Процессы об оскорблении величия в Риме при императоре Тиберии

Иссле­до­ва­ние про­цес­сов об оскорб­ле­нии вели­чия в эпо­ху ран­ней импе­рии и, в том чис­ле, в пери­од прин­ци­па­та Тибе­рия (14—37 гг. н. э.) учё­ны­ми нашей стра­ны пред­став­ля­ет отнюдь не толь­ко ака­де­ми­че­ский инте­рес. Нынеш­няя рос­сий­ская власть, несмот­ря на настой­чи­во декла­ри­ру­е­мую при­вер­жен­ность демо­кра­ти­че­ским прин­ци­пам, в сво­ей реаль­ной каж­до­днев­ной прак­ти­ке всё ещё очень дале­ка от норм пра­во­во­го государ­ства. Живя в обще­стве, по суще­ству лишён­ном каких бы то ни было граж­дан­ских тра­ди­ций, мы до сих пор не застра­хо­ва­ны от новых реци­ди­вов пре­сле­до­ва­ний ина­ко­мыс­ля­щих. Такой сце­на­рий тем более не исклю­чён, что в усло­ви­ях пер­ма­нент­ной поли­ти­че­ской неста­биль­но­сти то и дело с раз­ных сто­рон разда­ют­ся при­зы­вы, наве­сти в стране так назы­вае­мый «порядок» даже за счёт отка­за от кон­сти­ту­ци­он­ных прав и сво­бод граж­дан.

При­мер­но 2000 лет назад такой порядок был наведён в Риме дина­сти­ей Цеза­рей, и у нас есть воз­мож­ность, обра­тив­шись к исто­ри­че­ско­му опы­ту древ­них рим­лян, увидеть воочию, что обрат­ной сто­ро­ной поряд­ка, за кото­рый запла­че­но подоб­ной ценой, явля­ет­ся неза­щи­щён­ность чело­ве­че­ской лич­но­сти от про­из­во­ла авто­ри­тар­ной вла­сти.

Кор­не­лий Тацит, основ­ной источ­ник, повест­ву­ю­щий о собы­ти­ях I в. н. э.¹, свя­зы­ва­ет боль­шин­ство фак­тов импе­ра­тор­ско­го про­из­во­ла при Тибе­рии с прак­ти­кой зако­на об оскорб­ле­нии вели­чия Рим­ско­го наро­да (lex majes­ta­tis). Под этот закон, создан­ный в эпо­ху рес­пуб­ли­ки для защи­ты жиз­нен­но важ­ных государ­ст­вен­ных инте­ре­сов, при Тибе­рии начи­на­ют под­во­дить раз­лич­ные поступ­ки и дей­ст­вия в поли­ти­че­ском отно­ше­нии абсо­лют­но ней­траль­ные, при­чём ини­ци­а­то­ра­ми подоб­но­го исполь­зо­ва­ния lex majes­ta­tis высту­па­ют прин­цепс и его бли­жай­шее окру­же­ние (Tac. Ann., I, 72—73). Таким обра­зом, мож­но ска­зать, что выбор нами в каче­стве объ­ек­та иссле­до­ва­ния прак­ти­ки lex majes­ta­tis обу­слов­лен состо­я­ни­ем наших источ­ни­ков. К тому же про­бле­ма lex majes­ta­tis и про­цес­сов об оскорб­ле­нии вели­чия при Тибе­рии явля­ет­ся пред­ме­том ожив­лён­ной дис­кус­сии в совре­мен­ной исто­ри­че­ской лите­ра­ту­ре. Ряд учё­ных, как у нас в стране, так и за рубе­жом, не склон­ны дове­рять сооб­ще­ни­ям Таци­та о терро­ре Тибе­рия и наста­и­ва­ют на необ­хо­ди­мо­сти вне­се­ния в создан­ную антич­ной тра­ди­ци­ей кар­ти­ну прав­ле­ния это­го импе­ра­то­ра суще­ст­вен­ных коррек­тив². Поли­ти­че­ские про­цес­сы при Тибе­рии, по их мне­нию, были немно­го­чис­лен­ны, име­ли дело с реаль­ны­ми заго­во­ра­ми и пол­но­стью соот­вет­ст­во­ва­ли нор­мам рим­ско­го зако­но­да­тель­ства³, а имев­шие место зло­употреб­ле­ния свя­за­ны, глав­ным обра­зом, с дея­тель­но­стью Сея­на и его став­лен­ни­ков⁴. Вме­сте с тем у Таци­та нашлись и свои защит­ни­ки, в том чис­ле такие авто­ри­тет­ные спе­ци­а­ли­сты как Р. Сайм и Э. Кёстер­манн, счи­таю­щие, что осно­ва­ний для столь кар­ди­наль­но­го пере­смот­ра тра­ди­ци­он­ной точ­ки зре­ния у нас нет⁵. Дать пол­ный обзор лите­ра­ту­ры о Тибе­рии в рам­ках одной неболь­шой ста­тьи не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным, поэто­му, обо­зна­чив две край­ние пози­ции, обра­тим­ся к дан­ным источ­ни­ков о про­цес­сах об оскорб­ле­нии вели­чия в пери­од прин­ци­па­та Тибе­рия.

