Некоторые проблемы истории древнегреческих городов в регионе черноморских проливов*

с.24

1. Осно­ва­ние горо­дов на Гел­лес­пон­те в ходе Вели­кой гре­че­ской коло­ни­за­ции

В VIII—VII вв. до н. э. одним из основ­ных направ­ле­ний широ­ко­мас­штаб­но­го коло­ни­за­ци­он­но­го дви­же­ния гре­ков было, как хоро­шо извест­но, направ­ле­ние севе­ро-восточ­ное. В про­цес­се коло­ни­за­ции, в част­но­сти, покры­ва­ют­ся эллин­ски­ми горо­да­ми побе­ре­жья Гел­лес­пон­та (Дар­да­нелль­ско­го про­ли­ва).

При­ведем мет­кое заме­ча­ние извест­но­го спе­ци­а­ли­ста по древ­не­гре­че­ским коло­ни­ям Э. Грех­э­ма¹: в силу ряда фак­то­ров (бли­зость к Бал­кан­ской Гре­ции, кли­ма­ти­че­ские усло­вия) реги­он Чер­но­мор­ских про­ли­вов был, каза­лось бы, терри­то­ри­ей, почти иде­аль­но под­хо­дя­щей для коло­ни­за­ции. Тем не менее реаль­ное осво­е­ние элли­на­ми этих земель шло доста­точ­но мед­лен­но и дале­ко не столь «взры­во­об­раз­но», как, напри­мер, коло­ни­за­ция Южной Ита­лии и Сици­лии, а позд­нее — побе­ре­жий Бос­по­ра Ким­ме­рий­ско­го. Грех­эм видит в этом под­твер­жде­ние прин­ци­па, соглас­но кото­ро­му марш­ру­ты гре­че­ско­го коло­ни­за­ци­он­но­го дви­же­ния опре­де­ля­лись в боль­шей сте­пе­ни поли­ти­че­ски­ми, а не гео­гра­фи­че­ски­ми фак­то­ра­ми.

При­ведем вна­ча­ле свод­ку обсто­я­тельств осно­ва­ния важ­ней­ших горо­дов на Гел­лес­пон­те (в алфа­вит­ном поряд­ке)², чтобы затем, сопо­став­ляя эти дан­ные, мож­но было сде­лать наблюде­ния о харак­те­ре про­цес­са.

Абидос: «был осно­ван миле­тя­на­ми с раз­ре­ше­ния лидий­ско­го царя Гиге­са, ибо эта мест­ность и вся Тро­ада были ему под­власт­ны» (Stra­bo. с.25 XIII. 590). Таким обра­зом, мет­ро­по­лия горо­да ука­за­на expres­sis ver­bis, рав­ным обра­зом дана и доста­точ­но точ­ная дати­ров­ка: Гигес стал царем Лидии в пер­вой поло­вине 660-х гг. до н. э., а погиб око­ло 645—643 гг. до н. э.³ При­чем резон­нее отно­сить рас­смат­ри­вае­мое собы­тие ко вто­рой поло­вине его прав­ле­ния, неже­ли к пер­вой, ибо вряд ли Гигес овла­дел Тро­адой момен­таль­но после сво­его при­хо­да к вла­сти. Таким обра­зом, дати­ро­ва­ние осно­ва­ния Абидо­са середи­ной VII в. до н. э., види­мо, будет наи­бо­лее взве­шен­ным. Инте­рес­но, что Абидос тем не менее упо­ми­на­ет­ся у Гоме­ра (Il. II. 836 — вме­сте с Сестом; Il. XVII. 584), и дан­ный факт — лиш­нее свиде­тель­ство о том, насколь­ко всё непро­сто с хро­но­ло­ги­ей гоме­ров­ско­го эпо­са, насколь­ко лег­ко встре­тить в нем интер­по­ля­ции, сде­лан­ные поз­же VIII в. до н. э. — вре­ме­ни, когда, как тра­ди­ци­он­но счи­та­ет­ся, поэ­мы в основ­ном обре­ли свой облик⁴.

Ало­пе­кон­нес: «эолий­ский град» (Ps.-Scymn. 706). По выклад­кам Б. Иса­а­ка⁵, был осно­ван эолий­ца­ми с Лес­боса и из Кимы до середи­ны VI в. до н. э. Город, стро­го гово­ря, нель­зя счи­тать вполне гел­лес­понт­ским, так как он лежит на запад­ном бере­гу Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го. Одна­ко ввиду боль­шой узо­сти это­го полу­ост­ро­ва на нем, в общем-то, не было посе­ле­ний, кото­рые нахо­ди­лись бы вне вся­кой свя­зи с про­ли­вом. Демо­сфен утвер­жда­ет, что «Ало­пе­кон­нес… был все­гда нашим (афин­ским. — И. С.) вла­де­ни­ем» (XXIII. 166). Но он, гово­ря «все­гда», име­ет в виду, без­услов­но, пери­од, начи­наю­щий­ся с тех пор, как Хер­со­не­сом овла­дел Миль­ти­ад Стар­ший.

Кар­дия: осно­ва­на Миле­том и Кла­зо­ме­на­ми, поз­же име­ло место повтор­ное осно­ва­ние афи­ня­на­ми, в пери­од прав­ле­ния Миль­ти­а­да на Хер­со­не­се Фра­кий­ском (Ps.-Scymn. 699—702). Что же каса­ет­ся пер­во­го осно­ва­ния (а здесь нас инте­ре­су­ет имен­но оно), нигде в источ­ни­ках не обо­зна­че­но его вре­мя, и ответ­ст­вен­но дати­ро­вать собы­тие более точ­но, чем пери­о­дом Вели­кой гре­че­ской коло­ни­за­ции, не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным. В свя­зи с гео­гра­фи­че­ским поло­же­ни­ем Кар­дии (рас­по­ло­жен­ной не на самом Гел­лес­пон­те, но непо­да­ле­ку от него, на узком пере­шей­ке), см. то, что было ска­за­но выше в свя­зи с Ало­пе­кон­не­сом. О важ­ном стра­те­ги­че­ском поло­же­нии горо­да на Хер­со­не­се Фра­кий­ском ср. так­же: De­mosth. XXIII. 181—182.

Коло­ны: коло­ния миле­тян (Stra­bo. XIII. 589). Вре­мя осно­ва­ния неиз­вест­но. Коло­ны и сосед­ний Пес нахо­ди­лись меж­ду Ламп­са­ком и Пари­ем.

