Социально-утопические идеи
и миф о «золотом веке» в древнем Риме


Часть I
ДО УСТАНОВЛЕНИЯ ПРИНЦИПАТА

Текст приводится по изданию: Чернышов Ю. Г. Социально-утопические идеи и миф о «золотом веке» в древнем Риме: В 2 ч. Ч. 1: До установления принципата. Изд. 2-е, испр. и доп. — Новосибирск, изд-во Новосибирского ун-та, 1994.

с.134

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Окон­ча­ние мно­го­лет­них граж­дан­ских войн и уста­нов­ле­ние прин­ци­па­та, соче­тав­ше­го в себе эле­мен­ты терри­то­ри­аль­ной монар­хии и преж­не­го полис­но-рес­пуб­ли­кан­ско­го устрой­ства, мож­но счи­тать важ­ней­шим рубе­жом в исто­рии Древ­не­го Рима. Этот бес­спор­но замет­ный рубеж не явля­ет­ся, одна­ко, тем «погра­нич­ным зна­ком», у кото­ро­го сле­до­ва­ло бы закон­чить науч­ный поиск исто­ри­кам соци­аль­но-уто­пи­че­ских идей. Ско­рее даже напро­тив: дан­ный рубеж лишь услов­но делит на две части раз­ви­тие еди­но­го про­цес­са, кото­рый может быть пра­виль­но понят лишь при усло­вии уче­та его един­ства. Все те важ­ней­шие тен­ден­ции эво­лю­ции уто­пи­че­ских идей и пере­осмыс­ле­ния мифа о «Сатур­но­вом цар­стве», кото­рые мы про­следи­ли на «рес­пуб­ли­кан­ском» мате­ри­а­ле, полу­чи­ли свое логи­че­ское завер­ше­ние толь­ко во вре­ме­на ран­ней Импе­рии, и поэто­му, подой­дя к услов­но­му «сре­дин­но­му» рубе­жу, мы не будем пока делать окон­ча­тель­ных выво­дов, а выска­жем лишь ряд заме­ча­ний по наи­бо­лее важ­ным из затро­ну­тых вопро­сов.

Пожа­луй, пер­вый из этих вопро­сов — про­бле­ма спе­ци­фи­ки уто­пи­че­ско­го (или, как утвер­жда­ют мно­гие авто­ры, «анти­уто­пи­че­ско­го») созна­ния в Древ­нем Риме. Дей­ст­ви­тель­но ли Рим «не знал уто­пий»1, или же пра­виль­нее будет ска­зать, что рим­ская уто­пия не зна­ла еще серь­ез­но­го иссле­до­ва­ния? Неко­то­рые осо­бен­но­сти раз­ви­тия рим­ской граж­дан­ской общи­ны, как мы убеди­лись, обу­сло­ви­ли отно­си­тель­ную (если срав­нить, конеч­но, толь­ко с Гре­ци­ей) нераз­ви­тость той поли­ти­че­ской уто­пии, кото­рая содер­жа­ла в себе про­ек­ты иде­аль­но­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства. «Иде­аль­ным государ­ст­вом» счи­тал­ся, как пра­ви­ло, сам Рим, убеди­тель­но дока­зав­ший свое пре­вос­ход­ство победа­ми над дру­ги­ми государ­ства­ми и наро­да­ми, и мыс­ли боль­шин­ства рим­ских фило­со­фов и пуб­ли­ци­стов в эпо­ху кри­зи­са граж­дан­ской общи­ны были заня­ты вопро­сом о том, как «выле­чить» Рим, как, пре­одолев упа­док нра­вов, вер­нуть ему то наи­луч­шее государ­ст­вен­ное устрой­ство, кото­рое с.135 созда­ва­лось уси­ли­я­ми мно­гих поко­ле­ний пред­ков. При этом, одна­ко, образ «иде­аль­но­го Рима» зако­но­мер­но испы­ты­вал эво­лю­цию: если преж­де это была спло­чен­ная и автар­кич­ная общи­на граж­дан, огра­ни­чен­ная «полис­ны­ми» рам­ка­ми, то к кон­цу Рес­пуб­ли­ки «иде­аль­ный Рим» был бли­же уже к обра­зу «миро­во­го государ­ства», объ­еди­нив­ше­го мно­же­ство наро­дов для их же соб­ст­вен­но­го бла­га. Кро­ме того, из трех эле­мен­тов, состав­ля­ю­щих струк­ту­ру сме­шан­но­го устрой­ства «иде­аль­но­го Рима» — демо­кра­тии, ари­сто­кра­тии и монар­хии — замет­но более важ­ная роль начи­на­ет при­да­вать­ся послед­не­му: имен­но иде­аль­ный государ­ст­вен­ный дея­тель, вождь и пра­ви­тель, дей­ст­ву­ю­щий соглас­но воле богов, спо­со­бен воз­ро­дить Рим для веч­ной жиз­ни, и имен­но от его качеств зави­сит во мно­гом судь­ба все­го государ­ства.

