Ливия Друзилла

кол. 900 37) Ливия Дру­зил­ла [Pro­so­po­gra­phia im­pe­rii Ro­ma­ni Saec. I. II. III. Be­ro­li­ni, 1897. Vol. 2. P. 291 № 210].

Име­на и про­ис­хож­де­ние

Ливия Дру­зил­ла, обыч­но назы­вае­мая Ливи­ей; имя Дру­зил­ла почти все­гда свя­за­но с име­нем Ливия; лишь в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях (Suet. Aug. 69; Nep. Att. 19) ее назы­ва­ют про­сто Дру­зил­лой (Plin. NH. XV. 137; Suet. Aug. 62; Tib. 4; Cass. Dio XLVIII. 15; CIL. VI. 13179; Mil­ler E. Inscrip­tions grec­ques dé­cou­ver­tes a Tha­sos // Re­vue Ar­chéo­lo­gi­que. N. S. T. 37. 1879. P. 282 f. (над­пись с Тасо­са); Mion­net T.E. Descrip­tion de me­dail­les an­ti­ques, Grec­ques et Ro­mai­nes. Supplé­ment. T. 1. Pa­ris, 1819. P. 43 № 239). После бра­ко­со­че­та­ния с Окта­виа­ном она боль­ше не исполь­зо­ва­ла офи­ци­аль­но ког­но­мен Дру­зил­ла (CIL. VI. 13179 adn.; VI. 4616. 6; VI. 883 и др.). После ее удо­че­ре­ния в род Юли­ев по заве­ща­нию Авгу­ста ее офи­ци­аль­ным име­нем ста­ло Юлия Авгу­ста (напр., CIL. II. 2038), одна­ко ее часто назы­ва­ли и Ливия Авгу­ста (Suet. Cal. 23; Galb. 5; Otho 1) или про­сто Авгу­ста (Suet. Claud. 3; Tac. pas­sim.; CIL. кол. 901 IX. 3661; XI. 3303), или про­сто Юлия (Mion­net T.E. Op. cit. T. 5. P. 553 № 204—215; Suppl. T. 8. P. 377 № 67). На мно­гих гре­че­ских моне­тах задол­го до при­ня­тия титу­ла Авгу­сты, при жиз­ни Авгу­ста, она назва­на Λι­βία или Λιουῖα Σε­βασ­τή, позд­нее про­сто Σε­βασ­τή или Ἰουλία Σε­βασ­τή. После обо­жест­вле­ния Ливии, кото­рое осу­ще­ст­вил в 42 г. н. э. импе­ра­тор Клав­дий, её офи­ци­аль­ным титу­лом ста­но­вит­ся Боже­ст­вен­ная Авгу­ста (Di­va Augus­ta, CIL. VIII. 6987; X. 1413).

Отцом Ливии был Марк Ливий Друз Клав­ди­ан, пря­мой пото­мок зна­ме­ни­то­го цен­зо­ра Аппия Клав­дия Пуль­х­ра, через усы­нов­ле­ние вошед­ший в род Ливи­ев (Vell. II. 75 и 94; Suet. Tib. 3; Tac. Ann. VI. 51; Cass. Dio XLVIII. 44; CIL. IX. 3660 = ILS. 124; 255-263 Fab­ri­cius E. Al­ter­thü­mer auf der In­sel Sa­mos // MDAIA. Bd. 9. 1884. S. 257 (над­пись с Само­са); Borghe­si B. Oeuv­res comple­tes. Bd. 5. Pa­ris, 1869. P. 314—317). В несколь­ких над­пи­сях встре­ча­ет­ся так­же имя мате­ри Ливии — Аль­фидия (CIL. II. 1667 [ср. Rayet O. Inscrip­tions re­cueil­lies dans l’île de Sa­mos // Bul­le­tin de l’Éco­le française d’Athè­nes. Vol. 1.11. 1871. P. 231. № 9]; IX. 3661 = ILS. 125); ее отец, Ауфидий Лур­кон, зани­мал долж­ность деку­ри­о­на в Фун­дах и в Риме так­же добил­ся долж­но­стей и поче­стей (Suet. Tib. 5; Cal. 23).

Жизнь до бра­ка с Авгу­стом

Ливия роди­лась 30 янва­ря 58 г. до н. э. (Hen­zen G. Ac­ta Frat­rum Ar­va­lium quae su­per­sunt. Be­ro­li­ni, 1874. № XXIV; XLIII; год рож­де­ния мож­но уста­но­вить толь­ко по году смер­ти и воз­рас­ту, назван­но­му в Cass. Dio LVIII. 2; о мни­мом рас­хож­де­нии воз­рас­та, ука­зан­но­го в Plin. NH. XIV. 60 и Cass. Dio loc. cit. ср. Gardthau­sen V. Augus­tus und sei­ne Zeit. Bd. 2.2. Leip­zig, 1891. S. 633. Anm. 9). Дет­ство Ливии оку­та­но мра­ком. Едва она повзрос­ле­ла, ее выда­ли замуж, веро­ят­но, в 43 г. до н. э., за пле­мян­ни­ка её отца, Тибе­рия Клав­дия Неро­на (Mün­zer F. Clau­dius (254) // RE. Bd. 3.2. 1899. Sp. 2777; CIL. VI. 15567; IX. 3662 = ILS. 125a), и 16 нояб­ря 42 г. до н. э. в Риме, где у Тибе­рия Клав­дия Неро­на был дом на Пала­тине, она роди­ла сына, кото­рый полу­чил то же имя, что и отец, и впо­след­ст­вии стал импе­ра­то­ром Тибе­ри­ем (ILS. 108 ; Suet. Tib. 5; 14; Willrich H. Li­via. Leip­zig; Ber­lin, 1911. S. 75; Gel­zer M. Iuli­us (154) // RE. Bd. 10. 1. 1918. Sp. 478). Эти собы­тия про­изо­шли в тре­вож­ные вре­ме­на после убий­ства Цеза­ря. Отец и супруг Ливии не оста­лись в сто­роне от столк­но­ве­ний этой эпо­хи. Оба спер­ва вста­ли на сто­ро­ну убийц Цеза­ря, а отец Ливии покон­чил с собой после бит­вы при Филип­пах (Vell. II. 71; Cass. Dio XLVIII. 44). Напро­тив, супруг Ливии, полу­чив­ший при Цеза­ре вли­я­ние и почет­ные долж­но­сти (Suet. Tib. 4; CIL. XII. p. 83), вско­ре при­мкнул к три­ум­ви­рам (Suet. loc. cit.), чтобы в борь­бе меж­ду тре­мя вла­сти­те­ля­ми сра­жать­ся на сто­роне про­тив­ни­ков Окта­ви­а­на. Даже после пора­же­ния Анто­ния он хотел про­дол­жать борь­бу само­сто­я­тель­но, одна­ко вынуж­ден был отсту­пить перед насту­паю­щим Окта­виа­ном. Он вызвал к себе жену Ливию с малень­ким Тибе­ри­ем и вме­сте с семьей отпра­вил­ся к Секс­ту Пом­пею на Сици­лию (Tac. Ann. V. 1; VI. 51; Cass. Dio XLVIII. 15). В рас­ска­зе антич­ных авто­ров об этих собы­ти­ях важ­ную роль игра­ют труд­но­сти бег­ства кол. 902 и опас­ность, кото­рой малень­кий Тибе­рий под­вер­гал бег­ле­цов сво­им кри­ком (Vell. II. 75; Suet. Tib. 6). Но и на Сици­лии бежен­цы не нашли покоя, так как Тибе­рий Клав­дий Нерон был оскорб­лён поведе­ни­ем Секс­та Пом­пея (Suet. Tib. 4). Поэто­му он решил отпра­вить­ся в Гре­цию и разыс­кать Мар­ка Анто­ния. Сна­ча­ла бег­ле­цы неко­то­рое вре­мя отды­ха­ли в Спар­те (Suet. Tib. 6). За госте­при­им­ство, пре­до­став­лен­ное тогда Ливии, Август позд­нее выра­зил осо­бую бла­го­дар­ность это­му горо­ду во вре­мя одной из сво­их поездок на Восток (Cass. Dio LIV. 7; см. ниже). Бег­ство через Гре­цию тоже не обо­шлось без опас­ных про­ис­ше­ст­вий. На пустын­ной тро­пе сре­ди ночи бег­ле­цов застал врас­плох лес­ной пожар, в кото­ром заго­ре­лись одеж­да и воло­сы Ливии, так что она лишь с трудом спас­лась (Suet. Tib. 6). Но вско­ре после их при­бы­тия к Анто­нию поли­ти­че­ское поло­же­ние рез­ко пере­ме­ни­лось, и это име­ло решаю­щее зна­че­ние для судь­бы Ливии.

Ливия и Август

Окта­виан и Анто­ний заклю­чи­ли согла­ше­ние, и в сви­те Анто­ния в Рим вер­нул­ся и Тибе­рий Клав­дий Нерон с супру­гой и малень­ким сыном (Vell. II. 77; Tac. Ann. V. 1; Suet. Tib. 4; Dru­mann W. Ge­schich­te Roms in sei­nem Über­gan­ge von der re­pub­li­ka­ni­schen zur mo­nar­chi­schen Ver­fas­sung oder Pom­pei­us, Cae­sar, Ci­ce­ro und ih­re Zeit­ge­nos­sen. Kö­nigs­berg, 1834. S. 431, Α. 17). Здесь Окта­виан позна­ко­мил­ся с моло­дой кра­са­ви­цей (об изо­бра­же­ни­ях см. ниже) и вос­пы­лал к ней неисто­вой стра­стью. Его любовь, кажет­ся, не оста­лась безот­вет­ной (Suet. Aug. 62; Cass. Dio XLVIII. 34), так как поспеш­ность раз­во­дов Окта­ви­а­на со Скри­бо­ни­ей и Ливии с ее супру­гом свиде­тель­ст­ву­ет про­тив мне­ния Ферре­ро о том, что решаю­щее зна­че­ние для обе­их сто­рон име­ли лишь поли­ти­че­ские сооб­ра­же­ния (Fer­re­ro G. Die Frauen der Cae­sa­ren / Übers. von E. Kapff. Aufl. 2. Stuttgart, 1914; ср. так­же Tac. Ann. V. 1). Через несколь­ко меся­цев Ливия долж­на была родить вто­ро­го ребен­ка (Suet. Tib. 4), и Окта­виан счел нуж­ным про­кон­суль­ти­ро­вать­ся у пон­ти­фи­ков, не явля­ет­ся ли это пре­пят­ст­ви­ем для немед­лен­но­го бра­ка (Tac. Ann. V. 1; Cass. Dio XLVIII. 44). Для это­го исклю­чи­тель­но­го слу­чая пон­ти­фи­ки изо­бре­ли чрез­вы­чай­но ост­ро­ум­ный ответ (Cass. Dio loc. cit.), так что свадь­ба состо­я­лась, веро­ят­но, в нача­ле 38 г. до н. э. Поки­ну­тый супруг Ливии на свадь­бе согла­сил­ся высту­пить в роли отца неве­сты (Suet. Tib. 4; Cass. Dio XLVIII. 44). Вполне есте­ствен­но, что стран­ная спеш­ка с раз­во­дом и новым бра­ком шоки­ро­ва­ла обще­ство и поро­ди­ла нема­ло шуток и серь­ез­но­го него­до­ва­ния (Suet. Aug. 69; Cal. 25; Cass. Dio XLVIII. 44), тем более, что и позд­нее кри­ти­ки зако­на Авгу­ста о бра­ке не про­шли мимо этих собы­тий. Через три меся­ца после свадь­бы на свет появил­ся вто­рой сын Ливии, Нерон Клав­дий Друз (Gärtner H. Clau­dius (139) // RE. Bd. 3.2. 1899. Sp. 2703). День рож­де­ния Дру­за точ­но не изве­стен, он выпа­да­ет на пери­од с кон­ца мар­та до нача­ла июля 38 г. до н. э. (Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 2.2. кол. 903 S. 634. Anm. 14; Gärtner H. Op. cit. Sp. 2706). Рим­ские зубо­ска­лы осме­я­ли и это собы­тие, и ско­ро появил­ся насмеш­ли­вый стих: τοῖς εὐτυ­χοῦσι καὶ τρί­μηνα παι­δία^[1] (Co­mi­co­rum At­ti­co­rum Frag­men­ta / Ed. T. Kock. Bd. 3. Lip­siae, 1888. S. 449 № 213; Suet. Claud. 1; Cass. Dio XLVIII. 44). Одна­ко вопрос о том, не был ли Друз вне­брач­ным сыном Авгу­ста, кото­ро­го Ливия зача­ла в пре­лю­бо­де­я­нии, обсуж­дал­ся и всерь­ез (Suet. Claud. 1). Веро­ят­но, имен­но поэто­му Август зафик­си­ро­вал истин­ное поло­же­ние дел в сво­ей авто­био­гра­фии (Cass. Dio XLVIII. 44). Он сра­зу отпра­вил ново­рож­ден­но­го маль­чи­ка отцу, в доме кото­ро­го тот оста­вал­ся вме­сте с бра­том Тибе­ри­ем до 33 г. до н. э., когда Тибе­рий Клав­дий Нерон скон­чал­ся (Suet. Tib. 6; Cass. Dio loc. cit.). Затем оба маль­чи­ка вер­ну­лись к мате­ри, в дом Окта­ви­а­на, кото­ро­го их отец назна­чил опе­ку­ном (Cass. Dio loc. cit.). Брак Окта­ви­а­на и Ливии остал­ся без­дет­ным, хотя Август очень хотел иметь наслед­ни­ка муж­ско­го пола, чтобы укре­пить и про­дол­жить дина­стию. Един­ст­вен­ный их общий ребе­нок родил­ся мерт­вым рань­ше сро­ка (Suet. Aug. 63; Plin. NH. VII. 57).

