя­ще­ние Mar­ti Gra­di­vo; ср. CIL. VIII. 17625 = ILS. 2399 — Gra­di­vo Pat­ri; ср. так­же Mars Mi­li­ta­ris в RIB. 838). Тес­но вза­и­мо­свя­зан­ным с победой и успе­хом воен­ных кам­па­ний явля­ет­ся, оче­вид­но, и почи­та­ние таких божеств, как Bo­nus Even­tus и For­tu­na⁵², кото­рые часто фигу­ри­ру­ют с.126 как Счаст­ли­вый исход и Фор­ту­на отдель­но взя­то­го леги­о­на или вой­ска⁵³ (ср. осо­бен­но CIL. III. 10992: F[o]rtun[ae] for­tis­si­ma[e] leg(ionis) I Adi(ut­ri­cis) p(iae) f(ide­lis) S[ev(eria­nae)]). Инте­рес­ны так­же неко­то­рые эпи­кле­зы Фор­ту­ны: Dea sancta For­tu­na Con­ser­va­rix (RIB. 968), For­tu­na Re­dux (ILS. 2472; CIL. III. 10436). Извест­но так­же посвя­ще­ние Nu­mi­ni For­tu­nae sanctae (AE. 1909. 3). Любо­пыт­но, что сол­да­ты охот­но ста­ви­ли изо­бра­же­ния Фор­ту­ны в лагер­ных банях, где име­лось неболь­шое свя­ти­ли­ще, и почи­та­ли ее как For­tu­na Bal­nea­ris (CIL. XIII. 6552 = ILS. 2605)⁵⁴.

Надо ска­зать, что, при­но­ся обе­ты тем или дру­гим богам за победу над вра­гом, перед нача­лом ли кам­па­нии или же в ходе вой­ны, рим­ские сол­да­ты и вое­на­чаль­ни­ки сле­до­ва­ли древ­ней­шей тра­ди­ции. Если во вре­ме­на Рес­пуб­ли­ки отправ­ляв­ши­е­ся на вой­ну пол­ко­вод­цы дава­ли обе­ты на Капи­то­лии или же при­но­си­ли соот­вет­ст­ву­ю­щие vo­ta (свя­зан­ные обыч­но с воз­веде­ни­ем хра­ма или дара­ми богам)⁵⁵, то в эпо­ху Импе­рии тако­го рода прак­ти­ка опре­де­лен­ным обра­зом «демо­кра­ти­зи­ро­ва­лась». Обе­ты за победу в инди­виду­аль­ном поряд­ке при­но­си­ли не толь­ко высо­ко­по­став­лен­ные вое­на­чаль­ни­ки⁵⁶, но, как мы виде­ли, и офи­це­ры и даже про­стые вои­ны.

