Сулла на Востоке: политика и пропаганда «любимца Афродиты»

с.62 Когда речь идет о дей­ст­ви­ях Сул­лы в Гре­ции про­тив Мит­ри­да­та, как пра­ви­ло, отме­ча­ют стре­ми­тель­ность и реши­тель­ность, а так­же бес­по­щад­ность и цинизм его дей­ст­вий. Так, С. А. Жебелёв счи­тал кам­па­нию Сул­лы в Гре­ции «одной из наи­бо­лее заме­ча­тель­ных по уме­ло­му веде­нию кам­па­ний воен­ной исто­рии»¹. С. И. Ковалев отме­чал «реши­тель­ность», «пре­зре­ние к опас­но­сти», «сме­лость, гра­ни­чив­шую с дер­зо­стью», «быст­ро­ту дей­ст­вий» Сул­лы². Ф. Фрё­лих, харак­те­ри­зуя спо­со­бы веде­ния вой­ны Сул­лой, отме­чал, что он «повел вой­ну без вся­ких цере­мо­ний». Такая бес­це­ре­мон­ность, неува­же­ние к исто­ри­че­ским собы­ти­ям и местам осо­бо чти­мых куль­тов «долж­ны были настро­ить про­тив Сул­лы насе­ле­ние Гре­ции тем в боль­шей сте­пе­ни, что ранее они встре­ча­ли со сто­ро­ны Фла­ми­ни­на и Эми­лия Пав­ла лишь мило­сти­вое обхож­де­ние»³. Это­го, одна­ко, не про­изо­шло. Напро­тив, мы зна­ем, что, несмот­ря на все его кру­тые меры, Сул­ла пре­успел в выпол­не­нии сво­их задач, и на поле боя ему про­ти­во­сто­я­ла лишь пон­тий­ская армия, без серь­ез­но­го уча­стия гре­ков. Более того, несмот­ря на доста­точ­но жест­кие усло­вия кон­три­бу­ции, нало­жен­ной Сул­лой на про­ви­нив­ши­е­ся горо­да, Мит­ри­дат более не имел в них успе­ха, а, напро­тив, встре­тил сопро­тив­ле­ние с само­го нача­ла третьей вой­ны с Римом⁴. Ни один из горо­дов Азии не сде­лал боль­ше попыт­ки отло­жить­ся от рим­лян. Обыч­но как на при­чи­ну охлаж­де­ния ази­ат­ских элли­нов к Мит­ри­да­ту ука­зы­ва­ют на невы­пол­не­ние им его дема­го­ги­че­ских обе­ща­ний, дан­ных в нача­ле пер­вой вой­ны — осво­бож­де­ния от пода­тей на пять лет, пре­до­став­ле­ния при­ви­ле­гий и т. п.⁵ Все авто­ры схо­дят­ся на том, что в Азии было силь­ное недо­воль­ство Мит­ри­да­том, повед­шее к вос­ста­ни­ям в горо­дах и репрес­си­ям про­тив ази­а­тов. Рас­хо­дят­ся их мне­ния, в зави­си­мо­сти от общих взглядов иссле­до­ва­те­ля, лишь по пово­ду того, кто имен­но был недо­во­лен Мит­ри­да­том. Часть авто­ров счи­та­ет недо­воль­ным граж­дан­ский кол­лек­тив поли­сов в целом, дру­гие сво­дят все к стра­ху состо­я­тель­ной части насе­ле­ния перед дема­го­ги­че­ски­ми мера­ми Мит­ри­да­та и поку­ше­ни­ем на их соб­ст­вен­ность с.63 (осво­бож­де­ние рабов, отме­на дол­го­вых обя­за­тельств и т. п.). Нам кажет­ся пред­по­чти­тель­ней пер­вая точ­ка зре­ния. Во-пер­вых, к широ­кой соци­аль­ной дема­го­гии Мит­ри­дат пере­шел лишь после того, как недо­воль­ство им в поли­сах Азии уже обна­ру­жи­лось⁶. Во-вто­рых, пон­тий­ский царь на деле пока­зал, сколь дале­ки нра­вы восточ­ной дес­по­тии от при­выч­но­го для элли­нов полис­но­го управ­ле­ния, поку­ше­ние на кото­рое заде­ва­ло весь граж­дан­ский кол­лек­тив. Но, наряду с этим, сле­ду­ет учи­ты­вать и ещё один фак­тор — соче­та­ние в рим­ской поли­ти­ке «кну­та» и «пря­ни­ка», исполь­зо­ва­ние рим­ски­ми пол­ко­во­д­ца­ми средств про­па­ган­ды, кото­рая, может быть, была не столь систе­ма­ти­че­ской и эффек­тив­ной, как у Мит­ри­да­та, но кото­рая, тем не менее, велась со вре­ме­ни пер­вых столк­но­ве­ний рим­ских армий и войск пон­тий­ско­го царя⁷.

В какой-то сте­пе­ни при­влечь обще­ст­вен­ное мне­ние на сто­ро­ну Рима пытал­ся уже Кв. Бре­тий Сура — легат намест­ни­ка Македо­нии Г. Сен­тия, отправ­лен­ный навстре­чу армии Архе­лая и пер­вым из рим­лян всту­пив­ший в бой с пон­тий­ской арми­ей⁸. Плу­тарх, несо­мнен­но, хоро­шо осве­дом­лен­ный в исто­рии род­ной ему Бео­тии, отме­ча­ет, что дела Суры шли успеш­нее, чем он мог наде­ять­ся, а гре­ки, при­вле­чен­ные его без­упреч­ным бла­го­род­ст­вом (διὰ ἐκεί­νου τὴν κα­λοκἀγα­θίαν), уже гото­вы были перей­ти на сто­ро­ну рим­лян⁹. Пожа­луй, мож­но даже счи­тать, что имен­но дея­тель­ность Суры под­гото­ви­ла быст­рый обрат­ный пере­ход Бео­тии под рим­ский кон­троль¹⁰.

с.64 Сул­ла, явив­ший­ся в Гре­цию и нахо­див­ший­ся в кри­ти­че­ском поло­же­нии, кото­рое застав­ля­ло дей­ст­во­вать все­ми доступ­ны­ми сред­ства­ми, тем не менее, при­да­вал боль­шин­ству сво­их непри­гляд­ных поступ­ков про­па­ган­дист­ское обрам­ле­ние, кото­рое долж­но было их оправ­дать. Пожа­луй, одним из наи­бо­лее вопи­ю­щих дея­ний рим­ско­го пол­ко­во­д­ца было его реше­ние о кон­фис­ка­ции хра­мо­вых сокро­вищ. Свиде­тель­ст­вом того рез­ко­го осуж­де­ния, кото­рым встре­ти­ли эти дей­ст­вия гре­ки, могут быть сло­ва Пав­са­ния, ска­зан­ные по пово­ду «похи­ще­ния» Сул­лой ста­туи Афи­ны из хра­ма в Алал­ко­ме­нах: «За совер­ше­ние таких безум­ных оскорб­ле­ний над эллин­ски­ми горо­да­ми и над бога­ми элли­нов его постиг­ла самая отвра­ти­тель­ная из всех болезнь…» (Paus. IX. 33. 6. Пер. С. П. Кон­дра­тье­ва).

