Т. Моммзен

История Рима.

Книга пятая

Основание военной монархии.

Моммзен Т. История Рима. Т. 3. От смерти Суллы до битвы при Тапсе.
Русский перевод И. М. Масюкова под общей редакцией Н. А. Машкина.
ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ, Москва, 1941.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам.
Все даты по тексту — от основания Рима, в квадратных скобках — до нашей эры.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изданию Моммзена 1995 г. (СПб, «Наука»—«Ювента»).

с.134 109

ГЛАВА V

БОРЬБА ПАРТИЙ ВО ВРЕМЯ ОТСУТСТВИЯ ПОМПЕЯ.

Пора­же­ние ари­сто­кра­тии

С изда­ни­ем зако­на Габи­ния сто­лич­ные пар­тии поме­ня­лись роля­ми. С того вре­ме­ни, как избран­ный демо­кра­ти­ей пол­ко­во­дец взял в свои руки меч, его пар­тия или те, кто к ней при­чис­лял­ся, были в сто­ли­це все­мо­гу­щи. Прав­да, ари­сто­кра­тия все еще дер­жа­лась спло­чен­но, и меха­низм коми­ций делал кон­су­ла­ми толь­ко таких лиц, кото­рые, по выра­же­нию демо­кра­тов, еще в пелен­ках пред­на­зна­че­ны были для кон­суль­ства; руко­во­дить выбо­ра­ми и сло­мить здесь вли­я­ние ста­рых родов новые вла­сти­те­ли не суме­ли. Но, к сожа­ле­нию, кон­суль­ство, как раз в то вре­мя, когда уда­лось почти совер­шен­но исклю­чить из него «новых людей», ста­ло блед­неть перед вновь вос­хо­див­шей звездой чрез­вы­чай­ной воен­ной вла­сти. Ари­сто­кра­тия чув­ст­во­ва­ла это, хотя и не при­зна­ва­лась в этом даже себе самой. Кро­ме Квин­та Кату­ла, кото­рый с заслу­жи­ваю­щей ува­же­ния твер­до­стью оста­вал­ся до самой смер­ти (694) [60 г.] на сво­ем нера­дост­ном посту пере­до­во­го бор­ца побеж­ден­ной пар­тии, в выс­ших сло­ях ноби­ли­те­та нель­зя назвать ни одно­го опти­ма­та, кото­рый с твер­до­стью и муже­ст­вом защи­щал бы инте­ре­сы ари­сто­кра­тии. Даже самые даро­ви­тые и ува­жае­мые ее пред­ста­ви­те­ли, как Квинт Метелл Пий и Луций Лукулл, фак­ти­че­ски в воз­мож­но при­лич­ной фор­ме уда­ля­лись от дел на свои вил­лы, чтобы сре­ди сво­их садов и биб­лио­тек, птич­ни­ков и рыб­ных сад­ков забыть, по воз­мож­но­сти, о фору­ме и сена­те. Еще в боль­шей мере это отно­сит­ся к млад­ше­му поко­ле­нию ари­сто­кра­тии, кото­рое либо совер­шен­но погру­жа­лось в рос­кошь и лите­ра­тур­ные заня­тия, либо шло навстре­чу вос­хо­дя­ще­му све­ти­лу.

Катон

Толь­ко один из более моло­дых ари­сто­кра­тов, Марк Пор­ций Катон (род. в 659 г. [95 г.]), состав­лял в этом отно­ше­нии исклю­че­ние. Этот чело­век, наде­лен­ный луч­ши­ми стрем­ле­ни­я­ми и ред­ким самоот­вер­же­ни­ем, был вме­сте с тем одним из самых при­чуд­ли­вых и безот­рад­ных явле­ний этой изоби­ло­вав­шей вся­ки­ми поли­ти­че­ски­ми гро­тес­ка­ми эпо­хи. Чест­ный и посто­ян­ный, серь­ез­ный в сво­их жела­ни­ях и с.135 поступ­ках и пол­ный при­вя­зан­но­сти к сво­е­му оте­че­ству и его искон­но­му государ­ст­вен­но­му строю, но обла­дав­ший мед­ли­тель­ным умом и лишен­ный стра­стей как чув­ст­вен­ных, так и мораль­ных, он мог бы, пожа­луй, стать недур­ным государ­ст­вен­ным кон­тро­ле­ром. К несча­стью, он рано под­пал под власть фра­зы, и частью под вли­я­ни­ем рито­ри­че­ских фор­мул сто­и­ков, кото­рые со сво­ей отвле­чен­ной пустотой и бес­смыс­лен­ной отры­ви­сто­стью были тогда в ходу в ари­сто­кра­ти­че­ском обще­стве, частью же под­ра­жая сво­е­му пра­деду, повто­рить кото­ро­го он счи­тал сво­ей осо­бой зада­чей, он стал появ­лять­ся сре­ди мно­го­греш­ной сто­ли­цы в каче­стве образ­цо­во­го граж­да­ни­на и зер­ца­ла доб­ро­де­те­ли, бра­нил, подоб­но ста­ри­ку Като­ну, 110 свое вре­мя, ходил пеш­ком, вме­сто того чтобы ездить вер­хом, не брал про­цен­тов, отка­зы­вал­ся от воен­ных зна­ков отли­чия и делал почин в вос­ста­нов­ле­нии доб­ро­го ста­ро­го вре­ме­ни тем, что, по при­ме­ру царя Рому­ла, не носил руба­хи. Стран­ной кари­ка­ту­рой на сво­его пред­ка, ста­ро­го кре­стья­ни­на, кото­ро­го гнев и нена­висть сде­ла­ли ора­то­ром, кото­рый мастер­ски вла­дел и мечом и плу­гом и со сво­им огра­ни­чен­ным, но ори­ги­наль­ным здра­вым рас­суд­ком все­гда про­ни­кал в суть дела, являл­ся этот моло­дой бес­страст­ный уче­ный, у кото­ро­го посто­ян­но была на устах школь­ная муд­рость и кото­ро­го все­гда мож­но было видеть с кни­гой в руке, этот фило­соф, ниче­го не пони­мав­ший ни в воен­ном, ни в каком-либо дру­гом ремес­ле и витав­ший в обла­ках отвле­чен­ной мора­ли. Тем не менее он достиг нрав­ст­вен­но­го, а тем самым и поли­ти­че­ско­го зна­че­ния. В то жал­кое и трус­ли­вое вре­мя его муже­ство и его нега­тив­ные доб­ро­де­те­ли импо­ни­ро­ва­ли мас­се; он имел даже под­ра­жа­те­лей; нашлись люди — види­мо, они были ему под стать, — копи­ро­вав­шие этот живой фило­соф­ский шаб­лон и в свою оче­редь извра­щав­шие его. На том же было осно­ва­но и его поли­ти­че­ское вли­я­ние. Так как он был един­ст­вен­ным вид­ным кон­сер­ва­то­ром, обла­дав­шим если не талан­том и рас­суди­тель­но­стью, то хоть муже­ст­вом и чест­но­стью, и все­гда был готов рис­ко­вать собой, где нуж­но и где не нуж­но, то вско­ре он стал при­знан­ным лиде­ром пар­тии опти­ма­тов, хотя ни воз­раст, ни зва­ние, ни ум его не дава­ли ему пра­ва на это. Там, где упор­ство одно­го настой­чи­во­го чело­ве­ка мог­ло решить дело, он доби­вал­ся успе­ха, и в част­ных вопро­сах, в осо­бен­но­сти финан­со­во­го поряд­ка, его вме­ша­тель­ство часто было разум­но; он нико­гда не про­пус­кал заседа­ния сена­та, и дея­тель­ность его в каче­стве кве­сто­ра соста­ви­ла насто­я­щую эпо­ху; до кон­ца сво­ей жиз­ни он про­ве­рял во всех подроб­но­стях государ­ст­вен­ный бюд­жет и, конеч­но, нахо­дил­ся вслед­ст­вие это­го в веч­ной войне с откуп­щи­ка­ми нало­гов. Но все же у него не было ни одно­го из качеств насто­я­ще­го государ­ст­вен­но­го дея­те­ля. Он был не спо­со­бен даже понять какую-либо поли­ти­че­скую зада­чу или поли­ти­че­ские отно­ше­ния в целом; вся так­ти­ка его состо­я­ла в том, что он высту­пал про­тив все­го, что — дей­ст­ви­тель­но или толь­ко по его мне­нию — укло­ня­лось от с.136 мораль­но-поли­ти­че­ско­го кате­хи­зи­са ари­сто­кра­тии, вслед­ст­вие чего он, разу­ме­ет­ся, так же часто дей­ст­во­вал на руку сво­им про­тив­ни­кам, как и еди­но­мыш­лен­ни­кам. Дон-Кихот ари­сто­кра­тии, он дока­зал сво­ей лич­но­стью и дея­тель­но­стью, что если тогда суще­ст­во­ва­ла еще ари­сто­кра­тия, то ари­сто­кра­ти­че­ская поли­ти­ка была уже не чем иным, как химе­рой.

Демо­кра­ти­че­ская аги­та­ция

Про­дол­же­ние борь­бы с этой ари­сто­кра­ти­ей достав­ля­ло мало чести, но напад­ки демо­кра­тов на побеж­ден­но­го вра­га, конеч­но, не пре­кра­ща­лись. Сво­ра попу­ля­ров бро­си­лась на рас­се­яв­шу­ю­ся знать, как обоз­ная при­слу­га на захва­чен­ный лагерь, и от этой аги­та­ции пошли высо­кие пени­стые вол­ны по край­ней мере по поверх­но­сти поли­ти­че­ской жиз­ни. Тол­па тем охот­нее сле­до­ва­ла аги­та­ции, что Гай Цезарь под­дер­жи­вал в ней хоро­шее настро­е­ние безум­ной рос­ко­шью сво­их игр (689) [65 г.], где вся утварь, даже клет­ки диких зве­рей, были из мас­сив­но­го сереб­ра, и вооб­ще сво­ей щед­ро­стью, не знав­шей ника­ких гра­ниц имен­но пото­му, что она была цели­ком осно­ва­на на дол­гах. Напад­ки на ноби­ли­тет были само­го раз­но­об­раз­но­го рода. Обиль­ный мате­ри­ал достав­ля­ли зло­употреб­ле­ния ари­сто­кра­ти­че­ско­го режи­ма; либе­раль­ные или либе­раль­ни­чав­шие чинов­ни­ки и адво­ка­ты, как Гай Кор­не­лий, Авл Габи­ний, Марк Цице­рон, про­дол­жа­ли 111 систе­ма­ти­че­ски раз­об­ла­чать самые оттал­ки­ваю­щие и постыд­ные сто­ро­ны прав­ле­ния опти­ма­тов и пред­ла­гать зако­ны для борь­бы с ним. Сена­ту было пред­ло­же­но при­ни­мать ино­стран­ных послов в опре­де­лен­ные дни, чтобы пре­кра­тить таким обра­зом обыч­ную про­во­лоч­ку ауди­ен­ций. По зай­мам ино­зем­ных послов в Риме было запре­ще­но предъ­яв­лять иски, так как это был един­ст­вен­ный спо­соб покон­чить с под­ку­пом сена­то­ров, став­шим обыч­ным явле­ни­ем (687) [67 г.]. Пра­во сена­та допус­кать в извест­ных слу­ча­ях откло­не­ния от дей­ст­ву­ю­щих зако­нов было огра­ни­че­но (687) [67 г.], рав­но как и то зло­употреб­ле­ние, что каж­дый знат­ный рим­ля­нин, имев­ший част­ные дела в про­вин­ции, мог исхо­да­тай­ст­во­вать себе от сена­та зва­ние рим­ско­го посла (691) [63 г.]. Были уси­ле­ны нака­за­ния за покуп­ку голо­сов и махи­на­ции на выбо­рах (687, 691) [67, 63 гг.], так как в осо­бен­но­сти послед­нее зло­употреб­ле­ние крайне уча­сти­лось вслед­ст­вие попы­ток исклю­чен­ных из сена­та лиц сно­ва попасть в него бла­го­да­ря пере­вы­бо­рам. Было пред­пи­са­но зако­ном, меж­ду тем как до тех пор это лишь под­ра­зу­ме­ва­лось, что судьи обя­за­ны выно­сить реше­ния сооб­раз­но тем нор­мам, кото­рые они, по рим­ско­му обы­чаю, уста­нав­ли­ва­ют, всту­пая в долж­ность (687) [67 г.].

Но боль­ше все­го забо­ти­лись о завер­ше­нии демо­кра­ти­че­ской рестав­ра­ции и осу­щест­вле­нии в соот­вет­ст­ву­ю­щей новым вре­ме­нам фор­ме руко­во­дя­щих идей Грак­хо­вой эпо­хи. Избра­ние жре­цов коми­ци­я­ми, введен­ное Гне­ем Доми­ци­ем, но отме­нен­ное Сул­лой, было вос­ста­нов­ле­но в 691 г. [63 г.] зако­ном народ­но­го три­бу­на Тита Лаби­е­на. Охот­но ука­зы­ва­лось, что Сем­п­ро­ни­е­вы хлеб­ные зако­ны дале­ко еще не были вос­ста­нов­ле­ны в пол­ном с.137 объ­е­ме, но при этом умал­чи­ва­ли о том, что ввиду изме­нив­ших­ся обсто­я­тельств при затруд­ни­тель­ном поло­же­нии государ­ст­вен­ных финан­сов и столь зна­чи­тель­ном уве­ли­че­нии чис­ла пол­но­прав­ных рим­ских граж­дан эта мера про­сто неосу­ще­ст­ви­ма.

Транс­па­дан­цы

В обла­сти меж­ду рекой По и Аль­па­ми велась усерд­ная аги­та­ция за урав­не­ние в поли­ти­че­ских пра­вах с ита­ли­ка­ми. Еще в 686 г. [68 г.] Гай Цезарь разъ­ез­жал там с этой целью из одно­го пунк­та в дру­гой; в 689 г. [65 г.] Марк Красс, будучи цен­зо­ром, соби­рал­ся про­сто-напро­сто вне­сти все насе­ле­ние в спис­ки граж­дан, что не уда­лось ему толь­ко из-за сопро­тив­ле­ния его кол­ле­ги; эта попыт­ка, види­мо, регу­ляр­но повто­ря­лась и сле­дую­щи­ми цен­зо­ра­ми. Как неко­гда Гракх и Флакк были патро­на­ми лати­нов, так и демо­кра­ти­че­ские вожа­ки этой эпо­хи высту­па­ли в роли защит­ни­ков транс­па­дан­цев, и Гаю Пизо­ну, кон­су­лу 687 г. [67 г.], при­шлось горь­ко рас­ка­ять­ся в том, что он осме­лил­ся затро­нуть одно­го из этих кли­ен­тов Цеза­ря и Крас­са.