В рам­ках насто­я­щей ста­тьи было бы неумест­но оста­нав­ли­вать­ся на харак­те­ри­сти­ке все­го пан­тео­на почи­тае­мых в армии божеств, тем более что его состав деталь­но изу­чен и клас­си­фи­ци­ро­ван в науч­ной лите­ра­ту­ре, посвя­щён­ной как рели­ги­оз­ной жиз­ни импе­ра­тор­ской армии в целом, так и армий отдель­ных про­вин­ций и фор­ми­ро­ва­ний раз­ных родов войск⁵⁷. Ука­жем толь­ко на три хоро­шо извест­ных с.127 момен­та, прин­ци­пи­аль­но важ­ных для рас­смат­ри­вае­мой темы и отча­сти полу­чив­ших осве­ще­ние в выше­из­ло­жен­ных мате­ри­а­лах. 1) Наи­боль­шим рас­про­стра­не­ни­ем во всех фор­ми­ро­ва­ни­ях импе­ра­тор­ской армии поль­зо­ва­лись тра­ди­ци­он­ные боги и боги­ни рим­ско­го пан­тео­на, при­чем в их трак­тов­ке на пер­вый план выхо­ди­ли их воен­ные функ­ции и «ипо­ста­си», так же как и в боль­шин­стве из почи­тае­мых сол­да­та­ми тузем­ных или восточ­ных божеств. Кро­ме того, толь­ко в армии извест­ны куль­ты dii mi­li­ta­res и cam­pestres. 2) Нема­лой попу­ляр­но­стью в армей­ской среде поль­зо­ва­лись так­же куль­ты обо­жест­влен­ных абстракт­ных поня­тий, в том чис­ле (и преж­де все­го) тех, кото­рые были наи­бо­лее суще­ст­вен­ны­ми для воен­ной про­фес­сии — Vir­tus, Ho­nos (так­же и Ho­nos aqui­lae), Pie­tas, Dis­cip­li­na mi­li­ta­ris, Fi­des и др. 3) Рели­ги­оз­но-куль­то­вая прак­ти­ка в рим­ской армии в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни под­чи­ня­лась прин­ци­пам иерар­хии и кол­лек­ти­виз­ма. Ины­ми сло­ва­ми, ини­ци­и­ру­ю­щую роль игра­ли глав­ным обра­зом коман­ди­ры раз­ных ран­гов⁵⁸ (не гово­ря уже о том, что при каж­дом леги­оне были соб­ст­вен­ные жре­цы, гаруспи­ки и т. д.), а обе­ты часто при­но­си­лись и испол­ня­лись кол­лек­тив­но либо име­ли в виду бла­го­по­лу­чие той малой или боль­шой общ­но­сти, к кото­рой при­над­ле­жал сол­дат. При этом вовсе не исклю­ча­лось, как вид­но из при­во­див­ших­ся выше над­пи­сей, про­яв­ле­ние инди­виду­аль­ной, част­ной ини­ци­а­ти­вы. Все это в общем поз­во­ля­ет с пол­ной уве­рен­но­стью заклю­чить, что «про­фес­сио­наль­ные» аспек­ты игра­ли в рели­ги­оз­ной жиз­ни армии боль­шую, если не ска­зать пер­во­сте­пен­ную, роль⁵⁹. Рав­ным обра­зом они опре­де­ля­ли и общий образ мыс­лей воен­ных людей. Соот­вет­ст­ву­ю­щие цен­ност­ные при­о­ри­те­ты нагляд­но выра­же­ны в одном из тех ред­ких эпи­гра­фи­че­ских тек­стов, где рим­ский воен­ный выска­зы­ва­ет­ся от пер­во­го лица вне рамок како­го-либо офи­ци­аль­но­го или куль­то­во­го акта. Это — сти­хотвор­ная эпи­та­фия ано­ним­но­го при­ми­пи­ла из Aquae Fla­via­nae (про­вин­ция Афри­ка) (AE. 1928. 37), в кото­рой гово­рит­ся:

Здесь, впро­чем, так­же при­сут­ст­ву­ет непо­сред­ст­вен­ный кон­такт с боже­ст­вен­ным миром, если при­нять на веру сде­лан­ное в послед­ней стро­ке при­зна­ние.