Про­ти­во­прав­ный харак­тер этих дей­ст­вий под­чёр­ки­ва­ют и совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли, гово­ря, что Сул­ла «огра­бил» гре­че­ские свя­ти­ли­ща¹¹. Несо­мнен­но, на гре­ков эти дей­ст­вия про­из­ве­ли небла­го­при­ят­ное впе­чат­ле­ние, что нашло отра­же­ние в при­веден­ной выше оцен­ке их Пав­са­ни­ем и в рас­ска­зе Плу­тар­ха о зна­ме­нии, явлен­ном в Дель­фах фокей­цу Кафи­су, кото­рый дол­жен был осу­ще­ст­вить рек­ви­зи­цию (Plut. Sul­la. 12. 4—9). Пожа­луй, один толь­ко А. Кив­ни обра­тил вни­ма­ние на идео­ло­ги­че­скую сто­ро­ну дела, осно­вы­ва­ясь при этом на отве­те Сул­лы Кафи­су, кото­рый при­во­дит Плу­тарх: пени­ем выра­жа­ет­ся весе­лие, а не гнев, поэто­му сле­ду­ет сме­лее заби­рать вещи, кото­рые бог отда­ет с радо­стью¹².

Далее А. Кив­ни ком­мен­ти­ру­ет: «Ответ, подоб­ный это­му, выда­ёт чело­ве­ка, кото­рый даже сре­ди бед­ст­вий под­дер­жи­ва­ет­ся вели­чай­шей само­уве­рен­но­стью, кото­рая при таких обсто­я­тель­ствах может про­ис­хо­дить толь­ко из неко­ле­би­мой веры в свою соб­ст­вен­ную fe­li­ci­tas. Вера Сул­лы в нее была столь проч­ной, он настоль­ко глу­бо­ко веро­вал в боже­ст­вен­ную бла­го­склон­ность, что сво­им отве­том Кафи­су про­де­мон­стри­ро­вал, что по его мне­нию боги хоте­ли, чтобы он, их люби­мец, полу­чил… столь­ко денег, сколь­ко нуж­но для его кам­па­нии, из их хра­мов»¹³. Иссле­до­ва­тель под­чер­ки­ва­ет, что свя­ти­ли­ща не были про­сто ограб­ле­ны, как утвер­жда­ли гре­ки, — сокро­ви­ща были взя­ты у богов в долг (App. Mithr. 54; Plut. Sul­la. 12.5). При этом такой долг пони­мал­ся не как пустая фор­маль­ность: сра­зу же после побед в Гре­ции Сул­ла воз­ме­стил убыт­ки, пожерт­во­вав богам зем­ли «чтобы обес­пе­чить им еже­год­ные дохо­ды» (Diod. XXXVIII. 7)¹⁴.

с.65 Вера Сул­лы в свою fe­li­ci­tas при­да­ва­ла борь­бе новое каче­ство, до опре­де­лен­ной сте­пе­ни пере­во­дя ее в идео­ло­ги­че­скую плос­кость. Вопрос теперь мож­но было ста­вить не толь­ко о том, какая армия ока­жет­ся силь­нее, но и о том, чьи небес­ные покро­ви­те­ли ока­жут­ся могу­ще­ст­вен­нее; в этом смыс­ле Сул­ле про­ти­во­сто­ял не Мит­ри­дат, а «новый Дио­нис». Сул­ла, в свою оче­редь, с само­го сво­его вступ­ле­ния в Гре­цию вся­че­ски под­чер­ки­вал свою при­вер­жен­ность богам, несу­щим ему победу, в част­но­сти, Вене­ре. Соглас­но рас­ска­зу Аппи­а­на, ука­за­ние пови­но­вать­ся ей было дано Сул­ле, когда он вопро­шал Апол­ло­на Дель­фий­ско­го о сво­ем буду­щем¹⁵, и в даль­ней­шем имя Вене­ры посто­ян­но сопро­вож­да­ет рим­ско­го пол­ко­во­д­ца. Уже на тро­фе­ях, соору­жён­ных после победы при Херо­нее, Сул­ла, в соот­вет­ст­вии с тра­ди­ци­ей, поме­стил три име­ни — Мар­са, Вик­то­рии и Вене­ры. Роль Вене­ры в этой тро­и­це была двой­ная: с одной сто­ро­ны, как боги­ня-пра­ро­ди­тель­ни­ца рим­лян она про­яв­ля­ла заботу о чело­ве­ке, кото­рый вёл борь­бу в защи­ту её потом­ков¹⁶. С дру­гой сто­ро­ны, Вене­ра у рим­лян была и боги­ней уда­чи¹⁷ и, сле­до­ва­тель­но, непо­сред­ст­вен­но свя­за­на с fe­li­ci­tas само­го Сул­лы¹⁸.

с.66 Сим­во­ли­ка, свя­зан­ная с Вене­рой, очень ярко про­яви­лась на моне­тах Сул­лы, чека­нен­ных в пери­од вой­ны. Эти моне­ты извест­ны двух типов — ауре­ус и дена­рий, при­чем для нас осо­бый инте­рес пред­став­ля­ет ауре­ус¹⁹. На его авер­се изо­бра­же­на голо­ва Вене­ры и Купидон, дер­жа­щий над ней паль­мо­вую ветвь; на ревер­се — свя­щен­ный сосуд (prae­fe­ri­cu­lum) и авгур­ский жезл (li­tuus) меж­ду дву­мя тро­фе­я­ми и леген­да IM­PER ITE­RU(M)²⁰. Изо­бра­же­ние двух тро­фе­ев на этой моне­те слу­жит пред­ме­том дис­кус­сии. С одним из них все ясно — это тро­фей, зна­ме­ну­ю­щий победу над Мит­ри­да­том; но что зна­чит вто­рой тро­фей? Когда состо­я­лась ещё одна импе­ра­тор­ская аккла­ма­ция Сул­лы? Обыч­но счи­та­ют, что это про­изо­шло либо после его бое­вых дей­ст­вий в Кили­кии, либо во вре­мя Союз­ни­че­ской вой­ны²¹, но ника­ких ука­за­ний на это в источ­ни­ках нет. М. Кро­форд счи­та­ет, что эти два тро­фея вовсе не обя­за­тель­но свя­зы­вать с дву­мя импе­ра­тор­ски­ми аккла­ма­ци­я­ми — это вполне могут быть два тро­фея, воз­двиг­ну­тые Сул­лой после бит­вы при Херо­нее (Plut. Sul­la. 19. 9—10; Dio Cass. XLII. 18. 3)²². Одна­ко в этом слу­чае оста­ет­ся непо­нят­ной леген­да: мож­но было воз­двиг­нуть два тро­фея, но нель­зя было полу­чить две аккла­ма­ции за одно сра­же­ние. А. Кив­ни счи­та­ет, что вто­рая аккла­ма­ция про­изо­шла после бит­вы при Орхо­мене²³ — но две аккла­ма­ции за одну кам­па­нию полу­чить было нель­зя. Т. Мар­ти­ном была пред­при­ня­та попыт­ка свя­зать вто­рой тро­фей с победой Сул­лы в бит­ве у Кол­лин­ских ворот²⁴; К. Мак­кей, с.67 при­зна­вая аргу­мен­ти­ро­ван­ность его истол­ко­ва­ния монет­но­го мате­ри­а­ла, тем не менее, отно­сит­ся кри­ти­че­ски к основ­но­му выво­ду иссле­до­ва­те­ля²⁵. В общем и целом, при­хо­дит­ся при­знать, что наи­бо­лее веро­ят­ной выглядит идея о том, что первую аккла­ма­цию Сул­ла полу­чил в пору сво­его кили­кий­ско­го намест­ни­че­ства²⁶ — во вся­ком слу­чае, един­ст­вен­ным воз­ра­же­ни­ем здесь явля­ет­ся отсут­ст­вие упо­ми­на­ний о ней в источ­ни­ках.

