К вопросу о «хулящих бога» (βλασφημουντες) и восстании 387 г. в Антиохии
М.: Издательство восточной литературы, 1962 г. С. 572—578.
с.572 В жизни разлагавшейся Римской рабовладельческой империи последняя треть IV в. была временем острого социального кризиса. С большой силой он проявился и в восточной ее половине. Развернувшееся на Балканах широкое народное движение сливалось с восстаниями в армии. По городам прокатилась волна выступлений, достигшая своего апогея в конце
Из всех этих городских выступлений только антиохийские события 387 г. нашли более или менее подробное освещение в источниках благодаря произведениям очевидцев Либания и Иоанна Златоуста1. Их речи не только рисуют картину самого восстания, но и содержат богатый материал, характеризующий внутреннюю жизнь Антиохии на протяжении многих лет, предшествовавших восстанию. Эти данные во многом определяют решение вопроса о характере городских движений этого времени. Поэтому изучению антиохийских событий и всех связанных с ними проблем уделялось и уделяется большое внимание как в советской, так и в зарубежной литературе2. Многие из них уже нашли свое решение, другие, например проблема связи восстания с политической борьбой вокруг зрелищ, находятся в состоянии разработки, третьи — еще только поставлены. К ним относится и рассматриваемая в настоящей работе.
с.573 Обычно ограничиваются изучением социально-экономических предпосылок событий 387 г. и приходят к закономерному выводу, что рост податного гнета привел к крупному антиналоговому восстанию. Вопрос о возможном идеологическом, идейном его оформлении остается в стороне от внимания исследователей. Между тем среди многочисленных обвинений по адресу активных участников восстания, которые содержатся в произнесенных после его подавления проповедях Иоанна Златоуста, далеко не последнее место занимают обвинения в «богохульстве». Как понимать эти обвинения? Говорят ли они о какой-либо идейной направленности восстания?
В настоящее время трудно оспаривать тот факт, что основной силой восстания 387 г., его наиболее активными участниками были свободные трудовые низы города — ремесленники, мелкие торговцы, наемные работники, городская беднота. В упомянутой статье мы уже имели возможность показать, что рабский труд не играл значительной роли в ремесленном производстве такого крупнейшего торгово-ремесленного центра, как Антиохия. Данные многолетних раскопок отнюдь не свидетельствуют о сколько-нибудь значительном распространении крупного ремесленного производства3. Господствующим в Антиохии IV в. было мелкое ремесленное производство, в котором «не было места для большого числа рабов»4. Сравнительно небольшая часть этих мелких ремесленников пользовалась рабским трудом. Многие из них работали только сами, помогали им члены семьи. Мелкий свободный ремесленник был основной фигурой в торгово-ремесленной жизни Антиохии. Наряду с ремесленниками значительную часть антиохийского населения составляли мелкие торговцы и арендаторы городских участков, наемные работники, городская беднота, существовавшая случайными заработками и подачками церкви и богачей.
Во второй половине IV в. положение основной массы торгово-ремесленной бедноты было крайне тяжелым. К этому времени полностью сказались результаты введения хрисаргира — тяжелого побора со всех занимавшихся каким-либо промыслом, вплоть до нищенства. Сборщикам хрисаргира приходилось прибегать к самым крайним мерам принуждения, чтобы взыскать подать. Они силой заставляли ремесленников и торговцев продавать имущество, детей, а полученные за них деньги, по словам современника, «тут же переходили в длань настойчивого сборщика»5. Однако во второй половине IV в., по-видимому, даже меры крайнего принуждения оказывались бесплодными, и Либаний сообщает о том, как у ремесленников и торговцев накапливается многолетняя задолженность по хрисаргиру и записи недоимок украшают двери большинства мастерских и лавок6. «Гибнут, — писал он, — люди, которым едва дает прокормиться их ремесло»7. Росли и муниципальные поборы и повинности.
