Становление демократической политической культуры в Элладе VIII—V веков до н. э.: политическая мысль и политический человек доплатоновского периода
(культурологический аспект)
Публикуется по электронному варианту, предоставленному автором, 2015.
СТАНОВЛЕНИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ЭЛЛАДЕ VIII—V ВЕКОВ ДО Н. Э.
В данной главе рассматривается становление демократической политической культуры Эллады, ее выделение из общей религиозно-мифологической культуры греческой архаики и ранней классики вследствие бурных социально-политических становления античных полисов.
1. 1. АФИНСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ И СПЕЦИФИКА СТАНОВЛЕНИЯ ЕЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В VIII—V ВЕКАХ ДО Н. Э.
Ставя в работе вопрос о реконструкции, восстановлении той политической культуры, что была характерна для полисной демократии, нам обязательно нужно понимать — с каким же обществом мы имеем дело, в чем состояла та его социокультурная специфика, которая в итоге и обусловила появление античной демократии и первой в истории демократической политической культуры. В качестве такого общества мы примем античные Афины, которые, как справедливо заметил М. Грант, демократическими были не всегда [86, с. 7—
Изначально Афины — когда-то укрепленный центр одного из греческих племен, где на Акрополе — господствующем холме, уже в начале VIII века до н. э., была построена крепость, куда постепенно начали перевозить свои семьи местные аттические аристократы [290, с. 89—
Интенсивный рост населения привел к тому, что перед городом встало множество проблем чисто коммунального с.32 характера: постройка колодцев, водопроводов и системы канализации, обеспечение правопорядка, контроль за торговлей и налогами, упорядочение градостроительства, необходимость создания религиозных центров и многое другое. Первое время все эти коммунально-управленческие функции по старинке брали на себя эвпатриды-аристократы, создав специальные властные органы — коллегию по несколько лет работающих городских чиновников-архонтов — и совет бывших архонтов Ареопаг, куда аристократы (а в состав архонтов изначально попадали исключительно аристократы), побывавшие архонтами, попадали уже пожизненно [167]. Однако, при данной системе быстро выяснилось, что одни из аристократов не имеют специальных знаний, другим эти виды деятельности кажутся не совсем соответствующими их знатности, третьим это было попросту неинтересно. Разруха, а точнее несовершенство коммунальной жизни (находящейся в руках аристократов) постепенно богатеющих Афин VII века до н. э., одновременно сопровождалась тремя явлениями:
—благодаря активно идущему техническому прогрессу наблюдалось постепенное увеличение того, что мы называем сейчас «средним классом» [375]. Зажиточных, а потому уверенных в себе и уважающих самих себя людей, стремящихся как отмечает Р. Пайпст «конвертировать свою собственность в свободу» [269, с. 3—
—эти люди, умеющие хорошо распоряжаться деньгами, были все более недовольны тем, как неэффективно распоряжалась правящая аристократия собираемыми с них налогами, а также своей беспомощностью в судебной сфере: писаных законов не было, судьями были архонты-аристократы [431].
—вследствие того, что удешевление железа привело к доступности комплекта тяжелого гоплитского вооружения для практически любого гражданина-середняка, эллинская аристократия быстро утеряла то военное преимущество перед простым народом, которое позволяло, скажем, всего нескольким средневековым рыцарям разгонять сотни восставших крестьян. И эта утрата военных преференций делала греческих эвпатридов довольно незащищенными в том случае, если бы те или иные социальные конфликты развивались именно в военной плоскости, оборачивались восстаниями [444].
Помимо этого, шло и ухудшение общей социальной ситуации: не имея государственной экономической поддержки, разорялось афинское крестьянство, развивалось долговое рабство, увеличивалось число рабов-соплеменников, за счет обнищания значительной с.33 части гражданского коллектива падала обороноспособность армии [105]. Неспокойно было и в среде самих эвпатридов: консервативная часть знати делала вид, что она не видит происходящих изменений в обществе, не желала делиться своими полномочиями с кем бы то ни было. А вот так называемые «новые аристократы», что уже вкусили прелесть развивающихся рыночных отношений, были уже готовы пойти на реформы и поделиться властью с имущественно и ментально близкой ей верхушкой торгово-ремесленных слоев, в обмен на их более активное участие в финансировании городского бюджета [297, с. 4—
Так, во второй половине VII века до н. э. возникла ситуация, в которой, по наблюдениям
Аристократ и чемпион Олимпийских игр Килон в 640 году до н. э. захватил господствующую высоту Афин — Акрополь и, обещая облегчить жизнь людей, объявил себя единоличным правителем города. Однако, не создав под своими действиями серьезной социальной базы, Килон был свергнут другими аристократами, сумевшими отмобилизоваться под руководством Мегакла Алкмеонида. Килон был изгнан, а часть его людей перебита прямо в храме Афины, что было явным святотатством и потрясло современников тех событий, став вековым проклятьем рода Алкмеонидов. Тот факт, что в ходе так называемой «Килоновой смуты» были грубо попраны религиозные традиции, а, самое главное, аристократы убивали себе подобных, по мнению Дж. Кэмпа, заставил правящую группу эвпатридов своевременно осознать, что некоторые уступки демосу позволят не только снизить температуру общественного недовольства и лишить честолюбцев возможности его «оседлать», но и обеспечат самосохранение класса аристократической элиты в целом, усилив его за счет новых удачливых богачей [См.: 436].