Изо­бра­же­ние Вене­ры долж­но было ука­зать на неё как на дари­тель­ни­цу победы, а свя­щен­ные пред­ме­ты — на леги­тим­ность поло­же­ния Сул­лы. Как иро­нич­но пишет А. Кив­ни, «если цин­нан­цы счи­та­ли Сул­лу вра­гом оте­че­ства, боги, оче­вид­но, при­дер­жи­ва­лись ино­го мне­ния, посколь­ку они рас­смат­ри­ва­ли его как закон­но­го защит­ни­ка Рима, посы­ла­ли ему бла­го­при­ят­ные зна­ме­ния и бла­го­слов­ля­ли его кам­па­нии. И ни одно боже­ство не бла­го­слов­ля­ло его боль­ше, чем сама Вене­ра, сама мать рим­ско­го пле­ме­ни. Покро­ви­тель­ни­ца Сул­лы, защит­ни­ка её потом­ков, она чти­лась на его моне­тах как пода­тель­ни­ца победы»²⁷.

На почи­та­ние Вене­ры как пода­тель­ни­цы победы ука­зы­ва­ет и дар, послан­ный Сул­лой в Афро­ди­сию Карий­скую, в соот­вет­ст­вии с веле­ни­ем дель­фий­ско­го ора­ку­ла — золо­той венок и золотая секи­ра. Эти дары посвя­ще­ны имен­но воин­ст­вен­ной Афро­ди­те: «видел тебя он такою во сне, — ты в доспе­хах Аре­са шла по рядам вой­ско­вым, бран­ной отва­гой дыша» (App. BC. I. 97. Пер. С. А. Жебеле­ва).

В свя­зи с этим почи­та­ни­ем нахо­дит­ся и то, что Сул­ла при­бав­ля­ет к сво­е­му име­ни про­зви­ще Эпа­ф­ро­дит (Люби­мец Афро­ди­ты) — види­мо, уже с само­го нача­ла кам­па­нии в Гре­ции²⁸. Во вся­ком слу­чае, Плу­тарх уве­ря­ет, что на тро­фе­ях Сул­лы в Бео­тии («в нашей зем­ле») было напи­са­но: «Луций Кор­не­лий Сул­ла Люби­мец Афро­ди­ты»²⁹. Это тем более с.68 пока­за­тель­но, что до вре­ме­ни вой­ны с Мит­ри­да­том Сул­ла не обна­ру­жи­вал ника­ких при­зна­ков осо­бо­го отно­ше­ния к Вене­ре³⁰. Плу­тарх ста­вит в один ряд гре­че­ское про­зви­ще Сул­лы Эпа­ф­ро­дит и латин­ское Феликс³¹. Сре­ди совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей по это­му вопро­су един­ства нет, но, как нам кажет­ся, дис­кус­сия ухо­дит несколь­ко не в ту сто­ро­ну. Плу­тарх, при всей сво­ей наив­но­сти, поста­вил важ­ный вопрос об адре­са­те сул­лан­ской про­па­ган­ды — и дал на него в общем и целом вер­ный ответ. Бес­спор­но, что fe­li­ci­tas была чисто рим­ской кон­цеп­ци­ей, чуж­дой гре­че­ской рели­ги­оз­ной мыс­ли³². Одна­ко так же бес­спор­но, что про­зви­ще Эпа­ф­ро­дит было бы непо­нят­но рим­ля­нам. Поэто­му в той части про­па­ган­ды, кото­рая была обра­ще­на к гре­кам, он под­чер­ки­вал, что явля­ет­ся любим­цем почи­тае­мой мест­ной боги­ни³³; с.69 сооте­че­ст­вен­ни­кам пред­на­зна­ча­лась более при­выч­ная для них кон­цеп­ция fe­li­ci­tas, являв­шей­ся одним из важ­ней­ших качеств пол­ко­во­д­ца³⁴. Конеч­но, любо­пыт­но было бы знать, как оба эти про­зви­ща соот­но­сят­ся по вре­ме­ни появ­ле­ния, но ника­ких мате­ри­а­лов на этот счет у нас нет. Мож­но толь­ко в самом общем виде кон­ста­ти­ро­вать, что во вре­мя бое­вых дей­ст­вий в Гре­ции Сул­ле, несо­мнен­но, было необ­хо­ди­мо под­дер­жи­вать бое­вой дух сво­их войск. Но в каких фор­мах это дела­лось — ска­зать прак­ти­че­ски невоз­мож­но. Един­ст­вен­ное, что извест­но навер­ня­ка — это то, что опре­де­лен­ную роль в фор­ми­ро­ва­нии настро­е­ний в его поль­зу и под­дер­жа­нии бое­во­го духа сол­дат игра­ли у Сул­лы зна­ме­ния. По-види­мо­му, исполь­зо­ва­лись они не так интен­сив­но, как в про­па­ган­де Мит­ри­да­та. Источ­ни­ки два­жды сооб­ща­ют о зна­ме­ни­ях, полу­чен­ных Сул­лой в ходе кам­па­нии про­тив пон­тий­цев: в нача­ле бое­вых дей­ст­вий (App. BC. I. 97) и затем после бит­вы при Херо­нее (Plut. Sul­la. 17. 7 f.). Вряд ли эти несколь­ко слу­ча­ев дают осно­ва­ние утвер­ждать, что Сул­ла исполь­зо­вал пред­ска­за­ния ора­ку­лов широ­ко³⁵, но в любом слу­чае эпи­зод с Кафи­сом ука­зы­ва­ет, что поль­зо­вал­ся зна­ме­ни­я­ми он уме­ло и мог обра­тить себе на поль­зу даже те из них, кото­рые каза­лись небла­го­при­ят­ны­ми³⁶.

После победо­нос­но­го завер­ше­ния кам­па­нии в Гре­ции, после­до­вав­шей за этим пере­пра­вы в Азию и завер­шив­ше­го вой­ну Дар­дан­ско­го мира содер­жа­ние про­па­ган­ды суще­ст­вен­но меня­ет­ся. Сре­ди бед­ст­вий это­го вре­ме­ни упо­ми­на­ют­ся рез­ня меж­ду сво­бод­ны­ми и раба­ми по раз­ным пово­дам, раз­ру­ше­ние стен горо­дов, их раз­граб­ле­ние, про­да­жа жите­лей в раб­ство (App. Mithr. 61), наси­лие и вымо­га­тель­ства с.70 сол­дат Сул­лы (App. Mithr. 63; Plut. Sul­la. 25. 4 f.). Подоб­ные экс­цес­сы были неиз­беж­ны на терри­то­рии, где ещё совсем недав­но шли бое­вые дей­ст­вия, одна­ко в целом порядок в про­вин­ции был вос­ста­нов­лен срав­ни­тель­но быст­ро; во вся­ком слу­чае, после отбы­тия Сул­лы из Азии сопро­тив­лять­ся про­дол­жа­ли толь­ко Мити­ле­ны, кото­рые, выдав Мания Акви­лия Мит­ри­да­ту, не мог­ли наде­ять­ся на поща­ду. Судь­ба каж­до­го кон­крет­но­го горо­да была тес­но свя­за­на с его пози­ци­ей в пери­од воен­ных дей­ст­вий. Те из них, кото­рые актив­но под­дер­жа­ли Мит­ри­да­та, не мог­ли рас­счи­ты­вать на снис­хож­де­ние, даже если они при­ня­ли уча­стие в борь­бе с пон­тий­ским царем в кон­це вой­ны. Наи­бо­лее пол­ный спи­сок горо­дов, на кото­рые было нало­же­но нака­за­ние, при­во­дит А. Кив­ни. По его мне­нию, это были, в первую оче­редь, участ­ни­ки убий­ства ита­ли­ков (App. Mithr. 23: Эфес, Пер­гам, Адра­мит­тий, Кавн, Трал­лы); к ним сле­ду­ет доба­вить Мити­ле­ну, Милет, Кла­зо­ме­ны и, воз­мож­но, Фокею и Кизик³⁷. Таким обра­зом, спи­сок горо­дов, нака­зан­ных за союз с Мит­ри­да­том, не столь уж велик; кро­ме того, сле­ду­ет отме­тить, что все эти горо­да были нака­за­ны в соот­вет­ст­вии с рим­ски­ми поня­ти­я­ми о спра­вед­ли­во­сти, исхо­дя из кото­рых их вина была несо­мнен­ной.

