(Lothar Haselberger)
Строительные чертежи храма Аполлона в Дидимах
Археологи долгое время не могли выяснить, какого рода чертежами пользовались древние греки при строительстве храмов. Лишь недавно было установлено, что они вычерчивали их на поверхностях каменных плит самого сооружения.
Как древние греки проектировали и строили свои классические архитектурные памятники, считавшиеся образцовыми и в последующие эпохи? Какими строительными приемами пользовались при возведении этих внушительных мраморных сооружений? На какой эстетической концепции было основано их строительное искусство? Более 200 лет археологи пытались найти ответы на эти вопросы. Известно, что греческие архитекторы сами составляли подробные письменные пояснения, в которых раскрывали замысел сооружения и способы его строительства, однако ни одно из этих письменных свидетельств не дошло до наших дней. Никакие другие источники не отвечают на вопрос, какого рода строительными чертежами (если таковые существовали) пользовались древние строители. Поэтому, естественно, археологи не имели представления о том, где их следует искать.
На самом деле «чертежи» все это время были буквально перед ними. Автору этих строк недавно удалось обнаружить целый архив «строительных чертежей». Они спокойно «лежали» в том месте, где археологические исследования ведутся с начала нашего века — в руинах знаменитого храма Аполлона в Дидимах, к югу от современного турецкого города Секе.
Во время одной из поездок по земле классической античности, которые Немецкий археологический институт ежегодно организует для молодых археологов, автор посвятил часть времени осмотру храма Аполлона в Дидимах. Тогда, в октябре 1979 г., я и обнаружил множество тонких линий, процарапанных на некоторых стенах храма. Находка, возбудившая мое любопытство во время этой случайной поездки в Дидимы, составила основу для фундаментального археологического исследования: было установлено, что обнаруженные линии есть не что иное, как чертежи различных строительных элементов храма. Выгравированные на стенах чертежи занимают площадь свыше 200 м2 и представляют собой наиболее подробный и полный из известных нам «комплектов» древних строительных чертежей.
Строительство храма Аполлона, греческого бога света, покровителя искусств и прорицателей, было начато под покровительством могущественного торгового города Милета на южной окраине древней Ионии. Храм предназначался для самого знаменитого на восточных границах эллинистического мира оракула и должен был заменить более древнее здание (на месте еще более древнего святилища), разрушенное персами.
Разработка проекта храма началась вскоре после 334 г. до н. э., когда Александр Македонский прибыл в Малую Азию (среди исследователей существуют различные точки зрения по вопросу о времени строительства храма — прим. ред.). Величественное сооружение создавал милетский архитектор Дафнис в сотрудничестве с Пэонием Эфесским, одним из ведущих архитекторов Ионии. Пэоний в то время завершил работу по строительству знаменитого храма Артемиды в своем родном городе-государстве. Эфесский храм Артемиды, до того времени крупнейший из греческих храмов, считался в древнем мире одним из семи чудес света. Новый храм Аполлона не должен был уступать храму Артемиды ни по своим размерам, ни по своему великолепию.
Однако реализация проекта храма продвигалась очень медленно и через 600 лет строительные работы были прекращены. Недостроенный храм простоял до средних веков, когда большая его часть была разрушена землетрясением.
Даже в руинах величественное мраморное сооружение произвело на меня большой впечатление. Три из множества колонн высотой по 19,7 м еще высятся на ступенчатой платформе храма длиной 120 м и шириной 60 м. Одна из них осталась необработанной и как бы заключена в оболочку из грубо отесанного камня; две другие полностью отделаны и еще поддерживают часть каменного антаблемента — балки, на которой должна была покоиться крыша. Двойной ряд таких колонн (общим числом 108) должен был охватывать такой же высоты стены внутреннего святилища. Еще 12 резных колонн того же размера и формы, установленных в три ряда по четыре колонны стояли в портике, обращенном приблизительно на восток. Десять колонн на фасаде храма имели более богатую резьбу, чем колонны портика. К моменту прекращения строительства большинство колонн было установлено на место.
За лесом фронтальных колонн возвышался огромный проем («манифестационный портал»), который, однако, не мог использоваться по назначению: его порог так высоко над полом, что через него нельзя переступить. За порталом располагался зал с возвышением, с которого вещал оракул.
Можно было бы предположить, что два ряда боковых колонн по всей длине храма должны были поддерживать огромную крышу, перекрывавшую всю его ширину. На самом же деле внутри храма находился открытый немощеный двор — адитум, или «святая святых», — одно из наиболее замечательных внутренних сооружений, созданных греческими архитекторами.
