К вопросу о территориальном распространении восстания Прокопия (365—366 гг.)
с.64 Восстание Прокопия, одно из крупных и сложных социальных движений, охватившее в 365—
с.65 В настоящее время представляется несомненным, что, в конечном счете, определяющую роль в поражении узурпатора сыграли не те обстоятельства, которым придавали такое большое значение О. Зеек, А. Солари и многие другие исследователи: нехватка денежных средств, недостаток военных сил, случайные поражения, измена «оппортунистических элементов»3. Исход борьбы был предопределен тем, что большая часть правящей верхушки империи осталась на стороне Валента и поддержала его в борьбе с Прокопием. Основную опору Прокопия составляли остатки сторонников социальной и религиозной политики Юлиана, так называемая языческая партия. Настойчивые попытки узурпатора привлечь на свою сторону часть знати, недовольной засильем при дворе и в армии паннонского окружения Валента4 и некоторыми аспектами его внутренней политики, увенчались весьма скромными успехами, и существенно расширить свою опору среди правящей верхушки восточной половины империи Прокопию так и не удалось.
Бо́льшая часть недовольной теми или иными сторонами политики Валента знати предпочла, не присоединяясь к узурпатору, использовать его выступление для того, чтобы добиться некоторых изменений в политике императорской власти. Таким путем был достигнут компромисс с нею, и подавляющее большинство правящей верхушки империи сплотилось вокруг Валента. Да и чем мог привлечь на свою сторону эту недовольную лишь некоторыми сторонами политики Валента знать Прокопий? Обещаниями хотя бы частичного возврата к политике Юлиана — единственное, что могла предложить языческая партия. Но эта политика еще в годы правления Юлиана натолкнулась на все возраставшее сопротивление большей части господствующей верхушки восточной с.66 половины империи, а после его смерти была ею окончательно отвергнута.
Поражение Прокопия было неизбежным потому, что он возглавлял выступление наиболее консервативной, все более явственно разлагавшейся группировки старой знати, старой сенаторской и муниципальной аристократии, языческой интеллигенции, выступавшей за сохранение остатков республиканских традиций и недовольной быстрым укреплением власти бюрократического аппарата империи, против правительства, которое проводило политику, удовлетворявшую интересы большинства крупных собственников и военно-чиновной верхушки. Узурпатора поддержали также широкие круги мелких и часть средних собственников — куриалов, в интересах которых он объявил о проведении ряда мероприятий, известных нам лишь из краткого и недостаточно ясного упоминания Фемистия5. Но эти все более ослабевавшие и приходившие в IV в. в упадок социальные слои также не могли обеспечить победу Прокопию. В период его узурпации пришли в движение и широкие массы зависимого населения. Однако мы не знаем о каких-либо специальных мероприятиях, проведенных или объявленных Прокопием в их интересах. Скорее всего, узурпатор и не стремился к социальной радикализации возглавленного им движения. Он лишь хотел воспользоваться недовольством зависимого населения политикой правительства Валента.
В настоящее время, когда представляется более или менее ясным отношение различных кругов провинциального населения к узурпации Прокопия в районах, с.67 охваченных восстанием, появилась возможность по-новому подойти и к вопросу о его территориальном распространении.
Если хорошо известно, почему Прокопию не удалось овладеть Иллириком (военное командование Иллирика сумело вовремя перекрыть все горные проходы, связывавшие обе области, и прочно изолировать его от Фракии), то в отношении восточных провинций эта проблема представляется значительно более сложной. По словам Аммиана Марцеллина, Прокопий «беспрепятственно и свободно, при всеобщем сочувствии (cunctorum adsensione) мог распространить свою власть на восточные провинции, жаждавшие переворота из-за недовольства тем суровым режимом, который в них поддерживался»6. Однако этого не произошло. Развернувшееся с такой силой во Фракии и распространившееся в ряде провинций Малой Азии движение не перебросилось на Восток. Продвижение Прокопия в восточные провинции приостановилось. Прокопий «терял время и сам затупил себя, как затупляется острый кинжал»7.
Причины этой приостановки движения отрядов Прокопия исследователи видят в разных обстоятельствах, упоминаемых источниками, — в нерешительности, медлительности узурпатора, все возраставшей нехватке средств и солдат8. Все это, согласно общепринятой точке зрения, в конечном счете и предопределило победу Валента — позволило ему сохранить под своей властью более «богатые» восточные провинции, благодаря умной политике во время перерыва военных действий зимой 365/66 г. упрочить свое господство над ними, а затем, опираясь на них, нанести поражение узурпатору, имевшему под своей властью «более бедные» области империи9.