Несмот­ря на такую поспеш­ность, брак Авгу­ста и Ливии не ока­зал­ся опро­мет­чи­вым. Бла­го­да­ря сво­им умст­вен­ным спо­соб­но­стям и душев­ным каче­ствам Ливия иде­аль­но под­хо­ди­ла для того, чтобы нахо­дить­ся рядом с Авгу­стом, быть его неза­ме­ни­мой помощ­ни­цей и совет­ни­цей и не толь­ко без­упреч­но испол­нять обя­зан­но­сти хозяй­ки дома и мате­ри, но и в пол­ной мере занять место импе­ра­три­цы, пер­вой жен­щи­ны в импе­рии и в сущ­но­сти осно­вать его (Suet. Aug. 62: Li­viam Dru­sil­lam… ab­du­xit di­le­xit­que et pro­ba­vit uni­ce ac per­se­ve­ran­ter^[2]). Даже бег­ло взгля­нув на досто­вер­ные изо­бра­же­ния Ливии (см. ниже), мож­но увидеть, что она не толь­ко была очень кра­си­ва, но и обла­да­ла силой воли и энер­ги­ей и не поз­во­ля­ла чув­ствам лег­ко брать верх над разу­мом. Это впе­чат­ле­ние под­твер­жда­ет­ся опи­са­ни­ем ее харак­те­ра у антич­ных авто­ров. Она спо­соб­на была, не ума­ляя сво­его досто­ин­ства, вели­ко­душ­но закры­вать гла­за на эпи­зо­ди­че­ские изме­ны мужа (Suet. Aug. 69; Tac. Ann. V. 1: «снис­хо­ди­тель­ная супру­га» (uxor fa­ci­lis); Cass. Dio LIV. 19; LVI. 43). Неле­по при­укра­шен­ный рас­сказ Дио­на Кас­сия (LIV. 19) о состя­за­нии в кра­со­те меж­ду Ливи­ей и Терен­ци­ей, супру­гой Меце­на­та и любов­ни­цей Авгу­ста, во вре­мя поезд­ки в Гал­лию в 16 г. до н. э. (Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.2. S. 776 ff.), и еще более бес­смыс­лен­ный слух о том, что Ливия сама поощ­ря­ла супру­га к раз­вра­ту (Suet. Aug. 71), не сле­ду­ет при­ни­мать на веру (вдвойне сомни­тель­на интер­пре­та­ция кар­ти­ны с Гер­ме­сом, Аргу­сом и Ио, най­ден­ной в доме Ливии, в кон­тек­сте подоб­но­го поведе­ния Ливии (Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.2. S. 1026), тем более, что Ливия пере­еха­ла в дом, где была най­де­на рас­смат­ри­вае­мая кар­ти­на, лишь после смер­ти Авгу­ста [Willrich H. Op. cit. S. 76]). Сама Ливия не поз­во­ля­ла себе того же, что и ее муж, кол. 904 но тща­тель­но обе­ре­га­ла свою репу­та­цию (Sen. Dial. VI. 4. 3: opi­nio­nis suae cus­tos di­li­gen­tis­si­ma^[3]; Tac. Ann. V. 1: sancti­ta­te do­mus pris­cum ad mo­rem^[4]; Val. Max. VI. 1. 1).

Хотя круг обя­зан­но­стей Ливии был зна­чи­тель­но шире, чем у тра­ди­ци­он­ной хозяй­ки рим­ско­го дома, она осо­бен­но гор­ди­лась тем, что достой­но руко­во­ди­ла боль­шим домом и пода­ва­ла дру­гим при­мер сво­им обра­зом жиз­ни и хозяй­ст­вен­но­стью (Tac. Ann. V. 1). Август носил лишь ту одеж­ду, кото­рая была изготов­ле­на рабы­ня­ми в его доме под над­зо­ром его супру­ги (Suet. Aug. 73). Ее скром­ный образ жиз­ни, нелю­бовь к рос­кош­ным яст­вам и оде­я­ни­ям (Plin. NH. XIV. 60; XIX. 92; Cass. Dio LIV. 16) спо­соб­ст­во­ва­ли борь­бе Авгу­ста с пор­чей нра­вов в сто­ли­це; её образ жиз­ни под­дер­жи­вал так­же зако­но­да­тель­сто импе­ра­то­ра о мора­ли и бра­ке, на кото­рое Ферре­ро (Fer­re­ro G. Op. cit. S. 48) при­пи­сы­ва­ет ей зна­чи­тель­ное вли­я­ние; при этом она пре­до­став­ля­ла при­да­ное девуш­кам из обед­нев­ших семей и обес­пе­чи­ва­ла обра­зо­ва­ние мно­гих детей из сена­тор­ско­го сосло­вия (Cass. Dio LVIII. 2). Веро­ят­но, в свя­зи с этим в Егип­те ее почи­та­ли как покро­ви­тель­ни­цу бра­ка (Blu­men­tal F. Der ägyp­ti­sche Kai­ser­kult // Ar­chiv für Pa­py­rus­forschung und verwandte Ge­bie­te. Bd. 5. 1913. S. 341). Одна­ко не толь­ко в этой сфе­ре, пред­став­ляв­шей для жен­щин осо­бый инте­рес, Август мог рас­счи­ты­вать на сове­ты и дея­тель­ную помощь Ливии. Он часто обсуж­дал с ней важ­ные дела (Sen. Dial. VI. 4. 3: cui non tan­tum quae in pub­li­cum emit­tun­tur no­ta, sed om­nes ani­mo­rum vestro­rum mo­tus^[5]) и при­да­вал зна­че­ние ее мне­нию, о чём свиде­тель­ст­ву­ет тот факт, что он состав­лял план таких бесед, чтобы собрать самые важ­ные пунк­ты и иметь воз­мож­ность серь­ез­но обсудить их, а так­же, веро­ят­но, чтобы запи­сать мне­ние жены по каж­до­му пунк­ту и позд­нее еще раз спо­кой­но его обду­мать (Suet. Aug. 84). Пред­став­ля­ет­ся недо­пу­сти­мым на осно­ва­нии этой при­выч­ки, про­яв­ляв­шей­ся в беседах не толь­ко с Ливи­ей, делать вывод, что Август таким обра­зом выра­жал недо­ве­рие к Ливии (Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.2. S. 1024). Из слов Tac. Ann. V. 1: cum ar­ti­bus ma­ri­ti be­ne com­po­si­ta^[6] сле­ду­ет, что она отно­си­лась с пол­ным пони­ма­ни­ем к поли­ти­че­ским меро­при­я­ти­ям Авгу­ста. Види­мо, она поль­зо­ва­лась сво­им вли­я­ни­ем на супру­га, чтобы смяг­чать наи­бо­лее стро­гие его меры, насколь­ко это допус­ка­ли спра­вед­ли­вые поли­ти­че­ские инте­ре­сы, как в слу­чае заго­во­ра Кор­не­лия Цин­ны в 4 г. до н. э. (Cass. Dio LV. 22; LVIII. 2; Sen. Clem. I. 9. 6). Одна­ко было бы невер­но сде­лать из этих сооб­ще­ний вывод, что вли­я­ние импе­ра­три­цы на Авгу­ста было все­силь­ным. О том, что Август умел отста­и­вать свое мне­ние перед супру­гой, свиде­тель­ст­ву­ет слу­чай, когда она попро­си­ла Авгу­ста пре­до­ста­вить граж­дан­ство гал­лу, сво­е­му про­те­же, но тот лишь осво­бо­дил его от нало­гов (Suet Aug. 40).

Со вре­ме­нем Август так при­вык при­слу­ши­вать­ся к сове­там Ливии во всех важ­ных делах, кол. 905 что ей при­хо­ди­лось сопро­вож­дать его почти во всех поезд­ках, даже если он года­ми не воз­вра­щал­ся в Рим (Sen. Dial. VI. 4. 3; Tac. Ann. III. 34). Едва ли обос­но­ван­но из пас­са­жа Плу­тар­ха (Ant. 83) делать вывод, что Ливия сопро­вож­да­ла Окта­ви­а­на и в Егип­те после победы над Анто­ни­ем (Aschbach J. Li­via, Ge­mah­lin des Kai­ser Augus­tus. Wien, 1864. S. 11). Из него сле­ду­ет лишь то, что Клео­пат­ра тоже ожи­да­ла, что Ливия может ока­зать на Авгу­ста бла­го­при­ят­ное для нее вли­я­ние. С уве­рен­но­стью мож­но утвер­ждать, что Ливия участ­во­ва­ла во вто­рой поезд­ке Авгу­ста на Восток в 22 г. до н. э., когда для нее на борт даже взя­ли молоч­ную козу (Kri­na­go­ras c. 26 Rub.; Cicho­rius C. Rom und My­ti­le­ne. Leip­zig, 1888. S. 58; Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.2. S. 810). Если бы Ливия не сопро­вож­да­ла импе­ра­то­ра, он вряд ли счел бы нуж­ным посе­тить Спар­ту, кото­рая теперь была воз­на­граж­де­на за помощь и госте­при­им­ство, ока­зан­ные Ливии во вре­мя её бег­ства (Cass. Dio LIV. 7). Одна­ко в Афи­ны импе­ра­тор не заехал, и не исклю­че­но, что имен­но тогда афи­няне реши­ли ока­зать боже­ст­вен­ные поче­сти Ливии и доче­ри импе­ра­то­ра Юлии, чтобы вер­нуть его утра­чен­ное рас­по­ло­же­ние, (IG. III. 316; Wol­ters P. Inschrift aus dem Dio­ny­sos­thea­ter // MDAIA. Bd. 14. 1889. S. 321; Judeich W. To­po­gra­phie von Athen. Mün­chen, 1905. S. 94, 221 Anm. 16). Культ новых богинь был свя­зан с куль­том Гестии на Акро­по­ле (Willrich H. Op. cit. P. 64). Веро­ят­но, во вре­мя этой поезд­ки Ливия пожерт­во­ва­ла Дель­фий­ско­му хра­му золо­тое яйцо (Plut. De Εἰ apud Del­phes. 3). Когда импе­ра­тор­ская чета посе­ти­ла Сирию, туда яви­лась Сало­мея, сест­ра Иро­да, чтобы вме­сте с бра­том при­вет­ст­во­вать их, и это­го крат­ко­го зна­ком­ства ока­за­лось доста­точ­но, чтобы завя­зать друж­бу, имев­шую для обе­их жен­щин важ­ное зна­че­ние (см. ниже, с.914).

О том, что Ливия сопро­вож­да­ла Авгу­ста и в его поезд­ке в Гал­лию в 16 г. до н. э., уже упо­ми­на­лось (см. выше, с.904). За исклю­че­ни­ем путе­ше­ст­вия импе­ра­тор­ской четы в Тицин за телом Дру­за и послед­ней поезд­ки импе­ра­то­ра в Кам­па­нию (см. ниже), сло­ва Таци­та (Ann. III. 34): quo­tiens di­vum Augus­tum in Oc­ci­den­tem at­que Orien­tem mea­vis­se co­mi­te Li­via^[7] нель­зя свя­зать с кон­крет­ны­ми свиде­тель­ства­ми, хотя таких слу­ча­ев, навер­ное, было гораздо боль­ше.

Во вся­ком слу­чае, мы видим, что Ливия ни в коем слу­чае не огра­ни­чи­ва­лась узким кру­гом домаш­них обя­зан­но­стей рим­ской мат­ро­ны, но зани­ма­ла осо­бое поло­же­ние как супру­га пер­во­го лица импе­рии, а так­же игра­ла важ­ную роль в обще­ст­вен­ной жиз­ни.

Это осо­бое поло­же­ние Ливии было уза­ко­не­но вско­ре после ее вступ­ле­ния в брак с Окта­виа­ном. Уже в 35 г. до н. э. Ливия и Окта­вия, сест­ра Окта­ви­а­на и супру­га Анто­ния, полу­чи­ли пра­во само­сто­я­тель­но управ­лять иму­ще­ст­вом. Им так­же была пре­до­став­ле­на sac­ro­sancti­tas, непри­кос­но­вен­ность пле­бей­ских три­бу­нов. Кро­ме того, уже тогда было раз­ре­ше­но воз­дви­гать ста­туи обе­их жен­щин (Cass. Dio XLIX. 38; LVIII. 2; Willrich H. Op. cit. S. 54). Пра­во само­сто­я­тель­но кол. 906 рас­по­ря­жать­ся соб­ст­вен­но­стью для Ливии было вовсе не пустой фор­маль­но­стью, так как, веро­ят­но, уже тогда у нее было соб­ст­вен­ное иму­ще­ство и посте­пен­но она полу­ча­ла все боль­ше за счет даре­ний, наследств и т. д., так что ей пона­до­би­лась целая армия слу­жа­щих, воль­ноот­пу­щен­ни­ков и рабов. Уже вско­ре после бра­ка с Окта­виа­ном она вла­де­ла зна­ме­ни­той Кури­ной вил­лой (ad Gal­li­nas) в При­ма­пор­те, лав­ро­вая роща кото­рой при­об­ре­ла осо­бое зна­че­ние для рода Юли­ев (Cass. Dio LVIII. 52; Plin. NH. XV. 137ff.; Suet. Galb. 1; Serv. Aen. VI. 230). Най­ден­ная здесь пре­крас­ная ста­туя Авгу­ста из При­ма­пор­ты, веро­ят­но, была созда­на по зака­зу и за счет Ливии; по мне­нию Студ­нич­ки (Stud­niczka P. Zur Augus­tussta­tue der Li­via // MDAIR. Bd. 25. 1910. S. 28ff.) это про­изо­шло в 18 г. до н. э. Как ука­зы­ва­ет назва­ние, еще при жиз­ни Авгу­ста импе­ра­три­ца вла­де­ла в Гал­лии руд­ни­ком, где добы­ва­ли осо­бый сорт меди, aes Li­via­num (Plin. NH. XXXIV. 3; Hirschfeld O. Die kai­ser­li­chen Verwal­tungsbeam­ten bis auf Dioc­le­tian / 2 Aufl. Ber­lin, 1905. S. 158). Так­же при жиз­ни супру­га она рас­по­ряди­лась за свой счет вос­ста­но­вить раз­ру­шен­ный храм Жен­ской Фор­ту­ны на Латин­ской доро­ге (CIL. VI. 883; Val. Max. I. 8. 4). Ливия так­же взя­ла на себя часть рас­хо­дов на устрой­ство Пяти­лет­них игр, кото­рые в 10 г. до н. э. учредил Ирод по слу­чаю освя­ще­ния ново­го пор­то­во­го горо­да Кеса­рии. Кро­ме того, импе­ра­тор­ская чета отпра­ви­ла дру­же­ст­вен­но­му пра­ви­те­лю бога­тые посвя­ти­тель­ные дары для ново­го хра­ма в Иеру­са­ли­ме (Ios. Flav. AI. XVI. 5. 1; BI. V. 13. 6). На Капи­то­лии Ливия посвя­ти­ла огром­ный кри­сталл весом 150 фун­тов (Plin. NH. XXXVII. 27).

Для сво­их рабов и воль­ноот­пу­щен­ни­ков Ливия постро­и­ла осо­бую гроб­ни­цу, колум­ба­рий (CIL. VI. p. 878 ff.), и титу­лы погре­бен­ных здесь слуг импе­ра­три­цы, упо­мя­ну­тые в над­пи­сях, пока­зы­ва­ют, что еще при жиз­ни ее мужа управ­ле­ние ее иму­ще­ст­вом и веде­ние ее хозяй­ства тре­бо­ва­ли очень спе­ци­фи­че­ской иерар­хи­че­ской систе­мы долж­но­стей (CIL. VI. 3965—3968; VI. 4250; 9064; VI. 3938; 8722; VI. 4358; Hirschfeld O. Op. cit. S. 27, Anm. 1).