Рим­ская поли­ти­че­ская уто­пия полу­чи­ла раз­ви­тие тогда, когда несо­вер­шен­ство и непроч­ность «полис­ных» государств были уже почти для всех оче­вид­ны, и про­ек­ты «иде­аль­ных поли­сов», вол­но­вав­шие умы гре­че­ских фило­со­фов V—IV вв. до н. э., спу­стя три-четы­ре сто­ле­тия пред­став­ля­лись уже утра­тив­ши­ми акту­аль­ность не толь­ко для рим­ских, но даже и для гре­че­ских авто­ров, касав­ших­ся дан­ной темы. Учи­ты­вая это, тезис об отно­си­тель­ной нераз­ви­то­сти поли­ти­че­ской уто­пии в Риме мож­но было бы сфор­му­ли­ро­вать несколь­ко ина­че: на место мно­же­ства «иде­аль­ных поли­сов» посте­пен­но при­хо­дит вели­че­ст­вен­ная иде­аль­ная миро­вая дер­жа­ва во гла­ве с иде­аль­ным пра­ви­те­лем, и такая пере­ме­на была обу­слов­ле­на не врож­ден­ным «анти­уто­пиз­мом» рим­ско­го наро­да, а объ­ек­тив­ны­ми про­цес­са­ми раз­ви­тия сре­ди­зем­но­мор­ских государств в пери­од II—I вв. до н. э.

Если венец пер­вен­ства в сфе­ре антич­ной поли­ти­че­ской уто­пии сле­до­ва­ло бы при­судить, без сомне­ния, Пла­то­ну, жизнь кото­ро­го при­хо­дит­ся на клас­си­че­ский пери­од исто­рии Гре­ции, то в сфе­ре лите­ра­тур­ной уто­пии пер­вен­ство, на наш взгляд, может быть отда­но Ямбу­лу, талант­ли­во опи­сав­ше­му путе­ше­ст­вие на счаст­ли­вый «Сол­неч­ный ост­ров» в эпо­ху элли­низ­ма. В Риме лите­ра­тур­ная уто­пия, как и поли­ти­че­ская, полу­чи­ла широ­кое рас­про­стра­не­ние срав­ни­тель­но позд­но, во II—I вв. до н. э., и ее содер­жа­ние ока­за­лось доволь­но тес­но свя­зан­ным с реа­ли­я­ми рим­ской обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской жиз­ни. Обли­че­ние рас­про­стра­нив­ших­ся поро­ков, осуж­де­ние «упад­ка нра­вов» застав­ля­ли искать тот обра­зец, кото­рый мож­но было бы про­ти­во­по­ста­вить суще­ст­ву­ю­щей реаль­но­сти, и боль­шую помощь в этом ока­за­ла гре­че­ская лите­ра­тур­ная тра­ди­ция. Исполь­зуя уже апро­би­ро­ван­ные в ней мето­ды, рим­ские писа­те­ли и поэты начи­на­ют про­ти­во­по­став­лять с.136 раз­вра­щен­ный Рим «доб­рым дика­рям» — вар­ва­рам, кото­рые сохра­ни­ли в сво­ей среде муже­ство, спло­чен­ность и чистоту нра­вов. Дру­гим вари­ан­том была иде­а­ли­за­ция неко­ей абстракт­ной счаст­ли­вой стра­ны, в кото­рой, как в Арка­дии, течет идил­ли­че­ски про­стая, мир­ная жизнь на лоне при­ро­ды. Увле­че­ние «при­ми­ти­виз­мом», одна­ко, не было после­до­ва­тель­ным: под вли­я­ни­ем ряда фило­соф­ских уче­ний (в част­но­сти, эпи­ку­ре­из­ма и эвге­ме­риз­ма) рас­про­стра­ня­лось скеп­ти­че­ское отно­ше­ние к идее о «рай­ской» пер­во­быт­ной жиз­ни, и иде­а­ли­зи­ро­ван­ным обще­ст­вен­ным состо­я­ни­ем все чаще ста­но­ви­лось то состо­я­ние, кото­рое суще­ст­во­ва­ло на заре циви­ли­зо­ван­ной исто­рии, — люди тогда уже обре­ли навы­ки куль­тур­ной жиз­ни, но еще не были раз­вра­ще­ны рос­ко­шью и поро­ка­ми город­ской циви­ли­за­ции.

Сход­ной «депри­ми­ти­ви­за­ции», как мы виде­ли, под­верг­лись и пре­да­ния о «Сатур­но­вом цар­стве», кото­рые при­об­ре­та­ли одно­вре­мен­но ярко выра­жен­ную пат­рио­ти­че­скую и акту­аль­но-эсха­то­ло­ги­че­скую направ­лен­ность. Если про­дол­жить уже нача­тую нами схе­му «выс­ших дости­же­ний» в каж­дой сфе­ре антич­ной уто­пи­че­ской мыс­ли, в окон­ча­тель­ном виде она, пожа­луй, мог­ла бы выглядеть сле­дую­щим обра­зом: поли­ти­че­ская уто­пия — твор­че­ство Пла­то­на (клас­си­че­ский пери­од); лите­ра­тур­ная уто­пия — роман Ямбу­ла (элли­ни­сти­че­ский пери­од); рели­ги­оз­но-мифо­ло­ги­че­ская уто­пия — про­ро­че­ство IV экло­ги Вер­ги­лия (рим­ский пери­од). Эта схе­ма, нося­щая, конеч­но, услов­ный и, может быть, отча­сти субъ­ек­тив­ный харак­тер, тем не менее поз­во­ля­ет акцен­ти­ро­вать вни­ма­ние на том, что в рим­ский пери­од уто­пия отнюдь не «исче­за­ет за гори­зон­том»2, а лишь как бы пере­ме­ща­ет­ся посте­пен­но из одной сфе­ры в дру­гую. Имен­но в сфе­ре рели­ги­оз­но-мифо­ло­ги­че­ских идей мож­но обна­ру­жить тот наи­бо­лее важ­ный и ори­ги­наль­ный вклад, кото­рый был вне­сен на рим­ском эта­пе раз­ви­тия антич­ной соци­аль­ной уто­пии, и имен­но этот вклад в наи­мень­шей сте­пе­ни изу­чен пока в совре­мен­ной исто­ри­че­ской нау­ке. Не, слу­чай­но, напри­мер, в недав­но опуб­ли­ко­ван­ной рабо­те В. А. Гуто­ро­ва перед иссле­до­ва­те­ля­ми рим­ской уто­пии был постав­лен весь­ма слож­ный вопрос: «поче­му эсха­то­ло­ги­че­ские настро­е­ния, столь рельеф­но выра­жен­ные древ­не­ев­рей­ски­ми про­ро­ка­ми, ока­за­лись пре­об­ла­даю­щи­ми и в рим­ском обще­ст­вен­ном созна­нии в эпо­ху кри­зи­сов рес­пуб­ли­ки и импе­рии, тогда как в Древ­ней Гре­ции подоб­ные настро­е­ния ока­за­лись на пери­фе­рии идео­ло­гии и обще­ст­вен­ной мыс­ли?»3.

