Цицероновский образ правителя

Ari­na Bra­go­va (Nizhny Nov­go­rod Sta­te Uni­ver­si­ty of Lin­guis­tics). Ci­ce­ro’s Con­cept of a Ru­ler

Пред­ме­том ста­тьи явля­ет­ся ана­лиз суж­де­ний Цице­ро­на о пра­ви­те­ле и его обя­зан­но­стях. Отно­ше­ние иссле­до­ва­те­лей к вопро­су о цице­ро­нов­ской кон­цеп­ции пра­ви­те­ля до сих пор неод­но­знач­но, поэто­му про­бле­ма опре­де­ле­ния сущ­но­сти дан­но­го поня­тия пред­став­ля­ет­ся акту­аль­ной. Целью иссле­до­ва­ния явля­ет­ся линг­ви­сти­че­ский и тек­сто­ло­ги­че­ский ана­лиз тер­ми­нов, исполь­зу­е­мых Цице­ро­ном для обо­зна­че­ния пра­ви­те­ля, опре­де­ле­ние черт харак­те­ра и душев­ных качеств пра­ви­те­ля, обзор его обя­зан­но­стей, воз­мож­ность появ­ле­ния тако­го пра­ви­те­ля во вре­ме­на Цице­ро­на. При выпол­не­нии иссле­до­ва­ния исполь­зо­вал­ся метод кон­тент-ана­ли­за для систем­но­го извле­че­ния инфор­ма­ции из источ­ни­ка, а так­же срав­ни­тель­но-исто­ри­че­ский метод, поз­во­ля­ю­щий судить о поли­ти­че­ских взглядах Цице­ро­на. При рабо­те с исто­рио­гра­фи­ей осно­вой слу­жи­ли систем­ное обоб­ще­ние и метод науч­ной объ­ек­тив­но­сти в оцен­ке про­ти­во­ре­чи­вых взглядов иссле­до­ва­те­лей. Наследи­ем Цице­ро­на зани­ма­лось и зани­ма­ет­ся нема­ло иссле­до­ва­те­лей (С. Л. Утчен­ко, Г. М. Мар­чен­ко, К. Я. Кама­лут­ди­нов, М. Гель­цер, Х. Ваген­ворт, Н. Вуд, Х. Хас­келл, Дж. Заре­ки и др.), одна­ко в отно­ше­нии вопро­са о цице­ро­нов­ском пра­ви­те­ле нет еди­ной или веду­щей тен­ден­ции из-за мно­го­об­ра­зия точек зре­ния (о них будет ска­за­но поз­же).

Итак, цен­траль­ны­ми в цице­ро­нов­ской кон­цеп­ции иде­аль­но­го пра­ви­те­ля явля­ют­ся вопро­сы о при­чи­нах, под­толк­нув­ших Цице­ро­на к оформ­ле­нию кон­цеп­ции пра­ви­те­ля, тер­ми­но­ло­гии, при­ме­ня­е­мой им для обо­зна­че­ния пра­ви­те­ля, о душев­ных каче­ствах пра­ви­те­ля, о его обя­зан­но­стях, о воз­мож­но­сти суще­ст­во­ва­ния опи­сан­но­го мыс­ли­те­лем иде­аль­но­го пра­ви­те­ля во вре­ме­на его жиз­ни.

Ска­жем несколь­ко слов о при­чи­нах оформ­ле­ния Цице­ро­ном ука­зан­ной кон­цеп­ции. Глав­ной при­чи­ной мы счи­та­ем угро­зу еди­но­лич­но­го прав­ле­ния Пом­пея и Цеза­ря, навис­шую над рес­пуб­ли­кой в 50-40-е гг. I в. до н. э. [33, p. 82] Поло­жи­тель­но отно­сясь к инсти­ту­ту дик­та­ту­ры как крат­ко­сроч­но­му прав­ле­нию в чрез­вы­чай­ной ситу­а­ции, Цице­рон нега­тив­но отно­сит­ся к дол­го­сроч­ной дик­та­ту­ре, к кото­рой стре­ми­лись пер­вен­ст­ву­ю­щие лица в государ­стве, посколь­ку она напо­ми­на­ет авто­кра­тию, явля­ясь угро­зой для рес­пуб­ли­ки с ее отно­си­тель­но рав­но­мер­ным сме­ше­ни­ем трех эле­мен­тов вла­сти: ари­сто­кра­ти­че­ско­го, монар­хи­че­ско­го и демо­кра­ти­че­ско­го. Осно­вы­вая свои воз­зре­ния на тео­рии упад­ка нра­вов, мыс­ли­тель при­зы­ва­ет граж­дан к доб­ро­де­тель­ной жиз­ни и верит, что в рес­пуб­ли­ке появит­ся один или несколь­ко доб­ро­де­тель­ных людей, кото­рые выве­дут государ­ство из кри­зи­са и спо­соб­ст­ву­ют сохра­не­нию рес­пуб­ли­ки.

Про­ана­ли­зи­ру­ем тер­ми­ны, употреб­ля­е­мые Цице­ро­ном для обо­зна­че­ния пра­ви­те­ля, с целью опре­де­лить содер­жа­ние поня­тия «пра­ви­тель» в его работах: rec­tor (rei pub­li­cae), prin­ceps / prin­ci­pes (ci­vi­ta­tis), tu­tor, pro­cu­ra­tor, gu­ber­na­tor, con­ser­va­tor, mo­de­ra­tor, auc­tor.