с.26 Ламп­сак: осно­ван фокей­ца­ми, как авто­ри­тет­но свиде­тель­ст­ву­ет ряд источ­ни­ков, в том чис­ле уро­же­нец горо­да, один из пер­вых антич­ных исто­ри­ков Харон Ламп­сак­ский (FGrHist. 262. F. 7). В каче­стве даты осно­ва­ния в лите­ра­ту­ре фигу­ри­ру­ет 654 г. до н. э.⁶ Об обсто­я­тель­ствах осно­ва­ния извест­но мало досто­вер­но­го; нам пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным, что они были таки­ми же, как у Абидо­са или, во вся­ком слу­чае, схо­жи­ми. Прав­да, соглас­но леген­де об осно­ва­нии Ламп­са­ка⁷, город буд­то бы был назван в честь тузем­ной пра­ви­тель­ни­цы Ламп­са­ки⁸, кото­рая помог­ла коло­ни­стам-фокей­цам обос­но­вать­ся на новом месте. Одна­ко перед нами доста­точ­но спор­ный с точ­ки зре­ния исто­ри­че­ской досто­вер­но­сти эпи­зод; поз­во­ли­тель­но счи­тать эту леген­ду образ­чи­ком лож­ной народ­ной эти­мо­ло­гии. Воз­мож­но, впро­чем, что назва­ние горо­да — догре­че­ское, и, сле­до­ва­тель­но, до появ­ле­ния элли­нов здесь суще­ст­во­ва­ло мест­ное посе­ле­ние. Стра­бон (XIII. 589) при­во­дит о Ламп­са­ке еще неко­то­рые дан­ные, но они в срав­не­нии со свиде­тель­ства­ми, вос­хо­дя­щи­ми к Харо­ну, не созда­ют впе­чат­ле­ния досто­вер­ных: яко­бы город ранее име­но­вал­ся Пити­ус­сой, а жите­ли его — родом из Миле­та.

Лим­ны: «милет­ская коло­ния» (Ps.-Scymn. 705). Вре­мя осно­ва­ния неиз­вест­но. В свя­зи с гео­гра­фи­че­ским поло­же­ни­ем горо­да см. то, что ска­за­но было выше об Ало­пе­кон­не­се.

Мадит: осно­ван лес­бос­ца­ми (Ps.-Scymn. 709—710, упо­мя­нут вме­сте с более зна­чи­тель­ным Сестом). До появ­ле­ния гре­че­ской коло­нии, ско­рее все­го, суще­ст­во­вал как фра­кий­ское посе­ле­ние. Во вся­ком слу­чае, назва­ние горо­да явно негре­че­ское и, ско­рее все­го, корре­ли­ру­ет с назва­ни­ем фра­кий­ско­го пле­ме­ни маду­а­те­нов (Liv. XXXVIII. 40. 7). Вооб­ще, мно­гое из того, что будет ниже ска­за­но о Сесте, отно­сит­ся и к Мади­ту, в том чис­ле и сооб­ра­же­ния отно­си­тель­но вре­ме­ни осно­ва­ния.

Парий: соглас­но Стра­бо­ну (XIII. 588), «был осно­ван миле­тя­на­ми, эри­фрей­ца­ми и парос­ца­ми». Таким обра­зом, перед нами слу­чай сов­мест­ной коло­ни­за­ци­он­ной акции; мож­но пола­гать, что веду­щая роль при этом при­над­ле­жа­ла миле­тя­нам⁹. Назва­ние город, тем не менее, полу­чил в честь дру­гой сво­ей мет­ро­по­лии — Паро­са. Парий — самый север­ный гел­лес­понт­ский полис (он нахо­дил­ся на ази­ат­ском бере­гу про­ли­ва в том месте, где тот уже начи­на­ет рас­ши­рять­ся в Про­пон­ти­ду), тем не менее с.27 явля­ет­ся, соглас­но тра­ди­ции, едва ли не наи­бо­лее ран­ней гре­че­ской коло­ни­ей здесь: его осно­ва­ние отно­сят к 709 г. до н. э.¹⁰

Пес (о поло­же­нии горо­да см. то, что было ска­за­но в свя­зи с Коло­на­ми): по сло­вам Стра­бо­на (XIII. 589), город был коло­ни­ей миле­тян. Одна­ко посколь­ку имен­но в этом месте у гео­гра­фа содер­жит­ся оши­боч­ная милет­ская атри­бу­ция гре­че­ской коло­нии в Ламп­са­ке, то, соот­вет­ст­вен­но, неиз­вест­но, мож­но ли ему дове­рять и отно­си­тель­но Песа. Во вся­ком слу­чае, этот горо­док упо­ми­на­ет­ся уже у Гоме­ра (Il. V. 612; воз­мож­но, так­же Il. II. 828 — Апес), что, кста­ти, явля­ет­ся един­ст­вен­ным кос­вен­ным ука­за­ни­ем (при­чем рас­плыв­ча­тым) на вре­мя появ­ле­ния посе­ле­ния.

Сест: осно­ван лес­бос­ца­ми (Ps.-Scymn. 709—710). Точ­ная дати­ров­ка осно­ва­ния отсут­ст­ву­ет; Б. Иса­ак осто­рож­но отно­сит его ко вре­ме­ни до середи­ны VI в. до н. э.¹¹ Дума­ем, что мож­но гово­рить и о несколь­ко более ран­ней эпо­хе (VII в. до н. э.) и при­уро­чи­вать воз­ник­но­ве­ние гре­че­ско­го горо­да здесь при­мер­но к тому же вре­ме­ни, что и появ­ле­ние Абидо­са на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу. Веро­ят­но, на месте Сеста ранее нахо­ди­лось фра­кий­ское посе­ле­ние с тем же назва­ни­ем. Сест упо­ми­на­ет­ся уже Гоме­ром (Il. II. 836), но см. по это­му пово­ду то, что было ска­за­но выше в свя­зи с Абидо­сом.

Сигей: осно­ван эолий­ца­ми (лес­бос­ца­ми?) не позд­нее VII в. до н. э. В кон­це это­го сто­ле­тия ста­но­вит­ся глав­ным объ­ек­том афин­ских при­тя­за­ний на Гел­лес­пон­те; туда высы­ла­ет­ся из Афин коло­ни­за­ци­он­ная экс­пе­ди­ция во гла­ве с олим­пи­о­ни­ком Фри­но­ном. На этом хоро­шо извест­ном фак­те, рав­но как и на борь­бе за город, кото­рая раз­вер­ну­лась меж­ду мити­ле­ня­на­ми и афи­ня­на­ми и завер­ши­лась победой послед­них, мы здесь спе­ци­аль­но не оста­нав­ли­ва­ем­ся¹².

Эле­унт: осно­ван афи­ня­на­ми (Ps.-Scymn. 707—708). В каче­стве ойки­ста у Псев­до-Ским­на назван некий Фор­бо­он. Тако­го име­ни не суще­ст­ву­ет, и, по соглас­но­му мне­нию иссле­до­ва­те­лей, сле­ду­ет гово­рить об иска­же­нии пере­пис­чи­ка­ми име­ни Фри­но­на — того само­го, кото­рый осно­вал Сигей. Таким обра­зом, этот лидер экс­пе­ди­ции обос­но­вал­ся так­же и на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу про­ли­ва. Ины­ми сло­ва­ми, осно­ва­ние Эле­ун­та сле­ду­ет отно­сить к кон­цу VII в. до н. э. При­ведем важ­ное свиде­тель­ство Стра­бо­на (VII. fr. 51): «далее, в зали­ве, Эле­унт, где нахо­дит­ся свя­ти­ли­ще Про­те­си­лая, а про­тив него в 40 ста­ди­ях — Сигей, мыс Тро­ады». Таким обра­зом, созда­ние Фри­но­ном сво­их двух баз имен­но в Сигее и Эле­ун­те не слу­чай­но — эти пунк­ты нахо­ди­лись как раз напро­тив друг дру­га.

