Рец. на: Бондаренко М. Е. Меценат.
М.: Молодая гвардия, 2016. 286 с.

с.248 Лич­ность Гая (Циль­ния) Меце­на­та издав­на при­вле­ка­ла вни­ма­ние учё­ных и неод­но­крат­но ста­но­ви­лась пред­ме­том моно­гра­фи­че­ских иссле­до­ва­ний¹. В оте­че­ст­вен­ной лите­ра­ту­ре тако­вых до сих пор не было, но в 2016 г. в серии ЖЗЛ вышла, нако­нец, посвя­щён­ная зна­ме­ни­то­му арре­тин­цу кни­га М. Е. Бон­да­рен­ко. Её автор зани­ма­ет­ся исто­ри­ей Север­но­го При­чер­но­мо­рья² и выпу­стил по дан­ной тема­ти­ке нема­ло кни­жек³, а теперь решил обра­тить­ся к рим­ской исто­рии. Что же пред­став­ля­ет его новая работа?

Кни­га состо­ит из пяти глав, пред­и­сло­вия, после­сло­вия⁴, при­ло­же­ний⁵, спис­ка основ­ных дат и крат­кой биб­лио­гра­фии. Пер­вая гла­ва («Дет­ство, отро­че­ство, юность», с. 11—61) носит ввод­ный харак­тер и, несмот­ря на назва­ние, слу­жит глав­ным обра­зом для созда­ния исто­ри­че­ско­го фона. О Меце­на­те гово­рит­ся мало — при­во­дят­ся извест­ные из источ­ни­ков сведе­ния о дате и месте его рож­де­ния, а так­же сооб­ща­ет­ся о про­ис­хож­де­нии и пред­ках⁶ (с. 14 — с.249 16); о дет­стве, отро­че­стве и юно­сти Меце­на­та тра­ди­ция не сохра­ни­ла ника­ких дан­ных, и поэто­му автор про­сто опи­сы­ва­ет быт людей соот­вет­ст­ву­ю­ще­го воз­рас­та в то вре­мя, а затем пере­хо­дит к рас­ска­зу о позд­ней Рес­пуб­ли­ке (с. 22—61). Надо ска­зать, что рас­сказ этот про­из­во­дит не луч­шее впе­чат­ле­ние: во-пер­вых, он не в меру подро­бен (хотя бо́льшая часть рас­смат­ри­вае­мых собы­тий не име­ет к жиз­ни Меце­на­та ника­ко­го отно­ше­ния⁷), а во-вто­рых, изоби­лу­ет ошиб­ка­ми и неточ­но­стя­ми. Так, на с. 22 отме­ча­ет­ся, что сенат состо­ял из «быв­ших маги­ст­ра­тов и ноби­лей» (кур­сив наш), слов­но ноби­ли не мог­ли при­над­ле­жать к чис­лу быв­ших маги­ст­ра­тов и наобо­рот, а «эко­но­ми­че­ское про­цве­та­ние Рим­ской рес­пуб­ли­ки обес­пе­чи­ва­ли мно­го­чис­лен­ные рабы, трудив­ши­е­ся во всех сфе­рах про­из­вод­ства» (т. е. сво­бод­ные бед­ня­ки, выхо­дит, для эко­но­ми­ки ниче­го не дела­ли); на с. 23 напи­са­но, что город­ской плебс тре­бо­вал «толь­ко одно­го: “Хле­ба и зре­лищ!”»⁸ и т. п. Пере­чис­ле­ние мож­но про­дол­жить, но ясно, что подоб­ные «сен­тен­ции» лишь вво­дят в заблуж­де­ние чита­те­ля и не свиде­тель­ст­ву­ют о зна­нии авто­ром пред­ме­та. При этом дей­ст­ви­тель­но важ­ные вещи, кото­рые мог­ли спо­соб­ст­во­вать пони­ма­нию пози­ции Меце­на­та и его отца, решив­ших под­дер­жать Окта­ви­а­на, оста­ют­ся вне поля с.250 зре­ния авто­ра: не рас­смот­ре­на роль Арре­ция в граж­дан­ских вой­нах, хотя извест­но, что город в своё вре­мя серь­ёз­но постра­дал от Сул­лы, а позд­нее стал опло­том цеза­ри­ан­цев⁹; мимо­хо­дом упо­ми­на­ет­ся всад­ник Гай Меце­нат, кото­рый высту­пал про­тив Дру­за, но ниче­го не ска­за­но о дру­гом Меце­на­те — сорат­ни­ке Сер­то­рия (Sall. Hist. III. 83).