Ливия выхо­ди­ла из дома и появ­ля­лась в обще­стве не толь­ко во вре­мя поездок импе­ра­тор­ской четы. В Риме она тоже долж­на была испол­нять пред­ста­ви­тель­ские обя­зан­но­сти, и ее достой­ное поведе­ние на пуб­ли­ке слу­жи­ло образ­цом, кото­рый Август реко­мен­до­вал сво­ей доче­ри Юлии для под­ра­жа­ния (Cass. Dio XLIV. 16; Mac­rob. Sat. II. 5). Вме­сте с супру­гом она была удо­сто­е­на чести пиро­вать в хра­ме Согла­сия (Cass. Dio XLIX. 18). Послан­ни­ки, при­во­зив­шие в Рим про­ше­ния для пода­чи импе­ра­то­ру, зару­ча­лись так­же заступ­ни­че­ст­вом импе­ра­три­цы. Дру­гие воз­вра­ща­лись к ней, чтобы побла­го­да­рить за милость (IG. XII. 2. 60 l. 28—34; ΧII. 2. 58b; стран­но, что уже в 29 г. до н. э. она фигу­ри­ру­ет как Ἰουλία). На восто­ке импе­рии вас­саль­ные пра­ви­те­ли и горо­да осо­бен­но часто пыта­лись добить­ся рас­по­ло­же­ния импе­ра­то­ра, выре­зая в честь импе­ра­три­цы почет­ные над­пи­си и изо­бра­жая ее порт­рет на моне­тах. Веро­ят­но, такие поче­сти неред­ко — как в Афи­нах — быва­ли свя­за­ны с путе­ше­ст­ви­я­ми кол. 907 импе­ра­тор­ской четы и их лич­ным при­сут­ст­ви­ем в соот­вет­ст­ву­ю­щих горо­дах и общи­нах (CIG. 2370 [ост­ро­ва Эгей­ско­го моря]; Mun­ro J.A.R., Tubbs H. A., Wroth W. Ex­ca­va­tions in Cyp­rus, 1890. Third Sea­son’s Work. Sa­la­mis // JHS. Vol. 12. 1891. P. 176). Важ­но, что задол­го до обо­жест­вле­ния ее супру­га и ее самой, еще при жиз­ни Авгу­ста, импе­ра­три­ца высту­па­ет как боги­ня или вопло­ще­ние како­го-либо боже­ства (Riewald P. De im­pe­ra­to­rum Ro­ma­no­rum cum cer­tis dis et com­pa­ra­tio­ne et aequa­tio­ne. Ha­lis Sa­xo­num, 1912. P. 287).

На Тасо­се ее почи­та­ли как «боги­ню-бла­го­де­тель­ни­цу» (θεὰ εὐερ­γέ­τις) (Mil­ler E. Op. cit. P. 283, ср. IG. XII. 8 [1909] № 381 A, B, 19—12 гг. до н. э.). На моне­тах Пер­га­ма она изо­бра­же­на как «Ливия Гера», вме­сте с пад­че­ри­цей Юли­ей (Mion­net T.E. Op. cit. T. 2. P. 595 № 542; Suppl. 5. P. 429 № 935; BMC Greek (My­sia) P. 139 № 248). На дру­гих моне­тах она назва­на «Авгу­ста Гера» (Σε­βασ­τῆς Ἥρα) (Mion­net T.E. Op. cit. T. 3. P. 73 № 389). В Кла­зо­ме­нах обна­ру­же­ны моне­ты с порт­ре­та­ми Ливии и Авгу­ста и леген­дой «Боги­ня Ливия» (Θεὰ Λι­βια) (Mion­net T.E. Op. cit. T. 3. P. 70 № 79; Suppl. 6. P. 92 № 80; BMC Greek (Ionia) P. 31 № 119). На ост­ро­ве Лес­бос импе­ра­три­цу тоже чти­ли как «Боги­ню Ливию» (Θεὰ Λιουῖα) (Mion­net T.E. Op. cit. T. 3. P. 39 № 55). Часто ее отож­дествля­ют с Демет­рой, наде­ляя её атри­бу­та­ми этой боги­ни, хотя монет­ные леген­ды пря­мо и не назы­ва­ют ее этим име­нем (ср. BMC Greek (Ly­dia) P. 344 № 114). В отдель­ных слу­ча­ях она высту­па­ет как Здо­ро­вье (Ὑγίεια) (в Афи­нах: IG. III. 460; ср. Judeich W. Op. cit. S. 221, Anm. 16), Про­виде­ние (Πρό­νοια) (CIG. 3931a^{15 p. 1062, ср. Willrich H. Op. cit. P. 66), Изоби­лие (Εὐθη­νία) (BMC Greek (Ale­xandreia) P. 4 № 28; ср. Hep­ding H. Die Ar­bei­ten zu Per­ga­mon 1908-1909, 2, Die Inschrif­ten // MDAIA. Bd. 35. 1910. S. 443). Вас­саль­ные пра­ви­те­ли Восто­ка тоже поме­ща­ли порт­рет импе­ра­три­цы на свои моне­ты (BMC Greek (Thra­ce) p. 208; на моне­тах Пон­тий­ско­го цар­ства она наде­ле­на атри­бу­та­ми Афро­ди­ты: BMC Greek (Pon­tus) p. 1, 51, 54). (Крат­кий обзор раз­ных форм почи­та­ния Ливии дает Хай­нен: Hei­nen H. Zur Beg­rün­dung des rö­mi­schen Kai­ser­kults // Klio. Bd. 11. 1911. S. 175 f., ср. так­же Hirschfeld O. Klei­ne Schrif­ten. Ber­lin, 1913. S. 484 и Kahrstedt U. Frauen auf an­ti­ken Mün­zen // Klio. Bd. 10. 1910. S. 289 ff.). В хра­ме про­вин­ции Азия, посвя­щен­ном Авгу­сту и богине Роме, Ливия была вклю­че­на в культ как Авгу­ста (Σε­βασ­τή). Её ста­туи были уста­нов­ле­ны в хра­ме рядом со ста­ту­я­ми ее супру­га, а день ее рож­де­ния отме­чал­ся как празд­ник — хотя и не в пра­виль­ный день, а вме­сте с днем рож­де­ния Авгу­ста (Frän­kel M. Die Inschrif­ten von Per­gam. Ber­lin, 1895. S. 261 ff.). Из того, что еще при жиз­ни импе­ра­три­це ока­зы­ва­лись боже­ст­вен­ные поче­сти, кото­рые на запа­де Импе­рии тогда еще счи­та­лись чем-то необыч­ным, мож­но сде­лать вывод, что на Восто­ке Ливия вос­при­ни­ма­лась про­сто как пре­ем­ни­ца элли­ни­сти­че­ских цариц, для кото­рых это была обыч­ная при­жиз­нен­ная фор­ма почи­та­ния.}

Хотя, как мы виде­ли, Ливия игра­ла зна­чи­тель­ную роль в обще­ст­вен­ной жиз­ни, испол­няя пред­ста­ви­тель­ские обя­зан­но­сти и будучи посто­ян­ной спут­ни­цей, совет­ни­цей и помощ­ни­цей сво­его супру­га, одна­ко, как мы виде­ли, ее жизнь была тес­ней­шим обра­зом свя­за­на с судь­ба­ми отдель­ных чле­нов семьи кол. 908 и имен­но в семей­ных делах Август, веро­ят­но, более все­го пола­гал­ся на сове­ты супру­ги. Поэто­му боль­шин­ство авто­ров рас­смат­ри­ва­ют семей­ную поли­ти­ку как глав­ную область дея­тель­но­сти импе­ра­три­цы.

После смер­ти отца оба сына Ливии, Тибе­рий и Друз, рос­ли в доме Авгу­ста вме­сте с Юли­ей, доче­рью Авгу­ста от бра­ка со Скри­бо­ни­ей, кото­рая была на несколь­ко меся­цев стар­ше млад­ше­го сына Ливии. Когда в 27 г. до н. э. Тибе­рий надел муж­скую тогу (Gel­zer M. Op. cit. Sp. 479), он устро­ил за счет мате­ри и отчи­ма вели­ко­леп­ные погре­баль­ные игры в честь умер­ших деда и отца (Suet. Tib. 7: cuncta mag­ni­fi­ce, im­pen­sa mat­ris oc vit­ri­ci). Виль­рих спра­вед­ли­во под­чер­ки­ва­ет, что брак Тибе­рия с Юли­ей как реше­ние вопро­са о наслед­ни­ке напра­ши­вал­ся с само­го нача­ла, но тогдаш­няя поли­ти­че­ская обста­нов­ка и осо­бен­но ува­же­ние к Агрип­пе, дру­гу и сорат­ни­ку импе­ра­то­ра, исклю­чи­ли это про­стей­шее реше­ние. Еще когда Тибе­рий жил в доме сво­его отца Неро­на, рука Юлии была обе­ща­на сыну Анто­ния (Suet. Aug. 63), а вско­ре после смер­ти сво­его род­но­го отца, уже в доме отчи­ма, Тибе­рий обру­чил­ся с Вип­са­ни­ей, доче­рью Агрип­пы (Nep. Att. 19) в 33/32 гг. до н. э. (Willrich H. Op. cit. S. 18, Anm. 2). После раз­ры­ва меж­ду три­ум­ви­ра­ми помолв­ка меж­ду доче­рью Окта­ви­а­на и сыном Анто­ния тоже рас­па­лась, одна­ко не толь­ко ува­же­ние к Агрип­пе побуди­ло Окта­ви­а­на сохра­нить помолв­ку Тибе­рия и Вип­са­нии и выдать свою дочь Юлию за сына сво­ей сест­ры Окта­вии, моло­до­го Мар­цел­ла, но и жела­ние выбрать себе наслед­ни­ка и пре­ем­ни­ка из чис­ла бли­жай­ших кров­ных род­ст­вен­ни­ков (Suet. Aug. 63). Но уже в 23 г. до н. э. моло­дой супруг Юлии скон­чал­ся после непро­дол­жи­тель­ной болез­ни. В рас­ска­зе Дио­на Кас­сия (LIII. 33) об этих собы­ти­ях сра­зу же упо­ми­на­ет­ся слух, что к смер­ти Мар­цел­ла была при­част­на Ливия, хотя сам исто­рик при­зна­ет, что не верит это­му слу­ху и что в том году мно­гие умер­ли от этой болез­ни. Даже заме­ча­ние Сене­ки о нена­ви­сти Окта­вии к Ливии (Dial. VI. 2. 5) не озна­ча­ет, что он счи­тал Ливию винов­ной в смер­ти Мар­цел­ла. Нель­зя отри­цать, что Ливия была амби­ци­оз­на, хлад­но­кров­на и вына­ши­ва­ла для сво­их сыно­вей често­лю­би­вые пла­ны. Но эти каче­ства еще не ста­вят на ней клей­мо пре­ступ­ни­цы, и имен­но в силу сво­ей поли­ти­че­ской про­ни­ца­тель­но­сти и пони­ма­ния тогдаш­ней обста­нов­ки она долж­на была осо­зна­вать, что смерть Мар­цел­ла лишь рас­чи­стит доро­гу Агрип­пе. Август нуж­дал­ся в Агрип­пе, кото­рый и так него­до­вал из-за ока­зан­но­го Мар­цел­лу пред­по­чте­ния, и теперь не решил­ся бы вдвойне оскор­бить его: одно­вре­мен­но ото­брать жени­ха у его доче­ри и кол. 909 пред­по­честь ему, испы­тан­но­му пол­ко­вод­цу, моло­до­го и почти неопыт­но­го чело­ве­ка, кото­рый не мог, подоб­но Мар­цел­лу, сослать­ся на при­ви­ле­гию кров­но­го род­ства с импе­ра­то­ром. Нет ника­ких свиде­тельств, что уже тогда Август и Ливия хотя бы рас­смат­ри­ва­ли союз Тибе­рия и Юлии. В столь кри­ти­че­ском поло­же­нии у Авгу­ста оста­ва­лось толь­ко одно реше­ние: сно­ва зару­чить­ся помо­щью и сотруд­ни­че­ст­вом Агрип­пы в тогдаш­них труд­ных усло­ви­ях, выдав за него Юлию (в 21 г. до н. э., Cass. Dio LIV. 6; Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.2. S. 809; Bd. 1.23. S. 1099), и Ливия не мог­ла это­го не пони­мать. После того, как это дело было бла­го­по­луч­но ула­же­но, импе­ра­тор­ская чета оста­ви­ла Запад на попе­че­ние Агрип­пы и полу­чи­ла воз­мож­ность отпра­вить­ся в выше­упо­мя­ну­тую поезд­ку на Восток. Через несколь­ко лет оба сына Ливии тоже всту­пи­ли в брак. Тибе­рий стал мужем Вип­са­нии, обру­чен­ной с ним с годо­ва­ло­го воз­рас­та, а Друз женил­ся на Анто­нии, млад­шей доче­ри Окта­вии и пле­мян­ни­це Авгу­ста (Suet. Tib. 7). Ливия с радо­стью участ­во­ва­ла в счаст­ли­вой семей­ной жиз­ни обо­их сыно­вей (Suet. loc. cit.; Val. Max. IV. 33; Ios. Flav. AI. XVIII. § 180) и с гор­до­стью смот­ре­ла на их воен­ные подви­ги в сра­же­ни­ях с пле­ме­на­ми Реции и Нори­ка (Cass. Dio XLIV. 22). Не такую радость импе­ра­тор­ской чете при­нес брак доче­ри (пад­че­ри­цы) Юлии, хотя она роди­ла сво­е­му мужу пять детей, и импе­ра­тор наме­рен­но игно­ри­ро­вал сведе­ния, что его дочь откры­то ведет недо­стой­ный образ жиз­ни (Gardthau­sen V. Op. cit. Bd.1.3. S. 1099). Неожи­дан­ная смерть Агрип­пы в 12 г. до н. э. вне­зап­но вновь запу­та­ла най­ден­ное в 21 г. до н. э. реше­ние лич­но­го вопро­са. Выбор наслед­ни­ка оста­вал­ся без изме­не­ний, так как Август усы­но­вил обо­их стар­ших вну­ков еще при жиз­ни Агрип­пы (Suet. Aug. 64). Но эти дети не мог­ли сра­зу занять место их отца в импе­рии, поэто­му Авгу­сту при­шлось искать для них опе­ку­на, кото­ро­му, одна­ко, вме­сте с рукой импе­ра­тор­ской доче­ри пере­да­ва­лось не насле­до­ва­ние вла­сти, а лишь роль вре­мен­но­го заме­сти­те­ля импе­ра­тор­ских вну­ков. Союз Юлии и Тибе­рия теперь пря­мо напра­ши­вал­ся даже без того, чтобы Ливия — как пола­га­ет Гардт­ха­у­зен (Gardthau­sen V. Op. cit. Bd.1.2. S. 1028), не под­креп­ляя свое пред­по­ло­же­ние ника­ки­ми наме­ка­ми в сооб­ще­ни­ях источ­ни­ков — доби­ва­лась это­го реше­ния вопре­ки сопро­тив­ле­нию всех участ­ни­ков. Ведь бла­го­да­ря это­му бра­ку ее сын занял неза­вид­ное поло­же­ние — как вре­мен­ный заме­сти­тель и отчим занос­чи­вых импе­ра­тор­ских вну­ков и пред­по­ла­гае­мых пре­сто­ло­на­след­ни­ков и как супруг Юлии, поль­зо­вав­шей­ся дур­ной сла­вой, тем более, что ему при­шлось про­тив сво­ей воли раз­ве­стись с люби­мой женой Вип­са­ни­ей, мате­рью его сына Дру­за. Таким обра­зом, Ливия не без тре­во­ги смот­ре­ла на новый порядок вещей, поли­ти­че­скую необ­хо­ди­мость кото­ро­го она осо­зна­ва­ла. И ее опа­се­ния были не напрас­ны, так как после крат­ко­го пери­о­да согла­сия меж­ду супру­га­ми Юлия вер­ну­лась к преж­не­му обра­зу жиз­ни, и их супру­же­ские отно­ше­ния кол. 910 закон­чи­лись. Поли­ти­ка раз­ру­ши­ла лич­ное сча­стье Тибе­рия (Suet. loc. cit.).