Вообще, говоря о начале процесса демократического реформирования Эллады, позволим себе высказать собственную с.34 версию конечной успешности данного мероприятия, что выгодно отличает многие античные полисы от их более поздних исторических последователей, которые, словно в известной скороговорке, «реформировались — реформировались, да не выреформировались». Дело в том, что полисогенез происходил не только на фоне вынужденного экономического подъема (ввиду скудности материальных средств Балкан), но и на фоне отсутствия национально-этнических конфликтов [268, с. 27—
Итак, желая исключить возможность радикальных ситуаций, подобных «Килоновой смуте», в 621 году до н. э. законодатель Драконт кодифицировал обычное судебное право, тем самым обеспечив надежную юридическую защиту прав жизни и собственности набиравшему силу зажиточному афинскому среднему классу. Он же дал возможность богачам претендовать на занятие должности архонта, тем самым дав возможность участвовать в принятии решений по тем коммунальным вопросам, что финансировались за счет собираемых с них же самих налогов. Так, пусть пока и теоретически, политическими людьми смогли становится граждане богачи и середняки, что не могло не отразиться на политической культуре Афин в целом. И хотя, как указывает
Отныне высшие должности в Афинах могли получать наиболее богатые граждане, средние должности — середняки, а вот беднота входила в Народное собрание и участвовала в работе Народного суда — гелиэи. Так между аристократами и богачами фактически возник социальный компромисс: имея равный доступ к власти, аристократы и богачи больше не являлись конкурентами друг другу, вполне мирно слившись в одну элитарную правящую группу, продолжив родниться между собой посредством межсословных браков [326, с. 159—
с.36 Середняки, получившие возможность избираться в городской Совет, также были вполне довольны. Как отмечает
Первый раз став тираном примерно в 570 году и скончавшись в 527 году до н. э., Писистрат провел глубинные преобразования в афинском обществе. Имея задачу ослабить своих противников — аристократов и богачей, Писистрат безжалостно изгоняет и лишает земельных наделов наиболее непримиримую часть первых и откровенно перекупает протекционистской торговой политикой вторых. Ничего не меняя формально, на уровне законодательства (и это на наш взгляд также шаг к развитию неинституционализированной политической культуры), Писистрат впервые вводит традицию государственной поддержки беднейших слоев демоса (за счет проведения больших государственных работ), кредитуя крестьян беспроцентными займами и активно выводя безземельных в афинские колонии за пределами Аттики. Итогом мудрой полувековой тирании Писистрата стал социальный мир между сословиями аристократов, богачей, укрепляющимися середняками и постепенно уменьшающимся численно социальным слоем бедняков, мир, обусловленный в том числе и равной отдаленностью всех этих слоев от той политической власти, что была сконцентрирована в руках просвещенного тирана, что являлось характерной чертой политической культуры при старшей тирании во всей Элладе [373].
Именно эти, в целом дружелюбные, отношения внутри афинского общества позволили ему отмобилизоваться против скандальных сыновей Писистрата, в 510 году до н. э. изгнать их и принять обратно в Афины изгнанных некогда аристократов-Алкмеонидов. Придя к власти Алкмеонид Клисфен в 508—
Именно с момента начала реализации данной территориальной реформы в Афинах начинается постепенное употребление термина «демократия», когда под этим сначала понимали «власть демов», организованное участие в голосовании на Народном Собрании тех граждан, что сначала принимали какое-то консолидированное решение в своих кварталах по месту жительства — демах, аналогичных современным округам муниципального самоуправления. Отмечая же вслед за рядом исследователей факт того, что широкое распространение личных имен в которых в качестве части слова фигурирует слово «дем» имелось уже в период архаики, а сами по себе демы — это не изобретение самого «творца демократии» Клисфена (демы как явление, как сообщества полноправных граждан зафиксированы в источниках по меньшей мере за 100—
Отметив, тем самым, что демократические реформы Клисфена имели под собой существенные социокультурные предпосылки, продолжим наше исследование становление афинской демократии и ее политической культуры. С 508 года до н. э., открытым голосованием на Народном собрании ежегодно избиралась высшая исполнительная власть Афин — совет Десяти стратегов, Одновременно с ними методом слепой жеребьевки бобами избирали сроком на один год городской Совет Пятисот (Буле). На год избирали работавших в Народном суде-гелиэи 6000 присяжных судей-гелиастов, а также множество членов различных городских коммунальных коллегий. Помимо этого, совершенно все мужчины с 18 лет являлись полноправными членами Народного собрания Афин — высшего органа демократической власти.
