Т. Моммзен

История Рима.

Книга пятая

Основание военной монархии.

Моммзен Т. История Рима. Т. 3. От смерти Суллы до битвы при Тапсе.
Русский перевод И. М. Масюкова под общей редакцией Н. А. Машкина.
ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ, Москва, 1941.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам.
Все даты по тексту — от основания Рима, в квадратных скобках — до нашей эры.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изданию Моммзена 1995 г. (СПб, «Наука»—«Ювента»).

с.305 249

ГЛАВА X

БРУНДИЗИЙ, ИЛЕРДА, ФАРСАЛ И ТАПС.

Соот­но­ше­ние сил двух сопер­ни­ков

Вопрос о том, кому из вла­сти­те­лей быть еди­но­дер­жав­ным, дол­жен был решить­ся силой ору­жия. Посмот­рим, како­во было соот­но­ше­ние сил Цеза­ря и Пом­пея к нача­лу пред­сто­я­щей вой­ны.

Неогра­ни­чен­ная власть Цеза­ря и его пар­тии

Могу­ще­ство Цеза­ря преж­де все­го было осно­ва­но на совер­шен­но неогра­ни­чен­ной вла­сти, кото­рой он поль­зо­вал­ся в сво­ей пар­тии. Если в этой вла­сти сме­ши­ва­лись идеи демо­кра­тии и монар­хии, то это не было резуль­та­том слу­чай­ной коа­ли­ции, кото­рая лег­ко мог­ла рас­пасть­ся; в самой сущ­но­сти демо­кра­тии без пред­ста­ви­тель­ства коре­ни­лось то обсто­я­тель­ство, что и она и монар­хия нахо­ди­ли в Цеза­ре свое выс­шее и пре­дель­ное выра­же­ние. Поэто­му и в поли­ти­че­ских и в воен­ных вопро­сах Цеза­рю при­над­ле­жа­ло решаю­щее сло­во как в пер­вой, так и во вто­рой инстан­ции. Как бы высо­ко он ни ста­вил каж­дое год­ное для его целей орудие, оно все-таки все­гда оста­ва­лось толь­ко оруди­ем; в сво­ей пар­тии Цезарь не имел това­ри­щей, он был окру­жен одни­ми толь­ко воен­но-поли­ти­че­ски­ми адъ­ютан­та­ми, кото­рые, как пра­ви­ло, были выхо­д­ца­ми из армии и как сол­да­ты были выму­штро­ва­ны так, чтобы нико­гда не спра­ши­вать о при­чи­нах и целях, а толь­ко бес­пре­ко­слов­но пови­но­вать­ся. Поэто­му в реши­тель­ную мину­ту, когда нача­лась граж­дан­ская вой­на, из всех сол­дат и офи­це­ров Цеза­ря толь­ко один отка­зал­ся ему пови­но­вать­ся; и под­твер­жде­ни­ем наше­го взгляда на отно­ше­ние Цеза­ря к сво­им при­вер­жен­цам слу­жит то, что этот чело­век был самым зна­чи­тель­ным из всех.

Лаби­ен
Тит Лаби­ен делил с Цеза­рем все труд­но­сти мрач­ных вре­мен Кати­ли­ны, весь блеск галль­ско­го победо­нос­но­го шест­вия, все­гда был неза­ви­си­мым началь­ни­ком сво­их частей, неред­ко сто­ял во гла­ве поло­ви­ны армии; без сомне­ния, он был стар­шим, спо­соб­ней­шим и вер­ней­шим адъ­ютан­том Цеза­ря, выше всех сто­я­щим, поль­зо­вав­шим­ся наи­боль­шим поче­том. Еще в 704 г. [50 г.] Цезарь поста­вил его над Циз­аль­пин­ской Гал­ли­ей отча­сти пото­му, что хотел пере­дать этот с.306 важ­ный пост в надеж­ные руки, отча­сти для того, чтобы спо­соб­ст­во­вать успе­ху кон­суль­ской кан­дида­ту­ры Лаби­е­на. Но тут имен­но Лаби­ен и вошел в сно­ше­ния с про­тив­ной пар­ти­ей; в нача­ле воен­ных дей­ст­вий в 705 г. [49 г.] он отпра­вил­ся на глав­ную квар­ти­ру не Цеза­ря, а Пом­пея, и в тече­ние всей граж­дан­ской вой­ны с бес­при­мер­ным раз­дра­же­ни­ем борол­ся про­тив сво­его ста­ро­го дру­га и коман­ди­ра. Мы не име­ем доста­точ­ных сведе­ний о харак­те­ре Лаби­е­на и о подроб­но­стях его пере­хо­да на сто­ро­ну дру­гой пар­тии; в основ­ном мы видим здесь новое дока­за­тель­ство того, что вождь мог гораздо боль­ше рас­счи­ты­вать на сво­их низ­ших офи­це­ров, чем на мар­ша­лов. 250 Судя по все­му, Лаби­ен был одним из таких людей, кото­рые соеди­ня­ют с воен­ны­ми талан­та­ми пол­ную неспо­соб­ность к государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти, и когда им при­дет в голо­ву несчаст­ная мысль зани­мать­ся поли­ти­кой, ино­гда поми­мо сво­ей воли, пус­ка­ют­ся на безум­ные выход­ки; мно­го таких тра­ги­ко­ми­че­ских при­ме­ров дает исто­рия напо­лео­нов­ских мар­ша­лов. Воз­мож­но, что Лаби­ен счи­тал себя впра­ве быть вто­рым гла­вой демо­кра­тии рядом с Цеза­рем; когда же его при­тя­за­ния были отверг­ну­ты, — пере­шел во вра­же­ский лагерь. Тут впер­вые обна­ру­жи­лась вред­ная сто­ро­на того поряд­ка вещей, при кото­ром Цезарь счи­тал сво­их офи­це­ров лишь неса­мо­сто­я­тель­ны­ми адъ­ютан­та­ми, не давал выдви­нуть­ся из их рядов людям, спо­соб­ным коман­до­вать отдель­ной арми­ей, а меж­ду тем бла­го­да­ря веро­ят­но­му рас­про­стра­не­нию воен­ных дей­ст­вий на все про­вин­ции обшир­но­го государ­ства явля­лась насто­я­тель­ная необ­хо­ди­мость имен­но в таких людях. Этот ущерб ком­пен­си­ро­вал­ся, одна­ко, глав­ным усло­ви­ем вся­ко­го успе­ха (при­об­ре­тае­мым толь­ко этой ценой) — един­ст­вом выс­ше­го руко­вод­ства.

Армия Цеза­ря

Это еди­ное руко­вод­ство при­об­ре­та­ло боль­шую силу бла­го­да­ря тому, что употреб­ля­лись год­ные для дела орудия. Здесь преж­де все­го сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на армию. В ней все еще насчи­ты­ва­лось 9 леги­о­нов пехоты, или, самое боль­шее, 50 тыс. чело­век, кото­рые, одна­ко, уже побы­ва­ли в деле и из кото­рых две тре­ти участ­во­ва­ли во всех похо­дах про­тив кель­тов. Кон­ни­ца состо­я­ла из гер­ман­ских наем­ни­ков и наем­ни­ков, набран­ных сре­ди насе­ле­ния Нори­ка, при­год­ность и надеж­ность их обна­ру­жи­лась в войне с Вер­цин­ге­то­ри­гом. Пол­ная раз­но­об­раз­ных слу­чай­но­стей вось­ми­лет­няя вой­на про­тив храб­рой, хотя в воен­ном отно­ше­нии и усту­пав­шей ита­ли­кам, кельт­ской народ­но­сти дала Цеза­рю воз­мож­ность орга­ни­зо­вать свою армию так, как толь­ко он один спо­со­бен был орга­ни­зо­вать. Год­ность сол­дат пред­по­ла­га­ет физи­че­ское раз­ви­тие; при набо­ре Цезарь боль­ше обра­щал вни­ма­ние на силу и лов­кость рекру­тов, чем на их мате­ри­аль­ные сред­ства и нрав­ст­вен­ные свой­ства. Но при­год­ность армии, как вся­кой маши­ны, осно­вы­ва­ет­ся преж­де все­го на лег­ко­сти и ско­ро­сти дви­же­ния: в готов­но­сти каж­дую мину­ту высту­пить в поход и в быст­ро­те мар­ша сол­да­ты Цеза­ря достиг­ли ред­ко­го и никем с.307 не пре­взой­ден­но­го совер­шен­ства. Отва­га ста­ви­лась, конеч­но, выше все­го: Цезарь с небы­ва­лым уме­ни­ем вла­дел искус­ст­вом воз­буж­дать воин­ст­вен­ное сорев­но­ва­ние и кор­по­ра­тив­ный дух, так что пред­по­чте­ние, ока­зы­вае­мое отдель­ным сол­да­там или целым отрядам, даже в гла­зах отстаю­щих явля­лось как бы иерар­хи­ей, с неиз­беж­но­стью созда­вав­шей­ся храб­ро­стью. Цезарь отучил сво­их людей от стра­ха тем, что в слу­ча­ях, когда это мож­но было сде­лать без серь­ез­но­го рис­ка, вовсе не сооб­щал им о пред­сто­я­щей бит­ве и совер­шен­но неожи­дан­но вел их на вра­га. Наряду с храб­ро­стью цени­лось и пови­но­ве­ние. Сол­дат дол­жен был испол­нять то, что ему при­ка­зы­ва­ли, не спра­ши­вая ни о при­чи­нах, ни о наме­ре­ни­ях; ино­гда в сущ­но­сти бес­цель­ные труд­но­сти воз­ла­га­лись на него исклю­чи­тель­но как упраж­не­ние в тяже­лом искус­стве сле­по­го пови­но­ве­ния. Дис­ци­пли­на была стро­гая, но не тяже­лая; она при­ме­ня­лась без послаб­ле­ний, когда вой­ско сто­я­ло перед вра­гом; в дру­гое вре­мя, осо­бен­но после победы, стро­гость умень­ша­лась; если при­мер­но­му в дру­гих отно­ше­ни­ях сол­да­ту при­хо­ди­ло в голо­ву наду­шить­ся или укра­сить себя кра­си­вым ору­жи­ем или каким-нибудь дру­гим убран­ст­вом, если он попа­дал­ся даже в гру­бых выход­ках или очень серь­ез­ных про­ступ­ках, не касав­ших­ся, одна­ко, воен­но­го дела, это 251 пош­лое фран­тов­ство и эти про­ступ­ки схо­ди­ли ему с рук; пол­ко­во­дец был глух к жало­бам про­вин­ци­а­лов. Но попыт­ки бун­та нико­гда не про­ща­лись ни зачин­щи­кам, ни все­му отряду. Насто­я­ще­му сол­да­ту, одна­ко, недо­ста­точ­но было быть спо­соб­ным, храб­рым, послуш­ным, он дол­жен был охот­но, по доб­рой воле про­яв­лять эти доб­ро­де­те­ли. Толь­ко гени­аль­ные нату­ры могут сво­им при­ме­ром, надеж­да­ми и преж­де все­го созна­ни­ем полез­но­сти дан­но­го пред­при­я­тия заста­вить оду­шев­лен­ную маши­ну, кото­рой они управ­ля­ют, с радост­ным увле­че­ни­ем нести тяго­сти служ­бы. Если офи­цер, тре­буя от сво­их сол­дат храб­ро­сти, дол­жен был вме­сте с ними идти навстре­чу опас­но­сти, то Цезарь как пол­ко­во­дец имел слу­чай выни­мать меч из ножен и сра­жать­ся наравне с луч­ши­ми вои­на­ми; что каса­ет­ся актив­но­сти и спо­соб­но­сти пре­одоле­вать труд­но­сти, то он брал их на себя гораздо боль­ше, чем тре­бо­вал это­го от сол­дат. Цезарь забо­тил­ся о том, чтобы победа, при­но­ся­щая боль­ше все­го выгод пол­ко­вод­цу, была свя­за­на с осу­щест­вле­ни­ем лич­ных надежд и для вои­нов. Уже гово­ри­лось о том (стр. 136), в какой сте­пе­ни Цезарь умел вооду­шев­лять сол­дат во имя демо­кра­тии — насколь­ко про­за­и­че­ские вре­ме­на поз­во­ля­ли вооб­ще оду­шев­лять­ся чем бы то ни было — и как он выста­вил в каче­стве одной из целей борь­бы поли­ти­че­ское урав­не­ние Транс­па­дан­ской обла­сти, роди­ны боль­шин­ства его сол­дат, с Ита­ли­ей в тес­ном смыс­ле сло­ва. Конеч­но, не обхо­ди­лось дело и без наград мате­ри­аль­ных как чрез­вы­чай­ных — за выдаю­щи­е­ся воен­ные подви­ги, так и обык­но­вен­ных, давав­ших­ся каж­до­му хоро­ше­му сол­да­ту; офи­це­ры полу­ча­ли наде­лы; вои­ны — подар­ки, а на слу­чай три­ум­фа обе­ща­лись бога­тые с.308 дары. Но Цезарь как насто­я­щий вождь осо­бен­но умел про­буж­дать в каж­дом боль­шом или малом вин­ти­ке гран­ди­оз­ной маши­ны созна­ние целе­со­об­раз­но­сти сво­его при­ме­не­ния. Обык­но­вен­ный чело­век пред­на­зна­чен слу­жить, он не прочь быть оруди­ем, если чув­ст­ву­ет, что им управ­ля­ет рука масте­ра. Всюду и везде посто­ян­но ози­рал пол­ко­во­дец орли­ным взглядом свое вой­ско, награж­дая и нака­зы­вая бес­при­страст­но и спра­вед­ли­во, ука­зы­вая направ­ле­ние дея­тель­но­сти, веду­щей к обще­му бла­гу; и нико­гда не дела­лось экс­пе­ри­мен­тов, сто­ив­ших пота и кро­ви даже самых ничтож­ных из смерт­ных, но если это нуж­но было, они долж­ны были про­яв­лять самоот­вер­жен­ность, отда­вать даже свою жизнь. Не поз­во­ляя отдель­ным лич­но­стям вни­кать в суть дела, Цезарь поз­во­лял им дога­ды­вать­ся о воен­ных и поли­ти­че­ских обсто­я­тель­ствах, чтобы сол­да­ты виде­ли в нем пол­ко­во­д­ца и государ­ст­вен­но­го чело­ве­ка и даже иде­а­ли­зи­ро­ва­ли его. Он отнюдь не обра­щал­ся с сол­да­та­ми, как с рав­ны­ми себе, но как с людь­ми, кото­рые име­ют пра­во тре­бо­вать, чтобы им гово­ри­ли прав­ду, и кото­рые спо­соб­ны пере­но­сить ее, долж­ны верить обе­ща­ни­ям и уве­ре­ни­ям пол­ко­во­д­ца, не допус­кать воз­мож­но­сти обма­на и не верить слу­хам; он смот­рел на них, как на ста­рых бое­вых това­ри­щей; не было из них ни одно­го, кото­ро­го бы пол­ко­во­дец не знал по име­ни, с кото­рым у него не уста­но­ви­лось бы во вре­мя похо­дов тех или иных лич­ных отно­ше­ний, как с доб­ры­ми при­я­те­ля­ми, с кото­ры­ми он бол­тал со свой­ст­вен­ной ему ожив­лен­но­стью как с людь­ми, нахо­дя­щи­ми­ся под его защи­той, с людь­ми, кото­рых за услу­ги он счи­тал нуж­ным воз­на­гра­дить, за смерть или оскорб­ле­ние кото­рых счи­тал сво­им свя­щен­ным дол­гом ото­мстить. Может быть, нико­гда еще не было армии, кото­рая была бы имен­но такой, какой армия долж­на быть: вполне год­ной для сво­его назна­че­ния и подат­ли­вой маши­ной в руках масте­ра, пере­даю­ще­го ей свою соб­ст­вен­ную силу 252 напря­же­ния. Сол­да­ты Цеза­ря чув­ст­во­ва­ли (да оно так и было), что могут бороть­ся с вра­гом, кото­рый в десять раз силь­нее их; нель­зя при этом не вспом­нить, что при тогдаш­ней рим­ской воен­ной так­ти­ке, рас­счи­тан­ной на руко­паш­ную схват­ку и осо­бен­но на бой меча­ми, опыт­ный рим­ский сол­дат имел гораздо боль­ше пре­иму­ществ перед нович­ком, чем это быва­ет теперь1. Но еще боль­ше, чем эта спо­кой­ная храб­рость, про­тив­ни­ков пора­жа­ла несо­кру­ши­мая и тро­га­тель­ная пре­дан­ность сол­дат Цеза­ря сво­е­му пол­ко­вод­цу. с.309 Бес­при­мер­ным в исто­рии фак­том явля­ет­ся то, что, когда пол­ко­во­дец пред­ло­жил сво­ей армии участ­во­вать с ним в граж­дан­ской войне, ни один рим­ский офи­цер (за исклю­че­ни­ем толь­ко Лаби­е­на), ни один рим­ский сол­дат не поки­нул его. Рас­че­ты про­тив­ни­ков на побе­ги сол­дат рас­стро­и­лись так же позор­но, как попыт­ка рас­се­ять его вой­ско, подоб­но вой­ску Лукул­ла (стр. 297); даже и сам Лаби­ен появил­ся в лаге­ре Пом­пея, прав­да, с целой тол­пой кельт­ских и гер­ман­ских всад­ни­ков, но без еди­но­го леги­о­не­ра. Сол­да­ты как буд­то жела­ли пока­зать, что эта вой­на так же явля­ет­ся их делом, как делом их пол­ко­во­д­ца: они сго­во­ри­лись меж­ду собой жало­ва­ние, кото­рое Цезарь в нача­ле граж­дан­ской вой­ны обе­щал удво­ить, не брать до окон­ча­ния воен­ных дей­ст­вий и до тех пор под­дер­жи­вать неиму­щих това­ри­щей из сво­их соб­ст­вен­ных средств; кро­ме того, каж­дый унтер-офи­цер воору­жил и содер­жал на свой счет одно­го всад­ни­ка.

Сфе­ра вла­ды­че­ства Цеза­ря

Если Цезарь в дан­ный момент и обла­дал всем необ­хо­ди­мым — неогра­ни­чен­ным поли­ти­че­ским и воен­ным могу­ще­ст­вом, надеж­ной, бое­спо­соб­ной арми­ей, то сфе­ра его вла­ды­че­ства охва­ты­ва­ла лишь очень огра­ни­чен­ное про­стран­ство. Оно опи­ра­лось, глав­ным обра­зом, на верх­не­ита­лий­скую про­вин­цию.

Верх­няя Ита­лия
Эта область не толь­ко была самой насе­лен­ной в Ита­лии, она, кро­ме того, была пре­да­на делу демо­кра­тии, как сво­е­му соб­ст­вен­но­му. О гос­под­ст­во­вав­шем в ней настро­е­нии свиде­тель­ст­ву­ет поведе­ние отряда ново­бран­цев в Опи­тер­гии (Oder­zo, в тре­виз­ской деле­га­ции): в нача­ле вой­ны в илли­рий­ских водах их жал­кую лод­ку окру­жи­ли непри­я­тель­ские воен­ные кораб­ли; в тече­ние цело­го дня, до захо­да солн­ца, они под­вер­га­лись обстре­лу, но не сда­ва­лись; те же, кото­рые не погиб­ли от руки вра­га, ночью лиши­ли себя жиз­ни. Ясно, что мож­но было ждать от тако­го наро­да. Как рань­ше он дал Цеза­рю воз­мож­ность боль­ше чем удво­ить свою пер­во­на­чаль­ную армию, так теперь, как толь­ко в нача­ле граж­дан­ской вой­ны был объ­яв­лен сол­дат­ский набор, яви­лось мно­же­ство рекру­тов.
Ита­лия
В самой же Ита­лии вли­я­ние Цеза­ря нель­зя было срав­нить с вли­я­ни­ем его про­тив­ни­ков. Бла­го­да­ря лов­ко­му манев­ру ему уда­лось очер­нить Като­но­ву пар­тию и убедить в право­те сво­его дела тех, кто искал пред­ло­га для того, чтобы со спо­кой­ной сове­стью оста­вать­ся ней­траль­ным, как сенат­ское боль­шин­ство, или перей­ти на его сто­ро­ну, как это сде­ла­ли его сол­да­ты и транс­па­дан­цы, но мас­са граж­дан не дала вве­сти себя в заблуж­де­ние и, когда глав­но­ко­ман­дую­щий 253 Гал­лии повел свои леги­о­ны к Риму, несмот­ря на все фор­маль­ные юриди­че­ские разъ­яс­не­ния, увиде­ла в Катоне и Пом­пее защит­ни­ков закон­ной рес­пуб­ли­ки, в Цеза­ре — демо­кра­ти­че­ско­го узур­па­то­ра. Все жда­ли от пле­мян­ни­ка Мария, зятя Цин­ны, союз­ни­ка Кати­ли­ны, повто­ре­ния ужа­сов Мария и Цин­ны, осу­щест­вле­ния с.310 заду­ман­но­го Кати­ли­ной раз­гу­ла анар­хии; и хотя бла­го­да­ря это­му Цезарь во вся­ком слу­чае при­об­рел союз­ни­ков — поли­ти­че­ские эми­гран­ты тот­час же мас­са­ми отда­ли себя в его рас­по­ря­же­ние, поте­рян­ные люди увиде­ли в нем сво­его изба­ви­те­ля, самые низ­шие слои сто­лич­ной и про­вин­ци­аль­ной чер­ни ста­ли вол­но­вать­ся при изве­стии об его при­бли­же­нии, — такие дру­зья были все же опас­нее вра­гов.

Про­вин­ции

В про­вин­ци­ях и в зави­си­мых государ­ствах Цезарь еще мень­ше поль­зо­вал­ся вли­я­ни­ем, чем в Ита­лии. Транс­аль­пин­ская Гал­лия до Рей­на и Ламан­ша была, прав­да, ему покор­на, коло­ни­сты в Нар­бонне и дру­гие посе­лив­ши­е­ся в этих местах рим­ские граж­дане были ему пре­да­ны; но даже в Нар­бонн­ской про­вин­ции кон­сти­ту­ци­он­ная пар­тия име­ла мно­го при­вер­жен­цев, и в пред­сто­я­щей граж­дан­ской войне вновь заво­е­ван­ные обла­сти явля­лись для Цеза­ря ско­рее поме­хой, чем пре­иму­ще­ст­вом, так как в этой войне он с пол­ным осно­ва­ни­ем не пус­кал в дело кельт­ской пехоты, всад­ни­ка­ми же поль­зо­вал­ся очень ред­ко. В осталь­ных про­вин­ци­ях и в сосед­них, вполне или напо­ло­ви­ну неза­ви­си­мых государ­ствах Цезарь, разу­ме­ет­ся, тоже пытал­ся при­об­ре­сти для себя опо­ру, делал щед­рые подар­ки кня­зьям, во мно­гих местах при­ка­зал воз­во­дить боль­шие соору­же­ния и даже в край­нем слу­чае ока­зы­вал финан­со­вую и воен­ную помощь; одна­ко этим, что было есте­ствен­но, он достиг немно­го­го, и един­ст­вен­ное, что еще име­ло для него какое-нибудь зна­че­ние, были его свя­зи с гер­ман­ски­ми кельт­ски­ми вла­де­те­ля­ми в обла­стях вдоль Рей­на и Дуная и осо­бен­но с царем Нори­ка Вок­ци­о­ном, важ­ные пото­му, что у него про­из­во­ди­лась вер­бов­ка всад­ни­ков.

Коа­ли­ция

Если Цезарь начал борь­бу лишь в каче­стве глав­но­ко­ман­дую­ще­го Гал­лии, без дру­гих вспо­мо­га­тель­ных средств, кро­ме спо­соб­ных помощ­ни­ков, вер­ной армии и пре­дан­ной про­вин­ции, то Пом­пей начи­нал вой­ну как фак­ти­че­ский гла­ва рим­ской рес­пуб­ли­ки, в пол­ном обла­да­нии все­ми сред­ства­ми, кото­ры­ми мог­ло рас­по­ла­гать закон­ное пра­ви­тель­ство обшир­но­го рим­ско­го государ­ства. Но хотя его поло­же­ние в поли­ти­че­ском и воен­ном отно­ше­нии было гораздо вну­ши­тель­нее, оно было зато гораздо менее ясно и проч­но. Един­ство вер­хов­но­го руко­вод­ства, само собой выте­кав­шее из поло­же­ния Цеза­ря, про­ти­во­ре­чи­ло сущ­но­сти коа­ли­ции; и хотя Пом­пей был доста­точ­но про­ник­нут сол­дат­ским духом, чтобы пони­мать необ­хо­ди­мость это­го еди­но­лич­но­го коман­до­ва­ния, пытал­ся убедить в этом коа­ли­цию и потре­бо­вал, чтобы сенат назна­чил его един­ст­вен­ным и неогра­ни­чен­ным глав­но­ко­ман­дую­щим сухо­пут­ны­ми и мор­ски­ми воен­ны­ми сила­ми, все же не мог отстра­нить сенат и лишить его подав­ля­ю­ще­го вли­я­ния на поли­ти­че­ское руко­вод­ство дела­ми, а так­же воз­мож­но­сти слу­чай­но­го и поэто­му осо­бен­но вред­но­го вме­ша­тель­ства в выс­шие воен­ные рас­по­ря­же­ния. Вос­по­ми­на­ние о два­дца­ти­лет­ней войне меж­ду Пом­пе­ем и кон­сти­ту­ци­он­ной пар­ти­ей, кото­рая с.311 велась с обе­их сто­рон отрав­лен­ным ору­жи­ем, ясное, но ста­ра­тель­но скры­вае­мое с обе­их сто­рон созна­ние, что бли­жай­шим послед­ст­ви­ем победы будет раз­рыв меж­ду Пом­пе­ем и сена­том, вполне обос­но­ван­ная их вза­им­ная нена­висть, слиш­ком боль­шое чис­ло почтен­ных, выдаю­щих­ся и вли­я­тель­ных людей в рядах ари­сто­кра­тии, умст­вен­ное и нрав­ст­вен­ное ничто­же­ство почти всех 254 участ­ни­ков дела — все эти при­чи­ны вызы­ва­ли у про­тив­ни­ков Цеза­ря недоб­ро­же­ла­тель­ное отно­ше­ние к сов­мест­ным дей­ст­ви­ям, даже про­ти­во­дей­ст­вие им, что явля­лось чрез­вы­чай­но невы­год­ным кон­тра­стом по срав­не­нию с друж­ной, спло­чен­ной дея­тель­но­стью про­ти­во­по­лож­ной пар­тии.

Сфе­ра вла­сти и коа­ли­ции

Хотя, таким обра­зом, невы­го­ды сою­за враж­деб­ных друг дру­гу эле­мен­тов в небы­ва­лой сте­пе­ни ощу­ща­лись про­тив­ни­ка­ми Цеза­ря, коа­ли­ция все-таки оста­ва­лась еще очень вну­ши­тель­ной силой. На море она гос­под­ст­во­ва­ла неогра­ни­чен­но; все гава­ни, воен­ные кораб­ли, все мате­ри­а­лы, при­над­ле­жав­шие флоту, были в ее рас­по­ря­же­нии. Обе испан­ские про­вин­ции — такая же опо­ра вла­сти, как у Цеза­ря обе Гал­лии, — были пре­да­ны сво­е­му пове­ли­те­лю, и управ­ле­ние ими нахо­ди­лось в руках дель­ных и надеж­ных людей. Точ­но так же и в осталь­ных про­вин­ци­ях — за исклю­че­ни­ем, конеч­но, обе­их Гал­лий — долж­но­сти намест­ни­ков и вое­на­чаль­ни­ков в послед­ние годы под вли­я­ни­ем Пом­пея и сенат­ско­го мень­шин­ства были заме­ще­ны вер­ны­ми людь­ми. Зави­си­мые государ­ства вполне и реши­тель­но ста­ли на сто­ро­ну Пом­пея, про­тив Цеза­ря. Наи­бо­лее зна­чи­тель­ные вла­сти­те­ли и горо­да в раз­лич­ные пери­о­ды его раз­но­об­раз­ной дея­тель­но­сти всту­пи­ли с Пом­пе­ем в близ­кие лич­ные отно­ше­ния. Так, в войне про­тив сто­рон­ни­ков Мария он был союз­ни­ком царей Нуми­дии и Мавре­та­нии и вос­ста­но­вил на пре­сто­ле пер­во­го из них; в войне с Мит­ра­да­том, кро­ме мно­же­ства дру­гих мел­ких свет­ских и духов­ных кня­жеств, он вос­со­здал цар­ства Бос­пор­ское, Армян­ское и Кап­па­до­кий­ское и учредил Галат­ское цар­ство Дейота­ра (стр. 119, 123), по его ини­ци­а­ти­ве был пред­при­нят еги­пет­ский поход, ста­ра­ни­я­ми его адъ­ютан­тов сно­ва было упро­че­но гос­под­ство Лагидов (стр. 133). Даже город Мас­са­лия, нахо­див­ший­ся в Цеза­ре­вой про­вин­ции и полу­чив­ший от сво­его намест­ни­ка неко­то­рые льготы, был обя­зан Пом­пею еще со вре­ме­ни сер­то­ри­ан­ской вой­ны зна­чи­тель­ным рас­ши­ре­ни­ем терри­то­рии (стр. 181); кро­ме того, пра­вив­шая в Мас­са­лии оли­гар­хия, есте­ствен­но, нахо­ди­лась в сою­зе с оли­гар­хи­ей Рима, еще более скреп­лен­ном мно­го­об­раз­ны­ми свя­зя­ми. Эти лич­ные сооб­ра­же­ния и свя­зи, а так­же сла­ва победи­те­ля трех частей све­та, кото­рая в этих отда­лен­ных кра­ях государ­ства зна­чи­тель­но зату­ше­вы­ва­ла извест­ность заво­е­ва­те­ля Гал­лии, все же вреди­ли здесь Цеза­рю, пожа­луй, мень­ше, чем раз­га­дан­ные и в этих кра­ях взгляды и наме­ре­ния наслед­ни­ка идей Гая Грак­ха отно­си­тель­но вос­со­еди­не­ния зави­си­мых государств и полез­но­сти коло­ни­за­ции про­вин­ций.

Юба

с.312 Из всех зави­си­мых от Рима дина­стов ни одно­му так не угро­жа­ла эта опас­ность, как нуми­дий­ско­му царю Юбе. Мно­го лет назад, еще при жиз­ни сво­его отца Гием­пса­ла, он имел чрез­вы­чай­но рез­кое лич­ное столк­но­ве­ние с Цеза­рем, кро­ме того, тот же Кури­он, кото­рый зани­мал чуть не пер­вое место сре­ди адъ­ютан­тов Цеза­ря, пред­ло­жил рим­ско­му граж­дан­ству при­со­еди­нить нуми­дий­ское государ­ство. Если дело долж­но было дой­ти до вме­ша­тель­ства неза­ви­си­мых сосед­них стран в рим­скую граж­дан­скую вой­ну, то един­ст­вен­ное дей­ст­ви­тель­но могу­ще­ст­вен­ное пар­фян­ское государ­ство бла­го­да­ря согла­ше­нию меж­ду Пако­ром и Бибу­лом (стр. 286) фак­ти­че­ски всту­пи­ло уже в союз с ари­сто­кра­ти­че­ской пар­ти­ей, тогда как Цезарь был слиш­ком хоро­шим рим­ля­ни­ном, чтобы из пар­тий­ных сооб­ра­же­ний объ­еди­нить­ся с победи­те­ля­ми сво­его дру­га Крас­са.

Ита­лия враж­деб­на Цеза­рю

Что каса­ет­ся Ита­лии, то, как уже гово­ри­лось, боль­шин­ство граж­дан было настро­е­но про­тив Цеза­ря; преж­де все­го, конеч­но, ари­сто­кра­тия с очень зна­чи­тель­ной груп­пой ее при­вер­жен­цев, но 255 не мень­ше того и выс­шая финан­со­вая знать, кото­рая не мог­ла наде­ять­ся удер­жать при корен­ном пре­об­ра­зо­ва­нии государ­ства свои не бес­при­страст­ные суды при­сяж­ных и моно­по­лию денеж­ных вымо­га­тельств. Так же враж­деб­ны демо­кра­тии были и мел­кие капи­та­ли­сты, земле­вла­дель­цы и вооб­ще все клас­сы насе­ле­ния, кото­рым было что терять, но, конеч­но, в этих сло­ях насе­ле­ния обыч­ные заботы о бли­жай­ших пла­те­жах, о посе­вах и жат­вах вытес­ня­ли все осталь­ные сооб­ра­же­ния.

Армия Пом­пея

Армия, кото­рой рас­по­ла­гал Пом­пей, состо­я­ла, глав­ным обра­зом, из испан­ских войск, а имен­но, из семи при­выч­ных к войне и во всех отно­ше­ни­ях надеж­ных леги­о­нов, к кото­рым надо еще при­ба­вить отряды войск, сто­яв­ших в Сирии, Азии, Македо­нии, Афри­ке, Сици­лии и дру­гих местах, конеч­но, сла­бые и очень раз­бро­сан­ные. В Ита­лии же сто­я­ли лишь два гото­вых к выступ­ле­нию леги­о­на, кото­рые неза­дол­го перед этим были пере­да­ны Пом­пею Цеза­рем; их чис­лен­ность не пре­вы­ша­ла 7 тыс. чело­век, а надеж­ность была более чем сомни­тель­на, так как, набран­ные в Циз­аль­пин­ской Гал­лии и к тому же ста­рые спо­движ­ни­ки Цеза­ря, они были чрез­вы­чай­но недо­воль­ны той гру­бой интри­гой, с помо­щью кото­рой их заста­ви­ли перей­ти в дру­гой лагерь (стр. 298), и с тоск­ли­вым чув­ст­вом вспо­ми­на­ли о сво­ем пол­ко­вод­це, кото­рый вели­ко­душ­но выпла­тил перед выступ­ле­ни­ем в поход награ­ды, обе­щан­ные каж­до­му сол­да­ту в отдель­но­сти в слу­чае три­ум­фа. Но, не гово­ря о том, что с наступ­ле­ни­ем вес­ны испан­ские вой­ска мог­ли при­быть в Ита­лию сухим путем через Гал­лию или по морю, мож­но было еще при­звать из отпус­ка вои­нов трех леги­о­нов, набран­ных в 699 г. [55 г.] (стр. 263), а так­же при­зван­ных в 702 г. [52 г.] ита­лий­ских опол­чен­цев (стр. 275). Счи­тая все эти вой­ска, общая чис­лен­ность воен­ных сил, нахо­див­ших­ся в рас­по­ря­же­нии Пом­пея, не счи­тая семи леги­о­нов в Испа­нии, а так­же войск, с.313 раз­бро­сан­ных по дру­гим про­вин­ци­ям, состав­ля­ла в одной толь­ко Ита­лии око­ло деся­ти леги­о­нов2, или око­ло 60 тыс. чело­век, так что не было пре­уве­ли­че­ни­ем, когда Пом­пей гово­рил, что ему сто­ит толь­ко уда­рить ногой о зем­лю, чтобы она покры­лась воору­жен­ны­ми людь­ми. Конеч­но, нуж­но было вре­мя, хотя и непро­дол­жи­тель­ное, для того чтобы про­из­ве­сти моби­ли­за­цию этих войск. Все необ­хо­ди­мые для это­го при­готов­ле­ния были в пол­ном ходу и были при­ня­ты меры для про­из­вод­ства новых набо­ров, назна­чен­ных сена­том ввиду нача­ла граж­дан­ской вой­ны. После реши­тель­но­го поста­нов­ле­ния сена­та (7 янва­ря 705 г. [49 г.]) в середине зимы наи­бо­лее вид­ные чле­ны ари­сто­кра­тии отпра­ви­лись в раз­лич­ные мест­но­сти, для того чтобы уско­рить созыв рекру­тов и при­готов­ле­ние ору­жия. Ощу­щал­ся боль­шой недо­ста­ток в кон­ни­це, так как в этом отно­ше­нии уста­но­ви­лась при­выч­ка цели­ком пола­гать­ся на про­вин­ции, а имен­но, на кельт­ские кон­тин­ген­ты. Чтобы сде­лать по край­ней мере почин, были взя­ты из шко­лы в Капуе 300 гла­ди­а­то­ров, при­над­ле­жав­ших Цеза­рю, и обу­че­ны вер­хо­вой езде; но это меро­при­я­тие было встре­че­но настоль­ко неодоб­ри­тель­но, что Пом­пею при­шлось рас­пу­стить этот отряд и вза­мен его набрать 300 всад­ни­ков из кон­ных пас­ту­хов, неволь­ни­ков из Апу­лии. В государ­ст­вен­ной казне было, по обык­но­ве­нию, пусто; недо­ста­ток в день­гах ста­ра­лись попол­нить из средств общин­ных касс и даже из хра­мо­вых сокро­вищ муни­ци­пи­ев.

Цезарь пере­хо­дит в наступ­ле­ние




256 При таких обсто­я­тель­ствах в нача­ле янва­ря 705 г. [49 г.] нача­лась вой­на. Из войск, вполне гото­вых к похо­ду, у Цеза­ря было не боль­ше одно­го леги­о­на, 5 тыс. чело­век пехоты и 300 всад­ни­ков, нахо­див­ших­ся у Равен­ны, кото­рая отсто­я­ла от Рима по шос­се на рас­сто­я­нии при­бли­зи­тель­но 50 миль. Пом­пей же рас­по­ла­гал дву­мя сла­бы­ми леги­о­на­ми, 7 тыс. чело­век пехоты с неболь­шим отрядом всад­ни­ков. Эти вой­ска под началь­ст­вом Аппия Клав­дия сто­я­ли у Люце­рии, откуда тоже по шос­си­ро­ван­ной доро­ге мож­но было почти во столь­ко же вре­ме­ни достиг­нуть сто­ли­цы. Про­чие вой­ска Цеза­ря, не счи­тая не при­вык­ших еще к строю толь­ко что сфор­ми­ро­ван­ных отрядов рекру­тов, сто­я­ли частью на Сене и Луа­ре, частью в Бель­гии, в то вре­мя как ита­лий­ские резер­вы Пом­пея уже под­хо­ди­ли со всех сто­рон на сбор­ные пунк­ты, гораздо рань­ше того момен­та, когда в Ита­лию мог всту­пить аван­гард транс­аль­пин­ской армии Цеза­ря; здесь мог­ло собрать­ся несрав­нен­но более зна­чи­тель­ное вой­ско, гото­вое его встре­тить. Каза­лось безу­ми­ем высту­пить с неболь­шим отрядом, напо­ми­наю­щим отряд Кати­ли­ны, к тому же лишен­ным резер­вов, про­тив чис­лен­но пре­вос­хо­дя­щей его армии, уве­ли­чи­ваю­щей­ся еже­час­но, с даро­ви­тым пол­ко­вод­цем во гла­ве; но если это было с.314 безу­ми­ем, то одним из тех, кото­ры­ми про­сла­вил­ся Ган­ни­бал. Если бы нача­ло вой­ны оття­ну­лось до вес­ны, испан­ские вой­ска Пом­пея пере­шли бы в наступ­ле­ние в Транс­аль­пин­ской Гал­лии, а ита­лий­ские его отряды — в Циз­аль­пин­ской про­вин­ции, и Пом­пей, как так­тик сто­яв­ший на одном уровне с Цеза­рем, но пре­вос­хо­див­ший его опыт­но­стью, был бы в такой пра­виль­но раз­вер­ты­ваю­щей­ся войне страш­ным про­тив­ни­ком. Теперь же его, может быть, мож­но было застиг­нуть врас­плох неожи­дан­ным напа­де­ни­ем, так как он при­вык мед­лен­но опе­ри­ро­вать мас­са­ми войск; и то, что не мог­ло напу­гать три­на­дца­тый леги­он Цеза­ря после тяж­ко­го опы­та вой­ны в Гал­лии и январ­ско­го похо­да в обла­сти бел­ло­ва­ков (стр. 237) — имен­но вне­зап­ность вой­ны и тяго­сти зим­них пере­хо­дов — долж­но было рас­стро­ить Пом­пе­е­ву армию, состо­яв­шую из преж­них Цеза­ре­вых сол­дат и пло­хо обу­чен­ных ново­бран­цев, сре­ди кото­рых толь­ко начи­на­ли наво­дить порядок.

Вступ­ле­ние Цеза­ря в Ита­лию

Таким обра­зом, Цезарь всту­пил в Ита­лию3. Две шос­си­ро­ван­ные доро­ги вели тогда из Рома­ньи на юг: Эми­ли­е­ва — Кас­си­е­ва, кото­рая про­хо­ди­ла из Боно­нии через Апен­ни­ны в Арре­ций и Рим, и Попи­ли­е­ва — Фла­ми­ни­е­ва, кото­рая вела из Равен­ны по бере­гу Адри­а­ти­че­ско­го моря до Фану­ма и, разде­ля­ясь там, шла в запад­ном направ­ле­нии через Фурий­ский про­ход в Рим, в южном же — в Анко­ну и даль­ше в Апу­лию. По пер­вой доро­ге Марк Анто­ний достиг Арре­ция, по вто­рой насту­пал сам Цезарь. Они нигде не встре­ча­ли сопро­тив­ле­ния: ари­сто­кра­ти­че­ские офи­це­ры-вер­бов­щи­ки, в сущ­но­сти, не были воен­ны­ми, мас­сы рекру­тов не были сол­да­та­ми, жите­ли горо­дов толь­ко и были оза­бо­че­ны тем, как бы не под­верг­нуть­ся оса­де. Когда Кури­он с 1500 вои­на­ми подо­шел к Игу­вию, где были собра­ны тыся­чи две умбрий­ских ново­бран­цев под началь­ст­вом пре­то­ра Квин­та Мину­ция Тер­ма, при одном изве­стии о при­бли­же­нии непри­я­те­ля пол­ко­во­дец и сол­да­ты спас­лись бег­ст­вом. То же 257 повто­ря­лось повсюду. Цезарь мог идти на Рим, к кото­ро­му его всад­ни­ки уже при­бли­зи­лись в Арре­ции на рас­сто­я­нии 28 миль, или же идти про­тив леги­о­нов, сто­яв­ших в Люце­рии. Он выбрал послед­нее.

