Дементьева В.В. Римское республиканское междуцарствие как политический институт. Глава I. Возникновение института interregnum. Переход к междуцарствиям в республиканскую эпоху.

РИМСКОЕ РЕСПУБЛИКАНСКОЕ МЕЖДУЦАРСТВИЕ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

Глава I
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИНСТИТУТА INTERREGNUM.
ПЕРЕХОД К МЕЖДУЦАРСТВИЯМ В РЕСПУБЛИКАНСКУЮ ЭПОХУ.

[31] 1.1 Концепции происхождения римского интеррегнума

Институт interregnum, бесспорно, относился к числу тех политических механизмов, которые были необходимы для осуществления регулирующей функции римской общины, поддержания ее стабильного существования. Чрезвычайная должность, сохранявшаяся с архаических времен до середины I в. до н.э., то есть чуть ли не всю республиканскую эпоху, имела название монархическое – interrex ("междуцарь"). Греческие авторы передавали обозначение этой должности и ее носителя терминами mesobasileia (Diod. Sic. XXXIX. 31. 1), mesobasileio" arch (Dionys. II. 57. 1; III. 1. 1; III. 36. 1), mesobasileu" (Dionys. IV. 8. 2; Diod. Sic. XXXIX. 27. 3; XL. 45. 3; Plut. Marc. 6; Plut. Pomp. 54), metaxu basileu" (App. B. C. I. 98), antibasileu" (Dionys. IX. 69. 1). Аппиан использовал также и транслитерацию: interrhx (App. B. C. I. 98). Принадлежа, по характеристике Эрнста Херцога, к "основополагающим отношениям, на которых покоилось введение Республики"¹⁴², эта политическая структура была вызвана к жизни, согласно практически единодушному мнению исследователей, потребностями обеспечения непрерывности и преемственности верховного государственного управления. Значение института, отмечал Йохен Бляйкен, состоит "в восстановлении... разрушенного ряда носителей высшей власти"¹⁴³. Некоторые историки подчеркивали, наряду с политическими потребностями, роль религиозных мотивов в возникновении этого чрезвычайного средства для обеспечения континуитета руководства общиной. Так, Е. Фризер обращал внимание на то, что не только взгляды римлян на управление общиной, но и их религиозные представления, исходили из недопустимости перерыва в высшем авторитете власти, поскольку в этом они видели свою ответственность перед pax deorum¹⁴⁴. Этот второй момент (значение религиозных целей введения чрезвычайной должности интеррекса) был абсолютизирован в работе Е. Кагарова¹⁴⁵. Введение междуцарствия, [32] по его трактовке, имело исключительно цели обеспечения непрерывности богослужения во избежание гнева духов-покровителей общины. На наш взгляд, политические и религиозные мотивы учреждения интеррегнума отрывать друг от друга и абсолютизировать один из них не следует, так как в мировосприятии римлян они существовали в неразрывном единстве.

Если основополагающие причины введения института междуцарствия в римскую государственную систему для исследователей в принципиальном плане и самом общем виде понятны (речь в данном случае не идет о конкретных предпосылках и обстоятельствах, по которым прибегали к его практическому применению), то время возникновения его является дискуссионной проблемой.

Античная традиция (а мы располагаем только нарративными источниками для изучения проблемы возникновения междуцарствия) единодушна в отнесении первого интеррегнума ко времени после смерти Ромула (Liv. I. 17. 5-6; Dionys. II. 57; Cic. Resp. II. 23; Plut. Num. II. 7; SHA. Vita Taciti. I. 1). Однако два важнейших для изучения темы древних автора – Тит Ливий и Дионисий Галикарнасский – по-разному перечисляют последующие интеррегнумы царского периода. Ливий отмечает еще междуцарствия после смерти Нумы Помпилия (I. 22. 1) и Тулла Гостилия (I. 32. 1), а Дионисий фиксирует четыре их случая: после Нумы (III. 1. 1), Тулла Гостилия (III. 36. 1), Анка Марция (III. 46. 1) и Тарквиния Суперба (IV. 75. 1; IV. 76. 1; IV. 84. 5).

Источниковедческие наблюдения историков прошлого и нынешнего столетий позволили им оценить сведения античной традиции следующим образом. Теодор Моммзен призывал различать ретроспективную информацию об интеррегнуме после смерти царей и сообщения о действительно имевших место междуцарствиях более позднего времени¹⁴⁶. Эрнст Херцог определял подробное описание первого интеррегнума как очевидную реконструкцию, проведенную на основе последующей эпохи¹⁴⁷, подчеркивая, что далеко не все черты этого института царских времен могут быть описаны через республиканские его формы. Э. Херцог усомнился также в полноте данных Тита Ливия, сопоставив содержащуюся в его труде информацию об интеррегнумах Аппия Клавдия Цека, Фабия Максима и Эмилия Павла с элогиями этих государственных деятелей. Так, например, в элогии Аппия Клавдия Цека¹⁴⁸ указаны три его интеррегнума. Один из них упомянут у Ливия (Х. 11. 10), второй – у Цицерона (Brut. XIV. 55), о третьем других упоминаний нет¹⁴⁹. Стоит однако заметить, что по надежности данных элогии отнюдь не превосходят сочинения античных авторов, а часто уступают им в силу известной тенденции [33] изобразить заслуги умершего предка в максимально выгодном (не исключено, что и в преувеличенном) свете.

Октавиус Классон, анализируя источники, исходил из того, что древний интеррегнум при избрании царя изображался античными писателями поздней Республики также, как в их время осуществлялось избрание консула или диктатора¹⁵⁰. Так, данный автор отмечал, что сообщение об избрании Нумы не оригинально, принадлежит не к описываемым временам, а к позднереспубликанским и не является ключом для понимания первоначальных государственных структур. Близкой была почти столетие спустя и точка зрения Е. Фризера¹⁵¹, который полагал, что рассказ об учреждении первого интеррегнума был сфабрикован антикварами. Вместе с тем, из этого утверждения Е. Фризера не следовало, что все факты, сообщаемые античной литературой об интеррегнуме, являются фикцией. Антиквары знали интеррегнум как из собственного опыта, так и из устной и письменной традиции. Во всяком случае, их стремление восстановить ход событий после смерти Ромула, по мнению Е. Фризера, не выглядит как умышленная попытка модернизации архаического времени. Данный подход следует признать вполне приемлемым и согласиться с тем, что сведения об интеррегнуме царской эпохи являются более поздней реконструкцией, но она не произвольна, а потому в определенной степени отражает исторические реалии. В целом же, гиперкритическое отношение к сведениям античной традиции о возникновении института междуцарствия в основном преодолено, но общее состояние источниковой базы раннего времени таково, что Альфред Хойс вполне точно назвал его "не богатым на выводы об интеррегнуме"¹⁵².