Воль­ноот­пу­щен­ни­ки

Одна­ко те же самые вожди не обна­ру­жи­ва­ли ни малей­ше­го жела­ния высту­пить в защи­ту поли­ти­че­ско­го рав­но­пра­вия воль­ноот­пу­щен­ни­ков, и, когда народ­ный три­бун Гай Мани­лий про­вел в одном мало­люд­ном собра­нии (31 декаб­ря 687 г. [67 г.]) воз­об­нов­ле­ние Суль­пи­ци­е­ва зако­на об изби­ра­тель­ном пра­ве воль­ноот­пу­щен­ни­ков, руко­во­дя­щие дея­те­ли демо­кра­тии немед­лен­но отрек­лись от него; и с их согла­сия закон был кас­си­ро­ван сена­том на сле­дую­щий же день после его при­ня­тия. Рав­ным обра­зом были в 689 г. [65 г.] изгна­ны из сто­ли­цы поста­нов­ле­ни­ем народ­но­го собра­ния все, кто не обла­дал пра­вом рим­ско­го или латин­ско­го граж­дан­ства. Таким обра­зом, внут­рен­нее про­ти­во­ре­чие Грак­хо­вой поли­ти­ки, пытав­шей­ся удо­вле­тво­рить как стрем­ле­ние непол­но­прав­ных быть при­ня­ты­ми в чис­ло при­ви­ле­ги­ро­ван­ных, так и жела­ние послед­них сохра­нить свои при­ви­ле­гии, — это про­ти­во­ре­чие было уна­сле­до­ва­но пре­ем­ни­ка­ми Грак­хов: в то вре­мя 112 как Цезарь и его при­вер­жен­цы дава­ли транс­па­дан­цам надеж­ду на при­об­ре­те­ние пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства, они согла­ша­лись на про­дол­же­ние дис­кри­ми­на­ции воль­ноот­пу­щен­ни­ков и на вар­вар­ское устра­не­ние гре­ков и ази­а­тов вслед­ст­вие кон­ку­рен­ции, кото­рую они созда­ва­ли в Ита­лии сво­ей про­мыш­лен­но­стью и тор­гов­лей самим ита­ли­кам.

Про­цесс Раби­рия

Харак­те­рен образ дей­ст­вий демо­кра­тов в вопро­се о вос­ста­нов­ле­нии уго­лов­ной юрис­дик­ции коми­ций. Сул­ла, соб­ст­вен­но, не отме­нил ее, но фак­ти­че­ски место коми­ций засту­пи­ли комис­сии при­сяж­ных по делам о государ­ст­вен­ной измене и убий­ствах, и о дей­ст­ви­тель­ном вос­ста­нов­ле­нии ста­ро­го про­цес­са, ока­зав­ше­го­ся неудоб­ным еще задол­го до Сул­лы, не мог думать ни один разум­ный чело­век. Но так как счи­та­лось, что идея народ­но­го суве­ре­ни­те­та тре­бу­ет по край­ней мере прин­ци­пи­аль­но­го при­зна­ния за граж­дан­ст­вом пра­ва на про­из­вод­ство уго­лов­но­го суда, то с.138 народ­ный три­бун Тит Лаби­ен при­влек в 691 г. [63 г.] ста­ри­ка, убив­ше­го яко­бы за 38 лет до того народ­но­го три­бу­на Луция Сатур­ни­на, к тому же чрез­вы­чай­но­му уго­лов­но­му суду, при посред­стве кото­ро­го, если верить хро­ни­ке, царь Тулл рас­пра­вил­ся с Гора­ци­ем, убив­шим свою сест­ру. Обви­ня­е­мым был некий Гай Раби­рий, кото­рый если не убил Сатур­ни­на, то по край­ней мере выстав­лял напо­каз его отруб­лен­ную голо­ву в ари­сто­кра­ти­че­ских домах и вооб­ще поль­зо­вал­ся дур­ной сла­вой сре­ди апу­лий­ских земле­вла­дель­цев за охоту на людей и дру­гие кро­ва­вые дея­ния. Если не само­му обви­ни­те­лю, то более умным из людей, скры­вав­шим­ся за ним, вовсе не было жела­тель­но дать уме­реть на кре­сте это­му жал­ко­му чело­ве­ку; поэто­му они не пре­пят­ст­во­ва­ли тому, что преж­де все­го сама фор­му­ла обви­не­ния была зна­чи­тель­но смяг­че­на сена­том, после чего созван­ное для суда над винов­ным народ­ное собра­ние было под каким-то пред­ло­гом рас­пу­ще­но про­тив­ной пар­ти­ей, чем кон­чи­лось и все дело. Все же бла­го­да­ря это­му про­цес­су оба устоя рим­ской сво­бо­ды — пра­во обра­ще­ния к суду народ­но­го собра­ния и непри­кос­но­вен­ность народ­ных три­бу­нов — были еще раз при­зна­ны дей­ст­ву­ю­щим пра­вом, и пра­во­вая осно­ва демо­кра­тии была нано­во укреп­ле­на.

Лич­ные напад­ки

С еще боль­шей страст­но­стью высту­па­ла демо­кра­ти­че­ская пар­тия в вопро­сах лич­но­го поряд­ка всюду, где она толь­ко мог­ла или сме­ла это сде­лать. Прав­да, бла­го­ра­зу­мие повеле­ва­ло ей не наста­и­вать на воз­вра­ще­нии преж­ним вла­дель­цам кон­фис­ко­ван­ных Сул­лой земель, так как это при­ве­ло бы к рас­хож­де­нию с соб­ст­вен­ны­ми союз­ни­ка­ми и к борь­бе с мате­ри­аль­ны­ми инте­ре­са­ми, с кото­рой чисто док­три­нер­ская поли­ти­ка ред­ко в состо­я­нии спра­вить­ся. С этим иму­ще­ст­вен­ным вопро­сом был слиш­ком тес­но свя­зан и вопрос о воз­вра­ще­нии эми­гран­тов, так что и его неудоб­но было касать­ся. Зато дела­лись боль­шие уси­лия для того, чтобы воз­вра­тить детям изгнан­ни­ков отня­тые у них поли­ти­че­ские пра­ва (691) [63 г.], и вожди сенат­ской пар­тии под­вер­га­лись непре­рыв­ным лич­ным напад­кам. Так, Гай Мем­мий зате­ял тен­ден­ци­оз­ный про­цесс про­тив Мар­ка Лукул­ла. Еще более зна­ме­ни­то­му бра­ту послед­не­го при­шлось три года ожи­дать у ворот сто­ли­цы вполне заслу­жен­но­го им три­ум­фа (688—691) [66—63 гг.]. Подоб­ным же обра­зом были оскорб­ле­ны Квинт Рекс и заво­е­ва­тель Кри­та Квинт Метелл. Еще боль­шее впе­чат­ле­ние про­из­ве­ло то обсто­я­тель­ство, что моло­дой вождь демо­кра­тов Гай Цезарь не толь­ко осме­лил­ся кон­ку­ри­ро­вать на выбо­рах в вер­хов­ные пон­ти­фи­ки с дву­мя наи­бо­лее ува­жае­мы­ми дея­те­ля­ми ари­сто­кра­тии, Квин­том Кату­лом и Пуб­ли­ем Сер­ви­ли­ем, победи­те­лем исав­ров, но и одер­жал над ними верх в народ­ном собра­нии (691) [63 г.]. Наслед­ни­кам 113 Сул­лы, в осо­бен­но­сти сыну его Фав­сту, посто­ян­но гро­зи­ло тре­бо­ва­ние о воз­вра­те рас­тра­чен­ных буд­то бы пра­ви­те­лем государ­ст­вен­ных денег. Пого­ва­ри­ва­ли даже о воз­об­нов­ле­нии при­оста­нов­лен­ных в 664 г. [90 г.] демо­кра­ти­че­ских с.139 обви­не­ний в силу зако­на Вария. Но все­го энер­гич­нее пре­сле­до­ва­лись, конеч­но, судом лич­но­сти, заме­шан­ные в рас­пра­вах Сул­лы. Если кве­стор Марк Катон со сво­ей неук­лю­жей чест­но­стью пер­вый сде­лал почин в этом направ­ле­нии, потре­бо­вав воз­вра­ще­ния выдан­ных за убий­ства наград как неза­кон­но отчуж­ден­но­го у государ­ства иму­ще­ства (689) [65 г.], то неуди­ви­тель­но было, что в сле­дую­щем (690) [64 г.] году Гай Цезарь в каче­стве пред­седа­те­ля суда по делам об убий­ствах пря­мо объ­явил недей­ст­ви­тель­ной ту ста­тью сул­лан­ских зако­нов, кото­рая объ­яв­ля­ла без­на­ка­зан­ным убий­ство проскри­би­ро­ван­но­го, при­влек к суду извест­ней­ших аген­тов Сул­лы — Луция Кати­ли­ну, Луция Бел­ли­е­на, Луция Лус­ция — и добил­ся отча­сти их осуж­де­ния.

Реа­би­ли­та­ция памя­ти Сатур­ни­на и Мария

В то же вре­мя ста­ли назы­вать пуб­лич­но быв­шие так дол­го опаль­ны­ми име­на геро­ев и муче­ни­ков демо­кра­тии и чест­во­вать их память. Выше уже было рас­ска­за­но, как про­изо­шла реа­би­ли­та­ция Сатур­ни­на бла­го­да­ря про­цес­су, воз­буж­ден­но­му про­тив его убий­цы. Но совер­шен­но ина­че зву­ча­ло имя Гая Мария, при про­из­не­се­нии кото­ро­го неко­гда бились все серд­ца. Слу­чи­лось так, что тот чело­век, кото­ро­му Ита­лия была обя­за­на спа­се­ни­ем от север­ных вар­ва­ров, был дядей нынеш­не­го вождя демо­кра­тии. Гром­ко лико­ва­ла тол­па, когда в 686 г. [68 г.] Гай Цезарь, вопре­ки всем запре­там, осме­лил­ся при погре­бе­нии вдо­вы Мария пуб­лич­но пока­зать на фору­ме ува­жае­мые чер­ты героя. Когда же спу­стя три года (689) [65 г.] побед­ные зна­ки, воз­двиг­ну­тые на Капи­то­лии Мари­ем и сне­сен­ные по при­ка­за­нию Сул­лы, неожи­дан­но для всех сно­ва забле­сте­ли одна­жды утром на преж­нем месте золо­том и мра­мо­ром, инва­лиды афри­кан­ской и ким­вр­ской войн обсту­пи­ли со сле­за­ми на гла­зах изо­бра­же­ние люби­мо­го пол­ко­во­д­ца, и перед лицом лику­ю­щей мас­сы сенат не осме­лил­ся при­кос­нуть­ся к тро­фе­ям, кото­рые были вос­ста­нов­ле­ны той же сме­лой рукой напе­ре­кор зако­нам.

Ничтож­ность успе­хов демо­кра­тии

Одна­ко хотя все эти коз­ни и рас­при и про­из­во­ди­ли мно­го шума, поли­ти­че­ское зна­че­ние их было очень неве­ли­ко. Оли­гар­хия была побеж­де­на, и демо­кра­тия доби­лась вла­сти. Что самые мел­кие и ничтож­ные лич­но­сти торо­пи­лись нане­сти еще один удар поверг­ну­то­му на зем­лю вра­гу, что демо­кра­ты так­же име­ли свою юриди­че­скую осно­ву и свой культ прин­ци­пов, что их док­три­не­ры не успо­ка­и­ва­лись, пока не были вос­ста­нов­ле­ны цели­ком все народ­ные при­ви­ле­гии, при­чем неред­ко ста­но­ви­лись смеш­ны­ми, как быва­ет со все­ми леги­ти­ми­ста­ми, — это было столь же понят­но, как и несу­ще­ст­вен­но. Вся аги­та­ция в целом была бес­цель­на; в ней обна­ру­жи­ва­лась затруд­ни­тель­ность для орга­ни­за­то­ров ее най­ти объ­ект для сво­ей дея­тель­но­сти, посколь­ку она вра­ща­лась вокруг почти уже исчер­пан­ных или вто­ро­сте­пен­ных вопро­сов. Ина­че не мог­ло быть.

Пред­сто­я­щее столк­но­ве­ние меж­ду демо­кра­та­ми и Пом­пе­ем

с.140 Демо­кра­ты оста­лись победи­те­ля­ми в борь­бе с ари­сто­кра­ти­ей, но они победи­ли не сами, и им пред­сто­я­ло еще тяже­лое испы­та­ние — рас­пла­та не с преж­ни­ми вра­га­ми, а с все­мо­гу­щим союз­ни­ком, кото­ро­му они в зна­чи­тель­ной мере были обя­за­ны победой над ари­сто­кра­ти­ей и кото­ро­му они теперь сами вру­чи­ли бес­при­мер­ную воен­ную и поли­ти­че­скую власть пото­му толь­ко, что не посме­ли отка­зать ему в ней. Про­кон­сул Восто­ка и морей был пока еще занят назна­че­ни­ем и низ­ло­же­ни­ем царей; сколь­ко ему потре­бу­ет­ся для это­го вре­ме­ни и когда он сочтет вой­ну окон­чен­ной, это­го никто 114 не мог решить, кро­ме него само­го, так как, подоб­но все­му осталь­но­му, и вре­мя его воз­вра­ще­ния в Ита­лию, т. е. опре­де­ле­ние решаю­щей мину­ты, зави­се­ло от него, а рим­ским пар­ти­ям оста­ва­лось толь­ко сидеть и ждать. Что каса­ет­ся опти­ма­тов, то они срав­ни­тель­но спо­кой­но гото­ви­лись к при­бы­тию гроз­но­го пол­ко­во­д­ца, так как при раз­ры­ве меж­ду Пом­пе­ем и демо­кра­ти­ей, при­бли­же­ние кото­ро­го было ясно, они ничем не рис­ко­ва­ли и мог­ли толь­ко выиг­рать. Напро­тив, демо­кра­ты ожи­да­ли это­го собы­тия с мучи­тель­ным стра­хом и пыта­лись исполь­зо­вать вре­мя отсут­ст­вия Пом­пея для под­веде­ния контр­ми­ны про­тив гро­зив­ше­го взры­ва.

