Familiares et amici в структуре цезарианской партии

с.136 В рим­ских меж­до­усоб­ных столк­но­ве­ни­ях 80—30-х гг. I в. до н. э. мож­но чёт­ко выде­лить две или более про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щих сил, или пар­тий¹. Рим­ские пар­тии, как пра­ви­ло, пер­со­ни­фи­ци­ру­ют­ся с тем или иным лиде­ром. Поэто­му в 80-х гг. мы видим пар­тии Сул­лы и Мария, в 40-х гг. — Цеза­ря и Пом­пея, а в кон­це 40-х и 30-х гг. — пар­тию Бру­та и Кас­сия и пар­тии Окта­ви­а­на и Анто­ния². Закан­чи­ва­лась же борь­ба пар­тий обыч­но победой одной из сто­рон, поэто­му боль­шин­ство из них не пере­жи­ло гибе­ли сво­его лиде­ра³. Исклю­че­ние состав­ля­ют пом­пе­ян­ская пар­тия (par­tes Pom­peia­nae) и цеза­ри­ан­ская пар­тия (par­tes Cae­sa­ris), борь­ба кото­рых затя­ну­лась на мно­го лет, хотя и Пом­пей, и Цезарь дав­но уже были мерт­вы⁴.

Впер­вые сло­во­со­че­та­ние par­tes Cae­sa­ris⁵ появ­ля­ет­ся в пере­пис­ке Цице­ро­на с М. Юни­ем Бру­том. 12 апре­ля 43 г., в самый раз­гар Мутин­ской вой­ны, Цице­рон пишет: «…вижу, ты опа­сал­ся того, чего сле­до­ва­ло опа­сать­ся, — чтобы пар­тия Цеза­ря (как даже теперь назы­ва­ет­ся эта пар­тия) не осо­бен­но взвол­но­ва­лась» (Cic. Brut. II. 4. 5). То, о чём гово­рит автор в сво­ём пись­ме, по-види­мо­му, хоро­шо понят­но его респон­ден­ту и не тре­бу­ет допол­ни­тель­ных пояс­не­ний. Поэто­му, хотя более ран­них упо­ми­на­ний сло­во­со­че­та­ния par­tes Cae­sa­ris в источ­ни­ках не отме­че­но, оче­вид­но, что фор­ми­ро­ва­ние цеза­ри­ан­ской пар­тии нача­лось в годы галль­ско­го про­кон­суль­ства Цеза­ря.

Струк­ту­ра цеза­ри­ан­ской пар­тии слож­на и запу­тан­на. Цице­рон в с.137 пись­ме Т. Ампию Баль­бу, напи­сан­ном в сен­тяб­ре 46 г., гово­рит о суще­ст­во­ва­нии кру­га fa­mi­lia­res Цеза­ря, то есть его «близ­ких», сре­ди кото­рых мы видим Г. Вибия Пан­су, А. Гир­ция, Л. Кор­не­лия Баль­ба, Г. Оппия, Г. Мация и М. Кур­ция Посту­ма⁶. В их чис­ло вхо­ди­ли и дру­гие лица, име­на кото­рых Цице­рон здесь не упо­мя­нул, напри­мер, Г. Тре­ба­ций Теста⁷.