В заклю­че­ние необ­хо­ди­мо затро­нуть вопрос о харак­те­ре веры сол­дат в богов и о том, насколь­ко дей­ст­вен­ным было ее вли­я­ние на кон­крет­ное поведе­ние рим­ских воен­ных в тех или иных ситу­а­ци­ях, отве­чая на дан­ный вопрос, поми­мо сооб­ра­же­ний обще­го пла­на (име­ю­щих в виду пора­зи­тель­ную рас­про­стра­нен­ность раз­лич­но­го рода посвя­ще­ний, обе­тов и про­чих рели­ги­оз­ных актов в сол­дат­ской среде, серь­ез­ные рас­хо­ды, тре­бо­вав­ши­е­ся под­час для их выпол­не­ния), сле­ду­ет, вслед за Я. Ле Боэком⁶¹, обра­тить осо­бое вни­ма­ние на одну нема­ло­важ­ную деталь, встре­чаю­щу­ю­ся в целом ряде вотив­ных тек­стов, кото­рая под­твер­жда­ет весь­ма высо­кую сте­пень искрен­но­сти, глу­би­ны и инди­виду­аль­но­сти рели­ги­оз­ных чувств, при­су­щих сол­да­там. Неко­то­рые деди­кан­ты, ука­зы­вая на побуди­тель­ные моти­вы испол­не­ния обе­та или дру­го­го куль­то­во­го дей­ст­вия (напри­мер, вос­ста­нов­ле­ния и посвя­ще­ния хра­ма), отме­ча­ют, что дей­ст­во­ва­ли по непо­сред­ст­вен­но­му веле­нию бога. Оно мог­ло быть выска­зан­ным, как мы уже виде­ли в двух при­ведён­ных над­пи­сях, во сне (CIL. VI. 533 = ILS. 2088: som­nio ad­mo­ni­tus; CIL. VIII. 2632 = ILS. 3374: vi­sus di­ce­re som­no Lei­ber Pa­ter), либо в виде­нии, на что ука­зы­ва­ют сло­ва ex vi­su⁶². В неко­то­рых слу­ча­ях спо­соб, каким было полу­че­но боже­ст­вен­ное пове­ле­ние, не назы­ва­ет­ся, но про­сто гово­рит­ся о при­ка­за­нии свы­ше. Так, три­бун Тибе­рий Клав­дий Пом­пей­ян, испол­нив­ший обет Гению VII Сдво­ен­но­го леги­о­на, под­черк­нул, что сде­лал это ex iu(ssu) G(enii) (AE. 1971. 208). Ана­ло­гич­ная фор­му­ла исполь­зо­ва­на и в посвя­ще­нии К. Юлия с.129 Апол­ли­на­ри­са, цен­ту­ри­о­на VI Победо­нос­но­го леги­о­на, в честь Юпи­те­ра веч­но­го Доли­хе­на и богинь Небес­ной Бри­ган­ции и Салюс: ius. de. Эту аббре­ви­а­ту­ру мож­но про­чи­тать либо ius(su) de(i), либо ius(sus) de(di­ca­vit) (ILS. 9318). Инте­рес­на вотив­ная над­пись из Рибче­сте­ра в Бри­та­нии, в кото­рой Т. Фло­ридий Ната­лис, цен­ту­ри­он и пре­по­зит отряда и реги­о­на, сооб­ща­ет, что за бла­го­по­лу­чие импе­ра­то­ра Алек­сандра Севе­ра и его мате­ри «на свои сред­ства вос­ста­но­вил от осно­ва­ния и посвя­тил храм в соот­вет­ст­вии с отве­том бога»: templum a so­lo ex res­pon­su [dei re]sti­tuit et de­di­ca­vit d[e suo] (RIB. 587. Имя бога в над­пи­си не сохра­ни­лось; изда­те­ли над­пи­си пред­по­ла­га­ют, что, ско­рее все­го, им мог быть Юпи­тер Доли­хен). Побуж­де­ние к испол­не­нию обе­та мог­ло так­же исхо­дить не от само­го боже­ства, а от нуме­на, как свиде­тель­ст­ву­ет посвя­ще­ние Юпи­те­ру и Гению места, сде­лан­ное кон­суль­ским бене­фи­ци­а­ри­ем Г. Юли­ем Импе­ра­том o(b) n(umen) m(oni­tus) (AIJ. 253 = Фёдо­ро­ва. 106).

Что каса­ет­ся отве­та на вопрос о том, как имен­но и в какой сте­пе­ни поведе­ние рим­ских сол­дат в бое­вой или повсе­днев­ной обста­нов­ке опре­де­ля­лось рели­ги­оз­ны­ми фак­то­ра­ми, то рас­смот­рен­ный выше мате­ри­ал эпи­гра­фи­че­ских доку­мен­тов отча­сти может быть допол­нен свиде­тель­ства­ми лите­ра­тур­ных источ­ни­ков. Как бы они ни были скуд­ны, тен­ден­ци­оз­ны и раз­роз­нен­ны в хро­но­ло­ги­че­ском плане, их все же нель­зя пол­но­стью игно­ри­ро­вать. Преж­де все­го эти источ­ни­ки, отно­ся­щи­е­ся как к рес­пуб­ли­кан­ско­му, так и импе­ра­тор­ско­му вре­ме­ни, свиде­тель­ст­ву­ют о такой свое­об­раз­ной фор­ме рели­ги­оз­но­сти, как суе­ве­рия и силь­ная, про­сто­душ­но-глу­бо­кая вера воен­ных людей в раз­но­го рода при­ме­ты и пред­зна­ме­но­ва­ния. Эти фак­то­ры, в ряду дру­гих обсто­я­тельств⁶³, часто непо­сред­ст­вен­но обу­слов­ли­ва­ли эмо­цио­наль­ные реак­ции сол­дат­ской мас­сы и неред­ко исполь­зо­ва­лись пол­ко­во­д­ца­ми в сво­их инте­ре­сах либо, напро­тив, тре­бо­ва­ли от них про­веде­ния опре­де­лен­ных «про­фи­лак­ти­че­ских меро­при­я­тий»⁶⁴.

