Еще раз о responsa римских юристов и disputatio fori*

В этой ста­тье рас­смат­ри­ва­ет­ся новая работа Л. Л. Кофа­но­ва, посвя­щен­ная дея­тель­но­сти рим­ских юри­стов в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки¹. По его мне­нию, рес­пуб­ли­кан­ские юри­сты, обла­дав­шие ius pub­li­ce res­pon­den­di, име­ли пра­во давать пуб­лич­ные кон­суль­та­ции и отве­ты наро­ду на сход­ках и сена­ту в курии.

На сход­ках (con­tio­nes) юри­сты с ius pub­li­ce res­pon­den­di высту­па­ли при обсуж­де­нии зако­но­про­ек­тов и вне­се­нии в них попра­вок; в про­цес­сах по уго­лов­ным и государ­ст­вен­ным пре­ступ­ле­ни­ям, про­хо­див­ших в суде народ­но­го собра­ния (iudi­cium po­pu­li); в про­цес­сах по тяж­бам част­ных лиц, раз­би­рав­шим­ся в iudi­cium pri­va­tum (con­tio­nes про­хо­ди­ли в про­ме­жут­ке меж­ду дву­мя ста­ди­я­ми соот­вет­ст­ву­ю­щих про­цес­сов: 1) in iure и 2) in iudi­cio).

Каж­дый раз на трех сход­ках (con­tio­nes), про­хо­див­ших, как пра­ви­ло, на рим­ском фору­ме в пери­од tri­nun­di­num — трех базар­ных дней или «30 закон­ных дней» с.111 (XXX ius­ti dies) — юри­сты-ора­то­ры, кото­рым были адре­со­ва­ны рито­ри­че­ские трак­та­ты Цице­ро­на и Квин­ти­ли­а­на, обсуж­дая свои «отве­ты», всту­па­ли в дис­кус­сии друг с дру­гом (dis­pu­ta­tio fo­ri²), про­из­но­ся перед собрав­шим­ся наро­дом раз­вер­ну­тые речи. В резуль­та­те они дости­га­ли согла­сия, выдви­гая общий «ответ», имев­ший силу зако­на.

В ито­ге, как отме­ча­ет Л. Л. Кофа­нов, «ars bo­ni et aequi рим­ской юрис­пруден­ции и ее спут­ни­ца ars ora­to­ria рож­да­лись и раз­ви­ва­лись не в тиши каби­не­тов и тени­стых аллей неких дале­ких от реаль­ной жиз­ни уче­ных, а в бур­ных обсуж­де­ни­ях рим­ско­го фору­ма» (с. 107).

Ито­го­вый вывод не вызы­ва­ет осо­бых воз­ра­же­ний. Обще­из­вест­но, что рес­пуб­ли­кан­ские юри­сты, а тем более рес­пуб­ли­кан­ские ора­то­ры, при­ни­ма­ли актив­ное уча­стие в обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской жиз­ни и основ­ное вни­ма­ние уде­ля­ли прак­ти­ке, а не тео­рии сво­его «ремес­ла»³. Одна­ко неко­то­рые кон­крет­ные выво­ды и поло­же­ния, из кото­рых скла­ды­ва­ет­ся кон­цеп­ция Л. Л. Кофа­но­ва, не толь­ко внут­ренне про­ти­во­ре­чи­вы сами по себе, но и про­ти­во­ре­чат пред­став­ле­ни­ям, утвер­див­шим­ся в нау­ке в резуль­та­те работы мно­гих поко­ле­ний уче­ных — рома­ни­стов и исто­ри­ков древ­не­го Рима.

Так, напри­мер, насколь­ко мне извест­но, если не все, то почти все иссле­до­ва­те­ли не при­зна­ют суще­ст­во­ва­ние в эпо­ху Рим­ской рес­пуб­ли­ки инсти­ту­та ius pub­li­ce res­pon­den­di, пра­во рим­ских граж­дан вно­сить на народ­ных сход­ках (con­tio­nes) поправ­ки в текст зако­но­про­ек­тов, дис­кус­сии юри­стов на сход­ках для выра­бот­ки согла­со­ван­ных «отве­тов», обсуж­де­ние юри­ста­ми на народ­ных сход­ках судеб­ных казу­сов, свя­зан­ных с тяж­ба­ми част­ных лиц, суще­ст­во­ва­ние осо­бой кате­го­рии юри­стов-ора­то­ров, кото­рым были адре­со­ва­ны рито­ри­че­ские трак­та­ты Цице­ро­на и Квин­ти­ли­а­на.

Конеч­но, целью любо­го иссле­до­ва­ния явля­ет­ся не под­твер­жде­ние уже извест­но­го, а откры­тие ново­го. Одна­ко там, где при­хо­дит­ся идти по сто­пам мно­гих поко­ле­ний иссле­до­ва­те­лей и иметь дело все с теми же самы­ми дав­но извест­ны­ми и изу­чен­ны­ми свиде­тель­ства­ми источ­ни­ков, каж­дый шаг впе­ред дает­ся с гро­мад­ным трудом, каж­дое даже незна­чи­тель­ное откры­тие, чтобы быть при­ня­тым науч­ной обще­ст­вен­но­стью, долж­но прой­ти тща­тель­ную апро­ба­цию. Тем более нуж­да­ет­ся в апро­ба­ции работа, кото­рая, неза­ви­си­мо от воли ее авто­ра, пре­тен­ду­ет на совер­ше­ние рево­лю­ци­он­но­го пере­во­рота в наших пред­став­ле­ни­ях о юрис­пруден­ции рес­пуб­ли­кан­ско­го Рима. Цель этой ста­тьи — про­ве­рить, насколь­ко убеди­тель­но обос­но­ва­ны нова­тор­ские поло­же­ния кон­цеп­ции Л. Л. Кофа­но­ва.

Инсти­тут ius pub­li­ce res­pon­den­di в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки

Сле­ду­ет отме­тить, что в отно­ше­нии это­го инсти­ту­та автор ста­тьи вовсе не пре­тен­ду­ет на роль пер­воот­кры­ва­те­ля. Он неод­но­крат­но ссы­ла­ет­ся на сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, при­зна­вав­ших его суще­ст­во­ва­ние. Раз­бе­рем эти ссыл­ки.

По мне­нию Л. Л. Кофа­но­ва, «ино­гда текст Пом­по­ния оши­боч­но пони­ма­ет­ся в том смыс­ле, что систе­ма ius res­pon­den­di была введе­на толь­ко Авгу­стом, одна­ко с.112 более вер­ным пред­став­ля­ет­ся тра­ди­ци­он­ный ком­мен­та­рий к это­му тек­сту Ф. Шуль­ца, соглас­но кото­ро­му Август сво­ей auc­to­ri­tas стре­мил­ся лишь укре­пить “древ­ний обы­чай res­pon­sa”, поэто­му юри­сты, не полу­чив­шие auc­to­ri­tas prin­ci­pis, “мог­ли про­дол­жать давать res­pon­sa в рес­пуб­ли­кан­ском сти­ле, из prop­ria et pri­va­ta auc­to­ri­ta­te, ведь ius res­pon­den­di суще­ст­во­ва­ло не менее, чем само пра­во дышать”» (с. 88).

Даже из самой этой цита­ты хоро­шо вид­но, что Л. Л. Кофа­нов невер­но понял мне­ние Ф. Шуль­ца. Если, начи­ная с Авгу­ста, отдель­ные юри­сты полу­чи­ли пра­во давать свои отве­ты ex auc­to­ri­ta­te prin­ci­pis, т. е. от име­ни прин­цеп­са, то в соот­вет­ст­вии с «рес­пуб­ли­кан­ским сти­лем» отве­ты дава­лись ex prop­ria et pri­va­ta auc­to­ri­ta­te, т. е. от име­ни самих юри­стов. Это озна­ча­ет, что они не были упол­но­мо­че­ны каким-либо офи­ци­аль­ным лицом или орга­ном вла­сти на пре­до­став­ле­ние сво­их отве­тов. Глав­ная мысль Ф. Шуль­ца заклю­ча­ет­ся в том, что инсти­тут ius pub­li­ce res­pon­den­di не суще­ст­во­вал и в эпо­ху Импе­рии, посколь­ку и при Авгу­сте и после него никем не упол­но­мо­чен­ные юри­сты мог­ли по-преж­не­му сво­бод­но давать свои отве­ты⁴.

Этот вывод Ф. Шульц осо­бо выде­ля­ет с помо­щью яркой мета­фо­ры: «ius res­pon­den­di суще­ст­во­ва­ло не более (кур­сив мой. — A. C.), чем пра­во дышать (A ius res­pon­den­di exis­ted no mo­re, than a right to brea­the)»⁵. В италь­ян­ском пере­во­де англий­ско­го тек­ста, кото­рым поль­зо­вал­ся Л. Л. Кофа­нов, этот вывод сфор­му­ли­ро­ван несколь­ко ина­че: «Un ius res­pon­den­di esis­te­va tan­to po­co quan­to il di­rit­to di res­pi­ra­re»⁶. В пере­во­де на рус­ский: «ius res­pon­den­di суще­ст­во­ва­ло в столь же малой мере (кур­сив мой. — А. С.), сколь и пра­во дышать». Пере­вод Л. Л. Кофа­но­ва — «не менее, чем пра­во дышать» — явля­ет­ся невер­ным. Этот пере­вод пред­став­ля­ет­ся мне и при­чи­ной и след­ст­ви­ем невер­но­го пони­ма­ния тек­ста Ф. Шуль­ца.

Ссы­ла­ясь на работы А. Скьяа­воне и А. Пет­руч­чи, Л. Л. Кофа­нов кон­ста­ти­ру­ет, что «нача­ло свет­ской ius pub­li­ce res­pon­den­di⁷ обыч­но отно­сят к середине II в. до н. э.» (с. 88 и прим. 11). Одна­ко у А. Скьяа­воне вооб­ще не упо­ми­на­ет­ся ius pub­li­ce res­pon­den­di⁸, А. Пет­руч­чи же в ука­зан­ном месте кон­ста­ти­ру­ет появ­ле­ние в середине II в. до н. э. свет­ской юрис­пруден­ции⁹, а стра­ни­цей ранее отме­ча­ет, ссы­ла­ясь на Пом­по­ния, что при Рес­пуб­ли­ке ius pub­li­ce res­pon­den­di не было¹⁰.