Про­ек­ты уста­нов­ле­ния демо­кра­ти­че­ской воен­ной дик­та­ту­ры

В этом стрем­ле­нии демо­кра­ты сно­ва схо­ди­лись с Крас­сом, кото­ро­му, для того чтобы быть в состо­я­нии про­ти­во­по­ста­вить себя нена­вист­но­му и вызы­вав­ше­му его зависть сопер­ни­ку, ниче­го не оста­ва­лось, как опять заклю­чить союз с демо­кра­ти­ей, более тес­ный, чем преж­де. Еще во вре­мя цер­вой коа­ли­ции Красс и Цезарь как самые сла­бые из ее участ­ни­ков были осо­бен­но близ­ки друг к дру­гу; общие инте­ре­сы и общая опас­ность еще более укре­пи­ли связь меж­ду самым бога­тым из рим­лян и тем из них, кто был наи­бо­лее обре­ме­нен дол­га­ми. В то самое вре­мя, когда демо­кра­ты пуб­лич­но назы­ва­ли Пом­пея гла­вой и гор­до­стью сво­ей пар­тии и все свои стре­лы направ­ля­ли, каза­лось, про­тив ари­сто­кра­тии, они вти­хо­мол­ку гото­ви­лись к борь­бе с Пом­пе­ем. Эти попыт­ки демо­кра­тии пред­от­вра­тить гро­зив­шую воен­ную дик­та­ту­ру име­ют гораздо боль­шее исто­ри­че­ское зна­че­ние, чем шум­ная и слу­жив­шая по боль­шей части толь­ко для мас­ки­ров­ки аги­та­ция про­тив зна­ти. Прав­да, это про­ис­хо­ди­ло во мра­ке, на кото­рый дошед­шие до нас сведе­ния бро­са­ют толь­ко ред­кие лучи све­та, так как не толь­ко совре­мен­ни­ки, но и потом­ки име­ли доста­точ­но осно­ва­ний наки­нуть покров на это дело. Но в общих чер­тах как ход, так и цель этих про­ис­ков вполне ясны. Над воен­ной силой мож­но было одер­жать верх толь­ко посред­ст­вом дру­гой воен­ной силы. Демо­кра­ты наме­ре­ва­лись, по при­ме­ру Мария и Цин­ны, захва­тить в свои руки власть и затем пору­чить одно­му из сво­их вождей либо заво­е­ва­ние Егип­та, либо намест­ни­че­ство в Испа­нии, либо дру­гую орди­нар­ную или чрез­вы­чай­ную с.141 маги­ст­ра­ту­ру, чтобы най­ти в нем и в его вой­ске про­ти­во­вес про­тив Пом­пея с его арми­ей. Для это­го нуж­на была рево­лю­ция, направ­лен­ная сна­ча­ла про­тив номи­наль­но­го пра­ви­тель­ства, а по суще­ству про­тив Пом­пея как кан­дида­та в монар­хи1, и, начи­ная с изда­ния зако­нов Габи­ния и Мани­лия и вплоть до воз­вра­ще­ния Пом­пея (688—692) [66—62 гг.], в Риме не пре­кра­ща­лись заго­во­ры с целью про­из­ве­сти эту рево­лю­цию. Сто­ли­ца была в страш­ном напря­же­нии. Подав­лен­ное настро­е­ние капи­та­ли­стов, пре­кра­ще­ние пла­те­жей, частые банк­рот­ства были пред­вест­ни­ка­ми гото­вив­ше­го­ся пере­во­рота, кото­рый, каза­лось, дол­жен был при­ве­сти к совер­шен­но ново­му отно­ше­нию пар­тий. Замы­сел демо­кра­тов, метив­ших через сенат в Пом­пея, делал воз­мож­ным согла­ше­ние меж­ду эти­ми пар­ти­я­ми. Демо­кра­тия же, пыта­ясь про­ти­во­по­ста­вить дик­та­ту­ре Пом­пея 115 дик­та­ту­ру дру­го­го, более угод­но­го ей чело­ве­ка, тем самым так­же при­хо­ди­ла к воен­ной вла­сти и попа­да­ла из огня да в полы­мя; так прин­ци­пи­аль­ный вопрос неза­мет­но пре­вра­тил­ся в вопрос о лицах.

Союз демо­кра­тов с анар­хи­ста­ми

Рево­лю­ция, заду­ман­ная вождя­ми демо­кра­тии, долж­на была начать­ся свер­же­ни­ем суще­ст­ву­ю­ще­го пра­ви­тель­ства в резуль­та­те вос­ста­ния, кото­рое вызо­вут, преж­де все­го в Риме, демо­кра­ти­че­ские заго­вор­щи­ки. Как низ­шие, так и выс­шие слои сто­лич­но­го обще­ства по сво­е­му мораль­но­му состо­я­нию дава­ли для это­го мате­ри­ал в ужа­саю­щем изоби­лии. Мы не будем опять рас­ска­зы­вать здесь, что пред­став­лял собой сво­бод­ный и несво­бод­ный про­ле­та­ри­ат сто­ли­цы. Разда­лось уже зна­ме­на­тель­ное сло­во, что толь­ко бед­няк может быть пред­ста­ви­те­лем бед­ня­ков, — воз­ник­ла, ста­ло быть, мысль, что мас­са бед­ных может с таким же успе­хом, как и оли­гар­хия бога­тых, соста­вить само­сто­я­тель­ную силу и, вме­сто того чтобы поз­во­лять тира­нить себя, в свою оче­редь разыг­рать роль тира­на. Подоб­ные мыс­ли нахо­ди­ли отклик и в среде знат­ной моло­де­жи. Свет­ская сто­лич­ная жизнь губи­ла не толь­ко состо­я­ния, но и физи­че­ские и духов­ные силы. Этот изящ­ный мир наду­шен­ных локо­нов, под­стри­жен­ных боро­док и мод­ных ман­жет, как ни весе­ло про­во­ди­ла здесь моло­дежь дни и ночи за тан­ца­ми и игрой на цит­ре или за куб­ком вина, скры­вал в себе страш­ную без­дну нрав­ст­вен­но­го и мате­ри­аль­но­го упад­ка, пло­хо или хоро­шо скры­то­го отча­я­ния и безум­ных или мошен­ни­че­ских замыс­лов. В этих кру­гах, не скры­вая это­го, взды­ха­ли по вре­ме­нам Цин­ны с их с.142 про­скрип­ци­я­ми, кон­фис­ка­ци­я­ми и уни­что­же­ни­ем дол­го­вых книг; было нема­ло людей — и сре­ди них встре­ча­лись лица знат­но­го про­ис­хож­де­ния и неза­у­ряд­ных даро­ва­ний, — кото­рые ожи­да­ли толь­ко сиг­на­ла, чтобы, подоб­но шай­ке раз­бой­ни­ков, кинуть­ся на граж­дан­ское обще­ство и сно­ва награ­бить себе про­ку­чен­ное состо­я­ние. Там, где есть уже шай­ка, за вожа­ка­ми дело не станет, так и здесь ско­ро нашлись люди, при­год­ные для роли раз­бой­ни­чьих ата­ма­нов. Быв­ший пре­тор Луций Кати­ли­на и кве­стор Гней Пизон выде­ля­лись сре­ди сво­их това­ри­щей не толь­ко знат­но­стью про­ис­хож­де­ния и высо­ким зва­ни­ем. Они сожгли свои кораб­ли и столь­ко же импо­ни­ро­ва­ли сообщ­ни­кам сво­ей бес­со­вест­но­стью, как и сво­и­ми спо­соб­но­стя­ми.

Кати­ли­на

В осо­бен­но­сти Кати­ли­на был нече­сти­вее всех в это нече­сти­вое вре­мя. Его мошен­ни­че­ские про­дел­ки пред­став­ля­ют мате­ри­ал для кри­ми­на­ли­ста, а не для исто­ри­ка; уже одна его внеш­ность — блед­ное лицо, дикий взгляд, то вялая, то тороп­ли­вая поход­ка — обна­ру­жи­ва­ла его тем­ное про­шлое. Он был наде­лен в боль­шой мере теми каче­ства­ми, кото­рые необ­хо­ди­мы пред­во­ди­те­лю подоб­ной бан­ды: зна­ком­ство со все­ми вида­ми наслаж­де­ний и спо­соб­ность пере­но­сить лише­ния, храб­рость, воен­ные даро­ва­ния, зна­ние людей, энер­гия пре­ступ­ни­ка и та страш­ная шко­ла поро­ка, кото­рая уме­ет сла­бо­го при­ве­сти к гибе­ли, а из чело­ве­ка пав­ше­го вос­пи­тать пре­ступ­ни­ка.

Людям, имев­шим день­ги и поли­ти­че­ское вли­я­ние, нетруд­но было соста­вить из таких эле­мен­тов заго­вор для нис­про­вер­же­ния суще­ст­ву­ю­ще­го поряд­ка. Кати­ли­на, Пизон и подоб­ные им люди охот­но согла­ша­лись на вся­кий план, сулив­ший им воз­об­нов­ле­ние про­скрип­ций и уни­что­же­ние дол­го­вых книг; Кати­ли­на был к тому же в осо­бой враж­де с ари­сто­кра­ти­ей, кото­рая не допус­ка­ла избра­ния в кон­су­лы это­го раз­вра­щен­но­го и опас­но­го чело­ве­ка. Подоб­но тому 116 как неко­гда в каче­стве аген­та Сул­лы он зани­мал­ся во гла­ве отряда кель­тов охотой за проскри­би­ро­ван­ны­ми и сре­ди дру­гих зако­лол соб­ст­вен­ной рукой сво­его пре­ста­ре­ло­го шури­на, так и теперь он охот­но обе­щал про­тив­ной пар­тии тако­го же рода услу­ги. Был осно­ван тай­ный союз. Чис­ло при­ня­тых в него лиц пре­вы­ша­ло, как пере­да­ют, 400 чело­век. Союз имел сто­рон­ни­ков во всех обла­стях и горо­дах Ита­лии; поми­мо того было ясно, что к вос­ста­нию, напи­сав­ше­му на сво­ем зна­ме­ни столь своевре­мен­ный лозунг, как про­ще­ние дол­гов, и без зова при­мкнут мно­го­чис­лен­ные сто­рон­ни­ки из рядов золо­той моло­де­жи.

Неуда­ча пер­вой попыт­ки вос­ста­ния

В декаб­ре 688 г. [66 г.] — так гла­сит пре­да­ние — гла­ва­ри это­го сою­за нашли, как им каза­лось, удоб­ный повод для выступ­ле­ния. Оба кон­су­ла, избран­ные на 689 г. [65 г.], Пуб­лий Кор­не­лий Сул­ла и Пуб­лий Автро­ний Пет, неза­дол­го до того были изоб­ли­че­ны перед судом в под­ку­пе изби­ра­те­лей и поэто­му были на осно­ва­нии зако­на лише­ны пра­ва на заня­тие выс­шей долж­но­сти. с.143 После это­го оба они всту­пи­ли в союз. Заго­вор­щи­ки реши­ли насиль­ст­вен­но доста­вить им кон­суль­ство и таким обра­зом завла­деть вер­хов­ной вла­стью в государ­стве. В тот день, когда новые кон­су­лы долж­ны были всту­пить в долж­ность, 1 янва­ря 689 г. [65 г.], воору­жен­ные мятеж­ни­ки пред­по­ла­га­ли захва­тить курию, пере­бить новых кон­су­лов и дру­гих наме­чен­ных лиц и после кас­са­ции судеб­но­го при­го­во­ра, устра­няв­ше­го Сул­лу и Пета, про­воз­гла­сить их кон­су­ла­ми. Красс дол­жен был стать тогда дик­та­то­ром, а Цезарь — началь­ни­ком кон­ни­цы, без сомне­ния для того, чтобы собрать зна­чи­тель­ные воен­ные силы, пока Пом­пей был занят на дале­ком Кав­ка­зе. Вожа­ки и рядо­вые были уже наня­ты и полу­чи­ли ука­за­ния. Кати­ли­на ожи­дал в назна­чен­ный день вбли­зи сена­та услов­но­го сиг­на­ла, кото­рый дол­жен был дать ему Цезарь по зна­ку Крас­са. Но он ждал тщет­но; Красс отсут­ст­во­вал в решаю­щем заседа­нии сена­та, и пред­по­ла­гав­ше­е­ся вос­ста­ние на этот раз не уда­лось. Подоб­ный же, но толь­ко еще более обшир­ный план убийств был заду­ман на 5 фев­ра­ля, но и этот план не удал­ся, пото­му что Кати­ли­на подал знак рань­ше, чем успе­ли собрать­ся наня­тые бан­ди­ты. Меж­ду тем тай­на ста­ла раз­гла­шать­ся. Пра­ви­тель­ство не сме­ло, прав­да, откры­то высту­пить про­тив заго­вор­щи­ков, но дало охра­ну кон­су­лам, кото­рые более все­го под­вер­га­лись опас­но­сти, и про­ти­во­по­ста­ви­ло шай­ке, наня­той заго­вор­щи­ка­ми, дру­гую, опла­чи­вае­мую пра­ви­тель­ст­вом. Для того чтобы изба­вить­ся от Пизо­на, было пред­ло­же­но отпра­вить его в каче­стве кве­сто­ра с пре­тор­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми в Ближ­нюю Испа­нию, и Красс согла­сил­ся на это в надеж­де вос­поль­зо­вать­ся бла­го­да­ря ему сред­ства­ми этой важ­ной про­вин­ции для нужд вос­ста­ния. Даль­ней­шие пред­ло­же­ния были опро­те­сто­ва­ны три­бу­на­ми.

Так гла­сит пре­да­ние, осно­ван­ное, оче­вид­но, на пра­ви­тель­ст­вен­ной вер­сии; вопрос о досто­вер­но­сти его в отдель­ных подроб­но­стях за невоз­мож­но­стью какой-либо про­вер­ки дол­жен быть остав­лен откры­тым. Что каса­ет­ся глав­но­го, а имен­но, уча­стия в заго­во­ре Цеза­ря и Крас­са, то, разу­ме­ет­ся, свиде­тель­ство их поли­ти­че­ских про­тив­ни­ков не может счи­тать­ся доста­точ­ным дока­за­тель­ст­вом. Но явная их дея­тель­ность в этот пери­од пора­зи­тель­но сход­на с под­поль­ной, при­пи­сы­вае­мой им этим рас­ска­зом. Попыт­ка Крас­са, быв­ше­го в этом году цен­зо­ром, вне­сти транс­па­дан­цев в спи­сок граж­дан была уже пря­мо-таки рево­лю­ци­он­ным актом. Еще заме­ча­тель­нее то обсто­я­тель­ство, что при этом же слу­чае Красс хотел зане­сти 117 Еги­пет и Кипр в спи­сок рим­ских вла­де­ний2 и что Цезарь око­ло того же с.144 вре­ме­ни (689 или 690 г.) [65/64 г.] выдви­нул через три­бу­нов перед народ­ным собра­ни­ем пред­ло­же­ние послать его в Еги­пет, для того чтобы сно­ва поса­дить на пре­стол изгнан­но­го алек­сан­дрий­ца­ми царя Пто­ле­мея. Эти махи­на­ции подо­зри­тель­но напо­ми­на­ют те обви­не­ния, кото­рые выдви­га­лись про­тив­ни­ка­ми. Ниче­го опре­де­лен­но­го утвер­ждать здесь нель­зя, но веро­ят­нее все­го, что Красс и Цезарь соста­ви­ли план уста­нов­ле­ния воен­ной дик­та­ту­ры во вре­мя отсут­ст­вия Пом­пея, что осно­вой этой демо­кра­ти­че­ской воен­ной вла­сти дол­жен был послу­жить Еги­пет и, нако­нец, что попыт­ка вос­ста­ния 689 г. [65 г.] была зате­я­на имен­но для осу­щест­вле­ния этих пла­нов, т. е. что Кати­ли­на и Пизон были оруди­я­ми Крас­са и Цеза­ря.

