Знал ли Гомер сказание о Неоптолеме?

с.3 В «Илиа­де» Гомер один раз упо­ми­на­ет сына Ахил­ла по име­ни. В XIX песне (326—333) поэт гово­рит:

Даже когда б я услы­шал о смер­ти и сына в Ски­ро­се, Мило­го, если он жив ещё, Неопто­лем мой пре­крас­ный! Преж­де меня уте­ша­ла хра­ни­мая в серд­це надеж­да, Что умру я один, дале­ко от отчиз­ны любез­ной, В чуж­дой тро­ян­ской зем­ле, а ты [Патрокл] воз­вра­тишь­ся во Фтию; Ты, упо­вал я, мне сына в сво­ем кораб­ле быст­ро­лёт­ном В дом при­ве­зешь из Ски­ро­са и юно­ше всё там пока­жешь: Наше вла­де­нье, рабов и высо­кие кров­лей пала­ты1.

В дру­гом месте поэ­мы (XXIV. 465—467), наряду с отцом и мате­рью Ахил­ла, так­же упо­ми­на­ет­ся его сын. Гер­мес, давая настав­ле­ние При­аму, как вер­нуть тело Гек­то­ра, про­из­но­сит сле­дую­щие сло­ва:

Ты же иди и, вошед, обы­ми Ахил­ле­су коле­на; Име­нем стар­ца роди­те­ля, мате­ри мно­го­по­чтен­ной, Име­нем сына моли, чтобы тро­нуть высо­кую душу.

Несколь­ко сооб­ще­ний о Неопто­ле­ме встре­ча­ет­ся в «Одис­сее». В одном пас­са­же (IV. 3—9) гово­рит­ся о том, что Теле­мах при­был в Спар­ту в день свадь­бы доче­ри Мене­лая и сына Ахил­ла:

Пир он бога­тый давал мно­го­чис­лен­ным срод­ни­кам, свадь­бу Сына и доче­ри милыя празд­нуя в цар­ском жили­ще. К сыну губи­те­ля ратей Пелида свою посы­лал он Дочь, уж дав­но с ним в Тро­ян­ской зем­ле дого­вор заклю­чив­ши Выдать ее за него, и теперь соче­та­ли их боги; Мно­го ей дав колес­ниц и коней, моло­дую неве­сту В град мир­мидон­ский, где цар­ст­во­вал свет­лый жених, сна­рядил он2.

В XI песне (506—537) Одис­сей рас­ска­зы­ва­ет тени Ахил­ла об его сыне: что он при­вёз Неопто­ле­ма со Ски­ро­са, что тот убил Еври­пи­ла, сре­ди про­чих ахей­ских геро­ев спря­тал­ся в дере­вян­ном коне и отплыл из-под Трои с бога­той добы­чей.

Таким обра­зом, уже в самых ран­них эпи­че­ских источ­ни­ках Неопто­лем фигу­ри­ру­ет как участ­ник Тро­ян­ской вой­ны. Прав­да, в «Илиа­де» с.4 он упо­мя­нут лишь вскользь; в «Одис­сее» же про­сту­па­ют вполне опре­де­лён­ные кон­ту­ры ска­за­ния: Неопто­лем при уча­стии Одис­сея при­был со Ски­ро­са под Трою, там юный герой убил глав­но­го тро­ян­ско­го союз­ни­ка Еври­пи­ла, при­нял уча­стие в раз­ру­ше­нии горо­да и разде­ле добы­чи, а после вой­ны полу­чил в жёны одну из доче­рей Мене­лая, обе­щан­ную ему ещё под Тро­ей.

