Русский перевод под общей редакцией Н. А. Машкина.
Гос. социально-экономич. изд-во, Москва, 1937.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам.
Все даты по тексту — от основания Рима, в квадратных скобках — до нашей эры.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изданию Моммзена 1997 г. (СПб, «Наука»—«Ювента»).
с.122
| Ликвидация гракховского режима |
Новое здание, воздвигнутое Гаем Гракхом, рухнуло с его смертью. Его гибель, как и убийство его брата, была прежде всего лишь актом мести; но для восстановления прежнего строя было очень важно, что в тот момент, когда была подготовлена почва для монархии, личность монарха была устранена. В данном случае это было тем более важно, что после гибели Гракха и кровавой расправы, учиненной Опимием, в Риме не осталось никого, кто считал бы себя в раве даже попытаться занять освободившееся место, будь то ввиду своего родства с погибшим главою государства или ввиду своих личных способностей. Гай не оставил потомства, а сын Тиберия умер в юношеском возрасте. Во всей так называемой народной партии нельзя было даже назвать кого-либо, кто мог бы ее возглавить. Гракховская конституция походила на крепость без коменданта; стены и гарнизон были невредимы, но не было командующего, и не было никого, кто желал бы занять пустующее место, никого, кроме только что свергнутого правительства.
| Восстановление власти аристократии |
Так и случилось. После смерти Гая Гракха, не оставившего наследников, власть сената восстановилась как бы сама собой. Это произошло тем более естественно, что власть сената не была формально упразднена трибуном, она была лишь фактически сведена к нулю чрезвычайными мероприятиями Гракха. Однако ошибочно усматривать в этой реставрации лишь простое возвращение государственной машины в старую, заезженную и расшатанную колею, по которой она двигалась в течение столетий. Всякая реставрация всегда является в то же время и революцией, в данном же случае произошла реставрация не столько прежней системы управления, сколько прежних правителей. Олигархия явилась в новом вооружении; она присвоила себе доспехи свергнутой тирании. Сенат одержал победу над Гракхом с.123 с помощью его собственного оружия и в дальнейшем стал править, сохраняя в основном гракховскую конституцию, но, конечно, с задней мыслью если не совершенно ее уничтожить в свое время, то во всяком случае основательно очистить ее от элементов, действительно враждебных правящей аристократии.
| Преследование демократов |
| Вопрос о государственных землях при реставрации |
Прежде всего и с наибольшим успехом реакция обрушилась на самый грандиозный замысел Гракха — уравнение в правах сначала италиков и римских граждан, а затем жителей провинций и италиков. Уничтожив таким путем различие между только властвующими и только подчиненными, между только потребляющими и только с.124 трудящимися гражданами государства, Гракх надеялся разрешить социальный вопрос посредством эмиграции; она должна была быть проведена в таких обширных размерах и в таком систематическом виде, как никогда в истории. Со всем ожесточением и злобным упрямством, свойственными старческому бессилию, восстановленная олигархия опять навязывала новой эпохе принцип отживших поколений: Италия должна оставаться господствующей страной во всем мире, а Рим — господствующим городом в Италии. Еще при жизни Гракха италийским союзникам было отказано в равноправии, а против грандиозной идеи заморской колонизации предпринята была очень энергичная атака, которая послужила ближайшей причиной гибели Гракха. После его смерти правительственная партия без труда отклонила проект восстановления Карфагена, хотя отдельные уже розданные там участки остались у их владельцев. Однако правительству не удалось помешать демократической партии основать подобную колонию в другом месте: во время завоеваний по ту сторону Альп, начатых Марком Флакком,
В том же духе был разрешен и вопрос об италийских государственных землях. Мысль Гая об учреждении колоний в Италии, особенно в Капуе, была отвергнута; поскольку некоторые из них уже были основаны — колонистов распустили. Уцелела только небольшая тарентская колония: новый город Нептуния отныне существовал рядом с прежним греческим городом. Все земли, розданные помимо организации колоний, остались у получивших их; ограничения прав их владельцев, введенные Гракхом в интересах общественного блага — наследственная аренда и неотчуждаемость участков, — были отменены еще Марком Друзом. Что касается тех государственных земель, которые еще продолжали находиться во владении частных лиц по праву оккупации и в большинстве своем состояли из земель, занятых латинами, и из земель, оставленных за владельцами на основании гракховского максимума, то правительство решило окончательно закрепить их за прежними оккупантами и устранить возможность их раздачи в будущем. Правда, из этих земель предполагалось в первую очередь выкроить
Зато на основании закона, проведенного по поручению сената трибуном Спурием Торием, была упразднена в 635 г. [119 г.] комиссия по разделу земель, а на оккупантов государственных земель была возложена уплата подати в неизменном размере; доход с нее пошел в пользу столичной черни, им, по-видимому, частично покрывались расходы по раздаче хлеба. Более радикальные предложения — быть может, увеличение норм раздачи хлеба — были отклонены благоразумным трибуном Гаем Марием. Спустя 8 лет (643) [111 г.] был сделан последний шаг: новое народное постановление1 освободило оккупированные государственные земли от уплаты подати и обратило их в частную собственность оккупантов. Кроме того было постановлено, что в будущем недопустимо занятие государственных земель частными лицами, эти земли должны сдаваться в аренду или оставаться общественными пастбищами. В последнем случае для права пользования пастбищем был установлен очень низкий максимум в 10 штук крупного и 50 штук мелкого скота, для того чтобы крупные скотовладельцы фактически не вытесняли мелких. В этих разумных мероприятиях заключается официальное признание вредных результатов прежней системы оккупации государственных земель, впрочем, давно отмененной (I, 754). К сожалению, эти меры были приняты лишь тогда, когда прежняя система уже успела отнять у
| Пролетариат и сословие всадников при реставрации |
с.126 Правительство реставрации успешно трудилось над искоренением тех благих зачатков, которые были заложены в гракховской конституции. Но оно было совершенно беспомощно против враждебных ему сил, пробужденных Гракхом не в интересах общественного блага. За столичным пролетариатом оставалось право кормиться за счет государства. Сенат мирился также с тем, что присяжные выбирались из среды купечества, как ни тяготило это ярмо лучшую и самую гордую часть аристократии. Это были позорные путы для аристократии, но мы не видим с ее стороны серьезных попыток освободиться от них. Закон Марка Эмилия Скавра от 632 г. [122 г.], по крайней мере подчеркивавший конституционные ограничения избирательных прав вольноотпущенников, был в течение долгих лет единственной, очень робкой попыткой сенатского правительства снова обуздать своего тирана — чернь. Лишь через 17 лет после введения всаднических судов (648) [106 г.] консул Квинт Цепион внес законопроект о возвращении судебных функций сенаторам. Этот законопроект обнаружил тайные стремления правительства, но вместе с тем он послужил мерилом его действительной силы, когда шла речь не о расхищении государственных земель, а о мере, затрагивающей интересы влиятельного сословия: законопроект провалился2.