Воз­об­нов­ле­ние заго­во­ра

На неко­то­рое вре­мя заго­вор при­оста­но­вил­ся. При выбо­рах на 690 г. [64 г.] Красс и Цезарь не воз­об­но­ви­ли сво­ей попыт­ки завла­деть долж­но­стью кон­су­лов, чему, быть может, спо­соб­ст­во­ва­ло и то, что кан­дида­том на этот пост был в том году род­ст­вен­ник вождя демо­кра­тов Луций Цезарь, чело­век сла­бый и неред­ко слу­жив­ший оруди­ем в руках сво­его род­ст­вен­ни­ка. Меж­ду тем доне­се­ния из Азии пока­зы­ва­ли, что необ­хо­ди­мо торо­пить­ся. В Малой Азии и Арме­нии порядок был уже создан. Хотя демо­кра­ти­че­ские стра­те­ги и дока­зы­ва­ли, что вой­на с Мит­ра­да­том может быть сочте­на закон­чен­ной, лишь когда он будет взят в плен, и что поэто­му необ­хо­ди­мо начать пого­ню за ним по все­му побе­ре­жью Чер­но­го моря и преж­де все­го не при­бли­жать­ся к Сирии, — Пом­пей, не обра­щая вни­ма­ния на эту бол­тов­ню, напра­вил­ся в 690 г. [64 г.] из Арме­нии в Сирию. Если Еги­пет, дей­ст­ви­тель­но, дол­жен был стать глав­ной квар­ти­рой демо­кра­тов, то нель­зя было терять вре­ме­ни, в про­тив­ном слу­чае Пом­пей мог появить­ся там рань­ше Цеза­ря. Заго­вор 688 г. [66 г.], дале­ко не подав­лен­ный сла­бы­ми и роб­ки­ми репрес­сив­ны­ми мера­ми, воз­об­но­вил­ся с при­бли­же­ни­ем кон­суль­ских выбо­ров на 691 г. [63 г.]. Дей­ст­ву­ю­щие лица были, веро­ят­но, в основ­ном те же, и план был под­верг­нут лишь неболь­шим изме­не­ни­ям. Руко­во­ди­те­ли дви­же­ния по-преж­не­му оста­ва­лись в тени. В кан­дида­ты на кон­суль­ство они выста­ви­ли на этот раз само­го Кати­ли­ну и Гая Анто­ния, млад­ше­го сына ора­то­ра и бра­та пол­ко­во­д­ца, при­об­рет­ше­го печаль­ную сла­ву еще с Кри­та. В Кати­лине заго­вор­щи­ки были уве­ре­ны; Анто­ний же, быв­ший пер­во­на­чаль­но, как и Кати­ли­на, при­вер­жен­цем Сул­лы и так же, как и он, при­вле­чен­ный за это демо­кра­ти­че­ской пар­ти­ей к суду, был сла­бый, незна­чи­тель­ный, совер­шен­но непри­год­ный к роли вождя и опу­стив­ший­ся чело­век, став­ший послуш­ным оруди­ем демо­кра­тов ради обе­щан­но­го с.145 кон­суль­ства и свя­зан­ных с ним выгод. Бла­го­да­ря этим кон­су­лам вожа­ки заго­во­ра рас­счи­ты­ва­ли завла­деть вла­стью, захва­тить остав­ших­ся в сто­ли­це детей Пом­пея в каче­стве залож­ни­ков и под­нять Ита­лию и про­вин­ции про­тив Пом­пея. Гней Пизон, намест­ник Ближ­ней Испа­нии, дол­жен был 118 при пер­вом изве­стии о собы­ти­ях в сто­ли­це под­нять зна­мя вос­ста­ния. Связь с ним мор­ским путем была невоз­мож­на, так как на море гос­под­ст­во­вал Пом­пей, но заго­вор­щи­ки пола­га­лись на транс­па­дан­цев, ста­рых кли­ен­тов демо­кра­тии, сре­ди кото­рых про­ис­хо­ди­ло страш­ное бро­же­ние и кото­рые, разу­ме­ет­ся, немед­лен­но полу­чи­ли бы пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства, а так­же на раз­лич­ные кельт­ские пле­ме­на3. Нити это­го заго­во­ра дохо­ди­ли до самой Мавре­та­нии. Один из заго­вор­щи­ков, круп­ный рим­ский купец Пуб­лий Сит­тий из Нуце­рии, вынуж­ден­ный вслед­ст­вие денеж­ных затруд­не­ний поки­нуть Ита­лию, воору­жил отряд отча­ян­ных людей, набран­ных в Мавре­та­нии и Испа­нии, и бро­дил с ним слов­но пар­ти­зан­ский вождь по Запад­ной Афри­ке, где у него были ста­рые тор­го­вые свя­зи.

Выбо­ры кон­су­лов

Пар­тия напря­га­ла все свои силы для пред­вы­бор­ной борь­бы. Красс и Цезарь пусти­ли в ход день­ги как соб­ст­вен­ные, так и заня­тые, и свя­зи, чтобы сде­лать Кати­ли­ну и Анто­ния кон­су­ла­ми. Кати­ли­на и его сото­ва­ри­щи при­ла­га­ли все уси­лия, чтобы при­ве­сти к вла­сти чело­ве­ка, кото­рый обе­щал им маги­ст­ра­ту­ру и жре­че­ские долж­но­сти, двор­цы и име­ния их про­тив­ни­ков и о кото­ром было извест­но, что он сдер­жит свое сло­во. Ари­сто­кра­тия была в боль­шом затруд­не­нии, тем более что она не мог­ла даже про­ти­во­по­ста­вить демо­кра­там сво­их кан­дида­тов. Что подоб­ный кан­дидат рис­ко­вал бы сво­ей голо­вой, было оче­вид­но; про­шли те вре­ме­на, когда опас­ный пост при­вле­кал граж­дан, теперь даже често­лю­бие умол­ка­ло перед стра­хом. Поэто­му ари­сто­кра­тия огра­ни­чи­лась сла­бой попыт­кой поме­шать изби­ра­тель­ным зло­употреб­ле­ни­ям изда­ни­ем ново­го зако­на про­тив под­ку­па изби­ра­те­лей, что, впро­чем, не уда­лось из-за вме­ша­тель­ства одно­го из народ­ных три­бу­нов, и реши­ла отдать свои голо­са кан­дида­ту, кото­рый хотя и не был ей при­я­тен, но был по край­ней мере без­вреден.

Цице­рон — кон­сул вме­сто Кати­ли­ны
Это был Марк Цице­рон, извест­ный поли­ти­че­ский лице­мер4, при­вык­ший заиг­ры­вать то с демо­кра­та­ми, то с.146 с Пом­пе­ем, то — несколь­ко изда­ли — с ари­сто­кра­та­ми, и слу­жить защит­ни­ком каж­до­му вли­я­тель­но­му под­суди­мо­му без раз­ли­чия лица и пар­тии, — даже Кати­ли­на был в чис­ле его кли­ен­тов. Он не при­над­ле­жал, соб­ст­вен­но, ни к какой пар­тии или, что почти то же самое, был бли­зок к пар­тии мате­ри­аль­ных инте­ре­сов, гос­под­ст­во­вав­шей в судах и любив­шей его как крас­но­ре­чи­во­го адво­ка­та и ост­ро­ум­но­го собе­сед­ни­ка. Он обла­дал доста­точ­ны­ми свя­зя­ми в сто­ли­це и дру­гих горо­дах, чтобы иметь шан­сы на избра­ние наряду с кан­дида­та­ми демо­кра­ти­че­ской пар­тии, а так как за него голо­со­ва­ли и знать, хотя и неохот­но, и при­вер­жен­цы Пом­пея, то он и был избран зна­чи­тель­ным боль­шин­ст­вом. Оба кан­дида­та демо­кра­тов полу­чи­ли почти оди­на­ко­вое чис­ло голо­сов, но Анто­ний, при­над­ле­жав­ший к более вид­ной семье, собрал все же несколь­ки­ми голо­са­ми боль­ше, чем его сопер­ник. Эта слу­чай­ность поме­ша­ла избра­нию Кати­ли­ны и спас­ла Рим от вто­ро­го Цин­ны. Несколь­ко рань­ше это­го был убит в 119 Испа­нии сво­им тузем­ным кон­во­ем Пизон, как гово­ри­ли, по нау­ще­нию его поли­ти­че­ско­го и лич­но­го вра­га Пом­пея5.

С одним толь­ко кон­су­лом Анто­ни­ем заго­вор­щи­ки ниче­го не мог­ли добить­ся. Цице­рон уни­что­жил непроч­ную связь, соеди­няв­шую Анто­ния с заго­во­ром, еще преж­де, чем оба они всту­пи­ли в долж­ность, отка­зав­шись от уста­нов­лен­но­го зако­ном рас­пре­де­ле­ния кон­суль­ских про­вин­ций по жре­бию и пре­до­ста­вив сво­е­му обре­ме­нен­но­му дол­га­ми кол­ле­ге доход­ное македон­ское намест­ни­че­ство. Таким обра­зом, отпа­ли суще­ст­вен­ней­шие пред­по­сыл­ки и этой попыт­ки.

Новые замыс­лы заго­вор­щи­ков

Тем вре­ме­нем собы­тия на Восто­ке при­ни­ма­ли все более опас­ный для демо­кра­тии обо­рот. Созда­ние поряд­ка в Сирии быст­ро про­дви­га­лось впе­ред; к Пом­пею посту­па­ли уже пред­ло­же­ния из Егип­та всту­пить в эту стра­ну и при­со­еди­нить ее к рим­ским вла­де­ни­ям; мож­но было опа­сать­ся вско­ре изве­стия о заня­тии Пом­пе­ем доли­ны Нила. Это и вызва­ло, по-види­мо­му, попыт­ку Цеза­ря добить­ся, чтобы он был послан наро­дом в Еги­пет для ока­за­ния помо­щи царю про­тив его вос­став­ших под­дан­ных. Попыт­ка эта не уда­лась, оче­вид­но, вслед­ст­вие неже­ла­ния как силь­ных, так и сла­бых пред­при­нять что-либо про­тив­ное инте­ре­сам Пом­пея. Вре­мя при­бы­тия Пом­пея, а тем самым и веро­ят­ная ката­стро­фа все при­бли­жа­лись; нуж­но было попы­тать­ся опять натя­нуть тот же лук, как часто ни обры­ва­лась его тети­ва. В горо­де про­ис­хо­ди­ло глу­хое бро­же­ние; частые сове­ща­ния вождей дви­же­ния пока­зы­ва­ли, что опять что-то под­готов­ля­лось.

Аграр­ный закон Сер­ви­лия

В чем состо­я­ли эти при­готов­ле­ния, выяс­ни­лось, когда всту­пи­ли в долж­ность новые народ­ные три­бу­ны (10 декаб­ря 690 г. [64 г.]) и когда один из них, Пуб­лий Сер­ви­лий Рулл, тот­час же пред­ло­жил с.147 издать аграр­ный закон, кото­рый пре­до­ста­вил бы демо­кра­ти­че­ским вожа­кам такое поло­же­ние, какое занял Пом­пей бла­го­да­ря зако­нам Габи­ния и Мани­лия. Номи­наль­ной целью это­го пред­ло­же­ния было созда­ние коло­ний в Ита­лии, при­чем зем­ля для это­го не долж­на была при­об­ре­тать­ся путем кон­фис­ка­ции. Напро­тив, все суще­ст­ву­ю­щие част­ные пра­ва полу­ча­ли при­зна­ние, и даже неза­кон­ные захва­ты послед­не­го вре­ме­ни пре­вра­ща­лись в пол­ную соб­ст­вен­ность окку­пан­тов. Толь­ко сдан­ные в арен­ду государ­ст­вен­ные зем­ли в Кам­па­нии под­ле­жа­ли разде­лу и коло­ни­за­ции, про­чие же зем­ли, назна­чен­ные для разда­чи, пра­ви­тель­ство долж­но было поку­пать обыч­ным путем. Чтобы добыть необ­хо­ди­мые для это­го сред­ства, долж­ны были пооче­ред­но про­да­вать­ся все осталь­ные ита­лий­ские и в осо­бен­но­сти вне­ита­лий­ские государ­ст­вен­ные зем­ли; здесь име­лись в виду быв­шие цар­ские име­ния в Македо­нии, Хер­со­не­се Фра­кий­ском, Вифи­нии, Пон­те, Кирене, далее, все город­ские вла­де­ния в Испа­нии, Афри­ке, Сици­лии, Элла­де, Кили­кии, пере­шед­шие в соб­ст­вен­ность Рима по пра­ву вой­ны. Кро­ме того, под­ле­жа­ло про­да­же все дви­жи­мое и недви­жи­мое иму­ще­ство, при­об­ре­тен­ное государ­ст­вом с 666 г. [88 г.], если оно не рас­по­ряди­лось им рань­ше. Это отно­си­лось, глав­ным обра­зом, к Егип­ту и Кипру. Для той же цели под­ле­жа­ли обло­же­нию весь­ма высо­ки­ми пода­тя­ми и деся­ти­на­ми все под­власт­ные Риму общи­ны за исклю­че­ни­ем горо­дов латин­ско­го пра­ва и про­чих воль­ных горо­дов. Для покуп­ки зем­ли был назна­чен, нако­нец, и доход от новых про­вин­ци­аль­ных нало­гов, начи­ная с 692 г. [62 г.], а так­же выруч­ка со всей не рас­пре­де­лен­ной еще закон­ным путем добы­чи. Эти поста­нов­ле­ния отно­си­лись к новым источ­ни­кам нало­гов, откры­тым Пом­пе­ем на 120 Восто­ке, и к государ­ст­вен­ным сред­ствам, нахо­див­шим­ся в руках Пом­пея или наслед­ни­ков Сул­лы. Осу­щест­вле­ние это­го меро­при­я­тия пред­по­ла­га­лось пору­чить комис­сии из деся­ти чело­век, наде­лен­ной соб­ст­вен­ной юрис­дик­ци­ей и вер­хов­ной вла­стью; чле­ны ее долж­ны были оста­вать­ся в долж­но­сти пять лет и набрать штат под­чи­нен­ных им долж­ност­ных лиц в 200 чело­век из всад­ни­че­ско­го сосло­вия; чле­нов комис­сии над­ле­жа­ло избрать из лиц, кото­рые сами выста­вят свою кан­дида­ту­ру, при­чем, так же как на выбо­рах жре­цов, выбо­ры долж­ны были про­из­во­дить­ся лишь 17 окру­га­ми, выде­лен­ны­ми по жре­бию из обще­го чис­ла 35. Не нуж­но было обла­дать боль­шой про­ни­ца­тель­но­стью, чтобы понять, что из этой деся­ти­член­ной кол­ле­гии хоте­ли создать такую же власть, какой обла­дал Пом­пей, но толь­ко несколь­ко менее воен­но­го и более демо­кра­ти­че­ско­го харак­те­ра. Судеб­ную власть нуж­но было ей пре­до­ста­вить для реше­ния еги­пет­ско­го вопро­са, а воен­ную — для воору­же­ний про­тив Пом­пея. Усло­вие, вос­пре­щав­шее избра­ние лица отсут­ст­ву­ю­ще­го, устра­ня­ло Пом­пея, а сокра­ще­ние чис­ла изби­ра­тель­ных окру­гов, рав­но как и мани­пу­ля­ция мета­ния жре­бия, долж­ны были облег­чить руко­вод­ство выбо­ра­ми в инте­ре­сах демо­кра­тов.