Дока­за­тель­ства суще­ст­во­ва­ния в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки ius pub­li­ce res­pon­den­di Л. Л. Кофа­нов нахо­дит так­же у Цице­ро­на, у кото­ро­го обна­ру­жи­ва­ет тех­ни­че­ский тер­мин ius res­pon­den­dum, пред­став­ляв­ший собой «обыч­ное обо­зна­че­ние прак­ти­ки юри­стов и жре­цов давать отве­ты» (с. 88). В при­ме­ча­нии он при­во­дит цита­ту из трак­та­та «О зако­нах» и дает соб­ст­вен­ный пере­вод это­го фраг­мен­та: Cic. De leg. I. 12: …id po­pu­lo nostro pro­ba­ri, si te ad ius res­pon­den­dum de­dis­ses — «…наш народ с.113 одоб­рил бы тебя, если бы ты обра­тил­ся к пра­ву давать отве­ты» (с. 88, прим. 12; ср. с. 90, прим. 24). Одна­ко такой пере­вод герун­див­но­го обо­рота ad ius res­pon­den­dum грам­ма­ти­че­ски невоз­мо­жен. Вер­ный пере­вод: «…наш народ одоб­рил бы тебя, если бы ты обра­тил­ся к пре­до­став­ле­нию отве­тов на вопро­сы пра­ва»¹¹.

По мне­нию Л. Л. Кофа­но­ва, «этот тех­ни­че­ский тер­мин (т. е. ius res­pon­den­dum. — A. С.) Цице­рон исполь­зу­ет для обо­зна­че­ния осо­бой вла­сти жре­цов давать отве­ты в обла­сти пра­ва» (с. 88 сл.). В дока­за­тель­ство иссле­до­ва­тель при­во­дит соб­ст­вен­ный ори­ги­наль­ный пере­вод соот­вет­ст­ву­ю­ще­го свиде­тель­ства: «Мно­гие жре­цы всех божеств и осо­бые жре­цы отдель­ных божеств поль­зу­ют­ся вла­стью давать отве­ты пра­ва и тво­рят обряды»¹² (с. 89, прим. 13). Инте­рес­но, что в сво­ей послед­ней моно­гра­фии Л. Л. Кофа­нов дает дру­гой пере­вод того же само­го места, при­над­ле­жа­щий В. О. Горен­штей­ну, более точ­ный, но менее выра­зи­тель­ный: «Мно­гие жре­цы всех богов и осо­бые жре­цы отдель­ных богов ста­ра­тель­но дают отве­ты по вопро­сам пра­ва и совер­ша­ют обряды»¹³. В этом вари­ан­те речь идет об усто­яв­шей­ся прак­ти­ке, но никак не об осо­бой вла­сти давать отве­ты.

Таким обра­зом, в обо­их слу­ча­ях исполь­зо­ва­ния Цице­ро­ном сло­во­со­че­та­ния ius res­pon­den­dum, речь идет не об отдель­ном пра­во­мо­чии юри­стов или жре­цов «давать отве­ты», а о пра­ве в целом. То же самое отно­сит­ся и к осталь­ным слу­ча­ям, где Цице­рон употреб­ля­ет сло­во­со­че­та­ние ius res­pon­den­dum¹⁴.

Для обос­но­ва­ния сво­их воль­ных пере­во­дов Л. Л. Кофа­нов при­во­дит допол­ни­тель­ные аргу­мен­ты. Он отме­ча­ет, что «цице­ро­нов­ское выра­же­ние ius res­pon­de­re не совсем рав­но­знач­но ius res­pon­den­di Пом­по­ния, дослов­но оно озна­ча­ет “давать ответ пра­ва”…» (с. 88, прим. 12). «Впро­чем, — про­дол­жа­ет он, — в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии неред­ко оба эти выра­же­ния вос­при­ни­ма­ют­ся как сино­ни­мы (см. Tuo­ri 2004, 303; Pli­secka 2009, 384)» (там же).

В ста­тьях Туо­ри и Пли­сец­кой упо­ми­на­ет­ся кон­цеп­ция Р. Хель­си­га, пытав­ше­го­ся под­твер­дить кон­крет­ны­ми при­ме­ра­ми суще­ст­во­ва­ние инсти­ту­та ius pub­li­ce res­pon­den­di ex auc­to­ri­ta­te prin­ci­pis¹⁵. Рас­смот­рев три име­ю­щих­ся свиде­тель­ства о трех юри­стах эпо­хи Прин­ци­па­та, каж­дый из кото­рых ius ci­vi­le pub­li­ce res­pon­de­bat, он при­шел к выво­ду, что ius pub­li­ce res­pon­de­re в этих слу­ча­ях (кур­сив мой. — A. C.) рав­но­знач­но ius pub­li­ce res­pon­den­di. Одна­ко ни Туо­ри, ни Пли­сец­ка с ним не согла­си­лись¹⁶. Оста­ет­ся толь­ко гадать, поче­му на осно­ва­нии этих работ мож­но вос­при­ни­мать как сино­ни­мы ad ius res­pon­den­dum или ius res­pon­de­re, с одной сто­ро­ны, и ius res­pon­den­di — с дру­гой¹⁷.

Таким обра­зом, мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что в сочи­не­ни­ях Цице­ро­на име­ет­ся несколь­ко свиде­тельств о res­pon­sa рес­пуб­ли­кан­ских юри­стов, но нет ни одно­го даже кос­вен­но­го ука­за­ния на суще­ст­во­ва­ние инсти­ту­та ius pub­li­ce res­pon­den­di в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки.

с.114 Точ­но так же вряд ли мож­но рас­смат­ри­вать ука­за­ние Пом­по­ния (D. 1. 2. 2. 35) о Тибе­рии Корун­ка­нии, кото­рый пер­вым начал pub­li­ce pro­fi­te­ri (res­pon­de­re), как свиде­тель­ство о появ­ле­нии инсти­ту­та ius pub­li­ce res­pon­den­di¹⁸. Pub­li­ce может озна­чать как «от име­ни», или «с осо­бо­го раз­ре­ше­ния», государ­ства (или наро­да), так и «пуб­лич­но, все­на­род­но, все­му наро­ду (po­pu­lo)»¹⁹. Уже из само­го тек­ста Пом­по­ния явст­ву­ет, что име­ет­ся в виду вто­рое зна­че­ние: «И при­том из всех, кому дове­лось овла­деть этой нау­кой, никто до Тибе­рия Корун­ка­ния не зани­мал­ся пре­по­да­ва­ни­ем пуб­лич­но. Напро­тив, до него дру­гие были склон­ны даже дер­жать цивиль­ное пра­во в тайне и сооб­ща­ли, что они ско­рее зани­ма­ют­ся толь­ко с теми, кто обра­ща­ет­ся за сове­том, чем с желаю­щи­ми учить­ся»²⁰. Кро­ме того, Тибе­рий Корун­ка­ний пре­до­став­лял свои отве­ты в каче­стве пон­ти­фи­ка и уже в силу это­го не нуж­дал­ся в чьей-либо санк­ции.

Не уди­ви­тель­но, что боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей трак­ту­ют сло­во­со­че­та­ние pub­li­ce pro­fi­te­ri как свиде­тель­ство того, что Тибе­рий Корун­ка­ний давал свои отве­ты пуб­лич­но, т. е. откры­то, в при­сут­ст­вии всех желаю­щих постиг­нуть scien­tia iuris²¹.

Чтобы понять, поче­му суще­ст­во­ва­ние инсти­ту­та ius pub­li­ce res­pon­den­di в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки не полу­чи­ло при­зна­ния у иссле­до­ва­те­лей, доста­точ­но вни­ма­тель­но про­чи­тать текст Пом­по­ния: «И, как мы мимо­хо­дом заме­тим, до вре­мен Авгу­ста пра­во пуб­лич­но давать отве­ты не пре­до­став­ля­лось прин­цеп­са­ми, но те, кто был уве­рен в сво­их зна­ни­ях, дава­ли отве­ты тем, кто спра­ши­вал сове­та… Впер­вые боже­ст­вен­ный Август для воз­вы­ше­ния авто­ри­те­та пра­ва уста­но­вил, чтобы они дава­ли отве­ты на осно­ва­нии его (Авгу­ста) авто­ри­те­та, с того вре­ме­ни и ста­ли домо­гать­ся это­го как при­ви­ле­гии»²². В изда­нии рус­ско­го пере­во­да Дигест Юсти­ни­а­на Л. Л. Кофа­нов при­вел этот фраг­мент в пере­во­де И. С. Пере­тер­ско­го²³ с сохра­не­ни­ем допу­щен­ных пере­вод­чи­ком оши­бок. В част­но­сти выра­же­ние «qui fi­du­ciam stu­dio­rum suo­rum ha­be­bant» Пере­тер­ский пере­вел как «те, кто вну­шал дове­рие сво­и­ми зна­ни­я­ми». Сле­до­ва­ние неточ­но­му пере­во­ду спо­соб­ст­во­ва­ло невер­но­му пони­ма­нию смыс­ла все­го фраг­мен­та. Вер­ный пере­вод не дает ни малей­ших осно­ва­ний пред­по­ла­гать, что в тек­сте Пом­по­ния име­ет­ся хотя бы кос­вен­ное ука­за­ние на суще­ст­во­ва­ние инсти­ту­та ius pub­li­ce res­pon­den­di в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки.

с.115

Dis­pu­ta­tio fo­ri

По мне­нию Л. Л. Кофа­но­ва, рес­пуб­ли­кан­ские юри­сты, обла­дав­шие ius pub­li­ce profìten­di (или ius pub­li­ce res­pon­den­di), дава­ли пуб­лич­ные кон­суль­та­ции и отве­ты наро­ду на сход­ках и сена­ту в курии, кото­рые в слу­чае согла­сия всех юри­стов име­ли силу зако­на (с. 89 сл.)²⁴. В дока­за­тель­ство пер­во­го тези­са он сно­ва ссы­ла­ет­ся на Пом­по­ния, отме­тив­ше­го, что посколь­ку тол­ко­ва­ние зако­нов нуж­да­ет­ся в авто­ри­те­те муд­ре­цов, после изда­ния зако­нов XII таб­лиц ста­ло необ­хо­ди­мым dis­pu­ta­tio fo­ri²⁵ (с. 91).

Это сло­во­со­че­та­ние мож­но пере­ве­сти и как «обсуж­де­ние на (рим­ском) фору­ме», и как «обсуж­де­ние в суде». Почти все иссле­до­ва­те­ли пред­по­чи­та­ют вто­рой вари­ант. Он фигу­ри­ру­ет в латин­ско-рус­ских сло­ва­рях к источ­ни­кам рим­ско­го пра­ва²⁶, в учеб­ни­ках²⁷ и даже в пере­во­де это­го места у Пом­по­ния, при­над­ле­жа­щем И. С. Пере­тер­ско­му²⁸ и при­ня­том Л. Л. Кофа­но­вым в выпол­нен­ном под его руко­вод­ст­вом пол­ном пере­во­де Дигест Юсти­ни­а­на²⁹.