Одна­ко досто­вер­ность пер­во­го пас­са­жа из «Или­а­ды» была постав­ле­на под сомне­ние ещё в антич­ные вре­ме­на (схо­лии Did/A). Вер­нее ска­зать, у антич­ных ком­мен­та­то­ров вызва­ла сомне­ние под­лин­ность сти­ха 327: εἴ που ἔτι ζώει γε <Νεοπ­τό­λεμος θεοειδεής>καὶ Ἀρισ­το­φάνης προ­ηθέ­τει τὸν στί­χον, ὥς φη­σι Καλ­λίστρα­τος· τό τε γὰρ ἐπὶ παι­δὸς κο­μιδῇ λέ­γεσ­θαι δισ­τακτι­κῶς εἴ που ἔτι ζώει, καὶ ταῦτα μηδὲ πόρ­ρω τῆς Σκύ­ρου κει­μένης, ὕποπ­τον, τό τε θεοειδής ἀκαίρως προ­σέ­ριπ­ται (Schol. Did. T 327 a. Erbse. T. IV. P. 636).

Как вид­но, ком­мен­та­то­ры Гоме­ра при ате­ти­ро­ва­нии этой стро­ки исхо­ди­ли из общих рас­суж­де­ний, сво­дя­щих­ся к сле­дую­ще­му: так как Ски­рос нахо­дил­ся неда­ле­ко от Трои, то Ахилл дол­жен был узнать, если бы Неопто­лем умер; эпи­тет θεοειδεής явля­ет­ся неумест­ным для совсем юно­го Неопто­ле­ма. Одна­ко все эти воз­ра­же­ния лег­ко отво­дят­ся. По спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию М. Ван дер Вал­ка, вло­жен­ные в уста Ахил­ла сло­ва «были выбра­ны наме­рен­но, так как они слу­жи­ли уси­ле­нию печа­ли, кото­рой он настоль­ко сра­жён, что уже сомне­ва­ет­ся, живы ли до сих пор его бли­жай­шие род­ст­вен­ни­ки»³. Что же каса­ет­ся эпи­те­та «бого­по­доб­ный», то он явля­ет­ся фор­муль­ным и часто исполь­зу­ет­ся в «Илиа­де» и «Одис­сее» в той же пози­ции, сле­дуя за име­на­ми геро­ев⁴.

Так или ина­че, в совре­мен­ной науч­ной лите­ра­ту­ре утвер­ди­лось мне­ние антич­ных ком­мен­та­то­ров, хотя и на дру­гом осно­ва­нии. При­чи­ной счи­тать стро­ку 327 позд­ней встав­кой послу­жил ряд линг­ви­сти­че­ских осо­бен­но­стей, в том чис­ле и тот факт, что τόν сто­ит дале­ко от управ­ля­ю­ще­го им гла­го­ла πυ­θοίμην⁵. Скла­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что там, где закан­чи­вал­ся стих 325, были встав­ле­ны ещё два сти­ха (326—327 соот­вет­ст­вен­но), в резуль­та­те чего воз­ник­ла такая «рас­тяж­ка» меж­ду гла­го­лом и артик­лем (чле­ном)⁶.

с.5 Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли пошли даль­ше и пред­по­ло­жи­ли, что во вре­мя Гоме­ра ска­за­ния о Неопто­ле­ме ещё не суще­ст­во­ва­ло⁷. По мне­нию М. Уэс­та, оно сло­жи­лось в пери­од меж­ду появ­ле­ни­ем гоме­ров­ской поэ­мы и «Одис­се­ей», в кото­рой встре­ча­ет­ся пер­вое бес­спор­ное свиде­тель­ство об этом герое. Воз­ра­жая ему, В. Куль­ман под­черк­нул, что в поль­зу тако­го пред­по­ло­же­ния необ­хо­ди­мо при­ве­сти вес­кие аргу­мен­ты, отсут­ст­ву­ю­щие у иссле­до­ва­те­ля⁸. В самом деле, даже если при­знать, что упо­ми­на­ние о Неопто­ле­ме в XIX песне «Или­а­ды» — это позд­няя встав­ка, и что пас­саж XIV. 466—467 носит слиш­ком общий харак­тер, чтобы сде­лать какой-либо вывод⁹, то это ещё не дока­зы­ва­ет, что ска­за­ние о Неопто­ле­ме было неиз­вест­но Гоме­ру. Мало­убеди­тель­ным пред­став­ля­ет­ся аргу­мент, кото­рый при­вел Дж. Фор­сдайк¹⁰. Он ука­зал, что Ахилл, соглас­но «Илиа­де», не был женат. Так, Ага­мем­нон, желаю­щий при­ми­рить­ся с геро­ем, гово­рит (IX. 144—147):