Тер­мин rec­tor исполь­зу­ет­ся Цице­ро­ном око­ло деся­ти раз в сочи­не­ни­ях фило­соф­ской или ора­тор­ской направ­лен­но­сти (Cic. De orat. 1. 211; Rep. 2. 51, 5. 5–6; 6. 13; Fin. 4. 11; N. D. 2. 89 и др.). Мож­но с уве­рен­но­стью ска­зать, что Цице­рон исполь­зу­ет тер­мин в поли­ти­че­ском кон­тек­сте, что не име­ло места до него [33, p. 5]. Ука­зан­ный тер­мин мож­но пере­ве­сти как «пра­ви­тель», «упра­ви­тель», «устро­и­тель». Им обо­зна­ча­ет­ся чело­век, кото­рый при­ме­ня­ет свой опыт и зна­ния (usum et scien­tiam) для выпол­не­ния государ­ст­вен­ных дел, чье усер­дие спо­соб­ст­ву­ет бла­гу государ­ства (uti­li­tas rei pub­li­cae). Имен­но такой чело­век име­ет пра­во быть упра­ви­те­лем (rec­to­rem) и твор­цом народ­ных реше­ний (con­si­lii pub­li­ci auc­to­rem) (Cic. De orat. 1. 211). Цице­рон при­во­дит в при­мер наи­луч­ших людей из рим­ской исто­рии: Пуб­лия Лен­ту­ла, Квин­та Метел­ла, Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го, Эми­лия Пав­ла, Като­на Стар­ше­го, Грак­ха-отца, Гая Лелия, Сци­пи­о­на Нази­ку и дру­гих (Cic. De orat. 1. 211; Rep. 6. 2, 9). На осно­ве это­го спис­ка мож­но сде­лать вывод о том, что под тер­ми­ном rec­tor Цице­рон под­ра­зу­ме­ва­ет ари­сто­кра­та с той поправ­кой, что этот ари­сто­крат дол­жен, как спра­вед­ли­во заме­ча­ет С. Л. Утчен­ко, быть рефор­ма­то­ром [13, с. 166]. Цице­рон под­чер­ки­ва­ет, что прав­ле­ние тако­го чело­ве­ка воз­мож­но имен­но в государ­стве с рес­пуб­ли­кан­ским устрой­ст­вом [33, p. 8].

Несмот­ря на то, что Цице­рон назы­ва­ет людей, под­хо­дя­щих для роли упра­ви­те­лей в рес­пуб­ли­ке, неко­то­рые из кото­рых были совре­мен­ни­ка­ми Цице­ро­на и мог­ли встать у руля государ­ства в его вре­мя, тем не менее, в науч­ной лите­ра­ту­ре полу­чи­ло рас­про­стра­не­ние мне­ние, соглас­но кото­ро­му поня­тие rec­tor обо­зна­ча­ет некий иде­а­ли­зи­ро­ван­ный образ, а не кон­крет­но­го чело­ве­ка. Напри­мер, Дж. Заре­ки утвер­жда­ет, что дан­ное поня­тие пред­став­ля­ет собой смесь иде­а­ли­зи­ро­ван­ных и прак­ти­че­ских качеств, посколь­ку, несмот­ря на то, что цице­ро­нов­ский пра­ви­тель — некий иде­ал, оформ­ле­ние тако­го иде­а­ла слу­жит прак­ти­че­ской цели — выбрать опти­маль­ное направ­ле­ние дви­же­ния для поли­ти­ка в усло­ви­ях при­бли­жаю­ще­го­ся паде­ния рес­пуб­ли­ки, в том чис­ле выбрать ори­ен­ти­ры для себя [33, p. 10–11].

Мы пола­га­ем, Цице­ро­на более все­го инте­ре­со­вал нрав­ст­вен­ный облик маги­ст­ра­тов в самом общем плане, воз­мож­ность их нрав­ст­вен­но­го улуч­ше­ния, а не вопрос о том, какой кон­крет­ный чело­век был досто­ин нахо­дить­ся у вла­сти. В науч­ной лите­ра­ту­ре так­же ста­вит­ся вопрос о том, по какой при­чине Цице­рон поль­зу­ет­ся новым поня­ти­ем rec­tor (rei pub­li­cae) вме­сто при­выч­но­го рим­ско­го prin­ceps ci­vi­ta­tis? Г. М. Мар­чен­ко пред­по­ла­га­ет, что Цице­рон это сде­лал в силу каких-то неиз­вест­ных нам сооб­ра­же­ний, но явно имел в виду образ prin­ceps ci­vi­ta­tis, воз­ник­ший и раз­вив­ший­ся на поч­ве рим­ской дей­ст­ви­тель­но­сти [9, с. 14; 1, с. 184–190]. Веро­ят­но, одним из сооб­ра­же­ний было чисто линг­ви­сти­че­ское: попыт­ка исполь­зо­вать наряду с мно­го­знач­ным сло­вом prin­ceps сино­ни­мы: rec­tor обра­зо­ва­но от гла­го­ла re­ge­re со зна­че­ни­ем «пра­вить», «управ­лять» и вполне под­хо­дит для обо­зна­че­ния пра­ви­те­ля.

Что каса­ет­ся тер­ми­на prin­ceps / prin­ci­pes (ci­vi­ta­tis), он так­же исполь­зу­ет­ся Цице­ро­ном в поли­ти­че­ском кон­тек­сте и пере­во­дит­ся как «государ­ст­вен­ный поли­ти­че­ский дея­тель», «вдох­но­ви­тель», «тво­рец», «зачин­щик», «ини­ци­а­тор». Одна­ко тер­мин име­ет и дру­гие зна­че­ния, как поло­жи­тель­ные, так и отри­ца­тель­ные. Поло­жи­тель­ный смысл тер­ми­на про­смат­ри­ва­ет­ся в таких сло­во­со­че­та­ни­ях, как prin­ceps ro­ga­tio­nis (ини­ци­а­тор зако­но­про­ек­та) (Cic. Pro Sest. 75), no­bi­li­ta­tis vestrae prin­ceps (пер­вый из ваших ари­сто­кра­тов) (Cic. Brut. 53), prin­ceps sen­ten­tiae (ини­ци­а­тор реше­ния) (Cic. De ha­rusp. resp. 13. Cf.: Cic. De prov. con­s. 1). Отри­ца­тель­ное смыс­ло­вое напол­не­ние тер­мин при­об­ре­та­ет в сло­во­со­че­та­ни­ях prin­ceps sce­le­ris (зачин­щик пре­ступ­ле­ния) (Cic. Leg. 2. 42), prin­ceps ma­le­fi­cii (ини­ци­а­тор зло­де­я­ния) (Cic. Pro Cluent. 106), prin­ceps fla­gi­tio­rum (ини­ци­а­тор позор­ных поступ­ков) (Cic. In Verr. 5. 4).

Часто поня­тие prin­ceps в тек­сте тав­то­ло­ги­че­ски свя­за­но с поня­ти­ем auc­tor, кото­рое мож­но пере­ве­сти как «дей­ст­ву­ю­щее лицо», «руко­во­ди­тель» (Cic. In Verr. 3. 41, 43. Cf.: Cic. De orat. 1. 47, 91; Cic. Brut. 253). Такая же связь наблюда­ет­ся и со сло­вом ar­chi­tec­tus (осно­ва­тель, созда­тель, рас­по­ряди­тель) (Cic. Pro Cluent. 60).