Напро­тив, Сул­ла награ­дил вос­ста­нов­ле­ни­ем их сво­бо­ды и рядом при­ви­ле­гий те горо­да, кото­рые постра­да­ли за свою вер­ность рим­ля­нам — Или­он, ост­ро­ва Хиос и Родос, феде­ра­цию ликий­ских горо­дов (App. Mithr. 61), Маг­не­сию на Сипи­ле³⁸. Кро­ме того, из эпи­гра­фи­че­ских источ­ни­ков мы узна­ем о полу­че­нии при­ви­ле­гий Таба­ми (RDGE. P. 100—104), Стра­то­ни­ке­ей, ост­ро­вом Кос, Тер­мес­сом, Ламп­са­ком, Апол­ло­ни­ей в Лидии, Ала­бан­дой, Мет­ро­по­ли­сом. Весь­ма веро­ят­но и воз­на­граж­де­ние Смир­ны, пер­во­на­чаль­но под­дер­жав­шей пон­тий­ско­го царя, но в то же вре­мя спас­шей жизнь Рути­лия Руфа, кото­рый пере­жил в ней всю вой­ну (Dio Cass. XXII—XXIX. 97. 2; Tac. Ann. IV. 43), а впо­след­ст­вии — вос­став­шей про­тив Мит­ри­да­та (Oros. VI. 2. 8)³⁹. Во вся­ком слу­чае, Цице­рон, гово­ря об этом горо­де, назы­ва­ет его «древ­ней­шим и вер­ней­шим союз­ни­ком рим­ско­го наро­да» (Phil. XI. 2. 5). Есть так­же несколь­ко горо­дов, ста­тус кото­рых неясен, хотя их уча­стие в вос­ста­нии про­тив Мит­ри­да­та засвиде­тель­ст­во­ва­но источ­ни­ка­ми — Коло­фон, Сар­ды, Гипе­на, Книд (Oros. VI. 2. 8; App. Mithr. 48; Plut. Luc. 3. 3).

Раз­ме­ры это­го спис­ка вну­ши­тель­ны, тем более что зача­стую речь идет о даро­ва­нии при­ви­ле­гий и сво­бо­ды доволь­но зна­чи­тель­ным с.71 терри­то­ри­ям (ост­ро­ва Кос, Хиос, Родос, ликий­ский союз)⁴⁰. Таким обра­зом, при всей фраг­мен­тар­но­сти и непол­но­те име­ю­щих­ся в нашем рас­по­ря­же­нии сведе­ний, мож­но отме­тить, что спи­сок награж­ден­ных, во вся­ком слу­чае, не мень­ше, чем спи­сок нака­зан­ных⁴¹ — что, кста­ти, доволь­но пло­хо увя­зы­ва­ет­ся с тра­ди­ци­он­ным пред­став­ле­ни­ем о мас­со­вом и доб­ро­воль­ном пере­хо­де ази­ат­ских поли­сов на сто­ро­ну Мит­ри­да­та.

Нака­за­ни­ем, нало­жен­ным на про­вин­цию в целом, была выпла­та огром­ной сум­мы в 20 тыс. талан­тов (Plut. Sul­la. 25. 4; Luc. 4. 1; 20. 4; App. Mithr. 62—63). Ранее ряд иссле­до­ва­те­лей при­ни­мал эту циф­ру как раз­мер воен­ной кон­три­бу­ции⁴², при­чем ино­гда к этой сум­ме при­бав­ля­лось ещё столь­ко же — денеж­ные выпла­ты нахо­див­шим­ся на постое сол­да­там за 6 меся­цев⁴³. Одна­ко, ско­рее все­го, эти 20 тыс. талан­тов вклю­ча­ли в себя кон­три­бу­цию и налог за 5 про­шед­ших лет (соот­вет­ст­вен­но 8 и 12 тыс. талан­тов)⁴⁴. Как спра­вед­ли­во отме­ча­лось в лите­ра­ту­ре, такой раз­мер кон­три­бу­ции не кажет­ся слиш­ком боль­шим, осо­бен­но если учесть, что Мит­ри­дат тре­бо­вал 2 тыс. талан­тов с одних толь­ко хиос­цев⁴⁵.