Источники единодушно свидетельствуют о растущем разорении основной массы торгово-ремесленного населения — тех, кто «добывают себе пропитание ежедневными трудами, не имеют ни раба, ни с.574 собственного жилища и во всем нуждаются»8. Оно достаточно ярко проявлялось в том, что все большее число ремесленников и торговцев уже оказывалось не в состоянии платить за наем помещений под жилье, мастерскую, лавку. Улицы, площади и портики города во второй половине IV в. быстро застраивались жалкими лачугами и будками, в которых жила и трудилась торгово-ремесленная беднота.
Ряды этих людей непрерывно пополнялись за счет разоренного поборами и повинностями крестьянства, бросавшего свои участки и стекавшегося в огромный город в поисках работы и средств к существованию.
Тяжесть положения всей этой многочисленной части населения усугублялась и ростом спекуляций крупных земельных собственников, чиновников, торговцев и куриалов на продовольственном рынке.
Характеризуя положение ремесленников в это время, Либаний мог сравнивать его только с рабским: будучи свободными, они работают как наиболее жестоко эксплуатируемые рабы, которых господин все же кормит; а они ведут полуголодное существование, находясь в вечном страхе перед своим не менее жестоким господином — голодом9.
Недовольство народных масс Антиохии уже достаточно ярко проявилось в 382 г., когда в городе произошли голодные волнения. Они вновь повторились в 384 г. В 385 г. для ремесленников и торговцев вводится новая обременительная муниципальная повинность — обязанность освещать на свой счет улицы перед мастерскими и лавками. Начали взимать в пользу города поборы с поселившихся в упомянутых лачугах. В следующем, 386 г. был проведен очередной сбор хрисаргира, сопровождавшийся разорением многих мелких ремесленников и торговцев, а спустя несколько месяцев, в начале 387 г. был объявлен новый экстраординарный побор. «Жители Антиохии, столицы Сирии, не могли выдержать тяжести возраставших со дня на день налогов и восстали»10.
Происходивший длительное время рост недовольства народных масс безусловно не мог не сказаться на их религиозных настроениях. После Константинопольского собора 381 г., окончательно засвидетельствовавшего полную победу христианства, началось решительное искоренение язычества. В городе языческая идеология сохраняла некоторые позиции среди части интеллигенции, муниципальной и сенаторской аристократии. Ее влияние на народные массы города было невелико, так как в абсолютном большинстве они были христианами11. Поэтому и отражение недовольства народных масс Антиохии следует искать в рамках христианской идеологии. В этой связи заслуживают самого пристального внимания те настроения христианской бедноты Антиохии, с которыми Иоанну Златоусту приходилось бороться в своих проповедях в предшествовавшие восстанию годы.
Он вынужден был затрачивать все больше сил и времени для доказательства того, что бедные «счастливы»12. Его слушатели явно не хотели признавать себя таковыми, и он все чаще выступает с с.575 призывами «не считать бедность злом» и объяснениями, почему беднота Антиохии не получает вознаграждения «по заслугам» в настоящей, земной жизни13. Однако они весьма скептически относились к обещаниям будущего «небесного блаженства» и рассматривали свою нищету только как наказание, чрезмерное и несправедливое. Иоанн Златоуст вынужден признать, что таких, не одобряемых церковью взглядов, придерживаются «многие» — «πολλοὶ»14. Среди антиохийской бедноты в эти годы все шире распространяется мнение о том, что ее положение «несовместимо с промыслом божьим» (ὅτι οὐκ ἂζια ταῦτα τῇς τοῦ Θεοῦ προνοίας)15. Эти взгляды, говорит Златоуст, распространяют «многие» (πολλοὶ): «Многие обольщают простодушных и говорят, что эти бедствия несовместимы с промыслом божьим»16. Ставшие на эту, осуждаемую им точку зрения, неизбежно должны были прийти к одному из двух возможных выводов: признать, что бог справедлив и стремится облегчить положение угнетенных, но бессилен помочь им, или поставить под сомнение его справедливость. И то и другое было уже отклонением от официального христианского учения. Иоанну Златоусту приходилось убеждать свою паству не считать, «как это полагают и язычники, что бог, допускающий эти бедствия, бессилен и что, не имея власти избавить своих адептов от неприятностей, допускает то, что они постоянно бедствуют»17. Однако по мере ухудшения своего положения антиохийская беднота, по-видимому, все более склонялась к тому, чтобы вообще поставить под сомнение справедливость бога. Многие из них заявляли Златоусту, что если бы бог любил угнетенных, как это им говорит Златоуст, то он не допустил бы, чтобы они находились в таком тяжком положении, и вообще уничтожил бы бедность и нищету18. Проповедник напрасно призывал их «не требовать у него (бога. —