По мне­нию Л. Л. Кофа­но­ва (с. 91, прим. 28), пере­вод dis­pu­ta­tio fo­ri как «обсуж­де­ние на Фору­ме» — dis­cus­sio­ne del fo­ro — дает­ся в рабо­те А. Пет­руч­чи³⁰. Одна­ко здесь явное недо­ра­зу­ме­ние. Сло­во fo­ro мож­но пере­ве­сти и как «форум», и как «суд». Пет­руч­чи несо­мнен­но име­ет в виду вто­рое зна­че­ние, посколь­ку когда сло­во «fo­ro» обо­зна­ча­ет рим­ский форум, у италь­ян­цев при­ня­то писать его с заглав­ной бук­вы.

Мне уда­лось най­ти толь­ко одно­го иссле­до­ва­те­ля, кото­рый пере­вел dis­pu­ta­tio fo­ri как «обсуж­де­ние на фору­ме» и интер­пре­ти­ро­вал его при­мер­но в том же самом духе, что и Л. Л. Кофа­нов³¹. Одна­ко он не при­вел ни одно­го кон­крет­но­го аргу­мен­та в поль­зу сво­ей интер­пре­та­ции, огра­ни­чив­шись одни­ми лишь общи­ми фра­за­ми.

Меж­ду тем такая трак­тов­ка вызы­ва­ет вопро­сы, на кото­рые не так лег­ко най­ти ответ. Как ука­зал Пом­по­ний, пер­вым, кто пре­по­да­вал пра­во, давая свои «отве­ты» pub­li­ce, был Тибе­рий Корун­ка­ний (D. 1. 2. 2. 35 и 38)³². Но если сле­до­вать трак­тов­ке Л. Л. Кофа­но­ва, то и дру­гие пон­ти­фи­ки, кото­рые в V—IV вв. до н. э. дава­ли с.116 свои «отве­ты» и обсуж­да­ли их на рим­ском фору­ме на гла­зах у все­го наро­да, так­же дава­ли свои отве­ты pub­li­ce³³.

Если при­нять во вни­ма­ние все выше­ска­зан­ное, не уди­ви­тель­но, что обсуж­де­ния и дис­кус­сии рим­ских юри­стов в совре­мен­ной нау­ке, как пра­ви­ло, рас­смат­ри­ва­ют­ся либо как чисто науч­ные спо­ры, либо как столк­но­ве­ния в ходе судеб­ных раз­би­ра­тельств про­ти­во­по­лож­ных мне­ний, выска­зан­ных в res­pon­sa веду­щих юри­стов³⁴.

Раз­бе­рем теперь кон­крет­ные свиде­тель­ства источ­ни­ков, кото­рые при­вле­ка­ет Л. Л. Кофа­нов в дока­за­тель­ство актив­ных выступ­ле­ний юри­стов в сена­те и на народ­ных сход­ках. Рас­ска­зав чита­те­лям о том, что пред­став­ля­ли собой народ­ные сход­ки (con­tio­nes), Л. Л. Кофа­нов отме­ча­ет, что на них неред­ко высту­па­ли выдаю­щи­е­ся государ­ст­вен­ные дея­те­ли, кото­рым ино­гда при­хо­ди­лось давать отве­ты (res­pon­sa) на инте­ре­су­ю­щие граж­дан вопро­сы (с. 97—99). Далее он кон­ста­ти­ру­ет: «Несо­мнен­но, такие res­pon­sa наро­ду и сена­ту дава­ли не толь­ко авто­ри­тет­ные поли­ти­че­ские лиде­ры рим­ско­го государ­ства… но и преж­де все­го авто­ри­тет­ные экс­пер­ты в обла­сти пра­ва, т. е. iuris con­sul­ti, неред­ко являв­ши­е­ся част­ны­ми лица­ми» (с. 100). В дока­за­тель­ство при­во­дят­ся два свиде­тель­ства Цице­ро­на, на кото­рых сто­ит оста­но­вить­ся подроб­нее.

«Цице­рон пря­мо ука­зы­ва­ет, что в Риме все­гда были выдаю­щи­е­ся мужи, кото­рые объ­яс­ня­ли пра­во наро­ду и дава­ли ему отве­ты (in­terpre­ta­ri po­pu­lo et res­pon­si­ta­re), и что обя­зан­ность тех, к кому обра­ща­ют­ся за сове­том, наро­ду необ­хо­ди­ма и полез­на» (с. 100, со ссыл­кой на Cic. De leg. I. 14). Л. Л. Кофа­нов уве­рен, что здесь речь идет о юри­стах, высту­пав­ших на народ­ных сход­ках. Чтобы понять, так ли это, сле­ду­ет рас­смот­реть дан­ное свиде­тель­ство цели­ком и при­том в кон­тек­сте.

В самом нача­ле трак­та­та собе­сед­ни­ки Цице­ро­на рас­суж­да­ют о том, чем бы ему сто­и­ло занять­ся на досу­ге. Он пере­во­дит раз­го­вор на дру­гую тему: чем сто­ит зани­мать­ся, уда­лив­шись по воз­рас­ту от государ­ст­вен­ных дел. «Я, сле­дуя заве­там отцов, — заяв­ля­ет он, — не скло­нен отка­зы­вать­ся от того, чтобы сидя в сво­ем крес­ле давать сове­ты по вопро­сам пра­ва и нести лест­ные и почет­ные обя­зан­но­сти весь­ма дея­тель­ной ста­ро­сти»³⁵ (здесь и далее пер. В. О. Горен­штей­на с незна­чи­тель­ны­ми изме­не­ни­я­ми). Один из собе­сед­ни­ков под­дер­жи­ва­ет Цице­ро­на: «Я… пола­гал, что наш народ одоб­рил бы тебя, если бы ты обра­тил­ся к пре­до­став­ле­нию отве­тов по вопро­сам пра­ва»³⁶. Уже из это­го обме­на репли­ка­ми ясно, что для Цице­ро­на и его собе­сед­ни­ков обра­ще­ние к пре­до­став­ле­нию отве­тов (res­pon­sa) по вопро­сам пра­ва свя­за­но не с бур­ны­ми дис­кус­си­я­ми на фору­ме, а с отка­зом от актив­но­го уча­стия в обще­ст­вен­ной жиз­ни, с удоб­ным креслом, сидя в кото­ром, почтен­ный ста­рец дает отве­ты посе­ти­те­лям³⁷.

с.117 Когда дру­гой собе­сед­ник пред­ла­га­ет Цице­ро­ну как зна­то­ку пра­ва напи­сать о нем уче­ный трак­тат (De leg. I. 13), тот отка­зы­ва­ет­ся, обос­но­вы­вая это сле­дую­щим обра­зом:

В нашем государ­стве, мне дума­ет­ся, были выдаю­щи­е­ся мужи, имев­шие обык­но­ве­ние разъ­яс­нять это пра­во наро­ду и давать сове­ты по судеб­ным вопро­сам, но они, объ­явив сво­им заня­ти­ем важ­ные дела, зани­ма­лись мело­ча­ми. И в самом деле, что столь важ­но, как пра­во граж­дан­ской общи­ны? И в то же вре­мя что столь незна­чи­тель­но, как эта услу­га людей, к кото­рым обра­ща­ют­ся за сове­том? Впро­чем, их дея­тель­ность [наро­ду] необ­хо­ди­ма, и я, пра­во, не думаю, чтобы люди, глав­ные в пре­до­став­ле­нии этой услу­ги, не были све­ду­щи во всем пра­ве в целом, но этим так назы­вае­мым граж­дан­ским пра­вом они зани­ма­лись толь­ко в такой мере, в какой хоте­ли быть полез­ны­ми наро­ду. Ведь это пра­во при зна­ком­стве с ним кажет­ся незна­чи­тель­ным, а при исполь­зо­ва­нии в жиз­ни — необ­хо­ди­мым. Итак, к чему ты при­зы­ва­ешь меня или к чему скло­ня­ешь? Кни­жеч­ки сочи­нять о пра­ве, свя­зан­ном с дож­де­вы­ми кап­ля­ми и общи­ми сте­на­ми? Или состав­лять фор­му­лы сти­пу­ля­ций и судеб­ных инструк­ций? Это все уже и ста­ра­тель­но напи­са­но мно­ги­ми, и незна­чи­тель­нее, чем то, чего, по мое­му мне­нию, ожи­да­ют от нас³⁸.

Итак, по мне­нию Цице­ро­на, пра­во как тако­вое, если поль­зо­вать­ся совре­мен­ны­ми поня­ти­я­ми, — очень важ­ный и почтен­ный обще­ст­вен­ный инсти­тут, но юри­сты, зани­маю­щи­е­ся граж­дан­ским пра­вом (ius ci­vi­le), погряз­ли в мело­чах, они слу­жат делу необ­хо­ди­мо­му и полез­но­му для сограж­дан, но вме­сте с тем слиш­ком незна­чи­тель­но­му. Чело­век, стре­мя­щий­ся к вели­ким свер­ше­ни­ям, не дол­жен зани­мать­ся пра­вом³⁹. И этот ответ и пред­ше­ст­ву­ю­щий обмен репли­ка­ми остав­ля­ют впе­чат­ле­ние, что заня­тие пра­вом боль­ше под­хо­дит людям, пред­по­чи­таю­щим тихую заводь — бур­но­му морю⁴⁰. На мой взгляд, дан­ное свиде­тель­ство вряд ли мож­но исполь­зо­вать как дока­за­тель­ство того, что рес­пуб­ли­кан­ские юри­сты были завсе­гда­та­я­ми народ­ных схо­док.

Воз­ни­ка­ет вопрос, как в таком слу­чае пони­мать сло­ва Цице­ро­на о юри­стах, кото­рые разъ­яс­ня­ют пра­во наро­ду (кур­сив мой. — A. C.) и дают ему сове­ты по судеб­ным вопро­сам. Для отве­та на него сле­ду­ет обра­тить­ся ко вто­ро­му свиде­тель­ству Цице­ро­на, кото­рое при­во­дит Л. Л. Кофа­нов:

с.118 Эти­ми авто­ри­тет­ны­ми юри­ста­ми⁴¹ в III—II вв. до н. э. были, как извест­но, пред­ста­ви­те­ли пон­ти­фи­каль­ной юрис­пруден­ции, о кото­рых Цице­рон пишет сле­дую­щее: «И ста­рый Пуб­лий Красс, и Тибе­рий Корун­ка­ний, и пра­дед мое­го зятя, разум­ней­ший Сци­пи­он⁴², все эти вели­кие пон­ти­фи­ки отли­ча­лись такой муд­ро­стью, что к ним обра­ща­лись за сове­та­ми по всем рели­ги­оз­ным и мир­ским делам. Они и в сена­те, и на народ­ных сход­ках, и в судеб­ных делах сво­их дру­зей… пре­до­став­ля­ли свои сове­ты и свою чест­ность. А Мар­ку Като­ну… раз­ве зна­ние пра­ва меша­ло высту­пать с судеб­ны­ми реча­ми? Или из-за ора­тор­ских спо­соб­но­стей он раз­ве пре­не­бре­гал нау­кой пра­ва?… На сход­ках наро­да он был силь­ней­шим…» (с. 100, со ссыл­кой на Cic. De or. III. 134).