Не гово­рим здесь о неко­то­рых неболь­ших город­ках Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го (таких как Кри­фота, Пак­тия и др.), осно­ван­ных Миль­ти­а­дом в VI в. до н. э., посколь­ку это отно­сит­ся уже к тому эта­пу с.28 осво­е­ния побе­ре­жий Гел­лес­пон­та и кон­тро­ля над про­ли­вом, кото­рый мож­но назвать афин­ским. А пока обоб­щим при­веден­ные дан­ные.

Сра­зу бро­са­ет­ся в гла­за сосу­ще­ст­во­ва­ние в рас­смат­ри­вае­мом реги­оне апой­кий, выведен­ных эолий­ски­ми и ионий­ски­ми цен­тра­ми. Ино­гда гово­рят в свя­зи с этим о двух «вол­нах» коло­ни­за­ции Гел­лес­пон­та — эолий­ской и ионий­ской, из кото­рых пер­вая пред­ше­ст­во­ва­ла, а вто­рая сле­до­ва­ла за ней. В целом какое-то зер­но исти­ны в этом есть, одна­ко вряд ли сто­ит фор­му­ли­ро­вать дан­ный взгляд в чрез­мер­но кате­го­рич­ной фор­ме, посколь­ку и ионий­ские коло­нии начи­на­ют появ­лять­ся на Гел­лес­пон­те весь­ма рано, в VIII в. до н. э. (Парий), и эолий­ские посе­ле­ния про­дол­жа­ют осно­вы­вать­ся до доста­точ­но позд­не­го вре­ме­ни, как мини­мум до VII в. до н. э. Ины­ми сло­ва­ми, «вол­ны», во вся­ком слу­чае, накла­ды­ва­ют­ся друг на дру­га.

Мож­но ли уло­вить какую-то систе­му в гео­гра­фи­че­ском рас­по­ло­же­нии эолий­ских и ионий­ских коло­ний в реги­оне? Пожа­луй, мож­но¹³. На обо­их бере­гах Гел­лес­пон­та эолий­цы обос­но­вы­ва­ют­ся южнее, а ионий­цы — север­нее. На ази­ат­ском побе­ре­жье выход­цы из эолий­ских поли­сов осва­и­ва­ют Тро­аду (ука­жем в дан­ной свя­зи, что и гре­че­ская Троя, воз­ник­шая в VIII в. до н. э., была эолий­ской), что вполне есте­ствен­но, посколь­ку эта область фак­ти­че­ски при­мы­ка­ла к Эолиде в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва. Но север­нее Сигея, в Гел­лес­понт­ской Фри­гии, встре­ча­ем исклю­чи­тель­но ионий­ские посе­ле­ния (Абидос, Коло­ны, Пес, Парий), в основ­ном милет­ские (за исклю­че­ни­ем фокей­ско­го Ламп­са­ка). Ана­ло­гич­ная кар­ти­на и на Хер­со­не­се Фра­кий­ском: Мадит, Сест, Ало­пе­кон­нес — эолий­ские коло­нии (пре­иму­ще­ст­вен­но лес­бос­ские), а рас­по­ло­жен­ные север­нее Лим­ны и Кар­дия — ионий­ские (милет­ские). Афин­ский Эле­унт на край­нем юге полу­ост­ро­ва как бы вкли­ни­ва­ет­ся чуж­дым эле­мен­том в эту доволь­но строй­ную систе­му, ста­но­вясь, по сути, пред­воз­вест­ни­ком ново­го эта­па в исто­рии Хер­со­не­са, про­те­кав­ше­го «под зна­ком Афин».

Разу­ме­ет­ся, мы можем толь­ко гадать, каким обра­зом эолий­цы и ионий­цы рас­пре­де­ля­ли меж­ду собой гел­лес­понт­ские терри­то­рии. Мож­но ли гово­рить о каком-то рацио­наль­ном фак­то­ре, о дого­во­рен­но­стях по разде­лу «сфер инте­ре­сов»? Или же всё про­ис­хо­ди­ло сти­хий­но: миле­тяне и их соро­ди­чи про­сто при­хо­ди­ли туда, где еще не обос­но­ва­лись эолий­цы? Во вся­ком слу­чае, систе­ма рас­пре­де­ле­ния коло­ний все-таки побуж­да­ет гово­рить ско­рее о коопе­ра­ции, чем о сопер­ни­че­стве.

При этом есть все осно­ва­ния с доста­точ­ной долей уве­рен­но­сти кон­ста­ти­ро­вать суще­ст­вен­ное раз­ли­чие в харак­те­ре эолий­ской и ионий­ской коло­ни­за­ции Гел­лес­пон­та. Эолий­цев, насколь­ко мож­но судить, зем­ли на бере­гах про­ли­ва инте­ре­со­ва­ли сами по себе, то есть их коло­ни­за­ция име­ла вполне аграр­ный харак­тер. Ионий­ская же коло­ни­за­ция здесь, как и в дру­гих местах, была фено­ме­ном более слож­ным, с.29 ком­плекс­ным и мно­го­гран­ным. В ней изна­чаль­но, насколь­ко мож­но судить, при­сут­ст­во­вал мотив осво­е­ния мор­ско­го пути в Понт.

Разу­ме­ет­ся, никак нель­зя утвер­ждать, что этот мотив был един­ст­вен­ным. Ина­че не появи­лись бы милет­ские посе­ле­ния в Кар­дии и Лим­нах, кото­рые выхо­дят не на гел­лес­понт­ский, а на про­ти­во­по­лож­ный берег Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го. Но тем не менее всё же вряд ли мож­но трак­то­вать появ­ле­ние ионий­ских коло­ний на Гел­лес­пон­те вне вся­кой свя­зи с пон­тий­ским марш­ру­том. О его важ­но­сти для Миле­та уже в началь­ный пери­од Вели­кой гре­че­ской коло­ни­за­ции свиде­тель­ст­ву­ет тот факт, что Кизик в Про­пон­ти­де (а в нее плы­ли, есте­ствен­но, через Гел­лес­понт) впер­вые был осно­ван миле­тя­на­ми весь­ма рано — в середине VIII в. до н. э. Более того, тра­ди­ция, отно­ся­щая к тому же сто­ле­тию воз­ник­но­ве­ние Сино­пы в Южном Пон­те (тоже милет­ской апой­кии), при­зна­ет­ся ныне досто­вер­ной¹⁴.

Как бы то ни было, если Гел­лес­понт уже в арха­и­че­скую эпо­ху исполь­зо­вал­ся элли­на­ми в каче­стве мор­ско­го пути (в чем, как видим, нет осно­ва­ний сомне­вать­ся), это пред­по­ла­га­ет их попыт­ки уста­но­вить более или менее эффек­тив­ный кон­троль над про­ли­вом с целью обес­пе­че­ния без­опас­но­сти пла­ва­ния. Неко­то­рые фак­ты долж­ны быть интер­пре­ти­ро­ва­ны имен­но в этом смыс­ле. Име­ем в виду, преж­де все­го, осно­ва­ние Сеста и Абидо­са напро­тив друг дру­га, при­чем в одной из самых узких тес­нин Гел­лес­пон­та. Мы не зна­ем в точ­но­сти, какой из двух цен­тров появил­ся рань­ше и какой хро­но­ло­ги­че­ский про­ме­жу­ток разде­ля­ет их коло­ни­за­цию. Отме­тим толь­ко, что мет­ро­по­лии этих коло­ний раз­ные — соот­вет­ст­вен­но Лес­бос и Милет, — но выше мы выска­за­ли мысль о воз­мож­ной согла­со­ван­но­сти, ско­ор­ди­ни­ро­ван­но­сти их дей­ст­вий.