Три у меня рас­цве­та­ют в дому бла­го­со­здан­ном дще­ри: Хри­зо­фе­ми­са, Лаоди­ка, юная Ифи­а­насса. Пусть он [Ахилл], какую жела­ет, любез­ную серд­цу, без вена В оте­че­ский дом отведет…

Ахилл же через вест­ни­ка ему отве­ча­ет (IX. 388, 393—394):

Дще­ри супру­гой себе не возь­му от Атре­ева сына; <…> Еже­ли боги меня сохра­нят и в дом воз­вра­щусь я, Там — жену бла­го­род­ную сам сго­во­рит мне роди­тель.

Дей­ст­ви­тель­но, при про­чте­нии этих строк может воз­ник­нуть впе­чат­ле­ние, что к момен­ту созда­ния поэ­мы рас­сказ о сою­зе Ахил­ла и Деида­мии ещё не сло­жил­ся. Одна­ко, веро­ят­но, Гомер здесь про­сто-напро­сто ото­шёл от тра­ди­ци­он­но­го ска­за­ния, или, вер­нее ска­зать, упу­стил его. Подоб­ный под­ход поэта к эпи­че­ско­му мате­ри­а­лу мож­но наблюдать на при­ме­ре ряда пас­са­жей «Или­а­ды», в кото­рых под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что Фети­да не покида­ла Пелея после рож­де­ния Ахил­ла, а про­дол­жа­ла жить с ним и вос­пи­ты­вать сына (I. 396—406; XVI. 220—224, 574—576; XVIII. 54—60, 331—332; XIX. 422—423). И все же они не согла­су­ют­ся со сло­ва­ми само­го Гоме­ра о том, что Хирон был учи­те­лем героя в обла­сти меди­ци­ны. Из дру­гих источ­ни­ков извест­но, что Пелей отнёс сына Хиро­ну на вос­пи­та­ние после того, как его поки­ну­ла Фети­да. Как пред­став­ля­ет­ся, воз­ник­шее про­ти­во­ре­чие объ­яс­ня­ет­ся тем, что ука­зан­ные пас­са­жи — это все­го лишь поэ­ти­че­ский вымы­сел Гоме­ра¹¹, име­ю­щий под собой одну-един­ст­вен­ную цель — сде­лать про­из­веде­ние с.6 более выра­зи­тель­ным и эмо­цио­наль­но насы­щен­ным. Таким обра­зом, при­ведён­ный Дж. Фор­сдай­ком аргу­мент ров­ным сче­том ниче­го не дока­зы­ва­ет. Напро­тив, ряд пас­са­жей «Или­а­ды» поз­во­ля­ет утвер­ждать, что Гоме­ру было извест­но ска­за­ние о Неопто­ле­ме.

1. В IX песне «Или­а­ды» (IX. 667—668) Гомер гово­рит, что Ахилл заво­е­вал на Ски­ро­се город царя Эни­ея и из захва­чен­ной добы­чи отдал Патро­клу Ифиду. Из схо­лий к поэ­ме (T. Ι. 668 a—b и T. Ω. 765: Erbse. T. II. S. 538; T. V. S. 639) и ком­мен­та­ри­ев Евста­фия (A. 62—63: Valk. T. I. P. 76; I. 666—668: Valk. T. II. P. 833) извест­но, что тогда же Ахилл сошёл­ся с Деида­ми­ей и про­из­вел на свет Неопто­ле­ма¹².

