Искусство этрусков

с.13

Искус­ство VIII—VII веков до н. э.

Пле­ме­на эпо­хи брон­зы, жив­шие на Апен­нин­ском полу­ост­ро­ве до этрус­ков, оста­ви­ли после себя мало памят­ни­ков. О пред­ме­тах, кото­ры­ми поль­зо­ва­лись люди тех дале­ких вре­мен, их жили­щах, утва­ри, одеж­де, укра­ше­ни­ях извест­но пре­иму­ще­ст­вен­но по тому мате­ри­а­лу, какой архео­ло­ги нахо­дят в погре­бе­ни­ях. У ряда этих народ­но­стей было рас­про­стра­не­но тру­по­по­ло­же­ние, а в эпо­ху позд­ней брон­зы и нача­ла желез­но­го века — тру­по­со­жже­ние. Самые древ­ние нек­ро­по­ли, дати­ро­ван­ные позд­ним брон­зо­вым веком, так назы­вае­мые «поля урн», най­де­ны южнее реки По и на бере­гах моря. Подоб­ные захо­ро­не­ния вбли­зи Боло­ньи полу­чи­ли назва­ния вил­ла­но­ви­ан­ских, по име­ни местеч­ка, где их обна­ру­жи­ли в 1853 году. Так же назы­ва­ют и куль­ту­ру, пред­ше­ст­во­вав­шую этрус­ской. Вил­ла­но­ви­ан­ские погре­бе­ния IX—VIII веков до н. э. откры­ты и вбли­зи этрус­ско­го горо­да Чер­ве­те­ри. Это либо неболь­шие ямы для поме­ще­ния там урн с пеп­лом после кре­ма­ции, либо более круп­ные, про­дол­го­ва­тые, выко­пан­ные в зем­ле или выре­зан­ные в туфе моги­лы.

Ямы для урн с пеп­лом раз­лич­ны. В нек­ро­по­ле Сор­бо, близ Чер­ве­те­ри, извест­ны два типа: цилин­дри­че­ские углуб­ле­ния в зем­ле для выре­зан­но­го из туфо­во­го кам­ня ящи­ка с пеп­ло­хра­ниль­ни­цей и более слож­ные «двой­ные» моги­лы в виде верх­ней широ­кой, запол­няв­шей­ся кам­ня­ми и накры­вав­шей­ся пли­той, и более узкой ниж­ней для сосуда с пеп­лом.

1. Бико­ни­че­ская вил­ла­но­ви­ан­ская урна со шле­мом. Гли­на. IX—VIII вв. до н. э. Тарк­ви­ния (в древ­но­сти Тарк­ви­нии), Нацио­наль­ный музей.

2. Погре­баль­ная урна в фор­ме хижи­ны. Гли­на. IX в. до н. э. Тарк­ви­ния, Нацио­наль­ный музей.

3. Погре­баль­ная вил­ла­но­ви­ан­ская урна. Брон­за. IX—VIII вв. до н. э. Тарк­ви­ния, Нацио­наль­ный музей.

4. Фигур­ный аск в виде лани. Гли­на. VIII в. до н. э. Тарк­ви­ния, Нацио­наль­ный музей.

5. Фигур­ный вил­ла­но­ви­ан­ский сосуд в виде колес­ни­цы. Брон­за. VIII в. до н. э. Тарк­ви­ния, Нацио­наль­ный музей.

с.15 Поверх­ность урн бико­ни­че­ской фор­мы, рас­ши­ря­ю­щих­ся в цен­тре, из ран­них захо­ро­не­ний вил­ла­но­ви­ан­ской куль­ту­ры часто рас­пи­са­на меанд­ра­ми, тре­уголь­ни­ка­ми, квад­ра­та­ми или поло­са­ми. Накры­ва­лись урны пере­вер­ну­ты­ми сосуда­ми, ино­гда шле­ма­ми с неслож­ны­ми узо­ра­ми так­же гео­мет­ри­че­ско­го сти­ля (ил. 1, 3).

Терра­ко­то­вые вил­ла­но­ви­ан­ские урны для пеп­ла вос­про­из­во­ди­ли порой фор­му хижин (ил. 2). Воз­мож­но, что древ­ней­шие урны, най­ден­ные в рай­о­нах Лация — круг­лые в плане — упо­доб­ля­лись куль­то­вым соору­же­ни­ям; обна­ру­жен­ные в обла­сти этрус­ков, близ Тарк­ви­ний, Вету­ло­нии и Бизен­ция, име­ют уже вид обыч­ных жилых постро­ек и укра­ше­ны в верх­ней части леп­ны­ми фигур­ка­ми, гру­бо повто­ря­ю­щи­ми облик живот­ных или птиц. В вил­ла­но­ви­ан­ских посе­ле­ни­ях име­лись не толь­ко гон­чар­ные мастер­ские; ремес­лен­ни­ки изготав­ли­ва­ли там брон­зо­вые и желез­ные укра­ше­ния и фибу­лы, а так­же шле­мы с гео­мет­ри­че­ски­ми узо­ра­ми на поверх­но­сти. Сохра­ни­лись искус­но сде­лан­ные гли­ня­ные и брон­зо­вые фигур­ные сосуды (ил. 4, 5).

с.16 В кон­це VIII века до н. э. доста­точ­но силь­ны­ми ста­ли бере­го­вые и рас­по­ло­жен­ные север­нее Рима близ­ко от моря Вету­ло­ния, Тарк­ви­нии и Вейи. Южнее Рима выдви­га­лась Капуя, тяго­тев­шая к гре­че­ско­му обра­зу жиз­ни. Этрус­ские горо­да, по-види­мо­му, часто сопер­ни­ча­ли меж­ду собой; уже во вто­рой поло­вине VII века до н. э. заме­ча­ет­ся упа­док Вету­ло­нии и Вуль­чи. В то же вре­мя заяв­ля­ют о себе Чер­ве­те­ри (древ­нее назва­ние Цере) и дру­гие горо­да. Быст­ро раз­ви­ва­лись Попу­ло­ния и посе­ле­ния верх­не­го тече­ния реки Арно — Квин­то-Фио­рен­ти­но, Коме­а­на. Рос­ли их свя­зи с элли­на­ми; извест­но, что око­ло середи­ны VII века до н. э. гре­че­ский с.17 вазо­пи­сец Ари­сто­ноф пере­ехал в Чер­ве­те­ри, где создал свой сохра­нив­ший­ся до наших дней кра­тер с изо­бра­же­ни­ем цик­ло­па Поли­фе­ма и мор­ской бит­вы.

Для всех обла­стей Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва, а так­же Сици­лии VIII—VII века до н. э. были очень бур­ны­ми. В то вре­мя раз­лич­ны­ми пле­ме­на­ми осва­и­ва­лись новые зем­ли. Интен­сив­ной была мигра­ция гре­ков, осно­вав­ших древ­ней­шую коло­нию — город Кумы (750 г. до н. э.), создав­ших цен­тры — Регий (730—720 гг. до н. э.), Сиба­рис (708 г. до н. э.), Тарент (706 г. до н. э.), Мета­понт (690 г. до н. э.). В Сици­лии в те годы так­же воз­ни­ка­ли гре­че­ские горо­да: Сира­ку­зы (734 г. до н. э.), Леон­ти­ни (729 г. до н. э.), Ката­нья (729 г. до н. э.), Мега­ра (728 г. до н. э.), Гела (688 г. до н. э.). Воз­мож­но, что Кумы не были самым север­ным пунк­том этой коло­ни­за­ци­он­ной вол­ны элли­нов.

В тот же пери­од, во вто­рой поло­вине VIII — нача­ле VII века до н. э., меж­ду река­ми Тиб­ром и Арно про­ис­хо­ди­ли зна­чи­тель­ные собы­тия, спо­соб­ст­во­вав­шие воз­ник­но­ве­нию круп­ных посе­ле­ний и горо­дов этрус­ков. На терри­то­рии Север­ной Тос­ка­ны неболь­шие посел­ки вил­ла­но­ви­ан­ской куль­ту­ры сме­ни­ли горо­да с этрус­ским насе­ле­ни­ем. Этрус­ское вли­я­ние рас­про­стра­ни­лось на обла­сти Кам­па­ньи: в Пре­не­сте этрус­ки пра­ви­ли уже в пер­вой поло­вине VII века до н. э., а с 616 года до н. э. этрус­ским царям, как пола­га­ют мно­гие исто­ри­ки, под­чи­нял­ся Рим.

До сих пор не ясно про­ис­хож­де­ние этрус­ков, не извест­но, были ли они потом­ка­ми вил­ла­но­ви­ан­цев или при­шли сюда из дру­гих рай­о­нов Сре­ди­зем­но­мо­рья. Пред­по­ло­же­ние, что этрус­ки при­бы­ли на Апен­нин­ский полу­ост­ров морем из мало­азий­ской обла­сти Лидии выска­зы­вал еще гре­че­ский исто­рик V века до н. э. Геро­дот, назы­вав­ший пере­се­лен­цев, как и дру­гие элли­ны, тирре­на­ми¹. Точ­ку зре­ния Геро­до­та разде­лял рим­ский исто­рик рубе­жа I—II веков н. э. Кор­не­лий Тацит. Дру­гой антич­ный исто­рик кон­ца I века до н. э. Дио­ни­сий с.18 Гали­кар­насский пола­гал, что этрус­ки — або­ри­ге­ны, не сход­ные с лидий­ца­ми по язы­ку, зако­нам или рели­гии. Тит Ливий при­дер­жи­вал­ся мне­ния, что этрус­ки род­ст­вен­ны неко­то­рым аль­пий­ским пле­ме­нам. Хотя про­бле­ма про­ис­хож­де­ния этрус­ков оста­ет­ся, вызы­вая порой раз­лич­ные гипо­те­зы и пред­по­ло­же­ния, бес­спор­но то, что меж­ду Тиб­ром и Арно имен­но во вто­рой поло­вине VIII—VII веке до н. э. воз­ни­ка­ли, быст­ро раз­ви­ва­лись и креп­ли эко­но­ми­че­ски и куль­тур­но этрус­ские горо­да.

Собы­тия поли­ти­че­ской жиз­ни этрус­ков извест­ны мало. Эллин­ские авто­ры ред­ко упо­ми­на­ют о вза­и­моот­но­ше­ни­ях гре­че­ских цен­тров с этрус­ски­ми. Боль­шую цен­ность поэто­му, несмот­ря на крат­кость и тен­ден­ци­оз­ность, пред­став­ля­ют отры­воч­ные сведе­ния рим­ских исто­ри­ков об этрус­ских горо­дах. VII век до н. э. — век ста­нов­ле­ния и укреп­ле­ния этрус­ков, рас­ши­ре­ния их с.19 тор­го­вых свя­зей, раз­ви­тия мор­ско­го флота, созда­ния сою­зов горо­дов, каж­дый из кото­рых пред­став­лял неза­ви­си­мое от соседей государ­ство. Тогда же опре­де­ли­лись соци­аль­ная и куль­тур­ная систе­мы этрус­ских горо­дов. Фор­маль­но ими управ­ля­ли выбор­ные цари, но фак­ти­че­ски власть при­над­ле­жа­ла вли­я­тель­ным ари­сто­кра­ти­че­ским родам.

Осо­бен­но про­цве­тав­ши­ми эко­но­ми­че­ски и поли­ти­че­ски были этрус­ки при­бреж­ных рай­о­нов, дер­жав­шие в сво­их руках мор­скую тор­гов­лю с дру­ги­ми наро­да­ми. Несколь­ко поз­же укре­пи­ли свои пози­ции и горо­да, рас­по­ла­гав­ши­е­ся вда­ли от моря. Вли­я­ние этрус­ков в кон­це VII века до н. э. рас­про­стра­ни­лось за пре­де­лы Тиб­ра и Арно. Их коло­нии и горо­да, как упо­ми­на­лось, воз­ни­ка­ли южнее Рима и север­нее Фло­рен­ции, одна­ко уда­лен­ность от основ­ных цен­тров неред­ко меша­ла их раз­ви­тию.

6. Ситу­ла из гроб­ни­цы Бок­ко­ри­са. Стек­лян­ная пас­та. VIII в. до н. э. Тарк­ви­ния, Нацио­наль­ный музей.

