Юста Грата Гонория

с.1 В пере­лом­ный пери­од евро­пей­ской исто­рии прин­цес­са из дома Фео­до­сия сыг­ра­ла крат­кую, но замет­ную и воз­му­ти­тель­ную роль. Отно­ше­ния с Атти­лой обес­пе­чи­ли скан­даль­ную сла­ву прин­цес­се Гоно­рии, кото­рая ина­че была бы для нас все­го лишь про­стым име­нем, таким же, как её кузи­ны Арка­дия и Мари­на; её дей­ст­вия, если и не изме­ни­ли основ­но­го хода собы­тий, опре­де­ля­ли поли­ти­ку коро­ля гун­нов в тече­ние трёх решаю­щих лет. Одна­ко под­лин­ные фак­ты это­го необы­чай­но инте­рес­но­го собы­тия были сокры­ты, как я наде­юсь дока­зать, любо­пыт­ной ошиб­кой в одном из наших источ­ни­ков. Гоно­рия не может быть опре­де­ле­на ни как извра­щён­ная или роман­тич­ная школь­ни­ца, ни как, по Момм­зе­ну, «рас­пут­ная прин­цес­са» («eine lü­der­li­che Prin­zes­sin»).

Юста Гра­та Гоно­рия была доче­рью Гал­лы Пла­ци­дии и Кон­стан­ция III, и в пред­по­ло­же­ни­ях о её харак­те­ре мы долж­ны при­ни­мать во вни­ма­ние те каче­ства, кото­рые она мог­ла уна­сле­до­вать от сво­их роди­те­лей. Юность Гал­лы Пла­ци­дии была весь­ма бур­ной. Она была и оста­ва­лась жен­щи­ной с силь­ным харак­те­ром. Под­рост­ком она голо­со­ва­ла за казнь — более похо­див­шую на уза­ко­нен­ное убий­ство — сво­ей кузи­ны Сере­ны в Риме. Уведён­ная в плен гота­ми, она вышла замуж за вар­ва­ра Ата­уль­фа, к край­не­му неудо­воль­ст­вию её бра­та Гоно­рия; союз, кото­рый в Кон­стан­ти­но­по­ле был рас­це­нён как вопи­ю­щий скан­дал, «утра­та белиз­ны», как ска­зал совре­мен­ник о досто­ин­стве рим­ско­го государ­ства, усу­губ­ляв­ший позор захва­та Рима Ала­ри­хом. Она роди­ла готу сына и была оскорб­ле­на его пре­ем­ни­ком. Впо­след­ст­вии о её ран­них при­клю­че­ни­ях забы­ли. Более деся­ти­ле­тия она вер­хов­ной вла­стью пра­ви­ла Запа­дом, и хро­нист, делая запись о её смер­ти и пом­ня толь­ко её искус­ство реген­та и без­уко­риз­нен­ное бла­го­че­стие, мог гово­рить о без­упреч­ной жиз­ни.

Воз­вра­щён­ная Равен­не коро­лём Вали­ей (416 г. н. э.), она неохот­но вышла замуж за сво­его поклон­ни­ка Кон­стан­ция, маги­ст­ра обе­их мили­ций и фак­ти­че­ско­го пра­ви­те­ля государ­ства, в янва­ре 417 года, когда тот всту­пил в своё вто­рое кон­суль­ство. Юста Гра­та Гоно­рия была стар­шим ребён­ком от это­го бра­ка. Юста и Гра­та были име­на­ми тёток Пла­ци­дии¹, двух сестёр её мате­ри Гал­лы, доче­ри Вален­ти­ни­а­на I и вто­рой жены Фео­до­сия. Дата её рож­де­ния не зафик­си­ро­ва­на; но посколь­ку вто­рой ребё­нок, Пла­цид Вален­ти­ни­ан, родил­ся 3 июля 419 года, мы можем обо­зна­чить эту дату меж­ду октяб­рем 417 года и сен­тяб­рем 418 года. Импе­ра­то­ра Гоно­рия убеди­ли кооп­ти­ро­вать с.2 Кон­стан­ция в свои кол­ле­ги 8 фев­ра­ля 421 года, а Пла­ци­дия в это же вре­мя полу­чи­ла титул авгу­сты. Из опи­са­ния, кото­рое совре­мен­ный собы­ти­ям исто­рик Олим­пи­о­дор дает Кон­стан­цию, он, несо­мнен­но, был чело­ве­ком необыч­но­го харак­те­ра. В тече­ние семи меся­цев прав­ле­ния он ско­рее тер­пел импер­ское досто­ин­ство, а не наслаж­дал­ся им; свя­зан­ные с этим досто­ин­ст­вом огра­ни­че­ния раз­дра­жа­ли его; он боль­ше не был волен вести себя так, как ему хоте­лось. Умер Кон­стан­ций 2 сен­тяб­ря 421 года.

При­сво­ен­ный Пла­ци­дии и её мужу ранг авгу­стов, и титул no­bi­lis­si­mus, кото­ро­го был удо­сто­ен их сын Вален­ти­ни­ан, не были при­зна­ны пра­вя­щим в Кон­стан­ти­но­по­ле кол­ле­гой Гоно­рия, его пле­мян­ни­ком Фео­до­си­ем II. Труд­но ска­зать, было ли такое отно­ше­ние вызва­но лич­ным пред­убеж­де­ни­ем про­тив вдо­вы Ата­уль­фа или неким замыс­лом Фео­до­сия со вре­ме­нем рас­про­стра­нить соб­ст­вен­ную власть на запад­ную часть импе­рии после смер­ти Гоно­рия.