Для сбо­ра этой сум­мы вся Азия была разде­ле­на на 44 подат­ных окру­га. Этот факт засвиде­тель­ст­во­ван хро­ни­кой Кас­си­о­до­ра (Chron. 670: Asiam in quat­tuor et quad­ra­gin­ta re­gio­nes Sul­la distri­buit). Отно­си­тель­но харак­те­ра этих re­gio­nes в лите­ра­ту­ре нет еди­но­го мне­ния. Еще Т. Момм­зен пред­по­ло­жил, что Сул­ла отме­нил на Восто­ке откуп­ную систе­му⁴⁶. Те авто­ры, кото­рые при­ни­ма­ли эту точ­ку зре­ния, исхо­ди­ли из того, что Сул­ла, пред­ста­ви­тель ари­сто­кра­тии, про­во­дил поли­ти­ку, враж­деб­ную «капи­та­ли­стам»; соглас­но их взглядам, эта мера очень хоро­шо соот­но­сит­ся с дру­ги­ми рестав­ра­тор­ски­ми меро­при­я­ти­я­ми с.72 Сул­лы. При­ни­маю­щий эту точ­ку зре­ния Б. П. Селец­кий, напри­мер, пишет: «…Нет осно­ва­ний сомне­вать­ся, что у Сул­лы в тот пери­од име­лась вполне про­ду­ман­ная поли­ти­че­ская про­грам­ма… Если при­знать, что поли­ти­ка Сул­лы в этот пери­од носи­ла хоть сколь­ко-нибудь после­до­ва­тель­ный и целе­на­прав­лен­ный харак­тер, неиз­беж­но напра­ши­ва­ет­ся вывод о том, что он дол­жен был про­из­ве­сти весь­ма серь­ез­ные изме­не­ния в систе­ме рим­ско­го нало­го­об­ло­же­ния на Восто­ке. […] Демо­кра­ти­че­ская поли­ти­ка Мит­ри­да­та тре­бо­ва­ла како­го-то про­ти­во­дей­ст­вия, а рим­ских откуп­щи­ков нена­виде­ли не толь­ко про­вин­ци­а­лы, но и рим­ские опти­ма­ты»⁴⁷. Взгляд этот бази­ру­ет­ся на ста­ром пред­став­ле­нии об общей враж­деб­но­сти Сул­лы и опти­ма­тов к пуб­ли­ка­нам и «сред­не­му клас­су» вооб­ще⁴⁸. В про­ти­во­по­лож­ность это­му уже дав­но было выска­за­но мне­ние, что опе­ра­ции откуп­щи­ков в Азии нико­гда не пре­кра­ща­лись⁴⁹. Оба эти мне­ния пред­став­ля­ют из себя край­но­сти. С одной сто­ро­ны, вряд ли есть осно­ва­ния гово­рить о после­до­ва­тель­ном анти­всад­ни­че­ском кур­се Сул­лы: за про­шед­шее со вре­мен Момм­зе­на вре­мя взгляды на при­ро­ду и сущ­ность поли­ти­че­ской борь­бы в Риме в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни изме­ни­лись, акцент был пере­не­сен не на общ­ность эко­но­ми­че­ских целей и т. п., а на меж­лич­ност­ные отно­ше­ния. По сло­вам Г. С. Кна­бе, пол­ное под­твер­жде­ние в источ­ни­ках нахо­дит «сам факт суще­ст­во­ва­ния… наряду с про­чи­ми соци­аль­ны­ми мик­ро­мно­же­ства­ми так­же сооб­ществ, кото­рые соби­ра­лись вокруг ари­сто­кра­ти­че­ских лиде­ров и ока­зы­ва­ли им помощь в дости­же­нии их поли­ти­че­ских целей. …В Риме такие груп­пи­ров­ки начи­на­ют играть зна­чи­тель­ную роль в свя­зи с дви­же­ни­ем Грак­хов и в после­дую­щую эпо­ху, а ко вре­ме­ни Кати­ли­ны и Кло­дия при­об­ре­та­ют… агрес­сив­ный и чисто поли­ти­че­ский харак­тер»⁵⁰. Поэто­му, хотя во вре­мя про­скрип­ций Сул­лы и постра­да­ло зна­чи­тель­ное чис­ло всад­ни­ков, это вполне объ­яс­ни­мо: гиб­ли люди, кото­рые были его лич­ны­ми вра­га­ми или актив­но под­дер­жи­ва­ли его сопер­ни­ков. Как спра­вед­ли­во отме­тил П. Брант, вряд ли Сул­ла был так неосто­ро­жен, чтобы отда­лить от себя пуб­ли­ка­нов путем рас­счи­тан­ной ата­ки на их финан­со­вые инте­ре­сы⁵¹. С дру­гой сто­ро­ны, обос­но­ван­ны­ми выглядят и дово­ды Бран­та в поль­зу невоз­мож­но­сти сбо­ра денег при помо­щи пуб­ли­ка­нов в 84 г. — с.73 тяже­лые поте­ри ком­па­ний пуб­ли­ка­нов во вре­мя рез­ни 88 г., кон­троль за «капи­та­ла­ми» пуб­ли­ка­нов со сто­ро­ны вра­гов Сул­лы в Риме и невоз­мож­ность пере­дать ему день­ги или пре­до­ста­вить зай­мы ази­ат­ским горо­дам. «Из сбо­ра кон­три­бу­ции их исклю­чи­ла необ­хо­ди­мость, а не поли­ти­ка», — заклю­ча­ет иссле­до­ва­тель⁵². Таким обра­зом, при затруд­ни­тель­но­сти окон­ча­тель­но­го отве­та на вопрос о харак­те­ре re­gio­nes, уста­нов­лен­ных Сул­лой, более аргу­мен­ти­ро­ван­ной пред­став­ля­ет­ся все-таки точ­ка зре­ния иссле­до­ва­те­лей, при­знаю­щих вре­мен­ный и вынуж­ден­ный харак­тер этой меры.

Наши источ­ни­ки поз­во­ля­ют про­лить свет на про­па­ган­дист­ское оформ­ле­ние всей сул­лан­ской систе­мы наград и нака­за­ний на Восто­ке. Преж­де все­го, обра­тим­ся к тому, что сооб­ща­ет Аппи­ан. В 57—58 гла­вах «Мит­ри­да­ти­ки» он пере­да­ет речь, яко­бы про­из­не­сен­ную Сул­лой во вре­мя встре­чи с Мит­ри­да­том. Про­тив пон­тий­ско­го царя выдви­га­ет­ся здесь ряд обви­не­ний, но все они, в сущ­но­сти, сво­дят­ся к глав­но­му: Мит­ри­дат, наде­ясь на гос­под­ство над всей зем­лей в слу­чае победы над рим­ля­на­ми, под раз­ны­ми пред­ло­га­ми поку­шал­ся на чужие зем­ли — он изгнал Арио­бар­за­на из Кап­па­до­кии и Нико­меда из Вифи­нии, захва­тил Фри­гию, Пафла­го­нию и область гала­тов, напал на при­над­ле­жа­щую рим­ля­нам Азию; затем он отпра­вил вой­ско в Евро­пу, хотя царям Азии было запре­ще­но там появ­лять­ся. Вывод из речи прост: «ты начал вой­ну с нами, а мы уже ста­ли реши­тель­но защи­щать­ся и будем защи­щать­ся до кон­ца». К этим обви­не­ни­ям при­со­еди­ня­ют­ся и дру­гие: он воз­будил мятеж рабов и долж­ни­ков, дав им сво­бо­ду и осво­бож­де­ние от дол­гов, истре­бил мно­же­ство элли­нов, тет­рар­хов Гала­тии, кото­рые были его сотра­пез­ни­ка­ми, ита­лий­цев, жив­ших в Азии, он при­сво­ил себе день­ги всех. По сло­вам аппи­а­нов­ско­го Сул­лы, это дока­зы­ва­ет всю жесто­кость, нече­стие и глу­би­ну нена­ви­сти Мит­ри­да­та к рим­ля­нам.