Для пра­виль­но­го пони­ма­ния смыс­ла это­го свиде­тель­ства его так­же сле­ду­ет рас­смот­реть цели­ком и в кон­тек­сте. В дан­ном слу­чае собе­сед­ни­ки обсуж­да­ют вопрос о том, необ­хо­ди­мо ли и воз­мож­но ли ора­то­ру сво­бод­но ори­ен­ти­ро­вать­ся во всех обла­стях зна­ния. Красс при­во­дит в при­мер рим­ских муд­ре­цов из недав­не­го про­шло­го⁴³, кото­рые мог­ли оди­на­ко­во глу­бо­ко судить о любом пред­ме­те: «Да и наши сооте­че­ст­вен­ни­ки, желав­шие про­сла­вить­ся муд­ро­стью, все­гда стре­ми­лись пол­но­стью охва­тить все, что мож­но было изу­чить в нашем оте­че­стве. Об этом я часто слы­шал от отца и от сво­его тестя. Они вспо­ми­на­ли Секс­та Элия, а вот Мания Мани­лия мы виде­ли и сами: он ходил взад и впе­ред по фору­му, и вид­но было, что дела­ет он это затем, чтобы давать всем сограж­да­нам воз­мож­ность полу­чить совет»⁴⁴.

Итак, Маний Мани­лий дей­ст­во­вал таким обра­зом, чтобы любой из его сограж­дан имел воз­мож­ность обра­тить­ся к нему за сове­та­ми и разъ­яс­не­ни­я­ми. Пре­до­став­ле­ние сове­тов и разъ­яс­не­ний в фор­ме res­pon­sa не толь­ко сво­им дру­зьям и кли­ен­там, но любо­му из сограж­дан было харак­тер­но и для дру­гих рим­ских юри­стов в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки. Об этом пря­мо сооб­ща­ет Цице­рон в сво­ей речи «В защи­ту Муре­ны». Харак­те­ри­зуя совре­мен­ную юрис­пруден­цию, он заяв­ля­ет: «кон­суль­ско­го блес­ка в этой вашей нау­ке нико­гда не было — да и как же быть ему там, где все осно­ва­но на пред­по­ло­же­ни­ях и фик­ци­ях? — рож­даю­щей же бла­го­дар­ность поль­зы и подав­но: не могу же я чув­ст­во­вать бла­го­дар­ность к тому, кто досту­пен всем и помо­га­ет мое­му про­тив­ни­ку так же как и мне» (пер. Ф. Ф. Зелин­ско­го)⁴⁵.

Посколь­ку юри­сты были доступ­ны всем сограж­да­нам, любой из кото­рых мог обра­тить­ся к юри­сту и полу­чить его «ответ», Цице­рон с пол­ным осно­ва­ни­ем утвер­ждал, что они разъ­яс­ня­ют пра­во наро­ду и дают ему сове­ты по судеб­ным делам⁴⁶.

Завер­шив это отступ­ле­ние, вер­нем­ся к тек­сту наше­го свиде­тель­ства:

И к ним обра­ща­лись за сове­та­ми — и когда они так про­ха­жи­ва­лись, и когда они поси­жи­ва­ли в крес­лах у себя дома, — а вопро­сы были не толь­ко по граж­дан­ско­му пра­ву, но и о выда­че доче­ри замуж, о покуп­ке поля, об обра­бот­ке зем­ли, сло­вом, обо всех люд­ских делах с.119 и обя­зан­но­стях. И ста­рый Пуб­лий Красс, и Тибе­рий Корун­ка­ний, и пра­дед мое­го зятя, разум­ней­ший Сци­пи­он, все эти вели­кие пон­ти­фи­ки отли­ча­лись такой муд­ро­стью, что к ним обра­ща­лись за сове­та­ми по всем рели­ги­оз­ным и мир­ским делам. Они и в сена­те, и перед наро­дом, и в тяж­бах сво­их дру­зей и во вре­мя мира, и на войне пре­до­став­ля­ли свои сове­ты и свою чест­ность. А чего, в самом деле, недо­ста­ва­ло Мар­ку Като­ну, кро­ме нынеш­не­го и заем­но­го лос­ка обра­зо­ван­но­сти, раз­ве зна­ние граж­дан­ско­го пра­ва меша­ло ему высту­пать с судеб­ны­ми реча­ми? Или из-за ора­тор­ских спо­соб­но­стей он раз­ве пре­не­бре­гал нау­кой пра­ва? И в той, и в дру­гой обла­сти он работал с усер­ди­ем и успе­хом. Раз­ве вли­я­ние, кото­рое он при­об­рел, ведя част­ные дела, отвле­ка­ло его от дел государ­ст­вен­ных? Нет: он был твер­же всех перед наро­дом, луч­шим из сена­то­ров и несо­мнен­но — самым луч­шим пол­ко­вод­цем⁴⁷.

Из пол­но­го тек­ста явст­ву­ет, что в дан­ном слу­чае речь идет не столь­ко о юри­стах, сколь­ко о людях, оди­на­ко­во сво­бод­но раз­би­раю­щих­ся во всех обла­стях зна­ний и во всех заня­ти­ях⁴⁸. Эти люди, явля­ясь не толь­ко юри­ста­ми, но так­же авто­ри­тет­ны­ми государ­ст­вен­ны­ми дея­те­ля­ми, ора­то­ра­ми, пол­ко­во­д­ца­ми, мог­ли и долж­ны были высту­пать в сена­те и на народ­ных сход­ках по самым раз­ным вопро­сам, вовсе не обя­за­тель­но свя­зан­ным с част­ным или пуб­лич­ным пра­вом. Из того, что Катон Цен­зор посто­ян­но высту­пал в сена­те и на народ­ных сход­ках, не сле­ду­ет, что такие выступ­ле­ния были непре­мен­но посвя­ще­ны пра­ву⁴⁹. И любой сена­тор-юрист, высту­пая в сена­те или на народ­ной сход­ке, вовсе не обя­за­тель­но обсуж­дал в сво­их речах вопро­сы пра­ва.

Инте­рес­но так­же, что гово­ря о res­pon­sa Мания Мани­лия и юри­стов-пон­ти­фи­ков, Красс упо­ми­на­ет толь­ко те, кото­рые дава­лись юри­ста­ми дома⁵⁰ или во вре­мя про­гу­лок по рим­ско­му фору­му. По всей види­мо­сти, юри­сты, высту­пав­шие на народ­ных сход­ках, не дава­ли или очень ред­ко дава­ли там «отве­ты» по вопро­сам част­но­го пра­ва. Да и какой инте­рес для собрав­шей­ся на сход­ку тол­пы мог­ли пред­став­лять вопро­сы, свя­зан­ные с чьей-то тяж­бой?

В каче­стве при­ме­ра дис­кус­сий юри­стов на народ­ных сход­ках раз­би­ра­ет­ся эпи­зод, опи­сан­ный Авлом Гел­ли­ем (XIII. 13. 1—6), одним из его непо­сред­ст­вен­ных участ­ни­ков (с. 102). Я не ста­ну поле­ми­зи­ро­вать с весь­ма спор­ной, на мой взгляд, трак­тов­кой Л. Л. Кофа­но­вым это­го эпи­зо­да, посколь­ку даже из нее опре­де­лен­но сле­ду­ет, что он не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к народ­ным сход­кам на рим­ском фору­ме, и, напро­тив, совер­шен­но не ясно, какое отно­ше­ние он име­ет к дея­тель­но­сти рес­пуб­ли­кан­ских (кур­сив мой. — A. C.) юри­стов.

с.120 В заклю­че­ние сво­ей ста­тьи Л. Л. Кофа­нов, ссы­ла­ясь на Цице­ро­на (De dom. 39), кон­ста­ти­ру­ет: «…рим­ский народ изу­чал пра­во “муд­ре­цов” не по кни­гам, а из их “отве­тов, кото­рые часто дава­лись на народ­ных сход­ках”» (с. 107). Чтобы убедить­ся, что здесь сно­ва явное недо­ра­зу­ме­ние, доста­точ­но рас­смот­реть эту цита­ту цели­ком: «Теперь обра­ща­юсь к авгу­рам, в чьи кни­ги, коль ско­ро неко­то­рые из них хра­нят­ся в тайне, вник­нуть я не ста­ра­юсь; я не ста­ну любо­пыт­ст­во­вать насчет авгур­ско­го пра­ва; то, чему я научил­ся вме­сте с наро­дом, те отве­ты, кото­рые они часто дава­ли на народ­ных сход­ках, я знаю»⁵¹. Таким обра­зом, речь здесь идет не о юри­стах в целом, а о жре­цах-зна­то­ках авгур­ско­го пра­ва. Им при­хо­ди­лось часто высту­пать в сена­те и на народ­ных сход­ках с истол­ко­ва­ни­ем ауспи­ций и боже­ст­вен­ных зна­ме­ний, посколь­ку пра­виль­ное пони­ма­ние воли богов помо­га­ло, как счи­та­ли рим­ляне, сохра­нять мир с ними (pax deo­rum). Разу­ме­ет­ся, на осно­ва­нии это­го свиде­тель­ства нель­зя сде­лать вывод, что все рим­ские юри­сты посто­ян­но высту­па­ли на народ­ных сход­ках и обсуж­да­ли там свои res­pon­sa.

Юри­сты-ора­то­ры как адре­са­ты рито­ри­че­ских трак­та­тов Цице­ро­на и Квин­ти­ли­а­на

Л. Л. Кофа­нов стре­мит­ся при­влечь для дока­за­тель­ства сво­ей кон­цеп­ции рито­ри­че­ские трак­та­ты Цице­ро­на и Квин­ти­ли­а­на, в кото­рых, по его мне­нию, «мож­но най­ти наи­бо­лее инте­рес­ные сведе­ния о харак­те­ре и осо­бен­но­стях рим­ско­го судеб­но­го про­цес­са, о роли в нем рим­ских юри­стов и судеб­ных ора­то­ров» (с. 104 сл.). Одна­ко, когда он пере­хо­дит непо­сред­ст­вен­но к ана­ли­зу рито­ри­че­ских трак­та­тов, ора­то­ры куда-то исче­за­ют, а вза­мен них появ­ля­ют­ся юри­сты-ора­то­ры (ни в источ­ни­ках, ни в науч­ной лите­ра­ту­ре это сло­во­со­че­та­ние мне нико­гда не встре­ча­лось), либо про­сто юри­сты. Скла­ды­ва­ет­ся даже впе­чат­ле­ние, что имен­но юри­стам, а не ора­то­рам адре­со­ва­ли свои трак­та­ты по ора­тор­ско­му искус­ству Цице­рон и Квин­ти­ли­ан.