с.148 Одна­ко попыт­ка эта совер­шен­но не достиг­ла цели. Чернь, кото­рой гораздо удоб­нее было полу­чать хлеб из государ­ст­вен­ных скла­дов под рим­ски­ми арка­ми, чем в поте лица сво­его зани­мать­ся обра­бот­кой зем­ли, встре­ти­ла пред­ло­же­ние Рул­ла с пол­ным рав­но­ду­ши­ем. Она быст­ро сооб­ра­зи­ла к тому же, что Пом­пей нико­гда не согла­сит­ся на подоб­ное столь оскор­би­тель­ное для него во всех отно­ше­ни­ях поста­нов­ле­ние и что пло­хи, вид­но, дела той пар­тии, кото­рая в мучи­тель­ном стра­хе реша­ет­ся на такие неуме­рен­ные пред­ло­же­ния. При таких обсто­я­тель­ствах пра­ви­тель­ству нетруд­но было отра­зить пред­ло­же­ние Рул­ла. Новый кон­сул, Цице­рон, вос­поль­зо­вал­ся слу­ча­ем еще раз пока­зать себя масте­ром на все руки, и еще преж­де, чем гото­вые вос­поль­зо­вать­ся сво­им пра­вом интер­цес­сии три­бу­ны успе­ли это сде­лать, сам автор пред­ло­же­ния от него отка­зал­ся (1 янва­ря 691 г. [63 г.]). Демо­кра­тия ниче­го не при­об­ре­ла, кро­ме нера­дост­но­го созна­ния, что мас­са из люб­ви или стра­ха все еще была вер­на Пом­пею и что каж­дое пред­ло­же­ние, кото­рое она сочтет направ­лен­ным про­тив Пом­пея, неми­ну­е­мо будет отверг­ну­то.

Воору­же­ния анар­хи­стов в Этру­рии

Утом­лен­ный все­ми эти­ми напрас­ны­ми интри­га­ми и без­ре­зуль­тат­ны­ми пла­на­ми, Кати­ли­на решил добить­ся успе­ха и раз навсе­гда покон­чить с этим делом. В тече­ние лета он все под­гото­вил для того, чтобы начать граж­дан­скую вой­ну. Фезу­лы (Фие­зо­ле), силь­но укреп­лен­ный город в Этру­рии, кишев­ший обед­нев­ши­ми людь­ми и заго­вор­щи­ка­ми, быв­ший пят­на­дцать лет назад оча­гом вос­ста­ния Лепида, и на этот раз дол­жен был стать глав­ной квар­ти­рой мятеж­ни­ков. Туда направ­ля­лись день­ги, кото­рые дава­лись в осо­бен­но­сти заме­шан­ны­ми в заго­во­ре знат­ны­ми сто­лич­ны­ми дама­ми; там наби­ра­ли сол­дат и ору­жие; ста­рый сул­лан­ский офи­цер Гай Ман­лий, чело­век храб­рый и, как вся­кий ландс­кнехт, сво­бод­ный от угры­зе­ний сове­сти, вре­мен­но при­нял на себя глав­ное началь­ство. Подоб­ные же при­готов­ле­ния, хотя и менее обшир­ные, про­из­во­ди­лись и в дру­гих пунк­тах Ита­лии. Транс­па­дан­цы так были воз­буж­де­ны, что, каза­лось, толь­ко жда­ли сиг­на­ла для выступ­ле­ния. В брут­тий­ской обла­сти, на восточ­ном побе­ре­жье Ита­лии, в Капуе, где ско­пи­лось боль­шое чис­ло неволь­ни­ков, гото­во было, каза­лось, раз­ра­зить­ся вто­рое вос­ста­ние рабов, вро­де спар­та­ков­ско­го. Что-то гото­ви­лось и в сто­ли­це; те, кто видел, как дерз­ко дер­жа­лись перед город­ским 121 пре­то­ром вызван­ные к нему долж­ни­ки, долж­ны были вспом­нить сце­ны, пред­ше­ст­во­вав­шие убий­ству Асел­ли­о­на. Капи­та­ли­сты нахо­ди­лись в неопи­су­е­мом стра­хе. Ока­за­лось необ­хо­ди­мым воз­об­но­вить запре­ще­ние выво­за золота и сереб­ра и уста­но­вить над­зор за глав­ны­ми пор­та­ми. План заго­вор­щи­ков состо­ял в том, чтобы при выбо­рах кон­су­лов на 692 г. [62 г.], где Кати­ли­на опять выста­вит свою кан­дида­ту­ру, убить руко­во­дя­ще­го выбо­ра­ми кон­су­ла и всех неудоб­ных сопер­ни­ков, во что бы то ни ста­ло добить­ся избра­ния Кати­ли­ны, напра­вив даже в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти в с.149 сто­ли­цу из Фезул и дру­гих сбор­ных пунк­тов воору­жен­ные отряды, чтобы с помо­щью их пода­вить сопро­тив­ле­ние.

Кати­ли­на опять тер­пит неуда­чу на выбо­рах

Цице­рон, кото­ро­го быст­ро и исчер­пы­ваю­ще осве­до­ми­ли о ходе заго­во­ра его шпи­о­ны и шпи­он­ки, заявил в назна­чен­ный для выбо­ров день (20 октяб­ря) в собра­нии сена­та и в при­сут­ст­вии глав­ных вожа­ков заго­вор­щи­ков о нали­чии заго­во­ра. Кати­ли­на не нашел даже нуж­ным отри­цать это. Он дерз­ко отве­тил, что если выбор в кон­су­лы падет на него, то могу­ще­ст­вен­ная пар­тия, не име­ю­щая вождя, полу­чит его для борь­бы с незна­чи­тель­ной пар­ти­ей, руко­во­ди­мой жал­ки­ми гла­ва­ря­ми. Одна­ко за неиме­ни­ем ося­за­тель­ных дока­за­тельств суще­ст­во­ва­ния заго­во­ра от бояз­ли­во­го сена­та мож­но было добить­ся толь­ко обыч­ной пред­ва­ри­тель­ной санк­ции тех чрез­вы­чай­ных меро­при­я­тий, кото­рые долж­ност­ные лица при­зна­ют целе­со­об­раз­ны­ми (21 октяб­ря). Так при­бли­жа­лась изби­ра­тель­ная борь­ба, на этот раз боль­ше похо­жая на бит­ву, чем на выбо­ры, так как и Цице­рон создал для себя воору­жен­ную охра­ну из моло­дых людей купе­че­ско­го про­ис­хож­де­ния, а 28 октяб­ря — день, на кото­рый выбо­ры были пере­не­се­ны сена­том, — воору­жен­ные Цице­ро­ном люди заня­ли Мар­со­во поле и были гос­по­да­ми его. Заго­вор­щи­кам не уда­лось ни убить руко­во­див­ше­го выбо­ра­ми кон­су­ла, ни повли­ять в сво­ем духе на исход выбо­ров.

Вспыш­ка вос­ста­ния в Этру­рии

Тем вре­ме­нем граж­дан­ская вой­на уже нача­лась. 27 октяб­ря Гай Ман­лий водру­зил в Фезу­лах орла, вокруг кото­ро­го долж­на была собрать­ся армия мятеж­ни­ков, — это был один из орлов Мария вре­мен вой­ны с ким­вра­ми — и при­звал раз­бой­ни­ков в горах и сель­ское насе­ле­ние при­со­еди­нить­ся к нему. Его воз­зва­ния, сле­дуя ста­рым тра­ди­ци­ям попу­ля­ров, тре­бо­ва­ли осво­бож­де­ния от угне­таю­ще­го бре­ме­ни дол­гов и смяг­че­ния дол­го­во­го про­цес­са, кото­рый, если ока­зы­ва­лось, что дол­ги пре­вы­ша­ют состо­я­ние долж­ни­ка, влек за собой по зако­ну лише­ние сво­бо­ды. Каза­лось, что сто­лич­ный сброд, высту­пая в роли пре­ем­ни­ка ста­ро­го пле­бей­ско­го кре­стьян­ства и давая свои сра­же­ния под сенью слав­ных орлов ким­вр­ской вой­ны, хотел запят­нать не толь­ко насто­я­щее, но и про­шлое Рима. Одна­ко это выступ­ле­ние оста­лось изо­ли­ро­ван­ным, в дру­гих сбор­ных пунк­тах заго­вор­щи­ки не пошли даль­ше накоп­ле­ния ору­жия и орга­ни­за­ции тай­ных собра­ний, так как у них не было энер­гич­ных вождей.

Репрес­сив­ные меры пра­ви­тель­ства
Это было сча­стьем для пра­ви­тель­ства, пото­му что хотя о пред­сто­я­щей граж­дан­ской войне доволь­но дав­но уже было извест­но, тем не менее соб­ст­вен­ная нере­ши­тель­ность и тяже­ло­вес­ность заржа­вев­ше­го адми­ни­ст­ра­тив­но­го меха­низ­ма не поз­во­ля­ли пра­ви­тель­ству сде­лать какие-либо воен­ные при­готов­ле­ния. Толь­ко теперь было при­зва­но опол­че­ние, и в раз­лич­ные части Ита­лии были отправ­ле­ны выс­шие офи­це­ры, каж­дый из кото­рых дол­жен был пода­вить мятеж в пору­чен­ном ему с.150 окру­ге; вме­сте с тем из сто­ли­цы была высла­ны рабы-гла­ди­а­то­ры и назна­че­ны пат­ру­ли из опа­се­ния под­жо­гов.

Заго­вор­щи­ки в Риме

122 Поло­же­ние Кати­ли­ны было нелег­кое. По его пла­ну, выступ­ле­ние долж­но было состо­ять­ся одно­вре­мен­но в сто­ли­це и Этру­рии в свя­зи с кон­суль­ски­ми выбо­ра­ми; неуда­ча в Риме и вспыш­ка вос­ста­ния в Ита­лии под­вер­га­ли опас­но­сти как его лич­но, так и успех все­го пред­при­я­тия. После того как его при­вер­жен­цы в Фезу­лах под­ня­ли ору­жие про­тив пра­ви­тель­ства, ему нель­зя было оста­вать­ся боль­ше в Риме, а меж­ду тем ему не толь­ко крайне важ­но было скло­нить хоть теперь сто­лич­ных заго­вор­щи­ков к немед­лен­но­му выступ­ле­нию, но это долж­но было про­изой­ти еще преж­де, чем он покинет Рим, — он слиш­ком хоро­шо знал сво­их пособ­ни­ков, чтобы поло­жить­ся на них. Наи­бо­лее вид­ные из заго­вор­щи­ков — Пуб­лий Лен­тул Сура, кон­сул 683 г. [71 г.], исклю­чен­ный затем из сена­та и став­ший теперь пре­то­ром, чтобы вновь вер­нуть­ся туда, а так­же два быв­ших пре­то­ра, Пуб­лий Автро­ний и Луций Кас­сий, были без­дар­ные люди. Лен­тул был зауряд­ный ари­сто­крат, хваст­ли­вый и с боль­ши­ми пре­тен­зи­я­ми, но туго сооб­ра­жав­ший и нере­ши­тель­ный; Автро­ний ничем не выде­лял­ся, кро­ме сво­его гром­ко­го голо­са; что же каса­ет­ся Луция Кас­сия, то никто не мог понять, каким обра­зом такой туч­ный и про­сто­ва­тый чело­век ока­зал­ся заго­вор­щи­ком. Более спо­соб­ных из сво­их соучаст­ни­ков, как моло­до­го сена­то­ра Гая Цете­га и всад­ни­ков Луция Ста­ти­лия и Пуб­лия Габи­ния Капи­то­на, Кати­ли­на не осме­ли­вал­ся поста­вить во гла­ве заго­во­ра, так как и сре­ди заго­вор­щи­ков сохра­ня­ла силу тра­ди­ци­он­ная соци­аль­ная иерар­хия, и даже анар­хи­сты не счи­та­ли воз­мож­ным добить­ся тор­же­ства, если во гла­ве их не будет сто­ять кон­су­ляр или по край­ней мере быв­ший пре­тор. Вслед­ст­вие это­го, как ни зва­ла к себе армия мятеж­ни­ков сво­его пред­во­ди­те­ля и как ни опас­но было для него оста­вать­ся долее в сто­ли­це, Кати­ли­на решил, одна­ко, остать­ся пока в Риме. При­вык­нув импо­ни­ро­вать роб­ким про­тив­ни­кам сво­ей дер­зо­стью и задо­ром, он пока­зы­вал­ся в обще­ст­вен­ных местах, как на фору­ме, так и в сена­те, и на сыпав­ши­е­ся там на него угро­зы отве­чал прось­бой не дово­дить его до край­но­сти, так как тот, у кого подо­жгли дом, вынуж­ден тушить пожар раз­ва­ли­на­ми. И дей­ст­ви­тель­но, ни част­ные лица, ни вла­сти не реша­лись тро­гать это­го опас­но­го чело­ве­ка. Один моло­дой ари­сто­крат вызвал его, прав­да, в суд по обви­не­нию в наси­лии, но это не име­ло прак­ти­че­ско­го зна­че­ния, так как все долж­но было решить­ся в дру­гом месте, задол­го до окон­ча­ния это­го про­цес­са.

