Город в сочинениях Саллюстия*

с.136 Твор­че­ство Сал­лю­стия изу­ча­лось с самых раз­лич­ных сто­рон. Рас­смат­ри­ва­лись его поли­ти­че­ские и фило­соф­ские взгляды, воз­зре­ния на роль исто­рии и исто­ри­ка, на те или иные исто­ри­че­ские собы­тия и про­цес­сы, на геро­ев про­шло­го и насто­я­ще­го и мно­гое дру­гое. Одна­ко тема вос­при­я­тия горо­да в его трудах, насколь­ко нам извест­но, пред­ме­том спе­ци­аль­но­го иссле­до­ва­ния ещё не слу­жи­ла, хотя роль горо­да в антич­ной циви­ли­за­ции само­оче­вид­на. Не пре­тен­дуя на исчер­пы­ваю­щий ана­лиз этой темы, обра­тим­ся к неко­то­рым её аспек­там, чтобы хотя бы отча­сти вос­пол­нить суще­ст­ву­ю­щий в исто­рио­гра­фии про­бел.

1. Descrip­tio ur­bium. В «Заго­во­ре Кати­ли­ны» сам Веч­ный город име­ну­ет­ся urbs (Cat. 6. 1; 18. 8; 29. 1; 30. 4 и 7; 52. 35 etc.). Сло­во op­pi­dum в этом сочи­не­нии вооб­ще не исполь­зу­ет­ся, а в «Югур­тин­ской войне» тер­мин urbs ни разу не употреб­ля­ет­ся в отно­ше­нии Рима, кото­рый там име­ну­ет­ся либо по сво­е­му назва­нию, либо ci­vi­tas, что, есте­ствен­но, озна­ча­ет чаще все­го граж­дан­ский кол­лек­тив, а не город как тако­вой (Cat. 5. 8—9; 6. 2; 7. 3; 10. 5 etc. Iug. 4. 5 и 9; 39. 1; 40. 4; 41. 3 и 10)¹. В отно­ше­нии ита­лий­ских общин в соот­вет­ст­вии с кон­тек­стом исполь­зу­ет­ся сло­во mu­ni­ci­pium (Cat. 17. 4; 30. 7; 51. 43; 52. 14; 58. 9).

В то же вре­мя сло­во urbs мно­го­крат­но при­ме­ня­ет­ся к дру­гим горо­дам: тем, кото­рые заво­ё­вы­ва­ли в неза­па­мят­ные вре­ме­на пер­сы, афи­няне, спар­тан­цы (Cat. 2. 2) и сами рим­ляне (7. 7). Так име­ну­ют­ся и мно­гие горо­да в Афри­ке — пунк­ты, захва­чен­ные Югур­той у Адгер­ба­ла (Iug. 13. 2; 20. 8), фини­кий­ские коло­нии Гип­пон, Леп­тис, Гад­ру­мет (19. 1), заня­тая Метел­лом Вага (48. 1), оса­ждён­ная, но не взя­тая им Зама (56. 1; 61. 1), сто­ли­ца Нуми­дии Цир­та (81. 3), мало­азий­ский Корик² с.137 (Hist. II. 81M), испан­ская Дипо­на (I. 113M) и др. Весь­ма употре­би­те­лен и тер­мин op­pi­dum: это Фир­мида, где Югур­та уби­ва­ет Гием­пса­ла (12. 3); Сутул, кото­рый оса­жда­ет Авл Посту­мий Аль­бин (37. 3); захва­чен­ные Метел­лом Тала (75. 1) и Мари­ем — Кап­са (89. 4); в op­pi­da живут при­быв­шие в Афри­ку армяне, мидяне и ливий­цы (18. 9); так поиме­но­ва­ны и фини­кий­ские горо­да, преж­де при­над­ле­жав­шие кар­фа­ге­ня­нам, а во вре­мя Югур­тин­ской вой­ны — рим­ля­нам (19. 7). Но вот что обра­ща­ет на себя вни­ма­ние: Цир­та, кото­рая, как выше упо­ми­на­лось, отно­сит­ся к чис­лу urbs, два­жды назва­на op­pi­dum (26. 1; 81. 2); то же каса­ет­ся и Ваги (29. 4; 47. 1). Т. е. когда речь идёт о круп­ных ино­зем­ных горо­дах, urbs и op­pi­dum для Сал­лю­стия вза­и­мо­за­ме­ня­е­мы; любо­пыт­но, что выше­упо­мя­ну­тая Тала назва­на op­pi­dum mag­num at­que opu­len­tum, а Кап­са — op­pi­dum mag­num at­que va­lens; рав­ным обра­зом в обо­их слу­ча­ях вполне мож­но было бы употре­бить сло­во urbs.