В трак­тов­ке Л. Л. Кофа­но­вым свиде­тельств этих авто­ров про­яв­ля­ет­ся невни­ма­тель­ное отно­ше­ние иссле­до­ва­те­ля к сво­им источ­ни­кам. В тек­сте ста­тьи автор утвер­жда­ет одно, а в снос­ках, где в дока­за­тель­ство этих утвер­жде­ний при­во­дят­ся длин­ные цита­ты из источ­ни­ков, мы видим дру­гое.

Напри­мер, извест­ное выступ­ле­ние в диа­ло­ге «Об ора­то­ре» (III. 122—123) зна­ме­ни­то­го рим­ско­го ора­то­ра Луция Лици­ния Крас­са⁵² Л. Л. Кофа­нов пере­да­ет и трак­ту­ет сле­дую­щим обра­зом: «…Красс счи­та­ет, что ора­то­ры огра­би­ли юри­стов, пере­не­ся в свои учеб­ни­ки все о юсти­ции, об обя­зан­но­стях маги­ст­ра­тов и об управ­ле­нии государ­ст­вом. Здесь же речь идет об авто­ри­те­те рим­ских юри­стов-ора­то­ров⁵³ в судеб­ных спо­рах граж­дан (ci­vium dis­cep­ta­tio­nes) и в их пуб­лич­ных обсуж­де­ни­ях (de­li­be­ra­tio­nes pub­li­cae). Эти два поня­тия вполне могут быть при­рав­не­ны к рас­смот­рен­но­му нами выше поня­тию dis­pu­ta­tio fo­ri Пом­по­ния, толь­ко пер­вое отра­жа­ет его част­но­пра­во­вую сто­ро­ну, а вто­рое — пуб­лич­но-пра­во­вую» (с. 105).

с.121 А вот что на самом деле гово­рит­ся в цити­ру­е­мом фраг­мен­те⁵⁴: «Ибо нам одним, если толь­ко мы насто­я­щие ора­то­ры (кур­сив мой. — A. C.), если мы при­зва­ны быть зна­то­ка­ми и руко­во­ди­те­ля­ми и в спо­рах граж­дан⁵⁵, и в судеб­ных про­цес­сах, и в государ­ст­вен­ных сове­ща­ни­ях⁵⁶, нам, гово­рю я, при­над­ле­жит вся эта область зна­ния и нау­ки, в кото­рую, точ­но в бес­хо­зяй­ную и пустую, вторг­лись, когда мы были погру­же­ны в заня­тия, досу­жие люди, изде­ва­ясь и высме­и­вая ора­то­ров (кур­сив мой. — A. C.), подоб­но Сокра­ту в “Гор­гии”, и даже осме­ли­ва­ясь учить нас наше­му же ора­тор­ско­му искус­ству сво­и­ми кни­жон­ка­ми по “Рито­ри­ке”, как буд­то все то, что они гово­рят о пра­во­судии, о дол­ге, об устрой­стве и управ­ле­нии государств, о всех зако­нах жиз­ни и самой даже при­ро­ды, вовсе уж рито­ров и не каса­ет­ся! Раз уж боль­ше неот­куда, при­хо­дит­ся нам теперь эти зна­ния зани­мать у тех самых, кем мы ограб­ле­ны»⁵⁷.

Итак, Красс гово­рит от име­ни ора­то­ров, а не «юри­стов-ора­то­ров». На самом деле не ора­то­ры огра­би­ли юри­стов, а фило­со­фы — ора­то­ров. И посколь­ку юри­сты здесь вооб­ще не упо­ми­на­ют­ся, то и к dis­pu­ta­tio fo­ri Пом­по­ния это не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния.

Дру­гой при­мер подоб­но­го рода так­же свя­зан с выступ­ле­ни­ем Крас­са в трак­та­те «Об ора­то­ре» (III. 211). Л. Л. Кофа­нов кон­ста­ти­ру­ет: «…Цице­рон обра­ща­ет вни­ма­ние на осо­бен­но­сти кон­суль­та­ций, давае­мых юри­стом по уго­лов­ным и част­ным делам, на осо­бен­но­сти речи при обсуж­де­ни­ях или вос­хва­ле­ни­ях. Нако­нец, он отме­ча­ет и осо­бен­но­сти речи в зави­си­мо­сти от ауди­то­рии: одни — перед сена­том, дру­гие — перед наро­дом, третьи — перед судья­ми, чет­вер­тые — перед част­ны­ми лица­ми» (с. 106).

В дока­за­тель­ство цити­ру­ет­ся соот­вет­ст­ву­ю­щий фраг­мент: «Пото­му что осо­бо­го зву­ча­ния тре­бу­ют дела уго­лов­ные и осо­бо­го — дела граж­дан­ские и зауряд­ные; и осо­бо­го рода спо­соб выра­же­ния нужен для речей сове­ща­тель­ных, осо­бый для хва­леб­ных, осо­бый для судеб­ных, осо­бый для собе­се­до­ва­ния, осо­бый для уте­ше­ния, осо­бый для обли­че­ния, осо­бый для рас­суж­де­ния, осо­бый для изло­же­ния собы­тий. Суще­ст­вен­но так­же и то, перед кем ты высту­па­ешь: перед сена­том или перед наро­дом, или перед судья­ми; мно­го ли слу­ша­те­лей, или их мало, или их все­го несколь­ко чело­век, и како­вы они»⁵⁸.

Про­дол­жим эту цита­ту с того места, на кото­ром оста­но­вил­ся Л. Л. Кофа­нов: «Ора­то­рам надо при­ни­мать во вни­ма­ние и свой соб­ст­вен­ный воз­раст, долж­ность с.122 и поло­же­ние; и, нако­нец, пом­нить, мир­ное ли вре­мя или воен­ное, есть ли досуг или же надо торо­пить­ся»⁵⁹. Таким обра­зом, выступ­ле­ние Крас­са было адре­со­ва­но ора­то­рам, а не юри­стам. В нем ни еди­ным сло­вом не упо­ми­на­ют­ся выступ­ле­ния юри­стов «перед сена­том, перед наро­дом или перед судья­ми».

Трак­тов­ка Л. Л. Кофа­но­вым «Настав­ле­ния ора­то­ру» Квин­ти­ли­а­на столь же целе­на­прав­лен­на и «убеди­тель­на», как и рито­ри­че­ских трак­та­тов Цице­ро­на. Опи­ра­ясь на соб­ст­вен­ный пере­вод одно­го из свиде­тельств Квин­ти­ли­а­на (Inst. II. 4. 33), Л. Л. Кофа­нов нахо­дит у него харак­те­ри­сти­ку «речей, употреб­ляв­ших­ся для досудеб­ной кон­суль­та­ции ист­ца или ответ­чи­ка» и про­из­но­сив­ших­ся «преж­де все­го на народ­ных сход­ках» (с. 105). Вот этот не очень точ­ный и к тому же не пол­ный пере­вод: «Вос­хва­ле­ние и пори­ца­ние зако­нов тре­бу­ет зна­чи­тель­ных уси­лий, тре­бу­ю­щих при­ня­тия на себя почти всех сил; их употреб­ле­ние при­ме­ня­ет­ся боль­ше совет­ни­ка­ми или в судеб­ных тяж­бах и раз­ли­ча­ет­ся в обы­чае и пра­ве государств. Ведь у гре­ков вно­ся­щий их при­гла­ша­ет­ся к судье, а у рим­лян же был обы­чай под­дер­жи­вать или отвер­гать что-либо перед народ­ной сход­кой. Ведь их суще­ст­ву­ет три рода: рели­ги­оз­но­го, пуб­лич­но­го и част­но­го пра­ва»⁶⁰.

Не труд­но убедить­ся, что ника­ких совет­ни­ков Квин­ти­ли­ан не упо­ми­на­ет. Он зада­ет­ся вопро­сом, к како­му виду крас­но­ре­чия в боль­шей мере отно­сит­ся вос­хва­ле­ние и пори­ца­ние зако­нов: к уве­ще­ваю­ще­му или поле­ми­че­ско­му (sua­so­riis an contro­ver­siis), и отве­ча­ет, что в раз­ных государ­ствах по-раз­но­му в зави­си­мо­сти от их обы­ча­ев и (писа­но­го) пра­ва. Затем он отме­ча­ет, что по рим­ско­му обы­чаю зако­ны одоб­ря­лись или оспа­ри­ва­лись на народ­ной сход­ке, и что эти зако­ны отно­си­лись к трем родам пра­ва: к сакраль­но­му, пуб­лич­но­му и част­но­му. Но даже если при­нять пере­вод Л. Л. Кофа­но­ва, не понят­но, как на его осно­ва­нии мож­но прий­ти к тому выво­ду, к кото­ро­му при­шел он. На мой взгляд, нет ника­ких осно­ва­ний утвер­ждать, что Квин­ти­ли­ан обра­ща­ет­ся здесь не к ора­то­рам, а к юри­стам или юри­стам-ора­то­рам⁶¹.

В науч­ной лите­ра­ту­ре уже доста­точ­но дав­но утвер­ди­лось мне­ние, что вплоть до кон­ца II в. до н. э., когда спе­ци­а­ли­за­ция в раз­лич­ных видах дея­тель­но­сти была не осо­бен­но глу­бо­кой, юри­сты мог­ли высту­пать и в каче­стве судеб­ных ора­то­ров, одна­ко с нача­ла I в. до н. э., когда появ­ля­ют­ся пер­вые латин­ские рито­ри­че­ские трак­та­ты, ремес­ло ора­то­ра ста­но­вит­ся для юри­ста чужим (ar­ti­fi­cium alie­num — Cic. De or. I. 239)⁶². Насколь­ко нам извест­но, мно­гие юри­сты это­го вре­ме­ни⁶³ с.123 нико­гда не высту­па­ли в каче­стве судеб­ных ора­то­ров⁶⁴. Совет М. Х. Гар­сиа Гарридо «не сме­ши­вать юри­ста с ора­то­ром или адво­ка­том»⁶⁵ пред­став­ля­ет­ся мне совер­шен­но спра­вед­ли­вым.

Обсуж­де­ние юри­ста­ми на народ­ных сход­ках судеб­ных казу­сов, свя­зан­ных с тяж­ба­ми част­ных лиц

Это одно из самых ори­ги­наль­ных и вме­сте с тем спор­ных поло­же­ний кон­цеп­ции Л. Л. Кофа­но­ва. Для его обос­но­ва­ния он при­вле­ка­ет не толь­ко пря­мые свиде­тель­ства источ­ни­ков (о них уже шла речь выше), но и кос­вен­ные, обра­ща­ет­ся к дока­за­тель­ствам по ана­ло­гии. Иссле­до­ва­тель уде­ля­ет осо­бое вни­ма­ние инсти­ту­ту «три нун­ди­ны (tri­nun­di­num)». «Это, — отме­ча­ет он, — вполне тех­ни­че­ский юриди­че­ский, при­чем очень арха­и­че­ский тер­мин, при­ме­няв­ший­ся для обо­зна­че­ния сро­ков, пре­до­став­ля­е­мых для обсуж­де­ния на народ­ных сход­ках на фору­ме зако­но­про­ек­тов, кан­дида­тур на избра­ние маги­ст­ра­та­ми и судеб­ных дел» (с. 93). Л. Л. Кофа­нов сопо­став­ля­ет и даже отож­дествля­ет три нун­ди­ны с «30 закон­ны­ми дня­ми (XXX dies ius­ti)» и ука­зы­ва­ет, что в рес­пуб­ли­кан­ском Риме этот срок исполь­зо­вал­ся «для обсуж­де­ния и сня­тия про­ти­во­ре­чий по каж­до­му кон­крет­но­му делу» (с. 97).