Одна­ко как пол­ко­вод­цы оба сына Ливии в эти годы про­дол­жи­ли свой путь к сла­ве. Когда в 9 г. до н. э. за свои заслу­ги перед импе­ри­ей Тибе­рий был удо­сто­ен ова­ции и по это­му слу­чаю уго­щал народ, Ливия и Юлия ока­зы­ва­ли госте­при­им­ство жен­щи­нам (Cass. Dio LV. 2). Такое же чест­во­ва­ние было пред­на­зна­че­но и Дру­зу за успеш­ную вой­ну в Гер­ма­нии (Cass. Dio LV. 2. 4; Gärtner H. Op. cit. Sp. 2713). Но моло­дой пол­ко­во­дец не успел удо­сто­ить­ся этой поче­сти, а Ливия не увиде­ла победо­нос­но­го воз­вра­ще­ния сво­его вто­ро­го сына на роди­ну (Con­sol. ad Liv. 21 ff.), так как дина­стию и в её лице Ливию постиг­ла тяже­лая, невос­пол­ни­мая утра­та. Друз умер в цен­траль­ной Гер­ма­нии после непро­дол­жи­тель­ной болез­ни в резуль­та­те паде­ния с лоша­ди; Тибе­рий, спеш­но при­быв­ший к посте­ли боль­но­го бра­та (Liv. Per. 142 p. 121; Val. Max. V. 5. 3), успел как раз вовре­мя, чтобы закрыть гла­за уми­раю­ще­му Ливии при­шлось остать­ся дома в бес­силь­ном и тре­вож­ном ожи­да­нии (Con­sol. ad Liv. 195 f.). Она не мог­ла и думать о том, чтобы сопро­вож­дать Тибе­рия и хотя бы в послед­ние часы нахо­дить­ся рядом с сыном и слы­шать его послед­ние сло­ва (Con­sol. ad Liv. 95 ff., 393; Sen. Dial. VI. 2. 3—5). Одна­ко, навер­ное, мож­но дове­рять сло­вам Сене­ки о том, что сре­ди все­об­ще­го тра­у­ра Ливия сохра­ня­ла вели­чай­шее само­об­ла­да­ние, иска­ла и нахо­ди­ла уте­ше­ние в фило­соф­ских беседах и рас­суж­де­ни­ях с при­двор­ным фило­со­фом Аре­ем и ста­ра­лась не усу­губ­лять скорбь супру­га и сына еще и сво­им горем (Sen. Dial. VI. 4. 2—4; Con­sol. ad Liv. 341 ff.). В середине зимы Ливия вме­сте с супру­гом отпра­ви­лась в Тицин (Павия), чтобы встре­тить там Тибе­рия с телом Дру­за (Tac. Ann. III. 5; Sen. Dial. VI. 3. 2). Вме­сте с Авгу­стом и Тибе­ри­ем она сопро­вож­да­ла тело в сто­ли­цу и была свиде­тель­ни­цей тро­га­тель­но­го состра­да­ния наро­да по всей Ита­лии (Sen. loc. cit.). Ради супру­ги Август раз­ре­шил похо­ро­нить пасын­ка в гроб­ни­це Юли­ев на Мар­со­вом поле (Cass. Dio LV. 2; Con­sol. ad Liv. 161 ff.; Hirschfeld O. Klei­ne Schrif­ten. S. 452 ff.). Чтобы уте­шить Ливию поче­стя­ми и выра­же­ни­ем уча­стия и отвлечь ее от горя, ей были пре­до­став­ле­ны при­ви­ле­гии жен­щин, родив­ших трех детей, и сенат решил поста­вить ей ста­туи (Cass. Dio LV. 2. LVI. 10. Willrich 55). Свиде­тель­ство все­об­ще­го сочув­ст­вия к Ливии после смер­ти Дру­за сохра­ни­лось в сти­хотво­ре­нии «Уте­ше­ние к Ливии», напи­сан­ном вско­ре после печаль­но­го собы­тия (s. o. Bd. IV. S. 940. Hirschfeld O. Klei­ne Schrif­ten. S. 452f.). Сама Ливия все­ми сила­ми чти­ла и хра­ни­ла память о сыне (Sen. Dial. VI. 3. 2); даже спу­стя дол­гое вре­мя после смер­ти Дру­за, в прав­ле­ние Тибе­рия, ее умер­ший сын неод­но­крат­но упо­ми­на­ет­ся в над­пи­сях (CIL. II. 2038; IX. 3304), и она счи­та­ла сво­им важ­ней­шим дол­гом уте­шать и под­дер­жи­вать близ­ких покой­но­го сына. кол. 911 Анто­ния, вдо­ва умер­ше­го, со сво­и­ми тре­мя детьми нашла новый дом в особ­ня­ке Ливии, и толь­ко смерть Ливии пре­кра­ти­ла сосед­ство и друж­бу обе­их жен­щин (Val. Max. IV. 3. 3; Willrich H. Op. cit. S. 23). Из пере­пис­ки Ливии и Авгу­ста вид­но, что она так­же при­ни­ма­ла живое уча­стие в вос­пи­та­нии детей сво­его покой­но­го сына. Преж­де все­го, млад­ший сын Клав­дий, впо­след­ст­вии импе­ра­тор, вызы­вал у неё серь­ёз­ные опа­се­ния, и она подроб­но обсуж­да­ла с Авгу­стом про­бле­му вос­пи­та­ния это­го труд­но­го ребён­ка (Suet. Claud. 4). Воз­мож­но, с этим доволь­но стран­ным прин­цем была умест­на неко­то­рая стро­гость, что Све­то­ний (Claud. 3) изо­бра­жа­ет как рез­кость, холод­ность и пре­зре­ние импе­ра­три­цы. Но содер­жа­ние про­ци­ти­ро­ван­ных писем дока­зы­ва­ет про­ти­во­по­лож­ное, да и Клав­дий, кажет­ся, не питал дур­ных чувств к бабуш­ке, так как имен­но он обо­же­ст­вил ее, чего не поз­во­лил Тибе­рий. Ливия вме­сте с его мате­рью Анто­ни­ей отго­во­ри­ла его от неудач­но­го пла­на напи­сать исто­рию собы­тий после смер­ти Цеза­ря и убеди­ла обра­тить­ся к менее опас­ным и более отда­лён­ным по вре­ме­ни темам (Suet. Claud. 41 f.). Несо­мнен­но, по насто­я­нию Ливии он позд­нее обру­чил­ся с пра­внуч­кой Авгу­ста, доче­рью Юлии Млад­шей, а после того, как по поли­ти­че­ским при­чи­нам эту помолв­ку при­шлось рас­торг­нуть, он всту­пил в брак с Плав­ци­ей Ургу­ла­нил­лой, внуч­кой подру­ги Ливии. (Забота Ливии о дру­гих чле­нах семьи Дру­за, осо­бен­но о вну­ках её сына, детях Гер­ма­ни­ка и Агрип­пи­ны, будет опи­са­на даль­ше.)

К скор­би Ливии из-за смер­ти Дру­за в сле­дую­щие годы при­со­еди­ни­лась бес­по­кой­ство за судь­бу Тибе­рия. В 7 г. до н. э. он вме­сте с мате­рью посвя­тил пор­тик Ливии, постро­ен­ный на месте двор­ца печаль­но извест­но­го Ведия Пол­ли­о­на, кото­рый сде­лал Авгу­ста сво­им наслед­ни­ком. Стро­и­тель­ство нача­лось в 15 г. до н. э. и теперь было закон­че­но (Ovid. Fast. VI. 637 ff.; Cass. Dio LIV. 23; LV. 8). (О место­по­ло­же­нии и пла­ни­ров­ке пор­ти­ка см.: Rich­ter O.L. To­po­gra­phie von Rom / 2 Aufl. Mün­chen, 1901. S. 326). Как с этим пор­ти­ком был свя­зан храм Согла­сия, упо­мя­ну­тый Овиди­ем (loc. cit.), не вполне ясно. Гардт­ха­у­зен пред­по­ла­га­ет, что храм слу­жил цен­тром ком­плек­са (Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 2.2 S. 641, Anm. 2), Рих­тер, напро­тив, утвер­жда­ет, что он сто­ял вне пор­ти­ка. Посколь­ку стро­и­тель­ст­вом пор­ти­ка Август ока­зы­вал честь сво­ей супру­ге (Suet. Aug. 29), вряд ли она участ­во­ва­ла в рас­хо­дах на стро­и­тель­ство, тогда как Овидий опре­де­лен­но гово­рит: te quo­que mag­ni­fi­ca, Con­cor­dia, de­di­cat aede Li­via, quam ca­ro praes­ti­tit ip­sa ri­ro^[8]. Все же не сле­ду­ет отка­зы­вать­ся от мыс­ли, что храм Согла­сия, постро­ен­ный Ливи­ей в честь супру­га, был посвя­щен одно­вре­мен­но с пор­ти­ком Ливии и что Дион Кас­сий объ­еди­ня­ет весь рай­он под назва­ни­ем «свя­щен­ный уча­сток Ливии» (τε­μένισ­μα Λίουῖον) (посколь­ку Овидий упо­ми­на­ет храм в «Фастах», напи­сан­ных не позд­нее 8 г. до н. э., и, види­мо, зна­ет его, не сле­ду­ет пред­по­ла­гать, кол. 912 что храм Согла­сия был посвя­щён лишь после смер­ти Авгу­ста, в память о счаст­ли­вом бра­ке импе­ра­тор­ской четы). Во вре­мя посвя­ти­тель­ных тор­жеств Тибе­рий уго­щал сена­то­ров на Капи­то­лии, тогда как Ливия при­гла­си­ла в гости жен­щин (Cass. Dio LV. 8). Пор­тик стал у рим­лян попу­ляр­ным местом для про­гу­лок (Ovid. Ars Am. I. 71; Strab. V. 236). Пли­ний счи­та­ет осо­бен­но кра­си­вы­ми тени­стые аллеи пор­ти­ка, уви­тые вино­град­ной лозой (NH. XIV. 11). Веро­ят­но, в это же вре­мя в рам­ках обу­строй­ства ново­го город­ско­го квар­та­ла на Эскви­лине был постро­ен про­до­воль­ст­вен­ный рынок Ливии (Ma­cel­lum Li­viae) — так­же дань ува­же­ния Ливии от Авгу­ста (CIL. VI. 1178; Rich­ter O.L. Op. cit. S. 109, 113, 332).

К 6 г. до н. э. раз­но­гла­сия меж­ду Тибе­ри­ем с одной сто­ро­ны и его супру­гой и ее сыно­вья­ми — с дру­гой настоль­ко углу­би­лись (Tac. Ann. I. 53), что Тибе­рий решил уда­лить­ся от над­мен­но­сти импе­ра­тор­ских вну­ков и позо­ра сво­его бра­ка в доб­ро­воль­ное изгна­ние. Мать тщет­но пыта­лась отго­во­рить его от это­го пла­на (Suet. Tib. 10; Cass. Dio LV. 9). Пожа­луй, лишь после отъ­езда Тибе­рия из Рима посто­рон­ним людям ста­ло понят­но поло­же­ние прин­цев по отно­ше­нию к Авгу­сту. Так, в 4 г. до н. э. част­ное лицо посвя­ти­ло алтарь Авгу­сту и его семье: импе­ра­то­ру, Ливии, прин­цам и их мате­ри Юлии (IGR. 380. № 1109). К это­му кон­тек­сту при­над­ле­жит так­же несколь­ко монет, на кото­рых Σε­βασ­τοί, Август и Ливия, изо­бра­же­ны вме­сте с Цеза­ря­ми (Mion­net T.E. Op. cit. T. 3. P. 307 № 21; T. 4. P. 73 № 387, 388; Suppl. 7. P. 375 № 273—275 и BMC Greek (My­sia) P. 140 № 250). (Эти моне­ты так­же могут слу­жить дока­за­тель­ст­вом того, что еще до смер­ти и обо­жест­вле­ния Авгу­ста суще­ст­во­ва­ло поня­тие «боже­ст­вен­ные Авгу­сты» (θεοὶ Σε­βασ­τοί) [ср. Mom­msen Th. Res Ges­tae Di­vi Augus­ti ex mo­nu­men­tis An­cy­ra­no et Apol­lo­nien­si / Aufl. 2. B., 1883. S. XI. Anm. 1 и Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 2.2. S. 639 про­тив Des­sau H. Die Inschrift der Ar­ka­den­rei­he am “Thurm der Win­de” // MDAIA. Bd. 7. 1882. S. 398]). Одна­ко, когда с паде­ни­ем Юлии во 2 г. до н. э. и отъ­ездом прин­цев отпа­ло пре­пят­ст­вие, удер­жи­вав­шее Тибе­рия вда­ли от Рима, он сам и его мать усерд­но хода­тай­ст­во­ва­ли за его воз­вра­ще­ние, но спер­ва Ливия лишь с трудом доби­лась, чтобы Тибе­рий по край­ней мере фор­маль­но полу­чил титул лега­та (Suet. Tib. 12). Толь­ко когда моло­дой Гай Цезарь тоже всту­пил­ся за него перед импе­ра­то­ром, прось­бы Ливии и Тибе­рия достиг­ли цели (Suet. Tib. 13). Август и Ливия отпра­ви­ли корабль, кото­рый при­вез Тибе­рию раз­ре­ше­ние вер­нуть­ся (Cass. Dio LV. 10a). Но ему при­шлось пообе­щать воз­дер­жи­вать­ся от вся­кой поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти (Suet. loc. cit.).