Но, как известно, нерешительность и медлительность не была чертами, свойственными Прокопию. Наоборот, по свидетельству Марцеллина, с момента захвата власти с.68 до рассматриваемых событий Прокопий действовал очень решительно и энергично10. В какой мере мог повлиять на приостановку движения недостаток средств? Как известно, он стал особенно остро ощущаться лишь зимой 365/66 г. Видимо, не он явился главной причиной приостановки наступления осенью 365 г. По логике вещей нарастающий недостаток средств в предвидении наступающей зимы и перерыва в военных действиях, наоборот, должен был побудить Прокопия максимально ускорить свое наступление с тем, чтобы захватить более богатые восточные провинции, способные обеспечить его средствами, необходимыми для продолжения борьбы с Валентом.
У нас нет оснований думать, что в течение лета 365 г. после ряда крупных побед и территориальных успехов Прокопия могли сколько-нибудь значительно сократиться его отряды. Видимо, учитывая именно эти обстоятельства, Аммиан Марцеллин и мог упрекать узурпатора в неоправданной медлительности действий глубокой осенью 365 г.
Поэтому остается лишь предполагать, что медлительность действий Прокопия во многом была связана с обстановкой в тех районах империи, у границ которых остановились его отряды. В этой связи обращает на себя внимание обстоятельство, лишь вскользь упоминаемое большинством исследователей. Рассказывая о действиях Прокопия в этот критический период, Аммиан Марцеллин сообщает, что узурпатор не только собирал отовсюду средства и войска, но и «хлопотал о привлечении на свою сторону некоторых городов Азии (quasdam civitates Asiae)»11. Вероятно, эти «хлопоты» и находились в определенной связи с отказом узурпатора от активных наступательных действий. Возможно, он не решался с имевшимися у него в тот момент силами продолжать продвижение, не заручившись поддержкой курий этих городов, а тем временем накапливал силы. Судя по тому, что города Азии так и не перешли на сторону Прокопия, его призывы оказались тщетными.
с.69 Как известно, Прокопия весьма решительно поддержали города Фракии и ряд городов Геллеспонта, Вифинии12. Его тесная связь с куриальными кругами несомненна13.
Почему же выступление Прокопия не вызвало у куриалов восточных провинций такого же отклика, как у их фракийских коллег? Две недавно вышедшие работы — одна, посвященная муниципальной жизни Антиохии IV в., другая — городам Фракии, как нам кажется, дают известный материал для решения этого вопроса14. Те скудные сведения, которыми мы располагаем о внутренней обстановке в городах восточных провинций в период восстания Прокопия, почти целиком относятся к Антиохии, городу, весьма отдаленному от района восстания. Тем не менее они заслуживают внимания. Мы имеем в виду данные Либания.
Этот видный идеолог муниципальной аристократии оказался прямо или, скорее, косвенно связанным с движением Прокопия15. После разгрома узурпатора, когда началось следствие по делу его участников, недруги Либания пытались добиться привлечения его к суду как «соучастника». В частности, его обвиняли даже в том, что, надеясь на скорую победу Прокопия и ожидая его вступления в Антиохию, Либаний составил панегирик, рассчитывая выступить с ним перед узурпатором. Разумеется, у самого Либания, из произведений которого мы и узнаем об этих обвинениях, после разгрома Прокопия были весьма веские причины отрицать свое сочувствие узурпатору и связь с его сторонниками. По этим же причинам он, видимо, уничтожил и свою переписку за эти годы16. И хотя ему с помощью влиятельных защитников удалось избежать суда, Валент не был уверен в невиновности Либания. В этой же связи заслуживает внимания тот факт, что с.70 среди ближайших сподвижников узурпатора мы встречаем ряд учеников и близких друзей Либания — Гиперехия, Андроника, назначенного Прокопием на пост правителя Фракии, и др.17 Часть куриалов Антиохии, несомненно, разделяла настроения Либания.
Таков материал, позволяющий судить о настроениях куриальных кругов Антиохии в период подъема восстания Прокопия. В лучшем случае мы можем говорить лишь о сочувствии узурпатору части куриалов и очень слабой активизации деятельности его сторонников в городе, что, возможно, частично объясняется и тем, что в Антиохии находился Валент и двор. Но то обстоятельство, что среди сочувствующих Прокопию оказался Либаний, дает нам известную возможность выявить те круги куриалов, которые могли склоняться на сторону узурпатора.
Либания обычно называют «идеологом муниципальной аристократии». Однако на основании этой в целом верной характеристики было бы ошибочно делать вывод, что его взгляды отражали настроение большинства сословия куриалов. Наоборот, его политические идеалы расходились со взглядами и интересами подавляющего их большинства. Представитель родовитой муниципальной аристократии, проникнутый традициями своего сословия, он из-за недостатка имущества вынужден был покинуть курию и стать ритором. Ярый патриот своего сословия, он превратился в защитника курий и сословия куриалов «вообще», в защитника муниципального строя как такового.