Итак, в этой речи Мит­ри­дат выглядит вра­гом не толь­ко рим­лян, но и элли­нов в целом, кон­крет­ная пози­ция того или ино­го поли­са не име­ет зна­че­ния. Это Мит­ри­дат начал вой­ну, он спро­во­ци­ро­вал мятеж рабов и долж­ни­ков, он орга­ни­зо­вал рез­ню рим­лян. Види­мо, такое пони­ма­ние этой вой­ны про­па­ган­ди­ро­ва­лось доста­точ­но широ­ко. Во вся­ком слу­чае, ее харак­те­ри­сти­ки в над­пи­си SIG³. 742 очень к нему близ­ки. Эта над­пись содер­жит поста­нов­ле­ние, при­ня­тое в Эфе­се уже после того, как город под­нял вос­ста­ние про­тив Мит­ри­да­та, и пред­по­ла­га­ет уста­нов­ле­ние в нем «граж­дан­ско­го мира»⁵³. Харак­те­ри­сти­ка пред­ше­ст­ву­ю­щих собы­тий нахо­дит­ся в началь­ной части декре­та. Если оста­вить в сто­роне заве­ре­ния в искрен­ней пре­дан­но­сти рим­ля­нам и утвер­жде­ние, что, под при­нуж­де­ни­ем под­дер­жав Мит­ри­да­та (9—10: «устра­шен­ные и мно­го­чис­лен­но­стью вой­ска, и неожи­дан­но­стью напа­де­ния» — [τῷ] τε πλή­θει τῶν δυ­νάμεων καὶ τῷ ἀπροσ­δο­κήτῳ τῆς ἐπι­βολὴ), они нача­ли вой­ну про­тив него при пер­вой же воз­мож­но­сти, Мит­ри­дат обви­ня­ет­ся, во-пер­вых, в нару­ше­нии дого­во­ров с рим­ля­на­ми (4—5: с.74 Μιθ­ρα­δά­της Καπ­πα­δοκί[ας βα­σιλεὺς πα­ραβὰς τὰς π]ρὸς Ῥω­μαίους συν­θή­κας) и, во-вто­рых, в том, что он попы­тал­ся стать гос­по­ди­ном земель, совер­шен­но ему не при­над­ле­жав­ших (5: τῆς μηθὲν ἑαυτῷ προ­σ[ηκού­σης χώ­ρας])⁵⁴. В силу это­го вой­на с Мит­ри­да­том харак­те­ри­зу­ет­ся в декре­те как «общее дело», τὸ κοινὸν πράγ­μα (12), а рим­ляне — как «общие спа­си­те­ли», κοινοὶ σω­τῆρες (1—2). Вой­на харак­те­ри­зу­ет­ся, далее, как «вой­на про­тив Мит­ри­да­та за рим­скую геге­мо­нию и общую сво­бо­ду» (12—14: τὸν πρὸς Μιθ­ρα­δάτην πό­λε­μον ὑπέρ τε τῆς Ῥω­μαίων ἡγε­μο­νίας καὶ τῆς κοινὴς ἐλευ­θερίας). Заме­ча­тель­но, что для харак­те­ри­сти­ки отно­ше­ний с Римом здесь избра­но сло­во ἡγε­μο­νία. Как вид­но из тек­ста над­пи­си, поня­тия ἡγε­μο­νία и ἐλευ­θερία не явля­ют­ся для ее авто­ров вза­и­мо­ис­клю­чаю­щи­ми. Поня­тие ἐλευ­θερία озна­ча­ло сво­бо­ду в самом общем и широ­ком смыс­ле сло­ва; имен­но в этом смыс­ле оно устой­чи­во вхо­ди­ло в состав анти­те­зы: ἐλευ­θερία — δου­λεία и отно­си­лось к поли­ти­че­ским, воен­ным, фило­соф­ским дефи­ни­ци­ям меж­по­лис­но­го обще­ния; это было ста­биль­ное поня­тие, мало меняв­ше­е­ся с тече­ни­ем вре­ме­ни⁵⁵. Сле­до­ва­тель­но, ἡγε­μο­νία не озна­ча­ет про­сто вла­ды­че­ства. Если обра­тить­ся к тому зна­че­нию, кото­рое это сло­во име­ло дву­мя сто­ле­ти­я­ми ранее, в гре­че­ской поли­ти­че­ской пуб­ли­ци­сти­ке IV в. до н. э. (в част­но­сти, у Исо­кра­та), то ока­зы­ва­ет­ся, что поня­тие ἡγε­μο­νία свя­за­но «с пер­вен­ст­вом сре­ди элли­нов, но пер­вен­ст­вом, постро­ен­ном на прин­ци­пах ува­же­ния лиде­ра союз­ни­ка­ми и доб­ро­воль­но­го вру­че­ния ими вла­сти»; в этом смыс­ле оно про­ти­во­по­став­ля­ет­ся ἀρχή — неспра­вед­ли­вым отно­ше­ни­ям внут­ри сою­за, угне­те­нию союз­ни­ков⁵⁶. Рим­ляне, таким обра­зом, высту­па­ют в этой над­пи­си, ско­рее, в каче­стве руко­во­ди­те­лей «обще­го дела» — вой­ны с Мит­ри­да­том, чем как вла­сти­те­ли Азии.

Обра­тим­ся теперь к доку­мен­там, кото­рые содер­жат сенат­кон­суль­ты отно­си­тель­но отдель­ных ази­ат­ских горо­дов. Самый обшир­ный и луч­ше все­го сохра­нив­ший­ся из них — это сенат­кон­сульт о Стра­то­ни­кее (81 г. до н. э.)⁵⁷. Этот доку­мент содер­жит ряд при­ви­ле­гий, кото­рые, по пред­став­ле­нию Сул­лы, полу­чи­ли жите­ли Стра­то­ни­кеи Карий­ской. Кро­ме воз­об­нов­ле­ния ста­рин­но­го сою­за с Римом, при­ви­ле­гии вклю­ча­ли в себя пра­во поль­зо­вать­ся теми зако­на­ми, кото­рые суще­ст­во­ва­ли в поли­се до нача­ла вой­ны, утвер­жде­ние всех поста­нов­ле­ний, сде­лан­ных в горо­де в ходе вой­ны и всех пожа­ло­ва­ний, сде­лан­ных горо­ду Сул­лой (OGIS. 441. 95 f.), пре­до­став­ле­ние аси­лии хра­му Гека­ты, пору­че­ние сле­дую­щим намест­ни­кам Азии поза­бо­тить­ся о вос­ста­нов­ле­нии утра­чен­ной жите­ля­ми горо­да соб­ст­вен­но­сти, осво­бож­де­ние пле­нен­ных в ходе вой­ны, ряд почет­ных при­ви­ле­гий для стра­то­ни­кей­ских послов в Риме.

За что полу­чил город этот, по выра­же­нию Р. Шер­ка, «впе­чат­ля­ю­щий спи­сок» (an im­pes­si­ve list) при­ви­ле­гий? Ответ содер­жит­ся в с.75 пер­вых же стро­ках доку­мен­та: «Извест­но нам, что вы и ваши пред­ки посту­па­ли по всей спра­вед­ли­во­сти по отно­ше­нию к нашей геге­мо­нии и, при всех обсто­я­тель­ствах все­це­ло хра­ня вер­ность по отно­ше­нию к нам, в войне с Мит­ри­да­том пер­вы­ми в Азии всту­пи­ли в борь­бу с ним» ([οὐκ ἀγνοοῦμεν ὑμᾶς] διὰ προ­[γ]ό­νων πάν­τα τὰ δί­καια [πρὸς τὴν ἡμε­τέρα]ν ἡγεμ[ον]ίαν πε­ποιηκό­τας καὶ ἐν [πάν­τι καιρῷ τὴν πρὸς ἡ]μᾶς πί[σ]τιν εἰλικ­ρι­νῶς τε­τηρη­κό­τας [ἔν τε τῷ πρὸς Μιθ­ρα­δά]την π[ο]λέ­μῳ πρώ­τους τῶν ἐν τῇ [Ἀσίαι ἀντι­τεταγ­μέ­νους κα]ὶ διὰ ταῦτα κιν­δύ­νους πολ­λούς [τε καὶ παν­το­δαποὺς] ὑπὲρ τῶν ἡμε­τέρων δη­μοσίων [πραγ­μά­των προ­θυ­μό]τα­τα ἀ[ν]αδε­δεγ­μεί­νους) (OGIS. 441. 3—9). Далее в ана­ли­зи­ру­е­мом декре­те неод­но­крат­но упо­ми­на­ет­ся набор качеств, кото­рые стра­то­ни­кей­цы хра­ни­ли в отно­ше­нии рим­ско­го наро­да: они «друж­бу, вер­ность и бла­го­рас­по­ло­же­ние к рим­ско­му наро­ду все­гда соблюда­ли до кон­ца, как в мир­ное, так и в воен­ное вре­мя» (τήν τε φι­λίαν καὶ πίσ­τιν καὶ εὔνοιαν πρὸς τὸν δῆ­μον τὸν Ῥω­μαίων διὰ τέ­λους ἐν καιρῷ εἰρή­νης πο­λέ­μου τε ἀεὶ συν­τε­τηρα­κέναι)⁵⁸. Эти каче­ства про­яви­лись кон­крет­но в том, что стра­то­ни­кей­цы под­ня­лись на борь­бу с Мит­ри­да­том «пер­вы­ми в Азии» (стк. 6—7; ср. стк. 38), и в ходе этой борь­бы «наихраб­рей­ше про­ти­во­сто­я­ли силам и мощи царя» ([προ­θυμό­τατα ἀντε­τάχ­θη] τῇ βα­σιλικῇ β[ί]αι καὶ δυ­νάμει) (стк. 47—48, ср. стк. 84—86: τοῖς τε βα­σιλέω[ς Μιθ­ρα­δάτου ἡγε­μόσιν] [δυν]άμε­σίν τε ἐπανδρό­τατα πε[ρὶ τῶν πό­λεων τῆς Ἀσίας καὶ] Ἑλλά­δος ἀ[ν]τι­τετάχ­θαι), а так­же ока­за­ли помощь рим­ля­нам вои­на­ми, про­ви­зи­ей и боль­ши­ми тра­та­ми обще­ст­вен­ных средств (стк. 80—81); в целом поведе­ние стра­то­ни­кей­цев в этой войне опре­де­ля­ет­ся как «вели­чие духа» (стк. 83: ὑπὲρ τὴς με­γαλοφ­ρο­σύνη[ς τῆς ἑαυτῶν]). Что каса­ет­ся харак­те­ра вой­ны со сто­ро­ны Мит­ри­да­та, то он обви­ня­ет­ся в том, что жесто­чай­ше тира­нил Азию (стк. 38—39: [Μιθρ]αδά­της ἐν αὐτῇ (sc. ἐν Ἀσία) δει­νότα­τα ἐτυ­ράν­νευεν]), а стра­то­ни­кей­цы сра­жа­лись «за горо­да Азии и Элла­ды» (стк. 85—86).

