Дементьева В.В.

РИМСКОЕ РЕСПУБЛИКАНСКОЕ МЕЖДУЦАРСТВИЕ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

Глава III
INTERREX КАК НОСИТЕЛЬ ВЫСШЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ.

[82] 3.1 Характер полномочий интеррекса

Республиканское междуцарствие было призвано восстановить нормальный порядок управления римской общиной, ликвидировать образовавшееся "безвластие" в привычном для ее граждан понимании власти как наличия носителей годичного империя (консулов либо военных трибунов с консульской властью) или обладателя полугодичного империя (диктатора). Вводимый на "переходный период" между полномочиями названных должностных лиц, был ли сам интеррегнум "временным правлением", то есть настоящим политическим институтом, а интеррексы – полновластными магистратами? Для понимания сути данной чрезвычайной структуры римского республиканского государственного устройства ответ на этот вопрос принципиально важен.

Начнем анализ этой проблемы с того, что попытаемся установить, был ли interrex единственным персонажем на политической авансцене в течение предоставленных ему пяти дней, и как обстояло дело с ординарными должностными лицами "второго плана", поскольку традиционных первых государственных мужей заведомо не было. Вопрос этот, несомненно, интересный в плане изучения полномочий интеррекса, обычно мало привлекает внимание исследователей; если они и обращаются к нему, то на уровне краткого замечания³⁴².

В случае наступления интеррегнума по окончании административного года, когда по каким-либо причинам не были проведены выборы магистратов, все очевидно: интеррекс действовал при полном отсутствии должностных лиц. Более проблематичным является выяснение политической судьбы преторов и других магистратов, если к междуцарствию прибегали до истечения административного года. Цицерон в трактате "О законах", говоря об условиях передачи власти междуцарю, называет только отсутствие консулов и диктатора (Cic. Leg. III. 3. 9). Тит Ливий при изложении конкретных ситуаций перехода к интеррегнуму обычно ограничивается также констатацией высвобождения консульских мест или прекращения диктаторских полномочий [83] (Liv. III. 7. 6 – 8. 3; V. 17. 2-3; VI. 1. 5-8; VII. 21. 2; VIII. 17. 4-5; VIII. 23. 14-17 и др.), о том же свидетельствует и Плутарх (Plut. Marc. VI. 1). Однако Цицерон в письме к Бруту сообщает: "пока будет хотя бы один патрицианский магистрат, ауспиции не могут возвратиться к отцам" (Cic. Ep. ad Brut. I. 5. 4)³⁴³, то есть интеррегнум означает отсутствие всех патрицианских магистратов. Подтверждением этому служат и слова Диона Кассия, что междуцарствие было возможно при удалении от должности всех патрицианских носителей власти (Dio. Cass. XLVI. 45. 3)³⁴⁴. Анализируя эти сведения источников, мы приходим к выводу, что предпосылкой для возникновения междуцарствия было отсутствие именно высших магистратов, но сама ситуация интеррегнума означала, что все патрицианские магистраты, лишившись консульского руководства, прекращали исполнение должностных обязанностей. Конечно, остается вопрос о том, что понимать под патрицианскими должностями, поскольку наши информаторы, и Цицерон, и Дион Кассий говорят о поздней Республике, когда паритет патрициев и плебеев в магистратурах был давно достигнут. Судя по всему, речь у названных авторов идет не о конкретных носителях (патрициях или плебеях) той или иной должности, а о тех магистратурах, которые когда-то появились как патрицианские, а потом уже в них были допущены плебеи (иначе тогда нельзя рассматривать даже консульскую магистратуру как патрицианскую, что они, со всей очевидностью, делают). Короче говоря, мы понимаем так: с наступлением междуцарствия, после гибели или отставки консулов, все остальные должностные лица автоматически прекращали исполнение обязанностей, за исключением плебейских трибунов. В принципе, сохранение трибунами полномочий в такой обстановке свидетельствует о том, что они были не вполне магистраты и стояли особняком в общей структуре государственного управления (мы бы даже сказали, что они были вне ее, но имели право оказывать на нее влияние своим вмешательством в дела магистратов). Аналогичное интеррегнуму положение, когда происходило "замирание" деятельности всех магистратов, а плебейские трибуны сохраняли свой статус, имело место при введении раннереспубликанской диктатуры³⁴⁵. Отличие же для ординарных магистратов ситуаций междуцарствия и диктатуры заключалось в том, что после сложения диктаторских полномочий, если административный год еще не истек, они возобновляли свои функции в полном объеме, по завершении же междуцарствия должен был начаться новый консульский срок; а со сменой консулов менялся и персональный состав прочих магистратур. Плебейские трибуны (с большой вероятностью мы можем предположить, что также и плебейские эдилы как их помощники) и в том, и в другом случае были не связаны, в отличие от собственно магистратов, с консульским годом, так как избирались [84] отдельно, на трибутных комициях и не были органичной частью исполнительной власти.

На наш взгляд, именно то обстоятельство, что для трибунов нет никакой "досрочной отставки" и имеют в виду Цицерон и Дион Кассий, когда подчеркивают уход в обстановке междуцарствия магистратов, уточняя, – патрицианских. В том, что плебейские трибуны действуют во время интеррегнума, не оставляет нам сомнений Тит Ливий, многократно их упоминая в связи с интеррегнумом в различных местах своего труда (Liv. IV. 43. 8; VII. 21. 2-3; XX. 34. 1-3 и др.), хотя характер их деятельности в период ранней Республики он мог искажать, представляя его на основе более близких ему времен Республики поздней. О взаимоотношениях плебейского трибуна с интеррексом говорит и Цицерон (Cic. Brut. XIV. 55), подтверждая на сей раз уже не косвенно, а прямо сохранение трибунами своей должности в период междуцарствия. О том, какую позицию могли занимать трибуны в это время, следует вести отдельный разговор в связи с руководством интеррексом консульскими выборами, сейчас же мы только констатируем наличие плебейских защитников при интеррегнуме.

Таким образом, мы видим, что при наступлении междуцарствия ординарные магистраты прекращали исполнение должностных обязанностей, но плебейские трибуны сохраняли свой статус. Поскольку interrex являлся полномочным представителем patres, осуществлявших в период интеррегнума свое исключительное право на верховную власть, то мы не должны забывать о них в качестве политической силы (можно даже сказать оформленной в своеобразную коллегию, то есть выступавшей в качестве властного органа). То, что "отцы" имели реальное влияние на интеррекса, бывшего исполнителем их коллективной воли, говорит не только тот факт, что он был их ставленником, но и их конкретные действия, например, при интеррегнуме 352 г. до н.э., так описанные Ливием: patres приказали интеррексу Луцию Корнелию Сципиону общего согласия ради соблюдать на консульских комициях закон Лициния - Секстия (Liv. VII. 21. 4.)³⁴⁶. Следовательно, сенаторы-патриции могли повелеть интеррексу что-либо сделать, видимо, в форме настоятельной рекомендации. Наконец, в период интеррегнума собирались комиции для проведения консульских выборов, что свидетельствует также о признании за квиритами их права на центуриатных собраниях восстановить нарушенный ряд высших магистратов. В целом, мы видим, что интеррекс действует на политической сцене не в совершенном одиночестве, но при полном отсутствии структур исполнительной власти. И мы переходим к вопросу о том, был ли сам интеррекс магистратом, а если был, то обладал ли он империем.

Мнения по этому поводу в историографии самые противоположные. Ряд авторов, как правило, не вдаваясь в детали и не занимаясь поиском аргументов, [85] констатируют, что интеррекс был магистратом с империем. Эта точка зрения была сформулирована столпами немецкого антиковедения – Й. Рубино, Т. Моммзеном, Л. Ланге, Э. Херцогом³⁴⁷. Она была принята И.В. Нетушилом³⁴⁸, содержалась в работах таких видных антиковедов как К.Х. Фогель³⁴⁹, Х. Зибер³⁵⁰, У. фон Любтов³⁵¹, Ф. Де Мартино³⁵², Эр. Мейер³⁵³. Иной точке зрения, об отсутствии у интеррекса империя, положил начало А. Ниссен³⁵⁴. С тех пор она периодически появляется в трудах различного характера. Так, С. Стэвели вообще отрицал, что интеррекс был магистратом³⁵⁵. Опирался на его точку зрения в комментариях к тексту Ливия Р. Огилви, отмечавший, что интеррекс не был самостоятельным магистратом, а только представителем patres³⁵⁶. Р. Рилингер не признает его носителем империя³⁵⁷. Н.В. Чеканова, называя интеррекса номинальной должностью, отмечает его неправомочность и заключает: "Практически междуцари не имели никакой власти и лишь формально сохраняли ее преемственность и непрерывность"³⁵⁸.

Проанализируем внимательно информацию источников. Асконий прямо называет интеррекса М. Лепида курульным магистратом (Asc. in Mil. 29)³⁵⁹. Однако С. Стэвели сомневался в том, что в приведенной цитате собственно должность интеррекса названа курульной³⁶⁰. Он предполагал, что М. Эмилий Лепид в 53 г. до н.э. вполне мог быть курульным эдилом, и именно это имел в виду Асконий, когда говорил о нем как об интеррексе. Хотя наблюдения С. Стэвели не вполне нас убеждают, примем их к сведению и рассмотрим подробнее, что сообщают нам источники о полномочиях интеррекса.

Цицерон, в числе магистратов, имеющих право обращаться с речью к народу и к "отцам", называет кроме консула, претора, диктатора и его заместителя еще и интеррекса (Cic. Leg. III. IV. 10). Это ius agendi cum patribus et cum populo историками римского права традиционно понимается как возможность для магистрата вносить в сенат relationes, а в народное собрание – [86] rogationes³⁶¹. Без сомнения, Цицерон причислил междуцаря не просто к магистратам, а к магистратам с империем. Реализацию права обращаться с речью мы видим у Ливия, когда интеррекс Луций Папирий Мугиллан предлагает принять внесенный ранее консулами закон об избрании дополнительно к двум городским квесторам еще двоих для ведения войны, а сенаторам – не возражать против избрания военных трибунов с консульской властью (Liv. IV. 43. 12). У. Паананен называет интеррекса Луция Папирия "архитектором этого решения"³⁶².