Немудрено, что это положение с источниками имело следствием складывание различных точек зрения о времени возникновения интеррегнума как политического инструмента государственной жизни римлян. Первое направление – относящее появление интеррегнума к царской эпохе (в соответствии с передачей античной традиции) – представлено подавляющим большинством исследователей, когда-либо писавших о возникновении римского междуцарствия¹⁵³.

При этом, по вопросу о том, был ли интеррегнум в царский период непременным условием перехода власти к другому лицу после смерти предшественника, [34] мнения антиковедов разделились. Т. Моммзен отвечал на него утвердительно¹⁵⁴. Поддерживал такой взгляд Э. Херцог, рассматривавший сведения античных авторов о том, что два последних царя пришли к власти без интеррегнума, как искусственное построение традиции¹⁵⁵. Противоположной точки зрения придерживался Генрих Зибер¹⁵⁶, делавший различия между латино-сабинскими крестьянскими царями, провозглашенными интеррексом, и этрусскими военными царями, приходившими к господству не через междуцарствие, а при помощи силы. Современный исследователь Катарина Мустакаллио полагает, что без интеррегнума и ауспиций пришел к власти Сервий Туллий¹⁵⁷. Определенную опору представления о приходе к власти двух последних царей без интеррегнума находят в сообщениях Дионисия, но следует учитывать, что в отношении механизма действия римских политических институтов Дионисий мог и ошибаться.

В историографии проблемы возникновения римского интеррегнума имеются также различные трактовки, связанные с вопросом о том, мог ли быть преемник царя определен еще в момент нахождения у власти предшественника (и в таком случае не требовалось междуцарствия), или же такая практика исключалась. Г. Зиберу принадлежит четко сформулированный тезис, что в период выборных царей преемник не мог быть определен при жизни предшественника¹⁵⁸. Диаметрально противоположную позицию высказал В.М. Хвостов, полагавший, что нормальным порядком было назначение царем себе преемника¹⁵⁹. В.М. Хвостов исходил из того, что "остатки" царской власти в лице диктатора и rex sacrorum назначались соответственно консулом и верховным понтификом. Но это рассуждение спорно, поскольку никогда диктатор не назначался другим диктатором, а рассматривать консула его предшественником не вполне корректно. По мысли В.М. Хвостова, в случаях же, если назначение царем себе преемника почему-либо не состоялось, сенат организовывал для этой цели интеррегнум. Возражение В.М. Хвостову лежит на поверхности: нормальный, с его точки зрения, порядок преемственности царской власти не зафиксирован в источниках. Проведя их анализ, И.Л. Маяк пришла к выводу, что избрание нового царя делалось "всякий раз при помощи интеррегнума"¹⁶⁰. Как было показано в ее работе, мнение относительно избрания нового царя вырабатывал предварительно сенат и "затем с помощью интеррекса созывал комиции, где предложенная сенаторами кандидатура баллотировалась"¹⁶¹. В предшествовавшей историографии Фрэнк [35] Эббот также подчеркивал, что реальный выбор царя осуществлялся сенатом¹⁶². В целом, мнение В.М. Хвостова сторонников не нашло.

Таким образом, несмотря на различия (иногда существенные) в трактовке деталей интеррегнума царской эпохи, названные авторы при определении времени возникновения должности интеррекса безоговорочно относили ее появление к царскому периоду. Однако в мировой историографии данной проблемы существует и иное направление, представленное концепцией интеррегнума как переходной формы от царского периода к Республике. Эта теория развивалась, главным образом, Ульрихом фон Любтовым и Франческо Де Мартино¹⁶³.

Согласно их концепции, порядок междуцарствия возникает после изгнания Тарквиния Суперба, в самом начале Республики, как промежуточная ступень, призванная осуществить переход от старого царского правления к новому (тоже царскому в основе, но в реформированном виде). В трактовке У. фон Любтова, наступив первый раз после смерти последнего царя, interregnum просуществовал год в качестве "нормальной магистратуры". Соперничество знатных родов друг с другом, римская аристократическая этика не позволяли, чтобы один из патрициев правил долгое время, поэтому такой способ правления (пятидневный срок полномочий одного человека) в течение года устраивал сенаторов. Но затем сенат все-таки решил отказаться от регулярного междуцарствия как способа организации власти, так как очень краткий срок полномочий был неадекватен внешнеполитической ситуации. Поэтому большинство сенаторов пришло к решению, что войско нуждается в командующих, облеченных властью на достаточно длительное время. Таким образом, интеррегнум из постоянной магистратуры превратился в средство временного замещения высшей должности для провозглашения ее законного обладателя на положенный (весьма длительный) срок. По У. фон Любтову, дальнейшая схема развития высшей магистратской власти Рима выглядит следующим образом. Последний интеррекс первого республиканского года на основании сенатского решения (сам он из собственных властных полномочий не мог изменять существовавшую форму правления) провозгласил первого praetor maximus. Затем годичный и единоличный praetor maximus уступает место годичной коллегии двух консулов с неодинаковыми полномочиями (после lex Valeria Horatia), которую затем (после lex Licinia Sextia) сменяет равнозначный консулат.

Гипотеза У. фон Любтова и Ф. Де Мартино, как мы видим, не базируется на данных античной традиции (относящей институт междуцарствия ко времени первых царей), хотя, как считали эти исследователи, читается в ней [36] "если не непосредственно, так между строк"¹⁶⁴. По их мнению, перенесение представлений об интеррегнуме с периода после уничтожения царской династии на время после смерти Ромула следует связать с ошибками реконструкции римской истории анналистами. Авторы этой концепции находят следы перехода от интеррегнума к годичному правлению в тексте Дионисия (IV. 76. 1), который сообщает, что интеррекс Спурий Лукреций после изгнания царей провозгласил первого консула. Однако этого свидетельства отнюдь не достаточно для построения изложенной схемы (междуцарствие могло в этом случае иметь место в качестве чрезвычайной должности); к тому же Ливий называет Спурия Лукреция не интеррексом, а городским префектом (praefectus urbis – Liv. I. 60. 4) и отмечает, что он провел на собраниях по центуриям выборы двух консулов. Йоахим Ян, не соглашаясь с трактовкой изначального интеррегнума как переходной формы к Республике (при которой должность интеррекса вводилась в качестве постоянной магистратуры, занимаемой сменявшимися каждые пять дней патрициями) справедливо обращал внимание на то, что при таком толковании интеррегнума остается непонятным, как глава государства, который правил всего пять дней, руководил войском и мог защитить город в условиях, когда Рим повсеместно был окружен враждебными соседями¹⁶⁵.