Но той более или менее «единой» по своим интересам курии, о которой мечтал и за которую боролся Либаний, в Антиохии в середине IV в. уже не было. Она все более явственно распадалась на богатую куриальную верхушку и куриальную бедноту. Составлявшая некогда прочную основу сословия прослойка куриалов среднего достатка быстро исчезала. Подсчеты П. Пти свидетельствуют о достаточно глубокой имущественной дифференциации среди куриалов Антиохии во второй половине IV в. Из 31 куриала города, имущественное положение которых известно, 10 были очень богаты, 14 — среднего достатка и 7 — с.71 бедны18. Подобное же положение существовало и в других городах Востока империи. Почти все куриалы, о которых упоминает в своих речах и письмах Либаний, жили в городах восточных провинций. Данные об их положении свидетельствуют о еще более резкой имущественной дифференциации, чем в Антиохии: из 31 куриала — 9 богатых, 12 среднего достатка и 10 бедных19.
В этих условиях вполне естественно предполагать, что внутренние отношения в большинстве курий городов восточных провинций мало чем отличались от тех, которые хорошо известны нам по Антиохии. Из критики Либанием политики различных прослоек антиохийских куриалов мы видим, какая из них могла быть ему более близкой по своим интересам и настроениям. Основной огонь критики Либаний обрушивает как на principales, разрушающих, по его словам, силу и единство курии стремлением установить свое безраздельное господство и использовать его для собственного обогащения за счет остальных куриалов путем захвата их земель и имуществ, своими своекорыстными сделками с чиновно-военной администрацией, так и на куриальную бедноту, стремившуюся избавиться от муниципальных обязанностей, которую Либаний осуждает за пассивность в защите интересов курии и полное забвение ею гражданских обязанностей20.
По-видимому, ближе всего Либанию была средняя прослойка куриалов, которая, вероятно, больше остальных была заинтересована в сохранении и укреплении курии, поскольку последняя была единственной защитницей их интересов как против произвола чиновников и военных командиров, так и против злоупотреблений principales. Однако исследование П. Пти достаточно убедительно показывает, что в антиохийской курии, несмотря на существование еще довольно значительной прослойки средних куриалов, по существу, почти безраздельно господствовала богатая куриальная с.72 верхушка, постепенно превращавшаяся в крупных собственников [Юлиан называет антиохийских principales οἱ δυνατοί (Misop., p. 461, 476). Либаний (XLIX, 8; XVI, 21) — μεγάλαι τινὲς δυνάμεις, πολλὴν γῆν ἔχοντες], стремившаяся укрепить свои привилегии и сблизиться по своему положению с honorati21. Куриальная беднота фактически была игрушкой в руках богатых куриалов, а средние куриалы не могли противодействовать этой могущественной элите. Подобное же положение, вероятно, было и в тех городах Азии, к которым обращался со своими призывами Прокопий22. Таким образом, как и в Антиохии, в большинстве городов Востока прослойка куриалов, которая могла сочувственно относиться к выступлению Прокопия, была слишком слаба для того, чтобы оказать ему сколько-нибудь действенную поддержку.
С Прокопием Либаний и близкие ему круги куриалов могли связывать свои надежды на хотя бы частичное возвращение к политике Юлиана. Антиохийский ритор, хотя и не одобрял крайностей религиозной политики Юлиана, всецело поддерживал его социально-экономическую политику, направленную на укрепление курий. Как известно, уже тогда, при Юлиане, Либаний и другие приверженцы политики этого императора из числа антиохийских куриалов оказались в меньшинстве. Куриальная же верхушка города крайне враждебно отнеслась к мероприятиям Юлиана, направленным на укрепление курии, к его попытке вернуть городу захваченные principales общественные земли Антиохии, значительному пополнению курии имущими собственниками, которое могло поставить под угрозу безраздельное господство в курии богатой элиты23. В течение всего пребывания императора в Антиохии между курией и Юлианом шла скрытая, а иногда и явная борьба, которую лишь идейно оформляло неприятие его языческой политики. Значительно более спокойно куриальная верхушка отнеслась к политике Валента, в целом куда менее благоприятной для курий24. Но Валент, с.73 видимо, уже в первые годы своего правления стал на путь укрепления привилегированного положения и господства в куриях principales, чем снискал симпатии и поддержку этой руководящей элиты курий25. Поэтому и не удивительно, что в период быстрого распространения восстания Прокопия Валент смог ценой некоторого смягчения политики в отношении верхушки курий, замены некоторых чиновников сохранить на своей стороне курии Востока. Здесь, в старых городах Востока, на территории которых уже давно господствовала крупная земельная собственность26, а богатая куриальная элита была по своему фактическому положению и интересам весьма близка к крупным собственникам, Валент нашел твердую опору.