Види­мо, после смер­ти Кон­стан­ция Пла­ци­дия име­ла неогра­ни­чен­ное вли­я­ние на сво­его глу­по­ва­то­го свод­но­го бра­та, но за близ­ки­ми отно­ше­ни­я­ми после­до­ва­ло отчуж­де­ние, кото­рое при­ве­ло к откры­то­му раз­ры­ву. У нас есть лишь неяс­ные намё­ки отно­си­тель­но интриг, кото­рые про­ис­хо­ди­ли при дво­ре, но в резуль­та­те Равен­на разде­ли­лась на фрак­ции при­вер­жен­цев импе­ра­то­ра и при­вер­жен­цев импе­ра­три­цы, и име­ли место улич­ные столк­но­ве­ния². Я думаю, сле­ду­ет свя­зать этот раз­рыв со ссо­рой меж­ду Касти­ном, пре­ем­ни­ком Кон­стан­ция на посту маги­ст­ра обе­их мили­ций, и Бони­фа­ци­ем, офи­це­ром, впо­след­ст­вии сыг­рав­шим столь вид­ную и неод­но­знач­ную роль в делах Афри­ки. Кастин отпра­вил­ся в Испа­нию для вос­пре­пят­ст­во­ва­ния опу­сто­ше­ни­ям ван­да­лов и при­ка­зал Бони­фа­цию его сопро­вож­дать. Бони­фа­ций отка­зал­ся и отплыл в Афри­ку (422 г.)³. Теперь Бони­фа­ций стал твёр­дым при­вер­жен­цем Пла­ци­дии, а Кастин, как пока­за­ли после­дую­щие собы­тия, не был её дру­гом. Мы можем обос­но­ван­но пола­гать, что имен­но из-за вли­я­ния Касти­на Пла­ци­дия и её дети были вынуж­де­ны, в кон­це кон­цов, поки­нуть дво­рец (423 г.). Обви­не­ние про­тив неё заклю­ча­лось в том, что она при­зы­ва­ла вра­гов на помощь про­тив сво­его бра­та⁴. Это вполне веро­ят­но и, если это вер­но, эти­ми вра­га­ми были, ско­рее все­го, визи­готы, в то вре­мя обос­но­вав­ши­е­ся в южной Акви­та­нии. Бони­фа­ций снаб­дил её день­га­ми, дав воз­мож­ность добрать­ся до Кон­стан­ти­но­по­ля. Долж­но быть, эта поезд­ка была одним из самых ран­них впе­чат­ле­ний Гоно­рии, кото­рой было тогда пять или шесть лет.

Если Фео­до­сий и имел пред­убеж­де­ния про­тив сво­ей тёт­ки, то она их пре­одо­ле­ла. Она была госте­при­им­но при­ня­та; её ранг авгу­сты при­знан; при­зна­на закон­ность импе­ра­тор­ско­го ста­ту­са её мужа; в её честь выпу­ще­ны памят­ные моне­ты, о кото­рых подроб­нее будет ска­за­но ниже. Но важ­нее все­го то, что когда Гоно­рий умер с.3 (27 авгу­ста) спу­стя несколь­ко меся­цев после её при­бы­тия, и мало­из­вест­ный чинов­ник Иоанн был постав­лен импе­ра­то­ром в Равен­не, Фео­до­сий решил под­дер­жать при­тя­за­ния её сына.

Мож­но счи­тать бес­спор­ным, что Иоанн не мог при­нять пур­пур без под­держ­ки, откры­той или тай­ной, воен­но­го маги­ст­ра Касти­на, и мы опре­де­лён­но зна­ем, что Кастин это­му спо­соб­ст­во­вал. Тиран не был при­знан в Риме и, веро­ят­но, имел немно­го сто­рон­ни­ков вне Равен­ны и армии, кото­рую кон­тро­ли­ро­вал Кастин. Лишь бли­же к кон­цу 424 года вой­ска Восто­ка, кото­ры­ми коман­до­ва­ли Арда­бу­рий и Аспар, отпра­ви­лись вос­ста­нав­ли­вать власть Фео­до­сия в Ита­лии. Пла­ци­дия с детьми сле­до­ва­ли с ними, в сопро­вож­де­нии маги­ст­ра оффи­ций Гели­о­на, и когда в Фес­са­ло­ни­ке Вален­ти­ни­ан был про­воз­гла­шён цеза­рем, Гели­он дей­ст­во­вал за импе­ра­то­ра⁵. Достиг­нув Сало­ны, вой­ско разде­ли­лось: Арда­бу­рий с пехотой гру­зил­ся на суда и пере­се­кал Адри­а­ти­ку, Аспар с кава­ле­ри­ей про­дол­жал путь на Акви­лею. Мож­но было бы пред­по­ло­жить, что наи­бо­лее есте­ствен­ным поведе­ни­ем для импе­ра­тор­ской пар­тии было пред­при­нять мор­скую поезд­ку и пре­бы­вать в лояль­ном Риме до исхо­да борь­бы. В дей­ст­ви­тель­но­сти же они отпра­ви­лись с Аспа­ром в Акви­лею. Но я пред­по­ла­гаю, что насто­я­щим наме­ре­ни­ем был дру­гой план. Извест­но, что одна­жды Пла­ци­дия с детьми пере­нес­ла кораб­ле­кру­ше­ние. Воз­мож­но, это слу­чи­лось на пути в Кон­стан­ти­но­поль в 423 году. Одна­ко пред­став­ля­ет­ся более веро­ят­ным, что это слу­чи­лось при воз­вра­ще­нии в Ита­лию, посколь­ку извест­но, что тогда про­изо­шла буря. Я пред­по­ла­гаю, что Пла­ци­дия взо­шла на корабль в Салоне, и что та самая буря, кото­рая сокру­ши­ла транс­пор­ты Арда­бу­рия, ото­гна­ла её суд­но назад и выбро­си­ла его на дал­ма­тин­ское побе­ре­жье. Спа­сён­ная от смер­ти, она не жда­ла спо­кой­ной пого­ды, чтобы сно­ва соблаз­нить­ся морем, но после­до­ва­ла за Аспа­ром к Акви­лее. Нам извест­но об этом про­ис­ше­ст­вии из того фак­та, что в мину­ту опас­но­сти она дала св. Иоан­ну Еван­ге­ли­сту обет, во испол­не­ние кото­ро­го постро­и­ла бази­ли­ку в Равен­не. Посвя­ти­тель­ная над­пись сохра­не­на Агнел­лом⁶:

Было бы неумест­но обсуж­дать здесь скуд­ные подроб­но­сти, свиде­тель­ст­ву­ю­щие о тех дей­ст­ви­ях, кото­рые при­ве­ли к каз­ни Иоан­на и осуж­де­нию Касти­на к изгна­нию (сен­тябрь 425 г.). Когда её дело было выиг­ра­но, Пла­ци­дия поспе­ши­ла с детьми в Рим, и 23 октяб­ря Вален­ти­ни­ан был увен­чан титу­лом авгу­ста; Гели­он вновь занял место Фео­до­сия при про­веде­нии цере­мо­нии.