Сле­дую­щий пас­саж Стра­бо­на (XII. 565) очер­чи­ва­ет, — впро­чем, доволь­но схе­ма­тич­но, — исто­рию поте­стар­ных отно­ше­ний на ази­ат­ском бере­гу Гел­лес­пон­та: «…В раз­ные вре­ме­на эти пле­ме­на нахо­ди­лись под вла­стью раз­ных пра­ви­те­лей, при­чем одни вла­сти­те­ли объ­еди­ня­ли их, дру­гие же дро­би­ли на части. Дей­ст­ви­тель­но, после взя­тия Трои над ними гос­под­ст­во­ва­ли фри­гий­цы и мисий­цы; позд­нее — лидий­цы, после них эолий­цы и ионий­цы, потом пер­сы и македо­няне и нако­нец рим­ляне».

Итак, здесь гово­рит­ся о пер­во­на­чаль­ном пре­об­ла­да­нии фра­кий­ских пле­мен¹⁵, потом — об эолий­ско-ионий­ском осво­е­нии реги­о­на, кото­рое рас­смат­ри­ва­лось толь­ко что. В про­ме­жут­ке Стра­бон поме­ща­ет пери­од лидий­ско­го кон­тро­ля. В свя­зи с этим послед­ним необ­хо­ди­мо ска­зать сле­дую­щее.

Как упо­ми­на­лось выше, Абидос — один из клю­че­вых пунк­тов на Гел­лес­пон­те — был осно­ван миле­тя­на­ми с поз­во­ле­ния Гиге­са, пер­во­го с.30 лидий­ско­го царя из дина­стии Мерм­на­дов¹⁶. Ины­ми сло­ва­ми, реги­он тогда при­над­ле­жал Лидии¹⁷; одна­ко, надо пола­гать, в тот раз он попал в ее состав нена­дол­го. Напом­ним о втор­же­нии ким­ме­рий­цев, под натис­ком кото­рых едва усто­я­ло само Лидий­ское цар­ство, силь­но умень­шив­шись в раз­ме­рах. Повтор­ное обла­да­ние ази­ат­ским бере­гом Гел­лес­пон­та было обре­те­но, веро­ят­но, уже в цар­ст­во­ва­ние Али­ат­та. В любом слу­чае, такое обла­да­ние еще не озна­ча­ло для Лидии кон­тро­ля над про­ли­вом, посколь­ку это государ­ство не име­ло флота (Hdt. I. 27).

Прав­да, послед­ний лидий­ский вла­ды­ка Крез, воз­мож­но, вына­ши­вал пла­ны сде­лать под­власт­ным себе и евро­пей­ский берег Гел­лес­пон­та, пре­вра­тить в свой фор­пост там Хер­со­нес Фра­кий­ский: ока­зав покро­ви­тель­ство тогдаш­не­му пра­ви­те­лю полу­ост­ро­ва Миль­ти­а­ду Стар­ше­му, он фак­ти­че­ски обрел в нем вас­са­ла¹⁸. Но это про­ис­хо­ди­ло уже в кон­тек­сте «афин­ско­го» пери­о­да борь­бы за Гел­лес­понт, к кото­ро­му мы в дан­ной ста­тье не обра­ща­ем­ся. А пока отме­тим, что про­ци­ти­ро­ван­ное чуть выше место из Стра­бо­на содер­жит в себе, как выяс­ня­ет­ся, неко­то­рую неточ­ность. Нель­зя гово­рить об отдель­ных лидий­ском и эолий­ско-ионий­ском пери­о­дах исто­рии при­гел­лес­понт­ско­го реги­о­на. При­сут­ст­вие там лидий­цев и элли­нов в дей­ст­ви­тель­но­сти хро­но­ло­ги­че­ски накла­ды­ва­ет­ся друг на дру­га. Пре­ва­ли­ру­ю­щей ока­зы­ва­ет­ся то одна, то дру­гая сто­ро­на: при Гиге­се и, начи­ная с Али­ат­та, этой пре­ва­ли­ру­ю­щей сто­ро­ной явля­ют­ся лидий­цы, в про­ме­жу­точ­ный же пери­од, в обста­нов­ке «ким­ме­рий­ско­го хао­са», — оче­вид­но, гре­ки.

2. К интер­пре­та­ции хлеб­ных сим­во­лов на моне­тах гре­че­ских горо­дов зоны Чер­но­мор­ских про­ли­вов

Отправ­ной точ­кой (точ­нее, если мож­но так выра­зить­ся, «точ­кой оттал­ки­ва­ния») для дан­ной замет­ки послу­жи­ли неко­то­рые поло­же­ния инте­рес­ной ста­тьи вид­но­го оте­че­ст­вен­но­го спе­ци­а­ли­ста по антич­ной нумиз­ма­ти­ке М. Г. Абрам­зо­на¹⁹. В ней автор раз­би­ра­ет изо­бра­же­ние сим­во­ли­ки, свя­зан­ной с хле­бом (зерен, коло­сьев и т. п.), как на гре­че­ском, так и на рим­ском мате­ри­а­ле, при­вле­ка­ет широ­кий спектр дан­ных и в кон­це кон­цов при­хо­дит к сле­дую­ще­му выво­ду: «…Во все эпо­хи, в любом слу­чае, сим­во­лы хлеб­но­го про­из­вод­ства и тор­гов­ли изо­бра­жа­лись на моне­тах толь­ко тех поли­сов и стран, кото­рые явля­лись либо тра­ди­ци­он­ны­ми цен­тра­ми сбы­та зер­на на рын­ки ойку­ме­ны, либо цен­тра­ми куль­тов, свя­зан­ных с зем­леде­ли­ем»²⁰. Не берем­ся судить, с.31 насколь­ко этот тезис под­твер­жда­ет­ся рим­ски­ми моне­та­ми; вполне воз­мож­но, что так оно и есть. Одна­ко в том, что каса­ет­ся монет гре­че­ско­го мира, как нам пред­став­ля­ет­ся, ответ­ст­вен­ный тезис М. Г. Абрам­зо­на выглядит чрез­мер­но кате­го­рич­ным, под­твер­ждаю­щим­ся не всюду и не все­гда — не «во все эпо­хи» и не «в любом слу­чае».

Для обос­но­ва­ния сво­ей идеи иссле­до­ва­тель, как нами уже было отме­че­но, при­во­дит доста­точ­но обшир­ный нумиз­ма­ти­че­ский мате­ри­ал, кото­рый в ряде слу­ча­ев выглядит вполне бес­спор­ным. Ска­жем, всем пре­крас­но извест­ные моне­ты Мета­пон­та в Южной Ита­лии²¹, начи­ная еще с позд­ней арха­и­ки, несут вели­ко­леп­ное изо­бра­же­ние коло­са. На неко­то­рых моне­тах Сира­куз и дру­гих горо­дов Сици­лии коло­сья и/или зер­на при­сут­ст­ву­ют в каче­стве допол­ни­тель­ных эле­мен­тов.