Критика этих взглядов развивается Златоустом и по другой линии. Неверие в справедливость бога, естественно, порождало и неверие в то, что угнетенные и бедствующие на земле получат справедливое вознаграждение в «иной жизни». Если бог любит только богатых и несправедлив к бедным, то несомненно он останется по отношению с.576 к ним таким же и после их перехода в «иной мир». Отсюда — скептическое отношение бедноты ко всем страстным уверениям Златоуста в том, что они обязательно будут вознаграждены после их смерти. Многие прямо говорили ему, что об этой обязательной будущей награде угнетенным «никто ничего не знает»24. Это растущее неверие в обещаемые будущие блага выливалось в настойчивые требования облегчить свое положение в настоящей, земной жизни. Иоанн Златоуст обрушивается на эти «простонародные мнения». Из его критики видно, что народные массы открыто высказывали свое желание променять будущее вечное блаженство на более терпимую жизнь в настоящем. Они говорили, что тот, кто хорошо живет на земле, если потом и будет терпеть наказание, как им говорит Златоуст, может считаться счастливым, «одно за одно». Если же и там он сохранит это благоденствие, то «два не одно», он выигрывает вдвойне25. Иоанн Златоуст с крайним негодованием осуждал этот слишком «утилитарный» подход своей паствы к «милости божьей» по принципу «лучше синицу в руки» и настойчиво доказывал ей, как неразумно менять мгновенье земного счастья на предстоящее «вечное блаженство»26. Все эти настроения он называет «делом дьявольской злобы» и рассматривает как неверие во все христианское учение, как враждебную ему ересь27.
Он видит причины распространения подобных религиозных настроений в ухудшении положения народа, «извращении общественной жизни», которое порождает массу «зла»28. «Если бы зло не существовало и не проявлялось, то кто стал бы выискивать причину зла и этими розысками производить бесчисленные ереси?»29. Это «извращение общественной жизни» он сравнивает с язвой, которая все разрастается и «угрожает уничтожить у многих даже самое понятие о промысле божьем … и наконец восстает против самого неба, вооружая языки людей уже не против подобных им рабов (божьих), но и против самого господа-вседержителя»30. Но Иоанн Златоуст — сын своего класса, и, с его точки зрения, главное зло следует видеть не в пороках общественного строя, а в том, что многие недовольны этим общественным строем, отчего возникают бесчисленные ереси.
Он говорит и о том, где эти враждебные официальной христианской доктрине религиозные настроения получают распространение. Это прежде всего ремесленные мастерские: «Их многие непрестанно повторяют в мастерских и на площади» — ἐν ἐργαστηρίοις, καὶ ἐπὶ τῇς ἀγορᾶς31, — это «народные речи» …δημώδη ταῦτα (ῥῄματα)32. Эти мнения широко высказываются на ипподроме, центре политической жизни города, где в известной мере могли проявляться социальные требования народных масс, где их политические настроения могли наиболее непосредственно влиять на их религиозные представления. Златоуст говорит, что в период, предшествовавший восстанию, множество его слушателей не ходило на его проповеди. Они в это время участвовали в политической жизни ипподрома. «Многие из наших уходили с.577 к ним»33, — с горечью восклицает Иоанн Златоуст. Из ипподрома, театра эти еретические настроения, которые он называет «крайним безумием», вносились в самую церковь, становились предметом активнейшего обсуждения его паствы34. По-видимому, оказавшихся под влиянием этих еретических мнений своих слушателей он и называет «обольщенными простодушными», «сомневающимися»35.