Не пре­тен­дуя на исчер­пы­ваю­щий ответ, мы можем пред­по­ло­жить, что глу­бин­ные при­чи­ны это­го сле­ду­ет искать все-таки в объ­ек­тив­ных про­цес­сах обще­ст­вен­но­го раз­ви­тия стран Сре­ди­зем­но­мо­рья. Уни­каль­ность гре­че­ской уто­пии, кото­рую с.137 отли­ча­ет пре­об­ла­да­ние «свет­ских», рацио­на­ли­сти­че­ских начал4, соот­вет­ст­ву­ет уни­каль­но­сти гре­че­ско­го поли­са как такой фор­мы ран­не­го­судар­ст­вен­но­го устрой­ства, кото­рая обес­пе­чи­ва­ла наи­бо­лее сво­бод­ное раз­ви­тие лич­но­сти граж­да­ни­на, чле­на сооб­ще­ства граж­дан. Инсти­тут граж­дан­ства при демо­кра­ти­че­ской фор­ме прав­ле­ния и на фоне стре­ми­тель­но­го куль­тур­но­го про­грес­са созда­вал все необ­хо­ди­мые пред­по­сыл­ки для фор­ми­ро­ва­ния того «клас­си­че­ско­го» миро­ощу­ще­ния, когда чело­век чув­ст­во­вал себя пол­но­прав­ным чле­ном мик­ро- и мак­ро­кос­мо­са, когда он не ощу­щал еже­час­но над собою дав­ле­ние каких-то мисти­че­ских, тем­ных и непо­нят­ных сил, направ­ля­ю­щих все поступ­ки людей и опре­де­ля­ю­щих судь­бы целых наро­дов и государств. В древ­ней Гре­ции, как заме­ча­ет А. И. Зай­цев, боги неред­ко пред­став­ля­лись дале­ки­ми от обра­за сверхъ­есте­ствен­ных гаран­тов нрав­ст­вен­но­го поряд­ка в мире, и рели­гия там «нико­гда не зани­ма­ла доми­ни­ру­ю­ще­го поло­же­ния в жиз­ни, срав­ни­мо­го с ролью рели­гии в древ­ней­шем Риме, в древ­нем Егип­те, в сред­не­ве­ко­вой Евро­пе или в ран­них ислам­ских государ­ствах»5. Разу­ме­ет­ся, как и в дру­гих древ­них обще­ствах, вера в рок и судь­бу была неотъ­ем­ле­мым эле­мен­том миро­ощу­ще­ния граж­дан гре­че­ско­го поли­са, но она все же остав­ля­ла зна­чи­тель­ное место сво­бо­де воли (вспом­ним хотя бы «мно­го­из­во­рот­ли­во­го» гре­че­ско­го героя Одис­сея), не при­об­ре­тая харак­тер того все­лен­ско­го про­виден­ци­а­лиз­ма, кото­рый рас­про­стра­ня­ет­ся в Риме пред­хри­сти­ан­ской эпо­хи (срав­ним Одис­сея с покор­но выпол­ня­ю­щим свое исто­ри­че­ское пред­на­зна­че­ние Эне­ем)6.

Неко­то­рые осо­бен­но­сти раз­ви­тия рим­ской граж­дан­ской общи­ны, о кото­рых шла речь в пер­вой гла­ве кни­ги, опре­де­ли­ли пре­об­ла­да­ние в Риме не цик­ли­че­ской, а ско­рее цик­ли­че­ско-линей­ной кон­цеп­ции исто­ри­че­ско­го вре­ме­ни, соглас­но кото­рой отдель­ные цик­лы — секу­лю­мы (трак­то­вав­ши­е­ся сна­ча­ла как рож­даю­щи­е­ся и выми­раю­щие чело­ве­че­ские поко­ле­ния, а впо­след­ст­вии — как века) были изна­чаль­но под­чи­не­ны еди­ной выс­шей зада­че — росту и укреп­ле­нию могу­ще­ства Рима как свое­об­раз­но­го «бого­из­бран­но­го» государ­ства, пред­на­зна­чен­но­го стать миро­вой дер­жа­вой. Отра­жая реаль­ные победы рим­ско­го ору­жия, эта кон­цеп­ция при­об­ре­та­ет акту­аль­но-эсха­то­ло­ги­че­скую окрас­ку в эпо­ху кри­зи­са, когда она испы­та­ла на себе силь­ное вли­я­ние не толь­ко этрус­ских, но и восточ­но-элли­ни­сти­че­ских эсха­то­ло­ги­че­ских и мес­си­ан­ских уче­ний. В обста­нов­ке рушив­ших­ся тра­ди­ци­он­ных укла­дов, забве­ния «нра­вов пред­ков» и кро­во­про­лит­ных граж­дан­ских войн, рас­це­ни­вае­мых как послан­ная бога­ми кара, рас­про­стра­ня­ют­ся пани­че­ские ожи­да­ния наступ­ле­ния «послед­не­го поко­ле­ния», с.138 «послед­не­го века», «роко­во­го года» и т. п., за кото­ры­ми долж­на после­до­вать гибель Рима как нака­за­ние, нало­жен­ное на рим­лян за их бес­че­стье, за совер­шен­ный грех бра­то­убий­ства. Соци­аль­но-уто­пи­че­ские идеи, рас­про­стра­нив­ши­е­ся в это вре­мя, по сути были попыт­ка­ми отве­тить на один и тот же, вол­но­вав­ший всех, вопрос: мож­но ли избе­жать гибе­ли Рима и, если нет, то где искать спа­се­ния в этом мире?