Дру­гой ана­ло­гич­ный при­мер — чекан­ки поли­сов Север­но­го При­чер­но­мо­рья. Здесь мож­но ука­зать (как и дела­ет М. Г. Абрам­зон) нумиз­ма­ти­че­ские памят­ни­ки как из Пан­ти­ка­пея, так и из дру­гих горо­дов Бос­по­ра — Фана­го­рии, Син­ди­ки²², — а так­же Оль­вии и Тиры. Здесь мы встре­ча­ем изо­бра­же­ния и зер­на, и коло­са, и плу­га, и вен­ка из коло­сьев. И не воз­ни­ка­ет ника­ко­го сомне­ния, что всю эту хлеб­ную сим­во­ли­ку напря­мую сле­ду­ет ассо­ции­ро­вать преж­де все­го с про­из­вод­ст­вом и экс­пор­том хле­ба, посколь­ку оба выше­на­зван­ных реги­о­на — и Вели­кая Гре­ция (вклю­чая в дан­ном кон­тек­сте в это поня­тие и Южную Ита­лию, и Сици­лию), и Север­ное При­чер­но­мо­рье, — по вполне солидар­но­му в исто­рио­гра­фии и совер­шен­но вер­но­му мне­нию, дей­ст­ви­тель­но при­над­ле­жа­ли к чис­лу важ­ней­ших жит­ниц все­го антич­но­го мира²³.

Одна­ко наряду с эти­ми, повто­рим, совер­шен­но оче­вид­ны­ми при­ме­ра­ми, М. Г. Абрам­зон при обос­но­ва­нии сво­его выше­ука­зан­но­го тези­са опе­ри­ру­ет так­же и ины­ми дан­ны­ми, кото­рые, на наш взгляд, в ряде слу­ча­ев поз­во­ля­ют и суще­ст­вен­но иную, воз­мож­но, более веро­ят­ную интер­пре­та­цию. Име­ем в виду антич­ные моне­ты поли­сов, рас­по­ла­гав­ших­ся в зоне Чер­но­мор­ских про­ли­вов (будем обо­зна­чать так сово­куп­ность Гел­лес­пон­та, Про­пон­ти­ды и Бос­по­ра Фра­кий­ско­го). В ста­тье М. Г. Абрам­зо­на при­веден доволь­но обиль­ный и репре­зен­та­тив­ный мате­ри­ал; име­ет смысл вкрат­це пере­чис­лить и оха­рак­те­ри­зо­вать инте­ре­су­ю­щие нас памят­ни­ки. Под­черк­нем, что в дати­ров­ках рас­смат­ри­вае­мых монет мы повсюду будем сле­до­вать М. Г. Абрам­зо­ну, с.32 посколь­ку нет воз­мож­но­сти в рам­ках крат­кой замет­ки касать­ся подроб­но это­го вопро­са, а к тому же счи­та­ем эти тра­ди­ци­он­ные дати­ров­ки в целом близ­ки­ми к истине. Рас­хож­де­ние наше, как уже отме­ча­лось, лежит не в хро­но­ло­ги­че­ской, а в интер­пре­та­тив­но-кон­тек­сту­аль­ной сфе­ре.

Моне­ты Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го (480—350 гг. до н. э.) несут изо­бра­же­ние зер­на²⁴. Ана­ло­гич­ное изо­бра­же­ние — на моне­тах хер­со­нес­ско­го горо­да Кар­дии (350—309 гг. до н. э.)²⁵, а на моне­тах Ало­пе­кон­не­са, еще одно­го поли­са на том же полу­ост­ро­ве (300—250 гг. до н. э.), — изо­бра­же­ние лисы и пше­нич­но­го коло­са²⁶. Отме­тим в дан­ной свя­зи, что лиса (ἀλώ­πηξ) здесь, несо­мнен­но, сим­во­ли­зи­ру­ет назва­ние горо­да (пере­во­дя­ще­е­ся дослов­но как «Лисий ост­ров»), но нас инте­ре­су­ет, есте­ствен­но, имен­но колос.

Обра­тим­ся, далее, к горо­дам восточ­но­го побе­ре­жья про­ли­вов. В таком круп­ном цен­тре, как Кал­хедон (Хал­кедон) встре­ча­ем драх­му с изо­бра­же­ни­ем коло­са (400—350 гг. до н. э.)²⁷. Не менее зна­ме­ни­тый Кизик имел на моне­тах IV—II вв. до н. э.²⁸ на авер­се венок из коло­сьев на голо­ве почи­тав­шей­ся в горо­де Коры-Пер­се­фо­ны, на ревер­се же — колос в каче­стве допол­ни­тель­но­го эле­мен­та. На моне­тах Абидо­са зафик­си­ро­ва­но пше­нич­ное зер­но²⁹, на моне­тах Пария (II в. до н. э.) — пше­нич­ный колос³⁰. В пере­чне, кото­рый мы при­во­дим, фигу­ри­ру­ет ряд горо­дов Тро­ады. В их чис­ле — сам гре­че­ский Или­он (моне­ты с Афи­ной и коло­сом)³¹, а так­же Дар­дан (IV в. до н. э., пше­нич­ный колос)³², Асс (IV в. до н. э., колос)³³, Неанд­рия (изо­бра­же­ние зер­на)³⁴.

Итак, мате­ри­ал дей­ст­ви­тель­но обшир­ный и, мож­но даже ска­зать, впе­чат­ля­ю­щий. Пожа­луй, немно­го най­дет­ся таких реги­о­нов антич­но­го мира, в кото­рых на полис­ных моне­тах столь часто, чтобы не ска­зать настой­чи­во, повто­ря­ют­ся моти­вы, свя­зан­ные с хле­бом. Но глав­ный вопрос, к кото­ро­му мы имен­но теперь-то и обра­ща­ем­ся, заклю­ча­ет­ся в том, как объ­яс­нить этот фено­мен. Сам М. Г. Абрам­зон при­во­ди­мые им дан­ные ком­мен­ти­ру­ет вполне одно­знач­но. По пово­ду монет Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го: «Зем­ли Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го издрев­ле сла­ви­лись высо­ки­ми уро­жа­я­ми зер­но­вых куль­тур, что про­во­ци­ро­ва­ло повы­шен­ный к это­му реги­о­ну инте­рес Афин и Спар­ты»³⁵. Схо­жее объ­яс­не­ние — и в свя­зи с моне­та­ми горо­дов ази­ат­ско­го побе­ре­жья Чер­но­мор­ских про­ли­вов: «Чекан­ка поли­сов мало­азий­ско­го побе­ре­жья с.33 Гел­лес­пон­та и Про­пон­ти­ды так­же пока­зы­ва­ет, что эко­но­ми­ка реги­о­на осно­вы­ва­лась на зем­леде­лии и тор­гов­ле зер­ном»³⁶. Тако­вы, повто­рим, прин­ци­пи­аль­ные тези­сы М. Г. Абрам­зо­на, одна­ко, они, на наш взгляд, нуж­да­ют­ся в опре­де­лен­ной коррек­ти­ров­ке.