Пред­став­ля­ет­ся почти бес­спор­ным, что Гоно­рия была про­воз­гла­ше­на авгу­стой в то же самое вре­мя или чуть поз­же. Дока­за­тель­ства того, что она носи­ла с.4 этот титул, заклю­ча­ют­ся в выше­при­ведён­ной и дру­гих над­пи­сях, а так­же её моне­тах. Над­пись пред­по­ла­га­ет, что ранг авгу­сты был при­сво­ен ей в тече­ние несколь­ких лет после 425 года, посколь­ку мож­но обос­но­ван­но пред­по­ло­жить, что Пла­ци­дия не откла­ды­ва­ла чрез­мер­но выпол­не­ние сво­его обе­та св. Иоан­ну. Одна­ко моне­ты пред­по­ла­га­ют дату, наи­бо­лее близ­кую к воз­вы­ше­нию Вален­ти­ни­а­на.

Из золотых солидов Гоно­рии⁷ у нас есть экзем­пля­ры двух типов и, веро­ят­но, дру­гие нико­гда не выпус­ка­лись. Оба типа чека­ни­лись в Равен­не. Их авер­сы с бюстом и леген­дой DN IVST GRAT HO­NO­RIA PF AVG сход­ны. Реверс типа 1 име­ет леген­ду BO­NO REIPVBLI­CAE и звезду в поле, что соот­вет­ст­ву­ет подоб­ной моне­те Гал­лы Пла­ци­дии. Тип 2 — моне­та, посвя­щён­ная 20-летию с леген­дой VOT XX MVLT XXX, соот­вет­ст­ву­ю­щая подоб­ным моне­там Пла­ци­дии, чека­нив­шим­ся в Равен­не, Риме и Акви­лее.

На пер­вый взгляд мож­но было бы пред­по­ло­жить, что тип 2 дол­жен отно­сить­ся к 20-летию Вален­ти­ни­а­на. У нас нет свиде­тельств об этом празд­но­ва­нии и, стран­ное дело, нет ника­ких посвя­щён­ных 20-летию монет как само­го Вален­ти­ни­а­на (хотя суще­ст­ву­ют посвя­щён­ные 10-летию и 30-летию), так и его жены Лици­нии Евдок­сии. Едва ли мож­но счи­тать, что он про­пу­стил празд­но­ва­ние сво­его 20-летия. Эту про­бле­му, одна­ко, мож­но отста­вить в сто­ро­ну, посколь­ку есть дру­гие при­чи­ны обра­ще­ния монет Гоно­рии и Пла­ци­дии, кото­рые гово­рят о 20-летии Фео­до­сия II.

В бле­стя­щей ста­тье⁸, в кото­рой он решил сби­вав­ший с тол­ку Саба­тье (Sa­ba­tier) и Коэна (Co­hen) вопрос раз­ли­че­ния монет стар­шей и млад­шей Евдок­сий, де Салис (de Sa­lis) подроб­но рас­смот­рел про­бле­му 20-летия Фео­до­сия. Над­ле­жа­щим годом празд­но­ва­ния был 422 и, посколь­ку нет осо­бой при­чи­ны пред­по­ла­гать досроч­ное празд­но­ва­ние (хотя де Салис пред­ла­га­ет 420 год), мы можем дати­ро­вать этим годом солиды DN THEO­DO­SIUS PF AVG, AEL PVLCHE­RIA AVG и DN HO­NO­RIUS PF AVG с оди­на­ко­вым типом ревер­са со сто­я­щей Вик­то­ри­ей, дер­жа­щей крест, и леген­дой, посвя­щён­ной 20-летию. В янва­ре 423 года афин­ская жена Фео­до­сия была про­воз­гла­ше­на авгу­стой и этим же годом мы можем атри­бу­ти­ро­вать её моне­ты (AEL EV­DO­CIA AVG) из той же серии. В том же году Пла­ци­дия достиг­ла Кон­стан­ти­но­по­ля и при­вет­ст­вен­ные моне­ты того же типа были выпу­ще­ны и для неё (AEL PLA­CI­DIA AVG)⁹ в 423 или 424 году. Моне­ты Евдо­кии и Пла­ци­дии отли­ча­лись от дру­гих нали­чи­ем звезды в поле.

Сей­час ита­лий­ские моне­ты Пла­ци­дии и Гоно­рии с подоб­ным ревер­сом невоз­мож­но отде­лить от этой груп­пы. Де Салис при­хо­дит к заклю­че­нию, что они — копии кон­стан­ти­но­поль­ских солидов, «как оче­вид­но из того с.5 фак­та, что звезда, появ­ля­ю­ща­я­ся на восточ­ных моне­тах замуж­них или овдо­вев­ших импе­ра­триц Евдо­кии и Пла­ци­дии, повто­ре­на на ита­лий­ских ими­та­ци­ях послед­ней, но не на тако­вых её не состо­я­щей в бра­ке доче­ри, кото­рые ско­пи­ро­ва­ны с монет Пульхе­рии». Сле­ду­ет, одна­ко, заме­тить, что моне­ты Пла­ци­дии это­го типа были так­же выпу­ще­ны в Равен­не без звезды; экзем­пляр есть в Бри­тан­ском музее.

Из аргу­мен­тов де Салис, види­мо, сле­ду­ет, что эти моне­ты вряд ли мог­ли быть выпу­ще­ны намно­го поз­же 425—426 годов, и, если вер­но его мне­ние о том, что монет­ный двор Акви­леи при­бли­зи­тель­но в это вре­мя был закрыт, то вопрос будет фак­ти­че­ски решён.

Кро­ме солидов у нас есть золо­той семисс и мел­кая сереб­ря­ная моне­та Гоно­рии с леген­дой SALVS REIPVBLI­CAE, кото­рая ука­зы­ва­ет на дату до 437 года, когда состо­ял­ся брак Вален­ти­ни­а­на, так­же и моне­ты Пульхе­рии с такой леген­дой долж­ны быть дати­ро­ва­ны до бра­ка Фео­до­сия. Едва ли мож­но сомне­вать­ся в том, что солиды BO­NO REIPVBLI­CAE Гоно­рии и её мате­ри так­же выпу­ще­ны до 437 года. Нет ника­ких подоб­ных монет жены Вален­ти­ни­а­на.