В дан­ном кон­тек­сте нель­зя не вспом­нить о Сци­пи­оне Афри­кан­ском Стар­шем, кото­рый, по сло­вам Поли­бия (Х. 2. 12), «вну­шал сво­им вой­скам такое убеж­де­ние, буд­то все пла­ны его скла­ды­ва­ют­ся при уча­стии боже­ст­вен­но­го вдох­но­ве­ния; через то самое под­чи­нён­ные его шли на опас­ное дело сме­лее и с боль­шей охотой» (пер. Ф. Г. Мищен­ко; ср. Liv. XXVI. 19. 4; 41. 18—19; App. Iber. 73; 88), что осо­бен­но ярко про­яви­лось при штур­ме Ново­го Кар­фа­ге­на, когда Пуб­лий убедил сво­их вои­нов в том, что сам Неп­тун ока­жет им помощь (Po­lyb. X. 14. 11—12; Liv. XXVI. 45. 9; App. Iber. с.130 88), и они про­ник­лись необык­но­вен­ным бое­вым рве­ни­ем⁶⁵. Конеч­но, при­мер Сци­пи­о­на, навер­ное, пер­вой в рим­ской исто­рии хариз­ма­ти­че­ской лич­но­сти, в сво­ем роде исклю­чи­те­лен. Важ­но, одна­ко, под­черк­нуть, что исполь­зо­ва­ние подоб­но­го рода средств мораль­но-пси­хо­ло­ги­че­ско­го воздей­ст­вия на сол­дат­скую мас­су воз­мож­но лишь при соот­вет­ст­ву­ю­щем мен­таль­ном состо­я­нии как этой послед­ней, так и само­го пол­ко­во­д­ца. Мож­но пред­по­ло­жить, что не мень­шая убеж­дён­ность в непо­сред­ст­вен­ном и актив­ном вме­ша­тель­стве богов была при­су­ща и в гораздо более позд­ние вре­ме­на тем рим­ским сол­да­там, кото­рые, успеш­но пре­одолев суро­вые испы­та­ния или встре­тив­шись с тем, что они вос­при­ни­ма­ли как чудо, совер­ша­ли посвя­ще­ния боже­ствам при­род­ных сти­хий⁶⁶. Едва ли в таких ситу­а­ци­ях выбор боже­ст­вен­ных адре­са­тов был слу­ча­ен.

Выше мы уже ука­зы­ва­ли на сакраль­ное зна­че­ние воен­ной при­ся­ги. Не повто­ряя ска­зан­но­го и не раз­ви­вая далее эту тему⁶⁷, при­со­еди­ним­ся к мне­нию Б. Кэм­п­бел­ла, кото­рый под­черк­нул, что вопрос об эффек­тив­но­сти при­ся­ги явля­ет­ся по суще­ству вопро­сом о силе рели­ги­оз­но­го чув­ства, при­су­ще­го рим­ским сол­да­там (како­вую, одна­ко, труд­но оце­нить сколь-нибудь одно­знач­но)⁶⁸. Умест­но, навер­ное, было бы в дан­ном кон­тек­сте обра­тить вни­ма­ние на одну деталь в том эпи­зо­де из IX кни­ги «Мета­мор­фоз» Апу­лея (IX. 39—42), где рас­ска­зы­ва­ет­ся исто­рия о неза­дач­ли­вом леги­о­не­ре, у кото­ро­го избив­ший его ого­род­ник ото­брал меч. Поми­мо все­го про­че­го (а утра­та ору­жия фак­ти­че­ски при­рав­ни­ва­лась к дезер­тир­ству и кара­лась смер­тью — с.131 Dig. 49. 16. 3. 13; cp. 49. 16. 14. 1), этот сол­дат, по сло­вам авто­ра, опа­сал­ся Гения воен­ной при­ся­ги: mi­li­ta­ris… sac­ra­men­ti Ge­nium ab amis­sam spa­tham ve­re­ba­tur (Met. IX. 41). Оче­вид­но, в дан­ном слу­чае име­ет­ся в виду не Гений импе­ра­то­ра, кото­рым кля­лись при при­не­се­нии при­ся­ги⁶⁹, но осо­бое боже­ство, имев­шее, как свиде­тель­ст­ву­ет посвя­ще­ние вете­ра­нов из Интер­ци­зы, соб­ст­вен­ный культ (AE. 1924. 135)⁷⁰. Ука­за­ние Апу­лея, конеч­но, не сле­ду­ет счи­тать исто­ри­че­ски досто­вер­ным, пом­ня о том, что в дан­ном слу­чае он созда­вал обоб­щен­ный образ; но воз­мож­но, что оно потре­бо­ва­лось ему для того, чтобы под­черк­нуть одну из типич­ных, в пред­став­ле­нии его совре­мен­ни­ков, черт рим­ско­го сол­да­та — свое­об­раз­ную набож­ность.