Одни авто­ры, как мы зна­ем, уно­си­лись в сво­ем вооб­ра­же­нии в счаст­ли­вую Арка­дию или к уда­лен­ным от Рима вар­вар­ским наро­дам, дру­гие виде­ли спа­се­ние толь­ко в бег­стве на лежа­щие в Оке­ане «ост­ро­ва бла­жен­ных», одна­ко наи­бо­лее опти­ми­стич­ные, как это впер­вые воз­ве­сти­ла IV экло­га Вер­ги­лия, обна­ру­жи­ли воз­мож­ность наде­ять­ся, что насту­паю­щий «конец вре­мен» не толь­ко не станет кон­цом Рима, не толь­ко не пре­рвет цепоч­ку поко­ле­ний, но и, напро­тив, вернет их к счаст­ли­во­му «Сатур­но­ву цар­ству».

Эта кон­цеп­ция, бук­валь­но пере­вер­нув­шая тра­ди­ци­он­ные пре­да­ния о без­воз­врат­но ушед­шей жиз­ни «золо­то­го рода», тоже была, по сути, про­ник­ну­та духом про­виден­ци­а­лиз­ма: все пред­ска­зан­ные в ней пере­ме­ны жест­ко детер­ми­ни­ро­ва­ны пра­вя­щи­ми боже­ства­ми и сме­ной кос­ми­че­ских цик­лов, и роль самих рим­лян сво­дит­ся толь­ко к тому, что они по рож­де­нию чудес­но­го мла­ден­ца, как по одно­му из боже­ст­вен­ных зна­ме­ний, могут узнать теперь об ожи­даю­щем их сча­стье. В поли­ти­че­ской про­па­ган­де эта мысль допол­ня­ет­ся ука­за­ни­ем на то, что воз­вра­тить рим­ля­нам мир и «Сатур­но­во цар­ство» смо­жет толь­ко избран­ный, пред­на­зна­чен­ный сами­ми бога­ми для это­го, вождь, уда­чи и победы кото­ро­го пред­опре­де­ле­ны еще до его рож­де­ния. И если преж­де рядо­вой член рим­ской граж­дан­ской общи­ны, посвя­щая себя слу­же­нию «обще­ст­вен­ной поль­зе», доб­ро­воль­но усту­пал для это­го зна­чи­тель­ную часть сво­ей инди­виду­аль­ной сво­бо­ды, то теперь, когда начи­на­ет­ся эво­лю­ция от граж­да­ни­на к под­дан­но­му, воз­рас­таю­щая несво­бо­да соче­та­ет­ся с таким поло­же­ни­ем, когда вме­сто доб­ро­воль­но­сти от рим­лян тре­бо­ва­лась толь­ко покор­ность. Имен­но эти пере­ме­ны, по-види­мо­му, во мно­гом спо­соб­ст­во­ва­ли тому, что на сме­ну «рацио­на­ли­сти­че­ских» уто­пий все чаще при­хо­ди­ли рели­ги­оз­но-уто­пи­че­ские надеж­ды на зара­нее пред­опре­де­лен­ные гран­ди­оз­ные кос­ми­че­ские пере­ме­ны, на вме­ша­тель­ство боже­ст­вен­ных сил «извне», на чудес­ное пре­об­ра­зо­ва­ние обще­ства и самой при­ро­ды бла­го­да­ря явле­нию «Спа­си­те­ля», высту­паю­ще­го про­тив тем­ных сил зла7.