Сле­дую­щие собы­тия ста­ли сво­его рода путе­вы­ми веха­ми, отме­чаю­щи­ми эта­пы эво­лю­ции режи­ма Тибе­рия: таин­ст­вен­ная смерть Гер­ма­ни­ка в Антио­хии на Орон­те 10 октяб­ря 19 года; смерть Дру­за, воз­мож­но отрав­лен­но­го Сея­ном, в 23 году; отъ­езд импе­ра­то­ра из Рима на ост­ров Капри в 26 году; казнь Сея­на 18 октяб­ря 31 года. Прак­ти­ка lex majes­ta­tis в каж­дый из обо­зна­чен­ных выше пери­о­дов име­ла свои харак­тер­ные чер­ты, поэто­му нам необ­хо­ди­мо рас­смот­реть после­до­ва­тель­но каж­дый из них.

Пер­вый пери­од (14—19 гг.) харак­те­ри­зу­ет­ся сле­дую­щи­ми основ­ны­ми осо­бен­но­стя­ми. Для Тибе­рия это вре­мя закреп­ле­ния поло­же­ния в новом каче­стве гла­вы государ­ства и импе­ра­тор­ско­го дома⁶. В отно­ше­ни­ях с сена­том и обще­ст­вом в целом он стре­мить­ся при­дер­жи­вать­ся обра­за дей­ст­вий Авгу­ста. Допол­ни­тель­ным сдер­жи­ваю­щим фак­то­ром в этой свя­зи высту­па­ет Гер­ма­ник, офи­ци­аль­ный наслед­ник Тибе­рия, выдви­ну­тый гер­ман­ски­ми леги­о­на­ми в каче­стве аль­тер­на­тив­но­го кан­дида­та на пре­стол (Tac. Ann., I, 31; Suet. Tib., 25; Ca­lig., 5).

В пер­вые годы прин­ци­па­та Тибе­рия про­цес­сов об оскорб­ле­нии вели­чия не мно­го, в основ­ном они закан­чи­ва­ют­ся сня­ти­ем обви­не­ния. Меха­низм поли­ти­че­ских репрес­сий пока ещё толь­ко отра­ба­ты­ва­ет­ся. Созда­ют­ся пре­цеден­ты пре­сле­до­ва­ния на осно­ва­нии lex majes­ta­tis за пре­ступ­ле­ния про­тив куль­та Авгу­ста (дела всад­ни­ков Фала­ния и Руб­рия (15 г.)), сло­вес­ные напад­ки на Тибе­рия и дру­гих чле­нов пра­вя­ще­го дома (дела Гра­ния Мар­цел­ла и Апу­леи Варил­лы (соот­вет­ст­вен­но 15 и 17 гг.)), оккульт­ную прак­ти­ку про­тив пер­вых лиц государ­ства (дело Либо­на Дру­за (16 г.)) (Vell., II, 130; Tac. Ann., I, 73—74; II, 27—32; III, 38; Dio., LVII, 15). Эти и дру­гие подоб­ные дей­ст­вия начи­на­ют рас­смат­ри­вать­ся как поли­ти­че­ские пре­ступ­ле­ния (cri­men lae­sae majec­ta­tis).