Зна­ком­ство Цеза­ря с Баль­бом, одним из fa­mi­lia­res, име­ет дав­нюю исто­рию. Ещё в декаб­ре 60 г. в пись­ме Атти­ку Цице­рон гово­рил о Баль­бе как о дру­ге Цеза­ря (Att. II. 3. 3). Имя Оппия всплы­ва­ет в пере­пис­ке лишь в сен­тяб­ре 54 г., одна­ко уже тогда он, как и Бальб, ока­зы­ва­ет­ся дове­рен­ным лицом Цеза­ря и высту­па­ет как посред­ник меж­ду про­кон­су­лом и людь­ми, оста­вав­ши­ми­ся в Риме (Q. fr. III. 1. 10). В годы отсут­ст­вия Цеза­ря в Риме, свя­зан­но­го с заво­е­ва­ни­ем Гал­лии, Оппий и Бальб фак­ти­че­ски были его пред­ста­ви­те­ля­ми в сто­ли­це. Они были и его финан­со­вы­ми аген­та­ми, кон­тро­ли­руя денеж­ные пото­ки, шед­шие из Гал­лии, и инфор­ма­то­ра­ми⁸. Маций, Кур­ций Постум и Тре­ба­ций слу­жи­ли под нача­лом Цеза­ря в Гал­лии. Послед­ние двое были выдви­жен­ца­ми Цице­ро­на. Его реко­мен­да­тель­ные пись­ма к Цеза­рю с прось­бой пре­до­ста­вить им долж­ность в галль­ской армии дати­ру­ют­ся 54 г. (Fam. VII. 5; Q. fr. II. 13). В Гал­лии Тре­ба­ций позна­ко­мил­ся с Маци­ем, кото­рый так­же слу­жил в армии Цеза­ря (Fam. VII. 15. 2). По-види­мо­му, Пан­са и Гир­ций так­же про­шли через галль­скую шко­лу Цеза­ря. Fa­mi­lia­res Цеза­ря не были выхо­д­ца­ми из сена­тор­ско­го сосло­вия⁹ и, види­мо, поэто­му не зани­ма­ли выс­ших воен­ных долж­но­стей в галль­ской армии. Как пра­ви­ло, они, исклю­чая, конеч­но, Баль­ба и Оппия, зани­ма­ли, долж­но­сти воен­ных три­бу­нов, что, впро­чем, не меша­ло им быть совет­ни­ка­ми Цеза­ря по раз­ным вопро­сам, как Тре­ба­ций — по юриди­че­ским вопро­сам (Ibid. VII. 10. 2). Fa­mi­lia­res для Цеза­ря пред­став­ля­ли осо­бую цен­ность, ведь их пре­дан­ность его делу была без­гра­нич­ной. Тот факт, что имен­но Пан­са и Гир­ций были назна­че­ны им кон­су­ла­ми на 43 г., гово­рит о мно­гом. Пар­фян­ская кам­па­ния обе­ща­ла быть труд­ным пред­при­я­ти­ем, поэто­му у Цеза­ря в тылу мог­ли оста­вать­ся толь­ко самые надёж­ные люди.

Когда Цезарь стал дик­та­то­ром в Риме, его «ближ­ний круг»¹⁰ пре­вра­тил­ся в свое­об­раз­ный «кабинет» при нём¹¹. Через fa­mi­lia­res теперь про­хо­ди­ли мно­гие важ­ные реше­ния, осо­бен­но вли­я­тель­ны были Бальб и Оппий с.138 (Cic. Att. XI. 8. 1). Когда Цезарь отсут­ст­во­вал в Риме по делам вой­ны, Бальб и Оппий вер­ши­ли дела по сво­е­му усмот­ре­нию (Cic. Fam. VI. 8. 1). Авл Гел­лий сооб­ща­ет, что дик­та­тор пере­пи­сы­вал­ся с Баль­бом и Оппи­ем при помо­щи шиф­ро­ван­ных писем (Gell. XVIII. 9). В 44 г. восемь город­ских пре­фек­тов, назна­чен­ных Цеза­рем, номи­наль­но под­чи­ня­лись Лепиду, но фак­ти­че­ски — не зани­мав­шим ника­ких офи­ци­аль­ных постов Баль­бу и Оппию¹². Одна­ко объ­ём вла­сти fa­mi­lia­res не сле­ду­ет пре­уве­ли­чи­вать. В пись­ме к Г. Тре­бо­нию, нахо­дя­ще­му­ся в Испа­нии вме­сте с Цеза­рем, Цице­рон гово­рит: «ведь государ­ство — там у вас» (Fam. XV. 20. 2). Цезарь был чело­ве­ком власт­ным и, как вер­но отме­ча­ет Цице­рон, при­вык руко­вод­ст­во­вать­ся сво­и­ми сооб­ра­же­ни­я­ми, а не сооб­ра­же­ни­я­ми сво­их «близ­ких»¹³.