Осно­вы­ва­ясь на тези­се П. Бон­фан­те «об уни­вер­саль­но­сти мно­гих рим­ских юриди­че­ских инсти­ту­тов, оди­на­ко­во при­ме­няв­ших­ся как в част­ном, так и в пуб­лич­ном пра­ве» (с. 97), Л. Л. Кофа­нов пыта­ет­ся дока­зать, что народ­ные сход­ки (con­tio­nes), в тече­ние трех нун­дин или 30 дней три­жды созы­вав­ши­е­ся на фору­ме для обсуж­де­ния важ­ных государ­ст­вен­ных дел, исполь­зо­ва­лись не толь­ко в сфе­ре государ­ст­вен­но­го, но и в сфе­ре част­но­го пра­ва. Он ука­зы­ва­ет, что «соглас­но Б. Сан­та­лю­чии, в уго­лов­ном про­цес­се⁶⁶ на ста­дии in iure⁶⁷ пре­тор три­жды в тече­ние трех нун­дин до нача­ла iudi­cium pub­li­cum соби­рал такие con­tio­nes, где каж­дый раз объ­яв­лял суть обви­не­ния. На фору­ме так­же выве­ши­вал­ся эдикт с изло­же­ни­ем сути обви­не­ния» (с. 98). «Оче­вид­но, — про­дол­жа­ет он, — что и в про­цес­се по част­ным искам меж­ду ста­ди­я­ми in iure и in iudi­cio име­ла место та же систе­ма трех обсуж­де­ний на Фору­ме, по край­ней мере имен­но в этом смыс­ле сле­ду­ет трак­то­вать упо­мя­ну­тый выше закон­ный срок в 30 дней леги­сак­ци­он­но­го про­цес­са по iudi­cium pri­va­tum, а так­же три пре­тор­ских эдик­та о вызо­ве в суд ответ­чи­ка, изда­вав­ши­е­ся и пуб­лич­но выстав­ляв­ши­е­ся пре­то­ром на фору­ме в тече­ние меся­ца каж­дые 10 дней» (с. 98).

На мой взгляд, сло­во «оче­вид­но» здесь явно не под­хо­дит. В лек­ции, про­чи­тан­ной П. Бон­фан­те в 1901 г. в свя­зи с нача­лом его работы в Турин­ском уни­вер­си­те­те, он пред­по­ло­жил, что в древ­нем Риме «не было, воз­мож­но, ни одно­го инсти­ту­та пуб­лич­но­го пра­ва, кото­рый не имел бы чисто­го экви­ва­лен­та в каком-либо инсти­ту­те част­но­го пра­ва»⁶⁸. Делать на осно­ве это­го пред­по­ло­же­ния еще одно — рис­ко­ван­но, а выдви­гать такое пред­по­ло­же­ние как само­оче­вид­ный вывод — про­сто некоррект­но. Тем более что, по мое­му мне­нию, Л. Л. Кофа­но­ву не уда­лось под­кре­пить свою вер­сию ни одним кон­крет­ным при­ме­ром.

с.124 Одна­ко сла­бость выдви­ну­той гипо­те­зы не толь­ко в том, что она не под­твер­жда­ет­ся кон­крет­ны­ми свиде­тель­ства­ми источ­ни­ков, но и в том, что она, по мое­му мне­нию, и сама по себе дефект­на. Л. Л. Кофа­нов не обра­тил вни­ма­ния на то, что tri­nun­di­num, не отде­ли­мое от народ­ных схо­док на фору­ме, фигу­ри­ру­ет в источ­ни­ках толь­ко в свя­зи с инсти­ту­та­ми пуб­лич­но­го пра­ва, а «30 закон­ных дней» — в свя­зи с инсти­ту­та­ми част­но­го пра­ва⁶⁹. При­чем в источ­ни­ках нет даже наме­ка на то, что они име­ют отно­ше­ние к народ­ным сход­кам. Кро­ме того, «30 закон­ных дней» в про­цес­сах по част­ным искам нико­гда не отде­ля­ют ста­дию in iure от ста­дии in iudi­cio. Раз­бе­рем при­ме­ры, при­веден­ные Л. Л. Кофа­но­вым.

Ссы­ла­ясь на зако­ны XII таб­лиц (III. 1), он отме­ча­ет: «срок в 30 дней по зако­нам XII таб­лиц пре­до­став­лял­ся долж­ни­ку, при­знав­ше­му долг на пер­вой, досудеб­ной ста­дии леги­сак­ци­он­но­го про­цес­са in iure перед пре­то­ром для упла­ты дол­га до нача­ла вто­рой ста­дии in iudi­cio» (с. 96). Вот эта нор­ма: «пусть после при­зна­ния (долж­ни­ком) дол­га или после выне­се­ния по делу судеб­но­го реше­ния будут даны 30 закон­ных дней»⁷⁰. Посколь­ку по пра­ви­лам рим­ско­го пра­ва «при­знав­ший (свой долг) рас­смат­ри­ва­ет­ся как (уже) при­суж­ден­ный (в поль­зу ответ­чи­ка)»⁷¹, после соот­вет­ст­ву­ю­ще­го при­зна­ния на ста­дии in iure ста­дии in iudi­cio, т. е. судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства, не было. Ком­мен­ти­руя упо­мя­ну­тую нор­му, Авл Гел­лий ука­зы­ва­ет, что «30 дней дава­лись на сбор денег (для упла­ты дол­га)»⁷², т. е., веро­ят­но, для рас­про­да­жи иму­ще­ства. Нет ника­ких осно­ва­ний пред­по­ла­гать, что день­ги соби­ра­лись на народ­ных сход­ках, на кото­рых высту­па­ли юри­сты.

«Кро­ме того, — отме­ча­ет Л. Л. Кофа­нов, — соглас­но Гаю, срок в 30 дней, про­ме­жу­точ­ный меж­ду ста­ди­ей предъ­яв­ле­ния иска in iure перед пре­то­ром и ста­ди­ей рас­смот­ре­ния дела в суде (in iudi­cio), пре­до­став­лял­ся сто­ро­нам в le­gis ac­tio sac­ra­men­to in rem и в лич­ном иске le­gis ac­tio per iudi­cis pos­tu­la­tio­nem» (с. 96 сл., со ссыл­ка­ми на Inst. IV. 15 и 18 соот­вет­ст­вен­но). Раз­бе­рем оба ука­за­ния.

Gai. Inst. IV. 15: «…при­хо­дят для назна­че­ния судьи, но затем, когда сто­ро­ны опять яви­лись, им назна­ча­ет­ся судья на 30 день, как было уста­нов­ле­но зако­ном Пина­рия. Одна­ко до при­ня­тия это­го зако­на судья назна­чал­ся сра­зу же… Но после того, как судья был назна­чен, тяжу­щи­е­ся объ­яв­ля­ли, что они долж­ны прий­ти к судье на тре­тий день»⁷³. Трид­ца­ти­днев­ная отсроч­ка была введе­на, види­мо, для того, чтобы тяжу­щи­е­ся мог­ли поми­рить­ся и обой­тись без судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства⁷⁴, при­чем это слу­чи­лось доста­точ­но позд­но. Как пред­по­ла­га­ют, закон Пина­рия de le­gis ac­tio­ne был при­нят то ли в 322, то ли в 282 г. до н. э.⁷⁵ По зако­ну Пина­рия, с.125 тяжу­щи­е­ся через 30 дней долж­ны были сно­ва явить­ся к пре­то­ру, кото­рый назна­чал им судью. На этом закан­чи­ва­лась ста­дия in iure⁷⁶. Про­ме­жу­ток в два дня меж­ду ней и ста­ди­ей in iudi­cio совсем не под­хо­дит для трех народ­ных схо­док на рим­ском фору­ме.

Gai. Inst. IV. 18: «Таким обра­зом, соб­ст­вен­но этот иск назы­вал­ся кон­дик­ци­ей, так как истец при этом тор­же­ст­вен­но объ­яв­лял про­тив­ни­ку, чтобы он через 30 дней явил­ся для назна­че­ния судьи⁷⁷»⁷⁸. Здесь, разу­ме­ет­ся, речь идет не об иске le­gis ac­tio per iudi­cis pos­tu­la­tio­nem, а о кон­дик­ци­он­ном иске (le­gis ac­tio per con­dic­tio­nem). Тяжу­щи­е­ся после встре­чи с пре­то­ром долж­ны явить­ся к нему сно­ва через 30 дней⁷⁹, чтобы он назна­чил им судью. Это назна­че­ние и зна­ме­ну­ет завер­ше­ние ста­дии in iure.

Л. Л. Кофа­нов упо­ми­на­ет так­же (с. 98, прим. 72) «закон­ный срок в 30 дней», пре­до­став­ляв­ший­ся соглас­но пре­тор­ско­му эдик­ту для рас­про­да­жи иму­ще­ства несо­сто­я­тель­но­го долж­ни­ка (Gai. Inst. III. 78—79). Но ясно, что его не мог­ли рас­про­да­вать в про­ме­жут­ке меж­ду ста­ди­я­ми in iure и in iudi­cio и что этот срок никак не свя­зан с выступ­ле­ни­я­ми юри­стов на народ­ных сход­ках.

Послед­ний при­мер, при­веден­ный Л. Л. Кофа­но­вым, самый непо­нят­ный. Он упо­ми­на­ет «три пре­тор­ских эдик­та о вызо­ве в суд ответ­чи­ка, изда­вав­ши­е­ся и пуб­лич­но выстав­ляв­ши­е­ся пре­то­ром на фору­ме в тече­ние меся­ца каж­дые 10 дней» и сам же отме­ча­ет, что это «отно­сит­ся к более позд­не­му экс­тра­ор­ди­нар­но­му про­цес­су, кото­рый вооб­ще не пред­у­смат­ри­вал деле­ния про­цес­са на две фазы» (с. 98, прим. 73). Одна­ко затем он добав­ля­ет, что «сам обы­чай выве­ши­вать любые пре­тор­ские эдик­ты на трех нун­ди­нах, разу­ме­ет­ся, име­ет рес­пуб­ли­кан­ское про­ис­хож­де­ние» (там же). Но при чем тут «любые пре­тор­ские эдик­ты», если речь идет о раз­ных видах орди­нар­но­го про­цес­са по делам част­ных лиц?