Эво­лю­ция от «полис­ной» систе­мы цен­но­стей к той кос­мо­по­ли­ти­че­ской систе­ме идей, кото­рая позд­нее ста­ла пита­тель­ной поч­вой для хри­сти­ан­ства, ста­но­вит­ся более понят­ной с с.139 уче­том эво­лю­ции соци­аль­но-уто­пи­че­ских интер­пре­та­ций мифов о «жиз­ни при Кро­но­се» и о «Сатур­но­вом цар­стве». Преж­де чем кос­нуть­ся это­го вопро­са, необ­хо­ди­мо заме­тить, что вос­хо­дя­щий еще к Ж. Соре­лю тезис о вза­им­ной несов­ме­сти­мо­сти, о про­ти­во­по­лож­но­сти «мас­со­во­го», «эмо­цио­наль­но­го» мифа и «эли­тар­ной», «умо­зри­тель­ной» уто­пии поль­зу­ет­ся все мень­шим при­зна­ни­ем в науч­ной лите­ра­ту­ре8. Более того, мно­гие иссле­до­ва­те­ли обра­ща­ют вни­ма­ние, что пер­вые уто­пии воз­ни­ка­ют имен­но в резуль­та­те рацио­на­ли­за­ции, деса­кра­ли­за­ции мифов9, что меж­ду мифом и уто­пи­ей суще­ст­ву­ют устой­чи­вые вза­и­мо­свя­зи. «Испы­тав “раз­ла­гаю­щее” воздей­ст­вие со сто­ро­ны уто­пии, — отме­ча­ет, напри­мер, Э. Я. Бата­лов, — миф инте­гри­ру­ет в себя неко­то­рые уто­пи­че­ские эле­мен­ты или даже при­ни­ма­ет — по край­ней мере частич­но — фор­му уто­пии… Одним сло­вом, уто­пия и миф не про­сто сосу­ще­ст­ву­ют, но испы­ты­ва­ют потреб­ность друг в дру­ге, обо­га­ща­ют друг дру­га, выра­жа­ют себя друг через дру­га»10. Под­дер­жи­вая такое заклю­че­ние, мы хоте­ли бы сде­лать лишь одну ого­вор­ку: на наш взгляд, употреб­ле­ние мно­го­знач­но­го поня­тия «миф» в подоб­ных рас­суж­де­ни­ях тре­бу­ет уточ­не­ния: в дан­ном слу­чае, напри­мер, речь идет не о пер­во­на­чаль­ных, «арха­и­че­ских», а о «вто­рич­ных» мифах, уже испы­тав­ших на себе опре­де­лен­ную рацио­на­ли­сти­че­скую пере­ра­бот­ку и уже не играв­ших, как отме­ча­ет сам цити­ро­ван­ный автор в дру­гой рабо­те, роль «инте­граль­ной, тоталь­ной фор­мы созна­ния и куль­ту­ры»11.

Мифы, дошед­шие до нас в изло­же­нии антич­ных авто­ров, были боль­шей частью уже имен­но «вто­рич­ны­ми», а не «арха­и­че­ски­ми» мифа­ми12, и в осо­бен­но­сти это мож­но ска­зать об этио­ло­ги­че­ских мифах, объ­яс­няв­ших пере­ход чело­ве­че­ства от пер­во­быт­но­го бла­го­ден­ст­вия к более несчаст­но­му совре­мен­но­му состо­я­нию. Не слу­чай­но неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли фено­ме­на уто­пи­че­ско­го созна­ния при­хо­дят к выво­ду, что «повест­во­ва­ния о “золо­том веке” уже не явля­ют­ся мифа­ми в соб­ст­вен­ном смыс­ле», хотя они в то же вре­мя еще не явля­ют­ся и «кано­ни­че­ски­ми уто­пи­я­ми»13. Это пере­ход­ное состо­я­ние име­ло, на наш взгляд, раз­лич­ные пара­мет­ры в раз­ные пери­о­ды антич­ной исто­рии. Ран­ние гре­че­ские и рим­ские пре­да­ния о счаст­ли­вых вре­ме­нах прав­ле­ния Сатур­на или Кро­но­са были, без­услов­но, еще очень близ­ки к «арха­и­че­ским» мифам, напол­не­ны сакраль­но-ирра­цио­наль­ным смыс­лом, почти не содер­жа­ли соци­аль­ной кри­ти­ки поро­ков совре­мен­но­сти. Пона­до­би­лись мно­гие деся­ти­ле­тия и даже сто­ле­тия посте­пен­ной рацио­на­ли­сти­че­ской пере­ра­бот­ки этих пре­да­ний, преж­де чем под мифо­ло­ги­че­ской обо­лоч­кой ста­ло пре­об­ла­дать не сакраль­но-арха­и­че­ское, а соци­аль­но-уто­пи­че­ское содер­жа­ние. Раз­ви­тие с.140 этих про­цес­сов в Риме, как мы виде­ли, про­ис­хо­ди­ло весь­ма актив­но, но еще не было окон­ча­тель­но завер­ше­но в рес­пуб­ли­кан­ский пери­од.

Одним из глав­ных пре­пят­ст­вий для уто­пи­че­ской акту­а­ли­за­ции мифа была, как мы пом­ним, его изна­чаль­ная обра­щен­ность в про­шлое, опи­рав­ша­я­ся на зало­жен­ную в самом «полис­ном» пат­ри­ар­халь­ном миро­вос­при­я­тии иде­а­ли­за­цию ушед­ших вре­мен. Совре­мен­ным людям испор­чен­но­го «желез­но­го рода» оста­ва­лось толь­ко сожа­леть, что им выпа­ло родить­ся не в том «золо­том роде», кото­рый счаст­ли­во жил при Кро­но­се и пре­вра­тил­ся потом в «бла­гост­ных демо­нов»: их соб­ст­вен­но­му «худ­ше­му» роду, соглас­но геси­о­дов­ской вер­сии, пред­сто­я­ло лишь окон­ча­тель­но погряз­нуть в поро­ках и погиб­нуть. Посте­пен­ная акту­а­ли­за­ция этой пес­си­ми­сти­че­ской вер­сии заклю­ча­лась в том, что позд­ней­шие антич­ные интер­пре­та­то­ры мифа как бы при­бли­жа­ли «золотых» людей к «желез­ным», сни­мая суще­ст­во­вав­шие меж­ду ними непро­хо­ди­мые барье­ры. Миф все боль­ше рацио­на­ли­зи­ру­ет­ся, напол­ня­ет­ся эти­че­ским содер­жа­ни­ем, при­чем в неко­то­рых вер­си­ях на место каж­дый раз зано­во созда­вав­ших­ся бога­ми «родов» людей при­хо­дит непре­ры­вае­мая цепоч­ка мораль­но дегра­ди­ро­вав­ших поко­ле­ний. И все же мысль о реаль­ном воз­вра­ще­нии «Сатур­но­ва цар­ства» для живу­щих ныне людей «желез­но­го рода» появ­ля­ет­ся толь­ко в IV экло­ге Вер­ги­лия — про­из­веде­нии, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни напол­нив­шем обо­лоч­ку антич­но­го мифа восточ­но-элли­ни­сти­че­ским (эсха­то­ло­ги­че­ским и почти мес­си­ан­ским) содер­жа­ни­ем.