Вза­и­моот­но­ше­ния Цеза­ря с «близ­ки­ми» напо­ми­на­ют вза­и­моот­но­ше­ния патро­на и его кли­ен­тов. Так, напри­мер, само сло­во fa­mi­lia­res, употреб­лён­ное Цице­ро­ном, озна­ча­ет людей, свя­зан­ных семей­ны­ми и род­ст­вен­ны­ми уза­ми. Дик­та­тор дове­рял им все свои тай­ны — это под­твер­жда­ет эпи­зод, касаю­щий­ся одно­го из его вне­брач­ных детей, сооб­щае­мый Све­то­ни­ем. Этой кон­фиден­ци­аль­ной инфор­ма­ци­ей, по сло­вам Анто­ния, обла­да­ли Маций, Оппий и дру­гие дру­зья Цеза­ря (Suet. Caes. 52). Во вре­мя обще­ст­вен­ных при­ё­мов уже после уста­нов­ле­ния дик­та­ту­ры имен­но fa­mi­lia­res окру­жа­ли Цеза­ря, состав­ля­ли его сви­ту (Suet. Caes. 78). В июле 45 г. Цице­рон в пись­ме Кв. Леп­те вос­кли­ца­ет: «Ведь при­бли­жён­ных (in­ti­mo­rum) такое мно­же­ство, что ско­рее выско­чит кто-нибудь из них, чем будет доступ для ново­го» (Fam. VI. 19. 2). После смер­ти дик­та­то­ра fa­mi­lia­res при­вет­ст­во­ва­ли его наслед­ни­ка Окта­ви­а­на (Cic. Att. XIV. 12. 2). В играх, устро­ен­ных Окта­виа­ном в память победы Цеза­ря под Фар­са­лом, упра­ви­те­ля­ми были Маций и Кур­ций Постум (Ibid. XV. 2. 3). Одна­ко сам Маций гово­рит, что это была все­го лишь лич­ная услу­га, дань памя­ти (Fam. XI. 28. 6).

Пере­ход пере­до­вы­ми частя­ми Цеза­ря реки Руби­кон в янва­ре 49 г. зна­ме­но­вал собой конец эпо­хи Рес­пуб­ли­ки. Из чис­ла дей­ст­ву­ю­щих лега­тов¹⁴ толь­ко один после нача­ла граж­дан­ской вой­ны пере­шёл на сто­ро­ну его вра­гов — Т. Лаби­ен, поз­же к нему при­со­еди­нил­ся Кв. Цице­рон¹⁵. Вся осталь­ная галль­ская армия, от лега­та до про­сто­го вои­на, про­дол­жа­ла испол­нять при­ка­за­ния Цеза­ря. При­чи­ной это­му было то обсто­я­тель­ство, что лега­ты и про­чие воен­ные чины галль­ской армии наби­ра­лись Цеза­рем из кру­га род­ст­вен­ни­ков, дру­зей и поли­ти­че­ских союз­ни­ков¹⁶. Все они, как пра­ви­ло, про­ис­хо­ди­ли из рим­ской и муни­ци­паль­ной зна­ти и были Цеза­рю с.139 «дру­зья­ми» (ami­ci)¹⁷. Его отно­ше­ние к «дру­зьям» все­гда было раз­ным. Вспом­ним ситу­а­цию под Везон­ти­о­ном в пер­вый год заво­е­ва­ния Гал­лии. Как сооб­ща­ет сам Цезарь, пани­ка при при­бли­же­нии гер­ман­цев воз­ник­ла сре­ди людей, после­до­вав­ших в Гал­лию толь­ко ради друж­бы с ним, ami­ci­tiae cau­sa (Caes. B. G. I. 39). Недо­ве­рие Цеза­ря к «дру­зьям» про­яви­лось, когда граж­дан­ская вой­на ста­ла неиз­беж­ной. В его пла­ны были посвя­ще­ны лишь немно­гие, сре­ди кото­рых мож­но назвать Кв. Гор­тен­зия и Ази­ния Пол­ли­о­на (Plut. Caes. XXXII), кото­рые зани­ма­ли незна­чи­тель­ные посты в его армии. Уда­лив­шись с пира под пред­ло­гом нездо­ро­вья, Цезарь отдал при­каз о наступ­ле­нии (App. B. C. I. 35). Подоб­ным же обра­зом он дей­ст­во­вал, когда пытал­ся вос­пре­пят­ст­во­вать пере­пра­ве Пом­пея в Гре­цию (App. B. C. I. 56—57). Нуж­да­ясь в под­креп­ле­нии, Цезарь послал с М. Кур­ци­ем Посту­мом¹⁸ при­каз Габи­нию при­ве­сти к нему вой­ско мор­ским путём. Если Габи­ний ослу­шал­ся бы, то при­каз сле­до­ва­ло пере­дать М. Анто­нию, если же и он отка­зал­ся бы, то — Фуфию Кале­ну (App. B. C. II. 58).