Схема функционирования власти была предельно простой. Городской Совет оперативно писал законы или постановления по текущим вопросам, два раза в месяц собиралось Народное собрание, которое обсуждало их и принимало. Исполнение возлагалось частью на сам городской Совет (на его ежемесячно обновляемый исполком — пританею из 50 человек), частью на стратегов. По окончании срока своих полномочий все должностные лица — магистраты — отчитывались в своих действиях перед Народным собранием, а в случае каких-то замечаний — перед Народным судом. Если работа во власти гражданина признавалась эффективной и добросовестной, его имя по-прежнему попадало в списки ежегодных жеребьевок и голосований по выборам должностных лиц, и, таким образом, его политико-административная карьера могла успешно продолжаться. Если же человек или его работа вызывали какие-то замечания, этого вполне могло хватить, чтобы его административная карьера не только была закончена, но и сам он досрочно был освобожден от занимаемой должности, предан суду или десятилетнему изгнанию — остракизму [205].
При данной схеме не только формально, но и вполне реально даже самую высшую власть в Афинах мог получить небогатый и незнатный человек, такой, например, как Фемистокл. Главное, чтобы его биография соответствовала следующим требованиям: он должен быть рожден от полноправных афинских граждан, приписанным к какому-либо дему, иметь собственность или в Афинах или Аттике, получить общеобязательное среднее с.39 образование, не уклоняться от службы в армии и быть лояльным существующему политическому строю.
Легко заметить, что данным требованиям в Афинах соответствовала большая часть мужского населения (около
Скажем больше: спецификой афинской демократии (как и демократии в других античных полисах) являлось то, что граждане не только могли стать городскими магистратами или судьями, они были обязаны становиться ими тогда, когда староста дема вытаскивал их персональный боб из той урны, где он ежегодно перемешивался с бобами остальных членов дема. И тот факт, что во власти участвовали совершенно все афинские граждане, и при этом Афины V века до н. э. в целом развивались и процветали, позволяло всем членам общины пребывать в абсолютной уверенности, что политика и управление страной — дело в сущности несложное [457, p. 178— 179], о чем мы поговорим ниже.
Те же граждане, которые желали заниматься политико-административной деятельностью более или менее профессионально, считали это не только своим долгом, но и призванием, могли стремиться к достижению должности стратега. Стратегов каждый год выбирали всего десять, их избрание нередко происходило в жесткой конкурентной борьбе, и, самое главное, именно эта должность соответствовала тому, что мы сейчас называем «большая политика»: стратеги вели дипломатические с.40 отношения, являлись военачальниками, вели наиболее важные заседания Народного собрания.
Удивительным для современного понимания политики и политической культуры, является то, что в Афинах периода Клисфена — Перикла, а это почти семьдесят лет афинской истории (508—
Говоря же об этом, следует специально подчеркнуть: главной причиной отсутствия в демократических Афинах периода их расцвета каких-либо политических партий являлось вовсе не само наличие демократии как политического режима, а то, что в этот период истории полиса отсутствовали такие сколько бы то ни было существенные противоречия между социальными слоями афинского гражданства, какие бы вызвали к жизни необходимость ведения политической и идеологической борьбы с возможными противниками, сделали бы политическую культуру построенной на конфликте между партиями и личностями. Поясним этот тезис, являющийся для поставленных нами в работе целей, достаточно важным. Дело в том, что историю формирования в Афинах демократического устройства по сути можно рассматривать как сложный процесс не только взаимодействия между различными социальными стратами и их политическими культурами, но и внутри самих этих страт, в котором нами выделяются несколько этапов.
Этап первый. Выделение в общине аристократической элиты.
Этап второй. Начало разложения общины под действием товарно-денежных отношений, выделение различных социальных страт при сохранении прочных позиций земельной аристократии (Эпоха до Килона).
Этап третий. Окончательная потеря общиной внутреннего социального равенства: разделение общинников на кабальных с.41 рабов, пелатов-бедняков, узкий слой середняков, небольшую группу богачей, консервативную группу землевладельцев-аристократов и новую группу аристократов, усвоивших рыночные ценности, стремящихся адаптироваться к новому (Эпоха Килона-Драконта). Начало раскола внутри правящей аристократической элиты.