Насто­я­щим «про­ры­вом впе­ред», как уже отме­ча­лось, ста­ло то, что пере­ход к «Сатур­но­ву цар­ству» не свя­зы­вал­ся с пред­ва­ри­тель­ным уни­что­же­ни­ем «желез­но­го рода» и пото­му пре­до­став­лял «желез­ным» людям самый широ­кий про­стор для уто­пи­че­ских ожи­да­ний наступ­ле­ния «золо­той» эпо­хи в бли­жай­шем буду­щем. Вме­сте с тем это был лишь пер­вый шаг, еще не до кон­ца осво­бо­див­ший прин­ци­пи­аль­но новую интер­пре­та­цию мифа от преж­не­го «родо­во­го» содер­жа­ния. Не была еще окон­ча­тель­но пре­одо­ле­на и цик­ли­че­ская кон­цеп­ция исто­ри­че­ско­го вре­ме­ни: при­об­ре­тая чер­ты непре­рыв­но­сти, «линей­но­сти», она все же сохра­ня­ла в себе мысль о конеч­ном воз­вра­ще­нии к тому само­му «Сатур­но­ву цар­ству», с кото­ро­го начи­на­лась исто­рия чело­ве­че­ства. Реаль­ный пере­ход к линей­ной кон­цеп­ции раз­ви­тия совер­шил­ся толь­ко во вре­ме­на прин­ци­па­та, когда в «Эне­иде» впер­вые были введе­ны тер­мин и поня­тие «золо­той век», обо­зна­чав­шие эпо­ху сча­стья и про­цве­та­ния, наступ­ле­ние кото­рой может про­изой­ти не толь­ко при Сатурне, но и при Авгу­сте. Одно­вре­мен­но с под­готов­кой этой с.141 кон­цеп­ции мно­ги­ми авто­ра­ми, как мы виде­ли, созда­ва­лись пред­по­сыл­ки и для «пат­рио­ти­за­ции» мифа (выра­бот­ка «рим­ско-ита­лий­ской» вер­сии), и для его «депри­ми­ти­ви­за­ции», поз­во­лив­шей изо­бра­жать новый «золо­той век» не как бла­го­ден­ст­вие дика­рей, а как эпо­ху выс­ше­го рас­цве­та куль­ту­ры и вели­чия рим­ской дер­жа­вы.

В резуль­та­те такой транс­фор­ма­ции преж­них воз­зре­ний исто­рия все чаще ста­ла пред­став­лять­ся не как сме­на «родов», а как сме­на «веков», и эта замет­ная пере­ме­на в вос­при­я­тии исто­ри­че­ско­го вре­ме­ни вполне согла­со­вы­ва­лась с уже наме­тив­шим­ся пере­хо­дом от «полис­ной» идео­ло­гии (пере­но­сив­шей иде­ал в пат­ри­ар­халь­ное про­шлое) к раз­лич­ным «над­по­лис­ным» или «непо­лис­ным» кон­цеп­ци­ям, поз­во­ляв­шим иде­а­ли­зи­ро­вать насто­я­щее и буду­щее14. Гло­баль­ные изме­не­ния в сфе­ре идей раз­ви­ва­лись парал­лель­но с изме­не­ни­я­ми в соци­аль­ной прак­ти­ке. Впер­вые в антич­ном мире широ­ко рас­про­стра­нив­ше­е­ся пере­не­се­ние иде­а­ла не в про­шлое, а в буду­щее опре­де­ля­лось, в част­но­сти, выхо­дом на аван­сце­ну исто­рии тех соци­аль­ных сло­ев, кото­рые свя­зы­ва­ли свои надеж­ды и иде­а­лы не с полис­ным равен­ст­вом прав граж­дан, не с пер­во­быт­ной общ­но­стью иму­ществ, а с бла­га­ми, кото­рые мог пре­до­ста­вить обо­готво­ря­е­мый пра­ви­тель миро­вой дер­жа­вы или же какой-то иной послан­ный бога­ми «Спа­си­тель». Как счи­та­ет И. В. Печу­рин, имен­но в это вре­мя «раз­ви­тие про­из­во­ди­тель­ных сил, дости­же­ния нау­ки и тех­ни­ки, уста­нов­ле­ние устой­чи­вых форм государ­ст­вен­но­сти, дости­же­ния куль­ту­ры — сло­вом, весь накоп­лен­ный чело­ве­че­ст­вом багаж пре­до­ста­вил воз­мож­ность по-ино­му срав­ни­вать достиг­ну­тый уро­вень с пред­ше­ст­ву­ю­щим исто­ри­че­ским поряд­ком»; кро­ме того, «соб­ст­вен­но гово­ря, имен­но с это­го вре­ме­ни начи­на­ет­ся суще­ст­во­ва­ние город­ской циви­ли­за­ции, где город начи­на­ет пре­об­ла­дать над дерев­ней. В соци­аль­ном плане эти изме­не­ния при­во­дят к тому, что появ­ля­ет­ся слой людей, никак не свя­зан­ных сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ным про­из­вод­ст­вом и ото­рвав­ших­ся от при­ро­ды, бла­го­по­лу­чие кото­рых не зави­се­ло от при­род­ных про­цес­сов» и миро­воз­зре­ние кото­рых, по мыс­ли авто­ра, бла­го­да­ря это­му осво­бож­да­лось от цик­лич­но­сти и иде­а­ли­за­ции про­шло­го, кото­рые были объ­ек­тив­но при­су­щи зем­ледель­цам-кре­стья­нам15.