Вто­рой пери­од откры­ва­ет­ся смер­тью Гер­ма­ни­ка и после­до­вав­шим затем судом над его заме­сти­те­лем лега­том Сирии Каль­пур­ни­ем Пизо­ном (Tac. Ann., II, 71—72; III, 13—15; Dio., LVII, 18). Смерть пле­мян­ни­ка, в кото­ром после вос­ста­ния гер­ман­ских и пан­нон­ских леги­о­нов в 14 году Тибе­рий не мог не видеть потен­ци­аль­но­го сопер­ни­ка, очень укре­пи­ла его поло­же­ние, осо­бен­но в дина­сти­че­ском плане. Его наслед­ни­ком стал род­ной сын Друз, кото­ро­го импе­ра­тор взял в 21 году в кол­ле­ги по кон­су­ла­ту, а в сле­дую­щем году сыну прин­цеп­са была пре­до­став­ле­на три­бун­ская власть (Tac. Ann., III, 56—57). В нача­ле 20-х годов в поли­ти­ке Тибе­рия про­ис­хо­дит пово­рот в сто­ро­ну уси­ле­ния репрес­сив­но­го нача­ла⁷. По ини­ци­а­ти­ве пре­фек­та пре­то­рия Луция Элия Сея­на, в эти же годы выдви­гаю­ще­го­ся на роль бли­жай­ше­го помощ­ни­ка прин­цеп­са, раз­бро­сан­ные по Ита­лии пре­то­ри­ан­ские когор­ты кон­цен­три­ру­ют­ся в сто­ли­це (ibi­dem, III, 29; Dio., LVII, 19). Стиль про­цес­сов об оскорб­ле­нии вели­чия уже­сто­ча­ет­ся: наи­бо­лее харак­тер­ным в этом плане пред­став­ля­ет­ся дело Клу­то­рия При­с­ка, напи­сав­ше­го в 21 году сти­хи на смерть боль­но­го Дру­за, чтобы в слу­чае его смер­ти полу­чить за них хоро­ший гоно­рар. Дело окон­чи­лось тра­ги­че­ски: При­с­ка каз­ни­ли (Tac. Ann., III, 45—51; Dio., LVIII, 20). Укреп­ле­ние пози­ций Тибе­рия, уже­сто­че­ние импе­ра­тор­ско­го режи­ма и рост вли­я­ния Сея­на — харак­тер­ные чер­ты вто­ро­го пери­о­да (19—23 гг.).

В 23 году уми­ра­ет сын и наслед­ник Тибе­рия Друз, воз­мож­но отрав­лен­ный Сея­ном (Tac. Ann., IV, 3, 7—11; Suet. Tib., 62). Эта смерть ста­ла для прин­цеп­са не толь­ко тяж­ким мораль­ным уда­ром: после кон­чи­ны Дру­за на место наслед­ни­ков Тибе­рия пре­тен­ду­ют сыно­вья Гер­ма­ни­ка. Вокруг них фор­ми­ру­ет­ся груп­пи­ров­ка из близ­ких к Гер­ма­ни­ку лиц, во гла­ве кото­рой ока­зы­ва­ет­ся его вдо­ва, Агрип­пи­на. Отно­ше­ния меж­ду ней и Тибе­ри­ем враж­деб­ные: она подо­зре­ва­ет импе­ра­то­ра в убий­стве мужа, он нена­видит невест­ку и её детей, сто­я­щих на пути его род­но­го вну­ка, сына Дру­за Тибе­рия Гемел­ла. Сеян, решив­ший вос­поль­зо­вать­ся сло­жив­ший­ся ситу­а­ци­ей в лич­ных целях скло­ня­ет импе­ра­то­ра к жёст­ким мерам про­тив Агрип­пи­ны и её детей. Тибе­рий, по-види­мо­му, неко­то­рое вре­мя колеб­лет­ся по сво­е­му обык­но­ве­нию, но, всё-таки, реша­ет­ся. В пери­од с 23 по 26 годы (до отъ­езда импе­ра­то­ра на ост­ров Капри) Тибе­рий и Сеян при­сту­па­ют к осу­щест­вле­нию пер­во­го эта­па кам­па­нии, цель кото­ро­го — под­гото­вить обще­ст­вен­ное мне­ние к гряду­щей рас­пра­ве с женой и детьми Гер­ма­ни­ка.

В 24 году в оскорб­ле­нии вели­чия были обви­не­ны друг Гер­ма­ни­ка и участ­ник его похо­дов Гай Силий и его жена Созия Гал­ла. Гай Силий покон­чил с собой, его жена была сосла­на (Tac. Ann., IV, 17—20). Пока­за­те­лем уже­сто­че­ния режи­ма Тибе­рия в этот пери­од может слу­жить дело исто­ри­ка Кре­му­ция Кор­да, обви­нён­но­го кли­ен­та­ми Сея­на в том, что в сво­ём труде он без похва­лы ото­звал­ся о Юлии Цеза­ре, зато хва­лил Бру­та, а Кас­сия даже назвал «послед­ним рим­ля­ни­ном». Он так­же покон­чил жизнь само­убий­ст­вом, а его исто­ри­че­ский труд был сожжён (Se­nec. Ad Marc., 22, 2—3, 4—7; Tac. Ann. IV, 34—35; Suet. Tib., 61; Dio., LVII, 24). Нако­нец, в 26 году Тибе­рий навсе­гда поки­нул Рим и обос­но­вал­ся на ост­ро­ве Капри, где в уеди­не­нии гото­вил рас­пра­ву со сво­и­ми буду­щи­ми жерт­ва­ми (Tac. Ann., IV, 57). Дли­тель­ное пре­бы­ва­ние импе­ра­то­ра вне Рима в корне меня­ло его отно­ше­ния с сена­том: из гла­вы сена­та он пре­вра­тил­ся в гос­по­ди­на, посы­лаю­ще­го сена­то­рам свои пись­мен­ные рас­по­ря­же­ния⁸. Таким обра­зом, тра­ди­ция Авгу­ста, когда прин­цепс пра­вит вме­сте с сена­том и как его гла­ва, была нару­ше­на.