2. В XXII песне При­ам про­сит Гек­то­ра не выхо­дить на поеди­нок с Ахил­лом, посколь­ку ина­че он неиз­беж­но погибнет, а вслед за ним падёт и Троя; далее пре­ста­ре­лый царь, пред­ре­кая её жите­лям смерть, гово­рит, что сам он послед­ним на поро­ге будет рас­тер­зан хищ­ны­ми пса­ми, когда кто-то ост­рой медью душу ему исторгнет из тела (66—71). Это сооб­ще­ние согла­су­ет­ся с тра­ди­ци­ей «Малой Или­а­ды», в кото­рой рас­ска­зы­ва­лось о том, что Неопто­лем убил При­а­ма на поро­ге двор­ца (Paus. X. 27). Тот же факт, что При­ам не назы­ва­ет Неопто­ле­ма по име­ни, объ­яс­ня­ет­ся про­сто: герой к тому вре­ме­ни ещё не при­нял уча­стия в войне и поэто­му не мог пря­мо фигу­ри­ро­вать в повест­во­ва­нии.

3. В XXIV песне «Или­а­ды» Еле­на гово­рит, что идёт уже два­дца­тый год, как Парис при­вёз её в Трою (765—766). По сооб­ще­нию Апол­ло­до­ра, с момен­та похи­ще­ния Еле­ны и до нача­ла вто­ро­го похо­да про­шло десять лет, то есть, как пояс­ня­ет мифо­граф, после похи­ще­ния Еле­ны ахей­цы толь­ко на вто­рой год закон­чи­ли свои при­готов­ле­ния к похо­ду про­тив Трои, а после воз­вра­ще­ния из Мисии про­шло ещё восемь лет, преж­де чем они отпра­ви­лись в новый поход (Ep. II. 18); вой­на же под Тро­ей дли­лась десять лет. Ука­за­ния на такую про­дол­жи­тель­ность вто­ро­го похо­да встре­ча­ют­ся уже в самых ран­них источ­ни­ках. Так, в «Илиа­де» сооб­ща­ет­ся, что, когда ахей­цы собра­лись в Авлиде, им яви­лось зна­ме­ние: дра­кон съел в гнезде восемь птен­цов и мать, и Кал­хант сооб­щил, что оно зна­чит: девять лет тро­ян­цы будут сра­жать­ся под Тро­ей и толь­ко на деся­тый поко­рят её (II. 303—329). В «Одис­сее» с.7 пти­це­га­да­тель Гали­ферс гово­рит, что, когда ахей­цы ста­ли гото­вить­ся к отплы­тию под Трою, он пред­ска­зал воз­вра­ще­ние Одис­сея на два­дца­том году (II. 171—176), то есть через десять лет вой­ны и десять лет стран­ст­во­ва­ний. Два­дцать лет, по сло­вам поэта, ждал Одис­сея Аргус (XVII. 326—327). О воз­вра­ще­нии домой спу­стя два­дцать лет гово­рит и сам герой (XXIV. 321—322). Таким обра­зом, сло­ва Еле­ны под­ра­зу­ме­ва­ют ска­за­ние о пер­вом похо­де¹³. Как пред­став­ля­ет­ся, оно воз­ник­ло в резуль­та­те появ­ле­ния в повест­во­ва­нии о Тро­ян­ской войне Неопто­ле­ма и име­ло одну-един­ст­вен­ную цель — рас­тя­нуть вой­ну, чтобы к момен­ту смер­ти Ахил­ла он был доста­точ­но зре­лым и мог при­нять уча­стие в войне. Конеч­но, самой по себе про­бле­мы воз­рас­та в эпи­че­ской поэ­зии не суще­ст­во­ва­ло, посколь­ку эпи­че­ское вре­мя не под­ра­зу­ме­ва­ло какой-либо кон­кре­ти­за­ции поми­мо общих кате­го­рий: юность, зре­лость, ста­рость. В пре­де­лах же этих кате­го­рий жизнь героя про­те­ка­ла вне вре­ме­ни. Одна­ко рож­де­ние Неопто­ле­ма и его при­ход под Трою имел чёт­кую вре­мен­ную при­вяз­ку: он родил­ся перед отправ­ле­ни­ем Ахил­ла на вой­ну, а уже на деся­том году, когда погиб его отец, начал сра­жать­ся. Отсюда воз­ник­ло явное про­ти­во­ре­чие, посколь­ку тогда Неопто­лем был слиш­ком юн, чтобы участ­во­вать в войне. Реше­ние было най­де­но; ска­за­тель сочи­нил исто­рию о пер­вом неудав­шем­ся похо­де. По край­ней мере, труд­но пред­ста­вить, какое дру­гое зна­че­ние она мог­ла иметь. После столк­но­ве­ния с мисий­ца­ми и до вто­рых сбо­ров в Авлиде, назна­чен­ных после того, как Телеф согла­сил­ся пока­зать Ага­мем­но­ну доро­гу в Трою, ров­ным сче­том не про­изо­шло ника­ких собы­тий; рас­тя­ги­ва­ние во вре­ме­ни здесь нали­цо.