Преж­де все­го, хотя при­бреж­ные реги­о­ны Чер­но­мор­ских про­ли­вов — будь то берег евро­пей­ский или ази­ат­ский — и опи­сы­ва­ют­ся в источ­ни­ках как мест­но­сти доволь­но пло­до­род­ные, но сте­пень это­го пло­до­ро­дия всё же не сле­ду­ет пре­уве­ли­чи­вать: рас­смат­ри­вае­мая область нико­гда не вхо­ди­ла в чис­ло мест­но­стей, являв­ших­ся важ­ней­ши­ми про­из­во­ди­те­ля­ми и экс­пор­те­ра­ми зер­на в антич­ном мире. Ста­тус «все­об­щей жит­ни­цы», в отли­чие от той же Сици­лии, или Север­но­го При­чер­но­мо­рья, или Егип­та она нико­им обра­зом не име­ла — это мож­но утвер­ждать со всей ответ­ст­вен­но­стью. Там отсут­ст­во­ва­ло глав­ное усло­вие для по-насто­я­ще­му широ­ко­мас­штаб­но­го, ори­ен­ти­ро­ван­но­го на экс­порт зем­леде­лия — прак­ти­че­ски не было обшир­ных рав­нин с хоро­шей поч­вой, обиль­но оро­шае­мых прес­ны­ми вода­ми.

Есте­ствен­но, хлеб в реги­оне Чер­но­мор­ских про­ли­вов выра­щи­вал­ся, с чем тоже никак нель­зя спо­рить. Но полу­ча­ли его вряд ли в таких мас­шта­бах, кото­рые мог­ли бы поз­во­лить вывоз, тем более в зна­чи­тель­ных раз­ме­рах. Соот­вет­ст­вен­но, гре­че­ские горо­да дан­ной зоны, даже в сово­куп­но­сти, не мог­ли пре­тен­до­вать на поло­же­ние круп­ней­ших аген­тов на антич­ном зер­но­вом рын­ке. А меж­ду тем оби­лие хлеб­ной эмбле­ма­ти­ки на их моне­тах все-таки настоль­ко вели­ко, что не может не бро­сить­ся в гла­за. С чем-то оно долж­но ведь быть свя­за­но? А объ­яс­не­ние, пред­ла­гае­мое М. Г. Абрам­зо­ном, как видим, не пред­став­ля­ет­ся пре­дель­но убеди­тель­ным, в нем есть эле­мен­ты упро­ще­ния; соот­вет­ст­вен­но, есть смысл поду­мать об аль­тер­на­тив­ных при­чи­нах.

Како­го рода они мог­ли быть? Для отдель­ных част­ных слу­ча­ев, разу­ме­ет­ся, мож­но резон­но посту­ли­ро­вать связь хлеб­ной сим­во­ли­ки на тех или иных моне­тах с важ­ны­ми зем­ледель­че­ски­ми куль­та­ми. Имен­но таков упо­ми­нав­ший­ся выше при­мер Кизи­ка — горо­да, в кото­ром играл зна­чи­тель­ную роль культ Демет­ры и Коры, хто­ни­че­ских зем­ледель­че­ских божеств. Но такая связь, под­чер­ки­ва­ем, объ­яс­ня­ет и обу­слов­ли­ва­ет толь­ко дан­ный кон­крет­ный слу­чай. Если бы моне­ты с хлеб­ной сим­во­ли­кой в реги­оне фик­си­ро­ва­лись толь­ко в Кизи­ке, то про­бле­му мож­но было бы счи­тать решен­ной. Одна­ко, напом­ним, кро­ме Кизи­ка речь шла и о Кал­хедоне, и об Абидо­се, и о целом ряде дру­гих горо­дов, в кото­рых ана­ло­гич­ной ситу­а­ции не было. Како­ва же мог­ла бы быть интер­пре­та­ция рас­смат­ри­вае­мых изо­бра­же­ний, кото­рая непро­ти­во­ре­чи­во истол­ко­ва­ла бы все выше­упо­мя­ну­тые реа­лии, а не толь­ко какие-то из них?

Здесь неиз­беж­но при­хо­дит­ся вый­ти на общий исто­ри­ко-гео­гра­фи­че­ский аспект про­бле­мы. М. Г. Абрам­зон совер­шен­но прав, когда гово­рит о повы­шен­ном инте­ре­се Афин к зоне Чер­но­мор­ских с.34 про­ли­вов³⁷; он, прав­да, упо­ми­на­ет в этой свя­зи еще и Спар­ту, но спар­тан­ское вовле­че­ние в этот реги­он — отдель­ный вопрос. Оно было, во-пер­вых, позд­ним, а во-вто­рых (и самое глав­ное) — вто­рич­ным, про­из­вод­ным от афин­ско­го. Сама по себе Спар­та с эко­но­ми­че­ской точ­ки зре­ния не испы­ты­ва­ла в клас­си­че­скую эпо­ху серь­ез­ной нуж­ды в при­воз­ном хле­бе. С точ­ки зре­ния при­род­ных ресур­сов, в том чис­ле и хлеб­ных, она была, пожа­луй, самым бога­тым гре­че­ским поли­сом³⁸. Ее терри­то­рия рас­по­ла­га­лась на отно­си­тель­но обшир­ных и пло­до­род­ных рав­ни­нах Лако­ни­ки и Мес­се­нии, и Спар­та явля­лась тем поли­сом, кото­рый в древ­не­гре­че­ской исто­рии в наи­боль­шей сте­пе­ни при­бли­жал­ся (разу­ме­ет­ся, в отдель­ные эпо­хи сво­его суще­ст­во­ва­ния) к иде­а­лу автар­кии — хозяй­ст­вен­ной само­до­ста­точ­но­сти, неза­ви­си­мо­сти от импор­та това­ров, в том чис­ле и про­дук­тов пита­ния, извне.

Афи­ны же дей­ст­ви­тель­но про­яв­ля­ли нескры­вае­мый инте­рес к реги­о­ну Гел­лес­пон­та, Про­пон­ти­ды, Бос­по­ра Фра­кий­ско­го, при­чем уже начи­ная с весь­ма ран­не­го вре­ме­ни. Уже в арха­и­че­скую эпо­ху, в кон­це VII в. до н. э., афи­няне пыта­лись выве­сти свою коло­нию в Сигей в Тро­аде, напра­вив туда экс­пе­ди­цию. Тогда им это не уда­лось, но в VI в. до н. э. афин­ский тиран Писи­страт овла­дел-таки Сиге­ем, сде­лав его (если употре­бить выра­же­ние, взя­тое из дру­го­го исто­ри­че­ско­го пери­о­да) «доме­ном» сво­его рода. В кон­це VI — нача­ле V в. до н. э. эти зем­ли нахо­дят­ся под кон­тро­лем ахе­ме­нид­ской Пер­сии, но уже сра­зу после раз­гро­ма Ксерк­са в 480—479 гг. до н. э. афин­ские суда направ­ля­ют­ся к побе­ре­жьям Чер­но­мор­ских про­ли­вов. Там ведут­ся успеш­ные воен­ные дей­ст­вия, и в доста­точ­но недол­гом вре­ме­ни поли­сы «про­лив­ной» зоны пол­но­стью под­па­да­ют под афин­ское вли­я­ние, ста­но­вят­ся чле­на­ми Делос­ско­го сою­за, пере­рас­таю­ще­го затем в Афин­скую архэ. То, что мы сей­час изла­га­ем, — обще­из­вест­ные акси­о­мы, вряд ли нуж­даю­щи­е­ся даже в каких-либо ссыл­ках.