По мое­му мне­нию, из рас­смот­рен­ных выше свиде­тельств опре­де­лен­но сле­ду­ет, что «30 закон­ных дней» — это не про­ме­жу­ток вре­ме­ни, необ­хо­ди­мый для обсуж­де­ния како­го-либо вопро­са на трех народ­ных сход­ках, а отсроч­ка, пре­до­став­ля­е­мая при­суж­ден­но­му либо при­знав­ше­му свой долг долж­ни­ку для рас­про­да­жи иму­ще­ства, либо людям, зате­ваю­щим тяж­бу, чтобы они мог­ли прий­ти к согла­ше­нию и обой­тись без судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства.

Таким обра­зом, в нашем рас­по­ря­же­нии нет ни одно­го свиде­тель­ства об «отве­тах» рес­пуб­ли­кан­ских юри­стов на народ­ных сход­ках при обсуж­де­нии раз­лич­ных судеб­ных казу­сов, свя­зан­ных с тяж­ба­ми част­ных лиц, зато име­ют­ся свиде­тель­ства о том, что подоб­ная дея­тель­ность была для них совер­шен­но неха­рак­тер­на. Есть так­же пря­мые свиде­тель­ства в поль­зу тра­ди­ци­он­ных пред­став­ле­ний о res­pon­sa рес­пуб­ли­кан­ских юри­стов.

Так, напри­мер, в трак­та­те «Об ора­то­ре» Красс объ­яс­ня­ет, поче­му для ора­то­ра обя­за­тель­но зна­ние пуб­лич­но­го пра­ва: «Ведь как в тяж­бах и судах по делам част­ных лиц часто при­хо­дит­ся чер­пать содер­жа­ние речи из граж­дан­ско­го пра­ва, и пото­му, как мы уже гово­ри­ли, зна­ние пра­ва необ­хо­ди­мо ора­то­ру, — так и в делах государ­ст­вен­ных, в судах, на сход­ках, в сена­те все зна­ние древ­них обы­ча­ев, все с.126 поло­же­ния пуб­лич­но­го пра­ва, вся­кое сооб­ра­же­ние и зна­ние об управ­ле­нии государ­ст­вом долж­ны быть содер­жа­ни­ем в речах у тех ора­то­ров, кото­рые посвя­ща­ют себя государ­ст­вен­ным делам»⁸⁰. Здесь част­ное пра­во, свя­зан­ное с выступ­ле­ни­я­ми ора­то­ров в судах по делам част­ных лиц, явно про­ти­во­по­став­ля­ет­ся пуб­лич­но­му, свя­зан­но­му с выступ­ле­ни­я­ми ора­то­ров в уго­лов­ных судах, на народ­ных сход­ках и в сена­те⁸¹.

Об «отве­тах» рес­пуб­ли­кан­ских юри­стов при обсуж­де­нии раз­лич­ных судеб­ных казу­сов, свя­зан­ных с тяж­ба­ми част­ных лиц, Пом­по­ний сооб­ща­ет сле­дую­щее: «те, кто был уве­рен в сво­их зна­ни­ях, дава­ли отве­ты тем, кто спра­ши­вал сове­та. И они не дава­ли отве­тов за сво­ей печа­тью, но обыч­но сами писа­ли судьям или выда­ва­ли свиде­тель­ство тем, кто спра­ши­вал сове­та»⁸². Из пись­ма Цице­ро­на мы узна­ем, что в деле о наслед­стве он помог сво­е­му про­те­же Силию полу­чить ответ у Тре­ба­ция, сам Силий обра­тил­ся к Сер­вию Суль­пи­цию Руфу и Офи­лию, кото­рые дали ему про­ти­во­по­лож­ные отве­ты⁸³ (Fam. VII. 21). Если про­тив­ник Силия был не менее энер­ги­чен, то в судеб­ном раз­би­ра­тель­стве мог­ли про­ти­во­сто­ять друг дру­гу мно­гие «отве­ты» авто­ри­тет­ных юри­стов. Мож­но при­ве­сти и дру­гие при­ме­ры подоб­но­го рода⁸⁴. Поэто­му не уди­ви­тель­но, что тра­ди­ци­он­ные пред­став­ле­ния явля­ют­ся столь широ­ко рас­про­стра­нен­ны­ми.

Вне­се­ние рим­ски­ми граж­да­на­ми попра­вок в текст зако­но­про­ек­тов во вре­мя их обсуж­де­ния на народ­ных сход­ках

По обще­му мне­нию совре­мен­ных исто­ри­ков древ­не­го Рима и рома­ни­стов (юри­стов, изу­чаю­щих рим­ское пра­во), рим­ские граж­дане в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки мог­ли обсуж­дать на народ­ных сход­ках зако­но­про­ек­ты, но не име­ли пра­ва вно­сить в их текст какие-либо поправ­ки. Это было одним из прин­ци­пи­аль­ных отли­чий рим­ской оли­гар­хии от афин­ской демо­кра­тии.

В послед­ние два деся­ти­ле­тия иссле­до­ва­те­ли отка­за­лись от мно­гих усто­яв­ших­ся пред­став­ле­ний о «рим­ской оли­гар­хии». Осо­бое вни­ма­ние уде­ля­ет­ся демо­кра­ти­че­ским эле­мен­там рим­ской «кон­сти­ту­ции» и в первую оче­редь народ­ным сход­кам (con­tio­nes) и роли рядо­вых граж­дан в зако­нотвор­че­ском про­цес­се⁸⁵. Одна­ко, насколь­ко мне извест­но, никто до сих пор не усо­мнил­ся в отсут­ст­вии у рим­ских граж­дан пра­ва вно­сить изме­не­ния в текст зако­но­про­ек­тов при обсуж­де­нии их на с.127 народ­ных сход­ках. Л. Л. Кофа­нов сно­ва высту­па­ет здесь в каче­стве пер­во­про­хо­д­ца, хотя сам это­го не при­зна­ет. Раз­бе­рем его аргу­мен­ты.

Он обра­тил вни­ма­ние на про­цеду­ру при­ня­тия зако­нов XII таб­лиц (с. 92). По свиде­тель­ству Тита Ливия (III. 34. 1—6) и Дио­ни­сия Гали­кар­насско­го (X. 57. 5), рим­ские граж­дане по при­гла­ше­нию децем­ви­ров обсуди­ли на народ­ной сход­ке текст пер­вых деся­ти таб­лиц и внес­ли поправ­ки в каж­дую гла­ву. Имен­но этот исправ­лен­ный текст и был утвер­жден в каче­стве зако­на цен­ту­ри­ат­ны­ми коми­ци­я­ми. Это пря­мое и недву­смыс­лен­ное свиде­тель­ство в поль­зу кон­цеп­ции Л. Л. Кофа­но­ва. Вопрос толь­ко в том, рас­смат­ри­вать ли его как пра­ви­ло или как исклю­че­ние из него⁸⁶. В любом слу­чае един­ст­вен­но­го свиде­тель­ства недо­ста­точ­но. Как было извест­но уже рим­ля­нам, tes­tis unus, tes­tis nul­lus. Допол­ни­тель­ные аргу­мен­ты Л. Л. Кофа­нов заим­ст­ву­ет из ста­тьи Ф. Моро⁸⁷.

По мне­нию Л. Л. Кофа­но­ва, Ф. Моро счи­та­ет, что «дан­ные источ­ни­ков со всей оче­вид­но­стью свиде­тель­ст­ву­ют о воз­мож­но­сти вне­се­ния попра­вок в опуб­ли­ко­ван­ный в эдик­те зако­но­про­ект в ходе его обсуж­де­ния на народ­ных сход­ках в тече­ние трех нун­дин» (с. 93 и прим 41). Как извест­но, это обсуж­де­ние начи­на­лось после того, как про­ис­хо­ди­ла pro­mul­ga­tio зако­но­про­ек­та: маги­ст­рат, ини­ци­а­тор зако­но­про­ек­та, выве­ши­вал на фору­ме эдикт с его тек­стом (ro­ga­tio) и с объ­яв­ле­ни­ем о дне голо­со­ва­ния в народ­ном собра­нии. Как ука­зал Л. Л. Кофа­нов, Ф. Моро при­дер­жи­ва­ет­ся доста­точ­но рас­про­стра­нен­ной в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии точ­ки зре­ния, соглас­но кото­рой после pro­mul­ga­tio «поло­же­ния зако­но­про­ек­та ста­но­вят­ся окон­ча­тель­ны­ми и не долж­ны боль­ше менять­ся» (с. 93, прим. 39).

Таким обра­зом, если верить Л. Л. Кофа­но­ву, Ф. Моро на одной стра­ни­це сво­ей ста­тьи утвер­жда­ет, что текст зако­но­про­ек­та нель­зя изме­нять в ходе обсуж­де­ния на народ­ных сход­ках, а на сле­дую­щей стра­ни­це — что мож­но. Полу­ча­ет­ся, что один из самых опыт­ных и авто­ри­тет­ных фран­цуз­ских анти­ко­ве­дов заблудил­ся в трех сос­нах, подоб­но како­му-нибудь неза­дач­ли­во­му студен­ту-пер­во­курс­ни­ку.

Ока­зы­ва­ет­ся, все «дело в том, что Ф. Моро не совсем вер­но пони­ма­ет зна­че­ние тер­ми­на pro­mul­ga­tio как неко­е­го еди­новре­мен­но­го акта про­воз­гла­ше­ния зако­но­про­ек­та. Ведь в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии спра­вед­ли­во отме­ча­ет­ся, что древ­ние неред­ко исполь­зо­ва­ли этот тер­мин в соче­та­нии со сло­ва­ми tri­num nun­di­num, кото­рое пони­ма­ли в зна­че­нии “обна­ро­до­ва­ние, обсуж­де­ние в тече­ние трех нун­дин”, а акт про­муль­га­ции — не как еди­новре­мен­ное, а как дли­тель­ное дей­ст­вие» (с. 93). В дока­за­тель­ство Л. Л. Кофа­нов ссы­ла­ет­ся на ста­тью Г. Везе­не­ра, кото­рый цити­ру­ет антич­ных авто­ров, упо­ми­нав­ших сро­ки про­муль­га­ции⁸⁸. Но если про­чи­тать ста­тью Г. Везе­не­ра, то выяс­нит­ся, что и тот не совсем вер­но пони­мал зна­че­ние pro­mul­ga­tio: ведь у него пря­мо ука­за­но, что вне­се­ние изме­не­ний в опуб­ли­ко­ван­ный текст зако­но­про­ек­та не допус­ка­лось⁸⁹. Таким обра­зом, един­ст­вен­ным в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии иссле­до­ва­те­лем, кото­рый вер­но пони­ма­ет зна­че­ние pro­mul­ga­tio, оста­ет­ся толь­ко Л. Л. Кофа­нов.