Вто­рая гла­ва («Вос­хож­де­ние на поли­ти­че­ский Олимп», с. 62—105) не совсем соот­вет­ст­ву­ет сво­е­му назва­нию, ибо речь в ней идёт не толь­ко о «вос­хож­де­нии», т. е. дипло­ма­ти­че­ской и поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти Меце­на­та на фоне собы­тий 42—30 гг. до н. э., но и об осталь­ных эта­пах его жиз­ни и карье­ры, исклю­чая покро­ви­тель­ство поэтам, а в кон­це гла­вы опи­сы­ва­ет­ся внеш­ность Меце­на­та и его харак­тер. С боль­шин­ст­вом выво­дов и наблюде­ний авто­ра, касаю­щих­ся карье­ры Меце­на­та, мож­но согла­сить­ся, хотя утвер­жде­ние о том, что он поль­зо­вал­ся сво­им вли­я­ни­ем на Авгу­ста для того, чтобы спа­сти неви­нов­ных, пред­став­ля­ет­ся не слиш­ком убеди­тель­ным. Дан­ный тезис осно­вы­ва­ет­ся на рас­ска­зе Дио­на Кас­сия о неко­ем про­цес­се, во вре­мя кото­ро­го Меце­нат удер­жал сво­его дру­га от выне­се­ния смерт­ных при­го­во­ров. (LV. 7. 2), одна­ко в дей­ст­ви­тель­но­сти тако­го про­цес­са (по край­ней мере, в том виде, в каком он опи­сан у Дио­на), похо­же, не было, а речь, по-види­мо­му, идёт о собы­ти­ях 8 г. до н. э., когда Меце­на­та уже не было в живых¹⁰. Иные же слу­чаи, когда он мог посту­пить так, в источ­ни­ках не зафик­си­ро­ва­ны¹¹.

В третьей гла­ве («Буд­ни сиба­ри­та», с. 106—160) дела­ет­ся попыт­ка рекон­струк­ции повсе­днев­ной жиз­ни Меце­на­та, а так­же рас­ска­зы­ва­ет­ся о его вла­де­ни­ях. Повест­во­ва­ние ведёт­ся в увле­ка­тель­ной фор­ме и доста­точ­но содер­жа­тель­но, одна­ко, когда речь захо­дит о пирах, кото­рые мог устра­и­вать вели­кий арре­ти­нец, автор для нагляд­но­сти при­во­дит огром­ные цита­ты из «Пира Три­маль­хи­о­на» (с. 135—141), а рас­смат­ри­вая вопрос о заго­род­ных име­ни­ях Меце­на­та, почти в пол­ном объ­ё­ме цити­ру­ет пись­мо Пли­ния Млад­ше­го (V. 6. 14—40), где тот опи­сы­ва­ет свою этрус­скую вил­лу (с. 154—158). Меж­ду тем Меце­нат и Три­маль­хи­он — не одно и то же (хотя пер­вый и мог в какой-то мере послу­жить прото­ти­пом вто­ро­го¹²), и пода­вать паро­дий­ное с.251 опи­са­ние пира у «выскоч­ки» как иллю­ст­ра­цию обыч­но­го рим­ско­го засто­лья по мень­шей мере некоррект­но. То же мож­но ска­зать и о пись­ме Пли­ния, кото­рый, как отме­ча­ет сам же М. Е. Бон­да­рен­ко, жил на 100 лет позд­нее Меце­на­та и зани­мал при дво­ре гораздо более низ­кое поло­же­ние (с. 154).