Здесь, у лаврового дерева, под которым, по преданию, был зачат Аполлон, из земли бил священный источник. Над источником стоял небольшой богато украшенный внутренний храм, «майское», с бронзовой статуей бога внутри. Хотя этот храм был разрушен до основания еще в начале нашей эры, сохранились сотни фрагментов, по которым оказалось возможным восстановить его на бумаге.
Попасть во внутренний двор (в древности право на это имели только некоторые избранные), можно было лишь через один из двух узких темных наклонных коридоров, устроенных под опорами «манифестационного портала». Каждый коридор заканчивался вестибюлем подобным гробнице, и тот, кто выходил из вестибюля во внутренний двор, был внезапно ослеплен ярким светом.
Даже стены подиума вдоль основания двора могли восхитить посетителя. Когда я впервые попал туда, меня прежде всего поразило, что каменные блоки стен подогнаны друг к другу с безукоризненной точностью. Именно здесь на стене в нескольких шагах от выхода из коридора северной стороны храма я впервые увидел множество тонких нацарапанных линий. Особенно удивляло, что линии проходили на равных расстояниях (1,8—
Солнечные лучи, отраженные белым мрамором стен, слепили меня, и в тот день я не смог исследовать линии более тщательно. Я возвратился на следующий день в то время, когда свет падал на стены под другим углом. На этот раз кроме многочисленных прямых линий на мраморной поверхности были заметны дуги в половину и четверть окружности. Это открытие заставило меня задержаться на несколько дней для изучения стен во внутреннем дворе и в других местах развалин храма.
Оказалось, что тонкая сетка пересекающихся линий и геометрических фигур покрывает большую часть стен подиума вокруг двора. Такие же линии были обнаружены на плоских поверхностях фрагментов в развалинах храма. В целом линии занимают площадь примерно в 200.
Там были прямые линии длиной до 20 м и окружности или дуги с радиусом до 4,5 м. Древний чертежник проводил параллельные прямые, строил многоугольники и стягивающие дуги и делил прямые на равные отрезки. Обнаруженные линии тонки, подобно карандашным, и врезаны в мрамор на глубину чуть больше 0,5 мм. Прямые линии и дуги были тщательно проведены тонким металлическим резцом, ведомым по длинной линейке или (для дуг) укрепленным на конце циркуля. Имелись и «неточные» линии, которые, однако, во всех случаях были исправлены.
Удивительно, что влияние атмосферного воздействия на состояние и самих линий, и поверхности мраморных стен оказалось незначительным. Местами линии подверглись эрозии дождевой водой или были покрыты «накипью» минеральных отложений, оставшихся после испарения воды. Кое-где поверхность мрамора разрыхлилась и линии исчезли. Тем не менее во многих местах линии выглядят так, будто они были только что начерчены. Однако даже там, где они хорошо видны, «прочитать» целиком все изображение невозможно: как только отступаешь от стены, чтобы охватить зрением большую площадь, линии пропадают.
Множественные следы красноватого минерального пигмента, сохранившиеся на стенах (главным образом под слоем накипи), свидетельствуют о том, что «чертежная» плоскость сначала затушевывалась красным мелом; после этого резцом выполнялся чертеж, который выступал как тонкий белый контур на темно-красном фоне. Повторной затушевкой мелом можно было «стереть» неправильную линию и исправить ее.
С самого начала мне было ясно, что эти линии — не бессмысленные каракули, на которые можно не обращать внимания. И количество линий, и тщательность их выполнения свидетельствовали только об одном: это работа искусного чертежника.
В наше время линии можно четко видеть только в косых лучах солнца, когда в их углублениях образуются тени; для этого приходится либо ждать подходящего часа, либо прибегать к помощи зеркал. Так как фотография бессильна воспроизвести древние «чертежи» во всех подробностях, оставался единственный способ изучить их: перерисовать линии в уменьшенном масштабе, произведя тщательные измерения.
Работа по чтению, измерению и перерисовке линий была начата в 1980 г. как часть обширного археологического исследования памятника в Дидимах, руководимого К. Тухельтом и организованного Э. Бухнером, президентом Немецкого археологического института. За 39 недель тщательной и кропотливой работы мне удалось перенести на бумагу примерно половину всех обнаруженных «чертежей».