Эва­ку­а­ция Рима

Рас­те­рян­ность враж­деб­ной пар­тии была без­гра­нич­на. Пом­пей полу­чил в Риме изве­стие о при­бли­же­нии Цеза­ря; сна­ча­ла он как буд­то наме­ре­вал­ся защи­щать сто­ли­цу, но, когда была полу­че­на весть о наступ­ле­нии Цеза­ря на Пицен­скую область и о пер­вых его успе­хах, он оста­вил мысль об обо­роне и при­ка­зал очи­стить город. Пани­че­ский страх, уве­ли­чив­ший­ся из-за лож­но­го слу­ха, буд­то бы кон­ни­ца Цеза­ря уже пока­за­лась у город­ских ворот, с.315 охва­тил весь ари­сто­кра­ти­че­ский мир. Сена­то­ры, кото­рым было объ­яв­ле­но, что каж­дый остаю­щий­ся в сто­ли­це будет счи­тать­ся сообщ­ни­ком бун­тов­щи­ка Цеза­ря, тол­па­ми бро­си­лись за город­ские ворота. Сами кон­су­лы так рас­те­ря­лись, что даже не поза­бо­ти­лись о том, чтобы спря­тать каз­ну в без­опас­ное место; когда же Пом­пей потре­бо­вал, чтобы они ее вывез­ли, так как для это­го было еще доста­точ­но вре­ме­ни, они ему веле­ли пере­дать, что для это­го он сна­ча­ла дол­жен занять Пицен. Никто не знал, что пред­при­нять; в Теане Сиди­цин­ском (23 янва­ря) состо­я­лось заседа­ние воен­но­го сове­та; Пом­пей, Лаби­ен и оба кон­су­ла при­сут­ст­во­ва­ли на нем. Преж­де все­го нуж­но было обсудить мир­ные пред­ло­же­ния Цеза­ря; даже теперь он выра­зил готов­ность тот­час же рас­пу­стить свое вой­ско, пере­дать свои про­вин­ции ука­зан­ным пре­ем­ни­кам и в закон­ном поряд­ке доби­вать­ся кон­суль­ства, если Пом­пей отпра­вит­ся в Испа­нию, а Ита­лия будет разору­же­на. Ответ был сле­дую­щий: если он тот­час же вер­нет­ся в свою про­вин­цию, разору­же­ние Ита­лии и отъ­езд Пом­пея будут осу­щест­вле­ны путем сенат­ско­го поста­нов­ле­ния, кото­рое будет выне­се­но в сто­ли­це в пред­у­смот­рен­ной зако­ном фор­ме; может быть, этот ответ и не был неук­лю­жим обма­ном и дей­ст­ви­тель­но направ­лен был к тому, чтобы при­нять пред­ло­же­ния Цеза­ря, во вся­ком слу­чае этим были достиг­ну­ты обрат­ные резуль­та­ты. Лич­ное свида­ние с Пом­пе­ем, кото­ро­го хотел Цезарь, было откло­не­но Пом­пе­ем, и он дол­жен был его откло­нить, чтобы еще боль­ше не воз­будить недо­ве­рие кон­сти­ту­ци­он­ной пар­тии воз­мож­но­стью коа­ли­ции с Цеза­рем. Отно­си­тель­но веде­ния вой­ны в Теане было реше­но, что Пом­пей возь­мет на себя началь­ство над вой­ска­ми, сто­я­щи­ми у Люце­рии, на кото­рые воз­ла­га­лись все упо­ва­ния, несмот­ря на их нена­деж­ность; с ними Пом­пей дол­жен всту­пить в род­ной ему и Лаби­е­ну Пицен, лич­но при­звать к ору­жию опол­че­ние (как он сде­лал это 35 лет тому назад) и во гла­ве вер­ных ему пицен­ских войск и опыт­ных Цеза­ре­вых сол­дат оста­но­вить наступ­ле­ние вра­га.

Бои в Пицене

Все зави­се­ло от того, про­дер­жит­ся ли Пицен­ская область до того момен­та, когда подой­дет Пом­пей, чтобы защи­тить ее. Но Цезарь, соеди­нив­шись со сво­ей арми­ей, уже всту­пал в ее пре­де­лы, дви­га­ясь по при­бреж­ной доро­ге через Анко­ну. И здесь воору­же­ние шло пол­ным ходом; в пер­вом же пицен­ском горо­де — Аук­си­ме — сто­ял доволь­но зна­чи­тель­ный отряд ново­бран­цев под началь­ст­вом Пуб­лия Аттия Вара. По прось­бе муни­ци­па­ли­те­та Вар очи­стил город, преж­де чем появил­ся Цезарь; горсть Цеза­ре­вых сол­дат, догнав­ших отряд Вара неда­ле­ко за Аук­си­мом, рас­се­я­ла его после непро­дол­жи­тель­но­го сра­же­ния — это была пер­вая бит­ва в эту вой­ну. Точ­но так же вско­ре после это­го Гай Луци­лий Гирр с 3 тыс. чело­век очи­стил Каме­рин, Пуб­лий Лен­тул Спин­тер с 5 тыс. сол­дат очи­стил Аскул. Пре­дан­ные Пом­пею вой­ска боль­шей частью покор­но поки­ну­ли свои дома и вслед за пол­ко­вод­цем пере­шли 258 гра­ни­цу; но сама область уже была поте­ря­на, с.316 когда туда при­был послан­ный Пом­пе­ем для ее защи­ты Луций Вибул­лий Руф, незнат­ный сена­тор, но пони­маю­щий свое дело воен­ный; он дол­жен был доволь­ст­во­вать­ся тем, что ото­брал у неуме­лых вер­бов­щи­ков уцелев­шие 6—7 тыс. рекру­тов и повел их к бли­жай­ше­му сбор­но­му пунк­ту.

Оса­да и взя­тие Кор­фи­ния

Это был Кор­фи­ний, центр рекрут­ско­го набо­ра аль­бан­ской, мар­сий­ской и пелиг­ни­й­ской терри­то­рии; сосре­дото­чен­ная здесь мас­са рекру­тов, при­бли­зи­тель­но 15 тыс. чело­век, состав­ля­ла кон­тин­гент наи­бо­лее воин­ст­вен­ной и надеж­ной обла­сти в Ита­лии, ядро фор­ми­ро­вав­ше­го­ся вой­ска кон­сти­ту­ци­он­ной пар­тии. Когда сюда при­был Вибул­лий, Цезарь был еще в несколь­ких днях пути от горо­да; ничто не меша­ло, соглас­но инструк­ци­ям Пом­пея, немед­лен­но высту­пить в поход и пове­сти уцелев­ших пицен­ских сол­дат, а так­же собран­ных в Кор­фи­нии рекру­тов к глав­ной армии в Апу­лию, но в Кор­фи­нии коман­до­вал пред­по­ла­гае­мый пре­ем­ник Цеза­ря по намест­ни­че­ству Транс­аль­пин­ской Гал­лии, Луций Доми­ций, один из самых огра­ни­чен­ных и упря­мых пред­ста­ви­те­лей рим­ской ари­сто­кра­тии. Он не толь­ко сам не испол­нил при­ка­за­ния Пом­пея, но поме­шал Вибул­лию дви­нуть­ся с пицен­ским опол­че­ни­ем в Апу­лию. Он был настоль­ко убеж­ден в том, что Пом­пей мед­лит толь­ко из упрям­ства и непре­мен­но явит­ся на выруч­ку, что почти не при­гото­вил­ся к оса­де и даже не стя­нул в Кор­фи­ний отрядов ново­бран­цев, раз­ме­щен­ных по окрест­ным горо­дам. Пом­пей, одна­ко, не явил­ся и сде­лал это не без осно­ва­ния: если он мог вос­поль­зо­вать­ся сво­и­ми дву­мя нена­деж­ны­ми леги­о­на­ми как кад­ром для пицен­ско­го опол­че­ния, то ни в каком уже слу­чае не мог с ними одни­ми дать бит­ву Цеза­рю. Спу­стя несколь­ко дней (14 фев­ра­ля) при­был Цезарь. К его вой­скам при­со­еди­ни­лись в Пицене две­на­дца­тый, а перед Кор­фи­ни­ем вось­мой из транс­аль­пин­ских леги­о­нов; кро­ме того, из плен­ных и доб­ро­воль­но пере­шед­ших на сто­ро­ну Цеза­ря отрядов Пом­пея, а так­же из набран­ных повсюду рекру­тов было обра­зо­ва­но три новых леги­о­на, так что у Кор­фи­ния Цезарь ока­зал­ся во гла­ве армии в 40 тыс. сол­дат, поло­ви­на кото­рых име­ла опыт в воен­ном деле. Пока Доми­ций еще наде­ял­ся на при­бы­тие Пом­пея, он при­ка­зы­вал защи­щать город, но, когда пись­ма Пом­пея разо­ча­ро­ва­ли его, он решил не оста­вать­ся боль­ше в этой без­на­деж­ной пози­ции, чем ока­зал бы вели­чай­шую услу­гу сво­ей пар­тии, и даже не капи­ту­ли­ро­вать, а, объ­явив сол­да­там о ско­ром при­бы­тии под­креп­ле­ний, вме­сте с ари­сто­кра­ти­че­ски­ми офи­це­ра­ми в сле­дую­щую же ночь бежать из горо­да. Но даже этот недо­стой­ный план он не сумел при­ве­сти в испол­не­ние. Его рас­те­рян­ность выда­ла его; часть войск взбун­то­ва­лась; мар­сий­ские рекру­ты, кото­рые счи­та­ли сво­его пол­ко­во­д­ца неспо­соб­ным на такую низость, хоте­ли даже бороть­ся с бун­тов­щи­ка­ми, но затем убеди­лись в спра­вед­ли­во­сти обви­не­ния, и тогда вся мас­са сол­дат захва­ти­ла штаб и вме­сте с ним и со всем горо­дом сда­лась Цеза­рю (20 фев­ра­ля). После с.317 это­го, как толь­ко пока­за­лись кон­ные пат­ру­ли Цеза­ря, сло­жи­ли ору­жие трех­ты­сяч­ный отряд в Аль­бе и 1500 рекру­тов, собран­ных в Тарра­цине; тре­тий отряд в Суль­моне, состо­яв­ший из 3500 чело­век, еще рань­ше вынуж­ден был сдать­ся.

Пом­пей направ­ля­ет­ся в Брун­ди­зий

Как толь­ко Цезарь завла­дел Пице­ном, Пом­пей решил, что Ита­лия для него поте­ря­на; теперь он толь­ко хотел отсро­чить посад­ку на суда, чтобы спа­сти из сво­их войск то, что еще мож­но было спа­сти, и стал поэто­му мед­лен­но подви­гать­ся к бли­жай­ше­му пор­то­во­му горо­ду — Брун­ди­зию. Здесь собра­лись оба леги­о­на из 259 Люце­рии и те рекру­ты, кото­рых Пом­пей мог наско­ро собрать в обез­людев­шей Апу­лии, рав­но как и вой­ска, набран­ные кон­су­ла­ми и дру­ги­ми упол­но­мо­чен­ны­ми в Кам­па­нии и спеш­но при­веден­ные в Брун­ди­зий. Туда же напра­ви­лось мно­го поли­ти­че­ских эми­гран­тов, в том чис­ле име­ни­тей­шие сена­то­ры со сво­и­ми семья­ми. Посад­ка на суда нача­лась, но судов ока­за­лось недо­ста­точ­но, чтобы пере­вез­ти всех — до 25 тыс. чело­век.

Отплы­тие в Гре­цию

Ниче­го дру­го­го не оста­ва­лось, как разде­лить вой­ско на две части. Наи­бо­лее зна­чи­тель­ная часть была отправ­ле­на в первую оче­редь (4 мар­та), с мень­шей же, при­бли­зи­тель­но 10 тыс. чело­век, Пом­пей решил остать­ся в Брун­ди­зии и ждать воз­вра­ще­ния флота; как ни жела­тель­но было, на слу­чай новой попыт­ки заво­е­вать Ита­лию, удер­жать в сво­их руках Брун­ди­зий, никто не мог настоль­ко пола­гать­ся на свои силы, чтобы дол­го дер­жать­ся про­тив Цеза­ря. Тем вре­ме­нем Цезарь появил­ся перед Брун­ди­зи­ем; оса­да нача­лась. Цезарь преж­де все­го пытал­ся запе­реть вход в гавань при помо­щи пло­тин и пла­ву­чих мостов, чтобы не впу­стить воз­вра­щаю­щий­ся флот; одна­ко Пом­пей при­ка­зал воору­жить нахо­див­ши­е­ся в гава­ни тор­го­вые суда и сумел до тех пор мешать пол­ной бло­ка­де пор­та, пока не явил­ся флот и не увез в Гре­цию вой­ска, выведен­ные Пом­пе­ем из горо­да, несмот­ря на бди­тель­ность оса­ждав­ших и враж­деб­ное настро­е­ние город­ских жите­лей (17 мар­та). Из-за отсут­ст­вия флота не уда­лась ни оса­да, ни даль­ней­шее пре­сле­до­ва­ние. За вре­мя сво­его двух­ме­сяч­но­го похо­да, не дав ни одно­го серь­ез­но­го сра­же­ния, Цезарь так осла­бил армию Пом­пея, состо­яв­шую из деся­ти леги­о­нов, что лишь мень­шая ее часть с вели­ким трудом бежа­ла за море, и весь ита­лий­ский полу­ост­ров со сто­ли­цей, государ­ст­вен­ной каз­ной и все­ми накоп­лен­ны­ми в Риме запа­са­ми очу­тил­ся во вла­сти победи­те­ля. Не без осно­ва­ния жало­ва­лась раз­би­тая пар­тия на ужа­саю­щую быст­ро­ту дей­ст­вия, пред­у­смот­ри­тель­ность и энер­гию «чудо­ви­ща».

Воен­ные и финан­со­вые послед­ст­вия заня­тия Рима

Несмот­ря на все это, труд­но было ска­зать, выиг­рал ли Цезарь или про­иг­рал от заво­е­ва­ния Ита­лии. С точ­ки зре­ния воен­ной у про­тив­ни­ков, дей­ст­ви­тель­но, были отня­ты и при­спо­соб­ле­ны к потреб­но­стям Цеза­ря мно­гие вспо­мо­га­тель­ные сред­ства; уже вес­ной 705 г. [49 г.] бла­го­да­ря про­из­веден­ным с.318 всюду мас­со­вым рекрут­ским набо­рам его армия насчи­ты­ва­ла, кро­ме преж­них девя­ти леги­о­нов, зна­чи­тель­ное чис­ло новых, состав­лен­ных из рекру­тов. С дру­гой сто­ро­ны, яви­лась потреб­ность не толь­ко оста­вить теперь в Ита­лии окку­па­ци­он­ный кор­пус, но так­же при­нять меры про­тив заду­ман­ной гос­под­ст­во­вав­шим на море про­тив­ни­ком мор­ской бло­ка­ды и про­тив голо­да, кото­рый в свя­зи с этим замыс­лом угро­жал в осо­бен­но­сти сто­ли­це; всем этим еще боль­ше услож­ня­лась воен­ная зада­ча Цеза­ря, и без того доста­точ­но слож­ная. В финан­со­вом отно­ше­нии име­ло зна­че­ние, конеч­но, то, что Цеза­рю уда­лось завла­деть налич­ны­ми сред­ства­ми сто­ли­цы, но глав­ный источ­ник дохо­да сто­ли­цы — дань с Восто­ка — был в руках вра­гов, и при все воз­рас­тав­ших потреб­но­стях армии, а так­же бла­го­да­ря новым обя­за­тель­ствам по отно­ше­нию к нуж­даю­ще­му­ся насе­ле­нию сто­ли­цы най­ден­ные Цеза­рем круп­ные сум­мы рас­та­я­ли так быст­ро, что он был вынуж­ден при­бег­нуть к част­но­му креди­ту, а так как каза­лось невоз­мож­ным дол­го про­дер­жать­ся и при его помо­щи, всем ста­ло ясно, что оста­ет­ся еще толь­ко одно сред­ство — обшир­ные кон­фис­ка­ции.

Поли­ти­че­ские резуль­та­ты

Еще более серь­ез­ные затруд­не­ния под­готов­ля­лись теми поли­ти­че­ски­ми усло­ви­я­ми, в кото­рых очу­тил­ся Цезарь, заво­е­вав Ита­лию. В соб­ст­вен­ни­че­ских клас­сах была рас­про­стра­не­на боязнь анар­хи­че­ско­го 260 пере­во­рота. Вра­ги и дру­зья виде­ли в Цеза­ре вто­ро­го Кати­ли­ну; Пом­пей был убеж­ден — или по край­ней мере так гово­рил, — что толь­ко невоз­мож­ность упла­тить дол­ги заста­ви­ла Цеза­ря начать граж­дан­скую вой­ну.

Боязнь анар­хии

Это, конеч­но, был абсурд; но про­шлое Цеза­ря, дей­ст­ви­тель­но, про­из­во­ди­ло дале­ко не бла­го­при­ят­ное впе­чат­ле­ние; еще мень­ше уве­рен­но­сти вну­ша­ла окру­жав­шая его сви­та. Лич­но­сти, поль­зо­вав­ши­е­ся самой сквер­ной репу­та­ци­ей, вро­де Квин­та Гор­тен­зия, Гая Кури­о­на, Мар­ка Анто­ния — пасын­ка Лен­ту­ла, при­вер­жен­ца Кати­ли­ны, каз­нен­но­го по при­ка­за­нию Цице­ро­на, игра­ли тут первую роль. Выс­шие и самые ответ­ст­вен­ные посты пору­ча­лись людям, кото­рые дав­но уже пере­ста­ли даже счи­тать свои дол­ги. Все виде­ли, как став­лен­ни­ки Цеза­ря не толь­ко содер­жат тан­цов­щиц, — это дела­ли и дру­гие, — но появ­ля­лись пуб­лич­но с подоб­ны­ми потас­ку­ха­ми. Уди­ви­тель­но ли, что люди серь­ез­ные и чуж­дые поли­ти­че­ских пар­тий жда­ли амни­стии для всех бежав­ших пре­ступ­ни­ков, упразд­не­ния дол­го­вых книг, мно­го­чис­лен­ных при­ка­зов о кон­фис­ка­ци­ях, изгна­ни­ях и убий­ствах, даже раз­граб­ле­ния Рима галль­ской сол­дат­чи­ной? Но в этом отно­ше­нии «чудо­ви­ще» обма­ну­ло ожи­да­ния сво­их вра­гов и дру­зей.

Цезарь ослаб­ля­ет угро­зу анар­хии

Как толь­ко был занят пер­вый ита­лий­ский город Ари­мин, Цезарь запре­тил сол­да­там пока­зы­вать­ся воору­жен­ны­ми внут­ри город­ских стен; ита­лий­ские горо­да были охра­не­ны от вся­ких зло­употреб­ле­ний и наси­лий, неза­ви­си­мо от того, дру­же­люб­но с.319 или враж­деб­но они встре­ти­ли Цеза­ря. Когда взбун­то­вав­ший­ся гар­ни­зон позд­но вече­ром сдал Кор­фи­ний, Цезарь, вопре­ки всем воен­ным пре­до­сто­рож­но­стям, отло­жил заня­тие горо­да до утра толь­ко для того, чтобы не под­вер­гать город опас­но­сти вступ­ле­ния в него ночью раз­дра­жен­ных сол­дат. Из чис­ла плен­ных рядо­вые, кото­рых счи­та­ли поли­ти­че­ски индиф­фе­рент­ны­ми, зачис­ля­лись в армию Цеза­ря, офи­це­ров же не толь­ко щади­ли, но, не вынуж­дая у них ника­ких обе­ща­ний, отпус­ка­ли на сво­бо­ду, невзи­рая на лица, а то, на что они заяв­ля­ли при­тя­за­ния, как на свою част­ную соб­ст­вен­ность, выда­ва­лось им без осо­бо при­дир­чи­вых рас­сле­до­ва­ний пра­виль­но­сти этих заяв­ле­ний. Так обо­шлись даже с Луци­ем Доми­ци­ем, даже Лаби­е­ну были ото­сла­ны в непри­я­тель­ский лагерь остав­лен­ные им день­ги и вещи. Несмот­ря на тяже­лое финан­со­вое поло­же­ние, были поща­же­ны име­ния как отсут­ст­ву­ю­щих, так и остав­ших­ся про­тив­ни­ков; Цезарь даже пред­по­чи­тал брать взай­мы у дру­зей, чем при­бе­гать к взи­ма­нию фор­маль­но пра­виль­но­го, но на деле уста­рев­ше­го позе­мель­но­го нало­га, что вос­ста­но­ви­ло бы про­тив него класс соб­ст­вен­ни­ков. Победи­тель счи­тал, что его победа раз­ре­ши­ла лишь поло­ви­ну зада­чи, да и то не самую труд­ную; залог устой­чи­во­сти успе­ха, по его соб­ст­вен­но­му при­зна­нию, он видел лишь в без­услов­ном поми­ло­ва­нии побеж­ден­ных, и поэто­му во вре­мя все­го похо­да от Равен­ны до Брун­ди­зия неустан­но воз­об­нов­лял попыт­ки добить­ся лич­но­го свида­ния и при­ем­ле­мо­го согла­ше­ния с Пом­пе­ем. Но если рань­ше ари­сто­кра­тия и слы­шать не хоте­ла о каком-нибудь при­ми­ре­нии, то неожи­дан­ная и позор­ная эми­гра­ция дове­ла ее гнев до безу­мия; дикая жаж­да мести охва­ти­ла побеж­ден­ных и явля­лась стран­ным кон­тра­стом с при­ми­ри­тель­ным настро­е­ни­ем победи­те­ля.

Угро­зы эми­гра­ции

Изве­стия, регу­ляр­но достав­ля­е­мые из лаге­ря эми­гран­тов остав­шим­ся в Ита­лии дру­зьям, были пере­пол­не­ны про­ек­та­ми кон­фис­ка­ции и про­скрип­ций, очи­ще­ния сена­та и государ­ства; по срав­не­нию с ними рестав­ра­ция Сул­лы каза­лась дет­ской заба­вой, и даже уме­рен­ные сто­рон­ни­ки той же пар­тии с ужа­сом при­слу­ши­ва­лись к ним.

Мас­са уме­рен­ных людей пере­хо­дит на сто­ро­ну Цеза­ря

261 Безум­ная страсть бес­си­лия и муд­рая уме­рен­ность вла­сти возы­ме­ли свое дей­ст­вие. Та мас­са людей, для кото­рых мате­ри­аль­ные инте­ре­сы были выше поли­ти­че­ских, бро­си­лась в объ­я­тия Цеза­ря. Ита­лий­ские горо­да пре­воз­но­си­ли до небес «пря­мо­ду­шие, уме­рен­ность, муд­рость» победи­те­ля, и даже про­тив­ни­ки допус­ка­ли, что эти вос­хва­ле­ния искрен­ни. Выс­шие финан­со­вые сфе­ры, откуп­щи­ки нало­гов и при­сяж­ные после кру­ше­ния, постиг­ше­го кон­сти­ту­ци­он­ную пар­тию в Ита­лии, не име­ли осо­бо­го жела­ния дове­рить­ся впредь тем же корм­чим; капи­та­лы опять вышли нару­жу, и «бога­тые люди при­сту­пи­ли опять к сво­ей обыч­ной рабо­те веде­ния дол­го­вых книг». Даже зна­чи­тель­ное боль­шин­ство сена­то­ров (прав­да, толь­ко по с.320 чис­лен­но­сти, так как сре­ди них было очень мало знат­ней­ших и вид­ней­ших чле­нов сена­та), вопре­ки при­ка­за­ни­ям Пом­пея и кон­су­лов, оста­лись в Ита­лии, частью даже в самой сто­ли­це, и при­ми­ри­лись с режи­мом Цеза­ря. Кротость Цеза­ря, искус­но рас­счи­тан­ная, несмот­ря на ее кажу­щу­ю­ся неуме­рен­ность, достиг­ла цели; непо­мер­ный страх анар­хии, охва­тив­ший состо­я­тель­ные клас­сы, был в извест­ной сте­пе­ни ослаб­лен. Для буду­ще­го это был, конеч­но, огром­ный выиг­рыш: избе­жать анар­хии и рас­се­ять не менее опас­ный страх перед ней было суще­ст­вен­ным усло­ви­ем буду­ще­го пере­устрой­ства государ­ства.

Раз­дра­же­ние анар­хи­че­ской пар­тии про­тив Цеза­ря

Но в дан­ный момент мяг­кость Цеза­ря была для него опас­нее, чем мог­ло бы быть воз­об­нов­ле­ние безумств Цин­ны и Кати­ли­ны; она не пре­вра­ти­ла вра­гов в дру­зей, а дру­зей сде­ла­ла вра­га­ми. Сто­рон­ни­ки Цеза­ря из кати­ли­на­ри­ев роп­та­ли, пото­му что нель­зя было ни уби­вать, ни гра­бить; от этих сме­лых, отча­ян­ных и частью даже даро­ви­тых людей мож­но было ждать самых рис­ко­ван­ных выхо­док.

Рес­пуб­ли­кан­ская пар­тия в Ита­лии

Рес­пуб­ли­кан­цев же всех оттен­ков милость победи­те­ля не мог­ла ни при­ми­рить, ни обра­тить на иной путь. Соглас­но кате­хи­зи­су Като­но­вой пар­тии, ее обя­зан­но­сти по отно­ше­нию к тому, что она назы­ва­ла оте­че­ст­вом, осво­бож­да­ли ее от вся­ких дру­гих сооб­ра­же­ний; даже тот, кто обя­зан был Цеза­рю сво­бо­дой и сохра­не­ни­ем жиз­ни, имел пра­во и даже был обя­зан под­нять про­тив него ору­жие или по край­ней мере участ­во­вать в заго­во­ре про­тив него. Более уме­рен­ные фрак­ции кон­сти­ту­ци­он­ной пар­тии, прав­да, про­яв­ля­ли готов­ность при­нять из рук ново­го монар­ха мир и без­опас­ность, но, несмот­ря на это, они не пере­ста­ва­ли от все­го серд­ца про­кли­нать монар­хию и монар­ха. Чем яснее высту­па­ло изме­не­ние кон­сти­ту­ции, тем опре­де­лен­нее про­яв­ля­лось в созна­нии зна­чи­тель­но­го боль­шин­ства граж­дан рес­пуб­ли­кан­ское настро­е­ние как в сто­ли­це, более воз­буж­ден­ной в поли­ти­че­ском отно­ше­нии, так и вне ее в энер­гич­ном сель­ском и город­ском насе­ле­нии Ита­лии. Пра­вы были поэто­му сто­рон­ни­ки кон­сти­ту­ции, нахо­див­ши­е­ся в Риме, когда они изве­ща­ли сво­их еди­но­мыш­лен­ни­ков-эми­гран­тов, что на родине как все сосло­вия, так и отдель­ные лич­но­сти настро­е­ны в поль­зу Пом­пея. Тяже­лое настро­е­ние всех этих кру­гов еще уси­ли­ва­лось тем мораль­ным дав­ле­ни­ем, кото­рое ока­зы­ва­ли на мас­су спо­кой­ных и без­раз­лич­но настро­ен­ных людей их более реши­тель­ные и знат­ные еди­но­мыш­лен­ни­ки в каче­стве эми­гран­тов. Чест­ный чело­век испы­ты­вал угры­зе­ния сове­сти, пото­му что он остал­ся в Ита­лии; полу­а­ри­сто­крат счи­тал, что при­рав­нял себя к пле­бе­ям, если не после­до­вал за Доми­ци­я­ми и Метел­ла­ми в изгна­ние и если заседал в Цеза­ре­вом сена­те вме­сте с ничто­же­ства­ми. Мяг­кость победи­те­ля при­да­ва­ла этой без­молв­ной оппо­зи­ции уси­лен­ное поли­ти­че­ское зна­че­ние; так 262 как Цезарь воз­дер­жи­вал­ся от терро­ра, его тай­ные вра­ги счи­та­ли для себя без­опас­ным с.321 про­яв­лять на деле свое отри­ца­тель­ное отно­ше­ние к его прав­ле­нию.

Пас­сив­ная оппо­зи­ция сена­та про­тив Цеза­ря

Очень ско­ро Цеза­рю при­шлось убедить­ся в этом на при­ме­ре сена­та. Цезарь пред­при­нял борь­бу, чтобы осво­бо­дить терро­ри­зи­ро­ван­ный сенат от его пора­бо­ти­те­лей; это и было при­веде­но в испол­не­ние. Он хотел теперь, чтобы сенат одоб­рил все, что про­изо­шло, хотел полу­чить от сена­та пол­но­мо­чия на про­дол­же­ние вой­ны. С этой целью, когда Цезарь появил­ся перед сто­ли­цей (в кон­це мар­та), народ­ные три­бу­ны, при­над­ле­жав­шие к его пар­тии, созва­ли сенат (1 апре­ля). Собра­ние было доволь­но мно­го­чис­лен­ное, но даже из остав­ших­ся в Ита­лии сена­то­ров самые име­ни­тые все-таки не яви­лись; не явил­ся даже быв­ший гла­ва рабо­леп­но­го боль­шин­ства Марк Цице­рон и тесть Цеза­ря Луций Пизон, а что было еще хуже, даже и собрав­ши­е­ся сена­то­ры не были рас­по­ло­же­ны при­нять пред­ло­же­ния Цеза­ря. Когда Цезарь заго­во­рил о пол­но­мо­чи­ях на про­дол­же­ние вой­ны, один из двух при­сут­ст­ву­ю­щих кон­су­ля­ров, Сер­вий Суль­пи­ций Руф, очень бояз­ли­вый от при­ро­ды и желав­ший себе мир­ной кон­чи­ны в соб­ст­вен­ной посте­ли, ска­зал, что заслу­га Цеза­ря перед оте­че­ст­вом была бы вели­ка, если бы он отка­зал­ся от мыс­ли пере­не­сти вой­ну в Испа­нию и Гре­цию. Когда же Цезарь обра­тил­ся к сена­ту с прось­бой пере­дать по край­ней мере его мир­ные пред­ло­же­ния Пом­пею, про­тив это­го, прав­да, не было воз­ра­же­ний, но ока­за­лось, что угро­зы эми­гран­тов до того напу­га­ли ней­траль­ных людей, что никто не решил­ся пере­дать весть о мире. Неже­ла­ние ари­сто­кра­тии помочь уста­нов­ле­нию тро­на монар­ха и та же апа­тич­ность высо­ко­го собра­ния, бла­го­да­ря кото­рой неза­дол­го до это­го Цезарь рас­стро­ил пред­по­ло­жен­ное назна­че­ние Пом­пея глав­но­ко­ман­дую­щим в граж­дан­ской войне, поме­ша­ли осу­щест­вле­нию тако­го же жела­ния со сто­ро­ны Цеза­ря. За этим пошли и дру­гие пре­пят­ст­вия. Цезарь, желая каким-либо спо­со­бом уре­гу­ли­ро­вать свое поло­же­ние, хотел, чтобы его назна­чи­ли дик­та­то­ром; это ему не уда­лось, так как соглас­но кон­сти­ту­ции дик­та­тор мог быть назна­чен толь­ко одним из кон­су­лов, а попыт­ка под­ку­пить кон­су­ла Лен­ту­ла, имев­шая, несо­мнен­но, шан­сы на успех ввиду его финан­со­вых затруд­не­ний, не уда­лась. Народ­ный три­бун Луций Метелл заявил про­тест про­тив всех дей­ст­вий про­кон­су­ла, и, когда люди Цеза­ря при­шли, чтобы опу­сто­шить государ­ст­вен­ную каз­ну, сде­лал вид, что соби­ра­ет­ся ее отсто­ять ценой сво­ей жиз­ни. Цеза­рю необ­хо­ди­мо было поде­ли­кат­нее отстра­нить это­го неуяз­ви­мо­го чело­ве­ка; впро­чем, он и теперь остал­ся верен сво­е­му реше­нию воз­дер­жать­ся от вся­ких насиль­ст­вен­ных мер. Сена­ту же Цезарь объ­явил (как неза­дол­го до это­го сде­ла­ла и кон­сти­ту­ци­он­ная пар­тия), что дей­ст­ви­тель­но был наме­рен уре­гу­ли­ро­вать поло­же­ние дел закон­ным путем и при помо­щи выс­ше­го государ­ст­вен­но­го учреж­де­ния; но раз ему в помо­щи отка­зы­ва­ют, он обой­дет­ся и без нее.

Вре­мен­ное уре­гу­ли­ро­ва­ние сто­лич­ных дел

с.322 Не счи­та­ясь боль­ше ни с сена­том, ни с фор­маль­но­стя­ми государ­ст­вен­но­го пра­ва, он пере­дал вре­мен­ное заве­до­ва­ние сто­ли­цей пре­то­ру Мар­ку Эми­лию Лепиду как город­ско­му пре­фек­ту и пред­пи­сал меры, необ­хо­ди­мые как для управ­ле­ния пови­ну­ю­щи­ми­ся ему обла­стя­ми, так и для про­дол­же­ния вой­ны. Даже сре­ди гро­хота испо­лин­ской вой­ны, даже несмот­ря на заман­чи­вость щед­рых обе­ща­ний Цеза­ря на сто­лич­ную мас­су про­из­ве­ло глу­бо­кое впе­чат­ле­ние то обсто­я­тель­ство, что впер­вые в сво­бод­ном Риме монарх еди­но­власт­но рас­по­ря­жал­ся всем и его сол­да­ты взла­мы­ва­ли две­ри каз­на­чей­ства. Но мино­ва­ли уже те вре­ме­на, когда настро­е­ния и 263 ощу­ще­ния мас­сы опре­де­ля­ли ход собы­тий; теперь реша­ли дело леги­о­ны, и никто не забо­тил­ся осо­бен­но о том, будет ли боль­ше или мень­ше тяже­лых ощу­ще­ний.

Пом­пе­ян­цы в Испа­нии

Цезарь спе­шил воз­об­но­вить вой­ну. Сво­и­ми успе­ха­ми он до сих пор был обя­зан наступ­ле­нию и впредь решил дер­жать­ся такой же так­ти­ки. Поло­же­ние его про­тив­ни­ка было стран­ное. Когда пер­во­на­чаль­ный план одно­вре­мен­но пове­сти наступ­ле­ние из Ита­лии и Испа­нии на обе Гал­лии был рас­стро­ен наступ­ле­ни­ем само­го Цеза­ря, Пом­пей соби­рал­ся отпра­вить­ся в Испа­нию, где его пози­ция была очень силь­на. Вой­ско состо­я­ло из семи леги­о­нов; в нем было мно­го вете­ра­нов Пом­пея, а мно­го­лет­ние бои в лузи­тан­ских горах зака­ли­ли и сол­дат и офи­це­ров. В чис­ле пол­ко­вод­цев был Марк Варрон, прав­да, толь­ко зна­ме­ни­тый уче­ный, но, кро­ме того, и вер­ный при­вер­же­нец Пом­пея; Луций Афра­ний с отли­чи­ем сра­жал­ся на Восто­ке и в Аль­пах, а Марк Пет­рей, победи­тель Кати­ли­ны, был так же бес­стра­шен, как и даро­вит. Если в Даль­ней Испа­нии у Цеза­ря еще оста­лось несколь­ко при­вер­жен­цев со вре­мен его намест­ни­че­ства (стр. 180), то более важ­ная область на реке Эбро была свя­за­на уза­ми ува­же­ния и бла­го­дар­но­сти со зна­ме­ни­тым пол­ко­вод­цем, кото­рый за два­дцать лет до это­го сто­ял во гла­ве ее во вре­мя сер­то­ри­ан­ской вой­ны, а по окон­ча­нии вой­ны дал про­вин­ции новое устрой­ство. После ита­лий­ско­го раз­гро­ма Пом­пею ниче­го не оста­ва­лось луч­ше­го, как отпра­вить­ся туда с остат­ка­ми вой­ска и стать во гла­ве соеди­нен­ных сил про­тив Цеза­ря. К несча­стью, в надеж­де на то, что ему удаст­ся спа­сти свои вой­ска, сто­яв­шие в Кор­фи­нии, он так дол­го оста­вал­ся в Апу­лии, что вынуж­ден был избрать местом посад­ки войск на суда не кам­пан­ские гава­ни, а Брун­ди­зий. Поче­му, гос­под­ст­вуя на море и в Сици­лии, он не вер­нул­ся к пер­во­на­чаль­но­му пла­ну, труд­но ска­зать; может быть, ари­сто­кра­тия по сво­ей недаль­но­вид­но­сти и недо­вер­чи­во­сти не про­яви­ла жела­ния дове­рить свою судь­бу испан­ским вой­скам и насе­ле­нию, но важ­но то, что Пом­пей остал­ся на Восто­ке, и Цезарь мог по сво­е­му выбо­ру пове­сти наступ­ле­ние преж­де все­го про­тив армии, орга­ни­зо­вав­шей­ся в Гре­ции под лич­ным руко­вод­ст­вом Пом­пея, или же про­тив гото­вых уже с.323 к бою войск под­чи­нен­ных ему пол­ко­вод­цев в Испа­нии. Он решил­ся на послед­нее и, когда ита­лий­ская кам­па­ния при­бли­жа­лась к кон­цу, при­нял меры, чтобы собрать на низо­вьях Роны девять луч­ших сво­их леги­о­нов и 6 тыс. всад­ни­ков, — частью пооди­ноч­ке выбран­ных им самим в кельт­ских окру­гах, частью же гер­ман­ских наем­ни­ков, — а так­же неко­то­рое чис­ло ибе­рий­ских и лигу­рий­ских стрел­ков.

Мас­са­лия про­тив Цеза­ря

Но имен­но в этой обла­сти ста­ли раз­ви­вать энер­гич­ную дея­тель­ность и его про­тив­ни­ки. Назна­чен­ный по воле сена­та намест­ни­ком Транс­аль­пин­ской Гал­лии вме­сто Цеза­ря Луций Доми­ций, как толь­ко он был отпу­щен Цеза­рем на сво­бо­ду из Кор­фи­ния, отпра­вил­ся со сво­им отрядом и в сопро­вож­де­нии Пом­пе­е­ва дове­рен­но­го лица Луция Вибул­лия Руфа в Мас­са­лию и дей­ст­ви­тель­но убедил ее стать на сто­ро­ну Пом­пея и даже поме­шать про­хо­ду Цеза­ре­вых войск. Из испан­ской армии два наи­ме­нее надеж­ных леги­о­на оста­лись в Даль­ней про­вин­ции под началь­ст­вом Варро­на; зато пять луч­ших леги­о­нов, под­креп­лен­ных 40 тыс. чело­век испан­ской пехоты, — частью кельт­ибе­рий­ских линей­ных войск, частью лузи­тан­ских и дру­гих лег­ко­во­ору­жен­ных отрядов — и 5 тыс. испан­ских всад­ни­ков под началь­ст­вом Афра­ния и Пет­рея дви­ну­лись по при­ка­за­нию Пом­пея, пере­дан­но­му Вибул­ли­ем, чтобы пре­гра­дить вра­гу пере­ход через Пире­неи.

Цезарь зани­ма­ет Пире­неи

264 В это вре­мя Цезарь лич­но при­был в Гал­лию и, ввиду того что при­готов­ле­ния к оса­де Мас­са­лии еще задер­жи­ва­ли его здесь, послал зна­чи­тель­ную часть собран­ных им на Роне войск — шесть леги­о­нов и кон­ни­цу — по боль­шо­му шос­се, кото­рое вело через Нар­бонн (Нар­бон­на) в Роде (Розас), чтобы поспеть к Пире­не­ям рань­ше непри­я­те­ля. Это ему уда­лось вполне; когда Афра­ний и Пет­рей при­бы­ли к гор­ным про­хо­дам, они уже были заня­ты вой­ска­ми Цеза­ря, линия Пире­не­ев была поте­ря­на.

Пози­ции под Илер­дой
Они заня­ли тогда пози­цию меж­ду гора­ми и рекой Эбро при Илер­де (Лерида). Этот город лежит в 4 милях к севе­ру от Эбро, на пра­вом бере­гу его при­то­ка Сико­ри­са (Сегры), кото­рый мож­но было перей­ти толь­ко по одно­му креп­ко­му мосту у самой Илер­ды. К югу от Илер­ды горы, рас­по­ло­жен­ные вдоль лево­го бере­га Эбро, под­хо­дят доволь­но близ­ко к горо­ду; на севе­ре, по обе­им сто­ро­нам Сико­ри­са, нахо­дит­ся рав­ни­на, над кото­рой воз­вы­ша­ет­ся холм, где и постро­ен город. Для армии, кото­рая долж­на была выдер­жать оса­ду, эта пози­ция была пре­вос­ход­на, но обо­ро­на Испа­нии после неудав­ше­го­ся заня­тия Пире­не­ев мог­ла серь­ез­но воз­об­но­вить­ся лишь за Эбро, а так как не было обес­пе­че­но сооб­ще­ние меж­ду Илер­дой и Эбро и через эту реку не было моста, отступ­ле­ние от вре­мен­ной пози­ции к насто­я­щей обо­ро­ни­тель­ной линии не было доста­точ­но защи­ще­но. Цеза­ри­ан­цы заня­ли проч­ное поло­же­ние выше Илер­ды, в дель­те, с.324 кото­рую обра­зу­ет река Сико­рис и сли­ваю­ща­я­ся с ней ниже Илер­ды Цин­га (Син­ка), но напа­де­ние было пред­при­ня­то толь­ко тогда, когда в лагерь при­ехал Цезарь (23 июня). Под сте­на­ми горо­да борь­ба с обе­их сто­рон шла с оди­на­ко­вым оже­сто­че­ни­ем и храб­ро­стью, а так­же с пере­мен­ным успе­хом; цеза­ри­ан­цам не уда­лось достиг­нуть цели — занять проч­ную пози­цию меж­ду Пом­пе­е­вым лаге­рем и горо­дом и захва­тить камен­ный мост; сооб­щать­ся с Гал­ли­ей они мог­ли толь­ко при помо­щи двух мостов, кото­рые они наско­ро пере­ки­ну­ли через Сико­рис в 4 или 5 милях выше Илер­ды, так как у само­го горо­да река ста­но­вит­ся уже слиш­ком широ­кой для тако­го моста.