В кон­це 425 года Гоно­рия была не стар­ше вось­ми лет. Ново­введе­ни­ем было даро­вать диа­де­му прин­цес­се-ребён­ку, и мне неиз­вест­но, чтобы такое часто повто­ря­лось. Пульхе­рия ста­ла авгу­стой лишь будучи доста­точ­но взрос­лой для того, чтобы дей­ст­во­вать в каче­стве реген­та сво­его бра­та. Но, веро­ят­но, имен­но регент­ство Пульхе­рии под­ска­за­ло Фео­до­сию и Пла­ци­дии (а воз­мож­но, и самой Пульхе­рии), кото­рые, долж­но быть, согла­со­ва­ли этот вопрос зара­нее, что в слу­чае, если какое-нибудь несча­стье про­изой­дёт с мате­рью преж­де, чем завер­шит­ся несо­вер­шен­но­ле­тие Вален­ти­ни­а­на, было бы весь­ма удоб­но, если бы его стар­шая сест­ра уже явля­лась авгу­стой, чтобы стать реген­том вме­сто мате­ри. В таком слу­чае её пре­стиж был бы выше, если бы она с само­го нача­ла была рав­на с импе­ра­то­ром и реген­том в том, что каса­ет­ся ран­га авгу­ста¹⁰.

Лицо в про­филь на моне­тах Гоно­рии не может дать пред­став­ле­ния о её внеш­но­сти. Посвя­щён­ная 20-лет­не­му юби­лею моне­та изо­бра­жа­ет не ребён­ка вось­ми лет, а взрос­лую жен­щи­ну. Есть фамиль­ное сход­ство меж­ду голо­ва­ми на моне­тах дру­гих дам дома Фео­до­сия¹¹, вклю­чая жён Арка­дия и Фео­до­сия II, кото­рые не име­ли кров­но­го род­ства с Фео­до­си­ем. Они не могут быть при­ня­ты в каче­стве порт­ре­тов. Поме­няй­те име­на — и труд­но будет раз­ли­чить их. Лица не дают клю­ча для раз­гад­ки отли­чий монет Евдок­сий.

В 434 году, когда ей было шест­на­дцать, самое боль­шее сем­на­дцать лет, Гоно­рия, соглас­но хро­ни­ке Мар­цел­ли­на, совер­ши­ла тот опро­мет­чи­вый посту­пок, кото­рый пред­ре­шил её судь­бу и уве­ко­ве­чил её имя. Этот автор, соста­вив­ший свой труд в Кон­стан­ти­но­по­ле в нача­ле шесто­го с.6 сто­ле­тия, утвер­жда­ет, что вто­ро­го индик­та, в кон­суль­ство Аре­обин­да и Аспа­ра [= 434 г.]:

О том, насколь­ко содер­жа­ние это­го сооб­ще­ния соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти, нам гово­рят два глав­ных фак­та, кото­рые наи­бо­лее пол­но извест­ны от совре­мен­но­го собы­ти­ям исто­ри­ка При­с­ка. Его важ­ность заклю­ча­ет­ся в дате, кото­рая, на пер­вый взгляд, совер­шен­но несов­ме­сти­ма с рас­ска­зом, изло­жен­ным во фраг­мен­тах При­с­ка и у авто­ров, опи­рав­ших­ся на него. Этот рас­сказ пред­по­ла­га­ет, что эпи­зод отно­ше­ний Гоно­рии с Атти­лой начал­ся в 450-м или, по мень­шей мере, не ранее, чем в 449 году.

Были при­ме­не­ны два спо­со­ба для пре­одо­ле­ния это­го несоот­вет­ст­вия. Тил­ле­мон (Til­le­mont)¹² про­сто при­нял назы­вае­мую Мар­цел­ли­ном дату обра­ще­ния к Атти­ле, кото­рый в 434 году толь­ко что насле­до­вал трон, и попы­тал­ся пре­одо­леть хро­но­ло­ги­че­ский раз­рыв, утвер­ждая, что «Гоно­рия не пре­кра­ти­ла настой­чи­во побуж­дать Атти­лу про­тив сво­его бра­та» («Ho­no­rie ne ces­sa point de sol­li­ci­ter At­ti­la contre son frè­re»), — пред­по­ло­же­ние, не име­ю­щее ника­ких осно­ва­ний¹³.

Гиб­бон пола­гал, что при­клю­че­ния Гоно­рии не могут «быть ни после­до­ва­тель­ны­ми, ни прав­до­по­доб­ны­ми», если при­нять хро­но­ло­гию Мар­цел­ли­на без изме­не­ний; что нель­зя пре­не­бречь оче­вид­ным под­тек­стом При­с­ка о том, что Гоно­рия обра­ти­лась к Атти­ле неза­дол­го до гунн­ско­го втор­же­ния в Гал­лию. Но он не был готов и отка­зать­ся от даты Мар­цел­ли­на. Гиб­бон при­нял 434-й как год интри­ги с Евге­ни­ем, но пред­по­ло­жил дли­тель­ный интер­вал меж­ду бес­че­стьем Гоно­рии и её обра­ще­ни­ем к Атти­ле. Сослан­ная (в 434 году) в Кон­стан­ти­но­поль, «несчаст­ная прин­цес­са про­ве­ла две­на­дцать или четыр­на­дцать лет в скуч­ном обще­стве сестёр Фео­до­сия и их избран­ных дев­ст­вен­ниц»¹⁴. Момм­зен, затро­нув­ший эту тему в сво­ём иссле­до­ва­нии об Аэции¹⁵, при­ни­ма­ет такое же реше­ние. «Про­дол­жи­тель­ный про­ме­жу­ток вре­ме­ни» (Eine ge­rau­me Zwi­schen­zeit), гово­рит он, дол­жен быть допу­щен меж­ду делом Евге­ния и делом Атти­лы.

Одна­ко такое реше­ние недо­пу­сти­мо. Оба этих слу­чая нахо­дят­ся в близ­кой вре­мен­ной свя­зи не толь­ко у Мар­цел­ли­на, но и, как мы увидим, в дру­гом, более важ­ном источ­ни­ке (у Иоан­на Антио­хий­ско­го), кото­рый не был изве­стен Гиб­бо­ну, но был изве­стен Момм­зе­ну. Хро­ни­сты ино­гда соеди­ня­ют под одним годом свя­зан­ные меж­ду собой собы­тия, отно­ся­щи­е­ся к двум смеж­ным годам, но я не знаю при­ме­ра соеди­не­ния собы­тий, разде­лён­ных с.7 четыр­на­дца­тью или пят­на­дца­тью года­ми. Если мы вооб­ще при­ни­ма­ем дату Мар­цел­ли­на, мы долж­ны при­нять её без­ого­во­роч­но и пол­но­стью вме­сте с Тил­ле­мо­ном. Но исти­на в том, что это совер­шен­но невер­но, и это мож­но дока­зать.