Действительно, концепция У. фон Любтова и Ф. Де Мартино имеет очень уязвимые места, поэтому широкой поддержки других исследователей она не получила. Пожалуй, только Роберт Вернер, будучи гиперкритиком, также отрицал историчность интеррегнума царского периода¹⁶⁶, Е. Фризер соглашался, что первое междуцарствие имело место в раннереспубликанский период¹⁶⁷, а Вольфганг Кункель осторожно написал, что "возможность такого толкования не может быть полностью оспорена"¹⁶⁸. Разделял взгляд на появление интеррегнума впервые после изгнания царей Р. Огилви, который при этом отмечал, что представление о первом междуцарствии, как приходящемся на время после смерти Ромула, возникло уже в IV или в III вв. до н.э., а особенно укоренилось при Сулле¹⁶⁹. Эндре Ференчи признавал наличие интеррегнума после уничтожения "патриархальной царской власти", при переходе к Республике, но считал, что он был введен в качестве временной чрезвычайной должности, а не ординарной формы правления¹⁷⁰. По мнению данного исследователя, интеррекс (представитель сената) назначил первого республиканского магистрата таким же образом, как позднее консул провозглашал [37] диктатора. При этом, в трактовке Э. Ференчи, первым высшим республиканским магистратом был либо magister populi, либо praetor maximus, который управлял общиной в течение годичного срока. Саму же должность интеррекса годичной магистратурой начала Республики он не называл.

Итак, многими антиковедами признано, что интеррегнум как институт чрезвычайной власти появился в римском государственном устройстве еще при царях, во всяком случае, по образному выражению Й. Яна, уже тогда "был набросан в черновике"¹⁷¹.Сам термин для обозначения должности указывает на времена архаического единоличного правления, что, естественно, не осталось незамеченным исследователями. Так, например, еще Вильгельм Беккер отмечал, что "латинское название само собой объясняет, когда появилась должность"¹⁷². Й. Бляйкен неоднократно подчеркивал, что это "институт, который уже своим смыслом названия должен отсылать нас к царскому времени"¹⁷³. Перекликается с этим утверждением и тезис А. Хойса: "интеррегнум мог возникнуть только в царское время, для республиканских ушей его обозначение оставалось чуждым"¹⁷⁴. Глубокую древность института междуцарствия видит также Рольф Рилингер¹⁷⁵, "остатком" предшествующей Республике формы правления рассматривал его Эрнст Корнеманн (полагавший, что таковых было всего два – rex sacrorum и interrex)¹⁷⁶, а Адальберто Джованнини даже называет его "реликтом изначальной римской конституции"¹⁷⁷.

В самой тесной связи с проблемой времени происхождения интеррегнума стоит вопрос об объяснении пятидневного срока нахождения в должности интеррекса одного лица, ибо, от того, насколько архаичным было это правило и в чем искать его корни, зависит определение древности данного политического института.

О пятидневной продолжительности полномочий каждого интеррекса говорят Ливий (I. 17. 5), Дионисий (II. 57. 2) и Аппиан (B. C. I. 98). Выпадает из общего ряда информация Плутарха (Num. II. 7), где речь идет о двенадцати часах (по шесть часов ночью и днем), которые отводились интеррексам после смерти Ромула на государственные дела и общение с богами. В целом же, пятидневный срок должности интеррекса, твердо фиксируемый в источниках для республиканского времени, практически не вызывает сомнений исследователей в таковой его продолжительности на всем протяжении существования данной структуры. Что же касается объяснения этой пятидневной продолжительности полномочий (не просто их кратковременности, но определенного [38] именно этой цифрой количества суток, а, скажем, не четырьмя или шестью), то оно породило различные мнения исследователей, в условиях, когда древние авторы своих комментариев по этому поводу нам не оставили.

От Теодора Моммзена и Людвига Ланге идет представление, что число дней исполнения должности одним интеррексом было связано с правовой нормой принесения в пятидневный срок присяги избранным должностным лицом. То, что республиканские магистраты давали клятву в первые пять дней после своего вступления в должность, Л. Ланге считал обобщением ранней практики, берущей начало в VII в. до н.э.¹⁷⁸ Практика же эта заключалась, по его мнению, в том, что царь в первые пять дней после своего избрания вносил в комиции lex curiata de imperio. Т. Моммзен, указывая на историческое значение пятидневного срока интеррегнума¹⁷⁹, также принимал во внимание утверждение Тита Ливия (XXXI. 50. 7) при описании им событий 200 г. до н.э., связанных со вступлением в должность курульных эдилов. Согласно этому утверждению, вступить в должность нельзя никому, кто в течение пяти дней после избрания не принес присягу в верности законам. Поскольку в источниках нигде не указывается, когда была введена присяга, то, возражая Т. Моммзену, Е. Фризер считал ее не очень древним условием, полагая, что римляне не были теоретиками и устанавливали правила, когда в них возникала практическая потребность¹⁸⁰. Е. Фризер, таким образом, делал вывод, что интеррегнум древнее присяги. С этим в принципе можно согласиться, но возражение Е. Фризера Т. Моммзену о том, что в законах, известных нам, названы все магистраты, которые должны были давать присягу, включая диктатора, начальника конницы и даже плебейского трибуна, но не упомянут интеррекс¹⁸¹ (а потому отсутствует связь двух пятидневных сроков), – это возражение принять нельзя, оно не корректно, так как Т. Моммзен и не имел в виду, судя по всему, принесение присяги самим интеррексом. Речь шла о присяге избранных (в том числе и под председательством интеррекса) магистратов.

Й. Ян также придерживался мнения, что срок полномочий интеррекса был установлен ранее, чем срок клятвы должностных лиц, и связывал его с ритуалами архаического времени¹⁸². Собственно, концепция, объясняющая срок нахождения у власти интеррекса древними обрядами, была впервые изложена Е.Т. Мерилом¹⁸³. Он исходил из особенностей римского доцезарианского календаря, в котором эмболисмический месяц (длившийся 22-23 дня) вставлялся не в конце тогдашнего года (28 февраля), а после праздников Terminalia [39] (23 февраля). При этом Е.Т. Мерил опирался на исследования Ф.Е. Хушке¹⁸⁴ и В. Золтау¹⁸⁵. Согласно Ф.Е. Хушке, день Терминалий был в очень древние времена самым последним днем римского года, поэтому именно после него вставлялся дополнительный месяц. Действительно, по свидетельству Варрона (L. L. VI. 13), название праздника происходит от его позиции в конце года, а по объяснению Овидия (Fasti. II. 49), праздник связывался с богом Термином и отмечался как окончание года. В. Золтау предложил свою трактовку, почему дополнительный месяц вставлялся после 23 февраля. Он исходил из того, что римляне стремились как можно меньше нарушать нумерацию дней по календам, нонам и идам. Если бы эмболисмический месяц помещали после 28 февраля, то такое нарушение имело бы место.