Весь­ма скуп Сал­лю­стий, как и рим­ские исто­ри­ки в целом, на опи­са­ние горо­дов и вооб­ще дета­ли, свя­зан­ные с ними. «Опи­са­ние места в [антич­ной] исто­рио­гра­фии име­ет преж­де все­го функ­цио­наль­ную цен­ность: оно помо­га­ет объ­яс­нить смысл тех или иных собы­тий, при­да­ёт рас­ска­зу ясность и убеди­тель­ность»³. То же мы наблюда­ем и у Сал­лю­стия, не склон­но­го к любо­ва­нию кра­сота­ми горо­дов, какое мы видим у Геро­до­та или Амми­а­на Мар­цел­ли­на. Они инте­ре­су­ют его, посколь­ку речь о них идёт в основ­ном в «Югур­тин­ской войне» (бла­го писа­тель, назна­чен­ный в 46 г. до н. э. про­кон­су­лом Af­ri­ca No­va⁴, жил в Нуми­дии при­мер­но год и, несо­мнен­но, посе­тил мно­гие её горо­да)⁵, par ex­cel­len­ce как объ­ек­ты бое­вых дей­ст­вий, их же по пре­иму­ще­ству каса­ют­ся и подроб­но­сти, сооб­щае­мые о них. О Суту­ле с.138 ска­за­но лишь, что здесь хра­ни­лись богат­ства Югур­ты (их-то, ука­зы­ва­ет автор, и стре­мил­ся захва­тить жад­ный Авл Посту­мий) и что мест­ность вокруг него рас­кис­ла из-за зим­них дождей, чем силь­но ослож­ня­лась оса­да (37. 3—4). О Ваге (Iug. 47. 1) мы узна­ём, что это выгод­но рас­по­ло­жен­ный (op­por­tu­ni­ta­tes lo­ci) круп­ный тор­го­вый центр (fo­rum re­rum ve­na­lium to­tius reg­ni ma­xu­me ce­leb­ra­tum)⁶. Зама име­ну­ет­ся «опло­том этой части цар­ства (in ea par­te, qua si­ta erat, ar­cem reg­ni)»⁷, рас­по­ло­жен­ным на рав­нине и укреп­лён­ным самой при­ро­дой (56. 1; 57. 1). О Тале, поми­мо того, что это круп­ный и бога­тый город (см. выше), где хра­ни­лось нема­ло цар­ских сокро­вищ (ple­ri­que the­sau­ri)⁸ и нахо­дил­ся двор юных сыно­вей Югур­ты, гово­рит­ся, что она отде­ле­на от бли­жай­шей реки 50 миля­ми без­вод­ных пустынь (75. 1—2)⁹. О мулукк­ской цита­де­ли сооб­ща­ет­ся осо­бен­но подроб­но: это неболь­шая кре­пость — цар­ское каз­но­хра­ни­ли­ще, она рас­по­ло­же­на на ска­ли­стой горе посреди рав­ни­ны (in­ter ce­te­ram pla­ni­tiem mons sa­xeus, me­dioc­ri cas­tel­lo sa­tis pa­tens), где неудоб­но было как стро­ить укреп­ле­ния, так и вести осад­ные работы, лишь с одним узким про­хо­дом к ней¹⁰, с источ­ни­ком воды и боль­ши­ми запа­са­ми про­до­воль­ст­вия (92. 5—9). Но есть и исклю­че­ния: о Кап­се, поми­мо того, что она с.139 нахо­ди­лась в труд­но­до­ступ­ной мест­но­сти, что посреди горо­да бил источ­ник, что жите­лей её Югур­та осво­бо­дил от нало­гов, мы чита­ем так­же, что Кап­су, как дума­ют (me­mo­ra­ba­tur), осно­вал Геракл Ливий­ский (89. 