с.20 Этрус­ки чут­ко реа­ги­ро­ва­ли на собы­тия кон­ца VIII—VII века до н. э. в бас­сейне Сре­ди­зем­но­мо­рья, осо­бен­но на восто­ке, и под­дер­жи­ва­ли свя­зи с силь­ней­ши­ми дер­жа­ва­ми. Этим объ­яс­ня­ют­ся наход­ки в этрус­ских погре­бе­ни­ях VII века до н. э. пред­ме­тов ремес­ла из фини­кий­ских и еги­пет­ских мастер­ских (ил. 6). Нуж­но думать, что зна­ком­ству этрус­ков с худо­же­ст­вен­ны­ми дости­же­ни­я­ми куль­ту­ры наро­дов Восто­ка во мно­гом спо­соб­ст­во­ва­ли гре­ки.

В кон­це VIII — нача­ле VII века до н. э. на Запад­ное Сре­ди­зем­но­мо­рье Восток ока­зы­вал замет­ное воздей­ст­вие. Тогда про­цве­та­ло Фри­гий­ское цар­ство бога­тей­ше­го царя Мида­са, жена­то­го на гре­че­ской царевне из Кум. Его связь с элли­на­ми была очень силь­ной: он пер­вым из вар­ва­ров обра­тил­ся к дель­фий­ско­му ора­ку­лу. В VIII веке до н. э. мно­гие пле­ме­на дер­жа­ла в сво­ей вла­сти могу­чая асси­рий­ская дер­жа­ва, еги­пет­ский фара­он посы­лал дань асси­рий­ско­му царю Сар­го­ну. Ассар­га­дон II в VII веке до н. э. заво­е­вал Фини­кию и Еги­пет. Этим объ­яс­ня­ет­ся широ­кое рас­про­стра­не­ние у этрус­ков памят­ни­ков худо­же­ст­вен­но­го ремес­ла, созда­вав­ших­ся в фини­кий­ских, асси­рий­ских, еги­пет­ских и дру­гих мастер­ских. Этрус­ки более чут­ко, чем дру­гие наро­ды, вос­при­ня­ли куль­ту­ру восточ­ных дес­по­тий, и VII век до н. э. в их худо­же­ст­вен­ной жиз­ни был пери­о­дом ори­ен­та­ли­зи­ру­ю­щим. В кон­це VII века до н. э. этрус­ки нача­ли, как отме­ча­лось, все более тяго­теть, во вся­ком слу­чае, в сво­их рели­ги­оз­но-куль­тур­ных про­яв­ле­ни­ях, к Гре­ции. Они под­дер­жи­ва­ли связь не толь­ко с близ­ки­ми им ита­лий­ски­ми гре­ка­ми юга Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва и Сици­лии, но и с бал­кан­ски­ми элли­на­ми. Хотя, надо ска­зать, и в VII веке до н. э. этрус­ки вос­при­ни­ма­ли куль­ту­ру восточ­ных стран через приз­му гре­че­ско­го к ней отно­ше­ния; и тогда элли­ны явля­лись свое­об­раз­ным филь­тром меж­ду стра­на­ми Восточ­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья и Этру­ри­ей. Огром­ным для этрус­ской куль­ту­ры и, оче­вид­но, эко­но­ми­ки в нача­ле VI века до н. э. с.22 было зна­че­ние гре­че­ско­го горо­да Корин­фа. Все силь­нее ска­зы­ва­лось вли­я­ние гре­че­ских рели­гии и мифо­ло­гии.

Тес­ное обще­ние этрус­ков в луч­шие вре­ме­на их суще­ст­во­ва­ния с элли­на­ми опре­де­ли­ло боль­шое внеш­нее сход­ство в их пан­тео­нах. Уже в кон­це VII и в VI веках до н. э. воз­ник­ли боже­ства, имев­шие мно­го обще­го с гре­че­ски­ми. Бог Тиния был подо­бен Зев­су, боги­ня Уни — Гере, Минер­ва — Афине, Туран — Афро­ди­те, Турмс — Гер­ме­су, Неп­тун — Посей­до­ну. Име­на этрус­ских богов часто нахо­дят на брон­зо­вых зер­ка­лах, кера­ми­че­ских изде­ли­ях. В VI веке до н. э. появи­лись три­а­ды богов — Юпи­тер, Юно­на и Минер­ва, как их ста­ли назы­вать позд­нее рим­ляне. Прав­да, неко­то­рые боже­ства были не сход­ны с гре­че­ски­ми. Труд­но най­ти у элли­нов что-либо подоб­ное мрач­но­му покро­ви­те­лю горо­да Воль­си­нии Воль­тумне, воз­мож­но, глав­но­му вер­хов­но­му богу этрус­ков (2, с. 66)*.

Этрус­ки вери­ли в суще­ст­во­ва­ние доб­рых и злых демо­нов: Лазы, Тухул­ки и дру­гих. Отлич­ны от гре­че­ских и изо­бра­жен­ные тан­цу­ю­щи­ми на крыш­ке брон­зо­вой ситу­лы кон­ца VIII века до н. э. из Бизен­ция древ­ней­шие этрус­ские боже­ства. Здесь мож­но видеть исто­ки тех куль­тов, кото­рые у лати­нян будут вопло­щать­ся в обра­зах пена­тов и ларов.

Не дошед­шие до нас руко­пи­си этрус­ков, по-види­мо­му, фик­си­ро­ва­ли мно­гие рели­ги­оз­ные зако­ны и обы­чаи. Неко­то­рые из них оста­лись запе­чат­лен­ны­ми в живо­пи­си и в сохра­нив­ших­ся жре­че­ских пред­ме­тах. Осо­бен­но широ­ко были рас­про­стра­не­ны у этрус­ков гада­ния жре­цов по поле­ту птиц и внут­рен­но­стям живот­ных, чаще все­го по пече­ни, брон­зо­вая модель кото­рой с ука­за­ни­ем имен богов най­де­на в Пла­цен­ции. Чув­ство соот­вет­ст­вия все­об­ще­го и еди­нич­но­го, вели­ко­го и мало­го с.23 нахо­ди­ло выра­же­ние, в част­но­сти, в древ­нем веро­ва­нии, что здо­ро­вая печень жерт­вен­но­го живот­но­го озна­ча­ла милость богов к заду­ман­но­му пред­при­я­тию.

АРХИТЕКТУРА

В точ­ных рас­че­тах и глу­бо­ко про­ду­ман­ных стро­и­тель­ных реше­ни­ях этрус­ских зод­чих нашел отра­же­ние науч­ный гений это­го наро­да, в осо­бен­ных по харак­те­ру сво­ей гар­мо­нии архи­тек­тур­ных обра­зах про­явил­ся его худо­же­ст­вен­ный дар. Архео­ло­ги­че­ские откры­тия дали воз­мож­ность гово­рить о пла­ни­ров­ке горо­дов, вос­ста­нав­ли­вать систе­му кре­пост­ных стен и ворот, опре­де­лять кон­струк­ции мостов и про­би­тых в ска­лах тон­не­лей, систе­ма­ти­зи­ро­вать фор­мы раз­но­об­раз­ных гроб­ниц, типы хра­мов и жилых домов. Не извест­ны пока лишь этрус­ские дорим­ско­го пери­о­да обще­ст­вен­ные зда­ния, вро­де гре­че­ских булев­те­ри­о­нов или при­та­не­ев, а так­же зре­лищ­ные соору­же­ния — теат­ры, ста­ди­о­ны, цир­ки; хотя они, нуж­но думать, суще­ст­во­ва­ли, судя по фрес­ке V века до н. э. из гроб­ни­цы Тарк­ви­нии (8, с. 223) с изо­бра­же­ни­ем сидя­щих в теат­ре зри­те­лей. Дело­вой, обу­слов­лен­ный жиз­нен­ной необ­хо­ди­мо­стью либо куль­то­вы­ми тре­бо­ва­ни­я­ми харак­тер этрус­ской архи­тек­ту­ры был вос­при­нят зод­чи­ми Рим­ской рес­пуб­ли­ки, во мно­гом исполь­зо­вав­ши­ми опыт этрус­ков.

Горо­да этрус­ков воз­ни­ка­ли в раз­лич­ных по релье­фу участ­ках Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва. Мар­ца­бот­то рас­по­ла­гал­ся на срав­ни­тель­но невы­со­ком, доволь­но ров­ном, но пока­том пла­то, огра­ни­чен­ном с одной сто­ро­ны тече­ни­ем реки, а с дру­гой — невы­со­ким гор­ным хреб­том. Клу­зий (Кью­зи), Вола­тер­ра (Воль­тер­ра), Перу­зия (Перуд­жа) стро­и­лись на высо­ких, труд­но­до­ступ­ных и лег­ко защи­щав­ших­ся воз­вы­шен­но­стях. Ино­гда этрус­ки обос­но­вы­ва­лись в дель­тах рек, стре­мясь укрыть­ся от напа­де­ния с помо­щью вод­ных пре­град, как в слу­чае с.24 горо­да Спи­на в устье По. Рас­по­ло­же­ние горо­да обу­слов­ли­ва­лось не толь­ко обсто­я­тель­ства­ми обо­ро­ны, но и потреб­но­стью иметь непо­да­ле­ку прес­ную воду реки или озе­ра. Учи­ты­ва­лась и бли­зость дру­гих цен­тров и посе­ле­ний, с кото­ры­ми мог­ли бы под­дер­жи­вать­ся кон­так­ты, а так­же основ­ных тор­го­вых путей как в пре­де­лах Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва, так и в рам­ках все­го сре­ди­зем­но­мор­ско­го бас­сей­на. Несо­мнен­но, имен­но этим вызва­но появ­ле­ние пор­то­вых горо­дов по бере­гам моря.

Построй­ки этрус­ков VII века до н. э., когда в их искус­стве пре­об­ла­да­ли восточ­ные вли­я­ния, сохра­ни­лись пло­хо, но они все же могут дать пред­став­ле­ние о харак­те­ре архи­тек­тур­но­го мыш­ле­ния зод­чих. Тогда толь­ко начи­на­ли опре­де­лять­ся прин­ци­пы гра­до­стро­и­тель­ства, в част­но­сти наи­бо­лее целе­со­об­раз­ная пла­ни­ров­ка улиц и пло­ща­дей, созда­ние дорог и мостов. Малое коли­че­ство дошед­ших от того пери­о­да памят­ни­ков жилой и обще­ст­вен­ной архи­тек­ту­ры объ­яс­ня­ет­ся непроч­но­стью с.25 стро­и­тель­ных мате­ри­а­лов, пре­иму­ще­ст­вен­но сыр­цо­вых кир­пи­чей, из кото­рых соору­жа­лись сте­ны домов и хра­мов.

7. План древ­не­го горо­да Розел­ла.

8. Кре­пост­ная сте­на древ­не­го горо­да Розел­ла. VII в. до н. э.

При­ме­ром ран­них обо­ро­ни­тель­ных укреп­ле­ний этрус­ских горо­дов VII века до н. э. может слу­жить уча­сток сте­ны горо­да Розел­ла с камен­ным фун­да­мен­том и вер­хом из сыр­цо­вых кир­пи­чей, уцелев­ший под сте­ной после­дую­ще­го века (ил. 8). Одна­ко боль­шая часть сте­ны Розел­лы (ил. 7) отно­си­лась уже к VI веку до н. э. и пред­став­ля­ла собой доволь­но мощ­ную обо­ро­ни­тель­ную систе­му дли­ной око­ло 3 км. Сте­на сохра­ни­лась в неко­то­рых местах на высоту 7 м с тол­щи­ной до 2 м. Поли­го­наль­ная клад­ка в ран­них участ­ках сте­ны череду­ет­ся с квад­ро­вой; воз­мож­но, это резуль­тат рестав­ра­ции в годы гос­под­ства рим­лян (24, с. 181; 18, с. 279).

Дома этрус­ков в пер­вые века их суще­ст­во­ва­ния мало чем отли­ча­лись от постро­ек куль­ту­ры Вил­ла­но­вы. Извест­ные по наход­кам в скле­пах, вил­ла­но­ви­ан­ские урны вос­про­из­во­ди­ли круг­лые или оваль­ные в плане хижи­ны. Этрус­ские урны, повто­ряв­шие жилые дома с.26 того вре­ме­ни, не най­де­ны, наи­бо­лее ран­ние из них отно­сят­ся лишь к VI веку до н. э.