За дополнительным месяцем следовали остающиеся пять дней года¹⁸⁶.С 24 по 28 февраля проводился обряд Regifugium (бегства царя). Если Ф.Е. Хушке и В. Золтау полагали, что он возник как праздник, связанный с бегством Тарквиния, то Е.Т. Мерил сделал вывод о том, что появление обряда бегства царя следует отнести к более раннему периоду. Указания же источников на связь возникновения этого праздника с изгнанием Тарквиния является, по мнению Е.Т. Мерила, неверной реконструкцией, ибо античные писатели плохо были осведомлены об этом ритуале и даже смешивали Regifugium c Poplifugia (5 июля). Во время процедуры бегства царь терял свою магическую силу, через ауспиции определялся новый царь, который приступал к исполнению должности с началом нового года (1 марта). Следовательно, Е.Т. Мерил принимал годичность царской власти и обряды ее обновления. В день Regifugium совершалось, по-видимому в комициях, жертвоприношение. В нем принимал участие царь (а впоследствии rex sacrorum), помогали ему салии. После жертвоприношения царь убегал из комиций, как если бы он был изгнан. Полагая эту церемонию очень древней, так как память о ее составных частях утрачена (неизвестно, например, было ли принесение жертвы заключительным актом обряда или за ним следовало что-то еще, действительно ли убивалась жертва или форма жертвоприношения была иной), Е.Т. Мерил считал, что на нее затем наложилось изгнание Тарквиния.

В трактовке обряда Regifugium Е.Т. Мерил исходил из анализа, проделанного Джеймсом Джорджем Фрэзером в его "Золотой ветви", вышедшей в Лондоне первым изданием в 1890 г. Изучая ритуал бегства rex sacrorum, который ежегодно справляли в Риме 24 февраля, Д.Д. Фрэзер сделал вывод, [40] что царь священнодействий просто воспроизводил древний обычай, ежегодно соблюдавшийся его предшественниками-царями¹⁸⁷. По интерпретации знаменитого этнолога и религиоведа, ежегодное "бегство царя" было пережитком тех времен, когда царская власть вместе с рукой царевны давалась на год победившему в "беге за царство". В конце года царь вновь мог участвовать в беге за второй срок царствования, "пока кто-нибудь не наносил ему поражения, не низлагал или не убивал его"¹⁸⁸. Победивший в "беге за царство" и его невеста выступали в роли бога и богини на священном бракосочетании, призванном обеспечить магическим образом плодородие земли. Опираясь на предания о насильственной кончине римских царей, Д.Д. Фрэзер приходил к мысли, что "состязание, посредством которого они завоевывали трон, иногда являлось не столько соревнованием, сколько борьбой не на жизнь, а на смерть"¹⁸⁹. Эти наблюдения Д.Д. Фрэзера и легли в основу рассуждения Е.Т. Мерила об обряде Regifugium. Сформулированные затем в историографии представления о том, что Regifugium был либо проекцией космических событий на земное бытие древнего царя, либо его искупительной жертвой¹⁹⁰, не меняют сути наблюдений Е.Т. Мерила о соответствии срока полномочий интеррекса длительности этого древнего обряда.

Пятидневный обычай бегства царя связывал с пятидневным сроком интеррегнума вслед за Е.Т. Мерилом и Андре Магделен¹⁹¹, который вместе с тем подчеркивал, что интеррегнум не назван в источниках применительно к правлению этрусских царей. Соглашаясь с тем, что на пять дней, в течение которых продолжался Regifugium, царь уходил из общественной жизни по сакральным соображениям, А. Магделен отмечал при этом, что после кратковременного замещения его интеррексом, с началом нового года собственно царь возвращался к своим функциям. Он выделил две формы интеррегнума: сакральную, не связанную с правилом преемственности царской власти, и политическую, регламентировавшую эту преемственность, а затем унаследованную республиканской эпохой.

Поддержали объяснение соответствия срока властных функций интеррекса с периодом Regifugium также Эрнст Мейер¹⁹², Арнальдо Момильяно¹⁹³, Антонио Гуарино¹⁹⁴ и Йоахим Ян¹⁹⁵. Последний обратил еще внимание на связь в представлениях римлян царской власти с фазами луны. Именно эти представления были поводом к тому, что последние пять дней лунного года до начала следующего общественная активность замирала.

[41] Согласился с исследователями, видевшими соответствие пятидневных отрезков интеррегнума с обрядом бегства царей, также Ханс Фолькман¹⁹⁶, предложивший оригинальное сопоставление ситуации римского междуцарствия с персидской аномией. После смерти персидского царя на пять дней наступало беззаконие (аномия), а персидский календарь также имел пять дополнительных дней между двумя годами. Если у персов была легальная анархия в течение пяти дней, то у римлян в течение их действовал интеррекс. Х. Фолькман отметил также большое значение цифры 5 у многих народов именно при счете времени (пять дней, пять лет, пять поколений). Он привел также многочисленные примеры использования этого числа в самых различных случаях общественной и частной жизни, в том числе и в государственной практике римлян (пятидневный люструм, пятидневный срок присяги должностных лиц и др.).

Хронологически последней на данный момент работой, в которой ведутся поиски связи срока полномочий римского междуцаря с обрядом Regifugium, является исследование Герхарда Радке¹⁹⁷.Автор данной книги отождествляет Regifugium с первым днем интеррегнума, найдя при этом противоречие между политическим актом отставки царя и культовым актом бегства царя после принесения жертв. Разделение политических и сакральных функций с появлением специального rex sacrorum устранило это противоречие.

Детальный и аргументированный анализ возникновения обряда бегства царей как очень древнего ритуала, проведенный названными исследователями, весьма убедителен. Однако, несмотря на это, в некоторых новейших обобщающих монографиях содержится понимание Regifugium как изгнания царей в 510 г. до н.э.¹⁹⁸ Хотя датой изгнания последнего Тарквиния традиция и называет 24 февраля, тем не менее, мы полагаем, что подвергать сомнению тезис Е.Т. Мерила о том, что в данном случае мы наблюдаем не что иное, как последующее наложение политических событий на древний сакральный обряд, оснований нет. Тем более странно, как это делает А. Демандт, вообще игнорировать имеющиеся в историографии выводы о времени появления Regifugium (являющиеся плодом усилий многих историков разных поколений), совсем о них не упоминая.