4 и 6) — тем самым Сал­лю­стий, вне вся­ко­го сомне­ния, жела­ет лиш­ний раз под­черк­нуть зна­че­ние горо­да, кото­рый пред­сто­я­ло захва­тить Марию. При­ме­ни­тель­но же к Гип­по­ну, Гад­ру­ме­ту и Леп­ти­су мы узна­ём так­же и подроб­но­сти — фини­кий­цы осно­ва­ли их, в одних слу­ча­ях желая умень­шить насе­ле­ние мет­ро­по­лии, в дру­гих народ под­го­во­ри­ли это сде­лать поли­ти­ка­ны, жаж­дав­шие вла­сти (alii mul­ti­tu­di­nis do­mi mi­nuen­dae gra­tia, pars im­pe­ri cu­pi­di­ne sol­li­ci­ta­ta ple­be et aliis no­va­rum re­rum avi­dis). Одна­ко речь не о каж­дом горо­де в отдель­но­сти, а об общей ситу­а­ции; точ­но так же без каких-либо подроб­но­стей гово­рит­ся, что одни горо­да ста­ли опло­том (prae­si­dio), дру­гие — укра­ше­ни­ем (de­co­ri) тем кра­ям (19. 1). К Леп­ти­су Сал­лю­стий воз­вра­ща­ет­ся ещё раз, пред­ва­ряя послед­ний гео­гра­фи­че­ский экс­курс: «Этот город осно­ва­ли сидо­няне, кото­рые, как нам извест­но, бежа­ли от граж­дан­ских смут и при­бы­ли в эти края на кораб­лях» (id op­pi­dum ab Si­do­niis con­di­tum est, quos ac­ce­pi­mus pro­fu­gos ob dis­cor­dias ci­vi­lis na­vi­bus in eos lo­cos ve­nis­se — при­чи­ны, как видим, несколь­ко отли­ча­ют­ся от тех, что были назва­ны в 19. 1). Далее сооб­ща­ет­ся о гео­гра­фи­че­ских усло­ви­ях и о том, что толь­ко язык сидо­нян (т. е. фини­кий­ский) из-за бра­ков с нуми­дий­ца­ми изме­нил­ся, обы­чаи же и зако­ны оста­лись преж­ни­ми (гл. 78). Это един­ст­вен­ный слу­чай, когда город ока­зы­ва­ет­ся в цен­тре столь подроб­но­го повест­во­ва­ния¹¹. Одна­ко и здесь не нахо­дит­ся места опи­са­нию горо­да как тако­во­го, и упо­мя­ну­тая харак­те­ри­сти­ка неко­то­рых фини­кий­ских коло­ний как de­cor тех кра­ёв в силу ука­зан­ных выше при­чин нигде не полу­ча­ет раз­ви­тия¹². В завер­ше­ние сто­ит упо­мя­нуть об одном крат­ком опи­са­нии не de­cor, а ско­рее наобо­рот, что, одна­ко, слу­жит про­слав­ле­нию горо­да. Речь о Сагун­те, жите­лей кото­ро­го Сал­лю­стий вос­хва­ля­ет за вер­ность Риму (Sa­gun­ti­ni fi­de at­que aerum­nis incli­ti prae mor­ta­li­bus) — «полу­раз­ру­шен­ные сте­ны, лишён­ные крыш дома, обго­ре­лые сте­ны хра­мов свиде­тель­ст­во­ва­ли о с.140 [при­сут­ст­вии] пуний­ско­го вой­ска (quos etiam tum se­mi­ru­ta moe­nia, do­mus in­tec­tae pa­rie­tes­que templo­rum am­bus­ti ma­nus Pu­ni­cas os­ten­ta­bant)» (Hist. II. 64M). Но всерь­ёз опи­са­ни­ем горо­да этот пас­саж счи­тать, конеч­но, не при­хо­дит­ся. И весь­ма сомни­тель­но, что мы обна­ру­жи­ли бы в нём нечто боль­шее, даже если бы он дошёл до нас в не столь скром­ном объ­ё­ме.