В чет­вёр­той гла­ве («Сочи­ни­тель и покро­ви­тель поэтов», с. 161—204) раз­би­ра­ют­ся вопро­сы, свя­зан­ные с лите­ра­ту­рой. При­во­дят­ся дан­ные о сочи­не­ни­ях само­го Меце­на­та (с. 161—167), а так­же о жиз­ни и твор­че­стве поэтов, вхо­див­ших в его кру­жок¹³ (за исклю­че­ни­ем Гора­ция, рас­сказ о кото­ром выне­сен в отдель­ную — пятую — гла­ву: «О Меце­нат, мой оплот и гор­дость!», с. 205—227). При этом самый важ­ный вопрос — о лите­ра­тур­ном патро­на­те Меце­на­та — рас­крыт, как пред­став­ля­ет­ся, недо­ста­точ­но пол­но: было бы небес­по­лез­но дать крат­кую исто­ри­че­скую справ­ку — рас­ска­зать о «меце­на­тах до Меце­на­та» и пока­зать, как раз­ви­ва­лась эта фор­ма вза­и­мо­дей­ст­вия меж­ду лите­ра­то­ра­ми и вли­я­тель­ны­ми лица­ми¹⁴; сто­и­ло бы про­ана­ли­зи­ро­вать вопрос о том, насколь­ко силь­ным было вли­я­ние Меце­на­та на твор­че­ство поэтов, вхо­див­ших в его кру­жок¹⁵; нако­нец, сле­до­ва­ло бы рас­смот­реть гипо­те­зы отно­си­тель­но того, пере­шел ли со вре­ме­нем лите­ра­тур­ный патро­нат непо­сред­ст­вен­но к Авгу­сту или же эти зада­чи про­дол­жа­ли оста­вать­ся в веде­нии Меце­на­та.

Надо ска­зать, что изло­же­ние в целом постро­е­но таким обра­зом, что сооб­ща­ют­ся в основ­ном толь­ко извест­ные фак­ты, а науч­ные про­бле­мы, свя­зан­ные с.252 либо с эти­ми фак­та­ми, либо с осо­бен­но­стя­ми источ­ни­ка¹⁶, чаще все­го или вовсе не затра­ги­ва­ют­ся¹⁷, или пред­ла­га­ет­ся толь­ко одна из вер­сий собы­тий, а осталь­ные не упо­ми­на­ют­ся¹⁸. В тех же местах, где под­бор­ка мне­ний пред­став­ле­на, точ­ки зре­ния при­во­дят­ся без имён и ссы­лок на иссле­до­ва­тель­скую лите­ра­ту­ру (напри­мер: «зару­беж­ные иссле­до­ва­те­ли пред­по­ла­га­ют…» — с. 16; «Неко­то­рые исто­ри­ки не исклю­ча­ют…» — с. 43, «неко­то­рые учё­ные счи­та­ют…» — с. 102, «как пола­га­ют неко­то­рые лите­ра­ту­ро­веды…» — с. 174 «одни учё­ные счи­та­ют… Неко­то­рые пред­по­ла­га­ют….» — с. 190 etc.). При этом науч­но-попу­ляр­ный харак­тер кни­ги оправ­да­ни­ем слу­жить не может, посколь­ку в дру­гих слу­ча­ях ссыл­ки дают­ся.

Бро­са­ет­ся в гла­за, что автор не озна­ко­мил­ся даже с основ­ной лите­ра­ту­рой по теме. Он толь­ко один раз ссы­ла­ет­ся на моно­гра­фию Ж. М. Андре о Меце­на­те, а кни­ги М. Фунье и Р. Авал­лоне, упо­мя­ну­тые им в биб­лио­гра­фии (см. прим. 1), не исполь­зу­ет вооб­ще. То же мож­но ска­зать и о фун­да­мен­таль­ных трудах «Август и его вре­мя» В. Гардт­ха­у­зе­на¹⁹ и «Рим­ская рево­лю­ция» Р. Сай­ма²⁰, без кото­рых слож­но пред­ста­вить себе вос­со­зда­ние фона эпо­хи, чему автор уде­ля­ет так мно­го места. На «Прин­ци­пат Авгу­ста» Н. А. Маш­ки­на автор ссы­ла­ет­ся все­го один раз. Рас­суж­дая об отно­ше­ни­ях Меце­на­та с поэта­ми, М. Е. Бон­да­рен­ко не исполь­зо­вал изоби­лу­ю­щую тон­ки­ми мыс­ля­ми и наблюде­ни­я­ми гла­ву М. Л. Гас­па­ро­ва в пер­вом томе «Куль­ту­ры Древ­не­го Рима»²¹.