Именно из ius agendi cum patribus et cum populo вытекало руководство магистратом выборами должностных лиц, а выборы консулов (проведение которых являлось целевым назначением интеррекса и ими непременно заканчивался каждый интеррегнум) – прерогатива не просто магистрата с империем, а высшего магистрата, ординарного или экстраординарного. Кроме интеррекса руководить консульскими выборами могли только консул и диктатор, в один ряд с которыми это право его неизбежно ставит.

Очень важным для нас является свидетельство Ливия в сорок первой книге его труда (Liv. XLI. 9. 11). "К закону и консульскому указу добавлено было сенатское постановление: пусть всякий диктатор, консул, интеррекс, цензор, претор – нынешний или будущий, – перед которым кто-то будет отпускать кого-то на волю или возбуждать иск о чьем-то восстановлении в правах свободного человека, требует от отпускающего на волю клятвенного заверения в том, что это делается не с целью перемены гражданства; а без такой клятвы отпущенье на волю не будет иметь силы." (Перевод В.Н. Чемберджи)³⁶³. Иначе говоря, интеррекс не просто перечислен среди высших магистратов, но утверждается, что он полномочен совершать акты высшей гражданской власти.

О внесении интеррексом закона в комиции мы знаем применительно к ситуации 82 г. до н.э., когда Валерий Флакк, будучи в этой роли, внес предложение о введении диктатуры для приведения в порядок государственного управления (App. B.C. I. 98). Конечно, можно возразить, что весь этот интеррегнум был инспирирован Суллой, о чем свидетельствует Аппиан³⁶⁴. Однако факт принуждения сената со стороны Суллы к избранию междуцаря совсем не является показателем того, что при данном интеррегнуме у интеррекса были не свойственные в принципе его должности права. Ведь институт interregnum продолжал еще свою политическую жизнь, а не был реанимирован после смерти более века спустя, как диктатура этого времени. Поэтому далеко не все правовые нормы его функционирования могли игнорироваться, и [87] мы, исходя из того, что знаем о полномочиях интеррекса по другим источникам, не видим ничего незаконного в законодательном предложении народному собранию со стороны интеррекса Валерия Флакка.

Мы полагаем, что по имеющимся свидетельствам источников вполне можно усмотреть у интеррекса права высшего магистрата в сфере domi. Естественно, что упоминания об этом немногочисленны, но для примерно сорока известных нам междуцарствий за всю республиканскую историю существования института, при такой кратковременности срока полномочий каждого интеррекса трудно от римской традиции ожидать большего. Говоря о сфере domi, мы понимаем под ней область гражданского управления вообще, отвлекаясь, например, от такой проблемы, как вопрос о том, включала ли она в себя судейские функции, или же они вытекали из полномочий militiae. Отметим только, что, как убедительно показал А. Джованнини, понятие domi связано, прежде всего, с представлениями о мирном положении государства, а не с конкретным городом и его границами в виде померия³⁶⁵. В его исследовании доказательно аргументирован вывод, что pomerium не должен пониматься в качестве разделительной линии для объема полномочий магистрата.

Что касается наличия у интеррекса конкретных властных функций в сфере militiae, то в нашем распоряжении, по существу, одно свидетельство античных писателей. Принадлежит оно Саллюстию, который в речи Луция Марция Филиппа в сенате приводит слова о том, что в обстановке, когда Марк Лепид ведет войско на Рим, "пусть интеррекс Аппий Клавдий вместе с проконсулом Квинтом Катулом и другими лицами, облеченными империем, обороняют Город и принимают меры, чтобы государство не понесло ущерба" (Sallust. Hist. I. 2. 22. Перевод В.О. Горенштейна). На языке оригинала этот текст выглядит так: uti Appius Claudius cum Q. Catulo pro consule et ceteris quibus imperium est, urbi praesidio sint operamque dent, ne quid respublica detrimenti capiat. Мы привели этот отрывок, чтобы обратить внимание на некоторое затруднение трактовки оборота "ceteris quibus imperium est". Понимать ли его в значении "с другими, как и он, имеющими империй" или же как "с другими, в отличие от него, имеющими империй"? Второй вариант, как противопоставление интеррекса Аппия Клавдия магистратам с империем, усматривал в этом выражении А. Ниссен, делая вывод, что он был sine imperio³⁶⁶. Для нас же вполне очевидно, что никакого противопоставления интеррекса магистратам cum imperio у Саллюстия нет. Дело ведь в том, что интеррексу вместе с проконсулом и другими лицами с империем предлагается командовать войсками в период обороны Рима, и у выступающего нет сомнений в правомочности этого для интеррекса. Не предлагал же в самом деле Марций усилить оборону города еще одним рядовым воином – интеррексом Аппием Клавдием. Мы, таким образом, расцениваем это свидетельство Саллюстия [88] как показатель того, что в его эпоху представление о наличии у интеррекса права командования войсками было само собой разумеющимся.

Отмечая полномочия междуцаря в гражданской и военной деятельности, характеризующие его как магистрата с империем, не забудем о его сакральной компетенции, имея в виду неотъемлемое и безусловное право совершать ауспиции (по поводу которого источники единодушны как в отношении назначения интеррексом преемника, так и в отношении кандидатов на консульские места). "Ауспициями, – отмечает О.В. Сидорович, – была пронизана вся римская общественная жизнь, особенность которой заключалась во взаимопроникновении светской и сакральной власти"³⁶⁷. Хотя А.М. Сморчков говорит об отделении политической сферы от сакральной как сущностной черте организации римской сакральной области республиканской эпохи³⁶⁸ и десакрализации власти³⁶⁹, надо полагать, что имеется в виду только разделение жречества и магистратуры. Религиозная компетенция магистратов сохранялась, и толкование должностными лицами воли богов по поводу важнейших государственных дел продолжало играть существенную роль в политической жизни римской общины.

Проведение птицегаданий, вполне справедливо квалифицируемое историками права как ius auspicorum (то есть право общения с богами от имени римского народа) было составной частью прав магистратов с империем. Имея истоки в религиозно-магической сфере, понятие империя осталось сакрализованной категорией; харизма его обладателя включала в себя магическую силу, на которой и основывалось право узнавать волю богов. Власть, вытекающая из империя, имела характер божественного повеления. Мы разделяем формулировку А. Хойса, которая кажется нам точной и отражающей суть рассматриваемого явления: власть должностных лиц идентифицировалась с auspicium и под этим обозначением существовала³⁷⁰.

Внешним выражением магистратской власти в Риме, как известно, были инсигнии, являвшиеся ее символами и одновременно атрибутами вполне практического и даже утилитарного назначения. Ликторы, несущие fasces, – это сопровождение магистрата, которое как бы завершает его зрительный образ в нашей исторической памяти, – было, вероятно, не столь романтичным, а весьма грозным в живой памяти римлян. Как отмечает В. Ниппель, магистрат не появлялся публично без ликторов, которые были символом его власти, а не личной охраной³⁷¹. Когда появились фаски, – точно сказать трудно, поскольку античные авторы сообщают противоречивые сведения: при Ромуле ли (Liv. I. 8. 2; Dionys. II. 29), при Тулле Гостилии (Cic. Resp. II. XVII. 31; Plin. N. H. IX. 63. 136) или при Тарквинии (Dionys. III. 61. 2; III. 62. 1; Zon. [89] VII. 8). В любом случае, республиканским магистратам они достались по наследству от царской эпохи. На вопрос о том, имел ли интеррекс в своем официальном сопровождении ликторов с фасками, Дионисий Галикарнасский и Тит Ливий отвечают абсолютно утвердительно (Liv. I. 17. 5; Dionys. II. 57. 1). При этом Ливий, считавший, что при первом интеррегнуме (после смерти Ромула) власть каждые пять дней переходила от декурии к декурии, тем не менее, замечал, что знаки власти и ликторы были у одного³⁷². Сколько было ликторов у интеррекса, – источники не сообщают нам точной цифры, поэтому приходится предполагать, что их было не меньше, чем у консула, которого он избирал, то есть 12. Еще вернее будет предположить, учитывая, что интеррекс появился в царскую эпоху как временный заместитель царя, что у него было царское количество ликторов. Их же число историки определяют, основываясь на анализе различных сведений источников, как 24 вне города и 12 в Риме³⁷³. Эта максимально возможная у римлян свита была и у диктатора. С кем уравнен был междуцарь по количеству ликторов, – с царем или консулом, – не столь важно, главное сам ряд должностных лиц, в который мы должны его поместить на основании внешних (но отражавших в римском восприятии сущностные характеристики) символов. В самом начале междуцарствия, до назначения первого интеррекса, фаски находились в роще храма Либитины, о чем пишет Асконий (Ascon. in Mil. 32)³⁷⁴.

Кроме ликторов с фасками было у интеррекса курульное кресло (sella curulis), что так же следует из сообщения Аскония (Ascon. in Mil. 34). Поскольку же Ливий говорит вообще об инсигниях, то не приходится сомневаться, что наделен интеррекс был и остальными знаками власти – тогой-претекстой и скипетром с орлом. Если трудно представить себе высшего римского магистрата без инсигний, то еще труднее представить, что человек, облеченный этими атрибутами власти, – не магистрат.

Одно, но очень важное свидетельство эпиграфики позволяет нам считать интеррекса магистратом-эпонимом. Это уже цитированная нами надпись, относящаяся к 53 г. до н.э.: "C. Octavius sp(ectavit) id(ibus) Iun(is) Q. Mete(ello) int(errege)³⁷⁵, которая красноречиво говорит о том, что даже в I в. до н.э. интеррекс определял датировку по "политическому календарю".