Обна­ру­жен­ные в Розел­ле зда­ния VII века до н. э., назна­че­ние кото­рых точ­но не опре­де­ле­но, соору­жа­лись в основ­ном из сыр­цо­вых кир­пи­чей (15, с. 114), в неко­то­рых местах сохра­ни­лись доволь­но боль­шой высоты их сте­ны. Уцелев­ший двер­ной про­ем одно­го из таких поме­ще­ний выхо­дил на ули­цу, про­ез­жая часть рядом пред­став­ля­ла собой плот­но утрам­бо­ван­ную зем­лю. Непо­да­ле­ку нахо­ди­лось круг­лое зда­ние пяти мет­ров в диа­мет­ре с камен­ным поро­гом в восточ­ном двер­ном про­еме. Труд­но утвер­ждать что-либо опре­де­лен­ное о пере­кры­тии этой цен­три­че­ской, с жел­той шту­ка­тур­кой стен построй­ки, воз­мож­но, оно было псев­до­ку­поль­ным. В этих поме­ще­ни­ях Розел­лы нашли круг­лый сосуд крас­но­ва­той гли­ны (импа­с­то), две боль­шие гири, облом­ки гли­ня­ных ваз типа импа­с­то и бук­ке­ро. В третьем зда­нии с пря­мо­уголь­ны­ми поме­ще­ни­я­ми и так­же ошту­ка­ту­рен­ной поверх­но­стью сыр­цо­вых стен, оче­вид­но, име­лось пере­кры­тие с дере­вян­ны­ми бал­ка­ми и чере­пи­цей, най­ден­ной при рас­коп­ках. При­ме­ча­тель­но, что при изготов­ле­нии чере­пиц гли­на сме­ши­ва­лась здесь с тол­че­ной медью.

В годы фор­ми­ро­ва­ния этрус­ских горо­дов куль­то­вым построй­кам при­да­ва­лось боль­шое зна­че­ние. Уже в VII веке до н. э. созда­ва­лись хра­мы, тогда как ранее рели­ги­оз­ные цере­мо­нии совер­ша­лись на откры­тых пло­щад­ках. Вос­про­из­веде­ни­ем хра­ма явля­ет­ся отно­ся­ща­я­ся к VII веку до н. э. посвя­ти­тель­ная, най­ден­ная в Кон­ка (Сат­рик) модель зда­ния, изо­бра­жаю­щая неболь­шой про­стиль с высту­паю­щи­ми дву­мя колон­на­ми, под­дер­жи­ваю­щи­ми дву­скат­ную кры­шу. Боко­вых колонн, обыч­ных для перип­те­ров гре­че­ских хра­мов, у это­го зда­ния не име­лось, отсут­ст­во­вал и вход с тыль­ной сто­ро­ны, зато откры­ва­лось оно срав­ни­тель­но глу­бо­ким пор­ти­ком. Тако­го же типа — терра­ко­то­вые моде­ли Пера­хо­ры в Гре­ции и в Герей­оне Аргоса. Подоб­ные хра­мо­вые построй­ки, в даль­ней­шем широ­ко рас­про­стра­нен­ные в с.27 архи­тек­ту­ре этрус­ков, а затем и рим­лян, уже на ран­ней ста­дии укра­ша­лись терра­ко­то­вы­ми фигур­ка­ми, а так­же рас­кра­шен­ны­ми гли­ня­ны­ми пли­та­ми.

Зна­чи­тель­но луч­ше, чем жилые, куль­то­вые и обо­ро­ни­тель­ные соору­же­ния, дошли до нас гроб­ни­цы VII века до н. э., стро­ив­ши­е­ся не для зем­ной жиз­ни, как дома и хра­мы, но на более дли­тель­ный срок — для веч­но­го загроб­но­го суще­ст­во­ва­ния. Пора­зи­тель­ной сохран­но­сти неко­то­рых усы­паль­ниц VII века до н. э. спо­соб­ст­во­ва­ла не толь­ко проч­ность кам­ня, из кото­ро­го скла­ды­ва­лись скле­пы, но и дол­гое вре­мя не рас­кры­вав­ша­я­ся тай­на их рас­по­ло­же­ния. Доро­го­сто­я­щие юве­лир­ные укра­ше­ния и дру­гие изде­лия высо­кой цен­но­сти, остав­ляв­ши­е­ся в моги­лах, уже в древ­но­сти пред­став­ля­ли соблазн для гра­би­те­лей. Нек­ро­по­ли этрус­ков VII века до н. э. най­де­ны в раз­лич­ных рай­о­нах меж­ду Арно и Тиб­ром. Луч­ше дру­гих сохра­ни­лись погре­бе­ния у Чер­ве­те­ри и совре­мен­ной Фло­рен­ции, а так­же око­ло Попу­ло­нии и Вету­ло­нии и близ Кью­зи и Тарк­ви­ний. Этрус­ские клад­би­ща рас­по­ла­га­лись неред­ко там же, где хоро­ни­ли сво­их близ­ких жите­ли куль­ту­ры Вил­ла­но­вы.

9. Инте­рьер гроб­ни­цы Рего­ли­ни-Галас­си в Чер­ве­те­ри. VII в. до н. э.

10. План гроб­ни­цы Рего­ли­ни-Галас­си.

Осо­бен­ной мону­мен­таль­но­стью отли­ча­ют­ся гроб­ни­цы VII века до н. э. вбли­зи горо­да Цере (Чер­ве­те­ри). В пре­де­лах нек­ро­по­ля Сор­бо, рас­по­ло­жен­но­го на юг от горо­да, в 1835—1837 годах была откры­та гроб­ни­ца, назван­ная Рего­ли­ни-Галас­си, по име­ни впер­вые обна­ру­жив­ших ее — свя­щен­ни­ка Рего­ли­ни и гене­ра­ла Галас­си (ил. 9). Инте­рьер ее пред­став­ля­ет собой узкий, выруб­лен­ный в туфе коридор — дро­мос, по боко­вым сто­ро­нам кото­ро­го име­ют­ся вхо­ды в неболь­шие оваль­ные в плане каме­ры (ил. 10). Верх­няя часть усы­паль­ни­цы пере­кры­та огром­ны­ми пли­та­ми с посте­пен­ным напус­ком в виде при­ми­тив­но­го сво­да. Ими­та­ция дву­скат­ной кры­ши полу­чи­ла боль­шое рас­про­стра­не­ние в архи­тек­ту­ре скле­пов VII века до н. э. Вполне воз­мож­но, что подоб­ные или четы­рех­скат­ные пере­кры­тия суще­ст­во­ва­ли и в жили­щах этрус­ков того вре­ме­ни.

15. Инте­рьер гроб­ни­цы Хижи­ны в Чер­ве­те­ри. VII в. до н. э.

16. План и раз­рез туму­лу­са II в Чер­ве­те­ри с гроб­ни­цей Хижи­ны. VII в. до н. э.

с.29 Гроб­ни­ца Хижи­ны в нек­ро­по­ле Чер­ве­те­ри име­ет выре­зан­ную цели­ком в туфо­вой ска­ле каме­ру (ил. 15). Как и в усы­паль­ни­це Рего­ли­ни-Галас­си, меж­ду наклон­ны­ми плос­ко­стя­ми пере­кры­тий здесь ввер­ху остав­ле­на узкая полос­ка, вос­про­из­во­дя­щая часть верх­ней пли­ты, кро­ме того, име­ет­ся свод­ча­тый вход, лежан­ки по кра­ям скле­па, от кото­рых начи­на­ют­ся накло­нен­ные сте­ны гроб­ни­цы². Ска­ле, в кото­рую вре­за­лись скле­пы Рего­ли­ни-Галас­си и Хижи­ны, при­да­ва­ли цилин­дри­че­скую фор­му кур­га­нов-туму­лу­сов. Позд­нее в них раз­ме­ща­ли и дру­гие захо­ро­не­ния (ил. 16). Ино­гда такие кур­га­ны в Чер­ве­те­ри име­ли зем­ля­ные покры­тия, порой они пред­став­ля­ли собой сплош­ной туфо­вый мас­сив. Гроб­ни­це Хижи­ны близ­ка по типу пере­кры­тия гроб­ни­ца Мелоне I, рас­по­ло­жен­ная вбли­зи Кор­то­ны в Содо. Раз­ни­ца состо­ит лишь в том, что завер­ше­ние послед­ней было не лож­ным, выре­зан­ным сплошь в моно­лит­ной ска­ле, а выло­же­но из насто­я­щих плит с посте­пен­ным напус­ком (15, с. 52).

11. План гроб­ни­цы Мон­та­ньо­ла. VII в. до н. э.

12. Инте­рьер гроб­ни­цы Мон­та­ньо­ла в Квин­то-Фьо­рен­ти­но. VII в. до н. э.

13. Вход в гроб­ни­цу Мон­та­ньо­ла. VII в. до н. э.

с.30 Вбли­зи совре­мен­ной Фло­рен­ции этрус­ки сохра­ня­ли ту же кур­ган­ную систе­му, но погре­баль­ные каме­ры не выре­за­лись в поро­де, а выкла­ды­ва­лись из камен­ных бло­ков и затем покры­ва­лись зем­лей. Гроб­ни­цы Мон­та­ньо­ла и Мон­те­фор­ти­ни, най­ден­ные в несколь­ких кило­мет­рах от Фло­рен­ции, инте­рес­ны архи­тек­ту­рой сво­их скле­пов. Длин­ный, с неболь­шим пони­же­ни­ем коридор-дро­мос ведет к вхо­ду в гроб­ни­цу Мон­та­ньо­ла (ил. 13). Сте­ны его (дли­на 12 м) сде­ла­ны из гру­бо высе­чен­ных кам­ней. После несколь­ких поло­гих сту­пе­нек начи­на­ет­ся глад­кий пол дро­мо­са. Вход в гроб­ни­цу Мон­та­ньо­ла пред­став­ля­ет собой пере­кры­тый мощ­ной пли­той двер­ной про­ем, за кото­рым рас­по­ло­же­на вытя­ну­тая в дли­ну погре­баль­ная каме­ра. Ее сте­ны обра­зо­ва­ны камен­ны­ми пли­та­ми, квер­ху все более высту­паю­щи­ми, подоб­но систе­ме лож­ных пере­кры­тий гроб­ниц Рего­ли­ни-Галас­си и Хижи­ны. Двер­ные про­емы в сте­нах скле­па ведут в боко­вые каме­ры (ил. 11), как и в усы­паль­ни­це Рего­ли­ни-Галас­си³. Основ­ное и назы­вав­ше­е­ся толо­сом поме­ще­ние гроб­ни­цы Мон­та­ньо­ла рас­по­ло­же­но в глу­бине кур­га­на (ил. 12). Вход в него идет из гроб­ни­цы со сту­пен­ча­тым пере­кры­ти­ем через двер­ной про­ем с с.32 так­же сту­пен­ча­тым завер­ше­ни­ем (15, с. 35—37). Толос име­ет круг­лые очер­та­ния в плане и сте­ны, начи­наю­щие на неко­то­ром рас­сто­я­нии от пола сбли­жать­ся: высту­паю­щие пли­ты обра­зу­ют лож­ный свод (18, с. 114). Мощ­ный четы­рех­гран­ный, несколь­ко сужаю­щий­ся квер­ху столб в цен­тре толо­са не име­ет кон­струк­тив­но­го зна­че­ния и не слу­жит опо­рой, по-види­мо­му, он свя­зы­вал­ся с каки­ми-то куль­то­вы­ми цере­мо­ни­я­ми этрус­ков.

14. Вход в гроб­ни­цу нек­ро­по­ля Под­жо-Буко, близ Ансе­до­нии. VII—VI вв. до н. э.

Гроб­ни­ца Мон­те­фор­ти­ни, рас­по­ло­жен­ная так­же неда­ле­ко от совре­мен­ной Фло­рен­ции, постро­е­на в дру­гой с.35 архи­тек­тур­ной схе­ме. Четы­рех­уголь­ное в плане поме­ще­ние скле­па име­ет сту­пен­ча­тое завер­ше­ние⁴. На высо­те чело­ве­че­ско­го роста от вер­ти­каль­ных сте­нок начи­на­ет­ся пере­кры­тие, обра­зу­ю­ще­е­ся с помо­щью посте­пен­но­го выдви­же­ния выше­ле­жа­щих плит. Как в дро­мо­се Мон­та­ньо­лы и гроб­ни­це Рего­ли­ни-Галас­си, здесь мож­но видеть остав­лен­ную неза­кры­той и протя­нув­шу­ю­ся вдоль все­го скле­па длин­ной поло­сой верх­нюю пли­ту пере­кры­тия (15, с. 39, 40; 18, с. 117—119, 121). Подоб­ным же обра­зом пере­кры­та гроб­ни­ца Мон­те­каль­ва­рио близ горо­да Кастел­ли­на ин Кьян­ти (15, с. 86, 87)⁵. Мно­го гроб­ниц VII—VI веков до н. э. с мощ­ны­ми пли­та­ми вхо­дов откры­то так­же в окрест­но­стях Ансе­до­нии в нек­ро­по­ле Под­жо-Буко (ил. 14).