Пре­сле­до­ва­ния отдель­ных, наи­бо­лее выдаю­щих­ся пред­ста­ви­те­лей пар­тии Агрип­пи­ны вынуди­ли боль­шин­ство её сто­рон­ни­ков отвер­нуть­ся от семьи Гер­ма­ни­ка, и в самом кон­це 20-х годов Тибе­рий смог, нако­нец, рас­пра­вить­ся с ней. Сде­лать это было тем лег­че, что в 29 году уми­ра­ет Ливия, вдов­ст­ву­ю­щая импе­ра­три­ца и мать Тибе­рия. Авгу­ста не люби­ла невест­ку, но, по-види­мо­му, сдер­жи­ва­ла откры­тый кон­фликт, стра­шась рас­па­да пра­вя­ще­го дома. В том же 29 году Агрип­пи­на и её стар­ший сын, Нерон, по при­ка­зу Тибе­рия были отправ­ле­ны в ссыл­ку на ост­ро­ва. В 30 году Нерон был вынуж­ден совер­шить само­убий­ство; в 33 умер­ла Агрип­пи­на. В 30 году Друз, сред­ний сын Гер­ма­ни­ка, был зато­чён в под­зе­ме­лье Пала­тин­ско­го двор­ца, где в 33 году умер от голо­да. В живых прин­цепс оста­вил толь­ко млад­ше­го сына Гер­ма­ни­ка, Гая Кали­гу­лу (Tac. Ann., V, 3—5; VI, 3, 25; Suet. Tib., 53—54; Dio., LVII, 22).

Таким обра­зом, в это вре­мя (23—30 гг.) про­ис­хо­дит важ­ное изме­не­ние в раз­ви­тии прак­ти­ки обви­не­ний в оскорб­ле­нии вели­чия: ини­ци­а­ти­ву в пре­сле­до­ва­ни­ях по lex majes­ta­tis берёт на себя импе­ра­тор­ская власть. Про­цесс роста пото­ка поли­ти­че­ских доно­сов при­об­ре­та­ет обваль­ный харак­тер: прин­цепс нуж­дал­ся в обви­ни­те­лях для орга­ни­за­ции трав­ли семьи и сто­рон­ни­ков Гер­ма­ни­ка, и, сле­до­ва­тель­но, был вынуж­ден поощ­рять прак­ти­ку поли­ти­че­ских обви­не­ний. Из источ­ни­ков нам извест­ны немно­гие, но доста­точ­но крас­но­ре­чи­вые фак­ты: дела Гая Коми­ния, Воти­е­на Мон­та­на, Элия Сатур­ни­на, Клав­дии Пуль­х­ры, Тития Саби­на, Фуфия Геми­на и Мути­лии При­с­ки, Муции и её род­ных, Ази­ния Гал­ла и дру­гие (Tac. Ann., IV, 13, 18—21, 28—31, 34—36, 42, 52, 66, 68—71; VI, 23; Dio., LVII, 22—24; LVIII, 3—5), но реаль­ное чис­ло про­цес­сов было, конеч­но же, гораздо боль­ше. Наши источ­ни­ки фик­си­ру­ют лишь наи­бо­лее гром­кие дела, в кото­рых ярко про­яви­лось лич­ное уча­стие Тибе­рия и Сея­на⁹. Не все про­цес­сы были свя­за­ны с борь­бой в пра­вя­щих кру­гах: мно­гие, как это обыч­но быва­ет, вос­поль­зо­ва­лись нездо­ро­вой обста­нов­кой, чтобы све­сти лич­ные счё­ты, уско­рить свою слу­жеб­ную карье­ру или пожи­вить­ся за счёт иму­ще­ства обви­ня­е­мых. Тем не менее, Тибе­рий несёт ответ­ст­вен­ность так­же и за них, ведь имен­но он создал для донос­чи­ков (de­la­to­res) бла­го­при­ят­ные поли­ти­че­ские усло­вия.