Сказанным обуславливается наше понимание должности интеррекса как высшей магистратуры, а его – как носителя империя. Совсем не трудно увидеть генетические связи его империя с regium imperium, легко объяснимые происхождением института междуцарствия. Э. Корнеманн рассматривал интеррекса как одного из двух (наряду с rex sacrorum) прямых остатков царской [90] власти³⁷⁶. Конечно, "остатков" этих, явных и замаскированных, было много, в том числе и консульский империй, и империй диктатора. Идея Т. Моммзена о континуитете между царским периодом и Республикой, проявившемся, прежде всего, в наследовании республиканским устройством высшей должностной власти – империя, подтверждается примером интеррегнума и принимается нами. Другое дело, что нам кажется преувеличенным его представление о преобладающей и самодовлеющей роли основанной на империи магистратской власти в римской республиканской конституции. Imperium должностных лиц, что очень хорошо заметно при анализе института междуцарствия, был вторичен по отношению к функциям patres, общественный вес которых в политической жизни первых двух веков Республики был выше магистратского. Понимание Б. Линке компетенции магистрата как производной от решения patres³⁷⁷ не вступает в противоречие с нашим рассмотрением не только способа получения полномочий интеррексом, но и их характера.

Трактовка компетенции интеррекса как полномочий магистрата с империем имеет существенный контраргумент: в источниках нигде не указано, что он получал lex curiata de imperio. Это обстоятельство, однако, не заставляет нас отказаться от нее. Наше видение причин, по которым данный акт не проводился, сводится к следующему. Куриатный закон об империи – способ признания за магистратом, выбранным не куриями, а центуриатными собраниями, его политических и религиозных полномочий со стороны именно куриатной организации. Куриатная организация – политическое оформление древней сакральной общины патрицианских gentes, сохранявшая на всем протяжении республиканской эпохи значение источника империя и ауспиций. Нам близко понимание В.Н. Токмаковым курий с их собраниями как суверенной общины, а центуриатных комиций как ее военной организации³⁷⁸. Если суверенная община нуждается в специальной процедуре подтверждения высшей власти (и связанных с ней ауспиций) для лица, избранного на должность в ее военной организации, то для выделенного непосредственно от ее имени самыми влиятельными ее членами и руководителями (кем, без сомнения, и были patres) полномочного ее представителя в этом нет особой необходимости. Являясь одним из "отцов", к которым вернулись с наступлением интеррегнума ауспиции, а с ними и вся исполнительная власть, интеррекс и так уже был потенциальным носителем империя и ауспиций. Именно этим мы объясняем внешнее противоречие: интеррекс – магистрат с ауспициями и империем, но не получивший lex curiata.

От всех римских республиканских магистратов интеррекс отличался очень кратким сроком своих полномочий, пятидневная продолжительность которого (Liv. I. 17. 5; Dyonis. II. 57. 2; App. B. C. I. 98) изначально была связана, как мы видели, с пятью днями обряда Regifugium. Плутарх (Plut. Num. [91] II) называет еще меньший срок – 12 часов, из которых 6 приходились на светлое время и 6 – на ночное. Но сведения Плутарха можно трактовать и как распределение ежесуточного времени при выполнении междуцарем должностных обязанностей (которые, кстати, характеризуются Плутархом как занятия государственными делами и принесение богам установленных жертв). Судя по всему, именно столь малое время нахождения у власти не позволяло междуцарям реализовать на практике свой империй в чем-то другом, кроме созыва комиций и руководства выборами консулов. Они, видимо, и не стремились предпринимать какие-то значительные политические шаги, поскольку даже для осуществления текущих дел по подготовке выборов или назначению преемника у них было мизерное количество времени. Из замечания Цицерона мы знаем, что интеррекс, например, не имел возможности заниматься правовыми вопросами, требующими длительного времени (Cic. Ep. ad fam. VII. 11)³⁷⁹. При этом из данного письма Цицерона со всей очевидностью следует, что в период междуцарствия у интеррекса были судебные функции. А это опять-таки свидетельствует о наличии у него империя. В свою очередь, не совершив из-за краткости срока полномочий других запоминающихся дел, кроме восстановления нормального порядка государственной жизни, интеррексы не оставили в античной традиции памяти об иных своих мероприятиях.

Кратковременностью полномочий, на наш взгляд, отчасти объясняется тот факт, что интеррекс, в отличие от других римских магистратов, не давал присягу на верность законам. Мы не имеем здесь в виду сакральную клятву верности новой правовой норме, которая приносилась всеми гражданами и всеми магистратами после ее принятия. Эта процедура (характер ее подвергнут интересному анализу Л.Л. Кофановым³⁸⁰), разумеется, была обязательна для всех. Речь идет о присяге на верность законам, которая давалась магистратом после вступления в должность. То, что междуцарь ее действительно не давал, подтверждается отсутствием упоминаний о нем при перечислении в источниках должностных лиц, обязанных приносить присягу. В историографии вопроса имеется попытка Р. Митчела объяснить отсутствие присяги со стороны интеррекса тем, что все междуцари были жрецами, для которых достаточно было религиозных обязательств перед общиной³⁸¹. Поскольку доказать непременную принадлежность междуцарей в момент их провозглашения к жреческим коллегиям невозможно, то этот аргумент для нас не убедителен. Как нам кажется, на поверхности лежит простое объяснение данного обстоятельства: первые пять дней после избрания любой магистрат мог обходиться [92] без принесения присяги (Liv. XXXI. 50. 7), а этими пятью днями интеррекс исчерпывал срок полномочий. Более глубокие причины отсутствия присяги со стороны междуцаря могут быть аналогичны тем, по которым не требовалось проведения для него lex curiata de imperio. Присяга на верность законам требовалась от магистрата, избранного на центуриатных комициях, или даже назначенного по решению сената (диктатор), но не обязательно представителя patres. Интеррекс же и так олицетворял собой законность исходной власти "отцов" в куриатной организации, являвшейся первоосновой формирования римского полиса.

Итак, поставив вопрос о том, имел ли интеррекс империй, мы отвечаем на него утвердительно и рассматриваем должность междуцаря как высшую магистратуру чрезвычайного характера. Интеррегнум – это временный способ управления государством, а каждый интеррекс – временный правитель, в исходном смысле временный rex. Мы считаем возможным называть эту должность экстраординарной магистратурой, хотя в литературе предлагалось считать таковыми только не предусмотренные конституцией³⁸². Интеррегнум был, разумеется, ею предусмотрен, он являлся одним из самых древних звеньев римского государственного устройства и сохранялся до конца Республики в архаических формах. Но он был чрезвычайным по характеру целей, которые перед ним стояли и обстановке, в которой он вводился. Что касается определения Э. Херцогом интеррегнума как субстрата магистратуры³⁸³, то он, конечно, субстрат, но магистратуры ординарной. Имея сопряженные с империем ауспиции, интеррекс был не только персонифицированным хранителем властных полномочий, но и реально осуществлял их, в первую очередь, тем, что возобновлял деятельность консулата. Важность и неотложность решения этой задачи в условиях крайнего дефицита времени не позволяли интеррексу применять в иных целях свой империй. Однако, как мы видели, это отнюдь не свидетельствует о том, что компетенция интеррекса была заведомо узкой и включала в себя только одну функцию. Поэтому нам представляется принципиально неверной формулировка, встречающаяся даже в самых новейших обобщающих трудах по римскому государственному устройству, гласящая, что интеррекс был "должностью с ограниченными полномочиями"³⁸⁴. Междуцарь в республиканский период был, на наш взгляд, не должностью с ограниченными полномочиями, а полновластным высшим экстраординарным магистратом с предельно ограниченным сроком полномочий.

Институт интеррегнум понимался римлянами как способ защиты своего государства от анархии, а должность интеррекса мыслилась ими, возможно даже (рискнем предположить) как концентрирующая в себе в зачаточном виде компетенцию вообще всех магистратов. Если это так, то тогда кратковременный срок полномочий одного интеррекса и постоянная смена [93] междуцарей вполне могут быть объяснены нежеланием и опасением сколь-нибудь долго иметь облеченного ими потенциально полновластного единоличного правителя. Долгосрочная цель patres во время и после изгнания царей, была, по аргументированному мнению Б.Линке³⁸⁵, не в усилении "институционализированной центральной власти", а, наоборот, в ее ослаблении. Так или иначе, римляне прибегали к междуцарствию, чтобы должность интеррекса как бы породила все остальные магистратуры. Это особенно наглядно видно на примере введения интеррегнума после так называемого периода solitudo magistratuum, когда курульные магистраты не избирались в течение либо пяти (Liv. VI. 35. 10), либо четырех лет (Zon. VII. 24; Eutrop. II. 3), либо одного года (Diod. XV. 75). Даже если признать этот период неисторичным³⁸⁶, для нас важно само представление античных авторов о том, что реставрировать систему магистратур после длительного перерыва можно только через должность интеррекса.

Таким образом, признавая интеррекса носителем высшей государственной власти, мы можем характеризовать interregnum не просто как способ сохранения преемственности государственного управления и особый период, а как политический институт в полном смысле этого слова.

3.2 Проведение интеррексом консульских выборов

Римский институт interregnum, являясь политической структурой временного характера, состоял из двух основных звеньев, которыми были, во-первых, patres, выступавшие в роли коллективного носителя верховной власти и избирательной коллегии для чрезвычайного магистрата, и, во-вторых, interrex, сам этот чрезвычайный магистрат, сменявшийся каждые пять дней. Целью введения института междуцарствия и главной задачей интеррекса в период Республики было осуществление консульских выборов для восстановления обычного порядка государственного управления. Проведение этих выборов регламентировалось (как вообще весь механизм функционирования института интеррегнум) традиционными нормами, одна из которых определяется исследователями, чаще всего, как запрет для первого интеррекса осуществлять руководство консульскими комициями. Рассмотрим для начала, что представлял собой этот запрет.

По свидетельству Аскония, не было обычая, по которому провозглашенный первым интеррекс проводил бы выборные комиции (Asc. in Mil. [94] 38)³⁸⁷. Тит Ливий постоянно отмечает избрание консулов во время междуцарствия под руководством второго и последующих интеррексов (Liv. VI. 5.6; VIII. 17. 5; X. 11. 10 и др.), и это выглядит правилом политической практики. Учитывая, что институт interregnum появился еще до консулов, данное правило в более общем виде формулируется так: первый интеррекс не председательствовал на избирательных собраниях. Из него однако были два исключения. При первом интеррексе избрали царя Тулла Гостилия (Dionys. III. 1. 1) и диктатора Суллу (App. B. C. I. 98, 99). Поскольку одно исключение относится к реконструкции раннеархаических времен, а второе к нестандартной ситуации избрания через интеррекса диктатора, то их наличие не меняет представлений исследователей (по большей части о них не вспоминающих), о том, что первый интеррекс не имел права проводить выборы. Проблема же для историков всегда состояла в том, чтобы найти не вызывавшему у них сомнения запрету приемлемое объяснение. Первым, кто попытался сделать это, был Т. Моммзен, гипотеза которого по данному поводу долгое время оставалась в историографии единственной. Она сводилась к тому, что первый интеррекс не мог провести консульские выборы, так как был назначаем без необходимых ауспиций. Второй и последующие интеррексы занимали должность после предварительных птицегаданий, проведенных их предшественниками, поэтому были правомочны сами совершать ауспиции для кандидатов в консулы³⁸⁸. Объяснение Т. Моммзена имеет весьма уязвимые места, независимо от того, каким путем логических рассуждений мы будем идти.