Пер­вое име­ю­ще­е­ся у нас упо­ми­на­ние о Гоно­рии, достиг­шей воз­рас­та жен­ст­вен­но­сти, весь­ма отли­ча­ет­ся от опо­зо­рен­ной прин­цес­сы. Она немно­гим стар­ше два­дца­ти лет; её брат женат и уже име­ет двух доче­рей. Года их рож­де­ний не зафик­си­ро­ва­ны, но могут быть уста­нов­ле­ны в доста­точ­но узких пре­де­лах. Посколь­ку извест­но, что млад­шая дочь, Пла­ци­дия, вышла замуж за Олиб­рия непо­сред­ст­вен­но перед тем, как Гей­зе­рих увёл обо­их в Кар­фа­ген вме­сте с их мате­рью летом 455 года¹⁶, то мы вряд ли можем отне­сти её рож­де­ние поз­же, чем к 440 году, и веро­ят­но, что стар­шая дочь Евдо­кия роди­лась в 438 году, а Пла­ци­дия в 439 или в 440 году. Имен­но тогда, не ранее 440 года, воз­мож­но, в 441 или в 442 году, семей­ная груп­па, вклю­чая мла­ден­ца Пла­ци­дию, была опи­са­на при­двор­ным поэтом Меробав­дом¹⁷. Бо́льшая часть поэ­мы сохра­ни­лась и содер­жит сле­дую­щее опи­са­ние импе­ра­тор­ской семьи:

Соглас­но Фоль­ме­ру (Vollmer), в целом поэ­ма про­слав­ля­ет кре­ще­ние Пла­ци­дии во двор­це Равен­ны. Он, конеч­но, неправ. Мне кажет­ся вполне оче­вид­ным, что поэт опи­сы­ва­ет моза­ич­ное укра­ше­ние с.8 ком­на­ты во двор­це, создан­ное вско­ре после рож­де­ния Пла­ци­дии²⁰. Вален­ти­ни­ан с Евдок­си­ей был изо­бра­жён в цен­тре сво­да (ст. 5), а вокруг нахо­ди­лись раз­лич­ные сце­ны из его жиз­ни. В одном месте:

Одних этих слов было бы доста­точ­но, чтобы пока­зать, что мы име­ем дело с худо­же­ст­вен­ным изо­бра­же­ни­ем, и уди­ви­тель­но, как изда­те­лю уда­лось невер­но их истол­ко­вать. Он пола­га­ет, что no­vus exul отно­сит­ся к тира­ну Иоан­ну, а prae­si­de nostro — к Вален­ти­ни­а­ну²¹, и пред­по­ла­га­ет, что Меробавд мог вооб­ра­жать, буд­то Иоанн, каз­нён­ный в 425 году, был жив в 439—440 годах, опла­ки­вая в изгна­нии утра­чен­ное бла­го­со­сто­я­ние; более того, его уди­ви­тель­ное заме­ча­ние, кажет­ся, даже обыг­ры­ва­ет воз­мож­ность того, что, в кон­це кон­цов, жизнь тира­на была сохра­не­на. Он не пыта­ет­ся объ­яс­нить no­vus и sub­ito. Меробавд име­ет в виду и выска­зы­ва­ет в сво­ей не самой заме­ча­тель­ной мане­ре, что худож­ник изо­бра­зил ребён­ка Вален­ти­ни­а­на, недав­но изгнан­но­го Гоно­ри­ем (no­vus exul), в при­сут­ст­вии Фео­до­сия (prae­si­de nostro) пла­чу­ще­го об утра­те импе­рии, постиг­шей его вслед­ст­вие неожи­дан­но­го поры­ва Иоан­но­вой узур­па­ции.

Дру­гие сце­ны изо­бра­жа­ли импе­ра­то­ра с мате­рью (ст. 11) и сест­рой (ст. 13); ребён­ка Евдо­кию (ст. 17: hac — ука­за­тель­ное место­име­ние, как и hic в ст. 11), чья помолв­ка с Гуне­ри­хом здесь под­ра­зу­ме­ва­ет­ся (vir Лари­сы — Посей­дон, а у ван­да­лов имел­ся флот); и ново­рож­дён­ную Пла­ци­дию (воз­мож­но, её кре­ще­ние). Одна­ко сей­час нас инте­ре­су­ют стро­ки 13—16, смысл кото­рых сле­дую­щий: «Когда его сест­ра сто­ит рядом с ним (как мы видим здесь), она подоб­на луне, осве­щён­ной све­том солн­ца. Если она вый­дет замуж, то подо­баю­щим обра­зом будет союз Фети­ды с Пеле­ем»²². Таким обра­зом, око­ло 441 года при­двор­ный поэт мог писать об авгу­сте Гоно­рии; и худож­ник, чья работа, если она была нача­та до рож­де­ния Пла­ци­дии, но, конеч­но, не ранее вступ­ле­ния в брак Вален­ти­ни­а­на, мог отве­сти ей вид­ное место в сво­ём худо­же­ст­вен­ном замыс­ле. Здесь мы име­ем совре­мен­ное дока­за­тель­ство, доста­точ­ное для опро­вер­же­ния обще­при­ня­то­го мне­ния, что годом её опа­лы был 434-й²³. Заме­ча­ние Меробав­да о её воз­мож­ном бра­ке едва ли свиде­тель­ст­ву­ет, что в виду имел­ся какой-либо кон­крет­ный союз, но пока­зы­ва­ет, по край­ней мере, что тогда не воз­ни­ка­ло вопро­са об осуж­де­нии её на дев­ст­вен­ную жизнь Пульхе­рии и её сестёр.

Гоно­рия уна­сле­до­ва­ла свое­нра­вие и често­лю­бие сво­ей мате­ри наряду с харак­те­ром отца, кото­ро­го раз­дра­жа­ли услов­но­сти. Она обла­да­ла более силь­ным харак­те­ром, чем её празд­ный брат, ник­чем­ный сиба­рит, и она, есте­ствен­но, с.9 осо­зна­ва­ла своё интел­лек­ту­аль­ное пре­вос­ход­ство. Мы пони­ма­ем, что, посколь­ку под­рас­та­ли её пле­мян­ни­цы и их зна­чи­мость начи­на­ла затме­вать её соб­ст­вен­ную, она чув­ст­во­ва­ла пере­ме­ну в поло­же­нии, зани­мае­мом ею с юных лет, когда она была так доро­га для государ­ства (sa­lus rei­pub­li­cae), и с ужа­сом ожи­да­ла наступ­ле­ния той скуч­ной жиз­ни, в кото­рой ей навсе­гда будет отведе­на незна­чи­тель­ная роль. В 449 году её недо­воль­ство выли­лось в дей­ст­вие.