В дни, непосредственно предшествовавшие восстанию, в его проповедях все чаще звучат призывы к решительной борьбе против этих еретиков и «богохульников», которых он отделяет от других «богохульников» — язычников и иудеев36. Он предлагает «истинным» христианам обуздывать их, если они будут «хулить бога» βλασφημεῖν τὸν Θεὸν. «И, если нужно будет ударить, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста его, освяти руку своим ударом»37, — говорил он за несколько дней до восстания. Его последние проповеди ставили своей целью убедить антиохийскую бедноту «не считать бедность злом», «не роптать на промысел божий»38. Однако ни увещания Иоанна Златоуста, ни его призывы обуздать «богохульников» не смогли предотвратить выступление народных масс Антиохии.
Стихийное, неорганизованное выступление народных масс Антиохии было быстро подавлено. Его активные участники подверглись самым жестоким наказаниям: «Одни погибли от меча, другие на кострах, третьи были растерзаны зверями и даже детей не спасал их возраст»39. Иоанн Златоуст, выступивший после подавления восстания с рядом проповедей, специально посвященных восстанию, прямо указывал, что активные участники событий — это те самые «непотребные и развратные люди», «оскорбляющие бога», «богохульники», которых он раньше призывал «укротить» и «обуздать»40. Рассматривая последовавшие за восстанием репрессии как проявление справедливого гнева бога против антиохийцев, он призывал их «воздерживаться от хулы на бога»41. Он прямо намекал на то, что репрессии должны послужить хорошим уроком, должны заставить одуматься «богохульников»: «Если не прежде, то по крайней мере теперь, я в этом уверен, вы позаботитесь о таком исправлении»42. Иначе, говорил он, «нас постигнут бедствия, еще более тяжкие»43. Златоуст призывал повести решительную борьбу с «богохульниками», которые оскорбляют и «поносят» бога, с теми, кто ропщет на свое тяжелое положение, бедность44. «Как часто, я слышу, говорят: если бы не было бедности! Заградим уста тех, которые ропщут так, потому что говорить это — богохульство». Разочарование и растерянность, охватившие народные массы Антиохии после неудачного выступления, и умелая политика господствующей церкви помогли ей временно укрепить свое влияние среди народных масс города, подавить «еретические» настроения.
с.578 Исследователи, занимавшиеся восстанием 387 г., главное внимание обращали на факты проявления еще продолжавшейся борьбы между христианами и язычниками, борьбы, затрагивавшей в Антиохии более или менее глубоко только сравнительно узкие круги господствующего класса. Вопрос о религиозных настроениях народных масс оказался вне сферы их внимания.
Рассмотренный материал, как нам представляется, позволяет установить определенную связь между положением народных масс Антиохии и их религиозными настроениями накануне восстания. Он показывает, что их «богохульство» заключалось не только в том, что они принимали все более активное участие в политической борьбе вокруг зрелищ и наконец выступили с открытым выражением протеста, рассматривавшимся церковью так же, как «богохульство», но и в том, что они высказывали несовместимые с официальным христианским учением взгляды, широко среди них распространившиеся.
Во всяком случае, можно считать несомненным, что ухудшение положения и рост недовольства народных масс Антиохии накануне восстания наложили определенный отпечаток на их религиозные настроения. Это нашло свое выражение в усилении критического отношения, неверия в ряд основных положений официального христианского учения, что Иоанн Златоуст характеризует как ересь.
Характер этих религиозных настроений народных масс Антиохии, направление их критики свидетельствуют о том, что они идеологически оформляли растущее социальное недовольство. И если в самом восстании можно видеть открытое выражение социального протеста, то в этих оформляющих его религиозных настроениях видно не менее отчетливое проявление недовольства официальным христианским учением в той его части, в которой оно оправдывало самый жестокий социальный гнет, недовольство политикой господствующей церкви.
ПРИМЕЧАНИЯ
