Об источниках Полибия в III. 22. 1*

с.85 Вопрос о под­лин­но­сти дого­во­ра 509 г. до н. э. меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном (Po­lyb. III. 22. 4—23. 6) стал одним из клю­че­вых вопро­сов, кото­рые отно­сят­ся к исто­рии ран­не­рес­пуб­ли­кан­ско­го Рима. Под­твер­жде­ние под­лин­но­сти это­го согла­ше­ния застав­ля­ет иссле­до­ва­те­лей видеть в Риме того вре­ме­ни уже весь­ма могу­ще­ст­вен­ное государ­ство, отри­ца­ние же застав­ля­ет нас видеть буду­щий Веч­ный Город захо­луст­ным местеч­ком. На эту тему напи­са­но так мно­го, что ниче­го ново­го на сей счёт, как кажет­ся, ска­зать уже нель­зя: спе­ци­аль­ную обшир­ную работу мож­но посвя­тить тако­му узко­му, на пер­вый взгляд, вопро­су, где речь будет идти лишь об исто­рио­гра­фии¹.

То, что текст дого­во­ра стал кам­нем пре­ткно­ве­ния в нынеш­них спо­рах, обу­слов­ле­но преж­де все­го тем, что мы в целом крайне смут­но пред­став­ля­ем себе исто­рию ран­не­го Рима, исто­рию того вре­ме­ни, когда пра­ви­ли леген­дар­ные цари и пер­вые кон­су­лы. Ведь началь­ные лите­ра­тур­ные опы­ты рим­лян, посвя­щён­ные этим собы­ти­ям, отно­сят­ся к гораздо более позд­не­му вре­ме­ни: к эпо­хе Вто­рой Пуни­че­ской вой­ны, а эпи­гра­фи­че­ские наход­ки VIII—V вв. до н. э. столь ред­ки, что появ­ле­ние каж­дой новой над­пи­си, состо­я­щей все­го лишь из одно­го сло­ва, ста­но­вит­ся под­лин­ным собы­ти­ем в нау­ке. Архео­ло­ги, увы, ред­ко раду­ют нас подоб­ны­ми откры­ти­я­ми, и при­чи­на это­го три­ви­аль­на: пере­на­се­лён­ность совре­мен­но­го Рима застав­ля­ет архео­ло­гов доволь­ст­во­вать­ся слу­чай­ны­ми рас­коп­ка­ми, кото­рые начи­на­ют­ся лишь при стро­и­тель­стве новой доро­ги, ново­го дома или стан­ции мет­ро. Всё, что так или ина­че свя­за­но с эпо­хой ран­не­го Рима, под­вер­га­ет­ся стро­жай­ше­му ана­ли­зу под пыт­ли­вым взглядом иссле­до­ва­те­ля, кото­рый, будучи научен горь­ким опы­том с под­дел­кой Пре­не­стин­ской фибу­лы, во всём готов видеть под­вох. К это­му нуж­но доба­вить и то, что суще­ст­ву­ет т. н. про­бле­ма 390 г. до н. э., когда гал­лы напа­ли на Рим и, соглас­но Ливию, все име­ю­щи­е­ся к тому вре­ме­ни запи­си были уни­что­же­ны во вре­мя пожа­ра Горо­да (Liv. VI. 1. 2: quod, etiam si quae in com­men­ta­riis pon­ti­fi­cum aliis­que pub­li­cis pri­va­tis­que erant mo­nu­men­tis, in­cen­sa ur­be ple­rae­que in­te­rie­re). Тем самым надёж­ность наших и без того немно­го­чис­лен­ных источ­ни­ков с.86 ста­но­вит­ся почти при­зрач­ной. Поэто­му текст дого­во­ра меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном, пре­до­став­лен­ный Поли­би­ем, явля­ет­ся чуть ли не самым обшир­ным нашим пись­мен­ным источ­ни­ком, кото­рый сохра­нил­ся от того вре­ме­ни².

Сле­ду­ет напом­нить хотя бы в общих чер­тах, какие государ­ст­вен­ные согла­ше­ния меж­ду эти­ми сверх­дер­жа­ва­ми Сре­ди­зем­но­мо­рья нам извест­ны из дошед­ших до нас источ­ни­ков.

* * *

Поли­бий назы­ва­ет все­го три дого­во­ра: пер­вый — 509 г. до н. э. (III. 22—23); вто­рой, никак им не дати­ро­ван­ный (III. 24); тре­тий — 279 г. до н. э., отне­сён­ный ко вре­ме­ни пере­пра­вы Пир­ра в Ита­лию (III. 25).

Ливий зна­ет о суще­ст­во­ва­нии четы­рёх дого­во­ров, впро­чем, о пер­вом он не упо­ми­на­ет вовсе. Веро­ят­но, в VII. 27. 2 упо­ми­на­ет­ся вто­рое согла­ше­ние (347 г. до н. э.): «С посла­ми кар­фа­ге­нян, при­шед­ши­ми искать друж­бы и сою­за, в Риме тор­же­ст­вен­но заклю­чи­ли дого­вор (cum Car­tha­gi­nien­si­bus le­ga­tis Ro­mae foe­dus ic­tum, cum ami­ci­tiam ac so­cie­ta­tem pe­ten­tes ve­nis­sent)» (пер. Н. В. Бра­гин­ской). Воз­мож­но, это был не пер­вый союз, т. к. позд­нее исто­рик пишет, что эти два государ­ства были свя­за­ны древни­ми уза­ми (foe­de­ri­bus ve­tus­tis: IX. 19. 13), или же было заклю­че­но ещё одно согла­ше­ние, о кото­ром исто­рик не счёл нуж­ным упо­мя­нуть. Что это были за foe­de­ra ve­tus­ta, оста­ёт­ся толь­ко гадать. Как бы то ни было, сре­ди собы­тий 306 г. до н. э. Ливий упо­ми­на­ет дого­вор, кото­рый был воз­об­нов­лён в тре­тий раз (foe­dus ter­tio re­no­va­tum: IX. 43. 26). Нако­нец, в чет­вёр­тый раз он был воз­об­нов­лён уже в 279/8 г. до н. э. (quar­to foe­dus re­no­va­tum est: Per. XIII). Таким обра­зом, хотя исто­рик сре­ди собы­тий пер­вых лет рес­пуб­ли­ки ни сло­ва не гово­рит о каких-либо кон­так­тах с Кар­фа­ге­ном, но про­стей­ший под­счёт поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что Ливий знал о каких-то ран­них согла­ше­ни­ях, самое ран­нее из кото­рых мог­ло быть иден­тич­ным пер­во­му дого­во­ру у Поли­бия. Впро­чем, сле­ду­ет при­ве­сти одно заме­ча­ние, кото­рое ещё более затруд­ня­ет вычис­ле­ния. Дело в том, что, стро­го гово­ря, не совсем ясно, как пони­мать выра­же­ние ter­tio (или quar­to) re­no­va­tum. Что это был тре­тий (чет­вёр­тый) дого­вор? Или же это было третье и чет­вёр­тое обнов­ле­ние неко­е­го исход­но­го дого­во­ра? Но в таком слу­чае выра­же­ние ter­tio (или quar­to) re­no­va­tum озна­ча­ет, что это долж­но быть чет­вёр­тое (или пятое) согла­ше­ние меж­ду дву­мя государ­ства­ми.