Одна­ко антич­ные исто­ри­ки (Tac. Ann. I. 3; Cass. Dio LV. 10a) обви­ня­ют Ливию в смер­ти обо­их импе­ра­тор­ских вну­ков, Луция и Гая, умер­ших один за дру­гим, во 2 и 4 гг. н. э., пер­вый в Мас­си­лии, вто­рой на Восто­ке. Это пред­по­ло­же­ние не обос­но­ва­но ходом собы­тий и выглядит вдвойне абсурд­ным как раз пото­му, что прин­цы умер­ли так дале­ко от роди­ны, а зна­чит, Ливия не мог­ла бы ниче­го пред­при­нять, не имея цело­го шта­ба посвя­щен­ных и сообщ­ни­ков (Nie­buhr Vorträ­ge über кол. 913 rö­mi­sche Ge­schich­te. Bd. 3. Ber­lin, 1949. S 147; Willrich H. Op. cit. S. 25). Све­то­ний (Aug. 65) и Пли­ний (NH. VII. 46) рас­ска­зы­ва­ют толь­ко о фак­те смер­ти обо­их прин­цев, вооб­ще не упо­ми­ная в свя­зи с этим Ливию. У Авгу­ста, кото­рый так и не сми­рил­ся со смер­тью обо­их вну­ков (RGDA. 2 c. 14; Suet. Tib. 23), теперь не оста­ва­лось дру­го­го выбо­ра, кро­ме фор­маль­но­го пре­до­став­ле­ния Тибе­рию, сыну Ливии, того места, кото­рое фак­ти­че­ски он уже зани­мал, когда его пасын­ки были детьми. Вел­лей Патер­кул (II. 103Tac. Ann. IV. 57; похо­же Cass. Dio LVII. 3; ср. Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.2, Sp. 1027 и 1029). Вме­сте с Тибе­ри­ем Август усы­но­вил и сво­его млад­ше­го вну­ка, Агрип­пу Посту­ма.

Теперь Ливия ста­ла не толь­ко супру­гой пра­ви­те­ля, но и мате­рью пред­по­ла­гае­мо­го наслед­ни­ка, и нель­зя отри­цать, что бла­го­да­ря это­му её поло­же­ние, осо­бен­но на запа­де импе­рии, зна­чи­тель­но укре­пи­лось, что отра­жа­ют над­пи­си и моне­ты Уже к 3 г. н. э. отно­сит­ся над­пись Ephem. epigr. Vol. 5. P. 372 = ILS. 120: Iuno­ni Li­viae Augus­ti sac­rum^[9] (Афри­ка, ср. Mom­msen Th. Op. cit. 2. 19 adn.). После усы­нов­ле­ния Тибе­рия Ливии были посвя­ще­ны, напри­мер, сле­дую­щие над­пи­си: CIL. IX. 3304 и XIV. 3575 = ILS. 118. Кро­ме того, на три­ум­фаль­ной арке, соору­жен­ной в Павии в 7—8 гг. н. э., имя Ливии появ­ля­ет­ся рядом с име­на­ми импе­ра­то­ра и Тибе­рия (CIL. V. 6416. 6; Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.3, S. 1187, 1257). Неко­то­рые над­пи­си пред­став­ля­ют собой пред­ве­стия боже­ст­вен­ных поче­стей и обо­жест­вле­ния, кото­рые позд­нее были пре­до­став­ле­ны Ливии и на запа­де импе­рии. Над­пи­си CIL. X. 7340 и XI. 3076, как и афри­кан­ская, тоже посвя­ще­ны ее Юноне, то есть живу­ще­му в ней боже­ст­вен­но­му духу, а над­пись CIL. X. 7464 гла­сит: Li­viae Augus­ti Deae Mu­ni­ci­pium^[10] (ср. Willrich H. Op. cit. S. 65). В свя­зи с этим нель­зя не упо­мя­нуть, что на релье­фе из в церк­ви Сан-Вита­ле в Равен­не в жен­ской фигу­ре рядом с Авгу­стом мож­но узнать Ливию в обра­зе Вене­ры, ge­net­ri­cis gen­tis Iuliae^[11] (Riewald P. Op. cit. P. 315; Con­ze A. Die Fa­mi­lie des Augus­tus, ein Re­lief in S. Vi­ta­le zu Ra­ven­na. Hal­le, 1867). Уже упо­ми­на­лось, что на восто­ке импе­рии боже­ст­вен­ное почи­та­ние Ливии нача­лось гораздо рань­ше, но мож­но пред­по­ла­гать, что эта фор­ма почи­та­ния про­кла­ды­ва­ла себе доро­гу посте­пен­но и уси­ли­лась лишь к кон­цу прав­ле­ния Авгу­ста. Кажет­ся, титул Авгу­ста посте­пен­но воз­но­сил сво­его носи­те­ля в боже­ст­вен­ную сфе­ру, так что импе­ра­тор­ская чета часто фигу­ри­ру­ет на моне­тах как (θεοί) Σε­βασ­τοί, а Ливия — как Λιουῖα или Λι­βία Σε­βασ­τή (Mion­net T.E. Op. cit. T. 3. P. 42 № 1218; № 1215/1216; T. 4. P. 72 № 386; Suppl. 6. P. 328 № 1626; об этом см. над­пись с упо­ми­на­ни­ем импе­ра­тор­ской кол. 914 четы и Цеза­рей на с. 912. Mion­net T.E. Op. cit. T. 3. P. 147 № 635; T. 4. P. 208 № 78; T. 6. P. 50 № 44ff.; Suppl. 6. P. 28 № 193; P. 270 № 1236; T. 7. P. 140 № 238; P. 489 № 38; P. 557 № 326). Пару Юноне Ливии состав­ля­ет над­пись Σε­βασ­τῆς Ἥρα^[12] (Mion­net T.E. Op. cit. T. 4. P. 73 № 389; Riewald P. Op. cit. P. 302 № 45), тогда как в над­пи­си Ram­say W.M. No­tes and Inscrip­tions from Asia Mi­nor // AJA. Vol. 1. 1883. P. 150 она фигу­ри­ру­ет как «боги­ня Ливия Гера, новая Авгу­ста» (Θεὰν Λειουῖαν Ἥραν νέαν Σε­βασ­τήν).

Отож­дест­вле­ние импе­ра­три­цы с какой-либо боги­ней, конеч­но, встре­ча­ет­ся задол­го до ее смер­ти и обо­жест­вле­ния как рас­про­стра­нен­ная фор­ма лести у поэтов. Так, Овидий, наде­яв­ший­ся полу­чить раз­ре­ше­ние на воз­вра­ще­ние из изгна­ния бла­го­да­ря заступ­ни­че­ству Ливии перед Авгу­стом, неод­но­крат­но срав­ни­ва­ет импе­ра­три­цу с Юно­ной и по одно­му разу — с Вене­рой и Вестой (Ovid. Pont. III. 1. 117 f.; 145; IV. 13; 29; Fast. I. 649).

В свя­зи с этим сле­ду­ет упо­мя­нуть и дру­гие фор­мы, в кото­рых выра­жа­лось все­об­щее почи­та­ние пер­вой жен­щи­ны государ­ства. Ее име­нем часто назы­ва­ли пред­ме­ты повсе­днев­но­го оби­хо­да, напри­мер, сорт бума­ги, ранее char­ta re­gia (Plin. NH. XIII. 74), вино, кото­рое она пила еже­днев­но и кото­ро­му при­пи­сы­ва­ла укреп­ля­ю­щие и про­дле­ваю­щие жизнь свой­ства (XIV. 60), салат из девя­си­ла (inu­la), кото­рый тоже все­гда при­сут­ст­во­вал на ее сто­ле (XIX. 92), опре­де­лен­ный сорт фиг (XV. 70) и лавр, кото­рый рос в роще ее Кури­ной вил­лы (XV. 130), — это свиде­тель­ст­ву­ет о том, что дина­сти­че­ская идея и пред­став­ле­ние о гос­под­ст­ву­ю­щем поло­же­нии супру­ги пра­вя­ще­го импе­ра­то­ра посте­пен­но рас­про­стра­ня­лись и на Запа­де. В цар­стве Понт и в Иудее изо­бре­ли дру­гую фор­му чест­во­ва­ния. В Пон­те в честь Ливии город был назван Ливи­о­по­лем (VI. 11), а Ирод Анти­па пере­име­но­вал город Вифа­рамф­ту в Ливи­а­ду (позд­нее Юли­а­ду) (XIII. 44; Ios. Flav. BI. IV. 7. 6; 8. 2; Schü­rer E. Ge­schich­te des Judi­schen Vol­kes im Zei­tal­ter Jesu Chris­ti / 3 Aufl. Bd. 2. Leip­zig, 1898. S. 167f.). Здесь сле­ду­ет так­же упо­мя­нуть, что Ирод Вели­кий, умер­ший в 4 г. до н. э., оста­вил импе­ра­три­це Ливии и дру­гим чле­нам дина­стии 500 талан­тов (Ios. Flav. AI. XVII. 61 = § 147 и XVII. 8. 1 = § 190. Hirschfeld O. Klei­ne Schrif­ten. S. 519), и что Сало­мея, сест­ра Иро­да, во вре­мя поезд­ки импе­ра­тор­ской четы на Восток подру­жив­ша­я­ся с Ливи­ей и все­гда под­дер­жи­вав­шая с ней связь (Ios. Flav. BI. I. 28. 6; AI. XVII. 1. 1 = § 10), после сво­ей смер­ти в 10 г. н. э. заве­ща­ла импе­ра­три­це круп­ные земель­ные вла­де­ния, кото­рые при­но­си­ли око­ло 60 талан­тов в год (AI. XVII. 8. 1 = § 189; XVII. 11. 5 = § 321; XVIII. 2. 2 = § 31; BI. II. 9. 1; Hirschfeld O. Die kai­ser­li­chen… S. 26, Anm. 1)

Одна­ко усы­нов­ле­ние Тибе­рия укре­пи­ло не толь­ко внеш­нее поло­же­ние Ливии. По мне­нию антич­ных авто­ров, теперь она еще силь­нее, чем преж­де, под­чи­ни­ла сво­е­му вли­я­нию ста­ре­ю­ще­го импе­ра­то­ра и, чтобы еще боль­ше упро­чить поло­же­ние Тибе­рия, в 7 г. н. э. побуди­ла Авгу­ста отверг­нуть и изгнать его род­но­го вну­ка Агрип­пу Посту­ма (Tac. Ann. I. 3). кол. 915 Впро­чем, дру­гие сооб­ще­ния Таци­та и Све­то­ния об этом испор­чен­ном импе­ра­тор­ском вну­ке не согла­су­ют­ся с дан­ным пред­по­ло­же­ни­ем Таци­та и дока­зы­ва­ют, что дей­ст­вия импе­ра­то­ра про­тив соб­ст­вен­но­го вну­ка были государ­ст­вен­ной необ­хо­ди­мо­стью. Таким обра­зом, если в этом деле решаю­щую роль сыг­ра­ла Ливия и ее сове­ты, то это еще раз дока­зы­ва­ет ее здра­вую поли­ти­че­скую про­ни­ца­тель­ность, на кото­рую не вли­я­ли семей­ные сооб­ра­же­ния. В 8 г. н. э. Август счел необ­хо­ди­мым сослать так­же свою внуч­ку Юлию, сест­ру Агрип­пы. Вину за ее судь­бу Тацит тоже воз­ла­га­ет на Ливию, хотя имен­но Ливия забо­ти­лась об изгнан­ни­це до самой сво­ей смер­ти (Tac. Ann. IV. 71; Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.3. S. 1253 f.).

1 июля 13 г. Тибе­рий был тор­же­ст­вен­но про­воз­гла­шен сопра­ви­те­лем. Это ясно отра­жа­ло волю импе­ра­то­ра отно­си­тель­но насле­до­ва­ния (Vell. II. 121; Suet. Tib. 21). После окон­ча­ния цен­за в мае 14 г. н. э. Тибе­рий отпра­вил­ся в Илли­рик, и Август и Ливия реши­ли про­во­дить его до Бене­вен­та. Гово­ри­ли, что во вре­мя этой поезд­ки импе­ра­тор тай­но, с одним спут­ни­ком и без ведо­ма Ливии, на несколь­ко дней отпра­вил­ся на Пла­на­зию, чтобы при­ми­рить­ся с опаль­ным вну­ком. Вилль­рих (Willrich H. Op. cit. S. 28) про­сле­жи­ва­ет эта­пы раз­ви­тия это­го слу­ха (Plin. NH. VII. 46; Plut. De Gar­rul. 11; Tac. Ann. I. 5; Cass. Dio LVI. 30) и выдви­га­ет аргу­мен­ты про­тив него (Willrich H. loc. cit.; Stahr A.W.T. Rö­mi­sche Kai­serfrauen. Ber­lin, 1865. S. 93; Aschbach J. Op. cit. S. 46; Gardthau­sen V. Op. cit. Bd. 1.2. S. 1251 f.). Выдум­ка о том, что ста­рый импе­ра­тор посе­тил Пла­на­зию, лежит в осно­ве кле­ве­ты, буд­то Ливия, опа­са­ясь реа­би­ли­та­ции Агрип­пы, тут же реши­лась убить импе­ра­то­ра с помо­щью отрав­лен­ных на дере­ве фиг (Tac. Ann. I. 5: sce­lus uxo­ris^[13]; Cass. Dio LVI. 30). Офи­ци­аль­ные сооб­ще­ния о смер­ти импе­ра­то­ра (см. Vell. II. 123. 1—3 и Suet. Aug. 97—100; Tib. 21) никак не отра­жа­ют этот слух. В Ноле Август забо­лел и, учи­ты­вая его пре­клон­ный воз­раст, его состо­я­ние вну­ша­ло такие опа­се­ния, что Ливия сра­зу при­ка­за­ла вызвать Тибе­рия обрат­но. Тибе­рий застал импе­ра­то­ра ещё живым. Вско­ре после это­го Август скон­чал­ся на руках супру­ги, к кото­рой были обра­ще­ны его послед­ние сло­ва: Li­via nostri co­niu­gii me­mor vi­te ac va­le^[14] (Suet. Aug. 99). Тацит (Ann. I. 5), желаю­щий убедить сво­их чита­те­лей, буд­то Ливия скры­ва­ла уже насту­пив­шую смерть Авгу­ста до при­бы­тия Тибе­рия, про­ти­во­ре­чит сво­е­му соб­ст­вен­но­му сооб­ще­нию в Ann. I. 13. Обе вер­сии упо­мя­ну­ты у Дио­на Кас­сия (LVI. 31), кото­рый, одна­ко не пояс­ня­ет, какой из них дове­ря­ет; и у Авре­лия Вик­то­ра (Epit. I. 29: alii scri­bunt do­lo Li­viae^[15]).

Тело импе­ра­то­ра было достав­ле­но в Рим для погре­бе­ния, и Ливия не укло­ни­лась от того, чтобы через пять дней вме­сте с самы­ми выдаю­щи­ми­ся всад­ни­ка­ми собрать его кости из пеп­ла, чтобы похо­ро­нить их в мав­зо­лее Авгу­ста (Cass. Dio LVI. 42; Suet. Aug. 100). Сра­зу же после смер­ти Август был кол. 916 обо­жест­влен. Сена­то­ру, кото­рый под при­ся­гой под­твер­дил, что видел воз­не­се­ние Авгу­ста на небе­са, Ливия пода­ри­ла круп­ную сум­му денег (Suet. Aug. 100; Cass. Dio LVI. 46). Сама она ста­ла пер­вой жри­цей Боже­ст­вен­но­го Авгу­ста. Вме­сте с Тибе­ри­ем она при­сту­пи­ла к стро­и­тель­ству хра­ма, кото­рым почтил ему сенат. Кро­ме того, в его память она учреди­ла трех­днев­ные игры на Пала­тине, кото­рые долж­ны были про­во­дить­ся еже­год­но (Tac. Ann. I. 73; Cass. Dio LVI. 46). «Такие-то реше­ния, — гово­рит Дион Кас­сий, — в память об Авгу­сте были тогда при­ня­ты, офи­ци­аль­но (λό­γῳ) — сена­том, а на деле (ἔργῳ) — Тибе­ри­ем и Ливи­ей»^[16].