Замыс­лы Кати­ли­ны не уда­лись, одна­ко, глав­ным обра­зом пото­му, что аген­ты пра­ви­тель­ства про­ник­ли в круг заго­вор­щи­ков, так что оно все­гда было осве­дом­ле­но обо всех подроб­но­стях заго­во­ра. Когда, напри­мер, заго­вор­щи­ки появи­лись перед укреп­лен­ным горо­дом Пре­не­сте (1 нояб­ря), кото­рым они наде­я­лись завла­деть путем неожи­дан­но­го напа­де­ния, насе­ле­ние с.151 ока­за­лось уже пред­у­преж­ден­ным и было воору­же­но. Подоб­ным же обра­зом не уда­лось и все осталь­ное. Несмот­ря на всю свою сме­лость, Кати­ли­на нашел теперь нуж­ным назна­чить свой отъ­езд на один из бли­жай­ших дней; но до это­го в послед­нем собра­нии заго­вор­щи­ков, ночью с 6 на 7 нояб­ря, по его насто­я­нию было реше­но еще до отъ­езда вождя убить кон­су­ла Цице­ро­на, глав­но­го про­тив­ни­ка заго­во­ра, и во избе­жа­ние изме­ны немед­лен­но осу­ще­ст­вить это поста­нов­ле­ние.

Ран­ним утром 7 нояб­ря назна­чен­ные для это­го убий­цы дей­ст­ви­тель­но сту­ча­лись в дом кон­су­ла, но стра­жа была уси­ле­на и про­гна­ла их, — и на этот раз пра­ви­тель­ст­вен­ные шпи­о­ны опе­ре­ди­ли заго­вор­щи­ков. На сле­дую­щий день (8 нояб­ря) 123 Цице­рон созвал сенат. Кати­ли­на еще раз дерз­нул появить­ся здесь и пытал­ся защи­тить­ся от гнев­ных напа­док кон­су­ла, рас­ска­зав­ше­го в его при­сут­ст­вии о собы­ти­ях послед­них дней, но Кати­ли­ну уже боль­ше не слу­ша­ли, и ска­мьи пусте­ли близ того места, где он сидел.

Кати­ли­на в Этру­рии

Кати­ли­на поки­нул собра­ние и, соглас­но уго­во­ру, отпра­вил­ся в Этру­рию, что он, впро­чем, сде­лал бы, несо­мнен­но, и без это­го про­ис­ше­ст­вия. Здесь Кати­ли­на про­воз­гла­сил себя кон­су­лом и занял выжида­тель­ную пози­цию, чтобы при пер­вом изве­стии о нача­ле вос­ста­ния в сто­ли­це дви­нуть туда свои вой­ска. Пра­ви­тель­ство объ­яви­ло обо­их вождей вос­ста­ния, Кати­ли­ну и Ман­лия, а так­же тех из их сто­рон­ни­ков, кото­рые не сло­жат ору­жие к извест­но­му дню, вне зако­на и созва­ло новое опол­че­ние, но во гла­ве вой­ска, отправ­лен­но­го про­тив Кати­ли­ны, был постав­лен кон­сул Гай Анто­ний, чело­век, заве­до­мо заме­шан­ный в заго­во­ре и отли­чав­ший­ся таким харак­те­ром, что толь­ко от слу­чая зави­се­ло, поведет ли он свои вой­ска про­тив Кати­ли­ны или при­мкнет к нему. Каза­лось, что Анто­ния кто-то созна­тель­но хотел сде­лать вто­рым Лепидом. И про­тив остав­ших­ся в сто­ли­це вожа­ков заго­во­ра было пред­при­ня­то очень мало, хотя все ука­зы­ва­ли на них паль­ца­ми, и они вовсе не отка­за­лись от мыс­ли под­нять вос­ста­ние в сто­ли­це; напро­тив, план это­го вос­ста­ния был состав­лен Кати­ли­ной до отъ­езда его из Рима. Сиг­нал к нему дол­жен был подать один из три­бу­нов созы­вом народ­но­го собра­ния; сле­дую­щей ночью Цетег дол­жен был убрать с пути кон­су­ла Цице­ро­на, а Габи­ний и Ста­ти­лий долж­ны были под­жечь город в 12 местах сра­зу; тем вре­ме­нем долж­но было подо­спеть вой­ско Кати­ли­ны, с кото­рым нуж­но было как мож­но ско­рее уста­но­вить связь. Если бы помог­ли настой­чи­вые уве­ща­ния Цете­га и Лен­тул, постав­лен­ный после отбы­тия Кати­ли­ны во гла­ве заго­вор­щи­ков, решил­ся бы быст­ро нане­сти удар, заго­вор даже теперь мог бы еще удать­ся. Но заго­вор­щи­ки были так же без­дар­ны и трус­ли­вы, как и их про­тив­ни­ки. Про­хо­ди­ли неде­ли, а дело все не при­бли­жа­лось к раз­вяз­ке.

Раз­об­ла­че­ние и арест сто­лич­ных заго­вор­щи­ков

с.152 Нако­нец, реше­ние было вызва­но контр­ми­ной. Мед­ли­тель­ный и склон­ный при­кры­вать свои упу­ще­ния в том, что было самым сроч­ным и необ­хо­ди­мым, состав­ле­ни­ем обшир­ных пла­нов, направ­лен­ных на отда­лен­ные цели, Лен­тул всту­пил в сно­ше­ния с нахо­див­ши­ми­ся в Риме депу­та­та­ми кельт­ско­го пле­ме­ни алло­бро­гов; он пытал­ся запу­тать в заго­вор этих пред­ста­ви­те­лей совер­шен­но рас­ша­тан­но­го обще­ст­вен­но­го орга­низ­ма, к тому же лич­но обре­ме­нен­ных дол­га­ми, и даже дал им при отъ­езде гон­цов и пись­ма к дове­рен­ным лицам. Алло­бро­ги оста­ви­ли Рим, но в ночь со 2 на 3 декаб­ря они были задер­жа­ны рим­ски­ми вла­стя­ми у самых город­ских ворот и все бума­ги их были ото­бра­ны. Ока­за­лось, что алло­брог­ские депу­та­ты были шпи­о­на­ми рим­ско­го пра­ви­тель­ства и вели пере­го­во­ры толь­ко с тем, чтобы добыть для пра­ви­тель­ства необ­хо­ди­мый ему мате­ри­ал про­тив руко­во­ди­те­лей заго­во­ра. На сле­дую­щее утро Цице­рон в вели­чай­шей тайне издал рас­по­ря­же­ние об аре­сте опас­ней­ших вожа­ков, что и было испол­не­но отно­си­тель­но Лен­ту­ла, Цете­га, Габи­ния и Ста­ти­лия, меж­ду тем как неко­то­рые дру­гие спас­лись от аре­ста бег­ст­вом. Винов­ность как аре­сто­ван­ных, так и бежав­ших была вполне дока­за­на. Тот­час же после аре­ста сена­ту были пред­став­ле­ны ото­бран­ные пись­ма, печа­ти и почерк кото­рых аре­сто­ван­ные не мог­ли не при­знать, и были выслу­ша­ны пока­за­ния заклю­чен­ных и свиде­те­лей. Вско­ре обна­ру­жи­лись даль­ней­шие дока­за­тель­ства их винов­но­сти: скла­ды ору­жия в домах заго­вор­щи­ков и часто 124 повто­ря­е­мые ими угро­зы. Факт заго­во­ра был пол­но­стью дока­зан с соблюде­ни­ем всех тре­бо­ва­ний зако­на, и важ­ней­шие доку­мен­ты были, по рас­по­ря­же­нию Цице­ро­на, немед­лен­но опуб­ли­ко­ва­ны в лету­чих лист­ках.

Заго­вор анар­хи­стов вызвал все­об­щее озлоб­ле­ние. Оли­гар­хи­че­ская пар­тия охот­но исполь­зо­ва­ла бы раз­об­ла­че­ние его, для того чтобы све­сти сче­ты с демо­кра­та­ми вооб­ще и в осо­бен­но­сти с Цеза­рем, но она уже была слиш­ком сла­ба, чтобы суметь испол­нить это и покон­чить с ним так же, как неко­гда с обо­и­ми Грак­ха­ми и Сатур­ни­ном, и это­му жела­нию не суж­де­но было испол­нить­ся. Сто­лич­ная тол­па была осо­бен­но воз­му­ще­на под­жо­га­ми, пред­по­ла­гав­ши­ми­ся заго­вор­щи­ка­ми. Купе­че­ство и пар­тия мате­ри­аль­ных инте­ре­сов поня­ли, конеч­но, что в этой борь­бе долж­ни­ков с креди­то­ра­ми речь шла об их суще­ст­во­ва­нии; моло­дежь это­го кру­га в страш­ном воз­буж­де­нии тол­пи­лась воз­ле курии с ору­жи­ем в руках, угро­жая всем тай­ным и явным сто­рон­ни­кам Кати­ли­ны. Заго­вор был, дей­ст­ви­тель­но, на вре­мя пара­ли­зо­ван; хотя неко­то­рые зачин­щи­ки его и были еще, быть может, на сво­бо­де, все же весь штаб заго­вор­щи­ков, те, кото­рым было пору­че­но выпол­не­ние замыс­ла, были либо захва­че­ны, либо бежа­ли; отряд же, собран­ный близ Фезул, не мог добить­ся боль­ших резуль­та­тов, не будучи под­дер­жан вос­ста­ни­ем в сто­ли­це.

Пре­ния в сена­те о каз­ни заклю­чен­ных

с.153 В сколь­ко-нибудь бла­го­устро­ен­ном обще­стве поли­ти­че­ская сто­ро­на дела этим и была бы исчер­па­на, и даль­ней­шее веде­ние его пере­шло бы в руки воен­ных вла­стей и суда. Но Рим дошел уже до того, что пра­ви­тель­ство не было даже в состо­я­нии содер­жать под надеж­ной стра­жей несколь­ких вид­ных ари­сто­кра­тов. Рабы и воль­ноот­пу­щен­ни­ки Лен­ту­ла и осталь­ных заклю­чен­ных взвол­но­ва­лись. Рас­ска­зы­ва­ли о каких-то пла­нах осво­бож­де­ния их из-под аре­ста, кото­ро­му они были под­верг­ну­ты в их соб­ст­вен­ных домах. Бла­го­да­ря анар­хи­че­ским про­ис­кам послед­них лет в Риме не было недо­стат­ка в вожа­ках шаек, брав­ших на себя по опре­де­лен­ной так­се устрой­ство бун­тов и совер­ше­ние насиль­ст­вен­ных актов. Нако­нец, Кати­ли­на был уве­дом­лен о про­ис­шед­шем и нахо­дил­ся доста­точ­но близ­ко, чтобы решить­ся со сво­им отрядом на какой-либо сме­лый шаг. Невоз­мож­но решить, сколь­ко было прав­ды во всех этих слу­хах, но опа­се­ния были осно­ва­тель­ны, так как соглас­но кон­сти­ту­ции пра­ви­тель­ство не рас­по­ла­га­ло в сто­ли­це ни вой­ска­ми, ни даже сколь­ко-нибудь вну­ши­тель­ной поли­цей­ской силой. Гром­ко выска­зы­ва­лась мысль о пред­от­вра­ще­нии каких-либо попы­ток осво­бож­де­ния заклю­чен­ных их немед­лен­ной каз­нью. Это было совер­шен­но про­ти­во­за­кон­но. На осно­ва­нии освя­щен­но­го века­ми пра­ва про­во­ка­ции толь­ко народ­ное собра­ние — и ника­кая дру­гая власть — мог­ло при­го­во­рить рим­ско­го граж­да­ни­на к смер­ти, а с тех пор как суд народ­но­го собра­ния пре­вра­тил­ся лишь в памят­ник ста­ри­ны, не выно­си­лись боль­ше смерт­ные при­го­во­ры. Цице­рон охот­но откло­нил бы это опас­ное пред­ло­же­ние; как ни без­раз­ли­чен был для него вопрос о пра­ве, он отлич­но знал, что ему как адво­ка­ту полез­но слыть либе­ра­лом. Но его близ­кие, в осо­бен­но­сти его ари­сто­крат­ка-жена, наста­и­ва­ли, чтобы он увен­чал свои заслу­ги перед оте­че­ст­вом этим сме­лым поступ­ком. Кон­сул, как и все тру­сы, страш­но бояв­ший­ся обна­ру­жить свою тру­сость, а вме­сте с тем тре­пе­тав­ший перед огром­ной ответ­ст­вен­но­стью, созвал сенат и пре­до­ста­вил ему решить вопрос о судь­бе четы­рех заклю­чен­ных. Прав­да, это не име­ло ника­ко­го 125 смыс­ла, так как сенат на осно­ва­нии кон­сти­ту­ции еще мень­ше имел пра­ва выне­сти подоб­ное реше­ние, чем сам кон­сул, и ответ­ст­вен­ность по зако­ну все-таки пада­ла на него, но когда же тру­сость была после­до­ва­тель­на? Цезарь при­ло­жил все уси­лия, чтобы спа­сти заклю­чен­ных. Речь его, пол­ная угроз и наме­ков на буду­щую неиз­беж­ную месть демо­кра­тии, про­из­ве­ла очень силь­ное впе­чат­ле­ние. Хотя все кон­су­ля­ры и зна­чи­тель­ное боль­шин­ство сена­то­ров выска­за­лись уже за казнь, мно­гие из них во гла­ве с Цице­ро­ном опять ста­ли теперь скло­нять­ся, каза­лось, к соблюде­нию закон­ных форм. Но когда Катон как истый крюч­котвор запо­до­зрил защит­ни­ков более мяг­ко­го реше­ния в сообщ­ни­че­стве с заго­вор­щи­ка­ми и ука­зал, что гото­вит­ся осво­бож­де­ние заклю­чен­ных посред­ст­вом улич­но­го бун­та, ему уда­лось нагнать этим новый страх на с.154 коле­бав­ших­ся и скло­нить боль­шин­ство к немед­лен­ной каз­ни пре­ступ­ни­ков.

Казнь сообщ­ни­ков Кати­ли­ны

Испол­не­ние это­го поста­нов­ле­ния под­ле­жа­ло, разу­ме­ет­ся, веде­нию кон­су­ла, кото­рый добил­ся его при­ня­тия. Позд­ним вече­ром 5 декаб­ря заклю­чен­ные были взя­ты из их преж­них поме­ще­ний и через форум, все еще пере­пол­нен­ный наро­дом, достав­ле­ны в тюрь­му, где содер­жа­лись при­го­во­рен­ные к смер­ти пре­ступ­ни­ки. Это был свод­ча­тый под­вал 12 футов глу­би­ны, нахо­див­ший­ся у под­но­жия Капи­то­лия и слу­жив­ший преж­де колод­цем. Сам кон­сул вел Лен­ту­ла, осталь­ных — пре­то­ры; все они были окру­же­ны силь­ной стра­жей, но ожи­дав­ша­я­ся попыт­ка осво­бож­де­ния заго­вор­щи­ков не состо­я­лась. Никто не знал, ведут ли заклю­чен­ных в более надеж­ное место или на казнь. У две­рей тем­ни­цы они были пере­да­ны три­ум­ви­рам, руко­во­див­шим совер­ше­ни­ем каз­ни, и при све­те факе­лов заду­ше­ны в под­зе­ме­лье. Кон­сул ожи­дал за две­рью окон­ча­ния каз­ни и потом на всю пло­щадь про­воз­гла­сил сво­им гром­ким, всем хоро­шо зна­ко­мым голо­сом, обра­ща­ясь к сто­яв­шей в мол­ча­нии тол­пе: «Они умер­ли!» До самой глу­бо­кой ночи тол­пы людей дви­га­лись по ули­цам, вос­тор­жен­но при­вет­ст­вуя кон­су­ла, в кото­ром они виде­ли чело­ве­ка, обес­пе­чив­ше­го за ними обла­да­ние их дома­ми и иму­ще­ст­вом. Сенат назна­чил пуб­лич­ные бла­годар­ст­вен­ные празд­не­ства, а вид­ней­шие люди ари­сто­кра­тии — Марк Катон и Квинт Катул — при­вет­ст­во­ва­ли ини­ци­а­то­ра смерт­но­го при­го­во­ра впер­вые про­из­не­сен­ным тогда име­нем «отца оте­че­ства».