Воз­ни­ка­ет стран­ная ситу­а­ция: как же мог­ло слу­чить­ся, что Ливий, веро­ят­но, зная о дого­во­ре 509 г. до н. э., исполь­зуя места­ми сведе­ния с.87 Поли­бия напря­мую, во вто­рой кни­ге, посвя­щён­ной собы­ти­ям это­го вре­ме­ни, не гово­рит ниче­го о таком зна­чи­мом для рим­лян собы­тии? Смею пред­по­ло­жить, что те источ­ни­ки, с кото­ры­ми работал Ливий во вре­мя напи­са­ния вто­рой кни­ги (будь то Вале­рий Анти­ат, Лици­ний Макр или Элий Тубе­рон³), ниче­го не зна­ли о дого­во­ре, тогда как в источ­ни­ке (или источ­ни­ках) седь­мой кни­ги такие дан­ные мог­ли быть.

Тре­тий автор, кото­рый при­во­дит какие-то сведе­ния о сою­зах, но уже совсем ску­пые — это Дио­дор. Соглас­но это­му писа­те­лю, в 348 г. до н. э. при кон­су­лах М. Вале­рии Кор­ве и М. Попи­лии Лена­те⁴ было заклю­че­но пер­вое согла­ше­ние (πρῶ­τον συν­θῆ­και ἐγέ­νον­το — XVI. 69. 1), а ещё одно (без како­го-либо ука­за­ния на сей счёт) состо­я­лось после при­бы­тия Пир­ра в Ита­лию (Καρ­χη­δόνιοι συμ­μα­χίαν ποιήσαν­τες με­τὰ Ῥω­μαίων: XXII. 7. 5). Мы зна­ем, что Дио­дор был хоро­шо зна­ком с сочи­не­ни­ем Поли­бия⁵, но, тем не менее, уни­каль­ны­ми и авто­ри­тет­ны­ми сведе­ни­я­ми пред­ше­ст­вен­ни­ка сици­лий­ский исто­рик отче­го-то не вос­поль­зо­вал­ся⁶. Ещё А. Клотц выска­зал суж­де­ние, что Дио­дор при напи­са­нии «рим­ской» части сво­его труда рас­по­ла­гал сочи­не­ни­я­ми позд­них анна­ли­стов⁷. Таким обра­зом, Дио­дор и Ливий поль­зо­ва­лись источ­ни­ка­ми одно­го кру­га, поэто­му утвер­жде­ние, что дого­вор 348 г. до н. э. был пер­вым, долж­но про­ис­те­кать из источ­ни­ков, кото­рые появи­лись уже после выхо­да в свет сочи­не­ния Поли­бия. Более того, этот неве­до­мый автор дол­жен был либо не знать, либо по какой-то при­чине не исполь­зо­вать сведе­ния Поли­бия, вли­я­ние кото­ро­го на рим­скую исто­рио­гра­фию, судя по все­му, было доста­точ­но зна­чи­тель­ным. В пер­вом слу­чае мы вынуж­де­ны будем кон­ста­ти­ро­вать, что автор, на кото­ро­го опи­рал­ся Дио­дор, был не слиш­ком ком­пе­тен­тен⁸. Впро­чем, как и сам Дио­дор, кото­рый, при­вле­кая сведе­ния из «Исто­рии» Поли­бия при напи­са­нии дру­гих сво­их книг и будучи хоро­шо зна­ком с сочи­не­ни­ем сво­его пред­ше­ст­вен­ни­ка, совер­шен­но не обра­тил вни­ма­ния на раз­но­ре­чи­вость исполь­зо­ван­ных им дан­ных.

В прин­ци­пе мож­но пред­по­ло­жить, что те исто­ри­ки, кото­рые писа­ли после Поли­бия, были зна­ко­мы с содер­жа­ни­ем пер­во­го дого­во­ра, но по какой-то при­чине не при­ня­ли его в рас­чёт. Одна­ко такое допу­ще­ние име­ло с.88 бы смысл толь­ко в том слу­чае, если бы соот­вет­ст­ву­ю­щие сведе­ния отсут­ст­во­ва­ли толь­ко у рим­ских исто­ри­ков. Но то, что в сохра­нив­шем­ся тек­сте Дио­ни­сия Гали­кар­насско­го нет ника­ких упо­ми­на­ний об этом дого­во­ре, застав­ля­ет думать, что здесь не сле­ду­ет искать какой-либо поли­ти­че­ской конъ­юнк­ту­ры.