Ливия и Тибе­рий

Ливия и Тибе­рий. Для того поло­же­ния, кото­рое долж­на была занять Ливия после смер­ти импе­ра­то­ра, боль­шое зна­че­ние име­ло заве­ща­ние Авгу­ста. На осно­ва­нии выска­зан­ной в нем прось­бы сенат осво­бо­дил Ливию от огра­ни­че­ний Воко­ни­е­ва зако­на (Lex Vo­co­nia), и бла­го­да­ря это­му она смог­ла уна­сле­до­вать 50 мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, кото­рые оста­вил ей супруг (Suet. Aug. 101; Tac. Ann. I. 8 ; Cass. Dio LVI. 32; Jörs P. Die Ehe­ge­set­ze des Augus­tus // Festschrift Theo­dor Mom­msen zum fünfzigjäh­ri­gen Doc­torju­bi­läum. Mar­burg 1893. S. 41, 64). Кро­ме того, по заве­ща­нию Ливия была удо­че­ре­на в род Юли­ев и полу­чи­ла имя Авгу­ста, так что с это­го вре­ме­ни она офи­ци­аль­но зва­лась Юлия Авгу­ста (Tac. Ann. I. 8; Cass. Dio LVI. 43). Момм­зен (Mom­msen Th. Rö­mi­sche Staatsrecht / 2 Aufl. Bd. 2.2. Leip­zig, 1877. S. 795, 764) пред­по­ла­га­ет, что Август тем самым офи­ци­аль­но сде­лал Ливию сопра­ви­тель­ни­цей. Но, веро­ят­но, он таким обра­зом хотел лишь укре­пить поло­же­ние Тибе­рия и его наслед­ни­ков, при­няв родо­на­чаль­ни­цу новой дина­стии Юли­ев-Клав­ди­ев в семью Боже­ст­вен­но­го Юлия. Во вся­ком слу­чае, сенат и сама Ливия рас­смат­ри­ва­ли удо­че­ре­ние как урав­ни­ва­ние импе­ра­три­цы-мате­ри с пра­вя­щим импе­ра­то­ром. Поэто­му сенат не уста­вал изо­бре­тать всё новые поче­сти для импе­ра­три­цы. Реше­но было воз­двиг­нуть алтарь удо­че­ре­ния (adop­tio­nis, Tac. Ann. I. 14). Когда Ливия испол­ня­ла обя­зан­но­сти жри­цы сво­его обо­жест­влен­но­го супру­га, ее, как и веста­лок, дол­жен был сопро­вож­дать лик­тор (Tac. loc. cit.). Пред­ла­га­лось так­же при­сво­ить ей офи­ци­аль­ный титул роди­тель­ни­цы (pa­rens) или мате­ри оте­че­ства (ma­ter pat­riae) (Tac. loc. cit. ; Cass. Dio LVII. 12). Пред­ло­же­ние при­ба­вить к име­ни Тибе­рия допол­не­ние «сын Юлии» (Iuliae fi­lius) (Tac. и Cass. Dio loc. cit.), веро­ят­но, выра­жа­ло жела­ние пре­до­ста­вить Ливии пре­иму­ще­ство перед Тибе­ри­ем или все­гда напо­ми­нать ему о том, кому он обя­зан вла­стью. Пред­ло­жи­ли так­же пере­име­но­вать месяц октябрь в ливий (Suet. Tib. 26). Тибе­рию уда­лось вос­пре­пят­ст­во­вать при­ня­тию всех этих чрез­мер­ных поче­стей (Tac. Ann. I. 14).

Какое отно­ше­ние Тибе­рий и Ливия име­ли к убий­ству Агрип­пы Посту­ма сра­зу же после вступ­ле­ния Тибе­рия на пре­стол, из источ­ни­ков не вполне ясно. Из того фак­та, что имен­но Ливия отго­во­ри­ла Тибе­рия пере­дать рас­сле­до­ва­ние это­го дела сена­ту (Tac. Ann. I. 6), вряд ли допу­сти­мо сде­лать вывод, что при­каз исхо­дил от нее (Cass. Dio LVII. кол. 917 3); с дру­гой сто­ро­ны, ни Ливия, ни Тибе­рий не были заин­те­ре­со­ва­ны в том, чтобы ото­звать такой при­каз Авгу­ста, если он суще­ст­во­вал (Tac. loc. cit. ; Suet. Tib. 22; Cass. Dio loc. cit.; Willrich H. Op. cit. S. 34f.). Как сенат сво­и­ми поче­стя­ми охот­но про­воз­гла­сил импе­ра­три­цу-мать сопра­ви­тель­ни­цей, так и Ливия была вполне гото­ва вос­поль­зо­вать­ся этим пра­вом про­тив Тибе­рия. Но хотя она игра­ла важ­ную роль на всех офи­ци­аль­ных меро­при­я­ти­ях и испол­ня­ла свои пред­ста­ви­тель­ские обя­зан­но­сти еще более тща­тель­но, чем рань­ше, одна­ко Тибе­рий не поз­во­лял ей вме­ши­вать­ся в свою поли­ти­ку и умел дер­жать тре­бо­ва­ния мате­ри в над­ле­жа­щих гра­ни­цах. Как и Тибе­рий, Ливия устра­и­ва­ла соб­ст­вен­ные при­ё­мы и отчи­ты­ва­лась о них в «Еже­днев­ных актах» (Ac­ta diur­na) (Cass. Dio LVII. 12; Suet. Tib. 50; Tac. Ann. IV. 57). Офи­ци­аль­ные прото­коль­ные пись­ма вас­саль­ным дина­стам тоже под­пи­сы­ва­лись ими сов­мест­но (loc. cit.), и, как и при Авгу­сте, восточ­ные монар­хи ста­ра­лись снис­кать рас­по­ло­же­ние Тибе­рия при посред­ни­че­стве Ливии (Tac. Ann. II. 42).

В целом, ее авто­ри­тет зна­чи­тель­но воз­рос бла­го­да­ря обо­жест­вле­нию Авгу­ста, новой жре­че­ской долж­но­сти и удо­че­ре­нию в род Юли­ев (ср. Ovid. Fast. I. 536, где прак­ти­че­ски пред­ска­за­но обо­жест­вле­ние Ливии: sic Augus­ta no­vum Iulia nu­men erit^[17]). Чис­ло монет с ее порт­ре­том и постав­лен­ных в ее честь ста­туй и над­пи­сей зна­чи­тель­но уве­ли­чи­лось. Сюда отно­сят­ся над­пи­си CIL. IX. 4514; X. 459, 799, 7340. Боже­ст­вен­ные Авгу­сты (θεοὶ Σε­βασ­τοί) Ливия и Август упо­ми­на­ют­ся в над­пи­сях и на моне­тах как роди­те­ли ново­го Авгу­ста: IG. VII. 195; XII. 3. 104 l. 6ff.; Des­sau H. Die Inschrift… S. 398; Mion­net T.E. Op. cit. Suppl. 5. P. 428 № 933. На мно­гих моне­тах Юлия Авгу­ста (Ἰουλία Σε­βασ­τή) теперь появ­ля­ет­ся рядом с пра­вя­щим импе­ра­то­ром (Mion­net T.E. Op. cit. T. 2. P. 596 № 547; BMC Greek (My­sia) P. 140 № 251 = Mion­net T.E. Op. cit. T. 2. P. 595 № 541; P. 140 № 252 [ср. Mion­net T.E. Op. cit. Suppl. 5. P. 429 № 939; 941 [θεῶν Σε­βασ­τῶν]; BMC Greek (Thra­ce) P. 99 № 61; BMC Greek (Ma­ce­do­nia) P. 39 № 18; P. 53 № 79). Боже­ст­вен­ные поче­сти, ока­зы­вав­ши­е­ся импе­ра­три­це-мате­ри, ста­ли еще раз­но­об­раз­нее, чем ранее. На моне­тах BMC Greek (My­sia) P. 140 № 251 и BMC Greek (Ma­ce­do­nia) P. 117 № 76 ее назы­ва­ют Демет­рой, на моне­те BMC Greek (Ci­li­cia) P. XC — Герой, в над­пи­си IGR IV. 319 (= Riewald P. Op. cit. P. 44) — Новой Герой (Ἥρα νέα), в над­пи­си IG. III. 461 — Про­види­цей (Πρό­νοια). В леген­де моне­ты BMC Greek (Troas etc.) P. 204 № 157 она назва­на Юлия Боже­ст­вен­ная Авгу­ста (Ιου θεὰ Σε­βασ­τή). Допол­не­ние над­пи­си IGR I. 1150 = Riewald P. Op. cit. P. 328 «новая Иси­да» (νέας Ἴσ­σι­δος) нена­деж­но. О том, что уже тогда были учреж­де­ны хра­мы со жри­ца­ми куль­та Ливии, свиде­тель­ст­ву­ют над­пи­си IG. IX. 2, 333 = Riewald P. Op. cit. P. 47 и CIG. 2815 = Riewald P. Op. cit. P. 57. В над­пи­си с Само­са упо­ми­на­ет­ся жри­ца τῆς Ἀρχη­γέτι­δος Ἥρας καὶ Θεᾶς Ἰουλίας Σε­βασ­τῆς^[18](Vi­scher W. Eine sa­mi­sche Inschrift // RhM. Bd. 22. 1867. S. 314), и на Само­се, по-види­мо­му, был храм Ливии, в кото­ром наряду с ее куль­то­вым изо­бра­же­ни­ем сто­я­ли так­же ста­туи ее роди­те­лей кол. 918 (Rayet O. Op. cit. P. 231 и Fab­ri­cius E. Op. cit. P. 257; ср. так­же CIL. IX. 3660; 3661). В Кизи­ке она была σύν­ναος^[19] Минер­вы (IGR. IV. 144 = Riewald P. Op. cit. P. 330 № 128). В хра­ме Авгу­ста в Анки­ре знат­ный галат поме­стил ста­туи Тибе­рия и Юлии Авгу­сты (Ἰυλίας σε­βασ­τῆς) (OGIS. 533. 25). Но и на запа­де импе­рии культ Ливии как боги­ни теперь быст­ро раз­ви­вал­ся. Соглас­но над­пи­си CIL. X. 7340, в Гиме­ре был воз­двиг­нут алтарь Ливии и импе­ра­то­ра Тибе­рия. В Испа­нии она появ­ля­ет­ся на моне­тах и в над­пи­сях как родо­на­чаль­ни­ца мира (ge­net­rix or­bis) (Co­hen H. Descrip­tion his­to­ri­que des mon­naies frap­pées sous l’Em­pi­re ro­main. T. 1. Pa­ris, 1880. P. 169 № 3; CIL. II. 2038). Выше­упо­мя­ну­тая над­пись свиде­тель­ст­ву­ет о том, что Тибе­рий уже раз­ре­шил отправ­лять культ Ливии со жре­ца­ми и жри­ца­ми и на Запа­де. Дока­за­тель­ства­ми это­го мож­но счи­тать так­же над­пи­си CIL. II. 194; XII. 1363; 4249. На Гав­ле она почи­та­лась как Цере­ра (CIL. X. 7501 = ILS. 121). На Боль­шой Париж­ской камее, кото­рая была заду­ма­на как чест­во­ва­ние Гер­ма­ни­ка, но завер­ше­на лишь после его смер­ти, Ливия изо­бра­же­на в обра­зе и обла­че­нии мате­ри богов Кибе­лы. На моне­тах горо­да Леп­та в Афри­ке она назва­на мате­рью оте­че­ства (ma­ter pat­riae) (Co­hen H. Op. cit. P. 165 № 807). Ее день рож­де­ния, конеч­но, празд­но­вал­ся в самых раз­ных местах. Свиде­тель­ства об этом сохра­ни­лись в над­пи­сях CIL. VI. 2968; V. 3303 и в прото­ко­лах арваль­ских бра­тьев (Hen­zen G. Op. cit. № XXIV; XLIII). И после ее смер­ти ее день рож­де­ния оста­вал­ся празд­ни­ком арваль­ских бра­тьев, и в Егип­те два посвя­щен­ных ей празд­ни­ка, не согла­су­ю­щи­е­ся, одна­ко, с извест­ны­ми сведе­ни­я­ми о ее жиз­ни, празд­но­ва­лись еще через мно­го лет после ее смер­ти (Blu­men­tal F. Op. cit. S. 341). Как уже упо­ми­на­лось, ее почи­та­ли там как покро­ви­тель­ни­цу бра­ка. Про­вин­ция Азия запро­си­ла и полу­чи­ла раз­ре­ше­ние постро­ить храм Тибе­рия, сена­та и Юлии Авгу­сты в Смирне (Tac. Ann. IV. 15; Hirschfeld O. Klei­ne Schrif­ten. P. 485; Willrich H. Op. cit. S. 68). Одна­ко от тако­го же куль­та в запад­ных про­вин­ци­ях Тибе­рий реши­тель­но отка­зал­ся (Tac. Ann. IV. 37; Hirschfeld O. loc. cit.).