Исто­рия её поступ­ка была рас­ска­за­на При­ском, луч­шим и самым высо­ко­по­став­лен­ным исто­ри­ком пято­го века, наи­бо­лее точ­но осве­дом­лён­ным во всех свя­зан­ных с гун­на­ми вопро­сах. У нас име­ют­ся: 1) два фраг­мен­та его работы, отно­ся­щих­ся к это­му эпи­зо­ду²⁴; 2) рас­сказ Иоан­на Антио­хий­ско­го о дей­ст­ви­ях Гоно­рии, явля­ю­щий­ся пере­ло­же­ни­ем (воз­мож­но, почти дослов­ным, хотя вряд ли пол­ным) сооб­ще­ния При­с­ка²⁵; и 3) два отрыв­ка из Иор­да­на, отча­сти, хотя и не непо­сред­ст­вен­но, осно­ван­ные на его рас­ска­зе²⁶. Из них выяс­ня­ет­ся сле­дую­щая исто­рия.

Гоно­рия (как и сёст­ры Фео­до­сия) рас­по­ла­га­ла отдель­ным шта­том при­слу­ги для соб­ст­вен­ных нужд, несо­мнен­но, в пре­де­лах равенн­ско­го двор­ца, и управ­ля­ю­ще­го или дво­рец­ко­го для руко­вод­ства им²⁷. Зва­ли это­го дело­во­го чело­ве­ка Евге­ний и с ним была у неё любов­ная интри­га. Это рас­кры­лось²⁸. Любов­ник был пре­дан смер­ти, а Гоно­рия изгна­на из двор­ца и обру­че­на (κα­τεγ­γυᾶται) с неким Гер­ку­ла­ном, весь­ма почтен­ным сена­то­ром, гото­вым женить­ся на прин­цес­се с запят­нан­ной репу­та­ци­ей. Он отож­дествля­ет­ся с Фла­ви­ем Бас­сом Гер­ку­ла­ном (Fla­vius Bas­sus Her­cu­la­nus), кото­рый впо­след­ст­вии стал кон­су­лом (в 452 году) и дол­жен был быть, сле­до­ва­тель­но, чело­ве­ком состо­я­тель­ным. Такой выбор был сде­лан пото­му, что он был чело­ве­ком досто­по­чтен­ным и надёж­ным, на него мож­но было поло­жить­ся в том, что он не под­даст­ся попыт­кам жены втя­нуть его в често­лю­би­вые или рево­лю­ци­он­ные замыс­лы²⁹.

Идея это­го сою­за была нена­вист­на Гоно­рии, и она посла­ла дове­рен­но­го слу­гу, евну­ха по име­ни Гиа­цинт, с сум­мой денег и коль­цом, к Атти­ле, про­ся его помо­щи про­тив бра­та. Атти­ла горя­чо под­дер­жал её дело. Он объ­явил её сво­ей неве­стой и потре­бо­вал пере­да­чи ей поло­ви­ны терри­то­рии, кото­рой пра­вил Вален­ти­ни­ан³⁰. В то же вре­мя он гото­вил­ся к втор­же­нию в запад­ные про­вин­ции. Кажет­ся, что сна­ча­ла он напра­вил свои тре­бо­ва­ния и угро­зы Фео­до­сию. Это было вес­ной с.10 или летом 450 года. Фео­до­сий неза­мед­ли­тель­но напи­сал сво­е­му кол­ле­ге и, оче­вид­но, сове­то­вал ему пред­от­вра­тить серь­ёз­ную опас­ность гунн­ско­го втор­же­ния, усту­пив Гоно­рию³¹. Вален­ти­ни­ан был в яро­сти. Подроб­но­сти измен­ни­че­ских сно­ше­ний с гун­ном были вырва­ны у Гиа­цин­та под пыт­кой преж­де, чем он был обез­глав­лен. Жизнь Гоно­рии была поща­же­на толь­ко бла­го­да­ря заступ­ни­че­ству мате­ри³². Атти­ла, когда услы­шал о таком обра­ще­нии с ней, отпра­вил посоль­ство в Равен­ну, чтобы оправ­дать её: она не сде­ла­ла ниче­го пло­хо­го, была обру­че­на с ним, и он явит­ся, чтобы реа­ли­зо­вать её пра­во на долю импе­ра­тор­ской вла­сти. Более того, соби­ра­ясь в поход на Рейн в нача­ле 451 года, он напра­вил вто­рое посоль­ство с тре­бо­ва­ни­ем её выда­чи, и дал сво­им послан­ни­кам коль­цо, чтобы пока­зать его в дока­за­тель­ство обру­че­ния. В каче­стве её защит­ни­ка он вторг­ся в сле­дую­щем году в Ита­лию и, когда он отсту­пал, то угро­жал, что совер­шит и худ­шие дела, если авгу­ста и её закон­ное наслед­ство не будут ему пере­да­ны. Сле­до­ва­тель­но, она была жива в 452 году.

Тако­ва в общих чер­тах эта исто­рия. Если бы у нас был ори­ги­наль­ный текст При­с­ка на всём про­тя­же­нии этой исто­рии, она, веро­ят­но, была бы яснее и пол­нее. Но отно­си­тель­но вре­ме­ни этих собы­тий нет ника­кой неопре­де­лён­но­сти. Они бес­спор­но фик­си­ру­ют­ся в 449—450 годах. Зло­клю­че­ния Гоно­рии, после­до­вав­шие за её при­зы­вом к Атти­ле, ста­ли ему извест­ны во вре­мя вос­ше­ст­вия Мар­ки­а­на (25 авгу­ста 450 года); сле­до­ва­тель­но, это про­изо­шло летом (веро­ят­но, в июне) того же года, когда Фео­до­сий писал Вален­ти­ни­а­ну; её посла­ние Атти­ле было отправ­ле­но вес­ной или зимой, и слу­чай с Евге­ни­ем дол­жен быть отне­сён к 449 году.