Таким обра­зом, мы можем кон­ста­ти­ро­вать, что Поли­бий при­во­дит текст дого­во­ра, кото­рый, по его сло­вам, до него нико­му не был изве­стен. Оста­ёт­ся неяс­но, стал ли изве­стен текст согла­ше­ния уже после Поли­бия — увы, немно­го­чис­лен­ные сохра­нив­ши­е­ся источ­ни­ки не поз­во­ля­ют нам утвер­ждать это кате­го­ри­че­ски. Одна­ко воз­ни­ка­ет впе­чат­ле­ние, что исто­рик, при­во­дя раз­но­об­раз­ные свиде­тель­ства, пытал­ся убедить в досто­вер­но­сти дого­во­ра не толь­ко совре­мен­ни­ков, но и пред­ста­ви­те­лей после­дую­щих поко­ле­ний. И сле­ду­ет при­знать, что ему это, по-види­мо­му, не уда­лось: кро­ме кос­вен­но­го упо­ми­на­ния каких-то «древ­них дого­во­ров» у Ливия, мы не рас­по­ла­га­ем более ника­ки­ми дан­ны­ми.

* * *

В насто­я­щей ста­тье речь пой­дёт не о пунк­тах дого­во­ра, при­во­ди­мо­го Поли­би­ем, не о его досто­вер­но­сти, даже не о его хро­но­ло­гии, а о неболь­шой пре­ам­бу­ле, пред­ва­ря­ю­щей текст согла­ше­ния (III. 22. 1—3, пер. Ф. Г. Мищен­ко). Ввиду её важ­но­сти при­ве­ду эти несколь­ко пред­ло­же­ний пол­но­стью. Итак:

1. Γί­νον­ται τοιγα­ροῦν συν­θῆ­και Ῥω­μαίοις καὶ Καρ­χη­δονίοις πρῶ­ται κα­τὰ Λεύκιον Ἰούνιον Βροῦ­τον καὶ Μάρ­κον Ὡρά­τιον, τοὺς πρώ­τους κα­τασ­τα­θέν­τας ὑπά­τους με­τὰ τὴν τῶν βα­σιλέων κα­τάλυ­σιν, ὑφ᾽ ὧν συ­νέβη κα­θιερω­θῆναι καὶ τὸ τοῦ Διὸς ἱερὸν τοῦ Κα­πετω­λίου. 2. ταῦτα δ᾽ ἔστι πρό­τερα τῆς Ξέρ­ξου διαβά­σεως εἰς τὴν Ἑλ­λά­δα τριάκοντ᾽ ἔτε­σι λείπου­σι δυεῖν. 3. ἃς καθ᾽ ὅσον ἦν δυ­νατὸν ἀκρι­βέσ­τα­τα διερ­μη­νεύσαν­τες ἡμεῖς ὑπο­γεγ­ρά­φαμεν. τη­λικαύτη γὰρ ἡ διαφο­ρὰ γέ­γονε τῆς διαλέκ­του καὶ πα­ρὰ Ῥω­μαίοις τῆς νῦν πρὸς τὴν ἀρχαίαν ὥστε τοὺς συ­νετω­τάτους ἔνια μό­λις ἐξ ἐπι­στά­σεως διευκ­ρι­νεῖν. 4. εἰσὶ δ᾽ αἱ συν­θῆ­και τοιαίδε τι­νές: κτλ.

«Пер­вый дого­вор меж­ду рим­ля­на­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми заклю­чён при Луции Юнии Бру­те и Мар­ке Гора­ции, пер­вых кон­су­лах после упразд­не­ния цар­ской вла­сти, при тех самых, кото­ры­ми освя­щён был и храм Зев­са Капи­то­лий­ско­го, то есть за два­дцать восемь лет⁹ до втор­же­ния Ксерк­са в Элла­ду. Мы сооб­ща­ем его в пере­во­де, сде­лан­ном с воз­мож­ною точ­но­стью, ибо и у рим­лян нынеш­ний язык настоль­ко отли­ча­ет­ся от древ­не­го, что неко­то­рые выра­же­ния дого­во­ра могут быть поня­ты с трудом лишь весь­ма све­ду­щи­ми и вни­ма­тель­ны­ми чита­те­ля­ми. Содер­жа­ние дого­во­ра с.89 при­бли­зи­тель­но сле­дую­щее, и т. д.». Далее сле­ду­ют текст дого­во­ра и ком­мен­та­рии гре­че­ско­го исто­ри­ка.

Содер­жа­ние этой пре­ам­бу­лы услов­но мож­но разде­лить на три части. В пер­вой (III. 22. 1) сооб­ща­ет­ся о вре­ме­ни под­пи­са­ния дого­во­ра: он был заклю­чён при пер­вых кон­су­лах, Л. Юнии Бру­те и М. Гора­ции, кото­рые сооруди­ли храм Зев­са Капи­то­лий­ско­го, т. е. при­во­дят­ся собы­тия «внут­рен­ней исто­рии». Во вто­рой части (22. 2) исто­рик хро­но­ло­ги­че­ски увя­зы­ва­ет под­пи­са­ние дого­во­ра с собы­ти­ем «внеш­ней исто­рии»: то, что он опи­сы­ва­ет, про­изо­шло за 28 лет до втор­же­ния Ксерк­са в Элла­ду. В третьей же части (22. 3) Поли­бий уве­ря­ет чита­те­лей в сво­ей точ­но­сти (καθ᾽ ὅσον ἦν δυ­νατὸν ἀκρι­βέσ­τα­τα), а так­же при­во­дит важ­ней­шее и, по сути, един­ст­вен­ное дока­за­тель­ство древ­но­сти тек­ста: совре­мен­ные исто­ри­ку рим­ляне с трудом раз­би­ра­ли эту силь­но уста­рев­шую латынь.