Вой­ско Цеза­ря отре­за­но

Когда с наступ­ле­ни­ем отте­пе­ли нача­лось поло­во­дье, вода снес­ла эти вре­мен­ные мосты. Так как не было судов, чтобы пере­пра­вить­ся через широ­ко раз­лив­ши­е­ся реки и при таких обсто­я­тель­ствах нече­го было и думать о вос­ста­нов­ле­нии пере­пра­вы, дви­же­ние армии Цеза­ря было огра­ни­че­но узким про­стран­ст­вом меж­ду Цин­гой и Сико­ри­сом, а левый берег Сико­ри­са и доро­ги, по кото­рым армия сооб­ща­лась с Гал­ли­ей и Ита­ли­ей, почти без вся­кой обо­ро­ны были отда­ны пом­пе­ян­цам, кото­рые пере­шли реку частью по город­ско­му мосту, частью пере­плы­ли ее, по лузи­тан­ско­му обы­чаю, на бур­дю­ках. Это было неза­дол­го до жат­вы; ста­рый хлеб был почти весь съе­ден, новый еще не собран, а узкая поло­са зем­ли меж­ду дву­мя пото­ка­ми была уже исполь­зо­ва­на. В лаге­ре начал­ся насто­я­щий голод — за меру пше­ни­цы пла­ти­ли 300 дена­ри­ев, нача­лись серь­ез­ные болез­ни, а на левом бере­гу в это вре­мя накоп­лял­ся про­ви­ант и самые раз­но­об­раз­ные запа­сы, кро­ме того, при­бы­ва­ли все­воз­мож­ные под­креп­ле­ния: при­слан­ные из Гал­лии кон­ни­ца и стрел­ки, нахо­див­ши­е­ся в отпус­ку офи­це­ры и сол­да­ты, воз­вра­щаю­щи­е­ся пар­ти­зан­ские отряды, все­го до 6 тыс. чело­век, на кото­рых пом­пе­ян­цы напа­ли с пре­вос­ход­ны­ми сила­ми, отбро­сив их в горы с боль­ши­ми поте­ря­ми. Цеза­ри­ан­цы вынуж­де­ны были смот­реть на нерав­ный бой, стоя на пра­вом бере­гу и не имея воз­мож­но­сти что-либо пред­при­нять. Пути сооб­ще­ния Цеза­ре­вой армии были в руках Пом­пе­е­вых войск; вне­зап­но в Ита­лии пере­ста­ли полу­чать изве­стия из Испа­нии; тре­вож­ные слу­хи, кото­рые 265 нача­ли рас­про­стра­нять­ся бла­го­да­ря это­му, не были дале­ки от исти­ны. Если бы пом­пе­ян­цы с уме­ни­ем и выдерж­кой исполь­зо­ва­ли свои успе­хи, им, несо­мнен­но, уда­лось бы захва­тить армию, оттес­нен­ную на левый берег Сико­ри­са, кото­рая едва спо­соб­на была защи­щать­ся, или отбро­сить ее в Гал­лию и так проч­но занять этот берег, чтобы без их ведо­ма ни один чело­век не мог пере­пра­вить­ся через реку. И та и дру­гая воз­мож­ность была упу­ще­на; часть Цеза­ре­вых войск была дей­ст­ви­тель­но отбро­ше­на с поте­ря­ми, но не уни­что­же­на и окон­ча­тель­но не вытес­не­на, и никто не мешал цеза­ри­ан­цам пере­пра­вить­ся через реку.

Цезарь вос­ста­нав­ли­ва­ет сооб­ще­ние

с.325 На этом Цезарь и постро­ил свой план. Он при­ка­зал изгото­вить в лаге­ре пере­нос­ные лод­ки из лег­ких досок и пру­тьев с кожа­ной обшив­кой напо­до­бие тех, кото­рые употреб­ля­лись у бри­тан­цев на Ламан­ше, а позд­нее у сак­сов, и пере­пра­вить их на коле­сах к тем местам, где преж­де сто­я­ли мосты. На этих утлых чел­но­ках добра­лись до дру­го­го бере­га и, когда ока­за­лось, что он не защи­щен, без осо­бо­го труда вос­ста­но­ви­ли мост; вслед за этим был очи­щен путь и достав­лен в лагерь нетер­пе­ли­во ожи­дае­мый про­ви­ант. Таким обра­зом, удач­ная мысль Цеза­ря спас­ла вой­ско от страш­ной опас­но­сти, кото­рой оно под­вер­га­лось. Цеза­ре­ва кон­ни­ца, сво­и­ми каче­ства­ми пре­вос­хо­див­шая непри­я­тель­скую, тот­час же ста­ла объ­ез­жать по всем направ­ле­ни­ям мест­но­сти, рас­по­ло­жен­ные на левом бере­гу Сико­ри­са. Мно­гие круп­ные испан­ские общи­ны меж­ду Пире­не­ями и Эбро, — Оска, Тарра­кон, Дер­то­за и дру­гие, — неко­то­рые даже к югу от Эбро, начи­на­ли пере­хо­дить на сто­ро­ну Цеза­ря.

Пом­пе­ян­цы отсту­па­ют к югу от Илер­ды

Бла­го­да­ря дей­ст­ви­ям цеза­ри­ан­ских отрядов и пере­хо­ду при­ле­гаю­щих общин на сто­ро­ну Цеза­ря, снаб­же­ние армии Пом­пея очень сокра­ти­лось; пом­пе­ян­цы, нако­нец, реши­ли отсту­пить за линию Эбро и поспеш­но пере­бро­сить пон­тон­ный мост через реку, ниже впа­де­ния Сико­ри­са. Цезарь пытал­ся отре­зать непри­я­те­лю отступ­ле­ние за Эбро и задер­жать его в Илер­де; но пока в руках пом­пе­ян­цев был илерд­ский мост, а сам Цезарь не мог прой­ти ни бро­дом, ни по мосту, его армия не име­ла воз­мож­но­сти разде­лить­ся и идти по обо­им бере­гам реки, чтобы окру­жить Илер­ду. Его сол­да­ты поэто­му днем и ночью рыли око­пы, отвод­ным кана­лом хоте­ли дове­сти воду в реке до тако­го уров­ня, чтобы пехота мог­ла перей­ти ее вброд. Но при­готов­ле­ния пом­пе­ян­цев к пере­хо­ду через Эбро окон­чи­лись рань­ше, чем при­готов­ле­ния сол­дат Цеза­ря к бло­ка­де Илер­ды; когда вра­ги нача­ли пере­хо­дить по гото­во­му уже мосту на левый берег Сико­ри­са, по направ­ле­нию к Эбро, отвод­ные кана­лы цеза­ри­ан­цев, по мне­нию пол­ко­во­д­ца, все еще были не доста­точ­но глу­бо­ки, чтобы пехота мог­ла бро­дом перей­ти реку; толь­ко кон­ни­це было при­ка­за­но перей­ти реку и идти по пятам за вра­гом, по воз­мож­но­сти задер­жи­вать его и при­чи­нять ему вред.

Цезарь сле­ду­ет за отсту­паю­щи­ми пом­пе­ян­ца­ми

Но когда на рас­све­те леги­о­ны Цеза­ря увиде­ли непри­я­тель­ские колон­ны, отсту­пав­шие еще с полу­но­чи, они вер­ным инстинк­том опыт­ных вете­ра­нов поня­ли стра­те­ги­че­ское зна­че­ние это­го отступ­ле­ния, застав­ляв­ше­го их сле­до­вать за вра­гом в непро­хо­ди­мые края, навод­нен­ные непри­я­тель­ски­ми отряда­ми; по прось­бе самих леги­о­нов пол­ко­во­дец решил пере­пра­вить через реку и пехоту; хотя вода дохо­ди­ла людям по пле­чи, пере­пра­ва про­изо­шла без несча­стий. Одна­ко вре­мя едва не было упу­ще­но. Если бы Пом­пе­е­ва армия успе­ла прой­ти с.326 рав­ни­ну и всту­пи­ла бы в горы, невоз­мож­но было бы поме­шать ее отступ­ле­нию за Эбро. Несмот­ря на посто­ян­ные напа­де­ния непри­я­тель­ской кон­ни­цы, чрез­вы­чай­но замед­ляв­шей 266 дви­же­ние пом­пе­ян­цев, изму­чен­ные пере­хо­дом, они реши­ли отка­зать­ся от сво­его пер­во­на­чаль­но­го пла­на — в тот же день прой­ти всю рав­ни­ну, — оста­но­ви­лись и рас­по­ло­жи­лись лаге­рем. Здесь их нагна­ла пехота Цеза­ря, кото­рая вече­ром и ночью тоже рас­по­ло­жи­лась лаге­рем неда­ле­ко от них; заду­ман­ный пом­пе­ян­ца­ми ноч­ной поход был отме­нен из бояз­ни напа­де­ний со сто­ро­ны непри­я­тель­ской кон­ни­цы. И на сле­дую­щий день обе армии про­сто­я­ли без дви­же­ния, ста­ра­ясь толь­ко иссле­до­вать мест­ность.

Заня­тие доро­ги к Эбро

На тре­тий день рано утром пехота Цеза­ря высту­пи­ла, чтобы, прой­дя через лишен­ные путей горы, нахо­див­ши­е­ся в сто­роне от доро­ги, обой­ти пози­цию про­тив­ни­ка и отре­зать ему сооб­ще­ние с Эбро. Пом­пе­е­вы началь­ни­ки не сра­зу дога­да­лись о цели это­го стран­но­го похо­да, кото­рый, как им вна­ча­ле каза­лось, вел обрат­но к лаге­рю под Илер­дой. Когда же они, нако­нец, все поня­ли, то, бро­сив лагерь и обоз, быст­рым мар­шем дви­ну­лись впе­ред по глав­ной доро­ге, чтобы занять при­бреж­ный хре­бет рань­ше цеза­ри­ан­цев. Ока­за­лось, что они уже опозда­ли, — на боль­шой доро­ге сто­я­ли мас­сы непри­я­тель­ских войск. Отча­ян­ная попыт­ка пом­пе­ян­цев по кру­тым скло­нам най­ти дру­гой путь к Эбро была пред­от­вра­ще­на кон­ни­цей Цеза­ря, кото­рая окру­жи­ла послан­ные для это­го лузи­тан­ские вой­ска и совер­шен­но раз­би­ла их. Если бы дело дошло до сра­же­ния меж­ду пав­шей духом арми­ей Пом­пея, за кото­рой дви­га­лась непри­я­тель­ская кон­ни­ца, а впе­ре­ди кото­рой нахо­ди­лась пехота, и цеза­ри­ан­ца­ми, исход боя не под­ле­жал бы сомне­нию; пово­дов для столк­но­ве­ний было мно­го, одна­ко Цезарь не вос­поль­зо­вал­ся ими, не без труда сдер­жи­вая сво­их нетер­пе­ли­во рвав­ших­ся в бой и уве­рен­ных в победе сол­дат. В стра­те­ги­че­ском отно­ше­нии Пом­пе­е­ва армия и без того была поте­ря­на. Цезарь не хотел осла­бить свою армию бес­по­лез­ным кро­во­про­ли­ти­ем и еще уси­лить и без того ост­рый харак­тер меж­до­усо­бия. После того как пом­пе­ян­цев уда­лось отре­зать от Эбро, сол­да­ты обе­их армий ста­ли бра­тать­ся и вести пере­го­во­ры о сда­че; усло­вия, постав­лен­ные пом­пе­ян­ца­ми, — поща­дить офи­це­ров — были при­ня­ты Цеза­рем, как вдруг Пет­рей со сво­ей охра­ной из рабов и испан­цев под­крал­ся к пар­ла­мен­те­рам и при­ка­зал убить цеза­ри­ан­цев, кото­рых ему уда­лось захва­тить. Несмот­ря на это, Цезарь ото­слал обрат­но при­шед­ших к нему в лагерь Пом­пе­е­вых сол­дат, не при­чи­нив им ника­ко­го вреда, и по-преж­не­му про­дол­жал искать воз­мож­но­сти мир­но­го исхо­да. Илер­да, где у пом­пе­ян­цев оста­вал­ся еще гар­ни­зон и зна­чи­тель­ные запа­сы, была целью их похо­да; но, имея впе­ре­ди непри­я­те­ля, а меж­ду собой и кре­по­стью реку Сико­рис, они шли, не при­бли­жа­ясь к цели. Их кон­ни­ца до того была запу­га­на, что при­шлось ее поме­стить в цен­тре пехоты, поста­вив леги­о­ны в арьер­гар­де; достав­ка воды и фура­жа с.327 ста­но­ви­лась все затруд­ни­тель­нее; уже при­хо­ди­лось зака­лы­вать вьюч­ный скот, так как нечем было его кор­мить. Нако­нец, блуж­дав­шая армия ока­за­лась совер­шен­но отре­зан­ной — сза­ди был Сико­рис, впе­ре­ди непри­я­тель­ское вой­ско, око­пав­ше­е­ся рва­ми и вала­ми. Пом­пе­ян­цы пыта­лись пере­пра­вить­ся через реку, но гер­ман­ская кон­ни­ца Цеза­ря и лег­кая пехота опе­ре­ди­ли ее и заня­ли про­ти­во­по­лож­ный берег.

Сда­ча пом­пе­ян­цев

Ника­кая храб­рость и вер­ность при­ся­ге не мог­ли отсро­чить неиз­беж­ную капи­ту­ля­цию (2 авгу­ста 705 г. [49 г.]). Цезарь не толь­ко даро­вал жизнь офи­це­рам и сол­да­там, не толь­ко оста­вил им их иму­ще­ство, не толь­ко отдал им все, что у них было отня­то (за что он лич­но решил ком­пен­си­ро­вать сол­дат), но обе­щал ста­рым леги­о­не­рам Пом­пея, что никто из них не будет вынуж­ден про­тив сво­его жела­ния всту­пить в армию Цеза­ря, меж­ду тем как взя­тые в плен 267 в Ита­лии ново­бран­цы были насиль­но зачис­ле­ны в его вой­ско. Он тре­бо­вал толь­ко, чтобы каж­дый из них сдал ору­жие и вер­нул­ся на роди­ну. Соглас­но с этим, сол­да­ты родом из Испа­нии — око­ло тре­ти всей армии — были отпу­ще­ны сей­час же, а уро­жен­цы Ита­лии — на гра­ни­це Транс­аль­пин­ской и Циз­аль­пин­ской Гал­лии.

Поко­ре­ние Даль­ней Испа­нии

После уни­что­же­ния этой армии, Ближ­няя Испа­ния ока­за­лась во вла­сти победи­те­ля; в Даль­ней же, где от име­ни Пом­пея коман­до­вал Марк Варрон, этот началь­ник, полу­чив изве­стие о ката­стро­фе под Илер­дой, счел более бла­го­ра­зум­ным уда­лить­ся в ост­ров­ной город Гадес и спря­тать там зна­чи­тель­ные сум­мы денег, полу­чен­ные от кон­фис­ка­ции сокро­вищ хра­мов и иму­ще­ства бога­тых цеза­ри­ан­цев, а так­же укрыть там зна­чи­тель­ный флот, сна­ря­жен­ный им, и два вве­рен­ные ему леги­о­на. Но при пер­вом же изве­стии о при­бли­же­нии Цеза­ря важ­ней­шие горо­да этой про­вин­ции, издав­на пре­дан­ной Цеза­рю, выска­за­лись за него и либо изго­ня­ли Пом­пе­е­вы гар­ни­зо­ны, либо при­нуж­да­ли их к отпа­де­нию; так сде­ла­ла Кор­ду­ба, Кар­мон и даже Гадес. Один из гар­ни­зо­нов само­воль­но высту­пил в Гис­па­лис и вме­сте с этим горо­дом пере­шел на сто­ро­ну Цеза­ря. Когда же Ита­ли­ка, нако­нец, запер­ла ворота перед Варро­ном, он решил сдать­ся.

Оса­да Мас­са­лии

Почти в то же вре­мя сда­лась и Мас­са­лия. Мас­са­лиоты с ред­кой энер­ги­ей не толь­ко выдер­жа­ли оса­ду, но и на море мог­ли поме­рить­ся с Цеза­рем, — ведь это была их род­ная сти­хия, к тому же они име­ли осно­ва­ние наде­ять­ся, что полу­чат силь­ную под­держ­ку от Пом­пея, кото­рый один гос­под­ст­во­вал на море. Но под­чи­нен­ный Цеза­рю пол­ко­во­дец, опыт­ный Децим Брут, тот самый, кото­рый одер­жал первую победу над вене­та­ми на оке­ане, сумел быст­ро сна­рядить флот и, несмот­ря на стой­кий отпор непри­я­тель­ско­го флот­ско­го эки­па­жа, состо­я­ще­го частью из аль­би­эк­с­ких наем­ни­ков мас­са­лиотов, частью — из пас­ту­хов-рабов Доми­ция, одер­жал победу над силь­ным мас­са­лиот­ским фло­том с.328 при помо­щи сво­их храб­рых мат­ро­сов, набран­ных из леги­о­не­ров; бо́льшую часть судов он или пото­пил или захва­тил в каче­стве добы­чи. Когда после это­го неболь­шая Пом­пе­е­ва эскад­ра под началь­ст­вом Луция Назидия, шед­шая с Восто­ка мимо Сици­лии и Сар­ди­нии, при­шла в гавань Мас­са­лии, жите­ли горо­да воз­об­но­ви­ли борь­бу на море и вме­сте с кораб­ля­ми Назидия дви­ну­лись про­тив Бру­та. Если бы во вре­мя это­го сра­же­ния, про­ис­шед­ше­го близ высот Тав­ро­иса (Ла-Сиота — к восто­ку от Мар­се­ля), кораб­ли Назидия сра­жа­лись с таким же муже­ст­вом, какое про­яви­ли в этот день суда мас­са­лиотов, неиз­вест­но, какой был бы еще исход, но бег­ство Назиди­е­вых судов реши­ло сра­же­ние в поль­зу Бру­та. Остат­ки Пом­пе­е­ва флота бежа­ли в Испа­нию. Оса­жден­ные были окон­ча­тель­но вытес­не­ны с моря. На суше, где оса­ду вел Гай Тре­бо­ний, был ока­зан и даль­ше самый реши­тель­ный отпор; но, несмот­ря на частые вылаз­ки аль­би­эк­с­ких наем­ни­ков и искус­ное при­ме­не­ние боль­шо­го чис­ла имев­ше­го­ся в запа­се ору­жия, работы оса­ждав­ших подо­шли к самым сте­нам, и одна из башен упа­ла. Мас­са­лиоты заяви­ли, что отка­зы­ва­ют­ся от обо­ро­ны, но хотят сдать­ся само­му Цеза­рю, и пото­му про­си­ли началь­ни­ков рим­ско­го вой­ска при­оста­но­вить осад­ные работы до при­бы­тия Цеза­ря. Тре­бо­ний имел при­ка­за­ние от Цеза­ря по воз­мож­но­сти щадить город и пото­му согла­сил­ся на пере­ми­рие. Но так как мас­са­лиоты вос­поль­зо­ва­лись им для веро­лом­ной вылаз­ки, во вре­мя кото­рой они сожгли поло­ви­ну рим­ских укреп­ле­ний, остав­лен­ных почти без над­зо­ра, борь­ба воз­об­но­ви­лась с еще боль­шим озлоб­ле­ни­ем. Искус­ный рим­ский 268 пол­ко­во­дец с изу­ми­тель­ной быст­ро­той вос­ста­но­вил уни­что­жен­ные непри­я­те­лем баш­ни и пло­ти­ну. Вско­ре мас­са­лиоты сно­ва были окру­же­ны со всех сто­рон.

Капи­ту­ля­ция Мас­са­лии

Когда Цезарь, воз­вра­ща­ясь после поко­ре­ния Испа­нии, появил­ся воз­ле Мас­са­лии, город был доведен до край­но­сти непри­я­тель­ски­ми напа­де­ни­я­ми, голо­дом и поваль­ны­ми болез­ня­ми; во вто­рой раз, и теперь уже всерь­ез, Мас­са­лия гото­ва была сдать­ся на любых усло­ви­ях. Один толь­ко Доми­ций, пом­ня, как зло­употре­бил он мило­стью победи­те­ля, на лод­ке про­крал­ся меж­ду ряда­ми рим­ских кораб­лей, чтобы най­ти третье поле сра­же­ния для удо­вле­тво­ре­ния сво­ей непри­ми­ри­мой нена­ви­сти. Сол­да­ты Цеза­ря покля­лись пере­ре­зать все муж­ское насе­ле­ние веро­лом­но­го горо­да и бур­но тре­бо­ва­ли, чтобы пол­ко­во­дец подал знак к гра­бе­жу. Но Цезарь и здесь не терял из виду вели­кую зада­чу упро­че­ния элли­но-ита­лий­ской циви­ли­за­ции на Запа­де и не допу­стил повто­ре­ния сцен раз­ру­ше­ния Корин­фа. Мас­са­лия, — из всех неко­гда мно­го­чис­лен­ных сво­бод­ных и могу­чих на море горо­дов ста­рых ионий­ских море­хо­дов, наи­бо­лее отда­лен­ный от общей роди­ны, сумев­ший доль­ше всех сохра­нить у себя быт эллин­ских море­хо­дов во всей его пер­во­на­чаль­ной све­же­сти и чисто­те и в то же вре­мя послед­ний гре­че­ский город, кото­рый еще борол­ся на море, — Мас­са­лия все же при­нуж­де­на была с.329 выдать победи­те­лю свои скла­ды ору­жия и запа­сы флота, утра­ти­ла часть сво­ей терри­то­рии и свои при­ви­ле­гии, но сохра­ни­ла все же сво­бо­ду и нацио­наль­ность; хотя и стес­нен­ная в мате­ри­аль­ном отно­ше­нии, она оста­лась и впредь таким же цен­тром эллин­ской куль­ту­ры в дале­кой кельт­ской стране, полу­чив­шей теперь новое исто­ри­че­ское зна­че­ние.

Экс­пе­ди­ция Цеза­ря в хле­бо­род­ные про­вин­ции

В то вре­мя как в запад­ных обла­стях после мно­гих тяже­лых пре­пят­ст­вий вой­на, нако­нец, завер­ши­лась в поль­зу Цеза­ря, Испа­ния и Мас­са­лия были поко­ре­ны и вся глав­ная непри­я­тель­ская армия взя­та в плен, про­изо­шла раз­вяз­ка и на вто­ром теат­ре вой­ны, где Цезарь счел нуж­ным тот­час же после заво­е­ва­ния Ита­лии начать наступ­ле­ние. Мы уже гово­ри­ли, что пом­пе­ян­цы соби­ра­лись взять Ита­лию измо­ром. Сред­ства для это­го у них были под рука­ми. Они бес­спор­но гос­под­ст­во­ва­ли на море и везде, в Гаде­се, Ути­ке, Мес­сане, в осо­бен­но­сти же на Восто­ке, при­ла­га­ли боль­шие уси­лия, чтобы уве­ли­чить свой флот; кро­ме того, они рас­по­ла­га­ли все­ми про­вин­ци­я­ми, из кото­рых сто­ли­ца полу­ча­ла про­до­воль­ст­вие: Сар­ди­ни­ей и Кор­си­кой — бла­го­да­ря Мар­ку Кот­те, Сици­ли­ей — бла­го­да­ря Мар­ку Като­ну, Афри­кой — при помо­щи само­чин­но­го глав­но­ко­ман­дую­ще­го Тита Аттия Вара и союз­ни­ка Пом­пея царя нуми­дий­ско­го Юбы.

Заня­тие Сар­ди­нии и Сици­лии
Цеза­рю было совер­шен­но необ­хо­ди­мо рас­стро­ить эти пла­ны вра­га и отнять у него хле­бо­род­ные про­вин­ции. Квинт Вале­рий был послан с леги­о­ном в Сар­ди­нию и заста­вил намест­ни­ка Пом­пея очи­стить ост­ров. Еще более важ­ное пред­при­я­тие — заво­е­ва­ние Сици­лии и Афри­ки — было пору­че­но моло­до­му Гаю Кури­о­ну, кото­ро­му помо­гал в этом искус­ный и опыт­ный в воен­ном деле Гай Кани­ний Ребил. Сици­лию он занял даже, не обна­жив ору­жия; Катон, не имев­ший насто­я­щей армии и вовсе не воен­ный чело­век, очи­стил ост­ров, со сво­ей обыч­ной доб­ро­со­вест­но­стью посо­ве­то­вав насе­ле­нию не ком­про­ме­ти­ро­вать себя бес­по­лез­ным сопро­тив­ле­ни­ем. Кури­он оста­вил для защи­ты это­го ост­ро­ва, име­ю­ще­го такое важ­ное зна­че­ние для сто­ли­цы, поло­ви­ну сво­их войск и отплыл с осталь­ны­ми дву­мя леги­о­на­ми и 500 всад­ни­ка­ми в Афри­ку.

Кури­он выса­жи­ва­ет­ся в Афри­ке

269 Он мог ждать здесь серь­ез­но­го сопро­тив­ле­ния; кро­ме зна­чи­тель­ной и в сво­ем роде искус­ной армии Юбы, намест­ник Вар обра­зо­вал два леги­о­на из жив­ших в Афри­ке рим­лян и выста­вил, кро­ме того, неболь­шую эскад­ру из деся­ти парус­ных судов. Но при помо­щи сво­его более силь­но­го флота Кури­он бес­пре­пят­ст­вен­но про­из­вел высад­ку меж­ду Гад­ру­ме­том, где сто­ял один непри­я­тель­ский леги­он и воен­ные суда, и Ути­кой, перед кото­рой сто­ял вто­рой леги­он под началь­ст­вом само­го Вара. Кури­он дви­нул­ся про­тив послед­не­го и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем вбли­зи Ути­ки, на том самом месте, где за пол­то­ра сто­ле­тия перед тем Сци­пи­он Стар­ший стал впер­вые на зим­ние квар­ти­ры в Афри­ке. Цезарь, с.330 при­нуж­ден­ный удер­жать свои луч­шие вой­ска для вой­ны в Испа­нии, дол­жен был обра­зо­вать свою афри­ка­но-сици­лий­скую армию, глав­ным обра­зом, из отня­тых у непри­я­те­ля леги­о­нов, взя­тых в плен при Кор­фи­нии; офи­це­ры Пом­пе­е­вой армии в Афри­ке, частью слу­жив­шие преж­де в побеж­ден­ных при Кор­фи­нии леги­о­нах, про­бо­ва­ли вся­ки­ми спо­со­ба­ми заста­вить сво­их преж­них сол­дат, вое­вав­ших теперь про­тив них, вспом­нить о сво­ей ста­рой при­ся­ге. Но Цезарь не ошиб­ся в выбо­ре сво­его намест­ни­ка.

Победа Кури­о­на при Ути­ке

Кури­он сумел не толь­ко руко­во­дить дви­же­ни­я­ми вой­ска и флота, но и при­об­ре­сти лич­ное вли­я­ние на сол­дат; про­до­воль­ст­вие они полу­ча­ли обиль­ное, сра­же­ния все без исклю­че­ния были удач­ны. Когда Вар, пред­по­ла­гая, что вой­скам Кури­о­на недо­ста­ет толь­ко слу­чая, чтобы перей­ти на его сто­ро­ну, решил дать сра­же­ние, глав­ным обра­зом, для того, чтобы пре­до­ста­вить им этот слу­чай, резуль­тат не оправ­дал его ожи­да­ний. Вдох­нов­лен­ные горя­чей речью сво­его моло­до­го вождя, всад­ни­ки Кури­о­на обра­ти­ли в бег­ство непри­я­тель­скую кон­ни­цу и на гла­зах у обе­их армий пере­ре­за­ли всю лег­кую пехоту, высту­пив­шую в бой вме­сте с кава­ле­ри­ей. Обод­рен­ные этим успе­хом и лич­ным при­ме­ром Кури­о­на, леги­о­ны пере­шли труд­но­про­хо­ди­мое уще­лье, разде­ляв­шее обе линии, и нача­ли наступ­ле­ние, кото­ро­го пом­пе­ян­цы не ожи­да­ли; они постыд­но бежа­ли в свой лагерь, но ночью ушли и оттуда. Победа была пол­ная, и Кури­он тот­час же при­сту­пил к оса­де Ути­ки. Но когда тем вре­ме­нем при­шло изве­стие о том, что Юба со сво­им вой­ском идет на выруч­ку, Кури­он решил — как это сде­лал неко­гда Сци­пи­он при появ­ле­нии Сифа­к­са — снять оса­ду и отой­ти в преж­ний Сци­пи­о­нов лагерь, пока не при­бу­дут под­креп­ле­ния из Сици­лии. Вслед за этим при­шла дру­гая весть: из-за напа­де­ния сосед­них вла­сти­те­лей царь Юба вынуж­ден был повер­нуть обрат­но со всем сво­им вой­ском, послав на помощь оса­жден­ным лишь неболь­шой отряд под началь­ст­вом Сабур­ры. Кури­он, по сво­ей горяч­но­сти лишь неохот­но решив­ший­ся оста­но­вить­ся, тот­час же сно­ва пошел впе­ред, чтобы сра­зить­ся с Сабуррой рань­ше, чем тот успе­ет соеди­нить­ся с гар­ни­зо­ном Ути­ки.

Пора­же­ние Кури­о­на

Кон­ни­це Кури­о­на, высту­пив­шей еще вече­ром, уда­лось вне­зап­но напасть ночью на отряд Сабур­ры у Баг­ра­да и нане­сти ему нема­лый вред; полу­чив изве­стие об этой победе, Кури­он уско­рил дви­же­ние пехоты, чтобы с ее помо­щью завер­шить пора­же­ние вра­га. Вско­ре на скло­нах гор, спус­каю­щих­ся к Баг­ра­ду, появил­ся отряд Сабур­ры, сра­жав­ший­ся с рим­ски­ми всад­ни­ка­ми; подо­шед­шие леги­о­ны окон­ча­тель­но оттес­ни­ли его в доли­ну. Но тут воен­ное сча­стье изме­ни­ло Кури­о­ну. Сабур­ра не был, как пред­по­ла­га­ли его про­тив­ни­ки, лишен резер­вов; он нахо­дил­ся на рас­сто­я­нии не боль­ше одной мили от глав­ных сил нуми­дий­ско­го вой­ска. Луч­шие отряды нуми­дий­ской пехоты и 2 тыс. с.331 галль­ских и испан­ских всад­ни­ков появи­лись на 270 поле сра­же­ния, и сам царь с глав­ны­ми сила­ми и 16 сло­на­ми уже был неда­ле­ко. После ноч­но­го пере­хо­да и горя­чей схват­ки рим­ских всад­ни­ков оста­лось не боль­ше 200 чело­век, и они и пехота были до край­но­сти утом­ле­ны все­ми пере­дря­га­ми и боя­ми; в широ­кой рав­нине, куда они дали себя зама­нить, их со всех сто­рон окру­жи­ли все уве­ли­чи­ваю­щи­е­ся мас­сы непри­я­те­ля. Напрас­но Кури­он пытал­ся зате­ять руко­паш­ный бой; ливий­ские всад­ни­ки, по сво­е­му обык­но­ве­нию, пода­ва­лись назад, когда на них насту­пал рим­ский отряд, и пре­сле­до­ва­ли его, когда он пово­ра­чи­вал обрат­но. Напрас­но ста­рал­ся Кури­он сно­ва овла­деть высота­ми; они были заня­ты и путь к ним пре­граж­ден непри­я­тель­ской кон­ни­цей. Все было поте­ря­но. Пехота была истреб­ле­на цели­ком. Из кон­ни­цы лишь немно­гим уда­лось про­бить­ся.

Смерть Кури­о­на
Кури­он мог бы спа­стись, но он не в силах был и думать о том, чтобы явить­ся к сво­е­му пове­ли­те­лю без вве­рен­но­го ему вой­ска, и умер с ору­жи­ем в руках. Даже вои­ны, остав­ши­е­ся в лаге­ре под Ути­кой, и флот­ский эки­паж, кото­рый мог лег­ко добрать­ся до Сици­лии, под впе­чат­ле­ни­ем неожи­дан­ной страш­ной ката­стро­фы на сле­дую­щий же день сда­лись Вару (август или сен­тябрь 705 г. [49 г.]).

Так окон­чи­лась пред­при­ня­тая по при­ка­за­нию Цеза­ря афри­ка­но-сици­лий­ская экс­пе­ди­ция. Но она достиг­ла сво­ей цели в том отно­ше­нии, что с заня­ти­ем Сици­лии и уста­нов­ле­ни­ем свя­зи с Сар­ди­ни­ей были удо­вле­тво­ре­ны по край­ней мере самые насущ­ные потреб­но­сти сто­ли­цы. С неудав­шим­ся заво­е­ва­ни­ем Афри­ки, из кото­ро­го победив­шая сто­ро­на все рав­но не мог­ла бы извлечь в буду­щем ника­кой суще­ст­вен­ной поль­зы, с поте­рей двух нена­деж­ных леги­о­нов еще мож­но было бы при­ми­рить­ся. Но неза­ме­ни­мой утра­той для Цеза­ря и даже для Рима была преж­девре­мен­ная смерть Кури­о­на. Не без при­чи­ны дове­рил Цезарь важ­ней­ший само­сто­я­тель­ный пост неопыт­но­му в воен­ном деле и извест­но­му сво­ей раз­врат­ной жиз­нью моло­до­му чело­ве­ку; в этом пла­мен­ном юно­ше была искор­ка Цеза­ре­ва гения. И он, как Цезарь, осу­шил до дна чашу удо­воль­ст­вий; и он не пото­му стал государ­ст­вен­ным чело­ве­ком, что был вои­ном, а, наобо­рот, меч вло­жи­ла ему в руки поли­ти­че­ская дея­тель­ность; и его так­ти­ка была осно­ва­на на воз­мож­но быст­ром при­ме­не­нии незна­чи­тель­ных воен­ных сил; его крас­но­ре­чие точ­но так же не щего­ля­ло округ­ло­стью пери­о­дов, но было отра­же­ни­ем глу­бо­ко про­чув­ст­во­ван­ной мыс­ли; его харак­тер так­же отли­чал­ся лег­ко­стью, даже лег­ко­мыс­ли­ем, при­вле­ка­тель­ной откро­вен­но­стью и спо­соб­но­стью наслаж­дать­ся мину­той. Если, как гово­рит о нем его пол­ко­во­дец, юно­ше­ская горяч­ность и поры­ви­стость толк­ну­ли его на неосто­рож­ные поступ­ки, и если он, слиш­ком гор­дый, чтобы полу­чить про­ще­ние за изви­ни­тель­ный про­мах, искал смер­ти, то и в исто­рии Цеза­ря нет недо­стат­ка в мину­тах такой же неосто­рож­но­сти и такой же гор­до­сти. Мож­но толь­ко пожа­леть о том, что такой с.332 бога­то ода­рен­ной нату­ре не было дано пере­бро­дить и сбе­речь себя для сле­дую­ще­го поко­ле­ния, тако­го скуд­но­го талан­та­ми и так быст­ро под­пав­ше­го страш­но­му гос­под­ству посред­ст­вен­но­стей.

План кам­па­нии Пом­пея на 705 г.

Мож­но гово­рить лишь пред­по­ло­жи­тель­но о том, какое вли­я­ние эти воен­ные собы­тия 705 г. [49 г.] име­ли на общий план кам­па­нии, состав­лен­ный Пом­пе­ем, о том, какая роль после поте­ри Ита­лии пред­на­зна­ча­лась в этом плане глав­ным отрядам Пом­пея на Запа­де. Тогда гово­ри­ли, буд­то бы он хотел дви­нуть­ся через Афри­ку и Мавре­та­нию на помощь сво­ей армии, сра­жав­шей­ся в Испа­нии, но это был лишь фан­та­сти­че­ский и, несо­мнен­но, совер­шен­но 271 неосно­ва­тель­ный слух, рас­про­стра­нив­ший­ся в лаге­ре под Илер­дой. Гораздо веро­ят­нее, что Пом­пей даже после поте­ри Ита­лии все еще сохра­нил свой пер­во­на­чаль­ный план — напасть на Цеза­ря в Циз­аль­пин­ской и Транс­аль­пин­ской Гал­лии, с обе­их сто­рон (стр. 317), и в то же вре­мя замыш­лял ком­би­ни­ро­ван­ное напа­де­ние из Испа­нии и Македо­нии. Веро­ят­но, испан­ская армия долж­на была так дол­го дер­жать­ся обо­ро­ни­тель­ной так­ти­ки в Пире­не­ях, пока армия, орга­ни­зо­вав­ша­я­ся в это вре­мя в Македо­нии, не будет гото­ва к выступ­ле­нию; после это­го они дви­ну­лись бы одно­вре­мен­но и, смот­ря по обсто­я­тель­ствам, соеди­ни­лись бы на Роне или на По; а флот в то же вре­мя попы­тал­ся бы отво­е­вать Ита­лию в тес­ном смыс­ле. В свя­зи с этим пред­по­ло­же­ни­ем Цезарь, по-види­мо­му, преж­де все­го стал гото­вить­ся встре­тить напа­де­ние на Ита­лию. Один из его луч­ших офи­це­ров, народ­ный три­бун Марк Анто­ний, коман­до­вал здесь в каче­стве про­пре­то­ра. Юго-восточ­ные гава­ни — Сипонт, Брун­ди­зий, Тарент, — где в первую оче­редь мож­но было ожи­дать попыт­ки десан­та, полу­чи­ли гар­ни­зон из трех леги­о­нов. Кро­ме того, Квинт Гор­тен­зий, бес­пут­ный сын извест­но­го ора­то­ра, собрал флот в Тиррен­ском море, а Пуб­лий Дола­бел­ла — дру­гой флот, в Адри­а­ти­че­ском море, и обе эскад­ры частью под­дер­жи­ва­ли обо­ро­ну, частью долж­ны были быть пуще­ны в дело при пред­сто­яв­шей отправ­ке войск в Гре­цию. На слу­чай, если Пом­пей попы­та­ет­ся про­ник­нуть в Ита­лию сухим путем, Марк Лици­ний Красс, стар­ший сын ста­ро­го това­ри­ща Цеза­ря, дол­жен был руко­во­дить обо­ро­ной Циз­аль­пин­ской Гал­лии, а млад­ший брат Мар­ка Анто­ния, Гай — обо­ро­ной Илли­рии.

Вой­ско и флот Цеза­ря в Илли­рии уни­что­же­ны

Пред­по­ла­гае­мое напа­де­ние, одна­ко, заста­ви­ло себя дол­го ждать. Лишь позд­ним летом в Илли­рии дело дошло до схва­ток. Тут намест­ник Цеза­ря Гай Анто­ний сто­ял со сво­и­ми дву­мя леги­о­на­ми на ост­ро­ве Курик­та (Вег­лия, в Квар­нер­ском зали­ве), адми­рал Цеза­ря Пуб­лий Дола­бел­ла с 40 суда­ми — в узком про­ли­ве меж­ду этим ост­ро­вом и мате­ри­ком. На послед­нюю эскад­ру напа­ли пред­во­ди­те­ли Пом­пе­е­ва флота в Адри­а­ти­че­ском море: Марк Окта­вий — с гре­че­ской частью флота, а Луций Скри­бо­ний Либон — с илли­рий­ской эскад­рой; они уни­что­жи­ли все суда с.333 Дола­бел­лы и со всех сто­рон окру­жи­ли Анто­ния на ост­ро­ве. На выруч­ку ему при­бы­ли из Ита­лии кор­пус под началь­ст­вом Бази­ла и Сал­лю­стия и эскад­ра Гор­тен­зия из Тиррен­ско­го моря, но ни тот, ни дру­гой ниче­го не мог­ли сде­лать с непри­я­тель­ским фло­том, зна­чи­тель­но пре­вос­хо­див­шим их сила­ми. Леги­о­ны Анто­ния при­шлось пре­до­ста­вить их уча­сти. При­па­сы при­хо­ди­ли к кон­цу, вой­ска ста­ли недис­ци­пли­ни­ро­ва­ны и взбун­то­ва­лись; за исклю­че­ни­ем несколь­ких отрядов, кото­рым уда­лось на плотах добрать­ся до мате­ри­ка, весь отряд, еще насчи­ты­вав­ший пят­на­дцать когорт, сло­жил ору­жие и был пере­ве­зен в Македо­нию на судах Либо­на, где его хоте­ли зачис­лить в ряды Пом­пе­е­вой армии, в то вре­мя как Окта­вий остал­ся на месте, чтобы закон­чить поко­ре­ние илли­рий­ско­го побе­ре­жья, теперь совер­шен­но сво­бод­но­го от войск. Дал­ма­ты, могу­ще­ст­вен­ней­ший народ (стр. 245) в этом крае, рас­по­ло­жен­ный на ост­ро­ве круп­ный город Исса (Лис­са) и дру­гие рай­о­ны ста­ли на сто­ро­ну Пом­пея; но при­вер­жен­цы Цеза­ря дер­жа­лись в Сало­нах (Спа­ла­то) и Лис­се (Алес­сио) и в пер­вом из этих горо­дов не толь­ко отваж­но выдер­жа­ли оса­ду, но, доведен­ные до край­но­сти, сде­ла­ли даже вылаз­ку с таким успе­хом, что Окта­вий снял оса­ду и отплыл в Дирра­хий, чтобы там пере­зи­мо­вать.