В любом слу­чае, даже если абстра­ги­ро­вать­ся от пред­ло­жен­ной гипо­те­зы, сло­ва Еле­ны, под­ра­зу­ме­ваю­щие пер­вый ахей­ский поход под Трою, уже сами по себе свиде­тель­ст­ву­ют в поль­зу суще­ст­во­ва­ния тра­ди­ции о сыне Ахил­ла, посколь­ку Прокл пря­мо гово­рит, что на обрат­ном пути из Мисии буря занес­ла Ахил­ла на Ски­рос, где он женил­ся на Деида­мии (Procl. Chrest. 1).

Итак, при­ведён­ные свиде­тель­ства поз­во­ля­ют с пол­ным осно­ва­ни­ем утвер­ждать, что Гомер знал ска­за­ние о Неопто­ле­ме (в послед­них кни­гах «Или­а­ды» он не раз демон­стри­ру­ет зна­ком­ство с сюже­та­ми, опи­сан­ны­ми в кик­ли­че­ских поэ­мах¹⁴). Одна­ко поэт не мог рас­ска­зать об его подви­гах, так как при­ход Неопто­ле­ма под Трою к тому вре­ме­ни не состо­ял­ся. В заклю­че­ние при­ведём ещё одно сооб­ра­же­ние, свиде­тель­ст­ву­ю­щее про­тив гипо­те­зы М. Уэс­та и ряда дру­гих иссле­до­ва­те­лей. В упо­мя­ну­том пас­са­же из «Одис­сеи» (IV. 3—9) о свадь­бе сына Ахил­ла с доче­рью Мене­лая гово­рит­ся вскользь. Поэт не назы­ва­ет даже имён жени­ха и неве­сты, под­ра­зу­ме­вая, что слу­ша­те­ли и так пой­мут, о ком идёт речь (о Неопто­ле­ме и Гер­ми­оне). По той же при­чине он не с.8 уточ­ня­ет, при каких обсто­я­тель­ствах Мене­лай пообе­щал Неопто­ле­му руку сво­ей доче­ри (вне вся­ко­го сомне­ния, осно­ва­ни­ем для помолв­ки послу­жи­ло согла­сие юно­го героя при­нять уча­стие в войне). Такое отно­ше­ние к эпи­че­ско­му мате­ри­а­лу ско­рее свиде­тель­ст­ву­ет в поль­зу того, что Неопто­лем был тра­ди­ци­он­ным геро­ем, и ска­за­ние о нем было всем хоро­шо извест­но. Поэто­му труд­но пред­ста­вить, чтобы оно воз­ник­ло неза­дол­го до появ­ле­ния самой поэ­мы¹⁵.

И всё же сле­ду­ет пола­гать, что ска­за­ние о Неопто­ле­ме появи­лось в тот пери­од, когда тра­ди­ция о Тро­ян­ской войне в целом уже офор­ми­лась.