В любом случае в качестве исходного тезиса мы должны принять существование следующей нормы: patres, к которым ауспиции возвращались с наступлением междуцарствия (Cic. Ep. ad Brut. I. 5. 4), обладая ими коллективно, коллективно проводить их не могли, – это делалось индивидуально одним из них. При первом варианте дальнейших рассуждений будем считать, что в данной роли мог выступать каждый их представитель.

В таком случае, во-первых, непонятно, почему для первого интеррекса не могли также проводиться птицегадания одним из patres. Если patres могли передать для непосредственного осуществления свое (коллективно им принадлежавшее) право ауспиций первому интеррексу, то почему они не могли поручить кому-либо их провести в отношении также и его. Во-вторых, и это главное, практика многочисленных отставок консулов, избранных огрешно с точки зрения авгуров, то есть при нарушениях в предварительных птицегаданиях, свидетельствует, что консул, избранный при неверных ауспициях, не мог провести таковые в отношении преемника. Еще более показательны сложения полномочий в подобных ситуациях диктатором comitiorum habendorum causa, целью назначения которого и было проведение консульских выборов, что оказывалось невозможным из-за ошибок в ауспициях перед его провозглашением. Таким образом, в Риме действовала сакрально-правовая [95] норма политической жизни: только объявленный после безошибочных ауспиций магистрат мог руководить выборами другого высшего должностного лица (то есть, в первую очередь, совершать в отношении его птицегадания). Отсюда следует, что, если признать назначение первого интеррекса вообще без ауспиций, то выглядит не только не логичным, но и не вполне правомерным проведение ауспиций им самим.

Возможна и иная цепочка рассуждений. Patres – коллективные носители ауспиций, но совершать их мог индивидуально не просто один из них, а обязательно магистрат (в данном чрезвычайном случае – интеррекс). Поэтому, покуда не было назначенного междуцаря, ауспиции не совершались. Он же проводил птицегадания в отношении второго интеррекса на том основании, что являлся представителем patres и магистратом в одном лице. Иначе говоря, он обладал правом ауспиций не на основе делегирования этого права от patres (как это было в случаях избрания магистрата на центуриатных комициях и наделения его империем и ауспициями на куриатных), а, будучи одним из "отцов", являлся "по природе" естественным носителем ауспиций. Можно исходить из этого и утверждать, что в отношении первого междуцаря ауспиции не проводились, но и в данном случае гипотеза Т. Моммзена о запрете для первого интеррекса руководить избирательными комициями, зыбка. Ибо тогда не ясно, почему первый интеррекс мог провести ауспиции для преемника, но не мог этого сделать для кандидата в консулы. Основываясь лишь на отсутствии предварительных птицегаданий для первого междуцаря, это различие невозможно объяснить.

Представив два возможных варианта логических рассуждений, отметим, что мы все же склоняемся к первому из них, так как Тит Ливий определяет назначение каждого междуцаря как осуществлявшееся auspicato (Liv. VI. 41. 6). Причем патриции проводили ауспиции по поводу первого интеррекса будучи частными лицами, как утверждает Ливий, а не магистратами³⁸⁹, что подрывает главную посылку второго варианта рассмотрения вопроса: ауспиции мог совершать не просто один из patres, а непременно магистрат. Однако, по нашему мнению, независимо от того, совершались ли птицегадания в отношении первого интеррекса или нет, сам он был правомочен осуществлять ауспиции по кандидатурам на консульскую должность, ибо в принципе был наделен правом их проведения (о чем, без сомнения, свидетельствует реализация этого права при назначении преемника). Право общественных ауспиций, если оно имелось у определенного должностного лица, могло использоваться им по любому государственному поводу. Быть наделенным "наполовину" этим правом магистрат не мог.

Несмотря на слабые места в аргументации, точка зрения Т. Моммзена о том, что первый интеррекс не мог проводить консульские выборы по причине [96] собственного назначения без ауспиций, была воспринята историками как XIX, так и XX вв. Его мнения придерживались в своих трудах Э. Херцог³⁹⁰, О. Карлова³⁹¹, И.В. Нетушил³⁹², Х. Скаллард³⁹³, Е. Фризер³⁹⁴, И. Линдерски³⁹⁵, Г. Радке³⁹⁶. Первым усомнился в правоте Т. Моммзена в трактовке рассматриваемого обычая У. фон Любтов, предложивший свое видение его причин³⁹⁷. Развивая теорию о том, что интеррегнум возник не в царский период, а после изгнания последнего царя и просуществовал год в качестве переходной ступени к республиканскому устройству (см. первый параграф главы I), он считал, что сама идея интеррегнума основывалась на большом числе интеррексов. Будучи, в его представлении, поначалу годичной магистратурой, должность интеррекса каждые пять дней замещалась новым лицом, которых неизбежно должно было быть много (целью столь частой смены было, на его взгляд, стремление аристократии избежать узурпации власти одним из ее представителей). Эта "идея большого числа интеррексов" была затем сохранена в собственно республиканской государственной системе, когда интеррегнум превратился в чрезвычайный способ восстановления консулата, и обусловила появление при каждом междуцарствии как минимум двух интеррексов. Поскольку мы, вслед за античной традицией, признаем временем возникновения института интеррегнум эпоху первых царей, то не можем (как, вероятно, и другие исследователи, стоящие на данной точке зрения) принять объяснение У. фон Любтова.

Иной взгляд на решение данного вопроса высказал Й. Ян, относивший появление института междуцарствия к эпохе ранней римской архаики³⁹⁸. Отталкиваясь от связи интеррегнума с обычаем бегства царя (Regifugium), этот исследователь причинами запрета проведения первым интеррексом консульских выборов видел древнейшие верования. Бегство царя связывалось с фазами луны и приходилось на конец лунного года, последний месяц которого – февраль – был для римлян месяцем искупления, очищения и смерти. Интеррекс, заменявший царя на период его ритуального бегства, был как бы "господином во время смерти"³⁹⁹, а потому не имел властных полномочий (с этим, кстати, Й. Ян связывал и то, что даже в поздний период существования института междуцарствия фаски в начальный момент интеррегнума находились в роще храма богини смерти Либитины). По интерпретации Й. Яна, в дальнейшем, когда интеррегнум стал политическим институтом, сохранилось представление, что первый интеррекс не имеет должной власти, – это и проявилось в запрете для него руководить консульскими выборами. Соглашаясь с признанием исходной связи обряда Regifugium и института interregnum, мы [97] все-таки не видим в изложении Й. Яна реальных доказательств того, что интеррекс, назначавшийся на период ритуального бегства царя, не имел власти (хотя бы теоретически, так как для фактического ее использования у него был все же слишком короткий срок).

Не найдя в историографии действительно убедительного объяснения принципу проведения консульских выборов вторым и последующими интеррексами, но не первым, мы предлагаем посмотреть на эту проблему несколько под иным углом зрения. Обратим внимание на приведенную в цитате формулировку Аскония: не было обычая, по которому назначенный первым интеррекс руководил бы комициями. Речь идет не о том, что был обычай, запрещавший ему созывать комиции. Асконий не говорит даже, что был обычай, по которому это должен был делать второй. Поэтому, можно понять эти слова так, что первому интеррексу в общем-то не запрещалось руководить выборами, но обычно это делали его преемники. Почему нормальным являлось руководство выборными комициями со стороны как минимум второго интеррекса, – понять вовсе не трудно. За первые пять дней сложно было наметить кандидатов, согласовать их с patres, провести в отношении их ауспиции и созвать народные собрания. Уложиться в них интеррекс, как правило, не мог, но начинал подготовку выборов, а по истечении отпущенного ему срока назначал преемника, который либо доводил порученное до логического конца, либо опять провозглашал интеррекса. К тому же, даже если первый интеррекс успел бы в течение своего срока провести выборы консула, то все равно необходим был запас времени для вступления избранного магистрата в должность. Учитывая, что римляне по обычаю стремились провести этот акт в "торжественные дни", – календы или иды (Liv. V. 11. 11), следует признать явную нехватку срока полномочий интеррекса еще на ожидание ближайшего из названных дней. После провозглашения высших ординарных магистратов интеррекс, скорее всего, мог сохранять полномочия до вступления в должность избранного консула, если ему хватало своего пятидневного срока, но назначить преемника-интеррекса, безусловно, не мог. Избранный же консул, не вступив в должность, был только в положении designatus. Следовательно, необходимо было, чтобы срока полномочий междуцаря хватало до официального начала консулата провозглашенного высшим ординарным магистратом лица, иначе могла создаться правовым образом никак не регулируемая ситуация, которой нужно было избежать. Поэтому первый интеррекс и не проводил по обыкновению выборы, а только их готовил. Второй междуцарь уже мог назначить избирательные комиции так, чтобы его срока хватило до вступления консулов в должность. Таким образом, на наш взгляд, именно трудности осуществления в первые пять дней интеррегнума задачи восстановления консулата, а не какой-то особый законодательный запрет, лежали в основе обычной практики проведения консульских комиций вторым и последующими интеррексами. Нам поэтому представляется, что названные два случая проведения комиций первым интеррексом были не нарушением закона (или обычая, что для римлян также правовое понятие), а теоретически [98] возможным, но на практике редко встречающимся стечением обстоятельств, позволяющих очень оперативно провести все процедуры, необходимые для избрания магистрата. В частности, скоротечность интеррегнума 82 г. до н.э. легко объяснима его предварительной организацией самим будущим диктатором. Добавим к сказанному, что понимание созыва выборных комиций вторым и следующими интеррексами не как запрета этого для первого, а именно как сложившейся (в силу кратковременности полномочий экстраординарного магистрата) практики, свидетельствует также в пользу того, что интеррексов не избирали по жребию сразу десятком, а предшественники назначали преемников до тех пор, пока не будет выполнена основная задача избрания ординарного магистрата.