Правительству не удалось отделаться от неудобных соучастников его власти. Эти меры лишь портили добрые отношения правящей аристократии с купечеством и пролетариатом, отношения, которые и без того никогда не были искренними. Купечество и пролетариат понимали, что все уступки делаются сенатом против воли, под давлением страха. Не связанные прочно с сенатом ни признательностью, ни материальными интересами, оба сословия были готовы служить любой власти, которая дала бы им бо́льшие или хотя бы те же выгоды, и пользовались всяким удобным случаем, чтобы досаждать сенату и тормозить его деятельность.
Таким образом реставрация продолжала править, следуя желаниям и взглядам легитимной аристократии, но вместе с тем сохраняя государственные учреждения и способы тирании. Ее власть не только опиралась на те же силы, что и власть Гракха, но была столь же шаткой, даже, пожалуй, еще более шаткой. Она была сильна, когда в союзе с чернью разрушала вполне
| Деятели реставрации |
Иначе и быть не могло. Вся нация и в первую очередь высшие сословия находились в состоянии духовного и морального упадка. Конечно, и до эпохи Гракхов аристократия не блистала талантами, и скамьи сената заполнялись трусливым и развращенным аристократическим сбродом. Однако там все же заседали Сципион Эмилиан, Гай Лелий, Квинт Метелл, Публий Красс, Публий Сцевола и много других уважаемых и даровитых людей, и при некоторой снисходительности можно было утверждать, что сенат соблюдал меру в несправедливости и известные приличия в дурном управлении. Эта аристократия была свергнута, затем снова восстановлена; с тех пор на ней лежало проклятие реставрации. Если прежде аристократия управляла с грехом пополам, не встречая более ста лет сколько-нибудь серьезного сопротивления, то кризис, подобно молнии в темную ночь, осветил пропасть, зияющую у ее ног. Можно ли удивляться, что с тех пор правящая старая знать всегда проявляла озлобление, а когда хватало мужества, то и настоящий террор; что правители, сомкнув свои ряды в сплоченную партию, расправлялись с народом еще несравненно круче, чем прежде; что снова на первый план, как в худшие времена патрициата, выдвинулась семейная политика и, например, четыре сына и (вероятно) два племянника Квинта Метелла, не говоря уже о зятьях и т. д., люди за одним-единственным исключением совершенно ничтожные и выдвинувшиеся отчасти именно благодаря своей ограниченности, в течение пятнадцати лет (631—
| Марк Эмилий Скавр |
В этом отношении показательна фигура тогдашнего корифея сенатской партии Марка Эмилия Скавра. Происходя из очень знатной, но небогатой семьи, он вынужден был опираться на свои недюжинные дарования. Он достиг должности консула (639) [115 г.], затем цензора (645) [109 г.], долгое время был принцепсом сената и
| Управление при реставрации |
с.129 Управление, внутреннее и внешнее, соответствовало такому правительству. Социальный упадок Италии усиливался с ужасающей быстротой. С тех пор, как аристократия добилась легального разрешения скупать участки мелких землевладельцев и теперь, снова обнаглев, все чаще прибегала к насильственным выселениям, мелкие крестьянские хозяйства исчезали, как капли дождя в море.
| Социальные отношения в Италии |
Экономическая олигархия по меньшей мере шла в ногу с политической. Об этом свидетельствуют слова умеренного демократа Луция Марция Филиппа, заявившего в 650 г. [104 г.], что среди всей массы римских граждан едва ли найдется
| Провинции |
Относительно еще больше страдали провинции. Представьте себе, что происходило бы в Ост-Индии, если бы английская аристократия была похожа на римскую аристократию в рассматриваемый период, и вы поймете положение Сицилии и Азии. По закону к купечеству отошло право контроля над должностными лицами республики; это побудило последних действовать в известной мере солидарно с купечеством: римские администраторы своей беспредельной угодливостью перед капиталистами в провинциях покупали себе возможность неограниченного грабежа и оплот против судебных взысканий.
| Пиратство |
Кроме этих официальных и полуофициальных грабителей все страны по берегам Средиземного моря страдали от сухопутных и морских разбоев. Пираты особенно свирепствовали в азиатских водах, и даже римское правительство сочло с.130 необходимым в 652 г. [102 г.] послать в Киликию значительный флот; он состоял главным образом из кораблей подвластных Риму торговых городов и находился под начальством претора Марка Антония, облеченного проконсульской властью. Флот захватил несколько кораблей корсаров и уничтожил несколько пиратских притонов.