Сле­ду­ет отме­тить, что отсут­ст­ву­ет сооб­ще­ние о позор­ной ссыл­ке Гоно­рии в Кон­стан­ти­но­поль. Мы виде­ли, что об этом было заяв­ле­но Мар­цел­ли­ном, а так­же Иор­да­ном. Приск, как нам извест­но, был опо­сре­до­ван­но источ­ни­ком для Иор­да­на и, таким обра­зом, мож­но пред­по­ло­жить, что по дан­но­му вопро­су Приск под­твер­жда­ет Мар­цел­ли­на и что изгна­ние в Кон­стан­ти­но­поль — уста­нов­лен­ный факт. Но такое изгна­ние явно про­ти­во­ре­чит рас­ска­зу При­с­ка, под­ра­зу­ме­ваю­ще­му, что Гоно­рия нахо­ди­лась в Ита­лии, а не в Кон­стан­ти­но­по­ле, когда её винов­ность была рас­кры­та Фео­до­сию послан­ни­ка­ми Атти­лы; поэто­му Приск не был источ­ни­ком это­го сооб­ще­ния Мар­цел­ли­на. Нам извест­но по дру­гим осно­ва­ни­ям, что Иор­дан исполь­зо­вал Мар­цел­ли­на и воз­мож­но, что его in Con­stan­ti­no­po­lim Theo­do­sio prin­ci­pi des­ti­na­ta est^[4]33 было взя­то из Theo­do­sio prin­ci­pi de Ita­lia transmis­sa^[5] хро­ни­ста. Мы можем лишь отверг­нуть это сооб­ще­ние Мар­цел­ли­на; если бы оно было прав­дой, с.11 Приск не мог бы не упо­мя­нуть об этом, не мог бы рас­ска­зать исто­рию таким обра­зом, кото­рый его исклю­ча­ет³⁴.

Теперь мы можем посмот­реть на Гоно­рию и её поведе­ние в новом све­те. Её дерз­кие поступ­ки были совер­ше­ны, когда она была жен­щи­ной лет за трид­цать, а не девуш­кой шест­на­дца­ти лет. Её моти­вом была не рас­пут­ная страсть, а поли­ти­че­ские амби­ции. Это про­яв­ля­ет­ся вполне ясно в источ­ни­ке. Имен­но с рас­чё­том на импе­ра­тор­ский трон отда­лась она Евге­нию; он дол­жен был стать её оруди­ем в заго­во­ре с целью свер­же­ния Вален­ти­ни­а­на, кото­ро­го она нена­виде­ла и пре­зи­ра­ла³⁵. Не будь изме­на подо­плё­кой, будь этот слу­чай все­го лишь неосмот­ри­тель­ным поступ­ком, скан­дал мож­но было бы лег­ко замять, поз­во­лив ей вый­ти замуж за сво­его любов­ни­ка. Пер­спек­ти­ва сою­за с почтен­ным Гер­ку­ла­ном была невы­но­си­ма для жен­щи­ны с её харак­те­ром, и она была гото­ва при­ве­сти в дви­же­ние Ахе­рон.

Мы можем дога­ды­вать­ся, что мысль про­сить Атти­лу о помо­щи была вдох­нов­ле­на ей при­ме­ром её мате­ри. Когда Пла­ци­дия, склон­ная к тому, чтобы захва­тить бразды прав­ле­ния, смер­тель­но поссо­ри­лась с Гоно­ри­ем, она была обви­не­на в при­зы­ве вра­га вме­шать­ся про­тив сво­его бра­та. Теперь её дочь взы­ва­ла к Атти­ле про­тив сво­его³⁶. Это была лишь прось­ба о помо­щи (ἐς ἐπι­κου­ρίαν ἐπι­κα­λεσα­μένης)^[6] в избав­ле­нии её от вла­сти бра­та и пред­от­вра­ще­нии ужас­но­го бра­ка. Она посла­ла день­ги — ей было извест­но о его алч­но­сти; она посла­ла и своё коль­цо. Одна­ко коль­цо было пред­на­зна­че­но лишь для того, чтобы убедить его в под­лин­но­сти сооб­ще­ния (πισ­του­μένη τὸν βάρ­βα­ρον)^[7]; он же истол­ко­вал его как пред­ло­же­ние бра­ка. Она обя­за­на вооб­ра­же­нию Иор­да­на (или, ско­рее, Кас­си­о­до­ра?) тем, что ей при­пи­са­ли воз­буж­де­ние жела­ния у вар­ва­ра, кото­ро­го она нико­гда не виде­ла.

Гиа­цинт вер­нул­ся и, долж­но быть, при­нёс сооб­ще­ние от Атти­лы, обе­ща­ние под­дер­жать её дело при усло­вии, что она станет его женой. Это был выбор меж­ду Гер­ку­ла­ном, почтен­ным зауряд­ным ита­лий­цем, и коро­лём, кото­рый в тот момент был самым могу­ще­ст­вен­ным вла­сте­ли­ном в Евро­пе. Мог­ла ли она коле­бать­ся? Атти­ла был вар­ва­ром. Но раз­ве её мать не вышла замуж за гота и раз­ве её пле­мян­ни­ца Евдо­кия не была обру­че­на с сыном ван­даль­ско­го коро­ля? Всё же эти гер­ман­цы были хри­сти­а­на­ми, а Атти­ла был языч­ни­ком. Да, но Ата­ульф и Гуне­рих были ари­а­на­ми, и настоль­ко ли ари­а­нин луч­ше? Но гунн? Семью­де­ся­тью года­ми ранее это вызва­ло бы оттор­же­ние, но в тече­ние двух поко­ле­ний гун­ны в Евро­пе во мно­гих отно­ше­ни­ях полу­гер­ма­ни­зи­ро­ва­лись; Атти­ла — гер­ман­ское имя. Един­ст­вен­ное раз­ли­чие, кото­рое дей­ст­ви­тель­но име­ло зна­че­ние с точ­ки зре­ния Гоно­рии — то, с.12 что гунн был мно­го­жен­цем. Жить за Дуна­ем в каче­стве самой бла­го­род­ной дамы его гаре­ма — такая судь­ба не мог­ла бы её при­влечь. Но это и не было её про­грам­мой. Её пер­во­на­чаль­ный план был, веро­ят­но, направ­лен на низ­ло­же­ние её бра­та и прав­ле­ние вме­сто него с Евге­ни­ем; поли­ти­ка Атти­лы, кото­рую она теперь долж­на была под­дер­жи­вать — насколь­ко мы можем допу­стить, что она её при­ня­ла — заклю­ча­лась в том, чтобы разде­лить импе­рию с Вален­ти­ни­а­ном; Гал­лия, кото­рой он желал, станет долей Гоно­рии. Тогда она будет пра­вить в Гал­лии как импе­ра­три­ца вме­сте с Атти­лой; не мог­ло быть и речи о ссыл­ке в его заду­най­ские хижи­ны, его власть и авто­ри­тет в Гал­лии будут зави­сеть от неё, закон­ной импе­ра­три­цы из дома Фео­до­сия. Жен­щи­на с её харак­те­ром вряд ли ста­ла бы опа­сать­ся, что не смо­жет управ­лять вар­ва­ром.