2. Город и раз­ви­тие обще­ства у Сал­лю­стия, как и у дру­гих антич­ных авто­ров, свя­за­ны весь­ма тес­но. В «Заго­во­ре Кати­ли­ны» гово­рит­ся сле­дую­щее: «Город Рим […] осно­ва­ли¹³ и вна­ча­ле насе­ля­ли тро­ян­цы […], а с ними и або­ри­ге­ны, дикие пле­ме­на, не знав­шие ни зако­нов, ни государ­ст­вен­ной вла­сти, сво­бод­ные и никем не управ­ля­е­мые (si­ne le­gi­bus, si­ne im­pe­rio, li­be­rum at­que so­lu­tum). Когда они объ­еди­ни­лись в пре­де­лах город­ских стен (in una moe­nia con­ve­ne­re), то […] сли­лись воеди­но с лёг­ко­стью, какую труд­но себе пред­ста­вить» (6. 1—2). С это­го, соб­ст­вен­но, у них начи­на­ет­ся само ста­нов­ле­ние государ­ства. «Moe­nia, в сущ­но­сти, рав­но­цен­на urbs, одна­ко [имен­но] фор­ти­фи­ка­ци­он­ные соору­же­ния явля­ют­ся тем, что отли­ча­ет город на ран­ней ста­дии его раз­ви­тия, преж­де чем он будет отстро­ен пол­но­стью»¹⁴. Далее гово­рит­ся не толь­ко о том, что уве­ли­чи­лось чис­ло граж­дан, но и улуч­ши­лись нра­вы (postquam res eorum ci­vi­bus, mo­ri­bus, ag­ris auc­ta sa­tis pros­pe­ra sa­tis­que pol­lens vi­de­ba­tur) (6. 3). Ины­ми сло­ва­ми, роль город­ской жиз­ни в дан­ном слу­чае ока­зы­ва­ет­ся поло­жи­тель­ной.

Иная ситу­а­ция в «Югур­тин­ской войне». В Север­ную Афри­ку при­бы­ва­ют пер­сы, мидий­цы и армяне. Они «пере­плы­ли на судах в Афри­ку и заня­ли края, лежа­щие у наше­го моря; но пер­сы дер­жа­лись бли­же к бере­гу Оке­а­на. Они поль­зо­ва­лись киле­вы­ми дни­ща­ми пере­вёр­ну­тых кораб­лей как шала­ша­ми, пото­му что в тех зем­лях не име­лось [под­хо­дя­ще­го] мате­ри­а­ла, и купить или обме­нять его у испан­цев воз­мож­но­сти не было (quia ne­que ma­te­ria in ag­ris ne­que ab His­pa­nis emun­di aut mu­tan­di co­pia erat). Бес­край­ние про­сто­ры моря и незна­ние язы­ка пре­пят­ст­во­ва­ли тор­гов­ле» (18. 5—6)¹⁵. В кон­це кон­цов пер­сы сли­лись с гету­ла­ми, а мидяне и армяне, сме­шав­шись с ливий­ца­ми, обра­зо­ва­ли народ мав­ров. Послед­ние ста­ли воз­во­дить горо­да (iique ma­tu­re op­pi­da ha­bue­re), пове­ли мено­вую тор­гов­лю с Испа­ни­ей, от кото­рой их отде­лял лишь про­лив (18. 9). Пер­сы же нача­ли заво­ё­вы­вать с.141 бли­жай­шие к Кар­фа­ге­ну зем­ли, т. е. Нуми­дию, и овла­де­ли в ито­ге боль­шею частью внут­рен­них рай­о­нов Афри­ки (Af­ri­cae pars in­fe­rior ple­ra­que), тогда как дру­гие афри­кан­ские зем­ли захва­ти­ли мав­ры (18. 11—12). Любо­пыт­ные наблюде­ния в свя­зи с изло­жен­ным сде­лал Р. Мор­стейн-Маркс: ведь если гово­рить об або­ри­ге­нах, то гету­лы пре­вос­хо­дят ливий­цев; меж­ду тем они жили южнее, тогда как ливий­цы — бли­же к Афри­кан­ско­му морю (18. 