В основ­ном согла­ша­ясь с эти­ми рас­суж­де­ни­я­ми (кос­вен­ным под­твер­жде­ни­ем их мож­но счи­тать то, что ран­не­хри­сти­ан­ское уче­ние рас­про­стра­ня­лось преж­де все­го в город­ских сло­ях), мы не можем при­нять конеч­ный вывод о том, что с воз­ник­но­ве­ни­ем хри­сти­ан­ства «иде­ал окон­ча­тель­но пере­но­сит­ся в буду­щее и пред­став­ле­ние о “золо­том веке”, нахо­дя­щем­ся в про­шлом, исче­за­ет бес­по­во­рот­но, вплоть до Ново­го с.142 вре­ме­ни…»16. Фак­ты убеж­да­ют в том, что реаль­ное соот­но­ше­ние «цик­лич­ных» и «линей­ных» кон­цеп­ций, иде­а­ли­за­ции про­шло­го и буду­ще­го было намно­го слож­нее и мно­го­об­раз­нее, чем в этой одно­знач­ной оцен­ке. Уста­нов­ле­ние Импе­рии еще не озна­ча­ло пол­ной и окон­ча­тель­ной отме­ны всех тех пат­ри­ар­халь­ных струк­тур, на осно­ве кото­рых вырос­ла антич­ная циви­ли­за­ция. Более того, мож­но счи­тать, что новые поряд­ки спо­соб­ст­во­ва­ли реа­ли­за­ции тех послед­них потен­ци­аль­ных воз­мож­но­стей, кото­рые были зало­же­ны в этих струк­ту­рах, и толь­ко исчер­па­ние таких воз­мож­но­стей после выс­шей точ­ки раз­ви­тия при­ве­ло антич­ное обще­ство к окон­ча­тель­но­му раз­ло­же­нию и упад­ку. Точ­но так­же и пере­не­се­ние иде­а­ла в про­шлое нико­гда не «исче­за­ло бес­по­во­рот­но», но, напро­тив, посто­ян­но сосу­ще­ст­во­ва­ло с иде­а­ли­за­ци­ей буду­ще­го, при­чем не толь­ко в «полис­ной» идео­ло­гии, сохра­няв­шей, как уже отме­ча­лось, опре­де­лен­ное вли­я­ние и во вре­ме­на прин­ци­па­та, но даже и в идео­ло­гии хри­сти­ан­ства, несу­ще­го в себе идеи «утра­чен­но­го рая» и воз­вра­ще­ния к подоб­но­му же рай­ско­му суще­ст­во­ва­нию с при­хо­дом «тыся­че­лет­не­го цар­ства».