Что же каса­ет­ся источ­ни­ков, то автор огра­ни­чи­ва­ет­ся лишь наи­бо­лее доступ­ны­ми нарра­тив­ны­ми мате­ри­а­ла­ми. Напри­мер, на Дио­на Кас­сия он начи­на­ет с.253 ссы­лать­ся лишь с 51-й кни­ги — имен­но ею откры­ва­ет­ся вто­рой том пере­во­да труда это­го авто­ра²², хотя если уж он подроб­но оста­нав­ли­ва­ет­ся на собы­ти­ях вре­мён позд­ней Рес­пуб­ли­ки, то сле­до­ва­ло обра­тить­ся и к более ран­ним его кни­гам, тем более что пере­во­ды неко­то­рых из них (пусть и с англий­ско­го) так­же опуб­ли­ко­ва­ны²³. Мож­но было исполь­зо­вать и ори­ги­нал.

Кро­ме того, нали­цо невни­ма­тель­ное отно­ше­ние к источ­ни­кам — как мы уже виде­ли, автор неред­ко берёт то или иное сооб­ще­ние, не про­ве­ряя, како­вы его досто­вер­ность, кон­текст и что на сей счёт дума­ют учё­ные. Так, поми­мо рас­смот­рен­ных выше слу­ча­ев, на с. 43 опи­сы­ва­ет­ся, как Окта­вий узна­ёт об убий­стве Цеза­ря и содер­жа­нии заве­ща­ния и, несмот­ря на попыт­ки роди­те­лей его отго­во­рить, отправ­ля­ет­ся в Брун­ди­зий к леги­о­нам. «На это у него была вес­кая при­чи­на», — гово­рит автор и далее пере­ска­зы­ва­ет анек­дот Све­то­ния об аст­ро­ло­ге, кото­рый по часу рож­де­ния яко­бы раз­га­дал в Окта­вии буду­ще­го пра­ви­те­ля (Suet. Aug. 94. 12), после чего сле­ду­ет вывод: «Таким обра­зом, Окта­вий уже в юно­сти полу­чил недву­смыс­лен­ное ука­за­ние на свое вели­кое буду­щее». О том, что перед нами ско­рее все­го va­ti­ci­nium post even­tum, в лите­ра­ту­ре, есте­ствен­но, писа­лось²⁴, а пото­му рас­смат­ри­вать упо­мя­ну­тое про­ро­че­ство в каче­стве «вес­кой при­чи­ны» безо вся­ких ого­во­рок доста­точ­но наив­но (хотя и удоб­но, посколь­ку не тре­бу­ет лиш­них уси­лий и к тому же добав­ля­ет изло­же­нию мод­ной ныне мисти­ки).

На с. 203 чита­ем, что «в кру­гу дру­зей Меце­на­та» вра­щал­ся эпи­грам­ма­тист Доми­ций Марс, быв­ший млад­шим совре­мен­ни­ком Вер­ги­лия и Гора­ция. Подоб­ное утвер­жде­ние осно­вы­ва­ет­ся на сведе­ни­ях, почерп­ну­тых у Мар­ци­а­ла, кото­рый жил уже в эпо­ху Неро­на. Но кро­ме него об этом никто не гово­рит и, более того, есть осно­ва­ния пола­гать, что Марс вовсе не был дру­жен с Меце­на­том²⁵. Одна­ко в рецен­зи­ру­е­мой кни­ге это обсто­я­тель­ство не учи­ты­ва­ет­ся и, таким обра­зом, чита­те­лю сооб­ща­ют­ся сомни­тель­ные сведе­ния.