Но это было страш­ное дело, тем более страш­ное, что оно каза­лось цело­му наро­ду вели­ким и заслу­жи­ваю­щим похва­лы. Нико­гда еще ника­кое государ­ство не обна­ру­жи­ва­ло сво­ей несо­сто­я­тель­но­сти более жал­ким обра­зом, чем это сде­лал Рим так хлад­но­кров­но при­ня­тым боль­шин­ст­вом пра­ви­тель­ства и одоб­рен­ным обще­ст­вен­ным мне­ни­ем реше­ни­ем поспеш­но каз­нить несколь­ких поли­ти­че­ских заклю­чен­ных, кото­рые хотя и под­ле­жа­ли по зако­ну нака­за­нию, но никак не лише­нию жиз­ни, при­чем каз­не­ны они были толь­ко пото­му, что нель­зя было дове­рять надеж­но­сти тюрем и не было доста­точ­но поли­цей­ских. Юмо­ри­сти­че­ской чер­той, без кото­рой ред­ко обхо­дят­ся исто­ри­че­ские тра­гедии, было то, что этот акт самой гру­бой тира­нии был совер­шен самым невы­дер­жан­ным и бояз­ли­вым из всех рим­ских государ­ст­вен­ных дея­те­лей и что имен­но «пер­вый демо­кра­ти­че­ский кон­сул» был избран для того, чтобы раз­ру­шить один из опло­тов древ­ней рим­ской рес­пуб­ли­кан­ской сво­бо­ды — пра­во обра­ще­ния к суду народ­но­го собра­ния.

Подав­ле­ние вос­ста­ния в Этру­рии

После того как заго­вор был подав­лен в сто­ли­це преж­де, чем он успел вспых­нуть, оста­ва­лось еще покон­чить с вос­ста­ни­ем в Этру­рии. Двух­ты­сяч­ный отряд, кото­рый застал там Кати­ли­на, успел вырас­ти в пять раз бла­го­да­ря сте­кав­шим­ся с.155 мно­го­чис­лен­ным 126 волон­те­рам и состо­ял уже из двух доволь­но пол­ных леги­о­нов, но толь­ко око­ло чет­вер­ти их соста­ва было доста­точ­но воору­же­но. Кати­ли­на укрыл­ся с ними в горах, избе­гая сра­же­ния с вой­ска­ми Анто­ния, чтобы закон­чить орга­ни­за­цию сво­их отрядов и выждать вос­ста­ния в Риме. Но изве­стие о неуда­че его рас­се­я­ло и армию мятеж­ни­ков, все менее ском­про­ме­ти­ро­ван­ные тот­час же вер­ну­лись домой. Остав­ши­е­ся более реши­тель­ные или, вер­нее, отча­ян­ные люди сде­ла­ли попыт­ку про­бить­ся через апен­нин­ские про­хо­ды в Гал­лию, но когда этот малень­кий отряд при­был к под­но­жию гор воз­ле Писто­рии (Пистойя), он ока­зал­ся меж­ду дву­мя арми­я­ми. Перед ним нахо­дил­ся отряд Квин­та Метел­ла, при­быв­ший из Равен­ны и Ари­ми­на с целью занять север­ные скло­ны Апен­нин, а поза­ди него — армия Анто­ния, кото­рый усту­пил, нако­нец, насто­я­ни­ям сво­их офи­це­ров и согла­сил­ся на зим­ний поход. Кати­ли­на был обой­ден с обе­их сто­рон, при­па­сы его под­хо­ди­ли к кон­цу; ему ниче­го не оста­ва­лось делать, как толь­ко бро­сить­ся на бли­жай­ше­го про­тив­ни­ка, т. е. на Анто­ния. В узкой долине, про­ле­гав­шей меж­ду ска­ли­сты­ми гора­ми, про­изо­шел бой меж­ду мятеж­ни­ка­ми и вой­ска­ми Анто­ния, кото­рый под каким-то пред­ло­гом пере­дал коман­до­ва­ние на этот день храб­ро­му, поседев­ше­му в боях офи­це­ру Мар­ку Пет­рею, чтобы по край­ней мере не про­из­во­дить само­му рас­пра­ву со сво­и­ми быв­ши­ми союз­ни­ка­ми. Усло­вия мест­но­сти были тако­вы, что пре­вос­ход­ство сил пра­ви­тель­ст­вен­ной армии име­ло мало зна­че­ния. Кати­ли­на, как и Пет­рей, поста­вил в пере­д­ние ряды сво­их надеж­ней­ших сол­дат; поща­ды не дава­ли нико­му, и никто не про­сил о ней. Дол­го про­дол­жа­лась борь­ба, и с обе­их сто­рон пало мно­го храб­рых людей. Кати­ли­на, ото­слав­ший в самом нача­ле боя сво­его коня и лоша­дей сво­их офи­це­ров, дока­зал в этот день, что он был создан для дел чрез­вы­чай­ных и что он умел повеле­вать, как пол­ко­во­дец, и сра­жать­ся, как сол­дат. Нако­нец, Пет­рей про­рвал со сво­ей гвар­ди­ей центр про­тив­ни­ка и, опро­ки­нув его, ата­ко­вал оба флан­га, что и обес­пе­чи­ло победу. Тру­пы при­вер­жен­цев Кати­ли­ны — их насчи­ты­ва­ли до 3 тыс. — ряда­ми покры­ли поле сра­же­ния; офи­це­ры и сам коман­дую­щий, видя, что все поте­ря­но, иска­ли себе смер­ти, бро­сив­шись на вра­га, и нашли ее (нача­ло 692 г. [62 г.]). Анто­ний за эту победу полу­чил от сена­та, как бес­че­стя­щее клей­мо, титул импе­ра­то­ра, и новые бла­годар­ст­вен­ные празд­не­ства пока­за­ли, что и пра­ви­тель­ство и управ­ля­е­мые нача­ли уже при­вы­кать к граж­дан­ской войне.

Отно­ше­ние Крас­са и Цеза­ря к анар­хи­стам

Итак, заго­вор анар­хи­стов был подав­лен в сто­ли­це и в Ита­лии кро­ва­вым наси­ли­ем, о нем напо­ми­на­ли толь­ко уго­лов­ные про­цес­сы, опу­сто­шив­шие ряды при­вер­жен­цев побеж­ден­ной пар­тии в Этру­рии и в самом Риме, да еще раз­рас­тав­ши­е­ся раз­бой­ни­чьи шай­ки вро­де, напри­мер, той, кото­рая соста­ви­лась из остат­ков войск Спар­та­ка и Кати­ли­ны и была уни­что­же­на в 694 г. [60 г.] в обла­сти Фурий силой ору­жия. Нуж­но, одна­ко, иметь с.156 в виду, что удар кос­нул­ся не одних толь­ко анар­хи­стов, сго­во­рив­ших­ся под­жечь сто­ли­цу и сра­жав­ших­ся при Писто­рии, но и всей демо­кра­ти­че­ской пар­тии. Что эта пар­тия, в осо­бен­но­сти же Красс и Цезарь, была заме­ша­на здесь, так же как и в заго­во­ре 688 г. [66 г.], долж­но счи­тать­ся если не юриди­че­ски, то исто­ри­че­ски уста­нов­лен­ным фак­том. Конеч­но, толь­ко пар­тий­ным при­стра­сти­ем мог­ло рас­смат­ри­вать­ся, что Катул и дру­гие гла­ва­ри сенат­ской пар­тии ули­ча­ли вождя демо­кра­тов в сообщ­ни­че­стве с анар­хист­ским заго­во­ром, а так­же, что он выска­зы­вал­ся и голо­со­вал в сена­те про­тив заду­ман­но­го оли­гар­хи­ей гру­бо­го и неза­кон­но­го 127 убий­ства, как дока­за­тель­ство его уча­стия в пла­нах Кати­ли­ны. Но гораздо боль­шее зна­че­ние име­ет ряд дру­гих фак­тов. Име­ют­ся опре­де­лен­ные и неоспо­ри­мые свиде­тель­ства того, что имен­но Красс и Цезарь глав­ней­шим обра­зом под­дер­жи­ва­ли кан­дида­ту­ру Кати­ли­ны на долж­ность кон­су­ла. Когда Цезарь в 690 г. [64 г.] при­влек к суду по делам об убий­ствах кле­вре­тов Сул­лы, он добил­ся осуж­де­ния всех их, и толь­ко Кати­ли­на, самый винов­ный и опас­ный, был оправ­дан. В сво­их раз­об­ла­че­ни­ях 3 декаб­ря Цице­рон не назвал, прав­да, в чис­ле став­ших ему извест­ны­ми заго­вор­щи­ков обо­их самых вли­я­тель­ных лиц, но несо­мнен­но, что донос­чи­ки ука­зы­ва­ли не толь­ко на тех, отно­си­тель­но кото­рых впо­след­ст­вии про­из­во­ди­лось след­ст­вие, но, кро­ме того, и на «мно­гих невин­ных», име­на кото­рых кон­сул Цице­рон счел нуж­ным вычерк­нуть из спис­ка, и в позд­ней­шие годы, когда он не имел уже боль­ше при­чин скры­вать исти­ну, он пря­мо назы­вал Цеза­ря в чис­ле знав­ших о заго­во­ре. Кос­вен­ное, но вполне ясное ука­за­ние на их вину заклю­ча­ет­ся и в том, что из четы­рех аре­сто­ван­ных 3 декаб­ря двое наи­ме­нее опас­ных — Ста­ти­лий и Габи­ний — были отда­ны под над­зор сена­то­ров Цеза­ря и Крас­са; оче­вид­но, этим хоте­ли либо ском­про­ме­ти­ро­вать их перед обще­ст­вен­ным мне­ни­ем как соучаст­ни­ков заго­во­ра, если бы они дали им бежать, либо поссо­рить их с заго­вор­щи­ка­ми, дав повод счи­тать их измен­ни­ка­ми, если бы они дей­ст­ви­тель­но запер­ли заклю­чен­ных. Харак­тер­на для поло­же­ния дел сле­дую­щая сце­на, имев­шая место в сена­те. Тот­час после аре­ста Лен­ту­ла и его сообщ­ни­ков аген­та­ми пра­ви­тель­ства был схва­чен отправ­лен­ный сто­лич­ны­ми заго­вор­щи­ка­ми к Кати­лине гонец, кото­рый дал в собра­нии сена­та исчер­пы­ваю­щие пока­за­ния, так как ему было обе­ща­но, что он не будет под­верг­нут нака­за­нию. Одна­ко когда он дошел до самой щекот­ли­вой части сво­его при­зна­ния и заявил, что дей­ст­во­вал по пору­че­нию Крас­са, сена­то­ры пре­рва­ли его, и, по пред­ло­же­нию Цице­ро­на, было поста­нов­ле­но кас­си­ро­вать это пока­за­ние, не про­из­во­дя даль­ней­ше­го рас­сле­до­ва­ния, а его само­го, несмот­ря на обе­щан­ную ему амни­стию, заклю­чить в тюрь­му, пока он не толь­ко отка­жет­ся от сво­их пока­за­ний, но и назо­вет того, кто под­стрек­нул его пока­зы­вать лож­но. Отсюда ясно, как хоро­шо раз­би­рал­ся в обста­нов­ке тот, кто в ответ на пред­ло­же­ние высту­пить про­тив Крас­са ска­зал, что у него нет охоты с.157 раз­дра­жать быка сре­ди ста­да. Ясно так­же и то, что сенат­ское боль­шин­ство во гла­ве с Цице­ро­ном согла­си­лось меж­ду собой не допус­кать раз­об­ла­че­ний даль­ше извест­ной гра­ни­цы. Но широ­кая пуб­ли­ка не была так осто­рож­на. Моло­дые люди, взяв­ши­е­ся за ору­жие про­тив под­жи­га­те­лей, были в осо­бен­но­сти воз­му­ще­ны Цеза­рем; 5 декаб­ря, когда он выхо­дил из сена­та, они обра­ти­ли свои мечи про­тив него, и он едва не лишил­ся жиз­ни на том самом месте, где его пора­зил смер­тель­ный удар 17 лет спу­стя. Дол­гое вре­мя он не появ­лял­ся более в курии. Тот, кто бес­при­страст­но рас­смот­рит весь ход заго­во­ра, не смо­жет пре­одо­леть подо­зре­ния, что в тече­ние все­го это­го вре­ме­ни за спи­ной Кати­ли­ны сто­я­ли более могу­ще­ст­вен­ные люди, кото­рые, поль­зу­ясь отсут­ст­ви­ем доста­точ­ных дока­за­тельств, а так­же рав­но­ду­ши­ем и тру­со­стью сенат­ско­го боль­шин­ства, толь­ко напо­ло­ви­ну осве­дом­лен­но­го и жад­но хва­тав­ше­го­ся за вся­кий повод к без­дей­ст­вию, суме­ли поме­шать серь­ез­но­му выступ­ле­нию вла­стей про­тив заго­во­ра, обес­пе­чить вождю мятеж­ни­ков воз­мож­ность бес­пре­пят­ст­вен­но­го ухо­да и доби­лись даже того, что объ­яв­ле­ние вой­ны и отправ­ка войск про­тив мятеж­ни­ков прак­ти­че­ски почти озна­ча­ли посыл­ку к ним вспо­мо­га­тель­ной армии. 128 Если самый ход собы­тий свиде­тель­ст­ву­ет, таким обра­зом, что нити заго­во­ра Кати­ли­ны вос­хо­ди­ли гораздо выше его и Лен­ту­ла, то, с дру­гой сто­ро­ны, пока­за­тель­но так­же, что гораздо позд­нее, когда Цезарь сто­ял во гла­ве государ­ства, он под­дер­жи­вал тес­ную связь с един­ст­вен­ным уцелев­шим еще из при­вер­жен­цев Кати­ли­ны — мавре­тан­ским пар­ти­зан­ским вождем Пуб­ли­ем Сит­ти­ем, и что он смяг­чил дол­го­вое пра­во совер­шен­но в том духе, как того тре­бо­ва­ли воз­зва­ния Ман­лия.