Даль­ней­шее раз­ви­тие этих тен­ден­ций дела­ло неиз­беж­ным кро­ва­вый финал прав­ле­ния Тибе­рия. Казнь Сея­на 18 октяб­ря 31 года, обви­нён­но­го в под­готов­ке государ­ст­вен­но­го пере­во­рота, сыг­ра­ла в про­цес­се нарас­та­ния вол­ны терро­ра роль ката­ли­за­то­ра.

Оста­нав­ли­вать­ся подроб­но на про­бле­ме заго­во­ра Сея­на мы не будем. В источ­ни­ках о нём сохра­ни­лось очень мало сведе­ний, и исто­ри­кам не оста­ёт­ся ниче­го дру­го­го, как пытать­ся запол­нить эту лаку­ну с помо­щью раз­но­го рода дога­док и пред­по­ло­же­ний¹⁰. Тем не менее, пред­став­ля­ет­ся бес­спор­ным, что в осно­ве кон­флик­та импе­ра­то­ра с его «мини­ст­ром государ­ст­вен­ной без­опас­но­сти» лежа­ли при­тя­за­ния Сея­на на роль пре­ем­ни­ка Тибе­рия¹¹. Когда с Агрип­пи­ной и её детьми было покон­че­но, Сеян начал всерь­ёз рас­счи­ты­вать на это и, по-види­мо­му, попы­тал­ся ока­зать на Тибе­рия дав­ле­ние, чтобы полу­чить от него соот­вет­ст­ву­ю­щие гаран­тии: импе­рий и три­бун­скую власть. Импе­рий Сеян полу­чил; в 31 году импе­ра­тор и его фаво­рит ста­ли кон­су­ла­ми, но Тибе­рий твёр­до решил сохра­нить власть за сво­ей дина­сти­ей. Не реша­ясь дей­ст­во­вать откры­то, Тибе­рий орга­ни­зу­ет кон­тр­за­го­вор, резуль­та­том кото­ро­го ста­ло уни­что­же­ние Сея­на и всей его семьи (Tac. Ann., VI, 2—4; Suet. Tib., 65; Dio., LVIII, 9—11)¹². Вслед за тем, импе­ра­тор, кото­ро­му всюду мере­щи­лись сообщ­ни­ки каз­нён­но­го пре­фек­та, обру­ши­ва­ет­ся на дру­зей, род­ст­вен­ни­ков и кли­ен­тов покой­но­го, кото­рых у него, есте­ствен­но, было нема­ло. Мно­гие рим­ляне иска­ли покро­ви­тель­ства и друж­бы чело­ве­ка, воз­не­сён­но­го прин­цеп­сом выше всех про­чих граж­дан и почти вро­вень с собой. Лишь немно­гие из них, разу­ме­ет­ся, были посвя­ще­ны в дале­ко иду­щие пла­ны пре­фек­та, а, меж­ду тем, при­го­во­ры выно­си­лись самые жесто­кие: казнь, кон­фис­ка­ция, ссыл­ка. Боль­шин­ство из них даже не реша­лось защи­щать себя и толь­ко неко­то­рым уда­лось оправ­дать­ся. Сре­ди них был всад­ник Марк Терен­ций, в уста кото­ро­го Тацит вкла­ды­ва­ет речь, пока­зы­ваю­щую, кого на самом деле каз­ни­ли под име­нем заго­вор­щи­ков и при­спеш­ни­ков Сея­на (Tac. Ann., VI, 8).

Вот соб­ст­вен­но и всё, что нам извест­но о про­цес­сах об оскорб­ле­нии вели­чия при Тибе­рии. Мы сосре­дото­чи­ли своё вни­ма­ние имен­но на них, так как поли­ти­че­ское раз­ви­тие прин­ци­па­та в эти годы, уси­ле­ние в нём авто­ри­тар­но­го нача­ла про­яв­ля­лось почти исклю­чи­тель­но в изме­не­ни­ях сти­ля отно­ше­ний вла­сти и обще­ства. От харак­тер­ных для эпо­хи Авгу­ста согла­сия и либе­ра­лиз­ма за 20 с неболь­шим лет совер­шил­ся пере­ход к совсем дру­гой поли­ти­ке и иным мето­дам управ­ле­ния. Авто­ри­тар­ная сущ­ность прин­ци­па­та, кото­рую Авгу­сту уда­лось искус­но замас­ки­ро­вать, высту­па­ет рельеф­но при его пре­ем­ни­ках.