Осве­ще­ние этой слож­ной и почти не изу­чен­ной исто­рии соци­аль­но-уто­пи­че­ских идей с момен­та при­хо­да к вла­сти Авгу­ста явля­ет­ся, несо­мнен­но, важ­ной исто­рио­гра­фи­че­ской зада­чей. К реше­нию дан­ной зада­чи мы наде­ем­ся при­бли­зить­ся, про­дол­жив рас­смот­ре­ние тех тен­ден­ций, кото­рые заро­ди­лись во вре­ме­на Рес­пуб­ли­ки, во вто­рой части иссле­до­ва­ния, посвя­щен­ной вре­ме­нам прин­ци­па­та.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • с.168
  • 1Шта­ер­ман Е. М. От граж­да­ни­на к под­дан­но­му // Куль­ту­ра древ­не­го Рима. Т. 1. М., 1985. С. 36. Подроб­нее о подоб­ных оцен­ках см. «Введе­ние».
  • 2Laid­ler H. W. His­to­ry of so­cia­lism. N. Y., 1968. P. 16.
  • 3Гуто­ров В. А. Антич­ная соци­аль­ная уто­пия. Вопро­сы исто­рии и тео­рии. Л., 1989. С. 20.
  • 4Ср.: Чер­ны­шов Ю. Г. Харак­тер­ные чер­ты гре­че­ской соци­аль­ной уто­пии // Соци­аль­ная струк­ту­ра и идео­ло­гия антич­но­сти и ран­не­го сред­не­ве­ко­вья. Бар­на­ул, 1989. С. 12 и сл.
  • 5Зай­цев А. И. Миф: рели­гия и поэ­ти­че­ский вымы­сел // Жизнь мифа в антич­но­сти: Мате­ри­а­лы науч. конф. «Вип­пе­ров­ские чте­ния — 1985». Вып. 18. Ч. I. М., 1988. С. 281—282; ср.: Горан В. П. Древ­не­гре­че­ская мифо­ло­ге­ма судь­бы. Ново­си­бирск, 1990. С. 200 и сл., 277 и сл., 330.
  • 6Ср.: Карев В. М. Судь­ба // МНМ. Т. 2. С. 472, 474; Оше­ров С. А. Исто­рия, судь­ба и чело­век в «Эне­иде» Вер­ги­лия // Антич­ность и совре­мен­ность. М., 1972. С. 317 и сл. Весь­ма харак­тер­но, что даже грек Поли­бий в это вре­мя отка­зы­ва­ет­ся от гре­че­ско­го пред­став­ле­ния о том, что мож­но добить­ся успе­ха «вопре­ки судь­бе», и берет на воору­же­ние рим­ские фата­ли­сти­че­ские пред­став­ле­ния (см.: Тыжов А. Я. Эле­мен­ты тео­рии в исто­рио­пи­са­нии Поли­бия (поня­тия при­чи­ны и судь­бы) // ВЛУ. Сер. 2. Исто­рия, язы­ко­зна­ние, лите­ра­ту­ро­веде­ние. 1988. Вып. 4. С. 21).
  • с.169
  • 7В этой свя­зи мож­но отме­тить недо­ста­точ­ную точ­ность сле­дую­щей оцен­ки: «После­хри­сти­ан­ский уто­пизм суще­ст­вен­но отли­ча­ет­ся от дохри­сти­ан­ско­го. Прой­дя через “гор­ни­ло” хри­сти­ан­ства, уто­пизм при­об­рел неко­то­рые новые чер­ты. Под вли­я­ни­ем рели­ги­оз­ной апо­ка­лип­ти­ки, хили­аз­ма и эсха­то­ло­гии зна­чи­тель­но изме­ни­лось исто­ри­че­ское виде­ние мира, в кото­ром пре­об­ла­даю­щим стал про­виден­ци­а­лизм с при­су­щим ему иллю­зор­ным пере­вер­ну­тым миро­вос­при­я­ти­ем» (Сизов С. С. Уто­пия и обще­ст­вен­ное созна­ние: Фило­соф­ско-социо­ло­ги­че­ский ана­лиз. Л., 1988. С. 72). Прак­ти­че­ски все эти «новые» чер­ты «после­хри­сти­ан­ско­го уто­пиз­ма» уже при­сут­ст­во­ва­ли, как мы убеди­лись, в уто­пиз­ме рим­ско­го пери­о­да.
  • 8См.: Шеста­ков В. П. Поня­тие уто­пии и совре­мен­ные кон­цеп­ции уто­пи­че­ско­го // ВФ. 1972. № 8. С. 152; Бата­лов Э. Я. Соци­аль­ная уто­пия и уто­пи­че­ское созна­ние в США. М., 1982. С. 54 и сл. Следы вли­я­ния кон­цеп­ции Ж. Соре­ля нетруд­но обна­ру­жить, напри­мер, у Ф. Пола­ка (см. Po­lak F. L. The ima­ge of the fu­tu­re. En­lighte­ning the past, orien­ta­ting the pre­sent, fo­re­cas­ting the fu­tu­re. V. I. Lei­den, 1961. P. 424: «Whe­re the so­cial myth reigns sup­re­me, the pu­re uto­pia will not be found»).
  • 9См., напри­мер: Кес­сиди Ф. Х. От мифа к лого­су (ста­нов­ле­ние гре­че­ской фило­со­фии). М., 1972. С. 59—60; Baldry H. C. An­cient uto­pias. An inau­gu­ral lec­tu­re de­li­ve­red at the Uni­ver­si­ty on 28 No­vem­ber 1955. Uni­ver­si­ty of Sou­thampton, 1956. P. 4; Frye N. Va­rie­tes of li­te­ra­ry uto­pias // Uto­pias and uto­pian thought / Ed. by F. E. Ma­nuel. Bos­ton, 1967. P. 25; El­liott R. C. The sha­pe of uto­pia. Stu­dies in a li­te­ra­ry gen­re. Chi­ca­go; L., 1970. P. 6 ff.
  • 10Бата­лов Э. Я. Соци­аль­ная уто­пия… С. 59.
  • 11Он же. В мире уто­пии: Пять диа­ло­гов об уто­пии, уто­пи­че­ском созна­нии и уто­пи­че­ских экс­пе­ри­мен­тах. М., 1989. С. 78. Неко­то­рые уче­ные пред­ла­га­ют так­же по-раз­но­му оце­ни­вать соот­но­ше­ние уто­пии с древни­ми мифа­ми и с совре­мен­ны­ми соци­аль­ны­ми мифа­ми (Plat­tel M. G. Uto­pian and cri­ti­cal thin­king. Pitts­burgh, 1972. P. 53—60).
  • 12Ср.: Жизнь мифа… Ч. 2. С. 425.
  • 13Пче­лин­це­ва Т. А. Соци­аль­ная уто­пия — одна из ран­них форм ста­нов­ле­ния зна­ний об обще­стве // Спе­ци­фи­ка соци­аль­но­го позна­ния. М., 1984. С. 64; ср.: Чер­ны­шов Ю. Г. Миф о «золо­том веке» и уто­пи­че­ский соци­а­лизм // Город и государ­ство в антич­ном мире. Л., 1987. С. 120—137.
  • 14Доба­вим к это­му, что имен­но в дан­ное вре­мя под вли­я­ни­ем усло­вий, создан­ных рим­ской дер­жа­вой, окон­ча­тель­но фор­ми­ру­ет­ся, дово­дит­ся до логи­че­ско­го завер­ше­ния стои­че­ская идея о един­стве все­го чело­ве­че­ства. Ср.: Baldry H. C. The uni­ty of man­kind in Greek thought. Cambrid­ge, 1965. P. 167 ff.
  • 15Печу­рин И. В. Неко­то­рые осо­бен­но­сти соци­аль­но­го иде­а­ла антич­но­сти. М., 1985. С. 30—31. Деп. в ИНИОН АН СССР 14.08.85. № 22095.
  • 16Там же. С. 37.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1387643698 1303242327 1303308995 1407695008 1407695009 1407695010