Этап четвертый. Формирование временного компромиссного союза (перед реформами Солона) из всех слоев общества в борьбе против монополизировавших политическую власть земледельцев-аристократов.
Этап пятый. Победа компромиссного союза над аристократами, формирование новой тимократической цензовой элиты из смеси аристократов разных групп и богатой верхушки полиса, ликвидация кабального рабства, но не ликвидация колоссальной имущественной пропасти между беднейшими, средними и богатыми слоями гражданского коллектива (Эпоха Солона).
Этап шестой. Нивелирование различий между аристократией и богатейшими слоями общества ввиду их равной отдаленности от политической власти в период правления Писистрата, постепенное затирание разницы между бедными и средними слоями афинского общества благодаря активной государственной политике в интересах беднейших слоев.
Этап седьмой. Равное допущение к политической власти (в ходе реформ Клисфена) сразу двух крупных социальных групп: альянса аристократии и богачей и союза растущего среднего класса и активно поддерживаемой государством за счет постоянного военного заказа группы бедного населения.
То есть в самый расцвет афинской демократии V века до н. э. в афинском обществе, так же как и в любом другом классовом обществе, имелись группы людей, чье социальное и имущественное положение существенно отличалось друг от друга. Однако, благодаря предшествующему историческому пути полиса и реформам Клисфена, их отношение к процессу управления своей родной общиной, на тот момент времени стало почти тождественным, одинаковым, в том смысле, что представители всех этих групп имели примерно равные возможности для непосредственного участия в принятии и реализации важных политико-административных решений [128, с. 22].
И говоря об этом, в качестве еще одной важной специфики афинской демократической политической культуры следует отметить следующее: в Афинах эпохи классики с.42 равные возможности для непосредственного участия в принятии и реализации политико-административных решений имели вовсе не целые социальные группы, а только индивиды, полноправные граждане, которые могли принадлежать к совершенно любым социальным группам в рамках всего гражданского коллектива. С нашей точки зрения, явной спецификой политической культуры демократических Афин являлось то, что в период своего расцвета афинский социум самым активным образом препятствовал тому, чтобы участие в политике принимали сразу целые социальные группы. Препятствовал хотя бы просто потому, что он когда-то это уже проходил и хорошо помнил: перетягивание социально-политического каната различными политическими группами всегда чревато тем, что какая-то из конкурирующих групп его все-таки перетянет, а ее лидер создаст такой режим личной власти, при котором он устранит уже совершенно всех участников данного политического «перетягивания», политического процесса.
Именно поэтому афинское демократическое общество всячески старалось не допустить того, чтобы тот или иной политический деятель или магистрат начал опираться в своей политической борьбе на свой класс, стал бы пытаться взять на себя роль выразителя его материальных и политических интересов, начал бы позиционировать себя как политического представителя своего класса. На практике это достигалось очень простым способом:
—общество создало такие условия для легкости доступа к политико-административным должностям, при которых человеку к власти не надо было именно пробиваться, преодолевать такие трудности, для борьбы с которыми потребовалась бы мобилизация сил целого класса, не надо было обозначать свое социальное происхождение, становится «своим» для какого-то класса;
—долгое время общая экономическая политика общины равно благоприятствовала росту благосостояния всех общественных групп.
Говоря о некоторых специфических особенностях афинской демократической политической культуры, следует помнить, что демократия — это вовсе не синоним термину «бесклассовое общество». Демократия рождается только в классовом обществе и только в процессе борьбы между классами и внутри классов. С нашей точки зрения, демократия — это такая форма власти, при которой члены правящей элиты приходят к власти или теряют ее в результате открытых честных выборов, элита в целом спокойно относится к своей постоянной ротации-обновлению, боится своего с.43 народа и старается устранять те общественные проблемы, что могут вызвать народный гнев сразу же, по мере их появления, то есть своевременно, не дожидаясь, пока они станут лозунгами в политической борьбе новых амбициозных лидеров, претендующих как на единоличное доминирование, так и на смену элиты в целом.