Все эти ули­ки доста­точ­но гово­рят за себя; но даже если бы их не было, то без­на­деж­ное поло­же­ние демо­кра­тии по отно­ше­нию к воен­ной вла­сти, гроз­но утвер­ждав­шей­ся рядом с ней со вре­ме­ни изда­ния зако­нов Габи­ния и Мани­лия, само по себе дела­ет почти несо­мнен­ным, что она, как все­гда быва­ет в подоб­ных слу­ча­ях, иска­ла послед­ней опо­ры в тай­ных заго­во­рах и в сою­зе с анар­хи­ей. Обсто­я­тель­ства очень напо­ми­на­ли эпо­ху Цин­ны. Пом­пей зани­мал на Восто­ке такое же поло­же­ние, как неко­гда Сул­ла, а Красс и Цезарь стре­ми­лись про­ти­во­по­ста­вить ему в Ита­лии силу, ана­ло­гич­ную той, какой обла­да­ли Марий и Цин­на, но с тем, чтобы исполь­зо­вать ее затем по воз­мож­но­сти луч­ше их. Сред­ст­вом для это­го долж­ны были опять послу­жить террор и анар­хия, а Кати­ли­на был, бес­спор­но, самым под­хо­дя­щим чело­ве­ком для таких дел. Разу­ме­ет­ся, более почтен­ные из демо­кра­ти­че­ских вождей ста­ра­лись оста­вать­ся при этом в тени, пре­до­став­ляя сво­им менее чисто­плот­ным еди­но­мыш­лен­ни­кам всю гряз­ную работу, поли­ти­че­ские пло­ды кото­рой они наде­я­лись впо­след­ст­вии при­сво­ить себе. Когда же пред­при­я­тие не уда­лось, то, конеч­но, высо­ко­по­став­лен­ные участ­ни­ки его при­ло­жи­ли все уси­лия, чтобы скрыть свою при­кос­но­вен­ность к нему. И в более позд­нее вре­мя, когда быв­ший кон­спи­ра­тор с.158 сам стал мише­нью для поли­ти­че­ских заго­вор­щи­ков, на эти тем­ные годы в жиз­ни вели­ко­го чело­ве­ка была имен­но поэто­му набро­ше­на еще более плот­ная заве­са, и в этом духе писа­лись даже спе­ци­аль­ные апо­ло­гии его6.

Пол­ное пора­же­ние демо­кра­ти­че­ской пар­тии

Целых пять лет сто­ял уже Пом­пей во гла­ве сво­ей армии и флота, целых пять лет демо­кра­тия состав­ля­ла в Риме заго­во­ры с целью его свер­же­ния. Резуль­та­ты были неуте­ши­тель­ны. Несмот­ря на все уси­лия, демо­кра­ты не толь­ко ниче­го не доби­лись, но понес­ли огром­ный мате­ри­аль­ный и мораль­ный ущерб. Уже коа­ли­ция 683 г. [71 г.] долж­на была вызвать недо­воль­ство убеж­ден­ных демо­кра­тов, хотя демо­кра­тия всту­пи­ла тогда в союз толь­ко с дву­мя вли­я­тель­ны­ми людь­ми про­тив­ной пар­тии, кото­рые к тому же при­зна­ли ее про­грам­му. Теперь же демо­кра­ти­че­ская пар­тия дей­ст­во­ва­ла сооб­ща с шай­кой убийц и банк­ротов, при­чем почти все они были пере­беж­чи­ка­ми из ари­сто­кра­ти­че­ско­го лаге­ря, и, по край­ней мере вре­мен­но, при­ня­ла их про­грам­му, т. е. терро­ризм Цин­ны. Это вызва­ло 129 отчуж­де­ние меж­ду демо­кра­ти­ей и пар­ти­ей мате­ри­аль­ных инте­ре­сов, быв­шей одним из глав­ных эле­мен­тов коа­ли­ции 683 г. [71 г.] и бро­шен­ной теперь в объ­я­тия опти­ма­тов и вооб­ще вся­кой силы, кото­рая мог­ла бы слу­жить защи­той от анар­хии. Даже сто­лич­ная чернь, ниче­го не имев­шая, прав­да, про­тив улич­ных бес­по­ряд­ков, но все же нахо­див­шая неудоб­ным, чтобы под­жи­га­ли дома, под кры­шей кото­рых она живет, была несколь­ко сму­ще­на. Заме­ча­тель­но, что имен­но в этом году (691) [63] были пол­но­стью вос­ста­нов­ле­ны Сем­п­ро­ни­е­вы зако­ны, что было поста­нов­ле­но сена­том по пред­ло­же­нию Като­на. Оче­вид­но, союз демо­кра­ти­че­ских вождей с анар­хи­ста­ми создал пре­гра­ду меж­ду ними и рим­ским наро­дом, и оли­гар­хия не без неко­то­ро­го успе­ха стре­ми­лась углу­бить этот раз­рыв и при­влечь мас­сы на свою сто­ро­ну. Нако­нец, все эти заго­во­ры отча­сти пред­у­преди­ли, а отча­сти озло­би­ли Пом­пея; после все­го слу­чив­ше­го­ся, после того как сама демо­кра­тия почти порва­ла свя­зи, соеди­няв­шие ее с Пом­пе­ем, ей уже нече­го было наде­ять­ся, как она име­ла осно­ва­ние ожи­дать в 684 г. [70 г.], что он не употре­бит свой меч для уни­что­же­ния демо­кра­ти­че­ской вла­сти, кото­рая его с.159 выдви­ну­ла и утвер­жде­нию кото­рой он сам спо­соб­ст­во­вал. Таким обра­зом, демо­кра­тия была дис­креди­ти­ро­ва­на и ослаб­ле­на, но, что хуже все­го, она ста­ла смеш­ной вслед­ст­вие бес­по­щад­но­го раз­об­ла­че­ния ее неспо­соб­но­сти и бес­си­лия. Она была силь­на, когда дело шло об уни­же­нии сверг­ну­то­го пра­ви­тель­ства и о подоб­ных мело­чах, но каж­дая ее попыт­ка добить­ся како­го-нибудь дей­ст­ви­тель­но­го поли­ти­че­ско­го успе­ха кон­ча­лась жал­ким фиа­ско. Отно­ше­ние демо­кра­тов к Пом­пею было столь же фаль­ши­во, как и недо­стой­но. Осы­пая его похва­ла­ми и поче­стя­ми, они в то же вре­мя пле­ли про­тив него одну за дру­гой интри­ги, кото­рые немед­лен­но лопа­лись сами собой, как мыль­ные пузы­ри. Про­кон­сул Восто­ка и морей, вме­сто того чтобы защи­щать­ся от этих про­ис­ков, каза­лось, даже не заме­чал всей этой воз­ни и одер­жи­вал победы над демо­кра­ти­ей, как Гер­ку­лес над пиг­ме­я­ми, сам того не заме­чая. Попыт­ка раз­жечь граж­дан­скую вой­ну позор­но про­ва­ли­лась; если анар­хист­ская фрак­ция обна­ру­жи­ла хотя бы неко­то­рую энер­гию, то чистая демо­кра­тия суме­ла, прав­да, нанять шай­ки, но не была в состо­я­нии ни руко­во­дить ими, ни спа­сти их, ни уме­реть вме­сте с ними. Даже дрях­лая от ста­ро­сти оли­гар­хия, кото­рой при­да­ли силы пере­шед­шие к ней из рядов демо­кра­тии мас­сы и преж­де все­го созна­ние несо­мнен­но­го тож­де­ства в дан­ном слу­чае ее инте­ре­сов с инте­ре­са­ми Пом­пея, суме­ла побо­роть эту рево­лю­ци­он­ную попыт­ку и одер­жать, таким обра­зом, еще одну, послед­нюю победу над демо­кра­ти­ей.

Тем вре­ме­нем умер царь Мит­ра­дат. В Малой Азии и Сирии был вос­ста­нов­лен порядок, воз­вра­ще­ния Пом­пея в Ита­лию мож­но было ожи­дать со дня на день. Раз­вяз­ка при­бли­жа­лась; но была ли еще нуж­да в каком-либо реше­нии, когда, с одной сто­ро­ны, сто­ял пол­ко­во­дец, воз­вра­щав­ший­ся в орео­ле небы­ва­лой сла­вы и могу­ще­ства, а с дру­гой сто­ро­ны — бес­при­мер­но уни­жен­ная и совер­шен­но бес­силь­ная демо­кра­тия? Красс соби­рал­ся на кораб­лях искать при­ста­ни­ща со сво­ей семьей и сво­им золо­том где-нибудь на Восто­ке; даже Цезарь, несмот­ря на свою при­спо­соб­ля­ю­щу­ю­ся и энер­гич­ную нату­ру, счи­тал, каза­лось, игру про­иг­ран­ной. В этом году (691) [63] он и выста­вил свою кан­дида­ту­ру на долж­ность вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка; покидая утром в день выбо­ров свой дом, он заявил, что, если и тут его постигнет неуда­ча, он не пере­сту­пит более через порог это­го дома.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Тому, кто окинет взо­ром поли­ти­че­скую жизнь того вре­ме­ни, не нуж­но осо­бых дока­за­тельств, что конеч­ной целью демо­кра­ти­че­ских махи­на­ций 688 [66] и сле­дую­щих годов было свер­же­ние не сена­та, а Пом­пея. Впро­чем, нет недо­стат­ка и в подоб­ных дока­за­тель­ствах. Так, Сал­лю­стий (Ca­til., 39) гово­рит, что зако­ны Габи­ния и Мани­лия нанес­ли смер­тель­ный удар демо­кра­тии; точ­но так же име­ют­ся свиде­тель­ства, что заго­вор 688—689 гг. [66—65 гг.] и рога­ция Сер­ви­лия были направ­ле­ны имен­но про­тив Пом­пея (Sal­lust., Ca­til., 19; Val. Max., 6, 2, 4; Ci­ce­ro, De le­ge agr., 2, 17, 46). Нако­нец, отно­ше­ние Крас­са к заго­во­ру доста­точ­но ясно пока­зы­ва­ет, что он был направ­лен про­тив Пом­пея.
  • 2См. Plu­tarch, Crass, 13; Ci­ce­ro, De le­ge agr., 2, 17, 44. К это­му же году (689) [65 г.] отно­сит­ся речь Цице­ро­на «De re­ge Ale­xandri­no», кото­рую оши­боч­но дати­ро­ва­ли 698 г. [56 г.]. Цице­рон опро­вер­га­ет здесь, как ясно вид­но из сохра­нив­ших­ся отрыв­ков, утвер­жде­ние Крас­са, что на осно­ва­нии заве­ща­ния царя Алек­сандра Еги­пет стал рим­ской соб­ст­вен­но­стью. Этот юриди­че­ский вопрос мог и дол­жен был обсуж­дать­ся в 689 г. [65 г.], а в 698 г. [56 г.] бла­го­да­ря зако­ну Юлия от 695 г. [59 г.] он поте­рял уже вся­кое зна­че­ние. К тому же в 698 г. [56 г.] речь шла не о том, кому при­над­ле­жит Еги­пет, а о вос­ста­нов­ле­нии на пре­сто­ле изгнан­но­го вос­ста­ни­ем царя, и при этих точ­но нам извест­ных пере­го­во­рах Красс не играл ника­кой роли. Нако­нец, Цице­рон после сове­ща­ния в Луке отнюдь не имел воз­мож­но­сти серь­ез­но воз­ра­жать кому-либо из три­ум­ви­ров.
  • 3Ambra­ni, о кото­рых идет речь у Све­то­ния (Caes., 9), не явля­ют­ся, оче­вид­но, теми амбро­на­ми, кото­рые назы­ва­ют­ся Плу­тар­хом (Mar., 19) вме­сте с ким­вра­ми; ско­рее это опис­ка вме­сто Ar­ver­ni.
  • 4Невоз­мож­но это выра­зить наив­нее, чем то было сде­ла­но в сочи­не­нии, при­пи­сы­вае­мом его бра­ту (De pet. con­s., 1, 5; 13, 51, 53; от 690 г. [64 г.]), сам же брат его вряд ли стал бы выра­жать­ся так откро­вен­но. В каче­стве дока­за­тель­ства это­го бес­при­страст­ные люди не без инте­ре­са про­чтут вто­рую речь про­тив Рул­ла, где «пер­вый демо­кра­ти­че­ский кон­сул» весь­ма забав­ным обра­зом дура­чит свою пуб­ли­ку, поучая ее, что такое «истин­ная демо­кра­тия».
  • 5Уцелев­шая над­гроб­ная над­пись его гла­сит: «Cn. Cal­pur­nius Cn. f. Pi­so quaes­tor pro pr. ex. s. c. pro­vin­ciam His­pa­niam ci­te­rio­rem op­ti­nuit».
  • 6Такой апо­ло­ги­ей явля­ет­ся сочи­не­ние Сал­лю­стия «Кати­ли­на», опуб­ли­ко­ван­ное авто­ром, заве­до­мым цеза­ри­ан­цем, после 708 г. [46 г.], либо во вре­мя еди­но­дер­жа­вия Цеза­ря, либо — что гораздо веро­ят­нее — при вто­ром три­ум­ви­ра­те, и пред­став­ля­ю­щее собой тен­ден­ци­оз­ный поли­ти­че­ский трак­тат, ста­раю­щий­ся реа­би­ли­ти­ро­вать демо­кра­ти­че­скую пар­тию, на кото­рую опи­ра­лась рим­ская монар­хия, и снять с памя­ти Цеза­ря самое тем­ное пят­но, а так­же обе­лить по воз­мож­но­сти дядю три­ум­ви­ра Мар­ка Анто­ния (ср., напри­мер, гл. 59 с Дио­ном Кас­си­ем, 37, 39). Точ­но так же «Югур­та» Сал­лю­стия дол­жен, с одной сто­ро­ны, пока­зать все убо­же­ство оли­гар­хи­че­ско­го режи­ма, а с дру­гой — воз­ве­ли­чить кори­фея демо­кра­тии Гая Мария. То, что авто­ру уда­лось замас­ки­ро­вать апо­ло­ге­ти­че­ский или обви­ни­тель­ный харак­тер этих сво­их про­из­веде­ний, отнюдь не дока­зы­ва­ет, что они не были напи­са­ны в инте­ре­сах извест­ной пар­тии, а свиде­тель­ст­ву­ет лишь, что они напи­са­ны хоро­шо.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1263912973 1303308995 1303320677 1337132662 1337302144 1337302672