Prin­ceps может так­же озна­чать «пер­вый по ран­гу», «самый знат­ный», «руко­во­ди­тель» [30, S. 207; 1, с. 189–190]. Веро­ят­но, поня­тие prin­ceps у Цице­ро­на под­ра­зу­ме­ва­ет нрав­ст­вен­ное и интел­лек­ту­аль­ное пре­вос­ход­ство поли­ти­че­ско­го дея­те­ля. По мне­нию ряда иссле­до­ва­те­лей, мно­го­знач­ность ука­зан­но­го тер­ми­на не поз­во­ля­ет дать ему кон­крет­ное опре­де­ле­ние [30, S. 6–7; 7, с. 2035]. Под­твер­жда­ет нашу догад­ку о том, что цице­ро­нов­ская кон­цеп­ция пра­ви­те­ля под­ра­зу­ме­ва­ет не кон­крет­но­го чело­ве­ка, а нрав­ст­вен­ный облик неко­е­го чело­ве­ка, сто­я­ще­го у вла­сти, мне­ние Х. Ваген­вор­та о том, что цице­ро­нов­ское prin­ceps (ci­vi­ta­tis) обо­зна­ча­ет руко­во­ди­те­ля государ­ства, сена­то­ра, опти­ма­та-ари­сто­кра­та или vir bo­nus, то есть иде­аль­но­го граж­да­ни­на в самом широ­ком смыс­ле [6, с. 217].

Инте­рес­но так­же утвер­жде­ние М. Гель­це­ра о том, что под тер­ми­ном prin­ceps Цице­рон под­ра­зу­ме­ва­ет либо знат­но­го чело­ве­ка (no­bi­lis), либо руко­во­ди­те­ля государ­ства, либо кон­су­ля­ра [21, S. 37; 8, с. 57–58]. К. Я. Кама­лут­ди­нов при­рав­ни­ва­ет поня­тие prin­ceps к поня­тию op­ti­mas (опти­мат) (Cic. Rep. 1. 41, 43; 2. 55; Pro Ses­tio, 97, 103, 126, 138) [7, с. 22; 22, S. 6], что вполне пра­во­мер­но, посколь­ку те ари­сто­кра­ты, спи­сок кото­рых Цице­рон дает в сво­их сочи­не­ни­ях, суть опти­ма­ты. О том, что prin­ceps — это опти­мат, мож­но про­честь не толь­ко в диа­ло­ге «О государ­стве» и речи «За Сестия», кото­рые ука­за­ны иссле­до­ва­те­лем. Так, в речи «О кон­суль­ских про­вин­ци­ях» Цице­рон утвер­жда­ет, что сосло­вие опти­ма­тов (or­do) явля­ет­ся руко­во­ди­те­лем (prin­ceps) и твор­цом (auc­tor) обще­ст­вен­но­го мне­ния (con­si­lii pub­li­ci) (Cic. De prov. con­s. 25), что в государ­стве нико­гда не может стать глав­ным тот, кто пред­по­чел быть попу­ля­ром (ne­mo um­quam hic po­tuit es­se prin­ceps, qui ma­lue­rit es­se po­pu­la­ris) (Cic. De prov. con­s. 38).

Таким обра­зом, вывод о про­ис­хож­де­нии цице­ро­нов­ско­го prin­ceps из среды опти­ма­тов прав­до­по­до­бен, посколь­ку почти все prin­ci­pes обле­че­ны кон­суль­ской вла­стью и про­ис­хо­дят из знат­ных семей (Cic. Phil. 8. 22; 14. 7, 17), име­ют заслу­ги перед государ­ст­вом и древ­нее знат­ное про­ис­хож­де­ние (Cic. In Verr. 3. 55), доб­ро­де­тель­ны (Cic. Pro Ses­tio, 98), зна­ют зако­ны (Cic. In Pi­son. 30), поль­зу­ют­ся поче­том (Cic. Off. 3. 4). Цице­рон назы­ва­ет таких людей gra­vis­si­mi et sa­pien­tis­si­mi ci­ves (Cic. Pro Bal­bo, 54) [8, с. 57; 1, с. 179–195].

Цице­рон поль­зу­ет­ся дру­ги­ми, менее употре­би­тель­ны­ми тер­ми­на­ми для обо­зна­че­ния пра­ви­те­ля. Он пишет, что таким тира­нам, как Тарк­ви­ний Гор­дый, дол­жен быть про­ти­во­по­став­лен дру­гой, хоро­ший и муд­рый и све­ду­щий в вопро­сах поль­зы и досто­ин­ства граж­дан (pe­ri­tus uti­li­ta­tis dig­ni­ta­tis­que ci­vi­lis), как бы защит­ник (tu­tor) и упра­ви­тель государ­ства (pro­cu­ra­tor rei pub­li­cae), ибо пусть так назы­ва­ет­ся вся­кий, кто будет руко­во­ди­те­лем (rec­tor) и руле­вым граж­дан­ско­го обще­ства (gu­ber­na­tor ci­vi­ta­tis) (Cic. Rep. 2. 51).

В этом отрыв­ке исполь­зу­ют­ся пары тер­ми­нов tu­tor et pro­cu­ra­tor и rec­tor et gu­ber­na­tor, смысл кото­рых сво­дит­ся к тому, что у кор­ми­ла государ­ства долж­ны сто­ять люди самые луч­шие, самые све­ду­щие в вопро­сах государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния.

Тер­мин gu­ber­na­tor встре­ча­ет­ся как в диа­ло­ге «О государ­стве» (Cic. Rep. 1. 62, 5. 5), так и в пере­пис­ке Цице­ро­на с Атти­ком. В обо­их слу­ча­ях Цице­рон срав­ни­ва­ет государ­ст­вен­ных мужей (sa­pien­tis­si­mis vi­ris) с луч­ши­ми корм­чи­ми (gu­ber­na­to­res op­ti­mi) (Cic. Ad Att. 1. 1. 5). Так­же в пере­пис­ке с Атти­ком (Cic. Ad Att. 8. 11. 1) мы нахо­дим похо­жую мысль о том, что хоро­ший пра­ви­тель подо­бен корм­че­му кораб­ля: для пра­ви­те­ля (mo­de­ra­tor rei pub­li­cae) так же важ­на счаст­ли­вая жизнь граж­дан (bea­ta ci­vium vi­ta), как для корм­че­го (gu­ber­na­to­ri) — бла­го­при­ят­ный путь (cur­sus se­cun­dus). В пись­ме Гаю Кури­о­ну Цице­рон срав­ни­ва­ет сво­его дру­га с вождем и руко­во­ди­те­лем (dux et auc­tor) тех вет­ров, для кото­рых он мог бы быть неким управ­ля­ю­щим (mo­de­ra­tor qui­dem), то есть дер­жать их в пови­но­ве­нии, а так­же он мог бы быть для вет­ров как бы корм­чим (qua­si gu­ber­na­tor) (Cic. Ad. fam. 2. 6. 4). По-види­мо­му, с вет­ра­ми в дан­ном слу­чае Цице­рон срав­ни­ва­ет труд­но­сти государ­ст­вен­ной служ­бы. В пись­ме Аппию Клав­дию Пуль­х­ру Цице­рон назы­ва­ет сво­его това­ри­ща, а так­же их общих дру­зей, Пом­пея и Бру­та, защит­ни­ка­ми государ­ства (tu­to­res) (Cic. Ad fam. 3. 11. 3).