Попутно обратим внимание на то, мог ли интеррекс провозглашать не ординарных магистратов, а экстраординарного – диктатора. Если бы такое было возможно, то это бы потенциально усиливало использование со стороны patres чрезвычайных структур. Дионисий сообщает о назначении диктатора через интеррекса (Dionys. XI. 20), но доверять ему в данном случае не приходится. Практика функционирования раннеримской диктатуры (V-III вв. до н.э.) не знает случая избрания диктатора во время интеррегнума⁴⁰⁰. Видимо, римская конституция не предполагала провозглашения экстраординарного магистрата через другого чрезвычайного. Этот же принцип проявился и в том, что один диктатор никогда не провозглашал другого. Однако в истории существования междуцарствия как государственного института есть уже упомянутый нами единственный пример, когда диктаторские полномочия были вручены в период интеррегнума. Таким способом к власти в междуцарствие 82 г. до н.э. пришел Сулла (App. B. C. I. 98). Но здесь мы должны принять к сведению два обстоятельства. Во-первых, диктатура Суллы была совсем не той должностью, что магистратура с тем же названием в период ранней Республики. Во-вторых, сулланская диктатура вводилась на основе специального закона, предложенного интеррексом Валерием Флакком. После принятия этого закона процедура могла быть двоякой. Либо в lex Valeria, как считал Л. Ланге⁴⁰¹, оговаривалось, что диктатора мог назначить интеррекс, и после этого Валерий Флакк провел назначение, либо этот закон уже назвал Суллу диктатором, – так видел развитие событий М. Кроуфорд⁴⁰². Следовательно, объявление диктатора в период интеррегнума в любом случае произошло на основе конституционных изменений. В период же до первого века до н.э. требование обычая – интеррекс может провозглашать только ординарных магистратов – неукоснительно соблюдалось.

Интеррекс должен был выбрать консулов, по выражению Цицерона, надлежащим образом (Cic. Leg. III. 3. 9). Однако источники ничего не сообщают нам о том, отличались ли чем-либо выдвижение кандидатур при интеррегнуме и сам акт избрания от таковых при руководстве выборами ординарным [99] магистратом. Исследователям поэтому остается исходить из того, что процедура голосования была одинакова при любом руководителе комициями. Но даже признание этого факта не снимает вопроса о том, имел ли интеррекс больше влияния на исход выборов, чем другие председатели народных собраний, – консул или диктатор. В свою очередь, от решения этого вопроса зависит представление о том, мог ли интеррегнум быть действенным инструментом в сословной и политической борьбе. В отсутствие сведений о самом порядке руководства выборами со стороны интеррекса историки могут проводить анализ названной проблемы, оперируя лишь данными о результатах таких выборов. Мысль о том, что интеррекс при консульских выборах имел особые прерогативы, была впервые высказана Д. Швеглером⁴⁰³. Дальнейшую разработку она получила в трудах С. Стэвели, полагавшего, что интеррекс мог на выборах предложить только двух кандидатов, а народное собрание их либо подтверждало, либо отклоняло⁴⁰⁴. Противоположную позицию отстаивал Й. Ян, считавший, что влияние интеррекса на результат выборов было меньшим, чем у консула, так как интеррекс оставлял должность уже после выборов одного магистрата⁴⁰⁵. Однако Р. Рилингер усмотрел в том же самом факте ухода интеррекса после выборов первого консула иной характер его влияния на исход выборов⁴⁰⁶.

Руководил ли интеррекс выборами только одного консула (а второго избирали уже под руководством ранее провозглашенного коллеги) или же двоих, – источники сообщают как о том (Liv. XXII. 35. 2; Plut. Marc. VI. 1), так и другом (Liv. III. 8. 2; III. 55. 1; IV. 7. 10; Dionys. IX. 69. 1) вариантах. В частности, Ливий для ситуации выборов через интеррекса консула Теренция Варрона совершенно определенно утверждает, что избран был единственный консул, в руках которого было провозглашение коллеги на комициях⁴⁰⁷. Аналогично сообщает Плутарх об избрании при интеррегнуме консулом Марцелла, который, вступив в должность, провел выборы коллеги Гнея Корнелия⁴⁰⁸. Мы, следовательно, должны признать возможными тот и другой варианты. Правда, Т. Моммзен полагал, что избрание в междуцарствие 216 г. до н.э. одного консула Теренция нужно считать исключением⁴⁰⁹, а С. Стэвели называл это сообщение Ливия фикцией⁴¹⁰. Тем не менее, в источниках зафиксирован и вариант назначения через интеррекса только одного консула. Приняв его, Й. Ян объяснял, каким образом Помпей в 52 г. до н.э. был избран консулом без коллеги. Интеррекс ушел после выборов одного консула, а именно Помпея, который уже сам не счел возможным проводить избрание [100] сотоварища⁴¹¹. Р. Рилингер, в свою очередь, дает трактовку причин, почему считалось достаточным для интеррекса избрать только одного ординарного магистрата. Исследователь полагает, что это сложилось исторически, так как первоначально интеррекс проводил избрание одного царя, а с переходом к Республике также поначалу единственного существовавшего тогда высшего магистрата (на его взгляд это был praetor maximus или dictator)⁴¹².

Нам представляется, что независимо от того, одного консула или обоих провозглашал на выборах интеррекс, его руководство обеспечивало для patres осуществление их интересов. Избрание из их среды первого интеррекса создавало в период ранней Республики последующую цепочку пропатрициански настроенных междуцарей и, тем самым, такого же руководителя выборами. В его руках была возможность отклонить неугодного кандидата после проведения ауспиций, он мог ограничить список претендентов двумя кандидатурами, и тогда избрание их почти наверняка состоялось бы (оно могло не состояться только в случае массового отказа от подачи голосов). В распоряжении интеррекса был, таким образом, обычный набор способов влияния на исход выборов: rationem non habere, nomen non accipere, in suffragium revocare, non renuntiare (Liv. IV. 7. 9.; X. 15. 10-12; XXIV. 8. 20; XXVI. 22. 5; XXVII. 6. 2; Val. Max III. 8. 3). К тому же добавим влияние его авторитета (который несомненно имелся у представителя patres-senatores, поскольку интеррексами были выдающиеся политические деятели, полководцы, влиятельные сенаторы-консуляры) и условия чрезвычайной политической ситуации, которые сами по себе заставляли граждан не особенно раздумывать и соглашаться на предложенные кандидатуры. В одном известном случае 291 г. до н.э. интеррекс Луций Постумий Мегелл, председательствовавший на выборах, был сам выбран консулом (Liv. XXVII. 6.8). Фактов "самопровозглашения" руководителей комиций известно, в общей сложности, всего шесть⁴¹³. Два раза консулом был избран диктатор, проводивший выборы (350 и 210 гг.), три раза избирались на должности консулы, руководители выборов, ставшие децемвиром (451 г. до н.э.), консулом (215 г. до н.э.) и претором (294 г. до н.э.). Следовательно, на экстраординарных руководителей приходится половина таких случаев, что характеризует, в какой-то мере, их возможности воздействовать на голосующих. При интеррегнуме 351 г до н.э. второй интеррекс, Марк Фабий, провел избрание консулом первого интеррекса, Гая Сульпиция, а тот, в свою очередь, доизбрал патриция Квинкция (Liv. VII. 22. 1-3.).

Говоря о выборах консулов под руководством интеррекса, Тит Ливий обычно использует выражение: interrex...consules creat, что свидетельствует о решающем влиянии междуцаря при избрании высшего ординарного магистрата, характеризуемом Ливием через этот оборот как назначение консулов интеррексом и отсутствие важной роли у комиций в данном акте. Можно согласиться [101] со С. Стэвели, что интеррекс делал выбор ординарного магистрата, а populus ратифицировал этот выбор⁴¹⁴. Мнение же Э. Гьерстада, мы поддерживаем в той части, где он говорит об интеррексе как решающем факторе избрания магистратов, но считаем его утверждение о том, что народ при назначении выбранных им магистратов не принимал участия⁴¹⁵, все же излишне категоричным. Приведенный тезис С. Стэвели кажется нам более корректным. А. Джованнини (рассматривая, правда, не ситуации интеррегнума), отмечает, что неверно считать, будто бы народное собрание вообще не обладало инициативой при избрании магистратов, оно было полномочно дать свой вотум также для не-кандидатов⁴¹⁶. Это действительно имело место (Liv. X. 9. 10; X. 22. 1-9), однако для периодов междуцарствий, в условиях избрания в сжатые сроки (если не сказать в спешке) вероятность выдвижения магистрата от центурий меньше, чем при обычной ситуации. Тем более, что за руководителем выборами оставалось право non renuntiare в отношении такого кандидата. Как известно, законом начала III в. до н.э. (lex Maenia de patrum auctoritas) было введено для кандидатов предшествовавшее выборам одобрение со стороны patres. Непосредственную цель этого закона К.-Й. Хелькескамп видит в том, что поле действий и политической игры руководителя выборами ограничивалось⁴¹⁷. Но для проведения выборов интеррексом это опять-таки было не принципиально, поскольку он и до принятия этого закона, несомненно, ставил на голосование кандидатуры, устраивавшие patres

Если был провозглашен один консул (а он, избранный стараниями интеррекса, тоже, вероятнее всего, в раннереспубликанское время представлял патрицианские интересы), и междуцарь передавал ему право руководства выборами коллеги, то этот консул также мог оказать серьезное влияние на исход выборов, ибо, ко всему прочему, он мог их задерживать, т.е., по словам Р. Рилингера, "заставить время работать на себя"⁴¹⁸. Избрание преторов и низших магистратов в любом случае проводил не интеррекс, а один из провозглашенных консулов (Liv. XXII. 35. 5; Cass. Dio. XXXIX. 32. 2); влияние междуцаря на подбор их кандидатур было весьма опосредованным, а потому не столь значительным.