9). Что же каса­ет­ся приш­лых наро­дов — армян, мидий­цев и пер­сов, — то пер­вые и вто­рые, как уже гово­ри­лось, пове­ли тор­гов­лю и постро­и­ли горо­да, а третьи ни того, ни дру­го­го не сде­ла­ли и даже пере­вер­ну­ли кораб­ли вверх дни­ща­ми. При этом имен­но пер­сы ока­за­лись самы­ми доб­лест­ны­ми из чис­ла при­шель­цев¹⁶. Таким обра­зом, не толь­ко бли­зость циви­ли­за­ции, но и заня­тия ком­мер­ци­ей и город­ской образ жиз­ни ока­зы­ва­ют пагуб­ное воздей­ст­вие на нра­вы, а те, кто от них избав­лен, обре­та­ют пре­вос­ход­ство¹⁷. Счи­тал ли Сал­лю­стий отказ «пер­сов» — буду­щих нуми­дий­цев — отка­зом от норм циви­ли­зо­ван­ной жиз­ни, что они про­де­мон­стри­ро­ва­ли пре­вра­ще­ни­ем кораб­лей в жили­ща, когда пере­вер­ну­ли их дни­ща­ми вверх?¹⁸ Это вполне воз­мож­но, осо­бен­но если вспом­нить о том, как опи­сан раздел Нуми­дии меж­ду Югур­той и Адгер­ба­лом (16. 5): пер­во­му доста­лась терри­то­рия более пло­до­род­ная, где про­жи­ва­ло боль­ше бое­спо­соб­ных муж­чин (ag­ro vi­ris­que opu­len­tior), тогда как его бра­ту — луч­шая лишь по види­мо­сти (spe­cie quam usu po­tio­rem), более обиль­ная построй­ка­ми и гава­ня­ми (pars… por­tuo­sior et aedi­fi­ciis ma­gis exor­na­ta)¹⁹. Осо­бый акцент дела­ет­ся здесь (несо­мнен­но, с.142 под вли­я­ни­ем идей Пла­то­на) на пор­то­вых горо­дах, бли­зость кото­рых лишь раз­вра­ща­ет²⁰.

Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние, что писа­тель изо­бра­жа­ет нуми­дий­цев доста­точ­но при­ми­тив­ным наро­дом (т. е. неис­пор­чен­ным циви­ли­за­ци­ей, одним из сим­во­лов кото­рой явля­ет­ся город), пред­став­ляя их толь­ко кочев­ни­ка­ми, чем-то вро­де геро­до­то­вых ски­фов²¹ — прав­да, это в гла­зах писа­те­ля им ско­рее на поль­зу, ибо они здо­ро­вы, вынос­ли­вы, уме­рен­ны и т. д. (17. 6; 89. 7—8)²². При этом под­чёр­ки­ва­ет­ся, что речь идёт имен­но о внут­рен­них рай­о­нах, т. е. уда­лён­ных от моря (17. 6; 89. 7), но ведь и упо­ми­нае­мые Сал­лю­сти­ем нуми­дий­ские горо­да так­же нель­зя отне­сти к чис­лу при­мор­ских. Пре­умень­шая мас­шта­бы урба­ни­за­ции в Нуми­дии, Сал­лю­стий сам же соб­ща­ет сведе­ния, кото­рые поз­во­ля­ют пред­ста­вить, как дале­ко зашёл этот про­цесс в Нуми­дии²³. Как уже отме­ча­лось, не раз и не два он назы­ва­ет нуми­дий­ские горо­да ur­bes (48. 1; 56. 1; 61. 1; 81. 3) и осо­бо отме­ча­ет не толь­ко воен­но-поли­ти­че­ское, но и эко­но­ми­че­ское зна­че­ние тех или иных горо­дов (47. 1; 48. 1; 75. 1; 89. 4).

Таким обра­зом, наблюда­ет­ся любо­пыт­ная осо­бен­ность вос­при­я­тия Сал­лю­сти­ем город­ско­го обра­за жиз­ни: если нра­вы рим­лян улуч­ша­ют­ся и дер­жа­ва их крепнет во мно­гом бла­го­да­ря тому, что они объ­еди­ня­ют­ся на заре сво­ей исто­рии в рам­ках urbs, то нуми­дий­цы сохра­ня­ют мно­гие поло­жи­тель­ные каче­ства и, соот­вет­ст­вен­но, не под­вер­же­ны поро­кам циви­ли­за­ции. В любом слу­чае они лише­ны глав­но­го — vir­tus. Срав­не­ние, таким обра­зом, в поль­зу рим­лян — им город­ской образ жиз­ни идёт на поль­зу (при­чём, отме­тим, Рим нахо­дит­ся совсем близ­ко от моря, о чём Сал­лю­стий пред­по­чи­та­ет умол­чать), нуми­дий­цы же сохра­ня­ют свои луч­шие каче­ства лишь в при­ми­тив­ных усло­ви­ях.