На с. 161 со ссыл­кой на Дио­на Кас­сия (LV. 7. 6) утвер­жда­ет­ся, буд­то Меце­нат «пер­вым изо­брёл зна­ки для быст­ро­го пись­ма». Одна­ко обще­из­вест­но, что ещё до Меце­на­та ско­ро­пи­сью поль­зо­вал­ся раб и впо­след­ст­вии воль­ноот­пу­щен­ник Цице­ро­на Тирон (Cic. Att. XIII. 25. 3; Plut. Ca­to Min. 23. 3; Isid. Etym. I. 22). После Тиро­на, если верить Иси­до­ру, некие Вип­са­ний и с.254 Филар­гий, а так­же воль­ноот­пу­щен­ник Меце­на­та Акви­ла доба­ви­ли к это­му пись­му раз­лич­ные зна­ки.

Если же гово­рить о таком важ­ном источ­ни­ке, как эпи­гра­фи­ка, то её дан­ные при­вле­ка­ют­ся дале­ко не в пол­ном объ­ё­ме. Это вид­но на при­ме­ре того, как разо­бран вопрос о про­ис­хож­де­нии Меце­на­та, по отсут­ст­вию ссыл­ки на источ­ник сведе­ний о еги­пет­ских вла­де­ни­ях Меце­на­та (с. 153), по недо­ста­точ­но­му осве­ще­нию вопро­са о при­чи­нах появ­ле­ния Про­пер­ция в круж­ке Меце­на­та²⁶. Так что аннота­ция (с. 286), где утвер­жда­ет­ся, буд­то кни­га напи­са­на «на осно­ве скру­пу­лёз­но­го и пол­но­го ана­ли­за сохра­нив­ших­ся источ­ни­ков», не соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти — ана­лиз и не полон, и не скру­пу­лё­зен.

Автор­ский пере­вод отдель­ных фраг­мен­тов про­из­веде­ний Меце­на­та²⁷ так­же не отли­ча­ет­ся каче­ст­вом. Рас­смот­рим для при­ме­ра фра­зы, кото­рые при­во­дит Квин­ти­ли­ан (Quint. Inst. or. IX. 4. 28) и то, как пере­во­дит их М. Е. Бон­да­рен­ко. So­le et auro­ra ru­bent plu­ri­ma он пере­да­ет как «солн­це и утрен­няя заря крас­не­ют силь­но» (с. 233), хотя оче­вид­но, что под­ле­жа­щее в дан­ной фра­зе — plu­ri­ma, кото­рые рде­ют бла­го­да­ря солн­цу и заре, so­le et auro­ra, сто­я­щим в абла­ти­ве. In­ter sac­ra mo­vit aqua fra­xi­nos у него озна­ча­ет «Меж­ду свя­тых течёт вода ясе­ней» (там же), хотя ясно, что sac­ra отно­сит­ся не к fra­xi­nos, а к aqua, и воды, при­чём свя­щен­ные, текут меж­ду ясе­ней, а не свя­тых. Nec ex­se­quias qui­dem unus in­ter mi­ser­ri­mos vi­de­rem meas пере­веде­но как «похо­ро­ны толь­ко я один сре­ди самых несчаст­ных не увидел бы мои», хотя конъ­юнк­тив здесь пра­виль­нее было бы пере­дать как «пусть я один сре­ди несчаст­ней­ших не уви­жу соб­ст­вен­ных похо­рон». Дума­ет­ся, ука­зан­ных при­ме­ров доста­точ­но, чтобы ста­ла оче­вид­ной сомни­тель­ная цен­ность подоб­ных «пере­во­дов».