Общие резуль­та­ты кам­па­нии

Эта уда­ча, выпав­шая в Илли­рии на долю Пом­пе­е­ва флота, сама по себе нема­ло­важ­ная, одна­ко, мало повли­я­ла на общий ход кам­па­нии; мик­ро­ско­пи­че­ски ничтож­ным явля­ет­ся этот резуль­тат, когда 272 вспом­нишь, что все сухо­пут­ные и мор­ские силы, нахо­див­ши­е­ся под глав­ным началь­ст­вом Пом­пея, в тече­ние все­го это­го бога­то­го собы­ти­я­ми 705 г. [49 г.] огра­ни­чи­лись этой един­ст­вен­ной победой и что с Восто­ка, где нахо­дил­ся пол­ко­во­дец, сенат, вто­рая боль­шая армия и глав­ные силы флота, где были так­же сосре­дото­че­ны огром­ные воен­ные запа­сы и еще бо́льшие финан­со­вые сред­ства про­тив­ни­ков Цеза­ря, ниче­го не было пред­при­ня­то в реши­тель­ную мину­ту борь­бы на Запа­де. Рас­стро­ен­ное состо­я­ние раз­бро­сан­ных в восточ­ной части государ­ства воору­жен­ных сил, при­выч­ка пол­ко­во­д­ца сра­жать­ся не ина­че, как обла­дая пре­вос­ход­ством воен­ных сил, его непо­во­рот­ли­вость и мяг­ко­те­лость и, нако­нец, непроч­ность коа­ли­ции, — все это может если не изви­нить, то отча­сти объ­яс­нить без­де­я­тель­ность сухо­пут­ной армии; но для того, чтобы понять, как флот, кото­рый, неогра­ни­чен­но гос­под­ст­вуя на Сре­ди­зем­ном море, ниче­го не сде­лал для того, чтобы повли­ять на ход собы­тий, ничем не помог ни Испа­нии, ни вер­ным мас­са­лиотам, не содей­ст­во­вал ни обо­роне Сар­ди­нии, Сици­лии, Афри­ки, ни заня­тию Ита­лии, ни даже пре­кра­ще­нию снаб­же­ния ее про­до­воль­ст­ви­ем, — нам нуж­но было бы иметь более пол­ное пред­став­ле­ние о гос­под­ст­во­вав­шем в лаге­ре Пом­пея сму­ще­нии и раз­ла­де. Это­му соот­вет­ст­во­ва­ли и общие ито­ги кам­па­нии. Двой­ное наступ­ле­ние Цеза­ря на Испа­нию, Сици­лию и Афри­ку вполне уда­лось в пер­вом направ­ле­нии, во вто­ром — лишь отча­сти; с.334 напро­тив, замы­сел Пом­пея вызвать голод в Ита­лии был в основ­ном рас­стро­ен заво­е­ва­ни­ем Сици­лии, а общий план его кам­па­нии совер­шен­но нару­шен вслед­ст­вие уни­что­же­ния испан­ской армии; в Ита­лии же была при­ме­не­на на деле лишь незна­чи­тель­ная часть обо­ро­ни­тель­ных при­готов­ле­ний Цеза­ря. Несмот­ря на чув­ст­ви­тель­ные поте­ри в Афри­ке и Илли­рии, Цезарь несо­мнен­но и реши­тель­но вышел победи­те­лем из это­го года вой­ны.

Орга­ни­за­ци­он­ные меро­при­я­тия Македо­нии

Хотя с Восто­ка ничем не суме­ли поме­шать поко­ре­нию Запа­да Цеза­рем, там все-таки исполь­зо­ва­ли столь неза­вид­ным обра­зом при­об­ре­тен­ную пере­дыш­ку для упро­че­ния поло­же­ния в поли­ти­че­ском и воен­ном отно­ше­нии.

Эми­гра­ция

Глав­ным сбор­ным пунк­том про­тив­ни­ков Цеза­ря была Македо­ния. Туда отпра­вил­ся сам Пом­пей и мас­са брун­ди­зий­ских эми­гран­тов; туда же при­бы­ли и осталь­ные бег­ле­цы с Запа­да: Марк Катон из Сици­лии, Луций Доми­ций из Мас­са­лии, в осо­бен­но­сти же мас­са луч­ших офи­це­ров и сол­дат рас­се­ян­ной армии из Испа­нии со сво­и­ми вождя­ми Афра­ни­ем и Варро­ном во гла­ве. В Ита­лии сре­ди ари­сто­кра­тов уход в эми­гра­цию стал не толь­ко делом чести, но и модой, в осо­бен­но­сти когда при­шли вести о кри­ти­че­ском поло­же­нии Цеза­ря под Илер­дой. Кро­ме того, посте­пен­но при­бы­ло доволь­но мно­го уме­рен­ных сто­рон­ни­ков пар­тии и поли­ти­че­ских дву­руш­ни­ков, даже сам Марк Цице­рон убедил­ся, нако­нец, в том, что он еще не выпол­нит сво­их граж­дан­ских обя­зан­но­стей, если толь­ко напи­шет рас­суж­де­ние на тему об истин­ном согла­сии людей. Эми­грант­ский сенат в Фес­са­ло­ни­ках, где вре­мен­но водво­рил­ся офи­ци­аль­ный Рим, насчи­ты­вал до 200 чле­нов (в том чис­ле мно­го масти­тых стар­цев, при­чем почти все кон­су­ля­ры), но, конеч­но, все это были лишь эми­гран­ты. И этот рим­ский Коб­ленц жал­ким обра­зом отра­жал боль­шие при­тя­за­ния и ничтож­ные дости­же­ния выс­ше­го рим­ско­го све­та, его несвоевре­мен­ные вос­по­ми­на­ния и еще более неумест­ные жало­бы, его пре­врат­ные поли­ти­че­ские идеи и финан­со­вые затруд­не­ния. Не так уже важ­но было, что в момент, когда ста­рое зда­ние руши­лось, эти люди мучи­тель­но ста­ра­лись обе­ре­гать обвет­ша­лые и 273 заржа­вев­шие укра­ше­ния кон­сти­ту­ции: в кон­це кон­цов было про­сто смеш­но, когда у этих знат­ных гос­под появи­лись угры­зе­ния сове­сти из-за того, что вда­ли от свя­щен­ной терри­то­рии род­но­го горо­да они назы­ва­ют свое собра­ние сена­том, и поэто­му они ста­ли осто­рож­но назы­вать себя «сове­том трех­сот»4, или когда были пред­при­ня­ты с.335 обшир­ные иссле­до­ва­ния в обла­сти государ­ст­вен­но­го пра­ва, для того чтобы выяс­нить, может ли кури­ат­ный закон быть при­ня­тым в ином месте, кро­ме горо­да Рима.

Уме­рен­ные

Гораздо хуже было рав­но­ду­шие уме­рен­ных и злоб­ная огра­ни­чен­ность край­них. Пер­вых нель­зя было заста­вить ни дей­ст­во­вать, ни мол­чать; когда от них опре­де­лен­ном обра­зом тре­бо­ва­ли содей­ст­вия обще­му бла­гу, они со свой­ст­вен­ной сла­бым людям непо­сле­до­ва­тель­но­стью смот­ре­ли на каж­дое такое тре­бо­ва­ние, как на злост­ную попыт­ку еще боль­ше их ском­про­ме­ти­ро­вать, и не испол­ня­ли при­ка­за­ние или дела­ли это чрез­вы­чай­но неохот­но. Со сво­им запозда­лым умни­ча­ньем и жела­ни­ем дока­зать невы­пол­ни­мость того, что им пред­ла­га­ет­ся делать, они все­гда явля­лись поме­хой для тех, кто дей­ст­во­вал. Их обыч­ное заня­тие состо­я­ло в том, чтобы раз­би­рать каж­дое круп­ное и мел­кое собы­тие, осме­и­вать или опла­ки­вать его и сво­им рав­но­ду­ши­ем и без­на­деж­но­стью ослаб­лять настро­е­ние масс и лишать их бод­ро­сти.

Край­ние

Но если здесь про­яв­ля­лась пас­сив­ность сла­бо­сти, то гипер­тро­фия актив­но­сти в пол­ном блес­ке про­яви­лась у край­них. Они не скры­ва­ли ни от кого, что пред­ва­ри­тель­ным усло­ви­ем каких бы то ни было мир­ных пере­го­во­ров долж­на быть пере­да­ча голо­вы Цеза­ря; каж­дая попыт­ка при­ми­ре­ния, кото­рую он и теперь еще неод­но­крат­но делал, совер­шен­но отвер­га­лась и даже не рас­смат­ри­ва­лась; ими поль­зо­ва­лись лишь для того, чтобы ковар­но лишать жиз­ни людей, испол­няв­ших пору­че­ния про­тив­ни­ка. Само собой разу­ме­ет­ся, что явные сто­рон­ни­ки Цеза­ря все без исклю­че­ния пла­ти­лись за это жиз­нью и иму­ще­ст­вом, но и людям, более или менее ней­траль­ным, было немно­гим луч­ше. Луций Доми­ций, герой Кор­фи­ния, чрез­вы­чай­но серь­ез­но внес в воен­ный совет пред­ло­же­ние пору­чить тем сена­то­рам, кото­рые сра­жа­лись в рядах Пом­пе­е­вой армии, решить путем голо­со­ва­ния судь­бу всех, кто остал­ся ней­траль­ным или, очу­тив­шись в эми­гра­ции, не всту­пил в армию, и, смот­ря по их поступ­кам, оправ­дать их, нака­зать денеж­ной пеней или даже лишить жиз­ни и иму­ще­ства. Дру­гой из этих край­них пред­ста­вил Пом­пею жало­бу на Луция Афра­ния за недо­ста­точ­ную защи­ту Испа­нии, пря­мо обви­няя его в под­куп­но­сти и измене. Для этих людей, насквозь про­пи­тан­ных рес­пуб­ли­кан­ским духом, поли­ти­че­ская тео­рия игра­ла роль почти рели­ги­оз­но­го испо­веда­ния; поэто­му они нена­виде­ли уме­рен­ных чле­нов сво­ей пар­тии и Пом­пея с его окру­же­ни­ем, может быть, еще боль­ше, чем сво­их откры­тых вра­гов, нена­виде­ли той тупой нена­ви­стью, кото­рая свой­ст­вен­на орто­док­саль­ным бого­сло­вам; 274 эти люди, глав­ным обра­зом, и были винов­ни­ка­ми тех мно­го­чис­лен­ных и оже­сто­чен­ных рас­прей, с.336 кото­рые разди­ра­ли армию и сенат эми­гран­тов. Они не огра­ни­чи­ва­лись толь­ко сло­ва­ми. Марк Бибул, Тит Лаби­ен и дру­гие пред­ста­ви­те­ли той же груп­пы осу­ществля­ли свою тео­рию на прак­ти­ке и мас­са­ми каз­ни­ли всех офи­це­ров и сол­дат армии Цеза­ря, попа­дав­ших им в руки, — это, конеч­но, не ослаб­ля­ло энер­гии Цеза­ре­вых войск в борь­бе. Когда во вре­мя отсут­ст­вия Цеза­ря из Ита­лии контрре­во­лю­ци­он­ный пере­во­рот в поль­зу сто­рон­ни­ков кон­сти­ту­ции все же не состо­ял­ся, хотя все для это­го было гото­во (стр. 321), то, по уве­ре­ни­ям более бла­го­ра­зум­ных про­тив­ни­ков Цеза­ря, при­чи­на это­го заклю­ча­лась, глав­ным обра­зом, в том, что все боя­лись неукро­ти­мо­го бешен­ства край­них рес­пуб­ли­кан­цев, кото­рое раз­ра­зи­лось бы после рестав­ра­ции. Луч­шие люди в лаге­ре Пом­пея при­хо­ди­ли в отча­я­ние от этой безум­ной оргии. Пом­пей, сам храб­рый воин, щадил плен­ных, насколь­ко мог и смел; но он был слиш­ком мало­ду­шен и при­том нахо­дил­ся в слиш­ком неопре­де­лен­ном поло­же­нии, чтобы поме­шать этим ужа­сам и даже пре­сле­до­вать их, на что он имел пра­во как глав­но­ко­ман­дую­щий. Гораздо энер­гич­нее попы­тал­ся сдер­жать этот раз­гул жесто­ко­сти един­ст­вен­ный чело­век, всту­пив­ший в борь­бу, сле­дуя по край­ней мере мораль­ным побуж­де­ни­ям — Марк Катон; он добил­ся того, что эми­грант­ский сенат осо­бым декре­том запре­тил гра­бить под­чи­нен­ные горо­да и уби­вать граж­дан ина­че, как во вре­мя боя. Таких же взглядов при­дер­жи­вал­ся и даро­ви­тый Марк Мар­целл. Конеч­но, никто луч­ше Като­на и Мар­цел­ла не знал, что край­няя пар­тия в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти при­во­ди­ла в испол­не­ние свои спа­си­тель­ные замыс­лы вопре­ки всем сенат­ским поста­нов­ле­ни­ям. Но если в дан­ный момент, когда еще сле­до­ва­ло соблюдать пра­ви­ла бла­го­ра­зу­мия, нель­зя было укро­тить бешен­ство край­них, то после победы мож­но было ждать тако­го терро­ра, от кото­ро­го, содро­га­ясь, отвер­ну­лись бы даже Марий и Сул­ла; ста­но­вит­ся понят­ным, поче­му Катон, по соб­ст­вен­но­му при­зна­нию, боял­ся победы сво­ей пар­тии еще боль­ше, чем ее пора­же­ния.

При­готов­ле­ния к войне

Воен­ны­ми при­готов­ле­ни­я­ми в македон­ском лаге­ре руко­во­дил глав­но­ко­ман­дую­щий Пом­пей. Его все­гда труд­ное и стес­нен­ное поло­же­ние еще боль­ше ухуд­ши­лось из-за несчаст­ных собы­тий 705 г. [49 г.]. В гла­зах его при­вер­жен­цев вина пада­ла, глав­ным обра­зом, на него. Это было неспра­вед­ли­во во мно­гих отно­ше­ни­ях. Зна­чи­тель­ную часть поне­сен­ных неудач надо было отне­сти за счет без­дар­но­сти и непо­кор­но­сти низ­ших вое­на­чаль­ни­ков, в осо­бен­но­сти кон­су­ла Лен­ту­ла и Луция Доми­ция. С той мину­ты, как Пом­пей стал во гла­ве армии, он руко­во­дил ею муже­ст­вен­но и искус­но и во вся­ком слу­чае спас от гибе­ли круп­ные силы; было бы неспра­вед­ли­во ста­вить ему в упрек, что он не мог срав­нить­ся с при­знан­ным все­ми выдаю­щим­ся гени­ем Цеза­ря. Тем не менее успех решал дело. Упо­вая на сво­его пол­ко­во­д­ца Пом­пея, кон­сти­ту­ци­он­ная пар­тия порва­ла с Цеза­рем; гибель­ные послед­ст­вия это­го раз­ры­ва были, конеч­но, при­пи­са­ны с.337 тому же Пом­пею и, хотя вслед­ст­вие явной неспо­соб­но­сти всех осталь­ных вое­на­чаль­ни­ков не было сде­ла­но ни одной попыт­ки сме­нить глав­но­ко­ман­дую­ще­го, дове­рие к нему все же пошат­ну­лось. К этим послед­ст­ви­ям пере­не­сен­ных пора­же­ний при­со­еди­ни­лось еще вред­ное вли­я­ние эми­гра­ции. Сре­ди при­бы­вав­ших бег­ле­цов были, прав­да, хоро­шие сол­да­ты и спо­соб­ные офи­це­ры, в осо­бен­но­сти из преж­ней испан­ской армии; но чис­ло людей, при­ехав­ших сюда, чтобы слу­жить и сра­жать­ся, было так же незна­чи­тель­но, как страш­но 275 вели­ко было чис­ло ари­сто­кра­ти­че­ских гене­ра­лов, назы­вав­ших себя с таким же пра­вом, как Пом­пей, про­кон­су­ла­ми и импе­ра­то­ра­ми, и чис­ло знат­ных гос­под, более или менее неохот­но состо­яв­ших на дей­ст­ви­тель­ной воен­ной служ­бе. Они занес­ли в лагерь сто­лич­ный образ жиз­ни, что не при­нес­ло поль­зы вой­скам. Палат­ки подоб­ных гос­под напо­ми­на­ли изящ­ные бесед­ки; сте­ны были укра­ше­ны вет­ка­ми, пол наряд­но покрыт све­жей тра­вой; на сто­ле сто­я­ла сереб­ря­ная утварь, и неред­ко даже сре­ди бела дня кубок пере­хо­дил из рук в руки. Эти изящ­ные вои­ны пред­став­ля­ли рез­кий кон­траст с непри­хот­ли­вы­ми бой­ца­ми Цеза­ря и с ужа­сом отво­ра­чи­ва­лись от чер­но­го хле­ба, кото­рый те употреб­ля­ли в пищу, заме­няя его в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти даже коре­нья­ми и кля­нясь ско­рее грызть дре­вес­ную кору, чем отсту­пить от вра­га. Если, далее, неиз­беж­ная зави­си­мость от кол­ле­ги­аль­но­го, лич­но ему враж­деб­но­го учреж­де­ния уже сама по себе стес­ня­ла дея­тель­ность Пом­пея, то затруд­не­ние это уси­ли­лось в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни, когда эми­грант­ский сенат стал заседать чуть не в самой глав­ной квар­ти­ре и весь яд эми­гра­ции стал изли­вать­ся на этих сенат­ских заседа­ни­ях. Не было ни одной выдаю­щей­ся лич­но­сти, кото­рая мог­ла бы про­ти­во­по­ста­вить себя всем этим неле­по­стям. Сам Пом­пей был для это­го слиш­ком ничто­жен в умст­вен­ном отно­ше­нии, слиш­ком нере­ши­те­лен, непо­во­рот­лив и скры­тен. Марк Катон имел бы по край­ней мере необ­хо­ди­мый для это­го мораль­ный авто­ри­тет, и он готов был под­дер­жать Пом­пея сво­им авто­ри­те­том, но, вме­сто того чтобы при­звать его на помощь, Пом­пей с рев­ни­вой недо­вер­чи­во­стью отстра­нил его и пред­по­чел пере­дать, напри­мер, началь­ство над фло­том, имев­шее такое важ­ное зна­че­ние, неспо­соб­но­му во всех отно­ше­ни­ях Бибу­лу, а не Като­ну.

Если Пом­пей и выпол­нял свои поли­ти­че­ские функ­ции со сво­ей обыч­ной бес­смыс­лен­но­стью и про­дол­жал пор­тить то, что уже было испор­че­но, то он зато с похваль­ным рве­ни­ем взял­ся за выпол­не­ние сво­ей обя­зан­но­сти — орга­ни­за­ции зна­чи­тель­ных, но рас­стро­ен­ных воен­ных сил сво­ей пар­тии.

Леги­о­ны Пом­пея

Ядро их состо­я­ло из при­ве­зен­ных им из Ита­лии войск, кото­рые по при­со­еди­не­нии к ним илли­рий­ских воен­но­плен­ных и про­жи­вав­ших в Гре­ции рим­лян соста­ви­ли пять леги­о­нов. Три дру­гих леги­о­на при­бы­ли с Восто­ка — два сирий­ских, состав­лен­ных из остат­ков армии Крас­са, и один, состав­лен­ный из двух сла­бых отрядов, до это­го с.338 сто­яв­ших в Кили­кии. Ничто не меша­ло Пом­пею выве­сти эти нес­шие гар­ни­зон­ную служ­бу вой­ска из про­вин­ции, так как, с одной сто­ро­ны, пом­пе­ян­цы име­ли согла­ше­ние с пар­фя­на­ми и даже мог­ли бы заклю­чить с ними союз, если бы толь­ко Пом­пей с него­до­ва­ни­ем не отка­зал­ся вне­сти тре­бу­е­мую за это пла­ту, а имен­но, усту­пить при­со­еди­нен­ную им к рим­ско­му государ­ству сирий­скую область, с дру­гой сто­ро­ны, план Цеза­ря послать в Сирию два леги­о­на и опять под­нять иуде­ев с помо­щью нахо­див­ше­го­ся в Риме в пле­ну их царя Ари­сто­бу­ла был рас­стро­ен отча­сти из-за смер­ти Ари­сто­бу­ла, отча­сти по дру­гим при­чи­нам. Далее, был состав­лен леги­он из посе­лен­ных на Кри­те и в Македо­нии выслу­жив­ших срок сол­дат, а из мало­азий­ских рим­лян было состав­ле­но еще два леги­о­на. К это­му при­со­еди­ни­лось 2 тыс. доб­ро­воль­цев из остат­ков испан­ских кад­ро­вых отрядов и из дру­гих подоб­ных же источ­ни­ков и, нако­нец, кон­тин­ген­ты рим­ских под­дан­ных. Подоб­но Цеза­рю, и Пом­пей не хотел наби­рать из них пехоту; толь­ко для защи­ты бере­гов было созва­но эпир­ское, это­лий­ское и фра­кий­ское опол­че­ние, 276 и, кро­ме того, в состав лег­ко­во­ору­жен­ных войск было при­ня­то 3 тыс. гре­че­ских и мало­азий­ских стрел­ков и 1200 мета­те­лей копий.

Кон­ни­ца

Кон­ни­ца же состо­я­ла, кро­ме гвар­дии ноби­лей, обра­зо­вав­шей­ся из моло­дых рим­ских ари­сто­кра­тов, более знат­ной, чем цен­ной в воен­ном отно­ше­нии, и кон­но­го отряда, сфор­ми­ро­ван­но­го Пом­пе­ем из апу­лий­ских пас­ту­хов-неволь­ни­ков (стр. 313), — исклю­чи­тель­но из вспо­мо­га­тель­ных отрядов, выстав­лен­ных под­дан­ны­ми и кли­ен­та­ми Рима. Ядро ее состав­ля­ли кель­ты, частью из алек­сан­дрий­ско­го гар­ни­зо­на (стр. 133), частью из отряда царя Дейота­ра, несмот­ря на свой пре­клон­ный воз­раст лич­но при­быв­ше­го во гла­ве сво­ей кон­ни­цы, и кон­тин­ген­та, выстав­лен­но­го осталь­ны­ми галат­ски­ми дина­ста­ми. К ним были при­со­еди­не­ны пре­вос­ход­ные фра­кий­ские всад­ни­ки, отча­сти при­веден­ные их кня­зья­ми Сада­лой и Рас­ку­по­ридом, отча­сти навер­бо­ван­ные Пом­пе­ем в македон­ской про­вин­ции; затем кап­па­до­кий­ская кон­ни­ца; кон­ные стрел­ки, при­слан­ные ком­ма­ген­ским царем Антиохом, под началь­ст­вом Так­си­ла; опол­че­ние армян, жив­ших по сю сто­ро­ну Евфра­та; пред­во­ди­тель­ст­ву­е­мое Мега­ба­том армян­ское опол­че­ние из-за Евфра­та и при­слан­ные царем Юбой нуми­дий­ские отряды — вся мас­са этой кон­ни­цы дохо­ди­ла до 7 тыс. чело­век.

Флот

Очень зна­чи­те­лен был и флот Пом­пея. Он состо­ял отча­сти из при­ве­зен­ных им из Брун­ди­зия или впо­след­ст­вии постро­ен­ных рим­ских судов, отча­сти из воен­ных кораб­лей еги­пет­ско­го царя, кол­хид­ских вла­сти­те­лей, кили­кий­ско­го дина­ста Тар­кон­ди­мота, горо­дов Тира, Родо­са, Афин, Кер­ки­ры и вооб­ще всех ази­ат­ских и гре­че­ских при­мор­ских государств, и в нем насчи­ты­ва­ли до 500 парус­ных судов, из кото­рых рим­ские состав­ля­ли пятую часть. В Дирра­хии были заготов­ле­ны гро­мад­ные запа­сы зер­на и воен­ных мате­ри­а­лов. Воен­ная кас­са была пол­на, так как пом­пе­ян­цы вла­де­ли с.339 глав­ны­ми источ­ни­ка­ми государ­ст­вен­ных дохо­дов и поль­зо­ва­лись денеж­ны­ми сред­ства­ми под­чи­нен­ных им вла­сти­те­лей, знат­ных сена­то­ров, откуп­щи­ков пода­тей и вооб­ще все­го рим­ско­го и нерим­ско­го насе­ле­ния в рай­оне их вла­сти. На защи­ту рим­ской рес­пуб­ли­ки было пуще­но в ход все, что в Афри­ке, Егип­те, Македо­нии, Гре­ции, Пере­д­ней Азии и Сирии в состо­я­нии были собрать закон­ное пра­ви­тель­ство и столь про­слав­лен­ная мас­са под­власт­ных Пом­пею царей и наро­дов; если в Ита­лии гово­ри­ли, что Пом­пей воору­жа­ет про­тив Рима гетов, кол­хидян и армян, если в лаге­ре его назы­ва­ли «царем царей», то это едва ли мож­но было назвать пре­уве­ли­че­ни­ем. Он сто­ял во гла­ве армии в 7 тыс. всад­ни­ков и один­на­дца­ти леги­о­нов, из кото­рых, прав­да, лишь пять мог­ли счи­тать­ся опыт­ны­ми в воен­ном деле, и флота в 500 парус­ных судов. Настро­е­ние сол­дат, о про­до­воль­ст­вии и жало­ва­нии кото­рых Пом­пей доста­точ­но забо­тил­ся и кото­рым в слу­чае победы были обе­ща­ны бле­стя­щие награ­ды, было вооб­ще хоро­шее, во мно­гих и при­том в луч­ших отрядах — даже пре­вос­ход­ное; одна­ко бо́льшая часть армии все-таки состо­я­ла из вновь набран­ных частей войск, фор­ми­ро­ва­ние и обу­че­ние кото­рых хотя и велось очень усерд­но, но все же тре­бо­ва­ло необ­хо­ди­мо­го вре­ме­ни. Воен­ные силы Пом­пея вооб­ще были вну­ши­тель­ны, но вме­сте с тем пред­став­ля­ли собой доволь­но пест­рую смесь.

Объ­еди­не­ние пом­пе­ян­цев на побе­ре­жье Эпи­ра

По пла­ну глав­но­ко­ман­дую­ще­го, вой­ско и флот долж­ны были окон­ча­тель­но соеди­нить­ся на бере­гах и в водах Эпи­ра зимой 705/706 г. [49/48 г.]; адми­рал Бибул тоже при­был со 110 кораб­ля­ми в свою новую глав­ную квар­ти­ру в Кер­ки­ру. Сухо­пут­ное же вой­ско, глав­ная сто­ян­ка кото­ро­го нахо­ди­лась летом в Берее на Гали­ак­моне, еще оста­ва­лось поза­ди; мас­са вой­ска мед­лен­но дви­га­лась к буду­щей 277 глав­ной квар­ти­ре, к Дирра­хию, по боль­шой доро­ге, вед­шей от Фес­са­ло­ник к запад­но­му бере­гу; два леги­о­на, кото­рые вел Метелл Сци­пи­он из Сирии, сто­я­ли еще близ Пер­га­ма в Малой Азии на зим­них квар­ти­рах и ожи­да­лись в Евро­пе лишь к весне. Никто не торо­пил­ся. Эпир­ские гава­ни пока были защи­ще­ны, кро­ме флота, толь­ко граж­дан­ским опол­че­ни­ем и кон­тин­ген­та­ми сосед­них окру­гов.

Экс­пе­ди­ция Цеза­ря про­тив Пом­пея

Таким обра­зом, Цезарь мог вести в Македо­нии насту­па­тель­ную вой­ну, несмот­ря на вспых­нув­шую тем вре­ме­нем вой­ну в Испа­нии; он-то по край­ней мере не мед­лил. Дав­но уже стя­нул он воен­ные и транс­порт­ные суда в Брун­ди­зий и после капи­ту­ля­ции испан­ской армии и паде­ния Мас­са­лии напра­вил туда бо́льшую часть исполь­зо­ван­ных кад­ро­вых войск. Прав­да, неслы­хан­ные уси­лия, кото­рых Цезарь тре­бо­вал от сол­дат, опу­сто­ши­ли ряды боль­ше, чем это дела­ли сра­же­ния, и мятеж, вспых­нув­ший в одном из четы­рех стар­ших леги­о­нов, а имен­но, в девя­том, во вре­мя пере­хо­да через Пла­цен­тию, был опас­ным при­зна­ком рас­про­стра­няв­ше­го­ся в армии настро­е­ния; одна­ко с.340 при­сут­ст­вие духа Цеза­ря и его лич­ный авто­ри­тет побо­ро­ли это пре­пят­ст­вие, и с этой сто­ро­ны ничто не меша­ло отплы­тию. Но та поме­ха, о кото­рую еще в мар­те 705 г. [49 г.] раз­би­лось пре­сле­до­ва­ние Пом­пея — недо­ста­ток в кораб­лях — гро­зи­ла рас­стро­ить и эту экс­пе­ди­цию. Воен­ные кораб­ли, кото­рые Цезарь при­ка­зал соорудить в галль­ских, сици­лий­ских и ита­лий­ских гава­нях, не были еще гото­вы или по край­ней мере не были достав­ле­ны; его адри­а­ти­че­ская эскад­ра погиб­ла за год до это­го при Курик­те (стр. 332), в Брун­ди­зии он застал не боль­ше две­на­дца­ти воен­ных кораб­лей и едва доста­точ­ное чис­ло транс­порт­ных судов, для того чтобы сра­зу пере­вез­ти третью часть его назна­чен­ной для Гре­ции армии, состо­яв­шей из две­на­дца­ти леги­о­нов и 10 тыс. всад­ни­ков. Силь­ный непри­я­тель­ский флот гос­под­ст­во­вал на Адри­а­ти­че­ском море и в осо­бен­но­сти над все­ми кон­ти­нен­таль­ны­ми и ост­ров­ны­ми гава­ня­ми восточ­но­го побе­ре­жья. При таких обсто­я­тель­ствах неволь­но воз­ни­ка­ет вопрос, поче­му Цезарь не избрал вме­сто мор­ско­го пути сухо­пут­ный пере­ход через Илли­рию, кото­рый изба­вил бы его от всех опас­но­стей, угро­жав­ших ему со сто­ро­ны флота, и к тому же для его отрядов, при­быв­ших боль­шей частью из Гал­лии, этот путь был коро­че доро­ги через Брун­ди­зий. Прав­да илли­рий­ские обла­сти были неска­зан­но бед­ны и суро­вы по сво­ей при­ро­де; но вско­ре после это­го по ним все-таки про­хо­ди­ли дру­гие армии, и это пре­пят­ст­вие вряд ли каза­лось непре­одо­ли­мым заво­е­ва­те­лю Гал­лии. Может быть, он опа­сал­ся, что во вре­мя труд­но­го илли­рий­ско­го пере­хо­да Пом­пей пере­ве­зет все свои бое­вые силы через Адри­а­ти­че­ское море, бла­го­да­ря чему роли вне­зап­но изме­ни­лись бы и Цезарь мог очу­тить­ся в Македо­нии, а Пом­пей — в Ита­лии, хотя, впро­чем, такой быст­рой пере­ме­ны едва ли мож­но было ожи­дать от непо­во­рот­ли­во­го сопер­ни­ка Цеза­ря. Может быть, Цезарь решил выбрать мор­ской путь, пред­по­ла­гая, что флот его тем вре­ме­нем достигнет солид­ных раз­ме­ров; когда же он по воз­вра­ще­нии из Испа­нии убедил­ся в насто­я­щем поло­же­нии вещей на Адри­а­ти­че­ском море, было, может быть, уже позд­но изме­нить план похо­да. Воз­мож­но так­же (если вспом­нить все­гда энер­гич­но стре­мив­шу­ю­ся к реше­нию нату­ру Цеза­ря, то поз­во­ли­тель­но счи­тать это вполне веро­ят­ным) эпир­ский берег, кото­рый пока еще не был занят, но через несколь­ко дней дол­жен был при­над­ле­жать вра­гу, неот­ра­зи­мо звал его сме­лым дви­же­ни­ем опять рас­стро­ить все пла­ны про­тив­ни­ка. Как бы то ни было, но 278 4 янва­ря 706 г. [48 г.]5, Цезарь с шестью леги­о­на­ми, зна­чи­тель­но поредев­ши­ми от все­воз­мож­ных невзгод и болез­ней, и 600 всад­ни­ка­ми отплыл из Брун­ди­зия к бере­гу Эпи­ра. Экс­пе­ди­ция эта может быть постав­ле­на наряду с безум­но сме­лым бри­тан­ским похо­дом; одна­ко по край­ней мере нача­ло ее было удач­но.

Цезарь выса­жи­ва­ет­ся в Эпи­ре

с.341 Посреди акро­ке­ра­ун­ских (химар­ских) скал и мало­по­се­щае­мом рей­де Пале­ас­сы (Паляс­са) был достиг­нут берег. Транс­порт­ные суда вид­ны были как из Орик­ской гава­ни (Авлон­ской бух­ты), где сто­я­ла эскад­ра Пом­пея, состо­яв­шая из восем­на­дца­ти кораб­лей, так и из глав­ной квар­ти­ры непри­я­тель­ско­го флота близ Кер­ки­ры; но в пер­вом месте пом­пе­ян­цы счи­та­ли себя слиш­ком сла­бы­ми, во вто­ром они не были гото­вы к отплы­тию, и пер­вый транс­порт бес­пре­пят­ст­вен­но выса­дил­ся. В то вре­мя как кораб­ли немед­лен­но отплы­ли обрат­но за вто­рым транс­пор­том, Цезарь в тот же вечер пере­шел через Акро­ке­ра­ун­ские горы.

Пер­вые успе­хи

Пер­вые успе­хи его были так же вели­ки, как и удив­ле­ние вра­гов. Эпир­ское опол­че­ние нигде не ока­за­ло сопро­тив­ле­ния; важ­ные пор­то­вые горо­да Орик и Апол­ло­ния вме­сте со мно­ги­ми мел­ки­ми пунк­та­ми были заня­ты; Дирра­хий, избран­ный пом­пе­ян­ца­ми в каче­стве глав­но­го воен­но­го цен­тра и напол­нен­ный все­воз­мож­ны­ми при­па­са­ми, но сла­бо защи­щен­ный, под­вер­гал­ся вели­чай­шей опас­но­сти.

Цезарь отре­зан от Ита­лии

Даль­ней­шее про­дол­же­ние похо­да не соот­вет­ст­во­ва­ло, одна­ко, его бле­стя­ще­му нача­лу. Удво­ен­ным напря­же­ни­ем сил Бибу­лу уда­лось несколь­ко испра­вить свою пер­во­на­чаль­ную оплош­ность. Он не толь­ко захва­тил око­ло трид­ца­ти воз­вра­щав­ших­ся транс­порт­ных судов, кото­рые были сожже­ны по его при­ка­за­нию вме­сте со всем, что на них нахо­ди­лось, но и орга­ни­зо­вал вдоль все­го заня­то­го Цеза­рем побе­ре­жья, от ост­ро­ва Сазо­на (Сазе­но) до кер­кир­ских гава­ней, самую бди­тель­ную сто­ро­же­вую служ­бу, как ни затруд­не­на она была суро­вым вре­ме­нем года и необ­хо­ди­мо­стью достав­лять сто­ро­же­вым судам все необ­хо­ди­мое, даже дро­ва и воду, из Кер­ки­ры; пре­ем­ник его Либон — Бибул вско­ре умер от чрез­мер­но­го напря­же­ния сил — бло­ки­ро­вал даже одно вре­мя брун­ди­зий­скую гавань, пока, нако­нец, недо­ста­ток в воде не про­гнал его с малень­ко­го ост­ро­ва, на кото­ром он укре­пил­ся. Вое­на­чаль­ни­ки Цеза­ря не мог­ли доста­вить сво­е­му глав­но­ко­ман­дую­ще­му вто­рой транс­порт войск. Взять Дирра­хий ему тоже не уда­лось. Пом­пей, узнав от одно­го из эмис­са­ров Цеза­ря об его при­готов­ле­ни­ях к высад­ке на эпир­ском бере­гу и уско­рив­ший вслед­ст­вие это­го пере­ход, как раз вовре­мя занял этот важ­ный воен­ный пункт.

Поло­же­ние Цеза­ря было кри­ти­че­ское. Хотя он и занял Эпир, насколь­ко поз­во­ля­ли его незна­чи­тель­ные воен­ные силы, снаб­же­ние оста­ва­лось все-таки затруд­ни­тель­ным и необес­пе­чен­ным, меж­ду тем как вра­ги, обла­дая дирра­хий­ски­ми скла­да­ми и гос­под­ст­вуя на море, поль­зо­ва­лись оби­ли­ем во всем. Со сво­им вой­ском, немно­гим пре­вы­шав­шим 20 тыс. чело­век, он не мог дать сра­же­ния армии Пом­пея, по край­ней мере вдвое более мно­го­чис­лен­ной, а дол­жен был счи­тать для себя сча­стьем, что Пом­пей дей­ст­во­вал мето­ди­че­ски и, вме­сто того чтобы немед­лен­но заста­вить Цеза­ря сра­зить­ся с ним, рас­по­ло­жил­ся на с.342 зим­них квар­ти­рах меж­ду Дирра­хи­ем и Апол­ло­ни­ей на пра­вом бере­гу Апса, как раз напро­тив Цеза­ря, сто­яв­ше­го на левом бере­гу, с тем чтобы вес­ной, после при­бы­тия леги­о­нов из Пер­га­ма, победить вра­га 279 непре­одо­ли­мым пре­вос­ход­ством сил. Так про­хо­ди­ли меся­цы. Если наступ­ле­ние луч­ше­го вре­ме­ни года, кото­рое долж­но было дать вра­гу воз­мож­ность полу­чить зна­чи­тель­ное под­креп­ле­ние и сво­бод­но поль­зо­вать­ся сво­им фло­том, заста­ло бы Цеза­ря все в том же поло­же­нии, то стис­ну­тый со сво­им неболь­шим отрядом в эпир­ских ска­лах меж­ду сухо­пут­ным вой­ском, кото­рое было втрое силь­нее его, и гро­мад­ным фло­том, он был бы, по-види­мо­му, обре­чен, а зима уже под­хо­ди­ла к кон­цу. Все надеж­ды воз­ла­га­лись все еще на транс­порт­ный флот; едва ли мож­но было ожи­дать, чтобы ему уда­лось про­скольз­нуть и про­рвать­ся через бло­ка­ду; но после пер­во­го сме­ло­го натис­ка необ­хо­дим был и вто­рой, такой же отваж­ный посту­пок. Насколь­ко само­му Цеза­рю его поло­же­ние каза­лось отча­ян­ным, вид­но из его реше­ния отпра­вить­ся (так как его суда все не при­бы­ва­ли) одно­му на рыба­чьей бар­ке по Адри­а­ти­че­ско­му морю в Брун­ди­зий, чтобы при­ве­сти флот; это не было при­веде­но в испол­не­ние, пото­му что не нашлось ни одно­го моря­ка, кото­рый согла­сил­ся бы на такое отча­ян­ное путе­ше­ст­вие.

Анто­ний направ­ля­ет­ся в Эпир

Но лич­но­го появ­ле­ния Цеза­ря не пона­до­би­лось, чтобы убедить пре­дан­но­го вои­на, коман­до­вав­ше­го в Ита­лии, Мар­ка Анто­ния, сде­лать эту попыт­ку для спа­се­ния сво­его началь­ни­ка. Вто­рич­но отплыл из Брун­ди­зия транс­порт­ный флот с четырь­мя леги­о­на­ми и 800 всад­ни­ка­ми, и силь­ный южный ветер помог ему счаст­ли­во мино­вать гале­ры Либо­на. Но тот же ветер, кото­рый спас флот, поме­шал ему при­ча­лить, как было при­ка­за­но, к апол­ло­ний­ско­му бере­гу и заста­вил его, мино­вав лагерь Цеза­ря и Пом­пея, напра­вить­ся север­нее Дирра­хия в Лисс, город, кото­рый, к сча­стью, был еще на сто­роне Цеза­ря (стр. 333).

Когда флот плыл мимо дирра­хий­ской гава­ни, родос­ские гале­ры ста­ли пре­сле­до­вать его, и едва толь­ко кораб­ли Анто­ния всту­пи­ли в лис­скую гавань, как перед ней появи­лась непри­я­тель­ская эскад­ра. Но как раз в эту мину­ту ветер вне­зап­но пере­ме­нил направ­ле­ние и отбро­сил гнав­ши­е­ся за фло­том гале­ры сно­ва в откры­тое море, а отча­сти на ска­ли­стый берег. По счаст­ли­вой слу­чай­но­сти высад­ка вто­ро­го транс­пор­та тоже уда­лась. Анто­ний и Цезарь все еще сто­я­ли друг про­тив дру­га на рас­сто­я­нии четы­рех днев­ных пере­хо­дов, отде­лен­ные Дирра­хи­ем и всей непри­я­тель­ской арми­ей; но Анто­ний бла­го­по­луч­но совер­шил опас­ное дви­же­ние вокруг Дирра­хия через уще­лья Граб­ских Бал­кан и соеди­нил­ся на пра­вом бере­гу Апса с Цеза­рем, вышед­шим ему навстре­чу.