| Занятие Киликии |
| Восстания рабов |
Но бессилие и несостоятельность римского провинциального управления нигде не обнаружились с такой ясностью, как в восстаниях невольничьего пролетариата, которые с реставрацией аристократии возобновились в своем прежнем виде. Действительно, теперь повторяются с трагическим однообразием такие же восстания рабов,
| Вторая сицилийская война с рабами |
с.131 Но главной ареной этих страшных событий снова явилась Сицилия со своими плантациями и громадными скоплениями рабов из Малой Азии. Для глубины зла характерно, что ближайшей причиной нового восстания послужила попытка правительства устранить наиболее вопиющие злоупотребления рабовладельцев. Положение свободных пролетариев в Сицилии мало отличалось от положения рабов. Это показало их поведение во время первого восстания. После подавления этого восстания римские спекулянты в отместку массами обращают в рабство свободное население провинции. В 650 г. [104 г.] сенат издал строгое постановление против этого, и тогдашний наместник Сицилии Публий Лициний Нерва учредил в Сиракузах специальный суд по делам о лишении свободы. Этот суд энергично принялся за дело: в короткое время он вынес более 800 решений против рабовладельцев, а число заявок все еще постоянно росло. Перепуганные плантаторы поспешили в Сиракузы, чтобы добиться от римского наместника прекращения такого неслыханного правосудия. Слабый Нерва позволил себя терроризовать и резко заявил ищущим у него суда и справедливости, чтобы они вместо этого немедленно возвращались к тем, которые называли себя их господами. Но отвергнутые просители собрались в шайки и ушли в горы. Наместник не позаботился своевременно о военных приготовлениях, и даже жалкое местное ополчение не оказалось под рукой. Поэтому он вошел в соглашение с одним из самых знаменитых на острове разбойничьих атаманов; последний за обещанное ему личное помилование обманным путем предал восставших в руки римлян. Таким образом удалось справиться с этой шайкой. Но другая банда беглых рабов разбила римский отряд, принадлежавший к гарнизону города Энны (Кастроджиованни). Этот успех доставил инсургентам то, в чем они нуждались в первую очередь: оружие и приток добровольцев. Военное снаряжение убитых и бежавших врагов послужило первой материальной основой для военной организации мятежников, число которых скоро возросло до многих тысяч. Эти сирийцы на чужбине, подобно своим предшественникам, кажется, считали, что не менее своих соотечественников на родине достойны иметь собственного царя; пародируя признанного на их родине босяцкого царя вплоть до имени, они избрали своим вождем раба Сальвия и назвали его царем Трифоном. Вся территория между Энной и Леонтинами (Лентини), где засел штаб мятежников, перешла в их руки. Они уже приступили к осаде Моргантии и других укрепленных городов, когда римский наместник с войском, наскоро собранным из сицилийских и италийских отрядов, атаковал под Моргантией армию рабов. Он захватил незащищенный лагерь, но рабы держались, хотя и были застигнуты врасплох. Когда дело дошло до битвы, местное с.132 ополчение не выдержало первого натиска. Мало того: так как рабы отпускали на свободу каждого, кто бросал оружие, почти все
| Афинион |
Когда восстание во внутренней части острова принимало угрожающие размеры, другое восстание вспыхнуло на западном побережье. Во главе его стоял Афинион. Как и Клеон, он был на своей родине Киликии грозным атаманом разбойников, попал в рабство и был привезен в Сицилию. Подобно своим предшественникам он укрепил свой авторитет среди сирийцев и греков главным образом пророчествами и другими шарлатанскими проделками. Но он понимал толк в военном деле и действовал осмотрительно; поэтому он не вооружил подобно другим вождям всех явившихся к нему, а отобрал из них людей, годных для военной службы, и образовал из них регулярную армию; остальным же велел заняться мирными делами. Он быстро достиг значительных успехов благодаря строгой дисциплине (он подавлял в своем войске малейшее колебание и непокорность) и мягкому обращению с мирными жителями и даже с пленниками. Римляне и на этот раз обманулись в своих расчетах на раздор между обоими вождями: Афинион добровольно подчинился гораздо менее способному Трифону и добился таким образом единства в рядах повстанцев. В скором времени повстанцы стали почти неограниченными господами в деревнях, где свободные пролетарии снова более или менее открыто стояли на их стороне. Римские власти не имели достаточно сил, чтобы напасть на них в открытом бою, и вынуждены были ограничиться тем, что при помощи ополчений, сицилийского и наскоро собранного африканского, кое-как охраняли города, находившиеся в самом печальном положении. Деятельность судов прекратилась, на всем острове властвовало только кулачное право. Городские жители, имевшие участки за городом, не смели выходить за городские ворота, ни один поселянин не отваживался проникнуть в город. В результате вскоре возник страшный голод, и римским властям пришлось снабжать хлебом городское население острова, который раньше сам кормил всю Италию. К тому же внутри острова всюду угрожали заговоры городских рабов, а под стенами городов стояли войска повстанцев. Даже Мессана была на волосок от взятия ее Афинионом. Как ни трудно было с.133 правительству в разгар тяжелой войны с кимврами организовать вторую армию, оно вынуждено было послать в 651 г. [103 г.] в Сицилию претора Луция Лукулла с армией из
| Аквилий |
После смерти Трифона (652) [102 г.] Афинион стал один во главе восставших. Его значительная армия одерживала победы, но в 653 г. [101 г.] ведение войны в Сицилии перешло к Манию Аквилию, как консулу и наместнику. В предыдущем году Маний Аквилий под начальством Мария отличился в войне с германцами. Два года продолжалась упорная борьба с Афинионом, затем, по рассказам, Аквилий боролся в поединке с Афинионом и убил его; тогда, наконец, римскому командующему удалось сломить отчаянное сопротивление инсургентов и взять их измором в их последнем убежище. Рабам в Сицилии было запрещено носить оружие, и на острове снова восстановилось спокойствие; другими словами — новые мучители были заменены прежними; да и сам победитель занимал выдающееся место даже среди множества грабителей-наместников того времени. Кому нужны еще доказательства, как поставлено было управление в эпоху реставрации, тому можно указать на эту вторую сицилийскую войну с рабами, длившуюся пять лет, на то, как она возникла и как она велась.