Поскольку нет сомнений в том, что интеррекс был креатурой patres, естественно предположить, что в V-IV вв. до н.э. патриции стремились использовать переход к междуцарствию при решении задач сословной борьбы. Сначала это был метод достижения своих интересов при затяжке избирательной кампании по причинам межсословных противоречий, особенно когда речь шла об избрании военных трибунов с консульской властью, а после принятия законов Лициния – Секстия, – способ обойти требование о паритете патрициев и плебеев в консулате. Об этом красноречиво свидетельствуют [102] наши источники, сообщая либо прямо о патрицианских (или сенатских) интересах, либо косвенным образом, повествуя о ситуации, предшествовавшей междуцарствию. Так, Дионисий, рассказывая об интеррегнуме 482 г. до н.э., мотивирует переход к нему взаимными несогласиями консулов и плебейских трибунов (Dionys. VIII. 90). Ливий для ситуации 413 г. до н.э. отмечает, что в основе перехода к интеррегнуму лежали опасения сената, что народ изберет в военные трибуны с консульской властью плебеев; интеррегнум же позволил одержать им победу (Liv. IV. 50. 7, 8). В 389 г. до н.э. военным трибунам также не доверили проводить выборы магистратов и пошли на междуцарствие (Liv. VI. 1. 5). Стремление патрициев провести на консульских выборах двух своих кандидатов Ливий констатирует для интеррегнума 355 г. до н.э., замечая, что в конце концов им это удалось (Liv. VII. 17. 11-13). Конфликт по поводу соблюдения законов Лициния – Секстия Ливий считает глубинным поводом к междуцарствию 352 г. до н.э. (Liv. VII. 21. 1-3). Подозревает Ливий желание патрициев провести своих представителей на оба консульских места в качестве главной причины перехода к интеррегнуму в 343 г. до н.э. (Liv. VII. 28. 10)⁴¹⁹. Вопреки желаниям плебеев прибегли к междуцарствию в 326 г. до н.э. (Liv. VIII. 23. 17). Цицерон сообщает нам, что Аппий Клавдий, находясь в должности интеррекса, отверг contra leges в народном собрании консула из плебеев (Cic. Brut. XIV. 55). Трудно сказать, в каком именно году это произошло, так как в элогии Аппия Клавдия говорится, что он трижды был интеррексом⁴²⁰. А. Джованнини определяет под вопросом 298 г.⁴²¹ , этот год считает возможным также Ф. Кассола⁴²², но Ливий для этого года называет Аппия Клавдия первым интеррексом и отмечает, что выборы проводил второй – Публий Сульпиций (Liv. X. 11. 10). Й. Ян склонялся к отнесению этого события к 300 г. до н.э.⁴²³, а Р. Рилингер – к началу 291 г. до н.э.⁴²⁴ Наконец, отметим еще описание Ливием интеррегнума 216 г. до н.э., а именно его слова о том, что междуцарствие имело целью передачу патрициям руководства выборными комициями (Liv. VII. 28. 10)⁴²⁵. Поскольку сословная борьба к этому времени была уже в прошлом, то возникает вопрос о достоверности такой характеристики. Й. Ян не без оснований полагал, что Ливий перенес элементы сословной борьбы на время, когда действовали другие политические силы⁴²⁶. Однако, на наш взгляд, даже признание данной трактовки анахронизмом не меняет представлений о том, что у Ливия было убеждение в принципиальной возможности использования междуцарствия как средства патрицианской политики, хотя хронологически он не всегда уместно об этом сообщал.

[103] Приведенные примеры создают картину применения интеррегнума отчасти как проводника патрицианских сословно-политических интересов. Поэтому вполне закономерно, что многие историки, касавшиеся римского междуцарствия, так или иначе об этом упоминали. Выгодным патрицианской партии называл интеррегнум Э. Херцог⁴²⁷, средством сохранения патрициями монополии на политическую власть – С. Стэвели⁴²⁸, способом политической борьбы за консулат – Й. Ян⁴²⁹, ударным инструментом патрицианской сословной политики – К.-Й. Хелькескамп⁴³⁰. Что же касается сравнения этого инструмента с использованием в аналогичных целях диктатуры и собственно консула-председателя избирательных комиций, то еще Т. Моммзен отмечал, что сенат имел большее влияние на выборы, если ими руководил интеррекс, чем при руководстве со стороны консула или диктатора, так как интеррекс всегда был патрицием, в то время как консул или диктатор могли быть и плебеями⁴³¹. В. Пирогов считал, что патриции надеялись "посредством междуцарствия вернее иметь в своих руках выборы, чем при помощи диктатуры"⁴³². С. Стэвели подчеркивал, что интеррекс был в более сильной позиции по сравнению с консулом или диктатором, чтобы осуществлять интересы патрициев, поэтому руководство выборами интеррексом было для плебеев более невыгодным, чем диктатором⁴³³. Й. Ян, наоборот, отдавал предпочтение в смысле влияния на исход выборов диктатору⁴³⁴. Мы думаем, что патриции могли больше полагаться, в надежде осуществить свои политические желания, на экстраординарных руководителей выборов (интеррекса и диктатора), чем на ординарных. Дело здесь заключалось даже не столько в особых "технических" возможностях чрезвычайных руководителей, сколько в самих обстоятельствах, вызывавших к жизни их магистратуры и облегчавших давление на избирателей, а также в авторитете их самих и стоящих за их спиной patres-senatores. Сравнение же интеррекса и диктатора друг с другом в качестве руководителей выборов крайне затруднено, и предпочтение интеррексу как выразителю патрицианских интересов в акте избрания консулов можно отдать только на том основании, которое предложил Т. Моммзен: междуцарь всегда гарантированно был ставленником patres. Да еще, пожалуй, можно принять во внимание изложение Ливием позиции плебейских трибунов в 352 г. до н.э., из которого следует, что они соглашались на диктатуру и не хотели интеррегнума (Liv. VII. 21. 2).

Принимая определение интеррегнума как "ударного инструмента патрицианской сословной политики", остановимся на выяснении того, когда он наиболее активно и эффективно применялся. Для начала приведем статистику, [104] относящуюся ко всему периоду существования республиканского политического института interregnum.

От 509 г. до н.э. до принятия законов Лициния - Секстия (367 г. до н.э.) мы насчитываем, вслед за Й. Яном, около 15 междуцарствий⁴³⁵. Поскольку после выхода в свет работы Й. Яна в зарубежной историографии принято датировать интеррегнумы годом избранных в его ходе консулов, мы будем придерживаться этой датировки, хотя в отечественной литературе часто встречается и датировка по предшествовавшей консульской паре. В соответствии с названным принципом определения дат междуцарствия, они приходятся на 509, 482, 462, 451, 449, 444, 420, 413, 401, 396, 393, 391, 389, 387, 370 гг. до н.э. Из них интеррегнумы 451, 401, 393 могут быть названы гипотетичными, поскольку сведения о них в источниках противоречивы или не вполне ясны, а датировка проблематична. Р. Палмер предлагает за этот период времени свою цифру междуцарствий – десять⁴³⁶. Нам подсчеты Й. Яна кажутся более полными, и подтверждение большей части возможных интеррегнумов достаточно убедительным. Если даже вычесть из называемого им числа междуцарствий не вполне точно установленные, останется 12 интеррегнумов, приходящихся на первый этап существования Республики, до того времени, как плебеи получили доступ в консулат. В справочнике Т. Броутона значится под вопросом еще междуцарствие 463 г. до н.э.⁴³⁷, факт которого, видимо, все же следует исключить. От 366 г. до н.э. до 326 г. до н.э. насчитывается 7 междуцарствий: 355, 352, 351, 343, 340, 332, 326 гг. до н.э. За период от 325 г. до н.э. до 293 г. до н.э. (до конца первой декады Тита Ливия) можно насчитать только 4 междуцарствия: 320, 300, 298 и 291 гг. до н.э. Затем, за семидесятилетний период, до 222 г. до н.э. не удается (в отсутствие такого важного для статистических подсчетов источника, как труд Ливия) установить ни одного интеррегнума. Междуцарствия 222 г. до н.э.⁴³⁸ и 220 г. до н.э. – это интеррегнумы накануне Второй Пунической войны, в течение ее еще не более двух – 216 г. до н.э. и, принимаемый Й. Яном, но, на наш взгляд, маловероятный, 208 г. до н.э. На весь второй век до н.э. приходится лишь 4 междуцарствия: 175, 162, 152, 109 гг. до н.э. Из них интеррегнум 109 г. до н.э. можно только предполагать. Й. Ян называл еще интеррегнум 106 г. до н.э., но мы не можем ни подтвердить его, ни опровергнуть, так как никаких источников его информации о междуцарствии этого года не обнаружили, а сам автор о них не упоминает. Наконец, в первом веке до н.э. было 5 довольно точно констатируемых (82, 77, 55, 53, 52 гг. до н.э.) и один гипотетичный (43 г. до н.э.). В целом, получается, что за всю историю существования республиканского интеррегнума, мы знаем примерно о сорока случаях [105] его применения. В справочнике Т. Броутона за период от конца царской эпохи до 52 г. до н.э. значится 29 интеррегнумов (в том числе и те, которые автор определяет под вопросом)⁴³⁹. Однако за много десятилетий, прошедших после первого его издания, исследователями проделана значительная работа по установлению фактов междуцарствия, что позволяет сейчас называть цифру на десяток большую.