В этой связи говорить о демократии «вообще», как о реальном народоправстве, довольно проблематично; как правило, это лишь кратковременный, по мнению Ш. Эйзенштадта, не более чем переходный этап в саморазвитии политической системы [411, с. 45—
Исходя из данного видения ситуации, можно согласиться с
Демократическая модель № 1. «Демократия-аристократия». Данная демократия — это такое устройство власти, которое прикрывает явное социальное господство одного класса над другим, при котором господствующий класс считает целесообразным такое максимально возможное (для себя) удовлетворение запросов подчиненных классов, при котором те воспринимают данное общественное устройство как благоприятное себе, «свое», не склонны к социальным конфликтам и активно участвуют в политической жизни страны. Принятие основных политических решений происходит преимущественно в недрах управленческой элиты правящего класса, однако реакция на них общества обязательно учитывается и политический курс постоянно корректируется, причем в его реализации принимают участие самые широкие гражданские круги. Данная демократия по сути является разумным вариантом аристократии, когда аристократия (правящая элита) равно не допускает как усиления лидерства кого-то из своих членов (или вообще появления чересчур ярких лидеров из с.44 любой социальной среды), так и усиления позиций целых социальных групп.
Именно такая демократия, с нашей точки зрения, существует сейчас в развитых странах Западной Европы и США. Именно такая демократия имела место в Афинах после изгнания тиранов Писистратидов, в период от реформ Клисфена до наступления периода Эфиальта-Перикла.
Демократическая модель № 2. «Демократия социального компромисса» (среднего класса). Данная демократия — это такое устройство власти, которое конституирует, формализует, оформляет по сути промежуточное, паритетное положение между общественными классами, достигнутое в процессе их борьбы между собой и зафиксированное благодаря влиянию и весу сильно разросшегося «буферного» среднего класса. Принятие основных политических решений происходит в данной системе исключительно после предварительного общественного обсуждения, в рамках публично-политических отношений. С нашей точки зрения, это и есть, собственно говоря, демократия, демократия, так сказать, в ее «чистом», «классическом» варианте.
Судя по всему, данный вид демократии может существовать исключительно в короткие исторические периоды, носит кратковременный, по сути переходный характер. В Афинах, судя по всему, она имела место в середине V века до н. э., в самый момент прохождения реформ Эфиальта-Перикла, и просуществовала всего около 20 лет, разрушившись в Пелопоннесской войне.
Демократическая модель № 3. «Демократия-диктатура». Такая демократия — не более чем ширма, драпирующая явное политическое и экономическое доминирование одного класса над другими, это такое устройство политической власти, когда формально демократические процедуры таковыми на самом деле уже не являются, лишь имитируют реальное народоправство, демократия имеет декларативный характер, а в реальности принятие основных политических решений происходит:
—либо за рамками публично-политических отношений, в недрах управленческой элиты правящего класса, ее верхушки. Данная демократия — это по сути дела явная аристократия, олигархия, или даже тирания;
—либо в рамках публично-политических отношений, но в данном случае от участия в публичной политики «отжимаются» как представители аристократической элиты общества, так и его «среднего класса». Данная демократия — это по сути охлократия, временный период политической гегемонии социальных низов. с.45 Временный, так как он также носит переходный характер, и по сути готовит почву для какого-то другого политического строя, например тирании, или восстановленной «демократии-аристократии» или «демократии социального компромисса».
Говоря о всех трех предлагаемых моделях демократии, каждой из которой на самом деле соответствует своя политическая культура и свои ценности, следует еще раз отметить «переходный» характер демократии как формы устройства власти вообще, преходящий характер всех исторически обусловленных модификаций демократии, их нестабильность, взаимную эволюцию, объективно отражающую те социально-экономические процессы, что происходят в любом обществе. При этом внутренне, сущностно эволюционируя друг в друга, изменяя свое социально-экономическое, политическое, а потому и социокультурное наполнение, внешне демократия может оставаться практически неизменной, функционируя формально в совершенно неизменных органах публично-политической власти. Что, по мнению
Можно отметить, что афинская демократия эпохи первой половины V века до н. э., с нашей точки зрения, — это «демократия-аристократия», с явной тенденцией эволюции в сторону демократии второго варианта, в сторону демократии среднего класса. Причем, эта эволюция была остановлена, а точнее, так сильно ускорена социальными низами демоса, который в итоге заставил исходную демократию-аристократию дрейфовать в сторону третьей модификации, в сторону охлократии и, периодически, тирании, так что демократия среднего класса оказалась в Афинах очень кратким, проходящим моментом. Отсюда политическую культуру афинской демократии общества, с нашей точки зрения, исторически правильно было бы рассматривать как искусственную, синтетическую политическую культуры являвшуюся сложной суммой из ценностей аристократических и демосных, народных, с элементами культуры принятой в среде «среднего класса». И в этой связи нам представляется очень интересной оценка так называемых «смешанных форм правления», произведенная
Сама же данная новизна в трактовке афинской демократической политической культуры, которая ранее в работах с.46
Согласно Аристотелю афиняне установили этот закон ввиду своего подозрения к людям пользующимся влиянием, как бы они не установили тиранию (Афинская полития. I. 22). Диодор Сицилийский указывал, что остракизм был необходим для высокомерия выдающихся людей, стремящихся первенствовать (Историческая библиотека. XI. 55, 3; XI. 87, 2—
В связи с этим,
Данные сомнения современных антиковедов, в действительности соответствия остракизма именно демократической политической культуре созвучны с нашим наблюдением, что то столетие «классики» V века до н. э., в течение которого действовал данный институт, являлось не чем иным как периодом перехода от архаически-аристократического общества к обществу социального компромисса, который был сорван Пелопоннесской войной и в итоге в Афинах установилось общество демократически-охлократическое. Причем, с полной победой демократии-охлократии над Тиранией Тридцати в 404 году до н. э., одновременно с явным вымыванием из политической жизни Афин представителей аристократических родов, парадоксальным образом, остракизм полностью перестает применяться как метод и полностью исчезает из практики как раз формально с.48 демократического общества периода самого его расцвета. И это при том, что попыток установить тиранию в конце V века до н. э. стало особенно много. Почему же афинская демократия вдруг посчитала необходимым избавиться от казалось бы самого эффективного способа своевременного пресечения попыток установления антидемократических режимов, как раз тогда когда ей реально угрожала тирания, представляется не совсем понятным, точнее говоря, совсем непонятным.