Иную картину мы видим во Фракии. Здесь города весьма решительно поддержали узурпатора и оказали упорное сопротивление армиям Валента и Эквиция27. Видимо, это обстоятельство нельзя в какой-то мере не связывать с расстановкой сил и настроениями курий городов Фракии.
Как известно, Фракия была одной из тех областей империи, где рабовладельческие отношения никогда не достигали такого развития, как в Греции и подавляющем большинстве восточных провинций. За исключением ряда прибрежных городов Фракии, не получил здесь особенно глубокого развития и полисный строй. Подавляющее большинство городов Фракии были небольшими центрами28. Не случайно, Либаний, сравнивая их с развитыми городами восточных провинций (разумеется, не без преувеличения), писал о «плохих городах, каких много видим во с.74 Фракии, где несколько хижин составляют города»29. В большинстве этих мелких городов внутренних районов Фракии в I—
На основании имеющихся данных складывается весьма определенное впечатление о том, что в большинстве фракийских городов ко времени восстания Прокопия подавляющее большинство куриалов составляли куриалы среднего достатка (mediocris fortuna), являвшиеся господствующей силой в куриях. В этих небольших с.75 фракийских городах не успела сложиться богатая куриальная верхушка до того момента, как начался общий упадок курий, все более явно наблюдающийся во Фракии с середины IV в. Она не только не успела сложиться, но здесь не было и особо благоприятных условий для ее развития. Фракийские города, в отличие от старых городских центров Востока, не располагали сколько-нибудь значительными общественными землями, которые могли быть использованы для собственного обогащения куриальной верхушкой. Свободное крестьянство городской территории (bellatrices Thraciae gentes) было слишком сплоченным и свободолюбивым, чтобы легко позволить захватить свои земли и попасть в зависимость. Поэтому во Фракии крупные собственники, вероятно, крайне редко вырастали из числа куриалов. Во всяком случае в первой половине IV в., когда правительство несколько раз пополняло константинопольский сенат, включая в число сенаторов principales, никто из куриалов Фракии не упомянут в их числе33.
Таким образом, упадок курий во второй половине IV в. протекал здесь при несколько иной расстановке сил внутри них, чем в куриях восточных провинций. Отсутствие влиятельной, безраздельно господствующей в куриях богатой элиты, известная слабость фракийских principales и безусловное господство средних куриалов обеспечили здесь куриям большее единство действий в защите своих интересов. Эта большая их сплоченность, видимо, и проявилась во время восстания Прокопия.
Сохранению известного единства во фракийских куриях способствовал не только слабый рост разлагавших их изнутри сил. Немалую роль в IV в. сыграли и другие обстоятельства.
В отличие от большинства восточных провинций, Фракия до IV в. не была областью развитой крупной земельной собственности34. Лишь с середины III в. во Фракии начинается интенсивное развитие крупного с.76 землевладения, прежде всего императорского35. С конца III — начала IV в., когда в империи в результате реформ Диоклетиана и Константина появилась многочисленная новая военно-чиновная знать, в значительной своей части состоявшая из выходцев из плебейской верхушки и командиров-варваров, стремившаяся обзавестись земельными имуществами, ее взоры, естественно, обратились к тем провинциям, где это легче всего было осуществить, к провинциям, где не была развита крупная частная земельная собственность. К числу таких немногих областей принадлежала и Фракия. При этом перенесение столицы в Константинополь явилось дополнительным стимулом для стремления знати обзавестись землями в непосредственной близости от столицы. В силу этих обстоятельств, а также в связи со все возраставшим военным значением Фракии, из жителей которой выходило немало военных командиров, крупное землевладение росло здесь главным образом как военно-чиновное, и наиболее интенсивный процесс его развития приходится на IV—
Уже к середине IV в. рост независимого от городов военно-чиновного землевладения, крупной земельной собственности, видимо, стал представлять все более серьезную угрозу для курий и куриалов Фракии. Напряженная военная обстановка на дунайской границе, быстрое развитие государственных горнорудных промыслов и мастерских, образование многочисленных государственных имений на пустующих землях, интенсивно заселявшихся военнопленными и переселенцами, заселение ряда территорий федератами — все это вело к резкому увеличению чиновно-военной администрации Фракии, ее значения в жизни города37. Необходимость укрепления обороны Фракии, чрезвычайно интенсивно развернувшееся в ней с середины IV в. строительство крепостей, дорог, государственных хранилищ, мероприятия, в которых активное участие должны были принять и города Фракии, — все это с.77 резко усиливало власть военно-чиновной администрации над куриями, ее вмешательство в их деятельность и открывало перед ней значительно более широкие возможности, чем в других провинциях, для разного рода злоупотреблений, притеснения и разорения куриалов.