Мону­мен­таль­ные погре­баль­ные соору­же­ния стро­и­лись в боль­ших коли­че­ствах в бога­тых и силь­ных этрус­ских горо­дах VII века до н. э. В окрест­но­стях Попу­ло­нии и вбли­зи совре­мен­ной Фло­рен­ции этрус­ки не с.36 исполь­зо­ва­ли мощ­ные зале­жи камен­ных пород, в кото­рых мож­но было бы выре­зать боль­шие гроб­ни­цы, как воз­ле Чер­ве­те­ри, но обыч­но выкла­ды­ва­ли скле­пы из камен­ных бло­ков, созда­вая кон­струк­ции, лишь внешне похо­жие на выре­зан­ные в поро­де гроб­ни­цы Чер­ве­те­ри. Потом эти соору­же­ния засы­па­ли зем­лей, обра­зо­вы­вая кур­га­ны-туму­лу­сы, окру­жен­ные стен­кой-кре­пидой, пред­о­хра­няв­шей зем­ля­ной холм от рас­пол­за­ния. Так, кур­ган Фла­бел­ли ди Брон­зо име­ет невы­со­кую из четы­рех-пяти рядов кам­ней кре­пиду, уси­лен­ную в верх­ней части неболь­шим высту­пом-кар­ни­зом, над кото­рым лежит еще один ряд кам­ней (ил. 19). В таких туму­лу­сах обыч­но скры­ва­лась погре­баль­ная каме­ра с веду­щим к ней дро­мо­сом. Уже тогда этрус­ки начи­на­ли с.37 исполь­зо­вать декор, неред­ко ими­ти­ро­вав­ший укра­ше­ния или быто­вые жиз­нен­ные пред­ме­ты. Гроб­ни­ца Погре­баль­ных лож в одном из кур­га­нов Попу­ло­нии назва­на по най­ден­ным там лежан­кам, укра­шен­ным камен­ны­ми колон­ка­ми, похо­жи­ми на дере­вян­ные или метал­ли­че­ские (ил. 17).

17. Вид на вскры­тую гроб­ни­цу Погре­баль­ных лож в нек­ро­по­ле Сан-Чер­боне, Попу­ло­ния. VII в. до н. э.		18. Дро­мос и вход в гроб­ни­цу «Камен­ная». Окру­га Вету­ло­нии. VII в. до н. э.		19. Кур­ган Фла­бел­ли ди Брон­зо. VII в. до н. э.

Лож­ны­ми сво­да­ми завер­ше­ны и скле­пы в Вету­ло­нии (15, с. 105, 106). Углы пря­мо­уголь­ных в плане гроб­ниц «Камен­ная» (ил. 18) и Дья­во­ли­но II начи­ная с высоты чело­ве­че­ско­го роста пере­кры­ва­лись пли­та­ми, обра­зу­ю­щи­ми посте­пен­ные пере­хо­ды от квад­ра­та к мно­го­уголь­ни­ку и затем к кон­цен­три­че­ским кру­гам, высту­паю­щим друг над дру­гом и завер­шав­шим­ся ввер­ху одной пли­той⁶. Гроб­ни­ца «Камен­ная» похо­жа на гроб­ни­цу Мон­та­ньо­ла с.38 воз­вы­шаю­щим­ся в ее цен­тре четы­рех­гран­ным, сужаю­щим­ся квер­ху стол­бом, смысл и назна­че­ние кото­ро­го, как упо­ми­на­лось выше, не вполне ясны.

В нек­ро­по­лях Кью­зи в кон­це VII века до н. э. воз­ник­ли скле­пы ино­го типа. Выре­зан­ные в ска­ли­стом грун­те неболь­шие погре­баль­ные каме­ры име­ли столб в цен­тре и лежан­ки по сте­нам для раз­ме­ще­ния урн с пеп­лом после кре­ма­ции. Обряд погре­бе­ния, отлич­ный от тру­по­по­ло­же­ния, при­ня­то­го в дру­гих рай­о­нах Этру­рии, воз­мож­но, опре­де­лил срав­ни­тель­но неболь­шие раз­ме­ры этих гроб­ниц. Если архи­тек­ту­ра усы­паль­ниц Чер­ве­те­ри и близ Фло­рен­ции тяго­те­ет к мону­мен­таль­но­сти, то в соору­же­ни­ях близ Кью­зи ощу­ща­ют­ся иные прин­ци­пы: низ­ко нави­саю­щий пото­лок, ори­ен­та­ция архи­тек­тур­ных масс не ввысь, а по кру­гу при­во­дит к ощу­ще­нию замкну­то­сти. Выре­зан­ные в ска­ле, на склоне горы, эти скле­пы, в отли­чие от рос­кош­ных усы­паль­ниц Чер­ве­те­ри или Мон­та­ньо­лы, напо­ми­на­ют хоро­шо оформ­лен­ные пеще­ры.

20. Инте­рьер гроб­ни­цы в Каза­ле Марит­ти­мо близ Воль­тер­ры. Конец VII — нача­ло VI в. до н. э.

с.40 Неко­то­рые этрус­ские гроб­ни­цы после вскры­тия были пере­не­се­ны в Архео­ло­ги­че­ский музей Фло­рен­ции. Такой чести удо­сто­ил­ся имев­ший лож­но­опор­ный столб склеп в Каза­ле Марит­ти­мо близ совре­мен­но­го горо­да Воль­тер­ра (ил. 20).

Гроб­ни­цы ори­ен­та­ли­зи­ру­ю­ще­го пери­о­да созда­ва­лись и в рай­оне Тарк­ви­ний. Одна из них назва­на по име­ни еги­пет­ско­го фара­о­на 27 дина­стии — Бок­ко­ри­са. В ее четы­рех­уголь­но­го пла­на, высе­чен­ном в ска­ле поме­ще­нии с потол­ком, ими­ти­ру­ю­щим дву­скат­ное пере­кры­тие, были обна­ру­же­ны про­из­веде­ния еги­пет­ско­го искус­ства, в том чис­ле терра­ко­то­вая ситу­ла, укра­шен­ная рисун­ка­ми, имев­шая над­пись с име­нем фара­о­на Бок­ко­ри­са. Кро­ме памят­ни­ков, испол­нен­ных еги­пет­ски­ми масте­ра­ми, там же най­де­ны и изде­лия фини­кий­ско­го худо­же­ст­вен­но­го ремес­ла.

ЖИВОПИСЬ

21. Живо­пись из гроб­ни­цы в Чер­ве­те­ри. Пере­не­се­ние души умер­шей. Живо­пись на терра­ко­то­вых пли­тах. VII — нача­ло VI в. до н. э.

22. Рекон­струк­ция инте­рье­ра гроб­ни­цы Кам­па­на. VII в. до н. э.

23. Живо­пись гроб­ни­цы Кам­па­на. VII в. до н. э.

Худо­же­ст­вен­ная осно­ва этрус­ских гроб­ниц VII века до н. э. заклю­ча­лась в их архи­тек­тур­ной кон­струк­ции. Живо­пис­ных ком­по­зи­ций сте­ны скле­пов в боль­шин­стве сво­ем еще не нес­ли. Одна­ко имен­но в то вре­мя начи­на­ли появ­лять­ся кра­соч­ные покры­тия. Одна из самых ран­них усы­паль­ниц с рос­пи­ся­ми — гроб­ни­ца Кам­па­на, рас­по­ло­жен­ная близ Вей, — име­ет пото­лок в виде чуть изо­гну­то­го сво­да типа пере­д­не­ази­ат­ских (ил. 22). Жел­тые, крас­ные, чер­ные, голу­бые крас­ки, нане­сен­ные на камен­ные туфо­вые сте­ны, пора­жа­ют мно­го­цвет­но­стью и ярко­стью, пред­вос­хи­ща­ют любовь этрус­ков VI века до н. э. к мно­го­кра­соч­ным фрес­кам. Рос­пись в гроб­ни­це Кам­па­на рас­по­ло­же­на по сто­ро­нам от двер­но­го про­ема, веду­ще­го из основ­ной каме­ры в допол­ни­тель­ные. Каж­дый про­сте­нок разде­лен на два фри­за. Над две­рью и по бокам ее идет узор из цвет­ных тре­уголь­ни­ков, вто­рой ярус кото­рых каса­ет­ся гра­ни­цы свод­ча­то­го потол­ка с.42 каме­ры. В ниж­нем фри­зе пра­вой сте­ны — сфинкс на высо­ких лапах, с силь­но изги­баю­щи­ми­ся кры­лья­ми, и цара­паю­щий его сза­ди, при­сев­ший на зад­ние лапы лев. На вто­ром плане, под туло­ви­щем сфинк­са, поме­ще­на лань. Верх­няя ком­по­зи­ция слож­нее и вызы­ва­ет раз­лич­ные пред­по­ло­же­ния о сюже­те. Здесь изо­бра­же­ны муж­ские фигу­ры, гиб­кие изви­ваю­щи­е­ся стеб­ли рас­те­ний, круп­ная, на высо­ких ногах лошадь и пан­те­ра, сидя­щая на ее кру­пе (ил. 23). Фигу­ры людей и живот­ных выпол­не­ны в мане­ре рос­пи­сей древ­не­гре­че­ских ваз ори­ен­та­ли­зи­ру­ю­ще­го сти­ля.

Ран­ни­ми про­из­веде­ни­я­ми этрус­ской живо­пи­си кон­ца VII века до н. э. явля­ют­ся так­же пли­ты из гроб­ниц Чер­ве­те­ри. На одной вос­про­из­веде­на сце­на пере­не­се­ния души умер­шей (ил. 21), на дру­гой — иду­щие друг за дру­гом пла­каль­щи­цы с куль­то­вы­ми сосуда­ми в руках, в ост­ро­но­сой обу­ви, в длин­ных, до пят, одеж­дах. В фигу­рах жен­щин, в трак­тов­ке их лиц с круп­ны­ми крюч­ко­ва­ты­ми носа­ми, в сво­бод­но нане­сен­ном кон­ту­ре с.44 замет­но воздей­ст­вие на этрус­ских масте­ров пере­д­не­ази­ат­ско­го искус­ства. На дру­гой пли­те из Чер­ве­те­ри с сидя­щим и под­няв­шим лапу сфинк­сом чув­ст­ву­ет­ся сле­до­ва­ние цве­то­вой гам­ме коринф­ских ваз. Чере­до­ва­ние кра­соч­ных тонов на кры­льях чудо­ви­ща напо­ми­на­ет рас­цвет­ку орна­мен­та кера­ми­че­ских сосудов Корин­фа (6, ил. 29г). В то же вре­мя плав­ные очер­та­ния туло­ви­ща и голо­вы сфинк­са вызы­ва­ют в памя­ти мане­ру, свой­ст­вен­ную худож­ни­кам более восточ­ных цен­тров.

СКУЛЬПТУРА

В VII веке до н. э. у этрус­ков мало памят­ни­ков круп­ных раз­ме­ров. Мону­мен­таль­ных ста­туй, подоб­ных древ­не­гре­че­ским куро­сам, вызы­ваю­щим удив­ле­ние вели­ча­во­стью форм, Этру­рия не зна­ла. Не испол­ня­лись такие про­из­веде­ния, впро­чем, и позд­нее. При­чи­на это­го не в недо­стат­ке мате­ри­а­лов или неуме­нии скуль­п­то­ров, но в худо­же­ст­вен­ных зада­чах и содер­жа­нии обра­зов. Огром­ные, порой намно­го пре­вы­шав­шие рост чело­ве­ка куро­сы, созда­вав­ши­е­ся вая­те­ля­ми неко­то­рых древ­не­гре­че­ских горо­дов VII века до н. э., долж­ны были выра­жать могу­ще­ство и силу воз­ни­кав­ших город­ских общин, совер­шен­ство физи­че­ских и духов­ных воз­мож­но­стей граж­дан. Жив­шие же на терри­то­рии Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва этрус­ки толь­ко начи­на­ли тогда фор­ми­ро­вать­ся в круп­ные сою­зы. В их обще­стве еще не созре­ли идеи, кото­рые тре­бо­ва­ли форм мону­мен­таль­ной скульп­ту­ры. Все вни­ма­ние масте­ров обра­ща­лось на мел­кую пла­сти­ку и рельеф.