Чем же была вызва­на эта бес­спор­ная заин­те­ре­со­ван­ность Афин в рас­смат­ри­вае­мом реги­оне? И на этот вопрос мож­но отве­тить вполне одно­знач­но. Афин­ский инте­рес обу­слов­ли­вал­ся не пло­до­ро­ди­ем и про­цве­та­ни­ем зем­леде­лия в самой зоне Чер­но­мор­ских про­ли­вов, а тем, что она была «клю­чом к Пон­ту», «хлеб­ным путем», по кото­ро­му осу­ществля­лось снаб­же­ние афин­ско­го поли­са (да и не толь­ко его, есте­ствен­но) севе­ро­при­чер­но­мор­ским зер­ном, в первую оче­редь с Бос­по­ра Ким­ме­рий­ско­го. Имен­но этот «хлеб­ный путь» ста­ра­лись Афи­ны с.35 дер­жать под кон­тро­лем, когда они име­ли такую воз­мож­ность. Пре­крас­но извест­но из самых раз­ных источ­ни­ков о круп­но­мас­штаб­ной бос­по­ро-афин­ской хлеб­ной тор­гов­ле в IV в. до н. э. Для V в. до н. э. источ­ни­ко­вых дан­ных тако­го рода по ряду при­чин гораздо мень­ше, но нет осно­ва­ний пред­по­ла­гать, что и в «Пери­к­лов век» про­бле­ма при­воз­но­го хле­ба, потреб­ность демо­са в этом основ­ном про­дук­те пита­ния в Афи­нах была менее ост­рой. В V в. до н. э., до опу­сто­ше­ний Пело­пон­нес­ской вой­ны, насе­ле­ние Атти­ки было, бес­спор­но, боль­ше, чем в сле­дую­щем сто­ле­тии³⁹, а, с дру­гой сто­ро­ны, по-насто­я­ще­му высо­ко­раз­ви­тая инфра­струк­ту­ра атти­че­ской хоры, поз­во­ляв­шая полу­чать более высо­кие уро­жаи «дома», до IV в. до н. э. еще не нача­ла созда­вать­ся⁴⁰.

В каче­стве след­ст­вия все­го выше­обо­зна­чен­но­го мож­но ука­зать посто­ян­но рас­ши­ряв­ше­е­ся про­ник­но­ве­ние Афин в Понт через зону Чер­но­мор­ских про­ли­вов (яркой иллю­ст­ра­ци­ей чего слу­жит, напри­мер, зна­ме­ни­тая пон­тий­ская экс­пе­ди­ция Перик­ла, дати­ру­е­мая обыч­но вре­ме­нем око­ло 437 г. до н. э.⁴¹). К момен­ту нача­ла Пело­пон­нес­ской вой­ны все горо­да в реги­оне про­ли­вов вхо­ди­ли в Афин­скую архэ, вно­си­ли форос, при­чем неко­то­рые из них — зна­чи­тель­ные сум­мы, сле­до­ва­тель­но, были бога­ты­ми и про­цве­та­ли⁴². На послед­нем эта­пе вой­ны, когда Архэ нача­ла рас­па­дать­ся и форос пере­стал посту­пать в Афи­ны, те уста­но­ви­ли на Бос­по­ре Фра­кий­ском тамо­жен­ный пункт, взи­мая пяти­про­цент­ную пошли­ну с кораб­лей, иду­щих с това­ром про­ли­ва­ми из Пон­та, — и даже это суще­ст­вен­но попра­ви­ло афин­ские финан­сы, с.36 едва ли не ком­пен­си­ро­вав поте­рю форо­са. Уже из дан­но­го фак­та вид­но, насколь­ко интен­сив­ной была тран­зит­ная мор­ская тор­гов­ля через про­ли­вы⁴³.

Для самих горо­дов зоны про­ли­вов при­част­ность к это­му тран­зи­ту зер­на в Эге­иду из Пон­та Евк­син­ско­го явля­лась, конеч­но, важ­ным источ­ни­ком бла­го­со­сто­я­ния, — не исклю­ча­ем, даже глав­ным, тем «стерж­нем», на кото­ром в зна­чи­тель­ной мере зижди­лась их эко­но­ми­ка. Вне сомне­ния, это не мог­ло не осо­зна­вать­ся и самим насе­ле­ни­ем поли­сов. На наш взгляд, имен­но так и сле­ду­ет объ­яс­нять появ­ле­ние в изоби­лии хлеб­ной сим­во­ли­ки на моне­тах горо­дов, о кото­рых идет речь.

Сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние еще вот на какое обсто­я­тель­ство. Исхо­дя из тра­ди­ци­он­ных (и, как мы отме­ча­ли, в целом вер­ных) дати­ро­вок, зна­чи­тель­ная, если не большая, часть рас­смат­ри­вае­мых хлеб­ных сим­во­лов на моне­тах поли­сов зоны Чер­но­мор­ских про­ли­вов отно­сит­ся к IV в. до н. э., а если кон­кре­ти­зи­ро­вать — ко вто­рой поло­вине это­го сто­ле­тия. Пола­га­ем, это что-то да озна­ча­ет. В свя­зи с дан­ным нюан­сом мы попы­та­лись бы пред­ло­жить гипо­те­зу о тех кон­крет­ных обсто­я­тель­ствах, при кото­рых это оби­лие хлеб­ных сим­во­лов на нумиз­ма­ти­че­ских памят­ни­ках горо­дов реги­о­на вдруг возы­ме­ло место. Кате­го­рич­но наста­и­вать на выска­зы­вае­мом далее пред­по­ло­же­нии (крат­кое изло­же­ние кото­ро­го мы созна­тель­но отло­жи­ли до само­го кон­ца ста­тьи) мы отнюдь не будем, — уже в силу того, что точ­ные абсо­лют­ные дати­ров­ки монет (в том чис­ле, разу­ме­ет­ся, и тех, о кото­рых идет речь) — вещь доста­точ­но услов­ная. В дей­ст­ви­тель­но­сти, как извест­но, дати­ров­ки «плы­вут» и могут серь­ез­но коле­бать­ся. Но если исхо­дить из хро­но­ло­гии наи­бо­лее тра­ди­ци­он­ной и обще­при­ня­той, то ситу­а­ция, как нам пред­став­ля­ет­ся, мог­ла раз­ви­вать­ся сле­дую­щим обра­зом.

После пора­же­ния Афин в Пело­пон­нес­ской войне и их вре­мен­но­го ослаб­ле­ния⁴⁴ геге­мо­ном Элла­ды, как извест­но, ста­ла Спар­та, неко­то­рое вре­мя осу­ществляв­шая кон­троль и над зоной Чер­но­мор­ских про­ли­вов (напом­ним, что и судь­ба вой­ны была реше­на в Гел­лес­пон­те, при Эгос­пота­мах). В 388 г. до н. э., в ходе Коринф­ской вой­ны, Спар­та сде­ла­ла этот свой кон­троль осо­бен­но проч­ным, укре­пив­шись в Абидо­се и Сесте и закрыв дви­же­ние судов по Гел­лес­пон­ту (Xen. Hell. V. 1. 28)⁴⁵.