При Юлиане, уделявшем немалое внимание организации обороны Фракии, но одновременно весьма энергично стремившемся укрепить положение курий, поднять их роль и значение, эти процессы не могли получить здесь особого развития38. Внутренняя политика Валента, носившая ярко выраженный «антиюлиановский» характер и являвшаяся продолжением и развитием политики Констанция, была направлена на дальнейшее укрепление власти военно-чиновного аппарата и ограничение местного самоуправления39. По словам Либания, в годы правления Валента курии «вернулись к прежнему (т. е. бывшему до Юлиана, при Констанции. —
Эта политика открывала широкие возможности для произвола и злоупотреблений со стороны чиновно-военной знати, и последняя всецело этим воспользовалась. Естественно, что подобное положение должно было особенно тяжело отразиться на балканских провинциях, где особенно энергично действовала окрепшая и рвавшаяся перейти в более решительное наступление на мелкое и с.78 среднее землевладение военно-чиновная знать этих провинций. Валент сквозь пальцы смотрел на деятельность чиновников и военных командиров, «которые, чувствуя полную свободу, стали позволять себе невероятные преступления»42. В результате политики Петрония и его окружения, произвола и злоупотреблений чиновной администрации разорялось не только множество мелких собственников, но и более богатые провинциалы, куриалы, «знатные дома (nobiles domos)»43.
Это обстоятельство лишь усугубляло во Фракии действие тех общих для империи и некоторых особых для Балкан причин (интенсивное строительство и восстановление городских укреплений, дорог и мостов, содержание продовольственных магазинов, организация постоя войск, рост разного рода государственных поручений по надзору за рудниками и т. д.), ускоривших здесь обеднение и упадок сословия куриалов44. Поэтому не удивительно, что среди них возможно было особенно сильное недовольство, а значительно большее единство интересов в куриях Фракии могло позволить им более решительно, чем куриалам других городов, выступить против Валента.
Как это, может быть, ни парадоксально выглядит на первый взгляд, политические идеалы Либания, которые являлись отражением традиционной, сложившейся и окрепшей в старых эллинистических центрах идеологии муниципальной аристократии, идеалы корпоративной сплоченности куриалов, единства курии, в IV в. уже не отвечали интересам большинства куриалов этих городов, но, видимо, продолжали еще быть действенной силой в городах той самой «варварской» Фракии, к которым с таким пренебрежением относился Либаний именно из-за отсутствия у них блестящих муниципальных традиций. Его призывы к укреплению единства курии уже не находили серьезного отклика среди большинства куриалов Антиохии, не отражались на политике ее курии. Но в куриях Фракии, еще не подвергавшихся столь глубокому внутреннему разложению, эти идеи были весьма действенной силой. В известной степени даже символично, что с.79 одного из представителей старой муниципальной аристократии, выходца из видной куриальной семьи Востока — Андроника, ученика и близкого друга Либания, воспитанного в уважении к муниципальным традициям и куриям, узурпатор назначил правителем Фракии45.
Может быть, в особенностях соотношения сил в куриях Фракии и следует видеть одну из причин того, что политика Юлиана не встретила здесь такой оппозиции, как в куриях Востока. Ведь известно, что Юлиан, еще двигаясь против Констанция, был хорошо принят куриями городов балканских провинций46. Да и в дальнейшем его политика не вызывала здесь сколько-нибудь заметного недовольства. Видимо, связывая свое недовольство политикой Валента с надеждами хотя бы на частичный возврат к политике Юлиана, к укреплению положения и значения курий, курии фракийских городов поддержали его родственника Прокопия. Вероятно, они не были разочарованы в своих надеждах, так как назначенный правителем Фракии Андроник поддерживал курии и, очевидно, серьезно ограничил произвол и грабительство чиновников47. Поэтому не удивительно, что в городах Фракии Прокопий нашел весьма твердую опору. Не случайно, многие из них оказали упорное сопротивление армиям Валента и Эквиция, а когда после подавления узурпации Валент жестоко расправился со своими противниками, в числе последних оказалось немало богатых провинциалов, «знати городов»48.
Эти массовые репрессии, несомненно, сильно подорвали положение курий Фракии и ускорили их упадок49, который столь явно наблюдается в последующие годы. В связи с этим разгромом и обеднением курий правительство с.80 вскоре оказалось вынужденным прибегнуть к беспрецедентной практике пополнения курий Фракии богатыми плебеями, даже не имевшими земельной собственности50. Политический упадок фракийских курий еще более заметен. Весьма многочисленные упоминания о них в эпиграфических и юридических памятниках IV в. почти совершенно исчезают в памятниках V в.51
Можно предполагать, что поддержка куриалами Фракии узурпации Прокопия была последним более или менее широким выступлением сословия куриалов в той области, где оно еще оказалось в состоянии сплотиться и подняться на борьбу за свои интересы. С поражением восстания сословие куриалов в восточной половине империи окончательно утрачивает самостоятельное общественно-политическое значение52.