| Зависимые государства |
На всем обширном пространстве, на которое простиралось римское управление, мы находим одни и те же причины и одни и те же последствия. Сицилийская война с рабами показывает, что даже такая простейшая задача, как обуздание пролетариата, была не под силу римскому правительству. Происходившие одновременно события в Африке показывают, как Рим управлял теперь зависимыми с.134 государствами. В то время, когда в Сицилии вспыхнула война с рабами, изумленному миру предстало еще одно зрелище: незначительный зависимый государь мог в течение 14 лет отстаивать узурпированную им власть и поддерживать восстание против могущественнейшей республики, одним ударом раздавившей царства Македонское и Азиатское. Этим успехом он был обязан не своему оружию, а лишь бездарности римских правителей.
| Нумидия |
Нумидийское царство простиралось от реки Молохата до Большого Сирта (I, 635 и сл.) и граничило с одной стороны с Мавретанским царством в области г. Тингиса (Марокко), а с другой — с Киреной и Египтом; оно окружало с востока, юга и запада узкую прибрежную полосу римской провинции Африки. Кроме старых владений нумидийских царьков в него входила бо́льшая часть территории, принадлежавшей Карфагену в период его расцвета, в том числе ряд значительных старофиникийских городов, как то: Гиппон Царский (Hippo regius, Бона) и Большой Лептис (Лебида), вообще бо́льшая и лучшая часть богатого североафриканского побережья. Наряду с Египтом Нумидия была, несомненно, самым значительным из всех государств, зависимых от Рима. После смерти Массиниссы (605) [149 г.] Сципион поделил его наследство между тремя его сыновьями: Миципсой, Гулуссой и Мастанабалом. Старший получил столицу и государственную казну, второй — армию, третий — суд. Теперь после смерти двух
Югурта был достойным внуком Массиниссы. Он был красив, ловок и отважен на охоте и в бою. Соотечественники очень уважали его, как умного и энергичного администратора; свои военные дарования он проявил на глазах с.135 Сципиона в Испании, где Югурта командовал нумидийским отрядом под Нумантией. Ввиду того положения, которое занимал Югурта в государстве, и того влияния, которым он пользовался в Риме благодаря своим многочисленным друзьям и соратникам, царь Миципса нашел целесообразным усыновить его (634) [120 г.] и распорядиться в своем завещании, чтобы после его смерти два старших сына его — Адгербал и Гиемпсал — и приемный сын Югурта управляли государством втроем, подобно тому, как он сам после смерти отца правил вместе с братьями. Для вящей надежности это распоряжение было гарантировано римским правительством.
| Нумидийская война за престолонаследие |
Вскоре после этого (636) [118 г.] царь Миципса умер. Завещание вошло в законную силу. Но оба сына Миципсы — старший, слабохарактерный Адгербал и особенно младший, горячий Гиемпсал — вскоре поссорились с Югуртой, которого они считали захватчиком их законных прав; отношения между ними так испортились, что нельзя было и думать о совместном правлении трех царей. Была сделана попытка разделить владения; однако враждовавшие цари не могли договориться о размерах причитавшихся каждому территорий и сокровищ. Рим, которому юридически принадлежало окончательное решение, по обыкновению не утруждал себя этим делом. Произошел разрыв. Адгербал и Гиемпсал, вероятно, обвиняли Югурту в том, что он неблаговидным путем добился включения себя в завещание, и вообще оспаривали его права на наследство. Тогда Югурта со своей стороны выступил претендентом на нераздельную власть во всем Нумидийском царстве. Еще во время переговоров о дележе наследства Гиемпсал пал от руки наемных убийц. Между Адгербалом и Югуртой разгорелась междоусобная война, в которой приняла участие вся Нумидия. Войска Югурты уступали по численности войскам неприятеля, но были лучше обучены и имели лучшего предводителя; Югурта одержал победу и, завладев всем Нумидийским царством, стал жестоко преследовать царьков — приверженцев своего двоюродного брата. Адгербал бежал сначала в римскую провинцию, а оттуда отправился в Рим с жалобой. Югурта предвидел это и заранее принял меры, чтобы избежать
Это было возмутительно, но в скором времени стали совершаться дела и похуже. Югурта решил отнять у Адгербала доставшиеся ему владения под предлогом самообороны и стал всячески провоцировать его на войну. Однако умудренный опытом слабохарактерный Адгербал не препятствовал коннице Югурты опустошать свои владения и ограничивался лишь жалобами в Рим. Тогда Югурта, выведенный из терпения этой проволочкой, сам без всякого повода начал войну. Близ теперешнего Филиппвилля войско Адгербала было наголову разбито, и сам он укрылся в своей столице Цирте. Город был осажден, и войска Югурты вели ежедневные бои с многочисленными италиками, жившими в Цирте и принимавшими в защите города более горячее участие, чем сами африканцы. Между тем в Нумидию прибыла сенатская комиссия, назначенная еще по прежним жалобам Адгербала. Она, конечно, состояла из людей молодых и неопытных; тогдашнее правительство имело обыкновение назначать таких людей для государственных поручений непервостепенной важности. Послы предъявили Югурте следующие требования: пропустить их в осажденный город, так как они присланы державой-покровительницей к Адгербалу; прекратить военные действия и принять их посредничество. Югурта категорически отказался выполнить эти требования, и послы, как дети, — они в сущности и были детьми, — немедленно отправились домой с донесением к отцам-сенаторам. с.137 Отцы-сенаторы выслушали сообщение и предоставили своим соотечественникам в Цирте продолжать борьбу своими собственными силами, сколько им заблагорассудится. Лишь на пятом месяце осады, когда посланец Адгербала, пробравшись через неприятельскую линию обложения,