После смер­ти Ахил­ла меж­ду Одис­се­ем и Аяк­сом воз­ник спор, кто из них луч­ший воин и кому долж­ны достать­ся его доспе­хи. Луч­шим ахей­цы при­зна­ли Одис­сея. Аякс, оскорб­лён­ный таким реше­ни­ем, впал в безу­мие и вско­ре покон­чил жизнь само­убий­ст­вом. Наи­бо­лее убеди­тель­ную интер­пре­та­цию это­го ска­за­ния пред­ло­жил Г. Хед­рин¹⁶. Он отме­тил, что сте­ны Трои, защи­щае­мые Апол­ло­ном, нель­зя было захва­тить силой, про­ник­нуть в город мож­но было толь­ко с помо­щью хит­ро­сти, поэто­му-то луч­шим геро­ем был при­знан хит­ро­ум­ный Одис­сей, а Аякс, самый силь­ный воин после Ахил­ла, ока­зал­ся «нево­стре­бо­ван­ным» и уда­лён­ным из повест­во­ва­ния. После­дую­щие дей­ст­вия Одис­сея обес­пе­чи­ли ахей­цам взя­тие Трои: он захва­тил в плен Геле­на, пред­ска­зав­ше­го, что без лука Фил­ок­те­та невоз­мож­но поко­рить город, при­вёз с Лем­но­са само­го героя, выкрал пал­ла­дий и, нако­нец, при­ду­мал хит­рость с дере­вян­ным конём. И всё же вско­ре Одис­сей отдал доспе­хи Неопто­ле­му. В этой свя­зи воз­ни­ка­ет вопрос, зачем вооб­ще пона­до­би­лось назна­чать в каче­стве при­за доспе­хи, если вско­ре их пред­сто­я­ло отдать дру­го­му герою? В этом заклю­ча­ет­ся несо­гла­со­ван­ность. Одна­ко всё вста­ёт на свои места, если пред­по­ло­жить, что по пер­во­на­чаль­ной вер­сии обла­да­те­лем боже­ст­вен­ных доспе­хов был Одис­сей, и толь­ко позд­нее, с появ­ле­ни­ем ска­за­ния о Неопто­ле­ме, тот отдал их сыну Ахил­ла.

Сам по себе подоб­ный фор­маль­ный ана­лиз ска­за­ния, конеч­но, не дает осно­ва­ния утвер­ждать, что Неопто­лем — это позд­ний герой, одна­ко сде­лан­ный вывод пол­но­стью согла­су­ет­ся с дру­ги­ми источ­ни­ка­ми, в кото­рых сооб­ща­ет­ся об убий­стве тро­ян­цев во вре­мя взя­тия Трои. А имен­но, из дошед­ших до нас нарра­тив­ных свиде­тельств извест­но, что:

1. Аге­нор, по Лес­ху, убит Неопто­ле­мом (Paus. X. 27. 2).

2. Адмет, по Лес­ху, убит Фил­ок­те­том (Paus. X. 27. 1).

3. Акси­он, по Лес­ху, убит Еври­пи­лом (Paus. X. 27. 2).

4. Асти­а­накс, по Лес­ху, убит Неопто­ле­мом¹⁷, а по Арк­ти­ну — Одис­се­ем (Procl. Chrest. 4).

5. Асти­ной убит Неопто­ле­мом (Paus. X. 26. 4).

с.9 6. Дей­фоб, по Арк­ти­ну, убит Мене­ла­ем (Procl. Chrest. 2).

7. Кореб, по ука­за­нию Пав­са­ния, у боль­шин­ства авто­ров убит Неопто­ле­мом, а по Лес­ху — Дио­медом (Paus. X. 27. 1).

8. Лео­крит убит Одис­се­ем (Paus. X. 27. 1).

9. Полик­се­на, по Арк­ти­ну, при­не­се­на в жерт­ву Неопто­ле­мом¹⁸, соглас­но же «Кипри­ям» сна­ча­ла смер­тель­но ране­на Одис­се­ем и Дио­медом¹⁹, а затем похо­ро­не­на Неопто­ле­мом²⁰ (EGF. 27; PEG. 34).

10. При­ам, по Лес­ху (Paus. X. 27. 2) и Арк­ти­ну (Procl. Chrest. 4), убит Неопто­ле­мом.

11. Эио­ней, по Лес­ху, убит Неопто­ле­мом (Paus. X. 27. 1).

12. Элас убит Неопто­ле­мом (Paus. X. 26. 4).