Тра­ди­ци­он­но иссле­до­ва­те­ли ста­вят вопрос о сосед­стве двух кон­су­лов: Л. Юния Бру­та и М. Гора­ция¹⁰. Это утвер­жде­ние про­ти­во­ре­чит всей извест­ной нам лите­ра­тур­ной тра­ди­ции. Пер­вы­ми кон­су­ла­ми пре­да­ние назы­ва­ет Л. Юния Бру­та и Л. Тарк­ви­ния Кол­ла­ти­на. Но через несколь­ко дней после вступ­ле­ния в долж­ность Брут пал в бит­ве с этрус­ка­ми, после чего был выбран con­sul suf­fec­tus Сп. Лукре­ций. На сме­ну послед­не­му в том же году при­шёл М. Гора­ций, тем самым став­ший кол­ле­гой П. Вале­рия Пуб­ли­ко­лы, кото­рый заме­нил изгнан­но­го Бру­том Л. Тарк­ви­ния Кол­ла­ти­на (Liv. II. 8. 4—5; Dion. Hal. V. 19. 2; XI. 5. 1; Plut. Popl. 12. 4; Flor. I. 3. 4; Eutr. I. 10. 2; Zon. VII. 13). Мно­гие совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли склон­ны при­зна­вать, что ни один из этих пяти кон­су­лов не был исто­ри­че­ским лицом¹¹. Мож­но спо­рить, об исто­ри­че­ских фигу­рах идёт речь или нет; упо­ми­нал­ся ли один Гора­ций или нет — по сути, это не вли­я­ет на интер­пре­та­цию обще­го утвер­жде­ния Поли­бия о том, что дого­вор был древним, хотя и стран­но при­во­дить леген­дар­но­го пер­со­на­жа в каче­стве дока­за­тель­ства под­лин­но­сти дого­во­ра. Но об этом ниже.

При вни­ма­тель­ном чте­нии и сопо­став­ле­нии ана­ли­зи­ру­е­мо­го фраг­мен­та воз­ни­ка­ет всё же неко­то­рое недо­уме­ние. Зачем Поли­бий в каче­стве дока­за­тель­ства (при­чём для совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей оно, по сути, един­ст­вен­ное!) древ­но­сти при­ведён­но­го им тек­ста назы­ва­ет арха­ич­ность язы­ка (ср.: Liv. VII. 3. 5), если исто­рик сра­зу же и с.90 без­апел­ля­ци­он­но утвер­жда­ет с точ­но­стью до одно­го года, когда этот дого­вор был заклю­чён? Более того, он не про­сто при­во­дит име­на кон­су­лов, но даже пишет, что в этот год они сооруди­ли храм и что это были имен­но пер­вые кон­су­лы после низ­вер­же­ния цар­ской вла­сти. Если Поли­бий поль­зо­вал­ся надёж­ным источ­ни­ком, то утвер­жде­ние о древ­но­сти язы­ка про­сто не име­ет смыс­ла. А источ­ник, судя по все­му, вполне заслу­жи­вал дове­рия: зна­ком­ство с рим­ски­ми ноби­ля­ми откры­ва­ло две­ри любо­зна­тель­но­му элли­ну в любые государ­ст­вен­ные архи­вы Рима. Тогда зачем? Ана­ло­гич­ным обра­зом мы, нахо­дясь в государ­ст­вен­ном архи­ве, мог­ли бы рас­суж­дать о досто­вер­но­сти како­го-нибудь ука­за Нико­лая I лишь на осно­ва­нии того, что в тек­сте при­сут­ст­ву­ют бук­вы «ять» и бума­га от вре­ме­ни пожел­те­ла.

Воз­ни­ка­ет впе­чат­ле­ние, что Поли­бий рас­по­ла­гал тек­стом како­го-то древ­не­го дого­во­ра, кото­рый не был никак дати­ро­ван. И ещё у исто­ри­ка было какое-то очень надёж­ное свиде­тель­ство того, что суще­ст­во­ва­ло некое древ­нее согла­ше­ние меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном и даже име­лась его дати­ров­ка, но сам текст отсут­ст­во­вал.

Дей­ст­ви­тель­но, наши зна­ния о латин­ской эпи­гра­фи­ке вполне поз­во­ля­ют согла­сить­ся с тем, что к кон­цу VI в. до н. э. у рим­лян уже была пись­мен­ность. Сен­са­ци­он­ная наход­ка 1989 г. на терри­то­рии древ­не­го горо­да Габии (совр. Осте­риа делль Оза) — над­пись на могиль­ной утва­ри, кото­рую отно­сят при­мер­но к 775 г. до н. э., — явля­ет­ся на сего­дняш­ний день самым древним образ­цом над­пи­си, сде­лан­ной гре­че­ски­ми бук­ва­ми EULIN или EUOIN). Мы можем спо­рить о смыс­ле этих пяти букв, вак­хи­че­ское ли это вос­кли­ца­ние или же чьё-то имя, но нель­зя не пора­зить­ся сов­па­де­нию, если вспом­нить, что, соглас­но антич­ным исто­ри­кам, имен­но в Габии, центр тогдаш­ней учё­но­сти, были направ­ле­ны Ромул и Рем для усво­е­ния гре­че­ско­го обра­зо­ва­ния (Dion. Hal. I. 84. 5)¹². Но всё же скуд­ные наход­ки не поз­во­ля­ют отве­тить на вопрос, был ли пись­мен­ный язык VI в. до н. э. настоль­ко раз­ра­ботан, чтобы на нём мож­но было запи­сать усло­вия дого­во­ра? Более того, име­ю­щи­е­ся над­пи­си позд­ней­ше­го вре­ме­ни, ска­жем, IV в. до н. э. поз­во­ля­ют сде­лать заклю­че­ние, что пись­мен­ность даже это­го вре­ме­ни была доста­точ­но арха­ич­на для вре­ме­ни Поли­бия.

Стро­го гово­ря, пред­став­ля­ет­ся так­же не совсем понят­ным, зачем Поли­бий при опи­са­нии собы­тия, отно­сив­ше­го­ся к поли­ти­че­ской жиз­ни Рима и Кар­фа­ге­на, при­во­дит факт, никак с этим собы­ти­ем не свя­зан­ный, а с.91 имен­но наше­ст­вие Ксерк­са на Элла­ду в 480/479 г. до н. э.?¹³ Объ­яс­не­ние, что исто­рик при­вёл ту хро­но­ло­гию, кото­рая была понят­на гре­кам, не вполне удо­вле­тво­ри­тель­но.

Чтобы отве­тить на постав­лен­ные вопро­сы, мыс­лен­но обра­тим­ся к тому вре­ме­ни, когда Поли­бий писал своё праг­ма­ти­че­ское сочи­не­ние и когда он смог запо­лу­чить такой ред­кий и заме­ча­тель­ный доку­мент, кото­рый до него, по его же соб­ст­вен­ным сло­вам, никто из рим­лян не знал (ἐπεὶ καθ’ ἡμᾶς ἔτι καὶ Ῥο­μαίων καὶ Καρ­χη­δονίων οἱ πρεσ­βύ­τατοι καὶ μά­λισ­τα δο­κοῦν­τες περὶ τὰ κοινὰ σπου­δάζειν ὴγνόουν).