Армия Цеза­ря объ­еди­ня­ет­ся
Пом­пей, тщет­но с.343 пытав­ший­ся поме­шать соеди­не­нию двух непри­я­тель­ских армий и заста­вить кор­пус Анто­ния сра­зить­ся отдель­но, занял новую пози­цию близ Аспа­ра­гия на реке Гену­зе (Ушко­мо­бин), про­те­кав­шей парал­лель­но Апсу меж­ду ним и горо­дом Дирра­хи­ем, и здесь сно­ва остал­ся непо­дви­жен. Цезарь чув­ст­во­вал себя теперь доста­точ­но силь­ным, чтобы дать сра­же­ние; но Пом­пей на это не согла­шал­ся. Зато Цеза­рю уда­лось обма­нуть про­тив­ни­ка и со сво­им быст­ро дви­гав­шим­ся вой­ском бро­сить­ся неза­мет­но меж­ду непри­я­тель­ским лаге­рем и кре­по­стью Дирра­хия, на кото­рую он опи­рал­ся, подоб­но тому, как это было при Илер­де. Гра­бий­ский хре­бет, про­хо­дя­щий с восто­ка на запад и окан­чи­ваю­щий­ся близ Адри­а­ти­че­ско­го моря узким Дирра­хий­ским мысом, име­ет в юго-запад­ном направ­ле­нии, в 3 милях на восток от Дирра­хия, боко­вую ветвь, кото­рая, опи­сав дугу, так­же тянет­ся к морю, при­чем глав­ная и боко­вая вет­ви гор­но­го кря­жа замы­ка­ют малень­кую рав­ни­ну, рас­по­ло­жен­ную близ уте­са на мор­ском бере­гу. Здесь Пом­пей рас­по­ло­жил­ся лаге­рем, и, хотя армия Цеза­ря 280 пре­граж­да­ла ему сухо­пут­ную доро­гу к Дирра­хию, он бла­го­да­ря сво­е­му флоту все вре­мя имел непре­рыв­ные сно­ше­ния с горо­дом, удоб­но и обиль­но снаб­жал­ся оттуда всем необ­хо­ди­мым, в то вре­мя как у цеза­ри­ан­цев, несмот­ря на отправ­ку силь­ных отрядов внутрь стра­ны и на все ста­ра­ния пол­ко­во­д­ца орга­ни­зо­вать систе­му под­во­за и регу­ляр­ное про­до­воль­ст­вие вой­ска, запа­сы были более чем скуд­ны; мясо, ячмень и даже коре­нья зача­стую долж­ны были заме­нить при­выч­ную пше­ни­цу.

Цезарь окру­жа­ет лагерь Пом­пея

Так как флег­ма­тич­ный про­тив­ник упор­но оста­вал­ся пас­сив­ным, Цезарь решил занять окруж­ные высоты, окайм­ляв­шие заня­тую Пом­пе­ем при­мор­скую рав­ни­ну, чтобы по край­ней мере задер­жать пре­вос­хо­дя­щую его сила­ми непри­я­тель­скую кон­ни­цу и дей­ст­во­вать сво­бод­нее про­тив Дирра­хия, а если будет воз­мож­но, заста­вить про­тив­ни­ка либо дать сра­же­ние, либо уйти. Почти поло­ви­на войск Цеза­ря была отправ­ле­на в глубь стра­ны; каза­лось про­сто безу­ми­ем с остав­шим­ся вой­ском начать оса­ду вдвое боль­шей армии, опи­рав­шей­ся на море и на флот. Тем не менее вете­ра­ны Цеза­ря ценой неска­зан­ных уси­лий окру­жи­ли лагерь Пом­пея цепью постов дли­ной в 312 мили и, как неко­гда перед Але­зи­ей, при­со­еди­ни­ли к этой внут­рен­ней линии еще вто­рую, внеш­нюю, чтобы огра­дить себя от напа­де­ний из Дирра­хия и от вполне воз­мож­ной опас­но­сти быть обой­ден­ны­ми с помо­щью флота. Пом­пей неод­но­крат­но напа­дал на отдель­ные укреп­ле­ния, чтобы таким обра­зом про­рвать непри­я­тель­скую линию, но поме­шать бло­ка­де посред­ст­вом сра­же­ния он не пытал­ся, а пред­по­чел соорудить в свою оче­редь несколь­ко укреп­ле­ний вокруг сво­его соб­ст­вен­но­го лаге­ря и соеди­нить их меж­ду собой лини­ей око­пов. С обе­их сто­рон дела­лись уси­лия выдви­нуть око­пы как мож­но даль­ше впе­ред, но ввиду с.344 посто­ян­ных сты­чек зем­ля­ные работы подви­га­лись очень мед­лен­но. Вме­сте с тем на про­ти­во­по­лож­ной от Цеза­ре­ва лаге­ря сто­роне шла борь­ба с гар­ни­зо­ном Дирра­хия; Цезарь наде­ял­ся завла­деть кре­по­стью, завя­зав свя­зи внут­ри ее, но в этом ему поме­шал непри­я­тель­ский флот. Непре­рыв­но шла борь­ба в самых про­ти­во­по­лож­ных пунк­тах — в самый горя­чий день в шести местах одно­вре­мен­но. Обык­но­вен­но в этих стыч­ках испы­тан­ная храб­рость цеза­ри­ан­цев одер­жи­ва­ла верх, так, напри­мер, одна когор­та дер­жа­лась одна­жды в сво­ем укреп­ле­нии в про­дол­же­ние мно­гих часов про­тив четы­рех леги­о­нов, пока, нако­нец, не при­бы­ло под­креп­ле­ние. Серь­ез­но­го резуль­та­та не достиг­ла ни одна сто­ро­на, тем не менее послед­ст­вия бло­ка­ды посте­пен­но ста­ли тяже­ло ощу­щать­ся пом­пе­ян­ца­ми. Отвод пото­ков, изли­вав­ших­ся с высот на рав­ни­ну, заста­вил их удо­вле­тво­рить­ся скуд­ной и пло­хой коло­дез­ной водой. Еще чув­ст­ви­тель­нее был недо­ста­ток кор­ма для вьюч­ных живот­ных и лоша­дей, недо­ста­ток, кото­рый не мог быть вполне устра­нен даже фло­том; живот­ные гиб­ли в боль­шом коли­че­стве; мало тол­ку было и от того, что лоша­дей пере­вез­ли на судах в Дирра­хий, так как и здесь они не нахо­ди­ли доста­точ­но кор­ма.

Про­рыв фрон­та Цеза­ря

Пом­пей боль­ше не мог откла­ды­вать попыт­ку вый­ти из сво­его непри­ят­но­го поло­же­ния уда­ром, направ­лен­ным про­тив вра­га. В это-то вре­мя ему сооб­щи­ли кельт­ские пере­беж­чи­ки, что непри­я­тель не укре­пил берег попе­ре­ч­ным валом меж­ду дву­мя ряда­ми сво­их укреп­ле­ний, отде­лен­ных друг от дру­га на 600 футов; на этом Пом­пей и осно­вал свой план. В то вре­мя как внут­рен­няя линия Цеза­ре­вых укреп­ле­ний была ата­ко­ва­на леги­о­на­ми из лаге­ря, а внеш­няя — лег­ки­ми вой­ска­ми, поса­жен­ны­ми на кораб­ли и при­ча­лив­ши­ми по ту сто­ро­ну непри­я­тель­ских око­пов, тре­тий отряд выса­дил­ся меж­ду 281 обе­и­ми лини­я­ми и напал с тылу на их защит­ни­ков, кото­рые и без того были доста­точ­но заня­ты. Бли­жай­шее к морю укреп­ле­ние было захва­че­но, гар­ни­зон бежал в диком смя­те­нии; началь­ни­ку сле­дую­щей линии око­пов Мар­ку Анто­нию с трудом уда­лось ее отсто­ять и вре­мен­но оста­но­вить натиск пом­пе­ян­цев; но, поми­мо зна­чи­тель­ных потерь, наруж­ное укреп­ле­ние у моря оста­лось в руках вра­га, и линия была про­рва­на.

Цезарь опять тер­пит пора­же­ние

Тем энер­гич­нее вос­поль­зо­вал­ся Цезарь пред­ста­вив­шим­ся вско­ре слу­ча­ем ата­ко­вать глав­ны­ми сила­ми пехоты неосто­рож­но отде­лив­ший­ся леги­он Пом­пея. Одна­ко ата­ко­ван­ные храб­ро сопро­тив­ля­лись, и пра­вый фланг Цеза­ря вме­сте с кон­ни­цей сбил­ся с пути в мест­но­сти, мно­го раз слу­жив­шей лаге­рем для раз­лич­ных отрядов и испещ­рен­ной вкривь и вкось вала­ми и рва­ми; вме­сто того чтобы под­дер­жать левый фланг в ата­ке на леги­он Пом­пея, он попал в узкую тран­шею, кото­рая вела от одно­го из преж­них лаге­рей к реке. Таким обра­зом, Пом­пей, поспе­шив­ший с пятью леги­о­на­ми на помощь сво­им вой­скам, наткнул­ся с.345 на два кры­ла непри­я­тель­ско­го вой­ска, совер­шен­но разъ­еди­нен­ные; одно из них было в без­вы­ход­ном поло­же­нии. Когда сол­да­ты Цеза­ря увиде­ли при­бли­жаю­щих­ся вра­гов, они в пани­че­ском стра­хе бро­си­лись назад; если дело огра­ни­чи­лось поте­рей тыся­чи луч­ших сол­дат и если армия Цеза­ря не потер­пе­ла пол­но­го пора­же­ния, то этим она была обя­за­на толь­ко тому, что и Пом­пей не мог сво­бод­но дей­ст­во­вать на изры­той мест­но­сти и, кро­ме того, опа­са­ясь воен­ной хит­ро­сти, сдер­жи­вал сна­ча­ла свои вой­ска.

Послед­ст­вия пора­же­ний Цеза­ря

Но все же это были тяж­кие дни. Цезарь не толь­ко понес очень чув­ст­ви­тель­ные поте­ри и лишил­ся сво­их укреп­ле­ний — резуль­та­та четы­рех­ме­сяч­ной гигант­ской работы, — но бла­го­да­ря послед­ним боям он был отбро­шен к тому же само­му пунк­ту, с кото­ро­го начал. От моря он был оттес­нен реши­тель­нее, чем когда-либо, после того как стар­ший сын Пом­пея Гней частью сжег, частью увел после сме­ло­го напа­де­ния немно­гие воен­ные суда Цеза­ря, сто­яв­шие в гава­ни Ори­ка, а вско­ре после того под­жег и остав­ший­ся в Лис­се транс­порт­ный флот; вслед­ст­вие это­го Цезарь лишил­ся вся­кой воз­мож­но­сти полу­чить морем из Брун­ди­зия даль­ней­шие под­креп­ле­ния. Мно­го­чис­лен­ная кон­ни­ца Пом­пея, избав­лен­ная теперь от стес­няв­ших ее оков, рас­про­стра­ни­лась по окрест­но­стям и гро­зи­ла сде­лать невоз­мож­ным для Цеза­ря и без того труд­ное снаб­же­ние вой­ска про­до­воль­ст­ви­ем. Сме­лая попыт­ка Цеза­ря — не имея кораб­лей, пой­ти в наступ­ле­ние про­тив гос­под­ст­ву­ю­ще­го на море, под­дер­жи­вае­мо­го фло­том вра­га потер­пе­ла пол­ную неуда­чу. До сих пор он нахо­дил­ся перед непри­ступ­ной обо­ро­ни­тель­ной пози­ци­ей непри­я­те­ля и не в состо­я­нии был напра­вить силь­ный удар ни про­тив Дирра­хия, ни про­тив непри­я­тель­ско­го вой­ска, теперь же от Пом­пея зави­се­ло при самых бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях перей­ти в наступ­ле­ние на про­тив­ни­ка, и без того стес­нен­но­го в сред­ствах про­до­воль­ст­вия. В войне наме­чал­ся пово­рот. До это­го вре­ме­ни Пом­пей, по-види­мо­му, играл в воен­ную игру без твер­до­го пла­на и орга­ни­зо­вы­вал обо­ро­ну в свя­зи с каж­дым направ­лен­ным про­тив него напа­де­ни­ем; пори­цать его за это нель­зя было, так как про­во­лоч­ка в войне дава­ла ему воз­мож­ность обу­чать сво­их рекру­тов, стя­ги­вать резер­вы и все боль­ше раз­ви­вать пре­вос­ход­ство сво­его флота на Адри­а­ти­че­ском море.

Цезарь был раз­бит не толь­ко так­ти­че­ски, но и стра­те­ги­че­ски. Это пора­же­ние, прав­да, не име­ло тех послед­ст­вий, кото­рых не без осно­ва­ния ждал от него Пом­пей: немед­лен­но­го и 282 пол­но­го рас­па­де­ния армии вслед­ст­вие голо­да и мяте­жей не допу­сти­ла необы­чай­ная воен­ная энер­гия вете­ра­нов Цеза­ря. Одна­ко все же каза­лось, что толь­ко от про­тив­ни­ка зави­сит пожать пол­но­стью пло­ды сво­ей победы, доведя до кон­ца пре­сле­до­ва­ние.

Воен­ные воз­мож­но­сти Пом­пея

с.346 Пом­пей мог теперь перей­ти в наступ­ле­ние, и он на это решил­ся. Ему пред­став­ля­лось три раз­лич­ных пути, чтобы сде­лать свою победу пло­до­твор­ной; пер­вый и самый про­стой состо­ял в том, чтобы не отста­вать от побеж­ден­ной армии и пре­сле­до­вать ее в слу­чае отступ­ле­ния. Далее, Пом­пей мог оста­вить в Гре­ции Цеза­ря с его отбор­ны­ми отряда­ми и, как это было уже дав­но под­готов­ле­но им, отплыть с глав­ной арми­ей в Ита­лию, где настро­е­ние умов было реши­тель­но анти­мо­нар­хи­че­ское и где воен­ные силы Цеза­ря после отправ­ки луч­ших войск и их храб­ро­го и надеж­но­го началь­ни­ка к гре­че­ской армии были очень незна­чи­тель­ны.

Сци­пи­он и Каль­вин
Победи­тель мог, нако­нец, напра­вить­ся и внутрь стра­ны, соеди­нить­ся с леги­о­на­ми Метел­ла Сци­пи­о­на и попы­тать­ся захва­тить сто­яв­шие там вой­ска Цеза­ря, кото­рый немед­лен­но по при­бы­тии вто­ро­го транс­пор­та частью отпра­вил силь­ные отряды в Это­лию и Фес­са­лию добы­вать про­до­воль­ст­вие для армии, частью дви­нул по Эгна­ти­е­ву шос­се в сто­ро­ну Македо­нии отряд в два леги­о­на под началь­ст­вом Гнея Доми­ция Каль­ви­на, кото­рый дол­жен был пре­гра­дить путь кор­пу­су Сци­пи­о­на, при­бли­жав­ше­му­ся по той же доро­ге из Фес­са­ло­ник, и по воз­мож­но­сти раз­бить его отдель­но. Уже Каль­вин и Метелл подо­шли друг к дру­гу на рас­сто­я­ние немно­гих миль, как вдруг Сци­пи­он неожи­дан­но напра­вил­ся к югу и, быст­ро перей­дя через Гали­ак­мон (Ядша-Кара­су) и оста­вив там свой обоз под над­зо­ром Мар­ка Фаво­ния, вторг­ся в Фес­са­лию, для того чтобы с пре­вос­ход­ны­ми сила­ми ата­ко­вать заня­тый поко­ре­ни­ем стра­ны вновь набран­ный леги­он Цеза­ря во гла­ве с Луци­ем Кас­си­ем Лон­ги­ном. Лон­гин отсту­пил через горы в Амбра­кию к отряду, послан­но­му Цеза­рем в Это­лию под началь­ст­вом Гнея Каль­ви­зия Саби­на, и Сци­пи­он мог толь­ко пре­сле­до­вать его сво­ей фра­кий­ской кон­ни­цей, так как Каль­вин угро­жал его резер­вам, остав­лен­ным близ Гали­ак­мо­на под пред­во­ди­тель­ст­вом Фаво­ния, гото­вя им ту же участь, кото­рую Сци­пи­он замыш­лял при­гото­вить Лон­ги­ну. Таким обра­зом, Каль­вин и Сци­пи­он сно­ва встре­ти­лись близ Гали­ак­мо­на и дол­го сто­я­ли здесь друг про­тив дру­га.

Отступ­ле­ние Цеза­ря от Дирра­хия в Фес­са­лию

Пом­пей мог выбрать один из этих пла­нов, Цеза­рю же не оста­ва­лось выбо­ра. После упо­мя­ну­то­го выше неудач­но­го сра­же­ния он начал отступ­ле­ние к Апол­ло­нии; Пом­пей после­до­вал за ним. Пере­ход от Дирра­хия к Апол­ло­нии по труд­ной, пере­ре­зан­ной мно­ги­ми река­ми доро­ге был нелег­кой зада­чей для раз­би­той армии, пре­сле­ду­е­мой непри­я­те­лем, тем не менее искус­ное руко­вод­ство ее пол­ко­во­д­ца и пора­зи­тель­ная спо­соб­ность сол­дат к труд­ным пере­хо­дам заста­ви­ли Пом­пея через несколь­ко дней пре­кра­тить пре­сле­до­ва­ние как совер­шен­но бес­по­лез­ное. Теперь он дол­жен был выбрать меж­ду ита­лий­ской экс­пе­ди­ци­ей и похо­дом внутрь стра­ны. Как ни выго­ден и соблаз­ни­те­лен был пер­вый план, сколь­ко голо­сов ни выска­зы­ва­лось за него, с.347 Пом­пей все-таки пред­по­чел не жерт­во­вать кор­пу­сом Сци­пи­о­на, тем более что этим похо­дом он наде­ял­ся захва­тить отряд Каль­ви­на. Каль­вин сто­ял в это вре­мя на Эгна­ти­е­вой доро­ге близ Герак­леи Лин­кести­дской, меж­ду Пом­пе­ем и Сци­пи­о­ном, и после того как Цезарь отсту­пил к Апол­ло­нии, нахо­дил­ся даль­ше от него, чем от глав­но­го вой­ска Пом­пея, и к тому же был в пол­ном неведе­нии 283 и о том, что совер­ши­лось при Дирра­хии, и о сво­ем соб­ст­вен­ном поло­же­нии, так как после дирра­хий­ских успе­хов вся стра­на скло­ни­лась на сто­ро­ну Пом­пея и гон­цы Цеза­ря всюду были задер­жа­ны. Толь­ко когда глав­ные силы непри­я­те­ля при­бли­зи­лись к нему на рас­сто­я­ние несколь­ких часов пути, Каль­вин узнал от самих непри­я­тель­ских аван­по­стов о поло­же­нии вещей. Тем вре­ме­нем Цезарь бес­пре­пят­ст­вен­но достиг Апол­ло­нии. Немед­лен­но после дирра­хий­ской ката­стро­фы он решил по воз­мож­но­сти пере­не­сти борь­бу с побе­ре­жья внутрь стра­ны, чтобы устра­нить решаю­щую при­чи­ну неуда­чи сво­их преж­них уси­лий, а имен­но, непри­я­тель­ский флот. Поход в Апол­ло­нию имел толь­ко одну цель, — доста­вить ране­ным без­опас­ный при­ют там, где нахо­ди­лись скла­ды Цеза­ря, и выпла­тить сол­да­там содер­жа­ние. Как толь­ко это было сде­ла­но, Цезарь дви­нул­ся в Фес­са­лию, оста­вив гар­ни­зо­ны в Апол­ло­нии, Ори­ке и Лис­се. В Фес­са­лию же дви­нул­ся и отряд Каль­ви­на; здесь Цезарь мог лег­че, чем в Эпи­ре, полу­чить те под­креп­ле­ния, кото­рые при­бы­ва­ли из Ита­лии — теперь уже сухим путем через Илли­рию, — а имен­но, два леги­о­на под пред­во­ди­тель­ст­вом Квин­та Кор­ни­фи­ция. Под­ни­ма­ясь по труд­ным тро­пам доли­ны Аоя и перей­дя через гор­ную цепь, отде­ля­ю­щую Эпир от Фес­са­лии, Цезарь достиг Пенея; туда же был направ­лен и Каль­вин; соеди­не­ние двух армий про­изо­шло, таким обра­зом, крат­чай­шим путем, наи­ме­нее доступ­ным для напа­де­ний непри­я­те­ля. Оно состо­я­лось близ Эги­ния, неда­ле­ко от исто­ков Пенея. Пер­вый фес­са­лий­ский город, перед кото­рым появи­лось соеди­нен­ное теперь вой­ско Цеза­ря, Гом­фы, запер перед ним свои ворота; он был быст­ро взят штур­мом и пре­дан раз­граб­ле­нию; испу­ган­ные этим, осталь­ные горо­да Фес­са­лии поко­ря­лись, как толь­ко перед их сте­на­ми появ­ля­лись леги­о­ны Цеза­ря. За эти­ми пере­хо­да­ми и сра­же­ни­я­ми и бла­го­да­ря, прав­да, не очень обиль­ным, запа­сам, имев­шим­ся в обла­сти, при­ле­гав­шей к Пенею, исчез­ли послед­ние следы и вос­по­ми­на­ния пере­жи­тых тяже­лых дней. Таким обра­зом, дирра­хий­ские победы доста­ви­ли победи­те­лям немно­го пря­мых резуль­та­тов. Пом­пей с его гро­мозд­кой арми­ей и мно­го­чис­лен­ной кон­ни­цей не мог после­до­вать в горы за сво­им быст­ро дви­гав­шим­ся вра­гом; как Цезарь, так и Каль­вин спас­лись от пре­сле­до­ва­ния и, соеди­нив­шись, нахо­ди­лись в пол­ной без­опас­но­сти в Фес­са­лии. Может быть, самое луч­шее для Пом­пея было бы без даль­ней­ше­го про­мед­ле­ния отпра­вить­ся теперь со сво­и­ми глав­ны­ми сила­ми морем в Ита­лию, где успех едва ли был сомни­те­лен. Одна­ко на пер­вое вре­мя толь­ко часть флота дви­ну­лась к Сици­лии и Ита­лии. В лаге­ре коа­ли­ции дело с с.348 Цеза­рем счи­та­ли окон­ча­тель­но решен­ным боя­ми при Дирра­хии; оста­ва­лось толь­ко пожи­нать пло­ды победы, т. е. встре­тить и захва­тить раз­би­тую армию. Место преж­ней осто­рож­ной сдер­жан­но­сти заня­ла занос­чи­вость, еще мень­ше оправ­ды­вае­мая обсто­я­тель­ства­ми; никто не обра­щал вни­ма­ния на то, что пре­сле­до­ва­ние, соб­ст­вен­но, не уда­лось, что надо было гото­вить­ся к тому, чтобы встре­тить в Фес­са­лии вполне отдох­нув­шую и реор­га­ни­зо­ван­ную армию, что было дале­ко не без­опас­но, уда­лив­шись от моря и отка­зав­шись от под­держ­ки со сто­ро­ны флота, сле­до­вать за про­тив­ни­ком к выбран­но­му им полю сра­же­ния. Было реше­но сра­зить­ся с Цеза­рем во что бы то ни ста­ло и для это­го настиг­нуть его как мож­но ско­рее и воз­мож­но более удоб­ным путем. Катон взял на себя началь­ство в Дирра­хии, где нахо­дил­ся гар­ни­зон из восем­на­дца­ти когорт, и в Кер­ки­ре, где было остав­ле­но три­ста воен­ных судов. Пом­пей и Сци­пи­он напра­ви­лись к ниж­не­му Пенею: 284 пер­вый, дви­нул­ся, по-види­мо­му, по Эгна­ти­е­вой доро­ге до Пел­лы, а оттуда — по боль­шой доро­ге на юг, вто­рой же — от Гали­ак­мо­на через олим­пий­ские про­хо­ды, и они встре­ти­лись близ Лариссы.

Бит­ва при Фар­са­ле

К югу от Лариссы, в рав­нине, рас­сти­лаю­щей­ся меж­ду Кинос­ке­фаль­ски­ми хол­ма­ми и Офрис­ским гор­ным хреб­том и пере­се­кае­мой при­то­ком Пенея Эни­пе­ем, сто­ял Цезарь на левом бере­гу этой реки, близ горо­да Фар­са­ла; про­тив него на пра­вом бере­гу Эни­пея, на скло­нах Кинос­ке­фаль­ских высот, раз­бил свой лагерь Пом­пей6. с.349 Армия Пом­пея была вся в сбо­ре, а Цезарь все еще ждал отправ­лен­но­го им перед этим в Это­лию и Фес­са­лию, теперь же сто­яв­ше­го в Гре­ции отряда почти в два леги­о­на, под началь­ст­вом Квин­та Фуфия Кале­на, и выслан­ных к нему сухим путем из Ита­лии двух леги­о­нов Кор­ни­фи­ция, уже при­быв­ших в Илли­рию. Вой­ско Пом­пея, состо­яв­шее из один­на­дца­ти леги­о­нов, или 47 тыс. чело­век и 7 тыс. лоша­дей, пре­вос­хо­ди­ло вой­ско Цеза­ря пехотой почти в два раза, кон­ни­цей же в семь раз; лише­ния и бои так умень­ши­ли отряды 285 Цеза­ря, что в его вось­ми леги­о­нах насчи­ты­ва­лось не боль­ше 22 тыс. чело­век в пол­ной бое­вой готов­но­сти, т. е. даже не поло­ви­на обыч­но­го соста­ва. Победо­нос­ная армия Пом­пея, рас­по­ла­гав­шая мно­го­чис­лен­ной кон­ни­цей и хоро­ши­ми скла­да­ми, име­ла при­па­сов вво­лю, в то вре­мя как вой­ско Цеза­ря едва дер­жа­лось на ногах от голо­да и наде­я­лось на улуч­ше­ние про­до­воль­ст­вия лишь после сбо­ра ново­го уро­жая. Настро­е­ние сол­дат Пом­пея, кото­рые позна­ко­ми­лись с вой­ной во вре­мя послед­ней кам­па­нии и научи­лись дове­рять сво­е­му вождю, было самое бод­рое; все сооб­ра­же­ния воен­ной прак­ти­ки ука­зы­ва­ли на необ­хо­ди­мость для Пом­пея боль­ше не мед­лить с реши­тель­ной бит­вой, раз уже его вой­ско сто­я­ло в Фес­са­лии про­тив Цеза­ря. Но еще боль­ше этих дово­дов вли­я­ло в воен­ном сове­те свой­ст­вен­ное эми­гран­там нетер­пе­ние мно­гих знат­ных офи­це­ров и людей, сопро­вож­дав­ших вой­ско. Со вре­ме­ни дирра­хий­ских собы­тий эти гос­по­да смот­ре­ли на тор­же­ство сво­ей пар­тии, как на решен­ное дело; они уже горя­чо спо­ри­ли о заме­ще­нии Цеза­ре­вой долж­но­сти вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка, и в Рим посы­ла­лись пору­че­ния отно­си­тель­но най­ма домов близ фору­ма ввиду пред­сто­я­щих выбо­ров. Когда Пом­пей с.350 выска­зал опа­се­ние отно­си­тель­но пере­пра­вы через отде­ляв­ший оба вой­ска поток, перей­ти через кото­рый Цезарь не решил­ся со сво­им зна­чи­тель­но более сла­бым вой­ском, это вызва­ло силь­ное него­до­ва­ние; ста­ли гово­рить о том, что Пом­пей мед­лит дать сра­же­ние толь­ко пото­му, что жела­ет подоль­ше власт­во­вать над столь­ки­ми кон­су­ля­ра­ми и пре­то­ри­я­ми и уве­ко­ве­чить свою роль Ага­мем­но­на. Пом­пей усту­пил, и Цезарь, кото­рый, счи­тая, что дело не дой­дет до бит­вы, толь­ко что заду­мал план обхо­да непри­я­тель­ской армии и с этой целью соби­рал­ся напра­вить­ся к Скотус­се, тоже выстро­ил свои леги­о­ны для боя, видя, что пом­пе­ян­цы гото­вят­ся сра­зить­ся с ним на его бере­гу. Таким обра­зом, почти на том же поле бра­ни, где за пол­то­рас­та лет до это­го рим­ляне поло­жи­ли нача­ло сво­е­му гос­под­ству на Восто­ке, 9 авгу­ста 706 г. [48 г.] про­изо­шла бит­ва при Фар­са­ле. Пра­вое кры­ло Пом­пея упи­ра­лось в Эни­пей; перед ним сто­ял Цезарь, опи­ра­ясь левым кры­лом в изры­тую неров­но­стя­ми мест­ность, рас­сти­лав­шу­ю­ся вдоль Эни­пея; два осталь­ных флан­га про­тив­ни­ка были выдви­ну­ты на рав­ни­ну и каж­дый при­крыт кон­ни­цей и лету­чи­ми отряда­ми. Пом­пей имел наме­ре­ние дер­жать свою пехоту в обо­ро­ни­тель­ном поло­же­нии, кон­ни­цей же, наобо­рот, рас­се­ять сто­яв­ший перед ней сла­бый кон­ный отряд непри­я­те­ля, пере­ме­шан­ный, по гер­ман­ско­му обы­чаю, с лег­кой пехотой, после чего ата­ко­вать с тыла пра­вое кры­ло Цеза­ря. Его пехота храб­ро выдер­жа­ла пер­вый натиск непри­я­тель­ской пехоты, и борь­ба оста­но­ви­лась на этом. Лаби­ен так­же рас­се­ял непри­я­тель­скую кон­ни­цу после муже­ст­вен­но­го, но крат­ко­го сопро­тив­ле­ния и дви­нул­ся нале­во, чтобы обой­ти пехоту. Но Цезарь, пред­видя пора­же­ние сво­ей кон­ни­цы, выстро­ил поза­ди нее на угро­жае­мом пунк­те пра­во­го кры­ла око­ло 2 тыс. сво­их луч­ших леги­о­не­ров. Когда непри­я­тель­ские всад­ни­ки, гнав­шие перед собой кон­ни­цу Цеза­ря, при­мча­лись к линии фрон­та и хоте­ли обо­гнуть ее, они неожи­дан­но наско­чи­ли на этот отбор­ный отряд, неустра­ши­мо дви­гав­ший­ся на них, и, быст­ро при­дя в смя­те­ние от вне­зап­но­го и непри­выч­но­го для них напа­де­ния пехоты, умча­лись с поля сра­же­ния, опу­стив пово­дья7. Победо­нос­ные леги­о­не­ры изру­би­ли 286 отдан­ных им в жерт­ву непри­я­тель­ских с.351 стрел­ков, после чего дви­ну­лись к лево­му флан­гу вра­га и в свою оче­редь ста­ли его обхо­дить. Одно­вре­мен­но с этим оста­вав­ший­ся до это­го в резер­ве тре­тий отряд Цеза­ря по все­му фрон­ту пере­шел в наступ­ле­ние. Неожи­дан­ное пора­же­ние луч­шей части армии Пом­пея под­ня­ло дух про­тив­ни­ка и, наобо­рот, сло­ми­ло храб­рость пом­пе­ян­ской армии, а глав­ное — ее пол­ко­во­д­ца. Когда Пом­пей, с само­го нача­ла не дове­ряв­ший сво­ей пехо­те, увидел бег­ство кон­ни­цы, он немед­лен­но уехал с поля сра­же­ния обрат­но в лагерь, не дождав­шись даже исхо­да нача­той Цеза­рем общей ата­ки. Его леги­о­ны дрог­ну­ли и нача­ли отсту­пать через реку к лаге­рю, что, конеч­но, не мог­ло про­изой­ти без боль­ших потерь.

Бег­ство Пом­пея

Таким обра­зом, сра­же­ние было про­иг­ра­но, и погиб не один храб­рый сол­дат; но глав­ные силы армии еще были целы, а поло­же­ние Пом­пея было менее опас­но, чем поло­же­ние Цеза­ря после пора­же­ния при Дирра­хии. Но если сре­ди пре­врат­но­стей судь­бы Цезарь научил­ся пони­мать, что сча­стье ино­гда на вре­мя покида­ет даже сво­их любим­цев, чтобы сно­ва быть заво­е­ван­ным ими, то Пом­пей до этой мину­ты знал сча­стье толь­ко как посто­ян­но вер­ную ему боги­ню и отча­ял­ся в себе и в нем, как толь­ко оно его поки­ну­ло; если в могу­чей нату­ре Цеза­ря отча­я­ние толь­ко еще боль­ше раз­ви­ва­ло его огром­ные силы, то мел­кая душа Пом­пея под гне­том отча­я­ния опу­сти­лась в без­дон­ную про­пасть уны­ния. Как неко­гда, во вре­мя вой­ны с Сер­то­ри­ем, он готов был, бро­сив дове­рен­ный ему пост, бежать перед ока­зав­шим­ся более силь­ным про­тив­ни­ком (стр. 31), так и теперь, увидев отсту­пав­шие за реку леги­о­ны, он сбро­сил с себя роко­вой пояс пол­ко­во­д­ца и уска­кал по бли­жай­шей доро­ге к морю, чтобы там най­ти для себя суд­но. Его армия, демо­ра­ли­зо­ван­ная и остав­ша­я­ся без вождя (хотя Пом­пей и при­знал Сци­пи­о­на сво­им това­ри­щем по коман­до­ва­нию арми­ей, все-таки он был глав­но­ко­ман­дую­щим толь­ко по име­ни), наде­я­лась спря­тать­ся за лагер­ны­ми вала­ми, но Цезарь и здесь не оста­вил ее в покое; упор­ное сопро­тив­ле­ние рим­ской и фра­кий­ской лагер­ной стра­жи было слом­ле­но, и вся мас­са вынуж­де­на в бес­по­ряд­ке под­нять­ся на высоты Кран­но­на и Скотус­сы, у под­но­жья кото­рых был раз­бит лагерь. Дви­га­ясь по этим высотам, армия ста­ра­лась сно­ва достиг­нуть Лариссы, но вой­ска Цеза­ря, невзи­рая ни на добы­чу, ни на уста­лость, дви­га­ясь по луч­шим доро­гам в глубь рав­ни­ны, пре­гра­ди­ли бег­ле­цам путь; а когда позд­но вече­ром пом­пе­ян­цы сде­ла­ли при­вал, их пре­сле­до­ва­те­ли суме­ли про­ве­сти линию укреп­ле­ний, пре­гра­див­ших отсту­пав­ше­му вой­ску доступ к един­ст­вен­но­му нахо­див­ше­му­ся побли­зо­сти ручью. Так кон­чил­ся день фар­саль­ско­го сра­же­ния. Непри­я­тель­ская армия была не толь­ко раз­би­та, но и уни­что­же­на. Пят­на­дцать тысяч пом­пе­ян­цев, уби­тых и ране­ных, оста­лось на поле бра­ни, в то вре­мя как цеза­ри­ан­цы не досчи­ты­ва­ли все­го толь­ко 200 чело­век; остав­ша­я­ся еще спло­чен­ной мас­са вой­ска, око­ло 20 тыс. чело­век, на с.352 дру­гое 287 утро после боя сло­жи­ла ору­жие; лишь отдель­ные отряды, в кото­рых были, прав­да, самые выдаю­щи­е­ся из офи­це­ров, иска­ли убе­жи­ща в горах; из один­на­дца­ти непри­я­тель­ских орлов девять были пере­да­ны Цеза­рю. В день бит­вы Цезарь, напо­ми­нав­ший сол­да­там о том, что они долж­ны видеть во вра­гах сво­их сограж­дан, обра­щал­ся с плен­ны­ми не так, как Бибул и Лаби­ен; одна­ко и он нашел нуж­ным теперь при­ме­нить стро­гость. Про­стые сол­да­ты были зачис­ле­ны в армию; лица выс­ше­го сосло­вия нака­за­ны денеж­ным штра­фом и кон­фис­ка­ци­ей иму­ще­ства; плен­ные же сена­то­ры и знат­ные всад­ни­ки, за немно­ги­ми исклю­че­ни­я­ми, были при­го­во­ре­ны к смерт­ной каз­ни. Вре­мя мило­сер­дия мино­ва­ло; чем доль­ше тяну­лась граж­дан­ская вой­на, тем без­на­деж­нее и непри­ми­ри­мее она ста­но­ви­лась.

Поли­ти­че­ские послед­ст­вия бит­вы при Фар­са­ле

Про­шло неко­то­рое вре­мя, преж­де чем уда­лось учесть послед­ст­вия дня 9 авгу­ста 706 г. [48 г.]. Бес­спор­нее все­го было то, что на сто­ро­ну Цеза­ря пере­шли все, кто дер­жал­ся пар­тии, раз­би­той при Фар­са­ле, толь­ко пото­му, что она была самой могу­ще­ст­вен­ной; пора­же­ние было такое реши­тель­ное, что победи­те­лю доста­лись все те, кто не хотел или не дол­жен был бороть­ся за про­иг­ран­ное дело.

Восток поко­ря­ет­ся

Все цари, народ­но­сти и горо­да, состав­ляв­шие до тех пор кли­ен­те­лу Пом­пея, ото­зва­ли теперь свои фло­ти­лии и отряды и отка­за­лись при­ни­мать у себя бег­ле­цов из раз­би­той пар­тии. Так посту­пи­ли Еги­пет, Кире­на, сирий­ские, фини­кий­ские, кили­кий­ские и мало­азий­ские общи­ны, Родос, Афи­ны и вооб­ще весь Восток. Бос­пор­ский царь Фар­нак довел свое усер­дие до того, что после изве­стия о фар­саль­ской бит­ве завла­дел не толь­ко горо­дом Фана­го­ри­ей, кото­рый за мно­го лет до это­го Пом­пей объ­явил неза­ви­си­мым, и вла­де­ни­я­ми при­знан­ных им кол­хид­ских вла­сти­те­лей, но и Мало­ар­мян­ским цар­ст­вом, даро­ван­ным Пом­пе­ем царю Дейота­ру. Почти един­ст­вен­ным исклю­че­ни­ем сре­ди это­го все­об­ще­го под­чи­не­ния был малень­кий горо­док Мега­ра, кото­рый заста­вил цеза­ри­ан­цев штур­мо­вать его и взять с бою, да еще нуми­дий­ский царь Юба, кото­рый уже дав­но, и в осо­бен­но­сти после победы над Кури­о­ном, мог ожи­дать со сто­ро­ны Цеза­ря отня­тия сво­его государ­ства и вслед­ст­вие это­го дол­жен был, конеч­но, худо ли, хоро­шо ли, дер­жать­ся побеж­ден­ной пар­тии.

Ари­сто­кра­тия после бит­вы при Фар­са­ле

Подоб­но тому как зави­си­мые общи­ны под­чи­ни­лись победи­те­лю при Фар­са­ле, так и при­хвост­ни кон­сти­ту­ци­он­ной пар­тии, все те, кото­рые участ­во­ва­ли в деле скре­пя серд­це, или же, как Марк Цице­рон и его прис­ные, вер­те­лись вокруг ари­сто­кра­тии, как ведь­мы на шаба­ше, — все они яви­лись, чтобы заклю­чить мир с новым еди­но­дер­жав­ным вла­сти­те­лем, кото­рый со сво­им снис­хо­ди­тель­ным пре­не­бре­же­ни­ем охот­но и веж­ли­во удо­вле­тво­рил эту прось­бу. Но ядро побеж­ден­ной пар­тии не шло на уступ­ки. Ари­сто­кра­тия была раз­би­та, но ари­сто­кра­ты с.353 никак не мог­ли перей­ти на сто­ро­ну монар­хии. Самые выс­шие про­яв­ле­ния чело­ве­че­ско­го духа пре­хо­дя­щи; рели­гия, неко­гда истин­ная, может сде­лать­ся ложью; когда-то бла­готвор­ный государ­ст­вен­ный строй ста­но­вит­ся тяж­ким злом; но еван­ге­лие, даже отжив­шее, все еще нахо­дит после­до­ва­те­лей, и если подоб­ная вера не может дви­гать гора­ми, как вера в животво­ря­щую исти­ну, она, тем не менее, оста­нет­ся вер­ной себе до окон­ча­тель­ной гибе­ли и не исчезнет из мира живых до тех пор, пока не увле­чет за собой сво­их послед­них жре­цов и граж­дан и пока новое поко­ле­ние, осво­бож­ден­ное от этих форм минув­ше­го и раз­ру­шаю­ще­го­ся про­шло­го, не будет царить над обнов­лен­ным миром. Так было и в Риме. 288 Хотя ари­сто­кра­ти­че­ское прав­ле­ние и опу­сти­лось в без­дну вырож­де­ния, оно все же неко­гда было вели­че­ст­вен­ной поли­ти­че­ской систе­мой; свя­щен­ный огонь, бла­го­да­ря кото­ро­му была заво­е­ва­на Ита­лия и побеж­ден Ган­ни­бал, все еще тлел, хотя туск­ло и глу­хо, в рим­ской зна­ти, посколь­ку она вооб­ще еще суще­ст­во­ва­ла, и делал невоз­мож­ным искрен­нее ее согла­ше­ние меж­ду пред­ста­ви­те­ля­ми ста­ро­го режи­ма и новым монар­хом. Бо́льшая часть кон­сти­ту­ци­он­ной пар­тии под­чи­ни­лась, по край­ней мере внеш­ним обра­зом, ново­му поряд­ку и при­зна­ла монар­хию настоль­ко, что при­ня­ла мило­сти от Цеза­ря и уда­ли­лась, насколь­ко это было воз­мож­но, в част­ную жизнь, что, конеч­но, дела­лось по боль­шей части не без зад­ней мыс­ли сбе­речь себя таким обра­зом для буду­ще­го пере­во­рота. Так посту­па­ли, глав­ным обра­зом, менее выдаю­щи­е­ся чле­ны пар­тии, одна­ко к этим рас­суди­тель­ным людям сле­ду­ет отне­сти и талант­ли­во­го Мар­ка Мар­цел­ла, того само­го, кото­рый вызвал раз­рыв с Цеза­рем (стр. 292) и теперь доб­ро­воль­но уда­лил­ся на Лес­бос. Но у боль­шин­ства истой ари­сто­кра­тии стра­сти были силь­нее холод­но­го рас­суд­ка, в чем, конеч­но, боль­шую роль игра­ло само­обо­льще­ние отно­си­тель­но воз­мож­но­сти успе­ха и боязнь неиз­беж­ной мести победи­те­ля.