Дру­гой тер­мин, con­ser­va­tor (охра­ни­тель), употреб­ля­ет­ся Цице­ро­ном зна­чи­тель­но реже осталь­ных. Так, в диа­ло­ге «О государ­стве» Цице­рон, рас­суж­дая о защи­те государ­ства (ad tu­tan­dam rem pub­li­cam), упо­ми­на­ет пра­ви­те­лей и охра­ни­те­лей (rec­to­res et con­ser­va­to­res), кото­рые сбе­рег­ли оте­че­ство (qui pat­riam con­ser­va­ve­rint) (Cic. Rep. 6. 13).

Итак, про­ана­ли­зи­ро­вав употреб­ле­ние цице­ро­нов­ских тер­ми­нов, исполь­зу­е­мых для обо­зна­че­ния поня­тия «пра­ви­тель», мож­но сде­лать вывод, что Цице­рон чаще дру­гих исполь­зу­ет поня­тие prin­ceps / prin­ci­pes в силу рим­ской тра­ди­ции, вво­дит новое поли­ти­че­ское поня­тие rec­tor и доволь­но ред­ко поль­зу­ет­ся дру­ги­ми тер­ми­на­ми (tu­tor, pro­cu­ra­tor, gu­ber­na­tor, con­ser­va­tor, mo­de­ra­tor, auc­tor).

Далее рас­смот­рим чер­ты харак­те­ра и душев­ные каче­ства пра­ви­те­ля: они фор­му­ли­ру­ют­ся Цице­ро­ном на осно­ве стои­че­ской кон­цеп­ции о нрав­ст­вен­но-пре­крас­ном (ho­nes­tum), кото­рое состо­ит в сле­до­ва­нии доб­ро­де­те­лям (vir­tu­tes) — позна­нию исти­ны (cog­ni­tio), спра­вед­ли­во­сти и бла­го­де­я­нию как дву­еди­ной доб­ро­де­те­ли (jus­ti­tia et be­ne­fi­cen­tia), вели­чию духа (mag­ni­tu­do ani­mi) и уме­рен­но­сти (tem­pe­ran­tia et mo­des­tia) (Cic. Off. 1. 15–20, 61–66, 75, 93–95).

Пра­ви­тель дол­жен быть бла­го­ра­зу­мен (pru­dens) (Cic. Rep. 2. 67. Cf.: Cic. Rep. 5. 3–5; 6. 1, 16, 29), дол­жен быть готов посто­ян­но учить­ся (ut num­quam a se ip­so insti­tuen­do con­templan­do­que dis­ce­dat) (Cic. Rep. 2. 69. Cf.: Cic. Pro Flac. 62), то есть сле­до­вать доб­ро­де­те­ли позна­ния (cog­ni­tio, perspi­cien­tia ve­ri sol­ler­tia­que, sa­pien­tia, pru­den­tia, in­da­ga­tio at­que in­ven­tio ve­ri) (Cic. Off. 1. 15). В отли­чие от сто­и­ков Цице­рон не счи­та­ет позна­ние исти­ны глав­ной доб­ро­де­те­лью: для пра­ви­те­ля важ­нее быть спра­вед­ли­вым и бла­го­де­тель­ным по отно­ше­нию к рим­ским граж­да­нам (Cic. Off. 1. 19).

О спра­вед­ли­во­сти Цице­рон рас­суж­да­ет очень мно­го. Так, он пишет, что люди рож­де­ны ради слу­же­ния дру­гим людям (ho­mi­num cau­sa), чтобы они мог­ли при­но­сить поль­зу друг дру­гу (ut ip­si in­ter se aliis alii pro­des­se pos­sent), слу­жить общей поль­зе (com­mu­nes uti­li­ta­tes in me­dium ad­fer­re), скреп­лять чело­ве­че­ское сооб­ще­ство нрав­ст­вен­ной чистотой, дела­ми, спо­соб­но­стя­ми (tum ar­ti­bus, tum ope­ra, tum fa­cul­ta­ti­bus de­vin­ci­re ho­mi­num in­ter ho­mi­nes so­cie­ta­tem) (Cic. Off. 1. 22. Cf.: Cic. Ad Att. 8. 11. 1; Rep. 1. 3; 2. 51, 70; 5. 5; 6. 29; Pro Sest. 23, 139, 143; De orat. 1. 211).

Еще одно каче­ство государ­ст­вен­но­го мужа — вели­чие духа (mag­ni­tu­do ani­mi) — состо­ит в спо­соб­но­сти быть муже­ст­вен­ным и храб­рым (for­tes et mag­na­ni­mi) (Cic. Off. 1. 65) [5, с. 33]. Пра­ви­тель так­же дол­жен про­яв­лять во всем уме­рен­ность (tem­pe­ran­tia), то есть избе­гать силь­ных эмо­ций, напри­мер, гне­ва (ira­cun­dia), посколь­ку руко­во­ди­те­лям государ­ства сле­ду­ет быть подоб­ны­ми зако­нам (le­gum si­mi­les sint), кото­рые при­во­дят к нака­за­нию не с помо­щью гне­ва, а соглас­но спра­вед­ли­во­сти (quae ad pu­nien­dum non ira­cun­dia, sed aequi­ta­te du­cun­tur) (Cic. Off. 1. 89) [2, с. 16]. При таком усло­вии пра­ви­те­лю гаран­ти­ро­ва­но дове­рие и ува­же­ние сограж­дан, а так­же успеш­ное лидер­ство (Cic. Off. 2. 76).