* * *

Итак, в 150 г. до н. э. — а имен­но к это­му вре­ме­ни иссле­до­ва­те­ли отно­сят созда­ние пер­вых шести книг «Исто­рии» Поли­бия — при­бли­же­ние новой вой­ны с Кар­фа­ге­ном уси­ли­ло в рим­ском обще­стве инте­рес к южно­му соседу. Как раз при­мер­но в это вре­мя появ­ля­ют­ся пер­вые исто­ри­че­ские сочи­не­ния рим­лян, напи­сан­ные на латин­ском язы­ке: Ori­gi­nes Като­на, где опи­са­ние собы­тий дохо­ди­ло до 149 г. до н. э. (Cic. Brut. 89; Corn. Nep. Ca­to. III), и Bel­lum Pu­ni­cum Pos­te­rior Л. Кас­сия Геми­ны, где речь шла о Вто­рой Пуни­че­ской войне (Pris­cian. VII, p. 733 = fr. 32 Pe­ter). Нель­зя исклю­чить, что поле­ми­ка в сена­те доба­ви­ла пред­взя­то­сти этим пер­вым «ака­де­ми­че­ским» изда­ни­ям, кото­рые, таким обра­зом, ока­за­лись напол­не­ны пуб­ли­ци­сти­кой.

Нет ниче­го неве­ро­ят­но­го в том, что Поли­бий, кото­рый инте­ре­со­вал­ся при­чи­на­ми раз­во­ра­чи­вав­ших­ся на его гла­зах собы­ти­ях, решил выяс­нить, с чего и когда нача­лась враж­да меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном, и обра­тил­ся за помо­щью к сво­е­му покро­ви­те­лю Сци­пи­о­ну Эми­ли­а­ну. Поли­бий полу­чил доступ к государ­ст­вен­ным архи­вам, кото­рые хра­ни­лись в поме­ще­ни­ях хра­ма Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го. Там-то дотош­ный исто­рик и обна­ру­жил брон­зо­вые дос­ки, испещ­рён­ные пись­ме­на­ми, кото­рые были выпол­не­ны на арха­и­че­ской латы­ни.

Сле­ду­ет начать с про­сто­го утвер­жде­ния: по всей види­мо­сти, иссле­ду­е­мый фраг­мент не был зафик­си­ро­ван на дос­ке с тек­стом дого­во­ра. Более того, в самом дого­во­ре дата отсут­ст­во­ва­ла. К тако­му выво­ду иссле­до­ва­те­ля могут скло­нить два фак­та: во-пер­вых, крайне стран­но дати­ро­вать насто­я­щее собы­тие (508 г. до н. э.) собы­ти­ем буду­ще­го, а имен­но наше­ст­ви­ем Ксерк­са (480 г. до н. э.). Во-вто­рых, если мы всё же при­мем неисто­рич­ность пер­во­го кон­су­ла — Бру­та, — то, таким обра­зом, его имя мож­но с.92 исклю­чить. Вряд ли сам Поли­бий был авто­ром этой встав­ки: по-види­мо­му, для него Брут так­же являл­ся фигу­рой леген­дар­ной. Но имен­но два этих несоот­вет­ст­вия помо­гут нам в опре­де­ле­нии вре­ме­ни напи­са­ния дан­ной части. Оче­вид­но, что она появи­лась после втор­же­ния Ксерк­са¹⁴ и после того, как Брут офи­ци­аль­но «утвер­дил­ся» в рим­ской мифо­ло­гии. Одна­ко опре­де­ле­ние послед­ней даты крайне про­бле­ма­тич­но. Веро­ят­но, это про­изо­шло не ранее III в. до н. э. Во вся­ком слу­чае, каки­ми-либо ран­ни­ми источ­ни­ка­ми мы не рас­по­ла­га­ем, а пер­вое появ­ле­ние Бру­та в лите­ра­ту­ре — имен­но у Поли­бия в рас­смат­ри­вае­мом фраг­мен­те!¹⁵

В ито­ге всё окон­ча­тель­но запу­ты­ва­ет­ся: Поли­бий рас­по­ла­гал тек­стом дого­во­ра, кото­ро­го до него никто не видел, этот дого­вор ника­кой пре­ам­бу­лы не содер­жал, но исто­рик тем не менее дати­ру­ет текст собы­ти­ем, кото­рое у него само­го вызы­ва­ет сомне­ния, и он пыта­ет­ся их рас­се­ять, заяв­ляя, что текст согла­ше­ния напи­сан на очень арха­ич­ной латы­ни. Всё это застав­ля­ет нас пред­по­ло­жить, что у Поли­бия был ещё какой-то доку­мент, судя по все­му весь­ма солид­но­го про­ис­хож­де­ния, но кото­рый у здра­во­мыс­ля­ще­го гре­ка всё же вызы­вал сомне­ние.

Теперь сто­ит пред­ста­вить себе, что же имен­но мог знать этот неве­до­мый источ­ник Поли­бия:

1) он знал про дого­во­ры меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном, знал об их древ­но­сти, но сам текст оста­вал­ся ему неве­дом, в про­тив­ном слу­чае Поли­бий не напи­сал бы, что μά­λισ­τα δο­κοῦν­τες περὶ τὰ κοινὰ σπου­δάζειν ὴγνόουν («в наше вре­мя даже ста­рей­шие из рим­лян и кар­фа­ге­нян, слы­ву­щие за людей наи­бо­лее пеку­щих­ся о государ­ст­вен­ных делах, — даже они не зна­ли их (sc. дого­во­ры)»);

2) он уже знал о пер­вом кон­су­ле — Бру­те — вне зави­си­мо­сти от того, леген­дар­ное это лицо или нет;