| Римская интервенция |
Крик негодования раздался во всей Италии. Меньшинство членов сената и все внесенатские круги единодушно осуждали правительство, для которого честь и интересы страны стали, как видно, только предметом купли и продажи. Особенно негодовало купечество, интересы которого больше всех были затронуты гибелью римских и италийских торговцев в Цирте. Сенатское большинство, правда, все еще упорствовало. Апеллируя к сословным интересам аристократии, оно нажимало все пружины, чтобы путем бесконечных проволочек, характерных для системы коллегиального управления, сохранить мир, столь дорогой его сердцу. Но выбранный на 643 г. [111 г.] народный трибун, энергичный и красноречивый Гай Меммий, вступив в должность, немедленно поставил на обсуждение народа этот вопрос и грозил привлечь главных виновников к суду. Тогда, наконец, сенат согласился объявить Югурте войну (642/643) [112/111 г.]. Дело, очевидно, принимало серьезный оборот. Послы Югурты, не допущенные до переговоров, были высланы из Италии. Новый консул Луций Кальпурний Бестия, отличавшийся — по крайней мере среди лиц своего сословия — рассудительностью и активностью, энергично занялся подготовкой к военным действиям. Сам Марк Скавр вступил в состав командования африканской армии. Очень скоро римская армия прибыла в Африку. Двигаясь вверх по Баграду (Медшерда), она вступила во владения нумидийского царя. Города, лежавшие далеко от резиденции Югурты, с.138 как, например, Большой Лептис, добровольно заявляли о своей покорности, а мавретанский царь Бокх предложил римлянам союз и дружбу, несмотря на то, что дочь его была замужем за Югуртой. Сам Югурта пал духом и отправил в римскую главную квартиру послов с просьбой о перемирии. Война, очевидно, должна была скоро кончиться; конец ее наступил еще скорей, чем ожидали. Соглашение с Бокхом не состоялось, потому что царь, незнакомый с римскими обычаями, полагал, что заключит этот выгодный для римлян договор безвозмездно, и не снабдил своих послов средствами для уплаты рыночной цены римских союзных договоров. Югурта во всяком случае лучше знал римские порядки и не преминул подкрепить свои предложения о перемирии надлежащими аргументами. Однако и он ошибся. После первых же переговоров выяснилось, что в римской главной квартире можно купить не только перемирие, но и мир. Царская казна еще со времен Массиниссы была полна. Об условиях быстро сговорились, и
| Договор между Римом и Нумидией |
Когда в Рим дошло известие о договоре, там снова разразилась буря. Всем было известно, как был заключен договор. Стало быть, и Скавра можно купить, лишь за более высокую цену, чем средняя продажная цена сенаторов. В сенате энергично оспаривали законность договора. Гай Меммий заявил, что если царь действительно безусловно покорился Риму, он обязан по вызову явиться в Рим, а вызвать его необходимо, чтобы путем опроса обеих сторон установить неправильности, имевшие место во время мирных переговоров. Сенат подчинился этому неприятному требованию. Югурте обещана была неприкосновенность; это было противозаконно, так как он ехал в Рим не как враг, а как покорившийся. Царь действительно прибыл в Рим и предстал для допроса перед собравшимся народом. С великим трудом уговорили толпу соблюдать неприкосновенность Югурты и не растерзать на месте убийцу циртийских италиков. Но как только Гай Меммий обратился к царю с первым вопросом, другой трибун заявил свое veto и запретил царю отвечать. Следовательно, и в этом случае африканское золото оказалось сильнее воли суверенного народа и его высших должностных лиц. Тем временем в сенате продолжались прения с.139 о законности заключенного договора. Новый консул Спурий Постумий Альбин ревностно добивался кассации договора, надеясь, что в таком случае он получит должность главнокомандующего в Африке. Тогда внук Массиниссы Массива, проживавший в Риме, предъявил в сенате свои права на вакантный нумидийский престол. Но Бомилькар, приближенный Югурты, предательски убил этого соперника своего повелителя, несомненно, по поручению последнего. Когда против убийцы возбудили уголовное преследование, он с помощью Югурты скрылся из Рима.
| Кассация договора |
Это новое преступление, совершенное на глазах римского правительства, привело по крайней мере к тому, что сенат кассировал договор и выслал Югурту из Рима (зима 643/644 г.) [111/110 г.]. Военные действия возобновились, и консул Спурий Альбин принял главное командование (644) [110 г.].