В любом слу­чае, как ни ком­би­ни­ро­вать свиде­тель­ства лите­ра­тур­ных источ­ни­ков, они помо­га­ют вос­со­здать толь­ко пре­дель­но общую кар­ти­ну рели­ги­оз­но­сти рим­ских вои­нов. Кос­вен­ные дан­ные о месте и роли рели­ги­оз­но­го фак­то­ра в воен­ной жиз­ни мог бы дать ана­лиз содер­жа­ния пол­ко­вод­че­ских речей, очень мно­го­чис­лен­ных в сочи­не­ни­ях антич­ных исто­ри­ков. При всей их рито­рич­но­сти и искус­ст­вен­но­сти, они, несо­мнен­но, фик­си­ру­ют и акцен­ти­ру­ют те воен­но-эти­че­ские цен­но­сти, к кото­рым в реаль­но­сти апел­ли­ро­ва­ли вое­на­чаль­ни­ки, обра­ща­ясь к сол­дат­ской мас­се, и кото­рые, оче­вид­но, были дей­ст­ви­тель­но зна­чи­мы­ми для нее. Одна­ко гово­ря об этих речах в целом, нуж­но при­знать, что обра­ще­ние имен­но к рели­ги­оз­ным чув­ствам сол­дат, под­чёр­ки­ва­ние боже­ст­вен­но­го содей­ст­вия, ссыл­ки на почет­ность гибе­ли в бою, дару­ю­щей сла­ву и бес­смер­тие (см. осо­бен­но Ios. B. Iud. VI. 1. 5), и т. п. отнюдь не име­ют в выступ­ле­ни­ях пол­ко­вод­цев перед вой­ском при­о­ри­тет­но­го зна­че­ния, хотя мно­гое зави­сит и от кон­крет­ной ситу­а­ции про­из­не­се­ния речи, и от точ­ки зре­ния само­го авто­ра. Тем более слож­но уста­но­вить корре­ля­цию соот­вет­ст­ву­ю­щих рито­ри­че­ских пас­са­жей, кото­рые сво­дят­ся пре­иму­ще­ст­вен­но к общим местам, с под­лин­ны­ми моти­ва­ми поведе­ния сол­дат на поле боя или в дру­гих обсто­я­тель­ствах. Даже в тех слу­ча­ях, когда в этих речах упо­ми­на­ет­ся содей­ст­вие богов, наряду с ним вся­че­ски под­чёр­ки­ва­ет­ся зна­чи­мость воин­ской выуч­ки, опы­та и доб­ле­сти самих рим­ских войск (см., к при­ме­ру, Caes. BG. V. 52. 6; Dio Cass. LXII. 11. 3; App. Lib. 42; Ios. B. Iud. VI. 1. 5). Харак­тер­но, в част­но­сти, что в сочи­не­ни­ях Цеза­ря, кото­рый как никто дру­гой пони­мал сол­дат­скую пси­хо­ло­гию и писал, во мно­гом ори­ен­ти­ру­ясь на людей воен­ных, основ­ной упор дела­ет­ся на искус­стве пол­ко­во­д­ца, пат­рио­тиз­ме и муже­стве рим­лян, что, как отме­ти­ла Е. М. Шта­ер­ман, весь­ма зна­ме­на­тель­но для умо­на­стро­е­ния в армии⁷¹.