3) по всей види­мо­сти, в этом источ­ни­ке ини­ци­а­то­ром пуни­че­ских войн назван Кар­фа­ген. Разу­ме­ет­ся, в этом утвер­жде­нии нет ниче­го ори­ги­наль­но­го: мало кто из рим­лян стал бы взва­ли­вать вину за раз­вя­зы­ва­ние вой­ны на самих себя. Но в этом три­ви­аль­ном утвер­жде­нии может крыть­ся объ­яс­не­ние той стран­ной хро­но­ло­ги­че­ской увяз­ки с наше­ст­ви­ем Ксерк­са. Веро­ят­но, этот неве­до­мый автор мог срав­нить два собы­тия, кото­рые мог­ли пока­зать­ся ему схо­жи­ми как по при­чи­нам, так и по завер­ше­нию: Ксеркс веро­лом­но напал на Гре­цию и был из неё изгнан;

4) автор, на чьи свиде­тель­ства опи­рал­ся Поли­бий, дол­жен был, по всей види­мо­сти, знать о победе рим­ско­го ору­жия, в про­тив­ном слу­чае сопо­став­ле­ние с Ксерк­сом ока­за­лось бы бес­смыс­лен­ным;

с.93 5) нако­нец, веро­ят­нее все­го, это был рим­ля­нин.

Кто же он?

* * *

Итог детек­тив­ных исто­рий чаще все­го таков, что под­во­дит чита­те­ля лишь к одной лич­но­сти, к одно­му собы­тию. В исто­рии, к сожа­ле­нию, допу­сти­ма вари­а­тив­ность, и она широ­ко «поль­зу­ет­ся» сво­и­ми пра­ва­ми. Оче­вид­но, суще­ст­во­ва­ло несколь­ко авто­ров, с сочи­не­ни­я­ми кото­рых Поли­бий был зна­ком, чьи­ми сведе­ни­я­ми он поль­зо­вал­ся и кого он мог не назы­вать, в соот­вет­ст­вии с антич­ной тра­ди­ци­ей, кото­рая столь «некста­ти» утвер­ди­лась, на вкус неко­то­рых совре­мен­ных анти­ко­ве­дов.

До середи­ны II в. до н. э. обра­зо­ван­ный чита­тель, инте­ре­со­вав­ший­ся рим­ски­ми древ­но­стя­ми, в сво­ём рас­по­ря­же­нии имел несколь­ко книг. Это, в первую оче­редь, сочи­не­ния тех пер­вых анна­ли­стов, кото­рые писа­ли ещё на гре­че­ском язы­ке: Кв. Фабия Пик­то­ра¹⁶, Л. Цин­ция Али­мен­та, Г. Аци­лия и А. Посту­мия Аль­би­на. Их работы до наше­го вре­ме­ни сохра­ни­лись в неболь­ших фраг­мен­тах, кото­ры­ми мы рас­по­ла­га­ем толь­ко бла­го­да­ря усер­дию более позд­них писа­те­лей. Поэто­му по боль­шей части мы можем лишь выска­зы­вать самые общие пред­по­ло­же­ния. Что же имен­но было напи­са­но в пер­вых работах рим­ских анна­ли­стов о собы­ти­ях, свя­зан­ных с пер­вы­ми кон­су­ла­ми? При этом важ­но пом­нить, что сохра­нив­ши­е­ся фраг­мен­ты древ­них «Анна­лов» свиде­тель­ст­ву­ют под­час лишь о выбо­ре того, кто позд­нее этот пас­саж исполь­зо­вал в сво­ём сочи­не­нии. Т. е. мы не зна­ем о месте того или ино­го фраг­мен­та в струк­ту­ре самих «Анна­лов»: опи­са­ние како­го-нибудь собы­тия, допу­стим, 509 г. до н. э. вовсе не свиде­тель­ст­ву­ет о том, что автор уде­лял спе­ци­аль­ное вни­ма­ние это­му вре­ме­ни. Напро­тив, про­ис­ше­ст­вие мог­ло быть свя­за­но с совер­шен­но иной эпо­хой. В каче­стве при­ме­ра мож­но при­ве­сти того же Поли­бия, кото­рый, не иссле­дуя подроб­но вре­мя пер­вых кон­су­лов, при опи­са­нии пуни­че­ских войн при­во­дит текст дого­во­ра пер­во­го года рес­пуб­ли­ки. Поэто­му сам факт нали­чия у того или ино­го авто­ра опи­са­ния како­го-то част­но­го собы­тия вовсе не зна­чит, что автор опи­сы­вал ту самую эпо­ху. Он мог опи­сы­вать и совер­шен­но иное вре­мя!

В сочи­не­ни­ях трёх анна­ли­стов — Кв. Фабия Пик­то­ра, Цин­ция Али­мен­та и Г. Аци­лия — мы нахо­дим те или иные упо­ми­на­ния о собы­ти­ях как нача­ла рес­пуб­ли­ки, так и пуни­че­ских войн (Pic­tor. Fr. 12—14 Pe­ter; Cin­cius Ali­men­tus. Fr. 4—7 Pe­ter; Aci­lius. Fr. 3—5 Pe­ter). Цин­ций Али­мент даже побы­вал в пле­ну у кар­фа­ге­нян. Но ника­ких намё­ков на зна­ком­ство анна­ли­стов с каки­ми-либо дого­во­ра­ми мы не встре­ча­ем. Впро­чем, это может с.94 гово­рить, разу­ме­ет­ся, не столь­ко об их неведе­нии, сколь­ко о низ­кой сте­пе­ни сохран­но­сти их сочи­не­ний¹⁷.