с.143 3. Ex­pug­na­tio­nes ur­bium — излюб­лен­ный сюжет антич­ной лите­ра­ту­ры²⁴. Сал­лю­стий пре­до­став­ля­ет доста­точ­но бога­тый мате­ри­ал по этой теме, преж­де все­го, конеч­но, в «Югур­тин­ской войне». В целом он избе­га­ет дра­ма­ти­че­ских подроб­но­стей при опи­са­нии взя­тия горо­дов, столь свой­ст­вен­ных элли­ни­сти­че­ской исто­рио­гра­фии²⁵. Весь­ма крат­ко ска­за­но о штур­ме Югур­той Цир­ты, Метел­лом — Талы, Мари­ем — Кап­сы. И хотя в пер­вом и третьем слу­ча­ях упо­мя­ну­то о мас­со­вой резне (Iug. 26. 3; 91. 6), а во вто­ром — о само­со­жже­нии пере­беж­чи­ков вме­сте с добы­чей (76. 6), дра­ма­ти­че­ских подроб­но­стей не при­во­дит­ся²⁶. Извест­ное исклю­че­ние состав­ля­ет рас­сказ о паде­нии Мулук­ки: «Пока и рим­ляне, и их сопер­ни­ки были погло­ще­ны борь­бой, когда обе сто­ро­ны ярост­но сра­жа­лись — одни за сла­ву и гос­под­ство, дру­гие за свою жизнь (pro glo­ria at­que im­pe­rio his il­lis pro sa­lu­te cer­tan­ti­bus)²⁷, в тылу у нуми­дий­цев вдруг про­зву­чал сиг­нал. Спер­ва уда­ри­лись в бег­ство жен­щи­ны и дети, […] затем те, кто ока­зал­ся бли­же дру­гих к город­ской стене, и, нако­нец, все под­ряд, воору­жён­ные и без­оруж­ные. Когда это слу­чи­лось, рим­ляне ста­ли ещё креп­че наседать (ac­rius Rom­ma­ni insta­re), нано­сить уда­ры (fun­de­re) и мно­гих толь­ко рани­ли (sau­cia­re)²⁸, а затем, охва­чен­ные жаж­дой сла­вы, идя (va­de­re)²⁹ по с.144 телам пав­ших, напе­ре­бой ста­ра­лись взо­брать­ся (pe­te­re) на сте­ну, при­чём ни один не задер­жал­ся (mo­ra­ri) ради гра­бе­жа» (94. 5—6). Как пишет Г. Бре­шиа, «Сал­лю­стий исполь­зу­ет стро­го опре­де­лён­ные ‘to­poi’ urbs cap­ta, чтобы сооб­щить дра­ма­тизм изло­же­нию: общее бег­ство после кру­ше­ния [обо­ро­ны], страх и смя­те­ние, [охва­тив­шие] побеж­дён­ных, что при­да­ёт рас­ска­зу яркость и pa­thos». Нарас­таю­щее напря­же­ние, искус­но под­чёр­ки­вае­мое Сал­лю­сти­ем с помо­щью сти­ли­сти­че­ских средств (мно­го­чис­лен­ные инфи­ни­ти­вы, срав­ни­тель­ные сте­пе­ни, соче­та­ние асюн­де­то­на и поли­сюн­де­то­на и др.), завер­ша­ет­ся «сце­ной насто­я­ще­го изби­е­ния»³⁰. Одна­ко такой сце­ны в рас­ска­зе о штур­ме мулукк­ской цита­де­ли в дей­ст­ви­тель­но­сти нет: мы видим и бой на сте­нах, и смя­те­ние нуми­дий­цев при уда­ре с тыла, и их бег­ство, и рим­лян, иду­щих по телам, но далее Сал­лю­стий обры­ва­ет опи­са­ние — изби­е­ние оса­ждён­ных даже не упо­ми­на­ет­ся, хотя, конеч­но, это умол­ча­ние по прин­ци­пу sa­pien­ti sat. Заод­но лиш­ний раз мы полу­ча­ем под­твер­жде­ние того, что Сал­лю­стий в целом был не скло­нен изо­бра­жать сце­ны жесто­ко­сти³¹.