Значительно более сложной была, видимо, обстановка в куриях городов Малой Азии. Во внутренних районах Понта, Вифинии, Галатии, Фригии, где городская жизнь и крупная частная земельная собственность на территориях городов не получили особого развития, она, вероятно, была во многом сходной с фракийской53, что и облегчило захват Прокопием этих областей. Что касается ряда старых крупных центров Геллеспонта, где расстановка сил в куриях была, очевидно, такой же, как и в большинстве городов Востока империи, то здесь, по-видимому, сыграли свою роль некоторые особые обстоятельства, скорее всего, связанные с близостью этих городов к с.81 Константинополю и влиянием на положение их курий быстрого роста и укрепления значения столицы54.
Там же, где действие этих «особых обстоятельств» не проявлялось, Прокопий уже не встретил поддержки курий. Как только он попытался распространить свою власть на Азию, на области, состоявшие из старых городских территорий, на которых давно сложилось господство крупной частной земельной собственности55, на города, где был прочен союз между крупными собственниками и богатой куриальной верхушкой, целиком господствовавшей в куриях, Прокопий натолкнулся на враждебное отношение курий. Города Азии не откликнулись на его призывы. Опираясь на свое устойчивое экономическое и политическое господство, эти круги могли активно нейтрализовать всякое движение сочувствия узурпатору, которое могло возникнуть среди части куриалов, населения этих городов и их территорий.
В связи с вопросом о территориальном распространении восстания Прокопия заслуживает внимания и проблема отношения к его узурпации широких слоев провинциального населения — как сельского, так и городского.
Материалы, собранные В. Велковым, позволяют несколько уточнить существующие представления о социальных отношениях в городах Фракии и дают возможность сравнить их с известными нам отношениями в городах с.82 Востока империи56. Они показывают, что, за исключением небольшого числа более крупных центров, как Филиппополь, Адрианополь и ряд других, подавляющее большинство городов Фракии были небольшими центрами аграрного характера57, основную массу населения которых составляли мелкие городские земельные собственники и мелкие ремесленники, обслуживавшие преимущественно потребности города. Как и большинство городов внутренних районов Северо-Западной Малой Азии, оказавшихся под властью Прокопия, они были не столько развитыми экономическими центрами своей округи, сколько центрами управления огромными поставленными под их власть сельскими территориями58. Многочисленные деревни их обширной административной округи были весьма слабо втянуты в экономические отношения с городом и в значительной мере удовлетворяли свои потребности за счет деревенского ремесла59. Значительную часть городского населения составляли в этих областях разного рода мелкие земельные собственники и держатели городской земли60. Известный подъем торгово-ремесленной жизни фракийских городов наблюдается в III—
Иным, конечно, было положение в крупных торгово-ремесленных центрах Геллеспонта, поддержавших Прокопия. Но здесь, видимо, также были особые причины для недовольства. О них трудно судить вследствие недостатка источников, но, скорее всего, подъем торгово-ремесленного значения Константинополя, влияние которого на развитие городов Фракии и Малой Азии показал Э. Грен64, видимо, кое в чем отрицательно сказывался на развитии торгово-ремесленной жизни близлежащих к столице городов65. Во всяком случае их население очень решительно выступило против правительства66, в отличие от с.84 жителей более удаленных от столицы крупных городов Западной Малой Азии.
Немалую роль в переходе на сторону Прокопия городов Фракии и Геллеспонта сыграли, видимо, и настроения работников государственных мастерских67, недовольство которых своим положением хорошо известно. Районы, оказавшиеся под властью узурпатора, были в IV в. районами наиболее интенсивного развития государственного производства68.
Однако ни во Фракии, ни в глубинных районах Малой Азии городские жители не составляли значительной части их населения. Роль народных масс города в политической жизни этих областей, в отличие от многих провинций Востока, не была особенно велика. Зато здесь существенную роль играло крестьянство и серьезное значение имели крестьянские движения.
Поэтому вопрос о положении сельского населения и его отношении к узурпации Прокопия наиболее важен для этих областей. Как известно, рабовладельческие отношения во Фракии в IV в. так и не достигли такого значительного развития, как в старых областях Востока империи и Юга Балкан. Подавляющее большинство сельского населения до середины IV в. здесь составляло свободное крестьянство, в массе своей, вероятно, среднего достатка69. На обширных находившихся под управлением городов территориях Фракии, помимо владений куриалов и мелких земельных собственников-граждан, находились и многочисленные деревни (vici, χῶμαι) свободных крестьян-общинников, «богатые села», объединенные в χωμαρχίαι, экономически и политически весьма слабо связанные с городом70. Причем, поскольку во Фракии с.85 куриальное землевладение не было особенно велико (как и общественные земли городов), куриалы здесь, в отличие от куриалов городов Востока, не имели столь полного экономического господства в округе города71.