Вме­ша­тель­ство Атти­лы изъ­яло дело из рук Гоно­рии. Ей оста­ва­лось толь­ко ждать — она, несо­мнен­но, нахо­ди­лась под стро­гим над­зо­ром — и молить­ся за его успех. Эти замыс­лы был рас­стро­е­ны сна­ча­ла пред­при­им­чи­во­стью Аэция, затем чумой и, нако­нец, вне­зап­ной смер­тью Атти­лы. В 451 году он мог бы стать хозя­и­ном Гал­лии, если бы Аэцию не уда­лось, с трудом и в послед­ний момент, моби­ли­зо­вать визи­готов. В 452 году Ита­лия зави­се­ла от его мило­сти, и если бы в его лаге­ре не вспых­ну­ла эпиде­мия (что, конеч­но, и было при­чи­ной его отступ­ле­ния), он мог бы заста­вить Вален­ти­ни­а­на усту­пить Гоно­рию. В 453 году толь­ко смерть поме­ша­ла ему явить­ся вновь, и тогда он вполне мог бы достичь успе­ха. В тече­ние этих лет, хотя её поло­же­ние было уни­зи­тель­ным, жизнь Гоно­рии нель­зя было бы назвать серой.

После 452 года мы боль­ше не слы­шим о ней. Была ли она вынуж­де­на вый­ти замуж за Гер­ку­ла­на? Пере­жи­ла ли она убий­ство se­mi­vir amens^[8], кото­ро­го нена­виде­ла? Есть одно сло­во, кото­рое мож­но счесть пред­ве­сти­ем. Запи­сав, что её спас­ли моль­бы мате­ри, Иоанн Антио­хий­ский закан­чи­ва­ет рас­сказ о ней таки­ми сло­ва­ми: οὕτως μὲν οὖν Ὁνω­ρία τό­τε τῆς… ἀπε­λύετο, где выпа­ло κο­λάσεως или что-то в том же роде^[9]. Но τό­τε [«в этом слу­чае» — В. И.]? Озна­ча­ет ли это, что впо­след­ст­вии она под­верг­лась како­му-то нака­за­нию, даже худ­ше­му, чем посты­лый брак?

Наше иссле­до­ва­ние пока­за­ло, что обще­при­ня­тое пред­став­ле­ние о Гоно­рии, как о рас­пут­ной деви­це, кото­рая не мог­ла обуздать свои пороч­ные инстинк­ты, взы­ва­ла к Атти­ле «в погоне за любо­вью» или, в луч­шем слу­чае, местью, про­явив при этом разум ребён­ка, играю­ще­го с огнём, — что такая точ­ка зре­ния не может быть под­дер­жа­на. Я почти не сомне­ва­юсь в том, что нача­ло тако­му взгляду было поло­же­но Кас­си­о­до­ром; скан­дал пре­до­ста­вил ему желан­ную воз­мож­ность окле­ве­тать даму из дома Фео­до­сия. От него это пере­шло к Иор­да­ну: pror­sus in­dig­num fa­ci­nus ut li­cen­tiam li­bi­di­nis ma­lo pub­li­co com­pa­ra­ret^[10]. Совре­мен­ные исто­ри­ки доб­ро­со­вест­но сле­до­ва­ли это­му при­ме­ру, и невер­ная дата Мар­цел­ли­на спо­соб­ст­во­ва­ла под­дер­жа­нию заблуж­де­ния. Любовь — во всём, что нам извест­но — воз­мож­но, и сыг­ра­ла неко­то­рую роль; но, если это и так, была лишь допол­не­ни­ем. Её моти­вом было често­лю­бие, а не рас­пу­щен­ность; её пре­ступ­ле­ние было поли­ти­че­ским. Вме­сто вуль­гар­ной и доволь­но-таки несу­раз­ной юной дамы, роль кото­рой она до сих пор выпол­ня­ла, она с.13 высту­па­ет как инте­рес­ная и важ­ная фигу­ра. Одна­жды я согла­сил­ся с общим мне­ни­ем, что Атти­ла исполь­зо­вал Гоно­рию лишь как дипло­ма­ти­че­ский пред­лог. Даль­ней­шее изу­че­ние ситу­а­ции пока­за­ло мне, что она была не пред­ло­гом, она была клю­чом к его поли­ти­ке. Никто не сожа­ле­ет о кру­ше­нии пла­нов Атти­лы, но сим­па­тии могут быть на сто­роне Гоно­рии, а не Вален­ти­ни­а­на.

Я воз­вра­ща­юсь к зло­по­луч­ной дате в хро­ни­ке Мар­цел­ли­на. Не все­гда воз­мож­но, когда вы выяв­ля­е­те ошиб­ку, объ­яс­нить её, но куда луч­ше, если вы може­те это сде­лать. Эта ошиб­ка допус­ка­ет доста­точ­но про­стое объ­яс­не­ние. Мы долж­ны лишь пред­по­ло­жить, что Мар­цел­лин обна­ру­жил в сво­ём источ­ни­ке дело Евге­ния пра­виль­но дати­ро­ван­ным, как про­изо­шед­шее во II индик­те (т. е. в 449 г.). Его хро­ни­ка велась по индик­там³⁷, так что он долж­ным обра­зом запи­сал это собы­тие под II индик­том, но по невни­ма­тель­но­сти выбрал II индикт преды­ду­ще­го цик­ла (т. е. 434 г.). То, что меж­ду пра­виль­ной и оши­боч­ной дата­ми раз­ни­ца ров­но в пят­на­дцать лет — боль­ше, чем про­стая слу­чай­ность.