Един­ст­вен­ным рим­ским авто­ром, кото­рый что-то писал о дого­во­рах меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном, был Катон. Един­ст­вен­ное сохра­нив­ше­е­ся до наше­го вре­ме­ни упо­ми­на­ние о каком-то дого­во­ре встре­ча­ет­ся в IV кни­ге его сочи­не­ния Ori­gi­nes. Этот фраг­мент про­во­дит грам­ма­тик III—IV вв. Ноний Мар­целл: Dein­de duoet­vi­ce­si­mo¹⁸ an­no post di­mis­sum bel­lum, quod quat­tuor et vi­gin­ti an­nos fuit, Car­tha­gi­nien­ses sex­tum de foe­de­re de­ces­se­re¹⁹ («Затем через два­дцать два года после окон­ча­ния вой­ны, кото­рая дли­лась два­дцать четы­ре года, кар­фа­ге­няне в шестой раз нару­ши­ли дого­вор»: Non. s. v. duoet­vi­ce­si­mo. P. 100 = Ca­to. Fr. 84 Pe­ter). Речь идёт о нару­ше­нии како­го-то дого­во­ра через 22 года после окон­ча­ния Пер­вой Пуни­че­ской вой­ны, и, веро­ят­но, Катон здесь под­ра­зу­ме­ва­ет оса­ду Сагун­та осе­нью 219 г. до н. э. (Pol. III. 17; Liv. XXI. 15. 3). Ноний, кото­рый эту фра­зу сохра­нил, был заин­те­ре­со­ван не в иссле­до­ва­нии поли­ти­че­ских кол­ли­зий III—II вв. до н. э., а в том, чтобы пока­зать сво­им чита­те­лям при­мер запи­си сло­ва duoet­vi­ce­si­mo; у Варро­на и Като­на. Сюже­том же для IV кни­ги Ori­gi­nes, откуда эта фра­за была взя­та, послу­жи­ли собы­тия Пер­вой (Ca­to. Fr. 83 Pe­ter, 258 г. до н. э.) и Вто­рой (Ca­to. Fr. 86 Pe­ter, 216 г. до н. э.) Пуни­че­ских войн.

Катон про­сла­вил­ся сво­им непре­клон­ным жела­ни­ем раз­ру­шить Кар­фа­ген, и имен­но он после воз­вра­ще­ния посоль­ства из Север­ной Афри­ки в 152 г. до н. э. убедил сенат и рим­ский народ начать Третью Пуни­че­скую вой­ну (Plut. Ca­to. Mai. 26—27; App. Pun. 69). В пер­вые меся­цы 149 г. до н. э., по-види­мо­му, ещё до того, как вспых­ну­ла вой­на, Катон про­из­нёс речь De bel­lo Car­tha­gi­nien­si²⁰, где гово­рил (fr. 192, 195 Mal­co­va­ti), что «уши наши ста­ли нечув­ст­ви­тель­ны к нано­си­мым нам обидам (ab iniu­rias). Кто те, кото­рые часто нару­ша­ли дого­во­ры (qui foe­de­ra sae­pe ru­pe­runt)?²¹ с.95 Кар­фа­ге­няне. Кто те, кото­рые самым бес­по­щад­ным обра­зом вели вой­ну? Кар­фа­ге­няне. Кто те, кото­рые так изуро­до­ва­ли Ита­лию? Кар­фа­ге­няне. Кто те, кото­рые теперь про­сят о про­ще­нии? Кар­фа­ге­няне».

Труд­но ска­зать, что это был за ряд пере­чис­ле­ний в Ori­gi­nes, где Катон употре­бил сло­во dein­de. Не так дав­но Дж. Серра­ти выска­зал пред­по­ло­же­ние, что здесь долж­но под­ра­зу­ме­вать одно из двух: либо кар­фа­ге­няне после­до­ва­тель­но нару­ша­ли все шесть дого­во­ров (кар­фа­ге­няне нару­ши­ли пер­вый дого­вор…, вто­рой дого­вор…, тре­тий…, нако­нец, шестой), либо Катон гово­рил о шести слу­ча­ях попра­ния одно­го и того же дого­во­ра (кар­фа­ге­няне пер­вый раз нару­ши­ли дого­вор…, вто­рой…, тре­тий…, нако­нец, в шестой раз)²². Такая трак­тов­ка выглядит совер­шен­но неве­ро­ят­ной. Что каса­ет­ся пер­во­го тези­са, то ещё Х. Ласт спра­вед­ли­во заме­тил: нару­ше­ние како­го-либо дого­во­ра вовсе не под­ра­зу­ме­ва­ет, что он дол­жен быть пере­пи­сан²³. Ведь если нару­ше­ние дого­во­ра в 219 г. до н. э. при­ве­ло к нача­лу оче­ред­ной пуни­че­ской вой­ны, то, сле­до­ва­тель­но, преды­ду­щие пять нару­ше­ний дого­во­ра долж­ны были бы так­же при­ве­сти к воен­но­му кон­флик­ту. Но до 219 г. до н. э. мы зна­ем лишь об одной войне с Кар­фа­ге­ном. В про­тив­ном слу­чае Вто­рая Пуни­че­ская ста­ла бы шестой… Более того, мы зна­ем, что неко­то­рые дого­во­ры меж­ду дву­мя государ­ства­ми обнов­ля­лись (напр.: Liv. IX. 43. 26, foe­dus ter­tio re­no­va­tum), и при­чи­ной это­го обнов­ле­ния, судя по все­му, было не нару­ше­ние с чьей-либо сто­ро­ны, а про­сто дав­ность лет. Нако­нец, каким обра­зом и какое имен­но нару­ше­ние дого­во­ра мог­ло при­ве­сти к его пере­смот­ру?

Оста­ёт­ся совер­шен­но непо­нят­но, что́ имен­но под­ра­зу­ме­вал автор, когда гово­рил о нару­ше­нии кар­фа­ге­ня­на­ми дого­во­ра. Что́ под этим нару­ше­ни­ем сле­ду­ет пони­мать? Если захват Сагун­та — нару­ше­ние оче­вид­ное, то каки­ми мог­ли быть преды­ду­щие пять? Что́ кар­фа­ге­няне долж­ны были пред­при­нять, чтобы рим­ляне вос­при­ня­ли их дей­ст­вия как нару­ше­ние дого­во­ра? Нару­ше­ния како­го харак­те­ра долж­ны были быть в этом като­нов­ском пере­чне? Ни о каких иных воен­ных дивер­си­ях кар­фа­ге­нян мы не слы­ша­ли, кро­ме как о захва­те Сагун­та. Ведь оче­вид­но, что такие вопи­ю­щие нару­ше­ния совре­мен­но­го пра­ва, как пере­ход гра­ни­цы и пр. для Рима и Кар­фа­ге­на вряд ли были зна­чи­мы из-за отсут­ст­вия у них в то вре­мя общей и чёт­кой гра­ни­цы. Испа­ния, аре­на дей­ст­вий кар­фа­ген­ских вождей, была для рим­лян обла­стью чрез­вы­чай­но далё­кой. Полу­ча­ет­ся доволь­но с.96 стран­ная ситу­а­ция: мы не зна­ем не толь­ко о шести пуни­че­ских вой­нах, но так­же ни о каких нару­ше­ни­ях дого­вор­ных обя­за­тельств кар­фа­ге­ня­на­ми до захва­та Сагун­та.