В городах же восточных провинций большая часть их территорий, не считая земель крупных землевладельцев, издавна находилась в руках куриалов — как их собственные имения, так и весьма значительные общественные земли городов72. Поэтому там они до IV в. экономически господствовали на городской территории и уже с III — начала IV в., когда стало ухудшаться их положение, могли легко усилить нажим на экономически более слабое, малочисленное и разобщенное свободное крестьянство своей округи, чтобы за его счет облегчить свое положение73.
Соотношение сил на городских территориях Фракии было несколько иным. Здесь и куриалы были менее мощными, и свободное крестьянство было более многочисленным и единым. Во многих районах продолжала существовать сплоченная кровнородственная община, которой мы уже почти не встречаем в старых, эллинизированных областях Востока, где она давно уступила место соседской общине, значительно менее крепко спаянной и состоявшей из крестьян иногда весьма различного имущественного положения74. Во Фракии куриалы были вынуждены считаться с многочисленным довольно сильным и сплоченным свободным крестьянством, с.86 значительная часть которого к тому же жила на внегородских территориях75.
В некоторой мере сходное с фракийским положение существовало и в ряде малоазийских провинций, охваченных восстанием Прокопия (Вифинии, Галатии, Фригии). В их обширных внутренних областях также не получила значительного развития городская жизнь, преобладали небольшие полисы полуаграрного характера, и основную массу сельского населения там составляло свободное крестьянство, объединенное в общины (vici publici)76, которое в IV в. также весьма интенсивно разорялось.
В восточных провинциях, например в округе Антиохии, перед лицом усилившегося наступления крупного землевладения свободное крестьянство оказалось в двойственном положении. Его в равной мере притесняли и закабаляли как крупные собственники, так и куриальная верхушка77, целиком господствовавшие в округе города. Во Фракии и ряде внутренних областей Северо-Западной Малой Азии сложилась, по-видимому, несколько иная обстановка. Здесь не успели развиться столь острые противоречия между сословием куриалов и основной массой свободного крестьянства, как в большинстве восточных провинций. Рост податей и повинностей, развитие крупного землевладения серьезно угрожали интересам как свободного крестьянства, так и куриалов.
Перед лицом общей опасности здесь смогло сложиться известное единство действий тех и других. Для них вопрос о борьбе против налогового гнета, против злоупотреблений и насилий чиновников и военных командиров стал в IV в. одним из основных.
Именно в связи с преобладанием свободного крестьянства вопрос о податях приобрел с середины IV в. особую остроту для Фракии. Как известно, за фракийским крестьянством числились большие недоимки еще со времени Аврелиана, которые непрерывно возрастали при его с.87 преемниках78. В годы своего правления Юлиан, учитывая тяжелое положение провинции, не только не ставил вопроса о взыскании недоимок за прошлое, но даже освободил ее население от уплаты половины задолженности за 362 г.79 Правительство же Валента встало на путь беспощадного взыскания недоимок80, что не могло не ускорить разорения свободного крестьянства и куриалов, отвечавших за сбор податей. Военно-чиновная знать Фракии использовала сложившуюся обстановку в своих интересах. Многие из разоренных налогами и munera sordida крестьян утратили в это время свои земли и попали в зависимость. Относящийся к 377 г. эдикт Валента свидетельствует о переходе многих свободных колонов Фракии на положение адскриптициев81.
с.88 Как правильно отмечала Е. М. Штаерман, основная масса зависимых складывалась здесь из «разоренных долгами и налогами крестьян»82. С конца IV в. «захват земель задолжавших мелких собственников во… Фракии принял массовый характер»83.
Аналогичную картину мы видим и в Малой Азии. Указ 365 г. на имя Клеарха, викария Азии, свидетельствует о дальнейшем разорении свободных колонов, вынужденных продавать последние остатки своей земельной собственности84. Поэтому кампания по взысканию недоимок, начатая Петронием, могла и здесь вызвать серьезное недовольство85.