24. Погре­баль­ная мас­ка. Брон­за. VII в. до н. э. Кью­зи, Город­ской музей.

25. Жен­ская ста­ту­эт­ка. Брон­за. VII в. до н. э. Фло­рен­ция, Архео­ло­ги­че­ский музей.

Вая­те­ли исполь­зо­ва­ли раз­но­об­раз­ные мате­ри­а­лы для сво­их про­из­веде­ний — брон­зу, гли­ну, сло­но­вую кость, дере­во. Камень при­ме­нял­ся реже, пре­иму­ще­ст­вен­но в архи­тек­ту­ре или над­гроб­ной скульп­ту­ре и к тому же в более позд­ние пери­о­ды. Ран­ним брон­зо­вым изде­ли­ем явля­ет­ся погре­баль­ная мас­ка VII века до н. э., слу­жив­шая, оче­вид­но, укра­ше­ни­ем урны (ил. 24). Брон­зо­вые ста­ту­эт­ки, най­ден­ные в погре­бе­ни­ях, изо­бра­жа­ют муж­чин и жен­щин. В неко­то­рых слу­ча­ях мож­но узнать в муж­чи­нах вои­нов, в жен­щи­нах — моля­щих­ся или жриц. Высота этих фигу­рок, укреп­лен­ных чаще все­го на круг­лых под­став­ках, обыч­но око­ло 10 см. Хоро­шие их образ­цы хра­нят­ся в музе­ях Арец­цо и Фло­рен­ции. Гру­бые пла­сти­че­ские мас­сы мало гар­мо­нич­ны, но в них есть выра­зи­тель­ность, уси­лен­ная обоб­щен­но­стью испол­не­ния (24, ил. 15а).

В одной из фигу­рок юно­ши-вои­на скуль­п­тор пока­зал, как и в ста­ту­ях древ­не­гре­че­ских куро­сов, левую ногу чуть выдви­ну­той впе­ред. Длин­ные воло­сы нис­па­да­ют на пле­чи вои­на, на его бед­рах накид­ка, руки, согну­тые в лок­тях, выстав­ле­ны перед тор­сом. Образ вопло­ща­ет готов­ность к дей­ст­вию, реши­тель­ность, силу. Ста­ту­эт­ка из музея Фло­рен­ции пред­став­ля­ет жен­щи­ну, задра­пи­ро­ван­ную в длин­ный, до пят спус­каю­щий­ся плащ, верх кото­ро­го набро­шен на голо­ву (ил. 25). Мастер хоро­шо пере­дал глу­бо­кую внут­рен­нюю напря­жен­ность чело­ве­ка. Ощу­ще­нию замкну­то­сти и сосре­дото­чен­но­сти спо­соб­ст­ву­ет одно­об­раз­но трак­то­ван­ная с.48 поверх­ность пла­ща. Фрон­таль­ность тор­са, обра­ще­ние лица чуть квер­ху уси­ли­ва­ет куль­то­вую выра­зи­тель­ность про­из­веде­ния.

В брон­зо­вой фигур­ке девуш­ки из Арец­цо еще замет­на непро­пор­цио­наль­ность изва­я­ний вил­ла­но­ви­ан­ско­го пери­о­да (24, ил. 15с.). Несо­раз­мер­но боль­шая голо­ва, одно­об­раз­ная пла­сти­ка тела, жест­кость дви­же­ния согну­тых в лок­тях и выдви­ну­тых впе­ред рук свой­ст­вен­ны ран­ним образ­цам этрус­ской худо­же­ст­вен­ной брон­зы. Масте­ра толь­ко начи­на­ли про­бо­вать свои силы в изо­бра­же­нии чело­ве­че­ской фигу­ры и голо­вы. Обоб­щен­но и гру­бо пере­да­ны круп­ные гла­за, зани­маю­щие боль­шую часть лица, но длин­ные косы девуш­ки — с.49 одна тол­стая, спус­каю­ща­я­ся на спи­ну, дру­гие тон­кие, лежа­щие на пле­чах, испол­не­ны тща­тель­нее.

Брон­зо­вым ста­ту­эт­кам того вре­ме­ни при­су­ща осо­бая лако­нич­ная эмо­цио­наль­ность. Они обра­ща­ют лицо к небу, всем сво­им суще­ст­вом устрем­ля­ют­ся впе­ред, дина­мич­ны при внеш­ней непо­движ­но­сти; замет­на их живая заин­те­ре­со­ван­ность откры­ваю­щим­ся перед ними миром, духов­ная насы­щен­ность. Здесь ощу­ща­ет­ся про­буж­де­ние экс­прес­сив­но­сти, позд­нее заявив­шей о себе в более гар­мо­нич­ных и совер­шен­ных скульп­тур­ных фор­мах VI—V веков до н. э.

Масте­ра VII века до н. э. испол­ня­ли ста­ту­эт­ки и из сло­но­вой кости. В пра­вой руке обна­жен­ной жен­щи­ны чаш­ка, а левая поло­же­на на грудь (24, ил. 11). Пла­сти­че­ские фор­мы фигур­ки, свя­зан­ной, види­мо, с почи­та­ни­ем куль­та пло­до­ро­дия, мяг­ки и круг­лы: голо­ва, пле­чи, ноги выто­че­ны очень искус­но. Лишь в трак­тов­ке согну­тых рук, как и в рас­смот­рен­ных выше брон­зо­вых ста­ту­эт­ках, замет­ны жест­кость и сухость форм. Поверх­ность сло­но­вой кости тща­тель­но, до блес­ка отпо­ли­ро­ва­на. При­ме­ча­тель­но, что эта фигур­ка была обер­ну­та (неиз­вест­но когда, пер­во­на­чаль­но или позд­нее) в тон­кий слой золо­той фоль­ги, остат­ки кото­рой сохра­ни­лись на голо­ве, пле­чах и спине.

26. Кос­ме­ти­че­ская коро­боч­ка из Пре­не­сты в виде птич­ки. Дере­во. VII в. до н. э. Рим, Музей вил­лы Джу­лия.

27. Фигур­ная ста­ту­эт­ка из гроб­ни­цы Бар­бе­ри­ни в Пре­не­сте. Сло­но­вая кость. Деталь. VII в. до н. э.

Искус­ство этрус­ских скуль­п­то­ров, все более совер­шен­ст­во­вав­ших­ся в изо­бра­же­нии чело­ве­ка и живот­ных, нахо­ди­ло про­яв­ле­ние не толь­ко в испол­не­нии подоб­ных куль­то­вых ста­ту­эток, но и в созда­нии завер­ше­ний урн-каноп или узор­ных ком­по­зи­ций на крыш­ках коро­бо­чек-пик­сид из сло­но­вой кости и дере­ва (ил. 26). Косто­ре­зы в сво­их неред­ко доволь­но дина­ми­че­ских ком­по­зи­ци­ях широ­ко исполь­зо­ва­ли ани­ма­ли­сти­че­ские моти­вы, вдох­нов­ля­ясь, воз­мож­но, обра­за­ми гре­че­ских ори­ен­та­ли­зи­ру­ю­щих ваз. Из сло­но­вой кости выре­за­на слож­ная фигур­ная груп­па, най­ден­ная в гроб­ни­це Бар­бе­ри­ни в Пре­не­сте (Пале­ст­ри­на): на спине льва лежит муж­чи­на в пан­ци­ре. Он рас­ки­нул ноги и обхва­тил ими голо­ву льва (ил. 27). Трак­тов­ка пла­сти­че­ских форм здесь весь­ма необыч­ная: реши­тель­ность воле­во­го лица, пря­мые склад­ки одеж­ды, жест­кие пряди волос — все экс­прес­сив­но. Это­му же спо­соб­ст­ву­ет и обра­ще­ние к слож­ной ком­по­зи­ции и попыт­ка пока­зать фигу­ру в необыч­ной позе, в рез­ких дина­ми­че­ских ракур­сах.

Ори­ги­наль­ны и свое­об­раз­ны крыш­ки этрус­ских погре­баль­ных урн-каноп. Такие гли­ня­ные навер­шия испол­ня­лись масте­ра­ми Кью­зи в VII веке до н. э. еще доволь­но обоб­щен­но. Крыш­ка из музея Фила­дель­фий­ско­го уни­вер­си­те­та упо­доб­ле­на фигур­ке жен­щи­ны, в длин­ных, спус­каю­щих­ся до пят одеж­дах (24, ил. 13). Умер­шая под­ня­ла пра­вую руку, а левую при­жа­ла к груди, обра­тив к небу широ­ко рас­кры­тые, обо­зна­чен­ные гли­ня­ны­ми нале­па­ми гла­за. Скуль­п­тор, пере­даю­щий про­сты­ми сред­ства­ми глу­бо­кое вол­не­ние чело­ве­ка, обра­тил вни­ма­ние и на дета­ли, кото­рые в вил­ла­но­ви­ан­ской пла­сти­ке не были воз­мож­ны: брас­лет у лок­тя на левой руке покой­ной, квад­рат­ные углуб­ле­ния узо­ра ее одеж­ды, длин­ную косу за спи­ной. Этрус­ским вая­те­лям в подоб­ных ста­ту­эт­ках, будь то брон­за, сло­но­вая кость или гли­на, пло­хо уда­ва­лись руки. Они и здесь небреж­но вылеп­ле­ны, пло­хо соеди­не­ны с туло­ви­щем. Лица, каки­ми бы при­ми­тив­ны­ми они порой ни каза­лись, все­гда испол­не­ны тща­тель­нее, с боль­шим вни­ма­ни­ем. По кра­ям урны, кото­рую вен­ча­ет фигур­ка жен­щи­ны, рас­по­ло­же­ны пла­каль­щи­ки и голо­вы гри­фов, при­зван­ных обе­ре­гать от злых сил пепел умер­шей.

30. Погре­баль­ная урна-кано­па. Гли­на. Конец VII в. до н. э.

29. Крыш­ка погре­баль­ной урны-кано­пы из Кью­зи. Терра­ко­та. VII в. до н. э.

28. Ситу­ла с релье­фа­ми на поверх­но­сти. Сло­но­вая кость. Конец VII в. до н. э.

с.54 Ими­ти­руя в фор­ме урны чело­ве­че­скую фигур­ку, масте­ра ино­гда пока­зы­ва­ли вытя­ну­тые впе­ред руки, как в пеп­ло­хра­ниль­ни­це из Фло­рен­ции (ил. 30).

Крыш­ка урны-кано­пы из Кью­зи вылеп­ле­на в виде голо­вы чело­ве­ка. Округ­лые дуги его бро­вей плав­но пере­хо­дят в линию носа; круп­ные чер­ты — низ­кий лоб, мас­сив­ная ниж­няя часть лица, боль­шие схе­ма­тич­но пока­зан­ные уши, обоб­щен­но пере­дан­ные губы — трак­то­ва­ны мяг­ко, но с пре­дель­ным лако­низ­мом (ил. 29). Широ­кая тол­стая шея с обре­зом вни­зу, наде­вав­ша­я­ся на гор­ло урны, плос­ко­сти щек, под­бо­род­ка — все реше­но в мону­мен­таль­ных, весо­мых пла­сти­че­ских фор­мах. Харак­тер испол­не­ния обра­за отве­ча­ет состо­я­нию воз­вы­шен­но­го покоя, кото­рый и дол­жен был здесь вопло­тить скуль­п­тор.