Таким образом, теория о связи пяти дней исполнения должности интеррексом с обычаем бегства царя оказалась более перспективной, чем концепция о соответствии их сроку принятия присяги избранным магистратом. Рассуждения авторов, отстаивающих точку зрения об изначальном совпадении во времени Regifugium и interregnum, представляются нам логичными и доказательными. Выводя институт interregnum из "примитивных установлений", [42] по выражению Стюарта Стэвели¹⁹⁹, названные исследователи аргументированно показали, что срок полномочий интеррекса был определен не произвольно, а имел в основе весьма архаичные сакрально-политические ритуалы. Это, в свою очередь, свидетельствует об отнесении времени возникновения механизма междуцарствия к периоду первых царей.

Независимо от того, к какой эпохе относит тот или иной исследователь первые случаи применения интеррегнума, некоторые (совсем немногие) из них задаются вопросом, был ли этот политический институт оригинальным, исключительно римским явлением, или он имел аналоги на территории Италии. В отличие от подобной проблемы, касающейся магистратуры диктатора, в данном случае отсутствует столь же заметное количество специальных статей об исторических корнях должности междуцаря с поиском их в иных общинах, но отдельные замечания и формулировки по этому поводу имеются, и в них также можно усмотреть противоположные подходы. По версии Т. Моммзена, в современной историографии поддерживаемой Б. Линке, интеррегнум был общелатинским политическим институтом²⁰⁰. Такой трактовке противоречит свидетельство Цицерона (Cic. Resp. II. 23), что учреждение междуцарствия было необычным, неслыханным среди других народов выходом из создавшегося после смерти Ромула положения. Опираясь на данный аргумент, Е. Фризер не согласился с Т. Моммзеном, считая, что, хотя замечание Цицерона может быть излишне патриотично, но пока оно не опровергнуто, его следует принять за неимением лучшего²⁰¹. Надписи же, которые приводил в доказательство своего утверждения Т. Моммзен, не могут, по обоснованному мнению Е. Фризера, многого прояснить, поскольку по времени они существенно более поздние.

Таким образом, поиски исторических прототипов римского интеррегнума в латинских, этрусских и других италийских общинах (в отличие от изучения происхождения римской диктатуры) сколь-нибудь широко не велись, поэтому вопрос о специфичности этой структуры именно для Рима остается, хотя из-за состояния источников его прояснение весьма затруднено. Что же касается причин появления должности интеррекса в римском государственном устройстве, то они в общих чертах практически одинаково понимаются исследователями как стремление сохранить преемственность руководства общиной и непрерывность покровительства ей со стороны богов. Самым же спорным и дискуссионным в проблеме происхождения института междуцарствия оказался вопрос о времени его возникновения. В историографии выработались два принципиально отличающихся подхода: 1. Признание временем возникновения механизма междуцарствия эпоху примитивной "монархии", когда должность интеррекса появилась в качестве чрезвычайной для проведения [43] выборов следующего царя. 2. Рассмотрение института interregnum как переходной формы от царского периода к Республике, возникшей в первый год после изгнания последнего царя и существовавшей изначально как ординарный способ правления постоянно чередующихся междуцарей. На наш взгляд, более аргументированной и перспективной для дальнейшего изучения является первая концепция. Подтверждением этому служит успешная разработка вопроса о связи срока должности интеррекса с древнейшими ритуалами нерасчлененной религиозно-политической практики.

1.2 Причины наступления республиканского междуцарствия

В самом общем виде формулировка обстоятельств наступления интеррегнума в республиканскую эпоху выглядит так: к междуцарствию прибегали в случаях вакантности высшей ординарной магистратуры. Этим общим тезисом ограничивались большинство авторов, в разное время писавших об интеррегнуме²⁰². Некоторые исследователи уточняли, что под незанятостью высшей должности следует понимать смерть или досрочное прекращение консульских полномочий²⁰³. Р. Огилви добавлял, что причиной междуцарствия могло быть неверное (не имеющее законной силы) избрание консулов²⁰⁴, а В. Либенам и В.М. Хвостов отмечали, что для наступления интеррегнума должны были отсутствовать не только консулы, но и диктатор²⁰⁵. П. Виллемс определял причину перехода к междуцарствию как вакансию всех патрицианских магистратур, а Ф. Де Мартино как отсутствие магистратов cum imperio²⁰⁶.Сразу не согласимся с П. Виллемсом и Ф. Де Мартино: для наступления интеррегнума требовалась вакантность именно высшей ординарной магистратуры, а не отсутствие вообще всех патрицианских магистратов или всех магистратов с империем. Наличие, например, патрицианских преторов, обладавших империем, (под претурой здесь мы имеем в виду не название высшей должности в ранний период, а магистратуру, появившуюся, согласно римской традиции, после законов Лициния – Секстия) отнюдь не исключало наступление интеррегнума. Другое дело, что в ситуации, когда не было консулов, преторы и другие магистраты слагали полномочия, но отсутствие низших магистратов – уже не причина, [44] а следствие наступления междуцарствия. Наиболее подробное перечисление причин введения интеррегнума предложил Й. Ян, включив в них: преждевременное прекращение полномочий консулов или консулярных военных трибунов; смерть обоих консулов; религиозные основания; постоянное отсутствие консулов в Риме во время той части их срока полномочий, во время которой должны были состояться выборы; долгую интерцессию против проведения выборов, когда полномочия руководителя выборами заканчивались до того, как он проводил избрание²⁰⁷. Все ли названные им причины могли иметь место, и что, например, понимать под религиозными основаниями, мы попытаемся выяснить, суммируя сведения о конкретных ситуациях междуцарствия при наличии прямых или косвенных сообщений о мотивировках его введения.

Итак, примем как аксиому, что принципиальным (в обобщенной формулировке) обстоятельством, необходимым для запуска механизма междуцарствия, была вакантность всех мест в высшей ординарной магистратуре, и рассмотрим, какими путями эта вакантность могла реально появляться. Незанятость высшей должности может определяться положением, когда административный год истек прежде, чем избраны преемники консулов (новые консулы или, в соответствующий период, военные трибуны с консульской властью). Либо же, административный год продолжается, но нет носителей высшей ординарной должности, и при этом не осуществлен правовым образом переход власти к чрезвычайному магистрату – диктатору. Проанализируем, какие же случаи могут означать, по выражению А. Хойса, восходящему к Ливию, что "государственное руководство осиротело"²⁰⁸, и обеспечить возобновление функционирования высшей магистратуры может только институт междуцарствия.