Все это — более или менее офи­ци­аль­ные поче­сти, кото­рые не могут слу­жить решаю­щи­ми свиде­тель­ства­ми о поло­же­нии и дея­тель­но­сти Ливии. В этом отно­ше­нии мы видим, что в вопро­сах управ­ле­ния и в семье Юлия Авгу­ста игра­ла ту же роль, что и Ливия при Авгу­сте. И при Тибе­рии ей уда­ва­лось, если это не про­ти­во­ре­чи­ло инте­ре­сам государ­ства, скло­нять импе­ра­то­ра в неко­то­рых делах к снис­хо­ди­тель­но­сти (Tac. Ann. I. 13) или доби­вать­ся тех или иных пре­иму­ществ для сво­их про­те­же — буду­ще­го импе­ра­то­ра Галь­бы, деда импе­ра­то­ра Ото­на и пре­фек­та гвар­дии Бур­ра (Suet. Galb. 6; Otho 1; Tac. Ann. V. 1; CIL. XII. 5842). Разу­ме­ет­ся, Тибе­рий умел пре­пят­ст­во­вать слиш­ком дале­ко иду­щим поже­ла­ни­ям Ливии, если они, по его мне­нию, шли враз­рез с инте­ре­са­ми государ­ства, как во вре­мя про­цес­са Ургу­ла­нии (Suet. Tib. 50 и 51; Tac. Ann. II. 34). О том, что сенат не про­явил такой твёр­до­сти перед прось­ба­ми импе­ра­три­цы-мате­ри и что здесь ее власть, види­мо, была доволь­но вели­ка, свиде­тель­ст­ву­ет рас­сказ о допро­се Ургу­ла­нии (Tac. кол. 919 loc. cit.) и заме­ча­ние Таци­та (Ann. IV. 21: spre­ta Augus­tae po­ten­tia^[20]). Конеч­но, на офи­ци­аль­ных меро­при­я­ти­ях Ливия про­дол­жа­ла при­сут­ст­во­вать лич­но. Одна­ко Тибе­рий при этом стро­го при­дер­жи­вал­ся обы­ча­ев Авгу­ста и даже пытал­ся еще более огра­ни­чить ее уча­стие в таких слу­ча­ях (Suet. Tib. 50; Cass. Dio LVII. 12). Выпол­не­ние заве­ща­тель­ных рас­по­ря­же­ний Авгу­ста тоже в конеч­ном сче­те тре­бо­ва­ло сов­мест­ных дей­ст­вий, так как часть выде­лен­но­го двум глав­ным наслед­ни­кам иму­ще­ства при­над­ле­жа­ла им сов­мест­но. Поэто­му в над­пи­сях часто упо­ми­на­ют­ся общие слу­жа­щие обо­их (CIL. VI. 4358; 9066; X. 7489; XII. 5842; Hirschfeld O. Die kai­ser­li­chen… S. 26 ff.; 27 Anm. 1; 28 Anm. 1). На осно­ва­нии над­пи­сей CIL. X. 7489 и XV. 7814 Вилль­рих спра­вед­ли­во дела­ет вывод, что Тибе­рий и Ливия сов­мест­но вла­де­ли поме­стья­ми на ост­ро­ве Липа­ра и вил­лой в Туску­ле (Willrich H. Op. cit. S. 72 f.). И на Капри, где любил жить Тибе­рий, у Ливии была соб­ст­вен­ность (CIL. VI. 8958). Над­пи­си из колум­ба­рия Ливии (см. выше) свиде­тель­ст­ву­ют о том, что и после смер­ти Авгу­ста чис­ло ее рабов и воль­ноот­пу­щен­ни­ков не умень­ши­лось. Ввиду усы­нов­ле­ния Ливии в род Юли­ев после 14 г. н. э. ее воль­ноот­пу­щен­ни­ки назы­ва­ют­ся Мар­ка­ми Юли­я­ми (CIL. VI.2 p. 878). Воль­ноот­пу­щен­ни­ки Ливии с име­нем Маро­ни­а­ны про­ис­хо­дят из наслед­ства Авгу­ста, кото­рый, в свою оче­редь, полу­чил их по заве­ща­нию от Вер­ги­лия (Hirschfeld O. Klei­ne Schrif­ten. S. 518). Веро­ят­но, к иму­ще­ству, уна­сле­до­ван­но­му от Авгу­ста, отно­сят­ся так­же вла­де­ния импе­ра­три­цы-мате­ри в Егип­те (P. Lond. II. 445 P. 166; Hirschfeld O. Klei­ne Schrif­ten. S. 554) и кир­пич­ный завод в Кам­па­нии (CIL. X. 8042. 41a, 60; Hirschfeld O. Die kai­ser­li­chen… S. 27) Одна­ко если над­пись IG. XIV. 2414. 40 тоже отно­сит­ся к это­му кир­пич­но­му заво­ду, то Ливия долж­на была вла­деть им еще при жиз­ни Авгу­ста. Таким обра­зом, обшир­ные сов­мест­ные вла­де­ния пред­по­ла­га­ли мно­го общих адми­ни­ст­ра­тив­ных сде­лок и сове­ща­ний отно­си­тель­но рацио­наль­но­го и обще­ст­вен­но полез­но­го рас­хо­до­ва­ния посту­паю­щих дохо­дов. Даже в послед­ние годы жиз­ни Ливии импе­ра­тор и его мать рас­по­ряди­лись постро­ить за свой счет водо­про­вод в Этру­рии (CIL. XI. 3322).

Ливия была не вполне удо­вле­тво­ре­на тем поли­ти­че­ским поло­же­ни­ем, кото­рое поже­лал пре­до­ста­вить ей сын, и ино­гда отва­жи­ва­лась откры­то высту­пать в роли сопра­ви­тель­ни­цы. Так, в над­пи­си на ста­туе Авгу­ста, кото­рую они с Тибе­ри­ем посвя­ти­ли в 22 г. н. э., ее имя пред­ше­ст­во­ва­ло име­ни ее сына Tac. Ann. III. 64; CIL. I². P. 236 и 316). Таким обра­зом, меж­ду ней и пра­вя­щим импе­ра­то­ром дей­ст­ви­тель­но име­ли место тре­ния, и ино­гда мог­ло дой­ти даже до бур­ных сцен меж­ду ней и ее сыном (Cass. Dio LVII. 12; Suet. Tib. 51). В семье и семей­ной поли­ти­ке Ливия зани­ма­ла такое же поло­же­ние, как и в прав­ле­ние Авгу­ста. С семьей Анто­нии ее свя­зы­ва­ла осо­бен­но тес­ная друж­ба, кото­рая рас­про­стра­ня­лась так­же на Гер­ма­ни­ка и его детей. Вско­ре кол. 920 после смер­ти Авгу­ста обе жен­щи­ны пере­се­ли­лись из двор­ца Авгу­ста. кото­рый стал государ­ст­вен­ной соб­ст­вен­но­стью, в сосед­ний дом на Пала­тине (Lan­cia­ni R.A. To­pog­ra­fia di Ro­ma an­ti­ca. I co­men­ta­rii de Fron­ti­no in­tor­no le ac­que e gli aque­dot­ti. Sil­lo­ge epig­ra­fi­ca aqua­ria me­mo­ria. Ro­ma, 1880. P. 446 № 155 a–d. О рос­пи­сях это­го дома ср. Per­rot G. Les pein­tu­res du Pa­la­tin // Re­vue ar­chéo­lo­gi­que. N. S. 1870. T. 21. P. 387 ff.; T. 22. P. 47 ff.). О судь­бе Клав­дия, млад­ше­го сына Анто­нии, и его отно­ше­ни­ях с бабуш­кой уже гово­ри­лось. Ливил­ла, един­ст­вен­ная остав­ша­я­ся в живых дочь Анто­нии, была вовле­че­на — конеч­но, не без уча­стия Ливии — в дина­сти­че­скую поли­ти­ку импе­ра­тор­ской семьи и вышла замуж сна­ча­ла за Гая Цеза­ря, а после его смер­ти — за Дру­за Млад­ше­го, сына Тибе­рия. Гер­ма­ник назвал обе­их млад­ших доче­рей, родив­ших­ся в 16 и 18 гг., в честь импе­ра­три­цы-мате­ри — Ливи­ей Дру­зил­лой и Юли­ей Ливи­ей, и для послед­ней Ливия пре­до­ста­ви­ла из сво­ей при­слу­ги кор­ми­ли­цу (CIL. VI. 4252), а позд­нее педа­го­га (CIL. VI. 3998). Когда умер один из сыно­вей Гер­ма­ни­ка — еще при жиз­ни Авгу­ста — Ливия при­ка­за­ла изгото­вить его малень­кую ста­тую в обра­зе Купидо­на и поме­сти­ла ее в хра­ме Вене­ры на Капи­то­лии (Suet. Cal. 7). Не дока­за­но, что Гер­ма­ник и Агрип­пи­на, с одной сто­ро­ны, и Ливия — с дру­гой, с само­го нача­ла пита­ли друг к дру­гу анти­па­тию и недо­ве­рие, как Тацит пыта­ет­ся убедить сво­их чита­те­лей (Tac. Ann. I. 32), хотя меж­ду взгляда­ми на жизнь стар­ше­го и млад­ше­го поко­ле­ния и мог­ла суще­ст­во­вать есте­ствен­ная про­ти­во­по­лож­ность. После­дую­щая враж­да меж­ду Ливи­ей и Агрип­пи­ной нача­лась толь­ко с пре­бы­ва­ния пары пре­сто­ло­на­след­ни­ков на Восто­ке и их кон­флик­та с Пизо­ном и его супру­гой План­ци­ной, кото­рая счи­та­лась дове­рен­ной подру­гой Ливии; демон­стра­тив­ная кон­фрон­та­ция Агрип­пи­ны с Ливи­ей после смер­ти Гер­ма­ни­ка и про­цес­са Пизо­на и План­ци­ны при­ве­ла тогда к пол­но­му раз­ры­ву меж­ду жен­щи­на­ми. Если Ливия не выра­жа­ла чрез­мер­ную скорбь в свя­зи со смер­тью вну­ка, это вполне соот­вет­ст­ву­ет ее поведе­нию в подоб­ных слу­ча­ях, напри­мер, после смер­ти Дру­за, и ее пред­став­ле­нию о соб­ст­вен­ном досто­ин­стве как импе­ра­три­цы и рим­ской мат­ро­ны. Видеть в этом дока­за­тель­ство ее при­част­но­сти к смер­ти Гер­ма­ни­ка недо­пу­сти­мо (Tac. Ann. III. 3). Доста­точ­но часто ука­зы­ва­лось, что в ходе про­цес­са была про­де­мон­стри­ро­ва­на без­до­ка­за­тель­ность обви­не­ния в отрав­ле­нии и, сле­до­ва­тель­но, подо­зре­ние о том, что Тибе­рий и Ливия тай­но зака­за­ли убий­ство, бес­поч­вен­но; одна­ко Агрип­пи­на при­дер­жи­ва­лась сво­его убеж­де­ния и позд­нее, веро­ят­но, пре­сле­до­ва­ла Ливию еще более жесто­кой нена­ви­стью, чем Тибе­рия, так как бла­го­да­ря ее хода­тай­ству перед импе­ра­то­ром и сена­том спас­лась План­ци­на (Tac. Ann. II. 43; 71; 82; III. 10; 15). Обви­не­ние про­тив Пизо­на Ливия пред­ста­ви­ла сена­ту вме­сте с осталь­ны­ми чле­на­ми дина­стии; во вся­ком слу­чае, она была вклю­че­на в бла­го­дар­ность сена­та за помощь в воз­мездии за смерть Гер­ма­ни­ка (Tac. Ann. III. 18). Одна­ко кон­фликт меж­ду жен­щи­на­ми импе­ра­тор­ской семьи кол. 921 ула­дить было невоз­мож­но, и он отра­вил жизнь Ливии и импе­ра­то­ра Кро­ме того, рья­ные при­вер­жен­цы каж­дой пар­тии толь­ко раз­жи­га­ли пла­мя, вме­сто того, чтобы его гасить (Tac. Ann. IV. 12; Fer­re­ro G. Op. cit. S. 98 ff.), а вла­сто­лю­би­вый харак­тер обе­их жен­щин лишь усу­губ­лял раз­рыв.

В 22 г. н. э. пожи­лая импе­ра­три­ца-мать тяже­ло забо­ле­ла, и тогда ста­ло осо­бен­но оче­вид­но, какой любо­вью и ува­же­ни­ем Ливия поль­зо­ва­лась в семье и в самых широ­ких обще­ст­вен­ных кру­гах, даже если отне­сти боль­шин­ство зна­ков при­вя­зан­но­сти на счет низ­ко­по­клон­ства. Импе­ра­тор поспе­шил к посте­ли боль­ной (Tac. Ann. III. 64; 71), и ради ее выздо­ров­ле­ния совер­ша­лись жерт­во­при­но­ше­ния и при­но­си­лись обе­ты (CIL. VI. 562; Eck­hel J. Doctri­na nu­mo­rum ve­te­rum. Vol. 6. Vin­do­bo­nae, 1828. P. 150). В ее честь в 22 и 23 гг. н. э. сенат чека­нил моне­ты с голо­вой Ливии в обра­зе Спра­вед­ли­во­сти (Ius­ti­tia), Бла­го­че­стия (Pie­tas) и Здо­ро­вья (Sa­lus) (Co­hen H. Op. cit. T. 1. P. 170 № 1—4; Ber­noul­li J.J. Rö­mi­sche Iko­no­gra­phie. Bd. 2.1. Ber­lin; Stuttgart, 1886. S. 83 ff. Kahrstedt U. Op. cit. S. 289 f.).

Вско­ре после это­го Ливии так­же пре­до­ста­ви­ли пра­во сидеть вме­сте с вестал­ка­ми на обще­ст­вен­ных празд­ни­ках (Tac. Ann. IV. 16). Таким обра­зом, теперь она полу­чи­ла пол­ное юриди­че­ское равен­ство с вестал­ка­ми (Willrich H. Op. cit. S. 55).

С этой поче­стью, пово­дом для кото­рой послу­жи­ла ее тяже­лая болезнь, свя­за­на, веро­ят­но, и над­пись Orel­li-Hen­zen P. 441 № 7165: игры в честь дня рож­де­ния Ливии в 23 г. н. э. упо­ми­на­ют­ся в запи­си кол­ле­гии маги­ст­ра­тов-авгу­ста­лов какой-то коло­нии

В над­гроб­ной речи в честь Дру­за Млад­ше­го, сына Тибе­рия, в 23 г. н. э. и в свя­зи со смер­тью одно­го из сыно­вей это­го Дру­за и Ливил­лы об оди­но­че­стве импе­ра­три­цы-мате­ри гово­рит­ся с осо­бым уча­сти­ем (Tac. Ann. IV. 8 и 15), и, пожа­луй, это свиде­тель­ст­ву­ет о том, что имен­но Ливия про­яв­ля­ла глу­бо­кий инте­рес ко всем радо­стям и стра­да­ни­ям импе­ра­тор­ской семьи и рав­но забо­ти­лась обо всех чле­нах семьи.