Круг «дру­зей» Цеза­ря был крайне непо­сто­ян­ным, что зави­се­ло в первую оче­редь от того, имел ли он успех в сво­их пред­при­я­ти­ях. Так, после пер­вых побед цеза­ри­ан­цев над Пом­пе­ем чис­ло людей, искав­ших друж­бы Цеза­ря, рез­ко воз­рас­та­ет (Att. IX. 5. 3). Да и сам Цезарь, про­воз­гла­сив лозунг мило­сер­дия (cle­men­tia), при­нял в чис­ло «дру­зей» тех, кто вое­вал на сто­роне Пом­пея, в том чис­ле сво­их буду­щих убийц.

Имен­но лич­ное рас­по­ло­же­ние, а не поли­ти­че­ские взгляды лежа­ли в осно­ве выбо­ра той или иной сто­ро­ны раз­го­рав­ше­го­ся кон­флик­та¹⁹. Ази­ний Пол­ли­он, кото­рый был рядом с Цеза­рем начи­ная с Руби­ко­на и закан­чи­вая Фар­са­лом (Suet. Caes. 30), так объ­яс­нил свой выбор: «…я часто опла­ки­вал то нача­ло граж­дан­ской вой­ны. Но так как мне нель­зя было при­со­еди­нить­ся ни к какой сто­роне вслед­ст­вие того, что у меня на обе­их сто­ро­нах были силь­ные недру­ги, я укло­нил­ся от того лаге­ря (пом­пе­ян­ско­го — А. З.), в кото­ром, как я знал, я не буду в пол­ной без­опас­но­сти от ковар­ства недру­га…»²⁰. Г. Маций выска­зы­ва­ет­ся гораздо более рез­ко: «…ведь не за Цеза­рем после­до­вал я сре­ди граж­дан­ских раз­но­гла­сий, но, хотя меня и оскорб­ля­ло дело, я всё же не поки­нул дру­га» (Cic. Fam. XI. 28. 2; кур­сив мой — А. З.). Харак­тер­но, что Маций был одним из немно­гих, кто опла­ки­вал дик­та­то­ра после его смер­ти (Cic. Fam. XI. 27. 8). Таким обра­зом, мы видим, что при­ро­ду цеза­ри­ан­ской пар­тии харак­те­ри­зу­ет поня­тие ami­ci­tia²¹.

с.140 Сре­ди «дру­зей» Цеза­ря бли­же всех к нему был М. Анто­ний, его род­ст­вен­ник по мате­ри (App. B. C. II. 143). В 46 г. Цице­рон, желая добить­ся про­ще­ния от дик­та­то­ра, кото­рый воз­вра­щал­ся в Рим после окон­ча­ния афри­кан­ской вой­ны, обра­тил­ся за помо­щью к Баль­бу, Оппию и осо­бо — к Анто­нию (Att. XI. 18. 1, 2). Послед­ний был одним из самых отча­ян­ных льсте­цов Цеза­ря. Не кто иной, как Анто­ний под­нёс цар­скую диа­де­му Цеза­рю на празд­ни­ке Лупер­ка­лий за месяц до мар­тов­ских ид (Cic. Phil. I. XXXIV. 75; Plut. Caes. LXI). Одна­ко вза­и­моот­но­ше­ния Цеза­ря и Анто­ния в раз­ное вре­мя были неоди­на­ко­вы­ми. Анто­ний то впа­дал в неми­лость, то вновь был в фаво­ре²². Во II-й Филип­пи­ке Цице­рон сооб­ща­ет, что в резуль­та­те свое­нрав­ных дей­ст­вий Анто­ния по рас­по­ря­же­нию иму­ще­ст­вом Пом­пея его отно­ше­ния с дик­та­то­ром настоль­ко ухуд­ши­лись, что он даже под­сы­лал наём­ных убийц для Цеза­ря²³. Ора­тор гово­рит Анто­нию: «Ты — уж не знаю как — вновь сде­лал­ся ему близ­ким» (Phil. II. XXXII. 78). Тем не менее, несмот­ря ни на что, их отно­ше­ния к 44 г. зна­чи­тель­но улуч­ши­лись. Об этом гово­рит то обсто­я­тель­ство, что из всей мас­сы сво­их при­вер­жен­цев Цезарь в кол­ле­ги по кон­суль­ству выбрал Анто­ния. Долж­ность con­sul suf­fec­tus полу­чил 25-лет­ний П. Дола­бел­ла, в годы граж­дан­ской вой­ны ничем себя не про­явив­ший, раз­ве что воен­ны­ми неуда­ча­ми (Suet. Caes. 36). Этот Дола­бел­ла дол­жен был заме­щать Цеза­ря в послед­ние меся­цы 44 г. Плу­тарх при­во­дит любо­пыт­ное заме­ча­ние Цеза­ря, когда ему сооб­щи­ли о под­готов­ке заго­во­ра, что он не боит­ся «этих длин­но­во­ло­сых тол­стя­ков», имея в виду Анто­ния и Дола­бел­лу (Plut. Caes. LXII).