Чтобы разо­брать­ся во всей этой пута­ни­це, доста­точ­но вни­ма­тель­но про­чи­тать ста­тью Ф. Моро. Гово­ря о pro­mul­ga­tio как окон­ча­тель­ной фик­са­ции тек­ста зако­но­про­ек­та, он кон­ста­ти­ру­ет: «По это­му пунк­ту общие под­хо­ды к дан­но­му вопро­су с.128 еди­но­душ­ны»⁹⁰. Разу­ме­ет­ся, это пол­но­стью исклю­ча­ет вне­се­ние каких-либо изме­не­ний в текст зако­но­про­ек­та в ходе его обсуж­де­ния на народ­ных сход­ках. С дру­гой сто­ро­ны, в соот­вет­ст­вии с тео­ри­ей, выдви­ну­той Т. Момм­зе­ном, обсуж­де­ние зако­но­про­ек­та на народ­ных сход­ках мог­ло в конеч­ном сче­те при­ве­сти к изме­не­ни­ям в его содер­жа­нии. Автор зако­но­про­ек­та, осно­вы­ва­ясь на реак­ции наро­да, мог ото­звать его, вне­сти в текст изме­не­ния и зано­во пред­ста­вить на рас­смот­ре­ние сена­та и наро­да уже в каче­стве новой рога­ции⁹¹. Ста­тья Ф. Моро, как свиде­тель­ст­ву­ет само ее назва­ние, посвя­ще­на под­твер­жде­нию тео­рии Т. Момм­зе­на допол­ни­тель­ны­ми дока­за­тель­ства­ми. Почерп­нуть из нее какие-либо аргу­мен­ты в поль­зу точ­ки зре­ния Л. Л. Кофа­но­ва совер­шен­но невоз­мож­но. При­нять эту точ­ку зре­ния так­же невоз­мож­но.

Под­во­дя ито­ги, мож­но отме­тить, что высо­кая кон­цен­тра­ция рево­лю­ци­он­ных поло­же­ний и выво­дов в рабо­те Л. Л. Кофа­но­ва свя­за­на не с тем, что ему уда­лось раз­глядеть то, что не заме­тил никто из его пред­ше­ст­вен­ни­ков, а с тем, что он увидел в источ­ни­ках и в науч­ной лите­ра­ту­ре мно­гое такое, чего там в дей­ст­ви­тель­но­сти нет, и не заме­тил того, что там есть. Чем объ­яс­нить такую аберра­цию зре­ния у авто­ри­тет­но­го заслу­жен­но­го уче­но­го? В первую оче­редь, как я пола­гаю, тем, что наши недо­стат­ки — это про­дол­же­ние наших досто­инств.

Для Л. Л. Кофа­но­ва харак­тер­на при­су­щая любой твор­че­ской лич­но­сти увле­чен­ность делом сво­ей жиз­ни. Без этой увле­чен­но­сти невоз­мож­но добить­ся в сво­ем деле чего-то дей­ст­ви­тель­но зна­чи­тель­но­го. Без нее Лео­нид Льво­вич не смог бы сде­лать и поло­ви­ну того, что он сде­лал и про­дол­жа­ет делать для изу­че­ния и пре­по­да­ва­ния рим­ско­го пра­ва в Рос­сии, для уста­нов­ле­ния пло­до­твор­ных науч­ных свя­зей меж­ду рос­сий­ски­ми и зару­беж­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми. Одна­ко чело­ве­ку, увле­чен­но­му и даже погло­щен­но­му сво­им делом, труд­но оста­вать­ся по отно­ше­нию к нему эмо­цио­наль­но ней­траль­ным. Ино­гда иссле­до­ва­тель, посвя­тив­ший всю свою жизнь изу­че­нию тер­ми­тов, в кон­це кон­цов начи­на­ет видеть в них венец тво­ре­ния и не заме­ча­ет ниче­го, что не соот­вет­ст­ву­ет это­му виде­нию.

Нечто подоб­ное, по мое­му мне­нию, про­изо­шло и с Л. Л. Кофа­но­вым. Его ста­тья — это под­лин­ный гимн рес­пуб­ли­кан­ским юри­стам, кото­рые под его пером пре­вра­ща­ют­ся в вер­ши­те­лей судеб как всей рим­ской граж­дан­ской общи­ны, так и отдель­ных граж­дан. Подоб­но влюб­лен­но­му, он не заме­ча­ет ниче­го, что про­ти­во­ре­чит его пред­став­ле­нию о пред­ме­те сво­ей люб­ви. Но, как пред­у­преж­дал еще Поли­бий (I. 14), исто­ри­ку не сле­ду­ет упо­доб­лять­ся влюб­лен­но­му.

Лите­ра­ту­ра

1. Гар­сиа Гарридо М. Х. 2005: Рим­ское част­ное пра­во: казу­сы, иски, инсти­ту­ты / Пер. с исп.; Л. Л. Кофа­нов (отв. ред.). М.

2. Диге­сты Юсти­ни­а­на 1984: Избран­ные фраг­мен­ты в пере­во­де и с при­ме­ча­ни­я­ми И. С. Пере­тер­ско­го. М.

3. Диге­сты Юсти­ни­а­на 2002: Пер. с латин.; Л. Л. Кофа­нов (отв. ред.). Т. I. М.

4. Дож­дев Д. В. 1996: Рим­ское част­ное пра­во. Учеб­ник для вузов / Под ред. В. С. Нер­се­сян­ца. М.

5. Дыдын­ский Ф. 1997: Латин­ско-рус­ский сло­варь к источ­ни­кам рим­ско­го пра­ва / По изда­нию 1896 года. М.

6. Кофа­нов Л. Л. 2006: Lex и ius: воз­ник­но­ве­ние и раз­ви­тие рим­ско­го пра­ва в VIII—III вв. до н. э. М.

с.129

7. Кофа­нов Л. Л. 2014: Роль res­pon­sa рим­ских юри­стов в dis­pu­ta­tio fo­ren­sis в рим­ской граж­дан­ской общине V—I вв. до н. э. // ВДИ. 4, 87—110.

8. Моро Ф. 2004: Sub­la­ta prio­re le­ge. Отвод ro­ga­tio­nes как спо­соб вне­се­ния попра­вок к зако­но­да­тель­ным про­ек­там в кон­це Рес­пуб­ли­ки // ВДИ. 4, 154—166.

9. Смыш­ля­ев А. Л. 2003: Народ, власть, закон в позд­не­рес­пуб­ли­кан­ском Риме (по пово­ду кон­цеп­ции Ф. Мил­ла­ра) // ВДИ. 3, 46—60.

10. Смыш­ля­ев А. Л., Оде­го­ва Е. А. 2006: Про­бле­ма «рим­ской демо­кра­тии» в совре­мен­ной зару­беж­ной исто­рио­гра­фии // Ака­дем­клуб. Исто­ри­че­ские нау­ки. Вып. 2. Антич­ная исто­рия и клас­си­че­ская архео­ло­гия / В. В. Демен­тье­ва (отв. ред.). М., 64—78.

11. Цице­рон 1966: Диа­ло­ги. О государ­стве. О зако­нах / Изд. под­гото­ви­ли И. Н. Весе­лов­ский, В. О. Горен­штейн и С. Л. Утчен­ко. М.

12. Bau­man R. A. 1983: Lawyers in Ro­man re­pub­li­can po­li­tics. A stu­dy of the Ro­man jurists in their po­li­ti­cal set­ting, 316—82 BC. Mün­chen.

13. Bon­fan­te P. 1925: La prog­res­si­va di­ver­si­fi­ca­zio­ne del di­rit­to pubbli­co e pri­va­to / Bon­fan­te P. Scrit­ti giu­ri­di­ci va­ri. Vol. IV. Stu­di ge­ne­ra­li. Ro­ma, 28—43.

14. Can­cel­li F. 2010: La co­di­fi­ca­zio­ne dell’Edic­tum prae­to­ris: dog­ma ro­ma­nis­ti­co. Mi­la­no.

15. Cor­bi­no A. 2012: Di­rit­to pri­va­to ro­ma­no. Con­tes­ti, fon­da­men­ti, dis­cip­li­ne. 2 ed. Pa­do­va.

16. Crook J. A. 1984: Law and Li­fe of Ro­me, 90 B. C. — A. D. 212. N. Y.

17. Helssig R. 1891: Die rö­mi­sche Rechtswis­sen­schaft im Zei­tal­ter des Augus­tus // Augus­tus und sei­ne Zeit / V. Gardthau­sen (ed.). Lpz, I. 1, 901—915.

18. Lüb­tow U. von 1948: De ius­ti­tia et iure // ZSS. 66, 458—565.

19. Mom­msen Th. 1859: Die rö­mi­sche Chro­no­lo­gie bis auf Cae­sar. B.

20. Pet­ruc­ci A. 2012: Cor­so di di­rit­to pubbli­co ro­ma­no. To­ri­no.

21. Pli­secka A. 2009: The Ro­man Jurists’ Law du­ring the pas­sa­ge from the Re­pub­lic to the Em­pi­re // Jahrbuch Jun­ge Rechtsge­schich­te. 4, 372—392.

22. Ro­ton­di G. 1912: Le­ges pub­li­cae po­pu­li Ro­ma­ni. Mi­la­no.

23. Rug­gie­ro A. 1968: Res­pon­sa pru­den­tium // No­vis­si­mo Di­ges­to Ita­lia­no. Vol. XV. To­ri­no, 613—616.

24. San­ta­lu­cia B. 1998: Di­rit­to e pro­ces­so pe­na­le nell’an­ti­ca Ro­ma. Mi­la­no.

25. Schia­vo­ne A. 1987: Giu­ris­ti e no­bi­li nel­la Ro­ma re­pubbli­ca­na. Il se­co­lo del­la re­vo­lu­zio­ne scien­ti­fi­ca nel pen­sie­ro giu­ri­di­co an­ti­co. Ro­ma—Ba­ri.

26. Schulz F. 1946: His­to­ry of Ro­man le­gal scien­ce. Oxf.

27. Schulz F. 1968: Sto­ria del­la giu­rispru­den­za ro­ma­na. Fi­ren­ze.

28. Tuo­ri K. 2004: The ius res­pon­den­di and the Free­dom of Ro­man Jurispru­den­ce // RI­DA. 51, 295—337.

29. Zu­lue­ta F. de 1953: The Insti­tu­tes of Gai­us. Part II. Com­men­ta­ry. Oxf.

30. Wat­son A. 1974: Law ma­king in the La­ter Ro­man re­pub­lic. Oxf.

31. Wese­ner G. 1962: Pro­mul­ga­tio // RE. Suppl. 9, 1239—1241.

Keywords: Ro­man Re­pub­lic, jurists, ora­tors, peop­le’s as­sembly, co­mi­tia, con­tio­nes, de­ba­tes at the Fo­rum, res­pon­sa pru­den­tium.