И всё же есть оно исклю­че­ние сре­ди этих опи­са­ний — взя­тие нуми­дий­ца­ми Ваги (Iug. 67). Прав­да, речь о захва­те горо­да в резуль­та­те не штур­ма, а вос­ста­ния мест­ных жите­лей про­тив заво­е­ва­те­лей. Здесь Сал­лю­стий неожи­дан­но подро­бен в рас­ска­зе имен­но о резне — рим­ляне без­оруж­ны, ворота запер­ты, жен­щи­ны и дети бро­са­ют на них с крыш кам­ни. И хотя побеж­дён­ные ничем не дока­за­ли сво­ей доб­ле­сти³², Сал­лю­стий не без напы­щен­но­сти кон­ста­ти­ру­ет: «Храб­рей­шие не смог­ли дать отпор сла­бей­шим (ne­que a for­tis­su­mis in­fir­mis­su­mo ge­ne­ri re­sis­ti­pos­se)» (67. 2), а затем пишет о при­зы­ве Метел­ла к вои­нам ото­мстить за гар­ни­зон Ваги, pro ci­vi­bus suis, vi­ris for­tis­su­mis at­que mi­ser­ru­mis(68. 3)³³. Удив­лять­ся не при­хо­дит­ся — на сей раз речь идёт о с.145 рим­ля­нах³⁴, а не о ковар­ных нуми­дий­цах, истреб­ле­ние кото­рых даже вопре­ки зако­нам вой­ны автор оправ­ды­ва­ет³⁵ (91. 7 — изби­е­ние сдав­ших­ся без боя жите­лей Кап­сы)³⁶.

Поэто­му вполне логич­но, что сдер­жан­ное изо­бра­же­ние взя­тия горо­дов харак­тер­но для «Югур­тин­ской вой­ны», где такой под­ход, на пер­вый взгляд, менее уме­стен. Иная ситу­а­ция в «Заго­во­ре Кати­ли­ны». Вот как опи­сы­ва­ют­ся пла­ны заго­вор­щи­ков: «И они, по слу­хам, были рас­пре­де­ле­ны так: Ста­ти­лий и Габи­ний с боль­шим отрядом одно­вре­мен­но подо­жгут Город в две­на­дца­ти удоб­ных местах, дабы вызван­ной этим сума­то­хой облег­чить доступ к кон­су­лу и дру­гим людям… Цетег оса­дит две­ри в доме Цице­ро­на и напа­дёт на него с ору­жи­ем в руках; каж­дый убьёт ука­зан­но­го ему чело­ве­ка; сыно­вья, живу­щие в семье, глав­ным обра­зом из зна­ти, убьют сво­их отцов; затем, когда рез­ня и пожа­ры при­ве­дут всех в смя­те­ние, они про­рвут­ся к Кати­лине (ali­us autem ali­um, set fi­lii fa­mi­lia­rum, quo­rum ex no­bi­li­ta­te ma­xu­ma pars erat, pa­ren­tis in­ter­fi­ce­rent)» (Cat. 43. 2). Цезарь при обсуж­де­нии в сена­те уча­сти кати­ли­на­ри­ев так опи­сы­ва­ет бед­ст­вия, сопря­жён­ные со взя­ти­ем Горо­да: преды­ду­щие ора­то­ры, по его сло­вам, «пере­чис­ля­ли ужа­сы вой­ны, выпа­даю­щие на долю побеж­дён­ных: как похи­ща­ют деву­шек и маль­чи­ков, как выры­ва­ют детей из объ­я­тий роди­те­лей, как замуж­ние жен­щи­ны стра­да­ют от про­из­во­ла победи­те­лей, как гра­бят хра­мы и част­ные дома, устра­и­ва­ют рез­ню, под­жо­ги — сло­вом, всюду ору­жие, тру­пы, кровь и слё­зы (cae­dem, in­cen­dia fie­ri, с.146 postre­mo ar­mis, ca­da­ve­ri­bus, cruo­re at­que luc­tu om­nia conple­ri)» (51. 9)³⁷. Одна­ко взвол­но­ван­ны­ми реча­ми сена­то­ров дело не огра­ни­чи­ва­ет­ся — жите­ли Рима ведут себя очень эмо­цио­наль­но, слов­но в Горо­де уже рас­по­ря­жа­ют­ся вра­ги: «Всех неожи­дан­но охва­ти­ла печаль: люди торо­пи­лись, суе­ти­лись, не дове­ря­ли доста­точ­но ни месту, ни чело­ве­ку³⁸ […]; каж­дый изме­рял опас­но­сти сте­пе­нью сво­ей бояз­ни. В довер­ше­ние все­го жен­щи­ны, охва­чен­ные стра­хом перед вой­ной, […] уби­ва­лись, с моль­бой возды­ма­ли руки к небу, сокру­ша­лись о сво­их малень­ких детях […], не рас­счи­ты­ва­ли ни на себя, ни на оте­че­ство (si­bi pat­riae­que dif­fi­de­re)» (31. 1—3)³⁹.