Еще одним важ­ным каче­ст­вом пра­ви­те­ля явля­ет­ся доб­ро­же­ла­тель­ность (be­ne­vo­len­tia), кото­рая опи­ра­ет­ся на дове­рие и ува­же­ние под­власт­ных людей, а пото­му и явля­ет­ся самым эффек­тив­ным сред­ст­вом сохра­нить власть. Доб­ро­же­ла­тель­но­сти Цице­рон про­ти­во­по­став­ля­ет устра­ше­ние граж­дан, мани­пу­ли­ро­ва­ние их стра­ха­ми (Cic. Off. 2. 23) [3, с. 10].

Кро­ме ука­зан­ных доб­ро­де­те­лей Цице­рон при­да­ет зна­че­ние такой чер­те пра­ви­те­ля, как рели­ги­оз­ность, посколь­ку рели­гия явля­ет­ся фун­да­мен­том, необ­хо­ди­мым для гар­мо­нич­но­го и жиз­не­спо­соб­но­го государ­ства, и важ­ным спо­со­бом вли­я­ния на обще­ст­вен­ное мне­ние. Через веро­ис­по­веда­ние граж­да­нин раз­ви­ва­ет ост­рое чув­ство сты­да, кото­рое явля­ет­ся более эффек­тив­ной осно­вой для послу­ша­ния зако­нам, чем страх (Cic. Rep. 2. 69. Cf.: Cic. Rep. 5. 6) [32, p. 176–179].

Нако­нец, для упра­ви­те­ля рес­пуб­ли­кой необ­хо­ди­мы ора­тор­ские спо­соб­но­сти, посколь­ку в государ­стве пер­вым сре­ди государ­ст­вен­ных дел в мир­ное вре­мя все­гда было крас­но­ре­чие (in re pub­li­ca… pri­mas elo­quen­tia te­nue­rit sem­per ur­ba­nis pa­ca­tis­que re­bus) (Cic. Orat. 141). Как пра­виль­но пишет Н. Ф. Дера­та­ни, в сочи­не­ни­ях Цице­ро­на ора­тор­ское искус­ство пред­став­ле­но как мощ­ная сила, спо­соб­ная спа­сти гиб­ну­щую рим­скую рес­пуб­ли­ку, поэто­му пра­ви­те­лю-рефор­ма­то­ру совер­шен­но необ­хо­ди­мо овла­деть ора­тор­ским искус­ст­вом [6, с. 70]. Еще одна сила, не свя­зан­ная с каче­ства­ми государ­ст­вен­но­го дея­те­ля, но очень ему нуж­ная — это уда­ча. Без бла­го­сло­ве­ния судь­бы ни сам государ­ст­вен­ный муж, ни его поступ­ки не будут оце­не­ны по досто­ин­ству (Cic. Pro Mur. 22–24. Cf.: Cic. Pro leg. Man. 41, 47–48; Cic. Ad Q. fr. 1. 1).

Из ука­зан­ных качеств и доб­ро­де­те­лей цице­ро­нов­ско­го упра­ви­те­ля рес­пуб­ли­кой выте­ка­ют опре­де­лен­ные обя­зан­но­сти. Из доб­ро­де­те­ли «спра­вед­ли­вость и бла­го­де­я­ние» про­ис­хо­дит обя­зан­ность упра­ви­те­ля быть патро­ном для граж­дан, забо­тить­ся о поль­зе людей (con­su­lens uti­li­ta­te ho­mi­num) (Cic. Off. 3. 31. Cf.: Cic. Pro Mur. 23).

О таком охра­ня­ю­щем гос­под­стве пишет Х. Д. Мей­ер, счи­тая, что в воз­зре­ни­ях Цице­ро­на покро­ви­тель­ство (pat­ro­ci­nium) ста­вит­ся даже выше самой вла­сти (im­pe­rium). Покро­ви­тель­ство и власть соот­но­сят­ся как пра­во (jus) и сила (vis). Поэто­му покро­ви­тель­ство ста­но­вит­ся выра­же­ни­ем иде­аль­ной вла­сти, свя­зан­ной со спра­вед­ли­во­стью, бла­го­де­я­ни­ем, бла­го­ра­зу­ми­ем, вели­чи­ем духа, уме­рен­но­стью, то есть состав­ля­ю­щи­ми vir­tus [28, S. 239]. Доб­ро­де­тель­ные люди бла­го­да­ря сво­им доб­ро­де­те­лям в состо­я­нии управ­лять государ­ст­вом, бла­го­да­ря сво­е­му авто­ри­те­ту (auc­to­ri­tas) могут ока­зы­вать вли­я­ние на народ [24, S. 348–366; 27, S. 245; 20; 16, с. 43–50]. Х. Хас­келл спра­вед­ли­во уточ­ня­ет, что в слу­чае поли­ти­че­ско­го кри­зи­са авто­ри­те­та может ока­зать­ся недо­ста­точ­но для сохра­не­ния государ­ства: кро­ме авто­ри­те­та необ­хо­ди­ма реаль­ная власть в руках того, кто обла­да­ет авто­ри­те­том. Тем не менее, иссле­до­ва­тель счи­та­ет, что авто­ри­тет явля­ет­ся осно­ва­ни­ем для наде­ле­ния пра­ви­те­ля чрез­вы­чай­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми, напри­мер, пол­но­мо­чи­я­ми дик­та­то­ра (Cic. Rep. 1. 63): такой лидер дол­жен иметь авто­ри­тет для того, чтобы все под­чи­ня­лись его реше­нию [23, p. 207].

Дру­гие иссле­до­ва­те­ли так­же при­да­ют боль­шое зна­че­ние авто­ри­те­ту пер­вен­ст­ву­ю­щих людей. По мне­нию Г. М. Мар­чен­ко, авто­ри­тет (auc­to­ri­tas) в цице­ро­нов­ские вре­ме­на был выра­же­ни­ем пре­вос­ход­ства государ­ст­вен­но­го дея­те­ля, осно­ван­но­го как на соци­аль­ном поло­же­нии, так и на его лич­ных каче­ствах (Cic. Off. 1. 79; Rep. 2. 15, 56, 59, 61; Leg. 2. 52, 3. 27, 28, 39) [9, с. 8].

Дей­ст­ви­тель­но, поня­тие auc­to­ri­tas было харак­те­ри­сти­кой луч­ших людей, опти­ма­тов, ари­сто­кра­ти­че­ско­го эле­мен­та в рес­пуб­ли­кан­ском государ­ст­вен­ном устрой­стве. Авто­ри­те­том обла­да­ли как люди с древним про­ис­хож­де­ни­ем, так и новые люди (ho­mi­nes no­vi), каких во вре­ме­на Цице­ро­на было нема­ло (сам Цице­рон был про­вин­ци­а­лом, добив­шим­ся наи­выс­шей маги­ст­ра­ту­ры — кон­су­ла­та).