13. Кас­сандра, по Лес­ху (Paus. X. 26. 1) и Арк­ти­ну (Procl. Chrest. 4), под­верг­лась напа­де­нию со сто­ро­ны Аяк­са.

Как вид­но, во всех слу­ча­ях раз­ли­чия наблюда­ют­ся толь­ко меж­ду Неопто­ле­мом и Одис­се­ем — Дио­медом. Объ­яс­нить это мож­но тем, что Неопто­ле­му при его появ­ле­нии в ска­за­нии о Тро­ян­ской войне при­пи­са­ли часть убийств, кото­рые в пред­ше­ст­ву­ю­щей тра­ди­ции совер­ша­ли Одис­сей и его посто­ян­ный напар­ник Дио­мед²¹: так появи­лось несколь­ко вари­ан­тов убий­ства одно­го и того же тро­ян­ско­го героя или геро­и­ни. Ины­ми сло­ва­ми, ко вре­ме­ни воз­ник­но­ве­ния ска­за­ния о Неопто­ле­ме уже суще­ст­во­ва­ла устой­чи­вая тра­ди­ция о взя­тии Трои, в кото­рой все роли — какой ахей­ский герой како­го тро­ян­ца уби­ва­ет — были уже рас­пре­де­ле­ны. В то же вре­мя для ново­го героя необ­хо­ди­мо было сло­жить аре­стию. В повест­во­ва­нии о сра­же­нии Неопто­ле­ма под сте­на­ми Трои эта про­бле­ма была лег­ко реше­на: был сло­жен рас­сказ о при­бы­тии в оса­ждён­ный город ново­го союз­ни­ка Еври­пи­ла, сына Теле­фа, кото­ро­го и уби­ва­ет Неопто­лем²². Одна­ко при опи­са­нии взя­тия с.10 Трои ска­зи­тель уже не мог вве­сти совер­шен­но новых пер­со­на­жей, не фигу­ри­ро­вав­ших на более ран­них эта­пах вой­ны; в ито­ге у него остал­ся толь­ко один выход: при­пи­сать сыну Ахил­ла убий­ства тро­ян­цев, кото­рые в преж­них вари­ан­тах мифа совер­ша­лись дру­ги­ми геро­я­ми. И так как глав­ную роль в раз­ру­ше­нии Трои в пред­ше­ст­ву­ю­щей тра­ди­ции, по всей види­мо­сти, игра­ли Одис­сей и его напар­ник Дио­мед, то имен­но их дея­ния были частич­но отне­се­ны на счёт Неопто­ле­ма.

Итак, под­ведем итог ска­зан­но­му. При­веден­ные пас­са­жи из «Или­а­ды» высту­па­ют важ­ны­ми свиде­тель­ства­ми при реше­нии вопро­са, знал ли Гомер ска­за­ние о Неопто­ле­ме. Они про­ис­хо­дят из того эпи­че­ско­го кон­тек­ста, неотъ­ем­ле­мой частью кото­ро­го явля­ет­ся рас­сказ об этом герое, на осно­ва­нии чего мож­но утвер­ждать, что ко вре­ме­ни воз­ник­но­ве­ния «Или­а­ды» тра­ди­ция о сыне Ахил­ла уже суще­ст­во­ва­ла. В то же вре­мя сле­ду­ет при­знать, что Неопто­лем был введён в повест­во­ва­ние о Тро­ян­ской войне позд­нее дру­гих ахей­ских геро­ев.

Khi­min M. N. Did Ho­mer know The Ta­le of Neop­to­le­mos?

The­re is one pas­sa­ge in the Iliad, men­tio­ning Neop­to­le­mos (XIX. 326—327). Howe­ver so­me authors, inclu­ding Mar­tin L. West, con­si­der it to be a la­te in­ser­tion and sup­po­se that Ho­mer was not awa­re of the sto­ry about this he­ro. But an ana­ly­sis of a few other pas­sa­ges from the epic (IX. 667—668, XXII. 66—71, XXIV. 764—767) al­lows us to ma­ke the op­po­si­te conclu­sion: tra­di­tion about Neop­to­le­mos in­deed ap­pea­red be­fo­re the Iliad.