В зада­чи дан­ной ста­тьи не вхо­дит иссле­до­ва­ние при­чин, побудив­ших Тибе­рия в 26 г. н. э. окон­ча­тель­но пере­се­лить­ся на Капри. Мало­ве­ро­ят­но, что глав­ной при­чи­ной его отъ­езда было вла­сто­лю­бие Ливии (Suet. Tib. 50; 51; Tac. Ann. IV. 57; Cass. Dio LVII. 12). До сих пор он умел дер­жать Ливию в опре­де­лен­ных гра­ни­цах, и в этом слу­чае он не осво­бо­дил бы ей поле для дей­ст­вия и не пре­до­ста­вил бы ей заботу о семье и семей­ной поли­ти­ке (Так, надо пола­гать, что бра­ки стар­ших детей Гер­ма­ни­ка, Агрип­пи­ны и Неро­на, заклю­чен­ные после уда­ле­ния Тибе­рия из Рима, были делом Ливии; во вся­ком слу­чае, ее сове­ты име­ли решаю­щее зна­че­ние [Tac. Ann. IV. 75; III. 29]) В источ­ни­ках нет и сведе­ний о том, что Ливия исполь­зо­ва­ла отъ­езд Тибе­рия, чтобы актив­нее высту­пать на поли­ти­че­ской сцене. Труд­но ска­зать, в какой мере на реше­ние Тибе­рия, кото­рое, пожа­луй, сле­ду­ет счи­тать пре­иму­ще­ст­вен­но пси­хо­ло­ги­че­ским, повли­я­ли раздо­ры жен­щин импе­ра­тор­ской семьи (Fer­re­ro G. Op. cit. S. 102 ff.). Тибе­рий и далее про­яв­лял к мате­ри любез­ность и почте­ние, кол. 922 мяг­ко обра­ща­ясь с фаво­ри­та­ми Ливии, кото­рые уже дав­но пода­ва­ли ему пово­ды для про­ти­во­дей­ст­вия ей (Све­то­ний, Tib. 51, иска­жа­ет обсто­я­тель­ства, кото­рые, одна­ко пра­виль­но изло­же­ны у Таци­та, Ann. VI. 26). Веро­ят­но, Тибе­рий так­же воз­дер­жи­вал­ся при жиз­ни Ливии от обви­не­ния Агрип­пи­ны и ее сыно­вей, пото­му что желал поща­дить ста­рую импе­ра­три­цу; воз­мож­но, прав и Тацит, кото­рый видит в этом свиде­тель­ство бла­го­при­ят­но­го вли­я­ния импе­ра­три­цы на Тибе­рия и стра­ха Сея­на перед бди­тель­ным оком Ливии (Tac. Ann. V. 1 и 3). После того, как Агрип­пи­на и ее стар­шие сыно­вья были поме­ще­ны под стра­жу (Gel­zer M. Iuli­us (133) // RE. Bd. 10.1. 1918. Sp. 382; Suet. Cal. 10. 1), сам Тибе­рий пору­чил Ливии вос­пи­та­ние млад­ше­го сына Гер­ма­ни­ка, впо­след­ст­вии импе­ра­то­ра Кали­гу­лы, и это тоже дока­зы­ва­ет, что Тибе­рий не опа­сал­ся вла­сто­лю­бия мате­ри. Импе­ра­тор со вре­ме­нем ста­но­вил­ся все мед­ли­тель­нее и нелюди­мее, поэто­му, есте­ствен­но, отда­лял­ся и от мате­ри, и лич­ные отно­ше­ния меж­ду ними посте­пен­но охла­де­ли. В тече­ние трех лет с отъ­езда Тибе­рия из Рима до смер­ти Ливии они виде­лись лишь одна­жды и бесе­до­ва­ли все­го несколь­ко часов (Suet. Tib. 51; Cass. Dio LVIII. 2). И даже изве­стие о ее тяже­лой болез­ни в 29 г. до н. э. не заста­ви­ло его поспе­шить в Рим (Cass. Dio loc. cit.). Уми­раю­щая Ливия, почув­ст­во­вав при­бли­же­ние смер­ти, оста­ви­ла рас­по­ря­же­ния о сво­ем погре­бе­нии (Suet. Tib. 51. 2) и скон­ча­лась в воз­расте 86 лет (Cass. Dio LVIII. 2), так и не увидев боль­ше сына. Даже тогда Тибе­рий не смог пре­одо­леть свою мед­ли­тель­ность и непри­язнь к Риму, чтобы при­быть в сто­ли­цу на похо­ро­ны (Suet. Tib. 51. 2). Поэто­му над­гроб­ную речь на похо­ро­нах Ливии про­из­нес ее пра­внук Гай (Tac Ann. V. 1; Suet. Cal. 10). Тибе­рий не поз­во­лил ока­зать покой­ной чрез­мер­ные поче­сти, кото­рые сенат запла­ни­ро­вал для погре­бе­ния. Тацит (Ann. V. 1) гово­рит о скром­ных похо­ро­нах (fu­nus mo­di­cum) (ср. Cass. Dio LVIII. 2). Ливию похо­ро­ни­ли в мав­зо­лее Авгу­ста (Cass. Dio loc. cit.). Одна­ко сенат не во всем пови­но­вал­ся ука­за­ни­ям импе­ра­то­ра. Конеч­но, он не мог обо­же­ст­вить покой­ную вопре­ки импе­ра­тор­ской воле; и почет­ная арка, кото­рой сенат почтил Ливию и стро­и­тель­ство кото­рой импе­ра­тор взял на себя, так и не была воз­веде­на (Cass. Dio LVIII. 2). Одна­ко сенат устро­ил ее похо­ро­ны за государ­ст­вен­ный счет и пред­пи­сал мат­ро­нам носить тра­ур по импе­ра­три­це в тече­ние года (Cass. Dio loc. cit.). Тибе­рий не испол­нил ее заве­ща­тель­ные рас­по­ря­же­ния, как пола­га­ет Вилль­рих, из чрез­мер­ной эко­но­мии. Толь­ко Кали­гу­ла выпол­нил послед­нюю волю сво­ей пра­баб­ки и выпла­тил все ее заве­ща­тель­ные отка­зы и подар­ки (Cass. Dio LIX. 1 f.).

Обо­жест­вле­ние Ливии состо­я­лось толь­ко при Клав­дии, в 42 г. н. э., кото­рый, веро­ят­но, желал уза­ко­нить свое поло­же­ние при помо­щи боже­ст­вен­но­го про­ис­хож­де­ния — как внук Боже­ст­вен­ной Юлии или Боже­ст­вен­ной Авгу­сты. Тогда же ее ста­туя была уста­нов­ле­на в хра­ме Авгу­ста на Пала­тине. Жерт­во­при­но­ше­ния Боже­ст­вен­ной Авгу­сте совер­ша­ли вестал­ки, кол. 923 и все рим­ские жен­щи­ны отныне долж­ны были при­но­сить клят­ву име­нем Боже­ст­вен­ной Авгу­сты (Cass. Dio LX. 5). Если, как уже упо­ми­на­лось, еще при жиз­ни Ливии, осо­бен­но на восто­ке, но места­ми и на запа­де Импе­рии, встре­ча­ют­ся при­зна­ки ее боже­ст­вен­но­го почи­та­ния, то после обо­жест­вле­ния свиде­тельств ее куль­та ста­но­вит­ся еще боль­ше. Ее жри­цы назы­ва­ют­ся в над­пи­сях порой sa­cer­dos, порой fla­mi­ni­ca (CIL. II. 1571; VIII. 6987; X. 1413; XII. 1845; 4249; XIV. 399; IG. XII. 3. 104; XII. 5. 629).

Лич­ность

Из доволь­но скуд­ных поло­жи­тель­ных отзы­вов об импе­ра­три­це и вопре­ки иска­же­нию ее харак­те­ра в опи­са­ни­ях антич­ных авто­ров, мы все же можем соста­вить очень ясное пред­став­ле­ние о лич­но­сти Ливии. Преж­де все­го, она все­гда пол­но­стью созна­ва­ла свои супру­же­ские и мате­рин­ские обя­зан­но­сти. Это про­яв­ля­ет­ся как в отно­ше­нии ее пер­во­го супру­га, так и в отно­ше­нии Авгу­ста, и раз­вод с Клав­ди­ем и брак с Окта­виа­ном, веро­ят­но, был един­ст­вен­ным слу­ча­ем, когда она поз­во­ли­ла чув­ству взять над собой верх. Впро­чем, выше отме­ча­лось, что нема­лую роль здесь игра­ло и често­лю­бие. К сво­им обя­зан­но­стям пер­вой жен­щи­ны дина­стии и импе­рии она отно­си­лась очень серь­ез­но (Ovid. Pont. III. 1. 142) и разде­ля­ла силь­ные дина­сти­че­ские чув­ства Авгу­ста — не одно­сто­ронне, в поль­зу соб­ст­вен­ных детей, как пыта­ют­ся убедить нас антич­ные авто­ры (Tac. Ann. I. 10: Li­via gra­vis in rem pub­li­cam ma­ter, gra­vis do­mui Cae­sa­rum no­ver­ca^[21]), но забо­ти­лась обо всей дина­стии и лич­но инте­ре­со­ва­лась бла­го­по­лу­чи­ем и судь­бой всех чле­нов импе­ра­тор­ской семьи. Если укреп­ле­ние ее внеш­не­го поло­же­ния, внеш­ние поче­сти и зна­ки отли­чия, доста­вав­ши­е­ся ей вполне заслу­жен­но, укреп­ля­ли ее уве­рен­ность в себе и, как могут ска­зать, вла­сто­лю­бие, так что посте­пен­но она все боль­ше вме­ши­ва­лась в дела и поэто­му часто выглядит для внеш­не­го мира как поли­ти­че­ски рас­чет­ли­вая и холод­ная осо­ба (Кали­гу­ла злоб­но назы­вал ее «Улис­сом в юбке», Suet. Cal. 23), то это нель­зя поста­вить ей в вину, тем более, что она нико­гда не зло­употреб­ля­ла сво­им поло­же­ни­ем во вред государ­ству (Vell. Pat. II. 131; Tac. Ann. V. 3 ff.). В общем и целом, она была энер­гич­ной, целе­устрем­лен­ной, само­до­ста­точ­ной и бла­го­род­ной жен­щи­ной, обла­да­ла зна­чи­тель­ным умом и огром­ной энер­ги­ей, кото­рые бла­го­да­ря ее разум­но­му и здра­во­му отно­ше­нию к делу укре­пи­ли поло­же­ние импе­ра­три­цы и офор­ми­ли его как важ­ный фак­тор зарож­даю­щей­ся монар­хии (ср. Willrich H Op. cit. S. 45—70, гла­ва о Ливии как импе­ра­три­це).

Порт­ре­ты

Дошед­шие до нас надеж­но иден­ти­фи­ци­ро­ван­ные изо­бра­же­ния Ливии не толь­ко объ­яс­ня­ют, поче­му Окта­виан заго­рел­ся стра­стью к этой жен­щине, но и под­твер­жда­ют то впе­чат­ле­ние, кото­рое скла­ды­ва­ет­ся от ее лич­но­сти. На боль­шин­стве гре­че­ских монет она изо­бра­же­на как боги­ня, в иде­а­ли­зи­ро­ван­ном, а не инди­виду­аль­ном сти­ле. Вполне досто­вер­ным порт­ре­том счи­та­ет­ся моне­та сена­та, на кото­рой Ливия пред­став­ле­на в обра­зе Салюс. Наи­бо­лее досто­вер­ные изо­бра­же­ния Ливии — кол. 924 малень­кий брон­зо­вый бюст в Лув­ре (Ber­noul­li J.J. Op. cit. Bd. 2. 1. S. 83ff.), вен­ский сар­до­никс, где Ливия пред­став­ле­на как жри­ца Авгу­ста (Aschbach J. Op. cit. Taf. III. 2), и порт­рет­ная голо­ва, опуб­ли­ко­ван­ная в ста­тье Hel­big W. Sop­ra un rit­rat­to di Li­via // MDAIR. Bd. 2. 1887. P. 8ff. (ср. так­же Delbrück R. An­ti­ke Porträts. Bonn, 1912. S. XLVII f. Taf. 34) Почти все осталь­ные изо­бра­же­ния Ливии, в том чис­ле и на Боль­шой Париж­ской камее (Furtwängler A. Die An­ti­ken Gem­men. Leip­zig; Ber­lin, 1909. Bd. 1. Taf. 60. Bd. 2. S. 268 ff.) име­ют в луч­шем слу­чае посред­ст­вен­ное сход­ство или явля­ют­ся про­сты­ми типа­ми. Бёле, при­вер­жен­ный ста­ро­му взгляду на Ливию как на вели­кую пре­ступ­ни­цу, утвер­жда­ет, что при взгляде на порт­ре­ты Ливии ее зло­бу (méchan­ce­té) и ковар­ство (scé­lé­ra­tes­se) мож­но узнать по её носу и рту (Beu­lé M. Augus­te, sa fa­mil­le et ses amis. Pa­ris, 1868. P. 123 ff.).

Источ­ни­ки

Как вид­но из выше­из­ло­жен­но­го, наи­бо­лее важ­ны­ми источ­ни­ка­ми о жиз­ни Ливии, наряду с моне­та­ми и над­пи­ся­ми, явля­ют­ся Све­то­ний, Тацит и Дион Кас­сий. Отдель­ные важ­ные сооб­ще­ния и харак­тер­ные штри­хи встре­ча­ют­ся у Вел­лея Патер­ку­ла, Вале­рия Мак­си­ма, Сене­ки, Пли­ния Стар­ше­го и Иоси­фа Фла­вия. У поэтов содер­жит­ся мало инфор­ма­ции — даже в посвя­щен­ном Ливии сти­хотвор­ном уте­ше­нии «Эпи­кедий Дру­за» (о харак­те­ре и цен­но­сти отдель­ных источ­ни­ков см. Willrich H. Op. cit. S. 2—7).

Совре­мен­ные интер­пре­та­ции

Пред­став­ле­ния о Ливии, осно­ван­ные на антич­ных источ­ни­ках, пер­во­на­чаль­но нахо­ди­лись под пол­ным вли­я­ни­ем при­го­во­ра Таци­та (Zi­sich A. De do­mo Augus­ti. Straßburg, 1697; St. Lotz. Dis­ser­ta­tio de do­mo Augus­ti. Al­torf, 1715; Wei­chert A. Im­pe­ra­to­ris Cae­sa­ris Augus­ti scrip­to­rum re­li­quiae. Grim­ma, 1846). Нега­тив­ный образ Ливии у ста­рых авто­ров встре­ча­ет­ся так­же у Экке­ля, Eck­hel J. Doctri­na nu­mo­rum ve­te­rum. Vol. 6. Vin­do­bo­nae, 1828. S. 146 ff., в пред­и­сло­вии к рабо­те Ber­noul­li J.J. Rö­mi­sche Iko­no­gra­phie. Bd. 2.1. Ber­lin; Stuttgart, 1886. S. 83ff., ино­гда у Дома­шев­ско­го, von Do­maszew­ski A. Ge­schich­te der rö­mi­schen Kai­ser. Leip­zig, 1909 и осо­бен­но у Гардт­ха­у­зе­на, Gardthau­sen V. Augus­tus und sei­ne Zeit. Bd. 1.2. Leip­zig, 1891. S. 1018 ff., а недав­но у Дес­сау, Des­sau H. Ge­schich­te der rö­mi­schen Kai­ser­zeit. Bd. 1. Ber­lin, 1924. S. 454. Вычле­нить вер­ный порт­рет Ливии из иска­жен­ных опи­са­ний поста­ра­лись Stahr A.W.T. Rö­mi­sche Kai­serfrauen. Ber­lin, 1865. S. 27 ff.; Aschbach J. Li­via, Ge­mah­lin des Kai­sers Augus­tus. Wien, 1864 и в первую оче­редь Willrich H. Li­via. Leip­zig; Ber­lin, 1911, где наи­бо­лее пол­но собра­ны и про­ана­ли­зи­ро­ва­ны име­ю­щи­е­ся сведе­ния о Ливии. Неко­то­рые инте­рес­ные, хоть и спор­ные мыс­ли выска­зы­ва­ет Г. Ферре­ро: Fer­re­ro G. Die Frauen der Cae­sa­ren / Übers. von E. Kapff. Aufl. 2. Stuttgart, 1914.