Здесь важ­на мысль Цице­ро­на о том, что, каким бы обра­зом ни был достиг­нут авто­ри­тет, он явля­ет­ся важ­ным каче­ст­вом хоро­ше­го упра­ви­те­ля государ­ства. Обя­зан­ность упра­ви­те­ля быть патро­ном для граж­дан пере­кли­ка­ет­ся с мыс­лью Цице­ро­на об управ­ле­нии государ­ст­вом как об опе­ке: ведь как опе­ка (tu­te­la), так и забота о государ­стве (pro­cu­ra­tio rei pub­li­cae) долж­ны быть направ­ле­ны на поль­зу тех, кто пору­чен (qui com­mis­si sunt) [упра­ви­те­лям], а не поль­зе тех, кому оно пору­че­но (qui­bus com­mis­sa est) (Cic. Off. 1. 85).

По пово­ду срав­не­ния управ­ле­ния государ­ст­вом с поня­ти­ем tu­te­la Н. Вуд заме­ча­ет, что, гово­ря о пра­ви­те­ле, Цице­рон, оче­вид­но, име­ет в виду обя­зан­ность пра­ви­те­ля слу­жить рим­ским граж­да­нам, нахо­дя­щим­ся под его опе­кой. Иссле­до­ва­тель при­хо­дит к пра­во­мер­но­му выво­ду о том, что государ­ст­вен­ный муж в пони­ма­нии Цице­ро­на — это опе­кун, наде­лен­ный функ­ци­ей отца семей­ства [32, p. 134–135; 26, p. 92; 19, p. 113–116; 15, с. 129–136]. Дей­ст­ви­тель­но, поня­тие tu­te­la и одно­ко­рен­ное с ним сло­во tu­tor неод­но­крат­но встре­ча­ют­ся в работах Цице­ро­на для обо­зна­че­ния иде­аль­но­го пра­ви­те­ля. В диа­ло­ге «О государ­стве» (Cic. Rep. 2. 51) Цице­рон про­ти­во­по­став­ля­ет Тарк­ви­ния Гор­до­го хоро­ше­му, муд­ро­му пра­ви­те­лю, как бы опе­ку­ну и упра­ви­те­лю государ­ства (qua­si tu­tor et pro­cu­ra­tor rei pub­li­cae). В сочи­не­нии «Об ора­то­ре» (Cic. De orat. 3. 3) Цице­рон выска­зы­ва­ет­ся о кон­су­ле как о хоро­шем роди­те­ле или вер­ном опе­куне (qua­si pa­rens bo­nus aut tu­tor fi­de­lis).

Осно­вой отно­ше­ний пра­ви­те­ля и его под­дан­ных явля­ет­ся дове­рие (fi­des) (Cic. Off. 3. 70. Cf.: Cic. Off. 1. 23; Leg. 2. 28; Pro Rosc. 111–115; Pro Mur. 70–77; Amic. 19, 52, 65, 88; Pro Sest. 98). В свя­зи с поня­ти­ем fi­des неко­то­рые авто­ры отме­ча­ют, что его исполь­зо­ва­ние в каче­стве харак­те­ри­сти­ки пра­ви­те­ля напо­ми­на­ет обыч­ные опе­кун­ские узы меж­ду патро­ном и кли­ен­том. Патрон обла­да­ет дове­ри­ем сво­их кли­ен­тов так же, как маги­ст­рат — дове­ри­ем граж­дан, нахо­дя­щих­ся под его опе­кой. В обмен на защи­ту со сто­ро­ны маги­ст­ра­та граж­дане обя­зу­ют­ся под­дер­жи­вать его и слу­жить ему. Любое нару­ше­ние дове­рия угро­жа­ет подо­рвать целост­ность обще­ства [32, p. 136].

Мы соглас­ны с иссле­до­ва­те­ля­ми в вопро­се о том, что иде­аль­ный пра­ви­тель мыс­лит­ся Цице­ро­ном как опе­кун сво­их под­дан­ных. Употреб­ле­ние тер­ми­нов tu­tor (Cic. Rep. 2. 51; De orat. 3. 3; To­pi­ca, 42), tu­te­la (Cic. Off. 1. 85; Pro Ses­tio, 64) и fi­des (Cic. Off. 1. 23; 2. 33; 3. 111; De orat. 2. 192, 343; 3. 168, 197; Rep. 1. 2; 2. 26; 3. 28; Pa­rad. stoic. 16; Pro Sest. 68, 98) при­ме­ни­тель­но к отно­ше­ни­ям пра­ви­те­ля и граж­дан под­твер­жда­ет эту мысль. В свя­зи с вопро­сом об опе­ке и покро­ви­тель­стве пра­ви­те­ля по отно­ше­нию к под­чи­нен­ным нам так­же кажет­ся инте­рес­ной мысль Р. С. Кон­вея, кото­рый заме­ча­ет, что Цице­рон под­ра­зу­ме­вал покро­ви­тель­ство не толь­ко по отно­ше­нию к рим­ским граж­да­нам, но и по отно­ше­нию ко всем союз­ни­кам, всем наро­дам ойку­ме­ны, так как для рим­лян они были потен­ци­аль­ны­ми под­дан­ны­ми или граж­да­на­ми (Cic. Rep. 5. 12. Cf.: Cic. Off. 2. 28).

Из это­го поло­же­ния, выска­зы­вае­мо­го Цице­ро­ном, мож­но сде­лать вывод о том, что рим­ское государ­ство про­во­ди­ло поли­ти­ку про­тек­то­ра­та по отно­ше­нию к поко­рен­ным наро­дам (pat­ro­ci­nium or­bis ter­rae) (Cic. Off. 2. 27) [18, p. 32–33, 219–222]. В дан­ной мыс­ли, веро­ят­нее все­го, зало­же­на идея рома­но­цен­триз­ма [14, с. 108], и Цице­рон, сле­дуя рим­ской тра­ди­ции воз­ве­ли­чи­вать все рим­ское, при­пи­сы­ва­ет сво­е­му пра­ви­те­лю обя­зан­ность покро­ви­тель­ст­во­вать поко­рен­ным наро­дам.