В этой связи представляется плодотворной мысль
Изначально, судя по поэмам Гомера, которые в значительной мере довольно точно отражали общественное сознание своей эпохи, его героев, несмотря на всю мощь их личностей, личностями в полном смысле слова назвать еще нельзя [338, с. 13]. Дело в том, что согласно Т. Синклеру, в данный период времени в общественном сознании еще не сложились понятия о единстве внутренней, духовной жизни индивида, душевные движения и порывы представлялись чем-то внешним, насланным богами [487, p. 31]. По мнению
Старт именно агонального поведения в политической сфере был дан именно теми социальными слоями, которые к тому времени воспринимали политику, управление, именно как свое собственное дело, некий свой удел — эллинскими аристократами. И стремление многих выделиться перед другими такими же многими тут же обусловило такое значительное повышение конкуренции внутри этого правящего слоя, что архаические, а по сути позднеродовые институты гомеровских царей-басилеев повсюду в Элладе оказались сметены и заменены на такие коллективные формы правления в виде аристократических Советов (типа афинского Ареопага или спартанской Герусии), где под внешней монолитностью страты аристократии скрывалась напряженнейшая борьба таких индивидов, личностей, многие из которых стремились стать уже Сверхличностями, основать глубоко индивидуалистические тиранические и монархические режимы. И в данном случае можно согласиться с утверждением
Противодействием индивидуалистической тенденции была тенденция коллективистская, внешним выражением которой в науке было принято считать создание гоплитской фаланги [56, с. 115]. Однако, благодаря П. Видаль-Накэ и
К сожалению, тематика борьбы двух начал — коллективистского и индивидуалистского в той среде и культуре, которая обычно осмысливается исключительно как индивидуалистическая — в среде той античной политической элиты, которая вплоть до наступления эпохи кризиса полиса была именно аристократической, вплоть до настоящего времени является не раскрытой. А без этого, с нашей точки зрения, невозможно правильно понять ни механизма становления античной демократии, ни специфику ее политической культуры. Скажем больше: представление об античной демократии как о некоем противостоянии аристократической элиты как индивидуалистического начала и демоса как коллективистского начала, на наш взгляд является лишь некой не совсем корректной научной абстракцией, так как невозможно представить в принципе, чтобы все аристократы были обязательно ярые индивидуалисты, а вот все представители демоса — последовательные коллективисты. Представляется, что идти следует гораздо глубже: Изучая политическую культуру античной демократии, необходимо рассмотреть двуединую борьбу коллективизма и индивидуализма в том числе (и особенно) внутри каждого слоя античных обществ. То есть индивидуалистические тенденции внутри коллективисткой среды демоса и коллективистские внутри индивидуалистической среды аристократии. Эта задача воспринимается нами как научно-актуальная и будет реализована в нашем исследовании.