Разумеется, очевидным таким случаем являлась смерть обоих консулов. Освобождение одного консульского места, согласно Цицерону, не приводило к междуцарствию (Cic. Ep. ad Brut. I. 5. 4). Консулы могли как погибнуть (что было неудивительно в условиях частых войн), так и умереть от болезни (что опять-таки не было чем-то исключительным при нередких эпидемиях)²⁰⁹.Судя по всему, смерть консулов во время исполнения должности автоматически приводила к интеррегнуму. Правда, ситуация 208 г. до н.э., на первый взгляд, может заставить усомниться, что смерть обоих консулов не только необходимое, но и достаточное условие для наступления междуцарствия. В названном году оба консула погибли, но источники ничего не говорят об интеррегнуме, упоминая только диктатуру. Т. Моммзен²¹⁰ и вслед за ним другие авторы полагали, что интеррегнум в этой ситуации все же имел место, а Й. [45] Ян для 208 г. до н.э. обозначал interregnum под знаком вопроса²¹¹.Однако Тит Ливий вполне определенно сообщает (XXVII. 33. 6), что тяжелораненый консул этого года Тит Квинкций успел провозгласить диктатором Тита Манлия Торквата. Данные консульских фаст подтверждают эту информацию. Поэтому, строго говоря, вакантной высшая исполнительная власть стать не успела, и необходимости в междуцарствии не было. Переход от ординарной высшей магистратуры к экстраординарной не означает "безвластия", а именно оно порождало интеррегнум.

В источниках зафиксирована необходимость введения в действие института interregnum в случаях, когда поочередно погибали оба консула, но вместо одного из погибших уже был избран консул-суффект. Консул-суффект не мог провести выборы, а потому требовался интеррекс. Ливий сообщает об этом правиле как религиозно освященной традиции: "Опытные в божеском и человеческом праве люди считали, что если оба консула этого года погибли, один от болезни, а другой на поле боя, то консул-заместитель не может проводить выборы" ( Liv. XLI. 18. 16. Перевод В. Н. Чемберджи).

Отдельно следует обратить внимание на ситуацию, когда консулы живы, но из-за тяжелой болезни не могут выполнять свои служебные обязанности. Она описана у Ливия применительно к 392 г до н.э. (V. 31. 7); когда разразился мор, заболевшие консулы сложили с себя полномочия по указанию сената, и был назначен интеррекс. При этом Ливий отмечает: placuit per interregnum renovare auspicia (решено через интеррегнум возобновить ауспиции). Исходя из этого Й. Ян полагал, что тяжелобольные консулы были "религиозно дисквалифицированы"²¹², мы же добавим, что, возможно, они не могли из-за своего физического состояния проводить ауспиции, также как и осуществлять другие должностные функции. Таким образом, при живых, но тяжелобольных консулах, введению интеррегнума должна была предшествовать их отставка.

Не столь уж редкой была ситуация, когда консульский год заканчивался, но выборы новых консулов осуществлены не были. Образовавшийся в этом случае "вакуум власти" также должен был заполнить интеррегнум. Почему возникал этот перерыв в преемственности высших ординарных магистратов? Один вариант, – тот, который был назван Й. Яном: длительная интерцессия против проведения выборов. Дионисий Галикарнасский указывает на эту причину введения междуцарствия в 483 г до н.э. (Dionys.VIII .90), Тит Ливий сообщает подобную информацию для 420 г. до н.э. (Liv. IV. 43. 7-8) и 414 г. до н.э. (Liv. IV. 51- 52). При этом совершенно очевидно, что трибунская интерцессия являлась инструментом сословной борьбы. Так, в 420 г. конфликт произошел из-за доступа плебеев к должности квестора, а затем, когда сенат решил не увеличивать число квесторов и избрать не военных [46] трибунов с консульской властью, а консулов, плебейские трибуны оказали серьезное противодействие, что и привело к междуцарствию. Аналогичная картина сложилась и в 414 г. Сенат настаивал на избрании консулов, опасаясь, что народ изберет в военные трибуны плебеев, а плебейские трибуны не допустили выборов (Liv. IV. 50. 7-8).

Неспокойные ситуации, приводившие к затягиванию избрания новых магистратов и заканчивавшиеся, в конечном счете, междуцарствием, имели место и в случаях проведения консульских выборов диктатором. Хотя против диктатора, на наш взгляд, не существовало правовым образом оформленной интерцессии, тем не менее, плебейские трибуны, не имея законной возможности запретить решения диктатора, демонстрировали свое несогласие с ним. Это моральное давление на диктатора могло привести к тому, что он слагал полномочия, не проведя выборов, как это произошло в 389 г. до н.э. (Liv. VI. 1. 5-8), 352 г. до н.э. (Liv. VII. 21. 2-4), 351 г. до н.э. (Liv. VII. 22. 2) и 320 г. до н.э. (Liv. IX. 7. 14-15). Для 351 г. Ливий прямо указывает на причину недовольства диктатором со стороны плебейских трибунов, – диктатор Гай Юлий стремился провести в консулы двух патрициев.

Скорее всего, в 300 г. до н.э. также по окончании диктатуры последовал интеррегнум, поскольку Марк Валерий после сложения диктаторских полномочий занял консульскую должность (Liv. X. 5.14), так как маловероятно, что он сам себя провозгласил консулом (тем более, что Ливий в некоторых своих первоисточниках находил сообщения об интеррегнуме).

В период поздней Республики интеррегнум мог быть политически обусловлен тем, что все кандидаты в консулы обвинялись в подкупе избирателей. Так, указывая на это обстоятельство, Цицерон писал Аттику в конце октября 54 г. до н.э.: "Дело идет к междуцарствию и немного пахнет диктатурой..." (Att. IV. 18. 3). Прогноз оратора относительно интеррегнума оправдался с наступлением 53 г. до н.э.

Механизм междуцарствия мог быть пущен в ход и по религиозным мотивам. Коллегия авгуров была правомочна "объявить неугодными богу выборы того или иного магистрата"²¹³, ссылаясь на ритуальные погрешности при их проведении. При этом могли иметь место как действительно чисто сакральные соображения, так и формально-религиозный повод, когда за внешней благочестивой мотивировкой стояли политические причины. При этом можно, конечно, сказать, что истинная подоплека часто искусно маскировалась, но не забудем, что сакральный элемент был в ранние эпохи имманентен политической жизни Рима. Изложим наиболее характерные примеры, когда интеррегнум вводился по религиозно-политическим причинам.

В 396 г. до н.э. было объявлено, что военные трибуны с консульской властью избраны огрешно, и нарушен священный порядок Латинских торжеств [47] (Liv. V. 17. 2-3). Переход к интеррегнуму при этих обстоятельствах выглядел как стремление к религиозному искуплению, но под давлением плебейских трибунов было решено избрать новую коллегию военных трибунов, состоявшую в основе из плебеев: в нее вошли пять плебеев и только один патриций. Поэтому мнение Й. Яна, что в данном случае за религиозными обоснованиями прятались политические причины²¹⁴, совершенно справедливо.