Еще одной важ­ной обя­зан­но­стью цице­ро­нов­ско­го государ­ст­вен­но­го мужа явля­ет­ся стрем­ле­ние избе­гать граж­дан­ских войн [10, с. 51; 12, с. 54]. Цице­рон пишет, что винов­ни­ков граж­дан­ских войн и при­чин для них все­гда будет хва­тать (nec… um­quam bel­lo­rum ci­vi­lium se­men et cau­sa dee­rit) (Cic. Off. 2. 29), а глав­ной при­чи­ной граж­дан­ских войн счи­та­ет стрем­ле­ние отдель­ных людей к еди­но­лич­ной вла­сти. Так, Цице­рон вспо­ми­на­ет о про­ти­во­сто­я­нии Пом­пея и Цеза­ря, осуж­дая Цеза­ря за раз­вя­зы­ва­ние граж­дан­ской вой­ны, отзы­ва­ясь о ней как о зле и назы­вая одну сто­ро­ну кон­флик­та пре­ступ­ной (Цеза­ря и его сто­рон­ни­ков), а дру­гую — неудач­ли­вой (сенат и Пом­пея) (Cic. Off. 2. 45).

Иссле­до­ва­те­ли по-раз­но­му трак­ту­ют вопрос об отно­ше­нии Цице­ро­на к граж­дан­ским вой­нам. Так, А. А. Мотус выска­зы­ва­ет мне­ние, что, хотя в целом отно­ше­ние Цице­ро­на было отри­ца­тель­ным, одна­ко он сам спо­соб­ст­во­вал воз­ник­но­ве­нию граж­дан­ских войн тем, что во вре­ме­на кон­суль­ства каз­нил кати­ли­на­ри­ев, что помо­гал подав­лять дви­же­ние Кло­дия, что актив­но участ­во­вал в борь­бе меж­ду Пом­пе­ем и Цеза­рем, явля­ясь вдох­но­ви­те­лем убий­ства Цеза­ря [11, с. 37–40]. Мы не можем согла­сить­ся с таким ради­каль­ным мне­ни­ем, посколь­ку все упо­мя­ну­тые собы­тия из поли­ти­че­ской жиз­ни Цице­ро­на, напро­тив, свиде­тель­ст­ву­ют об обрат­ном: и дей­ст­вия кати­ли­на­ри­ев, и про­ти­во­сто­я­ние Пом­пея и Цеза­ря были угро­зой для рес­пуб­ли­ки, рас­ша­ты­ва­ли сло­жив­ше­е­ся в государ­стве рав­но­ве­сие поли­ти­че­ских сил, пото­му Цице­ро­ном были пред­при­ня­ты попыт­ки сохра­нить рес­пуб­ли­ку как наи­луч­шую фор­му прав­ле­ния. Будучи паци­фи­стом по нату­ре, Цице­рон, напро­тив, не был готов ради­каль­но решать поли­ти­че­ские кон­флик­ты [1, с. 188–189]. Согла­сим­ся с С. С. Деми­ной, что отно­ше­ние Цице­ро­на к войне как к соци­аль­но-поли­ти­че­ско­му явле­нию было крайне нега­тив­ным [4, с. 37].

В свя­зи с иссле­до­ва­ни­ем цице­ро­нов­ско­го обра­за пра­ви­те­ля инте­ре­сен вопрос о том, мог ли най­тись такой пра­ви­тель во вре­ме­на Цице­ро­на? По наше­му мне­нию, тако­го чело­ве­ка не нашлось по ряду при­чин. По-види­мо­му, дан­ный иде­ал был очень отстра­нен от труд­но­стей прак­ти­че­ской поли­ти­ки. Если рас­смат­ри­вать его в све­те реаль­но­го состо­я­ния рим­ской поли­ти­ки в годы, пред­ше­ст­ву­ю­щие граж­дан­ской войне, он может быть опи­сан как уто­пия [25, p. 205]. Кон­цеп­ция была тео­ре­ти­че­ской и невы­пол­ни­мой на прак­ти­ке [14, с. 207]. Тем не менее, есть опре­де­лен­ная веро­ят­ность, что образ пра­ви­те­ля, пред­ло­жен­ный в сочи­не­ни­ях мыс­ли­те­ля, повли­ял на нрав­ст­вен­ный облик пра­ви­те­лей после­дую­щих веков, явля­ясь нрав­ст­вен­ным иде­а­лом чело­ве­ка убеж­ден­но­го, гото­во­го на жерт­ву и слу­же­ние, истин­но обще­ст­вен­но-вос­пи­тан­но­го и гуман­но­го, в кото­ром рим­ляне вре­мен Цице­ро­на узна­ва­ли свое буду­щее луч­шее Я [17, S. 238].

Таким обра­зом, цице­ро­нов­ский пра­ви­тель был ско­рее иде­а­лом, чем опре­де­лен­ной про­грам­мой дей­ст­вий [29, p. 16; 25, p. 205; 31, S. 428]. Так­же есть мне­ние, что дан­ный образ был создан Цице­ро­ном для само­го себя, был моде­лью для его соб­ст­вен­но­го поведе­ния и даль­ней­ших поли­ти­че­ских изыс­ка­ний [33, p. 4]. Такое мне­ние не лише­но осно­ва­ний, посколь­ку Цице­рон был дей­ст­ву­ю­щим поли­ти­ком и вполне мог бы в силу сво­его авто­ри­те­та направ­лять поли­ти­че­ские реше­ния сво­его вре­ме­ни в нуж­ное рус­ло. Одна­ко, как пока­за­ла прак­ти­ка, вре­мя Цице­ро­на-поли­ти­ка без­воз­врат­но ушло, на поли­ти­че­скую аре­ну при­шли дру­гие люди — Цезарь, а поз­же — Марк Анто­ний, и все, что оста­ва­лось делать Цице­ро­ну — это пытать­ся вра­зу­мить амби­ци­оз­ных поли­ти­ков на стра­ни­цах сво­их эти­ко-поли­ти­че­ских сочи­не­ний.

Таким обра­зом, цице­ро­нов­ский пра­ви­тель пред­став­ля­ет собой наи­луч­ше­го чело­ве­ка из среды ари­сто­кра­тов, кото­рый бла­го­да­ря сво­им исклю­чи­тель­ным каче­ствам спо­со­бен, по убеж­де­нию Цице­ро­на, выве­сти рим­скую рес­пуб­ли­ку из кри­зи­са. Тем не менее, такой высо­ко­нрав­ст­вен­ный поли­тик не нашел­ся, и, прой­дя через сму­ту граж­дан­ских войн, рим­ское государ­ство пре­тер­пе­ло необ­ра­ти­мые транс­фор­ма­ции в сто­ро­ну еди­но­лич­но­го прав­ле­ния.