Не послед­нее место в худо­же­ст­вен­ной дея­тель­но­сти этрус­ков VII века до н. э. наряду с архи­тек­ту­рой, живо­пи­сью, круг­лой скульп­ту­рой зани­мал рельеф. Неболь­шие шка­тул­ки-пик­сиды с нане­сен­ны­ми на их цилин­дри­че­ские поверх­но­сти фри­зо­вы­ми ком­по­зи­ци­я­ми, круп­ные камен­ные пли­ты с рельеф­ны­ми фигу­ра­ми, брон­зо­вые бля­хи, щиты с орна­мен­таль­ны­ми узо­ра­ми и сюжет­ны­ми сце­на­ми и дру­гие подоб­ные пред­ме­ты неред­ко обна­ру­жи­ва­ют в погре­бе­ни­ях. Три фри­за на одной из ситул сло­но­вой кости пред­став­ля­ют раз­лич­ные сюжет­ные сце­ны. В верх­нем мож­но видеть при­пав­ше­го на пере­д­ние лапы и огляды­ваю­ще­го­ся назад круп­но­го оле­ня с вет­ви­сты­ми рога­ми. На сред­нем фри­зе изо­бра­же­ны колес­ни­ца и воз­ни­чий, дер­жа­щий вож­жи. На ниж­нем — жен­ское боже­ство меж­ду дву­мя рас­по­ло­жен­ны­ми в гераль­ди­че­ской схе­ме кры­ла­ты­ми фан­та­сти­че­ски­ми чудо­ви­ща­ми типа сфинк­сов (ил. 28). Эти ком­по­зи­ции, испол­нен­ные в невы­со­ком релье­фе, отде­ле­ны друг от дру­га узки­ми глад­ки­ми полос­ка­ми. На крыш­ке ситу­лы — фигур­ная руч­ка в виде неболь­шо­го сфинк­са, вызы­ваю­ще­го в памя­ти образ­цы замор­ско­го импор­та, широ­ко рас­про­стра­няв­ше­го­ся в с.55 Этру­рии, имев­шей тес­ные тор­го­вые свя­зи с цен­тра­ми Восточ­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья.

Релье­фа­ми укра­ша­лись не толь­ко неболь­шие, подоб­ные ситу­лам, пред­ме­ты оби­хо­да, но, по-види­мо­му, и круп­ные дере­вян­ные изде­лия, в том чис­ле мебель. В гроб­ни­це Рего­ли­ни-Галас­си най­де­на брон­зо­вая, с фигу­рой сфинк­са пла­сти­на. Дыроч­ки по ее углам поз­во­ля­ют пред­по­ла­гать, что она при­креп­ля­лась гвоздя­ми, может быть, к крес­лу (13, ил. 14). Над голо­вой сфинк­са мастер поме­стил орна­мент лото­со­вид­ной фор­мы; вол­ни­стый узор обрам­ля­ет чудо­ви­ще, гиб­ки плав­ные очер­та­ния его лап и тела. Стиле­вые каче­ства это­го обра­за близ­ки восточ­ным. Для ран­не­го пери­о­да раз­ви­тия этрус­ско­го искус­ства харак­тер­но воздей­ст­вие древ­не­во­сточ­ных худо­же­ст­вен­ных прин­ци­пов: повто­ре­ние оди­на­ко­вых фигур, сим­мет­рия или гераль­ди­ка в ком­по­зи­ци­ях, доволь­но бога­тая орна­мен­ти­ка.

31. Щит из гроб­ни­цы Рего­ли­ни-Галас­си. Брон­за. VII в. до н. э.

32. Сосуд из Вету­ло­нии с фигур­ны­ми нож­ка­ми. Брон­за. VII в. до н. э.

33. Укра­ше­ние кот­ла-лебе­са. Брон­за. VII в. до н. э.

Релье­фы камен­ной пли­ты VII века до н. э. из гроб­ни­цы Тарк­ви­ний отра­жа­ют те же вли­я­ния (24, ил. 18): здесь и сфинк­сы, и чин­но шест­ву­ю­щие друг за дру­гом уточ­ки, и борю­щи­е­ся фан­та­сти­че­ские суще­ства. Кен­тав­ры на этрус­ских камен­ных пли­тах име­ют круп­ные тела и малень­кие голов­ки, как и на древ­не­гре­че­ских релье­фах, про­ис­хо­дя­щих, в част­но­сти, из Малой Азии. В этрус­ских ком­по­зи­ци­ях повто­ря­ет­ся свой­ст­вен­ная восточ­но­гре­че­ским, мало­азий­ским или асси­рий­ским релье­фам того вре­ме­ни мед­ли­тель­ная плав­ность дви­же­ний пер­со­на­жей. Неко­то­рые этрус­ские релье­фы еще близ­ки вил­ла­но­ви­ан­ским; про­дол­жа­ли сохра­нять­ся измель­чен­ность форм, дроб­ность дета­лей, мно­го­фи­гур­ность. Про­сту­па­ла в них и харак­тер­ная для вил­ла­но­ви­ан­ско­го сти­ля изыс­кан­ная манер­ность.

Релье­фа­ми покры­ва­лись пред­ме­ты воору­же­ния, укра­ше­ния, куль­то­вые и быто­вые изде­лия. Брон­зо­вые щиты име­ли орна­мен­таль­ные бля­хи с пре­дель­но про­сты­ми узо­ра­ми в виде кон­цен­три­че­ских кру­го­вых полос и пере­се­каю­щих их ради­аль­ных штри­хо­вых линий, с.58 накло­нен­ных то в одну, то в дру­гую сто­ро­ну (ил. 31). Изо­гну­тые края брон­зо­вой под­вес­ки из Кастел­ло укра­ше­ны укреп­лен­ны­ми на них собач­ка­ми, лаю­щи­ми на фан­та­сти­че­ско­го зве­ря, голов­ка­ми быков и стран­ных чудо­вищ, а так­же фигу­рой чело­ве­ко­по­доб­но­го суще­ства в слож­ном голов­ном убо­ре (13, ил. 10с).

Гиб­кие замыс­ло­ва­тые очер­та­ния при­об­ре­та­ют порой нож­ки брон­зо­вых сосудов. Линии, вызы­ваю­щие в памя­ти обра­зы скиф­ско­го зве­ри­но­го сти­ля, при­чуд­ли­во пере­пле­та­ют­ся друг с дру­гом, и труд­но быва­ет рас­по­знать в них изо­бра­жен­ную фигу­ру (ил. 32). Тако­вы же и укра­ше­ния этрус­ских брон­зо­вых кан­де­лябров с чело­ве­че­ски­ми изва­я­ни­я­ми (13, ил. 14a), брон­зо­вых куриль­ниц (13, ил. 14b) или подоб­ных сирий­ским брон­зо­вых кот­лов — лебе­сов с укреп­лен­ны­ми по кра­ям оска­лив­ши­ми пасти гри­фо­на­ми (ил. 33).

КЕРАМИКА

Дина­мич­ность рит­ми­ки жиз­ни в сред­ней части Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва, полу­чав­шая в годы ста­нов­ле­ния этрус­ских горо­дов отра­же­ние в про­из­веде­ни­ях искус­ства, от памят­ни­ков архи­тек­ту­ры до юве­лир­ных изде­лий, нашла отго­ло­сок и в обли­ке кера­ми­че­ских сосудов VII века до н. э. Лишь позд­нее их худо­же­ст­вен­ные фор­мы успо­ко­ят­ся, вза­и­моот­но­ше­ния частей ста­нут более гар­мо­нич­ны­ми. Замыс­ло­ва­тость форм и слож­ность ком­по­зи­ций, отме­чав­ши­е­ся выше в этрус­ских изде­ли­ях из рез­ной кости, обна­ру­жи­ва­ют­ся и в кера­ми­ке VII века до н. э., в сосудах так назы­вае­мых импа­с­то и бук­ке­ро, изготав­ли­вав­ших­ся из гли­ны от руки или на гон­чар­ном кру­ге и име­ю­щих крас­но­го или чер­но­го цве­та поверх­ность, отпо­ли­ро­ван­ную с помо­щью лоще­ния.

34. Этрус­ско-коринф­ский баль­за­ма­рий в виде обе­зьян­ки. Гли­на. VII в. до н. э.

35. Котел-лебес на фигур­ной под­став­ке. Гли­на, импа­с­то. Конец VII в. до н. э.

Этрус­ская кера­ми­ка более, чем какая-либо дру­гая худо­же­ст­вен­ная про­дук­ция, отли­ча­лась свое­об­ра­зи­ем, с.59 при­су­щим твор­че­ско­му гению наро­да. Из мастер­ских того вре­ме­ни выхо­ди­ла все­воз­мож­ная посуда, чаще все­го при­чуд­ли­вая по обли­ку, с руч­ка­ми, неред­ко упо­доб­лен­ны­ми чело­ве­че­ской фигу­ре или како­му-нибудь суще­ству. Необыч­ны порой и фор­мы кув­ши­нов, напо­ми­наю­щие живот­ное или пти­цу, рас­те­ние или плод. Очень искус­но сде­лан неболь­шой этрус­ско-коринф­ский баль­за­ма­рий в виде обе­зьян­ки (ил. 34).

Сосуды импа­с­то, крас­но­ва­то­го или тем­но­го цве­та, вос­хо­дя­щие к вил­ла­но­ви­ан­ской кера­ми­ке, созда­ва­лись из пло­хо отму­чен­ной гли­ны не все­гда руч­ной леп­кой, но и на гон­чар­ном кру­ге. Доволь­но мно­го было рас­про­стра­не­но в этрус­ских горо­дах чаш типа бук­ке­ро из чер­ной гли­ны — усо­вер­шен­ст­во­ван­но­го импа­с­то. Неко­то­рые из них (тяже­лое бук­ке­ро) име­ют тол­стые, мас­сив­ные стен­ки с высту­паю­щи­ми на поверх­но­сти рельеф­ны­ми укра­ше­ни­я­ми чер­но­го же цве­та. Дру­гие, лег­кое бук­ке­ро, испол­не­ны из того же мате­ри­а­ла, но с тон­ки­ми стен­ка­ми и чаще не с рельеф­ны­ми, но про­ца­ра­пан­ны­ми узо­ра­ми⁷. Сосуды бук­ке­ро, появив­ши­е­ся в Этру­рии во вто­рой поло­вине VII века до н. э., полу­чи­ли и далее широ­кое рас­про­стра­не­ние, не очень изме­ня­ясь в фор­мах и прин­ци­пах обра­бот­ки мате­ри­а­ла.

К кон­цу VII — нача­лу VI века до н. э. отно­сят­ся мас­сив­ные высо­кие под­став­ки для нуж­дав­ших­ся в опо­ре кот­лов со сфе­ри­че­ским под­до­ном (ил. 35). В собра­нии Эрми­та­жа име­ет­ся такой памят­ник — гра­не­ный котел импа­с­то с тор­ча­щи­ми в сто­ро­ны прото­ма­ми — льви­ны­ми мор­да­ми с рази­ну­ты­ми пастя­ми и вытя­ну­ты­ми шея­ми, высту­паю­щи­ми от него так, как будут два тыся­че­ле­тия спу­стя высту­пать химе­ры на готи­че­ских собо­рах. Кажет­ся, они слу­жи­ли не толь­ко обе­ре­га­ми содер­жи­мо­го сосуда, но и свое­об­раз­ны­ми руч­ка­ми для пере­но­са боль­шо­го, почти шаро­вид­но­го кот­ла. Не менее слож­на сво­им реше­ни­ем высо­кая под­став­ка. Она состо­ит из верх­ней чаше­вид­ной опо­ры, на кото­рой с.62 поко­ит­ся котел, и ниж­ней, подоб­ной ей, но пере­вер­ну­той и име­ю­щей на поверх­но­сти четы­ре кру­га, каж­дый с шестью луче­вы­ми про­ре­зя­ми, делаю­щи­ми под­став­ку ажур­ной и более лег­кой. Два сфе­ри­че­ских утол­ще­ния в цен­траль­ной части под­став­ки напо­ми­на­ют так­же чаши, постав­лен­ные одна на дру­гую. Мастер соеди­нил их с верх­ней и ниж­ней полу­сфе­ра­ми деко­ра­тив­ны­ми, рельеф­ны­ми изва­я­ни­я­ми в виде сти­ли­зо­ван­ных зверь­ков, кото­рые мог­ли исполь­зо­вать­ся так­же как руч­ки для пере­но­са под­став­ки с кот­лом. Под­став­ка име­ет не толь­ко рельеф­ные укра­ше­ния, но и кра­соч­ные. На ее поверх­но­сти про­веде­ны вол­ни­стые, слег­ка углуб­лен­ные поло­сы, запол­нен­ные корич­не­вой крас­кой. Они вос­при­ни­ма­ют­ся как пото­ки вод, кото­рые пре­одоле­ва­ют, стре­мясь квер­ху, сти­ли­зо­ван­ные зверь­ки. Нетруд­но заме­тить, что и в фор­мах и в деко­ре это­го слож­но­го соору­же­ния нашли выра­же­ние реаль­ные пред­став­ле­ния масте­ра о мире, худо­же­ст­вен­но вопло­щен­ные в кера­ми­че­ские обра­зы.