с.132 Понят­но, впро­чем, что в раз­ные эпо­хи и в зави­си­мо­сти от кон­крет­ных ситу­а­ций эти умо­на­стро­е­ния мог­ли суще­ст­вен­ным обра­зом менять­ся. Но в них все­гда не менее важ­ную роль, чем рели­ги­оз­ные и мораль­ные фак­то­ры, игра­ли сугу­бо праг­ма­ти­че­ские, зем­ные сооб­ра­же­ния — упо­ва­ния на зна­ки отли­чия, повы­ше­ния, сла­ву и поче­сти, а глав­ное — на достой­ное денеж­ное воз­на­граж­де­ние. При­ме­ча­тель­но, что ино­гда к про­веде­нию рели­ги­оз­ных цере­мо­ний и обрядов с чисто рим­ской праг­ма­тич­но­стью при­уро­чи­ва­лись вру­че­ние do­na mi­li­ta­ria и выпла­та наград­ных (App. BC. IV. 89; Ios. B. Iud. VII. 1. 3). Импе­ра­тор Юли­ан, гото­вясь в Антио­хии к похо­ду про­тив пер­сов, не толь­ко сам усерд­ст­во­вал в молит­вах и тол­ко­ва­нии пред­ска­за­ний, но и актив­но пытал­ся внед­рить почи­та­ние богов в души сво­их сол­дат; одна­ко когда его лич­но­го при­ме­ра и сло­вес­ных вну­ше­ний ока­зы­ва­лось недо­ста­точ­но, то, по сло­вам Либа­ния, «убеж­де­нию содей­ст­во­ва­ло золо­то и сереб­ро и при посред­стве малой при­бы­ли воин полу­чал боль­шую, золо­том при­об­ре­тал друж­бу богов, власт­ных на войне» (Li­ban. Or. XVIII. 168. — Пер. С. Шеста­ко­ва; ср. Amm. Marc. XXII. 12. 6—7). К сожа­ле­нию, наши источ­ни­ки не поз­во­ля­ют оце­нить сте­пень воздей­ст­вия тако­го рода прак­ти­ки, как и про­чих офи­ци­аль­ных куль­то­вых меро­при­я­тий, на созна­ние сол­дат.

В усло­ви­ях же граж­дан­ских войн чаще все­го ника­кие апел­ля­ции к богам не мог­ли сдер­жать и обуздать сол­дат­скую мас­су, кото­рая дава­ла выход сво­им поро­кам и стра­стям. Судя по мно­го­чис­лен­ным фак­там, сооб­щае­мым источ­ни­ка­ми, бла­го­че­сти­вый воин пре­вра­щал­ся — преж­де все­го в гла­зах совре­мен­ни­ков, но и в реаль­но­сти тоже — в без­бож­но­го воя­ку (mi­les im­pius), гото­во­го на бра­то­убий­ство и стре­мя­ще­го­ся к нажи­ве любым, даже самым пре­ступ­ным путем ([Verg.] Di­rae. 1. 81).

Есте­ствен­но, было бы гру­бой ошиб­кой пре­уве­ли­чи­вать сдер­жи­ваю­щее и пози­тив­ное воздей­ст­вие рели­ги­оз­ной веры на мораль­ное состо­я­ние и поведе­ние сол­дат рим­ской армии во вре­ме­на позд­ней Рес­пуб­ли­ки и Импе­рии. Недо­пу­сти­мо, одна­ко, и недо­оце­ни­вать огром­ную спла­чи­ваю­щую, вос­пи­та­тель­ную и сти­му­ли­ру­ю­щую роль re­li­gio castren­sis в ее раз­лич­ных про­яв­ле­ни­ях, как офи­ци­аль­ных, так и неофи­ци­аль­ных, про­ник­ну­тых, как мы мог­ли видеть, не одним толь­ко кон­фор­миз­мом, фор­маль­ной, бес­со­дер­жа­тель­ной рути­ной ста­ро­дав­них риту­а­лов и уста­нов­ле­ний, но так­же и искрен­ней инди­виду­аль­ной верой. Вера в богов у сол­дат импе­ра­тор­ской армии была нераз­рыв­но свя­за­на с вер­но­стью сво­им частям и бое­вым това­ри­щам, с пре­дан­но­стью импе­ра­то­ру и рим­ско­му государ­ству в целом. Re­li­gio castren­sis освя­ща­ла и в извест­ной сте­пе­ни фор­ми­ро­ва­ла наи­бо­лее зна­чи­мые цен­ност­ные ори­ен­ти­ры воин­ской жиз­ни, эффек­тив­но помо­га­ла сохра­нять искон­ные рим­ские тра­ди­ции (рав­но как и при­об­щать к ним тех, кто бла­го­да­ря служ­бе в армии актив­но инте­гри­ро­вал­ся в рим­ский мир), пси­хо­ло­ги­че­ски облег­ча­ла бре­мя тягот и опас­но­стей, с.133 при­да­ва­ла опре­де­лён­ный смысл жиз­ни и служ­бе сол­дат и коман­ди­ров⁷², а и порой вооду­шев­ля­ла их на геро­и­че­ские дея­ния⁷³.