Всё же вряд ли у Като­на шло пере­чис­ле­ние по годам каких-то собы­тий имен­но от Пер­вой Пуни­че­ской вой­ны: зачем же тогда нуж­но было ука­зы­вать dein­de, что та вой­на дли­лась 24 года? Может быть, Катон пере­чис­лял все пре­гре­ше­ния кар­фа­ге­нян перед рим­ля­на­ми, шестое из кото­рых как раз про­изо­шло через 22 года после окон­ча­ния Пер­вой вой­ны и ста­ло при­чи­ной нача­ла Вто­рой. И оче­вид­но, что это было един­ст­вен­ное нару­ше­ние кар­фа­ге­ня­на­ми дого­во­ра после Пер­вой Пуни­че­ской вой­ны. В про­тив­ном слу­чае, опять же, зачем нуж­но было упо­ми­нать в кон­це пере­ч­ня после­во­ен­ных собы­тий, что эта вой­на дли­лась 24 года?

Заман­чи­во, разу­ме­ет­ся, в этой фра­зе увидеть намёк на то, что был нару­шен шестой дого­вор меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном. Тем самым мы нашли бы авто­ра, кото­рый сооб­ща­ет о более длин­ной цепоч­ке согла­ше­ний меж­ду дву­мя дер­жа­ва­ми, что мож­но было бы согла­со­вать с сооб­ще­ни­ем Поли­бия о пер­вом дого­во­ре.

И тут воз­ни­ка­ет вопрос, дей­ст­ви­тель­но ли Катон имел в виду шестое нару­ше­ние дого­во­ра? Не закра­лась ли ошиб­ка в текст фраг­мен­та Ori­gi­nes?

Пола­гаю, про­изо­шло имен­но это. И фра­за долж­на была иметь тот смысл, что кар­фа­ге­няне нару­ши­ли шестой дого­вор, т. е. она мог­ла быть такой: sex­to de foe­de­re de­ces­se­re. Если мы при­ни­ма­ем такое про­чте­ние, то Катон, сле­до­ва­тель­но, знал о суще­ст­во­ва­нии того дого­во­ра, о кото­ром гово­рил Поли­бий, и дати­ро­вал его вре­ме­нем пер­вых леген­дар­ных кон­су­лов. Таким обра­зом, мы заклю­ча­ем, что у Поли­бия было два источ­ни­ка: 1) сам текст дого­во­ра, кото­рый не имел дати­ров­ки, но был запи­сан древни­ми бук­ва­ми, и про него мало кто из рим­лян знал; 2) текст Ori­gi­nes, где утвер­жда­лось, что меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном было шесть дого­во­ров и послед­ний из них кар­фа­ге­ня­на­ми был нару­шен; при­во­ди­лась дати­ров­ка каж­до­го из них, но сами согла­ше­ния не при­во­ди­лись. Таким обра­зом, име­лись дого­вор без дати­ров­ки и упо­ми­на­ние шести дого­во­ров с дати­ров­ка­ми, но без тек­ста. Поли­бий же, про­из­ведя про­стей­ший под­счёт, при­шёл к выво­ду, что тот дого­вор, кото­рый он нашёл в рим­ском архи­ве, дол­жен быть соот­не­сён с самым ран­ним согла­ше­ни­ем в пере­чне тех дого­во­ров, кото­рый, веро­ят­но, при­во­дил Катон. Види­мо, и твёр­дая уве­рен­ность Поли­бия в том, что было имен­но столь­ко дого­во­ров, о сколь­ких он сооб­ща­ет, опять-таки про­ис­те­ка­ет из того фак­та, что Катон назвал шесть согла­ше­ний, не при­во­дя ника­ко­го тек­ста.

Син­хро­ни­за­ция согла­ше­ния с наше­ст­ви­ем Ксерк­са мог­ла исхо­дить как от само­го Поли­бия, посколь­ку он не раз исполь­зо­вал тот же при­ём (см.: VI. 11. 22; XXXVIII. 2. 4), так и от Като­на. Бла­го­да­ря Дио­ни­сию мы зна­ем, что рим­ля­нин не при­ни­мал гре­че­ское лето­ис­чис­ле­ние (Ἑλ­λη­νικὸν с.97 μὲν οὐχ ὁρί­ζει χρό­νον. I. 74. 2). Но, по-види­мо­му, Дио­ни­сий под этим под­ра­зу­ме­вал то, что Катон не при­ни­мал отсчёт лет по олим­пи­а­дам, как то дела­ли Тимей, Луций Цин­ций и Фабий Пик­тор (I. 74. 1). Ведь свя­зал же он, соглас­но всё тому же Дио­ни­сию, осно­ва­ние Рима с паде­ни­ем Трои (I. 74. 2). Автор Ori­gi­nes вполне мог дати­ро­вать дого­вор вре­ме­нем пер­вых кон­су­лов. Вряд ли сто­ит это меж­ду­на­род­ное согла­ше­ние жёст­ко при­вя­зы­вать имен­но к 509 г. до н. э., учи­ты­вая леген­дар­ность фигур Бру­та и Гора­ция. Ско­рее все­го, это про­сто какой-то ve­tus foe­dus, один из тех, о кото­рых упо­ми­на­ет Ливий. То обсто­я­тель­ство, что Ливий и Дио­дор ниче­го не сооб­ща­ют о т. н. дого­во­ре 509 г. до н. э., ско­рее гово­рит о сти­ле работы этих писа­те­лей, неже­ли ста­вит под сомне­ние факт суще­ст­во­ва­ния согла­ше­ния меж­ду Римом и Кар­фа­ге­ном, кото­рые пока ещё были дру­же­ст­вен­ны­ми государ­ства­ми, но при­мер­но через два с поло­ви­ной сто­ле­тия сой­дут­ся в смер­тель­ной схват­ке.