Едва лишь закончив первый рисунок, я сразу получил ответ на основной вопрос: что изображено на чертежах? Если сравнить контур, или профиль, базы колонны с чертежом, скопированным с одной из стен внутреннего двора, то сходство между ними сразу же становится очевидным (см. рисунок внизу). Отдельные части здания были вычерчены древними строителями на поверхностях стен в натуральную величину (т. е. в масштабе
Сходство между эскизом базы колонны и действительным разрезом колонны поразительно, однако есть и различия. Самое значительное и заметное из них поддается и наиболее простому объяснению: на настенном чертеже не показаны горизонтальные выточки, или пазы, в выступающей закругленной части базы колонны, называемой тором (валом). Эти выточки всегда выполнялись лишь после того, как был вытесан объем базы колонны. Только таким образом их можно было сделать прямыми и ровными.
Менее заметные различия на чертежах представляются более интересными. Например, полукруглый валик непосредственно над тором вычерчивался дважды: сначала выступающим вперед, а затем смещенным внутрь на 2,4 см, т. е. в своем истинном положении. Кроме того, две кривые обозначают смещение нижней части тора внутрь на расстояние менее 1 см; это смешение приводит в соответствие изображение и действительное сечение тора.
Описанные мелкие расхождения могут показаться не стоящими внимания, особенно в сравнении с размерами колонны (высота около 20 м, диаметр 2 м). Однако эти уточнения отнюдь не пустячны в свете тех жестких критериев формы и пропорциональности, которых, как принято считать, придерживались греческие архитекторы. Проектирование любого элемента храма требовало строгого соблюдения точных геометрических соотношений. Например, чертеж профиля базы колонны определялся прямоугольными координатными осями (см. рисунок на с. 91). Вертикальная ось должна была лишь касаться поверхности ствола колонны, а горизонтальная ось проводилась там, где тор достигал наиболее удаленной точки радиальной проекции. Две другие горизонтальные линии ограничивали профиль тора сверху и снизу, причем нижняя линия отстояла от основной горизонтальной оси в два раза дальше, чем верхняя.
Дальнейшее построение «правильного» тора производилось с помощью простых геометрических правил и соотношений. Кривую, соответствующую закругленному внешнему краю профиля тора, можно было легко построить, вписав меньшую окружность в большую так, чтоб и точка их касания, и их центры лежали на основной горизонтальной оси. Если провести одну четвертую часть малой окружности вверх от точки их касания и одну четвертую часть большой окружности вниз от точки касания, то получится кривая, соответствующая форме профиля тора. На настенном чертеже в храме Аполлона центр большей окружности лежит в начале координат (на поверхности стены до сих пор видна лунка, оставленная острием циркуля), а ее радиус равен расстоянию между основной горизонтальной осью и прочерченной под ней горизонтальной линией (т. е. двум третям высоты тора). Радиус меньшей окружности равен расстоянию между основной горизонтальной осью и проведенной над ней горизонтальной линией (т. е. одной трети высоты тора).
Вертикальная линия, проведенная вверх из центра малой окружности, должна была касаться внешнего края профиля валика над тором. В свою очередь вертикальная линия, проведенная из центра профиля валика, должна была определять кривизну и точку касания выкружки в переходе от валика к стволу колонны.
Это геометрически правильное изображение не было, однако, окончательным. Оно «подправлялось» способом, никак не связанным с предшествующим строгим построением. Полукруглый валик несколько смещали внутрь от найденного для него положения, что придавало ему более легкие и четкие очертания. Кроме того, нижняя часть тора «втягивалась» внутрь, т. е. обрисовывалась «на глазок» менее выпуклой дугой.
Очевидно, главный мастер-строитель, ответственный за проект (нет сомнения в том, что это был действительно мастер своего дела), руководствовался строгими правилами геометрического построения, но не был скован этими правилами. Он отступал от добровольно взятых на себя обязательств во всех случаях, когда этого требовало эстетическое чувство. С другой стороны, он никогда не отвергал основополагающие пропорции греческого проектирования. Так как полукруглый валик базы колонны смешался внутрь, приходилось проводить и новую вертикальную линию — образующую ствола колонны. Новая вертикальная линия проводилась на расстоянии одной трети высоты профиля тора от центра смешенного полукруглого валика (это была та же самая единица масштаба, которая часто фигурировала в процессе первоначального построения).
В поисках оптимального архитектурного решения мастер-строитель был вынужден как бы балансировать между двумя крайностями: требованиями строгих правил и своей свободной творческой фантазией, каждый раз находя золотую середину — именно то, что греческие философы постулировали как основной источник красоты в самом широком смысле. Очевидно, архитектура вплоть до своих мельчайших деталей отражала усилия, направленные на достижение красоты.