Вернемся теперь к интеррегнумам эпохи сословной борьбы. Больше всего междуцарствий приходится на IV в. до н.э. В этом веке, по наблюдениям Р. Рилингера, не известны регулярные руководители выборами, – только чрезвычайные (диктаторы и интеррексы), и все они были патрициями⁴⁴⁰. Их руководство обеспечивало преимущественно избрание патрицианских высших магистратов, но в 396 г. до н.э. по итогам интеррегнума была избрана коллегия военных трибунов с консульской властью, состоявшая из пяти плебеев и одного патриция. (Liv. V. 17- 18). Возможно, что это был тот случай, когда интеррекс покинул должность после провозглашения первого трибуна (патрицианского), а тот уже проводил избрание коллег. Не исключено, что, наоборот, предварительно было решено избрать из плебеев большинство военных трибунов (Liv. V. 17. 5). В результате интеррегнумов, вводившихся после принятия законов Лициния - Секстия до 326 г. до н. э, для 355, 351 и 343 гг. до н.э. в консульских фастах значатся избранными два патриция⁴⁴¹. Для 352 и 340 гг. до н.э. – по одному патрицию и плебею, но источники единодушны, что патрицианский консул был провозглашен первым. Для 332 г. до н.э. источники расходятся в том, какой консул (патриций или плебей) был избран первым⁴⁴², но, вероятнее, что патриций, так как его первым называет Ливий (Liv. VIII. 17. 5). Переломным в этом отношении был 326 г. до н.э., когда под руководством интеррекса Луция Эмилия первым был провозглашен консулом плебей Гай Петелий (Liv. VIII. 23. 17). Исследователи уже обращали внимание на то, что это, безусловно, принципиальное событие⁴⁴³. После него количество междуцарствий убывает (за 32 года, от 325 г. до н.э. до 293 г. до н.э., их всего три, тогда как за предыдущие 40 лет – семь). Нетрудно усмотреть в этом тенденцию, характеризующую снижение роли интеррегнума как средства патрицианской политики. Мы связываем это с общим процессом сословной борьбы: ее острота пропадает к 340 г. до н.э. Ливий для 342 г. до н.э. сообщает о плебисцитах Генуция, по которым запрещалось занимать магистратуру ранее, чем через десять лет, и разрешалось избирать двух консулов из плебеев (Liv. VII. 42. 2). Как бы ни относиться к достоверности сообщений об этих плебисцитах (Ливий говорит о них не очень уверенно), [106] острое соперничество за высшую ординарную магистратуру патрицианской и плебейской верхушки убывает. К этому же времени была утрачена привилегия патрицианских консулов назначать диктатора.

В начале III в. до н.э. междуцарствия становятся еще более редкими. Патриции в это время, судя по тексту Ливия (Liv. X. 24. 4), еще имели большинство в сенате, но плебейские консуляры в нем становились все более влиятельной группой⁴⁴⁴. Тогда же плебеи получают доступ в коллегию авгуров (lex Ogulnia 300 г. до н.э.), что свидетельствует о признании их компетентности в сфере экспертизы ауспиций (иначе говоря, этим было подтверждено также их право на империй высшего магистрата, учитывая неразрывное единство империя и ауспиций, которое существовало в римском общественном сознании). Институт interregnum как инструмент сословной политики становится неактуальным,- это косвенно подтверждается продолжительностью междуцарствий: если до 326 г. до н.э. имели место длительные их периоды, то в 325 – 216 гг. они ограничивались двумя – тремя интеррексами. Следовательно, на первый план при переходе к интеррегнуму выходят задачи именно скорейшего восстановления ординарной власти, а не решение вопросов межсословных противоречий. Таким образом, изменения как количества междуцарствий, так и числа интеррексов в них, отражает логику борьбы патрициев и плебеев, что, в свою очередь, является показателем использования данного чрезвычайного института в этой борьбе.

Рассмотрение применения института интеррегнум как орудия сословной политики включает в себя еще один вопрос: возможна ли была трибунская интерцессия по отношению к действиям междуцаря в ходе проведения им консульских выборов. Плебейские трибуны не могли реально повлиять на назначение интеррекса, но могли ли они протестовать против его действий? Источники уверенно и однозначно отвечают на этот вопрос положительно (Liv. VII. 17. 12-13; VII. 21. 3; XXII. 34. 1-2; Cic. Brut. XIV. 55). Интересно, что, например в 355 г., раздоры начались при втором интеррексе, то есть собственно тогда, когда дело дошло до выборов. То, что мы знаем о конфликте этого года плебейских трибунов с интеррексом через сконструированную Ливием речь междуцаря Марка Фабия, не меняет признания достоверности самого конфликта. Как отмечал К.-Й. Хелькескамп, хотя эта речь, конечно, фикция, это ни в коем случае не говорит против аутентичности сообщения о трибунском сопротивлении⁴⁴⁵. Трибуны настаивали, главным образом, на соблюдении закона Лициния – Секстия, и именно их протесты приводили к затягиванию междуцарствия. Эти политические столкновения при избрании под руководством интеррекса ординарных магистратов сами по себе свидетельствуют о стремлении патрициев использовать интеррегнум как тактическое средство противостоять плебеям в их в борьбе за консулат. Объяснение тому факту, что плебейские трибуны не могли возражать против провозглашения [107] интеррекса, но оказывали сопротивление ему, кажется нам достаточно простым. Их право запрета распространялось на действия должностных лиц, но не на patres как коллективных носителей власти в начальный период междуцарствия. С провозглашением же интеррекса появлялся магистрат, действия которого можно было опротестовать.

Фиксируя межсословные столкновения в период интеррегнумов, мы не можем не обратить внимание на то обстоятельство, что, несмотря на откровенные стремления противоборствующих сил достичь своих интересов, при крайнем обострении ситуации стороны шли на компромиссы. В междуцарствие 352 г. до н.э. patres приказали интеррексу Луцию Корнелию Сципиону concordia causa соблюдать закон Лициния – Секстия (Liv. VII. 21. 4). Даже если патриции одерживали верх в ходе выборов, проводившихся междуцарем, то, учитывая накаленную обстановку, патрицианские консулы шли на уступки плебеям. Так было в 413 г. до н.э., когда в начале консульства пришедших к власти через интеррегнум (patres боролись тогда против избрания военных трибунов с консульской властью из плебеев) патрицианских магистратов Авла Корнелия Косса и Луция Фурия Медуллина было принято сенатское постановление в интересах плебеев (Liv. IV. 51. 2). Можно рассматривать как компромисс и избрание в период интеррегнума 396 г. до н.э. коллегии военных трибунов с консульской властью из пяти плебеев и одного патриция (Liv. V. 18. 2), независимо от того, предварительно ли достигли такого согласия, или провозглашенный первым трибун из патрициев избрал плебейских коллег.

Наряду с применением интеррегнума в качестве тактического средства решения стратегических задач патрицианской сословной политики он использовался как инструмент во внутрипатрицианской борьбе. Этой стороне уделил достаточное внимание Й. Ян⁴⁴⁶. Так, он рассматривал для IV в. до н.э. противоборство двух политических группировок: Фабии – Валерии – Манлии с одной стороны, и Эмилии и Папирии с другой. В 40-е гг. IV в. до н.э. (348 – 343 гг. до н.э.) руководящие позиции прочно удерживала первая группа родов, что проявлялось и в ситуациях интеррегнума. При междуцарствии 343 г. до н.э. консулами были избраны Марк Валерий Корв и Авл Корнелий Косс. Во время интеррегнума 340 г. до н.э. интеррексами были Марк Валерий и Марк Фабий (Liv. VIII. 3. 5). Под Марком Валерием можно понимать как Марка Валерия Корва, бывшего консулом кроме указанного 343 г. до н.э. также в 348 и 346 гг. до н.э., так и Марка Валерия Публиколу, консула 355 (избранного тогда под руководством интеррекса Марка Фабия Амбуста) и 353 гг. до н.э. Марк Фабий может быть отождествлен с Марком Фабием Амбустом, который в качестве интеррекса в 355 и 351 гг. до н.э. привел к консульской магистратуре двух патрициев. Это мог быть и Марк Фабий Дорсуон, консул 345 г. до н.э. Так или иначе, Марк Фабий, будучи вторым интеррексом в 340 г. до н.э., провел в консулы представителя своей группировки [108] Тита Манлия Торквата. Но ему, как отмечал Й. Ян, не удалось снова укрепить господство представляемых им gentes. Пришедший ему на смену в консулате Эмилий Мамерцин прервал прежнее прочное доминирование Фабиев – Валериев - Манлиев. 339 г. до н.э. Й. Ян называл поворотным в римской истории, поскольку в этом году закончилось занятие консулата членами политически сближенных родов; закон, по которому разрешалось занимать магистратуру только через десять лет, вступил в силу с победой на выборах Эмилия⁴⁴⁷. Закрепление руководящих позиций gens Aemilia удалось приостановить их политическим противникам в интеррегнум 332 г. до н.э. Став пятым интеррексом, Марк Валерий Корв провозгласил консулом Авла Корнелия Косса, своего коллегу по консулату 343 г. до н.э. (Liv. VIII. 17. 5). Реванш Эмилии взяли в междуцарствие 326 г., когда, будучи четырнадцатым интеррексом, Луций Эмилий Мамерцин, помог прийти к власти представителю рода Папириев, политически дружественного Эмилиям (Liv. VIII. 23. 17). Развязка интеррегнума 320 г. до н.э. кажется, на первый взгляд, странной. Интеррекс Марк Валерий Корв провозгласил по итогам выборов консулами Квинта Публилия Филона и Луция Папирия Курсора (Liv. IX. 7. 15), первый из которых был обязан своим возвышением Эмилию Мамерцину, а родовое имя второго говорит само за себя. Объясняя такой результат выборов, Й. Ян отмечал, что, во-первых, римские политические группировки не были "жесткими образованиями", во-вторых, тяжелая обстановка войны с самнитами (а избранные консулы ранее прославились именно в военных действиях с самнитами) поколебала внутриполитический расклад, в-третьих, влияние интеррекса на исход выборов все же было не абсолютным⁴⁴⁸. Результатом следующего интеррегнума, имевшего место в 300 г. до н.э.⁴⁴⁹, стало избрание консулом Марка Валерия Максима, бывшего диктатором в предыдущем году (Liv. X. 5. 14). Приведенные факты свидетельствуют об использовании интеррегнума противоборствующими группировками патрицианских gentes до конца IV в. до н.э.