| Объявление войны |
Однако африканская армия вплоть до рядовых воинов находилась в состоянии разложения, естественного при таком политическом и военном руководстве. В этой армии не сохранилось и следов военной дисциплины, и главное занятие римской солдатчины в период военных действий, да и во время перемирия, сводилось к грабежу нумидийских городов и даже римских владений. Больше того, солдаты и офицеры, по примеру высших начальников, вступали в тайные соглашения с неприятелем. Разумеется, такое войско было совершенно небоеспособно, и если Югурта и на этот раз купил бездействие римского главнокомандующего (которого впоследствии обвиняли в этом перед судом), то он понапрасну тратил свои деньги. Итак, Спурий Альбин, прибыв в Африку, не предпринимал ничего против Югурты. Но зато вступивший ввиду отъезда Альбина во временное командование его брат Авл Постумий, человек столь же безрассудно смелый, сколь и бездарный, решил
| Капитуляция римлян |
| Вторичное заключение мира |
| Настроение в столице |
с.140 Это уже превосходило всякую меру. Африканские народы ликовали. Возродилась надежда на свержение иноземного ига, казавшаяся до сего времени совершенно неосуществимой; эта надежда привлекла под знамена победоносного царя многие свободные и полусвободные племена пустыни. В Италии общественное мнение негодовало против правящей аристократии, развращенность которой приводила к столь пагубным последствиям. Негодование разразилось бурей судебных процессов, раздуваемых озлоблением купечества и вырвавших ряд жертв из среды высшей знати. По предложению народного трибуна Гая Мамилия Лиметана и при слабом сопротивлении со стороны сената была учреждена чрезвычайная комиссия присяжных для расследования фактов государственной измены в вопросе о нумидийском престолонаследии. По приговору этой комиссии были изгнаны оба бывших главнокомандующих — Гай Бестия[1] и Спурий Альбин, затем Луций Опимий — глава первой африканской комиссии и он же палач Гая Гракха, и много других менее знатных членов правящей партии как виновных, так и невиновных. Однако все эти процессы велись с исключительной целью успокоить общественное мнение и в первую очередь капиталистов, пожертвовав несколькими наиболее скомпрометированными лицами. Мы не находим ни малейших признаков того, что народное негодование направлялось против самой системы управления, бесчестной и несправедливой. Наглядное доказательство: самого виновного из преступников, умного и могущественного Скавра, не только никто не осмелился затронуть, напротив, именно в это время он был выбран на должность цензора и даже — что уж совсем невероятно — выбран также в число председателей чрезвычайной комиссии по делам о государственной измене. Тем более не было сделано ни малейшей попытки ограничить полномочия правительства; сенату предоставлено было покончить с нумидийским скандалом возможно мягким для аристократии способом. Что настала пора покончить с ним, начали понимать даже самые знатные из знатных.
| Кассация мирного договора |
Прежде всего сенат кассировал и второй мирный договор. Выдать неприятелю главнокомандующего, заключившего этот договор, как это сделали еще 30 лет назад, теперь, по новым понятиям о святости договоров, нашли излишним. Но войну было решено возобновить, на этот раз уже не на шутку. Главное командование в Африке возложено было, разумеется, на представителя знати, но на одного из тех немногих аристократов, которым такая задача была по силам в военном и нравственном отношении. Выбор пал на Квинта Метелла.
| Метелл — главнокомандующий |
| Возобновление войны |
Но Метелл решил — возможно, что он следовал инструкциям самого сената, — что война должна окончиться лишь полным подчинением Нумидии и казнью дерзкого Югурты. Действительно, только такой исход войны мог удовлетворить римлян. Югурта после своей победы над Альбином прослыл освободителем Ливии от ненавистного чужеземного ига. При его энергии и коварстве и при беспомощности римского правительства он и после заключения мира
| Битва на Муфуле |
Путь римлян, двигавшихся внутрь страны, вел через совершенно дикую горную цепь. По другую сторону гор вплоть до реки Муфула, текущей параллельно горам, простиралась обширная равнина шириной около 4 немецких миль. До самой реки Муфула эта безводная и безлесная равнина пересекалась цепью холмов, покрытых низким кустарником. На этих холмах Югурта ожидал римскую армию. Его войско было разделено на два отряда. Один, состоявший из части пехоты и из слонов под начальством Бомилькара, расположился там, где холмы спускались к реке. Другой, лучшая часть пехоты и вся конница, стоял выше на холмах, покрытых кустарником. Перейдя горы, римляне заметили врага и убедились, что его позиции господствуют над их правым флангом. Не имея возможности оставаться на открытом и совершенно безводном хребте гор, они должны были разрешить трудную задачу: пробиться к реке, для чего надо было пройти 4 мили по совершенно ровной местности на глазах у неприятельской конницы. При этом римляне сами не имели легкой кавалерии. Метелл выслал вперед отряд под начальством Руфа и приказал ему идти прямым направлением к реке и разбить там лагерь. Главные же силы его армии, выйдя из ущелья, двинулись наискось по равнине по направлению к холмам, чтобы выбить оттуда неприятеля. Этот переход через равнину мог погубить римскую армию, так как нумидийская пехота занимала горные ущелья в тылу с.143 римлян по мере того, как последние уходили оттуда, а нумидийская конница спускалась с холмов и со всех сторон окружала римскую наступательную колонну. Беспрестанные атаки вражеских всадников задерживали движение римлян, и битва, казалось, должна была свестись к ряду отдельных беспорядочных стычек. В то же время Бомилькар со своим отрядом удерживал отряд Руфа и препятствовал ему идти на помощь сильно теснимой главной римской армии. Однако Метеллу и Марию с несколькими тысячами солдат удалось пробиться к подножию холмов. Лишь только римские легионеры устремились на приступ высот, как занимавшая их нумидийская пехота бежала почти без всякого сопротивления, несмотря на свое численное превосходство и выгодные позиции. Столь же плохо держалась нумидийская пехота и против отряда Руфа: при первой атаке нумидийцы были рассеяны, а все слоны в этой холмистой местности были перебиты или захвачены. Поздно вечером оба римских отряда соединились. Каждый из них одержал победу над врагом и тревожился об участи другого. Эта битва свидетельствовала о необыкновенных воинских дарованиях Югурты и о несокрушимой доблести римской пехоты; только благодаря этой доблести стратегическое поражение римлян превратилось в победу. После битвы Югурта распустил бо́льшую часть своего войска, и ограничился мелкими военными операциями, но и в них проявил большое искусство.