Ясно, что эти «рабочие чертежи» использовались для проектирования составных частей храма, которое зачастую представляло собой чрезвычайно сложный процесс. Сначала вычерчивались геометрически точные образцы, затем архитекторы, не смущаясь, изменяли их в соответствии со своими утонченными эстетическими понятиями. В результате получался чертеж, по которому вели строительные работы. Такая последовательность проектирования, корректировки и строительства позволяет с полной определенностью утверждать, что выгравированные на стенах «чертежи» не были просто иллюстрациями уже готовых сооружений. Исходя из этого, можно более точно датировать их появление. Очевидно, что «строительные чертежи» должны были вычерчиваться до изготовления изображаемых ими элементов, но уже после того, как были подготовлены подходящие «чертежные доски» (т. е. отшлифованы каменные стены).
Из одного дошедшего до нас «ежегодного доклада» об этом великом предприятии (правители храма ежегодно выставляли на публичное обозрение каменные плиты, содержавшие сведения о ходе строительства и о произведенных затратах), мы знаем, что первые колонны храма были воздвигнуты примерно в середине III в. до н. э. К этому нужно прибавить хотя бы небольшой отрезок времени, необходимый для прорисовки колонн и профилей их баз. Согласно другим строительным отчетам, стены подиума вокруг внутреннего двора, на которых были обнаружены чертежи колонн и их баз, были выложены приблизительно в то же время, т. е. около 250 г. до н. э. Таким образом, эти и сопутствующие им чертежи можно с уверенностью датировать указанным периодом.
Примерно в это время, спустя 80 лет после того как был выбран первый грунт для строительства храма и когда большая часть строительных работ по сооружению ступенчатой платформы была уже закончена, зодчие могли переключить свое внимание на детальное проектирование колонн и стен самого здания. В самом деле, стены подиума были закончены раньше других элементов храма, поэтому естественно, что большая часть «чертежей» находится на них. Пэоний и Дафнис, ответственные за проект, умерли задолго до этого времени.
Так как колонны были доминантным элементом греческих храмов, на их сооружение не жалели никаких средств. Для храма Аполлона в Дидимах требовалось более 120 колонн. Из бухгалтерских записей того времени известно, что одна колонна стоила примерно 40 тыс. драхм, или в переводе на современные цены около 1 млн. долларов. Прорисовка колонн также требовала немалых усилий.
Для того чтобы построить детальный чертеж, ствол колонны длиной почти 18 м приходилось вычерчивать в натуральную величину на одной из стен подиума. Естественно, поскольку стены не достигали этой высоты, колонну чертили в «лежачем» положении.
Для изображения основной (без деталей) формы ствола колонны было достаточно трех линий. Две из этих линий проходили близко друг к другу. Одна из них была прямой, другая — слегка искривленной. Они слегка расходились до максимального расстояния 4,65 см в средней точке колонны, а затем снова сходились. Эти линии определяли почти неощутимую кривизну ствола колонны. Третья линия проходила над ними и почти параллельно им (расстояние между этой линией и двумя первыми меняется на одну шестую, если следовать от одного конца колонны к другому). Эта третья линия представляет центральную ось колонны и ее ось симметрии. Хотя три линии определяют только половину вертикального разреза, их было вполне достаточно, так как вторая половина являлась симметричным отражением первой. Чертежники, выполнявшие чертежи, почти во всех случаях рисовали только одну симметричную половину.
Схематический вертикальный разрез колонны дополнялся горизонтальным сечением, которое также было упрощенным. Чтобы наметить расположение 24 каннелюр (вертикальных борозд) по окружности колонны, достаточно было нарисовать большой полукруг соответствующего размера и, проведя радиальные прямые, очертить три равных сектора.
Наиболее показательным был первый из исследованных нами чертежей: профиль базы колонны. Мое внимание сразу же привлекло подобие штриховки над профилем базы: близко расположенные параллельные горизонтальные линии, нанесенные между двумя вертикальными, представляющими соответственно поверхность ствола колонны и его ось.