Полу­ча­ет­ся сво­его рода инвер­сия: в «Югур­тин­ской войне», где горо­да берут не раз и не два, а пото­му яркие опи­са­ния как буд­то вполне умест­ны, их почти нет, а в «Заго­во­ре Кати­ли­ны», где с urbs Ro­ma ниче­го не про­ис­хо­дит, их боль­ше, и они куда кра­соч­нее. Объ­яс­нить это мож­но, по-види­мо­му, не толь­ко отсут­ст­ви­ем у Сал­лю­стия сочув­ст­вия к нуми­дий­цам, чьи горо­да обыч­но и берут в «Югур­тин­ской войне», но и тем, что сами подоб­ные опи­са­ния не вызы­ва­ют у Сал­лю­стия сочув­ст­вия ввиду их рито­ри­че­ско­го харак­те­ра — сам он может очень ску­пы­ми штри­ха­ми изо­бра­зить страш­ные сце­ны вой­ны (Iug. 92. 3)⁴⁰. Неда­ром Цезарь опи­сы­ва­ет ужа­сы захва­та Горо­да с нескры­вае­мой иро­ни­ей⁴¹, посколь­ку это все­го лишь игра вооб­ра­же­ния пере­пу­ган­ных сена­то­ров — неопыт­ные заго­вор­щи­ки на прак­ти­ке ока­зы­ва­ют­ся не спо­соб­ны­ми на столь серь­ёз­ные дей­ст­вия, каких от них ожи­да­ют. Поведе­ние столь же пере­пу­ган­ных жите­лей Рима expres­sis ver­bis не оце­ни­ва­ет­ся, но вряд ли Сал­лю­стий одоб­ря­ет то, что они пере­ста­ли наде­ять­ся на оте­че­ство — как пока­за­ли собы­тия, напрас­но. Таким обра­зом писа­тель стре­мит­ся пере­дать стра­хи, царив­шие в Горо­де. И это, по-види­мо­му, один из штри­хов к гран­ди­оз­ной кар­тине с.147 паде­ния нра­вов, кото­рая зани­ма­ет его вооб­ра­же­ние, ибо немыс­ли­мо, чтобы так вели себя доб­лест­ные maio­res⁴². Пото­му-то Сал­лю­стий и взял­ся за перо.

Sal­lust be­lie­ved that the town had a doub­le ro­le. In «Co­niu­ra­tio Ca­ti­li­nae» the as­so­cia­tion in the walls of Ro­me is the fea­tu­re of ci­vi­li­za­tion. Vi­ce ver­sa in «Bel­lum Iugur­thi­num» Per­sians (the an­ces­tors of Nu­mi­dians) re­fu­sed to li­ve in the ci­ty, and this is the evi­den­ce of their spi­ri­tual health. In descrip­tion of the Jugur­thian war ta­king of towns has no exal­ta­tion that is usual for Hel­le­nis­tic li­te­ra­tu­re (with the ex­cep­tion of Va­ga, in which ca­se Ro­mans suf­fer), but we see it in «Co­niu­ra­tio Ca­ti­li­nae» with its ghost of cap­tu­ring of Ro­me by plot­ters.