36. Фигур­ный сосуд из нек­ро­по­ля Чер­ве­те­ри. Гли­на, бук­ке­ро. VII в. до н. э.

Этрус­ские сосуды той поры не толь­ко слож­ны, но неред­ко и изыс­кан­ны по фор­мам. Таков кув­шин с высо­ким гор­лом, окан­чи­ваю­щим­ся голов­кой коня, с руч­кой в виде наезд­ни­ка, дер­жа­ще­го­ся обе­и­ми рука­ми за тело лоша­ди (ил. 36). Изгото­вив­ший его гон­чар увидел в фор­ме обыч­но­го кув­ши­на кон­ту­ры живых существ и сумел при­дать твор­че­ски вооб­ра­жен­ным фигу­рам вели­чие и мону­мен­таль­ность. Талант­ли­вый мастер искус­но деко­ри­ро­вал кув­шин, укра­сил голо­ву коня рос­кош­ным цвет­ком лилии, кото­рый неред­ко исполь­зо­вал­ся в то вре­мя для ожив­ле­ния терра­ко­то­вых и брон­зо­вых изде­лий; изви­ли­сты­ми лини­я­ми он изо­бра­зил локо­ны наезд­ни­ка, вол­ни­стым орна­мен­том покрыл боко­вые части гор­ла сосуда и поме­стил кра­си­вые розет­ты по кра­ям широ­ко­го туло­ва.

Фан­та­зия гон­ча­ра вызы­ва­ла и изощ­рен­ные фор­мы у неболь­ших по раз­ме­рам гли­ня­ных шка­ту­лок-пик­сид бук­ке­ро (13, ил. 11c). Крыш­ка най­ден­ной в с.64 Вету­ло­нии пик­сиды окру­же­на два­дца­тью шестью ради­аль­ны­ми, окан­чи­ваю­щи­ми­ся шари­ка­ми-высту­па­ми, напо­ми­наю­щи­ми сти­ли­зо­ван­ные фор­мы рас­те­ния. На поверх­но­сти крыш­ки в невы­со­ком релье­фе с про­ца­ра­пы­ва­ни­ем изо­бра­же­ны коза, пан­те­ра и лев. Рас­про­стра­нен­ным явле­ни­ем было введе­ние тогда в фор­мы кера­ми­ки фигур живот­ных. Гон­ча­ры обыч­но пока­зы­ва­ли их подвиж­ны­ми, энер­гич­ны­ми, как бы при­да­вая глине жиз­нен­ную экс­прес­сию, насы­щая худо­же­ст­вен­ные обра­зы дина­ми­че­ской напря­жен­но­стью. Часто края пик­сид бук­ке­ро, как и края лебе­сов, укра­ша­лись голов­ка­ми коз­лов на изги­баю­щих­ся, подвиж­ных шеях; при­чем изва­я­ния эти испол­не­ны то покоя и гра­ции, то тре­во­ги и бес­по­кой­ства.

Неред­ко исполь­зо­ва­лись тогда моти­вы древ­не­гре­че­ской кера­ми­ки гео­мет­ри­че­ско­го и ори­ен­та­ли­зи­ру­ю­ще­го сти­лей: крыш­ку одно­руч­но­го кув­ши­на бук­ке­ро из Орви­е­то укра­ша­ет вылеп­лен­ная от руки лошад­ка, подоб­ная встре­чаю­щим­ся на крыш­ках древ­не­гре­че­ских пик­сид. На гли­ня­ном гор­ле это­го же сосуда оттис­нут фриз с изо­бра­же­ни­ем мер­но сле­дую­щих друг за дру­гом живот­ных, вызы­ваю­щий в памя­ти живо­пис­ные фри­зы родос­ских кув­ши­нов ори­ен­та­ли­зи­ру­ю­ще­го сти­ля (13, ил. 30a). Трак­тов­ка живот­ных на сосудах VII века до н. э. весь­ма раз­лич­на. Ино­гда это пре­дель­но обоб­щен­ная и гео­мет­ри­зи­ро­ван­ная, вели­че­ст­вен­ная и спо­кой­ная фигур­ка. Порой этрус­ские масте­ра при­бли­жа­ют облик живот­ных, их подвиж­ные и дина­мич­ные силу­эты к реаль­ным прото­ти­пам.

В фор­мах неко­то­рых изде­лий бук­ке­ро VII века до н. э. гон­ча­ры доби­ва­лись боль­шой выра­зи­тель­но­сти (13, ил. 12в). Так, реб­ри­стые вер­ти­каль­ные кан­не­лю­ры на туло­ве най­ден­но­го в Цере кув­ши­на под­чер­ки­ва­ют строй­ность и кра­соту его объ­е­ма. Гор­ло и руч­ка это­го про­сто­го по очер­та­ни­ям сосуда ожив­ле­ны узо­ра­ми паль­метт, кон­ту­ра­ми фан­та­сти­че­ских живот­ных. Мно­гие куб­ки бук­ке­ро име­ют гра­фи­че­ские изо­бра­же­ния с.65 (13, ил. 12с): дно куб­ка из Вету­ло­нии укра­ше­но фигу­рой сфинк­са, на кони­че­ской нож­ке про­ца­ра­па­на этрус­ская над­пись. Высота и фор­ма плос­кой руч­ки застав­ля­ют думать о воз­мож­ном повто­ре­нии в этом гли­ня­ном сосуде како­го-нибудь брон­зо­во­го изде­лия. Все в таких кера­ми­че­ских про­из­веде­ни­ях свое­об­раз­но и типич­но толь­ко для худо­же­ст­вен­ных обра­зов Запад­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья.

Тес­ные свя­зи гон­ча­ров с гре­че­ски­ми масте­ра­ми, зна­ком­ство их с эллин­ской кера­ми­кой гео­мет­ри­че­ско­го сти­ля VIII века до н. э. и памят­ни­ка­ми ори­ен­та­ли­зи­ру­ю­ще­го сти­ля VII века до н. э. несо­мнен­ны. Сим­мет­рич­ная ком­по­зи­ция на поверх­но­сти одно­го из этрус­ских кра­те­ров — чело­век дер­жит за уздеч­ки двух лоша­док, сто­я­щих по обе от него сто­ро­ны, — почти в точ­но­сти повто­ря­ет рос­пись аргос­ско-сики­он­ско­го сосуда (13, ил. 12д).

37. Погре­баль­ная урна из Чер­ве­те­ри с релье­фа­ми. Гли­на, крас­ное импа­с­то. VII в. до н. э.

Гли­ня­ные погре­баль­ные урны для пеп­ла после кре­ма­ции ино­гда изготав­ли­ва­лись осо­бен­но тща­тель­но. Одна из таких урн, най­ден­ная вбли­зи Цере, сде­ла­на из крас­но­го импа­с­то и отли­ча­ет­ся хоро­шо при­готов­лен­ной гли­ной, кра­си­вым цве­том глад­ко отпо­ли­ро­ван­ной, зало­щен­ной поверх­но­сти. На ее гли­ня­ной крас­но­го импа­с­то под­став­ке типа блюда оттис­нут орна­мент по краю (ил. 37). Фор­ма урны, сужаю­щей­ся ввер­ху и вни­зу, но рас­ши­ря­ю­щей­ся в середине, вызы­ва­ет в памя­ти бико­ни­че­ские вил­ла­но­ви­ан­ские сосуды. Одна­ко нали­цо видо­из­ме­не­ние фор­мы соглас­но новым вку­сам и худо­же­ст­вен­ным воз­зре­ни­ям и бога­тый декор. В ниж­ней части это ребер­ча­тый линей­ный орна­мент, на уровне гори­зон­таль­ных ручек на туло­ве — узор в виде двух изви­ваю­щих­ся линий, свое­об­раз­ная пле­тен­ка, на внеш­ней поверх­но­сти ручек — круж­ки. Верх­нюю часть урны укра­ша­ют одно­об­раз­ные, поме­щен­ные в пря­мо­уголь­ные рам­ки оттис­ки в сырой глине, воз­мож­но лоша­док; мер­ный повтор их напо­ми­на­ет релье­фы на фри­зах древ­не­гре­че­ских сосудов VII века до н. э. с.66 Выше идет фриз из повто­ря­ю­щих­ся кру­го­вых розетт, а узор, напо­ми­наю­щий гир­лян­ды, тянет­ся по пле­чам урны. По кра­ям под­став­ки оттис­ну­ты в глине шест­ву­ю­щие друг за дру­гом живот­ные: гри­фы, кабан, олень, коза.

38 а, б. Фигур­ный сосуд в виде петуш­ка с выца­ра­пан­ным алфа­ви­том. Гли­на, бук­ке­ро. VII в. до н. э.

В мастер­ских кон­ца VII века до н. э. испол­ня­лись и фигур­ные сосуды бук­ке­ро. Неболь­шой, сде­лан­ный в виде петуш­ка фла­кон име­ет крыш­ку — клюв и гре­бе­шок (ил. 38). Воз­мож­но, что этот фигур­ный фла­кон для души­сто­го мас­ла или дет­ский кув­шин­чик не толь­ко ста­ви­ли, но и носи­ли, так как в верх­ней части име­ет­ся отвер­стие для ремеш­ка. Выца­ра­пан­ный на его поверх­но­сти этрус­ский алфа­вит слу­жил свое­об­раз­ным учеб­ным посо­би­ем.

с.67 Кера­ми­ка — импа­с­то чер­ное и крас­ное, бук­ке­ро тяже­лое и лег­кое — свиде­тель­ст­ву­ет луч­ше, чем какой-либо дру­гой вид искус­ства, о бога­тых твор­че­ских воз­мож­но­стях этрус­ских гон­ча­ров.

ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ

39. Фибу­ла из гроб­ни­цы Бер­нар­ди­ни. Деталь. Золо­то. VII в. до н. э.

В VII веке до н. э. в этрус­ских горо­дах широ­ко рас­про­стра­ни­лось про­из­вод­ство золотых юве­лир­ных изде­лий. Коль­ца, брас­ле­ты, булав­ки, фибу­лы, под­вес­ки, испол­няв­ши­е­ся с боль­шим вку­сом и чув­ст­вом гар­мо­нии, укра­ша­лись раз­лич­ны­ми орна­мен­таль­ны­ми и фигур­ны­ми ком­по­зи­ци­я­ми. Осо­бен­но бога­ты юве­лир­ны­ми про­из­веде­ни­я­ми из золота погре­бе­ния с.68 этрус­ков вбли­зи Чер­ве­те­ри и Пре­не­сты (Пале­ст­ри­ны). Гроб­ни­цы Рего­ли­ни-Галас­си и Бер­нар­ди­ни дали цен­ней­ший мате­ри­ал не толь­ко исто­ри­кам, но и искус­ст­во­ведам. Золотая бля­ха из гроб­ни­цы Бер­нар­ди­ни в Пре­не­сте укра­ше­на реаль­ны­ми живот­ны­ми и фан­та­сти­че­ски­ми чудо­ви­ща­ми — льва­ми, сире­на­ми, химе­ра­ми. Испол­няя дета­ли их неболь­ших фигу­рок, юве­лир при­ме­нял слож­ную, толь­ко начи­нав­шую появ­лять­ся в торев­ти­ке того вре­ме­ни тех­ни­ку мел­ких капе­лек золота — гра­ну­ля­ции. На поверх­но­сти раз­ме­ра­ми 17 × 7 см искус­ный золотых дел мастер раз­ме­стил сто трид­цать фигу­рок, исполь­зо­вав высо­кий рельеф в изо­бра­же­нии зве­рей: они отбра­сы­ва­ют глу­бо­кие тени, и это при­да­ет золо­то­му листу вид тяже­ло­го укра­ше­ния (ил. 39).

40. Два брас­ле­та из Тарк­ви­ний. Золо­то. VII в. до н. э.