Подоб­но­го же рода харак­те­ри­сти­ки поведе­ния поли­са и харак­те­ра вой­ны содер­жат­ся в гораздо хуже сохра­нив­шем­ся сенат­кон­суль­те о Табах (OGIS. 442 = Sherk. RDGE. No. 17). Сов­па­де­ние в двух сенат­кон­суль­тах дослов­ное: и здесь отме­ча­ет­ся, что жите­ли поли­са «наи­му­же­ст­вен­ней­ше сра­жа­лись с сила­ми и пол­ко­во­д­ца­ми царя за Азию и Элла­ду» (стк. 1—3, ср. OGIS. 441. 84—86), и затем дает­ся обе­ща­ние, что Сенат и народ рим­ский «пом­нят и будут пом­нить об их вер­но­сти» (стк. 6—7: αὐτῶν πίσ­τιν διὰ μνή­μης ἔχειν ἔξειν τε). Пере­чень при­ви­ле­гий, даро­ван­ных Табам, силь­но повреж­ден и непо­лон, но, во вся­ком слу­чае, он вклю­ча­ет в себя, как и в слу­чае со Стра­то­ни­ке­ей, какие-то терри­то­ри­аль­ные при­ра­ще­ния, дан­ные табий­цам «ради их доб­ле­сти и заслуг» (стк. 8: [τῆς τού]των ἀρε­τῆς καὶ κα­ταλο­γῆς ἔν[εκεν]), и поз­во­ле­ние укре­пить местеч­ко Тиэс­са (χω­ρίον Θυησ­σόν) (стк. 12—13).

Еще более фраг­мен­ти­ро­ва­ны пись­мо Сул­лы и сенат­кон­сульт, адре­со­ван­ные фасос­цам (Sherk. RDGE. No. 20). Одна­ко и в нем содер­жит­ся обе­ща­ние ныне и впредь пом­нить заслу­ги фасос­цев (какие имен­но — неяс­но, так как текст силь­но повреж­ден) (E, стк. 10—11; фор­му­ли­ров­ка дослов­но сов­па­да­ет с фор­му­ли­ров­кой сенат­кон­суль­та о с.76 Табах), и, несколь­ки­ми стро­ка­ми ниже — ука­за­ние на «доб­лесть и заслу­ги» фасос­цев в отно­ше­нии рим­лян (E, стк. 13) и на то, что они реши­ли ско­рее поло­жить жизнь за рим­ское дело, чем при каких-либо обсто­я­тель­ствах нару­шить друж­бу с рим­ским наро­дом (C, стк. 3—5: τὰ πνεύμα­τα ὑπὲρ τῶν δη­μισίων πραγ­μά­των ἡμε­τέρων ἐν τῇ χρείᾳ ἀπο­βάλειν μάλ­λον ἢ ἔν τι­νι καιρῷ ἀπὸ τῆς τοῦ δή­μου τοῦ Ῥω­μαίων φι­λίας ἀπεσ­τα­τηκέ­ναι).

Итак, при­веден­ный эпи­гра­фи­че­ский мате­ри­ал в общем и целом сов­па­да­ет в харак­те­ри­сти­ках и оцен­ках собы­тий. Во всех при­веден­ных доку­мен­тах поли­сы воз­на­граж­да­ют­ся за про­яв­лен­ную ими вер­ность в отно­ше­нии рим­ско­го наро­да и те стра­да­ния и лише­ния, кото­рые они при этом пре­тер­пе­ли. Конеч­но, общ­ность сти­ли­сти­че­ских обо­ротов в при­веден­ных текстах лег­ко объ­яс­ни­ма офи­ци­аль­но-рито­ри­че­ским сти­лем этих памят­ни­ков, но при всем при том важ­но пом­нить, что «стиль отра­жа­ет устой­чи­вую систе­му взглядов, “систе­му фраз”, кото­рая гораздо шире, чем то или иное про­из­веде­ние, создан­ное в дан­ном сти­ле. Семан­ти­ка сти­ля… вскры­ва­ет все миро­воз­зре­ние цели­ком… Целью сти­ли­сти­че­ско­го ана­ли­за долж­на стать систе­ма взглядов, поро­див­шая систе­му фраз»⁵⁹. Если при­дер­жи­вать­ся доста­точ­но рас­про­стра­нен­но­го взгляда, соглас­но кото­ро­му сущ­ность рим­ской поли­ти­ки состав­ля­ло бес­по­щад­ное гос­под­ство⁶⁰, то рито­ри­че­ское оформ­ле­ние сенат­кон­суль­тов будет при­зна­но, в луч­шем слу­чае, лице­ме­ри­ем. Но при этом забы­ва­ют про­ве­сти очень важ­ное разде­ле­ние — меж­ду заво­е­ва­ни­ем и управ­ле­ни­ем. Извест­ный испан­ский фило­соф Х. Орте­га-и-Гас­сет писал по это­му пово­ду: «…Ста­биль­ное и нор­маль­ное отно­ше­ние меж­ду людь­ми, кото­рое назы­ва­ет­ся прав­ле­ни­ем, нико­гда не осно­ва­но на при­ме­не­нии силы… Напо­ле­он напал на Испа­нию, окку­пи­ро­вал ее на неко­то­рое вре­мя, но он не пра­вил в Испа­нии ни одно­го дня. Так слу­чи­лось имен­но пото­му, что за ним сто­я­ла сила — сила, но не более того. Не сле­ду­ет сме­ши­вать поня­тия “агрес­сия”, “напа­де­ние” и “прав­ле­ние”. Прав­ле­ние — это нор­маль­ное осу­щест­вле­ние вла­сти. Проч­ной будет лишь та власть, кото­рая опи­ра­ет­ся на под­держ­ку обще­ст­вен­но­го мне­ния. <…> Любая сме­на вла­сти, любая сме­на пра­вя­щих сил есть не что иное, как сме­на мне­ний»⁶¹. Имен­но такая «сме­на мне­ний» про­ис­хо­дит на Восто­ке в пери­од Пер­вой Мит­ри­да­то­вой вой­ны. Рим­ляне не про­сто под­чи­ня­ют сво­ей вла­сти отпав­шие горо­да Азии — они ещё и демон­стри­ру­ют, что союз с ними гораздо выгод­нее, чем вой­на. На фоне обще­го разо­ре­ния терри­то­рий, где шли бое­вые дей­ст­вия, при­ви­ле­гии, полу­чен­ные вер­ны­ми союз­ни­ка­ми Рима, выгляде­ли весь­ма весо­мо. Как писал Р. Шерк по пово­ду сенат­кон­суль­та о с.77 стра­то­ни­кей­цах, «эти и подоб­ные пожа­ло­ва­ния в Азии долж­ны были зна­чить мно­го для того, чтобы побудить восточ­ные горо­да к осо­зна­нию желез­ной вла­сти Рима над их буду­щим и его готов­но­сти воз­на­гра­дить их лояль­ность. Поэто­му, когда Мит­ри­дат вер­нул­ся, их отно­ше­ние к его попыт­ке было, в целом, враж­деб­ным»⁶². В ходе бое­вых дей­ст­вий пер­вой Мит­ри­да­то­вой вой­ны ази­а­ты были постав­ле­ны не перед выбо­ром меж­ду сво­бо­дой и пора­бо­ще­ни­ем; аль­тер­на­ти­ва была дру­гая — гос­под­ство Мит­ри­да­та или геге­мо­ния рим­лян. Пер­во­на­чаль­ный выбор в поль­зу Мит­ри­да­та пока­зал, что «осво­бож­де­ние элли­нов», про­воз­гла­шен­ное им, — не более чем про­па­ган­дист­ский лозунг. Осно­ву для рас­про­стра­не­ния в про­па­ган­де это­го лозун­га соста­ви­ло суще­ст­во­вав­шее уже в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни «про­ти­во­ре­чие меж­ду реаль­ной поте­рей полис­ной сво­бо­ды и иллю­зи­ей ее обла­да­ния в созна­нии гре­ков»⁶³. Исто­рия его про­сле­жи­ва­ет­ся со вре­мен диа­до­хов и завер­ша­ет­ся обыч­но кон­цом III — нача­лом II вв. до н. э. Э. Грюн про­для­ет вре­мя при­ме­не­ния это­го лозун­га в элли­ни­сти­че­ском мире до кон­ца II в. до н. э.⁶⁴ По-види­мо­му, мы можем при­ба­вить к это­му ещё несколь­ко деся­ти­ле­тий и кон­ста­ти­ро­вать, что с послед­ней попыт­кой при­ме­нить этот лозунг, напра­вив его ост­рие про­тив рим­лян, мы встре­ча­ем­ся в ходе Пер­вой Мит­ри­да­то­вой вой­ны. И сно­ва — как и в пред­ше­ст­ву­ю­щих слу­ча­ях исполь­зо­ва­ния это­го лозун­га⁶⁵ — его при­ме­не­ние ока­за­лось неудач­ным. Прак­ти­ка восточ­но­го дес­пота разо­шлась с его про­па­ган­дой.