Религиозные мотивы (обновление ауспиций в условиях засухи, голода и мора) присутствовали и при переходе к интеррегнуму для избрания консулов на 391 г. до н.э. (Liv. V. 31. 7). Вместе с тем, они, безусловно, также переплетаются с соображениями практически-политическими (невозможность нормального руководства общиной тяжелобольными консулами).

Сочетание сакральных оснований и политической игры можно усмотреть в интеррегнуме 389 г. до н.э. (Liv. VI. 1. 5). Сенат не доверил военным трибунам с консульской властью проводить выборы, ссылаясь на то, что при них город был осквернен врагами, но нельзя поручиться, что у сенаторов в данном случае не было вполне определенного политического интереса.

На первый план Тит Ливий выдвигает религиозные мотивы и для междуцарствия 387 г. до н.э., – чтобы возобновить ауспиции: "Государство полнилось благочестием, а после недавнего поражения и вожди стали очень богобоязненны – итак, чтобы возобновить птицегадание, объявили междуцарствие" (Liv. VI. 5. 6 – перевод Н.Н. Казанского)²¹⁵. Однако описанные им предшествовавшие события позволяют судить о политической нестабильности (попытки плебейских трибунов собирать народ для обсуждения земельных законов, возбуждение плебеев из-за дележа земли вольсков), которая и могла стать глубинным поводом для интеррегнума.

Для 340 г. до н.э., наоборот, Ливий во главу угла ставит военные, а не религиозные мотивы наступления междуцарствия (Liv. VIII. 3. 4-5). Из его слов следует, что консулы получают приказ досрочно сложить свои полномочия, чтобы перед лицом серьезной военной угрозы (шла I Самнитская война, и готовились к войне против римлян латины) можно было избрать новых консулов. При этом выборы проводят не консулы, досрочно слагающие полномочия, а интеррекс. Здесь возникают два вопроса: 1. Можно ли было сенату без всякой "религиозной оболочки", исходя из чисто практических соображений, потребовать отставки консулов? 2. В чем состояли практические соображения для незамедлительной отставки консулов (учитывая, что по поводу их полководческих талантов сомнений не отмечено)? Объективные причины для скорейшего избрания новых консулов были. Новый административный [48] год должен был начаться 1 июля²¹⁶, время военной кампании – летний период, а для дальнего похода на чужие области нужно было раньше осуществлять подготовку и выступление²¹⁷. В таких условиях смена руководства в ходе широкомасштабных военных действий была крайне нежелательна.

Таким образом, потребности проведения крупной военной операции требовали скорейшего определения командующих, которым надлежало осуществлять ее. Но на каких основаниях консулы 341 г. до н.э. Гай Плавтий и Луций Эмилий Мамерк были лишены права провести выборы новых консулов? По-видимому, и в данном случае не обошлось без религиозных обоснований. Здесь мы можем обратиться к рассуждениям Й. Яна, согласно трактовке которого, понятие империя относилось изначально к религиозно-магической сфере, также как понятие auctoritas первоначально включало в себя способность увеличивать магическую силу²¹⁸. Вынося постановление об ограничении империя консулов во времени (imminutum imperium), сенат тем самым уменьшал магическую силу консула, вера в которую в IV в. до н.э. была еще жива. В свою очередь "сакральная дисквалификация" консулов требовала обновления ауспиций путем интеррегнума. Вероятно, в коллегии авгуров были сформулированы религиозные объяснения, что ограниченный во времени и тем самым уменьшенный империй консулов не позволяет им проводить ауспиции и осуществлять руководство выборами новых магистратов.

Следует усмотреть интеррегнум формально из-за объявления авгурами нарушений при выборах консулов в 220 г. до н.э., когда два консула вынуждены были оставить должность, и избрана была другая пара (CIL.Vol. 1. P. 25). Хотя прямых указаний в источниках о руководителе выборов нет, трудно для данной ситуации представить кого-то иного в этой роли, нежели интеррекса. Х. Скаллард и А. Липпольд усматривают за этим событием борьбу группировок, по-разному ее трактуя²¹⁹.

Чисто сакральными причинами объясняет введение интеррегнума в 162 г. до н.э. Цицерон (Nat. deor. II. 11), что, впрочем, естественно в контексте трактата "О природе богов". В его изложении обстоятельства аннулирования избрания консулов этого года были следующими. Проводивший выборы Тиберий Семпроний Гракх (отец известных плебейских трибунов), сообщил в коллегию авгуров о совершенной им погрешности: он забыл провести ауспиции при пересечении померия. Авгуры обратились к сенату, сенат повелел консулам сложить полномочия, что те незамедлительно и сделали.

[49] Религиозные обоснования введения междуцарствия встречаются также при объявлении авгурами недействительности избрания диктатора (ошибки в птицегаданиях) или неблагоприятных предзнаменованиях. Это относится, например, к 332 г. до н.э. (Liv. VIII. 17. 5.), 326 г. до н.э. (Liv. VIII. 23. 17), 216 г. до н.э. (Liv. XXII. 33. 11-12), 222 г. до н.э. (Plut. Marc. 5-6). Опять-таки, за поисками ритуальных погрешностей могли стоять политические интересы. Так, Ливий однозначно замечает, что в 326 г. за благочестивыми предлогами скрывалось недовольство тем, что диктатор был плебеем (Liv. VIII. 23. 16).

Право признания недействительности выборов магистрата по причине их огрешности коллегия авгуров использовала, как это показывает А.М. Сморчков, не по собственной инициативе, а в ответ на поставленный вопрос (к тому же все описанные традицией такие запросы заканчивались признанием огрешности выборов)²²⁰.При этом он констатирует подчиненность деятельности авгуров политической власти, но не уточняет какой именно ее структуре. Видимо, не приходится особенно сомневаться в том, что таким органом, направлявшим кассационную деятельность коллегии авгуров, был сенат. В период ранней Республики, когда patres определяли его решения, стремление использовать право авгуров аннулировать избрание магистратов явно преследовало пропатрицианские цели. Разумеется, это было последним средством политических интриг, но средством надежным, так как авгуры могли всегда найти ошибки в проведении птицегаданий.

Иногда Тит Ливий сообщает, что в том или ином году междуцарствие вводилось по неизвестным причинам (Liv. X. 11. 10 – 298 г. до н.э.)²²¹. Иногда же, что оно наступало "без каких-либо достойных упоминания причин" (Liv. VIII. 28. 9 – 343 г. до н.э.), но сам эти причины и объясняет: "А при междуцарствии – так что может показаться, это и было задумано – обоих консулов избрали из патрициев…" (Liv. VII. 28. 10 – перевод Н.В. Брагинской)²²². Явно, что Ливий усматривает смысл введения этого интеррегнума в избрании консулами двух патрициев.