Движение свободного крестьянства в рассматриваемых областях могло приобрести дополнительную силу за счет включения в антиправительственную борьбу многочисленных колонов императорских имений. Во Фракии в III—
с.89 Подобное же положение сложилось и в Малой Азии. Хозяйничанье прокураторов привело здесь к распространению бегства колонов императорских имений89. О том состоянии, в какое procuratores, actores и conductores приводили хозяйство вверенных им имений, можно судить по известному указу Валента от 370 г.90 Многочисленные государственные имения были расположены в большинстве районов, захваченных Прокопием91. Сочувствие императорских колонов, вероятно, облегчило ему и продвижение во Фригии. На Сангарии, в районе, где находились обширные императорские владения, он одержал победу над посланными против него Валентом войсками92. Во всяком случае в этих районах, где были расположены многочисленные императорские имения, он продвигался беспрепятственно до тех пор, пока не был вынужден обратить свои усилия на захват Азии, где встретился уже с иной обстановкой.
Еще О. Зеек обратил внимание на значительную роль, которую сыграли в движении Прокопия многочисленные фракийские солдаты, ветераны и варвары-поселенцы, являвшиеся, по существу, в основной своей массе крестьянами среднего достатка93. В IV в. эта прослойка населения Фракии значительно выросла. Однако, несмотря на заинтересованность правительства и его стремление поддержать военное население Фракии, положение солдат и ветеранов непрерывно ухудшалось и мало чем отличалось от положения основной массы мелких провинциальных собственников. Не случайно Аммиан Марцеллин говорит, что они в равной мере «страдали под одинаковым бременем»94. Политика factio Petronii не могла не с.90 способствовать росту произвола военных командиров. Либаний в одной из своих речей весьма красочно рисует их деятельность в эту эпоху: они присваивают себе деньги, провиант, обмундирование, полагающиеся солдатам, заставляют их работать на себя, захватывают участки95.
Произвол фракийских командиров, по-видимому, распространялся и на солдат и ветеранов. Во всяком случае имеющиеся данные говорят об исключительно большой активности военных командиров Фракии, которые использовали все средства для собственного обогащения96. Поэтому не удивительно, что разоряемые и закабаляемые солдаты, ветераны и варвары-поселенцы Фракии (Ῥωμαίων τε γὰρ τάγματα καὶ βαρβάρων… πλῆθος) столь решительно встали под знамена Прокопия (αὐτῷ προσετίθετο)97. К этому следует добавить, что рабовладельческие отношения не получили во Фракии особенно глубокого развития98. Число рабов здесь заметно выросло лишь в IV в.99, когда свободное крестьянство уже стало разоряться и приходить в упадок. Поэтому в IV в. бедневшее и разорявшееся крестьянство, которое и раньше редко использовало труд рабов, уже не могло приобретать их. Наоборот, оно утрачивало тех, которых имело100. Число рабов росло главным образом у крупных землевладельцев, военных командиров, частично у городского населения101.
В этих условиях, когда лишь небольшая часть крестьян имела рабов, борьба основной массы новых рабов (многие из которых лишь недавно попали в рабство), оказавшихся в IV в. под властью местных влиятельных собственников, вполне могла сочетаться с движением свободного населения, недовольного притеснениями и с.91 насилиями102. Поэтому в народном движении на Балканах, развернувшемся во второй половине IV в., рабы принимают активное участие наряду со свободным крестьянством и городской беднотой.
Таким образом, области охваченные восстанием Прокопия, были районами, где положение различных категорий сельского населения создавало значительную общность их интересов, облегчало их совместную борьбу за свои интересы. Несколько иной была обстановка в подавляющем большинстве восточных провинций. В старых районах развитого рабовладения с многочисленными городами, где давно утвердилось господство крупной земельной собственности, где в IV в. положение различных категорий угнетенного и зависимого населения было очень разнообразным, где существовала значительная территориальная разобщенность его однородных прослоек, — в Азии, Сирии, Палестине — в IV в. мы не встречаемся с крупными и массовыми крестьянскими движениями. Мы сталкиваемся с ними лишь в Дунайских провинциях и северо-западных областях Малой Азии, где со второй половины IV в. на борьбу против разорения и закабаления поднялось многочисленное свободное крестьянство этих областей, солдаты, ветераны, варвары-поселенцы.
Расстановка социальных сил в этих областях была такова, что она облегчила совместную борьбу народных масс деревни и города, мелких и средних земельных собственников против разорительного налогового гнета, против роста крупного землевладения.
Видимо, это обстоятельство и сыграло свою роль в территориальном распространении восстания. Широкой социальной опорой узурпатора были средние и мелкие с.92 собственники. Поэтому его движение и распространилось на те области, где эти социальные слои были достаточно многочисленны и сильны, особенно во Фракии, ставшей центром борьбы. На стороне Валента остались те провинции, в которых экономически и политически прочно господствовали крупные собственники. Таким образом, территориальная ограниченность восстания Прокопия наряду с другими обстоятельствами была во многом предопределена и различиями в расстановке социально-политических сил в рассматриваемых областях империи, а не случайным стечением событий.
ПРИМЕЧАНИЯ