Одна­ко надол­го спар­тан­цам не уда­лось удер­жать проч­ное и надеж­ное вли­я­ние в реги­оне, да не осо­бен­но-то оно и нуж­но было с.37 само­му спар­тан­ско­му поли­су, пере­жи­вав­ше­му всё более серь­ез­ные внут­рен­ние труд­но­сти⁴⁶. Поэто­му Спар­та доволь­но ско­ро де-факто отка­за­лась от реаль­но­го пре­об­ла­да­ния в про­ли­вах, и оно возы­ме­ло тен­ден­цию вновь пере­те­кать к Афи­нам, создав­шим Вто­рой Афин­ский мор­ской союз⁴⁷.

В ходе так назы­вае­мой Союз­ни­че­ской вой­ны 357—355 гг. до н. э., в кото­рой про­тив Афин боро­лись, в чис­ле про­чих преж­них союз­ни­ков, и неко­то­рые горо­да зоны Чер­но­мор­ских про­ли­вов, Вто­рой Афин­ский мор­ской союз если и не рас­пал­ся фор­маль­но, то фак­ти­че­ски в опре­де­лен­ной сте­пе­ни стал фик­ци­ей (опять же хоро­шо извест­ный, хре­сто­ма­тий­ный факт). В резуль­та­те полу­чи­лось так, что впер­вые за весь­ма дол­гий пери­од поли­сы реги­о­на в пол­ном смыс­ле сло­ва ока­за­лись пре­до­став­ле­ны сами себе. И какое-то вре­мя не было силы, кото­рая мог­ла бы без­ого­во­роч­но рас­счи­ты­вать на геге­мо­нию в этой стра­те­ги­че­ски важ­ной зоне.

Ни Афи­ны, ни тем более Спар­та, толь­ко что утра­тив­шая Мес­се­нию, ни Фивы, недав­но постро­ив­шие впер­вые в сво­ей исто­рии силь­ный воен­ный флот, но так-таки и не став­шие весо­мой силой на море, ни Македо­ния Филип­па II, еще толь­ко начи­нав­шая наби­рать гряду­щую мощь, ни фра­кий­ские царь­ки, ни пер­сид­ские сатра­пы, — сло­вом, никто не мог в реги­оне чув­ст­во­вать себя надеж­но. Под­черк­нем, речь идет о хро­но­ло­ги­че­ском отрез­ке доста­точ­но крат­ком — но все-таки имев­шем место. На его про­тя­же­нии шла ост­рая кон­ку­рен­ция, спектр борю­щих­ся сил стал весь­ма широ­ким, без како­го-то пре­об­ла­даю­ще­го лиде­ра. И если кто-либо полу­чал выго­ды от это­го уста­но­вив­ше­го­ся хао­са, то это были как раз сами поли­сы зоны про­ли­вов. Теперь они, боль­шие и малые, мог­ли поз­во­лить себе попы­тать­ся повы­сить соб­ст­вен­ную роль, не опа­са­ясь, что некая заве­до­мо силь­ней­шая дер­жа­ва их тут же за это «при­жмет»: вре­мя было такое, что всем при­хо­ди­лось лави­ро­вать и избе­гать дерз­ких акций.

Выска­жем в осто­рож­ной фор­ме мысль, что в рас­смат­ри­вае­мый крат­кий пери­од в зоне Чер­но­мор­ских про­ли­вов реа­ли­зо­ва­лось в мини­а­тю­ре некое подо­бие «док­три­ны Мон­ро»: реги­он и, в част­но­сти, неиз­беж­ную тран­зит­ную хлеб­ную тор­гов­лю в нем кон­тро­ли­ро­ва­ли сами поли­сы реги­о­на, а не кто иной, то есть не какая-либо сила извне. Насколь­ко мож­но судить, в это вре­мя сами горо­да зоны про­ли­вов (по край­ней мере, те из их чис­ла, кото­рые были доста­точ­но зна­чи­тель­ны­ми) мог­ли порой даже само­сто­я­тель­но решать вопрос о направ­ле­нии и рас­пре­де­ле­нии хлеб­но­го тран­зи­та. Мог­ли, в конеч­ном сче­те, про­сто закрыть про­ли­вы, и вряд ли кто-нибудь мог реаль­но поме­шать им это сде­лать. Так что даже Афи­ны в стра­те­ги­че­ски важ­ном вопро­се (а в IV в. до н. э. вопрос о пон­тий­ском хле­бе был для них, без­услов­но, с.38 стра­те­ги­че­ски важ­ным) были в извест­ной мере постав­ле­ны в зави­си­мость от не столь уж круп­ных и силь­ных «про­лив­ных» поли­сов.

Подоб­ное поло­же­ние, как нам пред­став­ля­ет­ся, и мог­ло быть зафик­си­ро­ва­но вне­зап­но и мас­си­ро­ван­но появив­ши­ми­ся хлеб­ны­ми сим­во­ла­ми в монет­ном деле этих горо­дов. Под­чер­ки­ва­ем: пред­ло­жен­ный и обри­со­ван­ный здесь нами кон­крет­ный исто­ри­че­ский кон­текст име­ет сугу­бо гипо­те­ти­че­ский харак­тер. Наста­и­вать на этой гипо­те­зе никак нель­зя, хотя, счи­та­ем, она име­ет пра­во на суще­ст­во­ва­ние⁴⁸. В любом слу­чае — повто­рим в заклю­че­ние наш клю­че­вой тезис — изо­бра­же­ния на моне­тах, кото­рые здесь рас­смат­ри­ва­лись, име­ли отно­ше­ние в боль­шей сте­пе­ни все-таки не к про­из­вод­ству и экс­пор­ту зер­на, а к его тран­зи­ту через Чер­но­мор­ские про­ли­вы.

Su­ri­kov I. E. On so­me Prob­lems of His­to­ry of An­cient Greek Ci­ties in the Re­gion of The Black Sea Straits

The pa­per con­sists of two no­tes. The first is de­vo­ted to foun­da­tion of ci­ties on the Hel­les­pont Strait in cour­se of the Ar­chaic Greek co­lo­ni­za­tion. Af­ter con­si­de­ring facts con­nec­ted with da­tes (when known) and cir­cumstan­ces of foun­da­tions, the aut­hor of­fers so­me thoughts on the cha­rac­ter of the pro­cess. He exa­mi­nes cor­re­la­tion and spe­ci­fi­ci­ty of Aeo­lian and Ionian co­lo­ni­za­tion in the re­gion. If the Aeo­lians were in­te­res­ted first of all in the lands near the strait, the Ionian co­lo­ni­za­tion he­re, as el­sewhe­re, was a mo­re complex phe­no­me­non. It from the ve­ry be­gin­ning inclu­ded the mo­ti­ve of na­val pe­net­ra­tion to the Euxi­ne.

The ot­her no­te at­tempts to in­terpret abun­dan­ce of rep­re­sen­ta­tions con­nec­ted with grain on coins of Greek ci­ties of the Straits area. Des­pi­te an exis­ting opi­nion (M. G. Ab­ram­zon), the­se rep­re­sen­ta­tions, un­li­ke si­mi­lar ones in Mag­na Grae­cia and Nor­thern Black Sea sho­re, bear re­la­tion not so to pro­du­cing and ex­por­ting grain as to its tran­sit tra­de from the Euxi­ne to the Aegean through the Straits.