Кривизна ствола на этом чертеже показана слегка выпуклой дугой, крайние точки которой соединены хордой (частично уничтоженной эрозией). Наибольшее расстояние между дугой и хордой равно 4,65 см, что в точности соответствует наибольшему расстоянию (на половине высоты ствола) между двумя нижними горизонтальными линиями на вертикальном разрезе лежащей колонны. Радиусы верхней и нижней окружностей ствола (их отношение равно
Одной из композиционных тонкостей греческих храмов является легкая кривизна (курватура), которая проявляется не только в неощутимой кривизне стволов колонн, как было сказано выше, но также и в легкой выпуклости горизонтальных поверхностей храма. По всей своей 90-метровой длине все здание, от основания до крыши, как бы выгнуто вверх. В средней точке (по длине) основание храма на 11 см выше, чем по краям.
Эту легкую выпуклость греки называли «энтазис», или «напряжение». Она создавала сильный эффект «движения» частей сооружения, как несущих, так и несомых. Именно благодаря этому тонкому эффекту отдельные части органически соединялись в одно целое, вместо того чтобы стоять изолированно друг от друга. До сих пор оставалось загадкой, как удавалось грекам делать колонны с тонко искривленным профилем.
Как ясно теперь из чертежей храма Аполлона, дуга, описывающая абрис колонны, отстояла максимально на 4,65 см от хорды, соединяющей верхнюю и нижнюю точки 18-метрового ствола. При небольших размерах такая дуга могла быть легко и точно вычерчена циркулем. При работе с чертежом в натуральном масштабе продольную кривизну колонны было невозможно описать циркулем: для этого потребовался бы циркуль с раствором почти 900 м.
Учитывая эти соображения, греческие архитекторы прибегли к несложному, но оригинальному геометрическому построению, сократив высоту ствола колонны. Для этого греческий фут (29,6 см) был приравнен к одному дактилю, или
Каменщикам уже было достаточно этих упрощенных чертежей, для того чтобы начать обтеску колонн. Тем не менее эти чертежи дополняются другим «комплектом» более подробных чертежей: 18-метровым продольным разрезом ствола колонны и двумя горизонтальными поперечными сечениями соответственно верха и низа ствола. На этих чертежах воспроизведены все детали, которые ранее были опущены. Например, на поперечных сечениях вычерчены во всех подробностях каннелюры. Только после этого архитектор мог быть спокоен: чертежи колонн были так же совершенны, как должны были быть совершенны сами колонны.
Обнаружились чертежи и других элементов храма. Один из обширных «комплектов» таких чертежей, вероятно, использовался при строительстве стен храма, которые с наружной стороны были не строго вертикальными, а слегка наклоненными внутрь. Еще один чертеж, как оказалось, воспроизводил часть поддерживаемого колоннами антаблемента.
Чертеж шириной 12 м, изображающий антаблемент и фронтон найскоса, был найден на торцевой стене с тыльной стороны внутреннего двора. Мы не удивились, обнаружив, что чертеж антаблемента точно соответствует тому, что было выполнено в натуре. Удивило нас другое, а именно заметная разница между размерами карниза на чертеже и его действительной шириной, повлиявшая на все сооружение. Построенный найскос на 2,8 м уже, чем показано на чертеже, так что его пропорции были значительно изменены. Кажущиеся произвольными эти изменения не поддаются объяснению даже в свете того, что мы теперь знаем о греческой архитектуре.
Обнаруженные в храме чертежи, занимающие площадь в 200 представляют большую часть чертежей, которые должны были быть выполнены для строительства храма. Однако кое-чего не хватает. Например, не удалось найти чертеж, изображающий треугольный фронтон большего храма. Это не так уж неожиданно, если учесть, что к сооружению главного фронтона так никогда и не приступили; вполне возможно, что и его подробные чертежи также не были сделаны. В то же время недостает чертежей колонн найскоса, которые, как известно, были возведены; по крайней мере, на стенах храма этих чертежей не оказалось.
Более всего удивляло отсутствие чертежей основания всего храма. Естественно было предположить, что их сделали раньше чертежей верхнего строения. С их отсутствием нельзя было примириться. Итак, где те плоскости, на которых они могли быть начертаны?
Если греки делали чертежи стен на стенах, то, может быть, планы основания нужно искать на полу? С этой мыслью я начал тщательно исследовать ряды каменных плит, составляющих основание храма. В результате поисков на каждом ряду была обнаружена целая сеть тонких процарапанных линий: разметки, оси и другие строительные линии. Детали основания вычерчивались на самих плитах, составляющих ступенчатую платформу. Каждый ряд плит выкладывался в соответствии с чертежом, выполненным в натуральную величину на предыдущем ряду. Более того, некоторые линии можно было истолковать как эскизные наброски архитектора, выражающие его более общие идеи по строительству храма; если эти идеи принимались, то соответствующие метки колировались и переносились с одного ряда плит на другой. При переходе на самый верхний ряд ступенчатого основания архитектор имел дело с окончательным чертежом плана здания, на котором нужно было точно расположить и увязать все существенные элементы верхнего строения (стены и колонны).