При этом, если мы говорим о становлении конкретно афинской демократии, то нельзя не отметить, что афинский институт остракизма, как раз является прекрасным подтверждением наличия тех коллективистских тенденций внутри полисной аристократии, которые были нужны для самосохранения античной аристократической элиты в целом в условиях усиления роли демоса и социальной конфликтности в формирующейся гражданской с.51 общине. Того самого самосохранения, которое уже было проявлено афинской аристократией, когда в 640 году до н. э. аристократическое сообщество на время выслало из Афин род Алкмеонидов за то святотатство при устранении тирании Килонов, которое, казалось бы, было объективно выгодно всей аристократической корпорации, но которое задевало религиозные чувства всего общества. Эта принципиальная готовность аристократического сообщества жертвовать теми своими отдельными членами, которые угрожают своим поведением существованию социальной группы в целом, отмеченная нами еще для VII века до. э. и формально оформленная только в V веке до н. э. в виде клисфеновского остракизма, с нашей точки зрения является примером такого явного самоограничения и самоконтроля, которые, судя по всему, не только стали традицией в формирующейся демократической политической культуре, но и в значительной мере обусловили само ее становление.
Очевидно, что античные аристократы уже в архаический период понимали саму принципиальную необходимость и возможность предотвращения опасных для аристократии в целом социальных конфликтов, спровоцированных чересчур эгоистическим поведением отдельных представителей элитарно-аристократического сообщества. И как показывает
Явное аристократическое сознательное самоограничение видится нами и в таком явлении как Великая греческая колонизация, хронологически совпадающая с процессами полисогенеза и становления античной демократии. Антиковеды отмечали то важное значение, которое колонизация имела для создания в полисах атмосферы социальной стабильности, когда из полисов добровольно уезжали не только самые социально активные и потому социально конфликтные представители малообеспеченного демоса (в поисках «лучшей жизни»), но и те проигравшие в политических баталиях аристократы, которые на новом месте наконец-то могли получить то высокое лидерское положение, с.52 которого они так и не смогли добиться на родине-метрополии [419]. Данные отъезды политически проигравших амбициозных аристократов, с нашей точки зрения — есть не что иное, как другая форма все того же остракизма. А та помощь в подготовке экспедиций этим амбициозным членам аристократического сообщества, которые в своих полисах наткнулись на политическое противодействие своим тираническим устремлениям со стороны товарищей по своему же аристократическому сообществу, со стороны этих же аристократов, также говорит нам о том явном стремлении именно к коллективной безопасности, что стало характерной чертой и традицией политической культуры греческой аристократии еще до формирования демократических режимов, а впоследствии была унаследована новой политической культурой уже демократической, стала органичной ее частью.
Оценивая же афинский остракизм V века до н. э., можно предположить, что в ходе остракизма, с одной стороны, демос убирал оппозицию тому лидеру, который воспринимался им как «хороший» и доминировал в общественном сознании, позволяя ему проводить свой политический курс в полном объеме (как это мы и видели в случае с устранением конкуренции для Фемистокла, Перикла и т. д.), а с другой, афинская аристократическая политическая элита действительно избавлялась от политически проигрывающего «второстепенного героя», того самого пресловутого «козла отпущения» чья обиженная политическая контрактивность действительно могла стать причиной раскола полисного гражданства на враждующие группировки, столкнуть меж собой аристократические роды и тем самым подорвать господствующее положении (при формальной демократии) аристократической элиты в целом [См.: 444, p. 55, 435, p. 57, 488, p. 170, 332, с. 42—
с.53 Именно это, с нашей точки зрения и объясняет то, что к удивлению некоторых исследователей, например
Проанализировав институт остракизма как пример традиционно считающийся торжеством античной демократии и демоса, можно констатировать, что то, что обычно называется «демократией эпохи Клисфена-Перикла», на самом деле являлось не чем иным, как все-таки «демократией-аристократией». Только такой аристократией, которая постепенно поумнев в период социальных конфликтов, ввела механизм такого самоочищения от потенциально конфликтных ситуаций и тех провоцирующих их оказавшихся исторически «неуместных» амбициозных личностей из своего же аристократического круга, (которые либо мешали признанному лидеру проводить в целом выгодный элите курс, либо пытались вернуть уже утраченное былое доминирующее положение, либо не имели никакого четкого политического курса вообще и руководствовались только одними амбициями), который и позволил ей адаптироваться к той новой политической системе, в которой высокую политическую значимость смогли завоевать и другие социальные группы — середняки и бедняки. Афинская демократия таким образом оказалась способом самосохранения элиты и способом сохранения того привычного для себя стиля жизни аттической аристократии, которого, например, оказалась лишена с.54 аристократия Спарты, в результате реформ Ликурга потерявшая значительно большее, нежели их коллеги из Афин [279].