Про­па­ган­да рим­лян в этом смыс­ле ока­за­лась более удач­ной. Если ранее они сами широ­ко исполь­зо­ва­ли лозунг «осво­бож­де­ния», то теперь об этом нет и речи. Встав­шие на их сто­ро­ну горо­да чет­ко осо­зна­ют, что вою­ют в первую оче­редь ὑπὲρ τῆς Ῥω­μαίων ἡγε­μο­νίας. Но «общая сво­бо­да» сто­ит в их созна­нии рядом с рим­ской геге­мо­ни­ей. Разу­ме­ет­ся, пред­став­ле­ния о сво­бо­де к это­му вре­ме­ни изме­ни­лись. Ἐλευ­θερία «теря­ет вся­кую связь с поня­ти­ем государ­ст­вен­ной неза­ви­си­мо­сти и суве­ре­ни­те­та, но она… озна­ча­ла само­управ­ле­ние, свою государ­ст­вен­ность, свои νό­μοι, сво­бо­ду рас­по­ря­же­ния земель­ной терри­то­ри­ей»⁶⁶. Одна­ко не рим­ляне и их государ­ство были винов­ни­ка­ми этих изме­не­ний, они совер­ши­лись ещё в рам­ках элли­ни­сти­че­ских монар­хий, и рим­ляне вос­при­ня­ли уже сло­жив­шу­ю­ся систе­му отно­ше­ний. Конеч­но, по пра­ву победи­те­лей рим­ляне не счи­та­ли для себя с.78 невоз­мож­ным рас­по­ря­жать­ся пере­шед­ши­ми под их кон­троль терри­то­ри­я­ми. Но, во-пер­вых, кон­фис­ка­ци­ям под­вер­га­лись лишь зем­ли тех поли­сов, кото­рые вста­ли на сто­ро­ну Мит­ри­да­та, и их терри­то­рии пере­да­ва­лись вер­ным союз­ни­кам Рима. Во-вто­рых, речь шла лишь о пра­ве вла­де­ния той или иной терри­то­ри­ей, «в том чис­ле и той, кото­рая состав­ля­ла хору поли­сов. Во внут­рен­нюю струк­ту­ру этой хоры (как и горо­да) рим­ляне не вме­ши­ва­лись: они пере­да­ва­ли… дерев­ни, укреп­ле­ния и т. п., а что собой пред­став­ля­ли эти дерев­ни, как будут ими поль­зо­вать­ся полу­чив­шие при­ви­ле­гии горо­да — рим­лян не каса­лось. Полис­ное само­управ­ле­ние суще­ст­во­ва­ло как бы само по себе и мог­ло быть дей­ст­вен­ным толь­ко до тех пор, пока оно не стал­ки­ва­лось с рим­ски­ми инте­ре­са­ми»⁶⁷. В отли­чие от рим­лян, Мит­ри­дат пытал­ся утвер­дить свое гос­под­ство, актив­но вме­ши­ва­ясь в сло­жив­ши­е­ся в поли­сах отно­ше­ния соб­ст­вен­но­сти, поку­ша­ясь на их полис­ную сво­бо­ду — пусть суще­ст­ву­ю­щую лишь в созна­нии и на деле явля­ю­щу­ю­ся фик­ци­ей, но всё ещё доро­гую серд­цу элли­нов. Рим­ляне, наобо­рот, не вме­ши­ва­лись в суще­ст­ву­ю­щие отно­ше­ния, пре­до­став­ляя поли­сам, при­знав­шим их геге­мо­нию, жить сво­ей тра­ди­ци­он­ной жиз­нью, награж­дая за вер­ность «друж­бе и сою­зу», нака­зы­вая отступ­ни­ков. Имен­но эти осно­вы рим­ской поли­ти­ки были при­зва­ны объ­яс­нить сенат­кон­суль­ты и пись­ма Сул­лы; а так как все эти доку­мен­ты, выре­зан­ные на камне, выстав­ля­лись в обще­ст­вен­ных местах, мож­но ска­зать, что они были весь­ма эффек­тив­ным сред­ст­вом рим­ской поли­ти­че­ской про­па­ган­ды. Как пока­за­ли даль­ней­шие собы­тия, такое соче­та­ние сло­ва (средств про­па­ган­ды) и дела (не толь­ко нака­за­ние поку­шав­ших­ся на рим­ское гос­под­ство, но и награ­ды вер­ным союз­ни­кам) ока­за­лось опти­маль­ным: экс­цес­сы вре­ме­ни Пер­вой Мит­ри­да­то­вой вой­ны были, пожа­луй, послед­ней попыт­кой изме­нить поли­ти­че­скую ори­ен­та­цию. В ходе этой вой­ны поли­сы Азии сде­ла­ли свой выбор, и затем, на про­тя­же­нии веков, здесь не про­ис­хо­дит ни одно­го мас­со­во­го анти­рим­ско­го дви­же­ния.