Катон

Никто, веро­ят­но, не пони­мал поло­же­ние дел с такой мучи­тель­ной ясно­стью, не чув­ст­вуя ни стра­ха, ни надеж­ды для себя, как Марк Катон. Вполне убеж­ден­ный в том, что после бит­вы при Илер­де и Фар­са­ле монар­хия ста­ла неиз­беж­ной, и обла­дав­ший доста­точ­ной нрав­ст­вен­ной силой, чтобы осо­знать эту горь­кую исти­ну и посту­пить сооб­раз­но с ней, он несколь­ко зако­ле­бал­ся, не зная, долж­на ли вооб­ще кон­сти­ту­ци­он­ная пар­тия про­дол­жать вой­ну, кото­рая неиз­беж­но потре­бу­ет во имя про­иг­ран­но­го дела жертв от мно­гих людей, не знав­ших, ради чего они долж­ны их при­но­сить. Но если он решил и даль­ше про­дол­жать борь­бу про­тив монар­хии не ради победы, а для того чтобы под­гото­вить себе более ско­рую и почет­ную гибель, то он ста­рал­ся по край­ней мере не вовле­кать в эту вой­ну нико­го, кто мог бы пере­жить паде­ние рес­пуб­ли­ки и ужить­ся с монар­хи­ей. Пока рес­пуб­ли­ка толь­ко под­вер­га­лась опас­но­сти, он думал, что есть у кого-то пра­во и обя­зан­ность застав­лять даже рав­но­душ­ных и дур­ных с.354 граж­дан при­ни­мать уча­стие в борь­бе, теперь было бы бес­смыс­лен­но и жесто­ко заста­вить отдель­ных лиц гиб­нуть вме­сте с погиб­шей рес­пуб­ли­кой. Он не толь­ко сам отпус­кал каж­до­го, кто выра­жал жела­ние вер­нуть­ся в Ита­лию, но когда самый необуздан­ный из диких сто­рон­ни­ков пар­тии, Гней Пом­пей сын, тре­бо­вал каз­ни этих людей, а глав­ное Цице­ро­на, это­му бла­го­да­ря сво­е­му авто­ри­те­ту поме­шал толь­ко Катон.

Пом­пей

Не хотел мира и Пом­пей. Если бы он был чело­ве­ком, заслу­жи­ваю­щим чести зани­мать пост, кото­рый ему был пору­чен, он бы пони­мал, что чело­ве­ку, стре­мив­ше­му­ся к короне, немыс­ли­мо вой­ти в колею обы­ден­ной жиз­ни, и для того, кто осту­пил­ся, уже нет места на зем­ле. Но Пом­пей едва ли был слиш­ком горд, чтобы про­сить мило­сти, в кото­рой победи­тель по сво­е­му вели­ко­ду­шию, может быть, и не отка­зал бы ему, — вер­нее, что он был слиш­ком ничто­жен для это­го. Пото­му ли, что он не мог решить­ся дове­рить­ся Цеза­рю, или пото­му, что по сво­ей неяс­ной и нере­ши­тель­ной нату­ре он, как толь­ко сгла­ди­лось пер­вое непо­сред­ст­вен­ное впе­чат­ле­ние от фар­саль­ской бит­вы, сно­ва стал наде­ять­ся на успех, Пом­пей решил про­дол­жать борь­бу и после фар­саль­ско­го поля бит­вы стал искать себе дру­гое.

Воен­ные резуль­та­ты фар­саль­ской бит­вы. Вожди ари­сто­кра­тов рас­се­я­ны

289 Таким обра­зом, как ни ста­рал­ся Цезарь смяг­чить гнев сво­их про­тив­ни­ков и умень­шить их чис­ло, борь­ба про­дол­жа­лась. Руко­во­див­шие ею люди почти все участ­во­ва­ли в бит­ве при Фар­са­ле, и хотя, кро­ме Луция Доми­ция Аге­но­бар­ба, уби­то­го во вре­мя бег­ства, все без исклю­че­ния спас­лись, они были рас­се­я­ны во все сто­ро­ны, поче­му им и не уда­лось сго­во­рить­ся отно­си­тель­но обще­го пла­на для про­дол­же­ния похо­да. Боль­шин­ство из них частью по пустын­ным македон­ским и илли­рий­ским горам, частью с помо­щью флота достиг­ло Кер­ки­ры, где Марк Катон коман­до­вал остав­шим­ся там резер­вом. Здесь под пред­седа­тель­ст­вом Като­на состо­я­лось нечто вро­де воен­но­го сове­та, на кото­ром при­сут­ст­во­ва­ли Метелл Сци­пи­он, Тит Лаби­ен, Луций Афра­ний, Гней Пом­пей млад­ший и дру­гие, но, с одной сто­ро­ны, отсут­ст­вие глав­но­ко­ман­дую­ще­го и мучи­тель­ная неиз­вест­ность отно­си­тель­но его судь­бы, с дру­гой — внут­рен­ний раз­лад в самой пар­тии поме­ша­ли при­ня­тию обще­го реше­ния, и в заклю­че­ние каж­дый пошел по тому пути, кото­рый казал­ся ему луч­шим для него само­го или для обще­го дела. Сре­ди мно­го­чис­лен­ных соло­ми­нок, за кото­рые мож­но было ухва­тить­ся, труд­но было ука­зать, кото­рая из них сулит боль­ше шан­сов на спа­се­ние.

Македо­ния и Гре­ция

Македо­ния и Гре­ция были утра­че­ны бла­го­да­ря фар­саль­ской бит­ве. Впро­чем, Катон, очи­стив­ший Дирра­хий при пер­вом изве­стии о фар­саль­ском пора­же­нии, еще на неко­то­рое вре­мя удер­жал для кон­сти­ту­ци­он­ной пар­тии Кер­ки­ру, а Рути­лий Луп — Пело­пон­нес. Был момент, когда каза­лось, что пом­пе­ян­цы соби­ра­ют­ся обо­ро­нять­ся с.355 в Пат­рах на Пело­пон­не­се, но доста­точ­но было одно­го слу­ха о при­бли­же­нии Кале­на, чтобы они исчез­ли отсюда. Так же мало уси­лий было сде­ла­но и для удер­жа­ния Кер­ки­ры.

Ита­лия

На ита­лий­ском и сици­лий­ском побе­ре­жьях эскад­ра Пом­пея, послан­ная туда после дирра­хий­ских побед (стр. 347), дей­ст­во­ва­ла с нема­лым успе­хом про­тив гава­ней Брун­ди­зия, Мес­са­ны и Вибо­на; в Мес­сане даже был сожжен весь сна­ря­жав­ший­ся там флот Цеза­ря; но дей­ст­во­вав­шие здесь суда, боль­шей частью мало­азий­ские и сирий­ские, были ото­зва­ны обрат­но сво­и­ми общи­на­ми после фар­саль­ско­го пора­же­ния, так что экс­пе­ди­ция сама собой закон­чи­лась. В Малой Азии и Сирии в этот момент не было войск ни той, ни дру­гой пар­тии за исклю­че­ни­ем бос­пор­ской армии Фар­на­ка, кото­рая, буд­то бы защи­щая инте­ре­сы Цеза­ря, заня­ла ряд обла­стей его про­тив­ни­ков.

Еги­пет

В Егип­те, прав­да, еще нахо­ди­лось зна­чи­тель­ное рим­ское вой­ско, обра­зо­ван­ное из остав­лен­ных Габи­ни­ем отрядов (стр. 133), с того вре­ме­ни попол­няв­ших­ся ита­лий­ски­ми бро­дя­га­ми и вся­ким сбро­дом из сирий­ских и кили­кий­ских раз­бой­ни­чьих шаек; но было само собой понят­но и вско­ре под­твер­ди­лось офи­ци­аль­но ото­зва­ни­ем еги­пет­ских судов, что алек­сан­дрий­ский двор не имел наме­ре­ния дер­жать­ся побеж­ден­ной пар­тии или же отдать в ее рас­по­ря­же­ние свои воен­ные силы.

Испа­ния

Несколь­ко более бла­го­при­ят­ные шан­сы на успех име­ли побеж­ден­ные на Запа­де. Сре­ди испан­ско­го насе­ле­ния сим­па­тии к Пом­пею были так силь­ны, что цеза­ри­ан­цы даже были при­нуж­де­ны отка­зать­ся от заду­ман­но­го ими оттуда напа­де­ния на Афри­ку, и вос­ста­ние каза­лось неиз­беж­ным, как толь­ко на полу­ост­ро­ве появит­ся какой-нибудь выдаю­щий­ся вождь.

Афри­ка

В Афри­ке же коа­ли­ция или, вер­нее, насто­я­щий вла­сте­лин Афри­ки, нуми­дий­ский царь Юба, бес­пре­пят­ст­вен­но воору­жал­ся с 290 осе­ни 705 г. [49 г.]. Если поэто­му весь Восток был утра­чен коа­ли­ци­ей из-за бит­вы при Фар­са­ле, то, наобо­рот, в Испа­нии она мог­ла, по всей веро­ят­но­сти, — а в Афри­ке даже навер­ное, — про­дол­жать вой­ну с досто­ин­ст­вом, так как при­нять помощь про­тив сограж­дан-рево­лю­ци­о­не­ров от издав­на под­власт­но­го рим­ской общине нуми­дий­ско­го царя, конеч­но, было для рим­лян мучи­тель­ным уни­же­ни­ем, но не государ­ст­вен­ной изме­ной. Тот же, для кого в этой отча­ян­ной борь­бе не суще­ст­во­ва­ло боль­ше ни чести, ни пра­ва, мог, объ­явив себя вне зако­на, начать раз­бой­ни­чью борь­бу, или, всту­пив в союз с неза­ви­си­мы­ми сосед­ни­ми государ­ства­ми, вовлечь во внут­рен­нюю рас­прю вра­гов оте­че­ства, или же, нако­нец, при­знав монар­хию на сло­вах, доби­вать­ся вос­ста­нов­ле­ния закон­ной рес­пуб­ли­ки с помо­щью кин­жа­ла убий­цы.

Мысль о веде­нии пират­ской вой­ны

с.356 Побеж­ден­ные отло­жи­лись от новой монар­хии, — это было есте­ствен­ным и наи­бо­лее пра­виль­ным выра­же­ни­ем отча­ян­но­го поло­же­ния. Горы и в осо­бен­но­сти море слу­жи­ли тогда, как и с неза­па­мят­ных вре­мен, убе­жи­щем для вся­ких пре­ступ­ле­ний и для людей, бежав­ших от невы­но­си­мой нище­ты и неспра­вед­ли­во­сти. Сто­рон­ни­кам Пом­пея и рес­пуб­ли­кан­цам лег­ко мог­ла прий­ти мысль вести вой­ну в горах и на море про­тив вытес­нив­шей их Цеза­ре­вой монар­хии и в осо­бен­но­сти в обшир­ных раз­ме­рах воз­об­но­вить пират­ство с более пра­виль­ной орга­ни­за­ци­ей и с опре­де­лен­ной целью. Даже после ото­зва­ния при­шед­ших с Восто­ка эскадр они еще рас­по­ла­га­ли очень зна­чи­тель­ным соб­ст­вен­ным фло­том, тогда как Цезарь по-преж­не­му почти не имел воен­ных судов; их свя­зи с дал­ма­та­ми (стр. 333), в соб­ст­вен­ных инте­ре­сах вос­став­ши­ми про­тив Цеза­ря, их гос­под­ство над важ­ней­ши­ми моря­ми и пор­то­вы­ми горо­да­ми обе­ща­ли мор­ской войне, осо­бен­но войне в малом мас­шта­бе, бла­го­при­ят­ней­шие резуль­та­ты. Так же как неко­гда трав­ля Сул­лой демо­кра­тов кон­чи­лась вос­ста­ни­ем Сер­то­рия, кото­рое сна­ча­ла было пират­ской, потом раз­бой­ни­чьей вой­ной и, нако­нец, пре­вра­ти­лось в очень серь­ез­ную борь­бу, так и теперь, если бы у Като­но­вой ари­сто­кра­тии или у сто­рон­ни­ков Пом­пея было столь­ко же оду­шев­ле­ния и огня, как у мари­ан­ской демо­кра­тии, и если бы в ее рядах ока­зал­ся насто­я­щий вла­сти­тель морей, на непо­ко­рен­ном еще море мог­ло бы сло­жить­ся неза­ви­си­мое от монар­хии Цеза­ря и, может быть, спо­соб­ное поме­рить­ся с ней государ­ство.

Союз с пар­фя­на­ми

Более рез­ко­го пори­ца­ния во всех отно­ше­ни­ях заслу­жи­ва­ет мысль вовлечь в рим­скую вой­ну неза­ви­си­мое сосед­нее государ­ство и при его помо­щи про­из­ве­сти контрре­во­лю­цию: закон и совесть осуж­да­ют пере­беж­чи­ка стро­же, чем раз­бой­ни­ка, и для победо­нос­ной раз­бой­ни­чьей шай­ки обрат­ный путь к сво­бод­но­му и бла­го­устро­ен­но­му государ­ству лег­че, чем для эми­гра­ции, кото­рой уда­ет­ся вер­нуть­ся при помо­щи вра­га род­ной стра­ны. Впро­чем, было мало­ве­ро­ят­но, чтобы раз­гром­лен­ная пар­тия таким путем мог­ла про­из­ве­сти рестав­ра­цию. Един­ст­вен­ным государ­ст­вом, в кото­ром эми­гра­ция мог­ла искать опо­ры, было пар­фян­ское; одна­ко было очень сомни­тель­но, захо­чет ли оно чужое дело счи­тать сво­им, и совер­шен­но неве­ро­ят­но, что оно смо­жет отсто­ять его про­тив Цеза­ря. Но пора рес­пуб­ли­кан­ских заго­во­ров еще не насту­пи­ла.

Цезарь пре­сле­ду­ет Пом­пея, бежав­ше­го в Еги­пет

В то вре­мя как остат­ки раз­гром­лен­ной пар­тии бес­по­мощ­но отда­ва­ли себя на про­из­вол судь­бы, и даже люди, решив­ши­е­ся про­дол­жать борь­бу, сами не зна­ли, где и как ее вести, Цезарь, как все­гда, быст­ро решая и дей­ст­вуя, отло­жил все в сто­ро­ну, чтобы пре­сле­до­вать един­ст­вен­но­го из сво­их про­тив­ни­ков, кото­ро­го он ува­жал 291 как пол­ко­во­д­ца, зная, что если он возь­мет его в плен, то этим пара­ли­зу­ет дей­ст­вия поло­ви­ны его про­тив­ни­ков, и при­том наи­бо­лее опас­ных. С неболь­шим эки­па­жем пере­пра­вил­ся он через с.357 Гел­лес­понт (его бар­ка наткну­лась здесь на непри­я­тель­ский флот, направ­ляв­ший­ся в Чер­ное море, и взя­ла в плен весь эки­паж, оше­лом­лен­ный вестью о фар­саль­ской бит­ве) и, когда необ­хо­ди­мые при­готов­ле­ния были сде­ла­ны, поспе­шил за Пом­пе­ем на Восток. После фар­саль­ской бит­вы Пом­пей отпра­вил­ся на Лес­бос, взял свою жену и вто­ро­го сына Секс­та и дви­нул­ся даль­ше, мимо Малой Азии, в Кили­кию, а оттуда к Кипру. Он мог бы про­ехать к сво­им при­вер­жен­цам в Кер­ки­ру или Афри­ку; но анти­па­тия к ари­сто­кра­ти­че­ским союз­ни­кам и мысль о при­е­ме, кото­рый его там ожи­дал после фар­саль­ско­го сра­же­ния и осо­бен­но после его позор­но­го бег­ства, по-види­мо­му, заста­ви­ли его идти сво­ей доро­гой и ско­рее искать покро­ви­тель­ства у пар­фян­ско­го царя, чем защи­ты у Като­на. В то вре­мя как он соби­рал у откуп­щи­ков пода­тей и у куп­цов день­ги и неволь­ни­ков и воору­жал 2 тыс. рабов, он полу­чил изве­стие, что Антио­хия выска­за­лась за Цеза­ря и что путь к пар­фя­нам уже несво­бо­ден. Тогда он изме­нил свой план и поплыл на судах в Еги­пет, где в вой­ске слу­жи­ло мно­го его преж­них сол­дат и где поло­же­ние дел и боль­шие сред­ства стра­ны дава­ли вре­мя и воз­мож­ность занять­ся реор­га­ни­за­ци­ей армии.

В Егип­те после смер­ти Пто­ле­мея Авле­та (в мае 703 г. [51 г.]) на пре­стол, по воле отца, сов­мест­но и как супру­ги всту­пи­ли его дети, 16-лет­няя Клео­пат­ра и 10-лет­ний Пто­ле­мей Дио­нис; вско­ре после это­го брат — или, вер­нее, его опе­кун Пофин — изгнал сест­ру из государ­ства и заста­вил ее искать убе­жи­ща в Сирии, где она при­ни­ма­ла меры, чтобы вер­нуть­ся в отцов­ское цар­ство. Пто­ле­мей и Пофин со всей еги­пет­ской арми­ей сто­я­ли при Пелу­зии, чтобы защи­тить восточ­ную гра­ни­цу от Клео­пат­ры; в это вре­мя Пом­пей был на море у Казий­ско­го мыса и послал про­сить у царя раз­ре­ше­ния выса­дить­ся. Еги­пет­ский двор, дав­но уже знав­ший о фар­саль­ской ката­стро­фе, хотел было отверг­нуть прось­бу Пом­пея, но гоф­мей­стер царя Фео­дот ука­зал на то, что Пом­пей бла­го­да­ря сво­им свя­зям в еги­пет­ской армии может вызвать в ней вос­ста­ние и что было бы гораздо вер­нее и удоб­нее по отно­ше­нию к Цеза­рю вос­поль­зо­вать­ся этим слу­ча­ем и убить Пом­пея. Таки­ми поли­ти­че­ски­ми сооб­ра­же­ни­я­ми охот­но руко­вод­ст­во­ва­лись государ­ст­вен­ные дея­те­ли эллин­ско­го мира. Гене­рал цар­ских войск Ахилл и несколь­ко быв­ших сол­дат Пом­пея на лод­ке под­плы­ли к кораб­лю Пом­пея и пред­ло­жи­ли ему наве­стить царя и, так как фар­ва­тер стал мелок, перей­ти в их лод­ку.

Смерть Пом­пея

Когда Пом­пей выса­жи­вал­ся с кораб­ля в лод­ку, воен­ный три­бун Луций Сеп­ти­мий зако­лол его сза­ди на гла­зах у жены и сына, кото­рые при­нуж­де­ны были смот­реть с палу­бы на убий­ство, не имея воз­мож­но­сти ни спа­сти Пом­пея, ни ото­мстить за него (28 сен­тяб­ря 706 г. [48 г.]). В тот самый день, в кото­рый за три­на­дцать лет до это­го, тор­же­ст­вуя свою победу над Мит­ра­да­том, Пом­пей всту­пил в сто­ли­цу (стр. 127), окон­чил жизнь в пустын­ных сте­пях него­сте­при­им­но­го с.358 казий­ско­го побе­ре­жья от руки одно­го из сво­их преж­них сол­дат этот чело­век, слыв­ший на про­тя­же­нии целой чело­ве­че­ской жиз­ни вели­ким и мно­го лет повеле­вав­ший Римом. Судь­ба толь­ко пото­му в тече­ние трид­ца­ти лет с демо­ни­че­ским посто­ян­ст­вом дава­ла это­му хоро­ше­му офи­це­ру, скуд­но, одна­ко, ода­рен­но­му в умст­вен­ном и нрав­ст­вен­ном отно­ше­нии, воз­мож­ность раз­ре­шать все бле­стя­щие зада­чи без труда, толь­ко пото­му поз­во­ля­ла ему сры­вать лав­ры, 292 наса­жен­ные и взра­щен­ные дру­ги­ми, толь­ко пото­му дава­ла ему в руки все усло­вия для дости­же­ния выс­шей вла­сти, что хоте­ла пока­зать обра­зец лож­но­го вели­чия, подоб­но­го кото­ро­му не встре­тишь боль­ше во всей исто­рии. Из всех жал­ких ролей, выпа­даю­щих на долю чело­ве­ка, самая жал­кая та, в кото­рой он кажет­ся гораздо силь­нее, чем это есть в дей­ст­ви­тель­но­сти; тако­ва уж судь­ба монар­хии, — вряд ли на про­тя­же­нии тыся­чи лет в ней най­дет­ся хоть один чело­век, кото­рый был бы не толь­ко по име­ни, но и на деле царь. Эта жал­кая роль нераз­луч­на с монар­хи­ей. Если это про­ти­во­ре­чие меж­ду кажу­щим­ся и дей­ст­ви­тель­ным нико­гда, может быть, так рез­ко не про­яв­ля­лось, как у Пом­пея, то неволь­но при­хо­дит в голо­ву, что в извест­ном смыс­ле Пом­пей начи­на­ет собой ряд рим­ских монар­хов.

Когда Цезарь, сле­дуя по пятам Пом­пея, при­был в алек­сан­дрий­ский порт, все уже было кон­че­но. Глу­бо­ко потря­сен­ный, отвер­нул­ся Цезарь, когда убий­ца при­нес ему на корабль голо­ву чело­ве­ка, кото­рый был его зятем и дол­гое вре­мя това­ри­щем по вла­сти, кото­ро­го он соби­рал­ся захва­тить живым в Егип­те. Ответ на вопрос, что сде­лал бы Цезарь с плен­ным Пом­пе­ем, мы не мог­ли полу­чить из-за кин­жа­ла тороп­ли­во­го убий­цы; но если чело­ве­ко­лю­бие, для кото­ро­го было место в вели­кой душе Цеза­ря наряду с често­лю­би­ем, и заста­ви­ло бы его поща­дить быв­ше­го дру­га, его лич­ные инте­ре­сы тре­бо­ва­ли, чтобы Пом­пей не был устра­нен рукой пала­ча. В тече­ние два­дца­ти лет Пом­пей был при­знан­ным вла­сте­ли­ном Рима; так глу­бо­ко уко­ре­нив­ше­е­ся вла­ды­че­ство не исче­за­ет со смер­тью вла­сти­те­ля. Смерть Пом­пея не при­ве­ла к раз­ло­же­нию в рядах пом­пе­ян­цев, но вме­сто пре­ста­ре­ло­го, неспо­соб­но­го и устав­ше­го вождя дала им двух руко­во­ди­те­лей в лице его сыно­вей Гнея и Секс­та, кото­рые были моло­ды и подвиж­ны, а вто­рой, несо­мнен­но, даже талант­лив. Ко вновь осно­ван­ной наслед­ст­вен­ной монар­хии при­со­са­лись, как пара­зи­ты, наслед­ст­вен­ные пре­тен­ден­ты, и было очень сомни­тель­но, выиг­рал ли или про­иг­рал Цезарь при этой смене лич­но­стей.

Цезарь регу­ли­ру­ет еги­пет­ские дела

Цеза­рю боль­ше нече­го было делать в Егип­те; и рим­ляне и егип­тяне жда­ли, что он тот­час же уедет, чтобы взять­ся за поко­ре­ние Афри­ки и огром­ную орга­ни­за­ци­он­ную работу, пред­сто­яв­шую ему после победы. Но Цезарь остал­ся верен сво­ей при­выч­ке. Очу­тив­шись в этой дале­кой стране, он тот­час же занял­ся окон­ча­тель­ным регу­ли­ро­ва­ни­ем мест­ных отно­ше­ний; с.359 он был твер­до уве­рен, что ему нече­го ждать про­ти­во­дей­ст­вия ни со сто­ро­ны рим­ско­го гар­ни­зо­на, ни со сто­ро­ны дво­ра, к тому же он нуж­дал­ся в день­гах. Выса­див­шись в Алек­сан­дрии с дву­мя сопро­вож­дав­ши­ми его леги­о­на­ми, сокра­тив­ши­ми­ся до 3200 чело­век, и 800 кельт­ски­ми и гер­ман­ски­ми всад­ни­ка­ми, Цезарь рас­по­ло­жил­ся в цар­ском двор­це и стал соби­рать необ­хо­ди­мые ему денеж­ные сум­мы и решать вопрос о еги­пет­ском пре­сто­ло­на­следии, не обра­щая вни­ма­ния на дерз­кое заме­ча­ние Пофи­на, что за эти­ми мело­ча­ми он может упу­стить свои соб­ст­вен­ные важ­ные дела. С егип­тя­на­ми он посту­пал при этом спра­вед­ли­во и даже снис­хо­ди­тель­но. Хотя под­держ­ка, ока­зан­ная ими Пом­пею, дава­ла Цеза­рю пра­во обло­жить их воен­ной кон­три­бу­ци­ей, изну­рен­ная стра­на была избав­ле­на от это­го; отка­зав­шись от того, что оста­ва­лось недо­пла­чен­ным из сум­мы, выго­во­рен­ной в 695 г. [59 г.] (стр. 132) и с того вре­ме­ни вне­сен­ной лишь напо­ло­ви­ну, он потре­бо­вал с егип­тян упла­ты 10 млн. дена­ри­ев. Обе­им вою­ю­щим сто­ро­нам было при­ка­за­но немед­лен­но пре­кра­тить 293 воен­ные дей­ст­вия и явить­ся для рас­сле­до­ва­ния и реше­ния спо­ра перед тре­тей­ским судом. Они пови­но­ва­лись; цар­ст­вен­ный отрок нахо­дил­ся уже во двор­це, туда же при­бы­ла и Клео­пат­ра. На осно­ва­нии заве­ща­ния Авле­та Цезарь при­судил Еги­пет­ское цар­ство обо­им супру­гам, Клео­пат­ре и Пто­ле­мею Дио­ни­су, и, по соб­ст­вен­но­му побуж­де­нию, Кипр­ское цар­ство — вто­рой еги­пет­ской цар­ст­вен­ной линии, млад­шим детям Авле­та, Арси­ное и Пто­ле­мею млад­ше­му, отме­нив при этом поста­нов­ле­ние о при­со­еди­не­нии этой стра­ны к Риму (стр. 131).

Вос­ста­ние в Алек­сан­дрии

Меж­ду тем вти­хо­мол­ку гото­ви­лась буря. Алек­сан­дрия, как и Рим, была миро­вым горо­дом, едва ли усту­пав­шим ита­лий­ской сто­ли­це чис­лен­но­стью насе­ле­ния и дале­ко пре­вос­хо­див­шим ее дея­тель­ным тор­го­вым духом, раз­ви­ти­ем реме­сел, инте­ре­сом к нау­кам и искус­ству. Граж­дане обла­да­ли живым нацио­наль­ным само­со­зна­ни­ем и если не поли­ти­че­ским чутьем, то бес­по­кой­ным харак­те­ром, бла­го­да­ря кото­ро­му они так же бод­ро и регу­ляр­но участ­во­ва­ли в улич­ных схват­ках, как пари­жане. Лег­ко себе пред­ста­вить их ощу­ще­ния, когда они увиде­ли, как рим­ский пол­ко­во­дец рас­по­ря­жа­ет­ся в рези­ден­ции Лагидов, как их цари ищут пра­во­судия в его три­бу­на­ле. Пофин и цар­ст­вен­ный отрок, конеч­но, очень недо­воль­ные как напо­ми­на­ни­ем о ста­рых дол­гах, так и вме­ша­тель­ст­вом в рас­при из-за пре­сто­ла, кото­рое мог­ло окон­чить­ся и дей­ст­ви­тель­но окон­чи­лось в поль­зу Клео­пат­ры, демон­стра­тив­но отпра­ви­ли сокро­ви­ща хра­мов и золотую сто­ло­вую утварь царя на монет­ный двор, чтобы отче­ка­нить из них моне­ты и удо­вле­тво­рить тре­бо­ва­ния рим­лян. С глу­бо­кой горе­чью смот­ре­ли егип­тяне, суе­вер­ные и набож­ные, гор­див­ши­е­ся про­слав­лен­ной рос­ко­шью сво­его дво­ра, как сво­им соб­ст­вен­ным досто­я­ни­ем, на голые сте­ны сво­их хра­мов и дере­вян­ные сосуды на сто­ле сво­его царя. Окку­па­ци­он­ное рим­ское вой­ско, в зна­чи­тель­ной мере утра­тив­шее свою нацио­наль­ность с.360 бла­го­да­ря дол­го­му пре­бы­ва­нию в Егип­те и мно­го­чис­лен­ным бра­кам, заклю­чен­ным меж­ду сол­да­та­ми и еги­пет­ски­ми девуш­ка­ми, и к тому же насчи­ты­вав­шее в сво­их рядах мно­же­ство ста­рых вои­нов Пом­пея и бег­лых ита­лий­ских пре­ступ­ни­ков и рабов, так­же него­до­ва­ло на Цеза­ря, по при­ка­зу кото­ро­го оно долж­но было пре­рвать свои дей­ст­вия на сирий­ской гра­ни­це, и на гор­сточ­ку его над­мен­ных леги­о­не­ров. Уже смя­те­ние, начав­ше­е­ся в тол­пе, когда выса­дил­ся Цезарь и рим­ские секи­ры были вне­се­ны в древ­ний цар­ский дво­рец, а так­же мно­го­чис­лен­ные убий­ства его сол­дат, совер­шен­ные из-за угла сре­ди горо­да, пока­за­ли Цеза­рю, какой страш­ной опас­но­сти он под­вер­гал­ся вме­сте со сво­ей неболь­шой сви­той сре­ди этой озлоб­лен­ной тол­пы. Уехать было очень труд­но из-за севе­ро-запад­ных вет­ров, дув­ших в это вре­мя года; к тому же попыт­ка посад­ки на кораб­ли мог­ла послу­жить сиг­на­лом к вос­ста­нию; вооб­ще Цезарь не при­вык ухо­дить, не окон­чив дела. Он немед­лен­но вытре­бо­вал под­креп­ле­ния из Малой Азии, а до их при­бы­тия про­яв­лял пол­ное спо­кой­ст­вие. Каза­лось, нико­гда не жилось весе­лее в его лаге­ре, чем во вре­мя это­го отды­ха в Алек­сан­дрии; кра­си­вая и ост­ро­ум­ная Клео­пат­ра не ску­пи­лась рас­то­чать свои чары, осо­бен­но по отно­ше­нию к сво­е­му судье, но и Цезарь как буд­то ценил боль­ше всех сво­их заво­е­ва­ний победу над кра­си­вы­ми жен­щи­на­ми. Все это было весе­лым про­ло­гом к очень серь­ез­ным собы­ти­ям. Сто­яв­шая в Егип­те рим­ская окку­па­ци­он­ная армия вне­зап­но появи­лась в Алек­сан­дрии под пред­во­ди­тель­ст­вом Ахил­ла и, как ока­за­лось впо­след­ст­вии, по тай­но­му при­ка­за­нию царя и его опе­ку­на. Как толь­ко граж­дане увиде­ли, что вой­ско 294 при­бли­жа­лось для того, чтобы напасть на Цеза­ря, они немед­лен­но при­со­еди­ни­лись к сол­да­там.

Цезарь в Алек­сан­дрии

С при­сут­ст­ви­ем духа, до извест­ной сте­пе­ни оправ­ды­ваю­щим и его преж­нюю безум­ную отва­гу, Цезарь быст­ро собрал свой рас­се­ян­ный отряд, завла­дел царем и его мини­ст­ра­ми, укре­пил­ся в цар­ском двор­це и сосед­нем теат­ре и, не имея вре­ме­ни отпра­вить в без­опас­ное место рас­по­ло­жен­ный как раз про­тив теат­ра воен­ный флот, велел его сжечь и занять с помо­щью фло­ти­лии лодок гос­под­ст­во­вав­ший над гава­нью ост­ров Фарос с его мая­ком. Таким обра­зом, была при­об­ре­те­на, хотя и огра­ни­чен­ная, обо­ро­ни­тель­ная линия, и оста­вал­ся откры­тым путь для достав­ки при­па­сов и под­креп­ле­ний. Вме­сте с тем был дан при­каз мало­азий­ско­му намест­ни­ку, а так­же бли­жай­шим под­власт­ным Риму обла­стям — Сирии, Наба­тее, Кри­ту и Родо­су, — как мож­но ско­рее послать вой­ска и суда в Еги­пет. Вос­ста­ние, во гла­ве кото­ро­го ста­ла прин­цес­са Арси­ноя и ее дове­рен­ный евнух Гани­мед, тем вре­ме­нем охва­ти­ло Еги­пет и бо́льшую часть сто­ли­цы, на ули­цах кото­рой про­ис­хо­ди­ли еже­днев­ные схват­ки. Одна­ко ни Цеза­рю не уда­ва­лось добрать­ся до нахо­див­ше­го­ся за горо­дом прес­но­вод­но­го Марео­тий­ско­го озе­ра, где он мог бы запа­стись водой и фура­жом, ни алек­сан­дрий­цам завла­деть оса­жден­ны­ми и лишить их с.361 питье­вой воды. Когда ниль­ские кана­лы в части горо­да, заня­той Цеза­рем, были испор­че­ны при­то­ком туда мор­ской воды, неожи­дан­но была най­де­на прес­ная вода в коло­д­цах, выры­тых у бере­га. Так как одо­леть Цеза­ря со сто­ро­ны мате­ри­ка было невоз­мож­но, оса­ждав­шие напра­ви­ли все уси­лия на то, чтобы уни­что­жить его флот и отре­зать его от моря, откуда под­во­зи­лись к нему при­па­сы. Ост­ров, на кото­ром нахо­дил­ся маяк, и пло­ти­на, соеди­няв­шая его с мате­ри­ком, разде­ля­ли гавань на запад­ную и восточ­ную поло­ви­ны, сооб­щав­ши­е­ся друг с дру­гом посред­ст­вом двух полу­круг­лых отвер­стий пло­ти­ны. Цезарь вла­дел ост­ро­вом и восточ­ной гава­нью, пло­ти­на же и запад­ная гавань были во вла­сти граж­дан, и так как алек­сан­дрий­ский флот был сожжен, суда Цеза­ря бес­пре­пят­ст­вен­но при­бы­ва­ли и отплы­ва­ли обрат­но. Алек­сан­дрий­цы, тщет­но пытав­ши­е­ся вве­сти бран­де­ры из запад­ной гава­ни в восточ­ную, сна­ряди­ли затем при помо­щи остат­ков сво­его арсе­на­ла неболь­шую эскад­ру и пре­гра­ди­ли путь судам Цеза­ря в ту мину­ту, когда они вво­ди­ли на бук­си­ре транс­порт­ный флот с леги­о­ном, при­быв­шим из Малой Азии; тем не менее пре­вос­ход­ные родос­ские мат­ро­сы Цеза­ря одер­жа­ли верх над вра­гом. Вско­ре после это­го, одна­ко, граж­дане захва­ти­ли ост­ров с мая­ком8 и запер­ли для боль­ших судов узкий и каме­ни­стый вход в восточ­ную гавань, так что флот Цеза­ря при­нуж­ден был сто­ять на откры­том рей­де про­тив восточ­ной гава­ни, и судь­ба его сооб­ще­ний с морем висе­ла на волос­ке. Флот Цеза­ря, несколь­ко раз под­вер­гав­ший­ся на этом рей­де напа­де­ни­ям пре­вос­хо­див­ших его мор­ских сил вра­га, не мог ни избе­жать нерав­но­го боя, так как поте­ря ост­ро­ва Фаро­са закры­ла ему вход во внут­рен­нюю гавань, ни вый­ти в откры­тое море, так как, лишив­шись рей­да, Цезарь был бы совер­шен­но отре­зан от моря. Если храб­рые леги­о­не­ры, под­дер­жи­вае­мые опыт­ны­ми родос­ски­ми мат­ро­са­ми, до сих пор реша­ли все сра­же­ния в поль­зу Цеза­ря, то алек­сан­дрий­цы тоже обнов­ля­ли 295 и уси­ли­ва­ли с неуто­ми­мой выдерж­кой воору­же­ния сво­его флота. Оса­жден­ные при­нуж­де­ны были сра­жать­ся, когда толь­ко это было угод­но оса­ждав­шим, и если бы пер­вые хоть раз были побеж­де­ны, Цезарь был бы окру­жен и, веро­ят­но, погиб бы. Нуж­но было по мень­шей мере сде­лать попыт­ку овла­деть Фаро­сом. Двой­ное напа­де­ние, сде­лан­ное со сто­ро­ны гава­ни на лод­ках, а со сто­ро­ны моря на воен­ных судах, дей­ст­ви­тель­но, не толь­ко воз­вра­ти­ло Цеза­рю ост­ров, но отда­ло ему и ниж­нюю часть пло­ти­ны; толь­ко у вто­ро­го отвер­стия ее Цезарь при­ка­зал оста­но­вить­ся и пре­гра­дить в этом месте пло­ти­ну со сто­ро­ны горо­да посред­ст­вом попе­ре­ч­но­го вала. Но в то вре­мя, когда у край­них око­пов завя­за­лась горя­чая схват­ка, рим­ские вой­ска оста­ви­ли неза­ня­той ниж­нюю часть пло­ти­ны, при­мы­каю­щую к ост­ро­ву. с.362 Неза­мет­но выса­дил­ся тут отряд егип­тян, напал сза­ди на собрав­ших­ся на пло­тине у попе­ре­ч­но­го вала рим­ских сол­дат и мат­ро­сов и погнал их в диком бес­по­ряд­ке к морю. Часть из них подо­бра­ли рим­ские кораб­ли, но боль­шин­ство уто­ну­ло. Око­ло 400 сол­дат и еще боль­шее чис­ло мат­ро­сов погиб­ло в этот день; сам пол­ко­во­дец, разде­лив­ший участь сво­их людей, дол­жен был вплавь добрать­ся до сво­его кораб­ля, а когда пере­пол­нен­ное суд­но пошло ко дну, пере­брал­ся на дру­гой корабль. Но как ни чув­ст­ви­тель­на была поне­сен­ная поте­ря, она была в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни ком­пен­си­ро­ва­на захва­том Фаро­са, кото­рый вме­сте с пло­ти­ной, до пер­во­го отвер­стия в ней, оста­вал­ся во вла­сти Цеза­ря.

При­бы­тие под­креп­ле­ний из Малой Азии

Нако­нец, при­бы­ли дол­го­ждан­ные под­креп­ле­ния. Мит­ра­дат Пер­гам­ский, опыт­ный воин шко­лы Мит­ра­да­та Эвпа­то­ра, побоч­ным сыном кото­ро­го он себя назы­вал, вел по сухо­му пути из Сирии армию, состав­лен­ную из раз­но­об­раз­ных эле­мен­тов: из ити­ре­ев ливан­ско­го кня­зя (стр. 114), беду­и­нов Ямвли­ха, сына Самп­си­ке­ра­ма, иуде­ев во гла­ве с мини­ст­ром Анти­па­тром, — вооб­ще из кон­тин­ген­тов мел­ких вла­де­те­лей и общин Кили­кии и Сирии. Из Пелу­зия, кото­рым Мит­ра­да­ту уда­лось завла­деть в день при­бы­тия, он про­дви­нул­ся по боль­шой доро­ге к Мем­фи­су, чтобы избе­жать пере­се­чен­ной мест­но­сти на ниль­ской дель­те и перей­ти Нил до его раз­ветв­ле­ния; при этом его вой­ско не раз полу­ча­ло под­держ­ку со сто­ро­ны иуде­ев, в боль­шом коли­че­стве посе­лив­ших­ся в этой части Егип­та. Егип­тяне, во гла­ве кото­рых сто­ял теперь моло­дой царь Пто­ле­мей, отпу­щен­ный Цеза­рем к его наро­ду в напрас­ной надеж­де осла­бить при его помо­щи вос­ста­ние, высла­ли вой­ска к Нилу, чтобы задер­жать Мит­ра­да­та на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу реки. Это вой­ско еще по ту сто­ро­ну Мем­фи­са, у так назы­вае­мо­го иудей­ско­го лаге­ря, меж­ду Они­ем и Гелио­по­лем, встре­ти­лось с непри­я­те­лем; но Мит­ра­дат, при­вык­ший манев­ри­ро­вать и защи­щать­ся по рим­ско­му образ­цу, после удач­ных схва­ток пере­шел на дру­гой берег реки у Мем­фи­са, Цезарь же, как толь­ко полу­чил изве­стие о при­бы­тии под­креп­ле­ний, напра­вил часть сво­их войск на судах к краю Марео­ти­дско­го озе­ра, на запад от Алек­сан­дрии, и обо­шел вокруг него, затем дви­нул­ся бере­гом Нила навстре­чу при­бли­жаю­ще­му­ся Мит­ра­да­ту. Обе армии соеди­ни­лись, и непри­я­тель даже не попы­тал­ся поме­шать это­му.

Бит­ва у Нила

Цезарь всту­пил в дель­ту, куда тем вре­ме­нем ото­шел царь, и, несмот­ря на глу­бо­кий канал, нахо­див­ший­ся перед фрон­том егип­тян, отбро­сил их аван­гард с пер­во­го же натис­ка и вслед за этим начал штур­мо­вать еги­пет­ский лагерь, рас­по­ло­жен­ный у под­но­жия воз­вы­шен­но­сти меж­ду Нилом, отде­лен­ным от нее толь­ко узкой доро­гой и труд­но­про­хо­ди­мы­ми болота­ми. Цезарь при­ка­зал вой­скам ринуть­ся 296 одно­вре­мен­но с фрон­та и сбо­ку по доро­ге у Нила на лагерь и во вре­мя это­го штур­ма неза­мет­но повел тре­тий отряд на с.363 воз­вы­шен­ность за лаге­рем. Победа была пол­ная; лагерь был взят; те егип­тяне, кото­рые не погиб­ли под уда­ра­ми непри­я­тель­ских мечей, уто­ну­ли, пыта­ясь доплыть до судов ниль­ско­го флота. В одной из лодок, пере­пол­нен­ных наро­дом и пошед­ших ко дну, был моло­дой царь, погиб­ший в вол­нах род­ной реки.