Размещение этих элементов определялось точной координатной сеткой. Разметка сетки была обнаружена только в одном подходящем для этого месте: вдоль основания стены, окружающей ядро храма. Разметка представляет собой серию коротких вертикальных малозаметных линий, нанесенных с точностью до 1 мм.
Обнаруженные чертежи плана основания послужили недостающим звеном, дополнившим найденные на стенах храма чертежи вертикальных конструкций. Теперь мы имели практически все чертежи храма в их неразрывной последовательности.
Вряд ли нужно говорить о том, что архитекторы, строившие храм, не дожидались, пока будут уложены первые плиты основания для того, чтобы начать разработку окончательного плана основания храма; равным образом, для назначения габаритных размеров верхних частей сооружения им не приходилось ждать момента, когда будут возведены стены. Чертежи, найденные на стенах и других поверхностях храма, представляют лишь последнюю, заключительную стадию архитектурного проектирования: это строительные чертежи, выполненные на месте строительства и служившие непосредственно для производства строительных работ.
Заключительной стадии, вероятно, предшествовало несколько этапов предварительного проектирования. Предварительные эскизы могли выполняться на папирусе, пергаменте, отбеленных деревянных досках и даже на плоских каменных плитах. Последнее подтверждается работой моего коллеги В. Кенигса. При исследовании храма Афины в Приене он обнаружил уменьшенный эскиз фронтона; эскиз был выгравирован в нижней части каменного блока, который позднее уложили в стену здания.
Кенигс нашел также следы чертежей в реальном масштабе на одной из стен храма. Подобные следы выгравированных чертежей я видел в храме Артемиды в Сардах, а В. Хепфнер обнаружил остатки чертежа гробницы, выполненного красным мелом.
Древние «чертежи», найденные в Дидимах, могут оказаться неединственными известными чертежами, оставленными нам греческими архитекторами, но они, безусловно, являются наиболее полными. По иронии судьбы этот архитектурный «клад» сохранился только потому, что строительство храма так и не было завершено.
Если на горизонтальных каменных поверхностях чертежные метки большей частью закрывались вышележащими плитами и таким образом исчезали, то чертежи на стенах остались открытыми. Однако при завершении строительства и они должны были исчезнуть. Стены в храме Аполлона окончательно не отделаны; на них оставлен тонкий защитный каменный слой, который должны были снять при шлифовке на самой последней стадии строительства. Окончательную полировку можно видеть только во внутренних углах стен (там, где она не могла быть выполнена позже с должной тщательностью). Толщина защитного слоя составляет примерно 0,5 мм, т. е. соответствует глубине чертежных линий. Если бы стены подверглись окончательной полировке, то строительные чертежи, которыми руководствовались строители храма, были бы стерты.
Причину того, что в древнегреческой архитектуре почти полностью отсутствовали строительные чертежи, следует искать прежде всего в том, что архитекторы питали пристрастие к уникальности. На любой стадии строительства чертежи сооружения непрестанно перерабатывались и совершенствовались. А по завершении строительства в них уже не было необходимости. Этот процесс совершенствования позволял создавать уникальные произведения, непревзойденные даже в их собственном классическом стиле.
Удивительно, но греки достигали подобного совершенства способами, не отличавшимися существенно ни от тех, которые ранее применяли египетские архитекторы, ни от тех, которыми позже пользовались римляне, а еще позже — средневековые зодчие.
Техническая и практическая сторона проектирования и черчения в древнегреческой архитектуре, очевидно, мало отличалась от обычной практики, применявшейся двумя тысячелетиями раньше в Египте или 1500 лет спустя в центральной Европе. Строительные чертежи, выгравированные на поверхности стен и полов, были найдены во многих готических храмах (например, в Шартре, Реймсе, Бурже, Йорке и Орвието), да и на ранних египетских монументах находили нанесенные краской или выгравированные «измерительные и направляющие линии», которые теперь, в свете открытий, сделанных в Дидимах, можно признать «строительными чертежами».
Наша находка в храме Аполлона в Дидимах не является открытием каких-то «утраченных» знаний. Она просто показывает, что, хотя древние греки пользовались обычными методами материализации своих архитектурных замыслов, они достигали в этом исключительных результатов.