Итак, оценивая афинскую демократию эпохи своего расцвета в V веке до н. э. как «демократию-аристократию», поддерживая выступавшего с подобными оценками высокой аристократичности классических Афин Дж. Робертса [481, p. 355—
Эта ненужность политической борьбы между социальными верхами и низами была исторически обусловлена тем, что афинское общество сначала вело (с 527 года до н. э.) общую для всех борьбу с тиранией Писистратидов, затем, с 500 года до н. э. и вплоть до начала Пелопоннесской войны (431 год до н. э.) — тяжелую и опасную войну с Персидской державой. Эти сплачивающие весь социум действия, оказавшиеся к тому же успешными и принесшими Афинам не только мировую славу, но и огромные финансовые средства, перераспределенные между всеми гражданами, заставляли полисный коллектив гордиться самим собой, дорожить имеющимся единством и прилагать максимум усилий к тому, что в полисе имелся социальный мир.
В связи с этим можно заметить, что созданная после активной фазы борьбы с персами (500—
Процитируем по этому поводу «Афинскую политию» Аристотеля: «После того как с созданием союза государство стало уже чувствовать свою силу и были накоплены большие средства, Аристид советовал добиваться гегемонии, а гражданам переселяться из деревень и жить в городе. Пропитание, — говорил он, — будет у всех: у одних — если они будут участвовать в походах, у других — если будут нести гарнизонную службу, у третьих — если будут исполнять общественные обязанности. Кроме того, и большинству народа афиняне обеспечили возможность легко зарабатывать пропитание тем способом, что предложил Аристид. Дело происходило так, что на деньги от взносов и пошлин содержалось более двадцати тысяч человек. Было шесть тысяч судей, тысяча шестьсот стрелков, кроме того, тысяча двести всадников, членов Совета Пятисот, пятьсот стражников на верфях, да, кроме них, на акрополе пятьдесят, местных (муниципальных — прим. автора) властей до семисот человек, зарубежных до семисот. Когда же впоследствии начали войну (Пелопоннесскую в 431 году до н. э. — прим. автора), помимо этого было еще две тысячи пятьсот гоплитов, двадцать сторожевых кораблей, еще корабли для перевозки гарнизонных солдат в числе двух тысяч, избранных по жребию бобами, затем пританей, сироты и сторожа при заключенных к тюрьме. Всем этим лицам содержание давалось из казны» (Афинская полития. 1, 9, 24).
Согласно античным источникам, традиция откровенного паразитизма Афин (и прежде всего афинских социальных низов) за счет своих союзников по Делосской симмахии — Первому Афинскому морскому союзу, наметившаяся при Фемистокле и Аристиде, была продолжена их последователями Кимоном, Эфиальтом и особенно легендарным Периклом, почти тридцать лет с.56 (с середины
Нет никаких сомнений и в том, что это не могло не изменить отношение к власти у многих из этих граждан, не могло не отразиться на их политическом мышлении, политической культуре, не могло не изменить «политического человека» афинской демократии. Превратившись для значительной части афинской бедноты в средство получения пропитания, фактически в средство производства, политическая система демократических Афин начиная с
Так, уже непосредственно перед началом Пелопоннесской войны между демократическими Афинами и аристократической Спартой тот самый социальный баланс между богатыми и бедными, что, собственно говоря, и породил афинскую демократию эпохи ее расцвета, со всей очевидностью, рухнул. Начинается следующий, восьмой этап существования и эволюции афинской демократии, этап того внутрисоциального конфликта между аристократами и богатыми, с одной стороны, и паразитически-бедной частью афинского демоса — с другой, который не мог не стать публично-политическим, не мог не быть отраженным в сфере мировоззрения, идеологии, сфере политической культуры. С началом второй половины V века до н. э. афинская демократия-аристократия, так и не успев полностью трансформироваться в демократию социального компромисса, постепенно, «ползучим» образом, начинает присваиваться социальными низами, городским демосом. Осознавая увеличение своей важности в военно-морской сфере (за счет службы на флоте), демос все смелее подчинял внешнюю и внутреннюю политику только своим узкоклассовым интересам — выкачиванию максимально больших средств для обеспечения прожиточного минимума активно переселяющейся из сел в Афины социально деградировавшей, пролетаризирующей гражданской массы [332, с. 31]. И иногда начинал уже не жалеть и собственных богатых граждан, всеми способами принуждая их нести на себе так называемые «литургии» — формально добровольно финансовые повинности на содержание кораблей или театральных постановок, проведение хлебных раздач.
Сталкиваясь с тем, что их непосредственные жизненные интересы начинают постепенно ущемлять, богачи, аристократы и середняки Афин также начинают искать способы каким-то образом с.58 повлиять на ситуацию, защитить себя. По М. Дюверже, начинается тенденция, ведущая к образованию политических групп, будущих политических партий [111, с. 38—
Очертив круг интересующих нас проблем, теперь следует обратиться к тому, каким образом шло становление начала начал политической культуры афинской демократии, каким образом формировалась исходная политическая мысль, какими были политическая мысль и политический человек эпохи архаики — эпохи становления демократических полисов.