Уми­ротво­ре­ние Алек­сан­дрии

Пря­мо с поля бит­вы Цезарь дви­нул­ся со сто­ро­ны мате­ри­ка, во гла­ве сво­ей кон­ни­цы, в заня­тую егип­тя­на­ми часть сто­ли­цы. В тра­ур­ных одеж­дах, дер­жа в руках изо­бра­же­ния сво­их богов, встре­ти­ли его вра­ги, моля о мире; его же сто­рон­ни­ки, увидев, что он победо­нос­но воз­вра­ща­ет­ся не с той сто­ро­ны, откуда он ушел, встре­ти­ли его с без­гра­нич­ным лико­ва­ни­ем. Судь­ба горо­да, кото­рый осме­лил­ся поме­шать при­веде­нию в испол­не­ние пла­нов вла­сти­те­ля все­лен­ной и едва не довел его до гибе­ли, была в руках Цеза­ря, но, как насто­я­щий пра­ви­тель, он не был зло­па­мя­тен и обо­шел­ся с алек­сан­дрий­ца­ми так же, как с мас­са­лиота­ми. Цезарь ука­зал граж­да­нам на их силь­но разо­рен­ный город, лишив­ший­ся, в то вре­мя когда горел флот, и хлеб­ных запа­сов, и зна­ме­ни­той биб­лио­те­ки, и дру­гих важ­ней­ших зда­ний; он убеж­дал жите­лей впредь занять­ся исклю­чи­тель­но искус­ст­вом и ремес­ла­ми и ста­рать­ся зале­чить раны, кото­рые они сами себе нанес­ли; он доволь­ст­во­вал­ся тем, что при­знал за про­жи­вав­ши­ми в Алек­сан­дрии иуде­я­ми такие же пра­ва, каки­ми поль­зо­ва­лось гре­че­ское насе­ле­ние горо­да, а вме­сто преж­ней рим­ской окку­па­ци­он­ной армии, пови­но­вав­шей­ся, по край­ней мере на сло­вах, еги­пет­ским царям, оста­вил в Алек­сан­дрии насто­я­щий рим­ский гар­ни­зон, состо­яв­ший из двух уже нахо­див­ших­ся здесь леги­о­нов и третье­го, при­быв­ше­го поз­же из Сирии; во гла­ве это­го гар­ни­зо­на был постав­лен лич­но назна­чен­ный Цеза­рем началь­ник. На этот ответ­ст­вен­ный пост был умыш­лен­но избран чело­век, про­ис­хож­де­ние кото­ро­го не поз­во­ля­ло ему зло­употреб­лять сво­ей вла­стью, — Руфи­он, опыт­ный воин, но сын воль­ноот­пу­щен­ни­ка. Прав­ле­ние Егип­том под гла­вен­ст­вом Рима было вве­ре­но Клео­пат­ре и ее млад­ше­му бра­ту Пто­ле­мею. Для того чтобы прин­цес­са Арси­ноя не мог­ла давать пово­да к вос­ста­нию егип­тя­нам, кото­рые как истые дети Восто­ка были пре­да­ны дина­стии, но совер­шен­но рав­но­душ­ны к отдель­ным ее пред­ста­ви­те­лям, она была отве­зе­на в Ита­лию; Кипр сно­ва стал частью рим­ской про­вин­ции Кили­кии.

Ход собы­тий во вре­мя пре­бы­ва­ния Цеза­ря в Алек­сан­дрии

Алек­сан­дрий­ское вос­ста­ние, хотя и незна­чи­тель­ное, хотя и имев­шее лишь малую связь со все­мир­но-исто­ри­че­ски­ми собы­ти­я­ми, совер­шав­ши­ми­ся в то вре­мя в рим­ском государ­стве, тем не менее име­ло для них важ­ное зна­че­ние, так как заста­ви­ло того чело­ве­ка, кото­рый был всем в государ­стве, без кото­ро­го ничто не мог­ло ни идти впе­ред, ни быть как-нибудь решен­ным, на вре­мя от октяб­ря 706 г. до мар­та 707 г. [48—47 гг.] оста­вить в сто­роне свои бли­жай­шие зада­чи, для того чтобы вме­сте с иуде­я­ми и беду­и­на­ми бороть­ся про­тив чер­ни боль­шо­го с.364 горо­да. Послед­ст­вия еди­но­лич­но­го режи­ма начи­на­ли ска­зы­вать­ся. Монар­хия уста­но­ви­лась, но везде гос­под­ст­во­ва­ла ужас­ная сумя­ти­ца, а монарх был дале­ко. Точ­но так же как и пом­пе­ян­цы, сто­рон­ни­ки Цеза­ря оста­ва­лись в эту мину­ту без выс­ше­го руко­вод­ства; все зави­се­ло от ода­рен­но­сти отдель­ных вое­на­чаль­ни­ков и еще чаще от слу­чая.

Выступ­ле­ние Фар­на­ка про­тив Цеза­ря

Ко вре­ме­ни отъ­езда Цеза­ря в Еги­пет в Малой Азии уже не ока­за­лось боль­ше вра­гов. Тем вре­ме­нем намест­ник Цеза­ря в этой стране даро­ви­тый Гней Доми­ций Каль­вин полу­чил при­ка­за­ние сно­ва отнять у царя Фар­на­ка все, что он само­воль­но захва­тил у союз­ни­ков 297 Пом­пея. Ввиду того что Фар­нак, такой же упря­мый и над­мен­ный дес­пот, как его отец, упор­но не согла­шал­ся очи­стить Малую Арме­нию, ниче­го ино­го не оста­ва­лось, как пой­ти про­тив него. Каль­вин дол­жен был из трех остав­лен­ных ему леги­о­нов, обра­зо­ван­ных из фар­саль­ских воен­но­плен­ных, два отпра­вить в Еги­пет; он попол­нил эту брешь леги­о­ном, наско­ро собран­ным из посе­лив­ших­ся в Пон­те рим­лян, и дву­мя леги­о­на­ми Дейота­ра, обу­чен­ны­ми по рим­ско­му образ­цу, и после это­го всту­пил в Малую Арме­нию. Но бос­пор­ское вой­ско, испы­тан­ное в мно­го­чис­лен­ных боях с жите­ля­ми бере­гов Чер­но­го моря, ока­за­лось храб­рее вой­ска Каль­ви­на.

Пора­же­ние Каль­ви­на под Нико­по­лем

В сра­же­нии под Нико­по­лем пон­тий­ское опол­че­ние Каль­ви­на было уни­что­же­но, и галат­ские леги­о­ны раз­бе­жа­лись; один толь­ко ста­рый рим­ский леги­он сумел про­бить­ся без зна­чи­тель­ных потерь. Не заво­е­вав Малой Арме­нии, Каль­вин не мог даже поме­шать Фар­на­ку сно­ва завла­деть сво­и­ми пон­тий­ски­ми «наслед­ст­вен­ны­ми» вла­де­ни­я­ми и излить на их жите­лей, в осо­бен­но­сти на несчаст­ных амиз­цев, все свое страш­ное сул­тан­ское свое­во­лие (зима 706/707 г. [48/47 г.]). Когда же Цезарь сам при­был в Малую Азию и велел ему ска­зать, что услу­га, лич­но ока­зан­ная ему Фар­на­ком, не ока­зав­шим помо­щи Пом­пею, не может быть при­ня­та в рас­чет по срав­не­нию с тем вредом, кото­рый он нанес государ­ству, и что, преж­де чем вести какие-либо пере­го­во­ры, он дол­жен очи­стить пон­тий­скую про­вин­цию и воз­вра­тить все при­сво­ен­ное им, Фар­нак изъ­явил готов­ность пови­но­вать­ся; но, хоро­шо зная, как важ­но для Цеза­ря отпра­вить­ся на Запад, он не делал ника­ких серь­ез­ных при­готов­ле­ний к очи­ще­нию терри­то­рии. Но он не знал, что Цезарь все­гда дово­дил до кон­ца все то, что начи­нал.

Победа Цеза­ря при Зие­ле

Не тра­тя вре­ме­ни на пере­го­во­ры, Цезарь собрал при­веден­ный им из Алек­сан­дрии леги­он и вой­ско Каль­ви­на и Дейота­ра и дви­нул­ся к лаге­рю Фар­на­ка при Зие­ле. Когда бос­пор­цы заме­ти­ли его при­бли­же­ние, они сме­ло про­шли через глу­бо­кое гор­ное уще­лье, при­кры­вав­шее их фронт, и, взо­брав­шись на холм, напа­ли на рим­лян. Цеза­ре­вы вои­ны еще были заня­ты устрой­ст­вом лаге­ря, и на мгно­ве­ние их ряды поко­ле­ба­лись; одна­ко при­выч­ные с.365 к войне вете­ра­ны быст­ро собра­лись и пода­ли сиг­нал к обще­му наступ­ле­нию и пол­ной победе (2 авгу­ста 707 г. [47 г.]). Вой­на была окон­че­на в пять дней, — в то вре­мя когда дорог был каж­дый час, эта была необы­чай­ная уда­ча.

Уре­гу­ли­ро­ва­ние мало­азий­ских дел

Пре­сле­до­ва­ние царя, вер­нув­ше­го­ся в свои вла­де­ния через Синоп, Цезарь пору­чил свод­но­му бра­ту Фар­на­ка, храб­ро­му Мит­ра­да­ту Пер­гам­ско­му, кото­рый в награ­ду за услу­ги, ока­зан­ные им в Егип­те, полу­чил вме­сто Фар­на­ка бос­пор­ский цар­ский венец. В осталь­ном сирий­ские и мало­азий­ские дела были ула­же­ны мир­ным путем: союз­ни­ки Цеза­ря полу­чи­ли бога­тые награ­ды, союз­ни­ков же Пом­пея отпус­ка­ли на сво­бо­ду с выго­во­ром или денеж­ной пеней; одно­му толь­ко, могу­ще­ст­вен­ней­ше­му из всех кли­ен­тов Пом­пея, Дейота­ру, сно­ва при­шлось огра­ни­чить­ся сво­ей неболь­шой наслед­ст­вен­ной обла­стью, окру­гом пле­ме­ни толи­сто­бо­гов. Вме­сто него Малая Арме­ния была отда­на кап­па­до­кий­ско­му царю Арио­бар­за­ну, а захва­чен­ная Дейота­ром трок­мий­ская тет­рар­хия — ново­му вла­сте­ли­ну Бос­по­ра, про­ис­хо­див­ше­му с отцов­ской сто­ро­ны из пон­тий­ско­го, а с мате­рин­ской из галат­ско­го цар­ско­го рода.

Сухо­пут­ная и мор­ская вой­на в Илли­рии

В Илли­рии так­же про­ис­хо­ди­ли во вре­мя пре­бы­ва­ния Цеза­ря в Егип­те очень серь­ез­ные собы­тия. Дал­ма­тий­ское побе­ре­жье уже в тече­ние мно­гих веков было боль­ным местом рим­ско­го государ­ства, а насе­ле­ние его нахо­ди­лось во враж­де с Цеза­рем еще со вре­мен боев под Дирра­хи­ем; в стране было мно­же­ство бежав­ших туда еще 298 с фес­са­лий­ской вой­ны пом­пе­ян­цев. Одна­ко Квинт Кор­ни­фи­ций с при­шед­ши­ми из Ита­лии леги­о­на­ми сумел дер­жать в пови­но­ве­нии как жите­лей стра­ны, так и бег­ле­цов и вме­сте с тем выпол­нить труд­ное в этих диких местах зада­ние снаб­же­ния вой­ска про­до­воль­ст­ви­ем. Даже когда даро­ви­тый Марк Окта­вий, победи­тель при Курик­те (стр. 332), появил­ся в этих водах с частью Пом­пе­е­ва флота, чтобы руко­во­дить на море и на суше вой­ной про­тив Цеза­ря, Кор­ни­фи­ций, опи­ра­ясь на кораб­ли и на гавань яде­сти­нов (Зара), не толь­ко сумел удер­жать­ся, но даже выиг­рал несколь­ко сра­же­ний на море с фло­том про­тив­ни­ка. Но, когда зимой 706/707 г. [48/47 г.] новый илли­рий­ский намест­ник Авл Габи­ний, воз­вра­щен­ный Цеза­рем из ссыл­ки (стр. 269), при­был в Илли­рию сухим путем с пят­на­дца­тью когор­та­ми и 3 тыс. всад­ни­ков, вся систе­ма веде­ния вой­ны изме­ни­лась. Вме­сто того чтобы, как его пред­ше­ст­вен­ник, огра­ни­чить­ся малой вой­ной, этот сме­лый, дея­тель­ный чело­век немед­лен­но пред­при­нял, несмот­ря на суро­вое вре­мя года, экс­пе­ди­цию в горы со всем сво­им вой­ском.

Пора­же­ние Габи­ния
Одна­ко небла­го­при­ят­ная пого­да, труд­ность добы­ва­ния про­до­воль­ст­вия и муже­ст­вен­ное сопро­тив­ле­ние дал­ма­тов изну­ри­ли вой­ска; Габи­ний дол­жен был начать отступ­ле­ние, был застиг­нут с.366 дал­ма­та­ми, постыд­но раз­бит и с трудом добрал­ся с жал­ки­ми остат­ка­ми сво­ей зна­чи­тель­ной армии до Салон, где он вско­ре после это­го и умер. Боль­шин­ство илли­рий­ских при­мор­ских горо­дов после это­го сда­лось флоту Окта­вия; те же, кто дер­жал сто­ро­ну Цеза­ря, как, напри­мер, Сало­ны и Эпидавр (Ra­gu­sa Vec­chia), были так стес­не­ны на море фло­том, а на суше вар­ва­ра­ми, что капи­ту­ля­ция нахо­дя­щих­ся в Сало­нах остат­ков вой­ска каза­лась уже неда­ле­кой.
Победа у Тав­ри­са
Тогда комен­дант брун­ди­зий­ских скла­дов, энер­гич­ный Пуб­лий Вати­ний, велел, за неиме­ни­ем воен­ных судов, снаб­дить кора­бель­ны­ми носа­ми обык­но­вен­ные лод­ки и поса­дить на них сол­дат, выпу­щен­ных из лаза­ре­тов, и с этим импро­ви­зи­ро­ван­ным воен­ным фло­том близ ост­ро­ва Тав­ри­са (Тор­ко­ла, меж­ду Лели­ной и Кур­цо­лой) дал флоту Окта­вия, зна­чи­тель­но пре­вос­хо­див­ше­му его сила­ми, сра­же­ние, в кото­ром, как это неред­ко быва­ет, муже­ство пред­во­ди­те­ля и сол­дат воз­на­гра­ди­ло за все недо­стат­ки судов, и цеза­ри­ан­цы одер­жа­ли бле­стя­щую победу. Марк Окта­вий поки­нул эти воды и уда­лил­ся в Афри­ку вес­ной 707 г. [47 г.]. Дал­ма­ты обо­ро­ня­лись еще, прав­да, с боль­шим упор­ст­вом в тече­ние мно­гих лет, но это было уже не что иное, как мест­ная гор­ная вой­на. Когда Цезарь вер­нул­ся из Егип­та, энер­гич­ный его помощ­ник уже устра­нил гро­зив­шую Илли­рии опас­ность.

Реор­га­ни­за­ция коа­ли­ции в Афри­ке

Тем серь­ез­нее были дела в Афри­ке, где с нача­ла граж­дан­ской вой­ны кон­сти­ту­ци­он­ная пар­тия гос­под­ст­во­ва­ла неогра­ни­чен­но и где власть ее посто­ян­но уси­ли­ва­лась. До фар­саль­ской бит­вы здесь, соб­ст­вен­но, пра­вил царь Юба; он одер­жал верх над Кури­о­ном, и вся сила вой­ска заклю­ча­лась в его лег­кой кон­ни­це и бес­чис­лен­ных стрел­ках; намест­ник Пом­пея Вар играл рядом с ним такую вто­ро­сте­пен­ную роль, что был вынуж­ден даже выдать царю сдав­ших­ся ему сол­дат Кури­о­на и смот­реть на то, как их каз­ни­ли или ссы­ла­ли внутрь Нуми­дии. Все это изме­ни­лось со вре­ме­ни фар­саль­ско­го сра­же­ния. О бег­стве к пар­фя­нам не думал, кро­ме само­го Пом­пея, ни один из выдаю­щих­ся чле­нов раз­гром­лен­ной пар­тии. Так же мало попы­ток дела­лось и к тому, чтобы удер­жать соеди­нен­ны­ми сила­ми власть на море; экс­пе­ди­ция Мар­ка Окта­вия в илли­рий­ских водах оста­ва­лась оди­ноч­ным явле­ни­ем и не име­ла проч­но­го успе­ха. Зна­чи­тель­ное боль­шин­ство как рес­пуб­ли­кан­цев, так и пом­пе­ян­цев 299 напра­ви­лось к Афри­ке, — един­ст­вен­но­му месту, где еще воз­мож­на была достой­ная и закон­ная борь­ба про­тив узур­па­то­ра. Там мало-пома­лу объ­еди­ни­лись остат­ки армии, раз­би­той при Фар­са­ле, гар­ни­зон­ные вой­ска из Дирра­хия, Кер­ки­ры и Пело­пон­не­са и остат­ки илли­рий­ско­го флота; туда же при­был вто­рой глав­но­ко­ман­дую­щий Метелл Сци­пи­он, оба сына Пом­пея, Гней и Секст, поли­ти­че­ский вождь рес­пуб­ли­кан­цев Марк Катон, храб­рые вое­на­чаль­ни­ки Лаби­ен, Афра­ний, Пет­рей, Окта­вий и дру­гие. Хотя силы эми­гра­ции умень­ши­лись, ее фана­тизм, с.367 насколь­ко это было воз­мож­но, уве­ли­чил­ся. Не толь­ко плен­ных, но даже и пар­ла­мен­те­ров Цеза­ря про­дол­жа­ли уби­вать, а царь Юба, в кото­ром озлоб­ле­ние сто­рон­ни­ка пар­тии сли­ва­лось с яро­стью полу­вар­ва­ра-афри­кан­ца, уста­но­вил пра­ви­ло, чтобы во вся­кой общине, подо­зре­вае­мой в сим­па­ти­ях к непри­я­те­лю, город сжи­гал­ся, а граж­дане пре­да­ва­лись истреб­ле­нию, и, дей­ст­ви­тель­но, при­ме­нил эту тео­рию на прак­ти­ке по отно­ше­нию к неко­то­рым мест­но­стям, как, напри­мер, к зло­счаст­ной Ваге близ Гад­ру­ме­та. Если глав­но­му горо­ду про­вин­ции, цве­ту­щей Ути­ке, на кото­рую, как неко­гда на Кар­фа­ген, дав­но уже завист­ли­во погляды­ва­ли нуми­дий­ские цари, не при­шлось испы­тать подоб­но­го же обра­ще­ния со сто­ро­ны царя Юбы, и отно­си­тель­но его граж­дан, не без осно­ва­ния обви­ня­е­мых в сим­па­тии к Цеза­рю, огра­ни­чи­лись одни­ми мера­ми пре­до­сто­рож­но­сти, то этим они были обя­за­ны толь­ко энер­гич­но­му вме­ша­тель­ству Като­на.

Так как ни сам Цезарь, ни кто-либо из его намест­ни­ков не пред­при­ни­ма­ли ров­но ниче­го про­тив Афри­ки, то коа­ли­ция име­ла доста­точ­но вре­ме­ни для того, чтобы реор­га­ни­зо­вать­ся в воен­ном и поли­ти­че­ском отно­ше­нии. Преж­де все­го необ­хо­ди­мо было сно­ва заме­стить осво­бо­див­шу­ю­ся со смер­тью Пом­пея долж­ность глав­но­ко­ман­дую­ще­го. Царь Юба не прочь был удер­жать то поло­же­ние, кото­рое он зани­мал в Афри­ке до бит­вы при Фар­са­ле; вооб­ще он высту­пал уже не как кли­ент Рима, а как рав­но­прав­ный союз­ник или, пожа­луй, даже как покро­ви­тель, поз­во­лял себе чека­нить рим­ские сереб­ря­ные моне­ты со сво­им име­нем и гер­бом, заяв­лял даже при­тя­за­ния на исклю­чи­тель­ное пра­во носить в лаге­ре пур­пу­ро­вую одеж­ду и тре­бо­вал от рим­ских вое­на­чаль­ни­ков, чтобы они сня­ли с себя пур­пу­ро­вую одеж­ду пол­ко­во­д­ца. Нако­нец, и Метелл Сци­пи­он тре­бо­вал для себя поста глав­но­ко­ман­дую­ще­го на том осно­ва­нии, что Пом­пей, конеч­но, боль­ше по род­ст­вен­ным, чем по воен­ным сооб­ра­же­ни­ям при­зна­вал его во вре­мя фес­са­лий­ско­го похо­да рав­ным себе. Те же тре­бо­ва­ния заявил и Вар, само­зван­ный намест­ник Афри­ки, на том осно­ва­нии, что вой­на долж­на была вестись в его про­вин­ции; армия, нако­нец, тре­бо­ва­ла себе в вожди про­пре­то­ра Мар­ка Като­на. Оче­вид­но, она была пра­ва. Катон был един­ст­вен­ным чело­ве­ком, обла­дав­шим необ­хо­ди­мой для этой тяже­лой служ­бы пре­дан­но­стью, энер­ги­ей и авто­ри­те­том; конеч­но, он не был вои­ном, но было несрав­нен­но луч­ше назна­чить глав­но­ко­ман­дую­щим чело­ве­ка без вся­кой воен­ной под­готов­ки, кото­рый суме­ет вести себя скром­но и даст воз­мож­ность дей­ст­во­вать под­чи­нен­ным ему пол­ко­во­д­цам, чем офи­це­ра с неис­пы­тан­ны­ми спо­соб­но­стя­ми, как Вар, или, что еще хуже, чело­ве­ка, заве­до­мо неспо­соб­но­го, как, напри­мер, Метелл Сци­пи­он. Тем не менее выбор все-таки под конец пал имен­но на Сци­пи­о­на, и Катон в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни повли­ял на это реше­ние. Слу­чи­лось это не пото­му, что Катон не чув­ст­во­вал в себе доста­точ­но силы для выпол­не­ния этой зада­чи или что его мел­кое с.368 само­лю­бие боль­ше удо­вле­тво­ря­лось отка­зом от долж­но­сти, 300 чем при­ня­ти­ем ее; еще мень­ше пото­му, что он любил и ува­жал Сци­пи­о­на, с кото­рым он, наобо­рот, был в лич­ной враж­де и кото­рый при сво­ей заве­до­мой неспо­соб­но­сти при­об­ре­тал всюду неко­то­рое зна­че­ние толь­ко бла­го­да­ря род­ст­вен­ным свя­зям с Пом­пе­ем; слу­чи­лось это исклю­чи­тель­но пото­му, что Катон со сво­им зако­ре­не­лым юриди­че­ским фор­ма­лиз­мом ско­рее готов был погу­бить рес­пуб­ли­ку на закон­ном осно­ва­нии, чем спа­сти ее неза­кон­ным обра­зом. Когда после фар­саль­ской бит­вы он встре­тил­ся в Кер­ки­ре с Мар­ком Цице­ро­ном, кото­рый со вре­ме­ни сво­его кили­кий­ско­го намест­ни­че­ства был гене­ра­лом, он вызвал­ся пере­дать ему по пра­ву, как выс­ше­му офи­це­ру, долж­ность глав­но­ко­ман­дую­ще­го в Кер­ки­ре и сво­ей готов­но­стью довел несчаст­но­го адво­ка­та, тыся­чу раз про­кли­нав­ше­го свои аман­ские лав­ры, почти до отча­я­ния и вме­сте с тем уди­вил всех мало-маль­ски рас­суди­тель­ных людей. Теми же прин­ци­па­ми руко­вод­ст­во­вал­ся он и теперь, когда от это­го зави­се­ло нечто более важ­ное. Катон решал вопрос о том, кто дол­жен занять пост глав­но­ко­ман­дую­ще­го, как буд­то дело шло о пашне близ Туску­ла, и при­судил долж­ность Сци­пи­о­ну. Этим реше­ни­ем устра­ня­лись как его соб­ст­вен­ная кан­дида­ту­ра, так и при­тя­за­ния Вара. Но вме­сте с тем он же, и толь­ко он один, энер­гич­но про­те­сто­вал про­тив при­тя­за­ний царя Юбы и дал ему почув­ст­во­вать, что рим­ская ари­сто­кра­тия идет к нему не как про­си­тель­ни­ца, не так, как она обра­ща­лась к пар­фян­ско­му вла­сте­ли­ну, не для того чтобы искать под­держ­ки, а пове­ли­тель­но тре­буя этой под­держ­ки от под­дан­но­го. При тогдаш­нем поло­же­нии воен­ных сил в Афри­ке Юба поне­во­ле был при­нуж­ден пони­зить голос, хотя все-таки ему уда­лось добить­ся от сла­бо­воль­но­го Сци­пи­о­на, чтобы упла­та жало­ва­ния его вой­ску была воз­ло­же­на на рим­скую каз­ну и чтобы в слу­чае победы ему была обес­пе­че­на уступ­ка про­вин­ции Афри­ки.

Рядом с новым глав­но­ко­ман­дую­щим сно­ва высту­пил сенат «трех­сот», избрав­ший местом сво­их заседа­ний Ути­ку и попол­нив­ший свои поредев­шие ряды при­ня­ти­ем в свой состав самых вли­я­тель­ных и зажи­точ­ных лиц из сосло­вия всад­ни­ков. Глав­ным обра­зом, бла­го­да­ря рве­нию Като­на воору­же­ния про­из­во­ди­лись чрез­вы­чай­но энер­гич­но, и все год­ные к ноше­нию ору­жия, даже воль­ноот­пу­щен­ни­ки и ливий­цы, вер­бо­ва­лись в леги­о­ны, бла­го­да­ря чему все силы до того были отвле­че­ны от хле­бо­па­ше­ства, что бо́льшая часть полей оста­ва­лась невозде­лан­ной, но вме­сте с тем, конеч­но, были достиг­ну­ты гро­мад­ные резуль­та­ты в воен­ном отно­ше­нии. В тяже­лой пехо­те насчи­ты­ва­лось четыр­на­дцать леги­о­нов, из кото­рых два уже были выстав­ле­ны Варом, восемь дру­гих — состав­ле­ны частью из бег­ле­цов, частью из про­вин­ци­аль­ных рекру­тов, а четы­ре, воору­жен­ные по рим­ско­му образ­цу, при­над­ле­жа­ли царю Юбе. Тяже­лая кон­ни­ца, состо­яв­шая из кель­тов и гер­ман­цев, при­быв­ших с Лаби­е­ном, и все­воз­мож­ных набран­ных туда людей, насчи­ты­ва­ла, поми­мо кон­но­го отряда Юбы, воору­жен­но­го по рим­ско­му образ­цу, с.369 1600 чело­век. Лег­кие отряды состо­я­ли из бес­чис­лен­ных масс нуми­дий­цев, ска­кав­ших на неосед­лан­ных лоша­дях и воору­жен­ных одни­ми толь­ко мета­тель­ны­ми копья­ми, из неко­то­ро­го чис­ла кон­ных стрел­ков и огром­ных пол­чищ пеших стрел­ков. Кро­ме того, было еще нали­цо 120 сло­нов Юбы и пред­во­ди­тель­ст­ву­е­мый Пуб­ли­ем Варом и Мар­ком Окта­ви­ем флот из 55 парус­ных судов. Мучи­тель­но­му недо­стат­ку в день­гах отча­сти помог налог, кото­рым обло­жил себя сенат и кото­рый ока­зал­ся тем при­быль­нее, что в сенат были при­гла­ше­ны бога­тей­шие афри­кан­ские капи­та­ли­сты. Хлеб и дру­гие 301 при­па­сы были скоп­ле­ны в гро­мад­ных коли­че­ствах в при­год­ных к обо­роне кре­по­стях, и вме­сте с тем все запа­сы были по воз­мож­но­сти уве­зе­ны из откры­тых пунк­тов. Отсут­ст­вие Цеза­ря, дур­ное настро­е­ние его леги­о­нов, бро­же­ние в Испа­нии и Ита­лии посте­пен­но под­ня­ли дух его про­тив­ни­ков, и вос­по­ми­на­ния о фар­саль­ской бит­ве нача­ли мало-пома­лу усту­пать новым надеж­дам на победу. Вре­мя, поте­рян­ное Цеза­рем в Егип­те, нигде не отзы­ва­лось так тяж­ко, как здесь. Если бы он дви­нул­ся в Афри­ку непо­сред­ст­вен­но после смер­ти Пом­пея, то застал бы там сла­бое, дез­ор­га­ни­зо­ван­ное, испу­ган­ное вой­ско и пол­ней­шую анар­хию сре­ди его вождей, меж­ду тем как теперь, в осо­бен­но­сти бла­го­да­ря энер­гии Като­на, в Афри­ке сто­я­ло вой­ско, по чис­лен­но­сти рав­ное тому, кото­рое было раз­би­то при Фар­са­ле, с вид­ны­ми вождя­ми и закон­ным глав­ным началь­ст­вом.

Вол­не­ния в Испа­нии

Каза­лось, афри­кан­ская экс­пе­ди­ция Цеза­ря роди­лась под осо­бен­но несчаст­ной звездой. Еще до сво­его отплы­тия в Еги­пет Цезарь сде­лал рас­по­ря­же­ния отно­си­тель­но нача­ла афри­кан­ской вой­ны и под­готов­ке к ней в Испа­нии и Ита­лии, но из это­го ниче­го не вышло, кро­ме бед. На осно­ва­нии при­ка­за Цеза­ря намест­ник южной испан­ской про­вин­ции Квинт Кас­сий Лон­гин дол­жен был пере­пра­вить­ся в Афри­ку с четырь­мя леги­о­на­ми, при­влечь там на свою сто­ро­ну царя запад­ной Мавре­та­нии Богуда9 и с.370 дви­нуть­ся вме­сте с ним про­тив Нуми­дии и Афри­ки. Но вой­ско, пред­на­зна­чен­ное для отправ­ки в Афри­ку, насчи­ты­ва­ло в сво­их рядах мно­же­ство при­рож­ден­ных испан­цев и целых два быв­ших леги­о­на Пом­пея; пом­пе­ян­ские сим­па­тии гос­под­ст­во­ва­ли и в армии и в про­вин­ции, и неуме­лый тира­ни­че­ский образ дей­ст­вия Цеза­ре­ва намест­ни­ка не мог осла­бить это­го настро­е­ния. Вол­не­ние пере­рос­ло в насто­я­щее вос­ста­ние; отдель­ные отряды войск и горо­да выска­зы­ва­лись за или про­тив намест­ни­ка; дело уже дошло до того, что вос­став­шие про­тив Цеза­ре­ва намест­ни­ка откры­то водру­зи­ли зна­мя Пом­пея; стар­ший сын Пом­пея Гней, желая вос­поль­зо­вать­ся этим счаст­ли­вым обо­ротом собы­тий, отплыл из Афри­ки в Испа­нию, и толь­ко осуж­де­ние дей­ст­вий намест­ни­ка вли­я­тель­ны­ми цеза­ри­ан­ца­ми и вме­ша­тель­ство пра­ви­те­ля север­ной про­вин­ции вовре­мя успе­ли пода­вить вос­ста­ние. Гней Пом­пей, поте­ряв­ший вре­мя в тщет­ных попыт­ках занять проч­ное поло­же­ние в Мавре­та­нии, при­был слиш­ком позд­но; Гай Тре­бо­ний, кото­ро­го Цезарь после сво­его воз­вра­ще­ния с Восто­ка послал в Испа­нию выру­чить Кас­сия (осень 707 г. [47 г.]), везде встре­тил бес­пре­ко­слов­ное пови­но­ве­ние. Но, разу­ме­ет­ся, бла­го­да­ря этим вол­не­ни­ям из Испа­нии ниче­го не было пред­при­ня­то, что мог­ло бы поме­шать 302 рес­пуб­ли­кан­цам упро­чить­ся в Афри­ке; из-за столк­но­ве­ния с Лон­ги­ном запад­но­мавре­тан­ский царь Богуд, кото­рый сто­ял на сто­роне Цеза­ря и мог бы по край­ней мере чем-нибудь пре­пят­ст­во­вать царю Юбе, был ото­зван в Испа­нию вме­сте со сво­и­ми вой­ска­ми.

Воен­ный мятеж в Кам­па­нии

Еще серь­ез­нее были вол­не­ния сре­ди войск, собран­ных по при­ка­за­нию Цеза­ря в южной Ита­лии для пере­пра­вы в Афри­ку. Это были боль­шей частью ста­рые леги­о­ны, кото­рые в Гал­лии, Испа­нии, Фес­са­лии помог­ли Цеза­рю упро­чить трон. Победы не улуч­ши­ли настро­е­ния этих войск, а дол­гий отдых в Ниж­ней Ита­лии совер­шен­но его испор­тил. Почти нече­ло­ве­че­ские тре­бо­ва­ния, кото­рые к ним предъ­яв­лял пол­ко­во­дец и послед­ст­вия кото­рых доста­точ­но ярко про­яви­лись в страш­ном опу­сто­ше­нии их рядов, созда­ли недо­воль­ство даже в этих желез­ных людях, — и нуж­но было толь­ко вре­мя и отдых, чтобы при­ве­сти умы в бро­же­ние. Един­ст­вен­ный импо­ни­ро­вав­ший им чело­век целый год был дале­ко, точ­но совсем исчез, началь­ст­во­вав­шие над ними люди гораздо боль­ше боя­лись сво­их сол­дат, чем сол­да­ты их, и спус­ка­ли этим поко­ри­те­лям все­лен­ной гру­бое наси­лие над хозя­е­ва­ми на посто­ях и вооб­ще вся­кое нару­ше­ние дис­ци­пли­ны. Когда было полу­че­но при­ка­за­ние отплыть в Сици­лию и сол­да­ты долж­ны были про­ме­нять при­воль­ное житье в Кам­па­нии на тре­тий поход, по-види­мо­му, не усту­пав­ший ни испан­ско­му, ни фес­са­лий­ско­му по тре­во­гам и лише­ни­ям, сдер­жи­ваю­щая их узда, дав­но уже осла­бев­шая и теперь неожи­дан­но слиш­ком натя­ну­тая, порва­лась. Леги­о­ны отка­за­лись пови­но­вать­ся, пока им не выпла­тят обе­щан­ных подар­ков, и про­гна­ли при­слан­ных Цеза­рем офи­це­ров, насме­ха­ясь над ними и даже бро­сая с.371 в них кам­ни. Попыт­ка поту­шить начав­ше­е­ся вос­ста­ние уве­ли­че­ни­ем обе­щан­ных сумм не толь­ко не име­ла успе­ха, но при­ве­ла к тому, что сол­да­ты мас­са­ми дви­ну­лись, чтобы в самой сто­ли­це заста­вить пол­ко­во­д­ца выпол­нить обе­ща­ние; неко­то­рые из офи­це­ров, пытав­ши­е­ся доро­гой удер­жать мятеж­ные шай­ки, были уби­ты. Опас­ность при­ни­ма­ла страш­ные раз­ме­ры. Цезарь при­ка­зал немно­гим остав­шим­ся в горо­де вой­скам занять ворота, чтобы пред­от­вра­тить, по край­ней мере в мину­ту пер­во­го натис­ка, гра­беж, кото­ро­го мож­но было опа­сать­ся, и вне­зап­но появил­ся сре­ди бушу­ю­щих сол­дат с вопро­сом, чего они хотят. Ему закри­ча­ли в ответ: «Отстав­ки!» Она им была дана в тот же миг. Отно­си­тель­но подар­ков, при­ба­вил Цезарь, обе­щан­ных сол­да­там в слу­чае три­ум­фа, а так­же по делу о земель­ных участ­ках, кото­рых он им не обе­щал, но все-таки пред­на­зна­чил им, пусть обра­тят­ся к нему с заяв­ле­ни­ем в тот день, когда он будет празд­но­вать три­умф вме­сте с дру­ги­ми сол­да­та­ми; в самом же три­ум­фе они, конеч­но, участ­во­вать не смо­гут, так как были отпу­ще­ны рань­ше три­ум­фа. К тако­му реше­нию мас­сы не были под­готов­ле­ны; убеж­ден­ные в том, что Цезарь не смо­жет обой­тись без них в сво­ем афри­кан­ском похо­де, сол­да­ты тре­бо­ва­ли отстав­ки толь­ко для того, чтобы в слу­чае отка­за поста­вить свои усло­вия. Они напо­ло­ви­ну усо­мни­лись уже в сво­ей неза­ме­ни­мо­сти и были слиш­ком бес­по­мощ­ны, чтобы усту­пить и напра­вить неудач­ные пере­го­во­ры на пра­виль­ный путь. Как люди они чув­ст­во­ва­ли себя при­сты­жен­ны­ми вер­но­стью сво­е­му сло­ву, кото­рую про­явил импе­ра­тор по отно­ше­нию к изме­нив­шим при­ся­ге сол­да­там, и тем вели­ко­ду­ши­ем, с кото­рым он готов был им дать боль­ше того, что рань­ше обе­щал; как вои­нов их глу­бо­ко потряс­ло то, что пол­ко­во­дец ука­зал им на необ­хо­ди­мость при­сут­ст­во­вать на три­ум­фе их това­ри­щей в каче­стве посто­рон­них зри­те­лей и при этом не назы­вал их боль­ше «това­ри­ща­ми», а «граж­да­на­ми», и этим обра­ще­ни­ем, так 303 стран­но зву­чав­шим в его устах, одним уда­ром уни­что­жил все их слав­ное воен­ное про­шлое, нако­нец, они нахо­ди­лись под оба­я­ни­ем это­го неот­ра­зи­мо силь­но­го чело­ве­ка. Без­молв­но сто­я­ли сол­да­ты неко­то­рое вре­мя, они коле­ба­лись — и вдруг со всех сто­рон разда­лись кри­ки людей, про­сив­ших, чтобы глав­но­ко­ман­дую­щий вер­нул им милость, дал им сно­ва пра­во назы­вать­ся вои­на­ми Цеза­ря. Цезарь испол­нил их прось­бу, но заста­вил их дол­го про­сить об этом: зачин­щи­кам мяте­жа была, одна­ко, сбав­ле­на треть их три­ум­фаль­ных наград. Исто­рия не зна­ет дру­го­го тако­го же вели­ко­го и пси­хо­ло­ги­че­ски лов­ко­го манев­ра, кото­рый бы удал­ся в такой мере.

Цезарь отправ­ля­ет­ся в Афри­ку

Вол­не­ния эти все-таки име­ли в том отно­ше­нии вред­ное вли­я­ние на поход, что зна­чи­тель­но задер­жа­ли его нача­ло. Когда Цезарь при­был в гавань Лили­бея, назна­чен­ную для посад­ки войск на суда, десять леги­о­нов, наме­чен­ных для отправ­ки в Афри­ку, еще не нахо­ди­лись здесь в пол­ном сбо­ре, и наи­бо­лее испы­тан­ные с.372 вой­ска дале­ко еще не все при­бы­ли. Тем не менее, как толь­ко при­шло шесть леги­о­нов, в том чис­ле пять вновь сфор­ми­ро­ван­ных, а так­же при­бы­ли необ­хо­ди­мые воен­ные и транс­порт­ные суда, Цезарь вышел с ними в море (25 декаб­ря 707 г. [47 г.] по неис­прав­лен­но­му кален­да­рю, око­ло 8 октяб­ря — по юли­ан­ско­му счис­ле­нию). Непри­я­тель­ский флот, кото­рый вынуж­ден был из-за бурь, гос­под­ст­во­вав­ших во вре­мя рав­но­ден­ст­вия, при­стать к бере­гу у ост­ро­ва Эги­му­ра перед Кар­фа­ген­ской бух­той, не поме­шал пере­езду; но те же бури раз­бро­са­ли суда Цеза­ря по всем направ­ле­ни­ям, и, когда Цезарь неда­ле­ко от Гад­ру­ме­та (Суза) нашел воз­мож­ным выса­дить­ся, он мог выса­дить на берег не боль­ше 3 тыс. чело­век, боль­шей частью рекру­тов, и 150 всад­ни­ков. Попыт­ка завла­деть Гад­ру­ме­том, заня­тым непри­я­те­лем, не уда­лась, зато Цеза­рю уда­лось завла­деть дву­мя гава­ня­ми, рас­по­ло­жен­ны­ми неда­ле­ко одна от дру­гой: Руспи­ной (Мона­стырь у Сузы) и Малым Леп­ти­сом. Здесь Цезарь око­пал­ся, но его пози­ция была так нена­деж­на, что он оста­вил всад­ни­ков на кораб­лях, да и сами суда долж­ны были быть гото­вы к отплы­тию и снаб­же­ны водой, чтобы он имел воз­мож­ность, как толь­ко на него напа­дут пре­вос­ход­ные силы про­тив­ни­ка, тот­час же сесть на кораб­ли и уйти в море. В этом не ока­за­лось надоб­но­сти, пото­му что как раз вовре­мя при­бы­ли раз­бро­сан­ные бурей суда (3 янва­ря 708 г. [46 г.]). На дру­гой же день после это­го Цезарь, вой­ско кото­ро­го бла­го­да­ря мерам, при­ня­тым пом­пе­ян­ца­ми, стра­да­ло из-за недо­стат­ка хле­ба, дви­нул­ся с тре­мя леги­о­на­ми внутрь стра­ны, но неда­ле­ко от Руспи­ны под­верг­ся напа­де­нию отряда во гла­ве с Лаби­е­ном, кото­рый хотел оттес­нить Цеза­ря от бере­га.