Осо­бо сле­ду­ет оста­но­вить­ся на тер­ми­но­ло­ги­че­ском сло­ва­ре (с. 272—278). Из него мы узна­ём, буд­то про­кон­су­ла­ми мог­ли ста­но­вить­ся толь­ко быв­шие кон­су­лы (с. 277), хотя извест­но нема­ло при­ме­ров, когда про­кон­суль­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми обле­ка­лись быв­шие пре­то­ры²⁸. На той же стра­ни­це сенат назван «выс­шим государ­ст­вен­ным орга­ном», что невер­но без прин­ци­пи­аль­но важ­ных ого­во­рок — de fac­to и не во всех сфе­рах, посколь­ку выби­ра­ли маги­ст­ра­тов и при­ни­ма­ли зако­ны коми­ции, имев­шие к тому же пра­во отме­нить реше­ние сена­та, на чём во мно­гом и стро­и­ли свою поли­ти­ку те, кого услов­но име­ну­ют попу­ля­ра­ми. На с. 278 оши­боч­но сооб­ща­ет­ся, что эди­лы «при­над­ле­жа­ли с.255 к чис­лу выс­ших маги­ст­ра­тов»²⁹ и ука­зы­ва­ет­ся, что их было четы­ре, хотя со вре­мён Цеза­ря их ста­ло шесть (Dio Cass. XLIII. 51. 3)³⁰, а обя­зан­но­сти их опи­са­ны по состо­я­нию на вре­мя Рес­пуб­ли­ки, хотя при Авгу­сте зна­чи­тель­ная часть функ­ций эди­лов была пере­да­на пре­то­рам (Dio Cass. LIII. 2. 2). Пере­чис­ле­ние таких неточ­но­стей мож­но про­дол­жить.

Кро­ме того, кни­га изоби­лу­ет явно лиш­ни­ми пояс­не­ни­я­ми: «фило­соф Сене­ка» (с. 48, 98, 106, 118, 123, 127, 131 и др.)³¹, «поэт Гора­ций» (с. 8, 81, 100, 133, 142, 145 и др.), «исто­рик Све­то­ний» (с. 43, 171, на с. 173 уточ­не­ние — «антич­ный исто­рик Све­то­ний»³², 226) и т. п. Даже в науч­но-попу­ляр­ной кни­ге частое повто­ре­ние подоб­ных пояс­не­ний кажет­ся не слиш­ком умест­ным — вряд ли о Меце­на­те будут читать люди, совер­шен­но не пред­став­ля­ю­щие себе антич­ной куль­ту­ры. Поми­мо это­го, встре­ча­ют­ся не слиш­ком удач­ные или про­сто оши­боч­ные выра­же­ния: «всад­ни­ки часто были весь­ма зажи­точ­ны» (с. 21), «знат­ные ноби­ли» (с. 212), «нена­вяз­чи­вые сове­ты и ука­за­ния» (с. 218) и др.

Под­во­дя ито­ги, при­хо­дит­ся при­знать, что перед нами дале­ко не луч­ший при­мер науч­но-попу­ляр­ной работы³³. Автор изла­га­ет наи­бо­лее доступ­ные нарра­тив­ные источ­ни­ки и прак­ти­че­ски не учи­ты­ва­ет осталь­ные, не гово­ря уже об исто­рио­гра­фии ново­го и новей­ше­го вре­ме­ни. В ито­ге он пло­хо пред­став­ля­ет себе тему, вос­пол­няя про­бе­лы в зна­нии кон­тек­ста эпо­хи и свя­зан­ных с дея­тель­но­стью Меце­на­та про­блем повест­во­ва­ни­ем об исто­рии позд­ней Рес­пуб­ли­ки, цита­та­ми из позд­них источ­ни­ков, буд­то бы иллю­ст­ри­ру­ю­щи­ми быт эпо­хи Авгу­ста, пере­ска­зом «Эне­иды» и т. д. Меж­ду тем даже в науч­но-попу­ляр­ной рабо­те мож­но вполне доступ­но изло­жить спор­ные темы и раз­лич­ные взгляды на них (в серии ЖЗЛ таких книг доста­точ­но). Так­же обра­ща­ет на себя вни­ма­ние небреж­ность авто­ра при изло­же­нии собы­тий, в опре­де­ле­ни­ях и т. д. Таким обра­зом, оста­ёт­ся лишь сожа­леть, что пер­вый опыт био­гра­фии Меце­на­та на рус­ском язы­ке ока­зал­ся столь неудач­ным, и наде­ять­ся, что в обо­зри­мом буду­щем оте­че­ст­вен­ны­ми авто­ра­ми будет напи­са­на новая и на сей раз каче­ст­вен­ная био­гра­фия выдаю­ще­го­ся арре­тин­ца.