Спи­сок лите­ра­ту­ры

1. Бра­го­ва А. М. Марк Тул­лий Цице­рон об иде­аль­ном граж­да­нине и государ­стве: дис. … канд. ист. наук: спец. 07.00.03 — все­об­щая исто­рия (древ­ний мир). Ниж­ний Нов­го­род, 2005. 257 с.

2. Деми­на С. С. Гнев и поли­ти­ко-пра­во­вая жизнь рим­ско­го обще­ства в пред­став­ле­ни­ях Цице­ро­на // Исто­ри­че­ская пси­хо­ло­гия государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния. 2015. № 2. С. 14–20.

3. Деми­на С. С. Пред­став­ле­ния Цице­ро­на и Сал­лю­стия о стра­хе и его вли­я­нии на граж­дан­ское поведе­ние // Чело­век про­шло­го: моде­ли созна­ния и поведе­ния: Сбор­ник ста­тей / Отв. ред. С. С. Деми­на. Вла­ди­мир: ВГГУ, 2011. С. 4–19.

4. Деми­на С. С. Пред­став­ле­ния Цице­ро­на о войне // Про­бле­мы исто­рии, фило­ло­гии, куль­ту­ры. 2015. Том 4. Вып. 4 (50). С. 33–38.

5. Деми­на С. С. Пред­став­ле­ния Цице­ро­на о храб­ро­сти // Гума­ни­тар­ные нау­ки в XXI веке: Мате­ри­а­лы XVIII Меж­ду­на­род­ной науч­но-прак­ти­че­ской кон­фе­рен­ции (10.02.2014). М.: Изд-во «Спут­ник+», 2014. С. 31–34.

6. Дера­та­ни Н. Ф. К вопро­су об исто­ри­че­ской обу­слов­лен­но­сти обра­за ора­то­ра у Цице­ро­на // Цице­рон. Сбор­ник ста­тей. М., 1959. С. 55–71.

7. Кама­лут­ди­нов К. Я. Цице­рон о роли и месте prin­ceps в поли­ти­че­ской тео­рии рим­ско­го обще­ства (по мате­ри­а­лам трак­та­та «О государ­стве») // Антич­ный мир и архео­ло­гия. 1986. №5. С. 19–29.

8. Мар­чен­ко Г. М. Антич­ная тра­ди­ция о prin­ci­pes ci­vi­ta­tis // Вест­ник Ленин­град­ско­го Уни­вер­си­те­та. Вып. 3. № 14. Ленин­град, 1974. С. 56–62.

9. Мар­чен­ко Г. М. Prin­ceps ci­vi­ta­tis в поли­ти­че­ских взглядах Цице­ро­на: авто­реф. дис. … канд. ист. наук. Ленин­град, 1980. 21 с.

10. Маш­кин Н. А. Прин­ци­пат Авгу­ста. М.-Л., 1949. 688 с.

11. Мотус А. А. Цице­рон и Сал­лю­стий в их отно­ше­нии к граж­дан­ским вой­нам Древ­не­го Рима (I в. до н. э.). // Антич­ный мир и архео­ло­гия. 1983. № 5. С. 37–40.

12. Ростов­цев М. И. Рож­де­ние рим­ской импе­рии. Пет­ро­град, 1918. 146 с.

13. Утчен­ко С. Л. Поли­ти­ко-фило­соф­ские трак­та­ты Цице­ро­на // М. Т. Цице­рон. Диа­ло­ги. О государ­стве. О зако­нах. М., 1966. С. 153–174.

14. Утчен­ко С. Л. Поли­ти­че­ские уче­ния Древ­не­го Рима. М., 1977. 256 с.

15. Чека­но­ва Н. В. Транс­фор­ма­ция пред­став­ле­ний о пуб­лич­ной вла­сти и ее носи­те­лях в Риме в эпо­ху граж­дан­ских войн // Антич­ное обще­ство 4: Власть и обще­ство в антич­но­сти (мате­ри­а­лы науч­ной кон­фе­рен­ции 5–7 мар­та 2001 г.). СПб., 2001. С. 129–136.

16. Balsdon J. Auc­to­ri­tas, Dig­ni­tas, Oti­um // Clas­si­cal Quar­ter­ly. Vol. 10. 1960. P. 43–50.

17. Büch­ner K. Ci­ce­ro: Bes­tand und Wan­del sei­ner geis­ti­gen Welt. Hei­del­berg, 1964. 542 S.

18. Conway R. S. Ma­kers of Euro­pe. Cambrid­ge, 1931. 280 p.

19. Crook J. Law and Li­fe of Ro­me. New York, 1967. 349 p.

20. Fürst F. Die Be­deu­tung der “auc­to­ri­tas” im pri­va­ten und öf­fentli­chen Le­ben der rö­mi­schen Re­pub­lik. Mar­burg, 1934. 77 S.

21. Gel­zer M. Re­gi­mentsfäch­tig­keit und No­bi­li­tät der rö­mi­schen Re­pub­lik. Leip­zig, 1912. 118 S.

22. Gwosdz A. Der Beg­riff rö­mi­scher Prin­ceps. Bres­lau, 1933. 96 S.

23. Has­kell H. J. This was Ci­ce­ro. Mo­dern Po­li­tics in a Ro­man To­ga. New York, 1942. 406 p.

24. Hein­ze R. Auc­to­ri­tas // Her­mes. Bd. LX. 1925. S. 348–366.

25. Kra­rup P. Rec­tor Rei Pub­li­cae. Co­pen­ha­gen: Gyl­den­dal, 1956. 211 p.

26. La­cey W. K. Ci­ce­ro and the End of the Ro­man Re­pub­lic. Lon­don, 1978. 184 p.

27. Meyer Ed. Rö­mi­scher Staat und Staatsge­dan­ke. Zü­rich, 1948. 466 S.

28. Meyer H. D. Ci­ce­ro und das Reich. Köln, 1957. 262 S.

29. Sy­me R. The Ro­man Re­vo­lu­tion. Ox­ford, 1936. 568 p.

30. Wagen­voort H. Prin­ceps // Phi­lo­lo­gus. Bd. XCI. 1936. S. 207–217.

31. Wila­mowitz-Möl­len­dorf U., v. Der Glau­be der Hel­le­nen. Bd. II. Ber­lin, 1932. 620 S.

32. Wood N. Ci­ce­ro’s So­cial and Po­li­ti­cal Thought. Ca­li­for­nia, 1988. 288 p.

33. Za­re­cki J. Ci­ce­ro’s Ideal Sta­tes­man in Theo­ry and Prac­ti­ce. New York: Bloomsbu­ry, 2014. 213 p.