| Занятие Нумидии римлянами |
Обе римские колонны, одна под начальством Метелла, другая под начальством Мария (по происхождению и по рангу он был
| Война в пустыне |
с.145 Близ теперешнего Байлека в Тунисе, у самого края великой пустыни, в богатом водою оазисе находился укрепленный город Фала7. Там укрылся Югурта со своими детьми, сокровищами и отборным войском, в надежде выждать более благоприятное время. Метелл отважился пуститься за ним в погоню через безводную пустыню, где приходилось везти с собой воду в мехах на протяжении десяти немецких миль. Метелл достиг Фалы и взял ее после сорокадневной осады. После взятия города римские перебежчики сами подожгли здание, в котором находились; вместе с тем уничтожена была самая ценная часть добычи. Но главное — Югурта бежал вместе со своими детьми и сокровищами. Почти вся Нумидия была уже захвачена римлянами. Однако это не приблизило их к цели; напротив, казалось, война распространяется на все более обширную территорию. На юге жители пустыни, свободные гетульские племена, по призыву Югурты, начали национальную войну против римлян.
| Осложнения в Мавретании |
На западе мавретанский царь Бокх, дружбой с которым римляне раньше пренебрегли, теперь, по-видимому, решил объединиться со своим зятем и вместе с ним выступить против римлян. Он дружески принял у себя Югурту и, соединив свою бесчисленную конницу с войском Югурты, двинулся вместе с ним к Цирте, где Метелл расположился на зимние квартиры. Начались переговоры. Было ясно, что в руках Бокха находится самая ценная для римлян военная добыча — Югурта. Но чего хотел мавретанский царь, продать ли римлянам как можно дороже своего зятя или, напротив, вместе с ним вести национальную войну, не знали ни римляне, ни Югурта, а может быть и сам Бокх. Он нисколько не торопился покинуть свою двусмысленную позицию.
| Марий — главнокомандующий |
Между тем Метелл покинул провинцию. Согласно народному постановлению он был вынужден передать ее своему прежнему подчиненному, а теперь консулу Марию. Последний принял главное командование на предстоявшую кампанию 648 г. [106 г.]. Этим Марий был обязан своего рода революции. Рассчитывая на свои заслуги перед государством и попутно на благоприятные предсказания оракула, он решил выставить свою кандидатуру на должность консула. Если бы аристократия поддержала отнюдь не противные конституции и сами по себе достаточно обоснованные притязания этого высокоодаренного человека, настроенного вовсе не оппозиционно, консульские списки лишь обогатились бы новым родовым именем. Вместо этого вся правящая каста поносила этого неаристократа, домогающегося высшей государственной с.146 должности, как дерзкого новатора и революционера, и всячески издевалась над ним, совершенно так же, как некогда патриции издевались над плебейскими кандидатами, однако, на этот раз без малейших законных оснований.
| Безуспешные бои |
Итак, Марий сменил в 647 г. [107 г.] Метелла и руководил кампанией следующего года. Однако гораздо легче было обещать превзойти своего предшественника, обещать в самом скором времени доставить Югурту в Рим связанным по рукам и ногам, чем на деле выполнить это самонадеянное обещание. Марий сражался с гетулами и покорил несколько городов, до сих пор еще не занятых римлянами. Он предпринял экспедицию к городу Капсе (Гафсе) в отдаленной юго-восточной части Нумидии и взял его, причем пришлось преодолеть еще бо́льшие трудности, чем при осаде Фалы. Несмотря на договор о капитуляции, Марий приказал перебить все взрослое мужское население. Впрочем, это было единственное средство предотвратить отпадение этого города, лежавшего далеко в пустыне. На реке Молохате, отделявшей нумидийские владения от мавретанских, Марий осадил сильную горную крепость, куда Югурта перевез свою казну. Римляне уже потеряли надежду на удачу и собирались снять осаду, когда благодаря ловкости нескольких смельчаков, вскарабкавшихся на с.147 стены, неприступная крепость была взята. Если бы дело было только в том, чтобы закалить армию в отважных экспедициях и доставить солдатам богатую добычу или затмить поход Метелла в пустыню еще более трудными походами, то можно было бы признать целесообразным такой способ ведения войны. Но Марий совершенно упустил из виду главную цель войны, к которой последовательно стремился Метелл: поймать Югурту. Поход Мария к Капсе был бесцельным риском, тогда как поход Метелла в Фалу был вполне целесообразен. Экспедиция же к берегам Молохата, приведшая римские войска если не в Мавретанию, то к ее границам, была совершенно нецелесообразной. От царя Бокха зависело завершить войну в пользу римлян или, наоборот, бесконечно продлить ее. Теперь Бокх заключил с Югуртой договор, по которому Югурта уступил своему тестю часть нумидийских владений, за что Бокх обязался активно помогать зятю в борьбе против римлян. Когда римская армия возвращалась из молохатской экспедиции, она была однажды вечером внезапно окружена несметными
| Переговоры с Бокхом |