Ami­ci­tia была вза­им­ным отно­ше­ни­ем²⁴. Люди, шед­шие за Цеза­рем, вполне обос­но­ван­но пола­га­ли, что долж­ны быть воз­на­граж­де­ны за это. Одна­ко Цезарь так свя­зал себя со мно­ги­ми²⁵, что про­сто не в состо­я­нии был удо­вле­тво­рить всех. Явное же пред­по­чте­ние дик­та­то­ра полу­ча­ли не те, кто разде­лил с ним все труд­но­сти галль­ской и граж­дан­ской вой­ны, а М. Анто­ний и Дола­бел­ла, кото­рые появи­лись в цеза­ри­ан­ском лаге­ре лишь в 50—49 гг., и такие «пере­беж­чи­ки», как М. Брут и Г. Кас­сий. Сорат­ни­ки Цеза­ря, осо­бен­но пред­ста­ви­те­ли выс­шей ари­сто­кра­тии, счи­та­ли себя обде­лён­ны­ми, и это под­та­чи­ва­ло цеза­ри­ан­скую пар­тию изнут­ри²⁶. Без­услов­но, они полу­ча­ли из рук дик­та­то­ра высо­кие долж­но­сти, но то, как это дела­лось, было поис­ти­не оскор­би­тель­ным. На послед­ние три меся­ца 47 г. кон­суль­скую власть полу­чи­ли Кв. Фуфий Кален и П. Вати­ний, быв­шие лега­ты с.141 Цеза­ря в Гал­лии, на послед­ние три меся­ца 45 г. долж­ность con­sul suf­fec­tus при­ня­ли Г. Фабий и Г. Тре­бо­ний, на послед­ние часы того же года вме­сто умер­ше­го Фабия кон­су­лом стал Г. Кани­ний Ребил (Cic. Fam. VII. 30).

Вме­сте с тем, в среде цеза­ри­ан­ской пар­тии воз­ни­ка­ет некое ядро из наи­бо­лее вер­ных при­вер­жен­цев Цеза­ря. Это были его fa­mi­lia­res или «близ­кие», кото­рым он дове­рял более, чем кому бы то ни было. Воз­мож­но, при­чи­на лежит в том, что, в отли­чие от тех, кого назы­ва­ли ami­ci, они не были пред­ста­ви­те­ля­ми выс­шей ари­сто­кра­тии²⁷. Их вза­и­моот­но­ше­ния мож­но оха­рак­те­ри­зо­вать и поня­ти­ем ami­ci­tia, и поня­ти­ем clien­te­la. По-види­мо­му, ана­ло­гии сле­ду­ет искать уже не в рес­пуб­ли­кан­ском, а в импе­ра­тор­ском вре­ме­ни с его раз­ветв­лён­ным бюро­кра­ти­че­ским аппа­ра­том, состав­лен­ном в основ­ном из людей низ­ко­го про­ис­хож­де­ния, в том чис­ле и воль­ноот­пу­щен­ни­ков. Fa­mi­lia­res Цеза­ря были уже людь­ми Импе­рии; орга­ни­че­ски они были гото­вы к вос­при­я­тию отно­ше­ний, постро­ен­ных на совер­шен­но новой осно­ве. Имен­но поэто­му в «ближ­нем кру­ге» Цеза­ря мы видим про­об­раз сви­ты импе­ра­то­ров после­дую­щих сто­ле­тий.