Все рассмотренные нами ситуации характеризуются тем, что интеррегнуму предшествовал созданный каким-либо путем "вакуум власти", иначе говоря, консульские должности были вакантны. Но у Ливия есть отдельные упоминания о ситуациях, когда консулы живы и не отправлены предварительно в отставку, а выборы осуществляет интеррекс. Это случаи 355 г. до н.э. (Liv. VII. 17. 10) и 216 г. до н.э. (Liv. XXII. 33. 10). Из названных фрагментов получается, что консулы ведут военные действия, не отзываются для проведения выборов в Рим и при этом не смещаются от командования (а, следовательно, [50] от должности в целом), выборы же проводит интеррекс. Подвергнем эти ситуации подробному разбору.

Междуцарствию 355 г. до н.э. предшествовал консульский 356 год, когда в должности находились Марк Фабий Амбуст и Марк Попилий Ленат. Ввиду внешней угрозы был назначен диктатор Гай Марций Рутил (известный как первый плебейский диктатор), который одержал военные победы и справил триумф (Liv. VII. 17. 6-9). Затем Ливий сообщает: "Поскольку патриции не хотели, чтобы консульские выборы проводил диктатор или консул из простого народа, а другой консул, Фабий, был занят войной, пришлось пойти на междуцарствие" (Liv. VII. 17. 10. Перевод Н.В. Брагинской). Находился ли Фабий в консульской должности в период интеррегнума? Нам представляется, что нет. Во время диктатуры он вполне мог осуществлять командование в ходе военных действий (что не противоречило тому, что диктатор был высшим военачальником) и мог бы возобновить консульские полномочия в полном объеме после сложения диктаторских. Вероятнее всего, что этого не произошло по той причине, что к моменту отставки диктатора истек консульский год, поэтому и оказалось возможным междуцарствие. Это подтверждается тем, что Марк Фабий Амбуст назван у Ливия в числе интеррексов (Liv. VII. 17. 11), что свидетельствует о том, что он уже не занимал консульской должности (вероятно, с самого начала междуцарствия), и высшая магистратура была вакантна.

В 216 г. до н.э. консулы вели военные действия и на предложение сената, одному из них прибыть в Рим для проведения выборов, ответили, что оставлять войска нежелательно и "пусть лучше выборы проведет интеррекс" (Liv. XXII. 33. 10). Однако сначала был назначен диктатор comitiorum habendorum causa, ушедший через четырнадцать дней в отставку из-за протеста авгуров, усмотревших нарушения при его провозглашении. Далее из сообщения Ливия следует, что был введен интеррегнум, а консулам власть продлена на год (Liv. XXII. 34. 1). Как мы можем интерпретировать это положение? На наш взгляд, исключительная ситуация "интеррегнум при действующих консулах" объясняется тем, что консулы имели пророгированный империй, то есть не вполне "полноценный" с точки зрения сакральной, а именно – для проведения ауспиций (в возобновлении которых и состоял священный смысл междуцарствия). К тому же, 216 г. до н.э. – это время войны с Ганнибалом, период, в котором наблюдаются аномалии в функционировании магистратур, – вспомним одновременное наличие в этом году двух диктаторов rei gerundae causa и senatus legendi causa (у второго вопреки правовым нормам отсутствовал magister equitum). Добавим, что С. Стэвели вообще не склонен полностью доверять реконструкции Ливием ситуации диктатуры и интеррегнума 216 г. до н.э.²²³ Рассмотренный случай, по нашему мнению, также не может свидетельствовать о том, что ведение консулами военных действий далеко от Рима [51] в период проведения выборов являлось уважительной (традицией или законом оформленной) причиной перехода к междуцарствию. Мы полагаем, что данное исключение только подтверждает правило: interregnum наступает при вакантности высшей исполнительной ординарной власти и отсутствии экстраординарного магистрата – диктатора, поскольку суть междуцарствия состоит в "наведении мостов"²²⁴ при нарушении непрерывности власти. Поэтому мы позволим себе не согласиться с мнением Й. Яна, обобщившего эти нехарактерные и неочевидные случаи до формулировки особой причины наступления интеррегнума.

Таким образом, институт interregnum представлял собой чрезвычайное учреждение, призванное обеспечить восстановление преемственности верховного политического управления римской civitas, причинами для введения которого были именно обстоятельства нарушения этой преемственности. К их числу относится физическая смерть или досрочная отставка высших ординарных магистратов, аннулирование полномочий их (или диктатора) при обнаружении авгурами нарушений в священнодействиях во время их избрания. Это могло быть также завершение консулами административного года без своевременного проведения новых консульских выборов (что чаще всего обуславливалось продолжительной трибунской интерцессией) или сложение диктаторских полномочий без обычного порядка возобновления функционирования ординарной власти (окончание консульского года, отсутствие носителей консульского империя, непроведение диктатором выборов в результате морального давления плебейских трибунов). Довольно частыми были религиозные мотивы перехода к междуцарствию, заключавшиеся, по сути, в требовании обновления ауспиций под тем или иным предлогом. При этом нередко за сакральными обоснованиями крылись политические причины, обусловленные как патрицианско-плебейской конфронтацией, так и борьбой группировок нобилитета за доминирующее положение в государственном управлении. Поскольку рассмотренные нами случаи как урезания империя консулов во времени, так, и, наоборот, пролонгирования его служили поводом для авгуров требовать возобновления ауспиций, мы делаем вывод, что не только полное прекращение империя высших магистратов, но и его "деформации" давали основание для наступления междуцарствия. Этот вывод подтверждается также необходимостью введения интеррегнума, когда высшая ординарная магистратура была представлена одним консулом-суффектом. Suffectus тоже имел "неполноценный" империй, и неизбежный переход в этом случае к междуцарствию являлся, следовательно, одним из проявлений общего принципа: "деформированный" сроком действия imperium был сакрально ущербным, и носитель его не считался нормальным звеном в обеспечении преемственности высшей власти. Поэтому на вопрос о том, когда римское политическое, сакральное и правовое сознание допускало наступление [52] интеррегнума, мы коротко ответим так: когда не было носителя годичного, законным образом и на законный срок полученного консульского империя, также как и не было носителя полугодичного диктаторского империя. Пути, которыми римская община приходила к такой ситуации, были различны, включали в себя как объективные, не зависевшие от воли коллектива граждан и его лидеров варианты, так и носившие явный отпечаток их субъективной деятельности. Именно отсутствие держателя консульского или диктаторского империя, облеченного им с соблюдением всех необходимых норм и ритуалов (ауспиций, куриатного закона и др.), империй которого был не ущемлен никакими действиями сената и религиозно не осквернен, и являлось главной предпосылкой введения междуцарствия в республиканскую эпоху.

в начало

РИМСКОЕ РЕСПУБЛИКАНСКОЕ МЕЖДУЦАРСТВИЕ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