Тех­ни­че­ские при­е­мы в этрус­ской торев­ти­ке VII века до н. э. раз­лич­ны. Ино­гда созда­ют­ся слож­ные све­то­те­не­вые эффек­ты и повы­ша­ет­ся впе­чат­ле­ние мас­сив­но­сти пред­ме­та, порой исполь­зу­ет­ся гра­ну­ля­ция для нане­се­ния на плос­кий лист слег­ка высту­паю­щих над с.70 поверх­но­стью узо­ров или сюжет­ных сцен. Если золотая бля­ха из Пре­не­сты слу­жит образ­цом пер­во­го, объ­ем­но-пла­сти­че­ско­го прин­ци­па укра­ше­ния золотых изде­лий, то два брас­ле­та из Тарк­ви­нии — при­мер вто­ро­го, плос­кост­но-гра­фи­че­ско­го. Сде­ла­ны эти брас­ле­ты в виде трех соеди­нен­ных вме­сте золотых поло­сок — широ­кой посредине и узких по кра­ям, — бога­то укра­шен­ных гра­ну­ля­ци­ей (ил. 40). Боль­шую часть поверх­но­сти зани­ма­ют орна­мен­ты: меанд­ры, пле­тен­ка, зиг­за­го­об­раз­ные узо­ры. Рас­по­ло­же­ны меж­ду ними, одна­ко, и участ­ки, где мель­чай­ши­ми шари­ка­ми золота выло­же­ны сюжет­ные сце­ны: в одной — сра­жаю­щи­е­ся вои­ны, в дру­гой — всад­ник. На поверх­но­сти же брас­ле­тов поме­ще­ны пар­ные муж­ские фигур­ки, сидя­щие око­ло круг­лых розетт. Всад­ник, лоша­ди, ство­лы дере­вьев, изо­бра­жен­ные рядом, выпол­не­ны в сти­ле, напо­ми­наю­щем рисун­ки на древ­не­гре­че­ских вазах гео­мет­ри­че­ско­го сти­ля.

41. Этрус­ские брас­ле­ты. Верх­ний, с фигур­ны­ми изо­бра­же­ни­я­ми — из Чер­ве­те­ри. Золо­то. Рим, Вати­кан­ские музеи. Ниж­ний — из Вету­ло­нии. Золо­то. Оба — VII в. до н. э.

Брас­лет из гроб­ни­цы Рего­ли­ни-Галас­си, пред­став­ля­ю­щий собой широ­кое, наде­вав­ше­е­ся на запястье коль­цо, испол­нен в тех­ни­ке штам­па и гра­ну­ля­ции (ил. 41, верх). Края брас­ле­та покры­ты узо­ра­ми зиг­за­го­об­раз­но­го орна­мен­та и меанд­ра. Цен­траль­ная часть коль­ца разде­ле­на на пря­мо­уголь­ные клей­ма узо­ра­ми меанд­ра, и в каж­дом клей­ме штам­пом оттис­ну­ты по три жен­ские фигу­ры с опа­ха­ла­ми в руках. Боко­вые сце­ны (муж­чи­на, зака­лы­ваю­щий льва), более слож­ные и экс­прес­сив­ные, отте­ня­ют сво­ей эмо­цио­наль­но­стью спо­кой­ную тор­же­ст­вен­ность клейм с тре­мя жен­ски­ми обра­за­ми. Фигу­ры, оттис­ну­тые штам­пом, име­ют доволь­но высо­кий рельеф и обра­зу­ют живо­пис­ную све­то­те­не­вую поверх­ность. Дета­ли, испол­нен­ные в тех­ни­ке гра­ну­ля­ции, напро­тив, при­да­ют обра­зам изя­ще­ство.

Иной харак­тер име­ют укра­ше­ния золо­то­го брас­ле­та из Вету­ло­нии. Как в изде­ли­ях из Тарк­ви­ний, широ­кое неза­мкну­тое коль­цо обра­зо­ва­но тре­мя золоты­ми ажур­ны­ми полос­ка­ми, из кото­рых сред­няя длин­нее с.73 боко­вых (ил. 41, низ). Пре­дель­но прост узор из золотых нитей в тех­ни­ке фили­гра­ни: линия пока­за­на гиб­кой, изви­ваю­щей­ся, буд­то бегу­щей то быст­ро, то мед­лен­но вдоль поло­сок, состав­ля­ю­щих поверх­ность брас­ле­та. Здесь нет слож­но­сти све­то­те­не­вой игры брас­ле­та из гроб­ни­цы Рего­ли­ни-Галас­си. Все осве­ще­но рав­но­мер­но, и лишь тон­ко почув­ст­во­ван­ная рит­ми­ка изги­бов подвиж­ной и дина­мич­ной линии созда­ет высо­ко­худо­же­ст­вен­ный эффект это­го этрус­ско­го памят­ни­ка.

42. Фибу­ла с фигур­ным щит­ком, укра­шен­ным льва­ми. Золо­то. VII в. до н. э.

43. Две фибу­лы из Вету­ло­нии. Верх­няя — с гра­ну­ля­ци­ей. Золо­то. Дли­на — 0,156 м. Ниж­няя — из гроб­ни­цы Лит­то­ра. Золо­то. Дли­на — 0,154 м. Обе — VII в. до н. э. Фло­рен­ция, Архео­ло­ги­че­ский музей.

В VII веке до н. э. рас­про­стра­ня­ют­ся золотые фибу­лы, образ­цы кото­рых нахо­дят в Цен­траль­ной и с.74 Север­ной Этру­рии. Одна, из гроб­ни­цы Рего­ли­ни-Галас­си, име­ет щиток в фор­ме сплюс­ну­то­го ова­ла, обрам­лен­но­го дву­мя ряда­ми орна­мен­таль­ных узор­ных пояс­ков, замы­каю­щих поле пятью льва­ми (ил. 42). Ниж­няя часть застеж­ки фибу­лы мень­ше раз­ме­ра­ми и покры­та фигур­ка­ми пти­чек⁸. Изя­ще­ство дви­же­ний львов, тяжесть их рос­кош­ных грив — все выда­ет руку круп­но­го худож­ни­ка. Тех­ни­че­ское испол­не­ние фибу­лы свиде­тель­ст­ву­ет о высо­ком раз­ви­тии в VII веке до н. э. торев­ти­ки, масте­ра кото­рой тяго­те­ли к мно­го­фи­гур­ным ком­по­зи­ци­ям и запол­не­нию поверх­но­сти слож­ны­ми, пре­иму­ще­ст­вен­но зооморф­ны­ми сце­на­ми.

На фибу­ле из Вету­ло­нии пла­стин­ка укра­ше­на шест­ву­ю­щи­ми сфинк­са­ми, фигур­ки кото­рых сде­ла­ны в с.76 тех­ни­ке гра­ну­ля­ции шари­ка­ми золота на плос­кой поверх­но­сти осно­вы (ил. 43, верх). В ком­по­зи­ции пре­об­ла­да­ет гра­фи­че­ская систе­ма изо­бра­же­ния: кра­си­во очер­че­ны гиб­кие силу­эты сфинк­сов, плав­ны­ми лини­я­ми пока­за­ны изви­ваю­щи­е­ся за их спи­на­ми кры­лья. Изыс­кан­ность линий свой­ст­вен­на и орна­мен­таль­ным узо­рам на объ­ем­ной и плот­ной изо­гну­той части фибу­лы. В золо­той фибу­ле из гроб­ни­цы Лит­то­ра, так­же в Вету­ло­нии, иной под­ход к изо­бра­же­нию того же моти­ва (ил. 43, низ). Фигу­ры иду­щих сфинк­сов на плос­кой вытя­ну­той пла­стине оттис­ну­ты штам­пом и высту­па­ют более рельеф­но, неже­ли испол­нен­ные в тех­ни­ке гра­ну­ля­ции. В ком­по­зи­ции мень­ше гра­фи­че­ской чет­ко­сти кон­тур­ных линий, боль­ше рас­че­та на живо­пис­но-све­то­те­не­вой эффект. Этим же отли­ча­ет­ся и выпук­лая часть фибу­лы: орна­мент ее объ­ем­ный, рас­счи­тан­ный на игру све­та и тени.

44 а, б. Фибу­лы из Вуль­чи и Мар­си­ли­а­ны. Золо­то. VII в. до н. э.

Раз­ли­чия этих двух рос­кош­ных була­вок из мастер­ских одно­го рай­о­на Вету­ло­нии свой­ст­вен­ны и двум дру­гим фибу­лам — из Вуль­чи и Мар­си­ли­а­ны, име­ю­щим длин­ные план­ки с укреп­лен­ны­ми на них изо­бра­же­ни­я­ми зве­рей и птиц, мер­но шест­ву­ю­щих друг за дру­гом (ил. 44). Мотив, рас­про­стра­нен­ный в древ­не­гре­че­ской вазо­пи­си VII века до н. э., нашел отра­же­ние и в укра­ше­ни­ях этрус­ских фибул. На булав­ке из Вуль­чи поме­ще­ны изо­бра­же­ния девя­ти львов, а на мас­сив­ном изги­бе крюч­ка — львов и сфинк­сов. Живот­ные, бук­валь­но облеп­ля­ю­щие план­ку, при­да­ют ей бес­по­кой­ные, подвиж­ные очер­та­ния. На длин­ную план­ку фибу­лы из Мар­си­ли­а­ны так­же напа­я­ны фигур­ки, толь­ко не львов, а пти­чек. Тяго­тея ско­рее к плос­кост­но-гра­фи­че­ской мане­ре, неже­ли к объ­ем­но-живо­пис­ной, мастер пока­зал поверх­ность этой фибу­лы более спо­кой­ной, хотя изо­гну­тая и выпук­лая часть золо­той булав­ки мас­сив­на, с высту­паю­щи­ми над пру­том птич­ка­ми и шара­ми. Как в изде­ли­ях из Вуль­чи и Мар­си­ли­а­ны, так и в дру­гих, широ­ко исполь­зо­ва­на тех­ни­ка гра­ну­ля­ции, с.77 поз­во­ляв­шая доби­вать­ся эффект­но­го кон­тра­ста глад­кой поверх­но­сти фона и шеро­хо­ва­тых, испол­нен­ных мел­ки­ми капель­ка­ми золота фигу­рок людей и живот­ных.

45. Шей­ная под­вес­ка с янтар­ны­ми меда­льо­на­ми. Золо­то, янтарь. VII в. до н. э.

Этрус­ские торев­ты того вре­ме­ни ред­ко соче­та­ли золо­то с дру­ги­ми мате­ри­а­ла­ми. В одной из гроб­ниц Цере была обна­ру­же­на золотая шей­ная под­вес­ка с тре­мя укреп­лен­ны­ми на ней с помо­щью колец доволь­но боль­ши­ми — 5—6 см в диа­мет­ре — круг­лы­ми янтар­ны­ми меда­льо­на­ми в золо­той опра­ве (ил. 45). От ниж­ней части опра­вы отхо­дят удли­нен­ные бико­ни­че­ские малень­кие под­вес­ки, к кон­цам кото­рых при­креп­ле­ны еще более мел­кие, кони­че­ской фор­мы под­вес­ки с четырь­мя голов­ка­ми львов. Фор­мы этрус­ской торев­ти­ки изыс­кан­ны и свое­об­раз­ны; ее про­из­веде­ния отли­ча­ют­ся от золотых изде­лий восточ­ных рай­о­нов Сре­ди­зем­но­мо­рья, в част­но­сти от обна­ру­жен­ных в скиф­ских погре­бе­ни­ях.

В этрус­ском искус­стве VII века до н. э. поли­хро­мия не игра­ла роли, какая отво­ди­лась ей тогда в вазо­пи­си гре­ков. Не полу­чи­ла еще широ­ко­го рас­про­стра­не­ния в скле­пах Этру­рии и живо­пись. Даже в кера­ми­ке пред­по­чте­ние ока­зы­ва­лось либо рельеф­ным изо­бра­же­ни­ям, покры­ваю­щим поверх­ность сосудов, либо гра­фи­че­ским узо­рам, испол­нен­ным про­ца­ра­пан­ны­ми лини­я­ми. В этом, воз­мож­но, ска­зы­ва­лись осо­бен­ные чер­ты, при­су­щие толь­ко этрус­ско­му эсте­ти­че­ско­му вку­су, тща­тель­но обе­ре­гав­ше­му­ся от чуже­зем­ных вли­я­ний, но позд­нее усту­пив­ше­му им.