Кажется странным, но в сущности вполне понятно, почему римляне, сначала пренебрегавшие дружбой с Бокхом и потом во всяком случае не искавшие ее, теперь, после того как Бокх начал войну, стали настойчиво добиваться дружбы с ним. При этом римлянам послужило на пользу то, что мавретанский царь формально не объявлял войны Риму. Бокх охотно вернулся к своей прежней двусмысленной политике. Не разрывая договора с Югуртой и не отталкивая с.148 его, Бокх в то же время вел с римским главнокомандующим переговоры об условиях союза с Римом. Когда обе стороны договорились или как будто договорились, Бокх просил Мария, чтобы для заключения договора и принятия царственного пленника к нему был послан Луций Сулла. Бокх подчеркивал, что знает и ценит Суллу с того времени, когда Сулла приезжал к нему послом от сената, а также со слов мавретанских послов, которым Сулла оказал на пути в Рим услуги. Марий оказался в затруднительном положении: если бы он отклонил просьбу царя, то это, вероятно, привело бы к разрыву; а исполняя ее, он отдавал самого знатного и самого храброго из римских офицеров во власть весьма ненадежного человека. Всем было известно, что Бокх ведет двойную игру с римлянами и с Югуртой и, по-видимому, стремится обеспечить себе заложников с обеих сторон в лице Югурты и Суллы. Однако желание кончить войну взяло верх над всеми другими соображениями, и Сулла согласился выполнить предложенное ему опасное поручение. Он смело отправился в путь в сопровождении сына Бокха, Волукса, и не дрогнул даже тогда, когда проводник вел его через лагерь Югурты. Сулла отклонил малодушные советы своих спутников, убеждавших его спастись бегством, и в сопровождении мавретанского принца прошел невредимым сквозь толпы врагов. Такое же бесстрашие он обнаружил и в переговорах с Бокхом и убедил его принять, наконец, решение.
| Выдача и казнь Югурты |
Югурта был принесен в жертву. Собственный тесть заманил его в ловушку, обещав, что все его желания будут исполнены. Свита нумидийского царя была перебита, сам он взят в плен. Таким образом этот великий изменник пал жертвой измены своих ближайших родственников. Хитрый и неутомимый африканец был закован в цепи и вместе с женой и детьми привезен Луцием Суллой в римский лагерь.
| Переустройство Нумидии |
Впрочем, это восстание зависимого от Рима нумидийского государства не вызвало заметных изменений ни в общем политическом положении, ни даже в африканской провинции. Римское правительство в данном случае отклонилось от той политики, которую оно преследовало в то время в других странах, и не превратило Нумидию в римскую провинцию. Это объясняется, очевидно, тем, что римское владычество не могло бы утвердиться в Нумидии без армии, постоянно охраняющей границы от набегов диких кочевников пустыни; римляне отнюдь не собирались содержать в Африке постоянную армию. Поэтому они ограничились тем, что присоединили к царству Бокха западную часть Нумидии, вероятно, полосу между рекой Молохатом и портом Сальды (Бужи), позднее носившую название Мавретании Цезарейской (провинция Алжир). Урезанное таким образом Нумидийское царство отдали последнему законному внуку Массиниссы, болезненному и слабоумному сводному брату Югурты, Гауде, который еще в 646 г. [108 г.] по совету Мария предъявил сенату свои притязания на нумидийский престол8. с.150 Одновременно
| Политические результаты |
Политические последствия югуртинской войны, или, вернее югуртинского восстания, были много важнее переустройства зависимых африканских государств. Впрочем, эти политические результаты тоже часто переоценивались. Правда, они вскрыли во всей наготе язвы римской системы управления. Продажность правящей римской аристократии стала теперь не только общеизвестной, но была даже, так сказать, удостоверена судебным порядком. Мирные договоры и трибунское право интерцессии, лагерный вал и жизнь солдат-все это аристократия готова была продать за деньги. Уезжая из Рима, Югурта сказал, что, будь у него достаточно денег, он мог бы купить весь город; эти слова вполне соответствовали истине. Вся внутренняя и внешняя политика тогдашнего Рима носила ту же печать дьявольского ничтожества. Для нас правильная перспектива искажается потому, что случайно об африканской войне дошли более подробные сведения, чем о других военных и политических событиях той эпохи. Для современников же в разоблачениях, связанных с югуртинской войной, не было ничего нового. Любой неустрашимый патриот давно уже мог привести подобные факты. Конечно, африканские события дали ряд новых, еще более веских и неопровержимых доказательств гнусности и бездарности реставрированного сенатского правления. Но эти разоблачения могли бы сыграть важную роль лишь при наличии оппозиции и общественного мнения, с которыми правительству приходилось бы считаться. Между тем югуртинская война в равной мере проституировала правительство и вскрыла полное ничтожество оппозиции. Невозможно было править хуже, чем правила римская реставрация в 637—
ПРИМЕЧАНИЯ
 |
Продление срока полномочий Метелла, о котором упоминает Саллюстий (62, 10), можно, судя по контексту, отнести только к 647 г. [107 г.]: летом 646 г. [108 г.] надо было, согласно закону Семпрония, распределить провинции между консулами, избираемыми на 647 г. [107 г.]; сенат назначил этим консулам две другие провинции и, следовательно, оставил Нумидию за Метеллом. Это сенатское решение было отменено плебисцитом, о котором упоминает Саллюстий (72, 7).
Следующее место, приводимое в лучших рукописях с пропуском: sed paulo… decreverat: ea res frustra fuit, должно было, по-видимому, или включать название провинций, назначенных консулам, и читаться примерно так: sed paulo [ante uti consulibus Italia et Gallia provincia essent senatus] decreverat, или же, следуя добавлению в распространенных рукописях: sed paulo [ante senatus Metello Numidiam] decreverat.