Сра­же­ние при Руспине

Так как у Лаби­е­на была толь­ко кон­ни­ца и стрел­ки, а у Цеза­ря — почти исклю­чи­тель­но линей­ная пехота, леги­о­ны очень ско­ро были окру­же­ны и ста­ли жерт­вой вра­га, не имея воз­мож­но­сти ни отве­чать ему, ни успеш­но напасть на него. Раз­вер­нув фронт, Цезарь, прав­да, осво­бо­дил флан­ги и сме­лым напа­де­ни­ем спас честь ору­жия, но отступ­ле­ние все же было неиз­беж­но, и, если бы Руспи­на не была так близ­ко, мавре­тан­ские копья, может быть, повто­ри­ли бы то ужас­ное дело, кото­рое сде­ла­ли пар­фян­ские стре­лы при Каррах. Цезарь, кото­ро­му этот день пока­зал все труд­но­сти пред­сто­я­щей вой­ны, не хотел боль­ше под­вер­гать напа­де­нию сво­их неопыт­ных сол­дат, сму­щен­ных новой для них фор­мой боя, и выжидал при­бы­тия леги­о­нов, состав­лен­ных из вете­ра­нов.

Пози­ция Цеза­ря под Руспи­ной

Сво­бод­ное до их при­бы­тия вре­мя было употреб­ле­но на то, чтобы хоть сколь­ко-нибудь урав­но­ве­сить подав­ля­ю­щее пре­вос­ход­ство вра­гов в при­ме­не­нии даль­но­бой­но­го ору­жия. Год­ные для это­го люди 304 были пере­чис­ле­ны из флота в ряды лег­кой кава­ле­рии или же ста­ли стрел­ка­ми в пехо­те, но это мало помог­ло делу. Несколь­ко боль­ше поль­зы при­нес­ли дивер­сии, пред­при­ня­тые с.373 Цеза­рем. Уда­лось под­нять про­тив Юбы и воору­жить гетуль­ские пас­ту­ше­ские пле­ме­на, коче­вав­шие на южном склоне Боль­шо­го Атла­са, близ Саха­ры. Даже до них дошли потря­се­ния вре­мен Мария и Сул­лы, а их недо­воль­ство Пом­пе­ем, кото­рый тогда под­чи­нил их нуми­дий­ским царям, рас­по­ло­жи­ло их в поль­зу пре­ем­ни­ка могу­ще­ст­вен­но­го Мария, о кото­ром у них оста­лась доб­рая память еще со вре­мен югур­тин­ской вой­ны. Мавре­тан­ские цари — Богуд в Тин­ги­се, Бокх в Иоле — были есте­ствен­ны­ми сопер­ни­ка­ми Юбы и частью уже дав­но нахо­ди­лись в сою­зе с Цеза­рем. Нако­нец, в погра­нич­ной обла­сти меж­ду вла­де­ни­я­ми Юбы и Бок­ха блуж­дал со сво­и­ми людь­ми послед­ний из кати­ли­на­ри­ев, тот самый Пуб­лий Сит­тий из Нуце­рии (стр. 145), кото­рый за 18 лет до это­го пре­вра­тил­ся из обанк­ро­тив­ше­го­ся ита­лий­ско­го куп­ца в пред­во­ди­те­ля мавре­тан­ско­го отряда пар­ти­зан и с тех пор соста­вил себе имя во вре­мя ливий­ских смут и орга­ни­зо­вал свои воен­ные силы. Бокх и Сит­тий соеди­ни­лись, вторг­лись в Нуми­дию, заня­ли зна­чи­тель­ный город Цир­ту; их напа­де­ние, а так­же натиск гету­лов заста­ви­ли царя Юбу отпра­вить часть войск к южной и запад­ной гра­ни­це сво­их вла­де­ний; но и в это вре­мя поло­же­ние Цеза­ря все еще оста­ва­лось доволь­но небла­го­при­ят­ным. Его армия была сби­та на про­стран­стве одной квад­рат­ной мили; хотя флот и достав­лял хлеб, но недо­ста­ток в фура­же ощу­щал­ся кон­ни­цей Цеза­ря так же ост­ро, как Пом­пе­е­вы­ми всад­ни­ка­ми при Дирра­хии. Лег­кие отряды непри­я­те­ля, несмот­ря на все уси­лия Цеза­ря, настоль­ко пре­вос­хо­ди­ли его соб­ст­вен­ные, что каза­лось почти невоз­мож­ным пове­сти наступ­ле­ние внутрь стра­ны даже с вете­ра­на­ми. Если бы Сци­пи­он отсту­пил и оста­вил при­бреж­ные горо­да на про­из­вол судь­бы, он, может быть, одер­жал бы победу вро­де тех, кото­рые были одер­жа­ны визи­рем Оро­да над Крас­сом, Юбой над Кури­о­ном, или же в край­нем слу­чае затя­нул бы вой­ну до бес­ко­неч­но­сти. Такой план кам­па­нии под­ска­зы­ва­ла самая эле­мен­тар­ная сооб­ра­зи­тель­ность; даже Катон, совсем уже не стра­тег, сове­то­вал руко­вод­ст­во­вать­ся им и даже вызвал­ся пере­пра­вить один отряд в Ита­лию и при­звать там к ору­жию рес­пуб­ли­кан­цев, что при гос­под­ст­во­вав­шем в стране смя­те­нии мог­ло иметь успех. Но Катон мог толь­ко сове­то­вать, а не при­ка­зы­вать; глав­но­ко­ман­дую­щий Сци­пи­он решил, что вой­ну надо вести в при­бреж­ной поло­се. Это реше­ние было непра­виль­но не толь­ко пото­му, что бла­го­да­ря ему был остав­лен воен­ный план, обе­щав­ший несо­мнен­ный успех, но и пото­му, что мест­ность, в кото­рой пред­сто­я­ло вести вой­ну, нахо­ди­лась в опас­ном бро­же­нии, а армия, кото­рую хоте­ли про­ти­во­по­ста­вить Цеза­рю, была в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни нена­деж­на. Страш­но стро­гий набор, захват про­до­воль­ст­вия, опу­сто­ше­ние более мел­ких посе­ле­ний, вооб­ще созна­ние, что ста­но­вишь­ся жерт­вой чужо­го и уже про­иг­ран­но­го дела, раз­дра­жа­ли мест­ное насе­ле­ние про­тив рим­ских рес­пуб­ли­кан­цев, зате­яв­ших на афри­кан­ской поч­ве свою послед­нюю отча­ян­ную борь­бу; террор, с.374 при­ме­няв­ший­ся ими про­тив всех общин, кото­рые мож­но было запо­до­зрить хотя бы толь­ко в рав­но­ду­шии (стр. 367), довел это недо­воль­ство до сте­пе­ни страш­ней­шей нена­ви­сти. Афри­кан­ские горо­да везде, где это было воз­мож­но, пере­хо­ди­ли на сто­ро­ну Цеза­ря; меж­ду гету­ла­ми и ливий­ца­ми, кото­рые в боль­шом чис­ле слу­жи­ли в лег­ких вой­сках и даже в леги­о­нах, нача­лись побе­ги. Но Сци­пи­он наста­и­вал на сво­ем плане с упрям­ст­вом, свой­ст­вен­ным нера­зу­мию, вышел со 305 всем сво­им вой­ском из Ути­ки, напра­вил­ся к заня­тым Цеза­рем горо­дам Руспине и Мало­му Леп­ти­су, занял к севе­ру от них Гад­ру­мет, к югу — Тапс (у мыса Râs Dimâs) силь­ны­ми гар­ни­зо­на­ми и вме­сте с Юбой, так­же явив­шим­ся к Руспине с теми из сво­их войск, кото­рые не были отвле­че­ны защи­той гра­ниц, неод­но­крат­но вызы­вал непри­я­те­ля на бой. Но Цезарь решил дождать­ся при­бы­тия леги­о­нов сво­их вете­ра­нов. Когда они, нако­нец, при­бы­ли и появи­лись на поле бит­вы, у Сци­пи­о­на и Юбы про­па­ло жела­ние сра­жать­ся в откры­том поле; Цезарь же ввиду пре­вос­ход­ства сил непри­я­тель­ской кон­ни­цы не имел сред­ства заста­вить их сде­лать это. В пере­хо­дах и мел­ких стыч­ках в окрест­но­стях Руспи­ны и Тап­са, кото­рые име­ли целью обна­ру­жить заса­ды, устра­и­вае­мые, по мест­но­му обы­чаю, в под­зем­ных зер­но­хра­ни­ли­щах («сило­сах»), и рас­ши­рить линии постов, про­шло почти два меся­ца. Цезарь, кото­ро­го непри­я­тель­ская кон­ни­ца застав­ля­ла дер­жать­ся на высотах или защи­щать свои флан­ги лини­я­ми око­пов, посте­пен­но при­учил во вре­мя этой труд­ной вой­ны, исхо­да кото­рой не было вид­но, сво­их сол­дат к бое­вым при­е­мам непри­я­те­ля. Дру­зья и недру­ги не узна­ва­ли пол­ко­во­д­ца, все­гда тако­го поры­ви­сто­го, в пред­у­смот­ри­тель­ном инструк­то­ре, кото­рый забот­ли­во обу­чал сво­их людей, неред­ко делая это лич­но, и были сби­ты с тол­ку этим вели­ким мастер­ст­вом, кото­рое оста­ва­лось вер­ным себе и в мед­ли­тель­но­сти и при быст­ром уда­ре.

Сра­же­ние при Тап­се

Нако­нец, Цезарь, собрав свои послед­ние под­креп­ле­ния, обра­тил­ся в сто­ро­ну Тап­са. Как уже было ска­за­но, Сци­пи­он силь­но укре­пил этот город и допу­стил этим ошиб­ку, — он дал про­тив­ни­ку ясную цель для напа­де­ния; к пер­во­му про­ма­ху он вско­ре при­со­еди­нил вто­рой, еще менее про­сти­тель­ный, а имен­но, для спа­се­ния Тап­са он дал сра­же­ние, дав­но ожи­дае­мое Цеза­рем и с пол­ным осно­ва­ни­ем откло­няв­ше­е­ся до сих пор Сци­пи­о­ном, на такой поч­ве, где реше­ние дела пере­хо­ди­ло в руки линей­ной пехоты. Леги­о­ны Сци­пи­о­на и Юбы про­дви­ну­лись к само­му бере­гу про­тив лаге­ря Цеза­ря, пере­д­ние ряды — совсем гото­вые к бою, зад­ние — заня­тые раз­бив­кой укреп­лен­но­го лаге­ря. Одно­вре­мен­но с этим гар­ни­зон Тап­са гото­вил вылаз­ку. Для отра­же­ния ее было доста­точ­но сто­ро­же­вых постов Цеза­ря. При­выч­ные к бою леги­о­ны его, вер­но оце­нив вра­га уже по неудач­ной рас­ста­нов­ке его сил и пло­хо сомкну­тым частям, заста­ви­ли тру­бить ата­ку, преж­де чем глав­но­ко­ман­дую­щий подал знак к наступ­ле­нию, пока непри­я­тель еще занят был рытьем око­пов, с.375 и дви­ну­лись по всей линии. Впе­ре­ди всех был сам Цезарь, кото­рый, видя, что вой­ско идет впе­ред, не ожи­дая его при­ка­за­ний, устре­мил­ся на вра­гов во гла­ве его. Пра­вое кры­ло, сто­яв­шее впе­ре­ди осталь­ных отрядов, отбро­си­ло посред­ст­вом мета­тель­ных ядер и стрел нахо­див­шу­ю­ся перед ним линию сло­нов на вой­ско непри­я­те­ля (это было послед­нее боль­шое сра­же­ние, в кото­ром были пуще­ны в дело эти живот­ные). При­кры­тие было изруб­ле­но, левое кры­ло вра­га раз­би­то и вся линия смя­та. Пора­же­ние было тем зна­чи­тель­нее, что новый лагерь раз­би­той армии еще не был готов, ста­рый же нахо­дил­ся на боль­шом рас­сто­я­нии; оба лаге­ря были заня­ты один за дру­гим почти без сопро­тив­ле­ния. Вся мас­са раз­би­то­го вой­ска побро­са­ла ору­жие и про­си­ла поща­ды; но сол­да­ты Цеза­ря были уже не те, кото­рые воз­дер­жа­лись от боя при Илер­де и чест­но щади­ли без­за­щит­ных при Фар­са­ле. При­выч­ка к меж­до­усо­би­ям и озлоб­ле­ние, остав­ше­е­ся у них после мяте­жа, страш­ным обра­зом про­яви­лись на поле бит­вы при Тап­се. Если гид­ра, про­тив кото­рой при­хо­ди­лось 306 бороть­ся, полу­ча­ла все новые силы, если вой­ско пере­бра­сы­ва­лось из Ита­лии в Испа­нию, из Испа­нии — в Македо­нию, из Македо­нии — в Афри­ку, если страст­но желан­ный покой никак не насту­пал, то сол­да­ты иска­ли, и не без осно­ва­ния, при­чи­ну это­го в несвоевре­мен­ной мяг­ко­сти Цеза­ря. Они покля­лись воз­на­гра­дить себя за то, что упу­стил из виду пол­ко­во­дец, и оста­ва­лись глу­хи к моль­бам без­оруж­ных сограж­дан и к при­ка­за­ни­ям Цеза­ря и выс­ших офи­це­ров. Пять­де­сят тысяч тру­пов, покры­вав­ших поле бит­вы при Тап­се, — в чис­ле кото­рых были мно­гие офи­це­ры Цеза­ря, извест­ные как тай­ные про­тив­ни­ки новой монар­хии и при­ко­лотые при слу­чае сво­и­ми же, — свиде­тель­ст­во­ва­ли о том, каки­ми сред­ства­ми сол­дат добы­ва­ет себе отдых. Победо­нос­ная же армия насчи­ты­ва­ла не боль­ше 50 уби­тых (6 апре­ля 708 г. [46 г.]).

Катон в Ути­ке

После бит­вы при Тап­се борь­ба так же не име­ла про­дол­же­ния в Афри­ке, как пол­то­ра года назад на Восто­ке после фар­саль­ско­го пора­же­ния. Катон в каче­стве комен­дан­та Ути­ки созвал сенат, изло­жил перед ним состо­я­ние обо­ро­ни­тель­ных средств и пре­до­ста­вил собра­нию решить, сле­ду­ет ли поко­рить­ся или защи­щать­ся до послед­не­го чело­ве­ка, но при этом про­сил толь­ко об одном — при­нять реше­ние и дей­ст­во­вать не каж­до­му за себя, а всем заод­но. Более муже­ст­вен­ное реше­ние нашло нема­ло защит­ни­ков; было пред­ло­же­но осо­бым зако­ном объ­явить сво­бод­ны­ми рабов, спо­соб­ных носить ору­жие, что было отверг­ну­то Като­ном как неза­кон­ное нару­ше­ние пра­ва соб­ст­вен­но­сти, вме­сто чего он пред­ло­жил издать пат­рио­ти­че­ское воз­зва­ние к рабо­вла­дель­цам. Но этот порыв реши­мо­сти вско­ре замолк в собра­нии, боль­шей частью состав­лен­ном из афри­кан­ских опто­вых тор­гов­цев, и реше­но было сдать­ся. Когда вслед за тем Фауст Сул­ла, сын реген­та, и Луций Афра­ний при­бы­ли с поля бит­вы в Ути­ку с силь­ным отрядом кон­ни­цы, Катон сде­лал еще попыт­ку отсто­ять с их помо­щью с.376 город, но с него­до­ва­ни­ем отверг их тре­бо­ва­ние поз­во­лить им преж­де все­го зако­лоть нена­деж­ных граж­дан Ути­ки и пред­по­чел отдать без сопро­тив­ле­ния в руки монар­ха послед­ний оплот рес­пуб­ли­кан­цев, чем подоб­ной рез­ней осквер­нить рес­пуб­ли­ку при ее изды­ха­нии. После того как он — частью соб­ст­вен­ным авто­ри­те­том, частью щед­ры­ми при­но­ше­ни­я­ми — по воз­мож­но­сти сдер­жи­вал ярость сол­дат про­тив несчаст­ных жите­лей Ути­ки и с тро­га­тель­ной забот­ли­во­стью достав­лял, насколь­ко это было в его вла­сти, тем, кто не хотел дове­рить­ся мило­сер­дию Цеза­ря, сред­ства к бег­ству, тем же, кто хотел оста­вать­ся, воз­мож­ность капи­ту­ли­ро­вать на сколь­ко-нибудь снос­ных усло­ви­ях, — после того как он убедил­ся, что не может боль­ше при­не­сти поль­зы, он счел себя впра­ве сло­жить с себя власть, уда­лил­ся в свою опо­чи­валь­ню и вон­зил себе меч в грудь.

Убий­ство вождей рес­пуб­ли­кан­цев

Из осталь­ных вождей спас­лись немно­гие. Бежав­шие из Тап­са всад­ни­ки наткну­лись на отряды Сит­тия и были изруб­ле­ны или взя­ты в плен; их вожди, Афра­ний и Фауст, были выда­ны Цеза­рю, и так как он не каз­нил их немед­лен­но, были уби­ты его вете­ра­на­ми во вре­мя вол­не­ний. Глав­но­ко­ман­дую­щий Метелл Сци­пи­он с фло­том раз­гром­лен­ной пар­тии очу­тил­ся во вла­сти крей­сер­ских судов Сит­тия и зако­лол себя, когда его хоте­ли схва­тить. Царь Юба, при­гото­вив­ший­ся к тако­му же исхо­ду, решил покон­чить с собой цар­ст­вен­ным, как ему каза­лось, обра­зом: он при­ка­зал соорудить на пло­ща­ди сво­его горо­да Замы гро­мад­ный костер, кото­рый вме­сте с его телом дол­жен был погло­тить все его сокро­ви­ща и тру­пы всех граж­дан горо­да. Но жите­ли горо­да не име­ли ника­ко­го жела­ния 307 слу­жить деко­ра­ци­ей при погре­баль­ном тор­же­стве афри­кан­ско­го Сар­да­на­па­ла и закры­ли ворота перед царем, когда он, спа­са­ясь бег­ст­вом с поля сра­же­ния, появил­ся у стен горо­да в сопро­вож­де­нии Мар­ка Пет­рея. Одна из оди­чав­ших в шум­ном и при­чуд­ли­вом наслаж­де­нии жиз­нью натур, кото­рые в состо­я­нии пре­вра­тить для себя даже смерть в пья­ное пир­ше­ство, Юба напра­вил­ся вме­сте со сво­им спут­ни­ком на одну из сво­их вилл, велел при­гото­вить обиль­ную тра­пе­зу и по окон­ча­нии ее пред­ло­жил Пет­рею смер­тель­ный поеди­нок. Победи­тель Кати­ли­ны при­нял роко­вой удар от руки царя, и вслед за этим Юба при­ка­зал зако­лоть себя одно­му из сво­их рабов. Немно­гие вли­я­тель­ные лич­но­сти, кото­рым уда­лось спа­стись, напри­мер Лаби­ен и Секст Пом­пей, после­до­ва­ли за стар­шим бра­том Секс­та в Испа­нию и, как неко­гда Сер­то­рий, в горах и водах этой все еще полу­не­за­ви­си­мой стра­ны иска­ли послед­нее убе­жи­ще как раз­бой­ни­ки и пира­ты.

Водво­ре­ние поряд­ка в Афри­ке

Цезарь мог теперь бес­пре­пят­ст­вен­но при­ве­сти в порядок афри­кан­ские дела. Цар­ство Мас­си­нис­сы было упразд­не­но, как это пред­ла­гал еще Кури­он. Восточ­ная его часть, или округ Сити­фи­са, была при­со­еди­не­на к вла­де­ни­ям восточ­но­мавре­тан­ско­го царя Бок­ха; вер­ный Богуд, царь тин­гис­ский, так­же был щед­ро ода­рен. с.377 Цир­ту (Кон­стан­ти­на) и при­ле­гаю­щую поло­су зем­ли, кото­рой до тех пор вла­де­ли под гла­вен­ст­вом Юбы князь Мас­си­нис­са и его сын Ара­бион, полу­чил кон­до­тьер Пуб­лий Сит­тий, кото­рый дол­жен был посе­лить тут сво­их полу­рим­ских сол­дат10, в то же вре­мя этот округ, — как и вся боль­шая и пло­до­род­ней­шая часть преж­не­го Нуми­дий­ско­го цар­ства, — был под име­нем «Новой Афри­ки» при­со­еди­нен к ста­рин­ной про­вин­ции Афри­ке, и защи­та при­бреж­ной терри­то­рии от кочу­ю­щих пле­мен пусты­ни, пору­чен­ная рес­пуб­ли­кой одно­му из под­власт­ных царей, была воз­ло­же­на новым монар­хом на само рим­ское государ­ство.

Победа монар­хии

Борь­ба, пред­при­ня­тая Пом­пе­ем и рес­пуб­ли­кан­ца­ми про­тив Цеза­ря, кон­чи­лась, спу­стя четы­ре года, пол­ным тор­же­ст­вом ново­го вла­сти­те­ля. Монар­хия, прав­да, была упро­че­на не на полях битв при Фар­са­ле и при Тап­се; она вела свою исто­рию с той мину­ты, когда Пом­пей и Цезарь общи­ми сила­ми осно­ва­ли свое сов­мест­ное гос­под­ство и сверг­ли преж­нее ари­сто­кра­ти­че­ское прав­ле­ние. Но все-таки лишь кро­ва­вое кре­ще­ние 9 авгу­ста 706 г. [48 г.] и 6 апре­ля 708 г. [46 г.] при­да­ло новой монар­хии устой­чи­вость и фор­маль­ное при­зна­ние и устра­ни­ло сов­мест­ное прав­ле­ние, про­ти­во­ре­ча­щее сущ­но­сти еди­но­дер­жа­вия. Вос­ста­ния пре­тен­ден­тов и рес­пуб­ли­кан­ские заго­во­ры мог­ли воз­ни­кать и потом, вызы­вая новые потря­се­ния, может быть, даже новые рево­лю­ции и рестав­ра­ции, но про­дер­жав­ша­я­ся без пере­ры­ва в тече­ние полу­ты­ся­че­ле­тия тра­ди­ция сво­бод­ной рес­пуб­ли­ки была пре­рва­на, и на всем про­стран­стве обшир­но­го рим­ско­го государ­ства закон­ной силой совер­шив­ше­го­ся фак­та утвер­жде­на монар­хия.

Конец рес­пуб­ли­ки

Кон­сти­ту­ци­он­ная борь­ба окон­чи­лась, и что ей дей­ст­ви­тель­но при­шел конец, дока­зал Марк Катон, бро­сив­шись на свой меч. Он уже мно­го лет был вождем в борь­бе закон­ной рес­пуб­ли­ки про­тив 308 ее при­тес­ни­те­лей; он про­дол­жал эту борь­бу даже тогда, когда в нем самом уже дав­но угас­ла надеж­да на победу. Но теперь сама борь­ба ста­ла невоз­мож­на; рес­пуб­ли­ка, осно­ван­ная Мар­ком Бру­том, умер­ла и нико­гда не мог­ла боль­ше воз­ро­дить­ся; что же оста­ва­лось делать на этом све­те рес­пуб­ли­кан­цам? Сокро­ви­ще было похи­ще­но, стра­же боль­ше нече­го было делать, — кто же стал бы ее пори­цать за то, что она вер­ну­лась домой? В смер­ти Като­на гораздо боль­ше бла­го­род­ства и в осо­бен­но­сти смыс­ла, чем в его жиз­ни. Катон мень­ше все­го может быть назван вели­ким чело­ве­ком; но при всей недаль­но­вид­но­сти, пре­врат­но­сти взглядов, уто­ми­тель­ной надо­ед­ли­во­сти и фаль­ши­вых фра­зах, кото­рые сде­ла­ли его и для того вре­ме­ни, да и наве­ки, иде­а­лом тупо­го рес­пуб­ли­ка­низ­ма и любим­цем тех, кто им спе­ку­ли­ру­ет, с.378 он все-таки был един­ст­вен­ным чело­ве­ком, сумев­шим во вре­мя этой аго­нии с честью и отва­гой быть пред­ста­ви­те­лем вели­кой, но обре­чен­ной на кру­ше­ние систе­мы. Катон играл более круп­ную исто­ри­че­скую роль, чем мно­гие люди, дале­ко пре­вос­хо­див­шие его в умст­вен­ном отно­ше­нии, пото­му что перед неза­тей­ли­вой исти­ной даже самая муд­рая ложь чув­ст­ву­ет себя глу­бо­ко бес­силь­ной и пото­му еще, что все вели­чие и доб­лесть чело­ве­че­ской при­ро­ды обу­слов­ли­ва­ет­ся в кон­це кон­цов все-таки не муд­ро­стью, а чест­но­стью. Глу­бо­кое и тра­ги­че­ское зна­че­ние его смер­ти уси­ли­ва­ет­ся еще тем обсто­я­тель­ст­вом, что сам он был безу­мен; имен­но пото­му что Дон-Кихот — безу­мец, он и дела­ет­ся тра­ги­че­ской лич­но­стью. Потря­саю­щее впе­чат­ле­ние выно­сишь, видя, что на миро­вой сцене, где вол­но­ва­лось и дей­ст­во­ва­ло столь­ко вели­ких и муд­рых мужей, эпи­лог был пре­до­став­лен глуп­цу. Но он погиб неда­ром. Это был ужа­саю­ще рез­кий про­тест рес­пуб­ли­ки про­тив монар­хии, когда послед­ний рес­пуб­ли­ка­нец схо­дил со сце­ны в ту мину­ту, когда появил­ся пер­вый монарх: то был про­тест, кото­рый разо­рвал, как пау­ти­ну, всю мни­мую закон­ность, кото­рой Цезарь облек свою монар­хию, и обли­чил во всей его лице­мер­ной лжи­во­сти тот лозунг при­ми­ре­ния пар­тий, под чьей эгидой воз­ник­ло гос­под­ство ново­го вла­сти­те­ля. Непри­ми­ри­мая вой­на, кото­рую в тече­ние несколь­ких сто­ле­тий, от Кас­сия и Бру­та до Тра­зеи и Таци­та и даже зна­чи­тель­но поз­же, вел при­зрак леги­тим­ной рес­пуб­ли­ки про­тив монар­хии Цеза­ря, — эта вой­на заго­вор­щи­ков и лите­ра­то­ров явля­ет­ся тем наслед­ст­вом, кото­рое уми­раю­щий Катон оста­вил сво­е­му вра­гу. Всю свою гор­де­ли­вую, рито­ри­че­ски транс­цен­ден­таль­ную, стро­гую, без­на­деж­ную и до гро­ба неиз­мен­ную линию поведе­ния эта рес­пуб­ли­кан­ская оппо­зи­ция вос­при­ня­ла от Като­на и непо­сред­ст­вен­но после его смер­ти нача­ла почи­тать, как свя­то­го, того чело­ве­ка, кото­рый при жиз­ни часто слу­жил пово­дом к насмеш­кам. Но вели­чай­шим из этих выра­же­ний поче­та было то неволь­ное ува­же­ние, кото­рое ока­зал ему Цезарь, отсту­пив толь­ко для Като­на от пре­не­бре­жи­тель­ной мяг­ко­сти, с кото­рой при­вык обра­щать­ся со сво­и­ми про­тив­ни­ка­ми, пом­пе­ян­ца­ми и рес­пуб­ли­кан­ца­ми, и пре­сле­дуя Като­на даже за гро­бом той энер­гич­ной нена­ви­стью, какую испы­ты­ва­ют обык­но­вен­но прак­ти­че­ские государ­ст­вен­ные люди к тем столь же опас­ным, сколь и недо­ся­гае­мым вра­гам, кото­рые про­ти­во­дей­ст­ву­ют им в обла­сти иде­а­лов.

Реконструкция оборудования сельхозпредприятий. Ремонт и реконструкция.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Плен­ный цен­ту­ри­он из деся­то­го леги­о­на Цеза­ря заявил непри­я­тель­ско­му глав­но­ко­ман­дую­ще­му, что он согла­сен с деся­тью сво­и­ми людь­ми всту­пить в бой с луч­шей непри­я­тель­ской когор­той (500 чело­век) (Bell. Af­ric., 45). «При древ­нем спо­со­бе веде­ния вой­ны, — гово­рит Напо­ле­он I, — сра­же­ние состо­я­ло из ряда поедин­ков; в устах совре­мен­но­го сол­да­та было бы хва­стов­ст­вом то, что у это­го цен­ту­ри­о­на явля­ет­ся прав­дой». О воин­ском духе, кото­рым была про­ник­ну­та армия Цеза­ря, свиде­тель­ст­ву­ют при­ло­жен­ные к его мему­а­рам отче­ты об афри­кан­ской и вто­рой испан­ской вой­нах; авто­ром пер­во­го был, по-види­мо­му, вто­ро­сте­пен­ный офи­цер, а вто­рой отчет пред­став­ля­ет собой незна­чи­тель­ный лагер­ный днев­ник.
  • 2Эта циф­ра была назва­на самим Пом­пе­ем (Cae­sar, B. c., 1, 6); с этим вполне согла­су­ет­ся то обсто­я­тель­ство, что он поте­рял в Ита­лии око­ло шести­де­ся­ти когорт (30 тыс. чело­век) и 25 тыс. чело­век пере­пра­вил в Гре­цию (Cae­sar, B. c., 3, 10).
  • 3Поста­нов­ле­ние сена­та было выне­се­но 7 янва­ря; 18-го же в Риме уже в тече­ние несколь­ких дней было извест­но о пере­хо­де Цеза­ря через Руби­кон (Ci­ce­ro, Ad Att., 7, 10. 9, 10, 4). Гон­цу необ­хо­ди­мо было для пере­хо­да из Рима в Равен­ну не мень­ше трех дней. Таким обра­зом, выступ­ле­ние армии Цеза­ря про­изо­шло 12 янва­ря (по исправ­лен­но­му кален­да­рю 24 нояб­ря 704 г. [50 г.]).
  • 4Так как по фор­маль­но­му пра­ву «закон­ное собра­ние сена­та», так же как и «закон­ный суд» мог­ли про­ис­хо­дить лишь в самом горо­де или внут­ри той чер­ты, за кото­рую не мог­ли пере­сту­пать изгнан­ни­ки, то собра­ние, пред­став­ляв­шее сенат при афри­кан­ской армии, назва­ло себя «сове­том трех­сот» (Bell. Af­ric., 88, 90; Ap­pian, 2, 95) не пото­му, что он состо­ял из трех­сот чело­век, но пото­му, что тако­во было в древ­но­сти чис­ло сена­то­ров. Весь­ма веро­ят­но, что это собра­ние было уси­ле­но неко­то­ры­ми име­ни­ты­ми всад­ни­ка­ми; но когда Плу­тарх (Ca­to min., 59, 61) назы­ва­ет эти три­ста чело­век ита­лий­ски­ми круп­ны­ми тор­гов­ца­ми, то он про­сто не пони­ма­ет сво­его источ­ни­ка (Bell. Af­ric., 90). Подоб­ным же обра­зом был, по-види­мо­му, орга­ни­зо­ван ква­зи­се­нат уже в Фес­са­ло­ни­ках.
  • 5По исправ­лен­но­му кален­да­рю 5 нояб­ря 705 г. [49 г.].
  • 6Точ­но опре­де­лить место­на­хож­де­ние поля бит­вы очень труд­но. Аппи­ан (2, 75) поло­жи­тель­но ука­зы­ва­ет его меж­ду [Новым] Фар­са­лом (нынеш­ней Фер­са­лой) и Эни­пе­ем. Из двух рек, кото­рые одни толь­ко име­ют здесь неко­то­рое зна­че­ние и, без сомне­ния, назы­ва­лись в древ­но­сти Апида­ном и Эни­пе­ем, имен­но Софа­ди­тиа и Фер­са­ли­та, пер­вая берет свое нача­ло на Фав­мак­ских горах (Домо­ко) и Долоп­ских высотах, вто­рая же — на Офри­се, и один толь­ко Фер­са­лит про­те­ка­ет близ Фар­са­ла; но так как, по Стра­бо­ну (9, стр. 432), Эни­пей берет нача­ло на Отри­се и течет око­ло Фар­са­ла, то Фер­са­лит был с пол­ным пра­вом при­знан Ликом (Lea­ke, Nor­thern Gree­ce, 4, 320) за Эни­пей, и мне­ние, кото­ро­го дер­жит­ся Гелер, что Фер­са­лит назы­вал­ся в древ­но­сти Апида­ном, ока­зы­ва­ет­ся несо­сто­я­тель­ным. С этим сов­па­да­ют все древ­ние свиде­тель­ства отно­си­тель­но обе­их рек; толь­ко, конеч­но, необ­хо­ди­мо при­нять вме­сте с Ликом, что река Бло­ко, вли­ваю­ща­я­ся в Пеней и обра­зо­вав­ша­я­ся из соеди­не­ния Фер­са­ли­та с Софа­ди­ти­ком, назы­ва­лась у древ­них, как и сам Софа­ди­тик, Апида­ном; это мне­ние, впро­чем, тем есте­ствен­нее, что имен­но Софа­ди­тик, а не Фер­са­лит, посто­ян­но напол­нен водой (Lea­ke, 4, 321). Итак, древ­ний Фар­сал, от кото­ро­го сра­же­ние полу­чи­ло свое имя, нахо­дил­ся, веро­ят­но, меж­ду Фер­са­лой и рекой Фер­са­ли­том. Если при­нять это, то бит­ва долж­на была про­ис­хо­дить на левом бере­гу Фер­са­ли­та, а имен­но, так, что пом­пе­ян­цы, стоя лицом к Фар­са­лу, упи­ра­лись пра­вым кры­лом в реку (Cae­sar, B. c., 3, 83; Fron­ti­nus, Strat., 2, 3, 22). Но лагерь пом­пе­ян­цев не мог нахо­дить­ся здесь, а толь­ко на склоне Кинос­ке­фаль­ских высот, на пра­вом бере­гу Эни­пея, с одной сто­ро­ны, пото­му что они пре­гра­ди­ли Цеза­рю путь к Скотус­се, а с дру­гой — пото­му, что линия отступ­ле­ния их, оче­вид­но, тяну­лась к Лариссе по горам, гос­под­ст­во­вав­шим над лаге­рем; если бы они, как дума­ет Лик (4, 482), рас­по­ло­жи­лись лаге­рем к восто­ку от Фар­са­ла, на левом бере­гу Эни­пея, то они никак не мог­ли бы напра­вить­ся к севе­ру через этот поток, имен­но здесь глу­бо­ко вре­зав­ший­ся в бере­га [Lea­ke, 4, 469), и Пом­пей вме­сто Лариссы дол­жен был бы бежать к Ламии. Пом­пе­ян­цы раз­би­ли поэто­му, веро­ят­но, свой лагерь на левом бере­гу Фер­са­ли­та и пере­пра­ви­лись через реку как для того, чтобы сра­зить­ся, так и для того, чтобы после бит­вы сно­ва вер­нуть­ся в свой лагерь, после чего они под­ня­лись наверх по скло­нам Кран­но­на и Скотус­сы, кото­рые над послед­ним пунк­том окан­чи­ва­ют­ся Кинос­ке­фаль­ски­ми высота­ми. В этом не было ниче­го невоз­мож­но­го. Эни­пей — узкий, мед­лен­но теку­щий поток, в кото­ром Лик нашел в нояб­ре 2 фута глу­би­ны и кото­рый часто совер­шен­но высы­ха­ет в жар­кое вре­мя года (Lea­ke, 1, 448 и 4, 472; ср. Lu­can, 6, 373); бит­ва же про­ис­хо­ди­ла в самый раз­гар лета. Далее, вой­ска до бит­вы сто­я­ли друг от дру­га на рас­сто­я­нии трех чет­вер­тей мили (Ap­pian, B. c., 2, 65), так что пом­пе­ян­цы мог­ли сде­лать все свои при­готов­ле­ния и даже обес­пе­чить моста­ми сно­ше­ния со сво­им лаге­рем. Если бы сра­же­ние окон­чи­лось пол­ным пора­же­ни­ем, то отступ­ле­ние к реке и за нее не мог­ло бы, конеч­но, про­изой­ти, и, без сомне­ния, по этой при­чине Пом­пей неохот­но решил­ся сра­зить­ся здесь. Даль­ше все­го отсто­яв­шее от базы отступ­ле­ния левое кры­ло пом­пе­ян­цев, дей­ст­ви­тель­но, почув­ст­во­ва­ло это; но отступ­ле­ние, по край­ней мере цен­тра и пра­во­го кры­ла, про­изо­шло не с такой поспеш­но­стью, кото­рая была бы невоз­мож­на при дан­ных усло­ви­ях. Цезарь и спи­сав­шие у него авто­ры умал­чи­ва­ют о пере­пра­ве через реку, так как это слиш­ком рельеф­но пока­за­ло бы бое­вой пыл пом­пе­ян­цев и без того, впро­чем, ясно высту­паю­щий во всем рас­ска­зе, и вме­сте с тем и бла­го­при­ят­ные для них момен­ты отступ­ле­ния.
  • 7В свя­зи с этим нахо­дит­ся извест­ное ука­за­ние Цеза­ря сво­им сол­да­там — колоть вра­га пря­мо в лицо. Пехота, напе­ре­кор всем пра­ви­лам дей­ст­во­вав­шая здесь насту­па­тель­но про­тив кон­ни­цы, добрать­ся до кото­рой мечом не было ника­кой воз­мож­но­сти, не долж­на была метать свои копья, а, наобо­рот, употреб­лять их в борь­бе с вра­гом как руч­ное ору­жие и для более успеш­ной обо­ро­ны уда­рять ими вверх (Plu­tarch, Pomp., 69, 71; Cae­sar, 45; Ap­pian, 2, 76, 78; Flor., 2, 13; Oros., 6, 15; оши­боч­но у Fron­tin, 4, 732). Анек­до­ти­че­ское извра­ще­ние этой инструк­ции в том смыс­ле, буд­то бы всад­ни­ки Пом­пея долж­ны были быть доведе­ны до бег­ства бояз­нью полу­чить ране­ния в лицо и буд­то бы они, дей­ст­ви­тель­но, уска­ка­ли, «дер­жа руки перед гла­за­ми» (Плу­тарх), отпа­да­ет само собой, так как оно име­ло бы осно­ва­ние лишь в том слу­чае, если бы кон­ни­ца Пом­пея состо­я­ла, глав­ным обра­зом, из ари­сто­кра­ти­че­ской моло­де­жи Рима, из «изящ­ных тан­цо­ров»; а это невер­но (стр. 326). Очень воз­мож­но, что лагер­ное ост­ро­умие дало это неле­пое, но забав­ное тол­ко­ва­ние про­сто­му и целе­со­об­раз­но­му при­ка­зу.
  • 8Рас­сказ о поте­ре это­го ост­ро­ва про­пу­щен, веро­ят­но, из-за про­бе­ла в Bell. Alex., 12, так как вна­ча­ле ост­ров был во вла­сти Цеза­ря (B. c., 3, 112; Bell. Alex., 8). Пло­ти­на, веро­ят­но, все вре­мя была в руках непри­я­те­ля, так как Цезарь сооб­щал­ся с ост­ро­вом толь­ко на судах.
  • 9Поли­ти­че­ское деле­ние севе­ро-запад­ной Афри­ки это­го вре­ме­ни покры­то мра­ком неиз­вест­но­сти. После войн Югур­ты мавре­тан­ский царь Бокх власт­во­вал, веро­ят­но, в нынеш­нем Марок­ко и Алжи­ре, от Запад­но­го моря до сальд­ской гава­ни. Не имев­шие с само­го нача­ла ниче­го обще­го с мавре­тан­ски­ми вла­сти­те­ля­ми пове­ли­те­ли Тин­ги­са (Тан­жер), о кото­рых упо­ми­на­ет­ся и преж­де (Plu­tarch, Sert., 9) и к чис­лу кото­рых при­над­ле­жа­ли, веро­ят­но, Сал­лю­сти­ев Леп­та­ста (Hist., 3, 31, изд. Kritz) и Цице­ро­нов Маста­нез (In Vat., 5, 12), были, может быть, неза­ви­си­мы до извест­ной сте­пе­ни или даже при­зна­ва­ли Бок­ха сво­им сюзе­ре­ном, подоб­но тому как и Сифакс повеле­вал над мно­ги­ми вла­сти­те­ля­ми (Ap­pian, Pun., 10), а в то же самое вре­мя в сосед­ней Нуми­дии Цир­та при­над­ле­жа­ла Мас­си­нис­се, одна­ко, веро­ят­но, под гла­вен­ст­вом Юбы (Ap­pian, B. c., 4, 54). Око­ло 672 г. [82 г.] на месте Бок­ха мы заста­ем како­го-то царя Бокуда или Богуда, веро­ят­но, сына Бок­ха (Oros., 5, 21, 14). Начи­ная с 705 г. [49 г.] государ­ство это явля­ет­ся разде­лен­ным меж­ду царем Богудом, вла­дев­шим запад­ной его частью, и царем Бок­хом, вла­дев­шим восточ­ной поло­ви­ной; к этой эпо­хе отно­сит­ся разде­ле­ние Мавре­та­нии на цар­ство Богуда, или Тин­гис­ское государ­ство, и на цар­ство Бок­ха, или Иоль­ское (Цеза­рея) (Plin., H. n., 5, 2, 19; ср. Bell. Afr. 23).
  • 10Над­пи­си в назван­ной мест­но­сти сохра­ни­ли мно­го­чис­лен­ные ука­за­ния на эту коло­ни­за­цию. Имя Сит­ти­ев встре­ча­ет­ся в них чрез­вы­чай­но часто; афри­кан­ская мест­ность Милев, став рим­ской, носи­ла назва­ние co­lo­nia Sar­nien­sis (C. I. L., VIII, 1094), оче­вид­но, про­из­веден­ное от нуце­рий­ско­го реч­но­го боже­ства Сар­на (Sue­ton., Rhet., 4).
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1303242327 1303312492 1341747115 1355853009 1355907678 1356613840