Исследователи усматривают проявления борьбы внутри правящей элиты и в известных нам междуцарствиях III в. до н.э. Например, дискуссионными являются обстоятельства перехода к интеррегнуму в 220 г. до н.э.: строятся самые различные предположения о складывании тех или иных союзов римских родов. Дело в том, что в этом году к власти поочередно пришли две пары консулов: сначала Валерий Левин и Муций Сцевола, а затем, видимо после интеррегнума, Ветурий и Лутаций (Insc. It. 13. 1. 46-47). Возможно, что одним из интеррексов был Квинт Фабий Максим. Х. Скаллард видел в отставке первой пары консулов попытку подорвать господство Эмилиев – Сципионов⁴⁵⁰; А. Липпольд полагал, что первоначально избранные консулы [109] Валерий и Муций не находились в состоянии вражды с Эмилиями и Сципионами, однако мог сложиться союз между Ветурием и эмилианско-сципионской группировкой⁴⁵¹. Й. Ян не усматривал оснований для этого союза⁴⁵². Поскольку мы не занимаемся просопографическим исследованием, для нас важно не выяснение расстановки сил в подобных политических интригах, а сама констатация факта, что междуцарствие играло определенную роль в борьбе за власть внутри римского нобилитета. Отметим еще трактовку Й. Яном ситуации интеррегнума 216 г. до н.э. Он видит в ней противоборство сторонников и противников стратегии и тактики Квинта Фабия⁴⁵³. Та часть сенаторов, которая требовала наступления, хотела добиться этого через диктатуру. Большинство же сенаторов, соглашаясь на оборонительную тактику Фабия, делали ставку на интеррекса. Фабия устраивало междуцарствие, и его политические сторонники внесли такое предложение в сенат. Когда же все-таки прибегли к диктатуре, Фабий подговорил влиятельных авгуров признать выборы диктатора огрешными. Возможно, в деталях такой трактовки событий 216 г. до н.э. есть определенная произвольность построений, но нам кажется несомненным введение и диктатуры, и интеррегнума в период Второй Пунической войны в целях политических комбинаций.

Мы полагаем, что использование интеррегнума в качестве инструмента осуществления как патрицианских интересов в противовес плебейским, так и решения вопросов внутрипатрицианского соперничества имело место параллельно, периодически пересекалось и дополнялось одно другим. Противопоставлять же одно другому, на наш взгляд, бесперспективно, а рассматривать применение интеррегнума как средства исключительно внутрипатрицианской борьбы (без большого значения для взаимоотношений с плебейской элитой), что иногда делалось в литературе⁴⁵⁴, нам не позволяют античные авторы.

Еще один сюжет, имеющий отношение к рассмотрению проблемы проведения интеррексом консульских выборов, – сроки вступления в должность избранных им магистратов, и возможные изменения продолжительности их административного года.

Тит Ливий сообщает о сроках вступления в должность избранных интеррексом консулов по-разному. Иногда это "торжественный день" – dies solemnis – календы или иды (Liv. V. 11. 11; V. 32. 1); иногда будничный: ante diem tertium idus Sextiles (Liv. III. 8. 3). Периодически Ливий говорит, что консулы тут же вступили в должность (Liv. III. 55. 1) или сделали это в самый день избрания (Liv. IX. 8. 1). При этом уточнение Ливия о том, что о немедленном вступлении консулов в должность постановили patres, наводит на мысль, что в обычном порядке было все же дождаться ближайшего "праздничного" дня. Если учесть, что все дни перед календами и большинство из [110] предшествовавших идам считались днями комиций, то, в любом случае, от избрания до вступления нового консула в должность проходило немного времени. Но, как мы уже отмечали, очень велика была вероятность, что пяти дней первого интеррекса не хватит на выдвижение кандидатов, подготовку комиций, их проведение и ожидание подходящего дня для официального вступления консула в должность. Нужно было организовать избрание консула так, чтобы руководивший выборами интеррекс мог в течение одного-двух дней после этого сложить полномочия. Возможно, что иногда именно по этим "техническим" причинам цепочка интеррексов удлинялась, чтобы не поставить государство в нерегулируемую правовым образом ситуацию: полномочия интеррекса кончились (преемника назначить он не может, если консул избран), а консула не начались. Одновременное нахождение в должности интеррекса и высшего ординарного магистрата также не предусматривалось. После того, как консул вступал в должность, интеррекс должен был уйти (Liv. VI. 1. 9); судя по всему, независимо от того, оставалось ли какое-то количество времени от его пятидневного срока или нет. Видимо, уже вступив в должность, избранный при междуцаре консул в течение следующих пяти дней проводил lex curiata de imperio. Итак, вероятнее всего, избранные под руководством интеррекса высшие ординарные магистраты официально приступали к исполнению обязанностей обычно в dies solemnis, но от этого правила иногда при необходимости могли и отступить. Ибо лучше было нарушить его, чем лишить гражданскую общину органов управления, непрерывность которого и должен был поддерживать интеррегнум.

Сложнее обстоит дело с выяснением того, как влияло междуцарствие на сроки административного римского года, учитывая, что далеко не всегда мы можем определить согласование консульского года с календарным. Автор первой (и по существу единственной по этому вопросу) специальной статьи, вышедшей более ста лет тому назад, Г. Унгер полагал, что интеррегнум отодвигал срок вступления в должность консулов следующего года на время своей продолжительности⁴⁵⁵. Сведения Цицерона об интеррегнуме 53 г. до н.э., когда Клодий отказался от занятия претуры, поскольку из-за продолжительного междуцарствия время его полномочий становилось бы очень кратким (Cic. Mil. IX. 24), дают представление о том, что в поздней Республике период исполнения должности избранных интеррексом консулов сокращался на время междуцарствия. Но как влиял интеррегнум на консульский год в ранней Республике, ведь в ее эпоху не было твердо фиксированной календарной даты начала консульского года? Мы знаем, что в конце V в. до н.э. существовал день начала должности высших одинарных магистратов – декабрьские иды, как об этом сообщает Ливий (Liv. V. 9. 3)⁴⁵⁶, называя это обычным сроком (Liv. V. 11.11), но повествуя далее о вступлении в должность трибунов с консульской властью 401 г. до н.э. не в этот день, а в октябрьские [111] календы. В 391 г. срок вступления военных трибунов с консульской властью – квинтильские календы (Liv. V. 32. 1). Вероятно, эта дата начала административного года существовала как минимум до 367 г. до н.э., так как до этого времени большая часть триумфов высших магистратов (а их справляли в конце срока полномочий) приходилась на май или июнь. Вместе с тем, с большой долей уверенности можно определить, что в 341 г. до н.э. не было твердой календарной привязки начала консульского года. В этот год, как нам рассказывает все тот же Ливий (Liv. VIII. 4-5), по желанию сената консулы досрочно ушли в отставку с тем, чтобы новые консулы раньше начали подготовку к войне с латинами. Как заметил Й. Ян, желание сената было бы бессмысленным, если бы через отставку консулов нельзя было бы перенести на более ранний срок вступление в должность следующей пары высших магистратов⁴⁵⁷. В 329 г. до н.э. консулы вступают в должность опять-таки в квинтильские календы (Liv. VIII. 20. 3). По мнению Т. Моммзена, а он был крупным специалистом и по римской хронологии, перед Второй Пунической войной консулы начинали свой срок в майские календы, что также выясняется по триумфальным датам⁴⁵⁸. Со Второй Пунической войны – в мартовские иды⁴⁵⁹, а со 153 г. до н.э. – в январские календы⁴⁶⁰. Судя по всему, дата вступления консулов в должность определялась (при нормальном порядке выборов через предшественника, т.е. при отсутствии интеррегнума) прекращением полномочий предыдущих высших магистратов; долгое время в Римской республике она была плавающей. Как же обстояло дело в ситуации интеррегнума? Расчеты Й. Яна показывают, что провозглашенный в междуцарствие 222 г. до н.э. консул Клавдий Марцелл был в должности меньше календарного года⁴⁶¹. Следовательно, при введении междуцарствия отсчет нового консульского года так же как бы начинался, но интеррегнум на период своей продолжительности сокращал время нахождения у власти избранных в течение его консулов. То есть, и при календарно нефиксированном, "плавающем" дне вступления консулов в должность, административный год начинался не по окончании междуцарствия, а после прекращения империя консулов-предшественников. Передвигали же по календарю дату начала консульского года не сами интеррегнумы, а преждевременные отставки предыдущих консулов. При этом не происходило "передвижки по календарю" даты окончания срока полномочий избранных консулов, они прекращались через год после абдикации магистратов предшествующего года. Иначе говоря, "календарное смещение" после интеррегнума происходило не для всего годичного периода нахождения консульской пары у власти, а только для дня вступления в должность. Во всяком случае, для периода III – I вв. до н.э. такое наблюдение на основе анализа отдельных фактов, сообщаемых источниками, [112] сделать можно. Что касается более раннего времени, то весьма трудно сказать об этом что-либо конкретное.

Итак, подводя итоги рассмотрению вопроса о проведении интеррексом консульских выборов, отметим кратко следующее. Мы полагаем, что первый интеррекс не руководил обычно консульскими комициями не по причине законодательного запрета, а в силу малой возможности уложится в отпущенный ему срок. Иначе говоря, не было запрета для первого интеррекса, но была сложившаяся практика проведения выборов его преемниками. Роль интеррекса как председателя избирательных собраний была велика, он мог влиять на их исход, используя не только обычный набор способов, но и условия чрезвычайной ситуации, а также значительный личный авторитет и auctoritas представляемых им patres. Это, в свою очередь, обусловило применение института interregnum как в сословной борьбе (особенно до последней трети IV в. до н.э.), так и во внутреннем соперничестве правивших патрицианских группировок или при противоборстве мнений среди политической элиты. Право трибунской интерцессии, отсутствовавшее в период интеррегнума в отношении patres, существовало в отношении действий интеррекса также, как в отношении ординарных должностных лиц. Допускалось избрание под руководством интеррекса только одного консула, но чаще он обеспечивал комплектование всей высшей магистратуры. Избранные по итогам интеррегнума консулы вступали в должность, как правило в dies solemnis, но, как исключение, могли делать это и в другой день. Междуцарствие сокращало срок полномочий избранных под руководством интеррекса консулов на время своей продолжительности.

Проведением выборов и вступлением в должность избранных консулов (или военных трибунов с консульской властью) завершалось функционирование института междуцарствия, предотвращавшего анархию, обеспечивавшего преемственность и непрерывность власти в соответствии с конституционными основами Римской республики и являвшегося одним из факторов ее стабильного существования.

в начало

РИМСКОЕ РЕСПУБЛИКАНСКОЕ МЕЖДУЦАРСТВИЕ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